Граждане фронтового города жили под обстрелом и бомбежками, тушили зажигалки на крышах, спасали раненых. Описание всего этого, уместное в других условиях, порой оказывалось ненужным. Важно было перенести микрофон на место событий – пост МПВО, боевой корабль, передний край. Долгое время деятельность репортеров сдерживалась несовершенством и громоздкостью аппаратуры. В частности, поэтому в довоенную пору репортажи чаще всего велись из театров и концертных залов, со стадионов.

Во время войны положение изменилось. В конце августа в Ленинграде появился пригнанный из Таллина автобус, оснащенный новейшей немецкой звукозаписывающей аппаратурой. Командование фронтом передало автобус в распоряжение Дома радио. Главный инженер Радиокомитета Н. Свиридов, его товарищи А. Сафронов и П. Палладин, обеспечивавшие техническую сторону вещания, сразу поняли, какие возможности открывает перед Ленинградским радио репортажная машина. Правда, сначала она была лишь средством передвижения. Еще незнакомый аппарат звукозаписи – магнитофон – оказался без ленты. И тогда в машине установили громоздкий шоринофон. Он-то и позволил уже осенью 1941 года готовить оперативные репортажи, входившие в передачи для фронта и флота, в выпуски «Последних известий» и «Радиохронику». Их использовали все редакции, они звучали по центральному вещанию. Многие репортажи неоднократно повторялись. В городе стали привычными передачи, которые начинались словами: «Внимание! Внимание! Мы говорим с фронта…» И, слушая голоса людей, которых отделяли от фашистов несколько сотен метров, ленинградцы ощущали дыхание близкого боя.

Выбор места репортажа, его первоочередность определялись существенными обстоятельствами. Узнав от товарищей из отдела контрпропаганды, что генерал Дитрих объявил о потоплении крейсера «Киров», репортеры готовили передачу с «потопленного» крейсера. Моряки-балтийцы встречали смехом заверения Дитриха, и этот смех слышали в Ленинграде и в Берлине. Через несколько месяцев группа партизан Ленинградской области перешла через линию фронта в Ленинград. Один из партизанских командиров, выступая по радио, говорил о том, как слушали в немецком тылу этот репортаж с крейсера: «Что тут с нами было – мне не рассказать! Живы и Ленинград, и флот… Мы тотчас наших агитаторов в села, рассказывать, что не сдан Ленинград и не сдается». Так репортаж опровергал гитлеровскую брехню.

Фронтовая бригада работала самоотверженно, а красно-белый автобус хорошо знали защитники Ленинграда. Всего за час добирался он до переднего края, а потом на десятки метров приходилось тащить в траншею микрофонный шланг. Так было до тех пор, пока не разыскали в одном из научных институтов магнитную ленту. Целых восемь тысяч метров пленки! Всего восемь тысяч – на всю войну, на всю блокаду. Но теперь репортеры становились поистине вездесущими. В одном из отчетов о работе фронтового вещания говорилось: «Редакция проводила передачи из окопов, огневых позиций артиллеристов, наблюдательных пунктов, с самолета, находящегося в воздухе, с танка, с аэродромов, с кораблей, со дна Финского залива, где работали водолазы, с боевых аэросаней».

Возможно, нынешний читатель, избалованный достижениями науки и техники второй половины двадцатого века, видевший прямые репортажи с Луны, спокойно отнесется к сухим строкам отчета, но бывший фронтовик оценит их по достоинству: каждый из этих репортажей мог стать для журналиста последним. Мы говорим об автобусе, магнитофоне, пленках. Все это важные вещи. Но они были лишь предпосылкой успеха. Главными оставались люди. Их труд в сложнейших условиях войны и блокады. Руководил фронтовой бригадой корреспондент Моисей Блюмберг. О нем его товарищи вспоминают как о человеке большого мужества и обаяния. Чтобы взять интервью у одного из командиров на передовой, М. Блюмбергу пришлось около километра ползти по насквозь простреливаемой автоматным и пулеметным огнем дороге. Позже М. Блюмберг полетел на самолете-торпедоносце, устроившись в его крыле: хотел записать звучание боевой атаки. Рядом с М. Блюмбергом был его товарищ, корреспондент Лазарь Маграчев, который, казалось, рожден, чтобы стать репортером. Сгусток энергии, журналист, не способный сидеть на одном месте, наверное, и без «репортажки» сумел бы проделать большой путь по дорогам войны. Л. Маграчев не просто работал, он творил у микрофона, искал формы радиорепортажа.

«Голос фронта» становился неотъемлемой частью передач ленинградского радио. Эффект документальности действовал безошибочно. Репортаж из явления эпизодического, каким он был вначале, все более превращался в важнейшую часть работы всего Радиокомитета. Автобус непрерывно выезжал на боевые рубежи, он прошел по Ладожской трассе, он появлялся на аэродромах и боевых позициях, и ленинградцы становились свидетелями волнующих событий. Когда Герой Советского Союза летчик Харитонов вторично протаранил вражеский самолет, радиомашина находилась в расположении аэродрома, где приземлился летчик. Он тут же выступил у микрофона и рассказал слушателям подробности необыкновенного сражения.

Справедливо считая Ленинград фронтом, репортеры фронтовой бригады сделали немало оригинальных репортажей из заводских цехов и госпиталей. Репортаж М. Блюмберга и Л. Маграчева «Снова в боевой строй» представлял собой записанную беседу комиссара госпиталя с выздоравливающими бойцами. Репортаж передавал нетерпение воинов вернуться на фронт, их веру в нашу победу. Краткий репортаж Л. Маграчева позволил услышать, как проверяет свою продукцию – автоматическое оружие – работница одного из заводов Женя Никитина. В другом случае репортер запечатлел выход тяжелых танков из цеха после ремонта. Однажды репортеры пригласили радиослушателей на городскую окраину, где упал фашистский самолет. Зенитчики рассказывали, как он был сбит.

Но, конечно, основные репортажи шли с фронта. Один из них, поистине уникальный, был сделан из осажденной врагом крепости Орешек, расположенной на маленьком островке в истоке Невы. Осенью 1942 года Л. Маграчев и А. Сафронов были переправлены на лодке в Орешек. С собой пришлось взять магнитофон и автономное энергоснабжение. Десять дней прожили они среди защитников крепости, в ста восьмидесяти метрах от левого, немецкого берега. Вся запись шла на фоне непрерывной артиллерийской и ружейно-пулеметной стрельбы. Когда репортеры вернулись, их поздравили с большим успехом: Орешек был одним из самых горячих участков фронта. Радио трижды в течение нескольких дней повторило репортаж.

На «репортажке» стоял первый в нашей стране магнитофон. Такой связи с фронтом радиовещание еще не знало. Работники ленинградского радио были пионерами фронтового репортажа, и это придавало им силы в голодную зиму. Наряду с корреспондентами должны быть названы и члены бригады, которые обеспечивали техническую сторону дела, – инженеры Н. Свиридов и А. Сафронов и оператор звукозаписи Л. Спектор. Любовь Спектор – единственная в бригаде женщина – переносила все тяготы полукочевой жизни. Приходилось заниматься не только звукозаписью (часто под огнем противника), но и порой быть просто грузчиком. Второго оператора не было, поэтому, когда часть группы выезжала на специальные задания, без Л. Спектор обычно не обходилось. Однажды на обратном пути из Кронштадта катер начал тонуть. Спектор вместе с двумя матросами держала магнитофон на вытянутых руках. К счастью, катер не затонул. Она летала и в партизанский край. На обратном пути самолет чудом не разбился, летчики сказали об этом Радиолюбушке, как они ее называли, уже совершив посадку.

Ряд репортажей Л. Спектор подготовила с корреспондентами радио В. Петушковым и Е. Поляковым. С первым на торпедных катерах она побывала на одном из островов Финского залива, вместе со вторым ездила в дивизию генерала Краснова, когда ей вручали гвардейское знамя – первое на Ленинградском фронте (запись сохранилась). На Пулковских высотах Л. Спектор и Л. Маграчев приехали в расчет полковой артиллерии, состоявший из пяти братьев Батюковых. «Побывала», «ездила», «приехали» – нужно помнить, чем в ту пору были Финский залив, Пулково, Ладога. Это был передний край ленинградской обороны. Под Пулково машина стала заметной мишенью, и противник бил по ней прямой наводкой. Но журналистов, казалось, заботило не это, а несовершенство микрофонов, которое делало запись близких разрывов похожей на хлопки. Думали не о грозящей опасности – о магнитной ленте. Устранить плохо звучавшие места – значило прибегнуть к монтажу. Тогда целые метры ленты могли пропасть. Ленту экономили, резать не хотели, она должна пригодиться для дальнейших записей. В таких условиях работа все же была доведена до конца. Репортаж из Пулкова состоялся.

Репортажную машину называли филиалом Дома радио. Обладая автономным энергопитанием, она позволяла делать записи на самых отдаленных от города участках фронта. Радиожурналисты учитывали потребность бойцов в живом слове, музыке. Нередко бойцы слышали из радиомашины записанную на пленку несколько часов назад сводку Информбюро, которая пришла бы сюда позже. Воины получали возможность услышать Москву, Ленинград, услышать радио, которое таким образом доходило до переднего края. Наряду с репортажами делались записи для передачи «Письма с фронта и на фронт».

«Репортажка» укрепляла связи города с фронтом и страной. Большая часть репортажей с места событий была подготовлена фронтовой бригадой с помощью автобуса, но случалось, что и на нем нельзя было добраться до места событий, а рассказать о них следовало немедленно. Так случилось, когда в декабре 1941 года, в еще «домагнитофонную эру», пришла весть об освобождении Тихвина. Мысль об организации радиопередачи из Тихвина была одобрена в Ленинградском горкоме партии и Военном совете фронта. Взяв с собой шоринофон, микрофон, микрофонные шланги, А. Пази и Н. Свиридов приехали на аэродром. Волоком тащили по снегу громоздкую, килограммов на восемьдесят, аппаратуру, затем летели на бреющем полете через линию фронта. Первым сильнейшим впечатлением Н. Свиридова, которое осталось в памяти и через тридцать с лишним лет, оказался невероятный обед. После обеда Н. Свиридов и А. Пази сразу заснули на несколько часов первым за долгие недели сытым сном. А потом была работа, которую, казалось, выполнить нельзя. Разрушенный Тихвин остался без электричества. Где-то раздобыли движок, но он не давал устойчивого напряжения. Свиридов недаром слыл разносторонним специалистом, говорили, что он умел все: отлично водил машину, знал английский язык (ему случалось объявлять передачи для английских радиослушателей), в партизанской бригаде подготовил дистанционный (по радиосигналу) взрыв на железной дороге. Справился Свиридов и на этот раз. Запись была сделана, а на сытые желудки тащить шоринофон уже казалось легче. Через несколько дней ленинградцы услышали первую за годы войны передачу из освобожденного города.

Триста пятьдесят репортажей о боевых действиях наших войск сделали радиожурналисты, и каждый из этих репортажей требовал мужества, высокого профессионализма, понимания своего долга и перед современниками, и перед историей. К сожалению, лишь совсем небольшая часть этих записей сохранилась, но ценность их очевидна: они позволяют услышать войну. Слушая эти «сохраненные голоса», нельзя забывать обстановку, в которой они звучали. Чтобы представить себе время, нужно еще и видеть надолбы на Московском проспекте, застывшие на улицах обледеневшие троллейбусы и, наконец, тех, кто уже сказать сам ничего не мог.

Пленки – незаменимое свидетельство времени. Они передают возбуждение, порыв, испытанные в январе 1943 года солдатами Волховского и Ленинградского фронтов, прорвавшими блокаду. Радиожурналист Л. Маграчев не только сохранил некоторые записи военных лет (вынес их на себе с большим риском, уже будучи изгнанным из Дома радио в сороковые годы), случалось, он вновь находил героев своих репортажей через многие десятилетия, и тогда старые передачи повторялись с комментарием ветерана радио. Среди этих записей – незабываемый репортаж с Невского проспекта: «Говорит Ленинград! Говорит Ленинград! 19 часов 59 минут, 27 января 1944 года. Ленинград ликует, незнакомые целуются, обнимают друг друга».

Автобус попадал под обстрелы и бомбежки, однажды угодил под целенаправленный минометный огонь. Мины рвались в десяти метрах от машины, она была изрешечена более чем в ста местах. Через некоторое время автобус обгорел и вышел из строя, но аппаратуру удалось сохранить. Ее установили на полуторке, и фронтовая бригада могла продолжать действовать.

Среди документов, имеющих прямое отношение к работе репортеров, обращает на себя внимание приказ по Радиокомитету № 116 от 1 октября 1942 года: «За отличную работу, инициативу, проявленную тт. Свиридовым и Маграчевым при доставке второго магнитофона в Ленинград, объявляю им благодарность». Два магнитофона – это уже целое богатство. Второй магнитофон расширил возможности радиожурналистов, позволил им действовать и независимо от передвижений репортажной машины. В блокадном Ленинграде уже зимой 1942 года звучали по радио репортажи журналиста Матвея Фролова. Товарищи говорят о его «электронной оперативности», большой четкости и организованности. Редкий выпуск «Последних известий» обходился без его материалов.

В своей книге «Репортер у микрофона» М. Фролов привел некоторые репортажи военного времени. И сейчас нельзя без волнения читать строки репортажа, который вел журналист 6 февраля 1943 года с Финляндского вокзала, где происходила встреча первого после прорыва блокады поезда с Большой земли. «Я представляю себе: где-то на полустанке пассажир сказал кассиру торжественно и радостно: „Ленинград“… Да, давно кассиры не продавали билетов в Ленинград. Поезд уже близко, виден дымок. Послушайте, друзья, настоящий поезд. Добро пожаловать, товарищи пассажиры и железнодорожники!»

Фронтовая бригада уцелела, хотя не один раз рисковала жизнью, а для многих журналистов поездка на фронт заканчивалась трагически. В первомайском номере стенгазеты (1942), выпущенном в Радиокомитете, А. Фадеев среди других материалов увидел портрет девушки и некролог. Сам факт появления некролога означал, что город оставил позади те страшные месяцы, когда смерть воспринималась как явление совершенно обыденное. А. Фадеев рассказал: «Некролог скупо говорил о том, как эта девушка в тяжелых условиях зимы, день за днем недоедая, недосыпая, коченея за письменным столом, вела редакционную работу. Потом, по заданию Радиокомитета, она выехала на фронт и была убита… Рядом с некрологом было помещено наивное, трогательное и теплое стихотворение, посвященное ей». Все это говорилось об Ане Аскинази (Васильевой), одной из многих журналисток ленинградского радио.

«Репортажкой» гордились в Радиокомитете, за ее работой пристально следили в городском комитете партии. Если бы не помощь руководства, автобус стоял бы обледеневшим, как стояли в городе тысячи машин: ведь бензин был в цене хлеба. Но для «репортажки» горючее нашлось. Деятельность Радиокомитета по созданию передач с фронта и о фронте вызвала глубокий интерес в Центральном Комитете партии. В начале 1943 года группа корреспондентов выезжала в Москву, была принята секретарем ЦК ВКП(б) А. Щербаковым и подробно доложила о ленинградском опыте фронтового радиовещания.

Репортажи ленинградского радио, их успех стали возможны благодаря коллективным усилиям многих людей. Отдавая должное личному мужеству и энергии журналистов, мы должны помнить и о тех, кто непосредственно не стоял у микрофона. Речь идет и об инженерах, и об операторе звукозаписи, и руководителях Радиокомитета.

Что же касается репортеров, то они испытывали большое удовлетворение оттого, что их голос связывал город и фронт, что их слышала страна. Так вознаграждалась нелегкая, но всем видная работа. Репортеры Радиокомитета не имели военных званий, но были фактически военными журналистами. Руководитель бригады М. Блюмберг получил два ордена Красной Звезды. Были вручены боевые награды и другим репортерам. Вскоре после победы к нам, студентам отделения журналистики Ленинградского университета, пришел Лазарь Маграчев. Он рассказывал первокурсникам и второкурсникам, многие из которых закончили войну в Берлине и Праге, о том, как проходила капитуляция фашистской Германии. Собственно, это был рассказ о последнем репортаже, который вела из поверженного Берлина фронтовая бригада ленинградского радио.

Лучшие передачи ленинградского радио блокадной поры обладали одним свойством – они были незаменимы. Речь идет не о конкретной передаче, а об определенных явлениях, формах как таковых. Ничто не могло заменить, скажем, «Писем с фронта» и «Писем на фронт», трудно представить себе что-либо похожее на «Радиохронику» – удивительный сплав литературы, публицистики, информации и музыки. Не было эквивалента и документальному репортажу, прочно связавшему Ленинград с фронтом.