Водитель остановил машину возле жилого дома. Медведев вышел из нее и очень быстро пошел к подъезду, оставив сумку на заднем сидении. На скамейке, перед домом, сидели двое оперативников. Они было поднялись, но капитан махнул им и забежал в подъезд.

Поднявшись на лифте, Медведев позвонил в дверь. Еще один оперативник открыл ему.

— На кухне, — сказал он не выпуская замка. — Мы уже пожевали.

Зайдя в квартиру, Медведев прошел по застеленному полу в кухню. Там мыл посуду высокий человек с непропорциональными чертами лица, землистой кожей, бледными губами и ногтями сердечника. На нем, сверх костюмных брюк и белой рубашки был повязан фартук.

— Вы не поели? Садитесь, мы вам тут оставили холостяцкий тормозок. А я приму «бекарбон». Пока не приедет жена, я окончательно испорчу себе желудок.

Медведев сел на стул, взял в руки гамбургер.

— Вот ваш кофе. Правда, уже остыл.

— Пойдет.

— Да, с нашей работой гурманом не станешь. Ешьте, и немного поспим. А ночью поедем в тюрьму — ночью там самая работа.

Человек в фартуке достал из кармана брюк пластинку упакованных таблеток, выдавил одну, проглотил ее и запил водой из-под крана, набрав ее в пластмассовый стаканчик. Потом он посмотрел в окно и поморщился, прислушиваясь, как лекарство растворяется в горле.

— Не слишком ли мозолит глаза охрана? Может лучше как-нибудь в стороне, издали? А то прямо афиша какая-то.

— Кому надо и так все знает. А так надежнее, — проговорил Медведев запивая гамбургер кофе.

— Что, думаете, есть продажная сволочь?

— Не знаю. Они все угадывают на ход вперед.

— И вы говорите так спокойно? Странно вы работаете здесь в Москве.

— Как умеем.

Медведев поднялся, вытер губы салфеткой, потом, подойдя к крану, сполоснул стаканчик из-под кофе, налил в него воды и напился.

В тюрьму они приехали в десять часов вечера в машине с бронированными стеклами. Пробки уже рассосались, но улицы были светлые от фар. Остановившись возле тюремных ворот, машина посигналила, створка ворот отъехала. Водитель показал охраннику пропуск, и машина въехала во двор. Человек в форме работника прокуратуры вышел, окруженный оперативниками и быстро и уверенно прошел к входной двери.

Задохин уже сидел за столом в следственном кабинете. Он поднялся, подавая руку приехавшим.

— Здравствуйте, Иннокентий Витальевич, — сказал он, отходя от стола. — Я привез документы, как вы просили.

— Значит, давайте, начнем с шестерок. Часа два, и они запоют. У нас в Нижнем Новгороде, они быстро раскололись.

— Здесь не Нижний, а Москва, — сказал Задохин. — Здесь ваша схема не пройдет.

— Посмотрим. Люди — везде люди, знаете ли. Там, как вы помните, из 140 человек под суд пошло только 26 главарей, остальные сейчас живут спокойно и даже не пытаются браться за старое.

— Здесь Москва, — повторил Задохин неодобрительно. — Впрочем, дело ваше. Только мое мнение такое, что все это чушь. Время зря теряем, вот и все.

— Так что же, терпеть беспредел?

— Мы их сдерживаем, не даем борзеть. А больше — извините. Что ж, командуйте.

Человек сел за стол, почесал свой слабый, словно обрубленный, подбородок, выбритый до синевы, и начал листать подшивку.

— Вот с Морозова и начнем, — сказал он, читая протоколы. — Ведите.

Задохин вздохнул и отступил, берясь за стул, стоявший рядом. Медведев повернулся, распорядиться.

Морозова привели спустя минут десять. Был это 20 летний парень с фигурой культуриста, короткой стрижкой рыжих волос и взглядом из-под лобья настороженных синих глаз.

— Я — следователь по особо важным делам при спецпрокуратуре Одинцовского района. Зовут меня Иннокентий Витальевич.

— Очень приятно, — буркнул Морозов.

— А мне не очень. Я бы предпочел познакомиться с тобой где-нибудь в другом месте, только не в тюрьме.

— Сами посадили.

Иннокентий Витальевич покачал головой, как старый добрый дядюшка, прорабатывающий хулигана племянника по просьбе его матери.

Парень оказался слабохарактерный, не понадобились ни перекрестный допрос, ни бессонница, ни слепящий свет.

— Пока ты будешь срок мотать, Агранов и его ближайшие дружки будут тут веселиться и смеяться над тобой, — говорил Иннокентий Витальевич. — И не плачь потом, посылки на зону они тебе слать не будут.

— Будут…

— Врешь и знаешь это. Ты для них никто, шестерке, а остальное — вымысел, романтика, рассчитанная на малолеток. У тебя — мать, сестра, девушка, поди, есть. Ты вон какой видный парень. Как ты думаешь, она тебя дождется, или за сына того же Агранова замуж выскочит? Возраст у того подходящий. Так кто тебе велел везти Удалова в Сосновый Бор?

— Кротов. Я не убивал его.

— Знаю, что не убивал. Если бы это был ты, я бы с тобой так не разговаривал. Я тебе, парень, помочь хочу.

— Отпустите?

— Отпущу.

— Железное слово?

— Железное.

— Тогда пишите.

Через два часа Морозова отпустили с подпиской о невыезде, а следователь, с трудом выпрямив спину, пошел в туалет.

— Садко, залетный гость, — пробурчал Задохин, глядя ему вслед. — Никак не поймет, что у нас не Новгород.

— Так запел же, — сказал Егоров, поглядывая на дверь. — В первую же ночь один запел.

— И остальные запоют, — возвращаясь назад, бодро проговорил Иннокентий Витальевич. — Давайте, ребята, следующего. Позовем-ка Ведяшкина. Как там его кличка, Веда, что ли? Вот и посмотрим, куда он нас заведет.

Ведяшкин оказался покруче, и оперативникам пришлось нажать на него, пустив ход и свет и другие методы. Ведяшкин держался, и тогда Иннокентий Витальевич встал из-за стола и вышел в соседний кабинет, велев привести к себе следующего задержанного и, начав допрос, вызвал к себе Задохина. Вскоре допросы вели уже в трех кабинетах. Допрашиваемых сводили на очных ставках, разводили по кабинетам, били, грозили пресс-хатой.

Иннокентий Витальевич спешил, зная, что время работает против него.

Неделю назад был убит Удалов, один из главарей банды Карелина, и в ген. прокуратуру пришло письмо с подробным описанием места захоронения трупа и пистолет, из которого тот был застрелен. Дело напоминало Новгородское, только без массовых выступлений, и Иннокентий Витальевич раскручивал его по однажды уже оправдавшей себя схеме.

Следственная группа освободилась только к обеду, потом проехали в контору.

Шел восьмой час вечера, когда Иннокентий Витальевич, бледнее и измученнее обычного, в расстегнутом форменном пиджаке поднимался по лестнице в свою квартиру. Медведев шел впереди него, а Николай Фирсов — сзади.

— Дайте ключ, — сказал Медведев, останавливаясь возле двери.

— Зачем, Володя? Мы все — в одной упряжке.

— Оперов на свете много, Иннокентий Витальевич, а вы — один.

Следователь засмеялся, легонько отодвинул капитана и вставил ключ в прорезь замка, затем повернул, и толкнул дверь от себя. Что-то препятствовало, и, заметив это, Медведев быстро оттолкнул Иннокентия Витальевича и рывком толкнул дверь, замерев на пороге. Скрюченное человеческое тело, упакованное в целлофановый мешок, лежало поперек коридора, и ноги в синих спортивных штанах касались подбородка.

— Кто…это? — с придыханием спросил Иннокентий Витальевич из-за спины Медведева.

Тот зачем-то слегка наклонился и тут же выпрямился.

— Морозов. Виталька.

— Рыжий? — почему-то уточнил Иннокентий Витальевич. — Господи, он же совсем мальчишка.

Медведев повернулся к нему. Мужчина стоял, держась за сердце и комкая при этом галстук и белую рубашку.

— Вызывайте группу, надо оформлять. Значит, война, капитан. Началось.

В эту ночь Медведев с еще пятью оперативниками арестовали Кротова на его собственной даче, нашли у него не зарегистрированный пистолет и оформили незаконное хранение оружия. Следствие набирало обороты.

Аресты, допросы, улики, свидетели, показания и тома, пухлые папки уголовного дела «Об убийстве гр. Удалова». Потом откроется еще дело «Об организованной преступной группировки гр. Карелина и других», но это будет позже. Пока же все папки назывались одинаково и шли по номерам.

Проходили дни наполненные допросами, допросами и допросами. Следственная группа практически жила в здании РУБОПа, выходили только по необходимости, а Иннокентий Витальевич — в сопровождении охраны. И все же однажды, когда он подъехал к зданию прокуратуры, вышел из машины и поставил ногу на нижнюю ступеньку, возле него упал пакет, завернутый в толстую бумагу.

Медведев тут же бросился к следователю, сбил его с ног, прижимая к бетонным плиткам и закрывая собой, а другой оперативник отпихнул пакет ногой подальше, падая рядом со следователем.

Взрыв раздался, когда Иннокентий Витальевич уже решил, что попал в смешное положение и пытался убрать крепко державшие его руки. Он задохнулся на мгновение, и в голове его словно взорвался вакуум. Взрывной волны он не почувствовал, но тело его содрогнулось от сотрясения земли, содрогнулось снова и снова, пока он не пошевелился под тяжестью навалившегося на него тела. И тогда Медведев сел, отпуская его и тяжело поднимаясь. Следователь попытался сесть тоже, но руки и ноги не слушались его.

Медведев протянул руку, помогая ему встать. К ним бежали милиция, работники прокуратуры.

— Подождите, не трогайте меня, — задыхаясь, говорил Иннокентий Витальевич. — Дайте, отдышусь.

Милиционеры и оперативники отпустили его, и только Медведев рывком, с силой, поднял и держал его за плечи, оглядывая.

— С вами все в порядке? — кричал он, держа его все крепче и крепче.

— Да. Только немного сердце, — глядя на двери прокуратуры, из которых выбегали все новые и новые люди, отвечал Иннокентий Витальевич.

— У вас все в порядке? Да отвечайте же! — раздраженно кричал Медведев.

— Отпустите меня. Больше никто не пострадал? Не держите меня. Медведев, — тут Иннокентий Витальевич посмотрел в лицо капитана и сам схватил его за плечи. — Медведев, что с вами? Вы меня слышите?

Медведев растерянно посмотрел на кричащий рот следователя, на людей, теперь уже приближающихся к нему и тоже пытающихся его поддержать, потряс головой и сжал ладонями уши, резко отпуская их и снова зажимая.

— Вас оглушило, Володя. Идемте в помещение, сейчас приедет врач.

«Врач», — услышал Медведев сквозь мертвую тишину. Слово прозвучало, сливаясь с гулом.

— Что? — неуверенно и хрипло спросил Медведев, переставая зажимать уши.

— Вы слышите? Это у вас контузия.

— Я слышу, — пробормотал капитан, снова тряся головой. — Только плохо. Как будто бы вата в ушах.

— Идемте. Идемте же.

Когда вечером Медведев вошел в кабинет полковника Кононова, тот уже знал о взрыве.

— Ну вот что, капитан, — встретил тот своего подчиненного. — Кстати, как твое здоровье? В больничном не нуждаешься?

— Вроде, нет.

— Тогда ни на шаг не отходи от Кокорина. В туалет и то с ним ходи. Понял? Правда, он, конечно, мужик с самомнением, но мне все- таки интересно, чем закончится эксперимент нашего залетного гуся. Как там его наши зовут? Садко, заморский гость, что ли?

— Да. Вроде того.

— Если что с ним случится, капитан, я с тебя шкуру сдеру.

— Если с ним что случится, шкуру сдирать будет уже не с кого.

— Не болтай глупости, Медведев. Иди и будь осторожнее.

— Хорошо.

Следователь Иннокентий Витальевич Кокорин что-то напевал, расставляя на столе стакан с шариковыми ручками, пепельницу и графин с водой.

— Что, Володя, отдохнем часок, другой и за работу?

— Как скажите.

— Как твои уши?

— Пробка немного есть, а так — слышу.

— Зря ты не поехал к ЛОР.

— Само пройдет.

Следователь почти с одобрением кивнул и уселся за стол.

— Володя, подойди-ка сюда.

Медведев послушно подошел.

— Сопоставь вот эти два протокола. В них неувязка. И еще, пошли за экспертизой цементной пыли из склада.

— Хорошо.

— На этом складе странные дела творятся уже много лет. Не понимаю, как до меня его никто не осмотрел.

Медведев пожал плечами и снял трубку внутреннего телефона.

В этот день он приехал домой, оставив Кокорина под охраной опергруппы.

— Явился? — как-то агрессивно спросил его брат, сидевший за обеденным столом.

— Здравствуйте.

— Здорово, дядя Володь.

— Здравствуй. Садись, я тебе сейчас наложу, — Валя взяла четвертую тарелку и подошла к плите. Семья ела на кухне, достаточно просторной для этого.

— Спасибо, — Володя вытащил из-под стола еще один табурет и сел на него.

— Я думал, тебя уже убили, — буркнул Виктор. — Что с мобильником?

— Я отключил.

— Зачем?

— Работы много, Вить.

— Ты так говоришь, словно землю пашешь или мешки ворочаешь.

— Кто что умеет.

Виктор уже опустошил свою тарелку и сидел, глядя на брата странным взглядом.

— Пап. Сегодня бой Сидоренко с Усовым.

— Нет! — рявкнул Виктор, неожиданно разозлившись. — У тебя завтра экзамены! Никаких боев!

— Но, пап.

Виктор грохнул кулаком по столу. Придешь поздно, завтра провалишься с треском.

— Па…

— Сказал — нет!

— Я по телеку. Пойду…

Максим выскочил из-за стола и бросился к двери, но рука отца схватила его за ремень домашних брюк.

— Матери сперва помоги. Посуду вымоешь. Потом…

— Папа!

Но Виктор с силой швырнул сына назад.

— Мой посуду!

Максим быстро схватил свою тарелку, потом материну и бросился к мойке.

— Нанял бы служанку.

— Разговаривать научился. Я тебе!

— Отдохни.

— Ах ты!

— Сядь, Витя, — вскочила Валя. — А ты, Максим, замолчи.

Виктор сына любил и рад был, что его остановили.

— Ты поел? — Валя взяла его тарелку, вилку. — Володя, если еще хочешь, положи себе из кастрюли.

Виктор поднялся, посмотрел на часы и пошел к выходу.

— Попробуй уйти, пока тарелки грязные, — уже не зло сказал он от двери.

— И что злой сегодня, — чуть не плача, проговорил Максим.

— Не доводи, — ответила мать, помогая сыну.

— «Ферри» кончился.

— Возьми в шкафу.

— Это же первый бой Сергея.

— Как он? — спросил Медведев, переставая жевать.

— Не знаю. Я только звоню ему. Он сейчас у Нины живет.

— А это кто?

— Да училка же, руслитка. Ну, репетиторша. Ты отсталый, дядь Володь.

— Есть немного, — Володя ел вяло, лениво жевал, словно еда была не вкусной.

— Слушай, имей совесть. Давай в темпе, я же не успею.

— Иди, я сам помою.

— Батя же…

— Забил тебя вконец.

— Да вообще-то нет. Грех жаловаться. Я пошел?

— Шагай.

— Мам?

— Иди.

Максим громыхнул тарелками, выставляя их на разделочный столик и бросился к двери, даже не вытерев руки.

— Охламон, — улыбнулась ему вслед мать.

— Нормальный парень.

— Ты устал, Володя? — Валя наклонилась к нему и ласково погладила по опущенному плечу.

— Да не очень. Как дома?

— Меня в больницу кладут, Володя. С завтрашнего дня.

— Что случилось?

— Поджелудочная. Ничего. Излечимо. Давай тарелку, положу еще.

— Спасибо, не надо. Я ел недавно.

— Вижу, какой сытый. Брюки-то еще держатся?

— Держатся. Это серьезно, Валя?

— Нет, не очень. До операции еще не дошло.

— А от чего?

— От чего все болячки бывают? Бог его знает.

— Ты иди, ляг, я сам все доделаю.

— Спасибо, Володя. Добрый ты, — Валя, расстроенная, тяжело опустилась на табуретку. — Не представляю, как я вас, троих мужиков, одних оставлю.

— Поправляйся скорее, — Володя поднялся, взял свою тарелку, вилку и пошел к мойке.

— А тебя по телевизору показывали.

— Это когда Быстрова — младшего брали.

— А что, есть еще старший.

— Брат его. Он у них один из главных. А младший так. Склад у него стройматериалов. Бизнес.

— Осторожнее, Володя, пожалуйста. И Витя переживает из-за тебя. Да я тут еще. На Максиме срывается.

— Ладно, Валя. Ты главное, не расстраивайся. Если сляжешь надолго, мы без тебя пропадем совсем.

— Я это знаю, Володя. Ладно, иди, бокс смотри. Я все расставлю.

Володя оторвался от мойки, ополоснул руки, вытер о полотенце и вышел из кухни, на пороге приостанавливаясь и оглядываясь.

— Иди, Володь, иди, все нормально.

Володя вышел в гостиную, где его брат с племянником, расположившись в креслах, смотрели по спортивному каналу бег с препятствиями.

— Сейчас будет бокс, — обернулся к нему Виктор с банкой «Балтики» в руке. — Пиво будешь?

— Нет, спасибо.

— Смотри тогда.

Володя сел на уютный диван в конце комнаты.

— Начинается. Пап, пап, вот он!

— Помахал бы хоть, догадался.

— Помахал бы, если бы договорились. Смотри, смотри, смотри.

— Тихо, начинают. Гонг — началось.

— Удар, удар! Бей его, так!

Отец и сын на перебой комментировали, подбадривали, кричали.

— Так его, так!

— Вот гоняет по рингу!

— Дай ему, дай!

— Ну и таран!

— Смотри, Володька!

— Дядь Володь!

Они повернулись к дивану. Капитан РУБОП сидел в углу, уронив руки на мягкий матрац, и склонив голову и весь ссутулившись, спал.

— Намаялся парень. Ну и работку себе выбрал собачью. Давай-ка, уложим его, — поднялся с места старший брат. — Неси плед.

— Папа, вот он его молотит.

— Правильно, молодец.

— Уложил. Ух ты, считают.

Сидоренко на экране, едва дождавшись, кода противник приподнимется с колена, бросился на него и молотил, молотил, гонял по рингу, зажимал в клинче, отскакивал и снова молотил, пока на третьем раунде не отправил противника в полный нокаут.

Виктор и его сын завопили от восторга. Володя, лежа на боку под пледом, даже не шелохнулся.

Вечером, когда стемнело, за капитаном приехала машина.

— Да спит он. Дайте отдохнуть человеку, — говорил, открыв дверь, Виктор.

— Я иду, — к ним по коридору подходил Володя, протирая глаза руками. — Подожди в машине.

— Хорошо.

— И поедешь? Ты что, уже на отдых не имеешь права? — запирая дверь, говорил Виктор.

— Да ладно, Вить, все в порядке.