— Куда теперь меня? — спросил Сергей, когда машина выруливала за ворота.

— У меня к тебе просьба, Сережа, — проговорил Медведев медленно.

— Какая?

— Возьми паспорт Иры. Его нужно сдать в ЗАГС.

— Господи, — Сергей съежился и схватился за голову.

Медведев замолчал. Сидоренко тяжело дышал, как после быстрого бега.

— Что с ней, — чужим голосом проговорил Сергей, опуская руки.

— Сережа.

— Да, я знаю — она умерла. Что с ней теперь?

— Сережа.

— Она в морге… или… Господи…

— Успокойся, Сережа. Ее похоронили. Через три дня, как положено.

— В общей могиле?

— Нет. На кладбище. Я же сказал тебе, Сережа, все было, как положено. Только… Только, чтобы получить место на кладбище — нужен паспорт, то есть справка из ЗАГСа, а для справки — нужен паспорт. Вот такая, примерно, схема.

— Паспорт дома. Там бабушка. Надо было просто пойти и взять.

— А что бы мы ей сказали?

— А. Понятно.

Медведев свернул в спальный район, покружил переулками и, свернув во двор, остановил машину возле дома, в котором жил Сергей.

— Я здесь подожду, — сказал он.

Сидоренко вышел из машины и прошел к подъезду. Вернулся он быстро. Возле машины обернулся, посмотрел на окна и махнул рукой, потом открыл дверцу и сел в машину.

— Поехали.

— Взял?

Сергей молча протянул паспорт в кожаной обложке. Медведев взял его, открыл. С цветной фотографии смотрело на него милое детское лицо со светлыми прозрачными глазами. Закрыв паспорт, Медведев положил его себе в нагрудный карман.

— Сказал? — спросил он, взглянув на Сергея.

— Сказал, что уезжаем за границу.

— Понятно.

В ЗАГС Медведев зашел один, вышел и снова сел за руль. Всю дорогу до кладбища молчали. Медведев только поглядывал на часы, торопясь и застревая в пробках. К кладбищу подъехали, когда рабочий день уже заканчивался.

— Вся жизнь — в дорогах, — пробурчал Медведев, еще раз взглянув на часы. — Идем быстрее.

Директор кладбища уже собирался уходить, когда Медведев, почти бегом, поднялся на крыльцо.

— О, принесли уже? Не спешили бы, можно было бы и до завтра подождать.

— Завтра у меня другие дела.

— Спасибо, что обеспокоились. Передавайте большой привет Михаилу Степановичу. И что же вы не сказали мне, когда памятник привезут, я бы все организовал.

— Ничего, справились.

— Но вам же платить пришлось.

— Ничего. Пойдем, Сережа.

Сидоренко молчал, но слушал внимательно. Не произнеся ни слова, он последовал за Медведевым по тенистой кладбищенской аллее. Был месяц май, цвели цветы и деревья. И лепестки, сорванные легким ветерком, усыпали асфальт.

— Сюда, Сереж.

Сидоренко послушно свернул и остановился. Со второго от дороги памятника смотрело милое лицо шестнадцатилетней девочки.

«Ира Сидоренко и ее не рождённый ребенок», — было написано на белом мраморе. — «19. 21/03. 85–20. 16/04. 01. От мужа и всех, кто знал и любил ее».

— Это сделал ты? — едва слышно, сипло выговорил Сергей.

— Вся наша группа.

— А фотография?

— В паспортном Задохин переснял. Он спец по фотографиям.

У Сергея дрогнули губы и сжались. Он угрюмо смотрел себе в ноги.

— Я вам должен, — наконец пробормотал он.

— Нет, Сережа, не думай об этом.

— Но деньги…

— Забудь, ладно?

Сергей, весь напряженный, почему-то сник, ссутулился и плечи его затряслись.

Медведев, не произнеся ни слова, сжал его плечо.

— Ей же было всего 18 лет. Мы только в прошлом году поженились.

Что на это можно было сказать. Медведев молчал.

Мужчины плачут редко, и поэтому — тяжело. Все большое и сильно тело Сидоренко содрогалось, Он вздрагивал и зажимал лицо ладонями.

Медведев отошел от него немного, достал сигареты и закурил, жадно и нервно. Он не смотрел на Сергея, но слышал его судорожные вздохи, и от этого ему становилось еще хуже.

Наконец Сидоренко затих, задышал тихо и ровно. Руки его бессильно обвисли, и он стоял, глядя себе под ноги, потом медленно сдвинулся, сделал шаг и потрогал памятник рукой, да так и остался стоять с рукой на мраморе, холодном под весенним солнцем.

— Посадил здесь все — ты? — не оглядываясь, спросил он, спустя время.

— Дерево росло тут и раньше, а цветы посадил сторож.

— Как тебя зовут, капитан?

— Володя.

— Спасибо, Володя. Чем расплатиться с тобой?

— Я это сделал для нее, Сергей.

— Почему?

— Я видел, как она умирает.

Сергей тяжело вздохнул.

— Что она говорила?

Медведев замялся.

— Говори, капитан, я больше не раскисну. Что она сказала?

— Что хочет ребенка. И любит тебя.

Сергей застонал, как от боли.

— Дубовцева я видел, а где Клименко и Рожнёв?

— В КПЗ.

— И что с ними будет?

— Они ответят за все. По полной мере ответят.

— Ничего. Когда-нибудь их все же выпустят. Ведь смертную казнь отменили? Значит я буду ждать. И Дуба я буду ждать. Когда-нибудь я их дождусь.

Медведев внимательно посмотрел на него.

— Не надо, Сергей, не порть себе жизнь из-за дерьма. Они не скоро выйдут.

— Очень жаль, Володя. Ты никогда не чувствовал, когда здесь, в груди, просыпается дикий зверь? Он грызет и рвет когтями сердце до тех пор, пока руки не вопьются в чье-то горло, и на месте лица не окажется красное месиво. Ведь лучше кто-то другой, чем свое сердце, правда?

Медведев последний раз затянулся и бросил окурок на асфальт.

— Сейчас самое время напиться. Правда, Володя? Я взял немного денег.

— Оставь, у меня есть. Кстати, твоя машина у нас в гараже, только не заправленная.

— Спасибо, ее можно продать, она совсем новая, пробег всего не больше 1000.

Они оба, разговаривая, пошли по аллее к воротам.

— Куда меня сейчас? — спросил Сергей, спрятав руки глубоко в карманы.

— Сегодня — пятница, в больницу можно не возвращаться, в субботу съездишь на перевязку, и до понедельника будешь дома.

— У меня нет дома, Володя. Я же сказал бабушке, что мы уехали. В спорткомитете я тоже никому не нужен с дыркой в груди. Никто из них даже не пришел ко мне в больницу. А промоутеры тем более теперь плевали на меня. Так что мне одно только место — в тюрьме. Там, по крайней мере, хоть этих сволочей выцеплю.

— Поехали ко мне.

— А я тебе нужен? Сейчас никому не нужны чужие проблемы. У всех свои есть.

— Поехали.

Виктор Медведев сидел в кресле, пил пиво и смотрел телевизор. В дверь позвонили и спустя время в комнату вбежал возбужденный Максим.

— Пап… пап… Там это… Сидоренко. Такой прикол.

— Так прикол или Сидоренко?

— Не знаю. Похож.

— А кто он?

— Чемпион, пап. Ты что, забыл? У меня же его плакат. Вот он!

И в комнату вошел Сергей, растерянно остановился на пороге, а Володя сзади легонько подтолкнул его в комнату.

— Привет, ребята, — сказал он, останавливаясь. — Это Сережа. Прошу любить и жаловать.

— Точно! — Максим сел на подлокотник кресла, потом вскочил, взъерошил волосы, потом смешался и закашлялся.

— Сидоренко, значит, — Виктор поднялся и шагнул к гостю. — Бог — олимпиец? Ну, здравствуй, здравствуй, чемпион.

Он протянул руку, Сергей, смущенный, пожал ее и тут же протянул Максиму, подавшемуся к нему всем своим корпусом так, что даже согнулся.

— Здравствуйте, — пролепетал тот и тут же встал за отцовскую спину.

Все трое мужчин были примерно одного роста, и семнадцатилетний Максим казался среди них совсем мальчишкой.

— Ну, садись, садись, герой. Я слышал, ты болел? Травма, что ли?

— Да. Что-то такое, — неохотно сказал Сергей, опускаясь в кресло.

— Пиво будешь? «Балтика».

— Если можно, лучше бутылочное.

— Можно. Максим, сгоняй. Володь, я замок в гараже поменял. Возьми там в ящике новый ключ, поставь машину.

— У меня нет машины, — тоже неохотно ответил тот, садясь на диван.

— Опять в ремонте?

— Нет. Я ее разбил.

— Ну… так… ремонт…

— Нечего ремонтировать.

— Документы собрал на страховку?

— Да какая там страховка за это старье.

— Ну знаешь ли.

Не дожидаясь продолжения Володя поднялся с дивана и вышел.

— От меня машины больше не жди. Старье! Да ей всего три года, — закричал вслед Виктор, сразу краснея. — У меня вон, сын кончает школу. Я о нем должен думать. И так ты целиком висишь на моей шее.

Володя столкнулся в коридоре с Максимом, нагруженным бутылками, стаканами и банками.

— Ты куда, дядь Володь?

— Покурю.

Максим вздохнул. Его отец не курил и поэтому был очень чувствителен к запаху табачного дыма, и парню, пробующему все, что попадается под руки, приходилось соблюдать строгую конспирацию.

— А что за машина? — спросил Сергей, слушая все внимательно и с интересом.

— Да «Копейка». Правда, Володя там мотор поменял на v-6. Ты не обращай внимания, Серега, это наше с братом внутреннее дело, семейное, так сказать. Где он? — посмотрел Виктор на сына.

— Курит. На балкон вышел.

Виктор, не выпуская из руки банки «Балтики», поднялся из продавленного кресла: высокий, сильный, уже начинающий полнеть мужчина 36 лет.

— Ты сиди, Серега, я скоро. Макс, займи гостя.

Сергей посмотрел ему вслед, подавил усмешку и посмотрел на Максима.

— Я сейчас вам открою бутылку. У нас дядя Володя такое любит. А вы, значит, тоже пьете бутылочное?

— Когда как. А что себе не наливаешь?

— Я свой стакан уже выпил.

— А.

— А вы когда в спорт вернетесь? Вы в профессионалы пойдете, да?

— Обиделся? — Виктор переступил порог балкона и отхлебнул от банки.

Володя втянул дым, оторвался от перил, выпрямился и посмотрел на брата, стряхивая пепел с сигареты в подцветочник.

— Да нет, — проговорил он. — Я тебя попросить хотел.

— Что, очередной подранок? И что с ним?

— Он правда был ранен, лежал в «Склифе». У него жену убили, беременную, а дома бабка старая, он боится ей говорить. Пусть у нас поживет?

— Да пусть. И где ты его подобрал.

— В «Склифе».

— Понятно. Сперва щенят, котят, птенцов разных, теперь людей. Растешь, братишка.

— Витя…

— Да ладно. Я привык. Куплю я тебе машину. Только на дорогую не рассчитывай.

— Не надо. Обхожусь же.

— И давно?

— Уже вторую неделю.

— То-то, смотрю, в гараж не ставишь. Сам-то цел?

— Цел.

— Эх, Володька, Володька, свернешь ты себе шею.

— Да нет, зачем.

— Носишься, как сумасшедший. А за что? Хоть бы платили, как следует.

Володя затянулся сигаретой.

— Меньше бы курил.

— Ничего. Цвет лица не испорчу.

— Что ты, как баба, все.

Неожиданно Медведев-младший рассмеялся.

— Чего скалишься?

— Да ты. То — как баба, то — ношусь, как сумасшедший.

— А, — Виктор усмехнулся, допил пиво, бросил банку на балкон и хлопнул брата по плечу. — Пошли, скоро ужинать будем. Раз уж пригласил гостя, будь добр, занимай.

Володя затушил сигарету и бросил окурок в подцветочник.

— Пошли.

Сидоренко не скучал. Он пил пиво из стакана и что-то тихо говорил. Максим смеялся радостно и немножко заискивающе.

Ужин прошел весело, все оживленно говорили, смеялись, а потом, когда Володя вышел на балкон покурить, Сергей подошел к нему, и тот машинально протянул ему пачку.

— Я не курю, спасибо, — проговорил Сергей. — Я хотел поговорить с тобой, можно?

— Валяй.

— Не обидишься?

— А ты не обижай.

— Моя машина, она же в вашем гараже стоит? Это на твоей работе?

— Да.

— Возьми ее себе, ладно? Пожалуйста.

— Это «Мерс» — что ли? Да где у меня такие деньги.

— Ты не понял. Я не продаю. Это… — Сергей замялся.

— Подарок что ли?

— Ну да.

— Нет, Сережа. Для меня слишком шикарно.

— Да нет, самое то.

— Я же раз в неделю в аварии попадаю. А с «Мерсом» брата совсем разорю на ремонтах. Да и представь себе: мент, опер — и на дареном навороченном «Мерсе» разъезжает. Смешно. Да и не смешно, если интересоваться начнут. Тогда уж точно мне будет не до смеха.

— Тогда давай, продадим его.

— А ты?

— Для меня он теперь слишком шикарный. Если, даст бог, вернусь на ринг, еще заработаю. А если нет, так и не жалко, плевать.

— Вернуться хочешь?

— А что же еще. Я больше ничего не умею, как только носы на бок сворачивать.

— Тоже иногда надо.

— Раз платят, то надо. Поможешь продать?

— Давай у Вити спросим, может кто из его клиентов купит.