Медианские обыватели вовсе не были рады славе, так неожиданно свалившейся на них с неба. Проснувшись утром и узнав, что ночью на их город упал с неба таинственный луч, они пришли в замешательство. Организовались добровольные команды для наблюдения за небом. Сыновья медианских торговцев сидели на крышах и добросовестно мерзли в ожидании таинственных лучей. И только после такого трехсуточного промерзания в их встревоженном мозгу родилась простая мысль: а что, если никакого луча и не было? Ведь Дохлая Жердь - бродяга, обманщик, плут, - можно ли верить такому человеку?

Представление, устроенное генералом Реминдолом, всколыхнуло воинственные чувства медианских мелкоделовых людей, но уже на другой день в их душах, столь же подозрительных, как и доверчивых, появились сомнения. Нет, в отличие от генерала Реминдола, их не распирало страстное желание надавить на «кнопку войны»: после отъезда столичных знаменитостей о «кнопках» вспоминали и говорили с неудовольствием.

Рабочие медианского завода видели в генерале Реминдоле главного виновника своих несчастий и отнеслись к его приезду крайне враждебно. Впрочем, местные власти позаботились о том, чтобы никто из рабочих на аэродром не проник. В таинственную историю с лучом, упавшим с неба, никто из рабочих не поверил - даже лояльный Джон Джерард на этот счет не испытал никаких сомнений, хотя, на всякий случай, и посоветовал жене держать язык за зубами.

И само собою вышло, что приезд Реминдола в Медиану дал неожиданный результат: он объединил разрозненные силы, выступавшие в защиту мира. Именно в эти дни организовался медианский комитет сторонников мира. В состав его вошел и Том Бейл, и профессор медианского колледжа Айллегри, и священник отец Фредерик.

По призыву комитета в ближайшее воскресенье большой луг на берегу медианского озера заполнила десятитысячная толпа - здесь были рабочие, их семьи, сюда пришли многие медианские обыватели, начавшие понимать, как глупо их обманули с «таинственным лучом». День стоял прохладный, ясный, прозрачный, и речи ораторов, поднимавшихся на небольшой, наскоро сколоченный помост, далеко разносились в осенней тишине. Профессор Айллегри высмеял нарисованную военным министром «идиллическую» картину, когда он, министр, развалившись в мягком кресле у себя в кабинете, будет нажимать кнопки, а за океаном, вслед за нажатием каждой кнопки, будут рушиться города и гореть живьем миллионы людей, в том числе и дети, - впрочем, как говорил столичный гость, жалеть их незачем: это дети коммунистов!

- Не будем же их жалеть, а подумаем о другом: действительно ли возможна эта безопасная для нас «война кнопок»? Где же люди в этой механизированной войне? Одни горят, а другие рукоплещут - это и все? Не слишком ли просто? Да, конечно, в стране готтентотов это было бы возможно, но ведь они не готтентоты, у них тоже есть современное оружие - атомные бомбы и прочее. Нет, нам кнопками не обойтись - не рукоплескания, а кровь, слезы, гибель нашей молодежи сулит нам война. Хотите вы, женщины, потерять своих мужей и сыновей - тогда верьте генералу Реминдолу!

- Нет, нет! - Женские голоса звонко звучали в осенней тишине. - Нет, нет! Долой войну!

У Тома Бейла по сравнению с другими ораторами было то преимущество, что он говорил как живой свидетель: почти год прожил он в Коммунистической державе, неизвестной, непонятной стране, о которой столько ужасов сообщали газеты.

Отец Фредерик говорил о том, что история с лучом, поджегшим завод, - мерзкая выдумка. Всю эту памятную ночь он провел у постели тяжелобольного Мокла, старого церковного сторожа. Вместе с его женой они сидели у окна и, беседуя, глядели в темноту ночи.

- Вы знаете этот домик - рядом с церковью, как раз напротив завода. Неужели мы не видели бы яркого луча? Поджигатели войны не брезгуют даже лжесвидетельством таких павших и разложившихся личностей, как бродяга Джим.

Митинг уже подходил к концу, когда, с трудом пробравшись сквозь толпу, на помост поднялся запыхавшийся молодой рабочий Файерс. Он что-то сказал Бейлу. Бейл поднял руку. Толпа смолкла.

- Товарищи! - голос Бейла звенел. - Товарищи! Прукстер доставил на завод молодчиков Хандербейста. Воспользовавшись тем, что мы все здесь, они прорвались на завод, сбив наши пикеты.

- На завод! На завод! - понеслись отовсюду крики.

Бейл снова поднял руку.

- Они рассчитывают на нашу неорганизованность. Будем же организованны. Кто идет на завод, выходите из толпы и стройтесь в ряды!

Через десять минут колонна рабочих во главе со стачечным комитетом двинулась к городу. Сзади, стараясь не отставать, шли женщины.

Бейл правильно понял замысел Прукстера. Директор решил воспользоваться митингом - вот почему ни полиция, ни «Вольные тюремщики» не чинили ему препятствий, чего боялись организаторы митинга. Важно было, чтобы рабочие подольше задержались за городом, - это позволяло первой «вспомогательной группе» (как деликатно она именовалась в переписке с Хандербейстом) без труда проникнуть на завод. Малочисленный рабочий пикет не мог помешать сотне молодцов «папаши» Хандербейста. Это были действительно отборные экземпляры: у кого за плечами была тюрьма, у кого - убийство, у кого - мошенничество, недостаточно крупное для того, чтобы избежать суда, - словом, все это были люди, поскользнувшиеся, упавшие, набившие себе шишку и теперь признательные папаше Хандербейсту за то, что он снова поставил их на ноги и дал возможность безнаказанно делать то, что раньше каралось тюрьмой. Они были готовы на все ради папаши Хандербейста. Хотя на этот раз они были вооружены скромно: кастетами и тому подобным мелким холодным оружием, они отлично знали, что защищающие их парни вооружены по-настоящему.

Дело завязалось раньше, чем можно было ожидать, и все из-за горячности Скуолдринга, нового мастера медианских «Вольных тюремщиков». Неожиданное повышение и связанная с этим власть вскружили ему голову. Он проходил во главе своих молодцов по заводской площади. Никто его не задел, никто не нарушил порядка, но именно это и задело новоиспеченного мастера: уж слишком мирная картина представилась его глазам у заводских ворот, и его взорвало, что рабочие смели так непринужденно себя держать. Пикеты, группами по пять-десять человек, расхаживали вдоль заводской ограды, а у самых заводских ворот расположилась торговка пирожками. Это была тетушка Берта, занимавшаяся этим самым делом и в те дни, когда завод работал. Нет ничего удивительного в том, что она продолжала им заниматься и теперь, хотя число ее покупателей заметно сократилось. Впрочем, пикетчики покупали пирожки самым исправным образом, может быть, отчасти из-за уважения к постоянству тетушки Берты, а отчасти и потому, что ее монументальная фигура напоминала о лучших временах. Но эта же фигура почему-то возмутила Скуолдринга.

- Уходи, уходи прочь, тетка! - раздраженно крикнул он и так толкнул лотки, что с них посыпались пирожки. - Уходи! Не место здесь продавать.

- Побойся Христа! Что ты делаешь, безобразник! - отчаянно закричала тетушка Берта, пытаясь своим огромным телом защитить лотки.

Скуолдринг пришел в ярость.

- Здесь я Христос! - закричал он, наступая на торговку. - И мои молодцы - Христосы, и ты должна нас слушаться, тетка! Убирайся вон!

Молодые «Христосы» хохотали. Их было десятка два, все были хорошо вооружены - и чувствовали они себя вполне непринужденно.

- Богохульник ты, вот кто ты! - кричала тетушка Берта; пирожки сыпались на землю, со всех сторон спешили пикетчики, раздавались возбужденные голоса - и неизвестно, во что выросла бы эта небольшая стычка, если бы внимание пикетчиков не привлекло движение в противоположном углу площади: с главной улицы входила колонна людей, ряд за рядом они вливались на площадь и военным шагом маршировали к заводу.

- Штрейкбрехеры! - пронесся крик. Пикетчики бросились к воротам. Тетушка Берта была оттеснена, пирожки растоптаны, и пикетчики, взявшись за руки, тройной цепью стали перед воротами. Было их не так много: человек около сорока, стояли они молча, угрюмо наблюдая за приближающейся колонной. Колонна остановилась перед заводскими воротами. Молодцы Скуолдринга сгруппировались в стороне.

Рослый парень, очевидно начальник, вышел из первого ряда прибывшей колонны.

- Ну что ж, братцы, очистите дорогу! - сказал он миролюбиво.

- Мы вам не братцы, - ответил один из пикетчиков. - Отправляйтесь, откуда прибыли! Здесь вам нечего делать.

- Отчего же вы не хотите работать? - усмехаясь, сказал парень. - Работали бы, нас и не прислали бы. А не хотите, дайте другим…

Скуолдринг решил вмешаться:

- Вот что, господа забастовщики, даю вам минуту на размышление. Не хотите работать - воля ваша. Только уж другим не мешайте, нет, этого я не позволю!

- А что, господин «вольный тюремщик», - раздался голос из среды пикетчиков, - эти молодчики тоже Христосы?

Раздраженный Скуолдринг, не выждав даже предоставленной минуты, ринулся со своими людьми на пикетчиков, штрейкбрехеры Хандербейста тоже навалились на них, произошла короткая схватка, исход которой был предрешен: пикетчики, оставив на земле несколько ушибленных и потерявших сознание, были смяты, оттеснены, и «вспомогательная группа» ринулась на завод сквозь ворота, услужливо распахнутые агентами охраны.

После этого сражения к озеру и прибежал пикетчик Файерс. А через полчаса площадь перед заводскими воротами была полна народу. Здесь были, вероятно, все шесть тысяч рабочих завода и много их жен и детей. Перед этой огромной толпой сотня хандербейстовских молодчиков, полсотни охранников и «тюремщиков» были горсткой. Но толпа была безоружна.

Сэм Скуолдринг со своими охранниками занял верхний этаж проходной конторы. Отсюда ему видна вся площадь. Он видел, как передние ряды вплотную подошли к воротам, толкали их, трясли, слышал, как трещат доски ворот… Вот-вот ворота не выдержат напора огромной толпы, сдадут, и тогда… Скуолдринг расставил своих молодцов у окон и дал команду. За треском одиночных выстрелов были слышны крики боли, ужаса… Но толпа не бежала. Яростный рев донесся снизу, и сейчас же за ним раздался резкий треск: ворота не выдержали. Скуолдринг бросился к лестнице, за ним, гремя по ступеням башмаками, бежали молодцы. Они бросились в заводской двор, стараясь рассыпаться и спрятаться по зданиям. Скуолдринг вдруг остановился перед открытым канализационным люком и, мгновение помедлив, нырнул в него…

В тот же день страна узнала о новых страшных событиях в Медиане: коммунисты подняли восстание, захватили в городе власть, заняли завод, изготовляющий прожекторы Ундрича, изгнали с завода лояльных рабочих, прибывших из столицы для того, чтобы заменить коммунистических забастовщиков. Экстренные выпуски газет сообщали все более ужасные подробности. Оказывается, главарь восстания, некий коммунист Томас Бейл - явный эмиссар Коммунистической державы, откуда он прислан года три назад. Цели этого коммунистического эмиссара абсолютно ясны: овладев заводом, организовать на нем производство «лучей Ундрича», чтобы при помощи их угрожать всей стране и навязать ей коммунистическую власть. Самое удивительное и возмутительное, что среди главарей восстания и католический священник Фредерик, тот самый, который собирал подписи под воззванием сторонников мира, использовав свое влияние на прихожан. Теперь он дошел до того, что посмел утверждать, будто бы лучи из-за океана - попросту выдумка. И это после того, как миллионы читателей видели потрясающие фотографии сожженного острова, после того, как многочисленные пассажиры «Святого Маврикия» видели эти лучи! В парламенте был сделан запрос. Правительство ответило, что принимаются срочные меры. В самом деле, правительство, президент Бурман были крайне обеспокоены. Нужно было решительное и безжалостное подавление восстания. Нужно было направить в Медиану военное подкрепление. Нужен был человек с железной рукой!..

И вдруг Бурман вспомнил: в Томбире, совсем рядом с Медианой, президент университета - генерал Ванденкенроа. «Железный генерал»! Тот самый, который столь решительно подавил демонстрацию рабочих в столице. Что для него какая-то провинциальная Медиана!

В Томбир полетели правительственные телеграммы. И уже через день из Томбира в Медиану двинулся экспедиционный отряд под командованием генерала Джемса-Арчибальда Ванденкенроа. А ведь прав был «железный генерал», когда, уходя со своего поста военного министра, заявил журналистам, что общество его еще призовет!

Этот изумительный поход сохранился в Анналах военной истории Великании под именем «Похода за умиротворение Медианы», а сам генерал Джемс-Арчибальд Ванденкенроа стяжал себе звание «умиротворителя Медианы». Он получил второй боевой орден «За доблесть», и с этого момента снова начался расцвет его столь несправедливо прерванной военной карьеры. Говорят, сам господин Докпуллер одобрительно отозвался о решительных действиях генерала Ванденкенроа, тем самым простив его неуклюжий промах в деле с «лучами жизни» профессора Чьюза.

Газеты с восторгом описывали, как армия генерала Ванденкенроа с приданными ей танками и артиллерией подступила к Медиане и после артиллерийской подготовки ворвалась в занятый рабочими прожекторный завод. Было убито более десяти коммунистов, армия же благодаря умелому руководству генерала Ванденкенроа не потеряла ни одного человека. Арестованы главари коммунистического восстания, в том числе известный эмиссар Коммунистической державы Томас Бейл. На квартире у него обнаружены спрятанные под полом секретные чертежи изобретения Ундрича.

Президент Бурман послал благодарственную телеграмму генералу Ванденкенроа. Генерал Ванденкенроа послал поздравительную телеграмму президенту Бурману, господин Прукстер послал приветственную телеграмму президенту Бурману и лично посетил генерала Ванденкенроа, чтобы засвидетельствовать ему свое уважение и благодарность.

Кроме того, президент Бурман обратился к народу с радиоречью. На этот раз ему пришлось нажимать на кнопки в шестом, атомном, ряду уже трижды. Затем он направил послание к обеим палатам, прося о дополнительных ассигнованиях на оборону пятнадцати миллиардов. «Раки» и «крабы» с энтузиазмом утвердили новый закон.

Жизнь встревоженной страны снова входила в нормальную колею.