— Куда теперь меня? — спросил Сергей, когда машина выруливала за ворота.
— У меня к тебе просьба, Сережа, — проговорил Медведев медленно.
— Какая?
— Возьми паспорт Иры. Его нужно сдать в ЗАГС.
— Господи, — Сергей съежился и схватился за голову.
Медведев замолчал. Сидоренко тяжело дышал, как после быстрого бега.
— Что с ней, — чужим голосом проговорил Сергей, опуская руки.
— Сережа.
— Да, я знаю — она умерла. Что с ней теперь?
— Сережа.
— Она в морге… или… Господи…
— Успокойся, Сережа. Ее похоронили. Через три дня, как положено.
— В общей могиле?
— Нет. На кладбище. Я же сказал тебе, Сережа, все было, как положено. Только… Только, чтобы получить место на кладбище — нужен паспорт, то есть справка из ЗАГСа, а для справки — нужен паспорт. Вот такая, примерно, схема.
— Паспорт дома. Там бабушка. Надо было просто пойти и взять.
— А что бы мы ей сказали?
— А. Понятно.
Медведев свернул в спальный район, покружил переулками и, свернув во двор, остановил машину возле дома, в котором жил Сергей.
— Я здесь подожду, — сказал он.
Сидоренко вышел из машины и прошел к подъезду. Вернулся он быстро. Возле машины обернулся, посмотрел на окна и махнул рукой, потом открыл дверцу и сел в машину.
— Поехали.
— Взял?
Сергей молча протянул паспорт в кожаной обложке. Медведев взял его, открыл. С цветной фотографии смотрело на него милое детское лицо со светлыми прозрачными глазами. Закрыв паспорт, Медведев положил его себе в нагрудный карман.
— Сказал? — спросил он, взглянув на Сергея.
— Сказал, что уезжаем за границу.
— Понятно.
В ЗАГС Медведев зашел один, вышел и снова сел за руль. Всю дорогу до кладбища молчали. Медведев только поглядывал на часы, торопясь и застревая в пробках. К кладбищу подъехали, когда рабочий день уже заканчивался.
— Вся жизнь — в дорогах, — пробурчал Медведев, еще раз взглянув на часы. — Идем быстрее.
Директор кладбища уже собирался уходить, когда Медведев, почти бегом, поднялся на крыльцо.
— О, принесли уже? Не спешили бы, можно было бы и до завтра подождать.
— Завтра у меня другие дела.
— Спасибо, что обеспокоились. Передавайте большой привет Михаилу Степановичу. И что же вы не сказали мне, когда памятник привезут, я бы все организовал.
— Ничего, справились.
— Но вам же платить пришлось.
— Ничего. Пойдем, Сережа.
Сидоренко молчал, но слушал внимательно. Не произнеся ни слова, он последовал за Медведевым по тенистой кладбищенской аллее. Был месяц май, цвели цветы и деревья. И лепестки, сорванные легким ветерком, усыпали асфальт.
— Сюда, Сереж.
Сидоренко послушно свернул и остановился. Со второго от дороги памятника смотрело милое лицо шестнадцатилетней девочки.
«Ира Сидоренко и ее не рождённый ребенок», — было написано на белом мраморе. — «19. 21/03. 85–20. 16/04. 01. От мужа и всех, кто знал и любил ее».
— Это сделал ты? — едва слышно, сипло выговорил Сергей.
— Вся наша группа.
— А фотография?
— В паспортном Задохин переснял. Он спец по фотографиям.
У Сергея дрогнули губы и сжались. Он угрюмо смотрел себе в ноги.
— Я вам должен, — наконец пробормотал он.
— Нет, Сережа, не думай об этом.
— Но деньги…
— Забудь, ладно?
Сергей, весь напряженный, почему-то сник, ссутулился и плечи его затряслись.
Медведев, не произнеся ни слова, сжал его плечо.
— Ей же было всего 18 лет. Мы только в прошлом году поженились.
Что на это можно было сказать. Медведев молчал.
Мужчины плачут редко, и поэтому — тяжело. Все большое и сильно тело Сидоренко содрогалось, Он вздрагивал и зажимал лицо ладонями.
Медведев отошел от него немного, достал сигареты и закурил, жадно и нервно. Он не смотрел на Сергея, но слышал его судорожные вздохи, и от этого ему становилось еще хуже.
Наконец Сидоренко затих, задышал тихо и ровно. Руки его бессильно обвисли, и он стоял, глядя себе под ноги, потом медленно сдвинулся, сделал шаг и потрогал памятник рукой, да так и остался стоять с рукой на мраморе, холодном под весенним солнцем.
— Посадил здесь все — ты? — не оглядываясь, спросил он, спустя время.
— Дерево росло тут и раньше, а цветы посадил сторож.
— Как тебя зовут, капитан?
— Володя.
— Спасибо, Володя. Чем расплатиться с тобой?
— Я это сделал для нее, Сергей.
— Почему?
— Я видел, как она умирает.
Сергей тяжело вздохнул.
— Что она говорила?
Медведев замялся.
— Говори, капитан, я больше не раскисну. Что она сказала?
— Что хочет ребенка. И любит тебя.
Сергей застонал, как от боли.
— Дубовцева я видел, а где Клименко и Рожнёв?
— В КПЗ.
— И что с ними будет?
— Они ответят за все. По полной мере ответят.
— Ничего. Когда-нибудь их все же выпустят. Ведь смертную казнь отменили? Значит я буду ждать. И Дуба я буду ждать. Когда-нибудь я их дождусь.
Медведев внимательно посмотрел на него.
— Не надо, Сергей, не порть себе жизнь из-за дерьма. Они не скоро выйдут.
— Очень жаль, Володя. Ты никогда не чувствовал, когда здесь, в груди, просыпается дикий зверь? Он грызет и рвет когтями сердце до тех пор, пока руки не вопьются в чье-то горло, и на месте лица не окажется красное месиво. Ведь лучше кто-то другой, чем свое сердце, правда?
Медведев последний раз затянулся и бросил окурок на асфальт.
— Сейчас самое время напиться. Правда, Володя? Я взял немного денег.
— Оставь, у меня есть. Кстати, твоя машина у нас в гараже, только не заправленная.
— Спасибо, ее можно продать, она совсем новая, пробег всего не больше 1000.
Они оба, разговаривая, пошли по аллее к воротам.
— Куда меня сейчас? — спросил Сергей, спрятав руки глубоко в карманы.
— Сегодня — пятница, в больницу можно не возвращаться, в субботу съездишь на перевязку, и до понедельника будешь дома.
— У меня нет дома, Володя. Я же сказал бабушке, что мы уехали. В спорткомитете я тоже никому не нужен с дыркой в груди. Никто из них даже не пришел ко мне в больницу. А промоутеры тем более теперь плевали на меня. Так что мне одно только место — в тюрьме. Там, по крайней мере, хоть этих сволочей выцеплю.
— Поехали ко мне.
— А я тебе нужен? Сейчас никому не нужны чужие проблемы. У всех свои есть.
— Поехали.
Виктор Медведев сидел в кресле, пил пиво и смотрел телевизор. В дверь позвонили и спустя время в комнату вбежал возбужденный Максим.
— Пап… пап… Там это… Сидоренко. Такой прикол.
— Так прикол или Сидоренко?
— Не знаю. Похож.
— А кто он?
— Чемпион, пап. Ты что, забыл? У меня же его плакат. Вот он!
И в комнату вошел Сергей, растерянно остановился на пороге, а Володя сзади легонько подтолкнул его в комнату.
— Привет, ребята, — сказал он, останавливаясь. — Это Сережа. Прошу любить и жаловать.
— Точно! — Максим сел на подлокотник кресла, потом вскочил, взъерошил волосы, потом смешался и закашлялся.
— Сидоренко, значит, — Виктор поднялся и шагнул к гостю. — Бог — олимпиец? Ну, здравствуй, здравствуй, чемпион.
Он протянул руку, Сергей, смущенный, пожал ее и тут же протянул Максиму, подавшемуся к нему всем своим корпусом так, что даже согнулся.
— Здравствуйте, — пролепетал тот и тут же встал за отцовскую спину.
Все трое мужчин были примерно одного роста, и семнадцатилетний Максим казался среди них совсем мальчишкой.
— Ну, садись, садись, герой. Я слышал, ты болел? Травма, что ли?
— Да. Что-то такое, — неохотно сказал Сергей, опускаясь в кресло.
— Пиво будешь? «Балтика».
— Если можно, лучше бутылочное.
— Можно. Максим, сгоняй. Володь, я замок в гараже поменял. Возьми там в ящике новый ключ, поставь машину.
— У меня нет машины, — тоже неохотно ответил тот, садясь на диван.
— Опять в ремонте?
— Нет. Я ее разбил.
— Ну… так… ремонт…
— Нечего ремонтировать.
— Документы собрал на страховку?
— Да какая там страховка за это старье.
— Ну знаешь ли.
Не дожидаясь продолжения Володя поднялся с дивана и вышел.
— От меня машины больше не жди. Старье! Да ей всего три года, — закричал вслед Виктор, сразу краснея. — У меня вон, сын кончает школу. Я о нем должен думать. И так ты целиком висишь на моей шее.
Володя столкнулся в коридоре с Максимом, нагруженным бутылками, стаканами и банками.
— Ты куда, дядь Володь?
— Покурю.
Максим вздохнул. Его отец не курил и поэтому был очень чувствителен к запаху табачного дыма, и парню, пробующему все, что попадается под руки, приходилось соблюдать строгую конспирацию.
— А что за машина? — спросил Сергей, слушая все внимательно и с интересом.
— Да «Копейка». Правда, Володя там мотор поменял на v-6. Ты не обращай внимания, Серега, это наше с братом внутреннее дело, семейное, так сказать. Где он? — посмотрел Виктор на сына.
— Курит. На балкон вышел.
Виктор, не выпуская из руки банки «Балтики», поднялся из продавленного кресла: высокий, сильный, уже начинающий полнеть мужчина 36 лет.
— Ты сиди, Серега, я скоро. Макс, займи гостя.
Сергей посмотрел ему вслед, подавил усмешку и посмотрел на Максима.
— Я сейчас вам открою бутылку. У нас дядя Володя такое любит. А вы, значит, тоже пьете бутылочное?
— Когда как. А что себе не наливаешь?
— Я свой стакан уже выпил.
— А.
— А вы когда в спорт вернетесь? Вы в профессионалы пойдете, да?
— Обиделся? — Виктор переступил порог балкона и отхлебнул от банки.
Володя втянул дым, оторвался от перил, выпрямился и посмотрел на брата, стряхивая пепел с сигареты в подцветочник.
— Да нет, — проговорил он. — Я тебя попросить хотел.
— Что, очередной подранок? И что с ним?
— Он правда был ранен, лежал в «Склифе». У него жену убили, беременную, а дома бабка старая, он боится ей говорить. Пусть у нас поживет?
— Да пусть. И где ты его подобрал.
— В «Склифе».
— Понятно. Сперва щенят, котят, птенцов разных, теперь людей. Растешь, братишка.
— Витя…
— Да ладно. Я привык. Куплю я тебе машину. Только на дорогую не рассчитывай.
— Не надо. Обхожусь же.
— И давно?
— Уже вторую неделю.
— То-то, смотрю, в гараж не ставишь. Сам-то цел?
— Цел.
— Эх, Володька, Володька, свернешь ты себе шею.
— Да нет, зачем.
— Носишься, как сумасшедший. А за что? Хоть бы платили, как следует.
Володя затянулся сигаретой.
— Меньше бы курил.
— Ничего. Цвет лица не испорчу.
— Что ты, как баба, все.
Неожиданно Медведев-младший рассмеялся.
— Чего скалишься?
— Да ты. То — как баба, то — ношусь, как сумасшедший.
— А, — Виктор усмехнулся, допил пиво, бросил банку на балкон и хлопнул брата по плечу. — Пошли, скоро ужинать будем. Раз уж пригласил гостя, будь добр, занимай.
Володя затушил сигарету и бросил окурок в подцветочник.
— Пошли.
Сидоренко не скучал. Он пил пиво из стакана и что-то тихо говорил. Максим смеялся радостно и немножко заискивающе.
Ужин прошел весело, все оживленно говорили, смеялись, а потом, когда Володя вышел на балкон покурить, Сергей подошел к нему, и тот машинально протянул ему пачку.
— Я не курю, спасибо, — проговорил Сергей. — Я хотел поговорить с тобой, можно?
— Валяй.
— Не обидишься?
— А ты не обижай.
— Моя машина, она же в вашем гараже стоит? Это на твоей работе?
— Да.
— Возьми ее себе, ладно? Пожалуйста.
— Это «Мерс» — что ли? Да где у меня такие деньги.
— Ты не понял. Я не продаю. Это… — Сергей замялся.
— Подарок что ли?
— Ну да.
— Нет, Сережа. Для меня слишком шикарно.
— Да нет, самое то.
— Я же раз в неделю в аварии попадаю. А с «Мерсом» брата совсем разорю на ремонтах. Да и представь себе: мент, опер — и на дареном навороченном «Мерсе» разъезжает. Смешно. Да и не смешно, если интересоваться начнут. Тогда уж точно мне будет не до смеха.
— Тогда давай, продадим его.
— А ты?
— Для меня он теперь слишком шикарный. Если, даст бог, вернусь на ринг, еще заработаю. А если нет, так и не жалко, плевать.
— Вернуться хочешь?
— А что же еще. Я больше ничего не умею, как только носы на бок сворачивать.
— Тоже иногда надо.
— Раз платят, то надо. Поможешь продать?
— Давай у Вити спросим, может кто из его клиентов купит.