сто тридцать порций Cuba Libre в секунду: в это же самое время кто-то из нас умирает от туберкулеза,                                  кто-то сходит с ума,                            один наш ребенок слепнет,                            а шестеро гибнет от голода — приматолюбивые же спаммеры рассылают два с лишним                                 миллиона мессиджей, создается очередной блог, из которого можно узнать о том,                  что же на самом деле творится на шарике: скажем, один процент землян пьян аккурат ежесекундно,                         (в скобках: в ту же секунду               совершается также сорок самоубийств:                     пока ты скользишь по строчкам,                    из списка живых уже вычеркнули десяток «натуралов», би, лесби, геев и транссексуалов), —       ну а новое преступление совершается раз в минуту,         за которую, кстати, шестерых успевает унести        «немодный» в нынешней медийной среде СПИД                                  ( вот раньше …); что же касается пекла Империи, то на один гектар                            города-государства              приходится сто шестьдесят двуногих при максимально допустимом в цивилизованных странах                       уровне сто сорок… умолкаю:                              по канату души твоей                                       пройти                                       мешает                                     статистика.

            а-та а-та             а-та-та    я везу с собой кота    кот чеширский кот              во мне      кот йоркширский             на луне        кот мурчащий           кот баюн         кот летящий              гамаюн      кот французский             кот-ацтек кот тулузский де лотрек            кот боярин             кот судья              а-та-а-та               вот и я          вот те книжка           вот те фильм          вот в кубышке          серццце-гриль             человечье               людоед              юный век         прелестный век post Модерна в свой ЖэЖэ:      «выбираю в ПээМЖэ           междустранье           без транслита»                кошки               письма             шито-лито                кошки                двери               и париж      по которому паришь           по которому               дерзя        кошке — мышка —            ест ферзя    бутафорского во сне             а-та-а-та          миг в весне мир — весною — перет е сен!         т и р мой п и р —          упрямо в е сел        вёсла — в вислу         вёсла — в круг вёсла НА! росистый луг          вёсла в угли        вёсла — вплавь        вёсла в глотку          гниде-love         вёсла в уши      в вёсла — штык              Бога     чей невидим лик           а-та-а-та            а-та-та      я рожу себе кота   из фарфора и фольги           а-та-а-та           проходи в дом где много-много лет     я бегу земных примет    в дом где сухо и тепло  в дом с кино и до-ми-НО!    колыбЯлька хоть куда           а-та-ба-та           ой да я…

                         когда привычные понятия                             меняют суть и смысл,                       в тыл разнежничавшегося Эго          (privet, Vrag, kak ti?.. — v porjadke, nu ili pochti)                   десантирует Деццкий Мелиоратор                   (магнитуда восемь с половиной) и,        осушая, согласно инструкции, радужную мою ауру,          рассуждает, подражая Федерико, об инфляции                              прилагательных —                   пафос, понятное дело, смешит:           с некоторых пор я избегаю подобных подтем,                 а потому переключаю регистр:      ввозные пошлины, увеличение транспортного налога,                благословенная Франция, etc. «знаешь, — жонглирую труппками доверия, скорее, для вида:        лимит на синтетику и естественные опиаты исчерпан, —            а ведь войнушка-то впереди нас бежит! вообрази, программы со стандартным хронометражем (скажем, сериалы)               смотрят давно с мобильных устройств…» —       «Да ну!» — щурится Деццкий Мелиоратор и, продолжая                                         работку              (мне не больно, совсем в этот раз не больно),     спрашивает, что я думаю о гомофобии, изданиях за счет                                  средств автора           и такой штуке, как, например, сайты знакомств (бедняжка кат, мечтающий взрастить на болотах и топях моих                             ладненький урожаец!..). отвечаю: отстегиваю голову, ключицы, щиколотки и,                   выдергивая из матки вордовский зонд, теряю живую воду, и вдруг — ну не сказка ли! — замечаю —              кажется?.. — будто пою пятками что-то типа « рай и ад — анекдот, папский анекдот в духе минимализма»              (помнишь, переводили словечко “пошлость”?),                                    а ты не можешь,                      все еще не можешь поверить в то,                                     будто я                                       тоже                                   тоже хочу                                       марта

        дергаю за ниточки куклу:                    она, как и я,                 обтянута кожей,           у нее натуральные: кости,     глаза, волосы, зубы, п р о ч е е.         baba доживает до человека, говорит обезьяна в рясе, и уточняет:    если, конечно, процесс дрессуры               ее не забивает.     да ну, поднимает брови кукла,                 лукавишь:      baba — просто твоя иллюзия…                 а вот и нет,      морщится обезьяна в рясе,         а вот и нет, blja budu!..        ого, усмехается кукла;                  да-с, вторю я   и вижу — словно б со стороны, —             как дергают меня           за серебристую нить,                     ту самую…    я — ростовая кукла, кожа да кости! у меня — трогайте, xaljava — натуральные:   кости, глаза, волосы, зубы, п р о ч е е…          доживаешь до человека?      любопытствует обезьяна в рясе          и, не дождавшись ответа,         укоризненно трясет головой:       странно, что ты до сих пор цела…           о н и после такой дрессуры              бы-ыстро ломаются…          признавайся, бесстыдница,   когда именно ты перестала бояться?        смеюсь одними зрачками:     мои губы пропитаны — силикон? —           в и ртнутым Луны поцелуем,     потому-то и вырастают у них ноги,  потому-то и идут губы мои на свободу…      когда же у них появляются крылья, они тотчас устремляются к другим губам,   и даже строгое «Я» ничего, видите ли,             не может с этим поделать…                  ну не смешно ли?..                        поцелуи                       на марсе                   по расписанию

                 …выключенный мобильный,       стеганые лоскутные одеяла вместо штор,        котурны у изголовья вместо з а п и с о к,                       сачок для бабочек,      красные подошвы туфель Christian Louboutin,               Брют-Лоран-Перье , а значит — пятьдесят пять лучших виноградников аппеласьона; повторять: «Мениль-сюр-Оже, Оже, Авиз, Кроман…» или: «Шуйи, Амбоне, Бузи, Тур-сюр-Марн, Лувуа…», а еще: лёд, запах сандала, «девайсы» для взрослых:                                  в сексе                                      она                                    любит

                       мои персонажи ходят по улицам,                                          едят снег,                                        пьют солнце,                                    летят под землей,                                      ползут по небу:                                            птицы?..                                            кроты?..   безделушки, забытые моей оболочкой на каминной полке                                          Орландо?..                    мои персонажи пьют у метро — пиво,                                   водку — по клубам,                   красное — у каминной полки Орландо                               и, то и дело меняя пол, мечтают о «модильяневских», «ренуаровских», «гогеновских»                                              —                              и прочая — женщинах                  (о, они все еще мечтают о женщинах…                              смайл, скобку закрыть).           мои персонажи сдают белье в прачечную «Диана», не помня, когда дева-охотница поразила их — от скуки, la-la, —                                  ядовитой стрелой,            поэтому они — эти и те , не ведают, что мертвы:                          редакторы, читающие мои тексты,                            издатели, издающие мои книги,                       рецензенты, пишущие «о прозе эНэР» —                               главном моем персонаже,                         который, легко калькируя Анахаты,              кадрирует их и, разбивая объектив о мостовую,                                   артистично лжет —                          да только и делает, что лжет,                                    лжет во спасение.

        розовощекое граффити радужных капель                    в панцирной сетке памяти         пульс зевая пеленгует словечко «норма»                        балтийский воздух                       лечит от тополиного                                 из хлопка                                  из снега        из ваты приторной шитого (в шутку) тангерос                техника визуализации дешевеет                если кнопки «del» не существует                      можно легко придумать                                  пОМни                         и тебя вылечат                                  пОМни при артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна                       на Невском на Невском                    граффити сердца линяют                    и вот оно уже как живое                         совсем как живое                             ну или почти                                   spasibo

                         дозированная LЮ-LЮ,           приснившаяся моему доппельгангеру, —                          ясно, клинический.        «а что — не он?» — умничает доппельгангер           да шлет мессиджи nathalie-la-nathalie,                        делит метлу на ноль,           складывает Пандоре в гроб вещдоки,                     вмятины да пробои ауры           особо ценными экспонатами называя.              «доппи-доппи, я тебя съем!» —             тявкает свалившаяся с Лилит Лиса,                 повесившая намедни Колобка в одном из лабиринтов пространства без вариантов.                     «доппи-доппи», — ластится, вцепляясь через секунду — ему? мне? — в горло:                                       …               так мы остаемся без двойников и,                    счищая с зеркал амальгаму,                                  канаем                             сквозь стекло                                  в Летку.

   «tы свеча-свеча-свеча,         унесi мою печалЪ         zа дремучiя леса,          zа земныя пояsа,          zа далёкiя моря,         zа любовны якоря,           zа горы выsокiя          в завоdi глубокiя:   пуsть живёt там tриста леt,      kаk русалка, пусtь обеt      даst назаd не прихоdить,      не морочиtь, не томиtь,  не sмущаtь ни wолшебsтвом,    ни уныньем, ни персtом,            wолхоvаньем,              vорожбоi, кожей мяtноi, sолнцем, мглоi,       ни пеsком на берегу,        ни sтогами на лугу,              ни собакой,               ни котом     ни tогДА и ни поtOM» —      «tы свеча её, cвеча,       tы сожги её печаль:      оtведи от люtых бед,  cтрах лиши zемных примеt,    шоры со зрачков sними:     не видаtь сто юг нi зги». ex., pechal'—pechal'—pechal'…           ugorela uzh svecha!

    у нас будет с тобой ритрит —        а захочешь, поговорим:         под мелодии рио-рит выйдем в ретро за «третий рим»…  у нас будет смешной гамак — или, может, фантомный вьюн.    я убью тебя просто так ,       обнимает меня Баюн.         я же, т е ша себя игрой,     подползаю — кровит — к метле.        «полетели к Яг и не?» — Кот. «даже страшно: весь ср о к — к себ е …»          и поэтому-то — ритрит,    потом у -то — фантомный вь ю н,      хвост русалочий в голове,        Деда Ёга да Кот Баюн.

…ну вот, а потом я встретила своего персонажа — сбежавшую из Страны Чудес Анфису: звалась она Сашкой-ракетчицей, потому как смыслила кое-что аккурат в ракетах (тема диплома звучала почти эротично: «Сверхмягкое терминальное управление движением сложной динамической системы в условиях неполной информации о фазовом состоянии»), светлые ее волосы, как и волосы Анфисы, пахли снежинками, а в глазах бегали чертенята… больше всего на свете ненавидели девочки скуку, ну а любили — как им обеим ( им одной ?) казалось, — Небезызвестного… что оставалось мне, как не развести руками?.. что оставалось, как не стать точкой сингулярности и, слившись со всеми временами и пространствами, сменить треклятую кожу?.. (я ведь не чувствовала, не чувствовала уже боли — ну или почти: если долго бить по одному месту, оно теряет чувствительность). ……………………………………. и смеялась Анфиса, и хохотала до упаду Ракетчица, и улыбались актёры, и де Лоурентис, грозя Почукаеву [1] пальцем, напоминал, что де «фильм — не сосиски, которые можно производить серийно», и наш продюсер кивал, кивал, конечно (попробовал бы он не кивнуть!), а мы играли, играли себя в кино — лучшее во Вселенной кино, пахнущее снежинками…

         всё путаю сентябрь с апрелем,              да будто некролог пишу             себе самой на л о же… е ле              заметно плачу, но дышу: взахлёб! внахлёст! на память — кожей…          как фильмографии их схожи,            как все лю. лю их хороши,              как за фонемами души —                          жив о й —             не найдено! сказалось «здесь и сейчас» (крохотка-шалость…),           и вот — каденция: попытка      в себя влюбиться — пытка, пытка!         блюду: «лю. лю себя, лю. лю»,           как попугайка… дура дурой,      кажусь шутам ферзём: фиг у рой                       дьявольски                        смешн о й                 на шашечной доске                           пустой.

на сердце «плюс один» — смешно! — под сердцем — plus odin…          в архиве Ле[т]ка спит давно, в архиве — господин             и раб себе, и червь, и чёрт, и Deus, и порог,        и лекарь-кат, предатель снов, лататель нимф-Zero… под сердцем «плюс один»… не то! дика под солнцем грусть.       латентный стон, фантомный блюз — и кожа наизусть:    всё как по нотам — не дыши… всё жёстко, жёстко, Брут…          я ставлю тихо на Zero… я помню: темный пруд,               зрачки в зрачках, висок в виске да по-…                                          целуй —                                          листвы…        несмелый ветер в голове, в которой тир без «ты» не превратился в тлен иль в пыль, не обратился в грязь…   нежнейший космос — в той траве, что шила эту «связь»              без выкроек и без лекал, изображая рай.      играй, живи, ликуй, мерцай… таков иллюзий край.         там, в з а -неб е снутом огне, не догорев, пишу          по своему же экорше, да — вопреки — дышу     всему тому, что размозжить могло на «р а з-и-дв а » —   «и-тр и »! зачёт , мой мир, зачёт , хоть кр у гом голова       от запаха палёных роз, от век, что на века         оставили Zero-листы и, упразднив слова,  развеяли над Гангой то, что пеплом стать должно:  благодарю, мой свет, за то, что кончилось кино —                      сыграли знатно, от души,                 прости-прощай же! — «ни дыши…»                                        …                   время-времечко, смеясь,                   впереди Времён бежало.                   время-времечко ! враньё.                       механическое жало.                   время-время, трын-трава:                   ты да я — «одно»? «одна»?..

              миксолог слов?              фонем соузник?           наложница Его пера!     «в такую рань, да со двора…» —     ворчит мой персонаж устало,         а «я» — они? оно? он/а? —  шепчу вослед строке: «как мало!.. как безрассудно!..» — что ж… нага,     стою пред Ним, и нет ни кожи,                 ни экорше,                 ни головы… мой врач! мой Deus! мне дороже      объятий вечности — цветы,              что так хрупки,                  нежн ы ,                беспечны,    что приживутся лишь в раю:     я не молю их о бессмертье,    а смерть придет — «заговорю»,      мой век, мой ток, двойник!                  сонетом                  мой сок              запеленгуешь                    летом.

      ашрамы под Бомбеем хороши,      шепнули, но не слышно ни души:   в планетке суши скальп свой засуши,       ну а шаманить — лучше в камыши,   чтоб летом кануть в Летку не пришлось,       чтоб Летке на лету всегда моглось,           а главное — хот е лось… «якор я            магнитят занебесные моря» —       «такая рифма пошлая…» — «о, да!» —         «…что катится со щек одна вода:      бессолевой бесслёзнейший раствор —       в нем Deus Сам Себе и кат, и вор, —          стекает на смеющуюся грудь:   мне нравится размер — легко вздохнуть,         легко забыться и в кулак зажать,        да улыбнуться: «незачем рожать» —         как хорошо, что с л е в а не болит,         лишь камешек на шее чуть кровит              все эти сутки… полная чума,      когда в скворечне — шкурка лишь одна        своя — да кошки… верный человек!         вернее чёрной, видно, зверя нет,            а потому, прелестное дитя ,          сегодня вновь забудемся, шутя:           ашрамы под Бомбеем хороши!          калькируешь ты камертон души,          шаманить убегаешь в камыши,           покуда спят людята-голыши —          (ты песен никогда им не пиши:        они для песен наших — малыши…).     «шампанского!.. имею здесь сказать,           что анахатку надобно связать    да вывезти — изжить, изъять, изв е сть:         такая на сегодня бл а -бла-весть».          ашрамы под Бомбеем хороши. дышать ли? свет мой, зеркальце… туши…

         ты понимаешь, о чём я,         ухмылку спрятав, молчу,         зачем спешу рано утром          на «тет-а-тет» к палачу,         к чему индийские юбки          да голограммные сны     в зрачках немой проститутки     с букетом вечным «Апсны»…         ты замечаешь, наверно,        что этот «свет» не в себе,    коль плоть от плоти «кошерна», коль плоть есть «фарш»… па-де-де      разметкой точной движений         приглушит лимфы язык,      чтоб погибающий «аффтар»     запрятал в gaster свой крик…           я обласкала сонеты,            я обыскала слова —        в мои гротескные ветры           летит твоя голова   (под шёпот-шорох смущенья         соединяю мосты):    мы — сумасшедшие зебры,       мы пеленгуем на «ты»…

    на самокате — по нёбу. в кровь —       голый денёк. masal a -чай. привкус чудных — про «лю. л ю » — строф      запах унёс: «вот питьё. кончай».      так пригублю виртуальный вкус        голографических нег в ноч и :   «не погублю, — улыбнётся Ложь, — столько ко а нов на — ить …» — «лечи!»   клетки грудные убоги. «грех» плоти и плоти — в т ы л жалюз и : на самокате — по небу — Вошь едет за Солнцем. соль визав и память сжирает (двойной стандарт) —   я становлюсь голограммой букв:      в смех отраженья уходит art, в тень вечной Тени — аркан-Испуг… «н у же: чап а ти, пан и р…» — «кирдык!» — «ахтунг. молись без лажовых слов.     ню- же денёк … masala-каприз…     койка. карниз. опечатка “love”».

                 он не понимает,           чему ЭТИ так радуются                 (впору рыдать) —                   вот и кричит,            кричит что есть силы —   кажется, лопнет вот-вот от боли: «скорей, тушка, скорее т у ж ь с я!»                          …    что за мерзкое улюлюканье,         шлепки, розы, ужимки?       да что за рожи, мать их,             его окружают? почему, чёрт дери, он опять оказался      в чьём-то «здесь и сейчас»?            как, наперёд зная,          чем се успокоится ,   мог не сдержаться — тогда-а,          в тот самый момент,    когда произошло спаривание           и он, бедненький,        в который раз залетел ?!         ах-с, какой жутенький, какой вкривь недеццкий фильмчик            ему показывают! киндерам до шестнадцати —      опс-топс-перевертопс!      кожа и кости грубеют,          голос ломается,  сердце, как пишут дамки,       «рвётся на части»,    ну а душа и того хуже —        прячется в пятках:   «тушка, роди обратно!»                     …      ЭТИ ВСЕ охочи до мертвечины — вот и пичкают, пичкают аццким ядом:        тошнит… он закрывает глаза, но и с закрытыми видит: кишка-коридор,         дверь с табличкой директор ,         ветхий ж у р н а л вахтёра с карандашом на верёвочке-поводке…                    он кричит,        не в силах остановиться:                  он не хочет —                нет! да! не-ет!        он — ясно? — не станет:             а вы как хотели? —          «да, нет, не станет!» —        носить треклятую форму          и клясться в верности          славненькому ученью!              он лупит ножками,   он задыхается, отчётливо понимая,                что женщина,        которую и в прошлой любил,             уйдёт от него и в этой … ему кажется — так и есть? — он сходит с ума:               горы бутылок,      мелочь, клозет, клетушка,          томик Тимоти Лири             на подоконнике.                       …         выхода нет — табличка? НЕТ,                 он всё понимает —          нужно снова учиться ходить,             а потом сразу — vлюди,                 всегда наживую, потому как «завтра никогда не наступит»,    потому как — долги, кредит, я-ма,             ну и в кошмарике:                  «в поте лица             оплачивать будете          чудо-юдо-счета свои!»,                   а посему —              Борхес и Ницше,             трактаты и лезвия,                 женщина в бе           да дом-сынчик-дерево: «здравствуй, ну здравствуй, дерево!»