«Здравствуйте, мои родные, мама и Иришечка. Знали бы вы, как я без вас скучаю, как мне плохо без вас. Мы с Витей живем хорошо. Пока, к сожалению, работаю только я, в ларьке, за 100 долларов в месяц. Витя никак не найдет себе работу, и потому что мы выходцы из Узбекистана и из-за лица. Я-то уже привыкла, а кто впервые видит, страшно из-за ожога. Но ничего, мы не теряем надежду, главное только, чтобы он не начал пить и не опустился. А то он кричит по ночам и разговаривает во сне.
Живем мы на квартире, снимаем комнату в частном доме за 60 долларов, в другой комнате живут два таджика и узбек. Бабушка Катя, хозяйка, живет на кухне. Готовим на углях, в печке, домик маленький.
С нами в комнате живет еще мальчик, он без руки и учится в колледже на библиотекаря. До Москвы от нас час езды, и Витя надеется устроиться там. Главное, что наши документы в порядке, и мы прописались. Милиция нас не трогает. А если так жить, без оформления, то устанешь бояться. За те три дня, что мы искали жилье и висели в воздухе, я уже так измучалась, что вздрагивала от каждого шороха. Но теперь все устроилось, и уже это хорошо. Витя у меня молодец. Он все хлопоты взял на себя. С ним ничего не страшно. Только бы с работой все получилось. Есть правда один вариант, на стройке, за 400 долларов. Витя на все согласен, но хочет найти что-нибудь получше.
Так вообще здесь хорошо, все есть, были бы деньги, а если чего-то нет, люди едут в Москву. Главное, чтобы была работа, крыша над головой и прописка.
Вот и все. Целую горячо и много. Мамочка, Иришка, Витя тоже вас любит, обнимает и целует, особенно Одуванчика…»
Ольга уронила ручку на стол и опустила голову. В эту минуту в дверь вошел Андрей. Он остановился за ее спиной и шумно задышал ей в затылок.
— Кажется проклюнулось, мать. А то я уже думал — всю Москву напрягает моя ряха.
— Нашел работу? — Ольга повернулась к Андрею.
— Вроде бы. У них там фирма, автосервис, типа СТО.
— В Москве?
— Ну да. Но не в центре, а сюда ближе. По шоссе…
Андрей легонько коснулся синими губами ее золотистых волос и отступил, поворачиваясь к шкафу и снимая куртку.
— Значит, он звал ее Одуванчиком? — глухо проговорил он.
— Не говори об этом, пожалуйста.
— Спасибо тебе, Оля.
— Мы уже все решили.
— Я понимаю. И я в долгу перед тобой и за Олежку тоже. Пацан бы не выжил без меня. Понимаешь, Оль, я же не разведчик, я же простой человек. Мне сегодня так тошно стало, хоть вой. Я знаю, тебе я противен. Да еще это уродство. Но если бы не оно…
Ольга поднялась, поворачиваясь к нему. Парень стоял к ней спиной, худой, но широкий в кости и с узкими бедрами. Плечи его, всегда прямые, обвисли, голова была опущена, и руки бессмысленно теребили снятую куртку.
Движимая жалостью, Ольга шагнула к нему и обняла сзади за плечи, прижимаясь лицом к клетчатой теплой рубашке и чувствуя щекой дрогнувшую острую лопатку и частое биение сердца.
— Спасибо, — пробормотал Андрей — И что-то Олежки еще нет… Пойду встречу его.
— Я пока картошку пожарю, — Ольга отпустила его и отступила.
— Ага.
Андрей снова набросил на себя джинсовую куртку и вышел, на ходу вдевая руки в рукава.
Первый раз Ольга увидела его таким растерянным и первый раз почувствовала его слабость.
А Андрей, быстро спустившись с крыльца, пошел по привычной дороге, нервно закуривая на ходу. Сейчас он острее всего понимал, что занимает чужое место. Витей ему не стать никогда. И что хуже всего, это понимала и Ольга.
На следующее утро, пораньше, Андрей приехал в Москву на автобусе и, подойдя к запертым воротам автосервиса, терпеливо стал ждать, пока на подъездной дорожке не остановился старенький синий «Форд». Из машины вышел одетый в серый костюм пожилой, невысокий и плотный мужчина с седеющими волосами ежиком.
— А, ты, уже явился, — мужчина достал из кармана ключи, одной рукой протирая глаза с набухшими веками. — На вот, отпирай и загони машину под навес. Потом помоешь ее, пока Митрич не приехал. Как звать-то тебя, забыл?
— А… Витя.
— Заика, что ли? Да все равно, лишь бы руки, типа, работали, на остальное плевать.
Андрей старался все делать быстро и хорошо. Он отпер ворота, пропустил вперед директора, потом, дождавшись, когда он поднимется на крыльцо крохотного домика, загнал его машину под навес и вышел, направляясь к крану.
Он уже домывал машину, когда в ворота вошел Митрич, мастер, отекший, курносый и вечно пахнувший перегаром мужчина, которому едва перевалило за пятьдесят, но выглядевший стариком, неопрятным и вонючим. Автослесарь он был — золотые руки, а большего директор и не требовал. В фирме работали еще двое его помощников: молодые парни, старающиеся во всем подражать своему мастеру, и еще один, лет под 30, коротко стриженный блондин, крепкий и спортивный, всегда в деловом костюме, занимающий непонятную должность при директоре. Иногда приходила женщина — бухгалтер, и все, больше никого Андрей не видел. Он с самого начала с жаром взялся за работу, и получив от Митрича задание разобрать «Рено 9» с разбитым кузовом, принялся за работу. Машина попала в аварию и сильно пострадала. Восстановление ее должно было обойтись хозяину в круглую сумму. И пока Митрич с помощниками курили и обсуждали преимущества и недостатки кузовов: седан — потчебек и седан — хэтчебек и независимой подвески на колесах, Андрей работал один, уже раскрутил покореженные колеса и залез под машину, когда на тротуаре перед широко открытыми воротами остановилась чешская «Шкода».
Собиравшиеся попить чаю Митрич и его помощники скисли и поморщились при виде нового клиента. Они работали с огоньком, когда рядом стояли либо сам директор, либо парень в костюме, в другое же время они либо курили, либо болтали о чем придется, и даже выпивали, спрятавшись между машинами. Теперь все трое стояли и обреченно ждали. Из «Шкоды» вышли двое крупных парней спортивного вида, в кожаных летних куртках с металлическими нашлепками. Встав в воротах, они неторопливо осматривались.
— Что надо-то? — не выдержал мастер.
— Где начальство, мужики? — спросил один из приехавших, похожий на боксера, с травмированным носом и злым взглядом прищуренных серых глаз. В расстёгнутом вороте его куртки поблескивала толстая золотая цепь.
— Да вон, в кабинете. Машина, что ли прихворнула?
— Ты сам сейчас загнешься.
Тут из домика, на двери которого висела табличка: «ДИРЕКТОР», вышли оба: директор и его помощник. Они сошли с невысокого крыльца и направились к парням. А те, не говоря больше ни слова, достали из-под объемных курток пистолеты — автоматы и наставили на подходивших.
— Ну-ка, грабли повыше, — сказал, растягивая слова, тот, что был крупнее. Он сжал зубы, напряг желваки и уставился на стоявших перед ним мужчин неподвижным взглядом темно-карих глаз.
Директор, и его помощник подняли руки. Взгляды их затравленно заметались.
— Ну вы, пацаны, — начал было парень в костюме.
— Мы — пацаны, а вы — лохи. Вола мне не впарить. Слушай сюда. Ставлю тебя на карман. Разовые — 50 штук и в месяц по 20.
— Но у меня есть крыша, — проговорил директор, сильно нервничая.
— Это мне до фени. Ты на моей территории, все по понятиям. Гони бабки или забей стрелку.
— Сейчас… я…
— Тогда включаю счетчик.
Тем временем Андрей вылез из-под машины. Он замер сзади обоих парней, глядя то на их затянутые в кожу широкие спины, то на застывших директора и его помощника и на стоявших в стороне с бледными лицами автослесарей. Парни в коже переминались, говоря, и двадцатизарядные пистолеты — автоматы делали их слова очень весомыми. И Андрей задохнулся от ярости, слушая их. Не помня себя, он поднял правой рукой монтировку, шагнул вперед и с силой опустил ее на бритый затылок ближайшего парня. Тут же, левой рукой, Андрей схватил его правую руку, поворачивая вбок и нажимая поверх его указательного пальца на спусковой крючок. Раздались выстрелы. Его напарник подпрыгнул, весь дернулся и рухнул, отброшенный вбок и назад, ударился о бетонные плиты, слегка перевернулся и застыл, подтягивая под себя ногу и тут же вытягивая ее. Перехватывая руку первого парня, заваливающегося вбок, Андрей вырвал пистолет — автомат и, оборачиваясь, посмотрел на машину. «Шкода» была пуста.
И тут только Андрей опомнился, отступил и растерянно посмотрел на стоявших перед ним директора фирмы, потом на его помощника и опустил голову.
— На кого косяк сбросили… — начал парень в костюме, делая шаг вперед и ногой трогая оба тела, сначала мертвое, потом бессознательное. — Предъяву клеить собрались… Ну… Мать иху… я… — и он посмотрел на Андрея голубыми, все еще мутными от пережитого страха глазами. — А ты, пацан, ничего, правильный. На крытке чалился?
— Что?
— Сидел на крытой?
— А. Нет, — Андрей от усилия держать свои слова под контролем и от растерянности говорил отрывисто, смешивался, путался и сбивался, тяжело дыша.
— Дай шпалер.
— Что?
— Волын дай.
— А, — Андрей протянул оружие, вспомнил, что не протер, задержал руку, но все равно отдал пистолет — автомат парню в костюме.
Тот взял его в руку, осмотрел, и, обернувшись к ближайшему из лежавших парней, сделал контрольный выстрел.
Андрей отступил снова. Ему показалось, что кровь и мозги, разлетевшиеся по сторонам, попали ему на щеку. Он протер тыльной стороной ладони лицо, потом присел на капот машины и, взяв ветошь, стал вытирать руки.
Молодой человек в костюме подошел к нему, а Андрей даже не поднял голову, смотря на черные модные туфли и черные, чуть собранные внизу брюки.
— Все, звиздец. Ловко ты их завалил, пацан. А так вроде и не скажешь. Кто же ты по жизни?
— Я… — Андрей смешался и почувствовал, как новая волна ярости от собственной раздвоенности захлестывает его. — Я… из Узбекистана.
— Ну, это я уже просек. Что, поздний мандраж напал, братан? Не бзди, все путем. Дай краба, будешь кентом. Ну, молоток. Прямо в тему спонтовал. И лады. Пока вот что. Пацаны, грузите это жмурье по тачкам, а я пробью ситуацию — кто же здесь такой умный.
И вскоре три машины выехали за ворота автосервиса, включая и «Шкоду» убитых. Но перед этим чужую машину осмотрел сам Митрич, ища «жучки» с определителем.
— Ну вот и все, — выдохнул мастер хриплым пропитым голосом, вытирая руки ветошью. — Проканает. Эй, не въеду, ты что, хочешь…
Андрей, собравшийся было снова залезть под машину, остановился.
— Ты уже под папу Карлу не коси.
— Надо доделать. Там осталось совсем ничего.
— Сейчас вмазать надо, я понимаю. Ты что и впрямь — узбек?
— Я — русский. Просто жил в Фергане.
— Там все валеты такие, что ли?
— Не знаю, — Андрей лег на подстилку и перевернулся на спину, заползая под дно «Рено».
Митрич исчез на какое-то время и, появившись, присел возле машины.
— Эй, пацан, хватани стопку, после такого приходу в самый раз.
Андрей немного продвинулся к колесу.
— Я… не пью.
— Я же не сказал «пей». Хватани одну и — норма. Вылазь к свету, давай, потележим.
Андрей вылез, неуверенно взял из руки мастера стакан, захватанный промасленными пальцами, подумал, сделал пару глотков и выплеснул остатки на землю под небольшой клен, растущий рядом.
— В натуре — «валет», — Митрич смотрел, как Андрей прижал к губам худое запястье, словно обжегшись. — Я по зоне топтался годков 15, если не больше. Всего насмотрелся. Сначала вроде тебя, горбился, в мужиках ходил, пахал все вот с машинами, а потом в понятие вошел и поперло. По первой сидке я грузовиком пошел, а дальше уже пожил с приходами. Так вот и жужжал. Еще по маленькой?
— Нет.
У Андрея пропало желание работать, он подошел к крану и, взяв мыло, стал тщательно намыливать руки. И тут его бросило в жар от мысли: отпечатки пальцев, следы смазки и масла остались и на оружии, и на одежде трупа. Едва удерживаясь, Андрей смыл руки, вытер грязным полотенцем, прошел к скамейке и сел, доставая из кармана сигареты. Митрич сел рядом и потянулся к его пачке, вынимая одну.
— Не плохими смолишь. Я больше махру употребляю, — он размял сигарету в пальцах, сплюнул на них и сунул сигарету в рот, сжимая пожелтевшими зубами фильт. — Ты, пацан, не в обиде, впервые мочишь?
— Кто же я по-вашему?
— Да вот в понятку не возьму. Я просто протащился, как ты одного пригрел, а второму маслину замочил прямо в ливер.
Андрей, сплевывал, втягивал дым и снова сплевывал, проклиная себя в душе. Докурив, он пошел к «Рено», и мастер уже не останавливал его.
К вечеру Андрей почти разобрал машину, и Митрич помогал ему снимать дверцы, когда в ворота по-хозяйски въехала «Ауди» и из нее вышли трое: молодой помощник директора и два незнакомца, тоже в дорогих костюмах, коротко остриженные и откормленные.
— Вот он, — показал помощник директора, и на его слова Митрич обернулся.
— А, значит уже на ноги бирки одели нашим жмурам, — проговорил в полголоса мастер и приставил измятую дверцу к столбу.
Андрей тоже обернулся, и мужчины, остановившись, стали его рассматривать.
— В жизни бы не подумал, — задумчиво проговорил один из них и первым направился к парню.
Андрей стал нервно вытирать грязные руки, не отводя от него взгляда.
— Пацан-то взрывной, — пробормотал мужчина позади подходившего, а тот даже не обернулся.
— Молодец, пацан, — проговорил подошедший первым и протянул руку, здороваясь. Андрей замешкался, снова и снова вытирая руки, потом наконец протянул раскрытую ладонь. — Как тебя звать?
— А… Витя.
— Заикаешься что ли?
— Н… нет… просто… — выдавил из себя Андрей и замолчал.
— Понятно. В общем так. О жмурах забудь. Следы в воду и делу конец. А это тебе, — он достал из кармана бумажник и вынул из него несколько зеленых бумажек.
— Считай премией.
— За геройство, — вставил было помощник директора, но тут же хмыкнул и оборвал себя на полуслове.
— Вот так. Работа нравится?
— В общем, да, — ответил Андрей, беря деньги и пряча в карман.
— А в частности, могла быть и получше?
— Пойдет, — ответил, уже собравшись, Андрей. — Я машины люблю.
— Ладно.
Мужчина первым повернулся к домику.
Возвращаясь домой, Андрей зашел за Ольгой. Олег был уже дома, готовил уроки.
Андрей выложил из кармана пачку долларов и только сейчас пересчитал их — 3 000.
— Ну вот, мать, теперь живем, — сказал он, протягивая деньги Ольге. — Пошли сколько-нибудь домой.
— Спасибо. Только как, я же написала, что ты еще не работаешь.
— Придумай что-нибудь. Шли, говорю. Оставь нам на еду и шли. Если что, вам с Олежкой придется ехать туда.
— Что-то случилось, Вить? — повернулся к брату Олег. Он был единственным в семье, кто не путал его имя.
— Ничего, братишка. Все путем. Теперь уже точно все путем. Готовь, мать, праздничный ужин. С сервелатом и прочими деликатесами.
На следующий день Андрей пришел на работу немного позже и едва прошел в ворота, как директор фирмы, высунувшись из окна, крикнул:
— Дягин, зайди ко мне.
Андрей отреагировал не сразу, замешкался.
— Заторможенный какой-то, — проговорил директор себе под нос и громко добавил, обращаясь к входившему Андрею. — Вот что, Витек, будь тут. С тобой попозже поговорить хотят. А пока работай, работай помаленьку.
Единственное, в чем был уверен Андрей — с ним будет говорить не милиция. Но ему от этого легче не стало. Время было около двух, когда в ворота въехал «ВАЗ 2108», из которого вышел помощник директора. Он свистнул:
— Витек!
Андрей вздрогнул, замер и только тогда обернулся.
Увидев смотревшего на него молодого человека, он подошел, вытирая руки ветошью.
— Давай, отмывайся и поехали. Тебя хотят видеть авторитетные люди.
— Зачем? — глухо спросил Андрей.
— Не западай. Приедем, все обрисуется.
Андрей кивнул, вымылся под краном, сбросил в раздевалке спецовку и переоделся в свою одежду, потом вышел на крыльцо. Парень терпеливо ждал его, покуривая возле автомобиля.
— Падай на сидение, — кивнул он и нырнул в переднюю дверцу.
Андрей отпер дверцу напротив и сел рядом. Щелкнули замки, завелся мотор.
— Слышь, Витек, а ты давно приехал сюда? — спросил парень, выруливая на проезжую часть.
— Да нет, не очень.
— А я сам из Рязани. В Москве уже пять лет.
— А. Как тебя зовут?
— Макс.
И парни обменялись рукопожатиями.
— Вообще-то тут не плохо. Когда бабки есть.
— С бабками везде не плохо, — проговорил, соглашаясь, Андрей.
— В точку. А ты ничего, нормальный пацан, а сначала я подумал: заторможенный. Ты слушай, а что не спросишь про тех жмуриков — типа кто и как.
— Ну и кто же они?
— Можешь смеяться, но не московские, залетные, типа прикольнуться решили. Вот так заява, типа.
— Искать не будут?
— Не найдут.
— А пистолеты?
— Забудь. Не было и все. Да все будет вась-вась, братан. Вот, приехали. Выходи, маэстро.
Оба парня вышли из машины и направились к двери, пробитой в стене многоэтажного дома, над которой висела вывеска: кафе «Услада».
— Сюда, братан.
Андрей вошел в кафе, маленькое, но уютное. В зале за столиками сидели несколько мужчин в деловых или дорогих спортивных костюмах. За стойкой пили напитки парни попроще. Сзади бармена показывал «Вести» широкоэкранный телевизор фирмы «Сони».
Андрей остановился на пороге, оглядываясь, и Максим подтолкнул его сзади.
— Давай, братан, топай, переставляй копыта.
Андрей послушно повернул к столикам и по тому, как за одним из них зашевелились, разглядывая его, понял, что ждут его именно там.
Подойдя, он поздоровался, и все трое мужчин, одетые в костюмы, но без галстуков, с расстегнутыми воротниками светлых рубашек, привстали, подавая ему руки.
— Садись, Витя, — сказал один из них, загорелый и темноволосый.
И Андрей послушно сел на свободное место. Максим, взяв от другого столика кресло, поставил его рядом и тоже присел, как-то скромно и неуверенно.
— Расскажи о себе, — продолжил мужчина. Он был уже в возрасте, с глубокими складками на щеках, и внимательно смотревшими на Андрея карими глазами.
— А что рассказывать? — парень затравленно огляделся, сцепляя пальцы поверх стола.
— Да все. Чем занимался дома. Зачем приехал.
— А… — Андрей напрягся, судорожно вспоминая все, что знал о Дягине. Он опустил голову, скрывая замешательство, взгляд его метался по плиточному полу, стульям, обуви посетителей. — Ну… Это… — Он и в школе-то не умел связно рассказывать. — Ну… Вот… Приехал. Работать. Все.
— Прямо в тему, — хохотнул уже другой мужчина, светловолосый и сероглазый, выглядевший моложе первого. — Ты это, пацан, не теряйся, типа. Не у прокурора. Просто расскажи нам, что и как.
— Ну, приехал, деньги зарабатывать.
— А с лицом что?
— Да это, вот, в аварию попал.
— Расскажи.
— А надо?
— Ты же теперь наш пацан. Значит — надо.
Андрей закусил губу и вдруг выдал, почти что залпом:
— Машину я перегонял по договору. А на дороге на меня наехал «Джип». Машина загорелась, и я обжёгся.
Мужчина слушал, задумчиво барабаня по столу, заставленному пивными бутылками и стаканами.
— Кто виноват? — спросил третий из них, самый старший по возрасту, тоже темноволосый, но с голубыми глазами. Он был самый молчаливый и старался держаться незаметно.
— Они были пьяные и путали полосы.
— А если проверить?
— Валяйте, — в кураже почти закричал Андрей. — Я в гонщики готовился, только по годам не прошел, я трассу, как свои пять пальцев знал, шел на малой скорости, а они меня в бампер шибанули. Это потом мы вместе кувыркнулись, даже гэбэдэшники ни к чему не прицепились.
— Выписка есть из протокола? — не думая, спросил светловолосый мужчина.
— Ничего у меня нет. У меня даже прописка временная, и то только неделю, как появилась.
— Да тише, тише ты. Вот бомбомет. А ты, Григорьич, тоже косяк упорол с этим протоколом. Ладно, все, — властно проговорил самый старший и продолжил смягчившимся тоном. — Значит, ты гонщиком был, Витек?
— Да. До соревнований не допустили, мне тогда 18 не было.
— В армии служил?
— Нет.
— Нет?
— Почему?
— Альтернативщик. На заводе работал.
— Значит откосил. Шустрый пацан. Здоровый, хоть?
— Да, вообще-то, здоровый, — Андрей понемногу сник.
— Права есть?
— Нет. С одеждой сгорели.
— Иди.
— Вы меня гоните?
— Нет, напротив. Кстати, поедешь домой, зайди, сфотографируйся на права, и завтра не опаздывай.
И у Андрея началась новая жизнь.
Домой его повез Максим, завез в фотосалон, потом посмотрел, как они живут, и на следующий день отвез Андрея в двухкомнатную квартиру в черте Москвы, снятую через риелторную контору его фирмой. Ольга уволилась с работы, а через два дня Максим вручил Андрею права, билет на самолет до Калининграда, накладные на перегон машины и пачку денег, на всякий случай. Там Андрей должен был сменить наемного водителя, перегоняющего новенький «Мерседес», купленную фирмой для перепродажи.
Но в аэропорту Андрей не прошел паспортный контроль, его остановили в таможне, и он позвонил по телефону Максиму. Тот тут же примчался. Из машины вместе с ним вышел высокий и стройный, лысеющий мужчина с портфелем, скрылся в служебном помещении аэропорта, и в итоге Андрей не только прошел контроль, но и успел на этот рейс.
Машину он пригнал в Москву в срок и без особых приключений, сдал ее в указанный гараж и приехал на такси в автосервис. И только потом Максим привез его в контору к тому темноволосому и кареглазому человеку, который расспрашивал его в кафе «Услада». Теперь мужчина сидел в удобном кресле среди офисной мебели, с секретаршей в приемной и охранником у двери, такой респектабельный и современный.
— Ну, Виктор, рассказывай, как съездил? — спросил он и даже голос его здесь звучал по-другому.
— Нормально, — Андрей достал из кармана деньги и положил на стол перед хозяином кабинета.
— Так. Ты, Макс, иди, там подожди. А ты, Вить, садись. Что это за деньги?
— Мне их дал Максим на дорожные расходы. Здесь все, что осталось.
— Ну и что? Не собираешься же ты их возвращать?
— Я не знаю.
— Считай это командировочными. И я не верю людям, которые возвращают деньги.
— Я предпочитаю вернуть деньги и не потерять работу.
— Тебе она нравиться?
— Я люблю машины.
— Да. Ты это уже говорил. И только?
— И хорошую плату.
— Видишь ли, Витя, мы живем в смутное время. И должны знать, можем ли мы доверять тебе. Такие тачки стоят большие деньги. Теперь ты будешь ездить с напарником и перегонять машины из Лейпцига. Для этого понадобится заграничный паспорт. Проблема в том, что ты иностранец.
— И что мне делать? — после небольшого замешательства спросил Андрей.
— Дырочка всегда найдется. Ты знаешь, что такое «ксива»?
— Да.
— Так вот, мы тебе устроим такую «ксиву», а тем временем ты подашь заявление на гражданство. Ты родился в России?
— Нет.
— Хуже. Но наши юристы придумают что-нибудь. Видишь ли, Витя, сейчас трудно найти честного, не пьющего парня, да еще и способного выйти из экстремальной ситуации. Поэтому старайся оставаться таким, раз уж ты знаешь, какие мы предъявляем требования.
— Я постараюсь.
Вскоре он получил поддельный выездной паспорт на имя Виктора Дягина и начал перегонять машины. Они были новенькие, с небольшим пробным пробегом и дорогие. Андрей с напарником: то с сорокалетним Лешей, то с тридцатисемилетним Матвеем, получали их в немецком городе Лейпциге у гражданина Германии, выходца из России. Документы на машины каждый раз были разные: доверенности оформлялись то на напарников Андрея, то на него самого.
Машины нравились Андрею, он любил скорость, чуткость и послушность иномарок, разгонялся на магистрали и летел на предельной скорости, поймав по радио музыкальную волну. Напарник договаривался с дорожным патрулем, спал или болтал и лишь иногда требовал сбавить скорость.
— А ты и в натуре гонщик, что ли? — говорил он, ища по радио что-нибудь русское. — Гонщик — угонщик. Та-та-та. А слушай, пацан, ты что, по жизни, мужик что ли?
— Не знаю. Тебе виднее.
— Свой такой «Мерс» хотел бы иметь?
— Любой бы хотел.
Андрей гнал дальше. Он никогда не опаздывал, возвращаясь порой даже раньше срока, получал деньги, нес их домой и на следующий день уезжал снова.
— Ну у тебя и работа, — говорила Ольга.
— Зато платят хорошо.
И Андрей снова исчезал.
А однажды перед самым отъездом его вызвал к себе тот мужчина из офиса. Он заметно нервничал.
— Садись, Виктор, — он привстал, здороваясь. — Я хочу с тобой поговорить на чистоту. Обстоятельства изменились и ехать тебе придется одному. Справишься?
Андрей уже привык отвечать с небольшой заминкой, опустив глаза или глядя поверх плеча того, кто задавал вопросы.
— Да, — ответил он, все-таки думая, как Андрей, а не как Виктор.
— Хорошо. Ты хоть понимаешь, чем мы занимаемся?
— Да, — Андрей опустил голову и крепче сжал пальцы.
— И чем же?
— Краденными автомобилями, — севшим голосом проговорил Андрей.
— …Так… — теперь и мужчина замешкался. — Ты все понял. Тебя бы мне понять так же легко, вот в чем заковырка. Ну ладно. В общем-то я и сам хотел с тобой об этом говорить. Ты не глуп. И нечего водить Мурку. Просто я хочу, чтобы ты знал. Тот «Сечкин» с твоими пальчиками хранится у нас. Так что, считай, что ты под прессом.
— Там не только мои пальцы.
— А Макса больше с нами нет.
Андрей быстро и цепко взглянул в глаза мужчине.
— Его застрелили. Опера. Поэтому-то я и разговариваю сейчас с тобой.
Андрей крепче сжал руки, и скулы его резче обозначились под изуродованной кожей лица.
— Вот здесь деньги, — мужчина пододвинул к нему пакет. — С таможней тебе помогут. Полетишь уже не в Левпциг, а в Бонн. И если что, в первую очередь избавляйся от «ксивы».
Андрей кивнул.
Он полетел в Бонн и вернулся, пригнав очередной «Мерседес».
— Ты удачлив, пацан, — сказал ему мужчина. — Надеюсь, ты принесешь удачу и нам.
Взяв очередные деньги и выйдя из офиса, Андрей увидел остановившийся перед дверями микроавтобус и две легковые машины. Мужчины в камуфлированной форме выскочили из них. Андрей, стараясь не привлекать внимание, пошел по тротуару, потом остановился у перехода, обернулся.
Окно конторы с пластмассовой рамой вдруг потемнело, тонированное стекло выпало наружу, зазвенели осколки, и следом за этим в образовавшийся проем прыгнул хозяин кабинета. Упал он неудачно, ноги разъехались на стекле, и он рухнул подогнув под себя одно колено. В горячке вскочив, он сделал прыжок, но упал, и на него навалились парни в камуфляже, заломив руки и прижимая голову к асфальту.
Андрей бросился в подземный переход.
Приехав домой, он бегом вбежал на этаж, позвонил, и когда Ольга открыла, влетел в квартиру, затравленно оглядываясь.
— Вот деньги, отправь матери в Фергану. Квитанцию тут же порви и выбрось.
— Да что… — Ольга, не понимая, поворачивалась за Андреем.
— Не спрашивай. Давай, давай, иди. Олег в колледже?
— Да. Он…
— Ты еще тут? Иди быстрее. Квитанцию уничтожь.
— Андрей, ты…
— Я — Виктор, Виктор. Да иди же ты.
Он почти вытолкнул Ольгу на площадку и заметался по квартире.
Когда Ольга возвращалась, она увидела стоявшую перед подъездом легковую машину, водителя в форме спецназовца и еще двоих, одетых так же и ведущих Андрея с руками, скованными сзади наручниками. Словно тяжелые гири привесили к ногам Ольги. Она остановилась, не в силах сдвинуться с места.
Андрей, не глядя по сторонам, шел послушно, его только придерживали за локти, потом подтолкнули в машину, и та тронулась, проезжая мимо Ольги и сворачивая.
И только тогда та сорвалась с места и бросилась домой.
В квартире все было перевернуто, даже учебники Олега. И увидев это, Ольга упала без сил на диван и разрыдалась.
К Андрею в тюрьму ее впустили только через месяц. Все это время Олег ходил сам не свой и только умоляюще смотрел на Ольгу глазами бездомной собачонки.
Андрей почти что не изменился, только осунулся еще больше. В комнате свиданий с него сняли наручники, и он сел на стул к переговорному устройству. Взгляд его поразил Ольгу: чужой, тяжелый, из-под лобья.
— Здравствуй, Витя. Я приносила тебе передачки, ты получал?
— Да.
— За что тебя?
— Меня подставили. Слушай. Я работал в автосервисе, перегонял машины. А они оказались краденные. Понимаешь? И платили мне совсем мало. 15 000 в месяц за все про все.
— Тебя мучили?
— А? Н… нет, не очень.
— В камере тебя не обижают?
— А… Нет… Разберусь… Сама как?
— Я работу нашла. В продуктовом магазине.
— Ничего. Отпустят, все опять наладится. Оля?
— Что?
— Извини, я хотел, как лучше.
— Только бы тебя отпустили.
— Не знаю. Они меня взяли за жабры.
— Господи! А… Витя!
— Ладно, все. Будешь звонить маме, поцелуй от меня Одуванчика, скажи, как я ее люблю. Ладно?
— …да…
— До свидания. Береги себя. Как дома?
— Все хорошо. Наш сосед учится. О тебе спрашивал.
— Передай ему привет. Ну что, начальник, — Андрей повернулся к конвоиру. — Время?
— Время.
— Тогда пошли. Перед смертью не надышишься. До свидания, Оля. Я люблю тебя!
— Я тоже, А… Витя.
Тот резко поднялся и вышел, а Ольга заплакала от безысходности.
Суд начался через полгода и продолжался четыре месяца. И только там Андрей понял с каким размахом ворочались дела и как глубоко были замешаны в них госструктуры. За решетчатым заграждением сидели 36 человек, еще 40 оставались под следствием, а трое успели покончить с собой. Это были крупные чины милиции, службы дорожной безопасности и прокуратуры.
Андрей отделался легко. Он получил 5 лет за фальшивые документы с последующей депортацией в Узбекистан.
«Здравствуй, Витя, — писала ему в колонию Ольга. — Я работаю в магазине и могу даже носить домой продукты. Живем мы не плохо. Маме я звоню два раза в месяц. Там все хорошо. Ириша уже умеет читать и считает до 20. Букву „Р“ она говорит уже четко и так звонко. Мы переехали в другое место, живем на окраине Москвы, в общежитии. Адрес я тебе посылаю на конверте. Жаль только Олегу ездить приходится далеко в колледж. О нас не переживай. Деньги от тебя получили. Не надо, не присылай больше. Тебе самому там трудно. Я слышала, у вас положены встречи с близкими. Я приеду, только напиши, когда.
Не понимаю, почему ты не хочешь, чтобы мы вернулись в Фергану?
Олегу учится осталось два года. А потом мы можем уехать. Все равно тебе придется ехать туда».
На что Андрей отвечал:
«Привет. Как Одуванчик? Я скучаю по вам всем. Знала бы ты, как я по вам тоскую. От денег не отказывайся. Я здесь неплохо зарабатываю, ремонтирую машины начальству. За хорошее поведение мне обещали досрочное. Уезжать не торопись. Главное, вовремя оформляй прописку. Приезжать на свидание не обязательно, у тебя и так с деньгами туго».
Ольга работала в магазине, звонила матери и писала Андрею. Жили они с Олегом в одной комнате, в общежитии, а к подмосковной квартире Олега боялись и подойти, считая ее потерянной и легко смирившись с этой потерей. На работе она уже научилась обвешивать и обсчитывать, обрезки несла домой, этим они и питались.
Магазин, где работала Ольга, был довольно большой, в нем работало 5 девушек и один парень, родственник хозяина. Продавалось в нем все: от мясных изделий и печеного, до фруктов и овощей. И естественно, у магазина была «крыша», собиравшая раз в неделю дань продуктами и раз в месяц — деньгами.
Но что-то там прохудилось и однажды, в неурочное время в магазин вошли незнакомые парни в коже, джинсах и толстых цепях на мускулистых шеях.
Поговорив недолго с директором, они обслужили себя сами, потолкали в карманы консервы, набили пакеты колбасой и убрались, пообещав вернуться завтра.
Директор насел на телефон, ища своих покровителей, а те как в воду канули. Он метался, трясся и умирал от страха перед завтрашним днем. И этот день настал.
Продавщицы были испуганны и взвинчены с самого утра, родственник хозяина не вышел, и Ольге приходилось разрываться между двумя прилавками.
Она как раз рассчитывалась с очередным покупателем и украдкой смела в свой пакет обрезки буженины, когда перед ней возник еще один покупатель в дешёвых брюках и футболке. Ольга недовольно подняла голову и увидела сведенные от ожога брови и синие, чуть кривящиеся губы.
— А… Витя!
— Ну, здравствуй, мать.
— Витя… Как? — Ольга быстро оглянулась и вынырнула из-под перекладины. — Как… ты…
Андрей поймал ее, оборачивающуюся на какой-то шум, и, жадно целуя в щеку, зарылся лицом в золотые волосы.
— Но тебя же…
— Плевать. Я удрал с поезда.
— Но как же…
— Амнистия, мать, амнистия. Я свободен!
— Но тебя же…
— Тише. Они меня посадили на Ташкентский поезд, а я удрал и прямо сюда.
— Но тебя же…
— Депортируют, мать, только депортируют. А покуда я с вами.
Ольга беспомощно оглянулась. Продавщицы не сводили с нее глаз, зная, какая она недотрога. Ольга, растерявшись окончательно, взглянула прямо в карие, с сумасшедшинкой, глаза Андрея, такие знакомые и теперь — близкие.
— Господи, неужели ты вернулся. Не могу поверить.
И Андрей сделал то, что никогда раньше не делал. Быстро склонившись, он впился синими изуродованными губами в ее накрашенные дешевой помадой губы, впился яростно, жадно, изголодавшись, хватая зубами ее язык.
— Мать вашу! Как вам не совестно!
Андрей оторвался от испуганной Ольги. Директор магазина стоял в проходе и гневно смотрел на них. Его маленькие заплывшие глазки извергали молнии. Заведующая возвышалась за его спиной непоколебимой стелой.
— Бесстыжая!
— Развратница!
Заговорили они одновременно. Но грохот упавшей на крыльцо плевательницы прервал их, и в раскрытые двери вломились пятеро парней, нежеланных, но ожидаемых, крепких и переполненных агрессии. Походя, один из них, грохнул обрезком железной арматуры по витрине и стекло раскололось и рассыпалось по асфальту. Покупатель, заглянув было в дверь, бросился вон, и в торговом зале остались только продавщицы, Андрей, директор, его заведующая и пятерка отважных, вооруженная дубинками и гирьками на цепях.
Женщины вскрикнули, директор сомлел, только Андрей смотрел скорее с любопытством.
— Уйди, Витя, — прошептала немеющими губами Ольга. — Они страшные.
Андрей молчал, не двигался и только смотрел, и Ольга оставила его, стараясь уже за него спрятаться. Четверо парней крушили и ломали все, пока пятый, подойдя к директору, испытующе и нахально смотрел ему прямо в глаза.
— Ну и где твоя «крыша»? Думал нас прокатить?
— А это еще что за реклама мужской красоты, — проговорил один из четырех, останавливаясь перед Андреем и небрежно помахивая железным обрезком. — Мистер Россия, что ли? Ну и Паленый.
И Андрей ударил его. Ударил со всей яростью, что накопилась в его душе за эти годы. Парень весом в сто килограмм и ростом в метр девяносто, подлетел в воздух, с силой врезался в пол, немного изогнулся и застыл недалеко от разбитого стекла, чуть повернув бритую голову и широко раскинув руки. Андрей мгновенно поднял с пола обрезок арматуры и шагнул к оставшимся.
Он бил так, чтобы сразу выключить, сломить и раздавить. Легко увернувшись от цепи с гирей и разбив голову нападавшему, он отбил руку с кастетом, раздробил плечо, превратил лицо в кровавое месиво. Троих Андрей уложил быстро. Четвертого он выкинул с поломанной рукой и сотрясением мозга, потом подобрал пятого, который стал приходить в себя, подтащил к двери и спустил с крыльца на асфальт.
Никто из пятерых не был способен к сопротивлению. Андрей стоял и, постукивая обрезком арматуры по ладони левой руки, смотрел, как один из них подогнал видавший виды «Форд», как парни вчетвером погрузили туда так и не пришедшего в себя пятого с проломленной головой и уехали, ругая его на чем стоит свет.
— Что вы наделали! — со всей силой души воскликнул директор за его спиной. — Они же теперь…
Андрей повернулся, и директор сбился, смешался, отступил, и его бледное лицо стало покрываться багровыми пятнами. Он, гладкий и круглый, весь обмяк, одряб, и щеки его задрожали, как желе.
— Я должен поблагодарить вас, я…
— Катись.
— Вы же не уйдете?
Андрей обошел директора и подошел к Ольге.
— Что ты наделал! — сказала она. — Теперь тебя убьют!
— Плевать. Ты долго еще?
— До вечера.
— Я пойду теперь домой?
— Ты найдешь? Я говорила вахтеру о тебе.
— Олег где?
— Скоро придет из колледжа.
— Я подожду его. А вечером тебя встречу.
— Тут не далеко.
— Но… Подождите, не уходите, — директор торопливо обходил Андрея то с одного бока, то с другого. — Я буду платить вам. 300 долларов… 500… Только останьтесь.
Андрей даже не смотрел на него.
— Как дома? — спросил он у Ольги.
— Все здоровы. Ты голодный?
— Есть немного, — Андрей усмехнулся, и кожа натянулась на его скулах.
Ольга посмотрела на директора, отступившего от них на пару шагов и с беспокойством оглядывающегося, и дернула его за рукав. Вместе они вошли в магазин, подошли к ее прилавку, и Ольга, подняв доску, вошла вовнутрь, взяла свой пакет и, оглянувшись, воровато протянула Андрею.
Девушки вяло ходили по залу, собирая обломки и не обращали на них внимания.
— Вот, возьми, пообедаешь. Там еще на ужин. Иди.
Андрей взял пакет, но не торопился уходить, заглядывая в него. И в облике, и в характере у него появилось что-то чужое и агрессивное. Даже когда Ольга впервые увидела Андрея, этого в нем не было.
— Осторожно, если директор увидит, меня выгонят.
— Ну что вы…
Ольга вздрогнула и подняла голову. Директор стоял, перегнувшись, и держал в руках разодранные упаковки с сосисками.
— Вот, возьмите, все равно пропадут. И пожалуйста, подумайте, что я вам сказал. Меня не интересует, кто вы и откуда взялись. Просто сидите и получайте деньги. Пожалуйста.
Директор почти всунул в руки Ольге сосиски.
— Да мы уезжаем, — проговорила та, прижимая их к себе. Она повернулась к Андрею, и он по-хозяйски подставил пакет.
— Куда?
— Домой, в Фергану.
— Жалко, очень жалко.
Ольга бросила в пакет сосиски, и Андрей взял его в одну руку, наклонился, поцеловал ее в щеку и вышел, перешагивая или обходя нагромождения обломков и обрывков.
— Олечка, — глядя ему в спину, проговорил директор. — Я хотел вам сказать, что повышаю вашу зарплату. Может быть вам не обязательно уезжать?
— Обязательно надо.
— Господи, что же тогда делать мне!
Девушки убирали, складывали, расставляли, и покупатели обходили этот магазин стороной. Приближался вечер. Директор продолжал звонить, искать, но все бесполезно. И вот вечером возле магазина остановилась машина. Пять молодых коротко стриженных мужчин спортивного вида, в коже и цепях, вышли из нее и пошли к крыльцу с зеленым ковриком у входа. «Добро пожаловать» радушно приглашала его желтая надпись. Молодые мужчины шагали, широко расставляя ноги и растопыривая руки, как это делают тяжелоатлеты, приближаясь к штанге. Как зло, которое нельзя избежать, поднялись они на крыльцо, сплевывая под ноги бычки.
— О, нет! — воскликнула одна и девушек и тут же присела за прилавок.
А первый из вошедших с ходу рванул на себя небольшой белый столик, поставленный там для сумок покупателей. И словно по сигналу четверка за его спиной выхватили из-под летних курток металлические штыри.
— Где же твой муж? — прошептала ближайшая к Ольге продавщица.
— Вот и хорошо, что нет. Долго что ли убить сейчас.
— Нет, нет, — закричал директор, шарахаясь от направлявшегося к нему парня. — Не трогайте меня.
— Где твой Паленый!
— Кто…кто?
— Паленый. Ты нанял его? Это твоя крыша?
— Ты… ты… ты о ком?
— Да нет же, — заведующая встала перед напиравшим. — Это муж одной из наших продавщиц. Мы его не просили. Он сам начал драку.
— Ого… — девушка поспешно отошла от Ольги. — Ну и выдала.
И та осталась стоять, одинокая, беззащитная, беспомощно озираясь в поиске поддержки.
Парни направились к ней, все пятеро, разглядывая ее и ухмыляясь.
— Только не здесь, — крикнула заведующая. — Вы переколотите все стекло.
Первый из пятерки махнул через прилавок и, походя, смел с витрины стеклянные бутылочки «Фанты». Все они тут же разлетелись в осколки, и острый запах цитрусовых хлынул в зал.
— Дышите глубже, пролетаем Сочи, — глупо ухмыльнулся один из рэкетиров, а тот, что стоял за прилавком, быстро поднял отколотое горлышко одной из бутылок и, протянув руку, коснулся неровным сколом бледно матового горла Ольги, прижавшейся спиной к полкам.
— Паленый — твой муж?
— Что?
— Где Паленый? — осколок врезался в кожу.
— Нет. Не знаю.
— Узнаешь.
Тут сзади него произошло какое-то замешательство. Упал один из парней, потом отлетел другой.
— Значит вы ищите меня? — с насмешкой в голосе спросил Андрей, стоя в паре шагов от прилавка.
Третий парень замахнулся на него гирькой на цепи. Андрей увернулся, качнувшись вбок и ударил его ногой в плечо, потом, после разворота, в подбородок, и рэкетир, перелетев через прилавок, врезался в товар на средней полке и рухнул вниз, на осколки, осыпаемый консервными банками.
— Урою, падла!
Четвертый выхватил из рукава кожаной куртки нож с выскакивающим лезвием и чиркнул им в сторону Андрея.
— Назад, — взревел парень из-за прилавка, тут же швыряя горлышко в сторону, ныряя рукой за пазуху и вырывая из заплечной кобуры пистолет. Тот, у кого был нож, отпрянул, а Андрей замер на месте. Ольга, оказавшись позади парня, державшего оружие, побледнела, нащупала позади себя оставшуюся бутылку «Фанты» и, когда парень уже нажимал на курок, швырнула очень тяжелую бутылку, словно гранату. Та с размаху врезалась в коротко стриженный затылок. Раздался выстрел, звон разбитого стекла, и рэкетир стал падать. А Андрей, быстро ступив в сторону, боковым ударом выбил нож из руки застывшего от растерянности последнего парня, тут же сбивая его с ног ударом ноги в грудь.
Парень за прилавком завис перед ним, медленно сползая вниз. Андрей успел задержать его, хватая за безвольное запястье и тут же — за ворот, рывком вырывая на себя, перехватывая за короткие волосы и с силой стукая его головой о деревянную раму прилавка и тогда только швыряя на пол, себе под ноги.
Один из парней стал подниматься, ничего не соображая. Андрей подскочил к нему, ударил в живот раз, другой и потом, согнувшегося, по шее и по почкам.
Больше уже никто не шевелился. Обводя всех взглядом, Андрей повернулся к Ольге.
— Что он тебе сделал? — с неприкрытой злостью в голосе спросил он.
— Ничего, — Ольга, трясущийся рукой, провела по горлу и посмотрела на ладонь. Та оставалась чистой.
— Его счастье, — Андрей мотнул головой и хмыкнул. — Опять пятеро. Это у них что, постоянная бригада? — он уже медленно и устало подошел к одному из них и пнул. — Пойдем, мать?
— Нет уже, вы не уйдете, — хозяин обежал его и встал впереди. — Теперь уже они убьют меня, и все из-за вас.
— Будет легче, если тебя убью я? — Андрей посмотрел на него так холодно и твердо, что мужчина, отступил, белея и съёживаясь.
Ольга нисколько его не жалела. Она подошла сзади к Андрею и взяла его под руку.
— Пойдем домой, ладно, — попросила она.
— Пойдем, мать, — Андрей вывернул у нее руку и обнял за талию.
— Я должен сказать тебе спасибо, — прошептал он, спускаясь с ней по крыльцу.
— За что?
— Ну… ты же спасла меня. Опять спасла.
— Я… это… сама не знаю. Я испугалась.
— Все бы так пугались, меньше бы мрази было.
— Идем скорее. Надо уезжать отсюда.
— Из-за них? — Андрей покосился на машину. — Ничего себе машинки имеют, правда?
— Если ты попадешь в милицию, подумай, что будет.
— Точно. Мне просто дико повезло, что я еще жив. Докопайся они до всего… Как они не сравнили отпечатки. Вот тебе и компьютер.
Они шли вдвоем по темной улице, а в это время с проезжей части к магазину припарковался «Джип Чероки». Пятеро парней вышли из него с такими же дубинками, гирьками и кастетами. Они шли медленно, оглядывались, куря по дороге и настороженно глядя в открытую дверь магазина. Но оттуда не доносилось ни звука. Парни, не торопясь, поднялись по ступенькам, и вот первый из них наступил кроссовками на сдвинутый с места, наполовину загнутый, много повидавший за один день коврик. «Добро пожаловать» — все также радушно приглашал этот шедевр арт-хауса в ширпотребе. И парни пожаловали, один за другим проходя в широко открытую дверь.
Они были рэкетиры, вымогатели, и дань им приходилось платить не маленькую. Но когда директор увидел их, он сорвался с места и, не смотря на свой вес и положение в обществе, бросился навстречу, обхватил первого же парня за плечи и уткнулся ему в грудь.
— Приехали, родные, наконец-то.
— Ну, вы, в натуре, сами, типа, — парень огляделся. — Конкретно поработали. Да кто же это так?
— Мы, — скромно потупилась ближайшая девушка, и все дружно расхохотались. — Не верите?
Андрей с Ольгой шли по городу. Уже стемнело, но Ольга почему-то ничего не боялась, сама уже обнимая парня и чувствуя всю его худобу и вместе с тем — силу, широкую кость, высокий рост и гибкость. Тот изредка поглядывал на нее искоса и слегка улыбался, рука его обхватывала ее плечи, поглаживала голую шею и снова обнимала, притискивая к себе.
— А ты крутая у меня, мать, — говорил он, и голос его звучал со смешинкой, такой знакомый и почти любимый.
— Что теперь будем делать?
— Уедем. Только не в Узбекистан. В Москве оставаться не стоит. Олежка бы закончил учебу.
— Он молодец. Учится хорошо.
— Слушался?
— Смешной ты, Андрей.
— Просто, кроме вас у меня никого нет, Оля — Оленька. Вот так. Ни хрена себе.
Андрей остановился, как вкопанный.
— Олег?
Ольга удивленно тоже остановилась, но Андрей уже, оставив ее, сорвался с места.
— Олежка? Ты что?
Парень, выросший за это время почти что с Андрея, обернулся к нему, перемялся с ноги на ногу и обхватил набежавшего брата одной рукой.
— Ты что вышел, — прижимая его, говорил Андрей. — Вышел-то зачем, братишка? Поздно уже.
— Я думал, ты не вернешься. Ушел и так долго…
— Ну ты и пацанчик у меня, ну и пацанчик. Родной. Какой ты у меня пацан.
Ольга стояла, не доходя до них два шага и смотрела на них обоих: одного беглого, с изуродованным лицом, другого — калеку, и обоих таких молодых, которым еще жить и жить, и жизни они оба еще и не видели, но биты были так, как не каждый бывает бит во время самой страшной войны.
У Ольги защемило сердце и за них, и за себя, тоже попавшую не на свое место и не в то время.
А Андрей повернулся к ней, смеясь фиолетовыми в свете окон губами.
— Давайте, ребята, прогуляемся на свежем воздухе, если вы не проголодались, конечно.
— Я — за, — подхватил Олег, смеясь может быть впервые за эти годы. — А ты — Оль?
— Ну, раз мужчины «за», куда мне деваться.
— А мать у нас мировая, правда? — Андрей шагнул к ней и притянул к себе. — Я люблю тебя, Оленька.
— Да ладно, Андрей, не на улице же. Все равно, на ужин сегодня яичницу хотела пожарить из разбитых яиц и сардельки сварить. Это я быстро приготовлю.
— Пойдет, мать. Только глазунью.
Оба брата любили только глазунью и ели ее одинаково и своеобразно: сначала обрезая ножом белок, и в конце, напоследок, как лакомство — съедали желток.
Андрей обнял обоих и, прижав к себе, повлек их по тротуару. «Джип Чероки» остановился на проезжей части. Парень, похожий всё на тех же рэкетиров как брат — близнец, с бычьей шеей, в такой же кожаной куртки и цепях, вышел из машины, как раз наперерез Андрею. Тот резко остановился, стараясь собой закрыть брата и жену.
— Привет, — миролюбиво сказал парень, оценивая его взглядом. — Меня зовут Чико. Давай граба. Да без балды, в натуре.
Андрей, не спуская с него глаз, протянул руку. И парень, высокий и накаченный, стиснул его кисть со всей силой, но Андрей, худой и жилистый, не уступил.
— Ничего. Ништяк. Откуда в тебе сила такая, в Кощее? На крытке чалился?
— Было.
— Сколько?
— 2 года. Потом амнистия.
— Поехали, что ли?
— Куда?
— Тут авторитетные люди хотят с тобой потележить. Да не ссы, не на правилку зову.
— Витя, — позвала его Ольга неуверенно и со страхом.
— Телка твоя?
— Жена.
— А. Базара нет. Почапали что ли потиху. Там поляна уже накрыта, все культурненько.
— Подожди, — Андрей подошел к Ольге и Олегу. — Идите домой, я тут постою, посмотрю, как вы дойдете.
— Ты куда? — Олег тревожно схватил его за руку.
— Все хорошо, братишка. Это мой старый знакомый. По тюрьме. Вот встретились, поговорим и вернусь.
— Витя?
— Все, все, ребята. Все нормально, все под контролем. Идите.
— Тебе правда не опасно?
— Конечно. Давайте, давайте, я тут постою.
— Только не вмешивайся ни во что.
— Когда вернешься, брат?
— Я быстро. Обещаю, быстро. Идите.
Ольга и Олег повернулись, пошли, обернулись, потом снова пошли. Так они и дошли до подъезда, все время оборачиваясь и видя двух парней, стоявших плечом к плечу у въезда в тесный дворик, состоящий из четырех домов.
Машина остановилась возле сауны, и Чико по-хозяйски отодвинув охранника, ввел Андрея в небольшой зал, где за столом сидели и закусывали четверо мужчин, завернутых в простыни.
— Вот он, Кир, — Чико приостановился и подтолкнул вперед Андрея. — Мне идти?
— Подожди там…
Мужчины обернулись. Все они были среднего возраста и начинали полнеть и лысеть. Сидевший посередине толстеющий блондин, рельефные мускулы которого постепенно заплывали жиром, поманил Андрея. Он развалился в кресле и всем видом своим показывал, кто здесь настоящий хозяин.
— Значит, вот ты какой, Паленый. Был в крытой?
— 5 лет. Через два гора вышел по амнистии.
— За что?
— Пользовался фальшивыми документами.
— А свои где потерял? — хохотнул второй мужчина, самый старший, длинноносый шатен, дородный и белотелый.
— Я перегонял машины из Германии.
— Краденые? — переспросил третий, меньше всех ростом, с острым неприятным взглядом, даже в сауне не расставшийся с толстыми очками в массивной оправе. Он был единственный, кто выделялся из общего стандарта и походил скорее на адвоката, чем на бандита.
— Да. Я это узнал уже потом, на суде.
— Странный ты, Паленый. Скрытный. Ну да ладно. Ты за нас подписался в «Арине», поэтому я хочу сделать тебе предложение… Как звать-то тебя?
— Виктор.
— А с ряхой что?
— В аварию попал. Горел.
— Как танкист? Да ты проходи, садись. Закусывай потиху. Как же ты, такой худой, справился с десятерыми пацанами Бобра? У него братва не из слабых.
— Справился, — мрачно ответил Андрей и, не торопясь, сел.
В его жизни уже было такое: с ним говорили авторитетные люди. Потом он сел в тюрьму. Преступником он стал давно, в тот день, когда рука его впервые сжала рукоятку офицерского пистолета. Но если раньше он еще пытался все исправить, то теперь, после тюрьмы, сам искал подобных людей. Для него это был легкий заработок, и масса возможностей изменить свою судьбу.
Домой, в общежитие, он приехал в полночь, зевая и сонно расправляя плечи, постучался в комнату к Ольге, едва добрался до ее постели и грохнулся, прямо не раздеваясь. От него слегка пахло спиртным и дорогим сервелатом.
И только утром он объявил Ольге, что нашел работу.
— Но, Витя… — Ольга, накрывавшая стол, села. — Где мы будем жить? Смотри, здесь же тесно.
— Без проблем, Оленька. Я теперь на хорошем месте. Придумаю. На работу сегодня не ходи.
— А документы?
— Без проблем. Все, мать, все путем. Я теперь вернулся. Будет еще праздник и у нас с тобой.
Почти не поев, только налегая на кофе, Андрей быстро ушел. И исчез на целых два дня. Появился он на третий день, к вечеру, в магазине «Арина».
Увидев Ольгу, он направился прямо к ней, а Чико, вошедший с ним, свернул к двум парням, поднимающимся из-за столика в углу магазина.
— Привет, мать. Что вышла, я же сказал, чтобы наплевала.
Ольга молчала, глядя на него. Он изменился, одет был в новенькую кожу и черные облегающие джинсы, правда цепи на шее у него не было, но держался он уверенно и агрессивно.
— Поехали, я за тобой.
— Ты… я…
— Идем.
Директор, выйдя из кабинета, стоял и не мог подобрать слова, а Андрей мельком посмотрел на него и повернулся к Ольге.
— Он ничего тебе не должен? Кроме бабок?
— Паспорт.
— Неси, — Андрей посмотрел на директора с нескрываемым раздражением.
— Но…
— Неси.
Директор посмотрел на свою охрану, поймал их безучастные взгляды и торопливо повернулся назад.
Получив паспорт и расчет, Ольга с Андреем пошли к выходу.
— Чико, — свистнул Андрей и, повернувшись к подходившему парню, сказал вполголоса: — А этим хватит бездельничать, завтра пусть возвращаются к Дреме.
Ольга, оглянувшись, с ужасом застыла на пороге, на котором был по-прежнему постелен коврик «Добро пожаловать».
В «Джипе», стоявшем прямо на площадке перед крыльцом, уже сидел Олег и стояла его сумка с учебниками и тетрадями. Андрей, подтолкнув Ольгу к нему, назад, а сам прошел к переднему сидению. За руль сел Чико.
— Проиграли что ли вчера наши? — начал Андрей, когда Чико выворачивал машину на проезжую дорожку.
— Ничья. 5:5. Ну и дали немцам.
— А все же ничью не разменяли.
— Да нет, им там гол не засчитали.
Ольга смотрела на притихшего хмурого Олега, на Андрея, по-дружески разговаривающего с парнем, которого она считала бандитом, и страх затекал ей в душу ледяной струей.
Машина, проехав чуть ли не пол-Москвы, остановилась возле кирпичного кооперативного дома.
— Приехали, идемте, — Андрей открыл свою дверцу. — Спасибо, Чико, что подвез.
И Андрей, не торопясь, вышел, отпер другую дверцу и, взяв большую сумку, помог выйти Олегу.
Поднявшись на второй этаж, Андрей достал из кармана ключ и отпер квартиру. Большая, двухкомнатная, она была уже обставлена, правда довольно скромно.
— Ничего хатка, правда? — Андрей оглядел ее словно видел впервые.
— Чья это, Витя? — спросил Олег.
— Я снял через контору.
— На какие деньги?
— Я же работаю.
— Где?
— Ну, попал под пресс, братишка.
— Можешь ничего не говорить.
— Да почему же? Я работаю водителем у одного богатенького.
— Правда?
— Век свободы не видать, — Андрей громко расхохотался, показывая, что шутит, но смех у него получился нервный, и это еще больше насторожило Олега.
— Но мне же на работу далеко, — начала Ольга.
— Ты больше не работаешь. Вот, мать, здесь 5 штук, на все про все. Разбирайтесь. Оденьтесь там и все такое.
Андрей небрежно бросил на стол пачку зелененьких и сел в кресло.
— Все, ребята, баста. Разбор полетов закончен. Давайте, похаваем, что ли?
Ольга все смотрела и смотрела ему в лицо, стараясь что-то уяснить для себя. И от ее взгляда Андрей заерзал, занервничал, поднялся и скрылся в ванной. Там, после душа, он долго смотрелся в запотевшее зеркало. Следы ожога на его лице стали заравниваться, белые пятна уменьшались и только пара шрамов, сведенные брови и искривленный нос уродовали его по-прежнему.
— Так кто же теперь без вести пропавший, — пробормотал он, проводя пальцами по лицу. — Витя? Или Андрей? Еще та заморочка.
А на следующий день, после обеда, Андрей приехал домой на «Мерседесе» с крупным блондином в дорогом костюме из темно-серого габардина Он запер машину, поставил на сигнализацию, и вместе с блондином поднялся в свою квартиру. Андрей только раз успел стукнуть пальцем в дверь, как Ольга, видевшая его из окна, поспешила открыть.
— Принимай гостя, мать, — проговорил он, держась немного натянуто и растерянно.
Ольга отступила, глядя, как незнакомый мужчина, казавшийся очень импозантным, уверенно заходит в квартиру, прямо так, по ковру, не снимая дорогих туфель. Андрей прошел за ним, держась чуть сзади и сбоку.
— Ну, как, хорошо устроились? — спросил мужчина, оглядывая комнату, и голос его был приятный и сочный.
Он улыбался и так же, с улыбкой, принялся рассматривать Ольгу, как будто она была часть интерьера.
— Твоя жена? Поздравляю, она красавица. Представь нас.
— Ольга, познакомься, мой начальник, Николай Степанович. Николай Степанович — моя жена, Ольга.
Мужчина, глядя в упор на женщину, протянул ей руку. Та не спешила с ответом, и он бросил нетерпеливо:
— Ну?
Ольга, покраснев, дала руку для пожатия, но мужчина неожиданно перевернул ее кисть тыльной стороной ладони вверх, поднес к губам и поцеловал, стараясь казаться галантным.
Ольга покраснела еще больше, Андрей поджал губы и слегка качнул головой, переминаясь.
— Очень приятно, — проговорил мужчина, и голос его стал еще глубже и сочнее. — Вы так прекрасны.
Андрей издал кашляющий звук, Николай Степанович обернулся и внезапно заторопился.
— Виктор, отвезёшь меня и можешь быть свободным. Поехали. До свидания, сударыня.
Голос Николая Степановича стал торопливым и озабоченным. Он, чуть попятившись, быстро вышел, и Андрей, облегченно вышел следом за ним.
Домой Андрей вернулся поздно и на той же машине. Оставив ее в платном гараже, он поднялся на второй этаж, отпер квартиру и вошел, стараясь не шуметь. Ольга ждала его, стоя в коридоре в новом теплом халате.
— Чего не спишь? — шепотом спросил Андрей, снимая кроссовки и обувая домашние тапочки.
— Жду тебя.
— А.
— Кушать будешь?
— Нет. Разве только кофе. Настоящий. Сваришь?
— Сварю.
— Олег спит?
— Спит. Он устает сильно. Хочет экстерном сдать за два года и пойти работать.
— Шиш вот. Он у меня учиться будет в университете.
— Витя…
— Что?
— Можно поговорить?
— Валяй, мать. Вам с Олежкой все можно. Даже в рожу мне въехать.
— Кто этот человек?
— Кто?
— Николай Степанович.
— Мой босс. Большой босс.
— Витя. Давай уедем, а? В Фергану?
— Нет, мать. Так дело не пойдет. Ты же знаешь, что мне нельзя в Фергану.
— А здесь можно? У тебя же нет документов. Ты сбежал с поезда.
— Тише. Разбудишь мальчишку. Смотри сюда, — он достал из кармана зеленую книжечку и другую, поменьше. — Паспорт гражданина Российской Федерации. Военный билет. Открой.
Ольга открыла паспорт, и у нее потемнело в глазах.
«Виктор Дягин». И фотография Андрея.
— Андрей, — пролепетала Ольга, и жесткая ладонь парня зажала ей рот.
— Не говори так, — с расстановкой проговорил он, медленно убирая руку. — Даже дома не говори.
— Прости, — Ольга смешалась, отступила и отвернулась.
— Ты прости. Оленька, пойми, я боюсь не за себя. Я просто обязан дать образование Олегу и поднять Иру. Понимаешь?
— Нет.
Андрей навис над ней, внезапно выкрикнув:
— Ты дура!
И тут же он осекся и отступил.
— Ладно, все, дебатов нет. Что у тебя на душе?
— Я боюсь.
— Кого?
— Ты связался с бандитами.
— С кем? Ну-ка, еще раз повтори.
— С бандой. А что, разве — нет?
Андрей посмотрел на комнату и закрыл туда дверь.
— Идем на кухню, разберемся. Почему ты решила, что я связался с бандой?
— А этот? На машине?
— Он мой хозяин. Кирдин Николай Степанович. Я вожу его.
— И он тебе подарил паспорт. Расскажи это ребенку.
— Да-а. Босс тут не при чем. Он просто дал мне деньги, а все устроил Чико. Ты же знаешь его.
— Да, он рэкетир.
— Вот припечатала. Как в суде. Я сидел с ним в тюрьме и там спас от разборки. Он мне все и устроил.
— Но он же фальшивый.
— Почему?
— Сейчас же они в компьютере.
— Все тик-так. Мало ли хакеров, они тоже кушать хотят.
— Ох, пропадем мы, Витя. Не обо мне, об Олежке подумай.
— Я обо всех думаю. Ольга, ты дорога мне, и Олег дорог. Вот погоди, мы заживем на славу. Мой хозяин богат, он хорошо платит.
— Кто он?
— Кто?
— Хозяин.
— Николай Степанович что ли? Оля — Оленька. Мало ли на Руси сейчас богатеньких Буратино. Он олигарх.
— Кто это?
— Ну, миллионер. Там: магазины, гостиницы, нефть, алмазы. Ему нужны верные люди, охрана.
— Ты охранник? Ты же сказал, что ты — шофер.
— Я — все. Даже родная мать. Все? Никаких заморочек? Тогда вари кофе, мать, я страшно устал.
За кофе Андрей расслабился и начал говорить, мечтательно глядя на отделанную кафелем стену и поглаживая и потирая Ольгину руку своими худыми длинными пальцами:
— Представь, мать, вот станем покрепче на ноги, перевезем Иришку, заведем еще пару зевластиков. Как ты на это? А? Оленька, ты же любишь меня, правда? — Андрей поймал ее взгляд и стал смотреть ей в глаза, требовательно и выжидательно.
— Правда, — твердо ответила Ольга, выдерживая этот взгляд. — Только думай о нас почаще, ладно? Я не хочу, чтобы ты опять сел в тюрьму.
— Я что, убил кого-то или ограбил? Я просто перегонял машины. Эх, мать, знаешь, кто сейчас честные-то? Бомжи с помойки. Вот поэтому и ходят по мусоркам, да бутылки собирают.
«Мы хорошо живем, мама. Витя снимает отдельную квартиру, он работает водителем — охранником у одного московского олигарха и хорошо зарабатывает. Только мы оба сильно по вам скучаем», — Ольга писала, задумывалась, и жизнь впереди казалась ей не такой уже сияющей, как расписывал Андрей. Она уже убедилась на своем опыте, что чудес в жизни не бывает. А бывают пинки и затрещины.
Первое время она встречала Андрея настороженно, ожидая беду. Но Андрей приходил домой трезвый, цепей на шее не носил, если задерживался, звонил домой и предупреждал. И Ольга успокоилась. О паспорте же она старалась не думать. Да он ли один купил себе гражданство.
В отдельной квартире, в мягкой удобной постели, было хорошо. Андрей вел себя ровно и ласково и с готовностью отвечал на любые вопросы, почти заискивался. И Ольга совсем успокоилась. А однажды даже купила ему в подарок тоненькую серебряную цепочку. Андрей улыбнулся. Он носил на шее оловянный крестик, появившийся у него еще в тюрьме, на простом шнурке, и теперь повесил его на эту цепочку.
— Это на счастье, мать, — сказал он.
— Ты крещеный? — спросила Ольга.
— Да так, в тюрьме приходили к нам чудики. Ладно, не думай. А меня повысили.
— И кем ты стал теперь? Заместителем олигарха?
— Ну уж скажешь. Начальником охраны. Я там ввел пару новшеств, и меня оценили.
— Ох, Витя, только бы это оказалось правдой.
Уже засыпая, Ольга услышала дребезжание мобильного телефона, лежавшего на тумбочке со стороны Андрея. Тот сонно зашевелился, замотал головой и не разжимая глаз, потянулся за телефоном.
— Да. Алло. Да… Еду.
Он бросил телефон на тумбочку, сел и крепко протер лицо обеими руками.
— Мать. Слышь, мать? — прошептал он сиплым, непроснувшимся голосом.
Ольга приподнялась в постели.
— Мой воротила в панике. Кого-то там грохнули. Я еду, мать. Запри дверь.
— А… Витя?
— Запри, запри.
Уже закрывая дверь, Ольга опомнилась и крикнула:
— Позвони, когда все уладишь.
— Подписано.
Ольга вздохнула и заперла дверь. Повернувшись, она увидела, что Олег стоит в дверях своей комнаты и смотрит на нее испуганными глазами…
— Ну, оборзели, совсем оборзели! — грохотал Николай Степанович Кирдин, мечась по кабинету в своей пятикомнатной квартире. — Наехали, на кого наехали! На меня! — он падал в кресло, хватался за сердце и опять вскакивал.
— Успокойся, Николай Степанович, — начал Андрей, пять минут тихо стоявший у двери и слушавший его истерику.
К нему повернулись еще трое мужчин.
— Что предложишь? — спросил один из них, поднимаясь не из уважения к Андрею, а от собственной неуверенности.
Андрей не торопливо поздоровался с ним, потом и с остальными. Только после этого он начал:
— Надо забить стрелку Черемушкам.
— А кто поедет? После арестов у нас и 30 пацанов не наберется.
— Разобрались же мы с Лысковскими.
— Это большая разница. Черемы покруче. Наехать сразу на столько точек.
— Вконец оборзели, охамели, охренели!
— Кажется варьете «12 стульев» принадлежит им? — начал Андрей, стараясь, чтобы его слова звучали медленно и весомо.
— Ну да.
— Приносит прибыль?
— Отмывка денег.
— Только-то?
— Там неплохо расходится «план».
— Мы сомнем Черемов, и на стрелку ехать не придется, — Андрей усмехнулся синими губами.
На следующий день, к вечеру, на варьете «12 стульев» напали пятеро вооруженных автоматами парней, одетых в камуфляж и в масках, взяли кассу и исчезли, а приехавший наряд милиции, вызванный неизвестно кем, нашел тонкий след от белого порошка, тянувшийся к подвалу, набитому наркотиками.
Варьете закрыли, хозяина арестовали, за ним потянулись кое-кто из братвы, потом их главари. И тут же были перехвачены, избиты и ограблены бригады «быков», собиравшие дань. Время авторитетных людей и воровских законов прошло, город поделили акулы и появился новый закон. Волчья стая казалась по сравнению с россиянами начала нулевых детским садом.
Андрей торопился. Он сделал еще пару налетов и только после этого Николай Степанович Кирдин — Кир, начал переговоры с братвой из Черемушек. И те отступили. А Кир стал вербовать бойцов и увеличивать бригады.
Время жесткого рэкета отходило, главари банд становились честными налогоплательщиками, теряли спортивную форму и обзаводились семьями. Деньги теперь добывали бойцы, а российские «доны» только отмывали их. И очень нуждались в таких людях как Андрей. Тот взялся за дело с жаром. С двумя бойцами он захватил бригадира из Черемушек, потом с бригадой обстрелял и взорвал сауну на территории люберецкой банды, где проходил «субботник», и бросив на месте труп бригадира, застреленного из пистолета охранника, испарился. Две банды, теснившие Кира с двух сторон, уничтожили друг друга, а Кир все прибирал и прибирал к рукам территорию соседей, открывал кафе, казино и ставил игорные автоматы. Он тянул за собой Андрея, уже сменившего кожаную куртку на деловой костюм.
— Виктор, — сказал как-то Николай Степанович, ставший еще солиднее и еще толще, Андрею. — Ты вышел в люди, стал авторитетным. И долго ты собираешься еще ходить с такой ряхой? «Паленый» — не лучшее погоняло, поверь мне. У меня есть знакомый, который сделает из тебя хоть самого Ричарда Гира.
И они оба поехали к косметологу. Тот осмотрел послеожоговые рубцы, нос, надбровья.
— Мне нужна фотография, — сказал он. — Ваша прежняя фотография. Еще до травмы.
И вечером Андрей сказал Ольге:
— Как ты мать на то, чтобы я сходил к косметологу. Говорят, сейчас убирают шрамы и ожоговые пятна.
— Смотри сам. Как тебе лучше.
Ольга отвыкла от него из-за его частых отлучек, слегка располнела и обленилась. Знакомство с соседями она не завела, общалась только с Олегом, играла на компьютере и смотрела телевизор. Часто оставаясь дома одна, она пыталась понять, что происходит в их с Андреем жизни. Она и не заметила, как и когда он изменился. Его неприятная привычка теребить и поглаживать лицо исчезла совсем, движения стали ровные, нервозность прошла. Казалось, он что-то решил для себя, сделал вывод и больше к этому не возвращался. А появившиеся после тюрьмы жесткость и агрессивность чувствовались даже сейчас, дома, где он хоть немного позволял себе расслабиться.
— Попробую, мать, авось пронесет, — говорил он, не отводя требовательного взгляда от ее глаз. — Только мне нужно фото Вити. Ты позвони домой. Кстати, как они там?
— Ничего.
Ольга была задумчива, а Андрей не обращал на нее внимания. Через три недели он получил фотографию и пошел к косметологу. То, что из него получилось, было настоящим произведением искусства. Андрей встал у зеркала и долго смотрел в него, пораженный результатом.
— Да, — тихо сказал он отражению. — Это еще не Витя, но уже и не Андрей. Кто же ты будешь по жизни, пацан? — он звонко щелкнул по стеклу. — Время покажет.
Дома он зацеловал Ольгу до помрачнения рассудка, опьянел от собственной раскованности, от того, что он хорошо выглядит, что может не бояться, что им брезгуют, может смотреть Ольге в глаза и не видеть там затаенного отвращения. И наконец решился.
— Давай-ка, мать, заведем зевластика, а? Второго? Что на одном останавливаться.
Он не отходил от Ольги несколько дней, сам отвез ее к дорогому гинекологу, снять спираль, и добился своего — она забеременела. И почти что поверила, что у них все хорошо.
А Андрей получил от Кирдина в подарок его пятикомнатную квартиру с евроремонтом и итальянской мебелью, когда тот достроил свой дом, переоформил ее на Ольгу, сделав ей Российское гражданство, на нее же купил еще одну машину, новую и дорогую и предложил привезти Иришку.
Ольга обрадовалась.
— Я позвоню маме, чтобы они все продавали.
Андрей нервно перебил ее:
— Почему бы тебе не съездить самой и просто не привезти ребенка?
— Ты против мамы? Витя?
— Оля. Сама подумай. Можно обмануть маленького ребенка, но как, скажи мне на милость, обмануть взрослого человека?
Ольга замолчала и вся сжалась. Андрей заволновался, вскочил, заходил по комнате, потом подошел к ней, склонился и обхватил за плечи, заглядывая в глаза.
— Я за твою маму. Я хочу иметь нормальную семью. Сейчас я хорошо зарабатываю, живу честно, слышишь, честно, и не хочу, чтобы это враз лопнуло. За что мне такая прессовка, скажи мне, что я такого сделал по жизни.
— А… Витя, успокойся. Ты зря боишься мою маму, она у меня чудесная, она все поймет.
— Что? Что я дезертир и убийца? Оля, кому ты это заправляешь.
— Нет. Я скажу то же, что и писала в письмах. Что ты попал в аварию, сделал пластическую. Ты уже не похож на Андрея, ты похож на Витю, правда, ты заслонил уже его, я его не помню. Я вижу только тебя. Ты стал им, верь мне.
— Не знаю, Оль. Я тебе верю. Да. Я верю только тебе да Олегу. И все. Вы — моя семья. Если считаешь нужным, вези, кого хочешь. И не возись там с продажей. Отдай все кому-нибудь, брось. Только не оставляй меня надолго. Я не выношу одиночества, ты же знаешь.
Ольга, не ожидавшая от Андрея таких слов, смотрела на него во все глаза, верила в его любовь, и сама почти любила его.
Она поехала в Фергану и привезла подросшую и немого отдалившуюся от нее дочь, уже перешедшую во второй класс, и заметно постаревшую мать в Москву.
Андрей встретил их с огромной корзиной цветов и такой же огромной куклой. От матери он старался держаться подальше, дочери не навязывался, торопливо пригласил всех в машину. Мать Ольги, видевшая уже плохо, вглядывалась в зятя пристально, и от ее взгляда, который Андрей чувствовал даже затылком, ему становилось не по себе. Привезя всю семью домой, он тут же уехал, давая им возможность обсудить себя.
Олег был на учебе, и бабушка с внучкой беспрепятственно осматривали свою новую квартиру, казавшуюся им хоромами.
— Значит на тебе квартира-то, — говорила мать, обходя все. — Это хорошо. А то он вон какой у тебя стал. Загуляет, бросит, и лишишься таких хором.
— Не загуляет, мама. Он любит меня.
— Кто же знает. Сейчас вон какая жизнь, все можно ожидать.
Ольга, у которой живот уже выпирал даже из свободного платья, стала нервной, слезливой.
— Мама! Витя не такой! — воскликнула она, едва сдерживаясь.
— Был. Здесь же Москва. Здесь у них соблазнов знаешь сколько. Здесь вон какие девки нахальные. А он у тебя богатым становится.
— Он просто начальник охраны у олигарха.
— Ну да. А квартира эта — целое состояние.
— Витя спас ему жизнь, и он отблагодарил его.
— Миллионами?
— Да у него самого такой домина в поселке. Три этажа. Просто дворец. Нас с Витей приглашали туда на открытие.
— Ну, хорошо, хорошо. Ты говорила, что у тебя и вклад есть?
— 300 000. В рублях.
— Это много?
— Да не мало.
— А мальчик этот, что с вами живет?
Тут заработал домофон.
— Что это?
— Сейчас.
Ольга вышла в прихожую. Парень, иногда привозивший от Андрея деньги, просил открыть дверь. Он приехал не один, а с помощником и внес в дом две большие коробки, а за ним нес коробку и свертки другой парень.
— Что это? — удивилась Ольга.
— Виктор Николаевич велел отвезти. Где у вас детская?
— Вот, сюда.
— Все. Помощь не нужна? Тогда мы поехали.
— Что же это такое? — мать стала рассматривать свертки, распаковала один. — Ой, Иришка, ну-ка, смотри.
Девочка, крутившаяся тут же, охнула. Чего только не было в этих волшебных коробках. Телевизор с несколькими приставками, компьютер, познавательные игры, куклы разного размера, мягкие игрушки от Мики Мауса размером с нее саму, до собачки, помещающейся на ладони, мячи, прыгалки, роботы, наборы солдатиков, зоопарков и ранчо и даже автоматы и пистолеты.
— Ну, это уже Витька для себя купил.
Иришка с ума сошла от восторга. Она вцепилась в автомат, гоняла по квартире мяч, прыгала и скакала вокруг своего богатства.
— Да он у тебя разорится так, — ворчала бабушка. — Это же все дорогущее поди. Да, господи, это еще что такое?
— Вот Олег придет и объяснит.
Сам Андрей вернулся только поздно вечером, и от него пахло спиртным. Ольга ждала его и не ложилась.
— Ты выпил? — спросила она сдержанно.
— Только чуть-чуть, мать. Для храбрости, — он переобувался, раздевался и старался не смотреть на жену.
— Все спят. Мама и Иришка будут жить в детской, как и решили.
— Пусть хоть где живут, лишь бы меня не трогали.
Ольга отшатнулась от таких слов, а Андрей схватил ее за локоть.
— Что говорили обо мне.
— Что ты богатый и преуспеваешь.
— Ну да?
Андрей смотрел ей в глаза пристально и, неожиданно склонившись, впился в ее губы, едва приоткрывшиеся, чтобы что-то сказать. Ольга задохнулась от долгого поцелуя, сдавленно вскрикнула и стала отталкивать его, потом поняв, что так нельзя, обняла за шею.
— Прости, Оленька, — Андрей оторвался и зарылся лицом в ее пушистые волосы. — Я просто страшно трушу.
— Зачем? Мама признала тебя. Иришка тебя любит.
— Как с Олегом? — Андрей отпустил ее и посмотрел сверху.
— Все прекрасно. Иришка от него весь вечер не отходила. И маме он понравился.
Андрей согласно кивал головой, потом оторвался от косяка, к которому привалился.
— Олежка у меня такой.
Следующий день был выходной. Андрей взял Олега и Иришку и повез их в парк, потом в цирк и в детское кафе, и все время звонил по телефону домой и докладывал Ольге, где они находятся и куда собираются еще. Вернулись они только вечером, и Иришка не отходила уже от Андрея, одета была во все новенькое и страшно хвасталась. Слово «папа» постоянно слетало с ее губ, и от прошлой скованности не осталось и следа. А на следующий день после работы Андрей обратился к теще.
— Поедемте в магазин, мама, купим вам что-нибудь из обновок. Вон Иришка вчера весь день только и мечтала об этом.
— Да не нужно мне ничего, — отмахнулась та.
Но девочка уже включилась в разговор.
— Правда, бабуля, там такие красивые платья и кофточки.
— Мы и так разорили твоего папу.
— Папа богатый, бабуля!
— Ну, в натуре, — себе под нос буркнул Андрей, переминаясь и поглаживая лицо.
— Не стоит, Витя, на меня тратиться. Мне уже доживать.
— Да ладно, мама, завтра едем и все тут.
— Уж если хочешь сделать доброе дело, отвези меня в церковь. Завтра же воскресение.
— Ладно, договорились. Я машину загоню в гараж, — Андрей вышел.
— Ну, словно другой человек, — выдохнула мать.
Ольга вздрогнула.
— Ира, иди к Олегу, он тебе компьютер включит, — торопливо сказала она. — Мама, пожалуйста, не подавай вида.
— Что так?
— Держи все про себя. А… Витя, он страшно комплексует. Мама, подумай, какой он страшный был после аварии. Потом еще тюрьма. Мы все изменились, мама.
— Да нашелся же добрый человек. Как его?
— Олигарх. Николай Степанович. Витя его от смерти спас и сейчас вся безопасность на нем держится.
— Да, работать он всегда умел. Его и на заводе ценили. Ирочка, Ира…
— Да, бабуля? — девочка вприпрыжку выбежала из комнаты Олега.
— Выйди-ка, детка, на улицу, да спроси папу, когда ужин готовить. Что-то он с машиной завозился.
— Сейчас.
Девочка мигом выскочила из дома. Она остановилась возле Андрея, склонившегося над открытым мотором и перегнулась, с любопытством заглядывая под поднятый капот.
— Папа?
— Ну?
— Что ты делаешь?
— Да что-то искра сбивается. Вот смотрю.
— Бабуля спрашивает, когда ужинать?
— Это как вы сами. Я присоединюсь хоть сейчас, — Андрей выпрямился и сверху вниз посмотрел на девочку, похожую на одуванчик. — А что-нибудь еще сказала бабушка?
— Нет.
— А про меня?
— Сказала, что ты другой человек.
— Да… — Андрей опустил голову, потом снова посмотрел на девочку. — А ты сама-то как думаешь?
— Я люблю тебя. Нагнись. Ну, давай же.
Андрей нагнулся, и девочка доверчиво и по-детски чмокнула его в щеку. И он, подхватив ее, поднял к небу.
— Ну все, пропало красивое платье, — засмеялся он.
— А что?
— Испачкал своими руками.
Андрей опустил девочку и посмотрел на окна.
— Темнеет. Ладно. Садись в машину, прокатишься до гаража.
Ира крутилась, оглядывая себя.
— Ты что?
Девочка дотронулась до пятна на розовом банте.
— Бабуля отстирает? — дрогнувшим голосом спросила она.
— Плевать. Я тебе еще сто таких куплю. Еще дороже.
Девочка счастливо улыбнулась.
На следующий день Андрей повез тещу в храм Христа Спасителя, завез сначала в магазин, купил новое платье и строгой формы синий пиджак. Возле храма он накупил свечей и даже сам поставил две: за жену и за ребенка. Когда ехали в машине, он, чтобы избежать вопросов, рассказывал о тюрьме, как его подставили, как били на допросах, как потом, в колонии, он ремонтировал машины начальству, чтобы заработать деньги и хоть немного присылать жене. Рассказал, как в больнице познакомился с одноруким мальчиком, отнял у него в туалете бритву и с тех пор сдружился с ним и взял на себя заботу о нем.
— Ты добрый, сынок. Бог воздаст тебе за это.
— Чего там, — Андрей не был верующим, но был суеверным и не любил, когда упоминают бога.
И несмотря на то, что теща после этого стала относиться к нему намного лучше, Андрей при ней нервничал и вел себя или слишком развязано, или скованно и неуверенно. Он оставался примерным семьянином, если задерживался, звонил домой и предупреждал. На прием к гинекологу он возил Ольгу всегда сам, когда она рожала, всю ночь провел возле больницы, а когда впервые взял на руки новорожденного мальчика, руки его дрожали и губы кривились.
Дома уже, собрав семью, он объявил, что на Ольгу купил дачу под Москвой в престижном поселке, а спустя месяц — дорогой бутик в квартале от них.
— Витя, да откуда деньги такие? — взмахивала руками теща.
— Ссуду взял на раскрутку. Потом хозяин платит и премиальные еще. Я их удачно вложил и вот — прибыль. Я же почти не трачу деньги, не пью, работаю, как проклятый.
Последний аргумент окончательно убедил тещу, знающую, до чего доводит пьянство. Зятя она уже считала золотым.
А Андрей приобрел еще кафе, и тоже не далеко от них, оформил на Олега, а Ольгу сделал его опекуншей до совершеннолетия.
Мать верила Андрею, считала его почти святым и непогрешимым, а Ольга и Олег становились все грустнее и грустнее.
Так наступила осень. Ира пошла в дорогой лицей, в третий класс.
И ночью Андрея разбудил телефонный звонок, впервые за этот год.
— Виктор Николаевич…
— Да, — Андрей едва проснувшийся, посмотрел на спящую женщину и проговорил в телефон: — Говори тише.
— Захватили склад Пана.
— Тише. Кто?
— ОМОН или РУОП, я в незнании.
— Так пробей ситуацию. Я еду.
— Ты куда? — не открывая глаз, пробормотала Ольга.
— Мой олигарх вызывает. Там ограбили его ресторан.
— У тебя будут неприятности? — Ольга села и посмотрел на мужа, натягивающего джинсы.
— Средне. Все. Спи. Я позвоню, если задержусь.
— Пропало, все пропало, — орал Кирдин, мечась по кабинету. — И зачем мы связались со шпалерами. Это все ты, ты, тебе все мало. Мало наркоты, мало казино и автоматов. Мало…
— Заткнись! Да, мне мало, мне нужны новые рынки, новые дела, прибыль, баксы. Время безнаказанного рэкета закончилось, как ты еще в это не въехал!
— И менты!
— Не визжи.
— Да ты кому косяк упорол!
— Заткнись, трус, не то я сваливаю, и сам хлебай все.
— Да, сваливаешь? А жена-то твоя…
Андрей в мгновение ока оказался около него и сжал руками горло.
— Ты знаешь, да, что я могу тебя кончить? Знаешь? — Андрей почти заорал. — Прямо здесь и сейчас!
Кирдин в ужасе заметался глазами по помещению. Но они были одни, охрана находилась далеко, да и будет ли охрана, набранная Андреем, за своего хозяина.
— Еще даже вспомнишь о моей семье и все, ты — жмур! — Андрей сжимал горло, скрытое жиром, до тех пор, пока рот у Кирдина не открылся, а глаза не стали вылезать из орбит. Тогда он отпустил его, и тот обмяк, раскинул руки. Удушье продолжало сжимать его горло, и мужчина синел и отключался на глазах. Андрей ударил его по щеке, по другой, и так бил и тряс, приговаривая:
— Дыши, падаль, дыши.
Кирдин шумно вздохнул и задышал со всхлипами.
— Все, все. Ты не понял. Я не в тему понты дал. Все. Витя?
— Что? — Андрей открыл закупоренную бутылку «Распутина» и глотнул прямо из горлышка.
— Сделай что-нибудь. Утонем же вместе.
— Не ссы. Вылезем. Не напрягайся.
— Плесни и мне, что ли? — дрожавшей рукой Кирдин протянул стакан.
Андрей налил ему, следя за выражением сине — белого лица.
Он никогда не считался с понятиями, легко переступал все законы: и обычные, и воровские. Перед его натиском отступали, и авторитеты давно уже считали его отморозком и беспридельщиком.
Но у Кирдина за ним была немалая сила и по сути он давно уже разделил власть со своим боссом, держа в руках все нанятые при нем кадры.
Еще у него был выход к работнику прокуратуры и связи в Гос. Думе. Кирдину осталось только смириться и ждать, затаив на своего помощника злобу.
И Андрей все устроил. Панова выпустили под залог, улики выкрали, но при этом были застрелены два милиционера, и колесо правосудия завертелось вновь. Арестовали бойцов и нескольких бригадиров Кирдина, провели обыск в варьете «Успех», принадлежащим лично ему, нашли наркотики, и Николая Степановича арестовали.
Андрей явился к нему на свидание на следующий день.
— Ты — дурак, — тихо и спокойно говорил он, сидя с ним бок о бок в красном уголке.
— Это почему?
— Жадность фраера губит, слышал такое? Почему «Успех» не оформил на подставу?
— Ну…
— Ну, если уж на тебе, то играй чисто, не пачкайся «дурью», в своей хате не гадят. От меня скрыл, от общака скрыл. Да твою ж мать!
— Витя, Витенька, Витек…
— Что?
— Я ж тебя нашел, я тебе дал кормушку, вспомни, сколько я для тебя сделал.
— Боюсь, что это невозможно, — задумчиво проговорил Андрей. — Сейчас там новый следователь и сам генеральный его поддерживает.
— Но неужели…
— К этому — нет. Бывают же «валеты».
— Придумай что-нибудь. Нет таких заморочек…
— Дорого обойдется.
— Сколько? Не жалей общака, все выкладывай.
— Тебе лично дорого обойдется.
— Ты это о чем?
— О твоем вкладе в Цюрихе.
— Что? Ты…
— Я знаю все. Давай ключ или загнивай в крытке.
— Крысятничаешь, сволочь! Может ты меня и вкозлил?
— Не в тему. Слушай, тот мусор, что ведет твое дел, он настоящий отморозок. К нему не подъехать. Тут нужны другие методы. А это стоит дорого. Теперь подсчитай, сколько у тебя грехов и какой срок тебе грозит, если я не дам отмашки по своим каналам. Я ведь тоже не сын миллиардера, чтобы на тебя тратиться.
— Да, понимаю, я вола впарил. Ты пацан правильный, с понятием. Лады. Только и плату ты требуешь уж через чур.
— Тебе сколько лет? Не стар ли нары парить.
— Взял ты меня на «кабы». Сдохну я в крытой, Витюша. Помоги.
— Я знаю. Ключ к вкладу — флешка. Это плата за твою волю.
— Я лучше здесь. «Успех» хочешь? И еще пару точек?
— Флешка. И все будет вась-вась.
— Да я тебя опущу ниже канализации.
— Сам смотри, не опустись.
— Все, базар закончен.
— Ты отвечаешь?
— Отвечаю. Я тебя!
Андрей встал и быстро вышел.
Пришел он на свидание только через неделю. Выглядел Кирдин еще хуже, весь обрюзг, складки свисали с его толстых щек. Андрей сел по-хозяйски, откинулся на спинку стула и разглядывал своего хозяина с усмешкой на губах.
— Информация к размышлению, — начал он, медленно растягивая слова. — Малявы Фаре и Кону можешь больше не слать: во-первых, они попадают ко мне, в во-вторых, пацанов больше нет. Хорошие были пацанчики, земля им пухом.
— Это ты их завалил, ты?
— Отвечай за базар.
— Что… теперь будет?
— Лет 20. Адвокат уже доложил мне.
— Боже мой, боже мой. Ты… ты же у меня совсем недавно, какой-то год, ну — полтора…
— Год и 8 месяцев. Продолжай.
— И уже так оборзел. Да ты… ты…
— А теперь послушай меня.
— Да ты бы и так меня заменил. Ну сколько мне осталось, лет 5, не больше. И ты бы стал моим доверенным, правой рукой.
— Закрой хавло. Мне нужна флешка. Я же все равно ее найду, переверну все твои заначки, когда же ты в это въедешь.
— 20 лет, Дяга, это только 20 лет. Такие, как я долго не сидят. И когда я вернусь, я тебя достану. И тогда, Дяга, ты пожалеешь, что родился.
— Я, наверное, плохо обрисовал тебе ситуацию, Кир. Ты просто не доживешь до суда.
Кирдин отшатнулся в ужасе не столько перед смертью, сколько перед таким предательством.
— Витя, я же тебя любил, как сына.
— Гони флешку, папаша.
Кирдин поник, съежился и плечи его затряслись…
Через два дня Андрей приехал домой рано, вбежал, загнанно озираясь, на этаж, отпер дверь своим ключом и вошел в детскую. Ира была в школе, и бабушка успела навести там порядок. Сейчас квартира была пуста, и Андрей взял с этажерки небольшого розового медведя, прислушался и, бросившись из детской к входной двери, защелкнул предохранители на всех трех замках.
Когда Ольга с матерью поднялись на этаж, они долго не могли отпереть дверь, передавая друг другу спящего мальчика. И только помучившись минут пять, почувствовали, что дверь открылась сама собой и поразительно быстро.
Андрей стоял у порога в рубашке навыпуск и тер глаза, притворяясь только что проснувшимся.
— А, давайте, — он торопливо подхватил ребенка на руки. — Я тут закемарил с устатку. Ну как, все нормально?
— Растем, — проговорила бабушка, снимая верхнюю одежду. — Андрюшенька — богатырь. В больнице только так нас и называли. Где ты пропадал, сынок, всю эту неделю?
— Да у шефа неприятности. Его посадили.
— Что? Он же миллионер, олигарх.
— Ну, так это, Ходорковского же посадили.
— О, господи, чего только нет на свете. Витя, я хочу поговорить с тобой.
— Слушаю, мама.
— У меня сестра двоюродная тяжело заболела, тетя Соня, ты помнишь ее? Ложится на операцию. Я хотела бы поехать к ней.
— В Фергану?
— Ну да. Больше же у нас нигде нет родственников.
— Да, точно. Простите, мама, я совсем заморочился.
Андрей передал сына Ольге, а сам подошел к своей куртке и достал оттуда пачку зелененьких.
— Вот. Тут полторы тысячи долларов, — он пересчитал деньги и сложил их в пачку. — Вам хватит?
— Ой, даже много.
— Берите. Когда вы едете?
— Да, думаю, завтра. Тут легко билеты достать.
— Ольга, отвезешь, если я буду занят?
— Конечно, Витя.
— Справишься с ребеночком?
— Конечно.
— Спасибо.
Андрей потоптался, посмотрел на наручные часы.
— О, мне пора ехать. Сейчас все на мне. И адвокаты и остальное.
— Так ты же там не один, — мать смотрела на зятя с огромным уважением.
— Ну, мам, это когда все путем. Только один сбой, и все, как крысы с корабля.
— Да, сынок, да.
— Кстати, мне ту дачу пришлось продать. Приедет адвокат, все объяснит. Я там другую купил. Так что распишешься, где он скажет.
— Господи, что за человек. Дачи и машины меняет, как шапки.
А Андрей сбежал по лестнице и сел в машину. И когда он уже влился в проезжающий поток, у него зазвонил телефон. Он достал его из кармана:
— Да, слушаю.
— Виктор Николаевич. Зяму взяли… алло?
Андрей молчал, тяжело дыша. Зяма — это был Зямин, Семен Трофимович, надзиратель в «Лефортове», и ему было поручено убить Кирдина.
— Когда? — едва внятно проговорил Андрей в мембрану.
— Только что мне малява пришла из крытки. Наверное, уже часа два, как присел.
— Хорошо… Ничего не предпринимай, — и Андрей, с застывшим взглядом стал убирать телефон в карман.
Он никогда не поддавался страху, но сейчас ему стало жутко, и, закуривая, он сам видел, как дрожат в руке зажигалка и сигарета.
— Только без паники, — бормотал он, двигаясь в потоке. — Только без паники.
На следующий день Зямин получил от жены посылку, прямо из ее рук. И ночью тихо умер на своих нарах.
Утром Андрею позвонила Ольга.
— Что случилось, Витя? — говорила женщина и голос ее даже по телефону звучал взволновано. — Ко мне приходил следователь. Он спрашивал про тебя. Ты когда приедешь?
— Кто он?
— Что?
— Кто этот следователь? Как его звать?
— Что?
— Ну, он же представился тебе?
— Ну да.
— Кто он? Господи, умеешь ты говорить внятно!
— Не злись, — голос Ольги уже дрожал. — Это следователь прокуратуры по особо важным делам Никитин Константин… Дальше не помню. Он приходил не один. Витя, что…
Но ответом Ольги были звонки отбоя.
— Так, «Валет», ты меня достал, — сказал Андрей, пряча телефон в карман…
Маша Никитина, учившаяся в четвертом классе «Б» 78 московской школы, вышла в школьный двор вместе с одноклассниками. Прошло уже три года, как она лишилась матери, умершей при невыясненных обстоятельствах в больнице, где лечилась от бронхита. Девочка рано повзрослела и очень старалась стать для отца хозяйкой дома.
Ребятишки не спешили домой, взмахивали рюкзаками, гонялись друг за другом. Но девочка не ввязывалась в игру, а побежала вместе с подружкой к остановке. Тут от толпы проходивших мимо людей отделились двое крепких мужчин, схватили ее, подружки прямо в лицо брызнули нервно паралитическим газом из баллончика. Люди вокруг отшатнулись, а неизвестные, затолкнув девочку в синий «БМВ», умчались по свободному от движения переулку.
В милицию сообщили о происшествии только спустя 20 минут, а через полчаса на рабочем столе следователя по особо важным делам городской прокуратуры Никитина зазвонил телефон.
— Слушай меня, мусор, — говорил явно измененный голос. — Твоя дочь у нас, и ты ее получишь мертвой, если мы не договоримся.
— Кто ты? — Никитин еще не вник во весь ужас сказанного и говорил резко.
— Не задавай детских вопросов. Ты должен уничтожить уголовное дело Кирдина. Допер?
— Но…
— К вечеру ты получишь ее мизинец. Размышляй. И никаких ляпов.
В телефонной трубке раздались звонки отбоя. И тут только Никитин по-настоящему испугался. Лихорадочно он начал искать номер по определителю, но сработала блокировка.
Никитин был человеком быстрых решений, веривший в силу правоохранительных органов и непогрешимость закона. Он тут же доложил о происшествии начальству.
Домой он пришел только поздно вечером, чтобы переодеться и взять чистое белье. Он был не один — трое оперативников сопровождали его. В спальне за окном он увидел свешивающуюся коробку. Ее достали с большими предосторожностями, открыли. Там, в прозрачном целлофане лежал окровавленный маленький пальчик девятилетней девочки. И Никитин в первый раз за всю жизнь схватился за сердце.
Ольга теряла голову. Мать уехала, Олегу она старалась ничего не говорить, чтобы не расстраивать его.
Наступил апрель. Пришла весна, и вместе с ней — время платить по счетам за первый квартал. А книжку с квитанциями она не могла найти и решила, что оставила на прежней даче. Там же оставалось кое-что необходимое ей: книги, фотографии. И Ольга, вызвав на дом платную няню, поехала в дачный поселок.
Дача была продана или обменяна, в этом Ольга не разбиралась. Новым хозяином стал какой-то депутат, и женщина надеялась, что он позволит забрать вещи.
Ольга уже не плохо водила машину, ей это неожиданно понравилось, и теперь она наслаждалась ездой по скоростному шоссе.
Массивные ворота дачи были открыты, значит хозяин — дома. Обрадовавшись такому обстоятельству, Ольга вырулила на подъездную дорожку, проехала по асфальту и остановилась на небольшой площадке возле крыльца, рядом с двумя другими машинами.
Двое парней во дворе направились было к ней, но остановились в нерешительности. Третий, закрывавший сарай, замешкался, повернулся, оставив дверь приоткрытой.
— Простите, а хозяин дома? — спросила Ольга, выходя из машины и даже не потрудившись вытащить ключ зажигания. — Где он? В доме?
И тут в щель двери сарая, присев, проскочила маленькая молния в зеленой демисезонной куртке и, налетев, обхватила Ольгу за талию, прижимаясь к ней и дрожа. Маленькое личико со спутанной белокурой челкой обратилось к ней, и тоненький голос произнес, едва сдерживая плач:
— Тетечка, спасите, они меня убьют.
И тут Ольга увидела тоненькую бледную ручку с забинтованной кистью. Белый бинт местами загрязнился.
— Они уже отрезали мой мизинчик.
— Господи, кто же это сделал! — Ольга, сама перепугавшись, обвела взглядом троих парней и еще двоих, появившихся на крыльце. — Зачем вы это, а?
Она попятилась, парни шагнули к ней.
— Стойте. Вы не знаете, кто мой муж. Мой муж Виктор Дягин. Это раньше была наша дача. Я сейчас же позвоню ему, и он… я даже не знаю, что он с вами сделает.
Ольга прижимала девочку к себе и пятилась, пятилась, пока не налетела на свою собственную машину. Парни замерли, не двигаясь, и Ольга, воспользовавшись этим, втолкнула девочку в машину, села сама и, хлопнув дверцей, стала разворачиваться. Парни по-прежнему не двигались, и Ольга свободно выехала за ворота. Девочка, развернувшись всем корпусом, смотрела в заднее стекло и понемногу успокаивалась.
— Вот да! — пробормотал один из парней. — Догнать что ли?
— Да нам Дяга за свою жену кишки на шею намотает. Звони ему, его баба, пусть сам и разбирается.
Андрей, возвращаясь в Москву, подъезжал к Большому кольцу, когда зазвонил мобильный телефон по его личной линии. Включив его, он проговорил:
— Да… Да вы… Да!
Он, резко отключившись, развернулся. Завизжали тормоза, машину занесло, съехал с полосы встречный «Бьюик», и Андрей, выровняв ход, понесся назад к поселку, выключив радио, и пытаясь по мобильному телефону дозвониться до Ольги.
Она тоже попыталась позвонить ему, но на едва засветившимся экране показало: 1 %, и появилась надпись: «Батарея разряжена».
— Кто ты? — спросила тогда Ольга девочку, смирно сидевшую рядом с ней.
— Я — Маша Никитина.
— Что ты делала на даче?
— Меня похитили. Я шла из школы. Они закинули меня в машину, отобрали рюкзак с учебниками и тетрадями.
— Где твои родители?
— Мама умерла, а папа работает в милиции.
— Ты знаешь, где его найти? — Ольга решила не впутывать мужа. Она начала понимать, что произошло с девочкой.
— Я знаю его телефон.
И Ольга, вместо того, чтобы ехать по шоссе, свернула в райцентр, к почте.
…Андрей промчался по шоссе, не встретив знакомой машины, и свернул к дачному поселку…
— Алле, — говорила в трубку Ольга, — алле, следователь Никитин? Это вы?
— Дайте мне, дайте.
Девочка тянула руку, и Ольга дала трубку ей.
— Папа, папа, это я.
— Маша, где ты?
— На почте. Объясните ему, тетечка.
Ольга взяла трубку, поражаясь уму девочки.
— Мы находимся на почте, 24 отделение, здесь, где стоят телефоны.
— Я еду. Не уходите оттуда… Алло? Вас преследуют?
— Что? Нет, — Ольга растерянно оглянулась.
— Алло. Не уходите.
— Хорошо.
Ольга положила трубку и посмотрела на девочку.
— Что сказал папа?
— Он едет к нам.
— А успеет, как вы думаете?
— Конечно, успеет. Ты думаешь, за нами будут гнаться.
— Обязательно…
— Они уехали. Минут… Да сразу, как мы позвонили, — говорили парни, переминаясь перед Андреем.
— Куда? — Андрей медленно закипал.
— По шоссе.
— Здесь только одна дорога, идиоты. Куда она могла деться?
— Может свернула где.
— По машинам. Искать. Все перевернуть. Мы пропали, если не найдем девчонку. Но запомните — урою, если кто тронет мою жену.
Он сам поехал назад по шоссе. И увидел, как из Москвы, ему навстречу, промчались две легковые машины. Одну из них он знал, это была личная «Лада» Никитина.
— Папа!
Маша выбежала в дверь. Крупный голубоглазый мужчина с красным от напряжения лицом и коротко стриженными прямыми волосами цвета соломы выскочил из бежевой «Лады», бросился к девочке, наклонился, поймал ее и крепко прижал к груди, потеряв дар речи и рассудок.
— Папочка, папа!
Ноги в светлых джинсах болтались, обхватывали отца, и вся она была похожа на маленького зверька, ищущего защиты.
— Папа!
Объятия отца ослабли, и он выдавил из себя:
— Дочка, ты…
— Папа, они, — девочка слегка отстранилась и сунула отцу под нос забинтованную кисть. — Вот смотри, они отрезали… мой пальчик.
И девочка заплакала, горько, навзрыд, безутешно.
— Доченька… как же… да как же… родненькая.
— Поехали, поехали, Григорич, — говорил, топчась за спиной, оперативник. — Поехали. Все хорошо.
— Что хорошо кончается. — подхватил второй, и подошел к Ольге.
— Это вы нашли девочку?
— Да, то есть…
— Идемте. Расскажите все в машине. Как вы сюда приехали?
— На машине. Вон.
— Дайте ключ. Ваня, сядь за руль и следуй за нами.
Ольгу посадили на заднее сидение, Никитин с дочкой на руках, тяжело сел рядом, а вперед прошел еще один оперативник и захлопнув дверцу, сказал:
— Поехали. А теперь рассказывайте, девушка, как все получилось. Вы ведь Дягина, Ольга, верно?
— Да.
— Рассказывайте, — проговорил и Никитин, все еще прижимая к себе дочь и осторожно придерживая искалеченную маленькую ручку.
— Ну, я не знаю. Я приехала на нашу бывшую дачу.
— Адрес?
— Дачный поселок, 17.
— Дьявол, вот где мы не посмотрели!
— Потом девочка сказала мне, что ее бьют.
— Убьют, я сказала, убьют, — уткнувшись отцу в куртку, пробубнила девочка.
— Ну да. Тогда…
— Ваш муж был там?
— Что? Почему? Нет, конечно. Он бы не позволил.
— Вы ему не звонили?
— Я пыталась. Но у меня села батарейка на телефоне. Зарядник остался дома. А денег в кошельке хватило только на один телефонный звонок. А почему вы спрашиваете про моего мужа? Он? Витя!
Ольга увидела медленно ехавшую машину Андрея.
— Ваш муж?
— Да.
— Ну-ка, за ним, — Никитин слегка отстраняя вбок девочку, весь подался вперед.
— Вы что? Он… — Ольга напряглась.
— Черный «БМВ — 525» — остановитесь, — сидевший рядом с водителем оперативник поднес к губам переговорное устройство.
«БМВ» вильнул и понесся по шоссе.
— Дягин, остановитесь, не усугубляйте свою вину.
Но «БМВ» несся по шоссе, все увеличивая и увеличивая разрыв.
Заговорила рация.
— Константин Григорьевич, давай, сворачивай, ты с ребенком. Мы его сами определим.
— Нет, Максимыч.
— Сворачивай. Я вызвал подкрепление.
— Выходить, что ли? — проговорил и водитель.
— Давай, меняй полосу, — скомандовал сидевший впереди оперативник. — Пропускай их.
Машина Никитина съехала на обочину, следом за ней съехала и машина Ольги.
Вторая милицейская машина с четырьмя пассажирами в салоне, пронеслась мимо. Теперь разрыв сокращался. «БМВ» нагоняли. Машина Никитина уже развернулась, направляясь к Москве.
— Нет, что делает! — словно себе, проговорил водитель и тут же закричал. — Что делает, посмотрите!
Обернувшись разом, люди увидели милицейский «Форд», юзом чертивший по асфальту.
Водитель Ольгиной «Вольво», не спрашивая, развернулся и помчался туда. Милицейская машина остановилась боком, неуклюже осев, и четыре оперативника выскочили из нее, доставая пистолеты. Но стрелять было уже не в кого.
— Витя… — испуганно прошептала Ольга, прижимая ко рту ладонь.
— Ушел гад. Стрелял по колесам, — проговорил оперативник впереди. — А сейчас фурой прикрылся. Хрен теперь догонишь.
— Теперь вы понимаете, какой ваш муж страшный человек, — проговорил Никитин, шагая по кабинету.
Ольга сидела на стуле, следя за ним испуганными глазами. И Маша пристроилась возле нее, опираясь на ее колено и осторожничая с рукой, на которой ей недавно поменяли повязку.
— Но это же не так, неправда.
— Он бандит из бандитов. Его даже свои боятся. Вот когда-нибудь я дам вам прочесть показания Кирдина.
— Кирдина? Но он же олигарх.
— Это точно. В самую точку. Рэкет, наркотики, торговля оружием, азартные игры. Настоящий олигарх.
— Это неправда.
— Правда, Ольга, правда. И не закрывайте на это глаза.
— Я не хочу. Не может быть.
— Я вас понимаю. И я вам благодарен за Машу.
— У меня у самой такая дочка, Ира.
— Понятно. Вы очень хорошая женщина.
— Я жена бандита.
— Вы просто одна из его невинных жертв.
— Я немного догадывалась. Все было слишком уж хорошо. И гражданство быстро, и богатство такое. Просто я предпочитала ничего не замечать. Это ведь просто — закрывать на все глаза.
— Да, просто. Но все равно, приходит время, когда все всплывает наружу.
— Правда. И тогда видишь, что замки построены из песка.
— Послушайте, вы же из Узбекистана. У вас там родственники?
— Там сейчас моя мама. И тетя, она болеет.
— Вы можете уехать туда?
— Вообще-то, да. Но Олег…
— Вам всем грозит опасность. И мальчику тоже.
— Неужели же вы думаете, что Витя может нас обидеть? Да никогда!
— Это вы так думаете. Уезжайте, прошу вас, мы не сможем обеспечить вашу охрану.
— Да не надо нас охранять. Зачем.
— Чтобы вас не убили. Теперь Дягин будет мстить вам. Поверьте, это не игра, не шуточное предупреждение, это реальная угроза. На вашем муже много крови, похищение, он сейчас, как загнанный зверь. Уезжайте, пожалуйста. И, к тому же, я хотел попросить вас.
— О чем?
— Там, в Ташкенте, работает мой друг. Он тоже по этой линии. Вы не отвезете к нему мою дочь? Я уже с ним созвонился.
— Ну, если хотите.
— Если вам только не трудно.
— Конечно нет. Машенька — чудесный ребенок.
— Да. И вы все можете пожить у него. Так даже лучше, чем ехать к вам. Там Дягин найдет вас.
В дверь вошел оперативник.
— Привезли, Константин Григорьевич.
— Спасибо. Идемте, Ольга.
Та поднялась и как-то привычно взяла Машу за здоровую руку.
В одной из комнат, где столы, стулья и диван стояли в каком-то нерабочем порядке, ждали: Олег, Ира и женщина — милиционер с маленьким Андрюшей на руках.
Олег был бледнее обычного, весь сжатый и напряженный. Его протез был согнут в локте, и он теребил его кисть в черной перчатке здоровой рукой.
— Олежек, — начала Ольга и смешалась. — Нам лучше уехать. Правда, я что-то боюсь.
— Куда? — бесцветно спросил Олег.
— В Фергану.
— Лучше в Ташкент, — вставил Никитин.
— Я не могу, Ольга. Я останусь… Учеба…
— Ничего, — сказал Никитин. — Учиться ты сможешь и там. А мы пока утрясем твои дела с кафе. Кстати, это тебе подарил Дягин?
Олег вздрогнул.
— Я продал квартиру в Подольске. Он помог.
— А. А почему Дягин разрешил тебе жить у себя?
— Я…
— Это я, — выступила вперед Ольга. — Я все решила. 4 года назад Олег лишился матери, остался без руки, что ему было делать одному.
— Ладно, ладно, — Константин Григорьевич был на удивление сговорчивым. — Значит, Олег Коренев, вот как? Поезжайте пока с госпожой Дягиной. Это ненадолго. Долго от нас никто не бегает.
Олег снова вздрогнул. Константин Григорьевич, наблюдавший за ним, крепко задумался.
Домой они ехали вместе. Константин Григорьевич сидел за рулем. Рядом с ним сидел Олег, а сзади — Ольга с Андрюшей на руках, и девочки. Они, тесно прижавшись, тихо разговаривали.
— Соберите документы, деньги, вещи, и я отвезу вас на нашу квартиру, там вы останетесь до самого отлета.
— Напрасно вы все это, — говорила Ольга. — С нами ничего не случится.
— Ну, считайте, что это из-за Маши.
— Хорошо.
Подъехав к дому, они все вместе поднялись на второй этаж. Олег двигался настороженно, и весь как-то подобрался, от его выбора сейчас зависела вся дальнейшая жизнь. За длинную дорогу он не проронил и двух слов. В квартире он сразу ушел в свою комнату, а остальные разбрелись по разным углам.
Ольга посадила Андрюшу на диван и крикнула дочери:
— Ира, принеси запасные штанишки.
Маша побежала за подружкой, а Константин Григорьевич стал с любопытством заглядывать в комнаты. Он подошел к шифоньеру в семейной спальне.
— Я помогу вам, Ольга, — крикнул он оттуда. — Какие вещи вам достать?
— Это не мой шифоньер, это мужа. Мой — напротив.
— Да? — Константин Григорьевич задумчиво посмотрел на дверцу и рывком открыл.
Крик и грохот падающего тела заставили Ольгу тут же подхватить ребенка и броситься в спальню. Олег выскочил из своей комнаты и застыл на пороге.
Андрей стоял над упавшим телом — Никитин лежал с нелепо подогнутой ногой, и головой, повернутой щекой к полу. В руке Андрей сжимал нож, и небольшой сгусток крови багровел на зеркальном лезвии из нержавеющей стали.
— А… Витя! — начала Ольга в шоке.
— Зачем? — пробормотал Олег, глядя на брата огромными глазами.
— Ладно… — Андрей переступил, потом посмотрел на нож, присел и вытер о рукав куртки Никитина. — Хана, жмур. Звиздец котенку.
— Ты убил его? Ты его убил? — Олег вздохнул поглубже, переминаясь. Протез его свободно свисал и касался бедра.
— Наплюй, братишка. Сейчас ведь так: или он меня или я его. Просто я оказался сильнее.
— Он не собирался тебя убивать. У него даже нет с собой оружия. Он хотел просто тебя арестовать. Это его долг. Но убивать тебя он не хотел.
— Ну и ладно, забудь.
— Ты убил человека, Витя.
— Андрей. Называй меня снова — Андрей.
Олег покачал головой.
— Андрей не был убийцей.
— Подумай-ка.
— Андрей только защищался. Он не калечил малышей.
— Олежка…
— Не подходи, — Олег, еще недавно смотревший на Никитина, как на врага, теперь отшатнулся от брата.
— Ты что? Смотри, мать, как его проняло — жалостливый.
Он сделал было шаг к Ольге, но и та поспешно отступила, прижимая к себе ребенка.
— Так. Ладно. Это шок. Мне надо уйти, мать. Сейчас, я возьму кое-что, и уйду. Не знаю, надолго, или насовсем, но мне надо уйти. Олег, пойдешь со мной? Ты уже взрослый парень и не будешь мне в тягость. Да мы с тобой таких дел наворочаем, братишка.
И он опять шагнул к брату.
— Не подходи.
— Ну и ну. Сговорились, что ли? Никогда жмуров не видели? Да их вон, по телеку пачками показывают.
— Витя, — Ольга подняла к нему глаза, полные слез.
— Андрей, зови меня — Андрей.
— Хорошо. Я прошу тебя, Витя, уйди. Я не хочу верить, что ты можешь причинить нам зло. Просто уйди и все. Я тебя умоляю… — Ольга едва сдерживала рыдания.
— Ну что ж, тогда прощайте. Братишка…
Но Олег покачал головой.
— У тебя кровь на рукаве, — неуверенно проговорил он, отводя глаза.
— Спасибо. Мать?
Ольга встала рядом с Олегом, прижимая ребенка еще крепче. А Андрей любил красивые жесты. Он повернулся, ища взглядом Иру. Та стояла рядом с Машей в углу, между стеной и шифоньером, и обе девочки дрожали крупной дрожью.
— Дочка, — он шагнул туда.
Но Ира быстро закрыла собой Машу и заплакала в голос. Махнув рукой, Андрей пошел к двери, оглянулся, внимательно посмотрел на светло русую голову неподвижно лежавшего Никитина, медленно сунув руку за пазуху, вынул из заплечной кобуры небольшой пистолет с глушителем.
— Нет! — Олег, сжав кулак, быстро шагнул к брату и встал между ним и телом.
— Ну, братишка, хм…Ну…
Андрей перемялся, посмотрел на оружие в опущенной руке и сунул в карман.
— Пока, что ли?
— Уходи.
Андрей быстро вышел, не вынимая из кармана руки. Он был потрясен и растерян настолько, что в последнюю минуту забыл, зачем пришел, забыл важную для себя вещь и вспомнил про нее только тогда, когда садился в свою машину. Но вернуться назад он уже не мог и просто махнул рукой, решив забрать эту вещь позже.
— Закрой дверь, Ольга, — сказал Олег. — А я вызову «Скорую».
Когда Ольга с ребенком на руках вошла в спальню, Олег сидел на корточках возле тела и прижимал свою ладонь к его груди, стараясь почувствовать биение сердца.
— Он живой, Ольга. Сердце бьется, — Олег начал расстегивать куртку на груди Никитина, а следом — и рубашку.
— «Скорая».
— Я вызывал, там занято. Принеси бинт, надо остановить кровь.
Ольга посадила хнычущего сына в манеж, а сама бросилась к аптечке.
— Нажимай сюда, — сказал Олег, когда она присела рядом с ним, разматывая бинт. — Не рви, намотай побольше и прижми крепче.
Ольга послушалась, нажимая на рану.
Олег пока продолжил расстегивать единственной рукой куртку Никитина до конца, а за ней и залитый кровью воротник теплой рубашки, распахивая полы шире. Ольга стала помогать ему левой рукой.
— Вот так ему легче дышать. Я опять попробую позвонить, — Олег встал и бросился к телефону.
— Ира, принеси там чистую пеленку, сверни только, — чувствуя, что бинт промокает насквозь, проговорила Ольга. — Давай, быстрее, дочка.
Девочка, оставив подружку, бросилась к шифоньеру.
Никитин застонал, когда Ольга, поверх бинта зажимала рану свернутой пеленкой.
— Он приходит в себя, — проговорил Олег, нервничая. — Где же «Скорая».
— Потерпите, — Ольга чуть не плакала от жалости. — Пожалуйста, потерпите.
Никитин открыл глаза, и Ольга ледяными от страха пальцами провела по его лбу и щеке.
— Потерпите. Миленький.
Никитин, видевший перед собой ножку шифоньера и пыль под ним, начал поворачивать голову. Острая боль пронзила его шею, мозг, все тело. Перед глазами поплыли красные круги, и сквозь них он увидел голубые глаза, полные слез. А холодные пальцы гладили и гладили его щеку, лоб, волосы.
— Дочь, — прошептал он, превозмогая боль.
— Молчите, все хорошо. Маша здесь, с нами. А он ушел. Его больше нет.
— Да…
Никитин лежал, больше не двигаясь, сознание его затуманивалось, но он все еще видел голубые глаза, полные слез. Веки его медленно опускались.
— Ген. Прокурор забрал дело Кирдина к себе, — говорил лейтенант Степаненко, сидя на стуле в больничной палате. — Вот и все. Вы молчите, молчите, Константин Григорьевич.
Тот слегка кивнул, совсем чуть-чуть, и тут же почувствовал ожог боли в плече, в шее, отдающейся в мозг.
— Там к вам еще гости, позвать? Только молчите, хорошо.
Константин Григорьевич опять кивнул. Степаненко встал и быстро пошел к двери, открыл ее.
— Входите.
Вошла Ольга, пропуская вперед Машу и Иру.
— Вы?! — Никитин приподнялся и от боли упал навзничь.
— Константин Григорьевич!
— Вы же обещали молчать.
— Все… Все… — Никитин побледнел от боли и капельки пота выступили на его висках. Теперь он говорил еле-еле, стараясь быть осторожным. — Почему вы не уехали?
— Маша не могла вас оставить, не сердитесь, — Ольга, подталкивая обеих девочек, державшихся за руки, подошла к стулу, придвинула его ближе к постели и села, обнимая девочек за плечи.
— Маша, поздоровайся с папой, — сказала она, с боку заглядывая девочке в лицо.
У той дрожали и кривились губы, была она бледной и потерянной.
— Успокойся, миленькая, все хорошо, твой папа выздоравливает.
— Езжайте…
— Что?
— Дядя Костя говорит, чтобы мы уезжали, — громко повторила Ира.
— А. Нет, все хорошо, Константин Григорьевич. Мы живем совсем в другом месте, а квартиру нашу охраняет милиция.
— Вы не знаете…
— Витя не тронет нас, поверьте. Он уехал. Он сам сказал это.
— Ох, Ольга… Я.
— Молчите, ничего не говорите. Мы просто посидим с вами. Можно?
Константин Григорьевич улыбнулся, бледно и слабо.
Зашла медсестра.
— Все. Прием окончен. Больному нужен покой.
Ольга поднялась и слегка наклонилась.
— Не беспокойтесь. Маша будет жить с нами. Поправляйтесь.
Она подтолкнула испуганных, подавленных девочек к двери, и сама пошла следом за ними.
— Ольга…
Но она не слышала.
— Ольга…
— Мама, тебя зовет дядя Костя.
Ольга обернулась и вернулась назад.
— Вы меня звали, Константин Григорьевич?
— Положите вашу руку мне на лоб… и…
Раненый смотрел жалобно, и Ольга, склонившись, положила на влажный лоб холодную руку.
— И… Поцелуйте меня. Пожалуйста…
Никитин выздоровел, вышел из больницы, сразу же приступив к одному делу, мучавшему его все это время. Потом он приехал на квартиру, где жила Ольга с семьей, вызвал ее на кухню и закрыл дверь. Олег и дети остались в спальне, а оба взрослые сели на табуреты.
— Я заварю чай? — спросила, поднимаясь, Ольга.
— Нет. Просто посидите со мой, — Константин Григорьевич покраснел, заметно нервничая. — У меня к вам неприятный разговор.
Ольга снова села, уже не ожидая от жизни ничего хорошего.
— Поймите, Ольга, вы чудесная женщина, я просто не в силах передать, как я к вам отношусь. Поймите меня правильно.
Ольга сидела, потупившись.
— Я просто обязан защитить вас.
— От Вити? Но…
— Он ведь не Витя, правда? Он — Андрей Коренев, дезертир, убийца и бандит. Как так получилось, что он стал вашим мужем? Ольга? Вы плачете? Он угрожал вам?
— Все не так.
— Расскажите. Поверьте, ваше признание никакой роли не играет. Мы провели через базу данных его отпечатки. Не понимаю, почему этого не сделали четыре года назад. А что с Виктором Дягиным? Его убил Коренев?
— Нет, конечно же нет.
— Как же все получилось?
— Витю убили бандиты. Пять лет назад. Когда я прилетела из Ферганы, он был уже мертвый. А Андрей взял меня в заложники и потом помог искать Витю. Он хороший. Он был хороший. Он меня защищал. Он не обижал меня, даже когда мы встретились первый раз.
— Да, конечно же. Он добрый, просто потому что не успел сделать зло. А знаете, он вас при себе держал, потому что боялся вас. Или прикрывался вами? Вы ведь единственная — кто знал правду о нем? Брат тут не в счёт, как вы сами понимаете.
— Нет! Вы его не знаете так, как знаю я. Он пытался жить честно. Он даже устроился на работу.
— Перегонял краденые машины.
— Он ничего не знал. Его подставили.
— Вот на грузовик он не тянет.
— Он содержал большую семью.
— Я понимаю вас, Ольга, я вас очень понимаю. И никто вас ни в чем не обвиняет. Коренева ищут. И не только мы, так что, его счастье, если мы опередим их.
— Их?
— Да. Это очень серьезные люди. Один из них — бывший друг вашей семьи, господин олигарх.
— Господи.
— Это организованная преступность, Ольга, и выигрыш тут — сама жизнь. Поэтому я снова прошу вас уехать. Я боюсь за вас. Время прошло. Мы вынуждены снять охрану и с вашей квартиры. Вам нельзя возвращаться туда.
— Машу мы возьмем с собой?
— Вообще-то смысла в этом уже нет, но девочка очень к вам привязалась. Поэтому, если вам не трудно… Деньги я дам…
— Мы можем собрать вещи?
— Да, конечно. Сейчас мы поедем на вашу старую квартиру, и вы заберете все необходимое. Это не долго. Я сам отвезу вас.
— Надо ехать в Ташкент или в Фергану? Мама все еще там.
— Коренев знает ваш адрес?
— Нет. Только город… Но, не знаю, он видел адрес на конверте.
— Тогда, лучше в Ташкент. За вашей недвижимостью мы присмотрим. А деньги я буду вам высылать регулярно.
— Спасибо.
— Ольга… Знали бы вы… А… Ладно. Идемте.
Когда они поднимались по ступенькам в доме, где жила Ольга, Никитин сказал, глядя на Иру и Машу, бегущих впереди по лестнице.
— А вам не кажется, что девочки похожи друг на друга, как близнецы?
— Они же ровесницы.
— Да… Конечно…
Ольга стала отпирать дверь, девчонки смеялись, Никитин держал на руках маленького Андрюшку, пытаясь удерживать его на расстоянии от всего, во что можно вцепиться, а Олег стоял позади всех, сжимая единственной рукой ремень большой спортивной сумки. Он уже и сам хотел уехать, и не потому, что боялся кого-то.
— Заходите.
Вся семья вошла в прихожую, потопталась и разошлась по комнатам.
— Папа, папа, — звенела Маша. — Поставь Андрюшу сюда. Посмотри, как же здорово он ходит. Смотри.
— Да, дети сейчас такие продвинутые.
— Иди сюда, Андрюша, иди, — на той же ноте и таким же голосом, как подружка, звенела Ира, — топай ножками.
— Он не «все дети», папа, он наш Андрюша.
— Грабли к небу, мент!
Никитин обернулся, сделал движение к заплечной кобуре и вспомнил, что оставил оружие на работе.
В квартиру входили и входили крепкие парни, гордившиеся своей мускулатурой. На них были модные куртки, золотые цепи и джинсы или спортивные брюки. Последним в зал вошел человек в костюме. Ольга знала его, это был Чико, Чеканов Саша, ближайший помощник Андрея.
— Где Дяга, мать? — обратился он к молодой женщине, торопливо метнувшейся из спальни к Андрюшке. — Где Дяга, сучка, я тебя спрашиваю! — Чико неторопливо последовал за ней. Ольга склонилась, поднимая сына на руки, Чико навис над ней и вцепился в завитые волосы пятерней.
— Не трогай, — Никитин рванулся к ним. Но его с силой ударили по почкам, притиснули к стене и приставили к голове никелированный ствол. Потом парни стали быстро перемещаться по квартире. Никитина пристегнули к батарее, подтащили Олега и стали прищелкивать рядом, но нащупали протез.
— Ого, пацаны, это еще что за балда такая. Ух ты. Ну и грабля.
Олега на секунду отпустили, и тогда он резко ударил в скулу ближайшего к нему парня единственной рукой, потом ногой — в пах второго, и тут его схватили, смяли, и Чико едва оттащил от него парней.
— Пристегните его, — заорал он. — Остальное — потом. Еще раз спрашиваю, где Дяга?
За это время Ольга успела прижать сына к себе и закрыть собой девочек, забившихся в угол стенки. Она молчала, со страхом глядя на парней и никак не могла выговорить ни слова.
— Оставьте ее, — закричал Никитин. — Мы этого не знаем. Он объявлен в федеративном розыске.
— Хорошо иметь под руками мусорный ящик, — и Чико плюнул на следователя, попал на борт пиджака и расхохотался. — И все-таки мы немного потележим. Ну-ка, мать, реши нашу заморочку. Мы ищем одну вещицу, флешку, где она?
— Я… — наконец Ольга как проснулась. — Я… не знаю о чем вы говорите.
— Сучка… — Чико размахнулся ударить, тут услышал сзади какой-то шум, повернулся, и сила выстрела отбросила его к дивану, прижала к нему и выключила сознание.
— Андрей! — закричал Олег, и кровь еще сильнее потекла из его разбитой губы.
Тот стоял с автоматическим «Кольтом» наизготовку и оглядывал поле боя. Глушитель был наверчен и удлинял и без того длинный ствол серьезного оружия. Сегодня его счет увеличился на шесть тел, лежавших в разных позах на покрытом ковром полу, и комната от этого сделалась тесной.
— Они ищут тебя, Андрей! — Олег, как мог, подался к брату.
И тот подошел, присел рядом, трогая рукой и разглядывая наручники. Потом он щелкнул предохранителем, убрал «Кольт» за спину под легкую джинсовую куртку, достал из кармана перочинный нож с набором инструментов, раскрыл и стал ковыряться в замке. Наручники открылись. Олег сел, двигая рукой и разглядывая запястье. Андрей пальцами дотронулся до содранной там кожи и посмотрел младшему брату в лицо.
— У тебя кровь на губе, — сказал Андрей и достал из заднего кармана джинсов платок.
Олег отшатнулся назад, к батарее.
— Он чистый, — и Андрей стал вытирать лицо брата, потом прижал уголок платка к ранке. — На, держи так.
Олег послушался, в ожидании глядя на старшего брата. А тот со вздохом поднялся, увидел, что Чико зашевелился, и уперся ногой в кроссовке ему в щеку.
— Не надо, не убивай. Мне приказал Кир, — заговорил раненый неожиданно быстро, как в лихорадке. — Он ищет тебя… Страшно злой. Ему нужна флэшка и твоя жизнь.
— Это я оставлю при себе. Все сказал?
— Да. То есть, нет. Кир теперь объединился с Крисом. Тебя ищет и Крис.
— Да ну. Теперь все?
— А ты не убьешь меня, нет? Правда?
— Ну конечно, — Андрей убрал ногу, отступил и оценивающе посмотрел на него.
— Виктор Николаевич, мы же с тобой… Нет, не надо.
Андрей достал из наплечной кобуры еще один пистолет с глушителем, небольшой и короткоствольный, и прицелился ему в голову. Выстрел через глушитель прозвучал, как простой хлопок, Чико откинулся назад, и на лбу у него образовалось густое красное пятно.
В комнате повисло тяжелое молчание.
— Мент родился, — деланно засмеялся Андрей и тряхнул головой. — Ну, я смотрю, вы и шмотки собрали. Идемте, что ли?
— Ты куда? — Ольга прижала сына еще крепче.
— Зачем? — Олег подошел к ней и встал рядом.
— А что, вы хотите остаться в этом морге. Вы что, и вправду меня боитесь?
— Да, — Олег, сминая платок, смотрел на него и снова подносил платок ко рту.
— Ну, братишка, ты… Ладно. Идемте, сюда могут наехать кореша наших жмуров.
— У нас разные дороги, брат.
— Я это уже понял. Я просто хочу вывезти вас отсюда, а там — с богом, куда хотите.
Олег оглянулся на Ольгу — та молчала, глядя на ребенка.
— Только тогда и дядя Костя поедет с нами.
— В натуре, что ли? — вырвалось у Андрея, и он тут же осекся, замялся и неуверенно хмыкнул.
— Освободи его.
— Ну, ты… Хорошо.
Андрей снова убрал пистолет в наплечную кобуру, поправил выпиравший из-за брючного ремня «Кольт», подошел к Никитину, и не глядя в его лицо, освободил от наручников.
Больше не было произнесено ни слова. Молча собрали вещи, девочки взяли в руки мягких мишек и пошли к выходу: Андрей впереди налегке, а за ним все остальные с сумками. В прихожей лежал еще один труп, седьмой по счету, восьмой и девятый лежали в подъезд: один на ступеньках, другой на площадке под окном. Женщина, соседка, застыла на пороге своей квартиры.
— Ну, что смотрите, видите, людям плохо. Упали и лежат. Обморок, наверное. Вызывайте «Скорую», — говорил Андрей, запирая дверь, отдавая ключи Ольге и первым спускаясь по ступенькам. — Все, тетка в ступоре.
Но никто из его спутников не улыбнулся.
Когда они вышли из подъезда, то увидели микроавтобус и сидевшего там водителя.
Никитин замер, хватая Ольгу за плечи и прикрывая собой ее и девочек.
— Что там еще? — Андрей небрежно оглянулся.
— Эта машина из гаража Крисько.
— Жмур. Идемте.
Машина, старые «Жигули» стояла за углом, носом к проезжей части.
— Садитесь, — Андрей открыл заднюю дверцу, сам сел за руль и нетерпеливо ждал. Никитин оглядывался по сторонам, и Андрей проговорил, глядя на следователя с насмешкой: — Не бзди, не съем…
Они влились в поток проезжающих машин, и когда миновали пост ГАИ, Андрей сказал:
— Что, родную рожу увидел, мент? Небось, хотел бы сдать? Правильно, не стоит. Я стреляю хорошо, и главное — быстро. А здесь твоя дочурка, а пули — дуры… Понял установку?
Никитин побледнел.
Андрей остановил машину у задней стены здания какого-то учреждения.
— Что, знакомые места? — кивая на высокий глухой забор, ухмыльнулся Андрей.
Никитин опустил голову.
— А если я тебя — к стенке, к твоему родному забору? А?
— Ты этого не сделаешь.
— Ты такой умный, что ли? Сам додумался? Вылазь. Если уж такой умный, что же ты дважды в одно и то же болото влип. Даже Чико допер, что я рядом, а ты — нет.
Вышли все. И Андрей — тоже. Он встал у машины, и ветер трепал его темные отросшие волосы.
— Свистнешь ментам, а, мусор? — Андрей осмотрелся, вздохнул и продолжил другим тоном: — Да ладно, ребята, давайте попрощаемся по-людски. Оля…
Женщина отступила, прижимая к себе ребенка.
— Да что там говорить, видит бог, я это делал не для себя. И вот теперь… Ты еще выскочишь замуж. Вот хотя бы за этого мента. Смешно будет. Сперва жиган, потом мусор. Только пацаненка моего не обижайте, в нем моя кровь, мое продолжение в этой жизни. Может, он хотя бы будет счастливее. Дай-ка мне его.
Ольга не двигалась, и Андрей взял у нее ребенка: осторожно и неуверенно. Мальчик отвык от отца. Поэтому он вцепился в мать, потянулся к ней, отстраняясь от отца и заплакал.
— Родненький мой. Не получилась у меня честная жизнь, хреновый у тебя папашка, — Андрей прижал ребенка к груди, осторожно касаясь губами светлой головки. — Иди к мамочке, родной.
Ольгу он только погладил по плечу, понимая, что совершенно чужой ей, шагнул вбок и остановился возле Олега. Тот еще в машине убрал платок и теперь стоял перед братом: с рассеченной губой, с багровеющей опухолью под глазом, такой же темноволосый, длинный, худой и одинокий.
— Олежек. Да ты меня уже перерастаешь. Так оно и должно быть, братишка. Что мне сказать тебе… Я был плохим сыном, стал плохим отцом, но для тебя, Олежка… Да что там говорить, все, что я делал, это ради тебя, чтобы ты мог учиться, мог делать все, что хочешь, а не барахтаться в жизни, как все остальные, — Андрей обернулся было к улице и потом снова посмотрел на брата. — В общем, я думаю, с этим все ясно.
Он подошел к Олегу вплотную и обнял его, крепко прижимая к себе, и Олег единственной рукой тоже обхватил его за плечи. Андрей улыбнулся, чувствуя это, слегка отстранился и посмотрел брату в лицо.
— Вот тебе и попало из-за меня, Олежка. Если бы меня разрезали на куски, мне бы не было так больно, братишка, верь мне, — Андрей рукой провел по его кровоподтекам, взял лицо в ладони, застонал, затряс головой, словно и правда почувствовал боль и снова крепко прижал его к себе, сжимая его голову возле своего плеча и щеки. — Родной мой. Прощай и прости меня, непутевого.
Он стоял так долго, и утихающий ветер теперь уже слегка шевелил его волосы, путая их с волосами его брата. Потом он отстранился и резко отступил.
— Ну, что сказать тебе, мусор? Я сваливаю. Если можешь, разберись с остальными. Тут я тебе не помощник.
Никитин стоял терпеливо. Он только собой закрывал свою дочь, прижимая ее к забору. Но Андрей даже не смотрел на нее. Он подошел к Ире, и Ольга вся напряглась. Девочка стояла совсем маленькая по сравнению с 24 летним, нарастившим неплохую мускулатуру, молодым мужчиной, и прижимала к себе розового медвежонка, словно закрывалась им.
— Это твой дружок, дочка? — начал он, и глаза его заблестели. — Дай-ка его папе, — он присел перед ней и осторожно взялся за мягкую пушистую игрушку.
Девочка тут же отпустила медвежонка.
— Дай мне его на память, малышка, чтобы я не так тосковал по вам. Хорошо? А папа тебе за это пришлет огромного мишку с голубыми глазами, даже больше тебя. Договорились? Вот и спасибо, маленькая.
Андрей, держа медвежонка одной рукой, другой обхватил белокурую головку, притягивая к себе и целуя в челку надо лбом.
— Андрей! — крикнул Олег, и тот мигом вскочил. По улице к ним неслась милицейская машина. Посмотрев на нее, Андрей оскалился.
— Лучше сдайся, ты этим спасешь себе жизнь, — начал Никитин.
— Хрен вот. Думаете, взяли меня, легавые? Зубы обломите. Прощайте, ребята. Мы еще встретимся на берегу Лазурного моря, не забывайте меня.
Милицейская машина неслась к ним. «Жигули» Андрея стояли носом навстречу ей, и Андрей, бросив на сидение, рядом с собой, розового медведя, завел мотор, и машина послушно рванулась прямо лоб в лоб, против движения. Заскрипели тормоза, милицейская машина свернула на встречную полосу, ее занесло, и в нее врезался мини-грузовичок «Пикап».
Андрей уже сворачивал в переулок. Многомиллионная Москва бурлила, и в ней Андрей привычно затерялся, спрятался и растворился. А два милиционера и человек в штатском, выскочившие из машины, метались по тротуару, не зная, что предпринять.
— Не переживай за брата, Олег, — сказал Никитин, даже не делая попыток отойти от забора. — Если ему удастся уехать из России, он станет богатым. Он взял, что хотел.
— Только бы ему удалось.
— Удастся. Ему все удается.
А через два месяца на имя Олега Коренева из английского города Брайтона пришла большая, но очень легкая посылка, и в ней был огромный белый медведь, смотревший на мир большими голубыми глазами. И больше ничего.
И спустя еще 4 месяца Ольга Дягина вышла замуж за следователя Никитина.