С северо-востока на город накатывалась тяжелая сентябрьская гроза.

Проливной дождь загнал Виктора в подъезд крыла здания Дворца культуры. Лобунько чуть не столкнулся с Чередником, направляющимся на улицу. И вот уже они стоят у открытой двери, наблюдая, как бьются о кучи мусора, кирпича, о доски тяжелые капли дождя.

Встреча неожиданна и для Виктора, и для Чередника, и потому оба молчат. Но и разойтись вот так просто, безмолвно, не могут: словно какими-то невидимыми нитями связало их недавнее заседание постройкома.

— На обед, Михаил? — спросил Виктор, и как ни натянуто прозвучали эти слова, Михаил с готовностью откликнулся:

— Ну да… Да вот дождик задержал, ребята успели проскочить, а я малость задержался.

— Где сегодня работаешь?

— Полы настилаем. Долго еще нам придется с ними возиться.

Мало-помалу разговор завязался, Чередник постепенно разговорился, стал рассказывать о делах в своей бригаде. А вот уже и удары о рельсу возвестили о конце обеденного перерыва.

— Вот, черт, так та не успел пообедать, — беззлобно заметил Чередник.

А дождь все лил и лил, и на территории строительства было пустынно, все спрятались в здании.

— Знаешь что, Михаил, — сказал Виктор. — Мне вечером надо об одном деле с тобой поговорить. Интересное дело, сам увидишь.

— Все дела на первый взгляд интересны, а копнешься поглубже — ерунда, — махнул рукой Чередник.

— Нет, все-таки ты не уходи из общежития, — настаивал Виктор. Он уже решил взвалить на его плечи хлопотливую обязанность библиотекаря общежития. Сейчас ее выполнял Николай Груздев.

— Ну ладно, — равнодушно согласился Чередник. — Все равно сегодня слякоть, идти никуда не захочется. А что ж за дело?

— Потом, потом, Михаил, — засмеялся Виктор, решив, что ожидание только возбудит интерес Чередника. — Одно скажу, что по душе тебе придется оно, понял?

Чередник кивнул головой. Но после работы подошел Петро Киселев, мрачный, опухший после перепоя.

— Ну, пойдем, Мишка, раздавим полбанки?

— Не хочется, Петро. Да и воспитатель хочет о чем-то поговорить со мной.

— На черта он тебе загнулся? — презрительно скривился Петро. — Еще раз морду набить хочет, да?

— Ну-ну, ладно, — вспыхнул Чередник, и помолчав, кивнул: — Ну, пошли, что ли.

В общежитие они пришли поздно вечером пьяные, шумливые. Увидев Виктора, Киселев двинулся к нему, держа руку в кармане, но Чередник рывком остановил его. Петро как-то сразу сник, пьяно мотая головой. Друзья прошли мимо. Виктор уловил из бессвязного бормотанья Киселева:

— Они… судить, но… мы раньше… на веки-вечные осудим их… Пусть тогда… судят…

И ребята вскоре затихли в своей комнате. А Виктор прошел в красный уголок, и мысли — одна другой мрачнее и безрадостнее — охватили его.

Неужели он снова ошибся, поверив в Чередника? Чем объяснить сегодняшнюю пьянку Михаила. И что делать с ним, а заодно и с Киселевым? Передать это дело широкой огласке? Но это уже не ново для них, они только еще больше отдалятся от всех и — Виктор в этом был уверен — круто пойдут по наклонной вниз, и, кто знает, где они будут через год, два?

Молчать? Нет, молчать тоже нельзя. Что же делать?

Мучительны раздумья, очень мучительны.

В общежитии все затихло. Виктор вздохнул: надо и домой направляться.

Два шага с крыльца — и он в моросящей массе дождя-буса. Капли, прильнув к щекам, ползли по коже, оставляя после себя неприятный след.

Дорожка едва угадывалась в темноте. Настороженно шепталась под дождем листва берез и — ни звука больше: так плотно поглотил этот шелестящий мелкий дождь обычно шумную вечернюю жизнь пригорода.

Виктор невольно вздрогнул, заметив на перекрестке неясную фигуру человека. Вот он двинулся навстречу Лобунько. Луч фонарика в руке Виктора блеснул, вырвав из тьмы серые падающие дождинки.

— Жучков?! Ты что, бессонницей страдаешь?

— Да нет, Виктор Тарасович, мне… странно это показалось, — Леня указал рукой в сторону Дворца. — Машина там стоит, и люди что-то грузят. Я сначала подумал, что наши, а теперь вот что-то сомнение взяло. Разве наши работают ночью? Может быть, кто-нибудь… Но ведь там же сторож?

— Ну-ка, пойдем, посмотрим.

Они быстро зашагали к темнеющей невдалеке громаде Дворца. Чем ближе подходили ко входу на территорию стройки, тем тревожней билось сердце Виктора.

— Совсем недавно, — вполголоса рассказывал Жучков, — так же вот ночью кто-то вывез три тонны цемента. Сторож уснул, его связали, так что не пикнешь, а сами орудовали. Так и не нашли никого. И главное, ведь знают эти ворюги, когда на стройку поступают особо дефицитные материалы, вот что интересно. Будто кто из своих им об этом сообщает.

«Вполне возможно», — подумал Виктор, вглядываясь в темноту: где же машина?

— Вот здесь стояла, — шепнул Леня. Оба затихли. Слышно, как где-то льется с крыши вода да шумит дождь.

— Никого уже нет, — сказал Жучков. — Посветите-ка сюда. Ага, вот след машины. Крышки колес старые, хитры же черти, к утру и остатки следа размоет.

Сторожа они нашли крепко спящим в своей будочке.

— Да он же пьяный! — воскликнул Леня, уловив характерный запах водки. — Никита Александрович, ну-ка, вставай!

Выяснилось, что перед тем, как стемнело, двое пьяных устроились недалеко от ворот на траве, чтобы распить литр водки. Один из них пришел за стаканом к Никите Александровичу.

— Ну и меня, старика, пригласил, мол, в такую погоду это очень пользительно. Я подумал, прикинул, да и согрешил, старый дурень. Их еще сюда пригласил. А вот как уснул, ей-богу не помню. Вроде все в тумане стало. Что же они увезли-то? — забеспокоился он, приподнимаясь. — Пойдемте-ка, посмотрим вместе.

Неизвестные выкрали много листов высококачественного шифера. Вероятно, здесь была не одна машина.

— Пойдем, Леня, надо в милицию заявить, — двинулся к выходу Виктор, но тут же остановился: — Кстати, Никита Александрович, когда привезли этот шифер на стройку?

— Да денька три-четыре, пожалуй.

«Да, конечно, кто-то из своих принимал участие в краже: оперативно действовали, — подумал Виктор. — Но кто?»

— Да, Никита Александрович, неприятности у вас будут завтра большие… Что ж, Леня, пойдем в отделение милиции.

Молча двинулись по шоссе к трамвайной остановке, думая о происшествии. А дождь становился все сильней, по лицу хлестко ударяли холодные водяные капли. Недалеко от женского общежития, едва вошли в лес, сверху ударил сплошной поток крупных дождевых струй.

— Бежим к общежитию! — крикнул Виктор.

Когда бежали, Виктор заметил в окне комендантской комнаты свет.

— Идем к Илье Антоновичу, обогреемся, — сказал он Лене. — Все равно спешить теперь некуда, в такой ливень любые следы в две минуты замоет.

Дверь в комнату коменданта оказалась незамкнутой. Илью Антоновича они застали врасплох: сидя на корточках возле таза, он мыл сапог. Другой сапог, облепленный грязью, измазанный в белой глине, стоял у порога.

Илья Антонович быстро вскочил, уронив сапог в таз, но, узнав Виктора и Леню, облегченно рассмеялся.

— Фу ты… А я думал… кто другой…

— Дождь захватил, вот в гости и зашли, — сказал Виктор, а, поглядев на грязный комендантский сапог, с улыбкой добавил: — Вы где-то тоже бродили по грязи, видно?

— Да так… с огорода картошку кто-то у меня роет, вот и попроведал, — равнодушно пояснил Илья Антонович, снова принимаясь за сапог. И тут же спохватился: — Что ж это я, проходите, проходите… Может, Ленке сказать, чтобы чайку согрела, аль чего покрепче? Мы это мигом, у нас задержки не будет…

— Нет, нет, мы на минутку, Илья Антонович, — запротестовал Виктор, — мимоходом, как говорится.

— Уж не зазноба ли где поблизости завелась? — лукаво прищурился Илья Антонович. — Так в таком-то виде.

Но Виктор перебил его:

— В милицию мы идем, кража на стройке. Шифер увезли.

— В милицию?! — застыл Илья Антонович и сразу напряженно-жестким стал его взгляд, — И… поймали их? Кто же это?

— Нет еще, дождь следы замыл. Ну, да там разберутся, не такие дела раскрывали.

А Леня почему-то не отводил хмурый взгляд с вымазанного в белой глине комендантского сапога.

— Так, так… — проговорил Илья Антонович, а перехватив Ленин взгляд, снова ожил: — Ну, обогревайтесь, а я… Жалко Ленку будить, сам решил помыть сапожишки-то, утром присохнет грязь, — и, оставив первый сапог недомытым, сунул в таз второй, торопливо оскабливая беловато-желтые пятна глины.

— Пойдемте, Виктор Тарасович, — тронул за рукав Леня. — Нам надо спешить.

— Куда же вы? — привстал Илья Антонович. — Я сейчас кончу, и мы чайком побалуемся. А то ведь дождь-то осенний, холоднющий, всякая хворь может пристать.

— Нет, нам и действительно пора. Может, успеют на дороге где-нибудь этих ворюг перехватить, — сказал Виктор, а открыв дверь, обернулся: — Спокойной ночи!

И вдруг его поразил взгляд Ильи Антоновича — злобный, колючий, ненавидящий. Он быстро захлопнул дверь и зашагал к Лене, ожидающему его у входа. Тот пристально посмотрел на Виктора.

— Вы ничего не заметили?

— Нет. А что?

— Комендантский огород вот он, рядом, там белой глины нет. А на сапогах Ильи Антоновича… Эх, не нравится мне этот старик, давно не нравится. Не он ли был сегодня на стройке?

Виктору вспомнился взгляд Ильи Антоновича — злобный, цепкий.

* * *

Потух свет в комнате коменданта. Но Илья Антонович и не думал спать. Вот он, осторожно ступая, появился в коридоре, прошел к выходу и, сойдя с крыльца, стал в тени, прислушиваясь, зорко поглядывая на дорожку, ведущую от трамвайной остановки, где отделение милиции. Туда ушли они, и кто знает, о чем идет сейчас там разговор.

«М-да, пронадеялся на этого слюнтяя Киселева, думал, что стоит лишь подтолкнуть его и — дело будет сделано, а теперь вот»…

Илья Антонович хмуро покусывает губы. Не случайно о грязных сапогах, знать-то, заговорил этот воспитатель, да и Ленька Жучков глаз с них не спускал. Догадываются? Или выследили, когда шел обратно? Все может быть. Остается одно: ждать, хоть до рассвета. Придут — значит, бежать отсюда, а не придут…

Да, этот Лобунько не должен долго работать здесь, да и вообще… Эх, дрянцо оказался Петька, только водку жрать. Ну, ничего, припру я тебя к стенке, будешь делать то, что заставлю, будешь, милый. Пусть только утрясется эта история с шифером. А с сыном Тараса я… сам встречусь. Сам, иначе плохо дело будет. Хорошо бы сегодня, под дождичек — но…»

Илья Антонович прощупывает глазами, насколько может, каждое темное пятно по дорожке: не идет ли кто?

Барабанит по крыше дождь, шумно катится по сточным трубам вода. Темны окна уснувшего общежития.

А Илья Антонович ждет…