Об убийстве капитана РУБОП в этот вечер передали по новостям. И Виктор, еще не знавший о случившимся, увидел на экране тело брата, лежавшее на носилках и его полуприкрытые серые глаза, показанные крупным планом.

Эти кадры увидел еще один человек, Матвей Карелин, пивший пиво у телевизора.

— Дурак покойник, — проговорил он пьяно и проникновенно. — Я же тебя предупредил. Ну и жизнь пошла, — он придвинул к себе одну пустую банку: — Вот менты, — придвинул другую: — Вот бандиты. А это кто? — он взял третью, полную и запечатанную и взвесил в руке. — Это никто. Никого больше нет.

И он с размаху, с вскриком, швырнул банку в стену.

Капитана Медведева хоронили на третий день.

В доме, в гостиной, на табуретах стоял гроб, и Володя лежал в нем уже с плотно закрытыми глазами, в форме, по грудь скрытый покрывалом, строгий и красивый, не смотря на заострившиеся черты. Сложенные руки его покоились на груди, гладкие светлые волосы блестели под светом люстры и пахло хвоей. Комната была полна, многие стояли возле стен. Виктор, двигаясь, словно больной, подошел к гробу.

— Прости, братишка, — проговорил он, наклоняясь над умершим, — если когда обидел тебя. Прощай, родной.

Он положил одну руку брату на грудь, на плечо, сжимая погон и рукав, второй провел по волосам, сохранившим частицу жизни и крепко поцеловал в плотно сжатые холодные твердые губы, потом обернулся:

— Настя, Никита, проститесь с отцом.

Настя, жавшаяся к Вале, обняла ее и задрожала. Никита стал потихоньку заходить за ее спину.

— Не трогай детей, Витя. Иди, Максим.

Тот подошел робко, стараясь не глядеть в лицо покойника, наклонился и, дотронувшись только до груди в мундире, поспешно отошел. Оторвавшись от детей, подошла Валя, поцеловала брата мужа в застывшую щеку.

— Прости, Володя.

Подошел Кононов, наклонился, взялся руками за край гроба, сминая складки белой материи.

— Вот ты и поймал свою пулю, капитан. Прости. Надо мне было раньше тебя уволить, ты был бы жив. Вот так, — и полковник, склонившись, поцеловал покойника в белый лоб.

За ним потянулись оперативники: первым — Сергей, потом остальные; Радик, Ксения. Многие просто стояли, шепча что-то и не осмеливаясь поцеловать покойника.

Гроб вынесли из подъезда и долго несли на плечах: военные, штатские, сотрудники милиции и прокуратуры. Играл оркестр, впереди, на подушечки несли форменную фуражку капитана и две его награды: орден и медаль.

Отпевали капитана в маленькой часовне при Головинском кладбище. Потом гроб заколотили, опустили в могилу и забросили землей. И все. Как и не было человека.

— Не умею я речи говорить, — вздохнул Кононов, садясь в машину. — Эх Володя, Володя. Лучше бы я не дожил до такого дня.

Дети: Настя и Никита, Максим и его мать, бледные, убитые, садились в машину к Виктору, остальные — кто в машины, кто в автобус.

Все вернулись домой к Медведевым, сели за стол, поставили посередине рюмку с водкой и прикрыли ее куском хлеба.

— Помянем по-русски, по старому обычаю, — сказал Кононов. — Большой души был человек.

Вскоре стали расходиться. За столом остались только Виктор, Радик с Ксенией и Сергей — Дина ушла с Валей помогать на кухню, и близкие друзья из РУБОП.

— Никак не могу поверить, что его больше нет, — со слезами в голосе проговорил Виктор.

— Понятно, Вить, — сказал Сергей, положив ладонь на его руку. — Нам тоже сейчас тяжело. Давай выпьем.

Максим, первый раз напившись, засыпал за столом, и Радик, встав, стал поднимать его. Тут в открытую дверь в прихожую проскользнула маленькая фигурка, пробежала коридор и застыла на пороге прокуренной столовой.

— А где дядя Володя? — требовательно спросил мальчишеский голос.

Была суббота, смеркалось. Все забыли про Егора, а тот стоял и смотрел на взрослых вопросительно и недоверчиво.

— Он забыл про меня?

Но тут мальчик увидел рюмку и хлеб. Он попятился. Он был не по детски понятливый и по мальчишески ранимый.

— Он умер?

— Егорка…

Мальчик попятился снова, повернулся и выбежал вон. Сергей сорвался за ним.

Мальчик бежал быстро, очень быстро. Он не думал о лифте и прыгал через ступеньки. Сергей догнал его уже на асфальте, в свете, бьющимся из окна, схватил и развернул к себе.

— Пусти, — мальчик вырывался и кричал с надрывом, на грани слез. — Пусти. Он умер. Больше мне никто не нужен. У меня больше никого нет.

Наконец Сергей справился с ним, развернул и прижал к себе.

— У меня тоже больше никого нет, братишка, — сказал он тихо. — Вот так теперь значит будем жить. Без него.

Они вернулись вдвоем, притихшие, обнявшись и оба — с красными глазами.

Потом Виктор включил старенький видеоплеер, и все стали смотреть видеокассету, где они были сняты с братом, с женами, молодые, смеющиеся. Они раздевались на речном песке, голые, в плавках, сильные, спортивные, накаченные, прыгали в воду, смеялись, барахтались в воде, потом выбегали на берег, играя мускулами и хватая своих жен. Те, юные, красивые, стройные, шутливо отбивались, обнимали мужей за сильные шеи. Те, легко подняв их, на руках несли на песок. Блондинка Лина, свежая и тоненькая, махала рукой в камеру, а Валя, еще только начинавшая полнеть, но еще стройная, обнимала и целовала своего мужа.

Виктор весь согнулся в кресле, закрывая лицо руками, Сергей с Егором на коленях расслабленно застыл.

Пустые кадры замелькали на экране. Потом опять включилось изображение. Володя в батнике и домашних брюках, счастливый, присел на ковре, играя с маленькой белокурой девочкой, одиннадцатилетний мальчик бегал и отнимал у нее игрушки, а Лина дразнила всех, прыгала и танцевала по комнате.

Радик обнял Ксению, и она прижалась к нему, думая о смерти и жизни.

Максим спал позади всех, на диване.

— Смени кассету, — глухо и не оглядываясь попросил Виктор.

Сергей с готовностью встал, посадив Егора в кресло на свое место.

На кассете была записана свадьба Володи. Он улыбался, что-то говорил, расписывался в ЗАГСе, целовался с молодой женой, нес ее на руках вверх по ступенькам, танцевал в ресторане.

Ксения теснее прижималась к Радику, едва удерживая трясущиеся губы.

Володя смеялся на экране, как он тогда смеялся и какие у него были счастливые глаза.

Сергей отошел к креслу, но Егора не потревожил, а присел на корточки рядом, опершись рукой о подлокотник, и перед глазами его стояли тусклые серые глаза смотревшие мимо него.

А в понедельник приехала Алина Роднина. Она ворвалась к Радику и Ксении и, задыхаясь, проговорила:

— Он умер? Сволочи, почему вы мне не сообщили об этом! Я узнала только из газеты. Поздно, понимаете!

И они втроем поехали на кладбище. Оставив машину на стоянке, они пошли по обсаженной молодыми березами аллее, ища могилу.

— Вон она, — сказала Ксения, увидев знакомое место.

По тропинке все трое прошли к временному кресту из металла и застыли в изумлении. Металл был искорежен, погнут и изгажен, надпись вымазана дерьмом и куча человеческих испражнений сохла на насыпи, и черной краской на земле было написано: «Мент поганый, козел Рваный…» и — откровенный мат.

Алина попятилась:

— Что это? Зачем?

Она налетела на Ксению, повернулась и в голос разрыдалась, обняв подругу и сотрясаясь всем телом. А Радик застыл в ужасе и бессилии.

По небу ползла серая низкая туча, закрывая тусклое солнце. Дул холодный ветер, и срывался мелкий, еще мокрый снег.