Дата/Время: 29.04.24 года Хартии.
Восточный Тимор. Тетрабублик «Hat-Hat».
=======================================
Четыре дня назад, когда Флер и Оскэ смотрели на тетрабублик из кабины флайки, с высоты птичьего полета, в глаза бросалась явно искусственная форма. В природе не может возникнуть атолл в форме четырех правильных колец, собранных в каре. Но сейчас, когда они приближались к тетрабублику на катере, казалось, что это просто небольшой атолл (примерно километр в поперечнике). Он был, как это свойственно атоллам с источниками пресной воды, покрыт шапкой зелени, а мелкий узкий канал, ведущий в лагуну выглядел так же, как у обычных атоллов со сплошными барьерами. Даже пейзаж поселка на берегу лагуны не выдавал искусственности тетрабублика. Подобные поселки из нескольких десятков разноцветных контейнерных домиков, с лодочными мини-верфями, с короткими пирсами и с ангарами у самой воды, можно увидеть почти на любом недавно заселенном и технически развивающемся атолле.
Флер повертела головой из стороны в сторону и поинтересовалась:
– А где полиция? Объект-то, по ходу, не простой…
– Полиция – вот там, – ответил Эсао Дарэ, и махнул свободной рукой прямо по курсу (вторая рука лежала на штурвале), – сейчас мы туда подъедем. Такой порядок.
– Полиция тут везде, – уточнил Ним Гок, – Хорошо организовано. Незаметно.
Оскэ бросил взгляд на кубическое сооружение цвета марин-хаки с ядовито-желтой лаконичной надписью «GLC» (Guarda la Costa) и скептически хмыкнул.
– Берег-то, как птичка насрала, а туда же: «береговая охрана». Типа, по-взрослому.
Катер мягко причалил к плавучему понтону, игравшему роль пирса, между парой рыбацких лодок с атаурскими флажками и маленьким полицейским гидропланом. Персонаж на смотровой площадке «кубика», одетый в тропический комбинезон, оторвался от своего занятия (до этого он листал, кажется, только что распечатанную газету), встал, привычным движением набросил на правое плечо ремень пистолет-пулемета, и сбежал по лесенке на пирс. Каролинский креол, лет немного более 20, оливково-смуглый, среднего роста, и не особенно солидного телосложения.
– Aloha foa, я, как бы, констебль Сиггэ Марвин, береговая охрана Хат-Хат.
– Aloha, bro, – ответила Флер, – А мы, как бы, просто туристы. Это нормально?
– Aita pe-a, – он кивнул, – Только надо пройти инструктаж. Порядок такой.
– Здравствуй, Сиггэ, – сказал Ним Гок, – Нам с Элвирой тоже нужен инструктаж?
– Ну… – констебль почесал в затылке, – … Вообще, полагается при каждом визите.
– Тогда будем проходить, – заключил кхмер.
– Пошли на мостик, – пригласил Сиггэ, махнув рукой в сторону смотровой площадки.
Помимо обычных для пункта береговой охраны вещей, таких, как селекторный пульт, мульти-экран монитора наблюдения за территорией/акваторией и бункера, в который периодически падал из принтера очередной лист протокола дежурства, здесь имелась наглядная агитация – огромный плакат на стене с яркими цветными фото и текстом.
-
УВАЖАЕМЫЕ ГОСТИ! Вы прибыли в независимую страну Хат-Хат.
Краткая информация о стране.
Площадь: 0,4 кв. км.
Численность населения: 600.
Столица: Порт-Прим.
Валюта: хатхатский электронный тугрик (het).
Население: банту, папуасы, креолы, полинезийцы, индо-малайцы.
Язык: lingua-franca, pidgin-en.
Прибытие на Хат-Хат: По прибытии в Порт-Прим проводится фото-сканирование в оптическом и ультрафиолетовом диапазоне. Предъявлять документы не требуется.
Где остановиться: На Хат-Хат есть три мини-отеля: средний, левый и правый.
Транспорт: Водный – малогабаритные лодки, наземный – роликовые байки/трайки.
Ограничения: Запрещен ввоз санитарно-опасных предметов, в т.ч. христианского и исламского миссионерского оборудования. Ограничен ввоз взрывчатых веществ и оружия, двигателей с химической эмиссией и медико-биологических препаратов.
Достопримечательности: Дизайн синтетической территории страны.
-
Флер пробежала текст одним быстрым взглядом и поинтересовалась:
– А какой курс тугрика, и что на него тут можно купить?
– Не торопись, гло, – сказал Сиггэ, – Сейчас объясню и про тугрики, и про все такое. Короче, начинаю инструктаж. Вы, наверное, в курсе, что две трети населения здесь юниоры из ортодоксально-мусульманских семей Малави. Они сейчас в переходном процессе от крэкнутого состояния к нормальному человеческому.
– Ты всем туристам так объясняешь? – спросил Оскэ.
– Туристам? – Сиггэ хмыкнул, – Думаешь, тут есть туристы? Ага, щас. Сюда, бро, не боятся приезжать только свои. В смысле, местные, из Соц-Тимора и с Атауро, и еще изредка, канаки с востока, вроде тебя с твоей vahine.
– Вот как? А индонезийцы?
– Говорят, ни разу не были, – лаконично ответил констебль.
– Странно… А австралийцы? Они же тут рядом.
– Да. Они здесь часто катаются на всяких парусных штуках. Сейчас дует устойчивый северо-западный муссон, так что от их острова Роти можно выйти в пролив и катиться вдоль всего Тимора в чистом галфвинде до самого Жако. Но они как-то стараются не выходить на берег тетрабублика. Так, перекусят, наберут воды, и … – Сиггэ Марвин махнул рукой на восток, – …Дальше. Им не очень нравится эта затея.
– А тебе? – спросила Стэли.
– Мы один раз с тобой об этом говорили, – заметил он, – Тут еще надо разобраться.
– Ну, да. Это ты в самом начале сказал. А что теперь? Разобрался?
– Ну, как я тебе так быстро разберусь? Будь я психолог, тогда да, а так…
– А кто ты? – перебила Флер, – В смысле, кто по профессии?
– Я авиа-рэптор. А здесь я – вторая смена. Только что прилетел из Африки. Типа, повоевали. Первая смена, которая здесь была с 30 марта, понемногу разъезжается, а вторая – въезжает и замещает. Лично я сюда вписался, как в отпуск, за компанию с ребятами из нашего авиа-отряда. Тут прикольно, да еще платят.
– А ты случайно не с Понпеи? – попробовала угадать Флер, – Мы неделю, как оттуда.
– Нет, я чуть западнее, – ответил он, – Я из округа Палау, с острова Бабелтаоп.
– Ух ты! А у нас там рядом друзья, на Пелелиу. Рон и Пума Батчеры.
– Ага, – он улыбнулся, – Слышал про них, – Но, знаете, foa, давайте, вы меня не будете сбивать? А то, слово за слово, и у нас инструктаж выйдет часа на два.
…
Сразу после инструктажа, и выхода собственно на территорию «независимой страны Хатхат» Флер и Оскэ смогли убедиться, что Ним Гок никуда не ездит просто так. На Хатхат он прибыл с конкретной целью, и вся маленькая компания из шести человек, переместилась на заранее выбранную им точку в одном из трех широких внутренних углов, где смыкалась пара колец тетрабублика.
– Верфь флапов, – лаконично пояснил комбриг, – Я вам про это говорил.
– Гм… – произнес Оскэ, созерцая навес, оборудованный кран-балкой и поворотной эстакадой с легкими манипуляторными машинами по бокам, – …И что за флапы?
– Вот… – Ним Гок кивнул в сторону одной из площадок, – Ты раньше видел такие?
– Упс… – Флер почесала в затылке, соображая, как эти штуки могут работать.
В этот момент рядом с ними нарисовался новый персонаж: невероятно подвижная папуаска, примерно ровесница констебля Марвина. Она была одета, как и несколько человек, встреченных по дороге к верфи. Майка и шорты крайне ярких расцветок. (в данном случае – ядовито-желтой с фигурными черными кляксами).
– Aloha foa! Меня зовут Пепе Кебо, я из Кимби-Колледжа, а еще я здешняя пресса! И, между прочим, Ним Гок обещал позвонить, когда приедет. А что в реальности? Мы завтракаем, ничего не подозреваем, и тут мне звонит Сиггэ, типа, что сюрприз…
– Я собирался тебе позвонить, но еще не успел, – перебил кхмер.
– Не важно, – она махнула рукой, – По-любому, я уже тут.
– Да, – согласился он, – Пепе, это Оскэ и Флер, наши гости…
– Ага! – в свою очередь, перебила папуаска, – Оскэ Этено и Флер Карпини-Хок! Ну, обалдеть! Просто праздник какой-то! Готовый репортаж: «Двое из авторов аферы с тетрабубликом ступили на его кривой берег»! Iri! Fine!
– Пепе военный репортер, – пояснил комбриг, – В этой профессии так принято.
– Я научно-технический репортер-стажер, – поправила папуаска, – А военный только потому, что здесь все время или война, или что-то вокруг войны.
Оскэ вытащил из кармана сигареты и проворчал.
– Какие мы, на фиг, авторы? Когда началась эта малавийская история, я высказался в камеру, чисто из солидарности с дядей Микки.
– Это детали, – она снова махнула рукой, – Главное: название репортажа прикольное.
– Кстати о деталях, – Оскэ выразительно показал только что зажженной сигаретой в сторону площадки, – Что это за монстры гаражного авиастроения?
– Сейчас подойдут юниоры, и я расскажу. Просто, хочется при них, чтобы они еще раз услышали, потому что они пока не очень врубаются. Три класса образования, причем малавийского дореволюционного, в мусульманской школе при медресе в Лилонгве.
– А как они вообще? – спросила Флер.
– Ну… – Пепе задумчиво наморщила лоб, – …В первые дни нам казалось, что будет гораздо хуже. Потом более-менее. Не то, чтобы хорошо, но и не критически-плохо.
– Извини, гло, но я ни фига не поняла, что ты сейчас сказала. Или я тупая, или…
Папуаска быстро покрутила руками в воздухе (видимо, чтобы проиллюстрировать сложность необходимых объяснений), и, собравшись с мыслями, произнесла..
– Этих юниоров нам вручили в полном ауте. Я ничего плохого не хочу сказать про африканских трансэкваториалов. Солдаты как солдаты. И приказ на счет зачистки ортодоксально-исламских элементов, был обоснован. Но выполнять терминальные процедуры на глазах у детей – это же надо не иметь мозгов вообще! Что, так долго отвести куда-нибудь в кусты? Я понимаю, что лень, но это же дети…
– Знакомая тема, – Оскэ вздохнул, – Прямо посреди деревни. Типа: мы торопимся.
– По ходу, бро, ты понял про что я, – заключила Пепе, – Но это еще не все. Дальше юниоров гигиенически обрабатывают, и как есть, грузят на кораблик. На нос – два полотенца и зубная щетка. Кораблик скоростной, но все равно: это трое с половиной суток. Плюс – краткий курс дисциплины для транспортируемого контингента.
– Били? – лаконично уточнила Флер.
– Без экстрима, как я понимаю, – ответила Пепе, – Физических травм у них не было. Проблема в психике. Куда везут, зачем везут. А еще слухи. Короче, они первый день почти не говорили. И почти не ели. И оглядывались на нас, если собирались пойти в сортир. Типа: можно – нельзя. Правда, они оделись сразу. Ну, мы им сгенерировали одежду по размеру. Тут вязальная машинка для вот таких штук.
Пепе, для пояснения, щелкнула лямками своей майки на плечах.
– …Удобно, кстати. Рекомендую. Крупная вязка, хорошо продувается, не жарко.
– Классная тряпочка, – одобрила Флер, – А как вы их выводили из этого тупняка?
– Так и выводили. Говоришь им: «пошли есть». Они идут и что-нибудь едят. Подъем, отбой и мыться – аналогично. Говоришь им: «пошли играть в мяч». Они идут, и даже иногда пинают этот самый мяч. Так первые три дня. А потом мы догадались позвать местных, вот этих… – папуаска сделала стремительный выпад вбок, вытянула руку и звонко шлепнула Эсао по пузу.
– Блин, – выдохнул тот.
– Засранка! – возмутилась Стэли, – У тебя что, своего парня нет?
– Твоего прикольнее, – важно пояснила Пепе, и продолжила, – Они привозили своих младших сестренок и братишек в возрасте наших юниоров. Ну, типа, разбавили этот негатив. Исламский крэк иногда проявлялся. У исламистов, например, есть табу про мальчиков и девочек. По исламу, им нельзя купаться вместе, жить в одной комнате, и вообще, девочка должна быть завернута в тряпку от пяток до макушки.
– И как вы с этим справлялись? – поинтересовался Оскэ.
– Мы это душили в первых проявлениях.
Флер озадаченно помассировала указательным пальцем кончик носа.
– Душили – это в каком смысле? Били в морду?
– Это же совсем просто! – вмешался Эсао, – Все знают, что исламисты – говно. Если парень что-то делает, как исламист, то все говорят: «Чем-то запахло, с чего бы это?». Парень понимает, что сделал или сказал фигню…
– А если девчонка? – поинтересовалась Флер.
– С чего вдруг? – удивилась Стэли, – Какая девчонка хочет быть овцой, которую…
… И юная тиморка-тетум выдала такую реплику, что Элвира покраснела. Даже Оскэ удивленно хрюкнул, как после неосторожного глотка очень крепкого самогона. Флер снова помассировала кончик носа и прокомментировала.
– Однако, специфический метод социального воздействия.
– Вообще-то, – мягко сказала Элвира, – нет ничего хорошего в том, чтобы показывать такую ненависть к чужой религии, пусть даже и к неправильной.
– А что? – удивился Эсао, – Ребята на Хат-Хат должны знать: исламисты – наши враги.
– Ненависть это плохое чувство, – возразила она.
Ним Гок положил ладонь на плечо Эсео и объявил.
– Ты права, Элвира. Абстрактная ненависть – плохое чувство, оно мешает спокойно принимать решения и ведет к ошибкам. Но молодой человек тоже прав. Ненависть, направленная на врага, нужна. Кто не будет ненавидеть врагов, тот не будет любить друзей. Кроме того, Великий Кормчий Мао учил: «враг сам по себе не исчезнет».
– Неужели эта проклятая война никогда не кончится? – тихо спросила Элвира.
– Война кончится нашей полной победой, – убежденно ответил он, – Это следует из объективных законов диалектики.
– Законы диалектики сами по себе никого победить не могут, – заметил Оскэ.
– Верно, – кхмер кивнул, – они действуют только через людей, и людям, для победы требуются современные технические знания. В этой области здесь, на Хат-Хат очень полезная практика. Пепе, наши ребята достаточно хорошо учатся?
Папуаска улыбнулась. Эта тема явно была ей гораздо приятнее, чем предыдущая.
– Ваши ребята обожают что-то делать руками, но что касается базовых знаний…
– Мы же не можем успевать все сразу! – обиженно перебил Эсао.
– Не надувайся, как рыба-еж, – сказала она, и повернулась к Ним Гоку, – если вы не организуете у себя нормальный колледж, толку не будет.
– Наш первый технологический колледж открывается 1 мая. Я тебе уже говорил.
– Да. Открытие – открытием, но надо, чтобы он реально функционировал.
– Он будет реально функционировать, – твердо сказал кхмер и без всякого перехода сообщил, – Твоя команда идет.
Флер посмотрела на приближающуюся компанию из восьмерых подростков и троих взрослых, а затем на Пепе.
– Знаешь, гло, что мне не нравится? Они у вас как на невидимых поводках. Чтоб мне провалиться сквозь небо, если нормальные африканские подростки так себя ведут.
– Нормальные бы уже бегали по всему бублику, – добавил Оскэ, – Уж я-то в Шонао насмотрелся на подростков-банту. Ваши какие-то подмороженные.
– Угу, – буркнула Пепе, – Но сейчас гораздо лучше, чем в начале. Я надеюсь…
В этот момент, девчонка-банту, кажется самая младшая в компании, отделилась от остальных, пробежала последние полста метров и повисла у Пепе на шее.
– Это Лейла, – пояснила папуаска, – Так получилось.
– У-упс… – протянул Оскэ.
– Aloha foa, – весело рявкнул на ходу атлетически сложенный фиджиец, еще более темнокожий, чем его подопечные, – …Привет красный командир Ним Гок. Хочешь, покажу образец партизанского творчества коммунистической молодежи?
– Здравствуй, Екен Яау, – сказал кхмер, – Я не понял, что ты хотел сказать.
– Aita pe-a, я сейчас продемонстрирую… – и фиджиец вытащил из бокового кармана рогатку: кусок дюралевой трубы, изогнутый в форме буквы «Y». Ее рожки соединял толстый полупрозрачный шнур с кружочком из стеклоткани посредине.
Вслед за рогаткой, Екен Яау достал круглый камень размером с крупный грецкий орех, далее последовало стремительное движение и звонкий щелчок. Пустая жестянка, лежавшая рядом с угловой опорой навеса, подпрыгнула и упала на бок и покатилась. В одной из стенок была отлично видна только что возникшая рваная дыра.
– По результату стрельб, я оцениваю дульную энергию в сто джоулей, – тоном лектора прокомментировала сравнительно светлокожая девушка. На вид около 20 лет. Телосложение и рисунок движений выдавали в ней любительницу капоэйры.
– Прикинь, Лэсси, тут нет дула, – заметил третий из подошедших взрослых: папуас с фигурой боксера-тяжеловеса из полупрофессионального юношеского клуба.
– Чтоб ты был в курсе, Снел, дульной энергией метательного оружия называется та кинетическая энергия снаряда, которая соответствует его максимальной скорости…
– Ну почему ты такая зануда, Лэсси? – перебил он, – Я же просто прикололся.
– Щас как врежу по лбу, – ответила девушка.
– Можно посмотреть это устройство? – спросил Ним Гок.
Фиджиец улыбнулся и протянул ему рогатку.
– Забирай. Вдруг пригодится. Для охоты на мелкую дичь эта штука очень даже…
– Благодарю, – кхмер покрутил подарок в руке, – Лэсси, ты сказала: сто джоулей?
– Ага, – подтвердила девушка, – У меня хобби: определять по деформации мишени.
– Интересно… – сказал Ним Гок, и сделал почти незаметное движение. Маленький плоский пистолет появился у него в другой руке, как бы ниоткуда, и исчез, как бы в никуда, практически мгновенно в момент выстрела. Жестянка вздрогнула и рядом с большой дыркой в ее стенке возникла маленькая, где-то полсантиметра в диаметре.
– Двести джоулей с хвостиком, – сообщила Лэсси, после короткого размышления.
– По сертификату 220, – ответил Ним Гок, – У тебя хорошая интуиция. Видимо, ты не ошиблась и в первом случае. Но сто джоулей это очень много для рогатки.
– Это потому, – вмешался Снел, – что твои комсомольцы придумали сделать тягу из обрезка эламидного шнура, а эламид это тебе не просто резина. Хотя, тут еще дело в мышцах стрелка. Екен, конечно, полегче меня, но лапы у него не слабее.
Комбриг коротко кивнул в знак понимания.
– Я вижу, что это не просто резина. Екен Яау растягивал шнуры от кулака полностью вытянутой левой руки до правого уха, и его усилие все время было одинаковым.
– Как ты заметил? – удивился фиджиец.
– Усилие хорошо видно, когда руки голые, – пояснил кхмер, и добавил, – Я правильно думаю, что этот эламид имеет отношение к флапам, которые вы начали делать?
– Самое прямое отношение, – подтвердила Пепе, – Это движок. Если сейчас хорошая девочка Лейла слезет с меня, потому что я, все-таки, не совсем дерево и… Спасибо, Лейла… Так вот, наши гирофлапы, это очень простая штука: рама и несущий ротор с трехметровыми лопастями. Ротор вращается эламидным шнуром, который сначала закручивают на оси. Все почти как с пропеллером у резиномоторных авиамоделей.
– Я видела резиномоторные модели, – заметила Элвира, – Они маленькие.
– Ну, да, – Пепе кивнула, – Обычная резина не годится для более крупных аппаратов. А эламид, он же – биосинтетический резилин, уже достаточно эластичен, чтобы служить механическим аккумулятором.
– Механохимическим, – поправила Лэсси.
– Ну, ты реально зануда! – возмутилась Пепе, – Я же популярно…
– А если популярно, – перебила та, – То надо показать публике натурный тест. Между прочим, мы вчера обещала Рамезу и Салману полетать с ними. Так?
Двое мальчишек-банту, стоявших рядом с Лэсси, чрезвычайно энергично закивали головами. Екен Яау глянул на них, потом на нее, потом почесал в затылке и заявил:
– Лэсси, ты офигела!
– Ты стоял рядом, жрал сэндвич и молчал, – парировала она.
– Я не расслышал.
– Не свисти, Екен. По-любому: мы обещали. Рамез и Салман помогали моему брату Кватро придумывать этот гирофлап, и будет не честно их не прокатить. Вообще, я не вижу проблемы. По весу я с любым из них не вылезаю за центнер.
– По ходу, Лэсси права, – заметил Снел.
– И ты туда же, – буркнул фиджиец, – ОК. Но над водой, и не выше двадцати метров.
…
Если смотреть на вещи критически, то летные характеристики гирофлапа следовало признать, мягко говоря, неудовлетворительными. А с другой стороны, одно то, что табуретка с резиномоторным ротором может самостоятельно подпрыгнуть, а затем держаться в воздухе несколько минут, и даже кое-как слушаться руля, уже являлось выдающимся достижением из области: «Раньше никто и представить не мог ничего подобного». На комбрига эти тесты произвели серьезное впечатление. Он все время задавал вопросы и делал пометки в своем блокноте. Элвира хваталась за голову при каждом взлете и приводнении «прыгающей табуретки».
Подростки-банту визжали от восторга и, кажется, утратили ту скованность, которую заметил Оскэ. Примерно половина подростков бултыхались в воде голыми, а другая половина была одета в странные купальники – крупноячеистые сетки из пластиковых трубок дюймового диаметра. Наличие или отсутствие купальников не зависело ни от пола, ни от возраста. Для ритуальных целей эти предметы явно не годились: они не закрывали табуированных частей тела. Зато, трубки были разноцветные, яркие…
– Прикольная местная мода, – заключила Флер, выныривая рядом с Оскэ, – Типа как дайверские пояса с орнаментом на Киритимати.
– Спасжилеты, – лаконично ответил он.
– Что-что?
– Спасжилеты, – повторил он, – По ходу, половина юниоров не умеет плавать. Если надевать на них обычный спасжилет, то они никогда и не научатся. Неправильное положение тела в воде, и все такое. А тут – равномерное увеличение плавучести.
– Точно в цель, бро! – Объявил подплывший к ним Екен Яау, – Как ты догадался?
– Фиг знает, – ответил Оскэ, – По ходу, как в детективах. Откинул все левые версии, осталась только одна правильная. А чья идея?
– Это наша хитроумная Лэсси, – сообщил фиджиец, наблюдая за тем, как гирофлап с девушкой и одним из мальчишек-банту, неуклюже раскачиваясь, и иногда пытаясь повернуться хвостом то влево, то вправо, из-за плохо сбалансированного крутящего момента, описывает круги и восьмерки над лагуной, – …Мы просто обалдели, когда выяснилось на счет плавания этих ребят. Прикиньте, тут везде глубина метров сто. Мелководье отсутствует. И что делать? А Лэсси в тот же день изобрела этот фокус с трубками. Между прочим, это у нас первый тетрабубликовый бизнес.
– Покупают? – спросила Флер.
– Ага. Австралийская турфирма, которая на Роти, с ходу заказала целую кучу таких купальников. В Австралии тоже многие не умеют плавать. Никогда бы не подумал. Сколько видел австралийцев – все плавающие.
– Так ты, по ходу, видел только тех, что живут на берегу, – сказала она, – а там есть континентальные города, от которых до моря миль двести.
– Ныряем! – внезапно завопил Оскэ, и все трое ушли под воду.
Туда, где они только что находились, шлепнулся гирофлап на надувных поплавках.
– Сплетничаете про меня? – возмущенно спросила Лэсси, когда они вынырнули.
– Я пересказывал эпос о твоей гениальности! – возразил Екен.
– Ага! – фыркнула она. – Знаем-знаем! Ладно! Кто подтащит нас к рафту, на котором мотор, тот не будет покусан.
– А, типа, педалями натянуть этот резиномотор нельзя? – поинтересовалась Флер.
– Запросто! – ответила Лэсси, – Только крутить надо примерно час.
– Лучше тащить, – подвел итог Оскэ.
– Сделайте оптимистичные улыбки для «Tetra-Vision»! – скомандовала Пепе Кебо, подплывая к ним с видеокамерой, – Кто не в курсе: это наш главный TV-канал.
– Единственный, – уточнил Екен.
– Ya, – согласилась она, – Единственный, поэтому и нет сомнений, что он главный.
…
После полудня, Ним Гок с Элвирой отбыли на Атауро (он – на какие-то технические переговоры с мэром Кайемао Хаамеа, она – в eco-village, на кукольную фабрику). Что касается Эсао и Стэли, то они остались на Хат-Хат до вечера, вместе с Оскэ и Флер. В послеполуденную жару, когда столбик термометра добрался почти до отметки 35 по Цельсию, Пепе и Снел предложили гостям экскурсию по лагуне на надувном рафте с солнцезащитным навесом (такой содержательный вариант классической сиесты).
Особых комментариев не требовалось – сооружения на искусственном атолле были достаточно утилитарны, и потому понятны любому океанийцу. Можно было просто смотреть, а заодно – болтать о…
– Я не поняла: как вы потом будете слезать с этой пальмы? – спросила Флер.
– Не знаю, – Пепе пожала плечами, – 20 мая я переезжаю на Атауро, у меня контракт. Лейлу, естественно, я заберу с собой, это решенное дело.
– Прямо так и заберешь?
– Да. Она так хочет, и я так хочу. Какие проблемы?
– По ходу, никаких, – согласился Оскэ, – У тебя семья, или как?
– Мальчишка, 2 года, – ответила она, – Сейчас он в Кимби, у моей подружки. Типа, я подкинула на время. А семья у меня в среднесрочных планах.
– Пока семьи нет, можешь всех подкидывать к нам, на Жако, – вмешался Снел, – Или вообще, приезжай к нам жить. Там красиво, ты знаешь. А теперь еще большая ферма.
– Далековато от центрального Атауро, но я подумаю, – пообещала Пепе.
Флер деловито потерла руки.
– Мы с Ежиком съездим на Жако, посмотрим. Мы уже договорились с Алибабой.
– А нормально будет, если мы с вами? – предложила Стэли, переглянувшись с Эсао.
– Yo! – сказал папуас, – Дядя Дв всех вас будет эксплуатировать на плантациях.
– Ой-ой-ой, – пропищала тиморка, – мы уже испугались.
– Поедем вместе, – резюмировал Оскэ и повернулся к Пепе, – слушай, гло, а многие волонтеры вот так кого-нибудь забирают с тетрабублика?
– Про многих не знаю, – Пепе пожала плечами, – Но двое точно забирают, и я третья.
– А что об этом думает тетрабубличная администрация? – спросил он.
– Мне насрать, – лаконично ответила она.
– А вот мне интересно, – снова вмешался папуас, – С одной стороны, вроде как, мы срываем план эксперимента. Сначала притащили дополнительно юниоров-тиморцев, которых не было в плане, а теперь растаскиваем контингент. А, с другой стороны, я прикидываю: может, Шуанг и Торрес для этого все и устроили?
– Для чего? – переспросила Флер.
– Для того, чтобы показать: подростки не бывают хроническими исламистами. Нет, я неправильно сказал. Точнее так: чтобы kanaka-foa сами это увидели. Во как!
– Похоже, – согласилась она, – Не случайно же здесь болтается Ив Козак.
– Кто? – переспросил Снел.
– Дядька, лет 30, светлый креол, квадратный такой, голова выбрита наголо, зато есть пушистые рыжие усы. Нос сплющенный, глаза серые, на левой щеке длинный шрам.
– Есть такой, – подтвердила Пепе, – И что?
– Да так… – Флер равнодушно пожала плечами, – …Военный психолог. Он раньше работал в маминой спецгруппе, а потом перешел в аналитический сектор.
…
Каждый благоустроенный атолл на закате уютен, причем каждый по-своему. Хатхат, несмотря на свое искусственное происхождение, и свою плавучую природу, не был исключением. Над всеми тремя мини-отелями и над десятком клубных кабачков под навесами вдоль берега лагуны поднялись разноцветные полупрозрачные светящиеся воздушные шары. Над плавучим рынком около среднего отеля висела оригинальная конструкция, напоминающая раскидистую ярко-зеленую крону пальмы. Одна из ее ветвей-листьев служила навесом для маленького кафе-автомата на три столика, из которых был занят лишь один, причем одним человеком: крепким мужчиной лет 30, одетым в обычную здесь вязаную майку и шорты. Цвет одежды был темно-синий, а рисунок – очаровательно-нескладный робот Wall-E из мультика начала века.
Сторонний наблюдатель удивился бы, увидев, что зашедшая в кафе молодая парочка, одетая в модные мгновенно-снимаемые короткие комбинезоны Ere-style, вместо того, чтобы выбрать один из свободных столиков, подошла к единственному занятому.
– Iaorana, Ив, – сказала девушка, – Как на счет поговорить?
– Aloha, – добавил молодой человек, – Меня зовут Оскэ.
– Я знаю, – ответил мужчина, – Aloha oe. Устраивайтесь. Поговорим.
– У нас не очень приятный разговор, – предупредила девушка, садясь напротив него.
– Это понятно… – он махнул рукой, – …Когда человека находят путем сканирования видео-ряда с камер наблюдения, то уж точно не за тем, чтобы спеть ему песенку про зайчиков. А ты здорово выглядишь Флер. Я помню…
– Обойдемся без трогательных воспоминаний о моем детстве, – перебила она.
– Ты стала похожа на Чубби, – констатировал Ив, – Как она?
– Мама в порядке. Но не в порядке кое-что другое.
– Я куплю чего-нибудь, – проинформировал Оскэ, – Флер, тебе…?
– Черный кофе без сахара, ОК?
Оскэ пожал плечами и направился к торговому автомату в углу.
– Так что не в порядке? – спросил Ив.
– Это блядство с малавийскими юниорами, – сказала она, – Кто автор? Ты?
– Я отвечу «да», или отвечу «нет», что изменится? – спокойно произнес он, – тебя интересует ответ на совсем другой вопрос, не так ли?
– Ты прав. Меня интересует: зачем это понадобилось.
– Это общеизвестно, – заметил Ив, – Если бы Шуанг не выкупил этих юниоров, наши союзники трансэкваториалы отправили бы их на каторжные работы в Зангела.
– И что дальше? – спросил Оскэ, возвращаясь с двумя пластиковыми чашечками.
Ив посмотрел на молодого человека с некоторым удивлением.
– Дальше? Тебе объяснить, что бы там с ними произошло?
– Объясни.
– Ладно. Вкратце: тяжелая работа от рассвета до заката и казарменный режим.
– Понятно, обер-лейтенант, – Оскэ кивнул, – А если конкретнее?
– Что именно конкретнее? – спросил Ив, – Перечень работ, нормы выработки, состав продовольственного пайка и бытового обеспечения, распорядок дня?
– Вот все это, – сказал Оскэ, – И еще инструкции топ-менеджера и шефа охраны.
– Это намек, что ты владеешь ситуацией не хуже меня? – уточнил разведчик.
– При чем тут намеки? Я владею ситуацией лучше, потому что я сначала был в группе проектантов, а сейчас я в группе контролеров. Мы получаем info каждую декаду, и нам платят за то, чтобы мы дистанционно оценивали КГЭЭП на этих объектах.
– КГЭЭП? – переспросил Ив.
– Да. Критерий гуманитарно-экономической эффективности персонала. Чоро Ндунти хорошо усвоил главный принцип постиндастриала: самый ценный ресурс – это люди, позитивно воспринимающие свою жизнь и свой труд. Вот почему цепь малых ГЭС в Зангела уже работает, и рядом уже строится электрометаллургический комплекс.
– Ты хочешь сказать, что Шуанг и Торрес обманули Верховный суд?
Оскэ покачал головой и бросил на стол пачку сигарет.
– Не обманули, а представили info тенденциозно. На объектах Зангела рабочий день действительно начинается с рассветом и заканчивается на закате, но в середине дня – трехчасовой перерыв, сиеста, а каждый третий день – выходной. Персонал живет в казармах, но эти казармы мало отличаются от жилых модулей здесь, на Хат-Хат. Что касается продовольственного пайка, то его вообще нет. Еды просто навалом.
– Допустим, – согласился Ив, – И что из этого следует?
– Мой вопрос, – напомнила Флер, – Зачем устроено это безобразие с юниорами?
– Чагос, – лаконично ответил разведчик.
Флер вытащила из пачки сигарету, и прикурила. Потом сделала глоток кофе.
– Значит Чагос. А заодно Майотте и Замбези. Цепь провокаций. Все по учебнику. Но непонятно: зачем тащить юниоров через океан? Достаточно было объявить о сделке с Шуангом, а реально отправить их в Зангела – вместе с семьями. Качество провокации стало бы только лучше, и проблем меньше. Так, в чем же дело?
– Ты забыла про затягивание французских католических оффи в ловушку Фукуямы. Объяснить, что это такое, или…?
– Я же говорю: учебник по информационно-диверсионной работе я читала.
– Мне объяснишь потом? – спросил Оскэ.
Флер наклонилась к нему и что-то коротко прошептала, касаясь губами его уха. Он расплылся в улыбке. Ив тоже улыбнулся, и кивнул.
– Значит, про ловушку Фукуямы я могу не объяснять.
– Да, – подтвердила она, – Но ты зря говоришь про этот ловушку. Французские оффи втянуты в нее не юниорами Малави, а религиозным фоном войны за Коморы.
– Мама может тобой гордиться, – заметил Ив.
– Нет, скорее я могу гордиться мамой, – ответила Флер, – мне было 12 лет, когда мама объяснила мне, как надо реагировать на грубые комплементы в деловом разговоре.
Ив Козак задумался на несколько секунд, а потом уверенно кивнул.
– ОК. Ты справилась с экранами-легендами прикрытия. Вот тебе реальный ответ: как правильно заметил Оскэ, самый ценный ресурс, это люди. Мы вывозим гуманитарный ресурс в порядке классического присвоения военной добычи.
– Мы – это кто? – спросил Оскэ.
– Я имею в виду тот консорциум, который готовил и организационно-экономически обеспечивал «Войну в проливе», – пояснил разведчик, – И мы постарались при этом соблюдать если не букву Великой Хартии, то, как минимум, ее смысл.
– Смысл Хартии? – переспросила Флер, – Да если бы вы попытались провернуть этот гешефт в акватории Конфедерации, вам всем вклеили бы ВМГС в тот же день, а на рассвете следующего дня – расстреляли бы на хрен, и правильно бы сделали!
– Интересно, – сказал он, – Когда в Конфедерации отбирают детей у неадаптивных иммигрантов, и распределяют этих детей по конкурсу, ты тоже возмущаешься?
– Не путай, – ответила она, – Этих детей отбирают по суду, потому что они граждане Конфедерации, и Хартия защищает их право на адаптацию к нашему образу жизни.
– А если ребенок не наш гражданин, то насрать на него? – спокойно спросил Ив.
– Magna Carta te fenua to ou, aita to tahi, – отрезала она, – Это наша Хартия, для нашей страны, а не для чужих. И не надо нам этих игр в общечеловеческие декларации!
– Браво! – он хлопнул в ладоши, – А ты можешь повторить это, глядя на конкретного ребенка, которому не повезло со страной рождения?
Флер сжала и разжала кулаки и медленно, с напряжением, выдохнула.
– Сейчас ты похожа на своего отца, – сообщил разведчик, – Таким я увидел его в нашу первую встречу, на пирсе вашего fare на Футуна. В руках у него был полуавтомат 12 калибра, «Remi-tactical». Он сказал: «Ты прыткий парень, как я погляжу и, наверное, можешь увернуться от пули, но не от картечи, поэтому убирайся с моего берега». Он выстрелил бы в меня, если бы я сделал шаг, и я не двигался, пока не пришла Чубби.
– Папе есть, за что не любить вашу контору, – холодно сказала Флер.
– А тебе есть, за что не любить меня? – спросил Ив.
– Ты по-жлобски давишь на психику, – ответила она, – вообще-то это свинство.
– Ты обижена на меня за то, что я задал вопрос, который ты стараешься забыть с того момента, как первый раз соприкоснулась с Африкой?
– Нет. Не за это, а за то, с какой целью ты это делаешь. Я смотрела на Пепе Кебо и на девчонку из Малави, которая к ней привязалась, и думала: вы обманули волонтеров, скрыв от них неизбежность таких ситуаций. Сколько волонтеров психологически не смогут бросить детей, которые к ним вот так привязались? Двадцать? Сорок?
– Пока чуть меньше двадцати, – ответил он, – Но это только первая смена. По оценке экспертов, волонтеры и атаурцы разберут примерно полсотни юниоров, в основном младших. Сотня старших будет постепенно абсорбирована своими ровесниками на Восточном Тиморе. Появятся семьи. Обычная, нормальная жизнь. Около полсотни окажутся отбракованными. Но интереснее всего судьба последних двухсот. Они…
– Что значит «отбракованы»? – перебил Оскэ.
– Врожденные или приобретенные в детстве дефекты психики, – пояснил Ив.
– Я тебя про другое спросил, обер-лейтенант. Я спросил, что значит…
Разведчик поднял открытую ладонь показывая, что понял суть вопроса.
– Это значит, что их вернут отправителю, а там пошлют в трудовую резервацию для социального мусора. Еда, жилье, нетяжелая работа и размножение – разумеется, без возможности воспитывать потомство. Вполне гуманно, на мой взгляд.
– Ты начал говорить про двести последних, – напомнила Флер.
– Да, – Ив кивнул, – Если верить экспертной гипотезе, у них возникнет какой-то свой вариант техногенного социума. Подчеркиваю: свой, а не копия чужого. И так будет происходить на каждом тетрабублике. За считанные годы появится множество самых разных продуктивных техно-культур, с разными видами гуманитарного потенциала.
– Минутку… Я не поняла. Вы что, намерены тиражировать тетрабублики?
– Разумеется, – подтвердил разведчик, – В этом весь смысл эксперимента.
– И ради этого – эскалация войны в Африке? – уточнил Оскэ.
– Эскалация войны в Африке исторически объективна, – возразил Ив, – А мы просто покупаем тот гуманитарный ресурс, который в противном случае пропал бы зря.
Флер побарабанила пальцами по столу и уверенно произнесла.
– Вы пытаетесь создать клоны Элаусестере, вот что! И для этого вы устраиваете тут деприватизацию жизни, характерную только для комми-канаков и, пожалуй, еще для десятка – другого австронезийских микро-этносов, которые попали в постиндастриал прямо из палеолита. Я угадала?
– Если не придираться к терминам и деталям, то, в общих чертах, да, – подтвердил он.
– На хрена? – лаконично поинтересовался Оскэ.
– Космос, – еще более лаконично ответил разведчик.
– Значит, главный автор – Шуанг, – заключила Флер.
Обер-лейтенант INDEMI утвердительно кивнул, и добавил.
– Моя идея состояла только в том, что в пубертатный период психика человека очень пластична. Она способна полностью сбросить предыдущие социальные стандарты и адаптироваться к новому набору стандартов, предложенному дружественной средой. Шуанг пошел намного дальше. Он предположил, что психика в этот период не только адаптивна, но и очень креативна. Она может сама достроить дружественную среду по приблизительному эскизу. Так мы перешли от простой задачи социализации к задаче сверхскоростного социо-дизайна, как выражается Шуанг.
– А что думает по этому поводу Торрес? – спросил Оскэ.
– Торрес – бизнесмен, – ответил Ив, – Он видит в этом золотую жилу, какие-то новые возможности экономического плана… В общем, это другое.
Оскэ закурил сигарету, покрутил ее в пальцах и покивал головой.
– Да, пожалуй, Торрес тут, как бы и не при чем. Он оставался в поле Хартии.
– А мы с Шуангом – нет, ты это хочешь сказать? – уточнил разведчик.
– Зачем мне говорить, если ты сам это сказал?
– Понятно… – Ив сделал паузу, – И что теперь? Пойдете заявлять в Верховный суд?
– Это решит моя vahine, – ответил Оскэ.
– Почему я? – тихо спросила Флер.
– Потому, что ты лучше разбираешься в этих гестаповских делах… В смысле, я хотел сказать, в делах, связанных с…
– Я поняла, Ежик, – перебила она, – Но я все равно хочу посоветоваться с тобой.
– Ты сейчас капитан. Ты советуешься, с кем считаешь нужным. Логично?
– Логично… – отозвалась она.
Ив Козак встал, прошелся до торгового автомата и вернулся с тремя чашками кофе.
– Угощайтесь ребята. Я полагаю, между нами ничего личного?
– Ничего, – спокойно подтвердила Флер.
– Сейчас ты снова похожа на Чубби, – задумчиво сказал он, – На суб-лейтенанта Чубби Хок. 12 год Хартии. Операция «Octoju» на атолле Тауу. Жесткая зачистка исламского анклава. Ее первая боевая операция, как самостоятельного командира… Я помню, она приказала: «Убейте в этом квадрате все, что шевелится. Вообще все! Я не хочу никем рисковать. Огонь!». И мы убили всех. Комбатантов, некомбатантов, взрослых, детей… Стреляли минами из тюберов, по квадратам. Потом мы не могли сосчитать, кого там сколько было. А Уфти ляпнул: «Фарш невозможно провернуть назад». Шутник…
– К чему ты это? – спросила она.
– Да так, – Ив пожал плечами, – Стрелять легко. Считать труднее. Особенно – потом.
– По-твоему, мама была неправа?
– Отчего же? Права. Бывают ситуации, в которых надо сначала стрелять. Но бывают и такие, в которых сначала лучше посчитать.
– Скажи прямо, чтоб мы поняли, – предложил Оскэ.
– Нет, – разведчик покачал головой, – Не скажу. Думайте сами мальчики-девочки.
– Joder, conio! – Флер ударила кулаком по столу, – Ты же солдат, Ив! Какого хрена ты ведешь себя, как сраный интеллигент!? Мы говорим о серьезных вещах, и у тебя есть опыт, которого нет у нас! Передавать опыт – часть твоей работы, ты забыл об этом?
– Опыт, – четко произнес он, – Опыт говорит: жизнь это бухгалтерия. Не смотрите на действие, смотрите только на результат. Выводите итоговую цифру, и решайте.
– Окончательный результат неизвестен, – заметил Оскэ, – Жизнь продолжается, и мы имеем дело всегда только с промежуточным состоянием на какую-то дату.
– Верно, – согласился разведчик, – В жизни все именно так. И в бухгалтерии тоже.
…