Олег Коренев собирал в небольшую кожаную сумку учебники по праву и конспекты. Лекция по расписанию была последней, и студенты по одному и группами облегченно покидали аудиторию.

Марина Золотарева подошла к нему и села на освободившееся сидение напротив.

Была пятница, и родители Марины ждали их к обеду.

— Сразу пойдем ко мне? — проговорила вопросительно девушка.

У нее были длинные, прямые, крашенные в коньячный цвет густые волосы, хорошая тонкая фигура и круглое лицо с бледной кожей, необычной формой тонких губ, вздернутым носом и зелеными, слегка скошенными к вискам, глазами. Она не курила, не материлась, не пила. В студенческих вечеринках она не участвовала, считалась домашней и некомпанейской, как, впрочем, и Олег. Они подходили друг другу.

— Да. Я дома сказал, что задержусь.

— Только не обижайся, пожалуйста, если папа скажет какую-нибудь бестактность. Я тебя предупредила, — голос у нее был тихий, печальный. И еще у нее была привычка вздыхать после каждой фразы, тихо и неосознанно.

— Не обижусь. Я вообще редко обижаюсь.

— Это я уже заметила, — Марина ободряюще улыбнулась, погладила кисть его единственной руки, застегивающей молнию на сумке. Вторая, протезная, мертво лежала на парте, согнутая в локте. — Помочь?

— Уже.

Олег поднялся, длинный и худой, и протез вытянулся, легонько стукнув его по бедру. Правой рукой он закинул сумку за плечо и поразительно стал похож на своего старшего брата, когда тому было 19 лет.

— Пошли? — полу спросил, полу позвал он, и Марина поднялась, тоже закидывая за спину маленькую женскую сумочку и беря с сидения пластиковый пакет.

Олег протянул руку, взял у нее пакет и переложил его в затянутую перчаткой телесного цвета кисть протеза. Кулак того сам собой сжался, и Марина поневоле не отводила от него глаз.

— Не могу привыкнуть. Вот придумают.

— Еще покруче есть. Почти что своя рука.

— Дорого, наверное?

— Машину дешевле купить. Идем.

Они вышли последние и, не торопясь, пошли по аллее к решетчатым воротам.

— Я читала про протезы на датчиках. Сплошная электроника, — продолжала разговор Марина, и уже то, что самолюбивый Олег говорил с ней на такие темы, показывало, как они были близки. — Интересно, у нас в Москве такие есть?

— Есть. Я пока не хочу… Там, понимаешь…

Они были просто созданы друг для друга: примерные студенты — бюджетники, тихие и спокойные внешне, а внутренне каждый живущий сам по себе, со своими проблемами, надеждами и тайными.

До дома Марины было далеко, они ехали на метро с двумя пересадками: сначала до Кольцевой, потом до Филеевской линии и дальше до Кутузовского. Оттуда сели в маршрутное такси и проехав три остановки, вышли.

— Вот здесь я живу, — проговорила Марина, останавливаясь.

До этого Олег ни разу не провожал ее до дома и как-то недоверчиво посмотрел на кирпичную стену. Дом был дорогой, с железной дверью в подъезде и, наверное, с охранником.

Но охранника в подъезде не было, и панели слегка облупились, как и во многих других домах. На одной из них даже было написано: ПУТИН — ДА, а напротив: ЛУЖКОВ ЗА РУССКИХ.

— Политики, — пробормотал Олег, слегка усмехаясь.

— Что? — Марина шла впереди и немного волновалась.

— Политики здесь живут.

— А. Это соседи. Мишка и Никита. Им по 14 лет. А вот и наша дверь. Подожди, я позвоню.

Дверь, как и у всех остальных, была железная, с глазком и еще какими-то приспособлениями.

Марина позвонила только раз и вскоре раздались несколько щелчков. Дверь открылась наружу.

— А, Мариночка, — из уютной темноты раздался женский голос. — Входи… Я свет включу.

— Это мама, — шепнула девушка, оборачиваясь и тут же переступая порог. — Мама…

Щелкнул выключатель, и в прихожей загорелся свет. У отделанной под дуб панели застыла невысокая полная женщина в ярком бархатном халате. Чем-то едва уловимым она была похожа на Марину, при этом очень ухоженная и хорошо накрашенная. Платиновые волосы ее были тщательно уложены, голубые тени подчеркивали зеленые, как и у дочери, глаза, губы той же формы, что и у Марины, она красила в ярко алый цвет, пользуясь еще и обводкой с блеском.

— Мама, познакомься. Это мой друг, Олег Коренев.

— Очень приятно, молодой человек, — аккуратно улыбаясь, чтобы не испортить макияж, женщина протянула юноше руку, и тот, слегка смутившись, осторожно пожал ее. — Мариночка столько о вас рассказывала. Прямо постоянно только о вас и говорит.

— Ну, мама…

— Ладно, ладно, слово нельзя сказать.

— Пойдем, Олег.

Марина быстро разулась, осторожно взяла из искусственной руки Олега свой пакет, а из другой — его сумку, а мать, близоруко щурясь, внимательно смотрела на них, стараясь, угадать, какая рука — протез. Марине достались ее слабые глаза, она носила линзы и стеснялась их.

Олег смутился окончательно. Чтобы не возиться со шнурками, он носил туфли на липучках, и, привалившись к косяку, стал снимать их, действуя одной рукой. А Марина в это время, сложив сумки на полку стенного шкафа, пыталась оттеснит мать в ближайшую комнату, откуда раздавался звук работающего телевизора.

— Кто там пришел? — прозвучал оттуда мужской басистый голос.

Звук телевизора стих, приглушенный, и на пороге появился высокий толстый мужчина с большими залысинами, заплывшими глазами и широким носом.

— Это Олежек, отец, — нараспев проговорила мать Марины. — Познакомься. Он такой милый.

Марина чуть не упала в обморок от таких слов.

— Все у тебя милые, только бы брюки носили. А ты входи, входи, парень, посмотрим, какой ты есть. Меня зовут Федор Матвеевич, — и он протянул руку. — Будем знакомы.

— Олег, — голос у юноши сорвался.

— Я знаю. Это которой клешни у тебя нет? Левой, что ли?

— Ну, папа! — Марина сама чуть не провалилась от стыда за бестактность родителей.

— А что? Раз уж все равно нашем зятем рвется быть, пусть терпит. Давай, проходи, вроде бы ты не плохой пацан.

Наконец в прихожей началось движение, пробка рассосалась, и вся семья, увлекая за собой гостя, оказалась в столовой.

— Мне, вообще-то помогает по хозяйству одна женщина. Сегодня вот не пришла, приходится самой всем заниматься. Готовить-то я люблю, и уж когда готовлю, вообще не переношу, когда мне на кухне мешают. И скажу правду, готовлю я очень вкусно.

— Ну да уж. А кто вчера целую кастрюлю фрикаделек вывалил в унитаз? Раскисли все.

— Так это…

— Так, квак.

— Вот так всегда — и слова не дают сказать.

— Иди, иди, молчунья.

— Папа, мама, у нас же гость.

— Вот и накрывайте на стол, раз — гость. А мы с парнем посидим в мужской компании. Идите.

Марина взяла мать под руку, увлекая за собой.

— Слова ей не дают сказать. Да она, дура — баба, любого до смерти заговорит. Маринка, славу богу, не такая. Она вся в меня. Больше молчит, думает. Ты вот, парень, слушай, что скажу да на нос мотай. Батька-то у тебя есть?

— Нет.

— А мать?

— Умерла шесть лет назад.

— Сирота, стало быть? Живешь-то с кем?

— С дальними родственниками.

— В их квартире?

— Да она наша общая. Я как-то не думал об этом.

— Понятно. Значит метры есть. Если что, можешь через суд претендовать.

Олег промолчал.

— Ты вот слушай меня. Женишься на Маришке, определиться в жизни придется. Так ты сразу вопрос так поставь, чтобы, значит, разменять жилплощадь. Типа проконсультируйся сперва у юриста, а потом и в лоб, значит. А живешь-то ты на что?

Тут в комнату вошла Марина с горой посуды.

— Я помогу, — вскочил Олег, желая сбежать от ее отца.

— Да сядь ты. Куда сорвался с одной рукой. Пусть бабы сами разбираются. Ты сразу на своем поставь, слышишь. Ты, вообще-то, пенсию получаешь по инвалидности, или как?

— А у Олега есть свой бизнес, папа, — сказала Марина, расставляя пустые тарелки.

Она сама знала об этом только приблизительно, потому что Олег предпочитал не распространяться о своих делах.

— Бизнес. Ого. Ну и какой же?

Мать вошла, неся соусницу.

— Вы о чем? Что за бизнес? — начала она.

— Да помолчи ты, боже ж ты мой! Видишь, с человеком разговариваю. Ну и бабы у меня. Ладно, Олег, сейчас сядем к столу, примем по стопочке, и разговор веселее пойдет.

Мужчина поднялся, вышел и, слышно было, как хлопает дверца холодильника.

Вернулся он, неся в руке пол-литровую бутылку водки.

— Ты пьешь такое? — спросил он, показывая Олегу этикетку.

— Да пьет, конечно, — отозвалась за того мать Марины. — Кто сейчас не пьет?

— А ты помолчи. Если сама лакаешь литрами всякую отраву, за всех не отвечай.

— Это кто литрами? — женщина впервые потеряла дар речи.

— Да шучу я. Шучу. Шуток не понимаешь, что ли?

— Ты-то шутишь, а мальчик подумает невесть что.

— Ничего он не подумает. Что надо, он уже подумал. А что? Ха-ха-ха.

Олег совершенно не привык к такому, растерялся и жалел, что пришел к ним. Ему уже никто не был нужен: ни сама Марина, ни ее родственники.

Отец семейства, тем временем, открывал бутылку, мать принесла рюмки — все сели за стол.

— Ну, деловой человек, — проговорил, разливая водку, хозяин. — И что же у тебя за бизнес?

— Кафе, — неохотно проговори Олег.

— Ух ты. И где же? Место-то бойкое? Прибыль хорошая? Ну, за знакомство. Выпили. Так что с прибылью? А, Олег?

— 43 000 долларов в год.

— Недурно. На нового русского ты, конечно, не тянешь, но, вообще-то, не бедняк, семью заводить можешь. У меня тоже была кафешка, только прибыль побольше. Где у тебя кафе?

— Здесь, не далеко. На Кутузовском.

— И у меня здесь была. Как твоя называется?

— «Вещий Олег».

— К…Как?!

— Ну так, в шутку.

— «Вещий Олег», — мужчина уставился в пустую рюмку.

— Федя… — неуверенно проговорила мать Марины. — Что ты?

— Погодь, мать. Значит «Вещий Олег» — твое кафе?

— Ну да, — Олег напрягся.

— И когда ты его купил?

— Я… то есть…

— Ты что, пап?

— Да заткнитесь, обе. Это же наше кафе. «Маришка».

— Как, отец?

— Квак тебе. И у кого ты его купил?

— Я… то есть…

— Это же наше кафе, — повторил мужчина, потом встал, заходил, потом вернулся, налил водки в свою рюмку, опрокинул в рот одним махом и снова заходил, так больше никому и не предложив выпить. — Значит вот кому они его продали. Эх, парень, парень, знал бы ты. Да они его у меня изо рта, можно сказать, вырвали вместе с зубами. Вот смотри, — он показал вставные зубы, два моста, вверху и внизу. — А до этого все целые были, даже не пломбировал… Вот еще посмотри сюда.

Он стал расстегиваться.

— Папа.

— Да сиди ты, — мужчина разнервничался, срывал пуговицы, расстегивая домашнюю рубашку. — Видал, как пузо разрисовали. И это еще не все. Вот она, она пусть тебе скажет, как я подписал ту бумагу, — трясущийся палец мужчины показал на дочь.

— Папа!

— Что — папа! Зять он наш будет; пусть знает. Они мою Маришку изнасиловали на моих глазах. Прямо в зад и в перед пихали, во все дырки, — голос мужчины сорвался.

— Папа!

Марина, рыдая, опрометью сорвалась с места и бросилась через прихожую в свою комнату.

— Дочка! Опять я со своим языком! — мужчина хлопнул себя по лбу и вышел, почти выбежал из комнаты.

Его жена всплеснула руками и тоже последовала за ними.

А когда вернулась в столовую, Олега там уже не было. Не было ни его туфель, ни его спортивной сумки.

В понедельник на занятие Олег Коренев не пришел. Марина ждала его и боялась увидеть. Причиной бегства молодого человека она считала его брезгливость и свой позор. Но выйдя из здания университета последней и в полном одиночестве, она увидела Олега. Молодой человек стоял без своей сумки, необычно ссутулившись, и при виде ее, пошел навстречу, быстро, но с чужим, отсутствующим лицом.

Что-то жалобное и беззащитное, мелькнуло во взгляде Марины, и она остановилась, стараясь глядеть в сторону.

— Здравствуй, — Олег остановился рядом с ней, тоже глядя мимо девушки. — Можно с тобой поговорить?

— Ты почему пропустил занятие? — чужим голосом спросила Марина.

— Так получилось. Пойдем, сядем?

Марина послушно пошла за ним. Скамейки стояли вдоль аллеи небольшого сквера, и они сели на одну из них, первую, что попалась и молчали, пока несколько человек, что следовали за ними, не миновали их. У Марины сердце билось где-то под горлом. Оба они считали, что им известны мысли друг друга — но думали они о разном.

— Марина… — глухо начал Олег.

— Да?

— Знаешь, почему я сегодня не пришел на занятие?

— Это плохо, что не пришел. Тебя могут снять с бюджета. Ты больше не прогуливай, ладно?

— Я ходил к юристу. Я хочу переоформить это кафе на тебя.

Марина молчала, словно подавившись. И Олег, слегка повернувшись, увидел, что она плачет. Плачет тихо, беззвучно склонившись над пластиковым пакетом с изображенной красоткой, и слезы падали на его яркую глянцевую поверхность.

Она сидела от него слева, и он не мог просто положить ей руку на плечо, чтобы успокоить. Тогда он повернулся к ней всем корпусом, и осторожно обнял правой рукой, привлекая к себе. Он ничего не сказал, она и подавно не могла вымолвить ни слова, и они просто сидели так, не двигаясь. Немного успокоившись, Марина даже обняла его слегка за гибкую юношескую талию, уткнулась лицом в джинсовую легкую куртку.

Прошло много времени, и тени стали длиннее. Подул прохладный ветерок, когда они ожили и зашевелились. Сизые голуби давно уже перестали их замечать, прогуливаясь у самых ног.

Олег, чувствуя, что Марина выпрямляется, отстраняясь, отпустил ее и повернулся удобнее. Толстые сизари только отошли от его движения подальше.

— Как теперь будем жить? — подумали оба, но вслух сказал только Олег.

— Не знаю, — тихо, под нос, ответила Марина, забыв про платок и украдкой вытираясь кончиками пальцев.

Молчание нависло над скамейкой всей тяжестью.

— Знаешь, — проговорила она. — Я ходила к психологу тогда. Три года назад. Я уже не комплексую.

— Выйдешь за меня замуж?

— Ты правда хочешь этого?

— Я-то да.

— А что же…

Олег слегка откинулся к спинке и правой рукой полез в карман. Достав оттуда бумажник, молодой человек раскрыл его, зажав в протезе, и вытащил обрезанную двойную фотографию. Это был маленький цветной снимок из тех, что клеят на водительское удостоверение.

— Знаешь его? — он протянул снимок Марине.

Та взяла и долго вглядывалась. И страшный день снова ожил перед ней. Вскрикнув, девушка отбросила снимок от себя. Олег, наклонившись, поднял его и, спрятав назад в бумажник, убрал в карман. Только тогда молодой человек посмотрел на Марину. Девушка сидела бледная и напряженная, гладя куда-то в даль.

— Прости, Марина. Но это важно. Для меня. И для тебя тоже. Важно для нас обоих. Он сделал это? Да? — последнее «да» прозвучало так, словно он выдавливал его из себя с кровью.

— Он был главный у них.

— Он трогал тебя? — сердце Олега билось в горле.

— Он… Он просто… Командовал. Зачем ты это спрашиваешь? — голос Марины был мертвый, почти без выражения.

— Марина. Понимаешь… Этот человек… он… мой…

Девушка затихла, не дыша.

— Его зовут Андрей Коренев. Он… мой…

И Олег увидел глаза Марины. Большие, испуганные, ждущие удара. И он ударил словами, как кнутом.

— Он мой брат.

Марина резко подалась назад.

— Нет…

— Да. Его зовут…

Девушка вскочила, почему-то задохнулась.

— Марина…

— Нет!

Она сорвалась с места.

— Марина, — Олег вскочил за ней, но отступил, налетев ногами на скамейку и застыл, глядя ей вслед.

Все было кончено — и он знал это так же твердо, как и то, что Андрей был его старшим братом, и ничего нельзя было поделать ни с тем, ни с другим.

На следующий день в институт не пришла уже Марина, и Олег сам ушел после первой пары, пошел к нотариусу, потом в банк, а потом, немножко поколебавшись, домой к Золотаревым. Дверь ему открыла незнакомая женщина.

— Марина дома? — спросил Олег, переминаясь на пороге.

— Дома. Говорит, что заболела.

— Можно?

— Сейчас, — женщина скрылась, закрыв перед носом Олега железную дверь.

И вот снова раздался щелчок. Дверь открыла уже сама хозяйка.

— Олежек, — она вся засветилась. — Ты входи, входи, сынок. А Мариночка-то заболела.

— Можно с ней поговорить?

— Да, конечно же, можно, Олежек. Да ты же…

Олег, не дослушав, вошел в коридор и стал разуваться.

— Ты же нам почти как сын, Олежек. А Мариночка, она такая хозяйственная. Оттого и заболела, что хозяйственная. Все хлопочет, хлопочет. Сам понимаешь, перед свадьбой.

— Где Марина? — Олег задыхался от ее болтовни.

— Вот, вот ее спальня.

— Вы позовите ее.

— Да, понимаю. А вы пока кофейку попейте.

— Да мне нужно с Мариной поговорить.

— Сейчас, сейчас, минуточку.

Олег остался стоять в коридоре, глядя, как женщина пересекает прихожую. Вот она остановилась, оглянулась.

— Может, все же кофе.

— Нет, спасибо, — Олег нетерпеливо подался вперед.

И женщина поняла его, она проговорила:

— Сейчас, сейчас, — и торопливо скрылась за дверью.

Олег снял с плеча сумку и, положив на пол, присел рядом. Открыв металлическую молнию, он стал рыться среди книг и тетрадей, когда из комнаты вышла мать Марины. Она была обескуражена и расстроена до того, что не могла подобрать слова.

— Я прямо не знаю, Олежек, что с Мариной. Она прямо сама не своя. Говорит, как в бреду. Я даже лоб пощупала.

— Что она сказала? — Олег после принятого решения был спокоен.

— Сказала, что голова болит. Олежек, ты же сам понимаешь.

— Понимаю. Я зайду к ней? Можно?

Он поднялся, держа в руке папку с бумагами.

— Ну, я прямо и не знаю.

— Постойте, я один войду, — Олег пошел к двери. Характер у него выработался твердый, и он умел добиваться своего. — Я не долго.

И он решительно и быстро открыл дверь. Женщина замешкалась, и дверь прямо перед ней закрылась, почти захлопнулась. Олег сделал шаг и остановился. Комната была небольшая и удлиненная. Прямо перед ним, возле окна, драпированного тюлевыми занавесками, стоял письменный стол с аккуратной стопкой книг и тетрадей, украшенный парой стилизованных вятских игрушек. Справа стоял гардероб и широкая деревянная кровать с тумбочкой.

На кровати, прямо на покрывале, сдвинув к стене голубого плюшевого слона, лежала Марина. Олег увидел только ее спину в розовой футболке и изгиб бедра, обтянутого синими шортами.

— Мама, скажи, что меня нет дома. Выгони его, мама, — заговорила Марина в подушку, повернулась, приподнимаясь на локте и, увидев Олега, вскрикнула.

— Зачем!

— Я ненадолго, Марин, — Олег пошел к ней, зная, что делает это вопреки ее воли и чувству порядочности.

— Вот смотри, здесь документы на кафе…

— Нет…

— Пошлину я уплатил, осталось отнести квитанцию в налоговую, а потом…

— Уйди, Олег.

— Ну, в общем, сами разберетесь. Прощай.

Олег повернулся и пошел к двери…

— Олег…

Его позвали слишком поздно, когда он был уже в прихожей, и не услышал, или не пожелал услышать. Марина поднялась с постели, потом медленно встала и пошла к окну, дергая за шнурок. Тюль раздвинулся, и с высоты второго этажа она увидела, как из-под козырька появился Олег, держа за ремень сумку. Он, не оглядываясь, быстро пошел по дорожке, сворачивая к выходу со двора.

В дверь тихо стучали и скребли, Марина молчала, и мать, боготворившая ее, боялась войти. А девушка бесшумно плакала, глядя на пестрый от ярких песочниц двор.

Никитин вышел из управления. Он сдал машину на профилактический ремонт и вынужден был идти пешком до метро. От газетного киоска навстречу отделилась фигура, и Никитин удивленно остановился, узнав Олега.

— Привет, старик, — сказал он. — Что-то случилось? Почему не дома? Или уроки не задали.

— Я ухожу из МГУ.

— Уходишь? Почему?

— Так надо. Скажи, дядя Кость, у меня есть реальные шансы устроиться на работу?

— Ты о чем, Олег? Что произошло?

— Не спрашивай. Просто помоги и все. Я неплохо разбираюсь в компьютерах, сам же знаешь.

— Так, это серьезно. Пошли, посидим что ли где. Ты вполне можешь жить на доход от кафе, если уж так.

— У меня нет больше кафе.

— Что? — Никитин остановился, как вкопанный. — Ну… Олег… На тебя наехали? Это что, снова началось в Москве? Ну-ка, рассказывай.

— Наехали, дядя Костя. Наше прошлое наехало. Оно бывает страшнее всего.

— Какое прошлое? Олег? Да что с тобой?

— Я знал, дядя Костя, я все знал, даже тогда. Обвинять некого. Я сам во всем виноват.

— В чем ты виноват? Ладно, Олег, сейчас ты возбужден, пошли.

Больше не говоря ни слова, они дошли до ближайшего кафе, нашли свободный столик и сели, заказав тут же появившемуся официанту кофе и гамбургеры.

— Я не хочу, — начал было Олег.

— Ты хочешь, чтобы на нас все оглядывались.

И тогда Олег махнул рукой.

— Что произошло?

— Я оформил на кафе дарственную. Я и не знал, какое это дорогое удовольствие — дарить. Так что мой счет в банке практически закрыт.

— Рассказывай, Олег, рассказывай. Тебе угрожали? Кто вымогатель?

— Могу поспорить, что ты не сможешь посадить этого человека.

— Это мы еще поглядим. Кто он?

— Я сам. Сделка совершена по моей инициативе и активном содействии.

— Олег… Ну…

— Дядя Костя, только не смейся надо мной, ладно?

— Какой уж тут смех.

— Я просто узнал, как оно мне досталось, это кафе.

— Ну, Олег…

— Ты же юрист, дядя Костя. А юристы могут дать этому точное определение. Рэкет. На нем кровь, дядя Костя, и даже хуже, чем кровь.

Никитин молчал долго, потом пришел официант, принес заказ, и он, чтобы скрыть растерянность, взялся за чашку, отхлебывая кофе.

— Ну, Олег, — наконец вымолвил он. — Вообще-то, ты, конечное, прав, — он мямлил, подбирая слова.

— Вот и хорошо, что ты понял меня, дядя Костя. Я знал, что ты меня поймешь. А Андрей бы не понял.

— Я-то пойму, Олег, только что теперь будешь делать ты? Что там у тебя в университете?

— Эта девушка учится там же, со мной. Сам понимаешь, мне теперь будет неудобно… Ей не захочется.

Олег опустил голову, поворачивая чашку в блюдце.

— Она… это… твоя девушка, Олег? Ты никогда про нее не рассказывал. Это Марина Золотарева?

— Ты знаешь ее?

— Я же следователь, Олег. Три года назад мы пытались уговорить ее отца подать заявление о вымогательстве. Но он был запуган.

— Запуган Андреем.

— Не только. Андрей был только исполнителем. Кстати, самому Золотареву кафе досталось тоже не совсем честно. Это тоже была одна из причин, почему он не подал заявление. Он сам виноват в том, что на него наехала братва.

— У вас обширная информация.

— Не стоит прикалываться. Прежде чем на что-то решиться, тебе следовало посоветоваться со мной.

— Я решил все сам. Не будем больше об этом. Помоги мне с работой.

— Ты должен закончить образование.

— Я уже образовался.

— Кроме МГУ есть другие институты. Хотя бы заочный юридический в Старокирпичном. У нас ребята там учатся.

— Наверное, нужно сначала работу найти.

— Я сделаю тебе справку от нас. А работу… Посмотрим. Я и сам не хочу, чтобы ты без дела болтался.

— Что, дурные гены вылезут, да?

— Чушь какая, — Никитин с облегчением откусил первый кусок от гамбургера.

— А как же, такой братец.

— Оставь Андрея в покое. Парень больше запутался, чем испорчен. Ешь давай, да домой пойдем.

Олег лениво откусил кусок. Из его кармана раздались звуки полонеза Агинского. Достав мобильный телефон, он включил его, дождался связи и прижал аппарат к уху.

— Да.

— Прости меня, Олег. Я не права. Мне жаль, что так получилось, — голос Марины был далекий и тихий.

Олег помолчал, потом тихо проговорил.

— Мне тоже.

— Я не могу принять этого.

— Тогда выкинь.

— Ты о чем?

— Обо всем. Я устал от этого. Извини.

Олег отключился. Теперь зазвонил простой трелью телефон Никитина.

— Кому это мы оба понадобились, — Никитин, дожевывая, достал свой телефон. — Слушаю. Здесь, рядом. Хорошо, — отключившись и убрав телефон, Никитин посмотрел на Олега. — Вот что, иди-ка домой один. Мне нужно вернуться на работу.

— Что-то случилось?

— У меня всегда что-то случается.

— Обо мне подумаешь?

— Я поговорю с Колесниковым. Надеюсь, он мне на откажет.

— Спасибо, дядя Костя.

— Да не за что. Только учебу не бросай.

— Не брошу. Без образования с одной рукой не проживешь.

— Правильно мыслишь. А кто звонил? Марина?

— Ничего не скроешь от органов.

— Это правда. Двинули?

— Двинули.

Домой Олег вернулся повеселевшим, на радостях отремонтировал девочкам компьютер, а Андрюшке — робота и, с удовольствием поужинав, лег спать, так и не дождавшись Никитина.

А утром им позвонили из управления и сказали, что тот попал в аварию и находится в Институте Склифосовского. Олег с Ольгой, испуганные, поехали туда. К счастью, у Никитина был только сильный ушиб грудной клетки. И через пять дней его выписали. Все это время Олег в университет не ходил, Ольге сказал, что переводится на заочное отделение.

А в первый же день, когда Никитин был дома, к нему пришел сам Золотарев. Олег слегка побледнел, увидев его в прихожей.

— Ну, здравствуй, — мужчина протянул ему руку. — Вот значит ты каков… фрукт.

Ольга, выступив вперед, хотела было вмешаться.

— Сестра, что ли? — проговорил Золотарев, обстоятельно оглядывая ее. — Здравствуйте. Вообще-то, у нас как бы мужской разговор.

— Да вы входите, — Ольга показала рукой на гостиную.

Никитин поневоле усмехнулся, глядя, как кураж сходит с незваного гостя, уступая место растерянности и смущению.

— Да ладно, госпожа Коренева, или кто вы сейчас по мужу будете. Вы не обижайтесь. Не я один сейчас такой грубый. Просто все так обернулось.

— Да вы садитесь. Я кофе принесу.

— Вот это добре. Только чего-нибудь покрепче у вас не найдётся?

— Не найдётся. Извините.

— Какие-то вы прямо не наши, не русская у вас душа. Хорошо хоть я со своим запасом, — Золотарев достал из кармана пиджака пол литровую бутылку. — Держи, хозяйка. Накрывай стол.

Ольга посмотрела на Никитина. Тот слегка кивнул и проговорил, глядя на Золотарева.

— Проходите, садитесь.

— Только вы вот что, хозяева, давайте поговорим сперва на трезвую голову, обсудим, а потом и обмоем наше общее решение.

Никитин посмотрел на Олега. Тот стоял с опущенной головой и смотрел в покрытый ковровой дорожкой, пол.

— Садитесь, — Никитин пропустил вперед гостя, обнял за плечи Олега, его уже переросшего, и с ним последовал в комнату, довёл парня до дивана, нажал на плечи, усаживая и сел рядом.

Золотарев с высоты своего роста плюхнулся в кресло, утонув в его уюте, и рывком вырвался, опершись на подлокотники.

— Ты это что, парень, посватал девочку и — в кусты? Отступного нам кинул? Нет, парень, так дело у нас не пойдет. Мы это, знаешь, что о тебе ведь подумать можем?

— А вы поконкретней не могли бы? — Никитин посмотрел на него, оценивая его напор.

— Могу. Я все могу. Вас, кстати, как величать? Типа: имя, отчество?

— Ну, типа не знаю, а звать меня Константин Григорьевич. Да мы с вами знакомы, Федор Матвеевич.

— Это откуда же?

— Я следователь прокуратуры, Никитин, помните? Три года назад…

— Вон оно что. Не признал. Живы, значит. А я слышал, вас кокнули.

— Да нет, ошибочная информация.

— Не знаю, не знаю. Не мне вам желать смерти. Следователь, значит. Значит, вы знаете. То есть, помните. То есть…

— Я все помню, Федор Матвеевич.

— Так вот. Я вот, по глупости… Ну, не враз. Выпить бы.

Ольга внесла бутылку водки, две рюмки и тарелку с резаной кружочками копченой колбасой, поставила все на журнальный столик, снова ушла и принесла в двух тарелках хлеб и соленые огурцы.

— А что с нами не выпьешь, хозяйка? — спросил Золотарев.

— Я не пью.

— Сейчас все не пьют из мелкой посуды.

Никитин пересел с дивана во второе кресло.

— Давай, паренек, — посмотрел на Олега гость. — Бери вон табуретку, — он показал на пуфик, — и присаживайся ближе.

Никитин посмотрел на юношу.

— Будешь?

— Нет. Спасибо, — Олег ответил поспешно.

— Что так? — спросил Золотарев с интересом.

— И без того дури много.

— Хм. Ну раз так, как хочешь.

Никитин поставил в ряд две рюмки и налил водки: себе только половину.

— Что, трезвенники все сплошные?

— Да. Выпьем за взаимопонимание?

— Вот это конкретно. Выпьем. И чтобы все у нас сладилось.

Никитин выпил молча, с отвращением, потом быстро взял кружочек огурца и начал торопливо жевать, чтобы перебить горечь.

— Вот и славно, — Золотарев опрокинул рюмку в рот одним махом, протер пальцами губы и неторопливо стал жевать колбасу. — Как пробирает, отрава. Прямо в жилах горит.

— Да, крепкая.

— Вот именно. И идет легко. Умеют же делать. Так значит вот что, сват, дело у меня, значит, такое. Твой-то, кто он тебе приходится?

— Братишка.

— Пусть так. Ты послушай лучше. Я вот с дуру рассказал ему, что дочку мою, значит, Маришку, изнасиловали тогда, помнишь, что ли? В 2003 году. В декабре.

— Я помню…

— Вот так. Ляпнул я, а парень-то с гнильцой оказался, и в кусты. Бросил ей подачку в виде кафешки нашей и слинял. Вот, типа, какой я герой.

Олег весь подался к ним и тут же откинулся назад.

— А дочка моя так заболела даже, как переживает. За что, за что, скажи мне, такое? — Золотарев подался к Никитину. — Скажи, чем мы провинились?

— Вы не правы, Федор Матвеевич, — заговорил наконец, слегка покраснев, Никитин. Он очень старался не поддаться хмельной резкости. — Ваша дочь чудесная девочка. И очень мужественная.

— Да какого мужества тут хватит? Привела домой жениха, а тут такое. Она же долго и с парнями встречаться не могла из-за этого случая. А тут встретила, полюбила, а я ей всю жизнь, типа, испортил. Что же мне сейчас делать, по-вашему? В петлю лезть?

Никитин посмотрел на Олега. Тот не двигался, низко склонив голову к полу.

— Значит, так вот, сынок, пока все хорошо, ты, типа, это, жених, значит. Конечно, у меня фирма своя, успешный бизнес, дочка единственная, значит — жилплощадь, и все хорошо, да? А как узнал про нашу беду, типа, и в кусты от нас, правильно? Так значит? Моя Маришенька, кровиночка моя, уже и не про вас? Да сам-то ты, сынок, тоже, типа того, с брачком, — Золотарев жевал, усердно налегая на колбасу.

— Знаете что, Федор Матвеевич, — начал Никитин поспешно. — Давайте все обсудим спокойно.

— Я вот этого и хочу… Я…

— Зачем вы пришли?

— То есть как? Так ведь… Дочка моя… это… плачет все.

— Это понятно. Какая у вас была конкретная цель?

— Да это, конкретной-то цели у меня и не было. Я так пришел, в глаза ему посмотреть. Кстати, кафешку мы и вернуть можем, не нуждаемся в подачках. Просто, обида у нас всех на него, вот что. Дочка-то у меня единственная. Как солнышко.

— Это понятно. У самого вон два солнышка таких растут, сынишка — третье, да вот он, Олег — звезда первой величины.

— Да, семья не маленькая. Особенно для Москвы.

— Ну да.

— Вы вот что, мужики, обсудите тут все без меня, покрутите, типа, со всех сторон. А потом придете к нам домой и все расскажите. Договорились?

— Хорошо.

— Он вот, Олег, значит, знает, где мы живем. И вот я вам что скажу. Не дело это, девушку так бросать, особенно из-за ее беды. Вот так.

Он поднялся, тяжело, как с грузом и пошел к выходу, уже не глядя на хозяев. Никитин, к которому вернулся его обычный цвет лица, быстро догнал его, чтобы закрыть дверь.

— Ты это, слышь, телефон мой запиши, — сказал ему Золотарев, собираясь обуваться.

Никитин взял с полки шкафа свой мобильный телефон и включил его.

— Скиньте дозвон.

Золотарев достал из кармана пиджака свой телефон и приготовился набирать.

— Говори свой.

Никитин продиктовал номер, повторил и стал ждать, когда высветится сигнал вызова.

— Все готово. Этот?

— Да, он. Значит все, утрясли? — спросил Золотарев, когда Никитин выключил и убрал телефон.

— Это не мне решать.

Золотарев посмотрел на дверь гостиной.

— Ты же, как старший, уж повлияй. Стал бы я бегать за ним, кабы другие были. А то ведь никого. Нам, конечно же не к спеху, только дальше хуже. Я вон нашел в фирме одного, вроде ничего парень: и с виду, и рост есть А у него там гражданский брак обнаружился. Твой-то в этом плане не слабый? Типа юбочник?

— Вроде нет.

— Что, не больно общаетесь?

— Он уже взрослый. Но мы ладим прекрасно.

— Понятно. Пока, что ли?

— Пока.

— Рад был познакомиться.

И он ушел. А Никитин, вернувшись, сел на диван, рядом с Олегом, который продолжал сидеть в той же позе.

— Ну, что скажешь? — спросил он, хлопая парня по колену.

В комнату вошла Ольга.

— Ушел уже?

— Ушел.

— Какое счастье. Убирать?

Никитин кивнул. Ольга взяла тарелки и бутылку, и вышла, оставив мужчин одних. В дверь, тем временем позвонили, и она пошла открывать девочкам, вернувшимся из школы.

— И что теперь делать? — Никитин заглянул Олегу в глаза. — Девочка ни в чем не виновата.

— Никто никого и не обвиняет.

— А что же тогда? В чем проблема?

— Я и сам не знаю.

— Любишь ее?

Олег опустил голову еще ниже.

— А если любишь, то женись и не рассуждай много.

Олег приподнял голову и посмотрел на него долгим взглядом.

— Или любовь прошла? А? Узнал все, и лопнула жилка?

Олег опустил голову.

— Только я тебе вот что скажу, если ты из-за насилия…

— Нет, конечно. Я просто подумал: если это Андрей, она больше на захочет меня видеть, — Олег говорил в пол, почти бубнил.

— Она хочет, как я понял. Любит тебя девушка, а любовь так просто не переступить.

Олег продолжал молчать, стараясь разобраться в себе. Он встречался с Мариной просто так, и основная причина была в том, что им было по путь добираться домой. Олег знал о своей ущербности, Марина знала о своей. Заранее можно было сказать, что у них ничего серьезного не получится. Они просто дружили, и домой-то его Марина пригласила, чтобы успокоить мать, которой уже знакомые не раз говорили, что видели ее дочь с каким-то парнем.

Но все обернулось по-другому. К дружеским чувствам Олега примешалась жалость. И еще долг. За брата.

— Я женюсь на ней, дядя Костя, — тихо проговорил он, взвешивая слова, как никогда в жизни. — Если только она согласится.

— Так ты рассказал ей про Андрея?

— Да.

— Видно, родителям она это не пересказала. Да. Видишь, как все обернулось.

— Плохо обернулось, дядя Костя.

— Да, не весело. Давай-ка заканчивать скорее все неприятное. Глядишь, жизнь и наладится.

— Хорошо бы.

— Так что не тяни. Если любишь ее, женись. Девушка она, кажется, хорошая.

— Хорошая.

— Нравится тебе?

— Больше, чем я ей.

— Что так?

— Да кому я нужен с одной рукой.

— Зря ты так думаешь, Олег. Если девушка умная, у нее другое мерило в жизни, а дура, думаю, тебе не нужна.

— Тошно мне, дядя Костя.

— Тогда откажись, — Никитин тепло, по-отцовски, обнял парня за плечи.

— Я просто возненавижу себя за это, дядя Костя. Это будет уже настоящей подлостью.

— Да нет. Жизнь, понимаешь, Олег, она твоя и только твоя. Если ты совершишь этот шаг по принуждению, хотя бы и своему собственному, ты испортишь жизнь и себе и своей девушке. Поверь, никому от этого легче не станет.

— Интересно, а ей что бы ты говорил, если бы она была твоя? А?

— Наверное то же самое. Только с ее позиции. Жизнь — это не вклад в банке. Ее на другого не переоформишь, не подаришь и не снимешь.

Олег согласно кивнул, но ответил обратное.

— Я женюсь на ней. Если она согласится.

— Тогда давай, расскажем все Ольге. Как ты думаешь?

Олег посмотрел на него, повернувшись.

— Давай. Как хорошо, что вы у меня есть.

— А ты есть у нас.

— Это и есть взаимопонимание?

— Наверное. Думаю, что — да.

Никитин позвонил Золотареву на следующий день и договорился о встрече. Федор Матвеевич обещал вернуться домой к пяти и ждать гостей. Никитин с женой и с Олегом обещал прийти к ним в половине шестого.

Золотарев позвонил тут же жене домой и велел приготовиться к встрече. Та, обрадовавшись, рассказала все дочери. Но девушка неожиданно уперлась.

— Я не хочу его видеть, — почти что кричала она.

Мать, привыкшая к ровному спокойному характеру дочери, перепугалась и позвонила отцу. Тот тут же примчался домой.

До пяти часов он исчерпал все свои доводы, убеждения и угрозы, то просил, то орал.

Однако, к половине шестого все было готово: и стол, и дочь. Все, горячее, застыло в ожидании.

А когда обе семьи сели за стол: все раздосадованные и затаившиеся, оба мужчины и хозяйка с удовольствием выпили водки, чтобы снять напряжение. Потом как-то так получилось, что новые родственники заговорили о свадьбе, а молодые, посидев немного, тихо скрылись в комнате Марины, не договариваясь: сначала она, потом он.

Плотно прикрыв за собой дверь, Олег подошел к девушке, стоявшей у окна.

— Олег, — проговорила та, разглядывая его лицо, глаза. — Если ты делаешь это… сам понимаешь… лучше не надо. Я не обижусь.

Олег уже чувствовал, что любит ее, потому что к дружбе добавилось покровительство и желание защитить.

— Мне не нужна жалость, Олег.

— Мне тоже.

— Ты хороший парень, слишком хороший. Я в этом уже убедилась.

— Я люблю тебя, Марина, и если ты согласишься стать женой калеки, я прошу тебя выйти за меня замуж.

— Я… Олег…

— Ты… не хочешь?

— Хочу.

— Несмотря на то, что у меня только одна рука?

— Да, Олег.

— И тебе безразлично, что мой брат — бандит?

— Совершенно. А где он сейчас?

— Я не знаю, Марин, — Олег сел на стул, а девушка села на свою кровать, посмотрев на него снизу-вверх. — Никто этого не знает.

— Ты любишь его?

— Он мой брат. Он — единственный мой брат.

— А они кто тебе?

— В общем-то никто. Дальние родственники, — и Олег смешался, пожалев, что ответ получился небрежный. — Других-то у меня нет, а они такие хорошие люди. Просто чудесные. Оба. А дети, значит, мои племянники.

— Папа рассказывал, что у вас большая семья.

— Так получилось. Ольга и дядя Костя, они мне вместо родителей. Такого хорошего человека, как дядя Костя, я не встречал. А у Ольги я живу с 14 лет.

— Понимаю.

Марина сейчас готова была понять все. И словно не было в ее жизни страха, насилия и боли.

А счастливый Федор Матвеевич Золотарев подарил им к обручению путевку в турне по Средиземному морю.

Ольга и Никитин решили присоединиться к ним, оставив детей на срочно вызванную из Ферганы Ольгину маму.

Андрей проснулся с тяжелой после похмелья головой. Он открыл глаза и огляделся. Лежал он на невысокой и очень широкой деревянной кровати, и рядом, свернувшись, лежала девочка. Было ей 15 лет, она была худенькая и тоненькая, с крохотными грудями и смуглым точеным телом.

Вторая жена мусульманина Ахмеда Хабиба Азади. Андрей усмехнулся. Вчера закончился его трехдневный свадебный той с племянницей Дадахона. Правда, Андрей сильно подозревал, что это не так, и девчонка вовсе ему не племянница, а «седьмая вода на киселе», но уже одно то, что его женили хоть и на дальней, но на родственнице такого человека, означало, что он далеко продвинулся в жизни. Так далеко, что мог себе позволить две жены, кучу детей и дом в дорогом районе. Детей, к счастью, у него еще не было, но все остальное…

Андрей зевнул, потянулся и сел, совершенно не зная, как теперь ему делить свое высокое внимание между двумя малолетками. И как не допустить между ними новой драки. Вчера, когда его старшая жена 17 летняя Медина набросилась на 15 летнюю Айшу, он здорово растерялся.

Эти две девчонки, по его мнению, должны учиться в школе, играть на компьютере и ходить на курсы иностранных языков, включая и русский. А то говорил Андрей со своими правоверными на дикой смеси из нескольких языков и жестов.

Конечно же эта малышка, что спала, как мертвая, у него под боком, не слишком-то ему нравилась и порой он с тоской вспоминал белокожую блондинку Ольгу, но русских проституток он мог снимать десятками, так что жалеть не о чем. А жениться правоверному пристало только на правоверной, будь та хоть рабыней. Так написано в Коране, и эту книгу Дадахон любит читать Андрею вслух.

Андрей зевнул, встал и вышел из комнаты. Иметь две жены иногда бывает даже полезно. Пока одна дрыхнет с мужем, вторая готовит завтрак.

Молодая женщина, совсем девочка, маленькая и худенькая, напевала на пушту, жаря в казане маленькие шарики дрожжевого теста. По сути, она была просто глазастая персиянка из пушнитов. Андрей познакомился с ее братом в Газе, когда привез им оружие, тяжело раненого, привез его домой, остался у него до самой его смерти и не мог уже не жениться на его сестре.

Она даже ему нравилась, но совершенно не понимала по-арабски, а Андрей никогда не считал себя полиглотом. Арабский и английский, вот и все, чем он мог похвастаться за два года странствий, да и то с большой натяжкой. Язык пушту он осваивал с трудом, понимал его уже сносно, но говорил плохо, едва мог подобрать слова. В этих местах пользовались только разновидностями иранского языка, вобравшего в себя элементы арабского и индийского. Люди здесь жили одной расы, говорили на похожих языках, молились одному богу, но при встрече готовы были перерезать друг другу горло.

Медина, мешая шумовкой в казане, доставала оттуда жаренные раздутые подушечки, кидала на ляган и бросала в казан новые комочки сладкого теста.

Андрей обхватил ее сзади за плечи, свободной рукой тянясь к лягану. Обжегшись, он сунул испачканные в масле пальцы в рот, сжал смеющуюся Медину крепче и потащил в рот ее сахарные губы, что были значительно холоднее.

— Осторожно, мой муж, — сквозь детский смех проговорила она. — Идите к молодой жене.

Она легонько оттолкнула его, придерживая, однако, второй рукой.

— Когда ты состаришься, — проговорил, оторвавшись, Андрей, оглядел кухню, взял закупоренную банку «колы», вскрыл ее и стал пить прямо из отверстия, обливаясь и захлебываясь пеной. И у него вдруг кольнуло сердце от воспоминания о брате. Он, словно глазами, увидел, как тот, еще мальчишкой, пьет вечную «колу», так же, из банки и захлебывается.

От неожиданности он поперхнулся, сильно закашлялся и, облившись, оторвался от банки.

— Аллах милостивый, милосердный, — Медина стала стучать мужа по спине, и тот с готовностью повернулся, задохнувшись до слез. — Кто-то вас плохо вспоминает, муж мой.

— Многие, — Андрей отдышался, вытер ладонью слезы и поставил банку на стол. — Что, Дадахон еще спит?

— На его половине тихо, — Медина снова повернулась к плите, торопливо мешая надувшиеся шарики.

— Пойду, посмотрю.

Андрей вышел.

Его покровитель, и теперь — родственник, напившись вчера, остался у него ночевать и, видимо, уже проснулся, потому что за закрытой дверью Андрей услышал какое-то движение. Дом у него был не бедный, даже в коридорах, на деревянном полу были постелены ковровые дорожки, и он, волоча ноги в шлепанцах, споткнулся, запутавшись в их крае. Стены и потолок в его доме украшала лепка с национальным орнаментом, вид которой уже надоел ему до чертиков. В который раз матюгнувшись на нее, он наконец постучал в дорогую резную дверь, скорее предупреждая, чем спрашивая разрешения войти. Там внутри что-то ответили, и Андрей распахнул дверь, как всегда, небрежный в движениях.

— Доброе утро, отец, — сказал он, глядя, как мужчина на койке зевает и чешется.

— Утро доброе, сынок, — привставая и обнимаясь с Андреем, ответил Дадахон. Снова сем на койку, он вздохнул. — Мы пропустили утреннюю молитву.

Дадахон говорил с Андреем по-арабски, гордясь тем, что жил какое-то время в Палестине и воевал с израильтянами.

— После вчерашнего-то…

— Да, богу было угодно, чтобы мы веселились.

— Да уж. До сих пор голова гудит.

— Присядь, сынок.

Андрей сел в кресло напротив и в который раз подумал, до чего же этот человек похож на обыкновенного тюремного пахана.

— Аллах отнял у меня трех сыновей, чтобы дать мне четвертого — тебя, — проговорил тот, садясь на койке. — И я люблю тебя полным сердцем. Ты стал частью моей печени.

Он был очень смуглый, с монголоидными, припухшими веками, скрывающими тусклые покрасневшие глаза, толстый, лысеющий и седеющий. Усы и борода его приобрели сивый цвет.

Андрей сам не брился, когда жил дома и старался во всем подражать местным.

— И мне жаль говорить тебе неприятное.

— Что еще?

Дадахон улыбнулся на его реплику.

— Ты должен поехать в Порт-Саид. Прямо сегодня. Самолет в 12 часов дня. Там купишь у Ирландца партию по договору и отвезешь в Газу. Шейх платит вдвое. Я понимаю, сынок, у тебя произошло такое событие.

— Я поеду, Дадахон.

— Вот за это я и люблю тебя, сынок. Только будь осторожнее. Евреи прочесывают внешние воды.

— Выкручусь.

— Сохрани тебя бог.

Андрей кивнул и улыбнулся.

— Пошел бриться?

— Да, конечно. Ты должен выглядеть европейцем.

— Господин Рутсон? Государство Силенд? Проходите. Все хорошо. Все в порядке.

— Никитины? Муж и жена? Вот ваша каюта, — стюард, отлично говоривший по-русски, показал на белую дверь и стал отпирать внутренний замок. — А вот ключ, — рука в белой перчатке протянула небольшой блестящий ключ с пластиковой биркой. — Через полчаса ужин. Закажите в каюту или подниметесь в ресторан?

— А, Ольга? — Никитин посмотрел на жену.

— Может в ресторан?

— Ребята?

Олег с Мариной, стоявшие за ними, переглянулись.

— Ну… — Марина не сводила глаз с Олега, а тот смотрел на нее, поддерживая за талию. — Я не знаю. — Все теперь смотрели только на нее. — Можно и в ресторан.

— Значит — в ресторан, — Никитин посмотрел на стюарда.

— Хорошо. Столик на четверых, я полагаю? Распорядок вы найдете в каюте.

Никитины: Константин Григорьевич и Ольга, вошли в свою каюту. А стюард повел Олега и Марину к следующей двери.

Ольга же стала посреди каюты, оглядываясь. Она не привыкла к такой жизни, и все здесь подавляло ее: и белизна, и пластик. Она страшно волновалась о детях, звонила домой из аэропорта, из города, перед посадкой на судно. И только теперь она немного успокоилась и пришла в себя.

В ресторан они поднялись, только немного отдохнув и переодевшись. Многие столики были уже заняты, и они вчетвером прошли почти через весь зал, ища свое место.

На них не обращали внимания. Каждый был занят своей компанией и своим разговором. Мужчины здесь сидели разного возраста, телосложения и объединяло их только одно — они умели делать деньги. Но женщины их сопровождали чем-то похожие: молодые, длинноногие, с внешностью манекенщиц. Жены и любовницы; бывшие модели и артиски — они все были красивы, ухожены и умели держать себя, чтобы выглядеть сексапильно.

Ольга почувствовала себя на их фоне старухой, а Марина — серой мышью.

Но среди женщин в зале была одна: толстая, сорока лет, но старающаяся выглядеть молодой и желанной, особа, и при ней был юноша, мальчик, нарциссического вида, похожий на сына, но являющийся мужем. Была и еще одна странная пара. Марина поневоле задержала на них взгляд, видя геев чуть не первый раз в жизни, а Ольга даже не заметила их.

Играла музыка. Певица пела что-то латинское и страстное, лицо ее блестело, к гриму примешалась испарина.

Есть не хотелось, и все четверо ограничились легкими салатами. Поэтому, когда джаз-бэнд на эстраде заиграл легкое и танцевальное, все четверо встали из-за стола: Никитины легко и быстро, Олег после некоторого раздумья, и Марина — не сводя с него глаз.

Танцевать с одной рукой было трудно, и Олег делал это с нарочитой ленью, слегка согнув протез в локте. Марина легко подделывалась под него, тоненькая и гибкая, а Никитины просто обнялись и покачивались в такт.

Танцевальная площадка стала наполняться парами. Темп музыки усилился. Толстяки затряслись под музыку, и щеки их дрожали от быстрых движений, окрашенные мигающим светом в разные цвета; молодые и гибкие двигались хорошо и ритмично.

Никитин сдался первый, слегка задохнувшись. Ольга тоже с непривычки запыхалась и, возвращаясь к столику, тяжело дышала.

— А Олег и Марина молодцы, — проговорила Ольга, садясь лицом к площадке и расправляя платье.

— Хорошая пара. Они стоят друг друга, — Никитин оставил ее стул и прошел к своему.

— Олежка заслужил счастье.

— Конечно. Вполне. Марина славная девочка.

Никитин повернулся на стуле, глядя на них.

Все гости туристического лайнера «Есфирь» были русские, судно зафрахтовала российская туристическая компания, и странно, а, впрочем, уже привычно было слышать русскую речь здесь на средиземноморье. Все эти новые русские вели себя по-хозяйски, всячески показывая израильтянам, обслуживающим их: кто есть кто. Но многие из гостей лайнера были евреями по национальности, а многие из обслуги — русскими по рождению.

Поев, Никитины решили спуститься в каюты, и Олег с Мариной присоединились к ним. В каюте Константин Григорьевич развалился на своей постели, Ольга и Олег с Мариной расселись где придется.

— Ну, как первое впечатление? — Никитин обвел всех взглядом.

— Ничего.

— Пойдет.

— Мне нравится, — последней отозвалась Ольга.

— Ничего, поживем недельку, как белые люди, — усмехнулся Олег, ставший в этот миг очень похожим на своего старшего брата, каким Андрей был до пластической операции.

Катер «Сипай» отплыл от океанского грузового «Эль-Гиза» имея полный трюм огнестрельного оружия и взрывчатого вещества. Его капитан из понтийских греков Георгий Афанасиади, эмигрант из России во втором поколении, покачал головой, глядя в бинокль на морские просторы. Был он рослый, с большим тяжелым носом, нависавшим над бритой до синевы верхней губой. Смуглый и просмоленный, он был достойным потомком листригонов, бороздивших моря тысячи лет назад.

— Словно на бочке с порохом. Мы с тобой еще хуже камикадзе, дружище. Появись сейчас евреи — и мы в воздухе. Так и полетим к богу вместе с релингом.

— Что? — Андрей вскинулся на него, не понимая.

Капитан красноречиво стукнул рукой по деревянному заграждению, на которое опирался.

— А. Прикуси язык, братан, не каркай, — Андрей был всегда суеверен. — Доедем.

— В конце концов, риск — это наш хлеб.

— В точку.

— Израильтяне!

Андрей, бывший, как натянутая струна, вздрогнул.

— Лево руля, — закричал грек. — Если мы попадемся — мы трупы! Живее, ребята, живее, не облажайтесь.

Андрей бросился к своим сопровождающим: крепким, отважным и фанатичным, привыкшим к морю и опасности. Все они схватились за оружие: автоматы и гранатометы.

— Их много, черт! Со всех сторон идут.

— Маневрируй, маневрируй.

Раздались первые взрывы. Постепенно они участились, приближаясь к катеру.

— Обложили! Акулы!

— Давай, давай, — Андрей встал рядом с капитаном, держа наготове автомат.

Два катера израильской таможни подходили с двух сторон и военное судно поддерживало их огнем.

«Сипай» вильнул в одну сторону, в другую, уходя из-под обстрела, и снаряд, пущенный военными, врезался в обшивку таможенного катера.

Дружный вопль раздался на «Сипае». Матросы и люди Андрея обнимались, палили и яростно хохотали в лицо противнику.

— Скорее, — только Андрей и грек сохраняли хладнокровие. — Что там? Таможня?

Капитан навел бинокль.

— Гражданское. Скорее туристы. Сейчас их сезон.

— Гони к ним. Прикроемся. Катер поднимется на борт?

— Да, можно. А можно и просто зацепиться.

— Тогда вперед.

— Рисковая ты голова. Видно и вправду ты русский, как про тебя говорят. Русская рулетка, да? Пан или пропал?

— Пан, Жорж, пан, я по-другому не играю.

— Но ведь заложники, Ахмед, это всегда плохо кончается.

— Не всегда, Жорж, не всегда. Я по жизни победитель.

Никитин сел на койку, тянясь к тарелке с фруктами. Ольга посмотрела на него и осталась лежать, закинув за голову руки.

— Хочешь? — Константин Григорьевич показал ей апельсин.

— Нет. Я просто подумала…

— Что?

— Хорошо, что ты не «новый русский».

— Почему? Потому что я честный, что ли?

— Нет. Тогда бы я была для тебя стара.

— Брось. Зачем мне эти тощие девчонки?

Ольгу немного обидело, что он не ответил, что она молодая, красивая и так далее. Она резко села.

— Ну, честности у тебя не больше, чем у любого другого милиционера. Насмотрелась я на них, пока не получила гражданство. Встречают Андрея, отводят в сторону и говорят: жить в Москве хочешь, гони деньги. 300–500 рублей сразу в карман.

— Не давал бы.

— Тогда депорт. У нас же не всегда прописка была.

— Вот интересно: парень в розыске, а его за 300 рэ отпускали.

— Так в свой же карман. И что стало бы со мной и с Олегом, если бы его посадили?

— Да ладно тебе. Давай уже не вспоминать неприятное.

— Как раз сейчас это в голову и лезет. Здесь все такие сытые, обожравшиеся. А мы с Андреем голодали, бывало. Мы с Олегом еще ели, а он — не всегда.

— Что-то часто мы стали вспоминать парня.

— Не знаю. Наверное, все-таки, он часть нашей жизни.

— Знаешь же, Оль, я ему многим обязан. Давай, просто не будем об этом говорить.

— Хорошо. Я напрасно завелась.

— Вот именно. Мы же за всю нашу семейную жизнь еще ни разу не поругались.

— Правда. Не сейчас же начинать.

— Тише.

— Что случилось?

— Мы стоим.

— Кажется…

— Точно, стоим.

В дверь постучали.

— Я открою, — Константин Григорьевич встал и быстро обув шлепанцы, прошел к двери.

Едва он щелкнул замком, как на дверь навалились, оттесняя его вглубь каюты.

Несколько мужчин: смуглых до черноты, с заросшими лицами и, с белками темных глаз, отдающими желтизной, ворвались в каюту, наставили автоматы.

— Ком, ком, бек.

Никитин попятился, Ольга, сразу побледнев, вскочила. Мужчины схватили их с грубой силой и вытолкали в коридор, повторяя, как заклинание:

— Ком, ком.

Никитин потерял сначала один тапочек, потом другой, а Ольга с самого начала оставалась босой, были они оба одеты легко и по-домашнему. В коридоре уже были люди, испуганные и трясущиеся. Обросшие, смуглые, вооруженные автоматами мужчины толкали их, швыряли, направляя к сходням, ведущим на верхнюю палубу. Она уже была полна пассажирами, и все новые и новые поднимались наверх, падали, сбиваемые с ног, вставали и замирали, перепуганные насмерть. Их поставили близко к борту, построили, как смогли, ударив с ходу несколько человек из тех, кто обычно оказывает меньше сопротивления, ударили зло, ногами, в самое больное место.

— Хаш!

И для убедительности дали сразу несколько очередей в воздух. Кто-то в толпе ахнул, сомлел и упал бы, только падать было некуда. После этого мужчины окружили толпу, скаля желтые зубы. Одеты все они были в футболки, джинсы, спортивные костюмы и просто пиджаки с рубашками. Только двое из напавших держались отдельно от всех, стоя рядом с капитаном судна. В руке одного из них были наушники с микрофоном, а колонки были подвинуты к самому борту. Одеты и эти двое были в футболки и легкие джинсовые брюки по случаю жары и один из них был грек — капитан, а второй — Андрей. Он, не торопясь, надел на голову наушники, кивнул и грек подкрутил что-то в колонках. Тогда Андрей кашлянул, проверяя, поправил микрофон.

— Эй, там, на катерах! — закричал он на английском, подойдя к борту, и двое его боевиков застыли рядом с ним с автоматами. — Слушай меня. Или вы уходите, или мы начинаем отстрел заложников. Разговаривать мы будем с вашим правительством.

На таможенных катерах хранили молчание. Военный корабль застыл с наведенными пушками.

— Даю вам пять минут, — закричал Андрей. — 5 минут. Слышите? И мы убиваем четыре заложника.

Невольно он сам после этой фразы обвел взглядом толпу людей, близких к обмороку.

— Не реагируют.

— Среагируют, Бен-Рашид, как миленькие. Отбери четырех — два на два.

Очень крупный мужчина в черной, наглухо застегнутой джинсовой рубашке и таких же брюках, с иссиня-черными усами и короткой бородой, глянул на своего начальника, согласно кивнул так, что ему на глаза упала черная прядь волос, быстро пошел к толпе, бросая на ходу несколько слов своим. И те, как послушные пастушеские собаки, стали отгонять людей от борта.

— Ком, ком. Бек.

Люди зашевелились, передвигаясь. Никитин, придерживая Ольгу за плечи, старался оставаться в середине толпы. И он все время высматривал Олега и Марину, сильно за них переживая. Наконец ему показалось, что он увидел их, мелькнула темная, коротко стриженная голова парня, а рядом прямые, более светлые волосы девушки.

— Стой здесь.

— Что? — Ольга, перепуганная насмерть, не отпускала рукава мужа. — Не ходи.

— Там Олег.

И Никитин оставив наконец жену, стал пробираться в ту сторону, проталкиваясь сквозь толпу вопреки общему движению. Он увидел юношу: испуганного, растерянного, нервно озирающегося и закрывающего собой Марину, и стал двигаться уже направленно.

Люди молчали, слышно было только тяжелое дыхание, невольные всхлипы и громкие выкрики экстремистов. То, что их взяли в заложники, Никитин понял с первой минуты. Он слышал слова Андрея, но не узнал его голос, и не видел его самого из-за людских голов. Олег с Мариной держались с краю, и один из экстремистов направился к юноше. Тот, встретившись с ним взглядом и поняв все, толкнул Марину в толпу, шагая вперед, чтобы прикрыть ее, и тут между ним и черноволосым мужчиной встал Никитин. Хоть он и был высокий и плотный, в спортивном трико и рубашке навыпуск, опасным не казался. Экстремист, более низкорослый, схватил его за руку, рванул на себя. Никитин хотел было провести бросок через бедро, но мужчина был настороже и, отступив назад, нанес боковой удар коленом в живот. Никитин охнул и согнулся. Олег рванулся к нему, и его схватили сразу двое.

Андрей тоже нервничал, глядя на часы и на застывшие суда.

— Пять минут истекло, — закричал он в микрофон. — Четыре жизни будут змеями на вашей совести в судный день. Видит бог, мы не хотим убивать.

Он посмотрел туда, где застыла толпа. В нескольких шагах от них, у самого борта беззащитно замерли четыре фигуры — две женские: одна в домашнем золотистом халате, другая в вечернем платье; и две мужские: Олега и Константина Григорьевича. Их Андрей узнал сразу.

— Дьявол! — Андрей почему-то не удивился, рванул с головы наушники и бросился к ним. — Стой! — хрипло закричал он. — Бен-Рашид, стой!

Мужчина в черном что-то крикнул, его помощник отступил, и Андрей, задохнувшись от страха, подскочил к ним.

— Отбери других мужчин, Бен-Рашид, — сказал он, переводя дыхание и становясь между братом и экстремистом.

— Почему?

— Не спрашивай. Я так хочу. Эти двое — мои!

— Почему?

— Я так хочу. Ты слышишь?

— Не понимаю.

— А тебе и не надо понимать. Жорж, возьми микрофон, продолжай переговоры. Эти бараны не знают английский.

— Ахмед?

— Ахмед-ага?

— Все, Бен-Рашид. Будет по-моему.

И Андрей бесцеремонно повернулся к нему спиной, кидая микрофон подходившему греку. Только тогда он повернулся к брату. Олег узнал его, отступил, шагнул вперед и застыл.

— Молчи, братишка, — перешел на русский Андрей. — Вы здесь вдвоем?

— Вчетвером, — за Олега ответил Никитин, все еще слегка согнувшийся от боли. — Здесь Ольга и невеста Олега.

— Ого! Кто, покажите?

Никитин осмотрелся.

— Отсюда не видно.

— Ладно, — Андрей взял его за локоть и подтолкнул, оглядываясь на Олега.

Тот не двигался, и Андрей обнял было его за плечи, подталкивая перед собой. Юноша вырвался, отступил.

— Давай, давай, братишка, двигай, — Андрей озирался. — Стой вот тут.

И он подошел к толпе, ища глазами Ольгу. Никитин, понимая, что сейчас твориться в душе у Олега, сам обнял его за плечи.

— Молчи, сынок, — шептал он ему в ухо. — Только молчи.

Андрей, тем временем нашел взглядом Ольгу и пошел прямо на толпу, помогая себе автоматом. Люди шарахались от него, а Бен-Рашид и его боевики застыли, следя за ними страшными дикими пожелтевшими глазами.

— Ольга, — в середине толпы позвал Андрей. — Ольга.

И та, не отпуская руки Марины, рванулась к нему. Отбрасывая автомат за спину, Андрей схватил Ольгу за руку.

— Где телка Олежки? Эта? — Андрей и сам был страшный, дикий, дышал, приоткрыв рот. Глаза его, чужие, безостановочно бегали. — Не отставайте, если хотите жить.

Он повернулся назад, таща их за собой, вырвал из толпы и толкнул к Никитину и Олегу.

— Чего хочет мой друг? — Бен-Рашид подходил к ним, держа автомат на груди. — Зачем тебе нужны эти женщины? Тебе мало двух жен?

— Заткнись. Они мои. Все четверо. И делай свое дело.

— Мой дело? Правда. Мое дело — застрелить четырех заложников. Я застрелю этих.

Андрей бешено рванул автомат к груди, но тут же опомнился.

— Ты человек шейха, Ахмед-ага. Ты неприкосновенен, — почти кричал Бен-Рашид. — Но мое терпение не безгранично. Бог свидетель, я и так слишком терпелив.

За спиной Бен-Рашида была сила, а у Андрея был только сам Бен-Рашид. И тогда Андрей сказал:

— Ты не терпелив, дружище. Ты проиграл мне в карты одно желание. Я желаю этих людей.

Бен-Рашид громко расхохотался, освобождая грудь от тяжести автомата.

— Бери их, ага, и делай, что хочешь. Только потом мне расскажешь? Договорились?

— Подписано.

Андрей хлопнул по протянутой шоколадной руке и повернулся к четверым заложникам, подталкивая их к каютам. Никитин по-прежнему обнимал Олега и шептал:

— Молчи, парень. Молчи.

Олег, весь напряженный, двигался так, словно вся сила тяжести навалилась на него одного. Ольга с Мариной, обе босые, в шортах и футболках, шли впереди них, часто оглядываясь, пока наконец, перед сходнями, Марина не обхватила Олега за его единственную руку. Дальше, спускаясь, они пошли так: Марина с Олегом, Ольга с Никитиным. Андрей шел последним, обернулся перед сходнями, поймал растерянный взгляд грека, показал ему: о'кей и одним прыжком слетел вниз.

— Сюда, ребята, — он схватил Никитина за локоть перед первой же каютой, отпер ее ключом и втолкнул его во внутрь.

Никитин потянул за собой Ольгу, а Андрей, отпустив его, схватил Олега за предплечье протеза.

— Давай, давай, быстрее.

— Что вы хотите? — не выдержала Марина, прижимаясь к Олегу. — Что вы с нами сделаете?

— Съем с кетчупом. Да зайдите же вы!

— Мы не войдем…

— Марина! — выкрикнул Никитин с порога. — Зайдите!

— Марина, познакомься, это мой старший брат, — ледяным голосом проговорил Олег. — Ты узнаешь его?

Марина отшатнулась за спину Олега и стала медленно краснеть.

— Так, — Андрей перевел дыхание, отпуская брата. — Значит, может выпить еще за знакомство? Светская штучка, да? Вы что, еще не въехали в ситуацию?

— Ладно, ладно, Андрей, зайди сам, — Никитин сжал его плечи, с усилием подталкивая к порогу. — Зайди.

Приглушенная автоматная очередь заставила его замолчать. Андрей беспокойно посмотрел наверх, а остальные побледнели. И в тишине слышен был женский крик и вопли.

— Это просто расшлёпали заложников, — перевел дыхание Андрей. — Заходите.

— Ты — убийца, — немеющими губами проговорил Олег. — Ты не только насильник, ты еще и убийца.

И Андрей ударил раньше, чем успел подумать. Ударил не сильно, кулаком, попал в глаз, и Олег, переступив, согнулся от боли.

Женщины дружно ахнули. Марина подхватила своего друга за плечи, а Ольга схватила за локоть Андрея.

— Вы что, сдурели? — Никитин встал между ними, но Андрей, став, как стальная пружина, оттолкнул его, обхватывая брата за плечи и помогая выпрямиться.

— Олежка! Больно?

— Уйди, — сквозь зубы проговорил Олег.

— Прости, братишка.

Андрей с усилием прижал к себе неподатливые плечи, заглядывая в лицо, в распухший глаз.

— Господи, братишка, да я точно спятил, — он ладонью, осторожно, дотронулся до вздувающейся опухоли.

Олег откидывал голову назад, чтобы уйти от его прикосновения, и тогда Андрей сжал его голову руками и прижался лбом к его лбу.

— Братишка, родной, как я о тебе скучал.

— Ага! — позвали Андрея сверху.

Андрей отпустил Олега, поворачиваясь, и тот отступил от усилия вырваться.

— Ага! Они уходят! Они уходят, ага!

— Убирайся! — Андрей повернулся резко, вскинул из-за спины автомат и дал очередь вверх, сам содрогаясь от яростной тряски оружия.

Стреляные гильзы с дробным звоном посыпались на покрытие палубы, а черная голова скрылась, как испарилась. И чем дольше работал автомат, тем больше успокаивался Андрей. Очередь замедлялась, дуло опускалось и, наконец, Андрей убрал палец со спускового крючка, щелкая предохранителем. Он как-то ссутулился, опустил голову, посмотрел на раскатившиеся гильзы и устало пошел к лестнице. Тяжело сев на нижнюю ступеньку, он уперся локтями в горячее еще, железное тело автомата и обхватил голову обеими руками. Ольга подошла к нему, наклоняясь и поглаживая его поникшее плечо.

— Ну, почему, скажите, почему я должен постоянно сталкиваться с вами? Проклят я, что ли?

И пальцы Андрея утонули в его темных волосах. Он сидел, раскачиваясь, пока совсем не успокоился. Тогда убрал руки, ссутулился еще больше и, перегнувшись через автомат, сплюнул между ног. Потом он поднял голову и посмотрел на брата. Никитин стоял, обнимая Олега и Марину, Марина заботливо трогала платком багровую опухоль под глазом парня.

— Монетку приложи, — сказал Андрей, вздохнул и поднялся. — Что у нас теперь по плану?

— Что за каюта? — спросил Никитин, кивая на открытую дверь.

— Я пока здесь обосновался.

— Давайте зайдем, да спокойно все обсудим. Идемте, ребята.

И Никитин, не убирая рук с плеч Олега и Марины, повлек их в каюту. И те пошли, не оглядываясь на оставшихся. Андрей криво усмехнулся, качнул головой и, пропуская вперед Ольгу, последовал за ними.

Переступив последним порог, он запер дверь, оставив ключ в двери, осмотрелся и сел на черный железный ящик, так не вписывающийся в окружающий светлый пластик.

— Что происходит, Андрей? — спросил Никитин, садясь в легкое кресло. — Эти люди — экстремисты? Что они хотят?

— На нас насели пограничники, — неохотно ответил Андрей.

— Что они сделают с нами?

— Убьют, если евреи не выпустят. Только вас это не касается. Вы будете со мной, ребята, честно. А эти бойцы хреновы, они все у меня здесь, — он с силой сжал кулак, худой и жилистый. — Все они подо мной.

— Тебе обязательно нужно кого-то прогнуть? Это что, для самоутверждения, да? — неожиданно закричал Олег, вскакивая.

— Олег! — выкрикнула Ольга, а Константин Григорьевич встал перед ним, отгораживая от Андрея.

— Ну насел, адвокат хренов, — пробормотал себе под нос Андрей, тоже поднимаясь. — Вы, ребята, сидите тихо, вот и все. Когда все закончится, я сам переправлю вас в Россию.

— А остальные? — спросил, все еще зло, Олег.

— Кто еще? Есть еще кто-то, что ли?

— Есть.

— Кто?

— Все. 500 человек. И команда. И капитан.

— Ты что, братишка? Крышу снесло?

— Это у тебя крышу снесло. И не зови меня больше братом. Я тебе никто. Стреляй, давай, меня первого.

— Олег! — закричали Ольга и Никитин в один голос.

— Нет, подождите, пусть выскажется, — Андрей шагнул к ним, но Ольга устремилась к нему, становясь на пути и обхватывая за грудь и спину. — Ну, брат, что у тебя на душе?

— Ты бандит, бандит, отморозок! Давай, стреляй, тебе убить человека, как муху, как сотню мух на липучку.

— Ты что, брат?

— Да убей же меня!

Андрей замигал как-то жалобно и растерянно, все мышцы его расслабились, он покачал головой, слабо отстраняя Ольгу.

— Олег, братишка, разве у меня поднимется на тебя рука. А это, — он посмотрел на багровеющий синяк под глазом и через Ольгу, через Никитина протянул к нему правую руку. Олег тоже правой рукой грубо отбил ее.

— Зачем ты стал таким, брат? — проговорил он, но уже без сердца. — Зачем? Чего тебе не хватало? Денег? Да я сам лучше бы работал: дворником, грузчиком, все равно, только бы ты жил с нами, только бы мы были вместе. Зачем ты все испортил!

— Олежка! — Андрей, больше не сдерживаемый, подошел к брату, и Никитин отступил, все еще держась наготове.

— Андрей!

И тот обнял брата, горячо, крепко. Олег обхватил его единственной рукой, а протез свешивался, прижимаемый рукой Андрея к его боку.

— Олежка, братишка, прости. Я тебе только жизнь порчу, братишка.

— Я так хочу, чтобы ты вернулся, Андрей.

Тут в протезе что-то произошло, или Олег не так пошевелился, и тот согнулся в локте, прямо на талии Андрея.

Слегка отстранившись, старший брат посмотрел на протез, покачал головой.

— Извини, — Олег выпрямил протез.

Андрей только потер ладонью лоб, глаза, скулы и все лицо. Он посмотрел на железный ящик, неуверенно шагнул к нему, повернулся к Никитину. Тот смотрел ему в лицо твёрдым взглядом. Тогда Андрей, словно найдя в его взгляде подтверждение, наклонился над ящиком, присел на корточки и, достав из кармана джинсовых брюк ключи, вставил в крохотную щелку. Отперев замок, он поднял крышку.

— Налетай, ребята.

В ящике лежали автоматы, пистолеты, патроны.

— Вот это арсенал! — Никитин склонился над оружием.

Андрей выбрал 20 зарядный автоматический пистолет Российского производства и протянул брату.

— Возьми. Отдача слабая. Пристрелен. Я сам таким уже второй год пользуюсь.

Олег взял оружие, покрутил в руке.

— Смотри. Вот обойма. Вставляй так.

— Да я знаю. Меня дядя Костя учил. Это «Стечкин». АПС. Как он сюда попал?

— Я положил. Это все мое.

— Да нет. Российское оружие и сюда.

— Да здесь все российское. Немецкое, правда, тоже есть, ПП Heckler-Koch и пистолеты Sig Sauer. Ольга, вот возьми. Сумеешь?

Андрей протянул женщине легкий 12 зарядный пистолет. Та взяла оружие, слегка вздрогнув при этом. А Никитин присел над ящиком, перебирая.

— Вот это батарея! — он, переложив два автомата, стал вытаскивать огромный, похожий на трубу радиатора гранатомет. Заряды к нему лежали на самом дне.

— Этим лучше не пользоваться, — проговорил Андрей, тоже наклоняясь над ящиком и беря запасную обойму. — У меня за спиной 3 тонны взрывчатки, не считая таких вот игрушек.

Все в каюте невольно посмотрели на него.

— Катер «Сипай» на привязи за бортом. Страшная сила, если бабахнет.

Никитин покачал головой и положил гранатомет на дно.

— Может все-таки по-тихому, а, ребята? — спросил Андрей, глядя на брата. — Израильтяне ужа сломались, мы отчалим, пробьёмся в Газу, а там я отправлю вас в Москву. Да все будет тик-так, ребята. Заложников больше не убьют.

Олег уже смотрел на него нерешительно.

— А сколько их всего? — спросил Никитин.

— У Бен-Рашида 20, да 10 — грека. Всего 30 с лишком, если считать вожаков. Ситуация уже под контролем. Сидите просто здесь и все. Закройтесь на ключ. Я постучусь. Три раза. Вот так. Утрясли?

— Ты надолго? — спросил Никитин.

— Нет. Только пробью ситуацию.

— Быстрее возвращайся, — сказал Олег.

— Обязательно.

— Подожди. Возвращайся с нами, пожалуйста. Не в Россию, я понимаю, но где-нибудь, есть же и для тебя спокойная пристань.

— Наверное есть, если поискать. Только пока такое не пройдет.

— Ты еще не расплатился с долгом? — спросил его и Константин Григорьевич, не потому, что его это интересовало, а чтобы восстановить то взаимопонимание, которое возникло у него с Андреем в прошлый раз.

— У меня было две хорошие ходки, а долг не стал меньше ни на цент. Шейх просто так не отпустит меня.

— А то что ты потерял в том вертолете, на тебя повесили?

— То, что ли? В Афгане? Нет конечно. Шейх тоже с понятием. Не давит.

— Что же ты будешь делать?

— Жить. Какая разница, кому продавать оружие. Мне тут тоже не плохо остается, в смысле денег.

— Можно мне… — начала Марина и смешалась, когда он хотел уже уходить.

Андрей повернулся к ней.

— Смелее, сестренка.

— Я тоже хочу пистолет. Можно?

— Выбирай, — Андрей сделал широкий жест и, торопясь, вышел в коридор.

На верхней палубе было тихо. Заложники сидели на полу, стараясь занимать как можно меньше места и быть незаметнее. Боевики, черные и не только по одежде, ходили вокруг, стояли у борта и разговаривали, иногда громко смеялись, и от этого смеха пассажиры вздрагивали, как от стрельбы. Андрей подошел к греку и Бен-Рашиду, стоявшим еще с двумя боевиками и разговаривающими между собой о чем-то интересном. Взглянув в сторону трапа и заметив там поднимающегося Андрея, Бен-Рашид так быстро отвел глаза, что Андрей понял — говорят о нем. Быстро поднявшись, Андрей пошел прямо к ним, зная, что если замешкается, это сочтут за трусость.

— Хорошо провел время, ага? — спросил боевик Абу. — Надеюсь, вам было очень весело.

И он коротко засмеялся, словно в единодушии. Андрей посмотрел на него со злостью, тут же вскинув автомат.

— Больше мне так никогда не говори. Понятно! — сказал он раздельно.

Парень лязгнул зубами, отшатываясь от дула и отступил.

— Что жиды? — Андрей повернулся к греку, слегка опуская автомат.

— Отвалили. Мы с Беном запросили с них 4 лимона евро.

— Зачем? Только время оттягиваете.

— А мы не спешим, Ахмед. Ты вообще весело время проводишь. Что там у тебя было? Очередь или коллективный секс, как у ессеев.

— Что?

— Остынь. Абу видел, как ты целовался с мальчишкой.

Андрей позеленел от ярости. Вскинув автомат, он едва не нажал на спуск, но Бен-Рашид обхватил его поперек груди и двое его боевиков — тоже.

— Ладно, ладно, Ахмед, — попятился и покраснел грек. — Что ты взрываешься сегодня по каждому поводу.

— Все! — неожиданно закричал Бен-Рашид. — Довольно. Оба. Нам сейчас нельзя так себя вести.

— Правильно, — грек обрадовался поводу отступить. — Нас ждут деньги и Газа. А там мы повеселимся так, как того пожелает наша натура.

Андрей повел плечами, и боевики отпустили его, отступая.

— Хорошо, Жорж. Мы с тобой много прошли вместе дорог и наделали в мире дел. Но больше я от тебя чтобы такого не слышал.

— Не услышишь, Ахмед, обещаю.

Андрей отошел, и Бен-Рашид отошел за ним.

— Команда в трюме? — спросил Андрей.

— Да, в самом начале туда затолкали.

— Мы пойдем на корабле в порт, там бросим якорь на внешнем рейде и перейдем назад на «Сипай». Его заправили?

— Нет.

— Перекачаем топливо позже, уже на ходу.

— А евро?

— Насрать.

— Нет, Ахмед-ага. Для меня такие деньги — не мало.

— Для меня тоже. Только нельзя же захватить все.

— Можно, ага. И мы это сделаем.

— Оружием мы угодим Аллаху, Бен-Рашид.

— Оружием и деньгами, отнятыми у неверных, мы угодим Аллаху дважды. Деньги в руках у правоверных лучше, чем в руках у неверных.

— А жизнь правоверных? А?

— Она дешевле всего.

Подошел грек.

— О чем спор? — спросил он, чтобы заговорить.

— Нужно уходить отсюда и скорее.

— Без евро «Есфирь» не тронется с места. Ахмед, я допускаю, что ты и богат и фанатичен, и для тебя деньги — только мусор под ногами. Но мы с Бен-Рашидом не такие.

— Да как вы не поймете. Жиды кончатся на первой же тысячи евро. Они вам и половины шекеля не дадут.

— Ничего. Новые расстрелянные приведут их в чувство.

— На что им русские. Стреляй хоть дюжинами.

— Тогда нам заплатит Кремль. Правда?

— Хрен вот. Срал он на них.

— Это на своих-то.

— Там нет своих. Там за деньги маму родную цементом зальют.

— По себе судишь?

Андрей вцепился ему в отвороты расстегнутой куртки.

— Удавлю падлу!

Бен-Рашид снова встал между ними.

— Мы будем ждать, — сказал он в лицо Андрею. — За это все, кроме тебя.

Андрей отступил.

— Хорошо. Останемся до завтра. После обеда мы уйдем, с деньгами или без, все равно. Я от шейха, а шейх не любит ждать.

— Вот это слово мужчины. До обеда деньги будут, или я перестреляю их всех.

— Ты не тронешь больше ни одного. Они гаранты того, что оружие дойдет до места. Все. Я сказал!

Андрей глядел с бешенством, и даже Бен-Рашид отступил, не говоря уже о греке.

Они потоптались втроем и разошлись каждый в свою сторону. Грек подошел к капитану судна и его помощнику, заговорив с ними о чем-то, а Бен-Рашид — к боевикам.

Андрей оперся руками о борт, глядя на волны, темнеющие внизу и медленно перекатывающиеся крупной рябью. Уже смеркалось, и разноцветная иллюминация освещала палубу чудесными огнями. И где-то там, сзади, покачивался на привязи катер, способный взорвать все это судно.

Андрей усмехнулся, подумав, что он и сам не менее взрывоопасен и разрушителен. Тут он услышал твердые уверенные шаги, приближающиеся по палубе. Андрей медленно обернулся. Бен-Рашид подходил к нему.

— Надо поспать, Ахмед-ага, — проговорил он, застегивая куртку. — Становится холодно. Я послал Хасана за вашей одеждой.

— Спасибо. Пойдешь первый?

— Если хотите.

— Иди. Я — после тебя. А последним подежурит грек.

— Хорошо.

— На катере остался кто-то?

— Зачем? Хасан все проверит и принесет вашу куртку.

— Пусть потом вернется назад и останется там. Кто знает. Все-таки столько взрывчатки.

— Хорошо. Скажите это ему сами. А я пойду лягу здесь наверху. Люблю много свежего воздуха.

— Ты расставил людей?

— Да. Проследите, чтобы через два часа поменялись.

— Хорошо. Спокойной ночи.

— Храни вас Бог.

Бен-Рашид умел устраиваться с удобствами. Ему поставили водяной матрац, и он с удовольствием растянулся на нем под пальмами.

Андрей усмехнулся, глядя, как Бен-Рашид бросается на матрац, обнимает свой автомат, словно любимую женщину. Он сам часто спит так же, и нагретое тело автомата кажется ему уже родным и привычным.

Дверь в каюту была крепко заперта, Андрей был спокоен. Завтра он доставит их в безопасное место, сейчас же они в нем не нуждаются.

Андрей зевнул. Бен-Рашид нюхает кокаин, он это знал. Остальные — возможно тоже. Андрей не доверял наркоманам, он зябко и недовольно повел плечами и резко обернулся. Хасан бежал к нему, неся его куртку. Взяв ее и встряхнув, Андрей надел на рукава, не застегиваясь. Боевику он приказал возвращаться на катер, а сам снова повернулся к морю. Все-таки, когда ветер холодил грудь, было легче не спать. Свой автомат он закинул за спину и медленно пошел по палубе. Он, как старший, мог бы и не носить автомат, ограничившись чем-нибудь вроде «Магнума». Но с укороченным, похожим на игрушку, «Калашниковым», он чувствовал себя увереннее. Бен-Рашид был того же мнения. А грек не носил оружия крупнее 27 калибра из принципа — он считал себя пацифистом. Андрей поискал его взглядом. Капитан и его помощник растянулись на голой палубе в отдалении, возле них прохаживался, зевая, боевик. Грека же Андрей увидел растянувшимся в кресле — плетенке. Усмехнувшись, Андрей пошел дальше, медленно обходя заложников.

Он не увидел и не услышал ничего подозрительного, только край глаза уловил неясное движение в куче съежившихся тел. Тогда он тихо отошел, сел в свободное кресло и стал наблюдать.

Двое боевиков стояли у борта, приглушенно разговаривая, один прогуливался с другой стороны от них.

И спустя время движение повторилось вновь. Теперь Андрей даже разглядел его, того парня. В красной футболке с надписью и в спортивных штанах, он целенаправленно пробирался к борту. Там, привалившись спиной к заграждению, дремал еще один боевик. И автомат лежал между его ног. Парень в красной футболке явно устремлялся туда.

И Андрей, поднявшись, приблизился к нему, предусмотрительно оставив свой автомат в кресле. Парень, резко обернувшись, замер в самой неудобной позе, как в детской игре замри-отомри. Глаза его были закрыты, он претворялся спящим. Андрей присел над ним, издали казавшимся острым мысом в правильном тесном кругу заложников.

— Не стоит, — наклоняясь, прошептал по-русски Андрей, уже симпатизируя парню. — Зря погибнешь и все.

Тот сделал вид, что проснулся и поднял голову.

— Что? — испуганно, с выдохом, спросил он. — Вы что-то сказали?

Андрей усмехнулся и сел с ним рядом.

— Завтра вы будете свободны. Все. Зачем рисковать.

Парень посмотрел ему в глаза.

— Русский, что ли?

— Угадай.

— Не врешь?

— Что?

— Про завтра.

— Нет.

— А если и остальных за теми четверыми?

— Больше не убьют никого.

— А ты здесь кто?

— Не важно.

— Да, где только не встретишь своего русака. Где-то я тебя видел раньше. А? В Москве был?

— Я везде был. Просто лежи и спи.

Парень был крепкий, накаченный с обычным славянским лицом. Андрей отвернулся от него, посмотрел на спящего боевика. Тот слегка шевельнулся.

— Ну и быки у тебя. На дури сидят.

— Срать на них. Ты давай, пацан, возвращайся на место и сиди смирно.

— Все-таки я тебя где-то видел.

— Забудь.

— Прикормился у них, что ли? И сладко?

— Ох, пацан, больно уж ты языкастый. Все. Засохни и спи. Сам-то кто?

— Я — Артем с Краснопресненской. Меня в Москве все знают.

Андрей чуть не рассмеялся от такого бахвальства.

— Ладно, познакомились. Спи.

И Андрей поднялся, оглядываясь. Ночь примирила всех: и боевиков, и их жертвы. Люди дремали: со страхами, беспокойно, с кошмарами.

Андрей, снова взяв свой автомат, медленно пошел по палубе. Он не заметил, как за ним пристально наблюдал Абу, как шептался со своим товарищем, и как тот, оглядываясь, пошел по сходням, позвав еще одного бойца.

Посмотрел в сторону сходен Андрей только тогда, когда там скрывался, спускаясь, второй боевик. Он, тут же вскочив, бросился туда, метнув быстрый взгляд на Абу, смотревшего на море с деланным безразличием.

Андрей прыжком спустился по сходням и увидел двоих боевиков, стоявших у двери и ковыряющих в замке запасными ключами.

— Назад! — закричал он, прыгая вниз. — Кто разрешил!

Но ближайший боевик, вместо того, чтобы повиноваться, ударил его ногой. Вовремя отшатнувшись, Андрей перехватил ногу и рванул на себя. Боевик упал с грохотом прямо под ноги своему товарищу, и тот, отпрыгнув в сторону и сдвинув за спину автомат, бросился, перескочив через упавшего, на Андрея. В руке его мелькнул нож, и Андрей мгновенно выставил вперед свой укороченный автомат, парируя удар и тут же проведя боковой удар ногой.

Вскочив тем временем, первый боевик бросился на него сбоку. А второй, пошатнувшись, ударился о стену и устоял, приходя в себя. Теперь Андрей мог только уворачиваться — в тесноте, зажатый узким коридором и лестницей за спиной. Но и боевики из-за этой тесноты вынуждены были тоже нападать по одному, чтобы не задеть друг друга. Нож был в руке только одного. Второй же надеялся на свою силу. И, пропустив удар ногой в грудь, отлетел назад, на пол, проехав слегка на спине. Второй в это время бросился вперед с ножом, и Андрей, перехватив его руку, зажал, выворачивая. Он знал, что времени у него нет, что двое противников быстро его измотают, и тогда одно неверное движение — и он труп.

Второй боевик, вскочив и увидев, что противники сблизились, бросился на них, стараясь воспользоваться моментом. Он не очень-то всматривался, надеясь только сбить обоих и задавить весом.

Андрей, не выпуская руку с ножом, выставил его вперед. Боевик налетел на острие прямо грудью, со всего разгона, и лезвие легко вошло ему между ребер. Замерев, он начал падать, издав только легкий гортанный звук. И шоколадное лицо его стало медленно сереть.

Его товарищ на секунду расслабился, скорее удивившись, и в это время Андрей взял его шею в захват, и не выпуская другой рукой кисти с ножом, стал сворачивать голову.

Они оба топтались, скалились, напрягаясь. И вот боевик замер. Замер и Андрей, приподняв от натуги верхнюю губу. Он скорее почувствовал, чем услышал треск позвонков и сухожилий, оскалился еще больше, тяжело дыша. Теперь боевик стал обвисать, наваливаясь на него, рука с ножом перестала сопротивляться, а Андрей все боялся отпустить его.

— Что здесь происходит, ага? — раздался сверху хриплый голос Бен-Рашида, и только тогда Андрей разжал руки. Тело боевика грузно осело к его ногам.

— Спроси у них, — Андрей отступил, переводя дыхание, глядя на руки и тут же вытирая их о штанины.

— Что происходит?

Бен-Рашид стал спускаться, и Андрей отметил только, что спускается он один.

— Я сам это хочу знать. Эти собаки лезли в мою каюту. Что за это полагается, брат?

Бен-Рашид ступил на пол узкого коридора.

— Я давно за тобой наблюдаю, Ахмед, — начал он, и Андрей отметил, что он перешел на «ты» и отбросил приставку «Старший брат». — Ты человек шейха, да, но и я теперь человек шейха. А шейх велел смотреть за тобой.

— Зачем?

— Чтобы ты был послушен, Ахмед.

— Что я такое сделал, что шейх перестал доверять мне.

— Пока ничего.

— Вот именно, Бен-Рашид, — Андрей невольно отступил от лестницы, а боевик стал обходить его вокруг. И Андрей поворачивался за ним. — А ты готов сделать. Эти евро, брат, они тебя погубят.

— Они погубят тебя. Ты заелся. У тебя доля льва.

— Эта доля принадлежит шейху, как и я сам.

— А я получаю объедки. И теперь ты нарочно не даешь мне получить мой миллион, чтобы я остался черным.

— Ты никогда не станешь белым.

И Бен-Рашид бросился на Андрея, готового к нападению. Они сцепились руками, топчась, но никто их них даже не пытался применить оружие.

— Ты не прав, Бен-Рашид, — говорил применительно Андрей, зная, что если не пойдет на уговоры, контролировать ситуацию будет трудно. — Шейх ждет что мы доставим оружие через два дня. Что он сделает с нами, если мы задержимся здесь?

Андрей в ярком свете дневных ламп хорошо видел, как меняется шоколадное лицо мужчины, как потухает ярость в его желтоватых глазах.

— Мы должны верно служить шейху, — продолжал он. — Что бывает с ослушниками, мы оба хорошо знаем.

— Почему ты, белый, так говоришь мне, природному мусульманину? Разве ты с нами не ради денег?

— Нет. Я с вами ради правды и справедливости. И я уступлю тебе половину своей доли, если ты откажешься от выкупа.

Бен-Рашид уже без ярости сжимал предплечья своего противника, вглядываясь в его лицо и ища фальши в его голосе. Андрей тоже не выпускал его, не желая первым отступать. И он не слышал, как дверь каюты открылась, на пороге появился Олег с пистолетом в правой, единственной руке.

Бен-Рашид тем временем отступил и взялся за автомат, поправляя. И тут Олег выстрелил, попал боевику в грудь, и тот, отброшенный разрывной силой, отлетел к стене, ударился о нее и сполз, заваливаясь набок.

Андрей, при звуке выстрела резко подавшись назад, повернулся:

— Олег! Ты что! Зачем ты это сделал?

— Он же хотел тебя убить, Андрей.

Тот быстро посмотрел на брата, потом на Бен-Рашида, скорчившегося на полу у стены.

— Ну спасибо. Если бы ты хоть знал, что ты натворил.

— Что, Андрей? — из-за спины Олега стал выходить Никитин, обходя юношу. — Он же напал на тебя.

Андрей присел над боевиком, потом повернулся.

— С этим-то я хоть ладил. А с остальными…

Он поднялся, достал из кармана куртки небольшой револьвер и сделал три контрольных выстрела — по одному на каждого лежавшего. Тут же обернувшись, он посмотрел в серое от иллюминации высокое звездное небо.

— Теперь деру, ребята.

Никитин быстро скрылся в каюте и выскочил с автоматом на шее. Карманы спортивных штанов его оттягивали запасные обоймы. Ольга и Марина, испуганные, следовали за ним.

В это время в проеме сходен появился первый боевик. Андрей дал туда очередь и закричал:

— Бегите, живо!

Никитин толкнул женщин вперед себя по коридору, потом Олега, и сам побежал следом. Олег почти сразу остановился и обернулся. Андрей стрелял длинной очередью, оглядывался, что-то кричал, но Олег не слышал за вибрирующим грохотом оружия.

— Бежим, — Никитин подхватил Олега под руку.

— Андрей!

— Он догонит.

И правда, Андрей, пригибаясь, бежал к ним, держась правой стены.

Увидев это, Никитин и Олег побежали снова. Женщины, остановившись тоже, побежали, немного опережая их.

— Давайте, давайте, сворачивайте.

Коридор был пустынный, и едва они завернули, сзади раздался взрыв гранаты. Андрей с разбега прижал к стене Никитина и младшего брата, заслоняя их собой, Ольгу сжал Никитин, а Марина просто съежилась, схватившись за голову и крепко зажимая уши.

— Давай, давай…

Ей показалось, что это сказал Андрей, но возле нее стоял Олег и склонившись, говорил ей:

— Быстрее, Марина.

Слова плохо доходили до рассудка сквозь воздушную пробку. Девушка жалобно посмотрела в лицо друга, но тот глядел поверх ее плеча и грубовато толкал ее вперед:

— Быстрее, Марина, бежим.

Андрей же, обернувшись назад, увидел боевиков, спускающихся по сходням, дал по ним очередь, и бросился за всеми, торопя их и подталкивая. Возле подъёма по сходням, он обогнал всех.

— Стоп.

— Что ты хочешь? — Никитин встал возле него, держа автомат наготове.

— Выскочим, пересядем на катер и деру. До границы Эмиратов горючего хватит.

— Там люди, Андрей.

— И что же?

— Мы подставим их под пули.

— Лучше о своей голове подумай.

И Андрей бросился по лестнице вверх. Уже на последних ступеньках он пригнулся, бросился вбок и дал короткую очередь, веером расходящуюся по верхней площадке.

Никитин обернулся, выглядывая из-за поворота. Боевики бежали по верхнему коридору, наполняя его своими силуэтами. Никитин дал очередь от стены до стены, прекратил стрельбу, снова дал очередь и бросился за друзьями.

Андрей был уже на верхней ступеньке. Он мельком взглянул на тела двух боевиков и обернулся:

— Скорее, ребята.

Женщины бегом поднимались по лестнице, и каждая из них держала в руке пистолет. Никитин снова оглянулся — в коридоре было пусто. Тогда он, бегом, через несколько ступенек, догнал женщин, и выскочил за ними наверх.

Андрей, тем временем, засел за декоративной тумбой, освещенной многими огнями. От выстрелов заложники проснулись, снова сгрудились, съежились. Ужас объял людей при грохоте взрыва, и после первого шока, заставившего их онеметь и окоченеть, началась паника.

Первой, потеряв голову, вскочила женщина, за ней — мужчина, которому казалось, что он сможет, успеет спрятаться на нижней палубе. Он был уверен, что погибнет кто угодно, только не он. Но первую пулю получил именно он, застыл на бегу и рухнул под ноги бегущих. От ужаса и крови люди лишились остатка здравого смыла.

— Что они делают! — не выдержал даже Андрей.

Никитин, присевший за ближайшую кадку с пальмой, шепнул что-то Ольге, та прижала теснее к кадке Марину и кивнула. Тогда Никитин вскочил и стремительно бросился наперерез толпе.

Олег сидевший за тумбой рядом с Андреем, вскочил было тоже, но Андрей задержал его, схватив за локоть.

— Куда!

— Надо их остановить!

— Следи за лестницей.

Андрей вскочил и побежал за Никитиным.

— Ложись, — кричал Никитин, сбивая с ног первого же мужчину.

Андрей дал очередь поверх голов и тогда только люди поняли, чего от них хотят.

А тем временем Артем с Краснопресненской, захваченный общей паникой, пришел в себя. Боевик с автоматом метался на месте в нескольких шагах от него. И парень прыгнул ему под ноги, рассчитывая сбить на пол. Он проехал на груди, схватил его за щиколотки и рванул. Боевик упал, Артем — на него и, подскочив, въехал коленом чуть ниже живота. Выхватив автомат из ослабевших рук, он ударил прикладом по голове, попал в висок, вскочил и увидел наведенное на него дуло. Наудачу, не трогая предохранитель, он нажал на спусковой крючок. Раздалась очередь, боевик изменился в лице и упал, отброшенный назад. На груди его задымилась куртка. Артем перевел дыхание и огляделся.

— Ложись, — кричал, строча поверх голов, Андрей, и люди, послушные силе, падали с искаженными от страха лицами.

Андрей, весь напряженный, искал взглядом боевиков. Очередь раздалась справа. Андрей резко обернулся, увидел Никитина, строчившего в противоположную сторону, посмотрел туда и тоже плюнул очередью, загоняя боевиков за выступ рабочего помещения.

Артем, отсекая боевиков со своей стороны, помахал рукой, чтобы Андрей не выстрелил в него.

Другой заложник, в расстегнутом пиджаке и распущенном галстуке, плотный и крепкий, тоже подобрал автомат, лежавший возле тела боевика, сначала неуверенно, сомневаясь, потом жадно, с загоревшимся взглядом.

У Андрея кончились патроны. Матюгнувшись, он поменял обойму — пустая грохнулась о палубу с тяжелым звуком. Посмотрев на него, мужчина в костюме присел к телу боевика, привычно и деловито обыскал его, достал запасные обоймы, устроил их по карманам, нащупал пистолет, достал. И тут ему показалось, что тот дышит. Не думая, он поднялся и выстрелил ему в голову, тут же отступая, чтобы не испачкаться кровью.

— Брось, братан, — крикнул ему Артем с горящим лицом. — На каждого не напасешься, — он плюнул очередью. — Мы их потом всем кодлом — за борт.

Мужчина кивнул, растянул губы в улыбке и тоже дал очередь по показавшемуся боевику.

— Там катер, не подпускайте их к корме, — крикнул им Андрей.

— Почему?

— Там оружие и взрывчатка.

— Ух ты.

— Отсекайте, отсекайте их от людей.

Еще один заложник приподнял голову и по-пластунски пополз к лежавшему неподвижно боевику.

Пули носились над головами с визгом, пахло гарью и порохом, и ползущий человек словно налетев на преграду, застыл и обмяк. У головы его растекалась алая лужица.

Андрей осмотрелся. Олег сидел на прежнем месте и время от времени стрелял из-за тумбы. Никитин подбежал к Андрею сзади.

— Это я. Слушай. Если женщин устроить вон там, за этой стеной?

— Да они в безопасности.

— Я о пассажирах. Мы их прикроем.

— Тебе надо?

— Надо.

— Где же их спецназ? — возле Андрея оказался Артем.

— Пусть там и остается. Давай-ка, пацаны, наддадим. Там, на нижних палубах еще человек 20 припухло. Этих бы туда загнать, и мы бы их сделали.

— А про завтра что, не заладилось? — сказал Артем сквозь пальбу.

— Полный облом.

Андрей махнул рукой Артему, показывая еще одну тумбу, в отдалении.

— Попробуй, засядь там. Запасные обоймы не захватил?

— Нет, — парень покраснел.

— Ладно. Экономь. За четыре секунды скоростной стрельбы ты всю обойму потеряешь.

Тот кивнул и побежал к тумбе, пригнувшись. Пули чиркали по воздуху вокруг него, но ни одна из них его не задела. Зато он на бегу, короткой очередью подстрелил боевика, и один из заложников, в дорогом спортивном костюме, кинулся, стремглав, к упавшему. Упав рядом и прячась за телом, он схватил его автомат, нашарил наощупь запасные обоймы, вскрикнул, потому что пуля обожгла ему плечо и, перевернувшись, откатился к Артему, боком высовываясь из-за тумбы и строча в боевиков, укрывшихся у сходен.

Андрей бросился к кадке с фикусом, темные листья которого измолотили пули. Коренев перекатился и залег там.

— Что будем делать? — крикнул ему Никитин. — Они прижаты, попробуем, что ли переместить людей.

— Тебе это надо? Ладно, перемололи. Валяй, пробуй. А я с мужиками перетру. Эй, с Краснопресненской, давай, поэкономней. Сейчас попробуем пассажиров завести вон к этому борту. Будешь прикрывать с пацанами.

— Прикроем.

— Да тут даже башки не поднять, — сказал слово мужчина в спортивном костюме.

— Поднимешь. Не в армии, чтобы косить — свою шкуру спасаешь. Эй, мужики, у меня тут «Магнум» завалялся. Кто желает?

— Дайте мне, если можно.

— Лови. Одна обойма, дальше сам выкручивайся. Попробуй держать вот этот проход.

Андрей был прирожденный лидер. Он командовал легко и уверенно, и его слушались.

— Костя, — он свистнул, и Никитин обернулся. — Можно.

Никитин кивнул и подбежав к замершим на палубе людям, присел, потом распластался рядом.

— Слушайте сюда. Надо добежать вон до того борта, там, видите, стена ресторана, — заговорил он, слегка приподнимая голову. — Там вы будете в безопасности. Сейчас, не поднимаясь, вы разуетесь, я имею в виде высокие каблуки, и будете ждать мою команду.

Люди завозились.

— Не поднимайтесь! — Никитин старался следить за всеми, опираясь на один бок.

Что-то произошло с толпой за это время, люди стали ближе. И они начали помогать друг другу распутывать бесконечные застежки и шнурки, то есть, делать то, что никогда бы не стали делать в другое время, считая это работой оплачиваемого слуги.

— Все? Теперь приготовились. Господа, слушайте внимательно. Как я только крикну: вперед, вы все вскакиваете и бежите по направлению вон к той стене. Там вы будете вне зоны досягаемости обстрела.

— А здесь?

— Да замолчите.

Никитин не отреагировал на эти реплики и продолжал:

— Приготовьтесь, господа, — и он, подняв голову, поискал глазами Андрея. Тот перезаряжал свой автомат и что-то кричал, повернувшись к мужчинам из заложников. Те, теперь вооруженные, прятались за укрытия, нет-нет поглядывая на него.

Никитин крикнул:

— Андрей!

Тот не услышал, тогда Никитин свистнул: громко и пронзительно. Андрей тут же обернулся, вопросительно вскидывая голову. Никитин махнул ему автоматом. И он, догадавшись, ответил ему тем же знаком.

— Приготовились!

Андрей тоже что-то крикнул и с чувством загнал в магазин новую обойму.

Мужчины начали стрелять обрывистыми дружными очередями, и Андрей присоединился к ним, прижимая боевиков к сходням. Автомат дрожал и дергался в его руках, раскаляясь от стрельбы, и выступающие скулы Андрея тоже тряслись и дергались в такт.

Никитин вскочил, держа автомат наготове. Он был со стороны центра и закричал:

— Вперед! Быстрее, прижимайтесь к борту.

Люди вскочили одним порывом. Мужчины среди них придерживали женщин, совсем незнакомых. И они побежали вперед, к стене в стекле и пластике, выпрямившись во весь рост или пригнувшись.

— Ниже! — орал Никитин, стреляя в боевиков. — Пригибайтесь! — Он сам продвигался боком, направляя толпу.

У боевиков позиции были невыгодные, большинство из них находилось на нижней палубе. И от сходен один из них дал очередь по лампам, сам тут же получил пулю и упал на лестницу, срываясь со ступенек вниз.

Но перебитые очередью, лопнули и сгорели две неоновые лампы, светящиеся осколки посыпались на людей, раздались визг и вскрики.

Толстая бизнес — леди остановилась посреди дороги, ее обходили. Приподняв ногу и еле удерживаясь, она принялась стряхивать ладонью подошву, озираясь в поисках твердого мужского плеча. Но ее твердое плечо было уже вне зоны досягаемости — она осталась одна. Одна в неясном свете, на палубе, а вокруг только что-то свистело и строчило, пахло кислым, и с морским ветром разносилась гарь. Женщина опустила ногу, твердо оперлась о палубу и медленно огляделась вокруг. Боевик стоял сбоку от нее, полу-пригнувшись и глаза его с желтыми белками смотрели по-звериному. Повернувшись к нему, женщина испуганно застыла, а боевик уставил на нее черный глаз автомата. Вот из него блеснуло пламя. Женщина охнула, и тут что-то со страшной силой врезалось в нее сзади, сбивая с ног и прижимая к блестящему глянцевому покрытию палубы.

— Живая, девушка? — проговорил сзади задыхающийся мужской голос, и женщина оглохла от автоматной очереди.

По обнаженной руке ее что-то больно ударило. Приподняв голову, она увидела стреляную гильзу, катившуюся от нее, снова распласталась на полу и закрыла голову пухлыми руками.

— Все в порядке, поднимайся, — Андрей приподнялся на корточки и потряс дряблое плечо. — Эй!

Женщина стала подниматься. Было ей 40, но сейчас, когда двадцатисемилетний парень говорил ей «ты» и звал «девушка», она не обиделась, а почему-то почувствовала себя помолодевшей. Она стала подниматься, Андрей вскочил, тяня ее за локоть:

— Вау, полный отпад. Все пацаны здесь поймали приход, и лично я сейчас кончу, — сказал он весело.

Женщина запахнула разорванную кофточку, покраснела, а Андрей рассмеялся.

— Ну, пришла в себя? Теперь беги, только быстро, — получилось у него это покровительственно, как у старшего.

Женщина побежала к остальным за спасительную стену. Битое стекло усыпало покрытие палубы, и женщина старательно огибала его, часто оглядываясь. Андрей вернулся к тумбе.

— Все в порядке, Костя! — закричал он сквозь выстрелы.

— Отлично!

— Теперь…

— Бандиты внизу, надо их прижать там.

— Зачем?

— Эй, Хабиб!

Лампы почему-то стали тускнеть и в их свете, толкаемый сзади, вышел капитан корабля.

Абу был настолько невысоким арабом, что его черноволосая кудрявая голова едва выглядывала из-за плеча рослого крупного капитана — еврея.

— Слушай меня, Хабиб, — продолжал Абу по-арабски, стоя за спиной неподвижного человека. — Ты — труп, и ты это знаешь.

Он был на три года моложе Андрея, но приставку «старший брат», игнорировал.

— Уйди из жизни сам, и тебе не придется мучится.

— Заткнись, Абу, сын шлюхи и карлика! — рявкнул Андрей.

— Меня зовут Абу Али Хасан ибн Махаммед ибн…

— Ложись, капитан! — заорал Андрей и дал очередь над головой моряка.

Тот всем своим весом рванулся вперед и вниз, и Абу, на мгновение застыл один под автоматной очередью, задергался и упал на спину и вниз, по сходням, а капитан остался лежать на палубе ничком, неподвижно, с обоими руками, заведенными к голове.

Несколько человек боевиков бросились вниз по сходням, очереди срезали их, швыряли вниз, мужчины из заложников побежали за ними.

— Назад! — крикнул Андрей и тоже побежал к сходням.

Он и Никитин стали стрелять вниз, а двое мужчин склонились над капитаном, осмотрели и, подняв под мышки и за ноги, потащили назад, дальше от сходен.

— Прикрой! — сквозь зубы от натуги проговорил один из них.

— Слушаюсь, сэр, — с коротким смешком отозвался Андрей.

— Что теперь будет?

От этого голоса Андрей тут же обернулся. Олег стоял за его спиной с пистолетом в руке.

— Почему ты здесь?

— А где же мне быть?

Андрей выдохнул и покачал головой.

— Ты бы, братишка…

— Берегись! — Олег выстрелил одиночно, целясь вперед и вниз.

Андрей резко обернулся и увидел, как падает боевик, подстреленный его братом. Бросившись назад, к укрытию, Андрей увлек за собой Олега, одновременно поливая очередью сходни. И пластик отлетал от перил, отбитый пулями.

Все заложники собрались вместе, укрываясь за стеной, изуродованной стрельбой. Мужчины перезаряжали оружие, рассматривали его и пытались разбирать. Теперь уже, кроме Никитина и Андрея с Олегом, вооружены были еще 9 человек.

Некоторые из них присели вокруг капитана, распластанного на полу.

— Живой? — спросил, подходя, Андрей.

— Дышит.

— Это его я, что ли?

— Нет. В груди выходное. Значит, со спины.

— Сволочи, — с чувством сказала блондинка, стоя на коленях возле головы раненого, покоящейся на чьей-то сложенной куртке.

— Слушай, мужик, а почему они тебя назвали Хабиб? — спросил Андрея молодой мужчина в спортивном костюме и с большой залысиной в светлых волосах.

— Ты знаешь, братан, излишняя информация сильно осложняет жизнь, — ответил Андрей, старательно сохраняя беспечный тон.

— ГРУ, что ли или внешник?

— Считай, что ты ничего не говорил, — Андрей ухмыльнулся.

Никитин в это время разыскал взглядом Ольгу с Мариной и пошел к ним, тоже пробирающимся навстречу. Олег последовал за ним, и Андрей, оглянувшись, догнал их.

— Правда, почему? — оглядываясь, спросил Олег, возвращаясь к чужому разговору.

— Ты о Абу, что ли?

— Да.

— Костя же тебе рассказал, что я стал мусульманином? Так вот — теперь меня звать Ахмед Хабиб Азади. Только помалкивай. Узнают израильтяне, что Хабиб — это я, из-под земли выроют.

Олег испуганно оглянулся и ему показалось, что один из пассажиров, молодой и худой, отвернулся с излишней поспешностью.

— Тогда молчи, Андрей, — тихо заговорил он, взглянув на брата и снова оглядываясь.

— Да ладно, не бери в голову. Как это говориться по-русски? Бог не выдаст, что ли? — Андрей и Олег подошли к своим. — Вы как, натерпелись? — спросил Андрей, глядя на Ольгу сверху вниз, покровительственно.

— Мы даже стреляли, — за нее ответила Марина, немножко бледная, но с блестящими глазами.

— В меня, что ли?

— Нет, конечно. Зачем вы так?

— Пошутил…

Один из мужчин посмотрел на свой рукав, мокрый от крови.

— Ну-ка, девушки, кто меня перевяжет? — спросил он, глядя на женщин. Теперь они, без макияжа, были не такие красивые, но более живые, держались естественно, и почти все они откликнулись.

— Идите сюда.

— Я училась на медсестру.

— А чем?

— Да прям моей рубашкой. Затянуть, чтобы не текло. Пуля мякоть зацепила, ерунда.

— А вы что, без жены?

— Как это так? Такой мужчина?

— А мою жену, девочки, того, в той четверке, типа…

— Извините.

— Простите, пожалуйста.

— Ничего. Что ж теперь. Я вон их тоже мочил.

— А может, еще раненые есть?

— Так это, типа, вряд ли. Стреляли-то крупно. Разрывными. Это мне повезло. Вон они, лежат. Эх.

Андрей посмотрел на притихших людей.

— Ну, Костя, пошли. Самое время слинять.

— Нет, Андрей, — Никитин заканчивал перезаряжать пистолет Олега. — Мы продержимся. Мы отвечаем за них. Понимаешь?

— Почему?

— Потому что мы умеем это делать, а они — нет, — Никитин вернул оружие Кореневу-младшиму.

— Да ты что? Тут же половина из них — братки. О ком ты беспокоишься?

— О второй половине.

Андрей засмеялся и увидел, что к ним приближается Артем, за ним, потихоньку, второй мужчина, третий, и так, один за одним, все, кто был с оружием, окружили их.

— Как бы сообщить на берег, мужики? — проговорил один из них. — Мобильник бы, типа, или еще что.

— Рация внизу.

— А капитан? У него же местная связь.

— Нет у него мобилки, я смотрел.

Андрей молчал, глядя то на одного, то на другого.

— Вот что, пацаны… — Артем осекся. — Господа, типа, нам надо бы выбить их с корабля и все.

— Спускаться вниз?

— А что? Что их много осталось, что ли?

Все опять посмотрели на Андрея.

Вдруг закричала Марина, смотревшая туда, где поднимались сходни сквозь прорезь своего пистолета.

— Атас! — почему-то вырвалось у нее пронзительное.

Тут раздалась автоматная очередь, и Андрей, как был боком, прыгнул на нее, сбивая с ног. Никитин свалил Ольгу, одновременно толкая в спину Олега. Мужчина в красном спортивном костюме первым открыл огонь и тут же упал, прошитый пулями.

— Слева, пацаны!

Никитин, оставив своих, бросился с автоматом туда, очередью загоняя боевиков назад к сходням.

— Держись, мужики!

— За Родину, что ли!

Автоматы говорили громко, весомо, сплевывая на пол гильзы. Люди бросались словами, не думая, скрывая страх, а они — с железной отвагой разгоряченного дула.

— Ну вот что, мужики, если хотим жить, надо…

— А что вы сказали о катере? — один мужчина, толстеющий, с двумя подбородками, выпяченной нижней губой и мясистым носом, посмотрел на Андрея. — Я могу купить его.

— Столько человек на этом корыте…

Мужчина занервничал, осмотрелся, взял Андрея за локоть.

— Я бы хотел с вами перетереть кое-какие вопросы, — начал он тихо.

— Надо попробовать достать их там, внизу, — говорил, горячась, Артем.

Андрей вырвал руку у мужчины и повернулся к парню.

— Ты что! Там их больше 20.

— И нас много. Верно… господа?

— Ну, вообще-то…

— Я бы хотел поговорить с вами. Отойдемте.

— Пойдем, — сказал и Олег, и Андрей, естественно, услышал только его.

И тогда он посмотрел на Никитина.

— Надо разделиться. Здесь четыре спуска и всем надо разделиться на четыре группы.

— Как — всем?

— Добровольцам, дядя, принудиловки не будет.

— Да с ним себе дороже. Такой жиртрест.

— А там, внизу, команда. Матросики помогут.

— Евреи-то?

— Трусы…

— Ничего, сейчас они расхрабрились, клюют Палестину.

Никитин осмотрел всех. Вокруг них собралось уже около двенадцати мужчин.

— Одну группу возглавлю я, — проговорил Константин Григорьевич. — Вторую — он.

— Третью — я, — поднял руку Артем.

— А четвертую? — мужчина в синем костюме заволновался.

— Валяй, командир.

— Я вообще-то в армии сержантом был.

— Тогда вперед.

— К победе.

— Кстати, господа, скоро 9 мая.

— Та-та-та-та, — пропел один из них мелодию «Дня Победы». — Лично вышлю каждому георгиевскую ленту.

— Ну, если на штурм, господа, тогда надо быстрее, — прервал всех Никитин.

— Что же, с богом?

— Пошли.

Олег, пристроившись к Андрею, первым направился к сходне.

— Куда? — старший брат поймал его за рукав, и Олег побледнел, взглянув на него и упрямо проговорил:

— Туда.

— После меня.

— Почему?

— Потому что я старше.

Олег посмотрел на него пытливо и улыбнулся. Они оба бегом догнали свою группу. В ней уже кроме них набралось пятеро, но с оружием было только двое.

— Что, пацаны, вперед, — Андрей взялся за поручни и легко, прыжками, спустился вниз, тут только хватаясь за автомат и осматриваясь.

— Как бы нам друг друга не перестрелять, — проговорил, спускаясь почти одновременно с Олегом, мужчина в костюме.

— Не перестреляем, — отмахнулся Андрей.

Олег опять хотел обогнать брата, но Андрей остановил его.

— Ну-ка, братишка, поперёк батьки…

И он обошел парня.

Дверь той каюты, где стоял ящик с оружием, была взломана, крышка отрыта и искорежена, а сам ящик опустел. Андрей посмотрел на него с порога и присвистнул. Оружия там почти не осталось и очень жаль было патронов. Но гранатомет. Андрей боялся его, особенно в руках парней, сидящих на наркотиках.

— Ого, — из-за его спины проговорил Олег. — Все выгребли.

— Постарались. Пошли.

— Патроны кончаются.

— Да у меня уже пустая обойма, — сзади проговорил мужчина, и Андрей достал из кармана запасную, посмотрел на нее с сожалением и протянул назад, не глядя.

— Спасибо. А сам?

— У меня полная.

— Сочтемся. Это, братан, словно последним глотком поделиться, честно.

— Забудь.

Олег посмотрел на свой «Стечкин» и сжал его, как мог, тверже, одной рукой. Он старался не отставать от старшего брата, но и не опережать его. Тот же шел медленно, осторожно, ожидая подвоха за каждой дверью.

Так они дошли до поворота, и Андрей поднял руку, показывая, чтобы вся группа остановилась.

Мужчины замолчали, и он прислушался. Теперь ему уже не казалось, что он слышит голоса: гортанные, певучие, он сейчас явно различал их, хотя слов разобрать не мог. Тихо, как можно, он сделал шаг, другой, выглянул из-за угла: да, несколько боевиков стояли и говорили что-то, показывая наверх. Вот один из них посмотрел в проход, увидел Андрея — и это стало последним, что он увидел в жизни. Автоматная очередь перерезала его пополам, отшвырнула на товарищей, и он забился в агонии у их ног. И на него посыпались гильзы из стреляющих автоматов.

— Мать вашу! — это заорали все семеро россиян, вжимаясь в стену.

И тут с грохотом о противоположную стену ударилась граната, откатилась и закрутилась на месте. Все смотрели на нее, как завороженные, пока Андрей не схватил ее правой рукой и, не гладя, швырнул вперед по проходу. Олега, застывшего с пистолетом, сбил с ног стоявший за ним мужчина, Андрей, бледный до цвета пепла, прижался к стене, когда впереди громыхнуло, и стены содрогнулись.

Из-за плеча Андрея высунулось дуло автомата — мужчина с оружием наперевес вскочил и бросился в проход, строча веером от стены до стены.

Андрей оторвался от стены и выпрямился. Проход был свободен. Стены — разворочало взрывом, человеческие тела изуродовало осколками, и они лежали в разных позах в лужах растекающейся крови. Стараясь не глядеть на них, мужчины быстро проходили мимо, и те, у кого не было оружия, наклонялись за автоматами.

— Эй, пацан, — проговорил один из них, обращаясь явно к Олегу. — Возьми автомат. АПС, конечное, сила, но АКМСУ будет покруче.

— Да я не смогу, — Олег явно нервничал и говорил, запинаясь.

— Ерунда. Это, типа…

— У меня нет левой руки.

Мужчина осекся, покосился сразу на Андрея, но тот шел впереди и не оглядывался.

— Ты типа… это… того… В натуре? Без дураков? Тогда прости, братишка, конкретно.

Олег стал красный, как рак, мужчина — тоже, а остальные поглядели на них с интересом.

— Так, мужики, — Андрей остановился. — Спускаемся на нижний этаж.

— Тихо, — услышав шум, поднял руку один из мужчин. И вслед за неясным гулом люди услышали яростную автоматную стрельбу.

— Кто-то из наших…

— Идемте?

— Идемте.

— И правда бы под свои пули не попасть.

— Пули, они все одинаковые. Свинец, диаметр 7,6.

— Сейчас еще сплав придумали какой-то убойный.

Все это говорилось на ходу, они спешили. И боевики выскочили прямо на них, целой группой. Оборачиваясь, они отстреливались, и Андрей, шедший первым, встретил их очередью, прямо в повернутые затылки и удивленные заросшие лица. В грудь, в живот, веером, россыпью. Его товарищи присоединились к нему. И тут с другого конца прохода выскочил Никитин. Боевики падали, Никитин отскочил за угол, увидел своих и закричал:

— Андрей!

— Ку-ку, — тихо ответил тот и опустил горячее оружие.

— Выходи, мужики.

— Вперед, славяне!

— Встреча на Эльбе.

— Ого, как вас много.

— 2 группы, — Никитин обходил тела упавших. — Вы все целы?

— Да.

— А у нас двое убито.

— Понятно.

— Что будем делать, Костя? — Андрей повернул автомат с груди на спину и придержал его рукой.

— Надо спуститься вниз, там команда.

— Интересно, как там капитан? Умер уже, наверное, — вздохнул парень в спортивном костюме позади Никитина.

— Почему? Если кровь остановить удалось, может и выживет. Медицина сейчас чудеса творит.

— У них, между прочем, мой гранатомет, — посмотрел Андрей на Никитина.

— Плохо. Спалят все.

— Вот именно. Пошли, мужики.

— Веди, командир.

Андрей и Никитин пошли по коридору первыми. Олег и тот мужчина, что разговаривал с ним — следом. А дальше остальные: по двое, по одному, с оружием, настороже.

— Сколько их сталось, интересно, — начал Андрей.

— Мы убили человек шесть.

— И мы замочили столько же, может больше.

— Значит, грубо — 15.

— Осталось не так уже и много.

— Справимся, не бзди. Я как раз приход поймал.

Никитин быстро посмотрел на друга, а тот — на брата, слегка оглянувшись, и смущенно замолчал.

— Они засели внизу, что ли?

— Найдем.

— Ты давай без понтов. Это не по Арбату с цепями прогуливаться.

— Вот что, пацаны, — Андрей резко обернулся. — А где Артемыч-то и его группа?

— Мы не видели.

— Мы — тоже.

— Как бы не погибли пацаны.

— Здесь, что ли спустимся, — Никитин остановился у сходен. — Ты корабль не смотрел? — он повернулся к Андрею.

— Так же, как и ты, только поверху.

— Тогда давайте по одному, — Никитин стал спускаться первым. — Я осмотрюсь сперва.

Андрей кивнул и, выждав, последовал за ним. Олег хотел было тоже спуститься, но мужчина придержал его за левую руку — протез, осторожно, за рукав, потом обнял за плечо.

— Не спеши, паренек. Подождем.

Олег напрягся, но остался стоять рядом с ним.

Никитин, тем временем, уже спустился вниз, осмотрелся, и, махнув Андрею, быстро дошел до поворота. Тут все было не так, как наверху, более мрачно и по-рабочему, везде находились закрытые щитки, со знаками молний и латинскими буквами.

Пройдя поворот, Никитин вскрикнул и отпрянул.

Андрей бегом догнала его.

— Вот они, — проговорил он, глядя на тела пятерых русских парней, вперемежку лежавших на скользком полу, залитом свежей кровью. Артем лежал чуть дальше остальных, и его красная футболка стала коричневой от засохшей крови.

— Жалко их. Совсем молоденькие пацаны.

— Дорого нам обходится наша самодеятельность.

— Так жиды же не спешат.

— Не дождемся, — сзади к ним подошел мужчина в измятом костюме из группы Андрея. — А где эти подонки?

— Я кажется догадываюсь, — Андрей нервно огляделся. — Давайте-ка на верх, мужики, они там.

И мужчины, сразу подобравшись, бросились к сходням. Андрей и Никитин обогнали их. Олег держался сразу за ними.

Перед последним подъемом Андрей замер и быстро подался назад.

— Тихо. Они там. С нашими.

— Это проблема.

— Да западло теперь отступать!

— Тише.

Никитин выглянул: медленно и осторожно.

— Они прикрываются женщинами. У одного — наушники, — сказал он, оглядываясь.

— Значит, снова ведут переговоры.

— А почему же не слышно?

— Переключились на радио, — Андрей задумался.

— Да, заморочка.

— Рискнем, пацаны?

— Нельзя, — Никитин стал спускаться, оттесняя остальных. — Они окружили себя женщинами.

Андрей побледнел, вспомнив, что у Ольги был пистолет.

— Знаете, мужики, — он посмотрел на всех. — Там же эти, спецназ жидовский. Подождем?

— А ты мурковод что ли, — мужчина дрожал от сдерживаемой ярости. — В падлу ждать жидов. Оборотку должен дать им я.

Никитин посмотрел на всех. Кто они были, эти люди, окружающие его: бывшие бандиты, бывшие солдаты или те и другие вместе? Из кого же состоит теперь слой успешных людей, могущих позволить себе такой отдых? И сможет ли он как-то повлиять на них, спасая женщину, которую любит.

— Остынь, — Андрей оставался спокоен, только легкая бледность не проходила. — Мы сделаем по-другому.

— Мы пойдем другим путем.

— И что это, интересно, за путь? Просвети.

— Я попробую отвлечь их. А вы подкрадетесь и попробуете уложить их врукопашную.

— Отбуцкать, значит, или с мясной? Ты бзык поймал, кент? Я просто тащусь.

— Успокойся.

— Нет, я что-то не просек, кто ты по жизни?

— Тихо. Моряки — евреи.

Никитин, поглядывая наверх, спустился на ступеньку.

Андрей тоже слегка высунулся.

— Точно. Пятеро. Их ведут к корме. Грек с ними. Понял. Заправлять хотят катер. Вот что, мужики. Я их знаю. Они — камикадзе. Они себя не щадят. А гяуров они по-любому уничтожат.

Андрей снова выглянул. Теперь боевики стояли не той группой, окружив себя женщинами. Они расходились по палубе, и двое из них, с автоматами наготове приближались к спуску. Андрей быстро присел.

— Вниз, живо, — прошептал он.

И мужчины, сразу став послушными, начали быстро спускаться.

— Сюда, — Андрей толкнул брата и Никитина к стене.

И вовремя. Сверху вниз свесилась черная голова, и тут же между перил просунулось дуло. Люди едва успели прижаться к стене, как с грохотом заработал автомат. Очередь прочесала проход. Запахло кислым. И враз все стихло. Только со звоном на ступеньку упала последняя гильза.

Сверху раздался смешок, пролетел длинный зеленый плевок и шлепнулся на блестящее покрытие у ног притаившихся мужчин, и хриплый голос сказал что-то гортанное, с нажимом.

Тогда Андрей сделал своим товарищам знак не двигаться, сдвинул за спину автомат и достал из-за пояса складной нож с тяжелой костяной ручкой и большим лезвием, украшенным желобками и надписями по-арабски, червлеными золотой краской.

Пригнувшись, он стал подниматься наверх, ступенька за ступенькой. Один боевик стоял спиной к нему, опершись спиной о поручни, второй — чуть в стороне. И Андрей, оказавшись на последнем пролете, выпрямился и ударил ножом в спину боевика на уровне своей груди, тут же вырвал нож и метнул его в другого, стоявшего в отдалении. Он никогда не был мастером в метании ножа, а ярость и страх сделали его руку слишком торопливой. Нож лишь задел плечо боевика, и тот обернулся, почувствовав толчок и услышав звук удара ножа о палубу. Дуло автомата уставилось в грудь Андрея. Но тот был совсем рядом и бросился на врага, отталкивая оружие и обхватывая второй рукой того за шею, как лучшего друга.

Никитин выскочил за ним, почти что следом и увидел, как на палубу упали, схватившись, два тела. Больше не глядя на них, Никитин повернулся туда, где оставались заложники.

Несколько боевиков на глазах поворачивались, выставляя автоматы, и Никитин нажал на спуск, открывая стрельбу очередью. Только у одного боевика в ответ задрожал автомат, выпуская огонь, но пули полетели над головой в светлеющее небо, а боевик стал заваливаться навзничь.

Никитина обошел мужчина в клубном пиджаке, но без галстука и с расстегнутым воротом. Он тоже строчил, глядя куда-то вбок. Не оглядываясь, Никитин бросился вперед, к заложникам.

— Ложись, — на бегу кричал он, — ложись!

И женщины, и мужчины стали падать, медленно опускаться и толкать друг друга.

Тогда Никитин повернулся в ту сторону, откуда стреляли. Боевики отходили к корме, но автоматные очереди отсекли несколько человек. Тогда один из боевиков упал на колено и поднял гранатомет, висевший у него за спиной.

Первый же сноп огня, вырвавшийся оттуда, заставил Никитина упасть на палубу и закрыться руками. С визгливым свистом снаряд пронесся над ним и снес часть носовых заграждений, взорвавшись в море со столбом воды, взмывшим в небо.

— Гад! — Андрей уже оказавшийся недалеко от Никитина, открыл стрельбу с колена, особенно не прячась, и попал в само оружие.

Гранатомет взорвался прямо в руках у боевика и грохот взрыва перекрыл автоматный треск.

Андрей вскочил и бросился вперед, что-то крича. Но новый взрыв прервал все звуки, перевернул палубу и небо, все смешал. И из этого хаоса родился новый порядок.

Андрей лежал на палубе на чем-то мягком и смотрел на лица склонившихся над ним людей: брата, Ольги, Никитина, Марины. И все они были ему безразличны. Он даже не понял, почему видит их всех в плохом освещении на бледнеющим фоне.

— Жив?

— Жив.

В голосе была радость, и Андрей, помимо воли улыбнулся, потому что не знал, почему это их должно радовать.

Небо над ним полно было отсветов: всходящего солнца, меркнущей луны, еще чего-то, чего Андрей не мог понять.

— Все хорошо, — обхватила его за плечи Ольга. — Их уже нет.

Андрей заворочался и рывком сел. Солнце всходило прямо перед ним, а позади горела корма.

— Нас спасут, смотрите, — проговорил мужчина, с которым Андрей разговаривал тысячу раз, но так и не поинтересовался, как того зовут. — Они идут к нам!

Тут Андрей окончательно очнулся, оглянулся и вскочил.

— Тротил! — закричал он и этот крик, как молотком, ударил его в виски. — Три тонны тротила! Мы взорвемся!

И он, как сумасшедший, бросился назад, прямо к языкам пламени, охватывающим корму. Олег, вскочив, побежал было за ним, но Никитин перехватил его, потом его держали двое каких-то мужчин, а он рвался и звал брата.

Никитин сам бросился к корме и увидел, как Андрей, закрываясь рукой и натянув на голову куртку, подбежал к борту и махнул с него прямо на палубу небольшого катера, свободно качающегося на привязи. Обшивка того уже начала разогреваться, а доски медленно тлели. И кое-где их охватывало пламя.

Мимоходом сбив несколько языков, Андрей выхватил из кармана еще один нож, открыл его и стал пилить канат.

— Андрей! — закричал сверху ему Никитин.

Тот поднял голову, не прерывая работу и взглянул на него без всякого выражения.

Наконец конец привязи упал и свободно завис, отброшенный рукой Андрея.

— …к тебе… — донесся до него голос Никитина, и Коренев снова посмотрел туда, махнул Никитину, чтобы тот уходил подальше и побежал к рубке.

Катер относило течением от тяжелого пассажирского судна. Андрей бежал по его палубе, и Никитин понял, что видит его последний раз. Он рванулся, но сзади его схватили сильные руки.

— Жарковато, братан, — держа его поперек груди, заговорил мужчина в спортивном костюме. — Не стоит прыгать на сковородку. Грешников в аду и без нас хватает.

С усилием он стал оттаскивать Никитина от борта, от пламени, от жара.

И тут громыхнул взрыв, море заходило, волна взлетела к небу вместе с черным грибом. Судно все содрогнулось, заваливаясь вбок, и все, кто был на нем, попадали.

Никитин поднялся с трудом, еще стоя на коленях, он посмотрел в море. Катера там не было. Значит, не было больше и Андрея. Только на волнующем море покачивались горящие обломки.

Пожар на палубе больше не имел смысла. Никитин посмотрел на искореженный обломок какой-то конструкции, оказавшийся у него под ногами, не понимая, откуда он здесь оказался, и медленно, сутулясь, пошел по все еще кренившейся палубе.

Олег уже не двигался, замерев и сжавшись. Не говоря ни слова, Никитин подошел прямо к нему и крепко обнял за плечи. Олег даже не шелохнулся.

— Ни худо. Взлетели бы мы сейчас прямо к апостолам, — проговорил мужчина позади него.

— Взлететь может быть и не взлетели, а утонули бы все.

— По-любому он нас спас.

— Земля ему пухом.

— Какая земля.

— А как же тогда…

— Когда вернемся, я лично поставлю ему шикарный памятник на Ваганьковском, — проговорила та самая толстуха, которую Андрей прикрыл собой на палубе.

— Да таким, наверное, не ставят памятники…

— Глупости. Ставят всем.

И каждый из незнакомых людей при этом подумал про разведку.

А Олег так и стоял, окаменев, и Ольга сзади обняла его за плечи, а Марина прижалась к его локтю.

— Смотрите, вот она, кавалерия.

К судну подходили военные катера.

— Лучше поздно, чем никогда, сказал жид и лег на рельсы после отхода поезда.

— Да, — и человек позади всех закашлялся. — Налетели, архангелы.

Первым к нему повернулся молодой парень с едва пробивающимися усиками.

— Вы?!

Мужчина рядом обернулся и попятился.

— Мать моя.

Толстая бизнес — леди закричала в голос и почему-то бросилась ему на шею.

— Андрей! — Марина зажала рот руками.

Ольга только сильнее сжала плечи Олега.

Андрей был весь мокрый: волосы, став совсем черными, прилипли ко лбу, с джинсового костюма лилась вода, и он отяжелел и обвис.

— Андрей, — Никитин обернулся, а толстуха целовала его в обе мокрые щеки, в губы, в нос.

И Андрей смешно морщился и улыбался.

— Внимание, абордаж, — проговорил он, следя за катерами.

Толстуха отступила от него, и он, наконец, добрался до Никитина, обнимая его и шепча:

— Выручай, братан. Силы нет уже удирать.

Тот кивнул. А Олег смотрел на него и не верил своим глазам.

Муж, совсем мальчик, наконец-то приблизился к своей жене.

— Все закончилось, наконец-то. Какой кошмар, — проговорил он, и женщина, годившаяся ему в матери, обернулась.

— Вот именно. Настоящий кошмар наступит в Москве.

— Почему, дорогая?

— Я тебе не дорогая.

— Но, зайка моя?

— Закрой хавло, а то быстро бегемотиком сделаю. Все, развожусь с тобой.

— За что?

— За все. Где ты был все это время?

— Я?! Тут.

— Я тебя не видела. И все. Больше я тебя не хочу видеть. Я выйду замуж вон за того человека.

— Но он же…

— Он разведчик. И когда он станет моим мужем, он сможет уйти со своей опасной работы. Он ни в чем не будет нуждаться.

А спецназовцы в это время забрасывали крюки, поднимались, бежали с автоматами, в касках и бронежилетах. И заложники в штатской одежде встречали их кривыми усмешками.

Никитин, Ольга, Олег и Марина окружили Андрея, закрывая его собой, но военные даже не смотрели на них.

— Что делать? — спросил Олег, глядя на старшего брата.

— Ничего. Пока я с вами.

— Они проверять будут не скоро, — заговорил тихо Никитин.

— Я смоюсь, ребята, это не проблема. Сейчас бы не сцапали.

— Они не тронут тебя, — Олег схватил брата за локоть своей единственной рукой.

— Они даже не смотрят на нас, — прошептала и Марина.

Спецназовцы рассыпались по палубе и несколько из них направились к заложникам.

— Не двигайтесь, — сурово и высокомерно начал старший. — Здесь только пассажиры?

— Да.

— Тогда стойте и ничего не бойтесь. Для начала сдайте оружие.

Люди стали сбрасывать с плеч автоматы, доставать пистолеты и делали это злясь и рывками. Военные собирали оружие со знанием своей правоты и силы.

— Раньше бы вы здесь… — бурчали пассажиры, но делали это тихо, чтобы не нарваться.

Военные проходили мимо каждого, ощупывая взглядом, и были они внешне похожи на тех боевиков, такие же черноволосые и смуглые.

Пассажиры же были в основном блондины, другой расы, и это еще больше усиливало их скрытое противостояние.

Молодой муж толстой бизнес — леди тронул офицера — спецназовца за рукав и показал ему глазами в сторону.

Андрей наблюдал за всеми, и от него не укрылось, что после этого офицер сказал что-то солдатам и пошел прямо к нему, а те стали обходить толпу.

И он все понял. Попятившись, он толкнул локтем Никитина, сказал ему взглядом, что его обнаружили. Теперь уже его движение не укрылось от офицера, и он крикнул что-то резко и гортанно.

Десантники бросились к Андрею со всех сторон. И тот рванулся к борту, на ходу скидывая с плеч куртку и толкая пассажиров. Люди, не понимая, в чем дело, расступались и расступались они так же перед десантниками, устремившимися за ним.

Андрей оказался у борта первым. Не раздумывая, он перемахнул заграждение и бросился в море, скрывшись в зеленой волне.

Десантник, подскочив к борту следом, нагнулся, потом выставил вперед автомат и начал строчить, поливая свинцом воду.

Никитин с силой толкнул его в бок, и когда тот повернулся, направляя автомат уже на него, резко обхватил сбоку и свалил на палубу. В это же время Олег упал в ноги второго десантника, сбивая с ног и того.

— Это что же, братва, атас, да? Наших что ли бьют! Жиды…

Десантник, бывший россиянин, обернулся к говорившему и ударил его, быстро и резко, прикладом автомата в грудь. Это словно искрой прошло по пороху, и пассажиры, даже те, кто не принимал участи в бою с экстремистами, бросились на спецназовцев.

А Олег, приподнявшись на колене и придерживая рукой сбитый протез, смотрел, как в море за бортом появилась кровь. Никитин, уже избитый, едва поднялся на колени, сзади обхватывая юношу за плечи и с силой прижимая к себе. Вокруг них раздавались выстрелы, туристов сгоняли в кучу, автоматными очередями прижимали к палубе. Олега и Никитина тоже принудили подняться и отойти от борта. Оба они не чувствовали боли и все смотрели и смотрели на море, в то место, куда направились оба катера.

Несколько военных с одного из них попрыгало за борт. Олега и Никитина толкали, грубая сила вынудила их отступить. Нужно было присесть. Олега едва не повалили на деревянный настил, Никитин же еще оставался на ногах. Он смотрел на море, стараясь рассмотреть хоть что-то.

И он увидел. На катер из воды поднялись военные, мокрые и целеустремленные. Они вместе делали какое-то одно дело, важное для них всех. Они стояли, топтались на месте и потихоньку продвигались небольшой тесной группой. И вот группа расступилась. В центре ее был человек в гражданском. Футболка на нем потеряла цвет и вид и прилипла к телу, джинсы намокли и почернели, черные волосы прилипли ко лбу. Никитин узнал его. Это был Андрей. Никитин видел, как ему заломили руки. Андрей согнулся под натиском военных. Он даже не пытался оглянуться на большое туристическое судно. Его волокли, он двигался, сопротивляясь только по привычке.

Андрей устал и смирился. Он был сломлен, а значит — побежден.

Никитин, получив удар автоматом между лопаток, торопливо присел рядом с Олегом.

— Его поймали? Да? — мертвеющими губами прошептал тот.

— Да. Только молчи. Сейчас мы ничего сделать не сможем.

— А потом?… Что мы сможем сделать потом? Что мы вообще сможем сделать?…

«…Несколько россиян было госпитализировано и сейчас ведется следствие по факту избиения российских туристов израильскими силовиками», — говорили в новостях.