Человек с котомкой шёл через прерию.

На вид ему было лет двадцать семь. Лицо его было покрыто бронзовым загаром. На нём была порыжелая куртка с ременным поясом. За поясом торчал большой охотничий нож.

В канзасской прерии не было дорог. Иногда попадались размытые дождями тропинки. Человек шёл прямо через целину. Он Держал курс на запад, ориентируясь по солнцу.

Кругом не было ни живой души. Вдали, над курганом, коршуны описывали неторопливые круги в небе, но не садились на землю. Путник долго и подозрительно смотрел на них, прикрыв глаза щитком от солнца. Потом он зашагал к кургану.

С расстояния шагов в полтораста он заметил две фигурки с котомками за плечами. Они рассматривали что-то на земле.

— Эй! — крикнул путник.

Две фигурки сорвались с места, точно одержимые, и в одно мгновение исчезли. Путник подошёл поближе.

На земле лежал, раскинув руки, молодой человек в клетчатой рубашке и штанах из оленьей кожи. Возле его головы почва была пропитана кровью.

Путник нагнулся к нему, прикоснулся к руке и отпрянул.

— Труп, — прошептал он. — И уже остыл давно… Индейцы? Нет, индейцы сняли бы скальп. Это…

За поясом убитого торчала бумажка. Путник поднял её.

На бумажке был нарисован крест. Внизу было написано: «Так будет со всеми проклятыми аболиционистами».

— Это пограничные головорезы из южных штатов, — сказ путник. — Вот он, кровавый Канзас! Вот он, вольный Запад!

Путник говорил громко. Вероятно, он привык рассуждать вслух, передвигаясь в одиночку по безлюдным степям. Но его голос услышали. Две фигуры поднялись из-за сухого куста в десяти шагах от него.

— Масса, вы с Севера или с Юга? — спросил один из них.

Это были негры. Один — рослый и мрачный, с головой, повязанной белой тряпкой, угрожающе держал в руке топор. Другой…

— Боже милостивый! — закричал другой, бросаясь вперёд. — Да ведь это Сэм Грегори с «Чертополоха»!

Путник вздрогнул, вперился в кричавшего и вдруг загоготал:

— Ах, чёрт тебя возьми, Эл Кимбс, дружище! Ах ты, старая косточка! Девять лет мы с тобой не виделись! Как ты сюда попал?

— Масса Сэм, масса Сэм! Я теперь беглый негр, как и работяга Дик! Вот он перед вами, этот Дик!

— Как ты можешь быть беглым, если ты свободный негр?

— Ах, масса Сэм, разве в Канзасе смотрят, кто свободный, кто раб? Здесь чёрная морда — значит, раб! Меня схватили посёлке Датч-Генри и сковали одной цепью с Работягой Диком. И мы бежали!

— Где же цепь?

— Ох, нет её, масса Сэм! Мистеры бандиты перепились после рейда. Эти головорезы убили молодого Таунсенда и вечером напились, и в этом было наше счастье. Старая скво, которая служит у них кухаркой, принесла нам камень, и мы сбили цепь и убежали.

— Работяга Дик тоже свободный? — спросил Сэм.

— Нет, масса, — гортанным голосом ответил рослый негр, — я раб из Миссури. Я бежал от хозяев. За мной гнались с собаками. Видите, масса, я ранен в голову.

— Куда же вы идёте? На Север?

Оба негра опустили головы.

— Нет, масса Сэм, — сказал Эл, — мы ищем капитана Брауна.

Сэм широко раскрыл глаза:

— Вы ищете Джона Брауна, который недавно убил четырёх человек?

— Масса Сэм, — сказал Эл, — он не убил их. Он их казнил. Они сами убийцы.

— Это белые господа из тех, которые весной устроили резню в городе Лоуренсе, — добавил Работяга Дик, — это южане, да проклянёт их господь!

— Они хотят сделать эту землю землёй рабства, — сказал Эл Кимбс.

Сэм слышал о Брауне не раз. Словно опаляющий вихрь, носился этот пожилой человек по Канзасу с винтовкой в руках. Слово «Браун» наводило страх на рабовладельцев. Переселенцы с Севера произносили его с надеждой, погромщики из Миссури с ужасом. «Убийца Браун»… где он скрывается? «Мститель Браун»… Он возникает из тучи!

— Отлично! — проговорил Сэм после минутного молчания. — Я вижу, что здесь пахнет порохом на каждом перекрёстке. Это тебе не Брук-Фарм, миляга Эл.

Эл понимающе затряс головой.

— Что вы, там были настоящие люди, масса Сэм! Как жаль, что ассоциация распалась!

— Она не могла не распасться, Эл. Там были одни мечты. Но как здорово, что мы с тобой опять встретились в пути!

— Судьба, масса Сэм, — серьёзно сказал Эл. — Нам судьба вместе бродить по Америке. Идёмте с нами к Брауну.

— Какой мне толк от твоего Брауна? Я не аболиционист. Я ищу работу.

— Видать, что вы не разбогатели за девять лет, масса Сэм?

— Я ещё разбогатею, — отозвался Сэм. — Но лучше скажи мне, что делать с мёртвым телом?

— Это и есть молодой Таунсенд, масса Сэм. Надо дойти до фермы «Текучая Вода», милях в шести отсюда, и сказать его родителям. Нас там не тронут. Это фермеры из Иллинойса, они терпеть не могут охотников за неграми.

— Весёлая, однако, задача у нас с тобой, Эл! Сообщить родителям… Нет уж, возьмём тело и отнесём на ферму. Плохой подарок, но нельзя же оставлять его здесь на прокорм хищным птицам. Эй ты, Работяга, ты в состоянии помочь?

— Я могу даже целое дерево утащить на плечах, Сэм, — сказал Работяга Дик, — только замолвите за нас словечко белым, чтоб они не выдавали нас головорезам из Миссури.

— Со мной вам нечего бояться, — веско сказал Сэм. — Я Сэм Грегори, механик из Нью-Йорка!

После похорон молодого Таунсенда ферма «Текучая Вода» превратилась в крепость.

У старика Таунсенда было, помимо убитого, ещё четверо сыновей. Они днём и ночью несли караульную службу. Полевые работы прекратились. Даже женщины ходили к речке с ружьями за спиной.

Два негра и механик из Нью-Йорка оказались желанными гостями на ферме. Сэм получил ружьё, а Эл и Дик пистолеты. Они дежурили на дворе и на крыше фермы в очередь с сыновьями хозяина.

Так прошла неделя. Из посёлка Датч-Генри доходили слух что головорезы поклялись уничтожить ферму и ждут только подкреплений из соседнего штата Миссури.

— Мистер Таунсенд, — вежливо сказал Сэм хозяину, — на вашем месте я не стал бы ждать гостей. Я собрал бы соседей и попытался бы выкурить всю шайку из Датч-Генри.

— Сохрани меня господь! — важно отвечал старик. — Сказано в священном писании: «Не говори: я отплачу за зло, предоставь господу, и он сохранит тебя». Нечестивые хвастаются, что убьют нас, но на деле рука божия уже поднялась над ними.

— Это очень глубокомысленно, — заметил Сэм, — но как бы они не изловчились перестрелять нас, прежде чем рука божия опустится.

— Это хвастуны и трусы, — сказал старик. — Они не осмелятся. Ворота укреплены, ферма окружена высоким забором, окна закрыты щитами. Мои сыновья лучшие стрелки в Канзасе, а запасов продовольствия и воды у нас хватит на месяц.

Сэм почтительно посмотрел на карандашный портрет убитого Таунсенда-младшего, висевший на бревенчатой стене в рамке из засохших цветов, и отправился восвояси, прижимая к груди ружьё.

В тот же вечер по холму невдалеке от фермы галопом проскакал всадник в широкополой шляпе и бросил на землю листок бумаги, приколотый к палке. Сэм хотел выстрелить вслед всаднику, но старик удержал его.

За бумагой отправилась вооружённая экспедиция. Через несколько минут Сэм читал текст, написанный неуклюжими каракулями:

«Капитан Хэйс сопчает, што у нево нету зла, но есть сто добровольцев первово сорта. И он даёт клятву на светой библие, што не тронет никово, есть ли проклятае абалиционисты уйдут сами па дабру па здарову и аставят чорных. И он будит ждат три сутки, а патом пеняйти на себя. С пачтением капитан Хэйс и вот ево знак».

Внизу были нарисованы три креста и череп.

— Мы не для того пришли в Канзас, чтоб кланяться разбойникам, — сказал хозяин. — Через трое суток мы им покажем, кому принадлежит земля в Канзасе.

В тот вечер караулов было меньше. Младший сын хозяина дежурил за воротами, а племянница сидела на крыше. Сэм лежал в сарае на деревянной кровати (он постоянно спал в сарае), а негры чистили свои пистолеты, сидя на корточках возле фонаря, поставленного прямо на пол. Тусклый свет фонаря играл бликами на потном лбу Работяги Дика.

— Могу вам сказать, ребята, — говорил Сэм, — что за эти девять лет я прошёл через семь штатов. Работал я и помощником машиниста на пароходе, и плотовщиком на Миссисипи, и кондуктором на железной дороге, и печатником в типографии, и зазывалой на ярмарке. И везде меня выслеживали агенты Корни Вандербильта. И я бежал всё дальше и дальше.

— И вы нашли справедливость? — спросил Эл.

Сэм Грегори вздохнул.

— С тех пор как я поступил мальчиком на «Чертополох», друг мой Кимбс, справедливости я в этой стране не видал.

— Гм, я тоже, — подтвердил Эл.

— Говорят, справедливость есть в Калифорнии, — подал голос Работяга Дик, — только для белых. А чёрным справедливость и там не полагается.

— Думаю, что и в Калифорнии её нет, — сказал Сэм.

— Ох, масса Сэм, я плохо разбираюсь в политике, — грустно проговорил Работяга, — но я хотел бы, чтобы кто-нибудь из образованных людей сказал мне, есть ли в Штатах такое место, где чёрным хорошо?

— Такого места нет, — отозвался Эл.

— В Миссури мне говорили, что в Канзасе меня не выдадут. Но я вижу, что здесь ничем не лучше, чем в Миссури…

— Это потому, что южане хотят силой захватить Канзас и сделать его рабовладельческим штатом. Понятно?

Работяга помолчал несколько минут.

— Помилуй господи! — сказал он. — Если б я так хорошо разбирался в политике, как вы, масса Сэм, я подался бы в другую сторону. А что мне сейчас делать?

— По-моему, надеяться на свой пистолет, — рассеянно отвечал Сэм. — Ребята, что это такое?

Снаружи донёсся отдалённый вой, похожий на плач ребёнка.

— Это степной волк — койот, — сказал Сэм.

— Вы уверены, масса Сэм? — произнёс Эл, поднимаясь с места. — Никогда не видал волков, и мне интересно на них поглядеть.

Эл вышел из сарая, и через минуту послышался его пронзительный крик:

— Степь горит!

Головорезы из Датч-Генри умело воспользовались ветром и подожгли сухой ковыль с трёх сторон так, что широкая полоса огня подковкой струилась прямо к ферме Таунсендов. Сэм чихнул от дыма и произнёс спокойно:

— Я чувствовал, что трое суток им не выдержать.

По степи извивались клубками оранжевые змейки. Они кишели, как живые гады, переплетаясь, подскакивая, и суетливо подбирались к ферме. Небо было дымное, словно охваченное вихрем сверкающей пыли. Земля трескалась и палила жаром. Дым ел глаза.

— Все по местам! — кричал старик Таунсенд. — Трое на крышу! Женщины, несите вёдра!

В эту минуту беспорядочно защёлкали выстрелы и зазвенели стёкла. Ферму обстреливали с севера, запада и юга. Вперемежку со стрельбой слышалось дикое завывание, похожее на волчий вой. Один из сыновей Таунсенда выронил ружьё и повалился на землю.

Сэм и оба негра отстреливались у ворот. Но противников почти не было видно за стеной дыма. Только когда загорелся высокий, сплошной забор, в дыму замелькали какие-то перебегающие тени. Сэм свалил двоих, но ворота начали угрожающе трещать и наконец рухнули в облаке искр. Тени в широкополых шляпах заметались во дворе. Завизжали женщины. Головорезы капитана Хэйса подкрались к ферме со стороны реки, где ещё не было пожара. Работяга Дик разрядил свой пистолет и замахал топором.

— Масса Сэм! — кричал он. — Пробивайтесь к сараю, там…

Хлопнул выстрел. Работяга ухватился обеими руками за живот и сел на землю. Какой-то маленький юркий человечек вытащил из-за пояса охотничий нож и всадил ему в спину.

Через минуту на шею Сэма упал аркан и с силой потащил его со двора фермы. Сэм ударился головой о столб ворот и потерял сознание.

Сэма привёл в себя свежий ветерок. Он пошевелился и почувствовал тугие путы на руках и ногах. Он был привязан к дереву верёвками.

Вдали горел костёр, и пьяные голоса нестройно пели песню про прекрасную Джолли Рэй. От остатков фермы «Текучая Вода» тянуло гарью.

Сэм глубоко втянул в себя воздух. Всё было ясно — господа из Датч-Генри долго церемониться с ним не будут.

Он попытался избавиться от верёвок. Они были искусно скручены и завязаны. Малейшее движение причиняло невыносимую боль. На помощь рассчитывать не приходилось.

От костра отделилась тощая, сухопарая фигура в кожаной куртке, штанах из оленьей кожи и высоких болотных сапогах. За поясом у этого человека торчали два шестизарядных револьвера, а в руке была плётка. Он подошёл к Сэму и несколько минут молча рассматривал его лицо.

— Где ещё один чёрный? — спросил он.

Сэм не отвечал.

— Послушай ты, вонючий социалист! Отвечай, а то тебе придётся умереть в мучениях.

— Не знаю, — сказал Сэм. — Где старик и его сыновья?

Человек с плёткой усмехнулся, снял шляпу и набожно посмотрел на небо. Сэм понял — все убиты. Жив, вероятно, один Эл Кимбс, но он исчез.

— Негодяи! — сказал он и получил удар плёткой по лицу.

Сэм почувствовал прилив ярости. Он заметался, верёвки заскрипели.

— Смотри, свалишь дерево, — насмешливо проговорил победитель.

— Вы меня расстреляете? — спросил Сэм.

— Нет. Мы люди верующие и не любим проливать кровь понапрасну. Мы тебя повесим на этом самом дереве.

Человек с плёткой был в хорошем настроении. Он радостно подмигнул Сэму, осклабился и ушёл, напевая: «О тебе пою я песнь мою, о любезная Джолли Рэй…»

— Итак, механик Сэм Грегори закончит свою жизнь на дереве, среди канзасской прерии, — процедил сквозь зубы Сэм. — Неужели нет на свете справедливости?

И он вцепился зубами в ближайшую верёвку — напрасный труд, потому что это были прочные верёвки корабельного образца. Их можно было разве что распилить пилой.

Часы шли за часами. Несколько пьяных у костра легли на погоревший ковыль и заснули. Один продолжал мурлыкать, качаясь из стороны в сторону.

«Их здесь семь человек, — соображал Сэм, — остальные, вероятно, отправились в Датч-Генри делить добычу. Но к утру все будут здесь. Попытаюсь сделать что-нибудь в последнюю минуту. Если б удалось вытащить у этого молодца хотя бы один револьвер… зачем ему два?»

Кругом была тишина. И в этой неподвижной тишине Сэм услышал едва различимый звук — шорох, как будто змея ползла по золе. Через минуту знакомый голос прошептал ему на ухо:

— Масса Сэм, не шевелитесь. Это я, Эл. Я здесь не один.

Затем заскрипел нож. Чья-то рука резала верёвки.

Певец у костра приподнялся. Петля длинного аркана просвистела над ним, охватила его за плечи и свалила на землю. Он зарычал и забился. Его товарищи подскочили, словно укушенные скорпионом, но их крики заглушил гром залпа. Один упал лицом в костёр, остальные распластались кругом.

— Не задерживайтесь, ребята! — скомандовал кто-то за спиной Сэма. — Рубите верёвки и бегите с механиком к лошадям. Эти молодцы будут здесь через полчаса.

— Кто вы? — спросил Сэм, устало потягиваясь.

— Мы люди Джона Брауна.

На поляне среди высоких деревьев горел большой костёр. Над ним висел котёл. Женщина с загорелым лицом собирала в кустах ягоды. Несколько человек лежали на одеялах, расстеленных на траве. К деревьям были прислонены ружья и сабли.

— Таунсенд был честный человек, — сказал Браун, поворачивая над огнём большой кусок свинины, — но он не умел сражаться. Большинство свободных поселенцев не умеет воевать, особенно в городах. Они думают, что это не война… и называют меня убийцей!

— А вы думаете, что это война, капитан? — спросил Сэм.

— Я думаю даже, что это священная война, — отвечал Браун.

У этого знаменитого человека были резкие черты лица, широкие плечи, энергичные движения. Вряд ли он был физически силён, но в нём словно дремала глубокая внутренняя сила. Взгляд его ясных серых глаз приковывал, а негромкий голос как будто зачаровывал слушателя. Даже враги почтительно умолкали в его присутствии.

На нём были грубые парусиновые брюки, заправленные в тяжёлые ковбойские сапоги с длинными шпорами. Бумажная рубашка была расстёгнута у воротника, рукава засучены до локтей.

— Миссурийцы просто волки, — продолжал Браун. — Рабство ожесточило и притупило их. Человеческая жизнь у них стоит грош. Однако и свободные северяне здесь далеко не все одинаковы. Нужны мужество и решительность, а это редкость в нашей стране.

— Капитан Браун, — сказал Сэм, — неужели вы думаете, что в Америке нет мужественных людей?

— Мало, Грегори, очень мало! Мы привыкли радоваться тому, что горит дом соседа, а не наш дом. Пока огонь не дойдёт до нашего порога, мы предпочитаем болтать. У нас много врагов рабства, но нет солдат, — хороших, молчаливых, упрямых солдат! Вы уже два раза сказали мне, что вы не аболиционист.

— Я ищу свободу и справедливость, — сказал Сэм.

— Послушайте, молодой человек! Рабство в этой стране есть средоточие всего отвратительного. Если американцам не хватит мужества покончить с рабством, то вся наша свобода и республика обречены на гибель.

— Это многие говорят, — вмешался Эл Кимбс. — Я читал в газете статью массы Линкольна из Иллинойса. Там очень хорошо написано вроде того, что если у Джонса кожа белая, а у Смита чёрная, то выходит, что Смит должен быть рабом Джонса. «Берегитесь, — говорит масса Линкольн, — ибо любой встречный человек может объявить вас своим рабом, потому что кожа у него светлее вашей…»

— Эл, не мешай капитану говорить, — сказал Сэм.

— Я уже всё сказал, — отозвался Браун. — Послушаем, что скажет мистер Линкольн из Иллинойса.

— «Ах, вы не имеете в виду цвета кожи? — спрашивает масса Линкольн. — Вы имеете в виду то, что белый человек умнее чёрного? Опять берегитесь! Вы можете стать рабом первого встречного, который умнее вас…»

— Дело вовсе не в этом, — сказал Сэм. — Южане говорят, что они заинтересованы в рабстве, иначе им крышка.

— Вот, вот, масса Сэм! На это масса Линкольн отвечает: «Очень хорошо. Тогда первый встречный имеет право сделать вас рабом, потому что без этого ему крышка!» Он не совсем так говорит, как я, потому что масса Линкольн образованный, но смысл его слов я передал правильно…

— Мистер Линкольн говорит, — сказал Браун, — а мы воюем. И если мистер Линкольн думает, что с рабовладельцами можно поступать по закону, то он ошибается. Они презирают законы.

Браун повернулся спиной к костру.

— Бесс, пора кормить лошадей! Мы здесь долго не пробудем.

— Опять ночной переход, капитан? — спросила женщина, которая собирала ягоды.

— Мы движемся только по ночам, — отвечал Браун. — Надо привыкать к этому. — Он вытащил из кармана вчетверо сложенную бумажку и развернул её. — Господа головорезы не успокоились. Вот их «манифест», отпечатанный в типографии. Видите, крупная надпись: «Никаких уступок!» Они готовы убивать и жечь! Мне пишут из Осаватоми, в юго-восточном Канзасе, что южане собрали целую армию и собираются «окончательно навести порядок» в этом городе. Это будет такой «порядок», какой вы видели на ферме «Текучая Вода». Мы пойдём туда и не пустим их в Осаватоми. Хватит болтать, пора стрелять. Кто боится выстрелов, пусть уходит. Куда вы, Грегори и Кимбс?

— Я с вами, — сказал Сэм.

— И я, масса Браун, — откликнулся Эл.

* * *

— Здесь не меньше четырёхсот человек, — сказал Сэм Брауну.

Люди Брауна лежали за кустами на опушке небольшого леска. Дорога была перед ними как на ладони.

— Зато они не ожидают сопротивления, — отвечал Браун. — Эй, ребята, не стрелять, пока я не скомандую. Мы подпустим их поближе. Стрелять в середину колонны и не медлить!

Хотя головорезы и поклялись не напиваться до победы, тем не менее, наступая на Осаватоми, они были уж «на взводе». Они горланили песни и подбрасывали в воздух шляпы. За колонной всадников ехали два фургона для сбора награбленного имущества.

Браун пропустил первых всадников и скомандовал «огонь!»

Захлопали ружья. По-видимому, миссурийцы не имели никакого представления о неприятеле. На дороге началась паника. Кони взвились на дыбы. Передние всадники поскакали в сторону. Задние начали поворачивать лошадей. Перед стрелками образовался подлинный хаос из человеческих тел и конских крупов. Крики «Браун! Браун!» огласили всю окрестность.

— Огонь! Огонь! — кричал Браун. — Цельтесь в хвост колонны!

Сэму впервые в жизни пришлось стрелять так много. Приклад бил его в плечо при каждом выстреле. Дым застилал ему глаза. Но он заряжал и разряжал ружьё с воодушевлением, какого уже давно не испытывал.

— Это за Работягу Дика, — приговаривал он. — Это за «Чертополох»… Это за Брук-Фарм… это Вандербильту… это полиции… это негроловам… Браун, Браун!

Сэм приподнялся на руках и выглянул из-за куста. Белые дымки вспыхивали и подскакивали вверх вдоль всей опушки. За группой деревьев видны были люди, скачущие с саблями прямо к лесу. Они кричали: «Смерть аболиционистам!»

— Капитан, — сказал Сэм, — нас атакует кавалерия.

— Вижу, — ответил Браун. — Ребята, отступать в лес! Не задерживаться!

Стрелковая цепь успела вовремя скрыться среди густых деревьев и снова открыла огонь. Всадники повернули лошадей и помчались в объезд леса. Сэм повернулся и посмотрел им вслед.

Но Браун, нахмурившись, смотрел в другую сторону.

— Нас окружает пехота справа, — сказал он.

— Да, они взялись за ум, — подтвердил Сэм, — они подтягивают пушку.

Вдали, на косогоре, громыхнуло орудие. Граната оглушительно лопнула в ветвях орешника. Два дерева свалились с треском.

— Джентльмены, — сказал Браун, — все за мной, дозорные по краям и сзади. Мы отходим к городу.

В этот день был убит один из сыновей Брауна, Фредерик. Капитан был легко ранен.

Миссурийцы подступили было к Осаватоми, но увидели вторую линию обороны и ушли, сделав несколько выстрелов.

Этот вечер Джон Браун провёл в одиночестве. Он отказался выйти к своим сторонникам, которые праздновали победу и называли старика «Осаватоми Брауном». Он допустил к себе только Сэма Грегори и Эла Кимбса.

Капитан сидел за простым, некрашеным столом, на котором лежал портрет его убитого сына.

Браун сидел выпрямившись. Лицо у него было спокойное. Он смотрел не на портрет, а прямо перед собой. Он кивнул Сэму и Элу головой и указал им на стулья. Они остались стоять.

— Я распускаю отряд, — сказал Браун.

Он поднялся во весь рост и положил на стол свою загорелую, узловатую руку.

— Здешние поселенцы не решаются воевать против рабства, — продолжал он, — а губернатор приказал арестовать меня.

— Да, — сказал Сэм, — я слышал, как здешние люди говорят: «Капитан Браун храбрый человек, но так нельзя продолжать. Мы не можем обрабатывать землю с ружьём под мышкой».

Браун как будто и не слушал его.

— Я делал так, — продолжал он, — чтобы ничто не могло помешать мне исполнить мой долг: ни жена, ни дети, ни мирские блага. Великий час приближается. Все, кто хочет действовать, должны быть готовы.

— Вы говорите о походе на Север, капитан Браун?

— Нет, мой дорогой Сэм, я говорю о восстании.

— О восстании против рабства?

— Да, Сэм, и прежде всего о восстании негров.

— Если чёрные восстанут на Юге, будет гражданская война, — сказал Сэм.

— Да, мой друг, будет гражданская война! Я мечтаю о ней!

Браун взял со стола портрет сына и сунул его за пазуху.

— Куда вы пойдёте, Сэм?

— Я пойду искать справедливость, капитан. Американские дороги ждут Сэма Грегори, механика и бродягу.

— Желаю вам счастья, Сэм. Эл Кимбс пойдёт с вами?

— Я пойду с массой Сэмом, капитан, — смущённо проронил Кимбс, — потому что человек не должен быть один. Но, если я понадоблюсь вам, кликните меня, и я буду с вами. Мы оба придём к вам, капитан, вот моё слово.

— Хорошо, — сказал Браун. — Прощайте, механик Грегори.

Он подошёл к Сэму и крепко обнял его.

— Такие, как вы, Сэм, — сказал он, — это лучшее, что есть в Америке. Слава богу, если найдётся хотя бы тысяча таких ребят.

— Найдутся сотни тысяч, капитан, — отвечал Сэм. — Мы ещё будем сражаться вместе.

Браун поднял руку.

— Прощай, Эл, — сказал он. — Я не хочу, чтобы что-нибудь плохое случилось с тобой, и меньше всего могу думать, что ты будешь захвачен в рабство. Да защитит тебя бог, а я всегда готов прийти на помощь любому обездоленному негру.

Эл посмотрел на него снизу вверх, потому что Браун был высокого роста. Волосы и борода у Брауна были белы как снег. Он казался Элу не то пророком, не то древним, сказочным воином.

— Прощайте, капитан Браун, — сказал Эл. — Я никогда не забуду вас. И мой народ никогда вас не забудет.

Дверь тихо закрылась за Грегори и Кимбсом. Браун долго молчал.

— Человек не должен быть один, — прошептал он. — Может быть, в этом я ошибся…