Первые день пролетел совершенно незаметно. Одно занятие сменяло другое. Его сменяла строевая. Строевую - сменял бег. Надо сказать, что бегали мы всегда, когда перемещались из пункта А в пункт Б. Если конечно браво туда не маршировали. На четвертый день отделением «доверили» командовать мне. С присвоением мне звания младшего сержанта.

Мои бравые команды: «Носочек тянем!» или «Нога должна поднимается по пояс!», поначалу вызывали у некоторых оторопь и искреннее недоумение.

Юлькино: «Зачем скажите такой мне такой дебилизм?». Получила от меня всеобъемлющий ответ: «Положено». Её: «Зачем»» и «Почему?» так и остались без ответа как у любого новобранца.

Мы потихоньку втягивались в армейскую жизнь. Перезнакомились и иногда даже успевали поболтать перед сном. Расписание было «прикольным». Восемнадцать часов занятий, час свободное время, пять часов сон. Сейчас на общих занятиях изучали оружие, тактику, методы выживания, флору и фауну… и много ещё чего.

Нас поселили в казарме. Да. В обычной такой казарме. На тумбочке стоял дневальный. Видимо вечный. Скорее всего робот, одетый в камуфляж и в глухом тонированном тактическом шлеме. Он подавал команды, когда входил сержант или лейтенант Стаг. Вторая черная «тушка» оказалась лейтенантом. 

Я не требовал никаких объяснений происходящему, хотя тоже не все понимал. Чика во время строевой зачем-то, решил повозмущаться, сим бессмысленным действом. После чего первым моментально станцевал «Ламбаду», после разряда прилетевшего от лейтенанта Стага. Я не стал его останавливать, памятуя армейскую мудрость: «Не доходит через голову — дойдет через ноги».

Но вот за каким… мне понадобилось уточнить, что ж это за хрень?! Уточнил… Раз!!! И я моментально присоединился к Чике. Ну зачем я только спросил?! Трог — су-ук-а-а… сразу же удовлетворил мое долбо… дурацкое любопытство. На все сто!!! Ткнув меня сзади этой хренью. Пока я корчился от боли, лейтенант Стаг проводил краткую лекцию:

— Это наведенные фантомные боли. Абсолютно безопасно для здоровья, но помогает внушить почтение к командиру.

— Да что ж это такое?! — завозмущалась Юлька, порываясь выйти из строя и стукнуть бронированную тушу.

— Стоять! — заорал я, лежа на асфальте и превознемогая боль. — Все нормально! Это обычный армейский принцип, —  я выдохнул сквозь зубы, — «Не умеешь - научим! Не можешь - поможем!» — шипя сквозь зубы, я поднялся.  А «Не хочешь - заставим!»,

— Это стандартный разрядник-шокер Ш-24, — продолжил лекцию Стаг, не обращая внимания ни на меня, ни на стоны лежащего Чики, — или просто «Миротворец». Применяется подразделениями полиции в экстремальных ситуациях. Имеет несколько уровней мощности. Подготовленный человек может успешно противостоять ему после десятка тренировок.  

— Чтоб я добровольно позволил себя тыкать этой штукой?! — с трудом поднимаясь на ноги, совершенно искренне возмутился Чика, услышав последнюю фразу.

— Кто говорит про добровольность? Это входит в стандартную программу подготовки, — абсолютно равнодушно пояснил лейтенант. — Через это пройдут все…

Федор Тютчев помнится, написал:

И сие, как не печально — очень верно. Только вот слово «Россия», здесь бы сейчас заменил словом — «Армия». А мы пока потихоньку притирались друг к другу, знакомились. Никаких трений на религиозной почве не случалось, как я поначалу опасался.  

Шевалье дю Террайль видимо вспомнив свою молодость оруженосца — стойко переносил «все тяготы и лишения». Ну ещё бы! Из оруженосцев выживало… или вернее доживало — только половина. Он больше помалкивал и реально старался научиться абсолютно новым для него знаниям. Кстати его девиз: «Делай, что следует, и будь что будет» —  как нельзя лучше подходил для армии. Так вот он его попросил изобразить на камуфляже. Чика моментально проделал эту операцию на компе и уже на следующий день надпись, заключенная в щит красовалось на его груди.

Баярд обычно немного рассказывал о себе, все больше разные истории. Но как-то Чика вечером приколупался к нему с расспросами. И тогда он с гордостью поведал, пару фактов из своей биографии… (Я внимательно прислушивался).

— …вот тогда я и попал в плен. Но меня выпустили без выкупа.

— Это за что?

— За бесстрашие и благородство в бою, — «скромно» ответил ему рыцарь.

Скрывать или умалчивать о чем-то он считал ниже своего достоинства. Ну, а хвастовство в его время не порок. Это так… «чуть приукрашивание» событий.

— А королю Генриху VIII предложившему мне перейти к нему на службу… («Что тогда было весьма распространено, но им совершенно не одобрялось»). — Так вот ему я ответил: «У меня Один Бог на небе и одно Отечество на земле: я не могу изменить ни тому, ни другому».

«Молоток, мужик!», — мысленно одобрил я его поведение. «Наш человек!».

Потом начал рассказывать, как в пятьсот четырнадцатом сопровождал в военном походе в Италию французского короля Франциска I.

— Тогда я подготовил смелый переход через Альпы. А когда мы вступили в сражение — я храбро бился. И поразил тогда не меньше двух десятков врагов.

— Круто! — не смог сдержать восхищенного возгласа Чика.

«Да-а, если б ещё была пол-литра, то врагов было бы как минимум полсотни», — прокомментировал я про себя, но благоразумно озвучивать эту мысль не стал. Не хватало мне только дуэли на ржавых кочергах. Рассказчик пока из него был ещё тот. Как хроники какие-то вслух читал вслух. Потому что старался не материться, для связки слов. Это все равно, как если из рассказа гопника убрать весь мат — тогда так сразу и не поймешь, что тот вообще сказать-то хотел.

  — За такое бесстрашие в бою, сам король, которому тогда как раз исполнился двадцать один год, пожелал быть посвященным в рыцари именно моей рукой! — он гордо продемонстрировал её всем желающим. — Я сначала отказывался от такой чести, — он «скромно» потупился, — но, король настоял. После посвящения я сказал ему только одно:  «Дай вам Бог, сир, чтобы вы не знали бегства».

— А что потом? — не удержался Чика.

— Потом я получил от Франциска I под командование роту телохранителей.

— Начальником охраны, что ли стал? — разочарованно протянул Чика.

Тут уж не выдержал я:

— Мля! Дурак ты, Чика. Такое отличие предоставлялось только принцам крови. Чтоб король доверил свою жизнь чужому? Да это в те времена немыслимо. Примерно как какого-нибудь обычного капитана из Чечни… вдруг назначили на место Берии. Понял?!

— Да…

Он ненадолго замолк, но не выдержал и снова вернулся к разговору:

— Слушай, а как ты… это… погиб? Если трудно, то не рассказывай.

Баярд повел литыми плечами и выпятил грудь. Для него это было «вчера».

— Мы пошли на  Милан. Поход успеха не имел. Мы были храбры, но их было много больше. Пришлось отступать к Альпам. Есть там река — Сезия. Под моим командованием был арьергард. А через реку был только один мост. Нужно было его удержать, чтобы дать время отступить армии. Я отдал приказ удерживать его, а сам бросился на врага. Меня не смогли одолеть врукопашную. Испанцы отступили, но подло сразили меня издали. Я знал, что скоро умру. С такими ранами как у меня — не живут. Я приказал положить меня под дерево — лицом к врагу и оставить.

Он скрипнул зубами и продолжил. Я сказал своим воинам на прощанье:

— Я всегда смотрел врагам в лицо и, умирая, не хочу показывать спину.

— Это правда, — подтвердил сидящий неподалеку Дживс. — Эту фразу помнят до сих пор.

— Я приказал отступить. Я исповедался и приложил к губам крест, который был у меня на рукояти моего верного меча. Но я не успел умереть. В таком положении меня и нашли испанцы. Они не стали меня трогать. А вскоре ко мне подошел Карл де Бурбон. Это недостойный дворянин, перешедший на сторону испанцев, пришел выразить МНЕ свое сожаление о случившемся. Превозмогая боль, я сумел достойно ответить ему: «Не обо мне должны вы сожалеть, а о себе самом, поднявшем оружие против короля и отечества». Ну а дальше вы знаете.

— Круто, — сделал дл себя какой-то вывод Чика.

Мы подошли и пожать ему руку.

— Любой государь гордился бы таким воином, — Симеон выразил общее мнение. — Перед смертью многое проясняется но, увы, уже нет времени ни с кем поделиться.

— Ага! — тут же добавил я. — Радуйся шевалье! Жизнь обычно даётся только один раз… а удаётся ещё реже… Но тебе удалось.

На этом пришлось прерваться. Прозвучала команда: «Отбой!»

После чего как я понимаю, врубали гипноиндукторы.

Дни незаметно текли, добавляя нам знаний и умений.

Монах, оказался не совсем монах. Он просто обычный глубоко верующий, происходивший из древнего боярского рода.

— Симеон, а из какого ты рода? — разок поинтересовался я.

— Мой-то род подревнее твоего будет, — кратко… или кротко, ответил он как-то на мой вопрос.

Дальше распространяться не стал. Он вообще мало говорил. Эдакий молчун-отшельник. Интересно как понравится ему в армии?

«Главной чертой его христианского подвига было — «социальное опрощение»». Из (жизнеописания Симеона), я тогда так ничего не понял.

Так вот про «опрощение». Короче, я думаю, он был первым — «народовольцем». Почему? Он был первым из «ходивших в народ». Этот, мать его, «колокол свободы» — Герцен, провозгласил правильный лозунг: «В народ». Но вот смыл, вкладывал он в это совершенно неприемлемый. Ну и пошли туда разные образованные и не очень люди. Но как всегда все извратили! Как там писал этот «кремлевский мечтатель» — Ленин:

«Сначала – дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями "Народной воли" Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом. "Молодые штурманы будущей бури" – звал их Герцен. Но это не была еще сама буря. Буря, это – движение самих масс. Пролетариат, единственный до конца революционный класс, поднялся во главе их и впервые поднял к открытой революционной борьбе миллионы крестьян». (ПСС т.12 стр.173).

Ну, вот и скажите мне, какая сука разбудила Ленина?

Сдается мне, что одного из предтеч всего этого, я и вижу перед собой. Недаром говорят — «Благими намерениями…».

Пардон, чего-то я отвлекся. В общем, бросил он все и подался в Сибирь. Вогулам проповедовал, жизнь вел праведную. Все время работал. Шубы он хорошо умел шить. Поэтому бродил по окрестным селам и работал в домах у крестьян. А самое главное — не брал за работу денег. Ну как? Лично я впечатлился.

Как там про него написали: «А чтобы избежать похвалы за свою работу, праведный Симеон оставлял ее незавершенной и уходил от заказчиков. За это ему приходилось переносить оскорбления и даже побои, но он принимал их со смирением и молился о своих обидчиках. Так он достиг совершенного смирения и нестяжательства». Такой вот — стоик, мать его.

«Тебя ударят по щеке, а ты подставь другую». Да, вроде и хороший пример, но совершенно нетипичный. А че, он — праведник. Ему можно. Оскотинился я, да и многие другие, в конец. Поэтому и воспринимаем такое как убогость.

На мое:

— Кто-как, а я предпочитаю — «Око за око»…

Прозвучало:

— Человек был умным и пытался изменить жизнь. Потом он стал мудрым и изменил себя.

Вот и думай после этого, какие мы стали.

Дворецкий Дживс, стойко держался. Я отчего-то думал, он быстро сломается, но видимо чего-то я не учел. Мало того, что он в свободное время наглаживал свою форму, он ещё зачем-то пытался погладить и мою. Мотивируя это тем, что «настоящий командир не может себе позволить выглядеть неопрятно». Слово «командир», у него видимо твердо ассоциировалось со словом — «джентльмен». Попытка объяснить, что я не он — успеха не принесла. Если уж всемирно известный «рыцарь без страха и упрека» подчиняется мне… Говорить ему о моем неблагородном происхождении не приходится. Видимо он решил, что так проявляется моя эксцентричность, чем он, похоже, в тайне гордился.