— Вот письмо. Из него мы узнали про Удалова.

— Покажите.

Агранов резко схватил протянутую копию и впился в нее глазами.

— Так, падлы, значит вашими руками решили прихватить. Хорошо же. Я про их делишки тоже кое-что знаю. Ну, Карела, ну, березняк долбанный. Ну… Пишите, гражданин следователь. Я сяду, и Карела рядом сядет, сдохнуть мне на этом месте.

Кокорин смеялся одними глазами, терпеливо выводя на бумаге узоры. Медведев тихонько сел на стул рядом со следователем и взялся за сигареты.

— Мне бы тоже… закурить, — попросил Кокорин.

— Вы же не курите, — протягивая пачку и спички, спросил капитан.

— Ничего, это так, за компанию.

Люди Агранова заговорили все: и обвиняемые и свидетели — они топили Карелина и его банду, вспоминая их темные дела.

— Вот так, капитан, две банды у нас вот здесь, — сжал кулак Кокорин, и Медведев почему-то обратил внимание на его длинную узкую кисть с холеными тонкими пальцами.

Теперь уже вся опергруппа занималась Карелиным. Все начиналось снова: доказательства, аресты, допросы.

Кокорин все больше бледнел, измотанный, и все больше загорались глаза у оперативников. Они уже восхищались следователем.

Через две недели они арестовали Матвея Карелина, 24 летнего сына главаря, задержав его за незаконное хранение оружия.

— Сволочь, падла, — орал парень на Медведева, надевшего на него наручники. — Ты меня подставил, волын не мой. Я выйду, падла, выйду, и тебе крышка, сразу гроб заказывай. Да я даже не знаю, что с тобой сделаю!

Кокорин одобрительно кивал головой, а оперативники ловили каждое его слово.

Оставшись один, следователь пил лекарство, тер грудь, гладил живот и украдкой смотрел фотографию жены и двух сыновей. Однажды Медведев застал его за этим, и Иннокентий Витальевич подозвал его поближе.

— Вот, Володя, смотри, — протянул он фотографию капитану, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки и растягивая галстук. — В прошлом году на 9 мая. Саня и Алеша. 5 и 3 года.

Медведев улыбнулся, рассматривая фотографию счастливых и веселых людей.

— А ты женат?

— Развелся.

— И дети есть?

Медведев вернул фотографию и неосознанно вздохнул.

— Дочь. 8 лет.

— А. Ты, верно, рано женился.

— Да. В 20 лет.

— Понятно. А я — поздно. В 37. А что развелся? Разлюбил? В начале ведь, верно, была юношеская влюбленность, всепоглощающая, без границ, без ограничений, расцвечивающая мир в миллион всевозможных цветов и оттенков. Что же потом? Не выдержали испытаний? Или влюбленность так и не переросла в любовь?

— Так получилось.

— Скрытный ты, Володя. Я люблю более откровенные натуры, — Кокорин спрятал фотографию в бумажник, а тот — во внутренний карман.

— Ну, вы тоже не больно-то откровенны, — Медведев затушил сигарету. — Даже мы не можем угадать ваш следующий ход.

— Ну, это тайна следствия, — довольно засмеялся Кокорин и начал выдвигать и задвигать ящики стола. Из нижнего он достал толстую белую книжку карманного формата в мягком переплете. — Заболоцкий, — прочитал Кокорин. — Столбцы и поэмы. Это кто читает?

— Не знаю. Мой стол вот.

— Листики выдраны. В туалет что ли ходили, варвары. Тебе нравится Заболоцкий, Володя?

— Я не читал.

— А какие поэты тебе нравятся?

— Да вообще-то, в последний раз я книжку в руки брал, когда учился в милицейском училище. Что-то наверное, из программы, не помню.

— Понятно. Значит, не любитель был читать.

— Я спортом много занимался. Потом — на улице. Как-то времени не хватало.

— А я — наоборот. Из спорта разве только — шахматы, а так… Все с книгами. Я домашним рос, — говоря это, Кокорин задумчиво листал книжку. Ага, вот, послушай, разве не прекрасно?

ЖУРАВЛИ

Медведеву надоело слушать, но он не показывал вида, по привычке чертя на бумаге что-то, похожее на китайские иероглифы. Из-под лобья он взглянул в лицо следователя и остановил на нем уже внимательный взгляд. Что-то корябнуло его грудь, когда Кокорин читал последние строки и это отразилось в его глазах.

— Что так смотришь, Володя? Пробрало? — Кокорин отложил книгу, расстегнул следующую пуговицу на рубашке и потер грудь. — Когда это читаю, всегда сердце замирает.

Медведев опустил глаза и помимо воли снова взглянул на Кокорина.

— Вот так-то, капитан Медведев.

Тут на столе следователя зазвонил лежавший там мобильный телефон.

— Да? Советник юстиции Кокорин слушает. Да. Да-а, — следователь побледнел, рука потянулась к сердцу. — Да. Что? Да-да, понял, — рука судорожно сжала грудь. — Хорошо, хорошо. Только… О, боже, — следователь бессильно уронил телефон на стол, откинулся на спинку стула. — О, господи.

— Иннокентий Витальевич.

— Дай мне воды, скорее, — следователь едва ворочал синими деревенеющими губами.

Медведев бросился к раковине. Кокорин, хватаясь одной рукой за крышку стола, другой рукой зажимая грудь, поднялся, сделал один неуверенный шаг, потом другой и грузно упал на пол.

— Иннокентий Витальевич, — Медведев со стаканом, полным воды, бросился к нему и опустился на колени возле его головы.

Плеснув в ладонь холодную воду, он стал брызгать в лицо следователя, смачивать виски и лоб. Глаза под синими веками открылись, в рассеянном взгляде появился рассудок.

— Что случилось? — на пороге появился майор Задохин. — Что с ним?

— Не знаю. Вызови врача.

— Нет, — Кокорин приподнял голову. — Дайте воды.

— Налей, — Медведев протянул стакан Задохину, и тот почти что вырвал его и кинулся к раковине.

Медведев тем временем помог Кокорину приподняться, но тот уронил голову ему на колени.

— Дышать трудно.

— Пейте, — Задохин опустился на колени рядом.

Медведев приподнял голову Кокорина повыше, и тот хлебнул воды, потом перевел дыхание и стал пить жадно.

— Теперь мокрое полотенце на сердце, — попросил он, дыша все еще с усилием.

— Может, врача?

— Отставить. Помогите мне встать, — голос Кокорина срывался, был слабым и глухим.

Задохин и Медведев, оба крупные и очень сильные, стали осторожно и медленно поднимать его, держа за плечи и тревожно вглядываясь в лицо.

— Что-то случилось? — спросил, заглядывая, лейтенант Семенов. — Чем помочь?

— Вызови врача.

— Не сметь! — Кокорин задохнулся. — Полотенце, дайте же полотенце.

— Намочи там, — бросил Задохин, с усилием поддерживая следователя за плечи.

Медведев и он сам осторожно подвели больного к дивану, и посадили, стараясь не делать резких движений.

Семенов принес мокрое полотенце, и Задохин, вырвав его, сжал в кулаке. Вода полилась на доски пола.

— Ничего, — проговорил Иннокентий Витальевич, откидываясь на спинку. — Клади на грудь, под рубашку. Так. Хорошо.

Он прикрыл глаза синими веками и расслабленно затих.

— Что с ним? — прошептал, чуть отходя, Задохин.

— Не знаю. Он говорил по мобильнику и упал.

— Вроде и не старик еще, а сердце ни к черту. Так и до инфаркта не далеко. Долбанет однажды и кранты.

Медведев посмотрел на Кокорина. Тот полулежал без движения с закрытыми глазами. Тогда Медведев повернулся и подошел к столу Кокорина.

Задохин, видя, что он склонился над телефоном, подошел тоже.

— Что, врача? Возьми лучше мой, вдруг у него не оплачено или зарядка села.

— Да нет. Я смотрю номер, откуда звонили, — ответил Медведев.

И тут громкий голос Кокорина заставил обоих обернуться.

— Вон отсюда. Все! Убирайтесь, — подавшись вперед и придерживая рукой полотенце, кричал он. — Убирайтесь! Я старше вас и возрастом и чином. Убирайтесь же.

— Иннокентий Витальевич, — Медведев шагнул к нему. — Что с вами? Что с вами случилось?

— Убирайтесь!

— Мы хотим помочь вам. Скажите, что нам сделать?

— Уйди. Это тебя, Медведев, прежде всего касается. Ты дурак. Ты тупица. Ты мне уже надоел. Думаешь, приятно сутки напролет видеть твою побитую рожу.

Медведев вздрогнул, но не шелохнулся, только серые глаза его внимательнее вгляделись в лицо следователя.

— Пошли, капитан, — взял его за локоть Задохин. — Видишь, у него истерика. Уработался мужик вконец.

Медведев с сомнением посмотрел на Кокорина.

— Идем же, — Задохин увлек его в коридор. Семенов последовал за ними. — Садко заморский.

— Странно все-таки.

— А чего странно. Сковырнулся мужик, теперь психует, что мы оказались свидетелями его слабости. Вот увидишь, начнет нас с тобой дергать.

Они втроем зашли в соседний кабинет, сели там на табуретки, закурили и стали рассказывать оперативникам, что произошло. Медведев больше молчал, слушая и время от времени поворачивался в сторону стены, словно пытался увидеть, что там, за ней происходит.

— А что он говорил по телефону, Володя? — спросил со своего места лейтенант Якуничкин. — Может из-за разговора схватило мужика.

— Ничего особенного. Просто отвечал «Да», «хорошо».

— Может с прокурором говорил или еще с кем-нибудь? Щелкнули по носу, вот его и скрутило.

— Скорее всего.

— Он давно тер сердце. И сдал за этот месяц. Володь, ты ничего не замечал?

— Да нет.

— Вот так и горят на работе.

— Главное, никто даже спасибо не скажет. Только здоровье гробишь.

Медведев продолжал смотреть на стену. Задохин, говоривший больше всех, посмотрел на него и поднялся.

— Пойду, посмотрю. Ты не суйся, капитан. Погорячишься еще, да нарвешься на дисциплинарное.

Он медленно пересек комнату и вышел в открытую дверь. Спустя несколько минут из коридора раздался его крик.

Медведев, а за ним и остальные оперативники бросились туда.

Задохин стоял на пороге и, не двигаясь, завороженно смотрел на что-то перед собой. Медведев налетел на его спину и застыл рядом, наткнувшись взглядом на наведенный пистолет.

Кокорин держал его перед собой, сидя за столом напротив двери и рядом с ним лежали пустые папки скоросшивателей с торчавшими металлическими скобами. В углу горел включенный бумагосжигатель, и пепел сыпался с него на пол.

— Иннокентий Витальевич, — выдохнул Медведев.

— Не двигайся.

Медведев все же сделал первый шаг, и Задохин мгновенно схватил его за локоть.

— Он застрелит тебя, Володька.

— Иннокентий Витальевич, — Медведев вырвал руку. — Что вы наделали!

Кокорин посмотрел на бумагосжигатель, вдохнул специфический запах.

— Теперь уже все, можете делать, что хотите.

И пистолет, скользнув по столу, упал на пол с тяжелым металлическим грохотом. Но ни Медведев, ни Задохин не тронулись с места. Они стояли и не шевелились, а Кокорин, посмотрев на них, вдруг жалко и болезненно улыбнулся, застонал, съежился и схватился за голову.

Появившийся в коридоре Кононов толкнул их сзади, проходя на середину комнаты, наклонился, поднял пистолет, проверил предохранитель и положил в карман.

— Звони в прокуратуру, майор, — сказал он, машинально переворачивая папки и сверху вниз читая заголовок: Дело №… Карелина и… Дело №… по факту убийства… И что же такое с тобой произошло, господин советник юстиции? Может снизойдешь до объяснения?

Кокорин молчал и не шевелился, весь согнувшись.

Оперативники стояли в коридоре и молчали, глядя на приехавшего прокурора и его помощников, слушали разговор в кабинете.

— Все уничтожил.

— Все бумаги и фотографии сжег, пленку и прочие вещ доки тоже.

— Иннокентий Витальевич, да что на тебя нашло?

— Медведев последний…

— Позовите капитана Медведева.

— Позовите.

— Капитан Медведев.

Тот оторвался от стены и вошел в кабинет, идя так, словно сам был болен.

В кабинете не было ни одного свободного места, и Медведев остался стоять с опущенными руками и растерянным взглядом.

— Скажите, капитан Медведев, что-нибудь необычное происходило за последнее время с господином Кокориным?

Медведев переступил с ноги на ногу, посмотрел на Иннокентия Витальевича и на того, кто спрашивал.

— Ну же, капитан, отвечайте.

Медведев пожал плечами.

— Ему звонили?

— Да.

— Что он отвечал, как выглядел?

— Плохо. Говорил: да — хорошо, потом упал и потерял сознание.

— Сразу?

— Нет. Сначала воды попросил.

— Понятно. Вы потом не посмотрели номер в определителе?

— И что же? Ну, Медведев? Не молчите же.

— Я не успел.

— Почему?

— Мне пришлось…

— Ну?

— Я вышел. Мы все вышли.

— Он прогнал вас?

— А это важно?

— Вы не в детском саду, капитан. Отвечайте на поставленные вопросы.

— Да.

— Идите и напишите подробный отчет.

Медведев повернулся уходить, потом обернулся.

— А что там был за номер? — спросил он неуверенно.

— Не ваше дело.

— Не было там никакого номера, — сказал Кононов отрывисто. — Он его стер. Иди и пиши. И побыстрее.

— Есть.

Медведев вышел, но выходя, снова обернулся и посмотрел на Кокорина. Тот так и не поднял головы, весь поникнув на стуле.

Медведев прошел в соседний кабинет, сел за чужой свободный стол, достал из верхнего ящика бумагу, ручку и начал писать.

А оперативники так и продолжали стоять в коридоре, отводя друг от друга взгляды.

Медведев, держа свои листы согнутыми пополам, вышел из кабинета, и как раз в это время из соседнего кабинета вышли работники прокуратуры и пошли друг за другом, молча, как на похоронах. Кокорин шел последним, не арестованный, шел, пошатываясь, но грудь не тер, только весь ссутулился.

— Да, это Москва, а не Нижний Новгород, — пробормотал один из оперов, и в тишине его слова прозвучали неожиданно громко.

Медведев стоял, не двигался, и когда Кокорин проходил мимо него, неожиданно позвал:

— Иннокентий Витальевич.

Но тот даже не поднял головы, проходя мимо тем же тяжелым неровным шагом тяжелобольного человека. Оперативники, сами не зная, зачем, потянулись следом. Последним за ними шел полковник.

— Что теперь будет с ним? — спросил кто-то, когда работники прокуратуры садились по машинам.

— Пока отстранили.

— Мы бы и за меньшее уже сидели в ИВС.

Машины развернулись и уехали, оперативники растерянно смотрели им вслед, смотрели, как отъезжали створки ворот, как машины выруливали на проезжую часть, смотрели, как ворота плавно и мягко задвинулись.

— И что теперь?

— Не знаю, — проговорил полковник. — Не знаю. Будет решать генеральный, — он посмотрел на часы. — Идите-ка по домам, ребята, а то, небось, близкие уже забыли, как вы выглядите. А ты, Медведев, пойдем со мной, оформим твой отчет.

Медведев покорно пошел вслед на Кононовым, а остальные разбрелись по кабинетам.

Пройдя к себе, Кононов сел за стол, взял написанный Медведевым отчет и отложил.

— Вот что, капитан, — начал он, закуривая. — Бери-ка ты себе кого-нибудь в компанию и понаблюдай за домом Кокорина. Мужик-то, как будто, в беду попал. Вот как.

— Есть, — Медведев весь подобрался и пошел к выходу.

— Только поосторожнее там.

— Так точно.