Сцена. На дальнем плане М и Ж в арестантских робах; у каждого в руках телефон. Справа – «медсестра» за письменным столом с ноутбуком и мобильником. В центре муляж огромного Уха, в раковину которого может легко уместиться человек, окажись он в позе эмбриона. Сначала – до первого «звоночка» – Ухо нежно-розовое, но после очередного разговора темнеет до черноты: кажется, не отмыть – однако «медсестра» приставляет к Уху стремянку и карабкается наверх. В руках ведро и швабра: Ухо моют так старательно, что невольно сдирают с него кожу – так оно снова становится нежно-розовым: до следующего звоночка, раз-два-три, раз-два-три…

* * *

Первый звоночек. Антология

«У меня гениальная идея» – «?…» – «Надо издать „Антологию оригинальных русских сочинений с шестнадцатого по двадцать первый век“» – «Почему оригинальных? Что вы вкладываете в это слово» – «Ну…. Оригинальных, потому что автор вносит что-то своё в текст…» – «Так все же своё вносят – удобрение, этакий навоз» – «Ну… а, например, некоторые слова заимствованы из других языков…» – «???» – «Живущим авторам – заплатить. А хочешь… Хочешь быть, ну, главным редактором? Ты сможешь вступительную статью написать? Называй меня на ТЫ! Нет? Почему? Ну, как хочешь…» – «Статью-то можно, а вот где деньги, Зин?» – «Нет, не знаю, и вообще, я сижу в шарфе, меня прострелило. Ты знаешь, что такое сидеть в шарфе? Нет, ты не представляешь!» – «Еда-то есть?» – «Есть еда, а нужно пятьсот тысяч долларов на книгу» – «А тираж какой?» – «Тысяча экземпляров на хорошей бумаге, я бы на верже вообще… Хотя бы Кузмина на верже, отдельно…» – «Дык, никто не даст пятьсот тысяч долларов за тысячу экземпляров какой-то антологии!» – «Ну пусть хоть триста тысяч дадут. Пусть дадут хоть двести… Ну авторам же надо платить…» – «М-м… Пусть дадут, конечно, но кто даст?» – «Ну, вот этого я не знаю, может З. позвонить, это жена В., у нее много телефонов всяких… Хочешь, дам ее телефон?» – «Может, сами?» – «Да, я, наверно, ей сама, а вот С. из ПЕН-клуба… Но ему я тоже лучше сама… Наверное…» – «А каких авторов-то в антологию хотите?» – «Ну… Ломоносов – он же абсолютно потрясающий. Карамзин, конечно. Тредиаковский. Декабристы. Батюшков – Батюшков вообще гениальный! Михаил Кузмин, Георгий Иванов, Ходасевич – обязательно. Бродский… Хотя он вроде и «не очень русский»… Из современных – Битов, Аксенов, Витя и Венедикт Ерофеевы» – «А как насчет прав на Веничку?» – «Не, не знаю…» – «А Марину Палей читали?» – «О, Марина – очень хорошая женщина!» – «А еще?» – «Ну, Свету Василенко, их всех…» – «А деньги-то?…» – «Ну, надо искать фонды. Ты знаешь, у людей вообще-то куча бабок, они не знают, куда их девать, и хотят вложить… м-м-м… в культуру. Часто. Надо только найти этих людей-то. А хочешь, на ТЫ меня называй… В общем, как хочешь…»

* * *

Стихийки

«…не спишь? Я что хочу сказать: движение стиха вообще вещь мистическая. И потом: никто же не говорит, что так нужно писать стихи! И вообще, писать стихи не нужно: они пишутся в очень крайнем случае. Когда ты не можешь, например, определить погоду… Ты выходишь на улицу в сентябре, а оказываешься в некотором мае, или просыпаешься: крестьянин торжествует! – а на дворе апрель. Все, конечно, крутят у виска… А именно так складывались некоторые очень хорошие поэты. Тютчев, скажем, да – почему нет? Вообще, душевный мотив обеспечивается некоей погодой. Понимаешь?» – «М-м-м».

* * *

Душ

«Что нового, спрашиваешь? Не что, а кто! Любовник! Но я всё испортила…» – «Зачем?» – «Что? Не слышно!» – «Заче-ем?» – «Объясняю. Я за всю жизнь такого никогда не испытывала, понимаешь?» – «Надеюсь» – «Он, короче, муж моей знакомой по курсам. Иногда подвозил нас. Ну, не важно… Короче, когда мы оказались у него в гараже… Натусь, как я орала, ты не представляешь!» – «Почему же…» – «Нет, не представляешь, потому что я и сама не представляла! Он что-то такое со мной сделал… Языком… То есть отодвинул как-то клитор… Не знаю даже, каким словом-то и назвать это… И он стал… как цветочек стал… Как бутончик… Понимаешь?» – «Типа» – «Да ты не понимаешь! Он это делал как, наверное, это делают женщины друг другу! Теперь понимаешь?» – «Даже не знаю, что и сказать» – «Да ну тебя! Ты не знаешь, что со мной было! Всё тело дергается, вся в судорогах… Я жила столько лет и не знала, что это такое, а? Вот скажи, у тебя такое было?» – «Погоди, ты говорила, будто все испортила…» – «Ну да. Он мне надоел… Секс сексом, но сам-то – скучный… Примитивный такой тип в галстучке… И интрижка сама – пошленькая… Вот и я попробовала в душе… Знаешь ведь, у меня классный душ с тугим напором, и… Не пробовала?» – «Да нет» – «Я ж говорю, ты ничего не понимаешь! А еще книжки пишешь! Вот о чем писать надо, вот! О душе! Как душ отбивает все желания!..» – «Да почему отбивает-то?» – «Элементарно! Там же напор сильный. Непрекращающийся. За три минуты можно себя так довести… и никакой мужик не нужен. Баба тоже! Ни один, даже самый «умный» язык, на такое не способен… Поэтому, когда после этого душа мы с ним встретились, я уже не орала… И вообще – вообще – ничего не чувствовала… Хотя он делал то же самое… Всё то же самое, понимаешь?» – «Понимаю» – «И он тоже так расстроился…» – «А ты?…» – «Грустно все это, не находишь?» – «Нет, по-моему даже забавно» – «Короче, я – дура» – «?…» – «Дура с большой буквы… Взяла – и всё испортила…».

Младой пейсатиль

«А сейчас выступит наш молодой писатель Василий Т.: его дебютная повесть «Жизнь» опубликована в прошлом номере… Выходите, Васенька, выходите же, не стесняйтесь!» – «Й-а-я… оч-чень благодарен… за эт-ту публикацию, пот-тому что она… эт-та пуб-б-б-ликация… оч-чень для меня-а-а важна-а… Я оч-чень б-б-бла-а-годарен уваж-ж-жаемым Ник-к-колаю Степановичу, Татьяне Дмитр-р-риевне, Анне Леопольдовне, Эльзе Леонар-р-рдовне, Григорию Ефимовичу, Зейле Ахметовне, Варваре Тихоновне, Ирине Петровне, Петру Юрьевичу, Вере Антоновне…»

* * *

Толстой и Набоков

«А ты вообще знаешь, кто главные герои “Карениной…” на самом деле?» – «Ну, допустим» – «Нет, не знаешь! Анна и Левин главные герои! Вот они, линии, вот! А какова композиция?… А они, эти сопляки, говорят мне, будто Толстой им не интересен!» – «Мне он тоже малоинтересен, “Каренину…” вообще не дочитала – скука, все эти крестьяне к тому же…» – «Ты не понимаешь, ты ничего не понимаешь!..» – «Сомневаюсь» – «Сомневайся сколько хочешь! А ведь Толстой на полном серьезе говорил, что Бог не должен его забирать…» – «?…» – «Считал, будто слишком велик и не может умереть. Что такие, как он, должны жить вечно…» – «Идиот» – «Не смей!» – «Ну идиот же! Кли-ни-ка… И эти его нравоучения…» – «Замолчи!..» – «…» – «Ну мы же с тобой не поругаемся из-за этого графа, правда?» – «Простите. Нет, нет, конечно. К тому же, я люблю Набокова» – «Набоков – это всего лишь синтаксис. Суперсинтаксис» – «Набоков – это больше чем синтаксис. Это даже больше, чем литература» – «Нет! Ты не понимаешь…» – «Он гениален. Он называл вещи своими именами. Свиней, кстати, – свиньями, а их, увы, большинство. Вероятно, поэтому-то это самое большинство так раздражено…» – «Он холоден, подчас вычурен…» – «Он искренен… Он – Моцарт. Но мы же не поругаемся из-за Моцарта?…» – «Прости. Прости. Ты же знаешь, как ты мне дорога…»

Богиня

«Подвиньте, пожалуйста, сумку» – «Не подвину» – «Почему?» – «Потому что я первый сел» – «Но это место не для багажа» – «А мне насрать» – «Вы что, хотите, чтобы я стояла двадцать минут в маршрутке?!» – «Мне пох» – «Уберите, или я сама уберу» – «Не уберешь» – «Почему вы мне тыкаете?» – «Я тебе щас тыкну! А ну, руки убери от имущества!» – «Сань, ты посмотри, какая хамка! Такая молодая, а наглая – жуть!» – «Да они, молодые, сейчас все такие…» – «Уберите сумку, я не собираюсь стоять до метро» – «Иди отсюда…» – «О, “великий народ”…» – «Ты народом-то не прикрывайся, краля, можно подумать… Да ты вообще на букву б.» – «Конечно, на б. Богиня!»

* * *

Хоббиты

«А когда же вы писали?» – «А я или писала, или была замужем. А так как замужем я была четыре раза…» – «Поэтому не порчу паспорт…» – «И не надо. А знаешь, десять лет назад он предложил мне жить втроем. Я, конечно, отказалась от роли “старшей жены”» – «…» – «Пиши. И не выходи уже замуж… Впрочем, все они были очень интересные люди, да-да… Так что можешь еще раз-другой и сходить… За интересного-то человечка… Ненадолго только… Туда и обратно…» – «Ага. За хоббита».

* * *

Гарднерёллез

«Не узнаешь? Это я… И, собственно, по делу… а как называется… Ну… Чем мы тогда болели, в общем?» – «Чем мы болели, не знаю. А у тебя гарднереллез нашли» – «М-м-м… Просто из головы название вылетело… А я… я из страны уезжаю» – «Надолго?» – «Как получится» – «Туда, куда и хотел?» – «Туда, куда и хотел. Диагноз всё боялся перепутать. Смешно, да?» – «Очень» – «Ну, в общем, ты это… давай там» – «И ты… и ты там… давай…» – «Я еще приеду» – «Ага…» – «Я буду преподавать» – «А-а…» – «Там очень ценят русских…» – «Отлично» – «Ну, это, ты…» – «Даю, даю…» – «Давай…» – «Да-да…» – «Так, значит, гарднереллез? Погоди, запишу…» – «И я тебя запишу» – «Не понял? Что-что?…»

Таблица умножения

«…и опять, опять: “Набоков – это синтаксис”» – «Чем уродливей мир, тем больше будет спрос на Набокова. А что мы видим красивого? На самом деле… строить фразу просто так не научишься – должна быть внутренняя подоплека. Охломонам местного разлива не понять: кухаркина методология! Восприятие же писателем времени… ну, это отдельная тема: “Прошло уже столько лет, как он уехал, а воспоминания все так же свежи!” – «Ну да, ну да: что-то в этом роде г-н профессор и говорил…» – «Есть люди с таким ощущением времени и пространства, для которых границ времени не существует. Другое восприятие! Есть уездная, коммунальная насквозь «проза» – про то, как холодильник сломался – и мировая литература: Пруст, Джойс… Неужели это так сложно понять?…» – «Дважды два…»

* * *

Будьте осторожны

«Я, Наташа, живу дома почти как в гостинице. Это очень странное существование. Идеальные лабораторные условия для воспроизведения невроза, если хотите. Но на самом деле я звоню, чтобы рассказать сон. Вот представьте себе: в Москве организуется новая система спусков в метро. Менты говорят: «Вы должны тренироваться. Должны научиться входить правильно». А на земле лежит шнур – то есть, надо спускаться в метро, как бы не сходя с его линии… Понимаете? Я кому-то даже отдала сумочку, чтобы случайно не оступиться… А менты гудят: «Для предотвращения скопления пассажиропотока в дверях… Профилактика… Для вашей безопасности…». Потом говорят, будто идти нужно по одному, что абсурдно при таком количестве народа… И: «Граждане, если рядом с идущим по шнуру будет хотя бы один человек, его разнесет в клочья. Тут же». Ну вот, а утром этот взрыв…».

* * *

Бананы

«Нет, это невозможно! Вот, смотри, что пишут: «Поев бананов, человек начинает чувствовать себя гораздо лучше, а если он до того находился в состоянии депрессии, ее как рукой снимет»» – «Где пишут-то?» – «В журнале… м-м-м… Женском» – «И давно ты читаешь женские журналы?» – «Господи, да я там работаю… Неделю уже…» – «Ты что, ревешь?…» – «Ненавижу…. Ненавижу… Ненавижу…» – «Подачка-то нормальная?. Да не реви…» – «…» – «Через час буду. Никуда не уходи. Красного или белого?.. Что? Всё равно?…».

* * *

В редакции

«Вы немного… свихнулись… Вот если будете писать как раньше, мы вас печатать будем, а если как сейчас – нет» – «Но я не могу постоянно писать «как раньше». Вообще, автор…» – «Вас никто ни к чему не принуждает. Но вас предупредили. Думайте. Есть выбор. Печататься или нет. Думайте!»

* * *

С днем рождения

«Ой, ты дома! Где пропадаешь? С днем рождения!» – «Спасибо… Не пропадаю как бы» – «Как жизнь-то вообще?» – «По-разному. А сама?» – «Ой, малой болеет, мать с работы уволилась, этот запил… Ну, рассказывай» – «Что рассказывать?» – «Всё рассказывай» – «Да всё хорошо. Рассказывать нечего. Ты все там же?» – «А где ж? Чего искать-то?» – «Ну, десять лет на рынке – срок…» – «Да у нас работать негде, ты чего выдумала – срок! Живешь-то все с тем же?» – «М-м-м-да, да, с тем же» – «А зарплата какая?» – «Хватает» – «Сколько получаешь, говорю?» – «Нормальная зарплата. Гонорары» – «Чего?» – «Го-но-ра-ры» – «А… А мужик твой сколько получает?» – «Хватает» – «Ты что, не знаешь, сколько твой мужик получает? Ну, вообще!» – «Не знаю» – «Ну, ты, вообще, даешь! Ну, с днем рождения!» – «Спасибо».

* * *

В очереди

«“Надежду” или “Салют”?» – «Нет, “Асти Мандоро”. Вкуснее» – «Кхх-э-э…» – «К бабе едешь – а денег нет… Хоть бы кольцо снял…» – «Так не снимается ж, Тамар…» – «Ну что, может, хоть одну-то нормальную купим?» – «Не знаю, сколько ты выпьешь… сколько в тебя вообще влезет…» – «А может… две?» – «Два “Салюта”, девушк, нам» – «Девушк, а вы эту партию пробовали? Ничё “Салют”-то?» – «Comme c’est Moscovite!» – «Будни простого русского, господин Блие, как вы и просили. Магазин “Продукты”».

* * *

Потешная улица

«У него, короче, мизофобия. Грязи боится. Давно. Да. Не говорила… А как про такое расскажешь? Сейчас просто прогрессирует, и я… не могу уже я… Ты прости, что поздно так… Но он ведь руки моет! Постоянно, сволочь, моет руки!! До крови кожу стирает, будто пемзой… В туалете краны локтем открывает, двери – ногой… Тридцать пять… Ну, пошли к психиатру: месяц моих слез-уговоров. Платная такая больничка. Типа. Ну, приходим туда, значит, поднимаемся… Да, забыла – на Потешной это все улице… Ага, обхохочешься. Ну, поднимаемся, да-а… Ждем-сидим. А там парочка какая-то напротив: дама не в себе – явно. Ну да, нас всех не перелечить… Но слушай. Врач приходит: сказали, лучший в городе доктор! На самом деле – кошелка. Типичная. Такой на рынке селедкой торговать! Думаю, черт с тобой, выхода-то нет, записи сколько ждали… Да и внешность не главное как бы… Как бы не так! Пошел, короче, он в кабинет. Через час выходит, посмеивается. Я: «Ну?». А он рецептами у меня перед носом помахивает. Золофт… Феназепам… Пантогам… Он ее – слышишь? – на разговор сам вызывал… Он же не больной, просто фобия такая у человека… Так-то с головой в порядке… Диссер вон пишет… Ну а микробов боится, да… Кто-то – самолетов, кто-то – пауков… Мало ли… Понимаешь, нет? Она – совок, такие раньше всех аминазином закалывали, а теперь в платных клиниках с жиру бесятся… И вот брошюрку даже выпустили. «Пособие для пациентов». С, так скажем, примером конкретного случая – эт заголовок. Да с купюрами, не бойсь… Рабочие обязанности Константина изменились в связи с увольнением большого числа рабочих на предприятии. Теперь его нагрузка возросла… бла-бла… Так… Постепенно он стал чувствовать себя утомленным… Бла-бла… Ну, поняла, да?… По совету друзей Константин решил обратиться к врачу. Врач назначил ему лечение антидепрессантами… Да, так все и написано… Константин стал сосредоточенней на работе… Бла-бла… Взаимоотношения с женой постепенно нормализовались… Слушай, найди мне нормального психиатра, а?…»

* * *

Погодка

«Ты человек расчетливый, но до какой степени?… И с какими людьми?… Неужели непонятно, что дружба ценой в тысячу баксов гроша ломаного не стоит? А, видя, что человек „попал“, что делает подобный проект впервые… И когда вы с П. всё тихонько распределили между собой, не подключив меня, хотя это раз плюнуть… А без меня вы бы на М. тогда не вышли…» – «Не собираюсь оправдываться. Хотя, с деньгами ситуация вышла действительно некрасивая: я предполагала… Но мы с тобой не вошли в рабочий контакт…» – «В рабочий контакт?» – «…не вошли в рабочий контакт с самого начала; я попросила П. это сделать, но… Я же со своим прямым отношением (что думаю – то и говорю) оказалась в дураках. Забавно, с твоей стороны – «я приехала, а вы все уже поделили»! Нам, между прочим, пришлось все расписывать и продумывать, а ты пришла на все готовое… М. – твой контакт, никто не спорит. Телефоны журналистов – наши связи, у работодателей…» – «…у рабовладельцев…» – «…они ценятся также, как и личные навыки…» – «Каков язык!» – «Как ни крути, без дележа нигде ничего не проходит. Имею в виду бизнес. Хочешь порхать в розовых облаках – денег не будет» – «Но я говорю о тебе: ради чего ты становишься мелочной, холодной, чужой?» – «В деле не бывает сантиментов. Всем угодить нельзя» – «Да не надо, не надо „угождать“!» – «Я потеряла нить разговора… Погодка, да?…»

* * *

Благодарность Пушкину

«Наташа, не спишь?» – «Н-н-нет…» – «А чего шепотом?» – «Да человек спит, сейчас на кухню вот…» – «Человек – это звучит гордо, ха-а… Как твои дела?» – «Всё, вышла… По уши в дерьме и в шоколаде» – «Теперь не поймешь, как их называть – друг, бой-френд, муж… Вот у меня было три мужа… Один – профессор… А у тебя сколько было?…» – «Ну, сколько-то… Смотря как их называть: бой-френд, френд, хасбант… Всегда один, в общем» – «И вот мы, значит, с этим хасбантом жили в пещере. Представляешь, да?» – «В пещере? Классно…» – «Да, целое лето в пещере… Слушай, ты спать не хочешь? У тебя ж кто-то там…» – «Человек у меня там. И что?…» – «Ну вот… Три месяца… А воды пресной не было, представляешь? Приходилось в деревню ходить… Там и ларек был. Мы там сыр покупали, вино…» – «Ну…» – «На самом деле, я тебе хотела рассказать совсем о другом» – «О чем?» – «Ты такая милая девочка, ты должна понять. Ведь фантастическая совершенно вещь! Абсолютно все романы в русской литературе абсолютно эпатажны. А развивался эпатаж с Ломоносова» – «Прям так вот с Ломоносова?» – «Прям так. А девятнадцатый – это вообще: один эпатаж» – «…» – «Вот Достоевский: он же был человеком плохим. Неправильным. Игроком! Противным! В личной жизни – невозможным. Тратил больше, чем зарабатывал. Лев Толстой – это вообще кошмар. Ужас! Ну граф – ну и граф… Ушел из дома на старости лет… Что такое? Нет бы в койке помереть» – «…» – «Гоголь – это вообще бред! Ни жены не было, ни детей… Где он умер? До сих пор могила его под очень большим сомнением находится…» – «М-м-м…» – «Сидит он – ну, памятник же видела, – как дурак полный, у библиотеки. Получается: наркоманы, алкоголики, игроки… А западная литература?» – «Что – западная литература?…» – «Мой любимый Уайльд – гомосексуалист. Шекспир – может быть, его и не было, а если да – тоже… И вот эти все ребята… Как я переживала за них! Вон декабристы… Ну как же так?!.. Убийство, ну просто же убийство! Ну это ужасно… И вот эти девушки, которые с ними поперлись в Сибирь – это же кошмар! Лучше б остались в Москве или Петербурге… Это ужас! Они туда поперлись! Убить царя, на самом деле, это страшно! С этого и начинается дикий промах русской жизни, народ вышел, потом начинается Фрейд, фигня всякая… В общем, ребята эти неправильно всё сделали… Я благодарна Пушкину знаешь за что?» – «Не очень» – «За то, что он в этом деле не поучаствовал – то ли заяц дорогу перебежал, то ли это монах был… Вот ты бы…» – «?…» – «Вот ты бы захотела пойти и царя прибить?» – «Я – нет» – «И я: нет. Это дураку ясно, что никого убивать не надо. И зверушек. Политика с литературой связаны на минимуме… Понимаешь?» – «…» – «Ну, спи» – «Сплю».

* * *

Дыр-бул-щил

«Как ты?» – «Честно?» – «А то!» – «РРРРРРРРРРРРР!» – «Не поверишь, я тоже» – «Отчего ж не поверить…» – «У меня тут постоянный дыр-бул-щил… И: дрррррррррр!» – «Это как?» – «Да из асфальта какие-то железки выдирают, а потом такие же – только новые – обратно вставляют. Это сколько ж денег надо, а? На эту всю дрянь?» – «Ну…» – «Слушай. У меня вишня есть. И коньяк. Приедешь?» – «Не могу – графомана режу: “Я оставил свои мысли висящими в воздухе около его кровати, надеясь на его ментальную обработку по пробуждении, но так и не получил ответа”» – «Титан! За что ты?» – «За деньги» – «Значит, на коньяк не приедешь?» – «Неа» – «Уф… Ну, не сдохни там… Со своим графоманом» – «Угу».

* * *

Искусство

«Наташенька, искусство высокосортно по определению. И никого – никого! – не слушайте. Дистанцию к объекту художественной переработки иметь просто необходимо. Дистанция – эго главнейший компонент в технологии творчества».

* * *

…вышел автор погулять

Раз: «Я прочел вашу книгу. Вы сами говорите: для того, чтобы рисовать, скажем, черные квадраты, сначала надо научиться рисовать лошадей. Карандашом. Где же ваши лошади?» – «Убежали».

Два: «Это ваше эссе… Это страшно! Все наши беды от Набокова. А здесь… Вейдле… «Умирание искусства»… Простых людей обижаете… Да вы знаете, я с вашей “мариванной” в поезде до Москвы ехал! Ого-го! Она всю дорогу та-а-акое рассказывала! Да на этой “мариванне” земля держится!» – «Лучше б она держалась на трех черепахах».

Три: «В вашей повести ведь любопытный сюжет, есть и динамика… Зачем вам эти красивости, все эти… как бы определить точнее… стилистические вывороты? Изощренность? Зачем? Почему нельзя писать просто? Такое ощущение, будто это павлин, распушивший хвост, а не проза… Но если убрать перья, останется отличная реалистическая история!.. Ну хорошо… А почему ваша героиня так легко расстается с невинностью? Ну… как бы мимоходом? Получилось как-то буднично, простите, она словно в булочную сходила…» – «А она и сходила. Сначала дефлорировалась, а потом в булочную пошла…» – «То есть она настолько цинична?» – «Что же циничного в покупке хлеба?»

Четыре: «Как вы не боитесь так писать? Сейчас ведь так не пишут! Сейчас не девяностые! Постмодернизм давно не в моде! Даже странно…»

Пять: «Фёдоровна!!» – «Алло…» – «Сколько зим… Почитал тебя вот… в журнале» – «Ты читать можешь?» – «Не ёрничай. Не понравилось мне. И вообще… Этот твой феминизм…» – «Феминизм – всегда “их”, никогда не “мой”» – «Не понравилась мне твоя история, слышишь?» – «Слышу, и что?» – «Как – что? Не та история, не о том пишешь…» – «Почему же?…» – «Не понравилась, говорю, история твоя мне!!» – «Да слышу, слышу» – «Бросай ты это… Это дело… Читать невозможно. Умничаешь. Выпендриваешься» – «Так не читай» – «И не буду. А вот, пожалуй, выпил бы с тобой. Поговорил бы» – «Все со мной поговорить хотят. И выпить. Некогда» – «Приезжай. Надо из тебя по новой человека сделать» – «…» – «Я серьезно. Выпьем. Поговорим» – «Ну да. И закусим» – «Так когда ждать-то?» – «В четверг…» – «В этот не могу, давай в следующий, на все выходные…» – «…после дождичка» – «Чего? Чего, Фёдоровна? Не слышна-а! Приезжа-ай! Поговорим, выпьем…»

* * *

На деревню дедушке

«Сил моих нет больше! Взяли мы направление в военкомате у старшего врача Волковой» – «Инициалы скажите» – «И-А. В 15-ю больницу она нас направила. Там полное обследование провели, гидроцефалия подтвердилась. Ну, дали нам заключение и снимок головы, амбулаторную карту еще» – «Не так быстро…» – «Ага. Ну, я этот снимок отвезла в военкомат, отдала медсестре» – «Фамилию знаете?» – «Не-а… В середине апреля нас вызвали… Сына моего, то есть… Вручили повестку на 4 июня явиться за военным билетом» – «Та-ак, записала…» – «А 19 мая позвонила медсестра невропатолога и сказала, чтоб мой ребенок поехал в военный сборный пункт. 29 мая к часу дня. К невропатологу. Кондратьева ее фамилия» – «Записала» – «Я ей стала объяснять: зачем он должен ехать к врачу, если вы ему дали повестку на 4 июня прийти за военным билетом? А она: так, мол, положено. Я спрашиваю: а где наши документы? Снимок головы? Она: я все отдала ей» – «Погодите. Кому отдали?» – «Да врачу Кондратьевой! Снимок и документы! Это ж медсестра говорит…» – «И что?» – «А то, что надо военному комиссару района писать – мне так у солдатских матерей сказали! Ты грамотная, сможешь? Сейчас ведь всех без разбора в армию гребут, и с плоскостопием, сволочи…» – «Вы мне суть объясните, написать-то все что угодно можно…» – «Пиши так. ЖАЛОБА. Рустам Северцев проходил медкомиссию… Или медосмотр? Как лучше?» – «Да все равно…» – «Значит, Рустам Северцев проходил медкомиссию на службу в армии. В начале марта в военкомате по адресу… Записала?» – «Да. Потом подредактирую» – «Подредактируй, подредактируй, Натуль. Так. Дальше. По своей болезни гидроцефалия. Диагноз поставлен в марте 2004-го» – «Дальше» – «Та-ак. Диагноз был подтвержден. Написала?» – «Да» – «Мне в солдатских матерей сказали, что они снимок-то нарочно «потеряли»! Представляешь? Тысяч, говорят, за пять долларов продали, а Рустама теперь, значит, в армию! Гады…» – «Давайте-ка по порядку…» – «Надо вот что в конце: если снимок пропал, я не удивлюсь, что и амбулаторная карта пропадет… Да. Напиши им так: если не примете меры, я дело передам в военную прокуратуру, так как копии всех документов у меня на руках…» – «Грозить бесполезно» – «Погоди строчить-то… Ты суть послушай, суть, а потом напишешь – ты ж грамотная…» – «…» – «В общем, когда Рустам мой вошел в кабинет, Кондратьева его спрашивает: чего, мол, пришел? Где твой снимок? Рустам стал объяснять – как, где… медсестра сказала, что у вас, а врач такая: придешь ко мне 1 июня и принесешь амбулаторную карту. Дальше так пиши: я, Северцева З. А., поехала в этот же день в военкомат…» – «В какой – в этот же?» – «Ну да, 28 мая, ты чего?… 28 мая поехала, да. Зашла в кабинет к невро– этому -патологу, где сидела медсестра. И врачиха тоже сидела. И стала говорить, что мой сын был у Кондратьевой, а она спросила, где твой снимок? Когда я стала говорить медсестре и возмущаться, где снимок, она сказала: всё передали врачу Кондратьевой. Я говорю: мы сейчас поедем к врачу Волковой в больницу, и вы ей сами подтвердите, что снимок отдали Кондратьевой» – «Написала…» – «Конечно, она это сделала нехотя. Но согласилась. Это не пиши. А когда мы вошли в кабинет Волковой, я стала ей объяснять, что, значит, сказали, все документы у Кондратьевой, а снимка-то у нее нет!» – «Длинно очень, так нельзя…» – «Погоди. Слушай. Потом напишешь, ты грамотная… В общем, медсестра тогда сказала – это я врачу говорю» – «Какому?» – «Как какому? Волковой» – «Про кого?» – «Да про Кондратьеву… Значит, медсестра мне сказала: я помню, что я этот снимок забрала у вас. У меня то есть, у Северцевой. Понимаешь?» – «Как бы да» – «Ну. А когда 28 мая мы с Рустамом были на военном сборном пункте, врач сказала…» – «Фамилия врача как?…» – «Кондратьева. И Кондратьева эта сказала Рустаму, что ты теперь придешь ко мне 1 июня и привезешь снимок и амбулаторную карту» – «Это уже было! По второму кругу пошло!» – «Так ты запиши, как я тебе говорю сейчас! В общем, старшего врача Волкову я спросила: вы решите этот вопрос с Кондратьевой? Вы теперь должны позвонить Кондратьевой с тем, чтоб медсестра подтвердила, что отдала ей снимок…» – «Ужасно…» – «А если что, я буду настаивать на экспертизе – так и напиши» – «Это куда?» – «Да погоди, не пиши… На независимой экспертизе! Если вы потеряете амбулаторную карту…» – «Написала…» – «Слушай… Но как же может врач говорить, что нет гидроцефалии, не открывая карты, когда в карте – описание потерянного снимка и всех анализов?!..» – «…» – «И почему ребенок должен опять облучаться из-за этих сволочей, а? Опять же снимок делать!» – «Это Россия. Давайте дальше» – «Да что дальше! Волкова потом не могла дозвониться долго в сборный пункт и дала задание врачу-невропатологу дозвониться…» – «Как фамилия?» – «Пиши, пиши, не спрашивай ничего… Я настаивала на том, чтоб Волкова дозвонилась до Кондратьевой и сказала ей, что снимок у нас. Но Волкова не дозвонилась и дала задание медсестре…» – «Вы меня с ума сведете… Все время одно и то же, одно и тоже…» – «Так всю жизнь же ведь одно и то же! Одно и то же – всю жизнь, Натуль! В общем, Волкова не дозвонилась до Кондратьевой и дала задание медсестре…» – «Погодите. Это правда уже было…» – «…Всё уже было! Пиши! Чтобы врач-невропатолог дозвонилась сама Кондратьевой и объяснила ситуацию…» – «Ок…» – «Когда я опять зашла в кабинет невропатолога, она сказала: придете 29 мая рано утром. 29 мая я пришла туда…» – «Куда – туда?» – «Как куда? Ты чё? В военкомат. А она мне говорит…» – «Кто – она?» – «Ну она, кто! Кондратьева эта – кто ж еще мне скажет? Она и говорит: я не буду со своего мобильника звонить. Я ей свой даю, а там не прозванивается, или такого номера не существует» – «Стоп. Ничего не поняла… Теперь мобильниик еще… Кто кому куда звонит?» – «…А Кондратьева мне: будем разбираться без снимка. И нас, значит, назначили на 1 июня. Рустам пришел, а она…» – «Кто – она?» – «Да Кондратьева, Кондратьева! Спрашивает его: где снимок? Я, мол, проверю тебя. И вообще, нет у тебя никакой гидроцефалии. Потом она ему голову намазала гелем и чем-то поводила по голове-то… И говорит, значит: ну, ты ж понимаешь, если я напишу, что ты больной, то надо мной начальник подумает, будто я у тебя взятку взяла» – «Резонно…» – «В общем, 1 июня я отдала амбулаторную карту, подлинник, Рустаму, чтобы он передал ей» – «Кому?» – «Да Кондратьевой! Все копии у меня на руках. Ксерокс. А врач – ну ты представляешь? – даже не открыла 1 июня амбулаторную карту!» – «Какой врач?» – «Кондратьева! И сказала Рустаму: мы тебя направляем в первую горбольницу. Ты так напиши, в общем: просьба срочно разобраться. Срочно, слышишь? Большими буквами! И найти снимок головы, где врачи поставили заключение гидроцефалия. И как же, напиши, в военной-то организации теряются документы? И почему врач Кондратьева не открыла амбулаторную карту и сказала, что у моего сына нет никакой гидроцефалии?… Где же правда? Так и напиши… Военному комиссару…».

* * *

Job

«Набери знаешь как? Приемщица в химчистку» – «Набрала» – «Ну и?..» – «Смотрю… Ага… в европейскую прачечную срочно требуется приемщица» – «В европейскую – хорошо…» – «Не думаю… Посмотрим, чего хотят…» – «И чего хотят?» – «До хера. Программа 1C, «без вредных привычек», прописка московская…» – «У тебя только с пропиской, пожалуй, в порядке…» – «Интересно, зачем им приемщица-москвичка?» – «Без понятия, но ты все равно не подходишь. А зэпэ?» – «Зэпэ…хм… от 450-ти до 570-ти у.е. Маловато…» – «…а в резюме напиши: “Умею склонять числительные”» – «А-а-аабязательно. С девяти до девяти, два через два. До тридцати пяти лет, мне еще год…» – «А в сорок где работать?» – «В сорок, возможно, уже не здесь. Смотри лучше, чего еще…» – «Щ-щас… О, эт по твоей части …» – «По моей части не бывает» – «Тебя в прежние времена давно за тунеядство посадили бы…» – «Добрая…» – «На что ты живешь?» – «На гонорары. Ну, читай…» – «Для работы в новом ток-шоу требуются творческие люди» – «О-о-о… Это сценарии. Потенциальная аудитория – офисный планктон» – «Ты что, не можешь ничего написать для планктона?» – «Для планктона не хочу» – «Ну и дура, за планктон платят, а твои рассказы на хрен никому не нужны» – «Я бы в сторожи пошел… Слушай, а если ночным портье? Ни с кем не разговаривать – ну, почти… Никаких тебе людей… Тихо… Читать можно… Вот это работка!» – «Кино и немцы, а не работка…» – «Лилиана Кавани…» – «Ночной портье по-нашему – это типа администратора в гостинице, так?» – «Мы ж тебе работку ищем, не мне…» – «А ты на что жить будешь?» – «На гонорары. Я же говорю…» – «Погоди, это точно для тебя: «По характеру – вождь, флагман, лидер-аккуратист» – «Что-о-о?…» – «Хороший характер. Внятная речь» – «Это у меня характер хороший?..» – «Забота о людях и текстах. Поддержание творческого воздуха в редакции» – «?…» – «Да не смеюсь, так и написано… Погоди, а вот этим менеджер нужен: “Петр I прорубил окно в Европу. Сможете ли вы проложить себе дорогу в неизвестный мир – мир туризма и экзотики? Попытайтесь! Позвоните по номеру…”…Старуха, пора на панель» – «Дык, в тираж вышли, а за книжный так и не заплатили…» – «Что ты можешь, кроме букв?» – «А ты?» – «Я?… А я вообще… Я, Наталья, не могу больше…»

* * *

Последний звоночек

«Грешна ли?» – «Грешна» – «Гордыня ли велика?» – «Велика» – «Каешься?» – «По-разному» – «Обратно пойдешь!» – «Сжалься…» – «Тогда в ад» – «Лучше в ад, чем обратно…».

И – будильник: черт, господи, раз-два-три, раз-два-три…