Глава 1

Дорога осталась позади, как затянувшийся ночной кошмар, слив в памяти мелькание людей, звезд, миров… Время сжалось, и Отари Ило очнулся посреди бескрайней равнины под тусклым белым небом. Рядом громоздилась гора тюков, в спешке сброшенных трампом — из столицы созвездия пришло штормовое предупреждение.

Ни ветерка. Тишина давит на уши; дышать с непривычки трудно, как в парнике… Отари пожалел, что не оделся полегче — приходилось красоваться в полной парадной форме выпускника Академии Управления. Долго ещё ждать? Перед посадкой сообщили, что грузовые платформы вышли — не заблудились же они… Равнина, густо поросшая желтой травой, ровная, как стол. У самого горизонта призрачно колеблется в мареве цепь холмов. Там должен быть поселок… Что ждет его там? Вернее, кто — в официальных данных ничего не говорилось о людях. «Больше половины из этих» — подчеркнул его руководитель, профессор Лемон. Он наверняка имел в виду не просто подопечных Евгенички (к которым принадлежал и сам), а именно боулистов, приверженцев кастовой спеси. За три года земной учебы Ило успел невзлюбить этих новоявленных генетических аристократов, которые только себя и себе подобных считали людьми. А ведь для того, чтобы успешно работать, надо стать для них своим — и это с его-то двойным именем, воспринимаемым почти как физическое уродство! Да и внешность его не вписывалась в усредненную модель управленческих династий: чуть смуглый, крупный, медлительный и плавный в движениях — среди сокурсников он напоминал бурого мишку среди горностаев. Задевать его не осмеливались, но и только… «Придется быть паинькой», — решил Отари. Разговор с наставником после выпуска во многом раскрыл ему глаза на закулисную возню политиканов от евгеники. И законная гордость от присвоенного звания координатора сразу поблекла… По всему было видно, что Лемон особо не рассчитывает на его успех. Отари пощупал нагрудный карман с кристалликами программулек: лучший в мире, и притом совершенно противозаконный набор компьютерных отмычек — плод увлечения молодости, как уверял наставник. Наивная увертка — но тем дороже сам подарок.

…Воспоминания были прерваны звуком, похожим на комариное гудение. В мертвой тишине оно звучало резко и как-то неуместно. Отари, прищурясь, попытался разглядеть что-нибудь против садящегося солнца. Вдали, у самого горизонта показались темные точки — гудение исходило от них. «Ага, наконец-то!» — подумал он, прикрывая глаза рукой. Вереница виброходов быстро ползла прямо на него, подминая по пути чахлые кустики. Вот они подъехали вплотную, и… Ошеломленный координатор едва успел отскочить в сторону — колонна преспокойно проследовала мимо.

— Эй, какого черта! — крикнул он вслед пылившим платформам, но от этого ничего не изменилось. Отари сначала шагом, потом бегом устремился за ними.

— Сто-ой! — крикнул он вдогонку (без особой, впрочем, надежды), но последняя машина дернулась и застыла, за ней остановились и другие. Когда Отари, запыхавшись, подбежал к ним, причина стала ясна — ими управляли роботы. А в первой машине был человек — несомненно, он и командовал ими… Когда не спал. Отари в растерянности смотрел на сладко посапывающего детину в синем комбинезоне техника. Черт знает что! Нерешительные толчки в плечо ни к чему не привели, водитель спал, как убитый. На мгновение Отари даже испугался — может, ему плохо? Но могучий храп, вырвавшийся из груди спящего, доказал, что ему хорошо… Плюнув, вновь прибывший сам развернул платформу и привел колонну назад, к куче груза. Гикнув на погрузчиков, горохом посыпавшихся с бортов, он попытался связаться с поселком, но безуспешно — никто не отвечал. А своей «нитки» у него здесь еще не было…

…Солнце жидким раскаленным блином плавало уже у самого горизонта, когда роботы, отбрасывая длинные уродливые тени, проворно влезли на машины, закончив погрузку. Отари повернул караван курсом на холмы и откинулся на спинку сиденья — по идеальной плоскости равнины платформы шли как по ниточке. Куда ехать, он не имел ни малейшего представления. Покосившись на своего спящего спутника, Ило решил, что вскоре придется принимать более крутые меры.

Дорога была на удивление скучной, и он чуть не задремал, глядя на убегающую километр за километром степь — желтизна травы имела неприятный свинцовый оттенок и сливалась с потемневшим небом. В какой-то миг ему показалось, что он видел птиц — рой черных точек, с огромной скоростью пересекший красноватый блин солнца. Но это произошло так быстро, что в следующий миг он уже не мог поклясться, что видел что-то. Зато животных он видел точно: порскнувшие в разные стороны мелкие копытные вроде сайгаков мгновенно растворились в шевелящейся траве — были видны только серовато отблескивающие спины. На Отари, выросшего в искусственной среде индустриальных миров, это свидание с дикой природой подействовало возбуждающе. Но больше ничего особенного не происходило, и он вновь заскучал.

Степь кончилась внезапно, словно ее отрезали ножом — впереди простиралось взрытое поле с разбросанными там-сям кротовыми кучками. Сразу за ним виднелось другое, густо забрызганное белесыми крапинками всходов. На траву непохоже — приглядевшись, Отари решил, что это какие-то овощи. Свернуть было некуда, и он попер прямо на них, радуясь про себя, что хозяев не видно — вряд ли бы это им понравилось. Движение замедлилось — платформа, чмокая, переваливалась в мягкой земле, оставляя за собой лоснящийся, как от слизня, след. Техник завозился во сне, шумно вздыхая. «Давай-давай, — мысленно подбодрил его Ило, — просыпайся, а то мы заедем к черту на рога». Человек открыл глаза, и некоторое время бессмысленно таращился на пропадающую под машиной бурую почву. Потом взгляд его прояснился. Зевнув, он огляделся и заметил невозмутимую фигуру за рулем. Отари явственно прочел на его лице удивление. Видимо, спросонок тому никак не удавалось осилить эту загадку — появление в кабине совершенно незнакомого человека. Отари не дал себе труда представиться, а лишь бросил через плечо:

— Куда теперь сворачивать?

Человек неопределенно мотнул головой куда-то направо. Потом спросил хриплым ото сна голосом:

— Вы кто?

Отари покосился на него:

— А за кем вы ехали?

На широком лице техника медленно отразились все стадии понимания, в конце концов вылившиеся в одно слово:

— Координатор?

— Да.

И снова молчание. Платформа с грохотом пересекла полосу гравия. Слышно было, как мелкие камушки стучали по борту.

— Сейчас налево… А там по дороге до конца, — произнес техник. Еще раз душераздирающе зевнув, он уселся поосновательней и, наклонившись вперед, начал что-то высматривать в сгущающихся сумерках.

— Вон, видите, проблесковый огонь? Держите прямо туда.

Впереди и в самом деле мигал оранжевый огонек маяка, и очень скоро караван выбрался на пластбетонное покрытие дороги, извивающейся меж холмов.

Уже в наступившей темноте они выехали к океану. С холма, куда они забрались напоследок, открывался обширный вид во все стороны. Только одной стороны не было вовсе — той, что впереди. Далеко внизу темная земля обрывалась прямо в небо… Там, на самом краю, горело реденькое созвездие огней.

— Поселок, — сообщил техник.

* * *

— Куа-ак… ка… акк… — скрипучий голос педантично выводил какую-то одному ему понятную фразу. Отари открыл глаза. Бледный солнечный свет заливал крохотную спаленку, серебря пляшущие в воздухе пылинки. За окном раздался плотный звук, как будто уронили что-то тяжелое, и тот же скрипучий голос нравоучительно произнес: «Зза… бот не зна… ая, и игра… ая…» Стишки из букваря. Забавно… Отари полежал еще некоторое время, потом отбросил одеяло — кто это там, за окном? Прошлепав босыми ступнями, осторожно выглянул. Но там никого не было.

При солнечном освещении поселок представлял идиллическую картину — белые домики казались слишком чистенькими и аккуратными, создавая странный контраст с лохматой желтой травой. Сочетание желтого и белого напомнили Отари госпиталь, куда он угодил однажды после аварии на синтез-фабрике. Он оторвался от окна, напомнив себе, что его первый рабочий день уже начался.

Выходя, он внимательно осмотрелся, но нигде не нашел следов того, кто нарушил его сон. Поселок будто вымер. Ватную тишину нарушало только отдаленное стрекотание какого-то богом забытого робота-садовника. Сделав несколько нерешительных шагов, Ило остановился — куда дальше-то? Он начинал уже чувствовать некое раздражающее стеснение, обычный спутник ложного положения. По всем неписаным законам освоителей его не могли просто привезти и бросить здесь, как багаж. Эш Бронтом, как руководитель, наверняка знал о его прибытии. Неужели все настолько заняты, что встретить его было некому, кроме засыпающего на ходу техника? Кстати, почему засыпающего — переутомление? Ну, если он один справляется с перевалочными складами… Отари прошелся вдоль ряда домиков, повернул и вышел к берегу океана — всюду пустынно и ни намека на чье-либо присутствие. Вчерашний техник, по всей видимости, уже на ногах и, наверное, далеко… Что же, он спит только в машине? И чем занимаются все остальные десять тысяч человек, взвалив на него многохлопотное дело снабжения… Но гадать об этом бессмысленно — надо принимать положение как есть. В любом случае надо найти станцию космосвязи — доложиться Земле. Порыскав глазами по горизонту, Ило отыскал давешний маяк — тонкий блестящий зубец антенны на вдающемся в океан узком мыске. До него было километра два… Но это по прямой. Вздохнув, он смирился с неизбежностью. В конце концов, нет ничего полезнее для здоровья, чем хорошая пешеходная прогулка. Завтрак из концентратов не слишком обременял желудок, и, вернувшись назад, координатор бодро зашагал по нагретому пластбетону главной улицы поселка, мимо череды одинаковых домов-времянок, изредка разноображиваемой каким-нибудь уродливым строением местных умельцев.

Дорога вывела его к длинной серой постройке из того же неизбежного пластбетона — вероятно, это был склад. Поблизости никого не оказалось, даже роботов. Секунду подумав, Отари начал подниматься на ближайший холм в надежде увидеть с него оставленный поблизости транспорт, или, на худой конец, зазевавшегося робота-грузчика, которого тоже можно оседлать. Но надежда оказалась напрасной — вокруг, сколько хватало взгляда, было пустынно. Лишь далеко в глубине острова, за синеющими холмами, вились какие-то белесые дымки — наверное, от костров. Но это ни с какой стороны его сейчас не интересовало.

Отвернувшись, он глянул вдоль берега, надеясь увидеть станцию космической связи. Он и увидел ее — маленький, тускло блестевший купол неподалеку от антенны, прямо на линии несуществующего прибоя. Вообще, близость океана совсем не ощущалась, и при взгляде в его сторону Отари невольно испытывал позыв отступить назад, как если бы неожиданно вышел на край обрыва. Линии горизонта не было вовсе, и океан сливался с белой пеленой неба в одно трудноохватываемое взглядом нечто без намека на перспективу. Не чувствовалось и освежающего морского ветерка, как на Земле — похоже, здесь постоянно царствовал мертвый штиль.

Отари спустился с холма и пошел вдоль кромки воды по узкому пляжу из гравия. Идти предстояло как минимум километра четыре. Плавные закругления берега постепенно переходили одно в другое, открывая взору все те же серые лысины холмов, отраженные в воде. Желтая трава почему-то на берегу не росла, и ничто не нарушало тусклую гамму. После одного из поворотов Отари увидел впереди большую кучу сваленных в беспорядке ветвей и сучьев. «Интересно, почему здесь нет деревьев? — лениво думал он, приближаясь к одинокому следу чьей-то разумной деятельности, — при таком климате они вымахали бы до небес…» И тут по ушам его ударил режущий вопль! От неожиданности Отари присел — вопль смолк. Стоя на месте, он слышал, как бухает сердце, подстегнутое изрядной дозой адреналина. Контраст между тишиной и сатанинским воплем был нестерпим. Оглядевшись, он никого не заметил. Но стоило сделать шаг вперед, вопль повторился, больно хлестнув по ушам. «Тьфу ты!» — в сердцах сплюнул координатор, отступая. Похоже, его не пускали к этим сучьям. Кто не пускал? Отари еще раз оглядел пустынные холмы — выходит, сам того не подозревая, он вступил в контакт с коренными обитателями этого застывшего мирка? А эта куча веток — их культовое сооружение? Но, хоть убей, а выглядит это все-таки как куча веток.

— Эй! — несмело крикнул Отари ближним холмам, — Кто там?

Молчание. Не рискнув идти прямо, он повернул направо, чтобы обойти запретное место, но не успел сделать и двух шагов, как снова был оглушен скрипучим визгом — на сей раз, как ему показалось, тот вырвался сразу из нескольких глоток. Волна раздражения поднялась в нем — что же, идти обратно? Ну нет! И он решительно двинулся по направлению к источнику звука, не обращая внимания на крики. По мере его приближения в них появились нотки паники. Затем все смолкло — Отари прямо-таки ощутил, как тишина благодетельным бальзамом вливается в уши.

За холмом никого не оказалось, и он продолжил свой путь, обогнув пресловутое сооружение из веток. Об аборигенах он знал только то, что упоминалось в лоции — класс псевдохомо, цивилизация пасторального типа, опасности не представляют. На последнее он особенно рассчитывал. Не хотелось бы получить в спину какой-нибудь ядовитый шип или стрелу с наконечником из кости загнившей рыбы. Вспомнив о рыбе, он с сомнением посмотрел в сторону океана — уж больно безжизненно тот выглядел. На пляже не валялись водоросли, не бегали проворные крабы, не лежали раковины моллюсков. Какой-то полностью стерильный пляж… И что здесь может изучать столь мощная экспедиция? Надо будет поговорить с предшественником — для прояснения обстановки. Обычно исследователи работали на планетах года три, затем приходил черед освоителей. А Плон после пяти лет работы экспедиции даже не стоял на очереди!

Дорога вдоль берега не отвлекала внимания — задумавшись, Отари автоматически шагал через камни. Он поднял голову, чтобы отмерить себе очередной отрезок пути, когда за его спиной раздался нормальный человеческий голос:

— А я бы на вашем месте не стал здесь ходить.

Отари чуть не споткнулся. Выпрямившись, пересилил мгновенный позыв обернуться, а спросил почти спокойно:

— Почему?

— Странно, что вы не знаете. По-моему, всех предупреждали…

За это время Отари успел не спеша развернуться и рассмотреть говорившего. Чуть постарше его, с тонкими правильными чертами лица, одет в изящного покроя костюм, кажущийся здесь неуместным. В его облике всего было как бы немного чересчур — чересчур яркие синие глаза, аккуратно уложенные волосы цвета вороного крыла, чересчур сверкающие и ровные зубы. Он мог бы произвести впечатление холеного красавца, но живое выражение лица искупало чрезмерную красивость, а глаза искрились неподдельным лукавством. Подойдя ближе, он быстро осмотрел Отари, глаза его вспыхнули и он торжествующим тоном указал на его браслет-коммуникатор:

— Вы отключили его? Поздравляю! Теперь вами займется лично гранд Эш — ему уже наверняка настучали. А я-то старался сделать вызов покрасочней!

— Постойте, — ошеломленно перебил его Отари, — вы разве не слышали о моем прибытии?

— Прибытии? — незнакомец казался озадаченным — Каком прибытии, откуда?

Отари только махнул рукой — чаша его терпения переполнилась, и он облегчил душу хорошей порцией проклятий на всех известных ему языках, включая и земной вариант космолингвы. Его слушатель только хлопал прекрасными глазами, ничего не понимая.

— Вы порадовали меня богатством выражений, однако ничего не объяснили, — наконец, удалось вставить ему, когда Отари остановился перевести дух. Вместо ответа тот похлопал себя по карманам и вытащил блеснувшее золотой голограммой свидетельство Академии Управления. В ближайшие полминуты молчание нарушалось только междометиями: «Гм… А-а! О-о!» Изучив документ, незнакомец присвистнул и вернул его владельцу, изумленно глядя на него, словно узрев мессию.

— Ну? — невольно грубо сказал Отари, не зная, что еще сказать.

— Позвольте представиться, — торжественно произнес человек, — Жюль Этино Кутюрф, этнограф! — и протянул руку.

* * *

— …Надеюсь, ваши друзья не станут снимать с меня скальп за это вторжение… — Отари Ило неспешно шагал вдоль воды, жестикулируя одной рукой — другую он засунул в карман.

— Вы не знаете плонийцев, — улыбнулся Кутюрф, — иначе не стали бы задавать подобные вопросы. Просто в запрете сделают еще одно исключение — специально для вас.

— Это очень удобно, — согласился Отари, — для тех, кто незнаком с обычаями…

— О-о! У них уникальные законы — ничего подобного по терпимости я не встречал, — загорелся Кутюрф, явно оседлав любимого конька, — вообще, у этого вида Homo еще множество загадок — как жаль, что я здесь один. Тут хватило бы работы на целый институт! А ведь и на других островах есть развитые общины, о которых нам вовсе ничего не известно! — Кутюрф экспансивно взмахнул руками, потом искоса посмотрел на своего собеседника. — Да… Кажется, я увлекся, — сказал он, как-то сразу остыв. — За последние шесть месяцев мне не с кем было поговорить о своей работе, а отчеты… — он пожал плечами.

— Теперь у вас будет с кем поговорить, — сказал Отари поощрительно. Жюль бросил на него иронический взгляд:

— О да, ведь это ваша работа!

— Я люблю свою работу, — просто ответил координатор, и Жюль перестал улыбаться. Помолчав, он сказал:

— Если вам действительно интересно, то можете сегодня вечером зайти в деревню — она тут, недалеко. Я познакомлю вас с этим народом.

— Договорились, — подхватил Отари, — кстати, какой именно запрет я нарушил?

— А-а… — этнограф махнул рукой — Это очередной праздник ожидания. Нельзя приближаться к океану между ограничительными знаками. Приходите, я все объясню.

Отари кивнул. Антенна впереди была уже видна во всех подробностях — высокий металлический столб, увенчанный сверкающим наконечником разрядника. Самой станции не было видно за холмами. Отари оторвался от созерцания цели похода и увидел заинтересованное лицо своего нового знакомого.

— Туда? — показал он.

— Туда, — согласился Отари. В глазах Жюля мелькнул веселый огонек:

— Ну, мне с вами не по пути. Заблудиться не боитесь?

Отари удивленно остановился, но Жюль не дал ему ничего сказать:

— А для того, чтобы не заблудиться, вам нужен проводник… Уном! — громко позвал он, не оглядываясь. — Долго ли ты будешь красться за нами, яко тать в ночи?

* * *

…Отари еще никогда не сталкивался близко с инопланетниками, и сейчас с интересом разглядывал стоящего перед ним туземца. Впрочем, интерес был взаимным.

На первый взгляд плониец ничем не отличался от человека — те же две руки, две ноги, голова… Рост — примерно по плечо, очень худ, очень подвижен. Цвет кожи сероватый — как у выцветшего негра. Волосы на голове тоже пепельно-серые, с металлическим отливом. Вот с ними-то и выходила первая неувязка. Есть выражение: «Волосы зашевелились на голове», — так вот, у него это наблюдалось буквально. Как будто ласково ерошащий ветерок постоянно обдувал его голову, распушивая волосы легким пухом. «У иных ветер в голове, — подумал Отари, — а у этого…» Зрелище было необычным… и слегка жутковатым. Но вообще, стоя неподвижно, плониец напоминал земного подростка — только потоньше. Главное отличие ухватывалось в движении: и руки, и ноги, и торс совершенно свободно изгибались в любом направлении, иногда просто поражая изломанной пластикой. Туземец мог буквально сложиться втрое! Его янтарно-желтые глаза, странно выделявшиеся на сером лице (вполне человеческом, на неискушенный взгляд Отари), быстро-быстро ощупывали фигуру координатора, не упуская ни одной мелочи, но к каким выводам пришел их владелец, оставалось загадкой — лицо сохраняло неподвижность. Отари почувствовал себя неловко и покосился на своего спутника — тому эта сцена, по всей видимости, доставляла живейшее удовольствие. Решив проявить инициативу, Отари сказал, показывая на себя:

— Меня зовут Отари. …?

— От… тари… О-о… тари… — скрипучий звук раздался так неожиданно, что землянин не стразу понял, что он исходит от застывшей изваянием серой фигурки.

— Уном! — резко, как вскрик. Плониец немыслимым образом изогнул руку и показал на себя — кисти у него оказались похожими на человеческие, только очень узкие, с длинными пальцами. Сколько было пальцев, так и осталось загадкой.

— Уном, — эхом повторил Отари, потом вопросительно взглянул на Кутюрфа.

— Ну, вот и познакомились! — радушно отозвался тот, сияя улыбкой. Похоже, ему доставляло удовольствие играть роль гостеприимного хозяина.

— Уном понимает большинство из того, что мы говорим, но самому ему говорить трудно — другая гортань. Зато мы на их языке не свяжем и двух слов, — объяснил он положение вещей, затем обратился к Уному:

— Зачем ты пошел следом?

— Н-н… нтересно… О! — был ответ. Желтые глаза диковато блеснули — то ли насмешкой, то ли вызовом. Отари еще не разобрался его мимике, зато голос живо напомнил ему тот, что он слышал с утра под своим окном. «О-о, приятель, да ты не так прост!»

— Станция… — почти разборчиво произнес Уном и сделал змеиный жест рукой. — Идти… и…

Акцент его был оригинален своей неожиданностью — он не искажал произношение, но ритм его речи двигался резкими скачками, иногда приводя к повторению отдельных звуков. К подобной манере нужно было приноровиться.

— Пошли! — решительно скомандовал Отари и сделал шаг вперед.

…Поднимаясь на очередной холм вслед за припрыжкой плонийца, координатор оглянулся. Жюль Кутюрф стоял на том же месте, уменьшившись в человечка. Вот он поднес руку с браслетом к лицу — что он говорит и кому? Отари только вздохнул — потребуются долгие недели и месяцы, прежде чем он безошибочно будет отвечать на такие вопросы. А главное — начнет делать то, для чего сюда прибыл. Управление — один из самых универсальных видов деятельности, и по своей всеобъемлющести является, по существу, прикладной философией. А философия всегда была делом неспешным…

Уном оказался занятным собеседником. Мелькая то впереди, то сбоку, он сначала робко, потом все смелее начал задавать вопросы, каждый раз забегая вперед и глядя в упор своими янтарными, как у кота, глазищами. Нормы человеческой вежливости были ему совершенно чужды, и он бесцеремонно разглядывал своего спутника, попеременно переводя взгляд с лица на костюм (ограниченный у него самого лишь какой-то ниткой вокруг бедер) и обратно, особенно интересуясь ртом, откуда вылетали такие чудные звуки. Это несколько сбивало с толку, но Отари никак не решался отразить напор первозданного любопытства резким жестом, боясь обидеть. Вместо этого он решил испытать свой браслет-коммуникатор в новой электронной среде — и совершил ужасную ошибку. Среда оказалась неожиданно богатой (до двух миллионов «ниток» на человека!), и Уном пришел в неистовый восторг от звучащего и переливающегося на руке чуда, тут же изобразив все то, что видел, в фантастической пантомиме — к изумлению Отари, он узнал в ней только что смоделированный «ливень» (обычный тест обратной связи). Правда, звуковая имитация оказалась менее удачной — Ило только морщился, потирая уши. После этого стало ясно, что отвязаться от туземца не удастся никогда. Но это его уже не особенно огорчило. Привычный образ гордого и таинственного дикаря, навеянный Фенимором Купером, рассеялся, как дым — перед землянином был любопытный и ненасытный мальчишка со странным, царапающим уши голосом и фантастически гибкий. Отари только дивился произошедшей метаморфозе — видимо, решил он, Уном был скован при первом знакомстве, как это бывает и с земными подростками. Десяти минут совместной дороги оказалось достаточно, чтобы свести с ним короткое знакомство. Отари попытался было осторожно выспросить плонийца, где тот был утром, но натолкнулся на стену молчания, вызванного то ли непониманием, то ли смущением — он еще не научился различать такие тонкие оттенки. Переведя разговор, землянин спросил его о возрасте. Думалось, это самый простой и понятный вопрос — на Земле и трехлетний малыш ответит на него. Как оказалось, то было заблуждение — они абсолютно не понимали друг друга. В конце концов он решил выяснить все у этнографа — и едва не натолкнулся на спину внезапно остановившегося Унома.

— Что случилось? — спросил Отари, вглядываясь.

— Там! — коротко ответил плониец, ткнув, по своему обыкновению, рукой в направлении антенны.

— Я… ду. Назад…

— Почему?

Уном помолчал. Потом сказал отрывисто:

— Нельзя!

И все. Большего от него добиться не удалось. Неподвижное лицо вновь ничего не выражало — мальчишка, расспрашивавший об играх и развлечениях, бесследно исчез — индеец из книг Купера вновь предстал во всей красе. Отари пожал плечами. Чужая психология — дело темное, и не ему в ней разбираться. Неловко махнув рукой на прощание (шут его знает, как у них принято!), он начал спускаться с холма к виднеющемуся куполу станции. Одинокая фигурка цвета чугуна резко выделялась на фоне неба, когда он оглянулся. Когда он оглянулся в следующий раз, ее уже не было.

 

Глава 2

Стандартная станция космической связи представляет собой автономный купол с пультом управления, малый кварк-реактор и пробивающую антенну с монокристаллическим сердечником. Все это располагалось треугольником на оконечности мыса, перпендикулярно берегу вдающегося в океан. Антенна, как и положено, огороженная частой сеткой, занимала верхушку последнего на мысе холма; реактор был вплавлен в каменистую почву с правой стороны мыса, купол размещался слева. Отари изучал сейчас свою тень на тускло блестевшей стенке этого купола. Вокруг — звенящая тишина, в которой далеко разносится хруст гравия под ногами… Отари очнулся от столбняка и еще раз нажал на кнопку вызова. Ответа не последовало. Координатор выругался и беспомощно огляделся — вокруг никого. А попасть внутрь автономного купола можно разве что с помощью миниатюрной атомной бомбы. В таком положении досужие остряки советуют находить смешную сторону. Что ж, над этим действительно можно посмеяться — когда-нибудь… Вздохнув, Отари уселся на корточки в тени купола. Поерзав, сел поудобнее, вытянув ноги и опершись спиной о дверь — и полетел кувырком!

…Приподнявшись на руках, координатор очумелым взглядом уперся в десять ступенек трапа, по которым спустился. И лишь спустя несколько секунд осознал, что попал туда, куда хотел. А ведь дверь открывается только индивидуальным кодом — если он есть в памяти замка… Поднявшись на ноги, он увидел, что его вообще отключили. Хм…

Механически отряхнувшись, он вышел из тамбура в настроечную. Один беглый взгляд убедил в том, что помещение покинуто совсем недавно — дежурный экран пульсировал зеленой жилкой несущего канала, мирно попискивал настроечный компьютер, медленно клубя на шкалах золотистое облако графических коррекций… Отари с трудом втиснулся в кресло дубль-оператора и расслабился. Коммуникатор по-прежнему не подавал признаков жизни — правда, теперь на экран проецировалась надпись: «Доступ закрыт». Ило превратил буквы в пылающий фейерверк разноцветных искр, тут же преобразив их в подобие букета. Испуганно оглянулся… хмыкнул. Теперь-то на это внимания не обращают… После того, как на каждого жителя Земли пришлось по миллиону «ниток»-каналов, искусство самосвязи достигло расцвета, несмотря на ярлыки типа «электронного онанизма». Возможность с помощью лавины обратных связей получать ярчайшие картины прямо на запястье мало кого оставила равнодушной, и «сувви», бывший до этого развлечением жителей окраин, вышел из подполья — по нему уже проводили соревнования.

…Ждать пришлось недолго — в тамбуре послышалось шлепанье босых ног, взметнулось покрывало двери, и в зал проворно вбежала девушка… Нет, скорее девочка — очаровательный бесенок явно несовершеннолетнего возраста. Ошеломленный координатор успел увидеть лишь полыхнувшую гриву рыжих волос и два больших негодующих глаза:

— Ой-ей-ей-ей! — горестно завопила девчонка, всплеснув руками, — Опять! Сейчас же марш отсюда — чего расселся, бессовестный! Прямо нельзя никуда отойти, так и лезут — мало я вас гоняла!

Опешивший Ило не смог вставить ни словечка в эту тираду, произнесенную на редкость пронзительным и звонким голосом. Встав с кресла, он оказался на две головы выше хозяйки станции, но это ее не смутило:

— Бездельничаешь — да-да, а все небось работают! Вот скажу дяде, он тебе покажет! — продолжила она более язвительно, уперев руки в бока и явно напрашиваясь на скандал. «Какой еще дядя…» — подумал сбитый с толку координатор, собираясь объяснить вспыльчивой дюймовочке положение вещей. Эта мысль на секунду задержала его — а услышанное в следующий миг пригвоздило к месту:

— …Так и будешь здесь торчать? — в ее голосе уже звенело отчаяние — Хочешь, чтобы координатор увидел тебя тут?

— Какой еще координатор?! — изумился Отари, никак не ожидавший встретить в экспедиции самозванца.

— Самый настоящий, с Земли! — гневно бросила ему девчонка — Сегодня прилетел и сейчас придет сюда, понятно? Ну что стал столбом, уйдешь наконец!

— Но послушайте! — попытался было возразить Отари, чувствуя себя бессильным перед таким потоком красноречия — Ведь я…

— И слушать тут нечего! — замотала головой маленькая фурия — Выметайтесь, кому говорю! — и притопнула босой ногой.

Наступила пауза — девушка выжидательно смотрела на него, Отари-таки стоял столбом. Почему-то только сейчас он обратил внимание на то, во что она одета — ярко-красный то ли сарафан, то ли халат, колокольчиком болтающийся на слишком тонкой фигуре, явно не претендуя обтягивать что-нибудь.

— Ну! — скорее просяще, чем угрожающе, произнесла девушка. До Отари дошло, что он уставился на нее в упор. Смутившись, он безропотно повернул к выходу и прошел туда под настороженным взглядом блестящих глаз. У самой двери, опомнившись, остановился — его разбирал смех.

— Еще и смеется! — возмущенно воскликнула связист-девица, зорко углядев усмешку на его лице — Вот-вот координатор приедет! А вы…

— Уже приехал, — мрачно буркнул Ило, громадным усилием удерживаясь от того, чтобы не расхохотаться.

— Ой! Где? — взвизгнула она, крутнувшись, словно упомянутый координатор спрятался за спиной.

— Здесь, — еще более мрачно сообщил ей Отари, утихомирив спазмы смеха. Не объясняя более ничего, он молча вытащил свой документ и сунул ей под нос.

— Что это? — брезгливо отстранилась она.

— Я — координатор, — отчеканил Ило, возвращаясь к пульту.

— Что-о? Врун несчастный! — она отбросила бумагу и тоже подбежала к пульту — Вот я сейчас вызову…

— Проверь сначала, — посоветовал Отари и поудобнее устроился в тесном креслице. Теперь понятно, на кого оно скроено…

Посмотрев на него долгим взглядом, девчонка медленно подняла листок. Глаза ее расширились — беспомощно глянув на Отари, она, запинаясь, попросила вдруг сразу угасшим голосом:

— Ком… коммуникатор пожалуйста. Сюда…

Ясно — требуется проверка. Браслет, настроенный на своего владельца — лучший свидетель. Отари протянул руку к идентификатору и с интересом смотрел, как на «пузыре» проступили его данные. Все правильно: «Отари Ило, социальный код № 182430021», и проч., и проч. Потом повернулся к девушке — тут тоже было что понаблюдать. Переводя взгляд с документа на владельца, она, закусив губу, мучительно старалась понять это явление. Потом так же мучительно и неудержимо начала краснеть. Поднявшись и забрав у окаменевшей девушки свидетельство, Отари независимо прошелся вдоль стеллажей с аппаратурой, ожидая, пока она придет в себя. За это время он рассмотрел ее внимательнее и убедился, что первое впечатление обманчиво — из детского возраста его собеседница вышла… Вот только когда? Подростковая угловатость никак не вязалась с занимаемой ответственной должностью. Неблагодарное дело угадывать возраст женщины по внешности… Ей могло быть и пятнадцать, и двадцать — и это говорило ему только о том, о чем он и так уже догадывался. Замедленное физическое развитие было побочным следствием генетической коррекции и отличало всех подопечных Евгенички лет до двадцати пяти. Поговаривали, что это замедление специально закладывалось при программировании…

…Между тем еще недавно так живо налетевшая на него фурия молчала, как убитая. Отари подождал, потом, видя, что толку от нее не добиться, спросил сам:

— Разве вам не сообщили обо мне заранее?

— Нет… То есть — да! — поспешно выпалила девчонка, нервно сдув волосы со лба — Но я не думала, что вы… Ведь Жюль сообщил… Ну, я ему покажу! — неожиданно энергично закончила она.

— А что, это он предупредил вас? — нейтральным тоном поинтересовался Ило.

— Да, что придет такой старый и страшный… А вы… вот. — Обезоруживающе улыбнулась девушка, и сразу превратилась из фурии в ангела. Отари мужественно откашлялся. Поведя плечом, как будто подогнанный комбинезон стал вдруг тесен, он неловко перевел разговор в деловое русло:

— Так мне нужно передать на Землю… это… И «нитку» подключить.

Девчонка юркнула на свое место, по дороге стрельнув глазами так, что он вздрогнул. Отари вдруг вспомнил, что так и не узнал ее имени… Но сейчас спрашивать было неловко, и он быстро продиктовал адрес сообщения: «Земля 801, Управление Освоения…»

…Передача не заняла много времени, подсоединение «нитки» — тоже, и через десять минут Отари ощутил себя полноправным членом экспедиции, имея возможность связаться с любым человеком или роботом на этой планете. И, конечно, первым делом надо было связаться с руководителем — гран-эрмиером Эшем Телалом Бронтомом. Когда он сообщил о своем желании, девчонка с любопытством посмотрела на него, но канал на большой экран вывела. Кстати, работала она споро, чувствовалась хорошая выучка. Вот только мешала ее манера после каждой манипуляции оборачиваться и уставляться на него круглыми глазами — Ило поймал себя на том, что сравнивает ее с Уномом. Но то, что у туземца было просто незнанием хороших манер, у нее выглядело каким-то детским бесстыдством.

Соединиться с руководителем экспедиции удалось не сразу. После первого вызова на экране появились только два слова: «Не беспокоить». Отари ввел в компьютер свою должность — дисциплинированный кибернетический ум сразу же поступил по уставу. Гран-эрмиер Бронтом поднял к экрану недовольное лицо, оторвавшись от каких-то машинных распечаток. Встретившись с равнодушным взглядом выцветших голубых глаз, Отари впервые усомнился в том, что справиться со своими обязанностями.

— Меня ни для кого нет — как вы соединились? — это звучало скорее приказом, чем вопросом. Отари умиротворяюще улыбнулся:

— Здравствуйте, профессор Бронтом! Я только вчера вечером прибыл на вашу планету…

— Какая она моя! — резко перебил его гран, поморщившись — Вы — координатор?

— Да, и надеюсь что сумею оказаться полезным вашей экспедиции…

— Да что вы все заладили — ваша, ваша… — профессор, кажется, болезненно воспринимал все, что касалось его личности, и это не облегчало общения.

— Помощников мне не нужно, — как бы окончательно подводя черту, бросил Бронтом, окинув Отари взглядом льдистых глаз, — до сего дня справлялся сам, и менять свои привычки не собираюсь…

— Но я вовсе не собираюсь вмешиваться в руководство! — горячо (даже слишком) заверил Отари, покосившись на притаившуюся за пультом рыжую фурию-ангела. Та пожирала его глазами. Он чувствовал себя как под огнем лазерной батареи.

— Да-а? — голос профессора звучал иронически. Ило поспешно продолжил:

— Конечно, ведь моя задача — координация, то есть наиболее эффективное исполнение ваших приказов …

Тут Отари намеренно отступил от истины. Функции координатора вовсе не ограничивались выполнением чьих-то приказов. Но в данной ситуации полуправда показалась ему лучшим выходом из положения. Однако взгляд Бронтома оставался холодным. Помолчав, он сказал, явно пересиливая себя:

— Ладно, раз уж вы все равно тут… Хотя мне непонятно, чего ради переклассифицировали экспедицию!

Отари благоразумно промолчал. Любое слово сейчас было некстати, ему вовсе не хотелось, чтобы профессор на нем срывал свой гнев. А ведь насчет поспешной переклассификации — чистая правда!

Дальнейший разговор перешел в более мирное русло — гран-эрмиер даже соизволил в общих чертах ознакомить его с целями экспедиции. Но ни словом не обмолвился о проакустике, чем привел Отари в полное недоумение.

— Кто из управленцев сейчас работает с проектом? — задал он естественный вопрос. О дальнейшем лучше переговорить со специалистом. Но ответ огорошил:

— Я вам уже сказал — помощников мне не нужно! — с неожиданным раздражением рыкнул Бронтом и добавил язвительно — Тем более с нехваткой имени…

Отари Ило постарался сохранить на лице маску учтивой деловитости:

— Вы хотите сказать, что в экспедиции нет специалистов управления?

— Слава богу, догадались! Если уж координаторы таковы, то что говорить о других…

Отари сохранил прежнее выражение лица:

— Но кто последний выполнял эти обязанности?

— Я же сказал — никто! Управленцы сидят в Управлении — там им и место, ясно?

Действительно, все было ясно — и совершенно необъяснимо. Чтобы за пять лет в экспедиции не было никого из клана управленцев?! Отари и раньше слышал о скрытом соперничестве между кастами, но здесь уже попахивало прямой конфронтацией… Ило вспомнил профессора Лемона, и это придало ему бодрости — что значит какой-то жалкий самодур в масштабах Федерации Звездного Мира с ее тысячами миров… Поэтому он довольно спокойно выслушал наставления Бронтома по поводу того, что ему можно, а чего нельзя. Опасения оправдывались — ему оставляли возможность дышать… ну, еще, быть может, есть и спать.

— …Учтите, помогать вам никто не обязан, — заканчивал Эш Бронтом, — все люди заняты, и единственное, что вы можете сделать, это не мешать. Вы поняли? Не мешать!

— Ясно, — без большого энтузиазма отозвался Отари. Чего уж тут не понять — ему ясно указали на то место, откуда не должно высовываться. Однако — его миссия с самого начала столкнулась со сложностями!

— Я бы хотел иметь возможность посещать океанские базы, — торопясь, высказал он свою просьбу. Он и не заметил, как перешел на тон просителя. И сейчас томительно осознавал свою зависимость.

— Транспорт — ваша забота, — бросил Бронтом и отключился. По сути, это замаскированная форма отказа. Отари с досадой ударил себя по колену. Без постоянного транспорта он обречен… Что же теперь — жаловаться Земле? Потеря времени — поплевывал Бронтом на Управление, а просить сюда инспектора… Н-да. Скользнув невидящим взглядом по рыжей оператрице, он мрачно уставился сквозь стену купола куда-то вдаль, пока в поле зрения вновь не замаячила огненная грива. Эта девчонка была на удивление вертлява — не успел Ило моргнуть, как она оказалась на другом конце зала, у корректирующих аппаратов, с деловым видом копаясь в прозрачных кристаллических внутренностях. Отари поймал себя на том, что его взгляд невольно следует за ней, и рассердился на себя — в голове ни единой дельной мысли, а туда же… Наконец, описывающий круги вокруг него рыжий эльф не выдержал:

— Что, получили? — в тоне сквозило какое-то робкое торжество. Отари посмотрел на нее, постаравшись вложить в этот взгляд всю возможную тяжесть. Подождав, пока ее смущение не достигло апогея, он медленно произнес:

— Не получил. Ни черта! Этот профессор — какой-то узурпатор…

— И не какой не узурпатор! — обиженно воскликнула она, выпрямившись — Он мой дядя!

— Простите… — ошарашенно пробормотал Отари. Вот он и угодил впросак! Но кто мог предположить, что между холодным айсбергом Бронтомом и этой живой, как язычок пламени, девушкой есть что-то общее?

— Здорово он вас отбрил! — с нажимом продолжила она, суетливо протирая что-то на пульте. — Еще бы! Он из клана Телалов в пятом поколении! А я уже в шестом!

Все это настолько отдавало чисто детским желанием прихвастнуть, что Отари невольно улыбнулся.

— И нечего улыбаться! — вмиг рассвирепела она, снова превратившись в фурию с пронзительным голосом. По всему видно, она находилась под сильным влиянием дяди. Но что она делает на станции — ведь работа оператора не из тех, что пристала генетически продвинутой? Впрочем, эти вопросы занимали его недолго — ровно столько, сколько он позволил себе отдохнуть в мягком кресле.

…«Черепаха» уборщика, вызывающе жужжа, проехала чуть ли не по ногам; за ней тянулась блестящая полоса обновленного пластика. Отари понял, что его выживают. Уже у самого выхода он обернулся и встретился с взглядом больших серых… — да, серых! — глаз. Выйдя, он неловко усмехнулся и пожал плечами. Миниатюрная хозяйка станции позабавила его, но впечатление осталось какое-то смутное и тревожное. «А ведь я так и не спросил ее имени», — напоследок подумал он и вдохнул относительно свежий наружный воздух.

Ничего не изменилось — все та же тишина. Только солнце передвинулось — теперь лучи падали отвесно, и бесформенная тень путалась под ногами. Рассеянно улыбаясь, Отари шел назад. Вообще-то ему уже следовало приступить к делу, но настроение никак не хотело соответствовать серьезным мыслям. Ничего, успеется…

Замечтавшись, он только через некоторое время осознал, что не один — рядом отчетливо слышались чьи-то шаги. «Оказывается, он способен быть и деликатным…» — с удивлением подумал Отари. Серокожий плониец молча следовал за ним на расстоянии метров пяти. Увидев, что его заметили, он подошел ближе, вопросительно подняв глаза.

— Хорошо, что ты не ушел, — искренне приветствовал его человек, — я хотел с тобой поговорить.

Неизвестно, была ли это улыбка, но в блеске глаз Унома что-то изменилось, и лицо его больше не казалось таким твердокаменным.

— Д… да… Я, тоже (скрипучий тембр вновь поразил землянина своей несуразностью).

— …один — скучно, говорить — интерес… но…

— А почему ты один?

Уном сделал уже знакомый змеиный жест рукой и сказал печально:

— Я… плохой… Не так… все. — и посмотрел на человека, как будто проверяя действие своих слов. Отари только поднял брови — что тут можно сказать? Неизвестно, что значит «плохой» в понимании туземцев, но Уном ему нравился, а он привык доверять своим чувствам.

Дальше пошли веселее — после еще одной демонстрации возможностей браслета Уном пришел в дикий восторг и сплясал на куче гравия танец-пантомиму — пораженный Отари узнал в ней себя и, как ни странно, свой браслет в действии. Похоже, у плонийца была абсолютная зрительная память — Отари казалось, что он видит себя снятым на видео… Впечатление нарушали только плавающие облаком пепельные волосы, отзывающиеся на каждое движение смятенным волнением.

На подходе к поселку вспомнилось о важном и неотложном деле. И, следя глазами за белеющими домиками, он без околичностей задал вопрос:

— Уном, а есть ли у вашего народа лодки?

— М-м?.. — недоумение было неподдельным. Отари решил уточнить:

— Ну, то, на чем плавают по воде? — и махнул в сторону океана. Оживление плонийца сразу угасло, он отвел глаза и сказал:

— Н-не… знаю. Нет… Это — нет.

— Нет лодок?

— Н… нет — этого, — и он, не глядя ткнул гибким пальцем в сторону океана.

— Нет — этого? Чего — океана, что ли? — удивился землянин.

— Да! Да! Мы — здесь, там — нет! — Уном был категоричен, и в его тоне Отари уловил даже какую-то брезгливость. Этого координатор не ожидал — нет океана! На планете, девяносто девять процентов которой покрывала вода! Он внимательно присмотрелся к своему собеседнику — но нет, тот был серьезен. Список вопросов к Жюлю Кутюрфу был уже достаточно велик, и вот — еще один…

* * *

…В последующие два часа Отари выяснил очень многое, но среди этого, к сожалению, очень мало приятного для себя. Ходивший за ним тенью Уном только испуганно закрывал ладонями уши, когда ругань доходила до точки кипения. Координатор по очереди разругался со старшим диспетчером, инженером безопасности и главой программистов — всей управленческой группой Бронтома. Делал он это сознательно, а не от плохого характера — следовало сразу оставить в памяти след своего появления. Испортить отношения с гран-эрмиером он не боялся — судя по характеру, тот вряд ли прислушивается к чужому мнению. Подумав, Ило решил пройтись по эрмиерам станций — в конце концов, у них были права капитанов. Но ничего полезного, кроме знания названий баз, он не приобрел. Те семь начальников, с которыми он говорил, знать ничего не знали о нем и с подозрительным однообразием предлагали обратиться к главному — обозленный координатор в конце концов сам предложил последнему обратиться к такой-то матери, на этом и закончив переговоры.

…Переводя дух после утомительных перебранок, Отари решил, что на сегодня, пожалуй, хватит. Солнце докатилось почти до горизонта — короткий плонийский день подходил к концу. Сидя на крыльце своего дома, он уплетал дежурный обед, приготовленный кухонным комбайном, и пытался угостить Унома. Тот деликатно отказывался.

— …Так, значит — самолета нам не дали, — говорил Отари, загибая пальцы на руке, — да и зачем мне он. Вездехода тоже не дали — черт с ним! Не дали ничего водоплавающего, не говоря уже о космическом боте. Хорошо, что ноги оставили! — сардонически усмехнулся он, — Да только по воде ногами не пойдешь — я ведь не святой…

— Ч… человек… Жюль… — неожиданно проскрипел Уном, как-то особенно нехотя повернувшись. Отари непонимающе вскинул взгляд:

— Жюль Кутюрф?

— Да. Он… — тут Уном запнулся, но продолжил, пересиливая себя, — он — есть… у него есть…

— Лодка?

— Да! — как груз с плеч скинул тот и замолчал, отвернувшись. Отари оценил его жертву — необъяснимое отвращение к океану достаточно глубоко укоренилось в натуре плонийца. А новость была важной — оказывается, не весь транспорт принадлежит экспедиции!

— А ведь нам надо в деревню, — объявил Отари, стряхнув крошки подбежавшему механическому уборщику, — ты не против?

— Пойдем… — без энтузиазма отозвался Уном. Он, кажется, захандрил. Ило отогнал соблазн задать ему вопрос о том, что он делал здесь утром. Если бы Уном был человеком, про него можно было бы сказать, что это неприкаянная душа. А с такими следует обращаться осторожно.

…Вызывать этнографа не пришлось — тот сам вызвал Отари, едва подошло время:

— Координатор? Вы не забыли — сегодня в деревне праздник, а вы — почетный гость…

— Я иду. Только зачем же почетным гостем, я не…

— Не беспокойтесь — здесь так принято.

— А Уном?

— А что Уном? Придет с вами, ничего ему не сделается.

— Но он сказал мне…

— Пустяки, не принимайте близко к сердцу. Дело тут обстоит совсем не так, как вам кажется — Уном не изгой… Так что давайте.

— С удовольствием. Кстати, у меня к вам и деловой разговор.

— Да? Тем более — я уже давно никому не надобился!

Отключив связь, Отари мечтательно посмотрел вдаль. Потом задал вопрос:

— А как твои соплеменники относятся к Кутюрфу?

— Он любит нас… — последовал ответ. Действительно, что еще можно добавить?

— А к людям вообще?

Уном медленно перевел взгляд на него, и несколько мгновений царило молчание. Голос его прозвучал на удивление негромко, но отчетливо:

— Люди… нет. Жюль… О… тари… Есть.

 

Глава 3

…Ночное небо казалось бездонным колодцем, на самом дне которого неярко фосфоресцировала пригоршня гнилушек. Такое впечатление происходило от костров, «зажженных» на поверхности Плона. Вот они-то и были настоящими гнилушками, при этом выделяя достаточно много тепла — до сидящих доносилось потрескивание и запах поджариваемых мясных трав. Ило вначале недоверчиво принюхивался, но этнограф успокоил его, уверив в том, что местная еда для землян безопасна и даже вкусна.

Деревня представляла зрелище странное и даже страшноватое — лабиринт из сплетенных веток больше всего походил на огромный недоделанный муравейник. Ни домов, ни отдельных комнат — клубок коридоров, по которым, перекликаясь, ходили туземцы, очень похожие друг на друга. Похожие в буквальном смысле — Отари не увидел женщин и детей, не было и стариков… Можно было подумать, что праздник справляют без них, но Жюль обмолвился, что собралось все население деревни. Ему виднее…

…Скрипучий голос тянул и тянул одну и ту же ноту, бесконечно одинокую среди темноты и молчания. Тусклые отблески костров выхватывали из тьмы хаотические контуры обступивших площадь построек. Отари незаметно огляделся — сидевшие на земле плонийцы, словно окаменев, глядели в переливы огня. Голос внезапно умолк, землю опять придавила тишина. Скосив глаза на браслет, человек увидел, что прошло полчаса. А казалось, прошла вся ночь! Несколько негромких слов, и статуи ожили — несколько плонийцев подобрались к кострам и начали проворно ворошить толстые сочащиеся стебли. Отари облегченно вздохнул — весь этот обряд тягостно действовал на него, в первую очередь своей непонятностью. Да и праздником это можно назвать лишь с большой натяжкой…

Из темноты вынырнул Уном с какими-то дымящимися прутиками. Глаза у него подозрительно блестели:

— И… их… на! — не совсем членораздельно, но очень оживленно сказал он, протягивая их человеку.

— Спасибо… — на всякий случай поблагодарил его Ило. От палочек шел дурманящий пряный аромат. Кто-то шлепнул прямо ему на колени пучок сочной горячей травы; раздавались громкие голоса, выкрики — по-видимому, веселье началось. Этнографа нигде не было видно — Отари выбрался из возбужденной толпы и притулился у какой-то стенки. Как это называется — на чужом миру похмелье? Он осторожно понюхал ароматные веточки — в ушах зазвенело, как от доброй порции спиртного. «Этак они надерутся в лоск», — подумал он, присмотревшись к колыхающейся толпе. Из общего гвалта и шума начал прорезаться какой-то напев, голоса сливались в едином ритме рева — сейчас никто, пожалуй, не сказал бы, что это самое мирное племя галактики. Запястье тоненько кольнул разряд вызова:

— Где вы, координатор? Я вас потерял…

— На западной стороне площади, в тени.

— Иду, — огонек вызова погас.

Из толпы вывалился Уном — его шатало, ноги тряслись, как у пьяного, глаза остекленели, но он каким-то неведомым чутьем нашел своего спутника, посмотрел ему в лицо долгим взглядом и опустился рядом на плотно утрамбованную почву, прислонившись к стене. «Все в сборе», — машинально отметил Отари, выхватив взглядом приближающуюся фигуру этнографа.

— Ну как, попробовали уже местной травки? — весело спросил тот, блестя в темноте белозубой улыбкой. Толпа на площади взревела. Отари поморщился — мощность глоток у плонийцев поистине дьявольская!

— Ничего! Уже скоро… — не очень понятно прокричал ему в ухо Кутюрф. Отари кивнул. Разговаривать было невозможно — возбуждение достигло апогея, многие из туземцев уже не стояли на ногах. Когда спустя минут десять шум стал опадать, координатор понял, что имел в виду Кутюрф — площадь была усеяна телами повергнутых в наркотический сон. Он оглянулся на Унома — тот крепко спал, привалившись к стене.

— Ну, вот и все, — легко закончил этнограф. Да, это было все — только дотлевающие костры еще трепетали. На площади воцарилась мертвая тишина. Осторожно переступая через лежащих вповалку, Жюль направился куда-то на другой конец площади. Бросив взгляд на Унома, Отари последовал за ним. Этнограф шел, как будто имея определенную цель… Да, он уверенно завернул в один из коридоров. Отари шагнул следом — под ногами вдруг ворохнулась какая-то тень и с резким писком унеслась прочь, напугав его чуть не до обморока. Деревня служила гнездовьем для чертовой уймы мелкого зверья…

— Куда это мы? — спросил он, силясь разглядеть хоть что-нибудь в кромешном мраке.

— Наденьте инфракрасные очки, — вместо ответа посоветовал этнограф, — да, вот еще…

Отари почувствовал в темноте руку, протягивающую ему что-то…

— Нацепите на голову… — шепотом приказал Жюль. Зачем? Но было не до расспросов. Отари послушно натянул на голову гибкий обруч универсального коммуникатора — такие обычно использовали разведчики. В ладони осталась еще какая-то штуковина, плоская, как блин… Недолго думая, он засунул ее в нагрудный карман.

…В очках стало видно, как петляет коридор, уводя куда-то вниз. Неожиданно оказалось, что ветви, из которых состояло это сооружение, вовсе не мертвы — они испускали довольно яркий инфрасвет.

Коридор кончился неожиданно — и Отари впервые увидел здесь что-то похожее на комнату. Ниша неправильной формы напоминала грушу с вытянутым вверх тонким концом. Посередине бился яркий блик, мешая видеть окружающее — от него ощутимо веяло теплом… Отвернувшись, Отари снял очки и некоторое время промаргивался сквозь внезапный полумрак. На полу стояло несколько плошек, их содержимое мерцало холодным светом. Коврики, какие-то тряпки… Он вздрогнул — на него глядели тусклые глаза. Старик. «Никогда не видел здесь стариков», — подумал координатор, разглядывая сидящего у маленького очага плонийца. Тот сидел совершенно неподвижно — можно было подумать, что это чучело, сделанное из старой шкуры, кое-как натянутой на выпирающий костяк. В довершении всего он был совершенно лыс — блики огня рельефно высвечивали глубокие впадины у висков. Высохшее лицо казалось неживым, но глаза глядели с какой-то мертвенной насмешкой — с такой насмешкой, наверное, глядел бы покойник на бесполезные старания живых.

Кутюрф между тем не терял времени — присев перед хозяином этого помещения, он вытащил из кармана плоский диск, одновременно другой рукой прилепив к горлу серебристый лепесток ларингофона. И вот он уже во всеоружии современной техники — на голове, как и у Отари, надет коммуникатор. Старик взирал на все эти манипуляции с глубочайшим равнодушием, пока из диска не раздался царапающий звук: «Здравствуй, почтенный Ому», — сразу же ожил приемник в ухе координатора. Перевод звучал синхронно, Отари даже не расслышал, что сказал Кутюрф.

— Эта штука говорит? — оживился старик, протянув руку к диску.

— Да, с ее помощью я могу говорить на твоем языке, — пояснил Кутюрф, деликатно убирая диск подальше от собеседника.

— А-а… — старик сразу видимый интерес к игрушке. Отари уже замечал, как чутко реагирует Уном даже на невысказанные желания. Этот плониец не уступал ему.

— Войдя сюда, ты нарушил запрет… — синтезированный голос переводчика передал мертвую статичность интонации.

— Разве нельзя сделать исключения?

— Оно уже сделано, я порицаю намерение, а не поступок…

— Наши намерения честны.

— Ты тоже хотел прийти? — Отари не сразу понял, что вопрос к нему. Прокашлявшись, он ответил неуверенно:

— Я… не знал, куда иду…

— Тогда почему ты говоришь «мы»? — обратился опять к этнографу старик. Он как-то незаметно взял бразды в свои руки.

— Я имел в виду всех нас — людей…

— Людей нет, — резко перебил плониец, — я слышал только о двух пришельцах, ставших сущими.

Со стороны это напоминало перебранку — два скрипучих голоса перебивали друг друга, как будто состязаясь в скорости ответов. Потом наступила пауза, словно соперники договорились о передышке. Первым нарушил молчание человек:

— Я надеялся узнать от тебя историю твоего народа… Я слышал, что ты превосходишь мудростью всех, и помнишь многое из того, что было до начала Ожидания.

Старик сидел неподвижно, уставившись в одну точку, огонь очага мерцал в его глазах.

— Я жил долго, слишком… — наконец, проговорил он, опустив морщинистые веки, — И я остался один…

— Ты единственный из стариков племени. Почему?

— Мрог.

Переводчик произнес это слово буквально, только приспособив для человеческой гортани. Это означало, что для него нет соответствующего понятия. Отари почувствовал, как напрягся этнограф… Значит, это важно? Сам он пока что понимал мало. Манера плонийцев не признавать существования того или другого была уже знакома, но от этого не менее загадочна.

— Что такое мрог?

— Это то, что не мир. Его нет, пока мы есть… По-другому это Великий Иной.

— Это смерть?

— Нет.

— Может, это океан?

Старик долго слушал перевод. Потом покачал головой — Отари показалось, что в глазах его мелькнула усмешка:

— Никто не знает, что такое мрог, — лаконично ответил он. Откинувшись на спину, он закрыл глаза и, казалось, заснул. Огорченный этнограф начал собирать свои причиндалы. Отари чуть не рассмеялся, глядя на его лицо — такая искренняя обида была написана на нем.

— Что, лишили сладкого? — пробормотал он. Кутюрф только безнадежно махнул рукой и пошел к выходу.

…Ночное небо начинало сереть, когда они вышли из лабиринта деревни. До этих пор координатор молчал, ожидая, пока у его спутника не уляжется раздражение. Сняв ненужные инфракрасные очки, он с наслаждением потянулся — давала себя знать привычка к земным суткам. Кутюрф обратил на это внимание:

— Что, в сон потянуло? Не советую — лучше сразу привыкать.

— Пожалуй… Ну как, объясните, что тут произошло?

Жюль облегченно рассмеялся:

— Да ну… Такой случай — ведь в первый раз удалось найти действительно старого туземца… Не поверите — все в этой деревне примерно одного возраста! Я сначала не поверил, когда прочел отчет второй экспедиции — там еще были биологи…

Отари кивнул — в нормальных экспедициях освоителей были специалисты во всех областях. Жюль продолжал:

— А потом я приехал сюда и убедился — не врут. Во всех поселениях острова живут представители одного поколения.

Ило вспомнил, как его поразило полное отсутствие детей в деревне. Стариков, значит, тоже нет… Любопытно! И он с новым интересом спросил:

— Но откуда же взялись эти? Может, в их обычаях съедать родителей?

— Ну-у… Эка хватили! Это самое мирное племя галактики — у них даже нет понятия такого — убийства!

Знакомо — чего только нет у этого племени. Ни возраста, ни стариков, ни детей… Океана не существует, людей тоже. Что еще у них отсутствует? Зато у них есть какой-то мрог.

— Кстати, что это за штука такая — мрог? Мне показалось, она вас взволновала?

Кутюрф с досадой ударил себя по ладони:

— Еще бы! Все здесь упирается в это. Это ключ! Я уже полгода бьюсь, и все без толку — слышали ведь, что ответил почтенный старец? А такого случая может больше не представится…

— Почему?

— Вы ведь видели, как действует на всех эта травка?

— Конечно! И на меня она подействовала не хуже «шумялки».

— Сейчас единственный период в году, когда она набирает полную силу — наркотик нестоек, и хранить его нельзя… Ну, это-то к лучшему — для самих же плонийцев.

Из-за горизонта показался краешек местного светила, сразу же обрызгав светом холмы. Небо начало пропадать с одного края, словно таять в жаре солнца. Заглядевшись на медленное течение этих событий, Отари чуть не упал, зацепившись за какой-то корешок, коварно спрятавшийся в тени. До поселка оставалось совсем немного, когда он ощутил беспокойство… Через мгновение он осознал, что беспокоится о своем серокожем спутнике, оставшимся в деревне. Немного нерешительно, боясь показаться смешным, Ило задал вопрос:

— А-а… Как там Уном? С ним ничего не…

Кутюрф только улыбнулся, оглянувшись:

— Ничего-ничего, проспится и придет.

— Почему же не останется?

— Он не живет в деревне… Да нет, я же говорил — никакой он не отверженный. Говоря кратко — это что-то вроде местного бунтаря. Только в рамках закона.

— Официальный бунтовщик?

— Вот-вот.

— Интересная должность…

— Да. Только благодаря ему мне и удалось вступить в контакт с племенем. Иначе до сих пор считалось бы, что меня нет.

«Вот еще интересная привычка», — подумал Отари. Но практические соображения вскоре вытеснили эти мысли. Вспомнив о лодке, он тут же подступился к Жюлю со своей просьбой. Тот был несказанно удивлен, узнав о его положении — под конец это его даже развеселило. Охотно уступив лодку, он в виде оплаты острил на этот счет весь оставшийся путь. Отари терпеливо сносил эти упражнения — в конце концов, характер Жюля проявился в самом начале их знакомства (кстати, об утреннем розыгрыше по какому-то безмолвному уговору не было сказано ни слова).

…Напоследок Ило все-таки еще выяснил, что это за «ожидание», которым заменяют здесь время. Кутюрф объяснил, что «ожидание» надо понимать буквально — плонийцы действительно ведут отсчет до какого-то одним им известного срока. И праздники — нечто вроде календаря. Правда, он не выяснил, как назначаются ночи для празднеств.

— А что же будет, когда они дождутся — страшный суд? — спросил координатор.

— В этом мирке, где даже ветра нет, трудно представить себе катастрофу. Может, они начнут ждать снова… Так, наверное, уже было — ведь один старик все-таки нашелся.

— Где же остальные?

— Слышали же — мрог!

Они весело расхохотались, спускаясь по склону к поселку — и к океану, лежащему навеки остылой глыбой под небом без дали…

 

Глава 4

База № 6, в просторечии «Золотая». Казалось, что из неведомых глубин всплыл левиафан — огромная черная туша лаково блестела наплывами керамитовой брони. Отари еще раз огляделся вокруг: даже в глубоком космосе, за многие световые годы от любой звезды, он не ощущал такого чувства потерянности. Бесконечное белое пространства неба, отраженного в зеркале океана, окружало его зияющей пустотой. Издали станция казалась висящей без опоры. Он ласково похлопал борт лодки — туристическое корытце с честью одолело полтысячи километров за одну ночь. Конечно, не на солнечных батареях — малозаметная серо-стальная капсула размером с карандаш, вмонтированная в силовой агрегат, была ничем иным, как миниатюрным «холодным» аккумулятором. Еще одна такая капсула весомо оттягивала карман. Каждой хватит на десять часов работы. Пусть на Земле его дразнили крохобором, он неуклонно следовал вековой мудрости освоителей — запас карман не тянет.

Отари поднялся по наклонному пандусу на макушку станции, удивляясь про себя царящему вокруг безлюдью. Все-таки здесь работало больше тысячи человек. Да и охранная система должна была сигнализировать о его приближении. Если, конечно, ее не отключили. Ило вспомнил станцию космосвязи и усмехнулся.

На другой стороне огромной, метров двухсот в диаметре, туши корпуса виднелись кое-как приткнутые к причалам гидросамолеты — не меньше дюжины. Маленькие двухместные машины, похожие на стрекоз, поблескивали полупрозрачными плоскостями. Видимо, дизайнпланетчики посчитали такой транспорт самым удобным для Плона. Но для одной станции их было многовато. «Неужели опоздал?» — мелькнуло в голове координатора…

…Весь предыдущий день он посвятил кабинетной работе — связавшись с местной инфорсетью, дотошно изучал текущее расписание экспедиции. Признаться, заставить себя было нелегко — после такой экзотической ночки! Но постепенно он увлекся, и стоило труда уже оторваться для осмотра и переделки пригнанного судна. Среди прочих сведений, выуженных из памяти системы, было расписание совещаний — от самых незначительных до глобальных, на уровне эрмиеров баз. Очередной такой сбор должен был состояться как раз назавтра — это обстоятельство навело его на одну-две мысли…

…Пройдя тамбур, Отари оказался лицо к лицу с молоденьким (видимо, из стажёров) охранником в форме Корпуса Стражей.

— Координатор Отари Ило, — бросил он, демонстрируя многострадальный документ, — на совещание эрмиеров.

Это внушило уважение — бегло проверив сведения идентификатора, охранник предупредительно вызвал «домового» — голографическую информашку, транслируемую через браслет. Судя по размерам станции, это было не лишним — представленный план содержал двадцать пять жилых уровней и еще больший по объему лабиринт технологических отсеков, трюмов и лабораторий. «Домовой» сразу же предложил несколько путей на четвертый уровень, где должно было пройти совещание. Проще всего было воспользоваться «сквозняком» — одним из лифтов центрального ствола, но, поскольку охранник заверил, что совещание начнется по расписанию, Ило выбрал самый долгий путь — пешком. В запасе оставалось больше часа…

Спускаясь вниз, Отари понял, почему очертания базы на плане показались ему такими знакомыми. Герметичные стыки, убирающиеся аварийные переборки, пятислойная оболочка с радиационной защитой и эмиттерами энергополя… Наконец, явственная винтовая симметрия — все не оставляло места для сомнений. Космический транспортник! Из тех супергигантов, что в свое время десятками шли на Эвену и Хоргост. Видимо, с отслужившего свой срок корабля сняли навигационное оборудование и поставили на вечный якорь. Что ж, разумное решение… Пройдя пустынную и гулкую грузовую палубу, Отари через узкий аварийный проход спустился на вторую, такую же пустынную и гулкую. Здесь, по указателю, размещалась казарма стражей. Человеческий голос он услышал только на третьей палубе — из-за приоткрытой двери кто-то кому-то настойчиво вдалбливал: «Я же говорю — воды побольше, побольше!.. Ну и что, не хватает — а малым количеством не обойтись… Что ты мне говоришь о кубометрах!» Начинались рабочие помещения, сверкающие чистотой пластиковых стен и плафонов. Тишина здесь была уже не та, что снаружи — это была уютная тишина большого обжитого дома. Изредка попадавшиеся навстречу люди выглядели донельзя занятыми и спешили мимо, не обращая на него внимания.

…Спустившись до четвертого уровня, Отари застал обстановку оживленной деятельности, знакомую еще по земным учреждениям. Формально здесь сходились все нити управления экспедицией — лишь управленец мог знать, насколько формально. Но, по крайней мере, здесь принимали решения. Отыскивая глазами указатель нужного сектора, он чувствовал, как в груди поднимается неприятное волнение. Ведь он, по сути, обрекает себя на холодную войну с руководством — то, от чего он ушел на Земле, возвращалось сторицей. И не хотелось — ох как не хотелось! — начинать с конфликта, который, он знал, будет тлеть годами. Как у всякого нормального человека, самозванство вызывало внутренний отпор — но как у координатора, облечённого ответственностью… «Иначе нельзя, — убедительно говорил себе Отари, — другого случая может не представиться…»

Указатель отыскался почему-то на потолке — большими светящимися буквами. Выбрав коридор, Отари зашагал по нему, ведя взглядом по безликим дверям — хоть бы номера на них удосужились написать… Наугад толкнув одну из них, он очутился в небольшой комнате, сплошь заполненной экранами контроля. Перед ними, развалившись в кресле, скучал дежурный. Собираясь уже отступить, Отари вдруг ухватил взглядом знакомое лицо — на одном из экранов внутреннего наблюдения мелькнул насупленный лик Бронтома. Что-то неслышно говоря, он стоял с каким-то замызганным техником у распахнутой двери в коридоре, отделанным розоватым пластиком. Техник пожимал плечами, эрмиер гневался. Наконец, ткнув пальцем куда-то вверх, он повернулся и захлопнул за собой дверь — в глаза бросилась черно-желтая надпись: «Грандэрмиер Эш Телал Бронтом».

Отари сразу понял свою ошибку — коридоры сектора отличались по цвету отделки. Придется возвращаться… Но, сверившись с часами, он понял еще, что спешить некуда. А появиться сейчас — еще неизвестно, как отреагирует Бронтом без страховки солидных свидетелей. И, еще раз посмотрев на часы, Отари внезапно успокоился. Он привык доверять своим внутренним побуждениям, а сейчас ему решительно не хотелось встречаться с Бронтомом и его командой. И холодный рассудок подтвердил — точно, до срока он успеет…

…Бесшумно закрыв дверь (дежурный так и не заметил постороннего), Ило не спеша двинулся к центру, положившись на свою интуицию, а вернее сказать — на случай… В жилой части бывшего корабля располагались кабинеты, а не лаборатории — здесь явно занимались переработкой, а не добычей информации. Где же добытчики? Ответ на этот вопрос координатор получил ниже — там, где раньше размещались двигатели и генератор. На месте массивника зияла огромная полость верхнего трюма, обеспечивающая плавучесть всей махины станции. Шахты ствола здесь заканчивались, пришлось воспользоваться клетушкой служебного подъемника — и Отари уже почти чувствовал, как на плечи давит трехсотметровый столб воды. Выйдя на уровне гравиконденсаторов, он начал спускаться по винтовой лестнице вдоль бесконечной глухой стены энергоблока, слегка задыхаясь и поминутно сверяясь с информашкой, словно боясь заблудиться. Боль в ушах заставляла время от времени судорожно сглатывать — давление было выше атмосферного, и продолжало повышаться. Наконец, выйдя на нижнюю площадку, он нашел входную дверь — вернее, люк. И вел он, казалось, в саму преисподнюю…

…После двадцатиминутного путешествия по индустриальным джунглям Отари стало понятно, что вся верхняя часть базы лишь верхушкой айсберга. Пользуясь своим званием, он прошел по безлюдным уровням, закрытым для посторонних, и увидел многое. Он видел энергетическое сердце базы — кварк-реактор, старший родственник того, что стоял на станции космосвязи. Узнал он и утробно булькающую аналитическую кибер-лабораторию — в основном по запаху; квантовые анализаторы последнего поколения, радиоскопы, мощные лазеры с изменяемой длинной волны, и многое, многое другое — всего не перечислить. Планировка базы перестала быть абстрактной, обретя вещественность и объем. Корма бывшего транспортника представляла собой вполне цивилизованный аналитический комплекс средней мощности. Продолжением его служило ожерелье отсеков, вынесенных за пределы станции двумя ярусами, напоминая виноградную гроздь. Что там было — бог ведает… Отари уже не испытывал особого любопытства. В самом низу, метрах в ста, должен был иметься нейтринный приемник с маяком и сопряжением «стебля», но Ило и туда не стал спускаться — приемник был всего-навсего глыбой псевдожидкого свинца, а корень «стебля» — батареей эмиттеров энергополя, неустанно превращающей воду в подобие упругого льда. Пора было возвращаться — Отари посмотрел на часы и тем же неспешным шагом пошел назад. Желание с первого же раза разобраться в работе экспедиции оказалось наивным, но он не жалел о прогулке — она дала ему представление о солидной постановке дела. Сюда вбуханы миллиарды. Ради чего? А ведь никто на Земле об этом и не слышал… Удивляло еще одно — ведь даже на одной этой базе нужен управленец не ниже четвертого ранга. А баз на планете двенадцать! Почему же его прислали только сейчас? И почему вообще прислали? Невозможность понять мотивы неведомого игрока, спровоцировавшего его назначение, несказанно раздражала. Нужно как можно скорее постичь смысл всего проекта — а в то, что это просто исследовательская экспедиция, Отари уже не верил. Но, может, и это входило в расчеты того, кто его послал? Тьфу!!!

Остановившись в сердцах, он оглянулся — и сделал неприятное открытие. Оказывается, он снова заблудился — видимо, перепутал нужный вход с каким-то другим. Все отсеки здесь соединялись между собой и с центральной осью узкими переходами-тамбурами, неотличимыми друг от друга. Как назло, спросить было некого. Сделав еще несколько шагов, Отари завернул за угол и увидел убегающую вдаль трубу хода. Куда она вела, было не разглядеть — слишком темно. Со вздохом вызвав информашку-«домового», Отари некоторое время бессмысленно таращился на узор из голубых прожилок, в котором затерялась оранжевая искорка — он сам. Затем до него дошло, что служебный подъемник совсем близко, метрах в двадцати. Через десять минут он будет наверху… Непролазная темень хода вдруг непреодолимо поманила его к себе, словно обещая какую-то ослепительную отгадку… «Синдром комнаты Синей Бороды», — подытожил Ило, однако желания не убил. До встречи еще полчаса — рискнуть, что ли? Пока голова думала, ноги уже несли вперед. «Ладно, пять минут иду туда, если не дойду — обратно», — решил Отари и ускорил шаг. Вот такое, чисто детское любопытство порой приводило его к неожиданным для него самого поступкам и неординарным решениям. А порой и к оглушительным провалам. Оглушительным иногда и в прямом смысле — Отари вспомнил, как однажды его чуть не выгнали взашей из Академии — повинуясь этой своей страсти, он из чистого и бескорыстного интереса поменял направление сложнейшего биохимического процесса в действующей модели синтез-фабрики. Последствия были неописуемы — после серии взрывов он в испуге выскочил из лаборатории в дымящемся халате, чудом не пострадав. Модель погибла безвозвратно, а стены и потолок оказались покрыты ровным слоем мерзко пахнущей зеленой жижи, которая почему-то краснела от звуков человеческого голоса. Это-то его и спасло — эффектом заинтересовались специалисты. Говорят, уже создали опытные образцы красок и материалов-индикаторов — интересно было бы взглянуть…

Отари остановился перед круглым люком, в который упиралась труба-коридор. На крышке люка корявыми буквами было написано: «ПУВ-3».

* * *

— …полностью управляемое вещество… ПУВ — да, так оно называется… — голубые, слегка навыкате глаза придавали собеседнику вид слегка удивленный — эдакий наивный лысый ребенок лет пятидесяти. Ило неопределенно хмыкнул — никогда не слыхивал ничего подобного, но надо ведь как-то поддерживать разговор. Пока что понять ничего не удавалось. Мощные кварк-протонные пушки уставлены по шести осям, между ними мерцают квантовые преобразователи числом не меньше дюжины, все остальное пространство, за исключением того клочка, на котором находились люди, забито самой разной машинной бижутерией, сверкающей хромированными поверхностями. Какая-то излучательная бомба…

— …Все это, — маленький человечек напротив обвел рукой — как бы один реактор, только навыворот…

— Как это? — не понял координатор.

— Ну… В обычных реакторах вещество находится внутри…

— А-а! — догадался Отари, — у вас, значит, снаружи… Но ведь это целый океан? Или чуть поменьше?

Человечек пожал плечами, отчего поношенный синий комбинезон встопорщился на спине горбом:

— Да… — печально сказал он, — объем около куба… Но пока вот ничего не получается…

— А что должно получится?

Тот удивленно поморгал:

— Ну как что — ПУВ и должен… Постойте, а вы имеете право…

— Имею, имею, — без зазрения совести успокоил его Ило, незаметно оглядывая просторную полусферу, — уж что-что, а право я имею. Как координатор экспедиции, я даже обязан знать о направлении работ каждой лаборатории… А у вас тут недурно все скомпоновано!

Человечек покраснел от удовольствия и неловко переступил с ноги на ногу:

— Вообще-то… Я тут совсем недавно — только налаживал…

— Значит, эти штуки еще не работали?

— Я… я не знаю… Может, и пробовали… Но регулярных сеансов не проводилось… То есть — здесь!

Отари солидно кивнул, скрывая растерянность. Экспериментировать с частью океана! До такого он не додумался. Да зачем это? Полностью управляемое вещество — как это, полностью? И зачем строить такой странный реактор навыворот?

— Кто руководит проектом? — спросил он и по расширившимся глазам собеседника понял, что совершил ошибку.

— Это же профессор Бронтом! — почти в ужасе вскричал маленький техник. Надо было срочно спасать свое реноме, и Ило бросился отыгрывать упущенное:

— Ну конечно! Но я ведь спросил, кто непосредственно руководит лабораторией. Может, вы?

Такая агрессивность принесла свои плоды — человечек замахал обеими руками, открещиваясь от столь высокого и незаслуженного звания:

— Нет, нет, конечно не я — Мур Аллен, хифиз шестого ранга… Вы не знакомы?

Разговор пора было заканчивать, это ясно. Отари неопределенно отозвался о хифе — можно было понять так, что он знает его, а можно и наоборот. Энергично высказав свое восхищение столь блистательной обстановкой, Отари проворно удалился, провожаемый польщенным наладчиком — нечасто простому технику удается так запросто поговорить с координатором. На секунду Ило представил себя на его месте — и ведь если бы не счастливый случай в лице аттестационной комиссии, он был бы на нем со стопроцентной гарантией. Выходя, Отари, попытался отогнать от себя мысль о том, что было бы, не будь этой случайности…

* * *

Он помнил, как это было. Помнил, как издевались над ним сослуживцы за попытку вырваться из раз и навсегда предначертанного удела… Помнил скучные лица членов комиссии — они объездили к тому времени полфедерации, выполняя программу отбора этих несчастных двух процентов, и не ждали сюрпризов от очередной промышленной окраины. Он использовал тогда свой шанс — единственный, который удосужилась предоставить ему судьба. На следующий год программу закрыли…

* * *

Профессор Эш Телал Бронтом был в ярости.

— Кто позволил вам самовольно проникнуть на станцию?! Откуда вы взяли самолет?! Черт возьми, я вас выгоню с планеты!

Отари молчал. Все получалось донельзя глупо и как-то не по взаправдашнему. Его взяли (взяли!) прямо у лифта. И теперь тот самый молоденький охранник, дежуривший у входа, негодующе косился на него, испуганно вздрагивая от выкриков…

Помещение рабочего кабинета было невелико, и гран-эрмиер использовал его на все сто процентов — Отари едва успевал следить за его перемещениями. Стоящие рядом молодцы из внутренней охраны только втягивали головы в плечи, когда он пробегал мимо. Но вот он остановился перед начальником охраны:

— А вы? Чем занимались, спали?! База превратилась в проходной двор, а ваши бездельники знай похрапывают!

— Но… Задача была — только сверху… — попытался было робко возразить начальник, здоровенный верзила лет пятидесяти с нашивками космической полиции. Но был смят и растоптан, как кролик носорогом:

— Что?! Молчать! Ты у меня поговоришь — на дно захотел?!

Отари с любопытством наблюдал, как лицо верзилы бледнело и покрывалось бисеринками пота. Что это за угроза такая, от которой меняются в лице даже испытанные «копы»? Между тем Бронтом устало отдувался после припадка гнева — махнув рукой, он отпустил запуганных стражей и уселся в кресло. Отари не сомневался, что теперь охранники будут денно и нощно стеречь вверенный объект, а к координатору относиться как к личному врагу. Ловко, ничего не скажешь!

Отерев лоб платком, Бронтом обратился к нему неожиданно спокойным тоном:

— Я же предупреждал вас — не вздумайте мешать! Сейчас вы возьмете свой самолет и отправитесь назад… И будете сидеть в поселке до конца контракта.

— А есть ли у вас такое право? — елейно поинтересовался Отари. Профессор наградил его свирепым взглядом:

— Право? Это совершенно не важно — вскоре для таких, как вы, это понятие потеряет всякий смысл!

Эти слова обдали Ило холодом неприкрытой, хотя и непонятной угрозы.

— Охрана подчиняется мне, и я дам приказ не пускать вас ни на одну из баз… А так же не выпускать с острова вообще! Я не буду рисковать — следующий корабль придет только через полгода… — он резко оборвал фразу, оставив Ило самому догадываться, что скрывалось за ней. Подумав, он спросил:

— С какого именно острова?

Профессор слегка опешил:

— Что значит — с какого?

Отари объяснил:

— Я просто хотел бы уточнить формулировку — не с острова, а с островов. Ведь их несколько?

— А вам-то какая разница?

— Я хотел бы иметь возможность исследовать острова — раз уж мне нельзя работать по специальности…

Такое примерное послушание умилило диктатора:

— Ха! Вы благоразумнее, чем я думал. Пожалуйста! — он сделал широкий жест рукой. — Катайтесь! Развлекайтесь, устройте себе каникулы — напоследок!

Отари намеренно пропустил мимо ушей последнее слово — сейчас его целью было расстаться с руководителем экспедиции с наименьшими потерями. И как можно дольше держать его в приятном заблуждении.

…Но еще одно испытание, совершенно неожиданное, предстояло выдержать ему перед тем, как покинуть негостеприимную базу. Разговор был завершен, и он повернулся было к двери, когда Бронтом остановил его:

— Кстати, вы ведь знакомы с Инар?

— С кем?

— С моей племянницей?

Отари лишь пожал плечами. После всего — и эта девчонка? Бронтом усмехнулся и коснулся сегмента вызова — на одном из экранов тут же появилась знакомая рожица в бледных веснушках. Длинные ресницы широко раскрытых глаз — хлоп, хлоп… И открытое обожание, устремленное на великого дядю! Это больно царапнуло Отари, как какая-то вопиющая несправедливость — Эш Бронтом, холодный и явно жестокий, как предмет обожания?

— Что, дядя?

«А голосок-то прямо ангельский», — неприязненно отметил Ило.

— Инар, ты знаешь, кто это?

— Да, дядя… — пауза — Это координатор… Ну, новый, он недавно прилетел.

— Так вот, — с нажимом перебил Бронтом, — больше на станцию его не пускать, понятно?

Грубость тона была ужасающей — Ило покоробило. Но секунду спустя он осознал, что этим приказом его лишили связи — буквально отрезали от всего остального мира! Инар глядела на него с экрана с каким-то даже ужасом, как на закоренелого преступника. «Дура», — мстительно подумал он. Видимо, это отразилось на лице — она вспыхнула и отвернулась. «Ну и черт с тобой, — по инерции продолжил про себя координатор, — тоже, дядюшкина племянница…» Экран погас — Отари испытал некоторое смущение. Но заниматься самокопанием ему не дали:

— Теперь можете идти, — и он впервые увидел у гран-эрмиера улыбку… Очень знакомую улыбку — такую же, какую надел на себя директор Академии Управления, вручая ему диплом. Ему, выскочке с внешних миров, обошедшему отпрысков многих родовитых семей… Внутренне передернувшись, он вновь повернул к выходу, твердо решив больше не оборачиваться.

— Вас проводят, — сказал вдогонку Бронтом. Прозвучало это у него донельзя ехидно…

«…Не стоит впадать в истерику», — уговаривал он себя, шествуя под конвоем к верхней палубе. А основания для истерики были — фактически он приговорен к заключению сроком на полгода, и кто его знает, что будет потом… Но он не будет устраивать себе каникул. Удачная отговорка насчет исследования островов — она и есть отговорка. Бронтом ничего не знает о возможностях и методах профессионалов управления, если позволяет себе так легкомысленно с ним обойтись. Это-то, в общем, как раз неудивительно — обычно, чем лучше работает управленец, тем менее заметна его деятельность окружающим. В идеале все должно происходить как бы само собой — недаром по Федерации ходит столько анекдотов об управленцах, спящих в своих кабинетах. «Наверное, он с самого начала работал в учреждениях очень высокого ранга», — подумал Ило. Сейчас это играло ему на руку. Хуже то, что он по-прежнему не ухватывал сути замысла неведомого игрока — логика давала сбой. Если его хотели подставить, то должны были дать возможность работать. Зачем на планете координатор, который ничего не координирует — ведь при случае и свалить на него ничего не удастся! Другое дело, если бы его кодом был помечен хотя бы один приказ, циркулирующий в инфорсети. «Значит, — трезво рассудил Отари, — меня выгоднее устранить». А это значило, что здесь происходит нечто гораздо более важное, чем интрига с подставкой какого-то координатора. Важное именно для боулистов — более чем прозрачные намеки доказывали это. И словечко «устранить» начало вызывать неприятные ассоциации — сразу вспомнился смертельно бледный «коп». «Черт, надо же так напугать…» Отари, кажется, начал проникаться чувством серьезности происходящего. До этого все казалось какой-то постановкой, в которой он играл отведенную роль. Роль пешки… Он брезгливо передернул плечом, чем заставил насторожиться идущих рядом стражей — крепко взяв его под локти, они ускорили шаг. Отари криво усмехнулся — пешка, даже превращенная в ферзя, остается пешкой — игрушкой в чужих руках. Единственное, на что не рассчитывает игрок (и что дает призрачную надежду координатору), так это то, что пешка перестанет быть послушной деревянной фигуркой и превратится в полноправного игрока. «Тут-то мы и поиграем», — с мрачным обещанием подумал Отари, восходя по лестнице к последней палубе. В следующий миг что-то громоздкое заслонило свет, и он получил сильнейший толчок в грудь, отчего кувырком полетел вниз, смяв идущих следом стражей.

— Смотри, куда прешь!.. …Ох, на руку наступил… Придурок, разуй глаза! — хор воплей пронесся над его головой. Чья-то рука сунулась под нос — ухватившись за нее, Отари поднялся, ничего не различая в полутьме.

— На лифте надо ездить, — добродушно прогудел кто-то над самым ухом.

— Слыхали, какой умный!?.. Ты тут не выступай, враз пожалеешь!

— Ладно-ладно, чего вы… — неизвестный, сопя, кое-как пропихнулся меж стражей и сгинул внизу, дробно гремя ступеньками. Трое охранников, злобно ворча, кое-как привели себя в порядок и выбрались к свету, предоставив Отари возможность еще раз обозреть милые сердцу пустынные коридоры. Вскоре он снова увидит солнце…

* * *

Створка люка с гулом захлопнулась, оставив его одного. Охранники даже не удосужились проверить, на чем он прибыл — выкинув его наружу, они сразу же задраили люк, как ретивые монахи, отгораживаясь от скверны. Вокруг базы ничего не изменилось — все то же немое белое ничто… Отари оглянулся и разжал кулак — в нем лежал скомканный клочок бумаги. Расправив его, он прочел: «19.19.00 138°13′08″ направл. луч по сигналу». Яснее и быть не могло — дата и время приглашения на связь. Завтра, за час до захода солнца. Обратного адреса, естественно, нет.

Спустившись к воде, он спрыгнул в покачнувшуюся лодку. Посидев немного с неопределенными мыслями, оглянулся на базу — грандиозная туша казалась несокрушимой… Пожав плечами, запустил мотор — лодка рванула, как норовистая лошадь, взметнув гриву пены. Через минуту он нее остался лишь неясный отблеск у горизонта. Еще с минуту волны лениво поплескивали о матово отсвечивающий черный бок.

* * *

…Ночной берег был расцвечен ярко-красной шевелящийся каймой. Очнувшись от дремоты, Отари в изумлении наблюдал за этим странным явлением. Негромко прозудел вызов. «Да?» — машинально ответил он, все еще заворожено глядя на иллюминацию.

— Координатор, правьте на огонь, — знакомый голос прозвучал свежо и четко. Жюль Кутюрф.

— Какой… — начал было Отари, но осекся — увидел, какой. Огонек костра мигал прямо перед ним.

— Что у вас происходит? — спросил он все же, не в силах сдержать любопытства.

— Разве не догадались? Очередной праздник.

— Хм… Но ведь предыдущий был…

— Я сам удивлен. Но что я — со мной тут рядом наш хороший знакомый — он тоже подобного не припомнит.

— Уном? — Отари не думал, что при этом известии он испытает такую радость. Всегда с трудом заводивший друзей, он удивлялся сам себе — за три коротких плонийских дня ему стали дороги по крайней мере двое — человек и нечеловек.

— Хорошо, ждите — я сейчас, — сообщил он, уменьшая тягу и направляя лодку к трепетавшему огоньку.

…Огонь был настоящим — желтым и веселым. Две фигуры — одна повыше, другая пониже — на его фоне казались угольно-черными. Заслышав шум приближающейся лодки, Уном сделал несколько неуверенных шагов к океану — облако волос волновалось на его голове. Отари решил шикануть и выключил двигатель за несколько метров до кромки суши — лодка со свистящим шорохом выползла на берег почти к самому костру.

— Ага, вот вы где, — спокойно проговорил Жюль. Подбежавший Уном блеснул в темноте кошачьими глазищами и помог прибывшему сойти на берег (вернее, схватил за кисть и не выпускал, пока Ило не утвердился на щебне пляжа). Рука у него была твердая и теплая, но какая-то ускользающая, как будто ее намылили.

— Рукопожатие двух миров, — насмешливо прокомментировал Жюль, подходя, после чего и сам пожал ему руку.

— Откуда вы узнали, когда я появлюсь? — с долей удивления спросил его координатор.

— Вас выдворили с таким треском, что было слышно на всю планету. Я побеспокоил малышку Инар… Вернее, она побеспокоила меня этим сообщением вместе с очередными сводками. Мы приближаемся к цивилизации — у нас появились сплетни!

— Больше она ничего не добавила?

— Нет… А что?

— Да так, ничего… — Отари решил не говорить о запрете, руководимый непонятным ему самому чувством — то ли брезгливости, то ли жалости…

— Этот обормот, — показал Жюль на скромно потупившегося Унома, — поднял меня час назад, не дав выспаться после праздника… И он был совершенно трезв!

— И… и надо — трава… — в первый раз подал голос тот. Звук его показался Отари давно знакомым, почти родным. «Вот я и дома», — мысленно подвел он итог. Для него это понятие было, может быть, не таким ясным, как для других. И уж наверняка гораздо более труднодостижимым.

 

Глава 5

Отари покосился на играющую перспективу за окном — погода на Плоне отсутствует. Это значит, что она всегда хорошая. Повернувшись к «пузырю» домашнего терминала, бесцельно потыкал пальцем в контакт — на экране зажглось радушное приглашение… Он только вздохнул. Глобальная сеть держалась железно, как и положено любой порядочной глобальной сети, где каждый узел страхуют все остальные. Подарок Лемона здесь не пригодится — чтобы открыть замок, нужно хотя бы добраться до двери. Здесь это означало операторское место на одной из баз. А пока что он знает о работе экспедиции не больше, чем накануне. Коллекция разных малозначащих сведений вряд ли могла служить утешением — ну, например, он выяснил происхождение транспортников, превращенных в базы: как он и думал, эскадра была пригнана с кометной орбиты Зейды, где они пребывали в консервации. Зейда — известная барахолка… Вряд ли она от этого обеднела — подобных чудищ там более двухсот. Что еще? Вспомнив неопределенные угрозы гран-эрмиера, поинтересовался кадровой статистикой — скорее, в тайной надежде потешить мальчишескую страсть к страшным тайнам (все тот же синдром Синей Бороды). Но не обнаружил ничего, выходящего за рамки — за все время в экспедиции погибло двенадцать человек. Вполне сносный процент для новой планеты… В результате он вернулся к тому, с чего начал — к нулю. И если бы не записка, полученная на «Золотой»… Он бросил взгляд на часы — до назначенного срока еще два часа. А делать уже нечего… Жюль и Уном ушли утром — по слухам, где-то на другом конце острова расположены какие-то «убежища» — старик рассказал. Так что от непрерывных празднеств была и польза — недаром Жюль выглядел таким довольным. Отари, поспав после прибытия часов шесть, вплотную занялся выяснением путей передачи информации с баз — не может же такой комплекс работать в полной изоляции! Наверное, не может — но пока что в изоляции он сам. Затуманенным взором Отари следил за бесполезно мелькающими на экране цифрами статистического поиска, с отвращением ловя себя на мысли бросить все и побездельничать. Воспитание сказывалось — упрямство и трудолюбие считались необходимейшими качествами освоителя. Он невольно позавидовал этнографу. Бродит себе где-то, ищет… И найдет, должно быть. А тут… Координатор испытывал сейчас чувство сродни тому, какое, должно быть, испытывает гончар без глины или лесоруб в голой степи. Что ж, от судьбы не уйдешь… Отари отключил терминал и облегченно (хотя и с некоторым стыдом) вздохнул. Солнце палило ощутимо, океан был совсем рядом… «Пойти искупаться?» — подумал он, поднимаясь с кресла. Мысль неплоха. Правда, плавал он плохо — но здесь некому это заметить. За все это время ни один из членов экспедиции не появлялся в поселке. Отари мог бы приписать это зловредному влиянию Бронтома, но здравый смысл подсказывал, что поселок никогда и не был очень уж обитаем. Раньше его заселяли работники служб обеспечения и специалисты-наземники. После недавнего сокращения от первых остался засыпающий на ходу техник, а от вторых — Жюль Кутюрф, днюющий и ночующий в туземной деревне. И поселок стал фактически не нужен, играя роль перевалочной базы.

…Вода была теплой и чуть солоноватой, она обволакивала тело и убаюкивала сонным колыханием. Безопаснее пляжа не придумаешь — ни жгучих медуз, ни акул не предусмотрено. Волн тоже нет — можно хоть спать, если охота. Отари сладко потянулся, лежа на воде — лучшего отдыха не придумать! Одним глазом посмотрел на часы — до срока еще больше часа… Он купался прямо напротив дома, и при желании мог увидеть его, слегка приподняв голову. Но желания не было — истома, охватившая его, препятствовала любым движениям. И он продолжал спокойно лежать, лишь щурясь на бледное, но жаркое солнце Плона…

Мерное колыхание на блестящей поверхности отраженного неба… Ощущение времени пропало. Он глядел, как небо уходит от него в бесконечную высь, в то же время оставаясь на месте — воплощение двуединства покоя и движения… Он парил на зыбкой границе двух бездн — неба и воды, испытывая головокружительное щекочущее ощущение — казалось, теперь все возможно… Как во сне, что забывается сразу после пробуждения.

* * *

…Легкое касание к затылку подействовало как удар. Отари дернулся от неожиданности, взбаламутив воду… И сел. «Что за черт?» — он сидел на мелководье, оглядываясь по сторонам и не узнавая места. Слева тянулся берег, справа — океан… Он с шумом и плеском поднялся — во-он, вон там белели аккуратные домики поселка. До них было не меньше двух километров! Ошеломленный, он некоторое время стоял неподвижно, а затем резко повернулся. Его взгляд уперся в стену металлического купола, а затем наткнулся на два широко раскрытых глаза, полных ужаса. Нестерпимый визг потряс окрестности — племянница гран-эрмиера, командующая станцией космосвязи амазонка Инар, в чаянии полной свободы обходившаяся без купальника, сидела на корточках и визжала, обхватив руками острые коленки. Вконец добитый, Отари закрыл уши руками — скрипучие вопли плонийцев по сравнении с этим звучали просто райской музыкой! Совсем уж неуместно мелькнула мысль — до чего ж одинаково охраняют они свои святыни. «Тьфу! Было бы что охранять!» И, вспомнив, как поступил с плонийцами, Отари бестрепетно открыл глаза и, преисполнившись мужества, вышел на берег, в душе благословляя свою предусмотрительность — его собственная одежда, ужатая до размеров шорт, была на нем.

— Чего орешь, как резаная? Никто на тебя не смотрит! Тоже, сокровище… — добавил он ворчливо. Как ни странно, грубость, кажется, успокоила девушку — тем более, он стоял отвернувшись.

— А… А что вы здесь… — испуганно, но напористо спросила она, кажется, одеваясь — слышалось лишь сердитое сопение и шуршание.

— Все! Можете поворачиваться! — звонко добавила она секунду спустя, не дав ему собраться с мыслями для ответа. Так ничего и не сказав, он повернулся. Нельзя сказать, что он застыл ослепленный, однако впечатление, бесспорно, было. Короткая красная туника подчеркивала ее угловатую грацию, волосы «а`ля аборигены Плона» обрамляли лицо пушистым нимбом… Как ни странно, она сейчас была чем-то очень похожа на Унома — только в цвете. Отари скептически прищурился, невольно все-таки поддаваясь бесплотному очарованию полуженщины-полуребенка. Но не надо забывать и о ее дяде…

— Так что вы тут делали — подкрались, подсматривали, у-у!.. — глаза ее округлились, словно от безмерного возмущения. Отари смутился от неожиданности, но взял себя в руки — такой только дай повод! Ответил примирительно:

— Не говори ерунды — больно надо мне к тебе подкрадываться. Но как меня сюда занесло? Ведь залез в воду напротив дома…

Она недоверчиво хмыкнула и отвернулась, уставившись куда-то вдаль. Отари невольно проследил направление ее взгляда — солнце уже клонилось к горизонту… Неужели прошло столько времени? Его вдруг как ударило: «Черт возьми, ведь сейчас связь!» Взглянул на часы — осталось пять минут. Обратно идти не меньше получаса, а там еще антенну устанавливать… «Дьявол!» — еще раз выругался он, беспомощно оглядываясь вокруг. Станция — вот она, рядом, и там есть все, что надо, и даже больше… К явным излишествам относилась только сама хозяйка, которая по-прежнему разглядывала что-то там, на горизонте. «Наверное, она здесь сильно скучает…» — мелькнула никчемная мысль, тут же уступив место злой тоске — все, буквально все оборачивалось против него! Но — что же делать? И Ило решился. Пересиливая отвращение к обману, он спросил делано-спокойным голосом:

— Инар, уж коли я сюда попал, нельзя ли от вас связаться направленным лучом?

— Лучом? С кем это?

Отари мысленно благословил женское любопытство — если бы она отказала сразу, ему пришлось бы уйти, не солоно хлебавши.

— С Жюлем. Разве вы не знаете, что он работает на другом конце острова?

— Так у вас же браслет, — с оттенком презрения фыркнула Инар. «Ага, попалась птичка!» — злорадно подумал Отари, мысленно потирая руки и спокойным, деловым тоном, как о чем-то само собой разумеющимся, ответил:

— Он же работает в пещерах, туда вызов со спутника не доходит. Мы договорились, что я его вызову направленным лучом — вот, через минуту уже… Обратно-то мне не успеть, а? — он заискивающе заглянул ей в глаза, ощущая, как сам себе становиться противен. Она пребывала в нерешительности, решая задачку — чему следовать, здравому смыслу или приказу начальника? Не она первая, не она последняя — над этой задачкой мучились люди с тех пор, как появилось организованное общество. Координатор от всей души понадеялся, что у столь строптивой и юной особы не слишком развито чинопочитание.

— Н-ну… Хорошо… — не без внутренней борьбы уступила она, — только к пульту не подходите!

«Ха-ха!» — мысленно сказал Отари, кивая. Он даже отвернулся, чтобы скрыть торжествующий блеск в глазах. И краску на лице.

…Перед тем, как ступить в сень храма космосвязи, Отари нарастил свой костюм до приемлемых границ. Инар провела его через настроечную к отдельной абонентской кабинке и деликатно удалилась, стрельнув, однако, глазами на прощанье так, что он поперхнулся. Черт его знает, чему учат в Евгеничке этих девчонок…

Положив ладони на контакт, Отари оживил пульт — теперь все системы местной связи были в его распоряжении. Припоминая данные записки, быстро настроил узконаправленную антенну — так называемый «прямой луч», идущий сквозь твердь планеты, игнорируя ее выпуклость. Так сказать, тихой сапой… Это настраивало на конспиративный лад — Отари настороженно покосился на дверь и переключил звук на наушники. Неизвестно, насколько хватит деликатности у этого ангелочка… Зайчик электронного искателя канала пополз и вспыхнул изумрудным светом — связь установлена. Спустя секунду он рассыпалась сверкающим созвездием — корреспондент выбрал многополосную разбивку, самую неудобную для перехвата. В уши ворвался целый каскад звуков — протяжный металлический скрип, плеск, какое-то постукивание… Низкий мужской голос перекрыл шум:

— Не будем тратить времени, координатор… Надеюсь, это вы — иначе на мне сразу можно ставить крест.

Отари коротко подтвердил свою личность и попросил объяснить, как это понимать — фигурально?

— Буквально, — ответствовал обладатель баса, — придавят в трюмах и все дела… Вы знаете, сколько у нас несчастных случаев?

— Да, знаю, — растерянно ответил Ило, — двенадцать погибших…

— Десять из них — за последний год, — мрачно буркнул бас и замолк, никак не комментируя свои слова. Отари тоже промолчал. Ему вдруг страстно захотелось прервать этот разговор и забыть о нем. Но он не сделал этого — может быть, назло гран-эрмиеру. Да и любопытство, подстегнутое страхом, было возбуждено до крайности.

— …Я узнал о вашем появлении, когда вас уже зацапали, — продолжал неизвестный, — честно говоря, не думал, что выпустят — вы ведь из простых?

— Да… Был освоителем.

— Считайте, повезло. Да вы ничего и не знаете, значит, для них неопасны…

— Теперь я хочу знать… Особенно теперь. Но вы ничего не сказали о себе — кто вы?

Собеседник помолчал. Затем как-то нехотя ответил:

— Да зачем это вам? Ну, скажем, я представляю группу людей… Тех, что опасаются евгенистов.

— Для этого есть основания?

— Еще какие! — взорвался неизвестный. — Об этом-то я и хотел с вами говорить.

Координатор вспомнил напутствие профессора Лемона и удвоил внимание.

— У меня нет времени на подробности, — начал неизвестный, — поэтому скажу сразу о главном. Вы нужны нам, чтобы разрушить это дьявольское гнездо!

Отари ошарашено промолчал — его планы были гораздо скромнее.

— …Терять нам нечего — после того, что мы узнали, нас все равно не выпустят раньше, чем они захватят власть…

— Кто — они? — не выдержал Отари.

— Боулисты, — последовал ответ, — чертовы евгеники, так их… Если они закончат здесь свою работу, то всем нам каюк, можете не сомневаться — воцарится Генконтроль, и не пикнешь…

Еще того не лучше! Недвусмысленные угрозы Бронтома ожили в памяти — вот и подтверждение.

— Но каким образом? — шепотом возопил координатор и прислушался — в ответ прозвучало лишь одно слово, похожее на игрушечный выстрел:

— ПУВ!

…Полностью управляемое вещество — что это такое, доподлинно не знал никто, но именно с ним, если верить неизвестному, связывали свои надежды представители генетических каст. И, как понял Отари, надежды далеко не беспочвенные…

— Ведь управлять этой штукой смогут только они! Какая-то там особая наследственность — и, если ты не евгеник, ничего у тебя не выйдет. А люди из нижних лабораторий твердят, что это чертовщина, настоящая чертовщина! Если у них выйдет — все, мы превратимся в самое что ни на есть быдло, даже хуже!

Отари не ответил на этот крик души — он напряженно обдумывал ситуацию. Насчет своего посещения лаборатории ПУВ-3 он сразу решил не распространятся — наверное, у того маленького техника хватит ума сделать то же. Иначе, как стало понятно в свете последних данных, ему будет грозить несчастный случай… Ило почему-то сразу поверил неизвестному именно в этом — покрытое испариной лицо «копа» стояло перед глазами. Но те же сведения понуждали к действию — он решил, что настало самое подходящее время изложить свои намерения:

— Я понял, зачем я вам, — медленно сказал он, — теперь выслушайте, зачем вы мне.

Выдержав необходимую паузу, он продолжил деловым тоном, входя в роль координатора — то есть того, кто всегда знает, что делать, даже если ни черта не знает:

— Во-первых — уничтожение баз, даже если его осуществить, ни к чему не приведет. Я уже не говорю о том, что не возьму на себя такой грех — играть тысячами жизней…

Собеседник попытался было что-то возразить, но Ило невозмутимо продолжил:

— Во-вторых! Пока у меня нет достаточных сведений о ПУВ, я не могу планировать ничего определенного против исследований — я имею в виду саботаж… Да и об этом говорить еще рано. В-третьих же, и это самое главное — сведения о цели боулистов должны достичь тех, кто в силах им помешать. Тут я имею в виду не больше не меньше, как Конференцию Звездного Мира.

— Ого… — пробормотала мембрана.

— Только так, — успокоил Ило, и, не дав собеседнику опомнится, перешел в галоп:

— Нам осталось обговорить условия работы и форму связи… — он изо всех сил старался, чтобы голос его звучал уверенно и авторитетно, как у тех управленцев, которых он знал. Неизвестно, достиг ли он своей цели, но с того конца канала почтения явно прибавилось:

— Ясно, координатор! Все понял. Ну что ж… — тут раздался уже знакомый протяжный вздох. — О-хо-о… Связь мы вам выделим… Запомните нитку — 418502630. Это моя. Вызывайте в это же время через сутки — обычно я наверху. А вот со сведениями…

— В чем дело? Вы же говорили про весь персонал?

— Если бы весь! — в тоне послышалась горечь — Понимаете, на многих рассчитывать нельзя. Люди запуганы, иные думают отсидеться… А что — кормежка хорошая, платят прилично, а помыкают — так многим не привыкать. Они же все в основном с Закрытых Миров…

Закрытые Миры? Отари быстренько перетряхнул в памяти все, что знал о них: научные и промышленные центры для энергоемких и опасных процессов. Там собраны самые квалифицированные кадры; там же кастовость пустила самые глубокие корни. Он как-то имел дело с обслуживающим персоналом оттуда, и его навсегда поразила четкость, с какой выполнялись его команды — его, тогда еще безусого практиканта. Беспрекословное повиновение — вот религия этих людей. Дело представлялось почти безнадежным…

— Ладно, что-нибудь придумаем, — устало отозвался его неизвестный соратник, — сейчас мне пора закругляться. Не забудьте номер нитки… и до свидания, координатор!

* * *

…Задумавшись, Отари совсем забыл о хозяйке станции. Она сидела в своем креслице у пульта в напряженной позе — взгляд в упор застал его врасплох. Остановившись, он скроил невинную мину:

— Спасибо, Инар! Ну, я пойду…

— С кем вы говорили? — требовательно перебила она, сверкнув из-под челки потемневшими глазами. Ило сглотнул, ответил неуверенно:

— Как это с кем — вы же знаете…

— Врете!

Ого! В голосе звенели слезы. Отари почувствовал себя мучительно неловко, словно обманул ребенка. Инар величественным движением отвела руку и совсем не величественно ткнула пальцем в мерцающий рядом экран. Координатор сразу узнал развертку только что закончившегося контакта. «Идиот!» — мысленно выругал он себя — как он мог забыть о контрольном мониторе!

— Вы обманщик! — вскричала девушка, вскочив с креслица, — Вы забрались сюда как… как вор!

Отари, опешив, уже не пытался оправдываться и машинально кивнул головой… Вот чего не следовало делать! По-видимому, Инар приняла это за издевку — а уж издеваться над собой она никому не позволит!

— Ах вы… — задохнулась она от негодования и несколько секунд уничтожала молодого управленца взглядом. Потом внезапно отвернулась к пульту и известила оттуда ледяным тоном:

— Я вынуждена доложить… О нарушении режима. Начальнику экспедиции!

«А ведь это конец…» — мелькнуло в голове координатора. Он сделал движение к выходу, но остановился — надо все-таки выслушать приговор. Инар, не обращая на него внимания, не спеша произвела вызов и только после этого одарила взглядом, сразу же вновь повернувшись к экрану:

— Станция связи вызывает гран-эрмиера Эша Бронтома! Экстренно!

Видимо, секретари знали о родственных связях начальника экспедиции — не прошло и трех секунд, как знакомый лик уставился с экрана немигающим взглядом:

— Инар? В чем дело? — отеческим его тон никак нельзя было назвать. Но девушку это не смутило — она четко и кратко доложила о произошедшем. Сейчас она была чем-то очень похожа на дядю… Гран-эрмиер выслушал, после чего обратил взгляд на виновника:

— Вы отдаете себе отчет в том, что натворили?

— Натворил? Перекинулся парой слов… — при встрече с таким откровенным противником к Отари вернулась уверенность.

— С кем?! — рявкнул профессор, — С кем перекинулись, я спрашиваю?!

— Это мое дело… — начал было Отари, но Бронтом не намерен был выслушивать продолжение:

— Вы нарушили мой запрет… Уже вторично! Вы представляете угрозу для работы экспедиции — именно сейчас, черт побери, именно сейчас! — какой чертов дурак прислал вас сюда!

Отари хотел напомнить, что назначили его сюда его же коллеги боулисты, но не смог вставить и слова в обрушившуюся на него лавину:

— После всего, что произошло, я не могу позволить вам свободно разгуливать по планете… — гран-эрмиер помолчал и закончил, как отрубил — вы арестованы!

Инар еле заметно вздрогнула — обострившимся чутьем Отари уловил это. Она догадывалась… Но координатор-то не гадал — он знал. Арест незаконен — и, конечно, его не оставят в живых хотя бы поэтому. Знобкий холодок страха прошелся по внутренностям, заставив их болезненно сжаться… Бронтом заметил свою оплошность — подавшись к экрану, он проскрипел угрожающе:

— И не вздумайте исчезать, координатор…

Он собирался еще что-то добавить, но перехватил испуганный взгляд Инар и только окинул Ило мрачным взором. Потом кивнул застывшей у пульта девушке и отключился.

Экран погас, и словно наваждение спало — Отари вдруг ощутил пьянящую волну лихого веселья! Его жизнь в опасности — но разве не к этому приучают всех освоителей чуть ли не с рождения? И сейчас в нем бурлила могучая потребность действовать. «Не вздумайте исчезать» — а он вот именно вздумает! Профессор плохо знал психологию, иначе не стал бы загонять противника в угол.

С пылающим лицом Отари сделал первый шаг к двери… Уловил позади какое-то робкое движение и резко обернулся.

…Инар стояла, стиснув руки, и громадными глазищами смотрела на него. «Поняла небось…» — мстительно подумал Ило, испытывая гадкую радость жертвы. Ответив ей презрительным взглядом, он вышел, захлопнув за собой дверь.

 

Глава 6

Уже смеркалось. Веющий с берега ветерок охладил разгоряченное лицо — кинув настороженный взгляд на горизонт, Ило скорым шагом направился в поселок. Пять километров и пятьсот — фора у него достаточная. Произведя в уме несложный подсчет, он оставил себе чуть больше часа — и, прижав локти к бокам, легко побежал вдоль кромки воды, перепрыгивая через камни. Главным было оказаться как можно дальше от мест, где обосновались люди — в поселке в прятки не поиграешь. Он вспомнил техника-транспортника — слава богу, тот сейчас мотается по другим островам. У Бронтома нет здесь людей. А остров достаточно велик, чтобы затеряться здесь хоть на год — все освоительские навыки, прочно вбитые воспитателями, остались при нем. Когда приземлиться очередной корабль, Бронтома и всю толпу боулистов ожидает неприятный сюрприз… Мысль вдохновила Отари — он даже замурлыкал какой-то мотивчик, чуть лицемерно удивляясь сам себе, но в глубине души понимая, что просто испытывает облегчение после душной неопределенности. Разноименные заряды наконец разрядились ха-арошей искрой, очистивший атмосферу.

…Ритмичный стук шагов разносится в тишине, горизонт бодро подпрыгивает в такт — Отари и не заметил, как преодолел половину пути. Прошло немногим более десяти минут. Остается еще минут десять на сборы и, по крайней мере, полчаса на уход. В этих холмах и пригорках его сам черт не сыщет, даже с биоискателем. Успокоенный надежной перспективой, он позволил себе роскошь подумать о том, что будет делать дальше. Можно, конечно, попытаться существовать одному, но имея таких друзей, как Жюль и Уном… Надо, кстати, на самом деле связаться с ними — потом, в более спокойной обстановке.

Темнело на глазах — издалека уже светили огни фонарей, странно выделяясь на бледном фоне неба. До поселка оставалось не более километра, когда, выскочив из-за холма, Ило чуть не споткнулся от неожиданности — навстречу кто-то шел! В первое мгновение душа захолонула — неужто успели?! И Отари смог в полной мере оценить выражение «душа ушла в пятки». Она именно там и трепыхалась… Над темной фигурой вспыхнул огонь, высветив каждую трещинку в почве — и Отари облегченно вздохнул. Робот! Неуклюжая махина погрузочного скира, включив прожектор, не спеша топала навстречу, оставляя позади глубокие следы — в наступивших сумерках она и впрямь напоминала человека. Правда, ростом в три метра…

— Скир! Доложить! — выкрикнул Отари кодовое слово, подходя поближе. В самом деле, какого черта делает здесь робот, когда ему положено стоять в хранилище? Но ответа не последовало — скир продолжал все так же молча надвигаться на остановившегося в недоумении человека.

— До-ло-жить! — по слогам проскандировал Ило, невольно отодвигаясь в сторону. Неожиданно стальная громада остановилась, и, помедлив секунды две, свернула следом. У человека мгновенно пересохло в горле — скир шел за ним! Отбежав шагов на десять, он оглянулся — все так же неуклюже переваливаясь, робот продолжал идти, уже не останавливаясь. «Сумасшедший!» — мелькнувшая мысль повергла в панику. Такая картина хоть кого напугает — пустынный берег, одинокий человек и преследующий его взбесившийся робот. Оправившись от испуга, Отари на бегу постарался привести мысли в порядок. В конце концов его конвоир слишком медлителен, хоть и неутомим… Внезапно остановившись, Ило в ярости хлопнул себя по лбу — конвоир! Ну конечно! Быстро вернувшись, он обежал вокруг железной туши и обнаружил то, что и ожидал — датчик детектора-анализатора поворачивался за ним, как намагниченный. «Проклятый старикашка! Додумался же…» Ило отбежал подальше и, поднеся к глазам коммуникатор, всмотрелся в экран — в самом его центре трепетала едва заметная светящаяся точка. Вызов-пеленг. «Все равно, что короткий поводок… От спутника с таким маячком нигде не укроешься. Ай да Бронтом!» Отари невольно восхитился скоростью, с которой была подстроена ловушка. Если бы первым попался не этот тихоход, а, например, «охотник», он бы и пикнуть не успел — ампула со снотворным, и все.

Отари продолжал путь, оставив робота позади. Это теперь не главная угроза — гораздо хуже то, что коммуникационный браслет внезапно превратился в наручник, одним концом прикованный к спутнику связи. Умом Отари понимал, что нужно избавиться от него как можно скорее — но всё никак не решался. Ведь это была больше, чем привычка — нечто вроде симбиоза связывала человека с электронным разумом Сети, и не так-то просто оборвать эту пуповину, выпасть из теплой информационной купели. Уже окончательно…

…Он вынужден был принять решение гораздо скорее, чем думал, и не по своей воле. Пробегая мимо первых домов поселка, он услышал слабый шелест. Он постепенно усиливался по мере продвижения, превращаясь в неопределенный глухой шум. Вылетев на центральную площадь (утоптанную площадку с прожекторной вышкой), он на секунду остановился, чтобы отдышаться, и в недоумении прислушался. Шум приближался, распадаясь на более отчетливые звуки — он различил шорох множества шагов. Быстро оглянулся — его окружали роботы.

…Скиры, слуги, уборщики и прочий кибернетический сброд беспорядочной цепью двигались со всех сторон, тупо помаргивая сигнальными огнями, позвякивая сочленениями и распространяя запах нагретой пластмассы. Еще немного, и эта гомерически смешная и в то же время ужасная в своей бездушности толпа сгрудиться вокруг человека — и каюк! Раздумывать некогда — с проклятием Ило отстегнул браслет и швырнул его роботам, как кость своре голодных собак. После этого повернулся и, не оглядываясь, бросился бежать — позади раздавался лязг и скрежет. «Если кто-нибудь не перестроит программу, эта куча лома будет ворочаться до утра…» — подумалось на бегу. Время шло — Отари явственно представлялись подлетающие к острову амфибии патруля. Найдя в темноте свой домик, он на ощупь открыл дверь и зажег свет. Все здесь было по-прежнему, как он и оставил перед купанием — кто бы мог подумать, что возвращаться придется вот так! Быстренько одевшись и побросав вещи в легкую сумку, беглец напоследок выгреб из чемодана кристаллики программ и, не сортируя, ссыпал в карман. Уже в дверях окинул комнату прощальным взглядом. Дом, который так и не стал ему домом… Он вышел в ночь, не закрыв дверь. Через сотню метров оглянулся — одинокий прямоугольник уютно и ровно светил посреди окружающей тьмы… Больше Отари Ило не оглядывался — необъятное черное пространство поджидало его.

* * *

Вся эта часть острова представляла собой беспорядочно перепутанные цепи холмов и неглубоких впадин — Отари достаточно налюбовался ими за время поездки. Но нынешний путь существенно отличался от прогулки по укатанной дороге. Уж от дороги-то, во всяком случае, надо держаться подальше! Ило заранее решил, куда пойдет — мысль пришла, когда он вспомнил о Жюле и Уноме. Нет смысла дрожать в холмах, поминутно ожидая ареста, когда можно провести время в тепле и относительном комфорте. В муравейнике деревни наверняка найдется немало укромных мест — ведь даже Жюль, лазивший там полгода, не сразу нашел каморку старика. О том, что туземцы могут выдать его стражникам, можно не беспокоиться — чужаки для них вообще не существуют. Отари еще раз ощупал спрятанный за пазухой аппарат-переводчик, подаренный ему Кутюрфом — точную копию своего. Поправив сумку, зашагал дальше, угадывая в темноте почву под ногами. На ходу он время от времени оглядывался в сторону побережья, вслушиваясь в ночную тишину. Один раз показалось, что издалека доноситься свист — с полминуты Отари стоял, прислушиваясь. Так ничего и не решив, двинулся дальше — в деревню лучше прийти до рассвета.

Ходьба не давала отвлекаться — в кромешной тьме Отари то и дело спотыкался о камни, но что гораздо хуже, на склонах ноги скользили по траве. Если учесть, что вся дорога состояла из склонов различной крутизны, прогулка выходила утомительная… Может быть поэтому, выбираясь из очередной впадины, Отари не сразу осознал, что уже несколько секунд слышит какой-то звук — не то свист, не то шип. Выпрямившись на верхушке холма, он вдруг заметил, как из-за ближайшей гряды показался движущийся свет — резко подавшись назад, оступился и кубарем покатился вниз. В следующее мгновение все вокруг залил нестерпимый белый свет прожектора. Мигнув, луч убрался, на миг ослепив — невдалеке медленно прошла черная тень, и с отвратительным зудящим скрежетом проплыло нечто, напоминающее громадного жука — Отари даже успел заметить, как сворачивается и жухнет трава под металлическим брюхом. «Легкий танк!» Он и не подозревал, что у экспедиции имеются такие машины… Отдышавшись от внезапного испуга, перевернулся на живот и осторожно привстал. На верхушках отдаленных холмов еще играл слабый отсвет — вот в последний раз вспыхнула игла прожектора и все утонуло в глухой мгле. Подождав немного, Ило кое-как выкарабкался из заросшей кустарником лощины, огляделся… Сквозь сумрак проступали контуры холмов. Отари вскинул глаза к небу — черный свод приобрел лиловато-серый оттенок. Чертыхнувшись шепотом, координатор… теперь уже только по званию — бегом спустился по очередному склону и продолжил свой путь.

Несколько раз он наблюдал недалекие отсветы прожекторов и слышал свист двигателей — похоже, весь местный корпус стражи прочесывал сейчас холмы. Отари благоразумно придерживался низин, но больше ни одна из машин не проходила так близко, как в первый раз. Несмотря ни на что, он был полон оптимизма — время потрачено не зря, и теперь уже никакими силами не оцепить весь район поиска. Вероятно, посты будут расставлены по холмам. Не исключено и наблюдение с воздуха…

Еще несколько минут усиленного движения, и Отари добрался до глубокой длинной ложбины, за которой начиналась равнина. Отсюда до деревни уже рукой подать. Он с беспокойством поглядел на небо — становилось уже слишком светло, и его могли заметить. Из-за какого-то каприза атмосферы по настоящему темно здесь бывало только в начале ночи, все остальное время напоминало скорее затянувшийся рассвет. Но выбора не было — не оставаться же здесь на весь день, рискуя в любую секунду попасться на глаза страже. Поэтому, подтянув лямки рюкзака, он быстро пошел по дну ложбины, выбирая места потемнее и болезненно морщась от хруста сухих веток, устилавших почву. Надо подобраться поближе к деревне, дождаться появления ее обитателей и смешаться с ними. Ничего другого он сейчас изобрести не мог и решил положиться на судьбу — ведь о его контактах с туземцами не знал никто, кроме Жюля Кутюрфа… Добравшись до конца ложбины, он залег в пышно разросшихся кустах и принялся за тяжкий труд — ожидание.

…Несколько раз он задремывал, но тут же просыпался, настороженно вслушиваясь в ночные шорохи. Трущиеся ветки кустарника издавали легкий стеклистый звон, придававший всему оттенок нереальности. Недалеко (или далеко?) как будто что-то побулькивало… Между холмов вспархивало смутное эхо — то ли какой-то местный нетопырь, то ли камень стукнул… Изредка в гуще кустов что-то сдавленно и обиженно зудело, и, словно напуганное собственной смелостью, умолкало — после этого на некоторое время устанавливалась полная тишина. И становилось слышно едва заметное мелкое похрустывание — казалось, кто-то огромный мягко и медленно ходит по лощине, время от времени надолго останавливаясь. Короткая плонийская ночь тянулась бесконечно…

…Небо уже белело вовсю, когда он очнулся окончательно. Вокруг царил мутный рассветный сумрак. Отари различил деревню — неуклюжая чернеющая груда виднелась где-то километрах в полутора. Ни огонька, ни звука… Жители деревни встают вместе с солнцем, будь оно неладно — и Отари нетерпеливо высматривал на горизонте первый синеватый проблеск. Рассветы здесь не отличаются красотой — по крайней мере, на земной вкус. Все происходило слишком просто. Вот и сейчас — затененные тона сменились с одного края неба блеклой белизной дня. Воздух начал тускло светиться, свечение распространилось на весь небосклон — да так и застыло. Все. Наступил день.

До человека донеслись приглушенные расстоянием крики — на крыше поселения появились фигурки, с обезьяньей ловкостью прыгавшие по многочисленным балкам и что-то делавшие с ними. Отари пожалел, что у него нет бинокля — он еще не видел деревни при дневном свете. Фигурки казались крохотными по сравнению с сооружением, поражавшим если не архитектурой, то размерами — высотой с трехэтажный дом в центральной части. Можно только удивляться, как умудрились построить такое из тонких ветвей кустарников…

Еще минут пятнадцать прошло в беспорядочной на первый взгляд суете за плетеными стенами, потом дремотную тишину прорезали протяжные скрипучие голоса, то хором, то поодиночке. Наконец, закончив утренний ритуал, загомонили разом. Отари напрягся, всматриваясь — рядом с «домом» появились черточки вышедших. Выстроившись цепочкой, некоторые двигались вдаль, на равнину, где находились плантации мясных трав. Другие, сбившись гурьбой, ковыряли землю неподалеку — грибницы хорошо приживались возле деревни, что и понятно… Человека интересовали собиратели кореньев и лечебных трав — но как раз они-то и не спешили. Ило в нетерпении покусывал неприятно горчившую травинку, в душе досадуя на их неспешность — слух уже вполне явственно улавливал двигатели машин патруля. Кажется, началось прочесывание с воздуха. Интересно, что наплел им Бронтом? По всем законам Федерации простой разговор с мятежником или пиратом не подлежал суду (если, конечно, вовремя донести о нем куда следует). Но недонесение нельзя поставить ему в вину — у него просто не было времени. Сама того не зная, Инар предоставила ему оружие для защиты на случай суда. Только сомнительно, что до суда вообще дойдет… Ну да ладно — отбросив отвлеченные рассуждения, Отари подобрался — группа из десятка туземцев направилась в сторону холмов. «Не напугать бы…» Ага! — на этот случай есть переводчик. Быстренько пристроив на голову обруч, он включил прибор и для проверки шепнул пару слов — прилепленный к горлу датчик исправно перевел их, и в ответ из кармана проскрипела какая-то фраза. В ухо шепнул обратный перевод — все точно. Громкость тоже соответствовала… Быстренько скинув одежду, он упихнул ее в короб и с сомнением оглядел свои руки — природная смуглость должна была замаскировать земное происхождение… Вот только фигуру не скроешь… Ну да ладно, сойдет за местного Голиафа. Выпрямившись, он прикинул на глаз направление и неспешно потрусил наперерез собирателям, старательно избегая возвышенностей. Двигатели патрульных стали громче — чуть слышный зуд перешел в гудение, как будто на острове завелись пчелы. Несмотря на прошибавший пот, он не ускорял движения, хотя стоило это ему немалых сил. Если он побежит, то выскочит на равнину и тем самым просто преподнесет себя на блюдечке, если пойдет не спеша, туземцы успеют затеряться среди холмов… И в том и в другом случае воздушная разведка успеет засечь одиночку. Он находился сейчас как бы между Сциллой и Харибдой — с одной стороны настигающий гул воздушных патрулей, с другой — цепкий взгляд наземных постов, и нельзя забывать ни о тех, ни о других.

Чуть не выскочив на открытое место, он судорожно сглотнул и притаился в тени холма, заслоненный от солнца и нескромных взглядов. Судя по звуку, танки патруля должны были вот-вот появиться — Ило спиной чувствовал их приближение и мысленно подгонял серокожую компанию — а сам не смел сделать и шагу навстречу… Черточки меж тем превратились в людей — они шли себе, спокойно переговариваясь и не обращая внимания на чуждый их миру гул. Может, они действительно его не замечали? Вопрос сложный, а в психологии инозвездных рас Отари не разбирался. Он надеялся только, что уж его-то они заметят — ведь Уном представлял его племени в качестве «сущего». Но экспериментировать не стал — и, дождавшись, обратился к идущим с самой элементарной и грамматически верно построенной фразой:

— Я — Отари Ило… друг Унома. Я хочу пойти с вами.

Если он ожидал чего-то из ряда вон, то был разочарован — ни малейшего удивления. Старший (по-видимому) этой команды приветливо взмахнул рукой и ответил сразу:

— Друг Унома — друг племени. Присоединяйся!

И Отари Ило, высокообразованный специалист по управлению, присоединился к первобытным собирателям кореньев.

 

Глава 7

…Облегченно вздохнул он только за стенами деревни-дома. Сейчас Отари мог припомнить десяток причин, из-за которых его могли прихватить — благодарение небу, они не пришли ему в голову раньше… Собиратели ушли куда-то по своим делам, оставив Ило в приятно-темном закутке. Сбросив короб с одеждой, он устало присел на него. Поерзав, устроился удобнее. Солнце снаружи палило вовсю, оставшиеся жители не нарушали тишины — его неудержимо потянуло в сон. Расслабившись, он дал дремоте одолеть себя, и через минуту уже спал, привалившись головой к сумке…

…Когда он вновь открыл глаза, день был в разгаре. Поднеся руку к носу, Ило выругался, не найдя браслета. Потом зевнул и огляделся. Где-то в глубине муравейника раздавался оживленный гомон — плонийцы вернулись с полей и делянок. А ему, пожалуй, пора. Поднявшись, он закинул короб на плечи и отправился вглубь лабиринта. Вскоре он очутился на знакомой уже площадке в центре деревни — запах трав, шум и толкотня слегка оглушали.

Явного внимания на него не обратили.

Побродив между «костров», медленно тлеющих тут и там, он прислушался к разговорам — прибор исправно переводил долетающие обрывки: «…я из тебя, да не с той стороны…», «…значит, клади сюда и оставайся, оставайся, оставайся…», «…ни с чем высокая — кроме Гморла… а и с тем — не такая…», «Сегодня весь день трясло — уж не заболел ли? — Ничего, до мрога достанешь… — А долго ли?», «Мрогвин знает, он уже один видел…» От перевода речи понятней не становились. Уцепило только это слово — «мрогвин». «Наверное, старик, — решил Отари, — кто еще пережил мрог? На ловца и зверь…» Подобравшись поближе к говорившим, он задал осторожный вопрос:

— Мрогвин — это раньше рожденный? — (слова «старый» в словаре не оказалось). Туземцы сразу окружили его, поблескивая любопытными глазами:

— Да, это старик… Ты будешь жить с нами? Ты уйдешь скоро? У нас есть старик — в других деревнях нет… Ты из другой деревни? С края?

Отари кое-как отделался от потока вопросов, заверив, что он не из другой деревни, поживет немного, и что он бы хотел поговорить с мрогвином, если, конечно, тот пожелает… Вокруг собралось уже десятков пять — после его объяснений некоторое время царило молчание. Отари уже панически прикидывал, какой именно из их обычаев он мог нарушить, когда кто-то ответил:

— Мрогвин захочет поговорить с новым сущим, но ему надо узнать о нем…

— Так скажи ему, — нетерпеливо перебил Отари, поворачиваясь на голос, — скажите, что мне очень нужно с ним говорить.

— Ты отнесешь пищу мрогвину, — заявил говоривший непререкаемым тоном. Отари на сей раз внимательно рассмотрел его, сразу решив, что мог бы этого и не делать — тот был похож на остальных, как две капли воды. Толпа вокруг стала расходиться, потеряв интерес к происходящему — Ило осознал, что решение принято. Не большинством голосов, и не путем парламентских дебатов — просто кто-то проявил здравый смысл, и это всех устроило.

Очень быстро Отари получил в руки увесистую дымящуюся миску и проводника, и через две минуты оказался у смутно знакомого тупика. А увидев бесформенную клетушку и ее хозяина, понял, что пришел, куда хотел.

— Я — мрогвин! — без обиняков отвечал старик. — Ты пришел узнавать?

Узловатыми, слегка трясущимися руками он принял миску и деловито занялся соскабливанием с толстых трубок стеблей мохнатого ворса. Отари вежливо подождал, пока тот насытиться, затем спросил:

— Две ночи назад сущий по имени Жюль узнал, где находятся пещеры… укрытия.

— Да, — согласился старик, подняв на Ило пару холодноватых выцветших глаз, — я сказал ему об этом.

— Мне нужно найти их — и пещеры, и Жюля… с ним же пошел Уном.

— Они потерялись? — взгляд плонийца стал хитроватым. И Отари решил играть в открытую:

— Я потерялся… И меня ищут…

— А ты не хочешь найтись! — подхватил старик — ухмылка его стала просто непристойно-заговорщицкой. Отари показалось, что он вот-вот подмигнет.

— Да, — сознался он, — но если меня найдут, то лучше будет, если это случиться не в вашей деревне.

— Они придут в деревню, — это прозвучало утверждением, а не вопросом. Отари кивнул, забыв, что говорит не с человеком. Но тот, кажется, понял:

— Ты уйдешь из деревни… сейчас. Я скажу, куда…

Отари благословил свой дневной отдых — слова надо было понимать буквально, в особенности слово «сейчас». Старик отослал стоящего без дела проводника, приказав приготовить все «для нашего брата идущего», после чего некоторое время сосредоточенно ковырял пальцем в носу. Человек терпеливо ждал.

— Ты выйдешь на другой край земли, — без вступления начал плониец и уставился на него, чего-то ожидая.

— Я выйду на другой край земли, — послушно повторил Отари. Старик кивнул:

— Ты увидишь три вершины…

Пришлось повторить и это.

— Ты пройдешь по левой тропе и смотрящий увидит тебя, — завершил объяснения мрогвин.

— Ясно, по левой тропе… А что это за смотрящий?

— Увидишь, — кратко ответил старик и умолк — по-видимому, уже окончательно. Не дождавшись больше никаких указаний, Отари вежливо поклонился — как-то неловко сразу поворачиваться спиной к собеседнику. Но тот, кажется, ничего не замечал — пожав плечами, Ило вышел в коридор и не спеша отправился обратно к центральной площади, ориентируясь в основном по шуму голосов. Раздумья его не обременяли. Время для них кончилось, теперь все просто — надо уцелеть. Если пещеры достаточно разветвлены, то лучшего убежища не найти. А Уном не даст ему пропасть с голоду. Единственное, что пугало в предстоящей перспективе, так это скука.

…Сборы в дальнюю (по местным меркам) дорогу превратились во всенародное празднество. Если бы Отари взял с собой все, что понанесли плонийцы, он не прошел бы и десяти шагов — пришлось тщательно отобрать самое нужное — запас еды на три дня в виде измельченных и спрессованных грибов, наполненную водой объемистую флягу из какого-то полупрозрачного кожистого материала (он так и не решился спросить из чего); также кстати пришлась и местная одежда — природная смуглость уже однажды выручила Ило, и он решил выглядеть настоящим плонийцем. По крайней мере, издалека угадать в нем человека теперь было трудно… Порядка во время сборов было маловато, зато улыбок и смеха хоть отбавляй — Отари чуть не оглох. Но продолжал стоически улыбаться в ответ — должен же он был отблагодарить гостеприимных хозяев. Хотя бы и тем, что послужит им в качестве аттракциона… Мысли его, подчиняясь царящему настроению, скакали без привязи. Он меланхолично созерцал хаос внутри и снаружи себя, ничего не имея против. До сих пор Отари действовал под давлением обстоятельств, теперь же, приняв первое по настоящему осознанное решение, почувствовал тоску… Ведь он сейчас мог с головой окунуться в поток интереснейших дел, направляя усилия многих людей в русло единой цели… Но кому-то понадобилось использовать его в замысловатой игре, и вот результат: едва пешка шагнула, как оказалась под боем. Дойти же до восьмой горизонтали представлялось делом и вовсе безнадежным…

…Привыкшее к монотонному шуму ухо выделило отдельные тревожные голоса — сверху, с крыши. А затем и причину тревоги — низкий гул гравиактивных двигателей. Отари застыл, прислушиваясь — скрежещущий звук возвестил о том, что неизвестная машина зависла не далее как в четверти километра. Предположения старика оправдывались с пугающей быстротой… Он бросил взгляд на свое снаряжение — металл приборов может выдать его… Значит, прятаться нет смысла. Подхватив наплечный короб, беглец протолкался сквозь беспечную толпу и нырнул в темный проход, ведущий, как ему сказали, наружу. Несколько туземцев увязались следом — оглянувшись на ходу, он крикнул:

— Скажите пришлым, что я ушел утром… Всем скажите!

Гибкие тени согласно взмахнули руками и пропали. Отари Ило остался один. Пол под ногами вдруг резко ушел вниз — на миг он завис в воздухе, затем земля ощутимо долбанула по пяткам. С трудом устояв на ногах, он продолжал бежать с ощущением, что вокруг что-то не так. Задев плечом стену, ощутил сырой холод — стена была земляная. «Подземный ход?» Впереди сумрачно светили гнилушки-факелы, и привыкшими глазами он увидел подтверждение — со всех сторон теперь чернела земля, кое-где скрепленная, на местный манер, сросшимися корнями. Куда же выведет эта дорога? Коридор все время поворачивал, так что угадать было невозможно даже приблизительно. Оставалось положиться на удачу и продолжить путь, как он и сделал.

Через сотню шагов гниловатый отблеск светилен затрепетал от прорвавшегося сквозняка. Пощупав вокруг, беглец обнаружил себя в тупике. Ток воздуха шел сверху. Забравшись по корням, Отари уперся руками в потолок и неожиданно легко поднял его — в глаза хлынул дневной свет. И прямо над головой прогремел чей-то голос:

— Оставайся тут!

…От неожиданности Ило чуть не свалился обратно — вцепившись в корни, он с ужасом ожидал продолжения. И дождался:

— …Мы проверим деревню — будешь на связи… Если детектор запищит — вызывай остальных.

— А мой?

— Оставь включенным — один черт…

По земле отдались шаги уходящих — Отари перевел дух, чувствуя, как гулко бьется сердце. Угораздило же! Ход вывел прямо к патрулю — хорошо, что не высунулся раньше… Осторожно отодвинув крышку, он выглянул наружу, определив по голосам, в какой стороне должен быть танк. Он и оказался там, возвышаясь зализанной глыбой. Оглянувшись, Ило увидел верхушку деревни не далее как метрах в ста. Ближе виднелись спины уходящих стражей. Их было трое. Один остался… Где он? Высокая желтая трава позволяла высовываться без риска быть замеченным — повертев головой, Отари не углядел никого возле танка. «Наверное, внутри, — догадался он, — сидит, как ему приказано, на связи…» В таком случае придется сидеть здесь самому, пока стражи не уберутся — и Ило уже совсем было приготовился к долгому и скучному ожиданию, когда внезапная мысль обожгла его — ход! Подземный ход, который патруль наверняка обнаружит! Отари ожесточенно вцепился пятерней в затылок, словно надеясь, что от жестокой вздрючки в голове что-нибудь забрезжит. В голову ничего не приходило. Но — сидеть здесь и ждать? Нет! Закинув за спину багаж, он снова выкарабкался к поверхности и, отодвинув крышку, стал напряженно вслушиваться. Вначале было тихо — видимо, те еще не дошли. Но вот слуха достиг отчетливый сигнал вызова, и чей-то голос невнятно пробурчал, отвечая. Патрульная тройка начала прочесывание. А в его распоряжении оставался максимум час. Первой мыслью было выбраться из норы и отползти подальше. Подумав, он отбросил ее — после обнаружения хода его тут же найдут, облетев окрестности на танке… Танк? Отари присмотрелся — обычная модель, блочное управление… Угнать танк?! Несмотря на отчаянное положение, Ило чуть не рассмеялся — какова наглость, а? Но оставался еще человек внутри… Поразмыслив какое-то время, Отари, вместо того, чтобы поддаться бесу нетерпения, снедавшему его изнутри, крепче уцепился за корни и замер, терпеливо ожидая. Чего? По губам его блуждала несколько болезненная, но ехидная улыбка. У него был план — он как раз и заключался в том, чтобы выждать. Прикинув время, он определил срок — тридцать-сорок минут. После чего волей-неволей придется действовать — но он от души надеялся, что его хлипкие предположения подтвердятся, и не придется вступать в рукопашную схватку неизвестно с кем на заведомо невыгодных условиях. Пусть тот выйдет сам, и без всякого принуждения. А выгнать его должна простейшая физиологическая потребность — если танк барражировал достаточно долго… Если оборотная система, как обычно, законсервирована… Если он не сделал этого раньше… И если у него хватит элементарной стыдливости зайти за танк. О-хо-хо… Опять слишком много «если».

…Ждать пришлось недолго — после обмена дежурным сигналом раздался лязг, и Отари с внутренним ликованием услышал звук тяжелого приземления и торопливые шаги. Он оказался прав! Отодвинув крышку, Ило выполз из подземелья, щурясь на солнечный свет, вытянул короб, осторожно положил крышку на место и, стараясь не шуршать травой, направился к распахнутому люку. Вот до него десять шагов… Пять (за танком послышалось возня и сопение — Отари как током дернуло). Взяв себя в руки, он вкрадчивым шагом добрался до цели, ощутив исходящий от нагретой брони запах гари и металла — уцепившись за поручень, перевел дыхание и медленно задвинул в машинную темень свой драгоценный груз, в душе уже поздравляя себя с удачей… Пронзительный писк взорвал стоячую тишину и пригвоздил его к месту!

…Дальнейшего он почти не осознавал — шумный топот из-за танка, захлебывающийся от злости тонкий звук, режущий уши — судорожным движением перевалив себя внутрь, Отари трясущимися руками пытался найти замок — створка рванулась из рук, снаружи донесся негодующий возглас — снова рванулась, с удвоенной силой — а проклятый замок все не находился! Наконец, лязгнув, створка встала на место, и Отари обессилено откинулся на теплую переборку, краем уха внимая глухому стуку — негодующий страж барабанил по люку, выкрикивая бессвязные угрозы. «Кричи, кричи…» — вяло подумал беглец. Проклятый писк сверлил уши — наклонив голову, Отари пролез в кабину связиста и со вздохом облегчения выключил мигающий красным глазком детектор. Все… Теперь — ходу. Плюхнувшись в кресло водителя, он залихватски подмигнул расплывшемуся в экране отражению и положил руки на штурвал. Вмиг осветившаяся панорама показала тускло-желтую равнину и перекошенное лицо стража, еще толкавшего люк в безнадежных попытках. Отари передумал предупреждать его сиреной — слегка надавив педаль мощности, он заставил машину чуть содрогнуться — только его и видели! Не стоит из-за настырности одного портить другим прогулку… И, приподняв танк на малой тяге, гонимый координатор бросил его вперед, к горизонту…

 

Глава 8

Остров, по местным меркам, был достаточно велик, пеший путь от одного его края до другого занял бы не меньше двух дней. Отари уже было настроился на дальнюю дорогу, когда нелепая случайность подарила ему скоростной транспорт. И теперь он не знал, что с ним делать — весь путь ужался в минут сорок не самого быстрого полета. Для начала, доверив управление автопилоту, Ило облазил весь танк в поисках мерещившихся ему в каждой щели радиомаяков. Ничего не найдя, вернулся в водительское кресло и задумался. Бесконечная серо-желтая равнина наматывалась на спидометр прыгающими цифрами километров. Двадцатитонная машина шла плавно, без толчков, сминая высокую траву невидимым валом отталкивающего поля — за кормой оставался ясный след… Наверное, он хорошо заметен сверху. Но даже если над ним нет спутников-наблюдателей, все равно обнаружение угнанного танка — вопрос часов. Опять у него небольшая фора… Стало быть, надо использовать ее наилучшим образом. Как? Может, на полной скорости уйти в океан? Чушь — что он там забыл… Как ни крути, цель бегства остается прежней — пещеры. Ило потянулся было к передатчику, чтобы напрямую связаться с Жюлем, но тут же отдернул руку — общий эфир наверняка прослушивается, даже если эти горе-вояки еще не известили свое начальство. Вот уж кому не позавидуешь! Отари только покрутил головой, представляя взбучку, которую закатит им Бронтом.

…Танк слегка встряхнуло — Отари взглянул на экран. Степь изменилось: трава стала пониже, то и дело мелькали гнезда кустарника. Машину еще раз подбросило, и он отключил автопилот, чтобы тот не дергал над кустами. Потом поднял глаза и заметил на горизонте три пологие вершины. «Вот они, те самые, о которых говорил старик…» Холмы постепенно вырастали, скорее, однако, не в высоту, а в ширину, постепенно заполняя горизонт — стало видно, что на самом деле это не горная цепь, а, скорее, холмистая возвышенность. Отари резко уменьшил скорость, рыская глазами по сторонам — где здесь искать эту самую левую тропу? Здравый смысл подсказывал, что слева, и он повернул к крайнему холму. По мере приближения Ило испытывал все большую неуверенность — местность выглядела дикой и пустынной; какие там тропы… И лишь когда массив холма наполз вплотную, увидел.

…Назвать это тропой можно было лишь при наличии богатого воображения — но ничего другого окружающая местность предложить не могла. Неглубокая узкая ложбина, заросшая травой, словно шрам прорезала склон. Ни за что бы не заметил, если бы специально не искал… Придется бросить танк — в пещеры его с собой не возьмешь. А жаль! Машина давала чувство защищенности; Отари чувствовал себя словно цыпленок в скорлупе, и вылезать наружу, в этот большой неуютный мир не хотелось… Но он не сделал и лишнего вдоха, понукая себя в лучших традициях первопоселенцев — с ленью нужно расправляться максимально быстро, чтобы война с ней не отнимала сил. Задав автопилоту новую программу, он подхватил короб и выскочил наружу, как ошпаренный — время задержки измерялось секундами. Спрыгнув на сухую траву, откатился в сторону и некоторое время наблюдал за тем, как танк, чуть колеблясь, висел в метре над землей. Наконец, свист усилился, и все двадцать тонн брони и пластика двинулись вперед. Все больше ускоряясь, машина взлетела на вершину холма и пропала, оглушив на прощание ревом форсажа. Через час она окажется километров за триста. А ему, Отари Ило, несостоявшемуся координатору, еще предстояло найти убежище, руководствуясь маловразумительными указаниями старика. Поднявшись, он навьючил на себя багаж и побрел по тропинке, проложенной неизвестно кем и когда. «Когда встречу Жюля, непременно узнаю об этом подробнее», — пообещал он себе. Где же обещанный «смотрящий»? Знать бы еще, что это такое… Пройдя полкилометра, Ило тоскливым взглядом обвел крутой бугор — до вершины еще топать и топать. Но кто сказал, что нужно идти до вершины? Тропинка внезапно кончилась, и человек в недоумении остановился — дальше была только поросшая травой земля. «Смотрящий, смотрящий — куда он смотрит?» — он чувствовал всю идиотскую беспомощность своего положения. Поверил полоумному старику, скажите пожалуйста! А его теперь возьмут голыми руками — голенького… Мысль об этом почему-то возмутила Отари до глубины души — сбросив сумку, он вытащил из нее комбинезон и натянул на себя — чего уж теперь… Во время этой процедуры его инстинктивно раздражали какие-то блики — он даже отмахнулся, как от назойливого насекомого. Одевшись, он повернулся лицом к холму, зачем-то долго смотрел на него… Показалось, наверное. Нагнулся, чтобы застегнуть сумку… Острый лучик уколол глаза — поморщившись, Отари зажмурился — и сразу же открыл глаза. Что здесь могло пускать солнечные зайчики? Может… Он старательно подался вперед — сквозь траву сверкали искры, словно роса… Нет, не роса! Разгребая руками землю, Отари уже был уверен, что нашел то, что искал. Пробивающиеся сквозь землю лучики оказались отблесками зеркала — самого настоящего! Величиной с поднос… Очень запыленный поднос. Отерев его ладонью, Отари почувствовал скользкую сухую поверхность. Совсем не непохоже на камень… Не чувствовалось характерного холодка — поверхность казалась теплой. Он провел рукой по поверхности, ощущая под пальцами потрескивание статического электричества. Похоже, скорее, на янтарь… Теперь осталось посмотреть туда — вот тебе и смотрящий. С легким сердцем Отари заглянул в полированную глубину. И ничего не увидел.

Сначала показалось, что он сходит с ума — отражалось все: белое небо, перевернутая трава… Все, кроме него! Ило почувствовал возмущение — отрицался сам факт его существования! Через секунду он опомнился — тем не менее, чувство было искренним. Бессмысленный гнев угас, растерянность осталось. Что-то здесь не так… Он пригляделся — действительно, не так. И еще как! Протянув руку, он повертел ею над зеркалом — и наконец-то понял. Рука отражалась. Но не там, где должна! Ну и ну — это зеркало не подчинялось обычным законам отражения. И глядя прямо в него, Отари видел небо впереди себя. Во-он там — кинув взгляд, он сравнил вид неба с отражением. Но как же ему увидеть себя? Или старик употребил слово «смотрящий» просто так? Нет — Отари убедился в этом, попытавшись сдвинуть камень. Тот не шелохнулся — и явно не шевелился уже сотни лет. Вход не здесь. Отари выпрямился и озадаченно почесал в затылке — ему померещилось, что в зеркале мелькнула тень. Согнувшись, он внимательно следил за отражением и вновь уловил краткий миг затмения. Тогда он начал, пятясь, отступать от мерцающего в земле окна. В первый раз его постигла неудача — изображение получилось каким-то размытым. Он вовремя вспомнил про рост туземцев; подогнул колени… В тот же миг на него глянули глаза — только глаза, ничего больше не умещалось в зеркальном эллипсе, каким виделось зеркало сбоку. Это были его собственные глаза, но он не мог отделаться от опасливого чувства — они не глядели на него. «Смотрящий увидит тебя…» — сказал старик… Отари начал медленно продвигаться вбок — так же медленно отражение начало поворачиваться к нему… Отойдя уже на довольно приличное расстояние, он остановился. Глаза теперь смотрели прямо — он не удержался и подмигнул своему отражению. Теперь… Дальше он ни о чем не успел подумать — опора под ногами исчезла, и он с невнятным воплем провалился в темноту.

…Сверху послышался стук, с шорохом посыпался мелкий мусор. Ошеломленно моргнув, он сел, пощупал вокруг себя руками — то ли мох, то ли еще что… Больше испуга, чем ущерба. Близкая стена зеленовато светилась — машинально дотронувшись до нее, он словно испачкал пальцы в бледном мерцании. «Какие-то бактерии…» Прогнав последние следы умственного столбняка, встал, отряхнулся — на светящейся поверхности остался явственный отпечаток тела. По-видимому, в дальнейшем он может сам освещать свой путь. «Человек со светящейся задницей — это звучит…» — меланхолично подумал Отари. Посмотрев наверх, он не увидел отверстия, в которое провалился. Это объясняло причину стука — вход работал, как клапан. Ило не стал проверять, можно ли через него выйти наружу — в конце концов, не за тем пришел. Несколько секунд постоял, словно к чему-то прислушиваясь, затем осторожно сделал шаг по мягкому светящемуся ковру, оставив за собой черный след. Вскоре цепочка этих следов украсила подземелье.

Пещера… или коридор — Отари никак не мог решить, искусственное это сооружение или естественное образование. После встречи с ненормальным зеркалом Отари был готов ко всему. Простенькая цивилизация плонийцев включала в себя довольно странные тайны… Ход тем временем все круче заворачивал влево — впрочем, потеряв после падения всякую ориентировку, Отари мог только констатировать сей факт, не делая никаких выводов. Может, он уже в недрах горы… или, наоборот, под дном океана. Уклоны и подъемы чередовались с такой мягкой неспешностью, что он не мог даже определить, поднимается он или спускается. Скорее все-таки спускается — воздух стал как-то по особенному глух, мхи мерцали вроде не так ярко… Он не мог сказать, сколько времени прошло, когда запах чего-то дразняще-ароматного обеспокоил обоняние. Мерцание впереди стал ярче — бесшумно ступая по мягкому ворсу, Ило приблизился к очередному повороту и настороженно выглянул… В первый миг свет ослепил его, но раздавшийся в глухоте подземелья голос сладким нектаром влился прямо в душу:

— А я бы на вашем месте не стал здесь ходить, координатор!

* * *

— Жюль!

— К вашим услугам! Уном, доставай еще один прибор — у нас гость…

— Жюль… Уном! — в следующую секунду он оказался в гуще дружеских объятий и возгласов — его хлопали по спине (больше Кутюрф), стискивали руку (больше Уном), и Отари счастливо рассмеялся, видя их блестящие глаза — такие разные, но в то же время похожие…

Отдышавшись, от открыл было рот для вопросов, но его уже усадили возле «костра» из перегнилушек, озарявшего стены, отчего те казались тусклыми и безжизненными, как мятая бумага, и сунули в руки здоровенный кусок консервированной говядины, истекающий аппетитным жиром. Он узнал запах и подивился своей недогадливости — видимо, столь знакомый аромат никак не вязался в сознании с экзотически переливающейся пещерой Али-Бабы. Жюль подбодрил его:

— Давайте, сначала поешьте — я пока расскажу, что услышал…

Отари, чуть не заурчав, вцепился зубами в мясо — Уном издал одобрительный скрипучий возглас:

— Ей-йть! Мно… га йсть — правильна!

— Конечно, — подтвердил Жюль, — насколько я догадываюсь, в последнее время вам некогда заниматься такими пустяками.

Отари кивнул, не отрываясь от куска.

— Ну, я так и думал. И не сомневался, что вы рано или поздно найдете нас… Когда за тобой гоняется стража всей планеты, нет лучшего убежища, чем эти уютные пещеры. Потому-то мы и встали лагерем у входа. А мои малыши (он щелкнул пальцем по грозди каких-то булавок на поясе) загодя предупредили о визите… Откровенно говоря, я думал связаться, как обычно, но почему-то все время натыкался на отказ.

Отари молча продемонстрировал пустое запястье — Жюль недоумевающе уставился, потом кивнул.

…Пока Отари насыщался, этнограф вкратце изложил ему ситуацию. Как и предполагал координатор, после похищения танка тревога перекинулась на все базы. «Ну а мы в стороне — кому какое дело до мирного этнографа? По-моему, про меня просто забыли…» Сейчас идет погоня за угнанным танком — Жюль следил за перипетиями этого увлекательного дела, подключившись в общую сеть — «Антенна наверху — очень удачно, что я ее оставил… Хотя так и полагалось по технике безопасности».

Утолив голод, Отари некоторое время расслабленно глядел в переливы костра, слушая Кутюрфа, рассказывающего о своей работе. За два дня он успел исследовать несколько глубинных ходов — там нашлись обширные полости, абсолютно пустые, если не считать светящихся мхов. Это удивляло словоохотливого этнографа, рассчитывавшего найти следы тех, кто укрывался здесь во время пресловутого мрога. Отари заинтересовала пока лишь информация о том, что других входов в подземелье не обнаружено. Это давало почти стопроцентную гарантию — чтобы попасть внутрь, требовалось точно встать на клапан-вход и еще секунд десять постоять. Тогда только он отопрется. Что-то уж очень хитрое, в самом деле, для простодушных плонийцев! Он покосился на Унома — тот спокойно сидел рядышком, слушая, огонь отражался в прищуренных глазах…

— …Так что же вы думаете делать?

Жюль серьезно посмотрел на него, отбросив на время иронический тон. Это напомнило молодому управленцу, что он даже еще не рассказал о причинах, толкнувших его на бегство:

— Я хотел посоветоваться с вами, для того и пришел…

«Ну, не только для этого», — напомнила неуслужливая совесть. Он тряхнул головой:

— На этой планете затевается какая-то провокация в отношении Конференции… И я хочу, насколько возможно, помешать боулистам. Кажется, они готовят переворот — я кое-что узнал, хоть и недостаточно. Правда, Бронтом так не считает…

Жюль присвистнул по своей манере:

— Я подозревал, что эта экспедиция неспроста. Меня ведь буквально навязали в последний момент — теперь подозреваю, что только из-за происхождения.

Отари вскинул на него глаза — Жюль невесело рассмеялся:

— Не бойтесь, координатор — я-то ведь не боулист. Зато я хорошо знаю историю — общество, дробящееся на касты, в конечном итоге всегда деградирует.

Отари кивнул:

— Так же говорил мой учитель, профессор Лемон.

— Я рад, — кратко ответил Жюль.

Помолчав, координатор обстоятельно и неспешно изложил ему всю предысторию бегства, изредка отрывая глаза от огня — Жюль слушал внимательно, не перебивая, как обычно, ироническими репликами.

— …Теперь у меня одна возможность — отсидеться где-нибудь до прибытия корабля. Это полгода… Думаю, что выдержу — если, конечно, поможете. Особенно ты, Уном, — он обратился к молчавшему все это время плонийцу. Тот медленно наклонил голову и поднял ее — кивнул, как это делали люди. Сказал негромко, так, что тембр голоса показался почти терпимым:

— Я… помогу… — он сделал жест вокруг, — мы все…

Отари несколько долгих секунд, не отрываясь, смотрел в его строгие глаза. Положил руку на теплое ускользающее плечо и чуть потрепал — неожиданно лукаво улыбнувшись, Уном ответил ему тем же.

— Полное взаимопонимание! — прокомментировал Жюль. Отари показалось, что даже с некоторой завистью.

— Ну а теперь пора спать — по моим часам уже ночь.

Ило машинально поднес левую руку к глазам и досадливо поморщился — от таких привычек за день не отвыкают.

— Утром пойдем вниз, — сообщил Жюль, — там, кажется, есть еще ответвления… Теперь работа у меня пойдет, еще бы — целый координатор! Как, не возражаете? Конечно — вам развлечение, а мне польза… Наша база отсюда в получасе ходьбы — втроем сделаем еще одну — на глубине. И вдвое быстрее… А от Унома в перетаскивании груза пользы ну никакой!

Устроившись на теплой от близости «костра» ворсистой поверхности, Отари положил под голову свой короб и слушал воркотню этнографа уже сквозь сон. Уном проскрипел в ответ что-то непочтительное — Кутюрф весело захихикал… О чем они говорили дальше, Отари не услышал. Благодетельный сон смежил ему веки.

 

Глава 9

…Сквозь потрескивание и шорох прорвался голос: «…семнадцатый возвращается… Он на привязи». Снова шорох… Как будто трутся сухие листья. Внезапно и громко: «Я семнадцатый, у меня все в порядке, прием!» И словно разбудили улей — заговорили все разом: «Передайте остальным — поиск завершен… Да, старику доложили…» «Программист вылетел с Бронзовой, будет через час…» «Ахай, Пелес, встретимся позднее…» «…уберите атмосферщика!» Отари вздохнул и открыл глаза, просыпаясь. Прямо перед ним была чья-то спина — лопатки под смуглой кожей проворно двигались, и в такт их движению мутно-розовое свечение то затухало, то вновь вспыхивало. Сквозь усиливающийся свист и треск пробилось какое-то неразборчивое слово, затем все стихло — стало слышно аппетитное скворчание костра. Спина пропала — вместо нее обнаружились два блестящих глаза. Заглянув в лицо спящего, Уном резко повернулся и издал негромкий возглас. Негромкий по своим меркам — Отари болезненно поморщился и сел, потирая глаза.

— С добрым утром!

Обернувшись, он увидел Жюля — примостившись в углу пещерки, этнограф производил какие-то загадочные манипуляции. Вглядевшись, Отари узнал походную радиостанцию.

— Могу вас порадовать, — сообщил ему Кутюрф, сматывая блестящую паутинку антенны, — танк уже нашли.

Отари подумал — и кивнул головой, так ничего и не ответив. Сразу после сна соображалось туговато.

— Е… эсть будем… Щас! — уж это-то он сразу уразумел. Придвинулся к «костру» и ощутил его тепло — не жгучее, а мягкое, похоже — живое. Тление вместо горения — как они этого добиваются? Туземец заинтересованно смотрел сквозь неяркое полыхание — сзади коротко засмеялся Жюль:

— Фирменное блюдо — травка под соусом… Надеюсь, вам не претит туземная кухня?

Отари в ответ промычал что-то неразборчивое — его рот уже был забит душистой, истекающей соком мякотью.

— …Вы слышали радио? — спросил Жюль после короткого завтрака.

— Да, — только и ответил Отари. Кутюрф покачал головой:

— Вам надо уходить.

— Куда?

Действительно — куда? Вызванный программист, наверное, уже прибыл — не пройдет и получаса, как преследователи выяснят маршрут танка со всеми остановками.

— Я имел в виду не туда, — Жюль показал наверх, — а сюда, — и он повернул указательный палец вниз.

— В пещеры?

— Думаю, это единственный выход.

Отари согласно кивнул — наверх-то ему теперь и носа казать нельзя… Жюль лукаво прищурился:

— Придется похоронить… свою идею! Насчет грузчика… А жаль — целый координатор на побегушках! — он сожалеюще причмокнул.

— Бывший, — недовольно хмурясь, поправил его Ило, поднимаясь.

— Настоящий координатор — это призвание! — патетически воскликнул этнограф и ухмыльнулся. — Возьмите свой запас продовольствия.

Через пять минут они были готовы — Отари с коробом за плечами, Жюль с радиостанцией и Уном с отводком костра в специальном горшке — чтобы было чем светить и обогреваться там, в глубине.

— По радио мы будем следить за поисковиками, — объяснил Жюль, — всегда полезно знать намерения другой стороны…

— Скажите уж сразу — просто любопытно…

Жюль хохотнул:

— Да вы и впрямь психолог! Но и того, что я сказал, вполне достаточно. Ну, вперед!

Призывно взмахнув рукой, Кутюрф первым пропал в мерцающем мраке. Отари последовал за ним, слыша за спиной дыхание Унома — то предпочитал держаться чуть ли не за плечами. Очередное бегство — по-видимому, последнее.

* * *

…Долгая дорога в зеленоватом свечении стен действовала завораживающе — с трудом подавляя зевоту, люди изредка перекидывались репликами. Казалось, они бредут здесь уже целую неделю — монотонность уничтожала романтический ореол, и подземелье больше не казалось таким таинственным. Зато давали себя знать различные мелкие неудобства — неровный пол, прикрытый маскирующим покрывалом мхов, заставлял напрягаться, угадывать твердую поверхность… Уном еще все время наступал на пятки — Отари, чертыхаясь, пытался отодвинуть его хотя бы на шаг, но безуспешно. Походило на то, что плонийцу не по себе — впрочем, Ило тоже не радовался жизни, спускаясь все ниже в этот глухой, бесшумно переливающийся мрак. Спустя целую вечность, когда геолот показывал уже более ста метров от поверхности, Жюль сделал первую остановку. Размотав антенну, он занялся настройкой приемника, в то время как Отари и Уном праздно разлеглись на мягком светящемся мху, ничуть не заботясь о том, что сами начнут светиться. Через пять минут, когда ноги начали отходить, Жюль вдруг чертыхнулся и сдернул наушники:

— Ничего не понимаю… Все переговоры прекратились!

— М-м?.. И что это может значить?

Этнограф пожал плечами.

— Может, прекратили поиски? — говоря так, Отари уже не верил собственным словам. Тревога охватила его с новой силой — чувство еще более зловещее от непонятности происходящего. Жюль хмыкнул и достал из кармана комбинезона мнемограф:

— Посмотрим.

— Что это? — Ило перевернулся на бок, чтобы лучше рассмотреть.

— Я оставил на развилках поисковые датчики, — он коснулся грозди тех самых булавок на поясе — приходиться, знаете, по мере сил заменять исследователей других специальностей. Та-ак… — он задумчиво облизнул губы, глядя на экран. Отари, уже поняв суть, терпеливо ожидал продолжения.

— Некоторые из них запрограммированы на поиск животных… И регистрируют любое движение.

Отари глянул внимательно — уже не на схему, а на лицо говорившего:

— И вы думаете…

— Тут уж я предпочитаю не думать, — без следа прежней иронии ответил Жюль, — как говориться, береженого бог бережет. Если пещеру нашли, то мы должны своевременно узнать об этом. Но пока все чисто…

Больше ничего не говоря, он начал собираться. Координатор задумчиво наблюдал за этим, потом тоже поднялся:

— Куда пойдем?

Жюль охотно объяснил — на плане (впрочем, весьма предварительном) пещеры разветвлялись от единственного хода наподобие корней дерева. Лабиринтом это можно было назвать с большой натяжкой, но количество развилок достаточно затрудняло поиск, поэтому даже в случае обнаружения пещеры у Отари был шанс — этот-то шанс они и должны использовать, забравшись в самый глухой и дальний уголок. И побыстрее! Как уже сказал Жюль, береженого бог бережет. Хотя Отари, хоть убей, не мог себе представить, как, не зная секрета, можно найти вход… Но вдруг неожиданная мысль заставила его споткнуться:

— Жюль! А где вы оставили свои координаты?

Тот вначале посмотрел непонимающе, потом хлопнул себя по лбу:

— Ах, черт, верно — я и забыл! Техника безопасности, будь она неладна… В общей сети. Думаете, догадаются?

Отари только рыкнул — уж он-то хорошо представлял себе схему поиска.

— Будем надеяться… что не догадаются… — пропыхтел Кутюрф и еще прибавил ходу. Теперь Ило мог только возблагодарить небеса за то, что в экспедиции нет управленцев — по имеющимся данным он вычислил бы себя еще вчера. Преследователи пока что следуют за событиями — но в конце концов за дело может взяться и специалист вроде профессора Бронтома. А уж на его-то мозгах только что клейма нет: «Проверено Генетическим Контролем. Высший сорт».

Бегство (а это было уже настоящее бегство) продолжалось в полной тишине — слышалось только запаленное дыхание. После двух часов непрерывного движения они углубились еще метров на пятьдесят — светящиеся мхи стали гораздо разреженнее и тусклее, мерцание их приобрело синеватый оттенок. Жюль иногда останавливался на развилках, втыкая в мягкий настил булавки датчиков — сделанные из пластика, они не обнаруживались металлоискателями. Томительное предчувствие беды не оставляло — координатора мучило ощущение, что он чего-то не учел, чего-то не предусмотрел — и чем дальше, тем неотвязнее было это чувство. Беспокойство, необъяснимое, а потому мучительное, скапливалось как рудничный газ в шахте — заломило виски. Взрыв был неминуем, и он произошел:

— За нами идут, — мрачно оповестил Кутюрф, останавливаясь, — уже третью развилку… Это не совпадение. Вот… — он продемонстрировал на экранчике мнемографа схему пещер — три рубиновые точки тревожно пульсировали. Это действительно не было совпадением — неизвестные преследователи шли единственно верным путем, как привязанные… И Отари вдруг вспомнил — тупо переваливающаяся махина скира, с безукоризненной точностью следующая за указанным пеленгом… С проклятием подскочив к опешившему Жюлю, Ило схватил его за руку и поднес к глазам. Так и есть! В центре матового экрана браслета еле заметно светила предательская точка — Жюль Кутюрф, этнограф, про которого вроде как и забыли, был прочно связан паутиной пеленга! Через наземный передатчик, который он так предусмотрительно оставил… Жюль смотрел на спутника круглыми глазами — уж не свихнулся ли тот, не дай бог, от пережитых волнений? Отари невесело рассмеялся — как будто откашлялся, настолько сухо это прозвучало в мертвой тишине.

— Мы попались, — он мотнул головой, — твой браслет дает им пеленг…

— Ах, черт! — в негодовании вскричал Жюль и попытался было сдернуть его. Отари пресек эту попытку всего двумя словами:

— Тоже в бега?

И объяснил уставившемуся на него Жюлю:

— Лучше будет, если вы хотя бы формально останетесь вне подозрений.

Кутюрф сразу же остыл, и даже обрел прежний иронический тон:

— Да, вы правы — зачем портить себе карьеру…

— Дальше я пойду один, — перебил его Ило, невольно прислушиваясь, хотя разум и говорил, что от преследователей их отделяет не меньше трех часов быстрой ходьбы. Жюль энергично закивал:

— Я уведу их, не беспокойтесь… Может, вам имеет смысл даже вернуться на поверхность?

С полминуты Отари обдумывал это предложение, но затем отверг его:

— На поверхности мне делать нечего — второй раз угнать машину не удастся, а по равнине далеко не уйдешь. Да и погоню не обойти… У вас есть план нижних уровней?

— Нет.

— Ладно, попробую выкрутиться так…

Они уже совсем было расстались, когда Отари окликнул этнографа:

— Жюль! Вы и впрямь не симпатизируете боулистам?

— Конечно! Я же говорил…

— Но насколько сильно?

В ответ тот только хмыкнул — внезапно решившись, Отари пошел в открытую:

— Вот что, ответьте прямо, — сказал он, глядя в глаза собеседника, — пойдете ли вы на связь с откровенными врагами этого движения? Подумайте — ведь вы принадлежите к одной из высших каст…

— Вы хотели оскорбить меня этим? Вам это почти удалось!

— Нет, нет! — выкрикнул Отари, лихорадочно решая эту неожиданно возникшую проблему. Доверить? Или нет? Ведь за этим стоят люди — если о них узнают, им несдобровать… В конце концов он с отчаянной откровенностью решил довериться своему чутью:

— Запомните номер нитки — 418502630 (этот номер намертво врезался в память — не потребовались и мнемонические навыки, настолько подействовала непривычная обстановка тайного разговора).

— Что это? — с легким недоумением спросил этнограф.

— Может быть, мое спасение… Вызовите этот номер. И расскажите все. Не знаю, к чему это может привести, но по крайней мере стоит попытаться… Но только после снятия слежки!

Жюль задумчиво кивнул головой:

— Хорошо… Попытаюсь.

Они поглядели друг на друга — и, не сказав больше ни слова, разошлись. Шаги быстро затихли, поглощенные ворсистым ковром мха.

 

Глава 10

Синеватый свет вспыхивал под ногами, пробегал по стенам. Дышать все тяжелее — воздух за долгие годы будто слежался. Отари отер пот со лба и в очередной раз оглянулся — ничего, держится… Он решил, что отправился в путь один — наивное заблуждение. Не успел он сделать и нескольких шагов, как позади бесплотным духом возник Уном. Уговоры не подействовали — плониец остался с ним и сейчас дышал в затылок, не давая испугаться могильной тьмы вокруг. Сейчас их выручало собственное свечение, но и оно начинало меркнуть. Единственным источником света остался горшок с отводком «костра». Двести метров — почти… Этот рубеж преодолеть не удалось. Отари резко остановился — Уном со всего размаха налетел на него, чуть не выронив драгоценную ношу:

— Что… о! Вз… — голос вдруг прервался. Отари осторожно отвел его назад, взяв за плечи. Уном продолжал глядеть, словно завороженный — плечи его ощутимо подрагивали, волосы окружили голову вздыбленным ореолом, то и дело щекоча человеку лицо. В глубине зеркалом отсвечивала черная вода… «Стало быть, дороги дальше нет», — вывел он, присаживаясь на камень. Уном примостился рядом, поставив горшок на пол, и осторожно выглядывал из-за его плеча, словно напуганный ребенок. В полутьме глаза его диковато поблескивали.

— Дальше дороги нет, — произнес Отари вслух.

— Н… надо… Нет! — словно поперхнулся Уном.

Отари недоуменно оглянулся — в первый раз за все время знакомства он не понял, что хотел сказать плониец. Тот не обратил на это внимания — взгляд его был прикован к неподвижному зеркалу воды, волосы беспокойно шевелились на голове, словно змеи у Медузы Горгоны, губы подергивались и весь он мелко подрагивал, словно в лихорадке…

— П… пойдем назад… д! Пойдем… за… — губы не слушались туземца.

— Ты хочешь уйти?

— Да! Здесь… нельзя… У-ум…

— Хорошо-хорошо, — попытался успокоить его Ило и тяжело поднялся, — пойдем, пожалуй.

Кажется, Унома не слушались не только губы — человеку пришлось взять горшок. Другой рукой он схватил в охапку сникшего проводника — у того, кажется, и зубы ляскали. «Вода плохо влияет на туземцев. Почему?» — думал он, осторожно ведя своего серокожего товарища назад. Любопытство — такой зверь, разбудив которого, легко не успокоить. Но и поводов немало — вот, к примеру, целый народ, страдающий необъяснимой водобоязнью. Из памяти всплыло — «мрог». Повертев словечко так и эдак, Отари вынужден был признать, что все равно ничего не понимает. Но воспринималось оно теперь всерьез, без иронии.

Отойдя на безопасное расстояние, Отари опустил затихшего туземца на подстеленное одеяло и задумался. Положение у него сейчас — не позавидуешь. Сиди и жди — найдут или нет. Хорошо, если у Жюля все обойдется — а если и его задержат? Самовластие Бронтома сомнений не вызывало — как он прикажет, так и будет… Уном, кажется, заснул — Отари осторожно провел рукой по его успокоившимся волосам и облегченно вздохнул. Поспать самому? Отсутствие браслета раздражало, как нехватка нужного пальца на руке. По ощущению, должен быть вечер… Нервная взвинченность не давала подступиться дремоте — повертевшись и повздыхав, Ило вновь поднялся, насуплено внимая давящей тишине. Может, поискать другие ходы? Честно говоря, он не верил, что найдет путь посуху — если уж океан добрался сюда, то затопил все. Но для очистки совести он осмотрел еще несколько ближайших развилок, позаимствовав из горшка горсть сияющей склизкой массы в качестве личного факела. Как он и ожидал, везде было то же самое — мертвое зеркало воды на уровне океана. Напрашивалась мысль, что система пещер напрямую сообщается с ним. Если бы иметь комплект легководолазного снаряжения… Отари только вздохнул. Снаряжения, конечно, не было. Когда он стремился сюда, то меньше всего он мог ожидать, что понадобиться акваланг. Правда, в багаже у него имелась маска для подводного плавания, но на кислороде, растворенном в воде, долго не протянешь — здесь же, судя по всему, плыть не одну сотню метров… Да и маска осталась в поселке.

Отари застыл на месте — ему послышалось… «Уном?» Отари бесшумно направился к месту, где оставил своего спутника. Нет, здесь все по-прежнему — плониец спокойно спал в той же позе, языки живого костра освещали его осунувшееся лицо. Человек почувствовал, как начинает топорщиться несуществующая шерсть на загривке — он не мог ошибиться, звук был! Тьма и тишина вокруг перестали быть нейтральными — обступив со всех сторон, они таили угрозу. Вытерев со лба испарину, Ило, пересиливая себя, решительно двинулся обратно.

…Звук повторился, окончательно убедив Отари в том, что он не страдает слуховыми галлюцинациями — вытянувшись в струнку, он напряженно вслушивался. Какой-то отдаленный гул — но он исходил из одной точки. Поставив на подходящий выступ плошку с отводком костра, он начал ощупывать стену. Вот звук стал как будто глуше… Вжал ладонь во что-то мягкое — звук пропал. Отнял — снова неопределенный гул. Слуховое окно… Ладонь засветилась уже знакомым мерцающим светом — в темноте зажегся знак пятерни. Что-то вроде гнезда мха… Подкатив камень, он забрался повыше и приложился к нему ухом. Вначале ничего нельзя было разобрать, но вот на общем фоне ясно и четко прозвучало: «Сворачивай, здесь…» Все ясно. Спрыгнув, он машинально потер руки, окрасив фосфоресцирующим веществом и вторую ладонь. Преследователи близко. Теперь, когда опасность приняла конкретные очертания, он мог думать спокойно и трезво. Однако же бесплодно — трезвый рассудок подтвердил смутное ощущение обреченности. «Они перекроют развилки и обследуют все ходы по очереди…»

Вернувшись, он привалился к стене, слушая тихое дыхание Унома. Невысвобожденная энергия рвалась наружу — как, вот так тихо сдаться? Ило зябко повел плечами — ведь они могут попросту пристукнуть его здесь… Хотя бы за угнанный танк. Вокруг царила такая тишина, что, казалось, ничто не сможет ее нарушить — заповедник покоя и неподвижности… Отари поднялся — он не мог больше сидеть. Теперь он направился к затопленному проходу, высоко подняв разошедшийся на добротном перегное отводок костра. Чем черт не шутит, может быть, удастся пронырнуть… Подойдя к застывшей воде, он склонился над черной поверхностью… И первое, что он увидел, оказалось до боли знакомо. «Смотрящий!» — шарахнуло в мозгу. В воде не отражалось ничего.

«Точно так же, как у входа… Но здесь — вода! А там?» Он припомнил глубокую поверхность… Камень так не отполировать. «Что, черт побери, это может означать?» Задав себе этот риторический вопрос, он обнаружил, что осторожно отодвигается назад — точно так же, как тогда. Чуть подогнув колени, он поймал глазами свое отражение — так же, как и там, оно глядело мимо. Двинувшись в сторону, уперся плечом в холодный камень стены. Здесь встретиться глазами не удастся… А если бы удалось — что бы это дало? Вход в какое-то другое подземелье? Это уже слишком. Хотя — почему? Отари покачал головой — после стольких фокусов ничего не будет слишком. Нагнувшись, он взбаламутил воду рукой. Раздался легкий плеск, гладкое зеркало подернулось рябью. Вода был чуть холоднее, чем снаружи. «Ладно, нечего время терять», — решившись, Ило быстро пошел назад, помахивая в воздухе плошкой — тени нетопырями носились по стенам.

— Уном! — крикнул он скорее по инерции — тот, оказывается, уже не спал. Сидя у костра, он глядел на своего земного товарища большими грустными глазами.

— Уном, слушай меня внимательно, — начал человек, садясь на корточки и ставя плошку рядом, — сейчас я пойду искать другой выход, а ты иди наверх один…

— Я… не! — вскинулся туземец, обиженно моргая.

— Так надо! — с нажимом перебил Отари, ничего, однако, не объясняя, чтобы не оживить в душе плонийца неприязни к воде. Бороться с этой фобией уговорами времени не было — он и так ожидал, что с минуты на минуту послышаться шаги стражей.

— Только смотри, никому не говори, что был со мной… Лучше вообще притворись, что не понимаешь, — наставлял он Унома, скатывая одеяло, в то время как тот сгребал разгоревшийся «костер» в горшок.

— Да… — односложно ответил Уном, выпрямившись и застыв, словно изваяние. Отари мягко подтолкнул его в нужном направлении, а сам пошел следом. Дойдя до развилки, остановился, и, несмотря на зудящее нетерпение, еще некоторое время стоял, глядя вслед. Уном так ни разу и не оглянулся — а человек даже не знал, было ли это обидой… Теплые отсветы погасли в глубине пещеры, Отари остался один.

Эти короткие мгновения покоя оказались последними — следующие полчаса Отари не остановился ни на секунду. Почти бегом возвращаясь к очередной развилке, он шел по новому пути — и, взглянув на свое отражение, поворачивал назад с сокрушенным сердцем. Время подхлестывало — из неведомо где запрятанных звуководов иногда доносились шумы погони. Иногда он видел светящиеся кляксы — видимо, мхи отвечали на отблеск огня. Пропадая из одних слуховых скважин, шум начинал исходить из других — он подстерегал теперь в самых неожиданных местах, вспархивая из-под ног, падал сверху, толкал под локоть; временами пугая, но чаще раздражая. Когда звуки стали доноситься сразу из нескольких мест, Отари до предела ускорил движение, не обращая внимания на калечащие ступни грани камней. На бегу казалось, что шаги и громыхание доносятся сразу отовсюду, подстегивая и понуждая мчаться наперегонки с эхом — он с горечью подумал, что не узнает теперь, какой звук настоящий… Стараясь передвигаться бесшумно (кто знает, может, и его могут услышать?) он успел обследовать пять или шесть ходов, но безрезультатно. Вырвавшись из очередного тупика, он замер у развилки, затравленно озираясь. Шум был справа — но смутный, слева же раздавались четкие шаги и голоса; он различил даже металлическое позвякивание и скрежет — наверное, роботы… Шаги будто бы приблизились — он настороженно прислушался… Внезапно упал на руки и приложил ухо к холодному полу. Вот оно! Звук отчетливо отдавался в монолите камня. Не медля ни секунды, Отари выпрямился, готовый бежать… Но куда? В очередной тупик? Безнадежным взглядом он ощупал чернеющий ход — его подтачивала почти полная уверенность, что и там будет то же самое. Но где-то же оно повернется, это проклятое отражение! Звук стал слышней — пожалуй, до него метров сто… И, внезапно решившись, Отари стремглав бросился навстречу, высоко подняв светлячок огня. Нет, он не свихнулся — в его мозгу струйкой ледяной воды скользнула догадка. И он понесся навстречу судьбе в чаянии достичь верхней развилки раньше преследователей. Отражения были повернуты под разными углами — продолжив в воображении их цепочку, Отари знал теперь, куда бежать! Это было единственным выходом — вместо того, чтобы перебирать все ходы подряд, вырваться сразу к крайнему — и, несясь во весь опор, он изо всех сил, до помутнения в мозгу, выдерживал в уме трехмерную схему. Нестройный топот рассыпался на отдельные шаги — звонко цокали ноги киберов; вдали мелькнул тусклый отсвет… Притушив «светлячок», Отари продолжал бег чуть ли не на цыпочках. Развилка уже близко — споткнувшись, он чуть не упал, ободрав о стену подставленную руку, но даже не почувствовал этого. Вырвавшись к повороту, он, молясь в душе, приоткрыл плошку и в мгновенной вспышке заметил несколько чернеющих впадин. Наметив направление, он прикрыл свет и направился к самой дальней. Шаги отдавались в груди, замирая тошнотворной волной — стоило неимоверного напряжения сдержаться и не броситься бежать. А на стенах уже играли блики от электрических фонарей! Голоса вдруг резко приблизились — казалось, они прямо-таки лезут в уши:

— Еще вниз? У этой развилки малость подождем, доложить надо… Эй, где сейчас главный?

…Эхо донесло до слуха плотные голоса сытых и самоуверенных людей. Отари вдруг подумалось, что у смерти должен быть именно такой голос — сытый и самоуверенный. В нем было спокойное сознание своей правоты, возлелеяное многими поколениями — элиту Корпуса Стражи взращивала все та же Евгеничка. Пощады не будет. Полувздохнув, полувсхлипнув, Отари бросился к открывшейся в неверном свете тени прохода на миг раньше, чем из-за изгиба пещеры показалась расцвеченная прожекторами туша робота.

Благословенная темнота укрыла беглеца. Спеша и спотыкаясь, он уходил все дальше от занятой развилки. Наконец, шум за спиной утих, и Отари пошел спокойнее, время от времени подсвечивая себе под ноги. Минут десять в запасе у него есть — целая вечность! Вообще-то он был уверен, что затея не стоит и выеденного яйца — вся здравомыслящая часть его натуры восставала против подобной надежды. Но присущая тому же здравомыслию добросовестность не давала бросить дело на полпути… Да и, честно говоря, жила, жила где-то в душе ма-аленькая детская надежда на чудо. В конце концов, мало, что ли, чудес он встретил — почему бы не случиться еще одному? Специально в награду за веру… Угрюмо глянув вперед, он заметил на сводах прозрачный отблеск; еще через несколько шагов открылась уютная пещера метров десяти в поперечнике — подняв тлеющую плошку, он уловил искорку отражения. Темное стоячее озерцо — цель рискованного путешествия. Все с тем же угрюмым выражением лица, словно боясь сглазить, он проделал уже знакомое упражнение, и… разочарованно выругался. «Опять мимо, так его…» Отражение глядело почти прямо — но именно почти. Встретиться с ним глазами не удавалось. Ощущая себя донельзя глупо, Отари на полусогнутых ногах начал продвигаться вправо. Казалось, вот-вот, еще немного… Но тут локоть уперся в холодную скалу. Все больше злясь, он вжался в нее, стараясь зацепить хоть краешек… Нет, хоть ты тресни! Он аж сплюнул от острой досады и с размаху двинул локтем стену. Все насмарку! Чувствуя, как на глазах закипают слезы, он еще раз с ожесточением пнул мертвый камень. Башмак вдруг застрял в чем-то рыхлом — с усилием выдернув ногу, Ило услышал стук осыпающихся камешков. Боясь расстаться с внезапной надеждой, внимательно рассмотрел скалу, попробовал отколупнуть… Радостно засмеялся — глина! Ниша в скале, искусно заделанная глиной с камнями! Поставив плошку, он остервенело принялся за работу — не прошло и трех минут, как перед ним открылась глубокая трещина в скале, явно расширенная каким-то инструментом. «Вот Жюля бы сюда!» Находка и впрямь любопытная. Вот только поможет ли она… Все еще сомневаясь, он попытался втиснуть свой торс в узкую расщелину — наконец, со второй попытки это ему удалось, и с некоторым страхом он поднял глаза.

…Вода в озерце, взбаламученная его трудами, медленно успокаивалась — Отари пригнулся еще ниже, больно упершись в стену коленями. Вода стала ясной, как черное стекло — в этом стекле он увидел свое отражение. И взглянул ему в глаза…

 

Глава 11

…Яркий блеск ослепил, а нахлынувшая невесть откуда вода норовила забиться в нос и в рот — кашляя и отплевываясь, Отари перевернулся на живот, очумело молотя руками и поднимая тучу брызг. Сглотнув добрую порцию теплого солоноватого раствора, он открыл зажмуренные глаза и окончательно пришел в себя. Вокруг, отражая дневное небо, раскинулось необозримое пространство… Понимание пришло с некоторой задержкой. «Океан…» Ило плавал на поверхности, как невезучее насекомое — волны кругом расходились от его тела, единственно оживляя остекленелую гладь. Непромокаемый комбинезон вздулся пузырем, мешая движениям — отфыркиваясь и кидая вокруг дикие взгляды, Ило принял в воде какое-то подобие сидячей позы, помогая себе руками. Некоторое время прошло, прежде чем вернулась способность думать. Первая осознанная мысль — чудо все-таки произошло! А каким образом — вопрос десятый… Но где он? Отари медленно повернулся, обшаривая взглядом горизонт — и почти сразу увидел знакомые вершины. Остров оказался рядом. Вода щекотала шею, просачиваясь за шиворот — подтянув ворот, Отари обреченно вздохнул. Если бы ему сейчас оказаться где-нибудь далеко-далеко… Ведь есть еще острова — почему бы ему не оказаться на одном из них? Или таинственная сила ограничена в своих возможностях? Отари припомнил оба случая, когда она вмешалась в его жизнь… Оба — первый все-таки произошел во время купания. Пожалуй, общего между ними было только то, что он о них ничего не помнил. В первый раз он млел в полудреме, а во второй просто выключился, и каким образом удалось ему просочиться сквозь толщу скал, можно только гадать. Отари прикинул расстояние до острова — километра два… При его искусстве плавать — целое путешествие. А на финише поджидают судьи с секундомерами… Плыть все же придется. Он окунул голову в воду и выдохнул, нарушив надоевшую тишину задорным бульканьем. Вода… Это ведь не просто вода — он присмотрелся внимательнее. Однако идеально прозрачная среда ничем не выдавала своей тайны. Дно терялась в голубой дымке… Ило с шумом вынырнул, втянул ртом пропаренный воздух — тот показался прохладным. Ванна какая-то, прости господи… Он помотал головой, вытряхивая воду из ушей. Никогда не думал раньше, что бывают такие курортные миры. Ни ветерка — поверхность воды серебристо отсвечивает. Как зеркало… Отари прекратил всякое движение, терпеливо ожидая, пока улягутся поднятые им волны. Зеркало… Замерев, он вглядывался в воду. Вот она успокоилась… Он осторожно наклонил голову и нос к носу встретился со своим двойником. На фоне неба лицо было почти неразличимым — какой-то темный кочан… «Черт! Почему?» Перевернутое лицо вновь подернулось рябью — оно ничем не нарушало законы отражения. Это-то и вызывало досаду. Но она длилось недолго, резко сменившись глухой тоской — в тот самый момент, когда откуда-то вдруг донесло комариное зудение мотора.

…Чувство обреченности тоже может достичь совершенства — именно такое законченное до полного спокойствия отчаяние испытывал Отари, когда над ним, взблескивая в лучах солнца, завис крохотный самолетик. Лежащий в воде человек равнодушно следил за его эволюциями, не делая попыток уплыть или нырнуть. Он ждал. Вот самолет легко выпрямился после разворота и пошел на снижение — коснувшись воды острым реданом, он на секунду выкинул белые усы пены — в пику окружающей глади — и сел на брюхо за десяток метров от беглеца. Виртуозная посадка. Но Отари не оценил мастерства пилота — с закаменелым лицом он следил за поднимающимся лепестком кабины. И сначала не поверил своим ушам, услышав до жути знакомый голос:

— Координатор, плывите сюда!

…Живые серые глаза, широкая улыбка, утонувшая в черной окладистой бороде:

— Здравствуйте, координатор!

Ухватившись здоровенной ручищей, он одним движением втащил мокрого беглеца в прозрачную кабину:

— Ну, мне повезло — вот-так так!

— Вы… — выдохнул Отари, — вы…

— Да, я — Грор Сими, нитка 418502630!

Отари смотрел во все глаза — чудеса продолжались. Этот человек говорил с ним двое суток назад!

— Я сразу понял, что вас засекли, — сочным баском говорил Грор, протискиваясь к пилотскому креслу, и продолжал уже оттуда:

— Трезвон подняли по всей планете, даже объявили, идиоты, осадное положение!

Он густо захохотал, откидывая голову назад, одновременно небрежно двинул вперед рычажок газа и взялся левой рукой за штурвал, слегка поправляя рвущуюся вперед машину:

— Слышите? А того не скумекали, что атмосферщики летали и летать будут, чихая на их запреты!

— Но как вы меня нашли?! — придвинувшись поближе, прокричал Отари сквозь нарастающий свист двигателя.

— Как? — Грор оглянулся, еще раз блеснув в полумраке поляризованного света широченной улыбкой. — Это уж вам виднее — я получил сообщение буквально полчаса назад. Слава богу, что сегодня моя смена!

— Жюль! — догадался Отари и осекся, подозрительно глянув на сосредоточенно управляющего самолетом человека. Не следовало все-таки давать волю языку… Но атмосферщик, казалось, не расслышал — свист достиг кульминации, и «стрекоза», круто наклонившись, полезла вверх. Отари молча провожал взглядом остров, хотя на языке у него вертелись десятки вопросов. Всему свое время. А все-таки Жюль молодец!

Все объяснялось просто — поднявшись на две тысячи метров, Грор оставил управление на автопилота, и, повернувшись, подробно изложил обстоятельства, приведшие к встрече. Получив координаты, он, не долго думая, направился прямо к входу в пещеры, рассчитывая на то, что беглецу удастся выбраться. Но двухчасовое барражирование не дало результатов — более того, его не очень вежливо попросили убраться из района поиска. А потом началось непонятное… Подключившись в радиосеть стражи, Грор услышал паническое сообщение — вода вдруг начала подниматься, затопляя проходы. Группы поисковиков в крайней спешке покидали подземелье, оставив там даже нескольких роботов. Наводнение было тем более загадочным, что океан оставался спокоен — ни одной морщинки не появилось на его поверхности. Между тем вода дошла до отметки двадцати пяти метров над его уровнем за сорок минут и затопила всю нижнюю часть пещер. Стражники, в силу своей натуры, не предавались удивлению или растерянности, сделав главный для себя вывод — разыскиваемого, если он был под землей, больше нет в живых. А так как весь остров уже поделили на квадраты для одновременного прочесывания, то занялись им. Насколько знал Грор, сейчас прочесывание в полном разгаре.

— …Так что, можно сказать, нам повезло — возвращаясь назад, я не выключил сканирование, поленился, знаете ли… — тут он вновь улыбнулся. Зубы у него были великолепные — крупные, белые. Может быть, чуточку излишне крупные — Отари представилось, что если бы Грор улыбнулся во всю ширь, впечатление получилось бы жутковатым. Сила так и била из этого жизнерадостного бородача, играя в глазах бесоватыми искорками — и Отари в первый раз подумал, что такого человека можно и боятся. К тому же он испытывал дополнительную неловкость оттого, что был много младше. Сейчас это мешало — ведь он намеревался взять командование в свои руки…

Начав думать о будущем, Отари почувствовал беспокойство — блаженное состояние избавления начало проходить, уступая место заботам насущным, и он спросил:

— Куда мы сейчас летим?

Грор покосился выпуклым глазом:

— На Бронзовую.

— Да? — не нашелся что сказать молодой управленец. Он почему-то был уверен, что они летят к одному из островов… Да ведь и Бронтом не запрещал ему этого! Отари улыбнулся, потом вновь стал серьезен:

— Не слишком ли рискованно?

— Не думаю, — не спеша отозвался Грор, рассеянно оглядывая горизонт, — сейчас охраны меньше, а я специально сегодня вылетел без напарника…

— Но на базе есть контроль, — напомнил Отари.

Бородач усмехнулся:

— Да ведь и мы не простаки — есть место сменившегося контроператора… Того уже с полгода, как нет, а в память учета на Бронзовой об этом еще не сообщили, — он хитровато подмигнул.

— Ваша работа?

— Наша… Кое-кто есть в контроле.

— Здорово! — восхитился Ило. — Значит, я буду прописан официально… Но ведь могут узнать — лицо-то не заменишь… Да и браслета нет.

— Браслет я дам, — перебил Грор, слегка позевывая, — о-хо, что-то в сон потянуло… Так, значит, работать он будет, — продолжал он объяснения, прозевавшись, — но только в пределах базы. В глобальную лучше не соваться — расколет… А этот оператор — он с другой базы, с Золотой — оттуда я сегодня и вылетел. Запомните только имя — Эванг Ллбван. И ни о чем не беспокойтесь — техники тут годами сидят безвылазно, и вряд ли кто что заметит. А евгенисты не очень-то присматриваются к нашему брату — так что если и будет кто оттуда, не страшно… Вы мне нужны здесь — так что и говорить не о чем.

Несокрушимая самоуверенность сквозила в этих словах, и Отари понял, что перехватить инициативу будет нелегко. И еще он понял, что делать это надо исподволь — прямое столкновение ни к чему хорошему не приведет.

…Спустя пару часов Грор указал вниз:

— Прилетели.

База выделялась на бледной поверхности океана блестящей точкой. Верхушка бронзового айсберга отбрасывала длинную тень, напоминая Ило о приближении ночи — он так и не успел еще полностью приспособиться к местным коротким суткам.

— Возьмите, — атмосферщик вытащил из кармана тускло блеснувший браслет и кивнул на стоящий за креслом унылого цвета чемоданчик, — это тоже… В этой комбинашке вполне сойдете за средняка. Я буду говорить с охраной, а вы тем временем стойте где-нибудь в сторонке и не вмешивайтесь. У нас этого не делают, ясно?

Ило подумал, что придется на ходу осваивать привычки средних каст — перескочив из освоителей в привилегированные, он мало знал о гигантской прослойке служащих и унтерспецов. Лучше всего держаться потише — не произнеся ни слова, он кивнул Грору и наглухо застегнул комбинезон, прикрыв щегольскую подкладку. Грор только одобрительно хмыкнул.

«Стрекоза» накренилась и легко заскользила с воздушной горки, выключив маршевый двигатель — слышался тонкий свист воздуха, обдувающего крылья. Когда показалось, что они вот-вот врежутся в надвигающуюся воду, взревел ускоритель, и самолет, сделав плавную горку, с шипением коснулся воды. Несколько секунд, и он уже покачивается у борта станции. Отари молча показал большой палец — Грор самодовольно ухмыльнулся и касанием контакта вызвал охрану:

— Говорит девятнадцатый, маршрут закончил, на борту пассажир с Золотой…

Динамик в ответ что-то неразборчиво квакнул — Грор подмигнул затаившему дыхание координатору:

— Принимай, говорю, чертова перечница — забыл, что у нас вечером намечается? Гляди, останешься без штанов!

Динамик отчаянно взвыл и отключился — Грор захохотал, откинувшись в кресле:

— Знает, паскудник, с кем имеет дело! Нынче затевали банчок, так он, наверное, все счета позакрывал… Все в порядке, — обратился он к Отари, — нынче ему не до придирок. Это толстяк Иов… Гляди, еще познакомлю вас! — и засиял всеми своими зубищами. Отари пожал плечами, чувствуя, как и его забирает этот вихрь бесшабашности — но, поиграв желваками, все же подавил готовую прорваться улыбку. Сам не зная, почему — может, из инстинктивного чувства меры.

 

Глава 12

…Вновь Отари чувствовал на руке знакомую тяжесть браслета — но это был чужой браслет, как и имя. Его звали отныне Эванг Ллбван… Диковатое сочетание звуков вызвало в памяти заунывный пульс тамтамов в каких-нибудь джунглях. Что ж, смуглая кожа и черные вьющиеся волосы вполне подходят эдакой фамилии…

Идентификатор, подмигнув зеленым глазом, выплюнул учетную карточку — с этого момента вновь прибывший автоматически считался приступившим к своим обязанностям. Отари припомнилось то нетерпение, с каким он еще недавно ожидал начала своей работы. Какая ирония судьбы! Он все же влился в дружный коллектив экспедиции — в качестве контроператора без ступени… Массивная дверь отворилась, и бывший координатор вступил на территорию базы в сопровождении излучающего уверенность летуна-атмосферщика. Грор выглядел радостно возбужденным и сыпал словами, как из рога изобилия — атмосферщики, свободно порхающие с базы на базу, служили чем-то вроде переносчиков неофициальных новостей, и сила привычки, по-видимому, заставляла его излагать их и перед своим новым соратником. Отношение к высшим кастам вообще и к боулистам в частности выражалось у него с предельной ясностью и даже яркостью — таких ядовитых характеристик Ило давно не слышал. Досталось и Инар, этой «фифочки с острова, воображающей себя монашкой — только что не молится на своего дядюшку!» С этим Отари, впрочем, был вполне согласен. В общем, не было в мире оживленнее человека, чем его нынешний спутник. Отари, подумав, приписал это удачно пройденной проверке. Сам он не ощущал азарта — преследуемой дичи несвойственны такие чувства.

Станция оказалась точной копией резиденции Бронтома — пройдя тамбур и пост охраны, они вышли на верхнюю палубу и очутились перед внушительным лесом колонн разного диаметра — шахтами подъемников, составляющими главную ось. Грор остановился и дружески положил руку на плечо молодого управленца:

— Теперь нам в разные стороны… Эв! — он весело сощурился, потом продолжил серьезно: — Пока вам нет нужды ни во что встревать — обживайтесь, привыкайте… Когда будет нужно, я вас найду.

Отари на секунду замялся, проглотив возражение — спорить с этим самоуверенным жизнелюбом не стоило. И, похвалив себя за хладнокровие, смиренно поблагодарил:

— Хорошо, спасибо вам…

Грор кивнул и повернулся к раздвинувшимся дверям. Но войти не успел — из лифта вылетел какой-то смуглый тщедушный парень в черном комбинезоне оператора. Не заметив Отари, он схватил Грора за рукав и зачастил придушенным голосом:

— Грор, где ты был — там все давно в сборе, а тебя нет…

Грор кашлянул и парень осекся, уставившись на Отари круглыми глазами, в которых плеснул страх.

— Вот, познакомьтесь, — недовольным тоном произнес атмосферщик, поворачиваясь к Ило, — Дино Микки, связь… Да ты не бойся, — одернул он съежившегося паренька, — это свой…

— Эванг Ллбван! — подчеркнуто вежливо представился Отари и протянул руку. Покосившись на осклабившегося бородача, Микки нерешительно пожал ее; потом спросил:

— Вы… тоже к началу?

— Эв будет работать один, — прервал его Грор, поморщившись; виновато улыбнулся Отари, — Дино отличный специалист, но конспиратор никудышный…

Парень виновато потупился и даже, кажется, покраснел — по крайней мере, смуглость его стала гуще. Не зная, чем прервать неловкую паузу, Отари стесненно вздохнул. И тут, очень вовремя — и очень неожиданно — его браслет издал зудящий звук. Почти сразу же над головой прогремел голос транслятора: «Аварийная вахта — тревога, тревога!» Отари растерянно огляделся, глянул на браслет — на тусклой поверхности дежурного сегмента проступила загадочная аббревиатура: «24-8, 36А». «Двадцать четвертый уровень, — сообразил он, — восьмой… Что восьмой? Или восьмая? Ладно, на месте выясню…»

— Я отвезу тебя, — шагнув в лифт, отреагировал Грор, — а ты поди скажи, чтобы ждали до конца тревоги, — и он махнул рукой топчущемуся в растерянности связисту. Тот радостно кивнул и вмиг умчался к соседним шахтам.

— И часто у вас такое? — спросил Отари, когда лифт начал мягко проваливаться под ногами.

— Регулярно, — лаконично ответил Грор, потом добавил — сами увидите… С работой-то знакомы?

Отари молча кивнул — он успел уже ознакомиться с послужным списком предыдущего владельца браслета. Стабилизация энергообменных реакций любого типа — кандидатура словно специально подобрана для него, несколько лет после интерната работавшего на биохимической фабрике. Но вот так, с ходу…

— Ничего, — словно отвечая на его мысли, подбодрил Грор, — аварийная смена нужна для страховки — может, и обойдется…

Лифт тряхнуло — Отари перенес мгновенную тяжесть, вдавившую подошвы в пол. На табло выскочила лиловая цифра; двери разъехались и Грор увлек его за собой в полутемный коридор. И здесь, ступив на палубу, Отари впервые ощутил биение пульса океана — вся эта тысячетонная громада чуть заметно содрогалась.

— Дальше идите сами, — мотнул головой Грор в сторону герметических дверей, расположенных вокруг оси, — мне здесь делать нечего… и смотрите, смотрите! Может, поймете, каково тут…

Отари отвел глаза — Грор глядел так, будто хотел передать ему все, что чувствовал сам. Непривычному к излияниям освоителю это было чуждо, и он испытывал тоскливое стеснение, но из уважения к чувствам собеседника терпел. Тряхнув его за плечи немного театральным жестом, Грор резко отвернулся и пошел к поджидавшему его лифту. Ило облегченно вздохнул и отправился в другую сторону. Найдя дверь с номером восемь, уверенно провел рукой с браслетом по идентификатору. Тяжелая дверь распахнулась бесшумно и медленно, словно пасть, готовая пожрать неосторожного — перед координатором открылась жаркая глотка коридора, и он шагнул вперед. Дрожь палубы стала заметнее, по коридору перекатывался смутный гул — сквозь него неясно пробивались голоса людей… «Пост № 36», — вспомнил новоиспеченный контроператор. В нем поднималась знакомое нетерпение — скорее бы добраться до дела! Даже такого пустякового — ведь, как ни крути, а он-таки проник в святая святых! И каково было бы гран-эрмиеру Эшу Бронтому узнать сейчас, что этот малозаметный унтерспец, осторожно пробирающийся в лабиринте отсеков восьмой базы, и есть так насоливший ему координатор! Настроение у Отари поднялось — он даже замурлыкал что-то себе под нос. Обнаружив, наконец, нужную дверь, вошел в полутемное помещение, наполненное электронным зудом и негромким гомоном — со всех сторон на него уставились разноцветные пузыри экранов; возле них рядком сидели люди в черных комбинезонах. Знакомая картина!

— Эй, ты откуда?

Отари не сразу обнаружил того, кто спросил — тот рассматривал неведомо откуда взявшегося посетителя с легким недоумением. На груди его красовался ромбик старшего диспетчера — вытянувшись, Отари доложил по всей форме:

— Контроператор первой категории Эванг Ллбван, прибыл по распоряжению…

— Ладно! — прервал его диспетчер, — по какому типу грямзишь?

Жаргонное словечко напомнило невозвратное прошлое, и Отари ответил без напряга:

— Универсал, господин дип…

Тот кивнул:

— Отлично! Садись к функционалу, что-то там сегодня дергается — отследи и сдай.

Этот стиль пришелся координатору по душе — без лишних разговоров заняв указанное место, он быстренько осмотрел хозяйство и не забыл зарегистрироваться перед включением в сеть. Знакомые действия сами всплывали в памяти, несмотря на трехлетний перерыв, и он действовал, как заправский «гасильщик» — проверка зон реакции, статистический анализ, раскладка фактор-векторов… Кажется, все — можно присоединятся на параллельный канал к сдающему дежурство. Ило удовлетворенно качнул головой:

— Готов!

Оказывается, он принимал у самого старшего. Да никак тот решил устроить ему проверку! Взбодренный удачным началом, Отари лихо отсалютовал ладонью.

— Ну, держи параллель…

Отари с любопытством уставился в обретший кубическую форму экран — какую реакцию подсунет ему этот хрыч? Наверняка, самую пакостную — недаром сам на ней… Ну, нас запугать не так то просто! И, не отрывая рук от покалывающих биоконтактов, он чуть улыбнулся, чувствуя себя прочно и устойчиво на двойном фундаменте рефлексов оператора и знаний координатора. Может, ему в самом деле удастся что-то узнать… Хотя, откровенно говоря, не стоило очень-то рассчитывать на это. «Смотрите!» — сказал Грор. Вряд ли он хорошо представлял себе работу контролера. Управляя экстраполируемой компьютером моделью крохотной частички реакции, оператор функционала видит лишь разложенную по полочкам картину поглощения и выделения энергий, образующую в экране нечто вроде розы ветров со строгой центральной симметрией, обусловленной законами сохранения. Его главная задача — не дать этой «розе» войти в режим автоколебаний и поддерживать заданную интенсивность энергообмена. В сущности, оператор играл с машиной в бесконечную игру, предлагая варианты готовых решений на все прогнозируемые ситуации и варианты самих ситуаций (так называемый «дурак», специальность редкая и очень ценимая). Чем больше операторов, тем больше вариантов действия имеет машина, тем надежнее вся система, поэтому на избыток их никогда не жалуются, руководствуясь правилом: «Один ум хорошо, а два лучше». Вспоминая все это, Отари был готов к встрече с какой угодно экзотической реакцией — циклическим «котлом»; многоцентровым «бесконечником»; вывернутой наизнанку «бабочкой» или двухмерной вращающейся «юлой» — все равно, он ожидал увидеть на экране негатив хорошо знакомой картинки. Но только не то, что там появилось на самом деле…

Самолюбию его был нанесен чувствительный удар. Только навык хорошо тренированного «гасильщика» позволил избежать позорного провала на первых же секундах. Гнусно перекошенная фигура и отдаленно не напоминала «розу» — законы сохранения летели к чертям! Энергия, неизвестно откуда берущаяся и неизвестно куда исчезающая, смерчем вихрилась в зоне реакции — от одного этого могла хватить кондрашка! Отари судорожно пытался подогнать величины стабилизирующих полей, чтобы утихомирить «трясучку» — куда там! Он едва не упустил контроль. След — холодная испарина, которую некогда даже утереть рукой, прилипшей к биоконтакту. Может быть, кто другой на его месте сразу спасовал бы, вызвав на подмогу диспетчера — однако за три года учебы у Отари успел появиться тот самый гонор, который он так не любил в евгенистах — гордость за свои знания и умения. На что же ты годишься, если не можешь применить их в деле?! И, обозленный на весь свет, а в первую очередь на себя, координатор заставил себя думать. Именно заставил — наперекор дрожащим пальцам и бухающему сердцу. «Масштаб, масштаб…» — лихорадочно бормотал он про себя, плавно отодвигая картину вглубь. Что — масштаб? И издали картина поражала своей несоразмерностью — хаотически возникающие ниоткуда протуберанцы напоминали взрыв сверхновой… Хуже! «Не так» — трезво подумал он, оборвав угрожающие нити тенденциографа и получив несколько секунд на размышление. Масштаб… Да! Картинка вдруг неимоверно ускорилась, задергалась, словно в припадке… «Мало. Еще быстрее!» Протуберанцы внезапно размылись в сплошное дрожащее зарево… Вокруг точки симметрии! Вот она — та картина, что он ожидал с самого начала, по привычке задав максимальное замедление времени. Масштаб времени — вот в чем загвоздка. Отари перевел функционал в прежний темп и секунду отдыхал, собираясь с мыслями. Во-первых, закон сохранения не может быть нарушен — утвердившись в этом, Ило взглянул на происходящее новыми глазами. И увидел то, что не заметил раньше — симметрию. Но не геометрическую — временную! Только изощренным взглядом можно было уловить в хаосе векторов и значений некий ритм — однако он существовал. И, воспрянув духом, он понял, что нужно делать! Осторожно изменяя синхронизацию полей отражения, он намеренно расфокусировал ее — сдвиг достиг миллисекунды! «Роза» словно съежилась на мгновение, потом вновь взорвалась — но способ был найден, и Ило уже спокойно глядел на это безобразие, тихонько подгоняя фокусировку, чтобы запаздывание отражающих полей уложилось в нужную величину. Но не точно! — иначе реакция загаситься. Однако это была уже азбука, которая у Отари отскакивала от зубов — через десяток секунд клубок векторов в экране сбился в плотную кучку и лихорадочно замерцал. Все! Отари облегченно откинулся, только сейчас почувствовав боль в занемевшей от напряжения шее. Ухватил взглядом показатель общего уровня — и чуть не свалился с кресла. Так вот почему дрожит пол под ногами! Запоздалый страх окатил его леденящей волной — а если бы он не справился?

— Не беспокойся, сынок, — раздался позади спокойный голос. Он оглянулся — диспетчер покинул свое место и стоял за спиной экзаменуемого, насмешливо и в то же время одобрительно улыбаясь.

— Все в порядке… Ты действительно универсал. Завтра к восьми ноль-ноль.

— А… как же вахта?

— Думаешь, без тебя не справимся? — насмешливо поинтересовался дип. Успокоил: — Насидишься еще…

Хлопнул Отари по плечу и неторопливо вернулся к себе, оставив того в новых сомнениях. То, что все шло под контролем, стало ясно сразу — диспетчер не мог доверить такую энергию первому встречному. Но не выдал ли себя Отари? Вряд ли рядовой контропёр мог бы справиться с совершенно незнакомым типом реакции… Тут Ило чуть не рассмеялся — незнакомым? Кому? Эвангу Ллбвану? Ф-фу, гора с плеч — уж тому-то все эти типы должны быть знакомы, как свои пять пальцев. Диспетчер наверняка счел его тридцатисекундный подвиг просто проявлением достаточного опыта. Ну и ладно… Хотя ему эти тридцать секунд стоили дорого. Зато он кое-что узнал — невыполнение закона сохранения, хотя бы и временное, само по себе уже достаточно любопытно. Отари вспомнил специализацию Бронтома — проакустика. Теперь понятно, каким боком она в экспедиции — фокусы со временем ее хлеб. Жаль, что ему со своего насеста много не увидеть, как ни тужься. Надо бы придумать что-то еще… А пока — досидеть до конца аварийной вахты. Он посмотрел на браслет — прошло всего-навсего полчаса его пребывания на базе. Вздохнув, Отари приготовился к долгому и скучному ожиданию.

Однако аварийная вахта не была простой формальностью — он убедился в этом очень скоро. Механически-бездушный голос транслятора в мгновение ока превратил спокойный доселе пост в заполошный муравейник: «Пробой в реакторной зоне… Пробой в реакторной зоне… Пробой…» «Вот, черт…» — мысли недоставало четкости, но чувство было предельно ясным. Неслышные волны паники уже мчались по коридорам. Словно перестрелка началась — наперебой захлопали задраиваемые люки. Отари вцепился в пульт, чувствуя под ногами биение монстра — отметка энергооборота уже подходила к красной черте. Автоматически прикинув, он ужаснулся — где-то близко варился котел, равный по мощности атомной бомбе. Но на экране все выглядело нормально! Реакция стабилизировалась, как хорошо смазанный двигатель, и теперь постепенно угасала, исчерпывая запасы неведомого сырья. «Аварийной вахте приступить к ликвидации очага прорыва…» Отари растерянно оглянулся — это и к нему… Внимание привлекла группа деловито снаряжающихся людей — проворно выбравшись из-за пульта, он присоединился к ним.

— Новенький? — один из собиравшихся кинул ему металлизированный костюм и показал на шкаф — там Отари увидел стоящие в ряд толстые голубые стволы с громоздкими ранцами. Хладомёты… Костюм оказался облегченным вариантом оболочечного скафандра — знакомая штука.

— Наша группа идет в трюм, — объяснил тот же человек (видимо, командир аварийного отряда), — там увидишь, что делать… Ну, все готовы?

Отари срастил крепления шлема — лицо овеял холодок первой порции воздуха, на краю поля зрения весело моргнула зеленая искорка. Система жизнеобеспечения в порядке… Кое-как навьючив ранец, взял под мышку увесистый хладомет и вместе со всеми затопал к выходу. Подождав своей очереди, пролез в люк и оказался в настороженной пустоте коридора. Ничего не говорило о каких-то неполадках — освещение работало, воздух исправно подавался… Скафандры выглядели нелепо в окружающей обстановке, но командир уверенно вел группу, словно такое положение вещей было само собой разумеющимся. Они спустились вниз по аварийному трапу, не встретив по пути никого. Только палуба под ногами вздрагивает, да в ушах отдается собственное дыхание… «Прорыв в пятом отсеке… Командам А принять транквилизаторы после упреждающего сигнала…» Удивление умерло, не успев встрепенуться. Значит, нужно… Недружно топая, все втянулись в клетушку подъемника (не того, в стволе, а местного, проходившего сквозь все трюмы). Никто до сего момента не проронил ни слова — царило сосредоточенное молчание. Через минуту они так же молча вышли в низкое полутемное помещение, явно не бывшее трюмом. Пол под ногами вдруг заходил ходуном и в воздухе повис тоскливый вой — вздрогнув, Отари огляделся. «Команде А-36 ждать сигнала…» — отдалось в ушах. Как ни странно, бездушный голос транслятора придал уверенности, и он зашагал бодрее, время от времени половчее перехватывая оттягивающий руки хладомет. Пустынное помещение кончилось, они начали гуськом спускаться по круто заворачивающему наклонному тоннелю. Видимость заволакивало бледной дымкой — вскоре они шли уже по колено в белом текучем тумане. Невнятный гул расширялся, надвигаясь, казалось, отовсюду; туман прорезали вспышки света… «Сигнал первый!..»

Отари отковырнул крышку прикрепленного к запястью иньектора и, выбрав кнопку нежно-салатного цвета, нажал. В руку кольнуло, и почти сразу за этим накатила волна приятного расслабления. Спина впереди идущего расплылась — он обеспокоенно огляделся. «Это туман…» — мысли ворочались тяжело, как жернова. Белая пелена поднялась уже до плеч. «Хладометы — к бою!» Механически подчиняясь неизвестно откуда исходящей команде, он взял тяжелую штангу наперевес — мозг почти отключился, руки действовали сами. «Смотреть вниз, смотреть вниз… Не поднимать голову!» Гул превратился в мощный рев — выйдя за поворот, Отари вдруг оказался по колено в бурлящей воде. «Холод!!!»

* * *

…Трюм представлял собой первозданный хаос вздыбленной воды и пара — вода мгновенно вскипала и твердела под ударами морозных струй; вой продолжал сотрясать стены — он перекатывался в каком-то потустороннем пространстве, не вмещающемся в трюм, отдаляясь, приближаясь… Ило воспринимал его остраненно, словно сквозь вату. Вялым, но неуклонным шагом он двигался вперед, время от времени по команде нажимая на спуск и с легким недоумением наблюдал за собой как будто со стороны. Так же виделось все происходящее вокруг — словно во сне, где ничто не вызывает удивления. Поскользнувшись, он случайно поднял голову… Несколько долгих мгновений смотрел вперед, не осознавая увиденного. Потом сквозь броневые заслонки пробилось тупое удивление — это неправильно… Неправильно… не…

Цепочка серебристых фигур — он принял бы их за людей. Если бы… Они медленно двигались, плыли навстречу — зеркальные отражения людей в скафандрах. Ило моргнул, мучительно сморщившись. Ближайшие фигуры начали медленно оседать, осыпаться белесыми хлопьями — на смену им откуда-то выплывали новые, подергиваясь, словно картинки на телеэкране — плоские белые контуры. Они сливались, вырастая в какого-то неустойчивого громоздкого снеговика… И он вдруг оказался рядом. Из бесформенного туловища тянулись два дрожащих тонких отростка, ощупывая воздух — Отари машинально отклонился от проехавшегося рядом студенистого щупальца. Вновь переведя взгляд, он едва не вскрикнул, несмотря на прочный химический щит, отгородивший его от внешнего мира. Не было безликого контура — рядом стоял человек! Ило разглядел под мутным стеклом шлема молочно-белое лицо с закрытыми глазами. Своё лицо…

…Он пятился, открыв рот в беззвучном крике — белая фигура надвигалась, лихорадочно шаря вокруг. Панически оглянувшись, он увидел понуро бредущие тени в скафандрах — они медленно удалялись. И тут рука привидения настигла его! Помертвевшим взглядом Отари уперся в неподвижное лицо-маску; руки держали крепко, но охваченный страхом человек и не думал вырываться. Веки дрогнули — вот, сейчас! Шестым чувством он понял, он знал, что не вынесет этого взгляда… Но отвернуться не мог. Оцепенение, какое бывает лишь во сне, сковало его — не пошевелить ни рукой, ни ногой… Но жизнь еще билась в сдавшемся теле, и за миг до провала в кошмар острая, как боль, вспышка протеста пронзила его — не осознавая, что делает, он судорожным движением нажал на спуск…

…Облачко снега взвилось, окутав человека с головы до ног. Он вмиг побелел, сделавшись похожим на гипсовую статую — без мыслей, без чувств, без движения… «Не разрывать цепь — кто зазевался!!!» Гневный окрик вернул чувство реальности — Отари словно грубо пихнули в спину. Он вернулся к прерванному делу, словно робот — химия вновь подавила естественные чувства, оставив только механическое послушание и минимум сообразительности. И память…

…Время потеряло значение. Все затянула белая пелена — хладометы работали на полную мощность, превращая воду в ледяную кашу. Туман оседал на шлем алмазно блестевшим инеем, и Отари уже несколько раз неуклюже протирал его деревенеющими руками. Холод пробирал сквозь все защитные слои и электроподогрев. Упершись взглядом вниз, он водил перед собой жерлом хладомета, вместе со всеми намораживая здоровенную глыбу льда — поднимаясь по ней, цепочка людей в скафандрах сжимала кольцо, в центре которого, как живая, билась струя воды. Но вот они сошлись, и стало тихо. Медленно ступая оскальзывающими ногами, Отари спустился вниз — туда, откуда начинал работу. Складки скафандра противно скрипели, в голове отдавалась тупая боль; мыслей не было — было эхо движений: «Шаг… сюда… осторожно, горка… хладомет на плечо… Холодно, холодно… х… холодно». Зубы выплясывали какой-то свой танец. «А-тридцать шесть, к подъемнику…» — донесся голос. «Радио… Командир… Идти…» Неуклюже переваливаясь, серебристо-белые фигуры начали подниматься по наклонному пандусу. Никто не оглянулся, чтобы попрощаться с фантастической страной льда, остающейся позади.

 

Глава 13

Пара вдохов цитеры и горячий душ привели его в чувство. Сейчас Отари не спеша одевался, предаваясь сладким мечтам о ждущей его койке. На другие мысли сил пока не было. Проходящий мимо человек остановился — Отари узнал командира группы и слабо улыбнулся в ответ.

— Ну как, отошел?

— Да…

— Ничего, ерунда. Могло быть хуже.

— А что все-таки произошло?

— Произошло то, что какой-то кретин не подключил эмиттер энергозащиты. Вот в стыки погрузочного люка и хлынуло… — охотно объяснил бывший командир. Еще раз поощрительно улыбнувшись, отправился дальше — вскоре донесся его подбадривающий голос. Пожав руки всем своим новым товарищам, Отари вышел из гигиенической, и, слегка приволакивая ноги, отправился к подъемнику.

В информашке учета значился одиннадцатый уровень. Далее надлежало изыскать в шестом секторе «Помещение № 19». После недолгих поисков он действительно нашел указанное «помещение», в просторечии обзываемое «свальней». Оно оказалось неожиданно приличным: восемь гидрокоек, при каждой свой гигиент — в общем, жить можно. И он с облегчением развалился на своей. Вздохнул. Поспать бы… Провел рукой по одеялу, пощелкал ногтем… Черт его знает, может, здесь так не принято. До конца смены еще больше часа, можно и обождать… Мысли вернулись к произошедшему. «Регулярно» — сказал Грор. Хотелось бы знать, насколько регулярно — или ему просто так сильно повезло? И еще многое хотелось бы узнать про это чертово ПУВ и про этих чертовых боулистов, черт бы их совсем побрал! Отари попытался собрать разбегающиеся мысли, но безуспешно — голова была словно ватой набита, и думать отчаянно не хотелось. Помучившись с минуту, безнадежно выдохнул. Чертовщина… Он готов был уже малодушно сдаться, когда мысль на излете вдруг зацепилась за нелепую на первый взгляд деталь. Транквилизатор… Кой черт транквилизатор — самая настоящая «заглушка» типа зомбина! Поморщившись, он оперся лицом о руки и потер лоб. Эта чудовищная кукла, так похожая на него. Он содрогнулся, вспомнив дергающееся веко. «Смотрите вниз…» Те, кто командовал, знали, в чем дело. В голове мелькнул смутный образ — тень озарения… Он попытался ухватить, задержать этот миг понимания, но отблеск стерся — он уже забыл, что хотел вспомнить. Осталось лишь чувство легкой досады. Однако спать уже не хотелось — получив толчок, мозг, словно хорошо отрегулированный часовой механизм, уже не мог остановиться — зажужжали идеально подогнанные колесики, заходили рычаги и шатуны, цепляя то, что им положено — и больше не было слабого измученного человека. Был координатор. И он занимался тем, что ему и надлежало по рангу — думал.

…Он начал с того, с чего и следовало бы — с начала. То есть с вещества, именуемого полностью управляемым. Хотя, судя по сегодняшнему, следовало бы его назвать полностью неуправляемым. ПНУВ… Пнув, таким образом, неведомых экспериментаторов, Отари перешел к фактам. В этом веществе не соблюдались основные законы сохранения — пусть на какие-то доли секунды, но не соблюдались. Эдакая фаза беззакония… И вещество-призрак — потому что в этой фазе оно вообще не должно существовать. А раз не должно… То, наверное, и не существует — в реальном физическом мире. Где же тогда? Ну, сейчас это не важно — хоть в царстве фей. Важно то, что в нормальном мире сему веществу все дозволено, как настоящему призраку. Например, переносить с места на место задремавших координаторов. Или лепить снежных баб по их образу и подобию… Он вспомнил свое молочно-белое лицо под стеклом шлема… И резко сел, потрясенный — отражение! Его отражение, которое само ищет его взгляд! Так же, как сам он искал взгляд отражения — там, в пещерах…

«Глаза — зеркало души», говорили древние, не подозревая, что в поэтической форме излагают самый что ни на есть прозаический факт. Если сравнить мозг с лампой, то именно из глаз выходят самые мощные потоки «света». «Свет» этот вполне реален, он регистрируется приборами и носит обыденное название «психоизлучение». Отари припомнил всю историю надежд и разочарований, связанную с этим открытием, совершенным задолго до его рождения. Все давно утихло, сменившись обычной рутиной — психоизлучение можно было регистрировать, измерять, даже усиливать, стало известно многое о его физической природе… Но прямая передача мыслей так и осталась мечтой. Потому что «свет» одного человека не был виден никому, кроме него самого…

…Казалось бы, все ясно. Транквилизаторы, не бывшие транквилизаторами, приказ смотреть в пол, металлизированные скафандры — все это предохраняло от контакта с… ПУВ. Значит, оно опасно. Но как же он, Отари Ило? Ведь он-то жив?! Или ПУВ в трюме более опасно, чем в океане? Да, до полной ясности еще далеко. Все равно — в основе он не ошибался, он интуитивно чувствовал это.

…Ило думал еще минуту, прежде чем окончательно объединить в голове сопротивляющиеся факты — к ним добавилось еще и чудовищно несоразмерное с щелями стыков количество воды в трюме. Это можно было объяснить только одним — еще одним! — свойством. Прыжок через фазу небытия был мгновенным, то есть — квантовым. Это вещество должно было иметь такую особенность.

Он хлопнул себя по колену, словно заложив последний кирпич — и, словно откликнувшись, браслет издал требовательный писк.

— Эд?

Отари вначале не понял, что обращаются к нему. Секунду смотрел на коммуникатор, потом спохватился, узнав:

— Грор! Вы…

— Я ждал вас. Нам нужно поговорить.

— Сейчас?

— Именно сейчас!

— Понятно… — протянул Ило. Оглянувшись на пустое помещение, нерешительно предложил:

— Можно встретиться у меня — до конца смены еще час, так что никто…

— Хорошо, согласен! — нетерпеливо перебил Грор и отключился. У молодого управленца сложилось впечатление, что атмосферщик решил не отвлекаться на мелочи. Может, он имел виды на то, как использовать угодившего к нему координатора. А он, как назло, не готов! Отари еще раз прошелся по своим рассуждениям в чаянии составить на их основе пригодный план. Однако в любой план теперь влезала вызывающе неопределенная величина — сам Грор. Энергии в этом человеке не убавилось со времени их знакомства — Ило убедился в этом очень скоро.

…Он появился, не дав Отари закончить свои розмыслы — с шумом ввалившись в «свальню», бородач из вежливости постучал по другой стороне двери:

— Можно?

Отари сдержал улыбку:

— Конечно, входите…

Грор повертел головой — в бороде блеснула усмешка:

— Да я вроде уже зашел…

— Садитесь. — Ило показал на соседнюю койку. Гость грузно опустился на всхлипнувшую перину и уставился на Отари горящими глазами:

— Видели?

— Да.

— Значит с вами можно говорить прямо…

Он остановился, помолчал, не отрывая взгляда от собеседника.

— Я уже понял, во что может превратиться эта штука, — он постучал согнутым пальцем по перине, — эта сатанинская сила, подчиняющаяся боулистам. И только им! Против такого козыря не попрешь… И они возьмут власть без звука. Какое там без звука, на ура! Их будут носить на руках — те бездельники, что живут в мегаполисах на содержании — ужо будет им булка с маком! А я не хочу — понимаете, не хочу всю оставшуюся жизнь питаться чьими-то подачками. И детям своим этого не желаю…

Он говорил, как профессиональный оратор, модулируя голос в нужных местах и умело подчеркивая слова скупыми жестами. Отари поймал себя на том, что невольно заслушивается.

— …если мы — мы с вами! — не возьмем дело борьбы в свои руки… — он выдержал драматическую паузу. Отари, не став дожидаться, вклинился в нее:

— Борьба? Вы предлагаете…

— Я предлагаю объявить им войну! — отрубил Грор, ударив кулаком по всхрапнувшей перине. Несмотря на излишнюю патетичность заявления, Отари не усомнился в его искренности. Перед ним встала трудная задача…

— Каким образом вы хотите воевать? — спросил он, сохраняя профессионально-бесстрастный тон знающего себе цену специалиста. Грор наклонился вперед и понизил голос:

— Раздолбать к чертям проклятые лаборатории… Первым делом! Способы есть, взрывчатка тоже…

— А люди?

— Люди готовы! — не поняв его вопроса, воскликнул Грор; небрежно взмахнул рукой — сегодня был сбор руководителей групп — большинство меня поддержало…

«Значит, есть и несогласные», — отметил про себя Ило.

— Но что вы в таком случае хотите от меня? — задал он риторический вопрос.

— Вы — координатор, — усмехнулся Грор, — вы сможете спланировать все наверняка… Это редкая удача — если бы не ваше присутствие здесь, меня не поддержало бы и половина.

«Вот еще новость — я, оказывается, пособник этого безумия!» — сердито подумал молодой управленец, но сдержал эмоции. Вообще при разговоре с Грором нужно было постоянно сдерживаться — его манера просто-таки провоцировала на ответный всплеск.

— Я должен подумать, — начал Отари отвлекающий маневр.

— О чем тут думать?! — шепотом вскричал Грор, напряженно вытянувшись вперед, — разве вы недостаточно видели?

— Мало видеть — надо еще понять, — наставительно произнес Отари, в душе сам поражаясь своей наглости, — мне нужны и другие источники — очевидцы, а главное…

— Очевидцы? — тяжело задышал Грор. Лицо его изменилось — теперь он сверлил координатора презрительным взглядом исподлобья. — Вы хотите знать? А вы слышали что-нибудь про «дно»?

«Дно… — вспомнил Ило, — ведь им угрожал Бронтом?»

— …Человека оставляют якобы на дежурстве — аккурат на время очередных фокусов с океаном. А потом находят кровавые ошметки! — лицо Грора налилось кровью, — а еще потом пишут, что дежурного задавило упавшей балкой… или он отравился нейтрализатором — здорово, да?! — его кулачище путешествовал в опасной близости от носа Отари. Отодвинувшись, тот спросил, стараясь сохранять спокойствие:

— Отчего же это происходит на самом деле?

Грор замолчал, отходя от внезапного гнева. Ответил немного погодя севшим, каким-то надтреснутым голосом:

— А черт его знает… Трюмы задраены со всех сторон — капля не просочится… И ведь ясно, что подстроено! — он досадливо хлопнул ладонью по койке. — Но все молчат. А что остается? — и он поднял на Отари словно промытые грозой ясные светло-серые глаза.

Отари промолчал. Ему вспомнилась статистика несчастных случаев — двенадцать человек за пять лет. Десять из них, по словам Грора, за последний год. Предположение напрашивалось, конечно…

— Так что? — вопрос вывел Отари из задумчивости. — По-прежнему считаете, что нужно ждать, а не наказывать убийц?

Грор действовал напролом — и его напору трудно было противостоять.

— Убийц наказывать нужно, — осторожно начал Отари, — но доказательства…

— Какие, к черту, доказательства! — взорвался Грор, — все боулисты одним миром мазаны, мы для них ничто, так — удобрение!

— А они для нас? — спокойно возразил Ило. Грор открыл было рот, но тут же захлопнул. Внимательно посмотрел на Отари:

— Вы хитры, координатор… Да только тут ваша хитрость не поможет — тут дело в простой человеческой справедливости.

— Я хочу добиться справедливости, — с расстановкой сказал Ило, — но только справедливым путем. Война — это худшая несправедливость.

— Вы так считаете? — зло отпарировал Грор. — А я вот нет! — Он воинственно задрал бороду. — Я не собираюсь ждать, пока нас превратят в рабов. И вы должны помочь мне, координатор — ведь это в ваших же интересах!

Отари согласно кивнул:

— Я и хочу помочь вам…

— Так в чем же дело?!

Ило почувствовал, что мало-помалу начинает контролировать направление беседы, и поспешил воспользоваться этим:

— Дело в том, что без достаточной информации я бесполезен… Сегодня я узнал немало, но мне нужен источник постоянный — лучше всего доступ в сеть управления. Тогда, скорее всего, не потребуется никаких взрывов и жертв. И, кстати, тогда я смогу быть свидетелем, а не обвиняемым.

— Где? — недоуменно спросил Грор.

— Суд наверняка состоится, — объяснил Отари, — ведь даже если не считать убийств на «дне», которые я, наверное, смогу доказать, существует еще и мое личное дело. Я не собираюсь отпускать Бронтома с миром!

— Но дело может сложиться так, что будет поздно, — мрачно заметил Грор.

— Вряд ли проект завершится раньше, чем придет очередной корабль, — ответил Отари, — а он придет через полгода.

— Вы так уверены?

— Я знаю свое дело.

Грор помолчал — его словно выключили. Пропал задорный блеск в глазах, и Отари видел перед собой просто усталого мужчину лет пятидесяти, переживающего не лучшие времена. Наконец, тот поднял голову и сказал:

— Хорошо… Может быть, я устрою вам встречу с Микки… Вы его видели — связист. Он имеет прямой доступ…

— Спасибо! — радость Отари была искренней. Грор тяжело поднялся и не спеша направился к выходу — Отари вскочил, чтобы проводить его. У самой двери Грор повернулся и посмотрел искоса:

— Вы и в самом деле сможете доказать убийства на «дне»?

Странный тон… Отари ответил честно:

— По крайней мере, я знаю одно свойство ПУВ, которое может их объяснить.

— Какое?

— Сверхтекучесть. Это квантовая жидкость — я это понял сегодня… Наверняка это связано с другими его свойствами.

— Значит, вы думаете, что эта чертовщина могла просочиться сквозь люки?

— Конечно. Если у меня будут данные, я смогу доказать, что каждый раз трюм был в зоне реакции и не прикрывался энергозащитой. А взаимодействие ПУВ с человеком, я думаю, кое-кому хорошо известно — иначе бы аварийные команды не снабжали «заглушкой» под видом транквилизаторов.

Грор внимательно выслушал, грустно покачал головой:

— Это было бы здорово…

Ничего больше не добавив, крепко пожал на прощание руку и вышел в коридор. Вернувшись на свою койку, Отари некоторое время сидел, ни о чем не думая, потом незаметно для себя задремал.

…Его разбудил звонок, возвещающий о конце очередной вахты. Не успело отзвонить, как в «свальню» вошел первый ее обитатель — румяный детина в синем комбинезоне ремонтника:

— Ты откуда? Новенький?

Отари протер глаза и, осторожно подбирая слова, ответил и представился. Детина протянул руку:

— Антек Война, будем знакомы. Куда пристроился?

— Я… в контроль. Оператором…

— А-а… — только и ответил Антек, вздохнув, — ты к Ингу… А мне сменщика до сих пор нет — сколько уж говорил… — он скроил расстроенную мину, но тут же добродушно хохотнул: — Ну, ты с Ингвельссоном не соскучишься!

Отари догадался — тот самый диспетчер, что так радикально проверил его квалификацию.

— Как он — ничего? — наполовину уже искренне поинтересовался он. Антек открыл было рот, но ответить не успел — дверь распахнулась, и в «свальню» один за другим начали вваливаться распаренные работой унтерспецы в разноцветных комбинезонах. Тут были: энергомеханик в тускло отсвечивающем изолирующем костюме, оборотник в мутно-желтом балахоне, два черных оператора и еще один в чем-то оранжевом — Ило так и не вспомнил, к какой службе относится этот цвет. Знакомились быстро — несколько фраз, и его оставили в покое. Последним подошел таинственный «оранжевый» — тщедушный парень с выцветшими грустными глазками, оказавшийся попросту мусорщиком. В помещении постепенно установился плотный уютный гул, присущий любому общежитию. Отари не был новичком, и, присмотревшись, понял, что здесь он может позволить себе все в пределах разумного — четкой субординации освоителей не было и в помине, как и изысканных манер «евгениев». Главенствовала полная расхлябанность — только по отношению к энергомеханику выказывалась какая-то почтительность, да и то скорее потому, что он был здесь самым старшим. И новоявленный «спец» со спокойной совестью разлегся на койке. На это никто не обратил внимания.

 

Глава 14

…Негромкие голоса вплелись в сон: «…уже несколько часов…» «Что, ищут?» «Нет вроде — так, охрана…» Пауза. «Надоели…» Кто-то с кряхтением повернулся. «Через полгода уматываю отсюда…» «Думаешь, выпустят?» Вопрос повис в воздухе. Отари открыл глаза и прищурился на светляк ночника. Каюта погружена в мягкий сумрак — в первый момент он не мог вспомнить, как оказался здесь. Один из давешних голосов повторил раздумчиво: «Выпустят… не знаю. Похоже, дрянь дело». Ило стряхнул сонное оцепенение, осознав, где находиться. Табло на переборке показывало полночь — еще спать и спать…

— …Да, гайки подзакрутят… Кому нужно было взрывать этот несчастный корпус?

Тут Отари понял, что проспал нечто важное.

— Аккурат после смены грохнули — переходник вдребезги, отсек ушел на дно вместе с батискафом. У них на Титановой всего один и был-то…

Тяжелый вздох:

— Хорошо еще, никто не пострадал — знаем мы этих… Кричат о милосердии, а прихлопнут человек сто, и не поморщатся… Вот, как в прошлом году на Мелисее. Нет, ты скажи мне — зачем?

«Грор!» — огненными буквами отпечаталось в голове. Война началась — без предупреждения, без плана… Без смысла, в конце концов! Между тем разговор продолжался — вопрос не остался риторическим:

— …А ты разве не знаешь — зачем?

Ответом послужил брюзгливый смешок:

— Слухи…

— Из-за слухов на такое не пойдут…

— Да, господи — сколько угодно! Дураков мало, что ли…

— Там не дураки. Ты не слышал циркуляр до конца — во главе всего дела стоит настоящий координатор…

Отари вздрогнул — это… Съежившись в своей койке, он успокоил дыхание. Сволочь… Кто?! Не слушая дальнейших препирательств, осторожно распрямился и притворно заворочался, словно бы просыпаясь. Голоса умолкли. Сев, он протер глаза и, зевнув, сырым голосом оповестил глазеющих на него «спецов»:

— Что-то неможется — пойти отлить…

— Направо по коридору, — услужливо подсказал уже знакомый голос, принадлежавший, как оказалось, одному из операторов. Кивком поблагодарив его, Отари не спеша поднялся, и, натянув комбинезон, отворил дверь.

…После обжитого помещения снаружи казалось особенно неуютно. Отари прошаркал к повороту, выглянул — радиальный коридор стыл в операционном блеске ламп. Нырнув в кабину нужника, заперся, подрагивая то ли от холода, то ли от волнения. Код «нитки» набирался непривычно медленно — он никак не мог понять, в чем дело. В преддверии тяжелого разговора это нервировало. Наконец, все девять цифр замерцали на индикаторе, и он уже набрал было воздуху, чтобы с ходу обрушиться на клятвопреступника Грора — но запал пропал втуне. Потому что на экране теперь горела другая надпись… Отари он неожиданности не воспринял ее целиком и прочел по буквам: «З А П Р Е Т».

«…уже несколько часов», — вспомнилась фраза, услышанная сквозь сон. Чего? «Запрет…» Отари лихорадочно набрал собственный номер — на этот раз запрещающая надпись загорелась, не дожидаясь последней цифры. «Ввели, болваны, осадное положение…» Самодовольный смешок Грора — однако явно не он сейчас смеется. Бронтом воспользовался монополией на связь — злосчастная диверсия на Титановой дала ему неограниченную власть «экстремальной ситуации». Выбравшись из кабинки, Отари еще раз осторожно выглянул в радиальный коридор — по крайности, самому пойти… Но местный начальник охраны тоже знал устав — возле дремлющих лифтов главной оси Отари увидел не замеченную ранее тень. Шевельнувшись, она переместилась — поле зрения появился часовой. Отари отвернулся и оперся о стену, тяжело дыша. Он успел заметить блеснувший под локтем охранника ствол бластера и откинутый на спину шлем. Корпус Стражи отнесся к делу серьезно — шансов проскочить не было. Сникнув, словно побитый пес, он побрел восвояси. Без связи, без поддержки, с фальшивым именем и чужим браслетом он дотянет только до ближайшей проверки. А уж в чем он не сомневался, так это в том, что проверка не заставит себя долго ждать.

Все уже спали, когда он вернулся. Скинув комбинезон, он посидел с минуту, потом вздохнул и улегся на спину, закинув руки за голову. С упорством, воспитанным всей предыдущей жизнью, настраивал он себя на нужный лад — спокойствие обреченности. Если уж идти, то до конца, пусть это даже кажется бессмысленным…

…Под утро сон все же одолел — Отари только растерянно хлопал глазами, разбуженный гудком подъема.

— Завтрак проспишь! — улыбаясь сказал Антек Война, проходя мимо с роскошным голубым полотенцем из капиллярки. Ило нехотя опустил босые пятки на пол — по всему видать, о казарменном положении еще не объявили. Одеваясь, он поискал глазами давешних спорщиков — увидел только одного, оператора. Тот невозмутимо жевал очищающую пастилку. После мытья и массажа Отари вместе со всеми устремился в столовую. Пока что никаких видимых последствий нового режима. Выходя из столовой, он недоуменно повертел головой — не приснилось же ему, в самом деле… У лифтов никого не было — он беспрепятственно спустился на свой двадцать четвертый уровень и прошел на пост. Главный диспетчер кивнул ему, как старому знакомому:

— Будешь дежурить на утечке — слава богу, пик миновал, так — кое-что подчистишь… В общем, сам разберешься…

В этом Отари не сомневался — включив функционал, он бездумно уставился в экран. Сигнал начала смены напомнил давнее прошлое — подчиняясь ему, он послал в Систему подтверждение — мол, такой-то и такой-то к дежурству приступил. И именно в этот момент резким диссонансом в хоре настройки громыхнул динамик: «Внимание… Проверка, проверка… Всем выдать в инфорсеть личный код…» Гнусавый голос несколько раз повторил это по громкой связи и умолк, оставив после себя недоуменную тишину. Потом ее нарушил гул голосов — операторы задавали вопросы, негодовали на непредвиденную задержку, шутили… Отари сидел молча — руководители станции оказались хитрее, чем он думал. Они начали, не предупреждая — с проверки личного состава.

— Быстрее, быстрее, не копайтесь! — Ингвельссон недовольно взирал на общее оживление со своего места, как филин из дупла. Отари недрогнувшей рукой набрал на браслете свой номер — сейчас выяснится, насколько хорошо он замаскирован. Палец скользнул по пластику — он осторожно вытер ладонь о комбинезон. Сейчас где-то в недрах местной сети мечется его кодовый сигнал — и если он не найдет соответствия, то этот браслет станет таким же предателем, как и его собственный. Время между двумя вдохами бежит быстро — тихий зуммер подтверждения прозвучал оглушительно для напряженного слуха. Уф! Он облегченно выдохнул — в штатном расписании нашлась единица по имени Эванг Ллбван. Но сигнал вдруг повторился — Отари вздрогнул. Это еще что за новости? Незаметно оглянувшись, наклонился к пульту. Бросил взгляд на руку — вызывающего номера не было.

— Кто? — спросил одними губами. Подождал, повторил уже громче: — Кто там?

Тишина словно всхлипнула — с динамика браслета донеслось чье-то дыхание… затем голос:

— Грор… не знаете, где Грор?

Ило напрягся:

— Кто говорит? Ну!

— Это я… — нерешительно посопев, ответил браслет, — Дино… Дино Микки…

Отари лихорадочно перебрал в памяти все знакомые лица… Ба — вот кто! Вспомнилась встреча сразу после прибытия. Обрадованный, он чуть не крикнул:

— Ты можешь со мной связаться?!

— Да… Я же оператор связи. Но…

— Погоди! — перебил его Ило. Новые мысли зароились в голове — теперь он не один!

— Слушай, — начал он, внимательно оглядевшись еще раз, — ты можешь вызвать меня часа через четыре?

— Ну да… — чуть замешкавшись, ответил Дино, — но наши люди…

Отари мгновенно все понял, припомнив о сборе руководителей подполья:

— Они не в штате?

— Нет! — отчаянно прошептала мембрана. Он думал не больше двух секунд:

— Пусть раздеваются и занимают койки отсутствующих — ночная смена, понимаешь?

— Да! — ни на йоту не изменив интонации, ответил связист.

— Со мной свяжись через полчаса — что-нибудь придумаю… Грора больше не ищи.

— По…

— Потому что это приказ! — Отари говорил намеренно резко, чтобы в зародыше убить опасные сейчас колебания.

— Есть! — четко ответил Микки и отключился. Голос был уже другим — и следа не осталось от недавнего испуга. Может, ему удастся передать эту уверенность другим… Отари продолжал механически регулировать фокусировку, сосредоточившись на том, что предстояло сделать. Ни на секунду он не задумался о том, что уже сделал — а задуматься было о чем. Ведь он фактически возглавил нелегальную организацию…

А теперь — за дело! Предстояло за полчаса навести порядок в заданной частотной полосе. Это оказалось не так-то просто, даже при его ранге — генералы далеко не всегда стреляют лучше солдат. На счастье, у него была достаточная подготовка для того, чтобы образование помогало, а не мешало работе. Действуя, как заправский оператор, Отари сумел довольно быстро свести амплитуду отклонений к минимуму. Окинув пульсирующую картину хозяйским взглядом, подправил ее кое-где и перевел в авторежим — теперь энергообмен в его области реакции стал подобен разогнанному до хорошей скорости волчку. «Хорошо бы еще понять, что там происходит», — думал Отари, снимая пальцы с контактов. Появление на горизонте Дино Микки вызывало не только надежду спастись… Он рассеянно пощупал нагрудный карман — там хранились кристаллики программ. Кто знает… Оглядевшись, крикнул старшему диспетчеру, осовело глядевшему перед собой:

— Мастер? Я выйду ненадолго?

Оживившись, Инги вмиг очутился рядом:

— Что, нужна подмена?

Тон был угрожающе ласковым. Ило спокойно показал на экран:

— Зачем? Минут десять, я думаю, удержится…

Ингвельссон некоторое время пристально разглядывал картинку, потом так же въедливо изучил показания тенденциографа. Перевел взгляд на Отари — тот сидел с ангельским выражением. Выдержав томительную паузу, старший диспетчер ухмыльнулся (Отари перевел дух).

— Десять минут, говоришь? Да тут минимум на полчаса!

— Можно отлучиться на полчаса? — быстро переспросил Отари — Ингвельссон погрозил ему пальцем:

— Но-но, парень — тебе, я вижу, палец в рот не клади… Что, приспичило?

Отари только понурил голову и вздохнул.

— Ну, ладно, — смягчился дип, — иди уж… Минут пятнадцать тебе хватит?

— Конечно! — обрадовано ответил молодой управленец. Выскочив с поста, он помчался в указанную Инги сторону, мысленно поздравляя себя с тем, что так хорошо понял характер своего начальника. Старый служака — но при всем при том не без искры в душе. И он, Отари, был бы ничуть не удивлен, узнав о том, например, что тот собирает коллекцию каких-нибудь радужных бабокрылышек с Черных Миров… Машинально оглянувшись, он толкнув дверь и вошел в журчащую тишину. Опять. «Прям подпольная явка какая-то, — подумалось с мрачной иронией, — явочный гальюн…» Запершись в кабинке, посмотрел на часы — истекала последняя минута назначенного срока. Одновременно с моргнувшей цифрой раздался писк вызова — Дино, как и положено связисту, отличался пунктуальностью.

— Эванг… — тихо позвал он. Узнав голос, Отари обошелся без предисловий:

— Всех оповестил?

— Да… Грора видели в последний раз вчера вечером — его самолета нет на месте.

— Понятно. Стало быть, я его замещаю…

— Я так и передал.

— Ага… Сколько у нас людей на станции?

— Не знаю… Я ведь был напрямую связан только с Грором — он говорил, что связь надо беречь, и не сообщал обо мне никому…

Н-да… Может, это и правильно — Отари с досадой потер переносицу. Правильно-то оно правильно, только помочь теперь некому. Ну а раз так, остаются только самые радикальные средства. И он решительно проговорил:

— Мне нужен доступ к управляющему компьютеру.

Терпеливо выслушав изумленное гуканье мембраны, повторил:

— Мне нужен выход в Систему, ясно? Иначе всем нам крышка.

— Но как?! — изумление Микки оформилось, наконец, в слова. Его можно было понять — электронный мозг охраняют, как зеницу ока. На всей планете, кроме полусотни программистов, вряд ли сыщется пять человек, кроме эрмиеров, по своему положению имеющих право на командный канал. Среди них, правда, должен был быть и координатор… Отари насупился. Что ж, так или иначе, а он осуществит это свое право.

— Успокойся, — коротко приказал он кудахчущему Дино.

— Да, но…

— У тебя должен быть выход на канал связи между сетями станций.

— Есть, — помолчав, сказал Дино, — как же… Но он закрыт…

— А мы откроем! — с мрачным весельем пообещал Ило. Подумал и добавил про себя: «Если удастся добраться…»

— Вам не добраться, — озабоченно сказал Микки, — я видел — охрана кругом…

— Ладно, придумаю что-нибудь. Адрес?

— Четвертый уровень, пятнадцатый сектор, пост № 38, код 13538! — выпалил Микки, не переводя духа, — я здесь сегодня до вечера…

Запечатлев все это в памяти, Отари качнул головой:

— Отлично… Жди. Если не появлюсь до конца следующей вахты — извести остальных, пусть уходят, как могут, в техотсеки… Там можно попытаться переждать… Да, не забудь поднять их к концу этой смены — пусть походят, пообедают, и снова…

— Ясно! — ответил Дино, явно сияя от своей понятливости.

— Тогда все, — Отари отключил нитку и некоторое время в задумчивости смотрел на медленно гаснущую звездочку. Потом, использовав помещение по назначению, отправился обратно на пост — прошло уже чуть больше пятнадцати минут.

…До конца дежурства ничего больше не произошло — расправившись с очередной порцией помех, Отари с тоской считал минуты, убивая время извечной забавой операторов — игрой в рулетку со своей электронной системой. Внедренный в незапамятные времена программный вирус, видоизменяясь и совершенствуясь, проник во все уголки освоенной вселенной, позволяя обалдевшим от скуки людям предаваться невинному, как первородный грех, развлечению — гигабайты против кредитов. Наиграв пару ГБ, Отари перевел их в кредиты и вежливо попрощался с программой малопонятным старинным словом — «Чао!» Поскольку тур был завершен, возражений не последовало. Координатор только вздохнул — какой прок от игры, если даже выигранные деньги ему не достанутся… Подготовив все к сдаче дежурства, дождался сигнала и вместе со всеми потянулся к подъемникам главного ствола. «Что-нибудь придумаю», — ответил он Микки. Именно этим он и сейчас и занимался — придумывал. Архитектуру космических кораблей у них проходили на первом курсе, но лишь в самых общих чертах, и теперь, мучительно напрягая память, он вспоминал схему коммуникаций на транспортнике, послужившим основой станции. До поста Дино нужно добраться во что бы то ни стало — всецело сосредоточившись на этой задаче, Ило оставил остальные на потом, ибо что стоит лестница без нижних ступенек? Но пока, как ни прикидывай, пути нет — ко всем подъемникам приставлена охрана, ремонтные пути годятся лишь для роботов, наружу ему не выйти… Начал было приглядываться к вентиляционным шахтам, но мертвенный взор телекамер отпугнул — воздушное снабжение на космических кораблях контролировалось от и до. Он и не заметил, как оказался сначала в столовой, где механически сжевал обед, а затем в своем новом жилище. И здесь рассеянный взгляд вдруг зацепился за что-то, настолько идеально соответствующее его замыслу, что дух захватило…

— …Слушай, у тебя нет шовника — мой куда-то запропастился, — начал Отари, чуть ли не с нежностью глядя сверху вниз на стриженый затылок сидящего. Парень поднял голову — в его глазах было недоумение.

— Да… ну… То есть — есть… — путаясь от неожиданности, ответил он. Отари поощрительно улыбнулся в ответ:

— Спасибо! А то, понимаешь, не заметил, как облил какой-то пакостью — оно и расползлось… — он продемонстрировал предусмотрительно попорченный электроразрядником стимулятора шов, продолжая при этом улыбаться — радость от найденного решения так и перла наружу, и сдержать ее в первый момент было трудно. Парень согласно закивал — в свете ламп оранжевый цвет его рабочего комбинезона вспыхнул особенно ярко. Мусорщик! То есть, попросту говоря, техник утилизации и поддержания санитарного режима. Сеть мусоропроводов пронизывала весь корабль — значит, и всю теперешнюю станцию. И Отари умильно, как удав на будущую жертву, смотрел на польщенного неожиданным вниманием техника. Пария среди спецов, каким-то образом затесавшийся в их «сваленку», оказался сущим кладом — не прошло и пяти минут, как он выложил коварному координатору всю душу вкупе с режимом работы утилизаторной системы. Как и предполагал Отари, Крин (так звали мусорщика) попал сюда случайно — как, впрочем, и все остальные. В это помещение селили всех, кому не хватило место в общежитиях, и таких, как Отари, переселенцев. Крин работал надсмотрщиком мусоропотоков. Как ни странно, работа ему нравилась. А что — все механизировано, знай себе сиди да командуй… Искусно направляя разговор в нужное русло, Отари выяснил, где обычно расположены люки мусоросборников и в какое время проводится проверка и чистка — все это под видом легкомысленной болтовни о достоинствах и недостатках разных профессий. Парень бесхитростно принял эти уловки за чистую монету — Ило даже стало как-то неловко за свою изворотливость. С этой стороной своей профессии он так до конца еще и не примирился — а работа требовала, чтобы он именно использовал людей… Но, в душе негодуя на такое правило, Отари умом все же признавал его необходимость — и совесть не помешала ему самым бесстыжим образом выжать незадачливого техника, словно лимон. В конце концов, это для него не было ведь чем-то новым — вспомнив негодующие глаза Инар, Отари сморщился, как от чего-то невообразимо кислого — вот они, последствия выжимания лимонов… Отгоняя назойливое воспоминание, он поднялся и похлопал собеседника по плечу:

— Ну ладно, пойду… Спасибо за шовник, — он подкинул в руке матовый цилиндр. Крин наконец-то улыбнулся от души — и лицо его, утратив на миг всегдашнюю бесцветность, стало таким, каким, наверное, было в детстве…

 

Глава 15

Обитаемая зона кончилась четкой отметкой аварийной переборки. Из анфилады подсобных помещений тянуло сыростью и каким-то неопределенным нежилым запахом; хаотические переплетения трубопроводов и коммуникаций терялись во тьме. Руководствуясь скудными указаниями мусорщика, Отари отыскал здоровенную трубу с облупившейся оранжевой краской. Приложив ухо к теплому кожуху, уловил отдаленный глухой гул. Получасовая прочистка… Ловя каждый подозрительный шорох, он начал подниматься по трапу на контрольную площадку.

…Звук шагов заметалось среди стальных балок — Отари нырнул в их переплетение и затаился. Эхо доносило топот сразу отовсюду. Так же, как тогда, в пещере… Послышались голоса — звук, наконец, обрел постоянный источник и стал приближаться. Вот шаги загремели совсем близко: «Хват передавал, тут никого…» «Дурак твой Хват!» «Ну так сам смотри…» Сквозь скрещение балок Ило успел заметить чешуйчатый отблеск металла — два стража и два небольших крабовидных робота протопали чуть ли не под ним. «Какой-то патруль», — решил Отари. Неведомый Хват вряд ли был дураком — в этих отсеках людям делать нечего, даже тайную опиекурильню не устроить — вмиг налетят пожарные роботы. «Перестраховщики!» — презрительно подумал координатор и продолжил свое противозаконное занятие. На контрольной площадке обнаружилось запыленное кресло оператора, закрытый чехлом пульт и похожий на гроб шкаф в рост человека. Все, что нужно — плюс просачивающаяся из трубы вонь. Подойдя к шлюзу, он снял колпачок с кнопки и нажал. Послышалось ритмичное «чух-чух» насоса. Оставив его прогреваться на холостом ходу, Ило сдернул чехол с пульта и быстро настроил его на параллель с четвертым уровнем; затем, нервно размяв руки, приблизился к шкафу. Что ж, посмотрим — быстро справившись с несложным запором, распахнул створку…

…Цвет, конечно, дело вкуса. Жуткий оранжевый цветище! В шкафу стояло два специальных герметических костюма. Крин не соврал! Вытащив один из костюмов, Отари придирчиво осмотрел его, как вещь, ранее незнакомую. Система оказалось типовой, на основе оболочечного скафандра, только полегче и попроще. Единственное, что было добавлено, так это активный поплавок, меняющий плавучесть человека в костюме. Продолжая исследование, Отари почувствовал, что в окружающем что-то изменилось. Он непонимающе повертел головой, потом до него дошло — прекратился гул в трубе. Начало нового получаса. Стараясь не спешить, принялся натягивать непослушную оболочку — армированная резина оказалась куда более жесткой, чем привычный силикон. Замыкая себя в резиновый кокон, щелкнул последним замком; в наушниках коротко пискнуло — ощутив в себе человека, активизировались системы жизнеобеспечения и коммуникации. «Пошли…» — крышка люка, выпустив клуб серого пара, грузно отошла в сторону. Тускло высветилась тесная переходная камера — перешагнув высокий порог, Ило, не оглядываясь, повернул запор — глухой толчок возвестил о том, что путь назад отрезан. «Ну и вонища здесь, должно быть…» — брезгливо подумал он, оглядывая грязные потеки на стенах. С потолка свисали гнусного вида сосульки. Насос заработал — стало трудно дышать. Сглотнув несколько раз, он уставился вперед, ожидая. Наконец, диафрагма люка со скрежетом подалась, и под ноги брызнула вязкая струя цвета асфальта — полупереваренное содержимое механического кишечника. Ило пробрала дрожь омерзения, хотя он и знал, что большую часть здесь составляют смолы обменников. Придется окунуться в это с головой… В таком случае чем раньше, тем лучше — и, не дожидаясь заполнения, Отари полез в извергающую грязь клоаку.

…Часы показывали десять минут четвертого — в его распоряжении оставалось ровно двадцать минут. Пока отходы концентрируются в этой трубе, он должен забраться на высоту десятиэтажного дома и выйти — в противно случае его просто смоет. Цепляясь за скользкие скобы, он лез вверх, спеша изо всех сил; вязкая масса сопротивлялась, замедляя движения. Тьма кромешная — никакой свет не пробивал густую, как мазут, смесь. Перед глазами мерцали только указатели ресурса и часы — следя за миганием зеленых секунд, Отари с трудом удерживался от искушения наполнить свой «плавательный пузырь» и в мгновение ока подняться наверх… Рука натолкнулась на что-то угловатое. «Четыре…» — отсчитал он про себя. Нащупав следующую скобу, подтянулся и миновал запор диафрагмы. Нельзя было просто всплыть в этой тьме — вряд ли после этого найдешь нужный уровень… Спертая масса, разогретая разложением, давила со всех сторон, вызывая что-то, похожее на удушье. Жара становилась труднопереносимой, едкий пот жег глаза — Отари пытался проморгаться, но безуспешно. А вокруг уже творилось неладное — трубу словно раскачивали гигантским махом, заставляя судорожно цепляться за скобы; в глазах с феерической скоростью мелькали какие-то выцветшие пятна; почти полностью утеряв ориентацию в этой взбесившейся темени, он продвигался вперед чисто автоматически, дергаясь, как заводная кукла…

…Рука ударилась о замок люка — боль вернула чувство реальности. Он поймал себя на том, что все это время тихонько подскуливал, как заблудившийся щенок… Хрипло выдохнув, взглянул на часы. «15.26», — глаз некоторое время отдыхал на источающих зеленоватый свет цифрах. Потом пришло понимание — и мерзкая холодная тяжесть заполнила желудок. До прочистки оставалось четыре минуты… Как, где он потерял столько времени?! Он не мог вспомнить — в ближайшем прошлом словно разверзлась черная яма… Однако предаваться отчаянию было некогда — Отари начал ощупывать механизм замка. Предварительный сигнал должен был включить насос на четвертом уровне. Ему оставалось лишь открутить маховик ручного запора, и люк откроется в уже заполненную камеру. Если это четвертый уровень… Если… Ну что ему стоило разблокировать соседние уровни! Отари с усилием отбросил досаду и вплотную занялся замком. Время еще есть… Рука беспомощно шарила в недрах запора — сквозь толстую резину ничего определенного не прощупывалось. Где же этот треклятый маховик?! Наконец, схватив что-то, похожее на баранку, попытался повернуть… А секунды неумолимо капали, деловито помаргивая зеленым огоньком! Заскрипев зубами, он вновь напряг мышцы — маховик стоял, как приваренный. Отари забыл обо всем — сдвинуть, сдвинуть этот тупой, ржавый, сволочной механизм хоть на миллиметр! Нет… Закрыв глаза, попытался вспомнить систему запирания — примитивная механика, но вот поди ж ты! А открыв глаза, сразу натолкнулся на изумрудную цифру: «15.29».

…Глухое отчаяние сотрясло тело — неужели он так и закончит здесь, в этом дерьме?! Глупо, глупо! И в неистовом припадке ярости он набросился на замок, до скрипа в суставах пытаясь повернуть винт… Винт? На секунду он остановился… «15.49.25… 26… 27…»

* * *

…Свет хлестанул по отвыкшим глазам — поскользнувшись, Отари тяжело плесканул черной, как деготь, жижей, больно ударившись обо что-то локтем — но не обратил на это ни малейшего внимания. Он был неистово счастлив — сейчас, в данную секунду! И грязная каморка тамбура казалась храмом спасения… Глянцево поблескивающая жижа, смачно хлюпая, утекала в пол, обнажая стены — заслышав чмокающий звук диафрагмы, Отари оглянулся — иссякающая струя грязевого гейзера окатила его напоследок, и сквозь расползающиеся по шлему помои он увидел благостную картину — закрытый по всем правилам люк. Осталось нанести последний штрих — неуклюже переступив ногами, он плотно закрутил ручной замок — справа налево. Вот так-то! Вот из-за этой-то ерунды он чуть не загремел. И если бы в последний момент не догадался приналечь как следует в другую сторону… Но как он мог забыть, что для запоров применяют левый винт? Наверное, темнота повлияла. И жара… Найдя хоть какое-то оправдание, Отари облегченно вздохнул — уж очень глупо вел он себя там, в «дерьмопроводе». Тот, кстати, уже гудел вовсю — прочистка шла своим чередом. Через десять минут все, что там бурлило, окажется в котле-утилизаторе — и, подвергшись окончательному разложению и сортировке, вновь пойдет в оборот. Там ничего не уцелеет — слава богу, координатору удалось счастливо избежать участи быть залитым в бак или оказаться поданным на десерт.

…Отшумев, вода убулькала в сток, и Отари счел возможным снять шлем. Вдохнув, он тут же пожалел об этом — едкая вонь вышибала слезы. Откашливаясь и отхаркиваясь, поспешил выскочить наружу.

…Как будто и не уходил — то же и так же. Только на пульте чехол, да шкаф закрыт. И еще — неожиданная тишина. «Ну и хорошо. Значит, никто не заметил…» — рассудил Отари, и начал спускаться вниз. До конца дежурства Дино Микки оставалось полтора часа.

…Прошло минут пять, прежде чем удалось найти нужный сектор — не спрашивать же у первого встречного, как пройти к посту связи? На него внимания тоже не обращали — черная форма оператора примелькалась повсюду. Зайдя под номер пятнадцать, светящий с потолка, он обнаружил недлинный коридор, заканчивающийся тупиком. «Теперь тридцать восьмой», — напомнил он себе, идя вдоль ряда дверей. Вот и он. Оглядевшись, начал набирать код — пост связиста неприкосновенен, и войти туда самовольно может лишь капитан… Ну, здесь это начальник станции, то есть эрмиер. Доверив код постороннему, Дино Микки уже совершил должностной грех. «13… 53… 3», — Ило наморщил лоб… Ага — «8…» И, услышав щелчок, ввалился в помещение, прихлопнув за собой дверь.

— Привет… Вот и я!

В крохотной конурке, тихо зудевшей электронными голосами, было тепло и уютно — сидевший у пульта человек поперхнулся чашкой кофе и выпучил глаза:

— Дошли? Но как?

— Потом… — подойдя, он склонился к пульту. — Где здесь вызов того канала?

— Какого? А… — проворно переключив что-то у себя под носом, Дино вновь поднял голову:

— Видите?

Ило молча кивнул. На плоском экране, среди паутины эталонной развертки виднелось шифр-название канала и адреса связи.

— Как там наши? — коротко спросил он, деловито роясь в нагрудном кармане.

— Наши… Пока все в порядке — спят, как вы и приказывали.

Ило хотел было поправить — не приказывал он, но потом передумал. Не до хорошего тона… Сейчас эти люди зависят от него — от того, сумеет или не сумеет он воспользоваться предоставленным шансом. Вытащив из кармана горсть плоских разноцветных кристалликов, он начал перебирать их в ладони под любопытным взором связиста:

— Программы? — наконец, рискнул спросить тот.

— Угу… — рассеянно ответил Ило. Сейчас он не был настроен на долгие объяснения — он выбирал оружие.

— Где ввод?

Микки показал пальцем:

— Это служебный, только для связи…

— Все равно.

Микки примолк, смущенный таким тоном. Ило не поощрил его к разговору — выбрав маленький прозрачный кристаллик неправильной формы, он с сомнением оглядел его со всех сторон. Это была жемчужина его коллекции, созданная на основе полицейских программ-отмычек и одной из последних мутаций вируса «Протей». Попадая на любую периферию компьютера, она должна была рано или поздно доползти до его «нервных центров», напоминая этим вирус энцефалита. Превосходная программа, если бы не один-единственный недостаток — она еще ни разу не испытывалась им в деле. «Придется рискнуть», — решил Отари.

Кристаллик легко скользнул в гнездо, на ходу обрастая бахромой выходов — Ило выпрямился и машинально потер руки. Дело сделано. Микки следил за ним, приоткрыв рот. Проследив некоторое время за каналом, он, не утерпев, все же спросил:

— Что теперь?

— Теперь? — Отари покосился на экран. Там ничего не изменилось. Вздохнув, сел на кожух питателя, и, помолчав, ответил: — Теперь — работать.

…Следующие четверть часа он работал — хотя всякий, видя его со стороны, назвал бы это чем угодно, только не работой. В самом деле, когда человек сидит в расслабленной позе, полуприкрыв глаза, и лишь изредка словно нехотя переключает что-то на браслете — если это работа, то что же тогда безделье? Бедный Дино Микки извертелся на своем месте, не понимая причины такой беспечности — даром, что сам оператор. А дело-то простое — работала программа, а человек лишь контролировал ее. Но для этого требовалось постоянно следить за всеми перипетиями процесса — то есть думать вместе с машиной. И если бы Дино заглянул ему в глаза, то невидящий взгляд объяснил бы ему все без слов.

…Первый сигнал появился через десять секунд после ввода — крохотная светящаяся точка на служебном сегменте браслета. Отари тревожно покосился на контрольный экран — конфуз с Инар научил его осторожности. Изображение не изменилось. Облегченно вздохнув, он дал разрешающую команду — теперь это можно было делать непосредственно с браслета. Неслышные импульсы, перебегая с цепи на цепь, уже просочились сквозь защиту ввода, подчинив себе периферийные процессоры, ведающие связью. Если бы координатор захотел, он мог бы сейчас отрезать электронный мозг станции от внешнего мира. Правда, в этом случае поднимется такая тревога… И Отари продолжал терпеливо ждать, готовый к неожиданностям — в том-то и была изюминка этой программы, что при малейшей заминке она прекращала попытки взломать защиту, восстанавливая все, как было, и обращалась к своему владельцу. Это напоминало вкрадчивые движения вора, незаметно ощупывающего чужой карман. Или игру в бирюльки — только при неудачной попытке вся куча обрушивается прямо на тебя…

Не отрывая глаз от браслета, он незаметно для себя делал рукой странные движения, словно пытаясь достать что-то в глубокой норе… Процесс достигал опасной стадии. Сейчас человек уже ничем не мог помочь импульсам, блуждающим в запутанных электронных лабиринтах, насыщенных коварными ловушками и кровожадными призраками. В невидимой битве двух информационных чудовищ время считают наносекундами. При этом подвергнувшаяся нападению сторона продолжала считать, что имеет дело лишь с досадными помехами! Изображение на контрольном экране так и не изменилось — Ило с молчаливым торжеством смотрел на безмятежную картину, а на руке у него вишнево горел приглашающий сигнал. Безмолвная битва завершилась. Расслабив сжатое пружиной тело, он поймал взгляд Микки, и, не удержавшись, подмигнул.

— Все в порядке?!

— Да… Давай, вызывай всех по очереди, — и Отари царственным жестом простер руку к экрану. Дино все-таки еще сомневался:

— А это… — он показал на изображение, — того…

Отари ухмыльнулся — не говоря ни слова, протянул руку к пульту и слегка огладил золотистый контакт. На экране, прямо на неприкосновенной ни при каких обстоятельствах эталонной развертке появилась улыбающаяся рожица и подпись: «Дино Микки». Связист только охнул:

— Ну и ну! А нас не накроют?

— Нет. На других экранах не появится.

— Ну так чего же мы ждем? — осведомился Микки через некоторое время, видимо, переварив сей факт. Ило только развел руками — ну что тут скажешь…

Ввод и привязка новой информации заняли минут пять — в памяти машины прочно обосновалось еще дюжина штатных единиц. Сделав это, Отари словно сбросил тяжелый груз, который тащил с собой все это время. Ощущая эдакую невесомость, он некоторое время наслаждался непривычным ощущением.

— А вы теперь что — все можете сделать? — Дино явно не в силах был сдерживать любопытства и смотрел на Ило восхищенным взглядом — как же, вместо одного идола — Грора, появился новый, еще более блестящий! Отари почувствовал перемену, и она ему не понравилась. Видно, как Грор подбирал людей… Ответил нарочито сухо:

— Нет, конечно. Только то, что в рамках основной программы.

— Все равно здорово!

«Ему-то все равно…» — проворчал про себя Ило. Эйфория прошла, и ему вспомнилось… кое-что. Ведь он все-таки был координатором… И вряд ли можно считать работу сделанной — собственно, по своему профилю он не сделал ничего. Легчайший укол тоненькой иголочкой — но в самое больное место. До сих пор он шел вслед за событиями, лишь спасая по мере сил свою шкуру. Но теперь… Обшарив каморку взглядом, Отари быстро углядел то, что нужно — хлопнув по плечу весело щебетавшего Микки, прервал его излияния:

— Включи-ка вон ту штуку, — он указал пальцем на скромно поблескивающий в гуще проводов аппаратик.

— Какую? — Дино непонимающе уставился в указанном направлении.

— Запоминатель, — объяснил Отари. Дино только хмыкнул:

— Да он уже, наверное, пылью покрылся… Зачем он вам?

— Включай! — махнул рукой Ило и сам удивился своему повелительному тону. «Дурной пример заразителен…» Микки безропотно выполнил приказ, правда, провозившись дольше обычного и шепотом чертыхаясь под нос. Наконец, все было готово, и сиреневый глазок запоминателя неуверенно замерцал, пробужденный от долгого сна. Это был один из приборов, не снятых с космического корабля и оставленных про запас — на всякий случай. Он осуществлял функцию хранилища оперативной информации, дублируя память главного компьютера на памятном кристалле. При работающей глобальной сети он был просто архитектурным излишеством. Для Отари, однако, он оказался манной небесной — найдя на стеллаже чистый кристалл, он опустил его в гнездо запоминателя и мысленно пожал себе руку — теперь информация окажется у него в кармане в буквальном смысле. Кристаллик вместит большую часть данных по указанным темам. А с выбором первой темы проблем не возникнет. И на вводном индикаторе появились знакомые, уже чуть надоевшие буквы — «ПУВ».

* * *

Не спеша шагая по коридорам станции, Отари чувствовал себя ее хозяином. Постоянный канал связи с системой давал для этого все основания, а приятная тяжесть кристалла в кармане придавала этому чувству даже какую-то фундаментальность. Он, наконец, стал тем, кем должен был стать — даже больше, поскольку его связь с сетью обходилась без посредников. И, ощущая себя эдаким «серым кардиналом», смотрел в будущее с оптимизмом… Выйдя к площадке лифтов, он рассеянно протянул стражнику руку с браслетом и терпеливо подождал, пока на пульте идентификатора загорится зеленый глазок. Разрешение на свободный переход с уровня на уровень он предусмотрительно отстучал себе еще у Микки — возвращаться прежним путем почему-то не хотелось. Заодно разрешил он неким двенадцати штатным единицам выход с базы — всегда должна оставаться запасная лазейка… Поймав себя на том, что отнимает руку от идентификатора жестом монарха в изгнании, он попрекнул себя глупым снобизмом и заискивающе улыбнулся стражнику. «Проходи», — равнодушно обронил тот. Отари прошел — вокруг все было спокойно. Казарменное положение вряд ли намного осложняло жизнь обитателям станции — к привычному распорядку добавились лишь ограничения передвижений и ежедневные проверки. «Лишняя работа стражам», — злорадно подумал координатор. На своем уровне он прошел ту же процедуру и отправился в свою драгоценную «сваленку» — успокоенный, довольный, уверенный. Наконец-то он взял свою судьбу на этой планете в свои руки!

 

Глава 16

…Муха зудела и жужжала назойливо, если не сказать — нагло. У нее были вызывающе толстые волосатые ляжки и круглые красные глаза. «Откуда здесь мухи?» — возникло смутное удивление. А муха между тем не теряла времени. Непонятным образом уместившись на руке со всеми своими ляжками, она для пробы ущипнула запястье кривым клювом — Отари беспорядочно замахал рукой… И открыл глаза.

Зуденье повторилось, запястье уколол разряд вызова — не стряхнув еще остатки сна, Отари уставился на руку — а ну как там давешняя муха? Опомнившись, поднес браслет к губам и хрипло спросил:

— Да… Кто там?

Ответом было молчание. Отари повернулся на бок — в каюте залегла уютная тишина, нарушаемая лишь дыханием спящих. Вызов не умолкал. «Кто там, в конце концов?!» — мысленно рявкнул координатор и посмотрел на служебный сегмент… Там, как и положено, светило имя вызывавшего: «ЕН408Л». Он удивленно поморгал — это что еще за напасть? Вот именно — что, а не кто! Хлопнув себя по лбу, коснулся пальцем сегмента «Машинный код». Сразу же, мигнув, возникли слова: «Общая тревога».

…Отари обдало холодом. Секунду он глядел непонимающе, вскочил… Сел. Почему нет сирены? Вокруг царила тишина… Но теперь она не казалась уютной. Компьютер базы извещал его о тревоге — его одного… «Причина тревоги?» — (Отари говорил вслух, негромко, но четко. Компьютер отвечал текстом): «Неполадки системы биозащиты 11 и 12 уровней». Ну и что? Молодой управленец недоуменно хмыкнул — на Плоне чудовищ не водится…

— Последствия?

«Разрушение первой степени…» Он чуть не подпрыгнул — что?!

— Предпринятые действия?

«Сигнал тревоги по каналу 182155067…» Багровые буквы чуть подрагивали — казалось, машина из последних сил сдерживает рыдания. У нее остался один канал — из двух миллионов! Его канал — единственный неучтенный…

— Причина отключения каналов?

«Блокировка… блокировка… блокировка…» Надпись вспыхивала и гасла. Отари был в растерянности. Почему неполадки биоконтроля грозят разрушением? Невозможность что-либо предпринять причиняла почти физическое мучение — нужно, наконец, разобраться! Он зачастил с лихорадочной быстротой:

— В чем опасность неполадок биозащиты для станции?

«Разрушение первой степени…» Тьфу ты!

— Суть биологической опасности?

«Неясно…» Ах ты…

— Источник информации об опасности нарушения биозащиты?

«Инструкция по мерам безопасности при контактах с активной средой».

…Маленький ключик поворачивается в замке, и громадная дверь распахивается во всю ширь; понимание пришло разом, вне логики и рассуждений — сразу уверенность. Вспыхивающие в памяти картины под тяжкими ударами рассудка сбивались в одно целое. Внезапный провал памяти в концентраторе… А перед этим — уверенно идущие к цели «крабы». Ремонтные роботы, единственные, не подчиняющиеся сети напрямую! Биозащиту не отключить изнутри — все под контролем, еще почище, чем вентиляция. Но роботы могут сделать это снаружи. Для этого они и нужны… Но кому? Неостывшая масса ПУВ, вливающаяся сквозь отключенные фильтры внутрь станции… «Вы хотите на «дно»?!» — внезапно взорвался в мозгу скрипучий голос Бронтома. «…а потом находят кровавые ошметки», — горько-язвительный тон Грора… Теперь масштаб поменялся — «дном» становилась вся станция. И в первую очередь — этот уровень…

— …Подъем, подъем! Тревога! Вставайте, эй! — Отари прыгал на одной ноге, пытаясь попасть другой в штанину, и кричал на начинающих шевелиться людей. Обалдело хлопая глазами, они смотрели на нелепо дергающуюся фигуру.

— Вставайте — говорю же, тревога! — впихнув себя в комбинезон, Отари почувствовал уверенность и уже покрикивал на копошившихся. Пока что ни один из них ни о чем не спрашивал… Мусорщик уже одевался, остальные двигались менее уверенно, видимо, не до конца убежденные в реальности угрозы.

— В чем дело-то? — спросил один из операторов (тот самый, что говорил о диверсии прошлой ночью). Отари застыл, раскрыв рот — у него сразу будто прояснилось в голове. Конечно же! Как он сразу не подумал… Война уже объявлена — теперь она перекинулась на их жилище. Но Грор! Неужели он решил пожертвовать своим новым союзником? Похоже на то… А Отари еще и выпустил всех главарей подполья!

— …Сирена не работает, — объяснил он, придя в себя, — мне приказали с центрального пульта…

— Почему это тебе? — недоверчиво протянул кто-то.

— Просто попался мой номер, — не моргнув, соврал Ило. Все зашевелились — а он тем временем обшаривал помещение напряженным взглядом — что же он забыл… Ага! Подскочив к аптечке, выгреб из нее содержимое и быстро пересмотрел разноцветные ампулы. Вот — выбрав горсть розоватых баллончиков сильного успокаивающего, удовлетворенно кивнул — хоть и не «заглушка», но все же…

— Нужно принять это, — обратился он ко всем, — на всякий случай…

— На какой случай? — живо поинтересовался Антек Война — он уже почти экипировался, и теперь с любопытством наблюдал за действиями координатора. Отари не успел ответить — неожиданно возникший рокочущий бас наполнил «свальню»:

— Это что же, как на «дне», что ли?

Отари обратил лицо к говорившему — энергомеханик с меланхолическим видом ожидал около двери. Он был уже полностью готов. Отари только кивнул — тот ответил понимающим взглядом, и, повернувшись, зычно прикрикнул:

— Всем принять по максимальной дозе, понятно? Иначе может плохо кончиться.

«Как на «дне»… Ило вспомнил колеблющуюся бледную фигуру и ему стало зябко. На Плоне не водились чудовища — здесь было кое-что пострашнее, от чего и предохраняла биозащита. Сейчас ничем не контролируемая вода океана уже вовсю циркулирует в водопроводе и канализации — а может, уже не вода? Он прислушался — вроде пока все тихо. Но в этой тишине что-то было не так. Тишина на станции обычно состояла из множества едва слышных обертонов — насосы, вентиляция, водопровод и другие всегда работающие системы создавали чуть зудящий фон. Сейчас этот фон звучал на октаву выше…

— …Пошли! — выскочив наружу, Отари быстрым шагом, почти бегом, двинулся по радиальному коридору. Возле первой попавшейся на встречу двери он остановился на мгновение, потом, поддав ее ногой, крикнул в сонную темень: «Спасайтесь, тревога!» С другой стороны коридора то же сделал энергомеханик.

…Около санузла пол дрогнул под ногами — не успев ничего сообразить, Отари прыгнул вперед — дверь со смачным чмоканьем распахнулась, и он краем глаза успел заметить среди умывальников бьющегося в судорогах словно бы огромного червя… «Береги-ись!» Воздух упруго толкнул в спину — совсем не сильно, но Отари неожиданно для себя растянулся на полу. Попытавшись подняться, вновь поскользнулся — пол вдруг стал скользким, как лед. Панически оглянувшись, облегченно вздохнул — идущий следом энергомеханик прихлопнул дверь и закрутил герметический запор. «Обходите водопровод!» — крикнул он и осторожно шагнул. Отари уже понял причину падения — пол покрывала тонкая пленка воды. Поднявшись, попробовал идти. После пары неудачных попыток удалось двинуться вперед наподобие конькобежца — неуклюже отталкиваясь ногами и скользя. Вокруг стоял какой-то неопределенный зыбкий гул — источник гудения гулял вдоль коридора, то приближаясь, то удаляясь. Цепочка людей двигалась, напоминая инвалидов на негнущихся ногах. Еще шажок, и он едва не ткнулся носом в пол — водяная смазка исчезла. Позади слышались голоса разбуженных — гул и содрогание стен делали объяснения излишними. Отари устремился вперед — страх смыл все сомнения, как струя из брандспойта. Теперь он был уверен, что через час, максимум через два, станция превратится в филиал ада.

…Бледное лицо охранника, сунувшегося навстречу, выдавало растерянность.

— Чего стоишь? Давай тревогу! — гаркнул на него Отари.

— А… Почему? — страж забыл закрыть рот.

— Затопит сейчас все к чертовой бабушке! — просветил его координатор, нажимая на кнопку лифта. Дернувшегося было к нему часового отпихнул плечом Антек Война:

— Удираем? — весело оскалился он, кивнув на загоревшийся сигнал вызова.

— Сейчас… — сдержанно отозвался Ило и вновь повернулся к стражу:

— Где громкая связь?

— Но…

— Объявляй тревогу или дай микрофон, — безапелляционно заявил управленец, — иначе тебе сделают больно.

Лица окружающих подтверждали сказанное. Непонятный шум звучал угрожающе — и страж сдался, несмотря на бластер под мышкой. Открыв своим кодом аварийный пульт, он повозился и отступил, поднося браслет ко рту — но доклады начальству не волновали Отари. Взревела сирена, из ниш с лязгом начали выскакивать роботы-ремонтники — схватив в руки микрофон, молодой управленец подождал, пока сирена как следует не раскочегарит стоячее болото сна, а затем, успокоив дыхание, произнес:

— Всем… Объявлена тревога первой степени с эвакуацией жилых уровней с… десятого и ниже. Внимание! На одиннадцатом и двенадцатом перед выходом обязательно примите «заглушку»! — Отари перевел дух и посмотрел на своих спутников — энергомеханик согласно кивал головой; взгляд Крина выражал лишь безоговорочное восхищение; Антек Война быстро ощупывал глазами коридоры — встретившись взглядом, ободряюще подмигнул. Вдали что-то загремело, потом стихло — повернувшись, Ило продолжил:

— Старайтесь обходить водопровод и канализацию… Что еще… Да — смотрите все время вниз, в пол! Не поднимайте глаз — это может быть опасно!..

Голос гулко разносился по коридорам. Отзвук его пропадал в нарастающем гудении — словно сами стены начинали рычать от ненависти к обитавшим в них людям. Отари посмотрел на роботов. Они явно теряли время… Черт! Они же ничего не знают — информацию им дает сеть. Отари набрал на браслете код и вполголоса произнес несколько фраз. Роботы вдруг ожили — бодро лязгнув, они спешными шажками зацокали по одному из коридоров. Никто из стоявших поблизости так ничего и не понял… А Отари лишился своего единственного канала связи с компьютером. Теперь нужно уходить… Блестящие язычки воды, дрожа от нетерпения, показались на палубе. «Я сообщил наверх…» Подрагивающее от страха зеленоватое лицо охранника… «Уровень будет изолирован через десять минут». «Через пять будет уже поздно…» Отари с трудом оторвал взгляд от мерцания воды — она уже хлюпала под ногами, разбегаясь очень быстрой рябью. «Не смотрите». «Лифт подошел — пора?» «Сейчас, возьмем еще людей…» Пауза — палуба содрогается. «Роботам не справиться…» «Не каркай». Голова чуть кружилась — дрожащие блики одели все вокруг изменчивым блеском. В коридоре начали появляться люди — разбуженные сиреной, ничего не понимающие. Отари побрел к шахте, загребая воду ногами. Гудение перешло в рев — издали то и дело доносился грохот. Вскоре первый лифт отошел наверх, унося с собой и того, кто поднял эту бучу — прислонившись к стене и закрыв глаза, он умерял биение сердца. Рядом оказались Крин и Антек — они приходили в себя медленнее, и Отари, махнув рукой на осторожность, вызвал Дино Микки. Услышав знакомый сонный голос, он без обиняков приказал:

— Узнай, кто выгонял вчера наружных ремонтников… Слышишь? Откуда был приказ?!

— Понял, — сипло прошептал Дино и отключился.

— Связь? — Антек глядел с любопытством.

— Знакомый оператор, — неохотно объяснил Ило, всем видом показывая нежелание продолжать разговор. При дальнейших объяснениях неизбежно пришлось бы врать… Почти тотчас снова кольнул вызов — покосившись на соседей, Отари все же буркнул:

— Я слушаю.

Голос вызывавшего был незнаком:

— Эванг Ллбван?

— Да… — насторожился Отари. Лифт слегка тряхнуло — створки расползлись, и перед взорами предстала цепь стражей в полной экипировке.

— Пройдите в шестнадцатый сектор, — между тем вещал радиоголос.

— Зачем? — удивился Ило, — и вообще — кто вы?

— Мы? — в свою очередь удивился неизвестный, — программисты. Страж проводит вас.

Вызов погас. Теперь уже две пары глаз смотрели на координатора. Тот неловко пожал плечами:

— Ладно… Встретимся позже.

— Мы будем во втором жилом секторе, — согласно кивнул Антек.

— Откуда вы знаете? — без всякой задней мысли поинтересовался Ило. Война взглянул на него с еще большим любопытством:

— План эвакуации заставляли зубрить каждого…

— А… — только и смог сказать управленец. Его спас Крин со своим горячим желанием помочь:

— Приходите обязательно — я могу подождать здесь, я отведу…

— Спасибо — не стоит. Я могу задержаться… — совершенно не представляя, о чем говорит, ответил Ило. — Но я, конечно, буду — как только освобожусь.

«Эванг Ллбван!» — разнеслось над толпой. Махнув рукой, Отари отправился в направлении голоса. По крайней мере, на арест это не было похоже.

* * *

Программисты всегда составляли отдельную касту в сословии управленцев, и не входили ни в какие политические блоки. Особое положение обеспечивало им независимость — специфика работы с важнейшей информацией внушала почтение даже закоренелым боулистам, ни во что не ставящим хоть бы и самого Координатора Конференции. Программисты же рьяно, даже с некоторым фанатизмом, охраняли эту свою независимость, обеспечивающую им и их детям спокойное и безбедное существование. И это давало надежду… Отари прокручивал все это в голове, следуя за проводником — здоровенным стражем в повседневном комбинезоне. Тонкая полимерная ткань, казалось, вот-вот лопнет на могучем торсе. Ко всему прочему, разговорить его оказалось делом невозможным — бросив несколько «да» и «нет», он замолчал вовсе и не произнес ни звука до конца пути. Остановившись возле ничем не примечательной двери, он коротко приказал: «Ждать здесь» и застыл, подобно статуе атланта. Так и хотелось нагрузить его чем-нибудь сверху… Дверь щелкнула и открылась (Отари еще раз поразился царящей здесь тишине — слух еще не отошел от рева). На пороге предстала фигура человека — свет из-за спины мешал рассмотреть лицо.

— Спасибо, Реннат, можешь идти.

Повинуясь спокойному голосу, страж вскинул руку в приветствии и тяжелым шагом отправился куда-то по своим делам.

— Проходите, — вежливо пригласил встретивший. Отари вошел не без волнения — происходящее понятней не становилось. К тому же, несмотря на ранг, он еще ни разу не был в действующем Центре Управления, от которого зависела деятельность, а то и сама жизнь тысяч людей…

— Я — Пауль Эркин, — представился человек, протянув руку. Отари чуть не назвал свое настоящее имя, поправившись в последний момент:

— Э-э… Эванг Ллбван…

Эркин чуть улыбнулся — теперь Отари мог как следует рассмотреть его. Лет сорока, с, в общем, обыкновенным лицом, которое вряд ли запомнилось бы в толпе. Зеленоватые глаза и глубокие залысины на лбу предполагали принадлежность к одной из каст «первой поры». Отари отметил про себя, что представляясь, Эркин опустил свое генетическое имя. И еще заметил Отари, что, несмотря на улыбку, его гостеприимный хозяин совсем не весел.

— Приступим сразу к делу, — подведя гостя к уютно расположившимся в уголке креслам, начал Эркин. Сидевшие за пультами и свободно гулявшие кое-где люди в темно-зеленой форме, казалось, не замечают вопиющего нарушения правил, но Отари успел приметить два-три блеснувших любопытством взгляда.

— К какому делу? — непринужденно осведомился он, подавляя нервную дрожь. Чтобы еще вернее справиться с ней, он вольготно развалился в кресле. Программист еще раз чуть заметно усмехнулся:

— Я мог бы сейчас долго и нудно излагать вам причины, побудившие нас принять в Центре совершенно незнакомого человека. Но я скажу прямо — мы рассчитываем на ваше сотрудничество в деле разблокировки Системы.

Вот в чем дело! Отари не знал, то ли ему облегченно вздохнуть, то ли попытаться тотчас удрать из этого мирка тишины и спокойствия.

— …Мы выявили вас окончательно после запроса некоего Дино Микки, последовавшего пять минут назад.

Ило дернулся — ч-черт! Он забыл предупредить Дино, что компьютер заблокирован… Эркин сделал успокаивающий жест:

— Не стоит злиться на вашего товарища — мы заключили джентльменское соглашение. Никто из вас не пострадает — вернее, никто о вас и не узнает, кроме работников Центра. В нас-то вы не сомневаетесь?

Отари расслабился — честность программистов общеизвестна. Собственно, без скрупулезной честности невозможно само их существование — в результате это стало как бы их религией, а по Федерации гуляли клятвы типа: «Слово программиста!»

— Я готов, — просто ответил он, — в чем моя задача?

Эркин кивнул одобрительно:

— Мы не сомневались в этом. Человек, имеющий достаточно интеллекта для использования такой программы, должен быть логичен во всем.

— Как связана моя программа с блокировкой? — сразу встревожился Ило. Честно говоря, это не давало ему покоя с самого начала. Программист некоторое время смотрел на молодого управленца, потом медленно произнес:

— Ваша программа спасла станцию.

Отари захлопнул рот с готовым вырваться вопросом. Какое там — с целым роем вопросов!

— Мы не знаем, кто вы, не знаем, каким образом вам удалось взять под контроль центральный процессор… Вашу программу мы обнаружили, когда внезапно заработал один из каналов…

— Ремонтные роботы? Кстати, как они там?

— Держатся… Но их слишком мало. Закрыть все бреши в гидросистеме не удается.

Да… Этого можно было ожидать. Отари понуро опустил плечи. Программист сделал нетерпеливый жест:

— Но все это мелочи — главное, оживить мозг станции. Тогда удастся восстановить управление энергощитом и синхронизировать защиту водозаборников.

Отари молча полез в нагрудный карман, и, вытащив прозрачную каплю кристалла, протянул его Эркину. Тот махнул рукой и, не оглядываясь, передал его назад тотчас подбежавшему подчиненному.

— Надеюсь, вы понимаете, что это не исключает вашего личного участия?

— Конечно. Но разве нельзя просто отозвать программу?

Эркин скривился в усмешке:

— Вы, я вижу, еще не поняли сути происходящего. Если отозвать вашу программу, машина свихнется в ту же наносекунду, и уже ничто ее не восстановит. А с ней и нашу станцию…

— А компьютеры других станций?

— Лишь отсрочка. Связь ведь тоже заблокирована… Нельзя оживить труп электроразрядами — можно лишь заставить его дергаться. Вы поможете разобраться с управлением через вашу систему. В дальнейшем мы попытаемся перевести под ее контроль все — тогда удастся ликвидировать «диверсанта».

— Сколько времени это может занять? — поднимаясь, спросил Ило.

— От пяти до десяти часов…

Отари посмотрел на программиста расширенными глазами. Помолчал. Сказал внезапно севшим голосом:

— Мы не успеем…

* * *

…Резкий сигнал вызова прервал напряженную тишину. Вскочив, Эркин спешно подошел к расположенному неподалеку терминалу:

— Пауль Эркин, дежурный…

В пузыре экрана появилось слегка одутловатое лицо человека лет пятидесяти, с покрасневшими, как от систематического недосыпания, глазами:

— Эркин, когда вы придете в себя?

— Не меньше пяти часов, эрмиер…

«Начальник базы» — понял Отари. Поднявшись, он безбоязненно приблизился к терминалу — программист, занятый разговором, не заметил его:

— …Нет, быстрей не сделать… Спешка приведет к непоправимому ущербу для мыслительных функций.

— Но, черт возьми, без энергозащиты вся станция понесет непоправимый ущерб! Эркин, я всегда верил вам — неужели действительно ничего нельзя сделать?

— Можно, — негромко, но отчетливо произнес Отари. Программист вздрогнул и оглянулся — эрмиер грозно взглянул на неизвестно откуда взявшегося нахала:

— Это кто? Пауль, все эти ваши демократические замашки…

— Это не мой подчиненный, — кратко ответил Эркин, отодвигаясь от экрана.

— А кто же тогда?!

— Позвольте представиться, — перебил его Отари, — Отари Ило, координатор экспедиции!

…Отдавал ли он себе отчет в том, что делал? Хотя ему было не до того, чтобы копаться в своих побуждениях — яростная энергия била в нем и искала выхода. Полное неприятие развалившейся ситуации — уж этого-то он вытерпеть точно не мог! Пусть ему дали звание координатора во имя каких-то темных политических махинаций — наплевать! Теперь это его звание — и точка!

— …Эрмиер, что бы не говорили обо мне — я здесь, и я хочу спасти станцию и людей.

— Вы — преступник!

— Это еще неизвестно. По закону я сейчас, скорее, жертва… Но оставим это — вы выслушаете меня?! — голос его загремел. Головы операторов поднялись, как по команде — такого тона здесь не слышали. Эрмиер замолчал, пуча глаза. Отари продолжал уже спокойнее:

— Компьютер не спасет базу — поздно. Выйти наружу равносильно самоубийству — правильно? — озабоченно склонился он к экрану. Одутловатое лицо кивнуло.

— Отлично. Теперь ответьте мне — кто вчера приказал начать наружные работы?

— Хр-р… Пф… Профилактика проводится по плану… А ваше какое дело?!

«С точностью до наоборот! Значит, Грор… Скорее всего, он знал время заранее. Но роботов надо еще запрограммировать… Да, он же говорил, что у него есть люди среди операторов». Отари подозрительно огляделся — кто-то из них? Это было бы вопиюще!

— Профилактика превратилась в диверсию…

— Вашу диверсию! — взвизгнул толстяк.

— Не говорите глупостей, — хладнокровно ответил Ило, — я не самоубийца. Поэтому я предлагаю не дожидаться починки компьютера, а для начала прекратить подачу энергии в зону реакции.

— Подача энергии прекращена десять минут назад, — Эркин выступил из-за спины Отари и провел рукой по схеме станции, светящейся разноцветными огнями, — однако активность среды не падает — общий показатель превышает все прежние нормы…

— Дураки! — прохрипел эрмиер. — При такой массе ПУВ будет остывать еще неделю…

Программист оглянулся на задумавшегося координатора:

— Получается, все бесполезно?

Отари поднял голову:

— Вы забыли об одном…

— О чем мы еще, по-вашему, забыли? — начальник уже не скрывал раздражения.

— А как расшифровывается — ПУВ? — вопросом на вопрос ответил Отари. Эрмиер аж задохнулся от возмущения — этот наглый выскочка нарочно испытывает его терпение! Ило оглянулся на программиста — тот, напротив, был задумчив. В отличие от узких специалистов, он привык обобщать — это роднило его с координатором. Да и кастового возмущения он не испытывал.

— Насколько я понял, вы собираетесь использовать психопластичность активной массы? — наконец, спросил он (за это время эрмиер успел выдохнуться).

— Да, — подтвердил Ило, не отрывая взгляда от лица человека, облеченного властью и в душе удивляясь, что тот не приказал его арестовать.

— Но в полной мере это не удавалось раньше… — это звучало вопросом.

— Стоит попробовать… — отрешенно уронил Ило.

— Пожалуй, — согласился Эркин. Как ни странно, манера его разговора не изменилась оттого, что он узнал, кто перед ним. «Поклонники чистого разума…» — чуть снисходительно думал координатор. Если бы ему приходилось иметь дело только с разумом! Сколько есть людей, у которых даже незаурядный ум полностью подчинен предубеждениям — вон, как у гран-эрмиера… Уж лучше программисты с их бесстрастной логикой. Однако сейчас эта неумолимая логика посылала его в самое страшное место, какое только возможно в воображении…

— …Я поставлю в известность Бронтома, — донеслось с терминала. Отари обернулся — хоть какое-то полезное сообщение среди пыхтения и суеты. Эрмиер так и не догадался арестовать его — вернее всего, эта мысль просто не пришла ему в голову. Все-таки ученый, а не простой администратор… Но его скоро наведут на эту идею — собственно, Бронтом и наведет. Ох и влетит же толстяку за нерасторопность! Хотя — через час на это будет наплевать…

Экран погас. Отари продолжал стоять посреди просторной «прихожей» Центра, словно не в силах расстаться с этим островком кажущегося спокойствия. Вопреки точному знанию, помещение казалось уютным и безопасным… Пересиливая себя, он сделал шаг к двери, остановился. Глядя в пространство, задумчиво произнес:

— Если в ближайший час ничего не изменится, останется еще одна возможность…

— Да, — кивнул программист, — наркотики. Максимальной дозы «заглушки» хватит на три часа, потом можно перейти на обычное снотворное — это сутки. Воздуха в гермокостюме хватит на 25 часов…

«А потом они проснутся… Но не все. Даже не большинство. И убьют их, как ни странно, собственные сны… Ну, координатор, как будешь действовать?» Вопрос, скорее, для проформы — все уже решено. И пусть у него нет достаточных знаний о ПУВ, и неясны пока способы его обуздания, да и плана-то особого нет — зато у него есть нечто, делавшее его незаменимым — жизнь. Ибо всех тех, кто кроме него вступал в прямой контакт с неведомым, находили потом распределенными по площади в несколько десятков квадратных метров…

…Очнувшись, он заметил, что Пауль Эркин внимательно наблюдает за ним. Шумно выдохнув, Ило кратко сообщил о своем решении, умолчав, правда, об обстоятельствах второй встречи с ПУВ. Эркин выслушал, не возразив ни словом. Затем пожал плечами:

— По рангу мне не положено возражать вам…

— Вы можете преложить что-то другое?

— Нет… — помолчав. — Нет, ничего другого я предложить не могу. Ловушка подстроена дьявольски ловко…

Решительно повернувшись к выходу, Отари приказал:

— Выведите канал связи на меня.

— С полным контролем?

— Конечно! Об остальном договоримся по ходу дела…

Эркин на секунду замялся — полным контролем над инфорсетью пользовались только руководители высших рангов. Но быстро преодолел себя:

— Будет сделано.

И добавил — тише, словно боясь быть услышанным:

— Удачи… координатор.

 

Глава 17

План операции сложился сразу, зримо и выпукло. На отработку таких заданий в Академии давали пять минут — Отари справился за две. И радостно улыбнулся, позабыв на время о нависшей неизбежности — чуть опьяняющее чувство власти над происходящим ласкало его изголодавшуюся душу.

С помощью информашки он быстро подобрал в Сети необходимые сведения и код нужных ниток. Первым был вызван Пауль Эркин — разговор продолжался не более десяти секунд. После этого на экранчике браслета замерцала сиреневая искра пеленг-связи. Как пуповина, эта тоненькая нить протянулась теперь между ним и Центром. Для чего? Но не стоит лезть с вопросом под горячую руку… Координатор направился во второй сектор — по пути он вызвал еще и Дино Микки. Вытерпев целую минуту бурных извинений и объяснений, Ило приказал ему оставаться на дежурстве до особого распоряжения, внятно растолковав, зачем это нужно. Но Дино и без этого остался бы на посту — он все же чувствовал себя виноватым, хотя и не мог рационально объяснить себе этого чувства… И это тоже входило в план. Ило спешил — нужно было действовать быстро, так, чтобы его не успели остановить. Угроза ареста висела над ним по-прежнему.

— …Ну, как? Тебя отпустили? — этим вопросом встретил его Антек Война, первым увидевший на пороге захламленного складского отсека фигуру координатора. Но тот уже не мог отвлечься на простую болтовню, больше всего напоминая сейчас летящую к цели боеголовку. И, не вдаваясь в объяснения, коротко ответил:

— Я иду вниз.

На него оглянулись — все, кто еще не смотрел. И он повторил:

— Я иду на дно… Мне нужны добровольцы.

Может быть, целую минуту никто не произнес ни слова. Отари молча обводил глазами лица — напряженные, непонимающие, испуганные. Но никто не усомнился, никто не принял это за шутку, даже неудачную.

— Зачем? — наконец, спросил вышедший из дальнего угла энергомеханик.

— Станция обречена. Я хочу попробовать спасти ее, — просто ответил Ило.

— Как?

— Сейчас не до объяснений.

— Но объяснить все же придется… — начал было энергомех, но Отари устало произнес, не дожидаясь конца фразы:

— Я координатор экспедиции Отари Ило. Надеюсь, больше ничего объяснять не нужно?

…Как ни странно, ему поверили сразу — так же, как и раньше, во время тревоги. Неизвестно, кто что подумал — может, некоторые решили, что он сам и затеял эту громоздкую диверсию. Отари было уже все равно. Он не притворялся перед собой, действительно напоминая сейчас боеголовку, жестоко ободранную пламенем до самой сердцевины. А в сердцевине живут самые простые чувства… У него это оказался — долг. Долг освоителя, сплавленный в одно целое с долгом управленца, отвечающего, помимо прочего, еще и за безопасность подотчетных ему штатных единиц… людей.

— Я подожду у секторного входа ровно одну минуту. Думайте. Но предупреждаю — назад можем и не вернуться.

Вежливо склонив голову на прощание, он вышел — лицо его было спокойно, даже чуть расслабленно. Стоя у входа, он озабоченно проверял себя — ничего не забыл? Машинально проведя рукой по карманам, нащупал памятный кристалл и слабо улыбнулся — сам не зная, чему. Смешного мало, если записанная информация ему не пригодится. Минута прошла — сверившись с часами, он повернулся к выходу. Честно говоря, он и не рассчитывал на успех. Столь откровенная перспектива превратиться в пушечное мясо вряд ли кого привлечет. А гибель станции — в это как-то мало верилось… Ну а в случае аварии ведь всегда можно покинуть ее — просто выйти наружу. И сколько средств спасения — самолеты, суда, капсулы, скафандры, в конце концов! Вот только Пауль Эркин почему-то даже не упомянул о них. А молчание системщика, сделавшего целью жизни всегда верную и вовремя поданную информацию, многого стоило…

Шаги за спиной заставили оглянуться. А раздавшийся клич — и вовсе повернуться спиной к выходу.

— Эй! Координатор, как тебя, ч-черт!

— Антек? — удивился Отари.

— И не только, — Война вытащил из-за спины смущенного Крина, — вот он, главный пропагандист!

Потупившись, мусорщик не знал, куда деть глаза.

— Спасибо, — улыбнулся ему Отари. Потом перестал улыбаться:

— Вот что, ребята — я ведь не шутя говорил. Не на прогулку идем.

— Знаю, знаю! — отмахнулся Антек, — но если рассудить, то лучше уж героями помереть, а? — и гулко хлопнул Крина по спине.

— Я могу помочь… — чуть слышно пробормотал тот.

— Конечно, — кивнул Ило, — ты нас и поведешь. Для начала на двадцать пятый уровень. Сможешь?

— Да… Там как раз выход грязевого коллектора.

— Что?! В помойку лезть?! — громогласно вопросил Антек. — Ну, если б знал, точно бы не пошел!

Лицо его покраснело, временами прорывавшееся беспричинное веселье выдавало ищущую выхода энергию. «Наверняка он был бы отличным солдатом», — подумал Ило. Сосредоточенный и преданный Крин идеально дополнял группу — лучших спутников трудно было пожелать. Если бы он отправлялся навстречу известным опасностям…

— Пошли, — скомандовал он и уверенно направился к выходу. Но, как оказалось, рано — Крин дернул его за рукав:

— Посмотрите…

Оглянувшись, Отари увидел приближающегося человека, облаченного в отливающий металлом костюм. Через миг узнал его — энергомеханик.

— Дождались… Вот ладно, — запыхавшись, чуть смущенно приговаривал тот, подходя ближе.

— Энерг, дружище, и ты с нами? — Антек шагнул ему навстречу.

— Не бросать же дело на такого обормота, — проворчал механик и обратился к Ило, — ну что ж, веди…

Ило внимательно смотрел на него — нет, такой человек не поддастся минутному порыву. И, значит, вновь испеченный координатор может поздравить себя с первой настоящей победой.

…Подготовка рейда заняла немного времени — Отари имел причины спешить. С минуты на минуту ожидал он появления стражей с приказом об аресте. Он не знал, что приказ уже отдан — но, вопреки строжайшим указаниям Бронтома, эрмиер станции не спешил с его выполнением. Возможно, причиной этому послужил минутный разговор с Паулем Эркиным… Так или иначе, координатору предоставлялось самому пройти путь до смерти — или спасения.

…В медотсеке их встретил толстощекий и румяный врач — ходячая реклама здоровья. Ничего не спрашивая (вероятно, уже предупрежденный), он окинул четверку взглядом, и, кивнув, произнес: «Подождите». Через минуту он вышел из своего кабинета (Отари явственно слышал лязг закрываемого сейфа).

— Будьте осторожны, действует почти мгновенно, — предупредил врач, раздавая мутно-розовые ампулы. Все молча разобрали впрыскиватели — раз дают, значит, надо… А для чего надо, про то знает командир. Вот именно сейчас Ило почувствовал себя действительно командиром — проявленное доверие окончательно расставило все по местам. Без дураков. Он почти физически ощутил надавливающий на плечи пресс безоглядного доверия — это сразу повысило душевный тонус. Чтобы проявить силу, нужно взяться за что-то весомое — иначе чем ты отличаешься от любого слабака? Накачанными мышцами? Но без работы эти мышцы — просто гора никчемного мяса, бесполезный атрибут мужественности. Отари нужна была ответственность — накачанные мышцы воли и знаний требовали работы, и сейчас он с безотчетной радостью чувствовал, как они напряглись. Выйдя из медотсека, он вполголоса послал запрос по коммуникатору — через пару секунд на экране побежали строчки мелкого шрифта: «Литан (порядковый аналог — меоин). Специализированный психотропный препарат избирательного действия. Подавляет проявления бессознательной психической деятельности высших уровней, ослабляет мотивацию, эмоциональную сферу, либидо… Внимание! Срок действия одной ампулы — 45 минут. После принятия препарата на все время его действия сон невозможен! Во избежание истощения рекомендуется предварительно отдохнуть…» Отари вспомнил свое всеобъемлющее равнодушие во время аварии и такую же всеобъемлющую усталость после. Похоже, эта штука отнимает самое желание жить — и этим, как ни странно, дает шанс… Чтобы добраться до полигона, придется сначала превратиться в тупых роботов-исполнителей. Лиловатый огонек пеленг-связи ровно горел на браслете — Отари с надеждой покосился на него. Потом спохватился:

— Наберите на своих браслетах код вызова Центра…Так, а теперь скиньте… Огонек у всех горит?

— Угу… — ответил Антек, уткнувшись в свой браслет, — зачем это?

— Пеленг-связь, — объяснил Отари, — чтобы не потеряться…

Что-то удержало его от продолжения объяснения — какая-то инстинктивная брезгливость. Сообщить о том, что они, четверо здоровых мужчин, вскоре превратятся в безмозглых кукол, было выше сил. И они пошли дальше молча.

Медотсек, потом склад — оттуда вышли четыре безликие фигуры в ярко-оранжевых балахонах. Одеяние мусорщика лучше защищает от агрессивных сред, к тому же в нем есть активный поплавок. Отари с томительным чувством вспомнил тесную трубу концентратора. Там ему был дан первый сигнал — если бы он догадался… Тогда, возможно, ему не пришлось бы сейчас возвращаться.

…Запутанными переходами они начинали свой поход — лифты не работали, захлестнутые наводнением, и никто не рисковал показываться в шахтах. Они шли пустынными коридорами девятого уровня, не встречая никого на пути — Центр управления позаботился об устранении всех помех, уповая на то, что вновь обретенный координатор знает, что делает. Центр бдил — в лице дежурного Пауля Эркина и связиста Дино Микки. Сейчас, в данную секунду Эркин не сводил тяжелого взгляда со схемы станции — огоньки сигналов вначале вспыхивали красным, потом медленно затухали… Тьма наползала снизу, как гангрена. Омертвение захватило большую часть жилой зоны и неспешно распространялось дальше. А здесь, наверху, все вроде как обычно — свежий воздух (вентиляция); вкусный запах из окна доставки (биосинтезаторы); весело горят огоньки указателей (электронные системы сигнализации и защиты)… Вот только странно, что у туалетов и душевых стоят вооруженные стражи. Они нелепо выглядят на фоне наглухо заваренных дверей…

«Внимание, следующий уровень затоплен… Не забудьте про «заглушку», не забудьте…»

— Стоп! — скомандовал Отари и остановился сам. Идущий впереди Крин повернулся:

— Что, уже?

— А ты чувствуешь, как припекает пятки? — отозвался Антек. Он шел сразу за координатором и теперь вольготно расположился на какой-то балке, как на шезлонге. Отари приложил руку к переборке — металл тонко вибрировал. Неуловимыми толчками набегала легкая тошнота; явственно услышалось вдруг висевшее в пространстве монотонное гудение. В воздухе витал какой-то трудноопределимый безжизненный запах — пресный и одновременно едкий, как у кислоты. Осознав все это, Отари принял решение:

— Пора начинать… Ампулы! — и первым прижал холодящую присоску к сонной артерии.

— Опустить забрала, переключить браслеты на внутреннюю трансляцию и поставить на постоянный прием! Крин, тебе вести… — чувствуя, как с каждой секундой тускнеет голос, успел скомандовать Ило и опустил прозрачный щиток забрала. Знакомый писк в ушах, секундное удушье — включилась система жизнеобеспечения. Мир вокруг обесцветился и вымер… Это не было наркотической дурнотой — Отари мог анализировать свои ощущения. Способность трезво мыслить не исчезла — но он отметил это уже без всякого удовлетворения. Потому что ничего уже не хотел… Грандиозный фундамент сознания стал призраком — мысли потеряли свою вещественность, превратившись в бесплотные тени мыслей. Без желаний, без чувств… Без цели.

«Отари Ило, координатор», — прозвучало в шлеме.

— Я… — машинально ответил Ило, продолжая стоять. Перед ним неподвижно замер Крин, позади, он знал, стоят еще двое — но и бровью не повел. «Отари Ило, спускайтесь вниз… Идите вслед за проводником». Крин дернулся и деревянной походкой двинулся вперед, видимо, получив соответствующий приказ. Операция вступила в решающую фазу — Центр взял управление живыми марионетками на себя. Отари помнил это — он сам и предложил этот план, но сейчас ему было в высочайшей степени наплевать и на план, и на станцию, и на себя самого. Потеряв подталкивающие мотивы, мышление превратилось в уродливо-плоскую паранойю, и только внешние силы приказов могли заставить его как-то действовать.

…Живой робот помнит все — Крин уверенно вел группу к одному ему ведомой цели. Бушевавшая стихия уже вовсю сотрясала переборки, палуба под ногами ходила ходуном — однако люди не обращали на это никакого внимания. Страх был подавлен вместе с другими чувствами. Движение, неотличимое от покоя; трезвость, неотличимая от обморока — и лишь монотонный голос где-то в глубине черепа: «Вперед… Налево… Прямо…» Этот голос вел вглубь, в скопившуюся тень. Вел уже долго… Но сколько? Время утратило свою протяженность, превратившись в плоскую картинку — «сейчас». Отари не выпускал из виду блеклое оранжевое пятно — спину идущего впереди мусорщика. Но вот оранжевый цвет заполнил всю площадь зрения — он остановился, услышав голос Крина:

— Это… — томительная пауза; Отари лениво перебирал слова, которые могли последовать за «этим». Наконец, пауза разрядилась вздохом:

— Концентратор… Туда…

«Да, это концентратор», — констатировал Отари с глубокомыслием идиота. На этом его мыслительная деятельность прекратилась, ожидая очередного толчка. Тот не замедлил последовать: «Вам нужно спускаться вниз, спускаться вниз…» — знакомый голос размеренно повторил фразу несколько раз и умолк. «Мне нужно спускаться вниз», — тупо повторил про себя Отари. Громадная оранжевая труба будила какие-то смутные ощущения. Наконец, он вспомнил. Загребая ногами, подошел к трапу, ведущему на площадку аварийного пульта и полез наверх. Воспоминание словно проторило колею в сознании — гораздо легче было повторять то, что делал когда-то. Лесенка задрожала — остальные лезли следом, но он не оглянулся — его «интересовало» (если это можно было так назвать) лишь то, что он делал сам.

Крин встал возле пульта, медленно двигая руками — застучал насос, весело осветились сигнальные огоньки. «Почему тем же путем?» — захлороформленное удивление на миг пробилось в сознании. Услужливо отвечая на столь необычное проявление чувств, ум заработал вдруг быстро и активно, получив, наконец, какое-то подобие цели. Вскоре причина была найдена, и результат выскочил на каком-то внутреннем мозговом экране: «Прочистка… Произведена. Безопасно…» Безопасно ли? В накопитель на этот раз закачали воду из системы охлаждения реактора — единственную, не имевшую отношения к океану. Если концентрация ПУВ в ней еще не достигла критической… Но об этом ничего никому не известно. «Готово», — отозвался от пульта Крин. «Поплавки минус ноль пять… По одному». Отари первым вошел в ощерящийся люк тамбура. За ним в клубах белесого пара полезли остальные — стало тесно. Люк захлопнулся, тусклый свет освещал теперь лишь поблескивающие макушки шлемов. Голос в черепе занудно протянул старую песню: «Спускаться вниз… вниз…» Отари и сам помнил, куда — хотя ему и было абсолютно все равно. Но раз запущенный процесс должен идти — поэтому он действовал уже без напоминаний. Надо бы сказать об этом занудному голосу — да ведь все равно не поверит…

…Спускаться вниз оказалось гораздо приятнее, чем подниматься — они парили в смутно просвечивающей воде под падающим сверху зеленым лучом прожектора, и лишь ползущие вверх изъеденные коррозией стены говорили о движении. Это замедленное, как во сне, падение продолжалось неизвестное количество лет — чувство времени отказывало напрочь. Отари не смотрел на спутников, расслабившись до последней степени — вода подпирала тело мягче пуха… Он, без сомнения, заснул бы сейчас — если бы мог спать.

…Плотное зудение принизывало пространство колодца, то повышаясь, то понижаясь — оно воспринималось уже не слухом, а всем телом, как щекочущая дрожь. Свет тускнел, вокруг воцарился густой изумрудный полумрак. «Координатор, доложите, где вы сейчас?» — проскрежетало в наушниках. «Между двадцать вторым и двадцать третьим уровнем», — ответил Отари в пустоту. «Приготовьтесь выходить на двадцать пятом», — теперь голос хрипел и булькал, словно простуженный. Несомненно, связь ухудшилась. Отари не обратил на это внимание — подрегулировав плавучесть, он приказал остальным замедлить падение: «Сейчас выходим…» Через несколько секунд он мягко приземлился на ноги — расширившаяся книзу труба образовала нечто вроде котла. Оглядевшись, с трудом различил в зеленоватой мгле черные кляксы проходов. Крин, разводя воду руками, направился к одному из них — остальные молча потянулись следом, плавно подпрыгивая и вздымая облачка тягучего ила.

Еще неизвестно сколько времени они затратили, пробираясь куда-то в извивающейся трубе — извивающейся в прямом смысле — мягкие волны проходили вдоль стенок, ощутимо изгибая их… «Здесь, кажется…» — пробормотал Крин, улегшись на спину и ощупывая невидимыми руками что-то над головой. Отари видел светящийся контур шлема — внутреннее освещение приборов. «Нашел», — наконец, явственно сказал мусорщик. Первый, самый простой участок пути кончился.

…Если Отари и ожидал чего-нибудь из ряда вон, то ошибся. Знакомые коридоры, залитые по пояс стоячей водой — и ничего более. Слово «катастрофа» никак не подходило к этой картине. «Смотрите вниз, не глядите по сторонам», — менторский тон голоса звучал особенно шутовски из-за подзвизгиваний в самых неожиданных местах. Выбравшись из люка вместе с потоком грязной воды, замыкающий четверку энерг плотно задраил его и оглянулся.

— Не смотреть, — приказал Отари и уперся взглядом в темную воду. Изотопные лампы еще горели, убегая в пустынный коридор цепью оранжевых огней; гладь воды лаково блестела. Отари застыл, словно забыв, зачем сюда пришел… «Вам надлежит спуститься в нижний трюм через реакторную ось…» — гнусаво напомнил голос в наушниках. Вода всколыхнулась от движения — все четверо теперь смотрели друг на друга. «Куда?» — читалось во взглядах. Очнувшись от созерцания, Ило дал себе, наконец, труд подумать о дальнейшем. Через секунду он двинулся по коридору к оси станции, гоня перед собой маленькие зализанные волны. Если бы он мог смеяться, то от души потешался бы сейчас над своими опасениями. Между тем гул то усиливался, то затихал, но не пропадал вовсе, продолжая выводить свою монотонную песню…

* * *

«Воздушная пробка… Вот что это такое», — думал Отари, осторожно сглатывая и хватая ртом спертый воздух. Воздуху некуда было деваться — давящая снизу масса воды спрессовала его до боли в ушах. Отари уже подумывал, что зря, наверное, приказал открыть забрала. Но давление было терпимым, а ресурс воздуходела надо было экономить… Они все шли по бесконечным коридорам двадцать пятого уровня — когда это началось? Немыслимый покой разливается по телу, застывший покой кругом — лишь гул нарушает тишину, но он уже и неотличим от самой тишины, он и есть тишина… Взгляд с трудом отрывается от тусклой глади, скользит кругом… Отари тупо глядел за задраенный люк мусоросборника.

«…вы не отвечаете уже десять минут, в чем дело…» Десять минут? Это было то самое место, откуда они начинали. Поморгав, молодой управленец неуверенно оглянулся на спутников. Непорядок… Смутное беспокойство овладело им — как же так… Они шли — шли все это время вперед, вперед…

— Мы вернулись, откудова начали… — неожиданное косноязычие вдруг выдало его происхождение.

— …я не знаю, в чем дело… Нет, не поворачивали, — послушно отвечая на вопросы, он ощущал в душе какой-то дискомфорт — словно в уютную комнату проник сквозняк. Единственное, что у него оставалось — рассудок, сейчас подвергался сомнению. Решительно повернувшись, он вновь пошел, почти побежал, с шумным плеском подгребая руками. Глухое гудение налегло на плечи душной тяжестью — он чувствовал, как струйка пота сбежала между лопатками. Лицо словно облепили влажной простыней… Бухая по воде, он вырвался к очередному пересечению — по правую и левую руку плавно загибался вперед кольцевой коридор. «Вперед!» Движение продолжалось — снова буханье ног и плеск. Бух… бух… — шаг, другой — бух… бух… — коридор прыгал и метался перед глазами. Снова пересечение… Отари поднял тяжелую голову и в первую секунду не мог ничего сообразить. Посмотрел на свои ноги — вот правая… Мелькнула дикая мысль, что все здесь вывернуто наизнанку — кольцевой коридор загибался теперь в противоположную сторону.

— Сколько времени прошло? — спросил он в пространство, забыв о часах в костюме. «Семь минут», — незамедлительно отозвалось оно голосом Дино Микки. Отари оглянулся, не узнавая сектора. Неуклюже переваливающиеся оранжевые фигуры с шумом появились из коридора и обступили его — блестящие от пота лица, устремленные глаза. «Где мы?» — вопрос прозвучал глухо, как в бочку. «Может, техничка…» — энерг настороженно поворачивал голову — вправо, влево… «Крин, где проход в трюм?» «Наша система туда не доходит — у испыталок свои утилизаторы». «Антек?» Война раскрыл полузакрытые глаза и некоторое время молчал. Потом качнул головой: «Вниз только по оси — подъемники отключены. Других проходов нет — только ремонтные…» Безнадежно — ось словно вырезали гигантскими ножницами, оставив… Нет, даже дыры не оставив. Отари не испытывал удивления — но неуютное чувство неправильности происходящего не давало покоя — он метался мыслью по всему пройденному пути… Путь был пройден, это несомненно — но в памяти одна лишь чернота. В центре происходит что-то, в присутствии чего нельзя оставаться в сознании. Это с ним уже было… Но они вышли своими ногами — здесь нет совпадения. Своими ногами… Отари бессмысленно пошарил глазами — у них ведь только свои ноги и есть, что же еще искать? Внезапно он повернулся к Антеку:

— Ты говорил о каких-то проходах… — Отари мучился от неясности своей мысли, как от зубной боли — решение было уже принято, но еще не осознано.

— Ремонтные проходы не годятся для человека… — начал Антек — и решение вдруг выкристаллизовалось, ясное и бесспорное, как сама истина. «Роботы!» В памяти всплыла бодрая колонна, шагающая в сторону техотсеков. Он сам направил их туда!

— Нам нужны твои роботы, — заявил он, перебив ремонтника, — управишься?

— Да… — сразу же ответил тот. В тоне проскользнула обида — уж кому, как не ему…

— Тогда пошли, — Ило махнул рукой вперед, — они должны быть где-то здесь…

— Подожди… — Антек неуклюже проковылял к одной из бесчисленных панелей, украшавших стены у перекрестка. Повозившись, открыл крышку и представил бесстрастно глазеющим зрителям небольшой пульт связи с плоским экраном. «Контроль ремонтной службы», — пояснил Война, нащупывая руками контакты. Экран осветился, показав россыпь красных огоньков в углу. «Все там», — удовлетворенно констатировал ремонтник. «Где?» «Резервуары водозаборников…» «Это в другой стороне… Вызвать можно?» Пауза. «Нет. Не отвечают…» Еще несколько секунд на раздумье, потом решение: «Идем по кольцу вправо». «Так дольше?» «Так безопаснее».

…Деятельность роботов ощущалось задолго до их появления — мелкая рябь, мерный лязг и скрип, прерываемые треском сварки. Воздух приобрел угарный синеватый оттенок, сквозь который просвечивала грубая нагота стали и пластика. И повсюду — вода. Серебристые струйки, казалось, повисли в воздухе — в общем шуме их плеска не было слышно. Затопление здесь оказалось неравномерным, пузыри не вытесненного воздуха в беспорядке дырявили воду — она словно вспенилась… Отари приказал закрыть шлемы — то и дело приходилось окунаться с головой; струи били по макушкам, рассыпаясь хрустальными брызгами; неведомо кем поднятые волны перекатывались в самых неожиданных направлениях, раскачивая и грозя смыть. Сквозь сплошную завесу воды Отари первым увидел размытый силуэт:

— Антек!

Повторения не потребовалось — ремонтник шустро юркнул под водяной полог; остальные последовали за ним.

…Робот заделывал змеящиеся трещины, не обращая внимания на происходящее. Это оказался универсальный ремонтник — одна из бесчисленных модификаций. Поднявшись на три манипулятора вровень с человеческим ростом, он с механическим старанием водил горелкой сварочного аппарата, вовсю шипя испаряемой влагой. Антек несколько раз выкрикнул слова команды, неслышимые в реве воды и пара, потом подскочил к блестящему подбрюшью и запустил руку куда-то вглубь механического чрева. Жужжание сварки прекратилось, и робот застыл неподвижно. «Анализаторы попорчены», — отдуваясь, сказал ремонтник, по привычке вытирая руку о костюм. «Программировать можно?» — поинтересовался Отари. «Можно, чего там…» — Война беспечно махнул рукой. Затем спросил сам, продолжая глядеть на замерший механизм: «Зачем они тебе?» «Они довезут нас». И ответил на непонимающий взгляд: «Самим не дойти — разве ты не понял?» Остальные молча слушали этот диалог.

…Они продолжали двигаться плотной группой, хотя разделение было бы, наверное, эффективней. Отари не хотел рисковать — смутное беспокойство не покидало его с момента первого провала памяти, словно он вынес его оттуда. Держаться надо было вместе, обязательно вместе — в этом заключался глубинный смысл, заложенный в основание всего плана. Смысл этот не поддавался расчету, и Отари, подчиняясь своей интуиции, вынужден был принять его за аксиому — без доказательств.

…Через минуту они обнаружили «ползуна» — трубного надсмотрщика. Длинный, гибкий, как змея, механизм бессмысленно таращился на них вылупленными фотоэлементами. Он был непригоден для их цели. Пару минут спустя им повезло больше — возле громадного отстойника копошилось сразу трое «универсов». Но справится с ними оказалось потруднее, чем с первым — непрерывно перемещаясь по гладкой поверхности бака, цокая магнитными присосками, роботы словно охраняли друг друга, не давая людям приблизиться. Как выразился Антек, у них «в мозгу замкнуло». После нескольких безуспешных попыток он вернулся назад, подобрал «ползуна» и перепрограммировал его на новую неисправность — некоторое время Отари наблюдал, как удавом свесившийся с верхней балки «ползун» поворачивал вслед за кибами свои красноватые телегляделки. Наконец, изловчившись, он уцепился за пробегавшего рядом. Отпустив балку, обвил его эластичным телом — и из корпуса «универса» вырвался сноп искр. Обладая тончайшим электрическим «нюхом», удав почти сразу же нашел нужный сегмент, и намертво переплетенная парочка, покатившись вниз, с шумом плюхнулась в воду. Так же удалось расправиться еще с двумя — вместе с первым обнаруженным этого как раз хватило. Не дожидаясь конца охоты, Антек Война приступил к делу — выдрав с корнем блок автозащиты, он пережег несколько цепей и превратил совершенный самонастраивающийся аппарат в примитивное транспортное средство с фиксированной программой.

…Пехота превратилась в кавалерию. Химерические тени заплясали на станах баков и труб… Роботы, словно салютуя, взметнули вверх лучи прожекторов и с плеском двинулись в путь, унося на своих спинах людей. И лишь молчавший все это время голос благословил поход, прозвучав напоминанием: «Мы ждем…»

* * *

Манипуляторы с гулкими всхлипами входили в воду — кибов почти не было видно, над поверхностью лишь поблескивали глаза-перископы. Отари рассекал воду, сидя на жестком панцире. Сам себе он в этот момент напоминал средневекового рыцаря, почему-то оседлавшего кузнечика (на которого больше всего и смахивала его механическая лошадка). Отари еще раз проверил, крепко ли привязался — его не должны выбить из седла! Коридор мерно раскачивался в такт шагам, негромкое цоканье доносилось из-под воды. Вот минул кольцевой коридор. Отари напрягся в ожидании — сейчас… Но ничего не происходило. Все так же тянулся нескончаемый коридор, в воде играли оранжевые блики отражений. Отари с опаской прислушался к себе — но ничего не вспомнил. Приглушенные химией страхи начали потихоньку оживать, придавая скучной картине зловещий колорит. Ило замедлил ход, шевельнув рукой на контакте — что-то заставило его некоторое время настороженно прислушиваться. Ничего… Кроме привычного уже гула. Хотя само гудение изменилось — чуть заметно… Если бы Отари обладал развитым музыкальным слухом, он без труда установил бы, что в монотонный рев начали вплетаться обертоны. Отари закрыл глаза, вновь открыл их — нет, ничего не изменилось… Но тело, словно струна, отзывается на неведомый зов — безотчетно взволнованный, он пришпорил своего «скакуна» и неуклюжими скачками пошел вперед, бухая и поднимая брызги. Внезапно остановился, осененный какой-то мыслью… Громко позвал:

— Центр… Эркин! Вы слышите меня?

— Да, — незамедлительно отозвалась тишина бесстрастным тенорком.

— Медицинский контроль!

— Что?

— Поставьте всех на медконтроль… И вызывайте через каждую минуту — разрядом!

— Понял вас, ставлю на контроль…

Отари поднес запястье к носу и увидел, как рядом с пеленгом заплясал зайчик пульса. Страховой полис оплачен. Теперь коммуникатор будет непрерывно слать сигналы об изменении электропотенциала кожи и частоте пульса, а уколы вызовов не дадут надолго отключиться.

…Течение уже явственно ощущалось. Робот несколько раз занесся, скребя по стенам суставами манипуляторов. Отари жестко тряхнуло, наподдав по седалищу; привязной ремень больно врезался в живот — он только крякнул. Выправляя вихляющийся механизм, ощутил силу потока — напор буквально сбивал с ног. Откуда он? Еще минуту назад все было спокойно…

Робот пошел ровно, словно угодил в центр течения — теперь оно мягко подпирало сзади. Раскачка прекратилась, но Отари продолжал бороться с подступающей к горлу тошнотой — то ли от едкого запаха, обволакивающего все кругом, то ли от тряски. То ли от гремевшего органом рева… В запястье ощутимо кольнуло, и некто невидимый отрешенно произнес: «Все в порядке, все в порядке, ведем вас… До оси двадцать метров». Краем глаза Отари заметил быстро убегающую тень позади идущего — кто там был? Он не помнил. Как не мог и повернуть головы — перед глазами плясали текучие отблески, вызывая головокружение… На секунду он ощутил невесомость — отблески начали менять цвета, радужно зарябив. Он зажмурился — не помогло, как будто век и нет вовсе… Секундный провал — он вновь увидел себя на «коне» — посреди текучей, плещущей струи чего-то жидкого, как расплавленное серебро… В первый момент он разглядывал лежащие перед носом руки — пока не понял, что это его руки. Только тогда сознательным усилием он смог пошевелить ими, уперев в мокрый панцирь киба. Не только руки — все тело стало чужим, и он никак не мог почувствовать его по настоящему, управляя со стороны, словно марионеткой. Однако спокойствие его было нерушимо — в ватное безмолвие мозга не пробивались никакие мысли. Он бездумно смотрел вниз — манипуляторы робота скользили совершенно беззвучно, не поднимая брызг; это тоже что-то значило — только никак не вспомнить, что…

«Выходите к оси; внимание — начинайте спуск…» Пространство раздалось — гудение достигло наивысшей точки и, казалось, от него закипает вода вокруг. Отари, нарушая собственный приказ, невольно поднял голову, чтобы осмотреться… И непроизвольно вздрогнул.

…Человек, придя домой, снимает одежду и входит в уютную тьму обжитой комнаты, на ходу небрежно щелкая выключателем. И при вспыхнувшем свете вдруг видит, что оказался в совершенно незнакомом месте. Этот полумистический ужас испытывал сейчас Отари Ило… Ибо то, что он видел, не было станцией.

…Казалось, какая-то паутина стянула все углы и плоскости в одну хаотическую мешанину из отливающих ядовитой зеленью поверхностей, похожих на хитиновые надкрылья жуков — нет, они были мягкими, они дышали… скорее, мыльная пена — тончайшие пленки затянули все сверкающей завесой. Сверкание вызывало нестерпимую резь в глазах — сквозь выступившие слезы Отари обводил взглядом неузнаваемо преображенное помещение, забыв о дыхании… Вокруг уже не гудело — торжествующе ревело сразу всем слышимым диапазоном, сливая звуки в один потрясавший душу и тело аккорд. И при всем при этом — мертвая, стылая неподвижность! Ничего, кроме липкого колыхания перепонок — там, где, казалось бы, должен был бесноваться ад!

…Легкий укол в запястье на миг привел в себя — Отари крепче сжал чужими пальцами контакты управления, активизируя программу. И, лязгнув, робот с равнодушием вещи двинулся в самую гущу ядовитого сверкания! Волны обжигающего жара пробежали по телу — Отари чуть не закричал от боли… Иссушенное горло издало жалкий клекот. «…путь свободен до… (шум в ушах, серия беспорядочных звуков от самого низкого до неслышного писка) …вы найдете с помощью «домового» — по плану…» В мозгу кипятком плескались остатки мыслей: «Опустить глаза… Больно… Ох, больно!» Жесткая сталь под бедрами уносила его куда-то — он очнулся от очередного укола вызова: «Медконтроль выдает сигнал тревоги — вы в состоянии продолжать?..» «Чего?» — только и смог родить отупелый рассудок. Машину куда-то несло — на миг перед глазами возникло видение огромной воронки, бешеное вращение казалось покоем, стенки остекленело блестели… Картина опрокинулась — Отари увидел себя в бесконечной жидкой трубе, слившейся в разрывающем напряге вращения… Отрешенно созерцая меняющиеся со скоростью бреда картины, он уже не воспринимал их, как реальность. Стремительное беспорядочное движение — железная туша робота колотилась под ногами, вяло шевеля манипуляторами. Ни толчков, ни ударов — плавное, словно в тягучем сиропе, падение… На миг показалось, что он видел мелькнувшие в ртутном блеске скрюченные фигурки — и некоторое время всерьез гадал, не он ли одна из них… В следующий миг взбурлившая темнота накрыла его с головой.

 

Глава 18

…Открыв глаза, он увидел шероховатую серую поверхность. Поверхность дернулась и переместилась — Отари безвольно перевалился на другой бок. До слуха донеслось: «цок-цок…» Лежать было неудобно, что-то больно врезалось в живот… Качнувшись, Отари почувствовал, как натянулся привязывающий его ремень. «Прочная штука», — возникла первая мысль. В поле зрения теперь была другая поверхность — такая же серая и шероховатая, как и первая. Покачиваясь, она ползла куда-то вбок… или назад? Запутавшись, Отари завозился, пытаясь принять вертикальное положение. Поверхность оказалась переборкой — обыкновенной трюмной переборкой из керамита, такой же, как и потолок. Сев, наконец, прочно, Отари задался вопросом, куда едет — робот шел безостановочно, и, казалось, уверенно. «Раз идет, значит, знает», — решил он, припоминая кое-какие подробности. Вопросом, как он очутился в трюме, координатор не задавался — нужды нет.

…Запрограммированный Антеком механизм быстро отыскал намеченное место — помещение бывшей силовой установки. Когда-то здесь стоял один из маневровых двигателей космического транспортника — сейчас тут помещался склад. «Сейф в сейфе», — думал Отари, с почтением обозревая могучую заслонку. Отдаленный шум прорезало цоканье шагов — он ожидающе повернулся. Из-за поворота показался кузнечик «универса», на спине которого болталось чье-то бесчувственное тело в оранжевом комбинезоне. Отари отстегнул непослушными пальцами замок привязного ремня, и, спрыгнув на палубу, на негнущихся ногах подбежал к киберу.

— Крин!

Лицо за прозрачным забралом страдальчески перекосилось, и человек открыл глаза:

— Где… я?

«Все в порядке», — подумал Ило, а вслух произнес:

— В трюме. Мы почти у цели.

Мусорщик, наконец, остановил взгляд на говорившем, и первая морщина понимания прорезала его лоб. Оставив его приходить в себя, Отари вернулся к люку и, отворив его, проник внутрь. Времени оставалось очень мало.

…Когда он вышел, на плечах его громоздился объемистый пластиковый ящик — сбросив его на пол, он выпрямился и обвел глазами вновь прибывших. Поперек коридора в раскорячку стоял еще один кибер — с него пытался сползти человек. По внушительной фигуре Отари распознал энергомеханика.

Все в порядке?

Да… — с трудом переводя дух, ответил тот. — Как только жив остался…

Крин уже стоял рядом, помогая ему сойти. Кибер сиротливо подрагивал усиками антенн. «Больше роботы не пригодятся», — понял Отари. Чудо, что довезли… Похоже, эта своевольная среда им не на пользу — сверхтекучая жидкость проникала в мельчайшие щели, замыкая контакты и вытворяя еще бог знает что. Но где же Антек?

…Ожидание не затянулось надолго — услышав знакомое цоканье, Отари успокоенно вернулся к своему ящику. Цоканье смолкло — он как раз сорвал пломбы и снял крышку, удовлетворенно хмыкнув при виде содержимого. Но тишина за спиной все длилась… Помедлив, он обернулся, тщетно подавляя вдруг возникшее томительное предчувствие. И, не успев увидеть, уже знал — с той необъяснимой уверенностью, с какой подтверждаются самые худшие опасения.

…Робот был в полной исправности — он стоял, как побитый пес, чуть подрагивая расхлябанными сочленениями и виновато помаргивал зачем-то включенными габаритными фонарями. Он был один. Обрывки ремней жалко болтались на стальных боках…

Снадобье продолжало действовать — только этим можно было объяснить то, что Отари после нескольких секунд оцепенения, так и не сказав ни слова, вновь вернулся к своему ящику. Торжество здравомыслия. «Он был бы хорошим солдатом…» — вспомнил Отари. Теперь уже просто — был.

* * *

— …Дальше пойдем сами, — оповестил координатор спутников, надевая на плечи тускло-серый ранец. Затем вытащил из ящика увесистую серебристую трубу:

— Берите, чего смотрите, — приказал он глазеющим на него Крину и энергу, — это хладометы. Будем пробиваться…

Связи по-прежнему не было — маршрут сохранялся в оперативной памяти браслета. Предстояло пройти до самого дна, миновав несколько трюмных уровней. Что там может повстречаться — неизвестно. Может быть, они полностью затоплены — в любом случае придется заморозить все на пути. Отари кратко изложил эти соображения, приказав напоследок снять ремни с киберов и образовать нечто вроде альпинистской связки, обмотав их вокруг поясов. Он сам проверил прочность этой связки — ремни выдержали усилие двух роботов, по его приказу тянувших их в разные стороны. Остальные не комментировали эти приготовления…

…Через минуту маленькое подразделение, ощетинившись стволами хладометов, выступило в поход. С момента их появления в аварийной зоне прошло не больше получаса. С начала тревоги — часа полтора. Если их постигнет неудача, станции останется существовать еще столько же. На этот момент связист Дино Микки уже охрип от безрезультатных вызовов — поглотившая группу тьма отвечала лишь безумными воплями заблудившихся токов. Дежурный программист Пауль Эркин, сделав все возможное для спасения скучившихся на верхних уровнях людей, остановившимся взглядом следил за гаснущими огнями схемы, нервно перекатывая в пальцах мутно-розовый цилиндрик, в котором заключалась последняя надежда на жизнь. Но кому, как не ему, было знать, сколь слаба эта надежда…

…Затопление не было полным — как и на верхних уровнях, вода загнала воздух в тупики, где образовались воздушные пробки. Компьютер, составлявший маршрут, учел это, и Отари прошел мимо первых встретившихся на пути люков. Он искал свой — единственный, дающий надежду пройти. Концентрация ПУВ в центре уже достигала критической величины, прямое соприкосновение грозило гибелью — двенадцать жертв свидетельствовали убедительно. Остановившись у невзрачного люка техобслуживания, Отари принялся отворачивать запор, временами косясь влево — там ему почудилось знакомое летучее сверкание. Чмокнув, крышка открылась — взору предстала мрачная ржавая труба, уводящая куда-то вбок и вниз.

— Крин! — он показал рукой. Мусорщик послушно заполз первым, за ним энерг — Отари поставил крышку на место, заслонив ею свет из коридора. Топнул по поверхности — ржавый металл глухо отозвался. «Ничего, не скользит», — удовлетворенно заметил Ило и первым пошел под уклон, держа наперевес увесистый ствол хладомета.

Стальная труба объяснялась просто — архитектура космического корабля осталась без изменений, и в ней сохранились все архитектурные излишества, в том числе и спираль пространственного генератора. Вернее, то место, где она помещалась — многослойная, изолированная от внешнего мира труба, наращенная изнутри чистым железом. Сохраняемое от окисления на протяжении многих лет полужидким кристаллом сверхпроводника, нынче железо утеряло былую гладкость, покрывшись чешуйчатой коростой ржавчины. Этот маленький фактор (вернее, надежда на него) тоже включался в расчет. Отари вовсе не улыбалось на своих ягодицах с разгону влетать в поджидающую где-то внизу хищную пасть. Труба наверняка затоплена — вот только никто не знает, до какой отметки дошел уровень. Тут уж приходилось полагаться на удачу. И на хладометы…

Отари отсчитывал витки на ощупь, по ремонтным панелям, и чертыхался про себя, досадуя, что не взял на складе фонарь. Один люк на 270° — он заранее подсчитал, что их должно быть семь. Двигаться было на редкость удобно — уклон не превышал двадцати градусов. Чувствовалось, что это не сверхскоростной крейсер — на тех спираль покруче. Пройдя шестой люк, Отари удвоил осторожность — расчет кончался, пришло время везения. «Приготовиться», — негромко скомандовал он, нащупывая пальцем курок. Рядом с ним в темноту уставились еще два дула. И чуть ли не в следующую секунду тьму впереди озарило летучее сверкание.

— Включай! — сорвался на фальцет Ило, никак не попадая пальцем на курок. Никакая химия не спасет от боязни собственного страха. Три прозрачные струи ударили прямо в растекающуюся мерцающую лужу, взметнув ее облаком сверкающих льдинок.

— Пошли скорее… — внезапно севшим голосом приказал координатор. Все поспешили — это жидкое нечто продолжало сочиться из капиллярных щелей, и глубина озарялась смутным посверкиванием. «Она еще и светится…» — с тупым удивлением констатировал Ило. Спешка — плохой помощник. Он вдвое быстрее бы снял крышку, если бы не суетился. Кто-то еще раз пустил в ход струю — защищаясь, или так, на всякий случай — Отари не понял. Тонкое лезвие света вырезало прямоугольный контур — помешкав, панель рухнула наружу. Свет хлынул потоком — как показалось, с гулким рыком, словно зверь, выпущенный из клетки. Отари прищурился. И здесь — свет… Но было понятно, что это не изотопные лампы — тускло трепетавший отблеск шел снизу… «Вот и мы», — сразу почему-то успокоившись, приветствовал Ило это мерцание. «Идущие на смерть приветствуют тебя!» — подсказала память. Напыщенная латынь как нельзя более соответствовала настроению бесшабашной обреченности. Они находились в узком коридорчике — быстро сориентировавшись, Отари направился влево, настороженно присматриваясь — он никак не мог понять, откуда исходит это лихорадочное сияние. Оно ничуть не помогало — скорее, наоборот, превращая окружающее в неопределенные зыбкие тени. Но вскоре все стало ясным. Даже слишком…

…Этот путь длинною всего в несколько десятков метров оказался самым длинным. Заряд за зарядом уходили в зыблющуюся светоносную топь, каждый заряд — один шаг. Отари не рисковал поднимать голову — да, пожалуй, и не мог. Когда сияющее нечто подступало вплотную, голову словно сдавливало железным обручем — судорожный рывок курка приносил мимолетное облегчение. Если бы не связывающие их ремни, они разбрелись бы в разные стороны, не осознавая, что делают — и погибли бы. Только теперь, в секундном просветлении, Отари до конца понял, зачем ему так нужны были спутники. Он знал, что один ни за что не снес бы этой пытки. Знал без объяснений, без всякого основания — просто знал. «На миру и смерть красна». А до троих сразу не так-то просто добраться. Он нечаянно вспомнил трех киберов на резервуаре — похоже… Очередной приступ вышиб лишние воспоминания — пора делать еще один шаг.

…Они шли, оскальзываясь на потеках льда, снова шли, гася растекающиеся вокруг сияния; закоченевшие пальцы потеряли чувствительность — но продолжали нажимать на курки, извергая потоки холода. Спасибо тем, кто изобрел эти страшные пушки — без подзарядки их хватало на сто выстрелов. Стало быть, сто шагов.

…Уже какое-то столетие спустя Отари вновь очнулся — стеклянные брызги света продолжали жечь веки. С трудом припомнил, куда шел. Подняв тяжелую голову, исподлобья осмотрелся и тут же закрыл глаза, брызнувшие слезами. Воздействие света было каким-то химическим. Вокруг — каша… В памяти осталось что-то круглое… Что? Круг. Белый… В центре что-то чернеется… И надпись. Он механически повел заиндевевшим стволом — дышать стало легче. Надпись… Ага — «…центр». Какой-то центр… Сзади на него грузно налег энергомех, бодая круглой головой. Шалун… Отари еще раз на мгновение вскинул глаза, смаргивая ледяные слезы. Потом длинно вздохнул и провел перчаткой по стеклу шлема, словно хотел вытереть лицо. Просипел устало: «Пришли…»

Круглое оказалось здоровенным люком, по типу реакторных — под энергозащиту. Подстегиваемый нетерпением и холодом, Отари со скрипом отворачивал многочисленные запоры, в то время как энергомеханик с Крином охраняли его с тыла. Торосы льда уже громоздились до потолка, когда люк, наконец, распахнулся — и открыл еще один люк. Секунд пять соображая, Отари, наконец, уразумел — и полез в тесное пространство, крикнув остальным: «Набивайся!» Вход был с маленькой переходной камерой. Что, в общем, не совсем обычно для внутреннего помещения…

* * *

Закоченевший координатор глядел на тесную каморку поста, как на землю обетованную. Здесь было тепло… Крин, обессилев, привалился к стенке и только воздел глаза к небу, увидев вопросительный взгляд. С энергомехаником все было в порядке — он уже деловито обследовал систему питания, только сухо кивнув на вопрос о самочувствии. Откинув забрало шлема, Отари с наслаждением ощутил мягкий ток воздуха — двойная оболочка сработала, как термос, сохранив благословенный дар — тепло. Постояв так с полминуты, он смог, наконец, обратиться мыслями к делу. Отставив сослуживший свою службу хладомет, он протиснулся к предположительно главному пульту и шлепнулся на кресло оператора. Мозги все-таки отходили медленно — еще минуту он соображал, пока, наконец, не соединил в сознании разнородные элементы увиденного. Первым делом, конечно, энергия — обернувшись, он увидел, что щит питания ожил, горя зелеными огоньками задействованных цепей. Среди них мерцала и синяя звездочка энергозащиты — пост был надежно прикрыт.

— Уже сдали? — спросил он, имея в виду Центр.

— Нет еще. Послал запрос… — коротко ответил энерг.

Это навело Отари на мысль о связи. Радио не работало, но ведь есть еще и проводная… Движение пальца — экран вздулся световым пузырем, и в нем четко обрисовалось лицо Пауля Эркина — усталые глаза блеснули радостным изумлением:

— Вы живы?! Вы добрались!

— Как видите… — ответил слегка растерявшийся от подобного проявления чувств Ило. Продолжил более деловито:

— Я уже здесь, так что можно начинать.

— Сейчас еще рано, — посмотрев на свои часы, ответил Эркин.

— Почему?

— Действие литана должно быть прекращено. У вас в аптечке есть специальный препарат…

— Я понял, — не дожидаясь окончания, ответил Ило. Кремового цвета капсула была выдана вместе с розовой — открыв аптечку, он достал ее и молча показал остальным. Энерг понимающе кивнул — у него в руке уже была такая же. Крин суетливо копался в своей аптечке.

…Через несколько секунд Отари ощутил могучий прилив сил, начисто смывший остатки апатии. Эркин наблюдал за ним из своего далека:

— Действие литана может сказываться еще минуты три… За это время можете освоиться с пультом психотрона, приготовиться…

— Я готов, — отрезал координатор. Он не врал — при более внимательном взгляде разобраться в системе управления не составляло труда. Стандартный блочный вариант из стандартной блочной аппаратуры. Отличие было лишь в генераторе программ — на сей раз его представлял элегантный черный ящик с дюжиной кнопок и какой-то разлапистой штуковиной на проводе, чем-то средним между наушниками и сеткой для волос. «Психосъемник», — догадался Ило. Остальное нагромождение оказалось просто кучей контрольных приборов, частью даже вовсе из других комплексов. Некоторые еще работали. Глянув на показания энергообмена, Отари почувствовал себя нехорошо — привычный уже уровень был превышен раза в три.

— …обычно мы не ставили задачей какое-то целенаправленное воздействие, — вещал меж тем Эркин, обретя привычный апломб, — исследовалось в основном зависимость от силы психоизлучения… Векторы психополя развернуты по периметру полигона, чтобы охватить район действия реакторов-излучателей (Отари вспомнил загадочное слово «ПУВ» на двери и маленького техника, с гордостью демонстрирующего свое хозяйство) …и при включенном энергощите выход психопотока в зону реакции составляет не более одного-двух процентов. Но этого вполне достаточно для наблюдения…

Отари обвел глазами мертвый пульт — как было настроено воздействие на реакцию, сейчас понять было невозможно.

— Реакторы мы отключили, когда поняли, что реакция вырвалась из-под контроля, — закончил Пауль и вновь обратил на Отари вопрошающий взгляд — надеюсь, вы имеете ясное представление…

— Ясного представления сейчас не имеет никто, — отрубил Ило, — я только надеюсь.

— У вас есть основания?

— Да. Я единственный, кто вступал в прямой контакт с ПУВ.

— И остались живы?! — Эркин рассматривал его слегка расширившимися глазами, словно впервые увидев. Отари покосился на часы:

— Три минуты прошло.

Программист словно бы мгновенно подобрался:

— Включите автомат управления — прямо перед… Да.

Сигнал автокоординации налился зеленым и удовлетворенно замерцал.

— …Теперь проверьте себя по шкале психотрона.

Отари надел «наушники», плотно охватившие лоб и затылок ячеистой сеткой. Повинуясь командам Эркина, быстро настроил психоусилитель на себя и проверил реакции. Все оказалось в норме — остатки действия литана развеялись.

— Внимание — после подачи энергии по главному стволу в вашем подчинении оказывается семь автоматических лабораторий-полигонов (Отари сделал знак энергомеханику — тот согласно кивнул и склонился к схеме распределения). Вы должны синхронизировать частоту психоизлучения и установить общий пульс, чтобы затем модулировать его своими сигналами…

Отари терпеливо дождался конца инструктажа, не перебивая и не торопя. Эркин, наконец, закончил — внимательно поглядев на сосредоточенное лицо молодого (все-таки очень молодого!) координатора, он сделал какой-то незавершенный жест рукой — словно остановил ее на полпути. Сказал неловко:

— Удачи вам.

— Удачи всем нам! — подавляя возбуждение, ответил Ило. Ромбик индикатора психоактивности уже вовсю светился тревожным огнем. «На старт!» — скомандовал себе Отари, привычно охватывая ладонями контакты управления. Экраны начали потихоньку разгораться — пока что только фоновым матовым светом.

— На проводе, — напряженным голосом произнес из-за спины механик. Отари вздохнул, еще раз оглядел пульт…

— Давай! — решительно скомандовал он и подался вперед, словно бросаясь в схватку.

…Первое, что понял Отари из появившейся картины — не сдвинуть! Это стало ясно сразу и без оговорок — такого гигантского маховика энергии он не видел за всю свою карьеру. Эрмиер был прав — реакция будет крутиться еще неделю, не нуждаясь в подпитке, извлекая энергию из микроскопического запаздывания между её поглощением и выделением. Она, словно волчок, балансировала на этом микроскопическом отрезке времени — но не было в мире несокрушимей фундамента! Координатор быстро синхронизировал пульс всех полигонов — тех самых, через которые будет передана его воля… Эх, если бы все стихийные бедствия можно было прекращать таким образом! Да, но таким же образом они и вызывались, ведь именно психоконтакт с людьми так раскочегарил реакцию. Любая медаль имеет оборотную сторону. А палка — о двух концах… Что-то заставило его еще раз повторить эту мысль. Он не успел понять — что, увлеченный открывшейся картиной…

…Экраны полыхали, словно адские топки. Телезрение позволяло следить за ближайшими окрестностями — и Отари впервые сподобился наблюдать «северное сияние» в глубине океана. То же самое, что и у центрального ствола, только раз в десять мощнее. Гигантская толща воды светилась — дрожащие сполохи завораживали своими переливами и суматошным мельканием огней — роем искр они срывались со сферических оболочек лабораторий и ребер корпуса. Отари хмуро следил за отражением этих световых игр на шкалах приборов. По правде говоря, пора было уже браться за дело — но какое-то подспудное тягостное недоумение снедало его, не давая должной решимости. Попытавшись разобраться в его причинах, он словно натолкнулся на глухую стену. Все, что он знал о ПУВ, представлялось никчемным и разрозненным — и, что самое главное, крепла уверенность в том, что он делает что-то не так. Но что?! Секунды текли — вот прошла минута, началась другая… Надо на что-то решаться — в конце концов, есть ведь заранее намеченный план… Да только Отари уже не был уверен в его правильности — вообще ни в чем не был уверен. Мерзкое ощущение… Экран связи отсвечивал пустотой — да и какой совет тут поможет? На исходе второй минуты Отари пришел в состояние холодного трезвого отчаяния — это и придало ему решимости. Отступать некуда — поглубже напялив сетку прибора, он закрыл глаза, сосредотачиваясь. Все семь полигонов теперь ждали его сигнала, чтобы тут же выплеснуть его в окружающее пространство с миллионократным усилением. Как странно, что на это среагирует бездушная среда ПУВ, а не сотни людей, населяющих станцию… Отари отогнал непрошеные мысли. Теперь нужно решить, что подумать. Вернее, чего захотеть. Впрочем, тут решать уже нечего — он ведь хочет загасить реакцию… Загасить? Он вспомнил полыхающие топки экранов… Приоткрыл один глаз, посмотрел — тенденциограф прочно застрял на нуле. Реакция стабильна. Что будет, если бесконечно долго не выпускать пар из котла? Можно, конечно, попытаться заморозить всю массу вещества. Вот только станция после этого окажется в ледяном айсберге… Да и неизвестно, возможно ли такое — не взорвалась бы, как тот самый котел… Как трудно работать вслепую! Отведя досаде пару секунд (для выпуска пара!), он в следующие же две секунды принял вполне разумное и со всех сторон обоснованное решение. Пусть этот котел беснуется и дальше… Только в другом месте.

Теперь Отари открыл глаза, и, сжавшись внутри себя в крохотный комочек одного лишь желания, одной мысли, со вздувшимися желваками на скулах следил за медленно ползущей стрелкой накопителя. Пробой! Огромный вздох пронесся по станции — сигналы мозга, мгновенно промодулировав несущую частоту усилителей, вонзились в океан… Вокруг словно на мгновение выключили свет — тьма моргнула и исчезла, отозвавшись легким сотрясением во всем тысячетонном теле базы. Исчезла бесследно…

…Отари проклял все на свете — этим и завершилась его эпопея?! За это погиб Антек Война?! Дрожащими от гнева пальцами еще раз подстроил психоусилитель и до упора отодвинул ручку мощности. Теперь вся энергия накопителя, преобразованная в трудноуловимую субстанцию психополя, должна будет излиться в одном коротком импульсе.

…Тряхнуло ощутимей — где-то зазвенело стекло, за спиной выругался энергомеханик. Этим и ограничились последствия. Отари с ненавистью покосился на пульт. Потом, глубоко вздохнув, попытался взять себя в руки. Неудача… Звучало горько, но правдиво. Прогнав остатки расслабляюще-беспредметной злости, вызвал Центр:

— Первая попытка не удалась, — проинформировал он появившегося на экране Пауля, — видимо, мы чего-то не учли… Как это происходило раньше?

…Этот вопрос пришел сразу — кончиком нити. И Отари с энтузиазмом вновь обретенной надежды ухватился за этот кончик, нутром чуя — не зря. Ведь различие между тем, что было с ним, и тем, что случилось сейчас, просто бросалось в глаза!

— Так же, как и у вас, должно быть, — говорил Эркин, озабоченно глядя в глаза собеседнику, — воздействие прослеживалось на протяжении отрезка запаздывания. То есть вещество подчинялось психоизлучению мозга только в этот момент — следующее колебание уничтожало начатое… А разве у вас было по-другому?

«В том-то и дело!» — хотел было в отчаянии крикнуть Отари, и уже приподнялся было… Но не крикнул. С отсутствующим видом медленно осел в своем кресле. В том-то и дело. Именно. В том. Различие лежало на поверхности, надо было лишь увидеть — и, стоило только дернуть за эту нить, как посыпались позабытые было факты, фактики, выскакивая, словно чертики из коробок, и мозаикой складываясь в единую картину. Оператор, посылающий свою волю сквозь сложнейшую систему усилителей — и беззащитный в своей открытости одиночка. И кому, в конечном итоге, подчиняется вся эта сверхтекучая дьявольщина? Правильно — беззащитному одиночке. Почему? Отари вспомнил провалы беспамятства после встречи со взглядом отражения… Не только он воздействовал на эту среду — она воздействовала на него. Обратная связь! Та самая палка о двух концах, что не давала ему покоя — отражение тоже смотрело на него! И существовали они вместе… Отари не замечал, как под изумленным взором Пауля Эркина свирепо покусывал себе губы — давно забытая привычка, проявившаяся неожиданно в столь неподходящий момент. Сейчас он был в упоении открытия — для него это было открытие, никак не меньше!

— Что с вами, координатор? Вам нехорошо? — до него, наконец, дошел обеспокоенный голос программиста. Поглядев влажными глазами, Отари почувствовал, что любит этого человека:

— Эркин! Черт побери — я, кажется, понял!

— Что поняли? — окончательно не понял тот.

— Все… — выдохнул Отари и, помолчав немного, перешел на более деловой тон:

— У этого комплекса есть канал к внешним психоприемникам?

— Да; контрольный, как обычно… Зачем вам?

— Попробую пообщаться с ПУВ поближе! — ответил Ило и, подняв уже руку, чтобы отключиться, добавил, подумав: — Если что… Ну, вы понимаете? (Пауль кивнул). Да… Постарайтесь сообщить все, как было… тем, кто будет расследовать эту историю.

Эркин уже открыл было рот, но Ило одним движением отключил его, не дав возможности высказаться. Последний намек расстроил его самого — выходит, он допускал возможность гибели? Рука застыла на полпути к алчно поджидавшем ее золотистым контактам. Двенадцать жертв — не считая возможных нынешних… Сверхтекучий убийца, просачивающийся в микроскопические щели; темный, животный ужас от тянущегося дрожащими щупальцами привидения… Рука бессильно упала на колено. Он не может начать вслепую… Оглянувшись, натолкнулся на напряженные взгляды товарищей — за все это время они ни разу не побеспокоили его. Энергомеханик взял на себя всю обузу черновой работы — для того, чтобы координатор мог сделать то, что только он может… Но ведь тогда он смог? Кажется, Отари начал понимать. Тогда — когда не знал. Не знал и не боялся… А те двенадцать — разве они погибли случайно? Отари покачал головой. Нет, не случайно… Их убил страх — их собственный страх, внезапно ставший реальностью. А надо было просто не боятся… Отари поднял опущенную голову и слепо глянул перед собой. Просто не боятся… Не боятся… Тьфу ты! Да он трусит! Ударив кулаком по пульту, координатор попытался привести себя в чувство — но действие литана давно кончилось, и это удавалось с трудом. Страх заползал в тело и омерзительно копошился там, переворачивая внутренности. Со дна души медленно поднималось отчаяние… Тупик. Для того, чтобы вступить в контакт с ПУВ, нужно забыть о страхе — именно забыть, не больше и не меньше. Как?! Головой в песок, как страус?! Озлясь на собственную беспомощность, Отари мрачно уставился на мерцающие экраны. На шкале тенденциографа по-прежнему жирно выделялся ноль. В этот момент по сознанию тенью скользнула какая-то догадка — какое-то очень простое сравнение. Отари напрягся, пытаясь ухватить мысль… Но та словно испугалась света, так и оставшись тенью где-то на грани разумения. Оставалось только посопеть от огорчения — вот и еще, ко всему… Но мимолетная вспышка освежила мозг — Отари вышел из состояния мрачного отупения. И первое же, что он увидел, оглянувшись, дало ответ на мучающий его вопрос. «Дурак, ох дурак, надо же — не вспомнил!» — полный еще неостывших воспоминаний о пережитом страхе, честил он себя в следующую секунду. ПУВ ничем не грозило ему здесь — с самого начала! С того самого момента, как энергомеханик, верный инструкции, оживил энергозащиту поста. И перед глазами спокойно горел сигнал нагрузки энергощита.

…В неутомительной возне прошло минуты три — Отари настроил канал с наружных приемников и уравновесил его с каналом выхода; осталось подключиться к усилителю, и вся миллионотонная масса ПУВ будет в его распоряжении. Так же, как сам он — в распоряжении этой массы. Радуга на экране продолжала переливаться павлиньим хвостом, утомляя глаз; сюрреалистическая среда словно приманивала его, соблазняя игрой красок — Отари вдруг стало смешно. Как бездомная собачка, ласкающаяся в надежде на поживу! «Сейчас будет тебе сахарная косточка…» Страха как не бывало — Отари без удивления отметил это. Возможно, он просто устал все время думать об одном и том же — всегдашнее противоречие человеческой психики. Но сейчас это играло ему на руку. Уйдя поглубже в кресло, он сосредоточился, ловя нужный миг в своем настроении. Помня прежнее, он считал, что сразу же потеряет сознание. Выполняется последнее желание перед обмороком — вернее, сам обморок является его следствием. Перебарывая инстинктивное отвращение к беспамятству, он не спеша готовился к единственному мигу единственного желания — оттолкнуть, отбросить пульсирующее вокруг нечто. Пробой мог произойти в любой момент — Отари был готов к этому, желая изгнания прозрачного беса страстно и зло, как будто это был живой враг. Враг, погубивший Антека Войну, так и не успевшего стать ему другом… Скрючившись в кресле, Отари ждал. Где-то на периферии сиротливо мигал огонек — время шло, короткими рывками, от секунды к секунде. Новая цифра стирала предыдущую властно и нагло, чтобы, в свою очередь, быть стертой последующей — и так до бесконечности… «08.09.13… 14…» — механически отщелкивалось в каком-то глухом уголке мозга. «15…» Струна натягивалась все туже, ядовито звеня в пустоте… «16…» Отари моргнул. «17…» «Когда же, наконец…» «18…» «Когда…»

 

Глава 19

Все исчезло. Все вокруг и он сам — лишь одно громадное ничто… Мир закрыт. Тишина… В этой пустоте и тишине бьется громадное ничто! Плавно дирижируя, тьма раскачивалась… «И дух святой носился над водами…» Осознать ли весь ужас этого одиночества? Отари Ило принял его сейчас… И ощутил тоску — страшную, смертную тоску, потому что должен был умереть — но не мог…

…Спустя неизмеримо долгое время он вынырнул из беспамятства. Открыв глаза, сначала не мог понять, что видит. Наконец, мазки и кляксы сложились в знакомый вид пульта. Знакомый? Отари разглядывал его с удивлением прозревшего слепого. Он созерцал довольно долго (как ему казалось), впитывая мельчайшие подробности — вплоть до какой-нибудь царапинки на пластиковой панели или мерцания неисправной ячейки экрана. Потом увидел нечто, напомнившее о прошлом: «08.09.19». Светящаяся строчка цифр ничего не говорила сознанию, но Отари ощутил смутное беспокойство. «19…» — цифра вдруг медленно перетекла в новую форму. «20…» И с мгновенным блеском понимания словно что-то прорвалось — в уши ударил плотный гул, бешено замигали огни, сверкающей вьюгой взметнулись цвета с экранов — и Отари сделал вдох одновременно с первой мыслью — «Часы!» И поражающее недоумение — прошла всего секунда! Потрясенный, он оглянулся — Крин, как ни в чем не бывало, глазел мимо него на экран наружного обзора; механик с напряженной гримасой на лице держал руки на контактах распределителя. Увидев обращенное к нему лицо, он крикнул:

— Энергию «съело»! Остался только резерв!

— Сколько длился импульс?

— Секунды полторы…

Отари, помедлив, кивнул:

— Ясно.

Что бы там ни было, а кое-что действительно прояснилось — контакт произошел. Отари повернулся к пульту, нащупывая глазами тенденциограф… И длинно выдохнул — в центре шкалы по-прежнему красовалась жирная баранка. Ноль… Тишь да гладь графической проекции возмущал лишь маленький зубец отклонения — но этот бутон так и не развернулся в цветок. В чем же дело? Обхватив голову руками, он начал с остервенением припоминать. Ведь главное удалось! Контакт прошел — и он жив… Да и что могло ему грозить в этом уютном бронированном гробу? Даже в случае полного затопления станции тут можно существовать, пока не кончится воздух. Перспектива вполне реальная… Ило зажмурился, ожесточенно потер лоб. Потом отнял руку и с полсекунды недоуменно смотрел на нее. Недоумение быстро прошло, оставив легкое замешательство… Хмыкнув, снова зажмурился и несколько мгновений сидел смирно, словно что-то рассматривая под опущенными веками. Потом рука его начала медленно опускаться — когда она коснулась колена, он открыл глаза… Но это был уже другой взгляд, принадлежавший человеку лет на двадцать старше… Ибо теперь он знал, что делать — и от этого знания воистину происходили многие печали…

…Крин и энерг не поняли, что произошло с их командиром — тот как-то сразу потускнел… Даже голос, кажется, стал глуше. Но команды этим голосом он отдавал с прежней уверенностью — не успев оглянуться, они уже вовсю работали во имя неведомой пока цели. Крин помогал присоединять психотрон к аварийной батарее от воздуходела, приклеивая контакты специальным электропроводным клеем, энергомеханик, бросив свой щит, пересел за главный пульт и слушал указания координатора, все больше приходя в недоумение. Наконец, он не выдержал:

— Похоже, ты готовишь себе смену?

— Да. — Только кивнул Отари.

— Зачем? Ты же здесь…

— Меня здесь не будет.

Механик смотрел непонимающе… Потом выругался:

— Ты что, спятил?!

Крин тоже оторвался от дела и уставился на него:

— Зачем?

Отари ткнул пальцем в психосъемник:

— Это… я беру с собой. Сигналы должны доходить до наружных трансляторов — ваша задача…

— Ты что, самоубийца?! — непонимание энерга перешло в возмущение.

— Нет… — безжизненно ответил Ило. Разговаривать сейчас не хотелось… Но нужно было все объяснить, чтобы люди четко выполнили то, что требуется:

— Я должен войти в прямой контакт, иначе ничего не получится…

— С чего ты взял? Дичь какая… — энерг был смущен таким уверенным тоном, но старался этого не показывать. Крин попросту страдал, не отрывая по-собачьи выразительного взгляда от лица координатора.

— Я знаю, о чем говорю… Узнал недавно. Готово? — обратился он к застывшему, как статуя, мусорщику. Тот засуетился:

— Да, да, вот еще один проводок… Вот, все.

— Хорошо. Проверьте связь и… Я начинаю.

С этими словами он надел на голову «наушники», и, расправив как следует металлическую сеточку, повернулся к выходу. На психотроне начал разгораться зеленый огонек. «Все в порядке», — то ли сказал, то ли подумал Отари, выходя за порог этого уже ставшего родным помещения. Сомнений он больше не испытывал.

…Память не лгала — на этот раз он не терял сознания (или, скажем, терял, но не полностью), и отражение на краткий миг настигло его… И нечеловеческая тоска, которая жгла его тогда, была действительно нечеловеческой… Отражение не могло исполнить его желания, потому что без поддержки его сознания оно вообще не существовало — вернее, существовало лишь несколько миллисекунд. «Ты что, самоубийца?» — вопрошал недавно энерг. Он и не подозревал, насколько оказался близок к истине…

…Створка люка с глухим ударом встала на место, оставив человека одного. Отари поежился. Холодно… Намороженные глыбы льда еще не оттаяли, загромождая оба конца коридора зеленоватыми наплывами. Вздохнув, Отари полез на тот, что казался пониже. Лед и талая вода неактивны — это он усвоил еще в свою бытность контропером. Как давно это было! Мимоходом глянув на браслет, увидел, что механик уже взялся за дело — шла синхронизация частот. Добравшись до вершины, примостился на корточки и начал съезжать, в конце концов не выдержав и плюхнувшись на свои природные салазки. С плеском влетев в обширную лужу, он, ничуть не огорчившись, отряхнулся и побрел дальше, не опуская глаз — теперь это было ни к чему. Усиливающийся свет заставил щуриться… Резонанс еще не найден — Отари оторвал взгляд от коммуникатора и остановился. Дальше идти не было нужды…

…Бесшумное сияние охватывало спереди, с боков — несколько секунд, и он оказался в самом центре пляшущих отсветов, появившихся невесть откуда, словно передовой дозор летучей конницы океана… Теперь можно не спешить. Устало присев, Отари бездумно смотрел на игру света — странно, что теперь она не вызывала рези в сухих глазах… Что-то мягко коснулось щиколотки — он даже не вздрогнул. Снова прикосновение — скорее, поглаживание… Посверкивающий жидкий язычок струился, завиваясь возле ног, словно сигнализируя — нашел! Гладкая поверхность то расплющивалась, то взбугривалась; гудение чуть забрало вверх — это еще один поток приблизился вплотную, обдав терпким запахом — но не сказать, чтобы неприятным. Отари откинул голову на переборку, и, расслабившись, ждал продолжения. Сейчас, когда на голове у него датчик связи со всей массой этого вещества, трудно не представить, чем обернется контакт. Один человек — и несколько миллионов тонн жидкого кошмара… Но боятся поздно — он и не боялся. Страх словно выкипел… Холодное сияние обнимало его, принимая в себя; оно жило в нем… Очень скоро Отари уже не различал, происходит что-то на самом деле или только в его воображении. Хотя — где кончалась реальность в этом тайновище образов, овеществляющих самые прихотливые движения мысли… Сонмище духов выплясывало вокруг головы, принесенной им в жертву — пена лиц, лопающихся с квакающим звуком; заходящаяся скороговорка множества голосов: «Зб… онн… Я хчушщ-щ… тби…» Люди распадались, сливались в одно копошащееся нечто, злобно поблескивающее глазками; щелкающий туман наплывами извергался из гнусных пор, застилал глаза — остекленелым взором человек смотрел прямо перед собой, загипнотизированный видениями. Должен быть финал… Стены бесшумно сотряслись и раздались в стороны, открыв слепящий простор — простор без дали, одно громадное белесое ничто… С безличным интересом Отари наблюдал, как его тело постепенно растворяется в окружающей мути — он растекался все стремительнее, захватывая пространство… А вокруг ничего не менялось — на собственном опыте можно было постигнуть простую истину бесконечности. «Пространство бесконечно…» — погромыхивали где-то слова, существуя сами по себе. Пространство уже не было — он заполнил его целиком; он был вселенной — она была им; он был всем — от кванта до протосгустка галактик — пространством, временем, пустотой, пустотой… В ней нет времени; да и пространства, если подумать… Так Отари остановился на грани собственного исчезновения. Бесконечно долгое время висел он здесь — нигде и никогда, с любопытством перебирая градации несуществования, словно выбирая новый наряд. «Никогда…» — тень звука, отдаленный гром… Ворон, хрипло каркнув, вряскорячку уселся на хлюпнувший пол, подняв кучу мелких брызг. Сердито завозился, топорща перья — черные бусины глаз мгновенно подергивались белесой плевой… Вот он склонил набок голову, обремененную костяным наростом клюва. Застыл. С конца клюва сиротливо свисала капля… «Он пришел…» — подумал Отари. И предчувствие неминуемого прочно воцарилось в душе. Оставалось немного… Коридор плавно двинулся, поворачивая к нему нептичьей устремленности взгляд. И сквозь маску ворона проглянул острый блеск полированной стали… Она тускнела, покрываясь сизым налетом — палач, деловито поплевав на руки, уже половчее ухватился за рукоять тяжелого топора, примериваясь… Чуть довернуть — калейдоскоп сложился в новый узор, оживив бессмысленный орнамент на ремне воспитателя — хитрая вязь пауком сидела на пряжке. Взлет — стремительное предчувствие боли… Еще доворот — картины мелькали все быстрее, сливаясь в один тошнотворный крутень — кружение достигло апогея, перебитого вдруг тремя басовыми аккордами фортепиано… Огромный выпуклый глаз медленно поворачивался, уставляясь в упор темным дулом зрачка — Отари уже проваливался, неудержимо и страшно, судорожно цепляясь руками за края бездны — а глаз все полз и полз из-за горизонта, разбухая на весь небосклон; раскаленный зрачок медленно полыхал закатом…

Тьма рванулась и накрыла его.

 

Глава 20

Отари Ило открыл глаза — и увидел свет. Ничего, кроме мутного белого света. Несколько секунд бессмысленного разглядывания — он закрыл глаза. Стало темно. Так и продолжалось — свет, тень, свет… Он занимался этим достаточно долго, пока не устал. Тогда возникла первая мысль… Но какая, понять не успел — умственное напряжение оказалось непосильным. Проваливаясь в очередное беспамятство, он уже не чувствовал, как чьи-то руки поворачивали его на бок, прикладывали к виску гладкое и прохладное…

Неопределенно-длинная пауза… Внезапно вернулся слух — гул в ушах перемежался тупыми толчками. Это напоминало что-то очень знакомое — помучившись, Отари, наконец, отыскал нужное понятие. Сердце… Его сердце. Он… Мысль вновь возникла, и на сей раз он успел ее осознать. Простой вопрос: «Кто я?»

…Ответ пришел позднее и почему-то со стороны: «Отари Ило», — пробубнил кто-то над ухом. Отари кивнул — со стороны это можно было понять только по дрогнувшим векам. Да, он — Отари Ило, координатор и прочая, и прочая… И в полной уверенности, что сейчас все выяснится, раскрыл глаза…

…В белесом полужидком свете дрожали размытые контуры с неприятным желто-серым отливом. Они вяло шевелились, меняя очертания… Отари захлопнул глаза, не успев даже испугаться. Учащенный стук сердца и судорожный вздох: «Ослеп?!» Попытался пошевелиться — уж осязание-то не откажет, и на ощупь он определит, где находится. Усилие вызвало томное головокружение — так ничего и не почувствовав, он обессилено вытянулся. Страх вспыхивал угарными огоньками — а ну как он парализован? А ну… В конце концов, он просто устал. Успокоение снизошло словно по заказу — и он всем существом потянулся к нему. Через минуту он спал, усыпленный нейроизлучателем, чутко среагировавшим на опасное возбуждение пациента. Обратная связь работала прекрасно.

…Пробуждение походило на подъем из глубокого колодца — но это было именно пробуждение, а не конец обморока. Открыв глаза, Отари некоторое время смотрел на светло-серую стену, в полудреме считая выбоинки и трещинки на пластиковой поверхности. В следующую секунду его словно подбросили — он видит! Дремота пропала, и, воодушевленный открытием, Отари попытался встать. Радость оказалась преждевременной — руки и ноги были словно сделанными из ваты. После несколько попыток Отари откинулся на спину, по-прежнему беспомощный. Успокаивая дыхание, он решил смотреть на вещи с оптимизмом — наладилось зрение, наладится и все остальное… Оглядывая помещение, он убедился, что оно вовсе не походило на больничную палату. Слишком уж крохотное — не комната, а келья. Окон нет, голые стены и слабо светящийся низкий потолок. Кровать занимала почти все место — только сейчас Отари обратил внимание на то, что лежит в своем комбинезоне, укрытый легким одеялом. В поле зрения попал стоящий у изголовья аппарат искусственного сна — стандартная бытовая модель. Тут же, на столике, россыпью лежали какие-то ампулы с сине-белыми этикетками — прищурившись, он разглядел надпись: «Белковый паек № 3». Принудительное питание. Сколько же времени он здесь? И где это — здесь? Близкие шаги отвлекли внимание — обратив лицо к двери, он замер в ожидании. Дверь отворилась. В полутьме обрисовалась легкая фигура — Отари вытаращил глаза… Задорная грива рыжих волос и бестрепетный взгляд, который нельзя было перепутать ни с каким другим… Инар! Стремительно войдя в комнатку, она натолкнулась на его изумленный взгляд. Вспыхнув, неловким движением высыпала на столик целую кучу ампул и, не подбирая попадавшие на пол, так же стремительно вылетела за дверь. На Отари словно повеяло сухим ветром с ароматом корицы — мысли спутались… Однако здравый рассудок быстро поставил все на место, как кристаллик соли, брошенный в перенасыщенный раствор. Он в плену! Это объясняло появление Инар, имя в виду ее верность, доказанную однажды. К тому же родство с Эшем Бронтомом гарантировало сохранение тайны… Отари погрустнел — злости не было. Была усталость… Глядя в потолок, он нехотя обдумывал положение вещей, однако все время сбивался на вспыхивающий нимб волос… В конце концов он пересилил себя и заставил заняться делом — вернее, занял голову бесплодными прогнозами будущего. Невеселая перспектива… Бронтому ничего не стоит представить дело так, что координатор и пикнуть не успеет, как окажется на рудниках Нептуна. Прямых улик нет, однако спустя двое суток после его нелегального появления началось такое… Эх, Грор, сукин ты сын! Глаза после всех пережитых волнений потихоньку слипались. Он сладко зевнул, поддаваясь обволакивающий сонливости — то ли своей, то ли внушенной. Не пытаясь в этом разобраться, погрузился в сон. И проспал еще неизвестно сколько времени…

…На этот раз он проснулся сразу, словно от толчка. Вокруг царил полумрак, потолок чуть светился — Отари по-прежнему лежал на спине, виски его мягко обнимали два прохладных электрода. Каким-то шестым чувством он понял, что сейчас ночь. Осторожно повернув голову, увидел сначала гору поблескивающих в темном свете лекарств — столик был погребен под ампулами, капсулами, обертками с пестрыми этикетками и еще бог знает чем. А над всем этим раздавалось легкое посапывание — в креслице у стены, неудобно склонив к плечу голову и чуть приоткрыв рот, мирно спала Инар. Верная сиделка дрыхла самозабвенно, и Ило представилась возможность без помех рассмотреть ее… Благо ничем другим он сейчас заняться не мог — он убедился в этом, попробовав пошевелиться. В ответ на вызванный шум девушка завозилась в кресле, окончательно сворачиваясь в клубок. Во сне человек меняется — может быть, он становится самим собой… Спящий беззащитен и Отари ощущал неловкость — свернувшаяся калачиком девушка напоминала котенка. Особенно из-за распустившихся волос, обрамляющих лицо беспорядочным нимбом. Само лицо носило следы старательной, но безуспешной борьбы за красоту с помощью новейшей светокосметики (наверное, подарок к совершеннолетию, решил Ило). Но, противореча задорным краскам, либо было бледным и осунувшимся — под глазами залегли тени… Простенький рабочий комбинезон розоватого оттенка и заношенные домашние туфли довершали картину. Оторвавшись от ее созерцания в некотором смущении, Отари зажмурился и честно попытался уснуть. Но спустя несколько минут со вздохом открыл глаза — похоже, он отоспался дней на десять вперед. И пришлось коротать время до утра, занимаясь бессмысленным перетряхиванием все тех же мыслей. Время за этим занятием тянулось томительно медленно…

…Инар проснулась бесшумно от негромкого звукового сигнала — на гладких боках ампул и пузырьков замигал отсвет сигнального огонька. Быстрый взгляд на пациента, затем куда-то за него — сигнал прекратился. Отари задрал голову и встретил ее взгляд.

— Вы… Вам лучше?

Глядела она почему-то с опаской. И спрашивала осторожно. Отари попытался ответить с ходу — и не смог. Губы не слушались. Наконец, выговорил по слогам:

— Ни-че-го…

Инар молчала — замерла и молчала, словно чего-то ожидая. И отчаянно при этом труся… «Что, я кусаюсь, что ли?» — ворчливо подумал Ило. Его раздражал этот страх — не такое уж он чудовище. Хотя, наверное, ей многое порассказывали… Он нахмурился. Девушка, наконец, вышла из оцепенения. Отведя взгляд, неуверенно поднялась с кресла… Отари с трудом сложил губы в нужную фигуру:

— Элек… тро… ды, — и показал глазами на лоб. Инар закусила нижнюю губу и, медленно склонившись, взялась за прохладные пластины, не забывая при этом коситься на лежащего. Ей-богу, Отари так и подмывало неожиданно гавкнуть на нее снизу! Но он подавил мальчишеское желание — по всему видно, ее уже и так напугали, дальше некуда. Он услышал близко от себя ее стесненное дыхание и ощутил скользящее касание чуть влажной ладони — рука сразу же отдернулась. Электроды были благополучно сняты и Инар улетучилась, оставив после себя слабый запах корицы. «В самом деле — корица… от волос, что ли?» Насущная проблема, что и говорить… Сосредотачиваясь на каждом движении, Отари медленно сел, опираясь руками о кровать. Голова слегка кружилась — но, в общем, было терпимо. С ногами дело обстояло хуже — наконец, удалось выбросить эти нечувствительные тумбочки из-под одеяла и опустить на пол, неуклюже грохнув ступнями — «бум!» «Шум…» — подумал координатор. И не зря — послышался торопливый перестук шагов, и в комнату коршуном ворвалась Инар:

— Что же это! — возмущенно вскричала она, неожиданно крепко схватив его за плечи и силой укладывая обратно (что было нетрудно). — Что, я спрашиваю?! Вы должны лежать — иначе…

— Что… охрану позовете?.. — прохрипел Ило, положенный на обе лопатки. И сам напугался результата своих слов — девушка вздрогнула, словно ее ударили. Медленно выпрямившись, некоторое время смотрела на него, горестно распахнув глаза — и глаза эти вдруг наполнились слезами.

— Вы… — прерывисто всхлипнула она, схватившись руками за жарко полыхнувшие щеки. Прошептала, — Вы… Как вы смеете… Я вас ничем… — голос ее прервался, и она выбежала из каморки так же быстро, как появилась. У Отари голова уже шла кругом — и от этих внезапных появлений, и от собственных непонятных чувств — сжав зубы, обозленный на весь свет, а в первую очередь на себя самого, он рывком поднялся на ноги, чуть не упал, выругался в полный голос и, неуклюже наклонившись вперед, вышел из своей камеры, лишь чудом не протаранив лбом двери. Сейчас он готов был раскидать любых охранников, как кроликов — бешеная сила бушевала в нем, ища выхода… Но раскидывать никого не пришлось — это стало ясно с первого взгляда. «Идиот!» — обругал он себя вконец уничтоженный Ило, когда понял. Он настолько привык видеть Инар на фоне станции космосвязи, что в первое мгновение был просто в недоумении — девушка умудрилась захватить всю обстановку с собой? И тут же жгучий стыд съел его начисто — это он, он — здесь! На этой трижды проклятой — и трижды благословенной! — точке связи. Стыд ел его не зря — ошибиться может каждый, но, когда дело касается женщины… В общем, Отари сейчас чувствовал себя последним из всех неблагодарных скотов. Неуклюже шарахаясь от одной стойки аппаратуры к другой, он двинулся на поиски своей спасительницы. Задевая в полумраке за края и углы, разглядел, наконец, выход из нагромождения и со всей возможной скоростью направился к нему. Обуреваемый все тем же бурливым коктейлем чувств, ввалился в знакомое рабочее помещение, еще не зная, что будет говорить или делать — но Инар здесь не оказалось. «Ушла?» — мелькнула озабоченная мысль. А если ушла, то куда? Или, может, за кем? Черт — за это время он превратился в какое-то затравленное животное! Тихий звук вывел его из раздумий — он прислушался. Потом, опираясь о стенку нечувствительными подушками ладоней, прошел к неприметной двери. Нерешительно постоял возле… Звук повторился — больше всего он напоминал приглушенное всхлипывание. Решившись, наконец, Отари переступил порог.

…Он очутился в небольшой светлой комнатке — аккуратный столик, два легких пластиковых стула, шкафчик и большое зеркало — вот и вся обстановка. Из окна лился ровный солнечный свет — лишь приглядевшись, можно было понять, что это обыкновенная голографическая запись, прикрытая кружевными занавесочками. Все вместе сильно напоминало кукольный домик в разрезе. Всхлипывание доносилось из-за занавеси веселого канареечного цвета — осторожно отодвинув ее, Отари оказался в спальне — откидная кровать занимала крохотную каморку почти целиком. На кровати ничком лежала Инар, и плечи ее судорожно вздрагивали. Она ревела самым настоящим образом — не плакала, не рыдала, а именно ревела, полная сознания своей обиды. Неуклюже-поспешно подковыляв к кровати, координатор едва не грохнулся, но, вцепившись рукой в перину, задержался, чуть не выдернув кровать из гнезда. Перед ним на миг мелькнуло красное зареванное лицо — девушка тут же снова спрятала его.

— Чего вам… — неласково буркнула она из-под ладоней.

— Инар… — стесненно начал Ило и запнулся, не зная, как продолжить. Он хотел сказать, что благодарен ей, что она самая лучшая девушка в мире — но слова застряли где-то в глубине гортани. Пошевелил губами, он в отчаянии потряс головой — проклятье! Из-за тонких пальцев блеснул любопытный глаз — что такое происходит с этим большущим, здоровущим парнем? Это оказалось так неожиданно кокетливо, что Отари почувствовал облегчение — и произнес единственные нужные слова:

— Простите меня… пожалуйста.

— За что это… — по-прежнему неласково отозвалась девушка, но лицо от рук оторвала. Теперь она, оттопырив нижнюю губку, внимательно смотрела перед собой. Но Ило уже покончил с замешательством, и теперь слова его лились и относительно свободно:

— Ты… нашла меня на берегу?

— Да. Валялись там… как дохлый краб! — сказала Инар и не выдержала тона — прыснула. «Тоже мне, острячка», — беззлобно проворчал про себя Отари.

— Спасибо! — выдохнул он наконец после серии конвульсивных движений губами.

— Не за что — подумаешь! — фыркнула Инар. — Не бросать же…

— А… — Отари осторожно сглотнул, — другим ты сообщала…

— Кому это? — независимо вскинулась она. — Дяде?

И внезапно перешла в наступление:

— А вам-то что? Кому хочу, тому и сообщаю — а вы не командуйте! И вообще — что вы здесь делаете?! Почему встали — сейчас же на место!

Она проворно вскочила и, схватив Ило за руку, потащила к выходу блестя забытыми слезами. Отари, ошеломленной натиском, не сопротивлялся — куда там! Только растеряно и глуповато улыбался — он узнал то, что хотел. Никому-то она не сообщала…

…Неизвестно, как истолковала его улыбку Инар, но удалилась она алая от смущения и гнева — наполовину на себя. Отари неведомы были все эти борения — разлегшись на перине, он мечтательно глядел в потолок, полный еще не прошедшей радости. Как это называется, сейчас интересовало его меньше всего — романтический блескучий кавардак царствовал в его голове, отодвинув заботы. Да и какие могли быть теперь заботы? Убийственная среда ПУВ, как нарочно, вынесла его к самому безопасному месту на всей планете. Он может прятаться здесь хоть до второго пришествия — уж очередной-то звездолет прилетит гораздо раньше. Даже собственное состояние не вызывало былой тревоги — оптимизм, как пожар, распространялся на все вокруг — не успеешь оглянуться, как ты уже по горло в болоте розового киселя. Ну, хоть основания были — руки стали потихоньку отходить от непонятного онемения, да и говорить стало легче — то ли стараниями Инар, то ли естественным образом… Мысли скакали мячиками, упруго отталкиваясь от серьезных тем — восьмая база? Но после того, как он отвел угрозу, там все целы… Наверняка Крин и механик тоже — мысль-мячик отскакивает еще раз… Бред прямого контакта стерся и потускнел, вспоминаясь как давешний кошмар — и ведь, конечно, Отари больше не угодит в объятия ПУВ? Нет, нет… Он уже дремал — тихо мерцающий огонек нейроизлучателя освещал его лицо. Завтра… Что — завтра? Завтра все будет хорошо. Все будет очень хорошо…

 

Глава 21

Он проснулся с ощущением смутного беспокойства. Вокруг стояла мертвая тишина — в самом деле, ночь… Но сон не шел. Беспокойство теребило душу с занудством и настойчивостью зубной боли. Как будто что-то забыл и никак не может вспомнить — повернувшись на другой бок, Отари выругался про себя — вот еще маета… Что-то острое и твердое впилось в бок — приподнявшись, Отари посмотрел на перину. Нет ничего… Лег — снова что-то проехалось по ребрам так, что он поморщился. Наконец, он додумался пощупать карманы, и сразу же наткнулся на мешавший предмет. Все еще непослушной рукой залез внутрь — и еще до того, как вынул его, вспомнил, что это. И понял, что не давало ему спать. Совесть… В пальцах тускло мерцал гранями памятный кристалл. Обманчиво прозрачная глубина скрывала в себе то, ради чего он все и затеял — а сейчас постыдно забыл. В памяти мелькнула вереница лиц — ухмыляющийся Грор; Дино Микки, сосредоточенно набирающий очередной код вызова; Крин смотрел снизу вверх, как преданный пес… Мелькнуло и пропало лицо Пауля Эркина, незримого ангела-хранителя безумной одиссеи; даже главный диспетчер Ингвельсон возник откуда-то из глухого уголка памяти, тут же вытесненный хмурым лицом энергомеханика… Господи! Он даже не помнит, как его звали… Отари заворочался, отбросив легкое одеяло. И напоследок еще один образ возник в сознании, заставив стиснуть зубы. Антек Война. Заурядный ремонтник, простой парень, добродушно улыбался ему всем своим широким лицом, освещенным маленькими карими глазками… Всё. Отари тяжело поднялся. Все эти люди верили ему, помогали — иногда, может быть, и не подозревая об этом, ведь долг управленца — отнюдь не святой… Отари словно просыпался во второй раз. Похоже, что онемение коснулось не только тела — души… Сейчас оно проходило с тупой ноющей болью, как будто кончалось действие обезболивающего. Нейроизлучатель озадаченно пискнул и обиженно замигал оранжевым огоньком отказа. Медленными движениями Отари натянул ботинки и открыл дверь своей каморки. Спать он уже не мог…

…Кристалл скрывал за своей многогранностью сведения об истории и цели экспедиции. По крайней мере, Отари рассчитывал на это — план распаковки был буквально нафарширован множеством программ-крючков, программ-ловушек и прочих ухищрений электронного шпионажа. Они реагировали на ключевые слова и понятия, они самостоятельно искали связи между ними — даже ассоциативные, не говоря уже о логических… Сведения там есть — он был уверен на девяносто девять процентов. Ищущим взглядом обшарив помещение поста, он не нашел ничего подходящего. Дешифраторы… Дешифраторы — еще и еще. Аппаратура уплотнения… Контроля… Взгляд зацепился за незнакомый прибор — потребовалось некоторое напряжение мысли, чтобы распознать в нем метеорологический прогностер. Еще раз по кругу — Отари напряженно всматривался в линии мнемонических схем, ища в них выхода — но выхода не было. Единственный компьютер, находившийся здесь, исполнял узкоспециальные функции расчетчика. Взгляд координатора потух — смешно было надеяться… Да и зачем станции связи электронные мозги высшего уровня? Кристалл жег судорожно сжатые пальцы — такой драгоценный для него, и такой ненужный… Любой управленец в его положении отдал бы левую руку, лишь бы получить нужную информацию — Отари был убежден в этом. Длинно вздохнув, он потоптался в нерешительности, потом осторожно присел в маленькое креслице у пульта — другого здесь не было. Потрогал подлокотники — казалось, они еще хранят тепло ее рук… Отари прикусил губу и метнул на дальнюю дверь взгляд исподлобья. Сирена… Она задурила ему голову — сю-сю-сю, холосенький мальчик… Дочки-матери, едрена в корень! Он понимал, что несправедлив сейчас, но тяжелый гнев, как грозовая туча, окрашивал все вокруг в мрачные тона, придавив на мгновение теплый и рыжий солнечный блик… Зачем она его спасла? «Для себя», — подсказывало сердце. «Для своей жалости», — трезво поправлял ум. Можно представить себе чувство девчонки, нашедшей вдруг того, кого она, вольно или невольно, обрекла на смерть. А он — вот он, беспомощный, жалкий, отсыревший… «Вот небось страху-то натерпелась, пока тащила», — уже с долей сочувствия подумал Ило и невольно покосился на свое тело. Все восемьдесят килограммов мышц и костей были на месте. Видать, не до страху ей было… Отари постепенно успокаивался — вернее, лихорадочная жажда действий постепенно переплавлялась в железную непреклонность. Он упрям… Так или иначе, а своего он добьется. Так… А как? Придумает… Потом… Потом…

Тяжелеющая голова склонялась все ниже. Чуть слышно пискнул таймер — три часа ночи. Дремота, наконец, одолела — Ило и не заметил, как уснул. «Завтра все будет очень хорошо…» — последней проскользнула вспомнившаяся мысль… Завтра уже наступило.

…О том, что оно уже наступило, Отари не пришлось теряться в догадках — об этом ему в самое ухо пропел тонкий язвительный голосок: «С добрым утром! Где это вас научили спать сидя?» Открыв глаза, Отари автоматически потянулся и тут же подавил зевок — прямо на него смеющимися глазами смотрела Инар:

— В жизни не встречала человека страннее! — воскликнула она, выпрямляясь и порывистым жестом отмахнувшись от мешающих прядей. — Что, хотели отсюда связаться с кем-нибудь? Наверное, с какой-нибудь фифой из Приземелья… — и она презрительно надула губы. Отари отрицательно мотнул головой, но рыжий бесенок не унимался:

— Небось, там за вами бегала целая орда поклонниц — как же, координатор…

— Не замечал, — хмуро отозвался Ило, пытаясь отвести от нее взгляд — вызывающе короткий ярко-красный халатик вызывал в памяти корриду. Оставалось только замычать, как быку… А девушка явно была в прекрасном настроении — пританцовывая и напевая, она мгновенно исчезла в своей комнатке, и оттуда донесся плеск и фырканье. Не успел он подняться и как следует размять затекшие ноги, как она уже выскочила оттуда в своем комбинезоне:

— Куда? А мыться? — улыбка была неотразима, и Отари вновь почувствовал сухость в горле:

— Кхм… Спасибо… — и он неуклюже заковылял к двери. Инар смотрела на его ноги расширившимися глазами:

— Как вы ходите?!

Отари остановился, непонимающе посмотрел вниз:

— Как… Как и вчера.

Инар чуть покраснела (видимо, вспомнив вчерашнее), но не дала себя сбить:

— Вы ведь их чувствуете, ведь так?

— Да… Занемели немножко… — начал Отари и остановился. Наклонился. Пощупал колени, потом дотронулся до ступней… Выпрямился, растерянно улыбаясь:

— Все в порядке. А я и забыл…

— Вот что, — затараторила Инар, — нужно все хорошенько проверить через медсистему, я сейчас приготовлю…

Отари круто повернулся:

— Медсистема? Значит, я на учете?

Инар замолчала. Потом начала густо краснеть. Пролепетала чуть слышно:

— Нет… Я… На свое имя…

Координатор мгновенно понял нехитрую механику обмана — девушка посылает сигнал о своем якобы недомогании, а затем подсовывает системе его. Дальнейшее, как говориться, дело техники. Вот только как поступил бы многомудрый «Эскулап», если бы вдруг обнаружил в «женском» организме расстройство… ну, скажем, предстательной железы? Представив всю несуразность дилеммы, Отари не смог сдержаться — согнувшись чуть не пополам, он зашелся в поразившем его, как молния, беззвучном хохоте — со всхлипыванием и утиранием слез…

— Перестаньте! Ну что это такое! — сердито закричала девушка — но Ило продолжал хохотать, не в силах остановиться, и мало-помалу ее тоже разобрало — вначале несмело хихикнув, она вскоре зашлась серебряным колокольчиком. Негромкий зуммер холодным лезвием перерезал смех, оставив после себя тишину. Двое заговорщиков испуганно уставились друг на друга. Инар пришла в себя первой:

— Это циркуляр… Идите к себе. Идите же! — и энергично подпихнула неуклюжего пациента к выходу.

…Отари, конечно, не ушел «к себе» — оставшись за дверью, он мог слышать все, что говорилось в рубке. Первым он услышал знакомый — и ненавистный — голос руководителя экспедиции, гран-эрмиера Эша Бронтома:

— Инар, сколько можно ждать? — проскрипел он, как всегда, без всякого выражения.

— Уже все, дядя… — что-то пискнуло, и рубка наполнилась голосами. «Понятно — ежедневное совещание…» Отари вслушался:

— …были ли сбои после аварии на восьмой? — голос главы экспедиции. Разноголосица отрицательных ответов — Бронтом подвел итог:

— Продолжать работу по плану. Информацию об отклонениях перевести в сигнальную сеть, гриф — «срочное оповещение»…

— Концентрацию… — заикнулся кто-то.

— Концентрацию — в первую очередь! — резко перебил Бронтом. Главы станций поутихли, когда начальственный баритон призвал к порядку. Началась обычная летучка — как и во всем цивилизованном мире, начальники докладывали о ходе неведомой координатору работы, попутно жалуясь на плохое снабжение, нехватку кадров, некомплект техники и чересчур сжатые сроки. Ревниво вслушиваясь в разноголосицу обсуждения, Отари с некоторым злорадством выявил для себя парочку явных упущений и множество мелких погрешностей, вызванных непрофессиональным подходом — даже не зная сути дела, он мог бы процентов на десять повысить его эффективность. Несмотря на злорадство, его не покидала и грусть — его место было там, в гуще событий, переплетении интересов и идей… А вместо этого приходиться подслушивать у двери.

Он встрепенулся, когда очередь дошла до эрмиера «Бронзовой» — знакомый гнусоватый голос поведал о размерах повреждений и принятых мерах, завершив выступление вдохновляющим заверением о полной готовности хоть сейчас продолжить плановые эксперименты. Сердитый голос Бронтома перебил его:

— А как дела с расследованием причин? Виновник не найден? Ну, это, шустрый… как его… Ило?

Видимо, опыт убедил его, что координатор так просто не сгинет. Начальник восьмой заюлил, оправдываясь тем, что в наступившей суматохе из-за поломок связи его приказ не был вовремя доведен до охранников, но, судя по всему, бывший координатор скрылся в трюме навсегда. (Значит, приказ-таки был — отметил про себя Отари). Показания свидетелей подтверждены Центром, что исключает возможность ошибки. «А что сейчас стоит Инар крикнуть: «А вот и неправда!» — подумал Отари и невольно подобрался. Но Инар молчала, как и подобало скромной служащей. Неизвестно, о чем она думала, но это молчание давало надежду на то, что она начала сомневаться в тех, кто руководит ею. «И в своем ненаглядном дядюшке», — с неожиданной горечью подумал он. Но эрмиер экспедиции так просто не сдавался — как будто догадавшись об этих мыслях, он властно перебил их, заканчивая совещание на высокой ноте: «Времени осталось мало, и потребуется напряжение всех сил… Но мы справимся — если никто больше не допустит ошибок, как на «Бронзовой»… Контроль и еще раз контроль! Каждый человек на виду — слишком многое можно потерять из-за глупой мелочи… Конференция не остановиться перед ликвидацией Евгенической Службы, если увидит угрозу себе — «сыромозгие» не видят дальше собственного носа, не понимают, что уже стали не нужны…»

Рубленые фразы звучали в тишине весомо и значительно — они невольно захватывали, несмотря на механически-бездушную интонацию.

«Генетические касты надеются на проект — мы не должны подвести…» — и, даже не сделав такой нужной здесь паузы, продолжил:

— На сегодня все. Повторяю задачи — седьмой и десятой подсоединить инфорсети к главному стволу — хватит вариться в собственном соку… Вспомогательным службам продолжить развертывание маяков на островах… Та-ак, что еще… — он продолжал нудно перечислять все дела, намеченные на сегодня, большие и маленькие, важные и не очень, вызывая этим лишь презрение профессионала — научная добросовестность не имеет ничего общего с размахом руководства, имеющим целью заставить работать мозгами всех. Педантичный ученый просто раздвинул стены своей маленькой лаборатории на весь мир, что ж, ему же хуже (миру, то есть). Но ощущения Отари были сродни тем, какие испытывал бы скульптор, видя, как из драгоценной глыбы мрамора неуклюжий резец выделывает пепельницы… Слова же о долге перед кастами не задевали душевного спокойствия координатора ни в малейшей степени — снобы генетических каст слишком далеки от серой массы «средняков» и освоителей, к которым он принадлежал.

…Однако не все восприняли эту проповедь равнодушно — встретив взволнованно блестевший взгляд Инар, он убедился в этом. Растерянно остановившись, сказал неловко:

— Я пройду… т-туда, — и ткнул пальцем в дверь ее комнаты.

— Зачем?

Отари беспомощно провел рукой у лица, чувствуя, как слова опять заклинивают где-то в гортани. Инар словно очнулась:

— А-а, мыться… Конечно. — И вновь отвернулась к пульту. «Она слишком восприимчива. Но, может, это и к лучшему?» — думал Ило, механически споласкивая холодной водой пощипывающее после санации лицо. И тут же волной жара его обдал стыд — опять! Он уже подсознательно строил расчеты на использование этого полуребенка… «Не хватит ли хитростей?» — ожесточенно думал он, вытираясь самым жестким ворсом, какой только удалось найти в сушилке. Лицо горело — от стыда ли, от ворса…

Сразу же после водных процедур начались процедуры иного рода — Инар не стеснялась использовать мощности медсистемы на все сто процентов. Организм пострадавшего был исследован вдоль и поперек — Отари терпел, чувствуя себя эдакой большой игрушкой для маленькой девочки. Чувствовал он себя, впрочем, вполне прилично.

— Совсем хорошо! — подтвердила Инар, с увлечением колдуя над «куклой» — информационной матрицей, снятой с пациента, — Совсем-совсем неплохо… Да! — она решительно нажала последнюю клавишу и откинулась с победоносным видом.

— Что — да? — поинтересовался Ило, отсоединяя от торса многочисленные датчики.

— Семьдесят процентов функций восстановлено, у остальных хороший прогноз…

— Значит, здоров, — подытожил Отари, натягивая куртку. В левом кармане явственно чувствовалась небольшая, но ощутимая тяжесть кристалла.

— Инар…

— Да?

— Вас можно попросить об одном одолжении?

Девушка кинула на него испуганный взгляд:

— Каком… одолжении?

— Понимаете, — чрезмерно легко продолжил Ило, защелкивая магнитные застежки, — я ведь все-таки координатор… Мне нужно знать, почему со мной так поступили. Правильно?

Сейчас он говорил с ней, как с действительно маленькой девочкой, подводя к нужному для себя решению. Кажется, это было ошибкой:

— И что же вам надо знать? — с явной иронией переспросила Инар, показывая, что насквозь видит все эти неуклюжие маневры. Ничего не оставалось, как идти в открытую:

— Мне нужно знать все, — провозгласил Ило, — и в первую очередь то, над чем работает экспедиция…

Лицо девушки приобрело отчужденное выражение:

— Но вы ведь все равно не сможете принять участие?

— Я и не собираюсь, — огрызнулся Отари, вспомнив издевательский прием Бронтома. Еще одна ошибка — Инар отвернула вмиг погрустневшее лицо и принялась, по своему обыкновению, разглядывать что-то вдалеке. В разговоре возникла неловкая пауза — Отари поспешил заполнить ее, но вышло так же неловко:

— Это же противозаконно… Бронтом не имел право запрещать мне работать…

Молчание Инар превратилось в глухую стену — он осознал свою ошибку, но слишком поздно. «Проклятый дядюшка», — в сердцах подумал он, почувствовав испарину на лбу. А он ведь еще не попросил ничего конкретного… Может, невинность просьбы растопит этот лед?

— Инар, мне ведь нужно только считать информацию с кристалла… — просящим тоном произнес он, наклонившись к ней. Она внезапно повернула к нему наполненные упреком глаза:

— Зачем вы все испортили?! Я думала, вы уже поняли…

— Что? — автоматически спросил координатор.

— «Что-о»… — передразнила Инар. — Ничего! Если я о вас никуда не сообщила, это еще не значит, что я буду вам помогать… Просто я не хотела, чтобы вас пришили.

Отари подавил готовую сорваться с уст ядовитую реплику. Он только сурово посмотрел на Инар:

— Выходит, я здесь как бы под арестом?

Она смутилась от неожиданности, но потом дерзко вскинула взгляд:

— Можете считать, что да. Устраивает?

Отари сменил суровость во взгляде на укоризну, чем все же смутил ее — пытаясь бороться с собой, Инар выпалила скороговоркой:

— Откуда я знаю, что вы задумали? И дядя сегодня правильно сказал, нельзя, чтобы все пропало из-за глупой мелочи…

— Это из-за меня? — вопрос звучал утверждением.

— Вы не понимаете! — страстно воскликнула Инар, тряхнув своим огненным нимбом, — мы работаем для будущего…

— Своего. — Тяжело произнес Отари, поднимаясь, — своего… будущего. Без меня…

— Но… как вы не понимаете… — растерянно пролепетала девушка — Отари не дал ей договорить, уничтожив этот лепет своей ледяной вежливостью:

— Спасибо за помощь. Я думаю, мне лучше уйти… Чтобы не расстраивать вашего дядюшку! — не удержался он от колкости. Глаза Инар полыхнули злым отсветом:

— Да! Мой дядя — не вы!.. — она захлебнулась словами и на некоторое время онемела, хватая ртом воздух. Воспользовавшись этим, Отари так быстро, как только мог, направился к выходу. Но у самой двери его настиг отчаянно-гневный выкрик:

— И уходите! Подумаешь… И правильно о вас говорят — сыромозгие! Еще какие! Мой дядя…

— Донеси, донеси на меня своему дяде, — ядовито поддакнул Отари, чуть повернувшись. Растерянный взгляд был ему ответом. Отвернувшись, он поспешно вышел, ссутулившись и ничего не видя перед собой. Выкарабкался по лесенке наверх, дернул за ручку двери… Ворвавшийся теплый воздух огладил щеки ласковой ладонью, и он прищурился от лучей позабытого бледного солнца…

Так он ушел со станции космосвязи в третий раз — в слепом порыве пиная подвернувшиеся под ноги камни. Гнев гнал его вперед. Вокруг стояла тишина, нарушаемая только шорохом шагов; близкое эхо временами возвращало звук… Когда бурлящие чувства наконец успокоились, он огляделся кругом. Подумав немного, повернул параллельно берегу. Поселок, наверное, по-прежнему пуст… Вспомнив кое-что, он глянул на свою левую руку — браслета на ней не было. Он снял его еще там, на «Бронзовой» — перед тем, как выйти на свидание с ПУВ… Зачем? Интуиция… Зато теперь его считают стопроцентным трупом. Неплохо! Значит, не ищут — и он имеет шанс продержаться до звездолета. Если, конечно, Инар не выдаст. Зря он все-таки так обошелся с ней — но как было вытерпеть эту дурь! Высшие касты, гениальный дядюшка, чтоб его… Неужели не задумается? Отари угрюмо качнул головой — после такой-то взбучки… Только что искры не летели. Ладно… Переживем. И, как бы в подтверждение этой мысли, небывалая тоска навалилась на него…

…Поселок встретил его знакомой тишиной — отдаленный стрекот робота-садовника лишь подчеркивал ее. «Уж не тот ли самый, что стрекотал в первое утро?» Вполне возможно… Все это время механизм продолжал мирно трудиться, существуя в каком-то своем измерении — мирном и дремотном. На секунду Отари захотелось хоть немного пожить такой жизнью — без спешки, погонь, дерьмовых приключений… Усталость? После того, как он столько проспал, это было бы смешно… Это и было смешно — он действительно устал. Ураганный темп событий утомил не тело — душу; в конце концов, он всегда был немножко педантом, превыше всего ставящим порядок.

Найдя свою бывшую резиденцию, Ило угрюмо обозрел ее снаружи. Не найдя ничего подозрительного, толкнул дверь и вошел. Внутри тоже ничего — все вещи исчезли, и его встретила стерильная пустота нежилого дома. Ило только вздохнул… Все остальное было в порядке — душ с холодной и горячей водой, походная кухня-синтезатор, видеоформ, аптечка и гигиент. Но больше всего Отари привлекала кровать. Ритм отдыха, нагнетенный аппаратом искусственного сна, продолжал действовать — подчиняясь ему, молодой управленец со вздохом улегся на ненаполненную перину и скинул башмаки — они с глухим стуком упали на пол. Дальнейшее неинтересно…

 

Глава 22

«…кроак… крок… ади-ил… крок… дил, крокад… дил…» Чей-то царапающий слух голос педантично выводил одно и то же слово, пытаясь штурмом одолеть все три слога. «Крокодил…» — повторил спросонья Ило и разом вскинулся — что это? Вернее, кто? Бледные лучи заливали комнату серебристым блеском. «…про-гло-тил… крокодил!» — задорно проскандировали за окном — подскочив, Отари распахнул створки и гаркнул во всю мощь легких:

— Уном!!!

…Это действительно был он — радостно скалясь, тощий серокожий плониец с размаху угодил в объятия землянина, стойко снеся сей медвежий церемониал:

— Уном — ты как здесь?! Черт возьми, я сплю… — бессвязно изливался Ило, продолжая стискивать ускользающе-теплое плечо.

— Я — здесь… всегда… сегодня! — малопонятно, но искренне отвечал Уном, и не пытаясь вырваться.

— Где Жюль? Тоже здесь?

— Жюль… В деревне… не. Там! — Уном махнул рукой, как плетью, в немыслимо-змеином изгибе. — Я — здесь… учу. Вот. — И посмотрел куда-то за спину Ило. Оглянувшись, тот увидел громоздкую фигуру домашнего робота. Вежливо помигав зеленым огоньком, робот отчетливо проговорил: «Доброе утро…»

— Но как… — начал Отари, но не закончил — на груди робота ярко светился экран с надписью: «Детская обучающая программа. I ступень».

— Уном, ты что — учишь букварь?

— Да, да! — глаза туземца блеснули, — буквы, слова — о-о!

— Кто же тебе дал робота — Жюль?

— Нет… — Уном опустил голову — но Ило мог поклясться, что в янтарных глазищах блеснула усмешка. Поразмыслив, он обратился к роботу:

— Назовите объект обучения?

— Уном, ребенок, человек, четырех лет шести месяцев… — без запинки отрапортовал тот. Объяснений больше не требовалось — согнувшись пополам, Ило зашелся в неудержимом мелком смешке:

— Ты… ты… — повторял он — но не мог продолжать. Уном глядел обеспокоенно, как всегда, встречаясь с чем-то необычным в поведении своих друзей-землян. Пай-мальчик четырех с половиной лет — не по годам сообразительный, если сумел подсунуть честному автомату такую задачку! Отсмеявшись, Отари дружелюбно посмотрел на смущенного плонийца:

— Правильно сделал, Уном, что заставил поработать эту железку. Ты и буквы знаешь?

— М-м… два… цать о… семьм, — проскрипел в ответ Уном и нарисовал на земле неуклюжее подобие круга. — О!

— Ого?.. — Отари продолжал веселиться.

— У-у… — на земле появилась зловещего вида закорючка.

— Молодец! — прервал его координатор, — верю. Ты теперь образованный — даже больше, чем я, раз говоришь со мной на моем языке…

Это координатор произнес уже вполне серьезно, потому что это не было пустой похвалой. Там, где Уному для общения нужна была только голова да подвешенный язык, человеку требовалась сложнейшая аппаратура. Что из того, что она умещалась в кармане? Ага… Отари застыл, затем похлопал рукой по комбинезону — где-то здесь… Под руками ничего не прощупывалось. Куда же он их дел… Припомнив прошедшие события, Ило мог поклясться, что после посещения деревни не доставал переводчика, подаренного Кутюрфом. Жаль будет, если потерялся… Отари вздохнул и тут же хлопнул себя по лбу — вот склеротик! Он же сам переложил его в почти никогда не используемую заплечную полость после того, как снял одежду… С кряхтением изогнувшись, он с трудом нащупал между лопаток магнитную застежку. К сожалению, на дальнейшее гибкости не хватило, и пришлось призвать на помощь глазеющего плонийца:

— Уном… помоги — достань там…

Уном без лишних слов залез в обширный карман на спине — как уже было замечено, человеческие предрассудки были ему чужды. Через две секунды землянин держал в руках искомое — изящный гибкий обруч с сережкой ретранслятора и несколько более солидный передатчик. И обратился к серокожему товарищу с просьбой, которую можно было истолковать и как приказ:

— Мне нужно встретиться с Жюлем Кутюрфом. Ты отведешь меня к нему?

* * *

…Знакомый путь до деревни показался гораздо короче — к тому же Уном постоянно забегал вперед, часто мелькая светлыми пятками, и Отари вынужден был его постоянно догонять. Солнце уже ощутимо припекало, и у запыхавшегося координатора на лбу выступил пот — давно ли он встал с одра болезни? Увидев знакомый муравейник деревни, он облегченно вздохнул:

— Он там?

— Да. Жюль… живет с нам… ми. — Почти правильно ответил Уном.

Говорил он сейчас вообще получше, только иногда спотыкался, чрезмерно быстро произнося слова.

…Подходя к плетеным стенам, Отари все время оглядывался, но, кроме мелькнувшей в небе стаи птиц да нескольких бродящих поблизости туземцев, ничего подозрительного не заметил. Все равно, зайдя под благодетельную сень жилья, перевел дух. Слишком много открытого пространства…

Первое, что поразило его — суета. Действительно, муравейник — плонийцы сновали туда-сюда, словно задавшись целью обежать весь лабиринт деревни за максимально короткое время. Натурально, стоял оглушительный гвалт. «Взбесились, что ли…» — растерянно думал Отари, предварительно убедившись, что ничего не горит. Как здесь разыскать Жюля? Разве что он тоже прыгает по коридорам, уподобясь аборигенам… Однако Уном разрешил загадку проще — поднеся ладони к рту, он издал нестерпимое режущее верещание, на миг перекрывшее шум — Ило в отчаянии замотал головой:

— Предупреждать надо, бестия! — взревел он, не слыша собственного голоса. Уном непонимающе оглянулся:

— Я позвал Жюля.

— Думаешь, он придет после такого приглашения? — сардонически усмехнулся землянин, потирая уши.

Уном сделал неопределенный жест гибкой кистью — мол, зря беспокоишься. И, действительно, вскоре послышался знакомый голос:

— Уном, в чем дело? Ты же знаешь, где меня… — тут голос осекся, и следующие слова произносились уже совсем другим тоном:

— Координатор?! Вы же…

«Неподдельное изумление…» — констатировал Ило, поспешно идя навстречу застывшему этнографу. И поприветствовал его с еще неотошедшей иронией:

— Ну да, да — мертвец, вы хотели сказать?

Жюль махнул рукой, и, улыбаясь ослепительной улыбкой, встретил его крепким рукопожатием:

— Как всегда, сюрприз… Но мне следовало его ожидать!

— На этот раз это было сюрпризом и для меня, — признался Отари, рассматривая вновь обретенного друга. Тот, как всегда, был в изящного покроя костюме, выглядевшем среди полуголых туземцев довольно нелепо. Но сам этнограф выглядел не столь блестяще — под глазами залегли тени, горячая рука чуть заметно дрожала. Кутюрф заметил его тревогу:

— Что, малость потаскан? Что поделать, живу на стимуляторах — в последнее время все происходит слишком быстро… Но вам, наверное, не до того?

— Нет-нет, как раз интересно… Кстати, что здесь твориться?

— Об этом можно долго рассказывать… Но сначала я должен услышать о том, как вы умудрились оказаться здесь.

Они как раз подошли к развилке — гвалт, за отсутствием плонийцев, был здесь потише.

— Можно пройти ко мне — там обо всем и поговорим. Заодно и перекусим — я уже наловчился стряпать туземные блюда. Уном, ты с нами?

Плониец, все это время тенью следовавший в отдалении, отрицательно мотнул головой — он перенял этот жест у людей вместе с языком:

— Я… буду здесь… тут! — он ткнул пальцем в пол и, подтверждая слова делом, опустился на корточки.

— Ну, как хочешь. Проголодаешься — милости просим! — Жюль отвернул тяжелый травяной полог и скрылся в тени. Пригнувшись, Отари шагнул за ним.

* * *

— …Честно говоря, я не был слишком удивлен при вашем появлении, — заметил Жюль Кутюрф после того, как Отари завершил рассказ о своих похождениях. Они сидели на подобиях кресел, сплетенных, как и все здесь, из веток и стеблей. Дневной свет, просачиваясь сквозь стены, создавал вокруг густой зеленоватый сумрак. Насыпанный в центре «комнаты» очаг аппетитно скворчал, распространяя некий аромат, и в щели полога уже не раз проблескивал любопытный взгляд Унома.

— Вы так привыкли к воскресшим?.. — рассеянно обронил Ило — по правде говоря, его взгляд тоже постоянно обращался к очагу.

— Нет, — Жюль рассмеялся, — но вести о вашей гибели приходят слишком регулярно. Я не успел еще опомниться, услышав о затоплении пещер, как вы объявились уже невесть где… Кстати, как вы все-таки туда попали?

— Я ведь уже говорил… Хотя, конечно, объяснением это назвать трудно. — Отари покачал головой. — Я просто ушам не поверил, узнав, что вам ничего не известно о ПУВ.

— Ничего удивительного! — воскликнул Жюль. — Я ведь здесь почти контрабандой, на птичьих правах…

— Да, но сейчас этих прав у вас побольше, чем у меня, — горько пошутил Ило.

— Думаю, все уладиться — стоит лишь известить правительство…

«Ага!» — мысленно потер руки координатор.

— Вряд ли это удастся… — с лицемерным равнодушием сказал он вслух. И добавил, принюхиваясь к «жаркому»: — Не подгорит?

— Нет… Но вы должны попытаться! В конце концов, даже у преступников есть какие-то права — например, требовать законного суда…

— Который боулистам совсем не нужен, — мрачно подвел итог Отари и круто повернул разговор в нужное русло:

— Связь у них под контролем, мне и пикнуть не дадут.

— Контроль — это малышка Инар? Мне она не кажется столь уж суровой… Что из того, что она племянница гранд-Эша — может, имеет смысл поговорить с ней?

Отари удовлетворенно кивнул — цель достигнута. И заметил философски:

— Это довольно трудно. Она, оказывается, твердолобая боулистка, и чуть не молится на своего дядюшку — что ей справедливость?

Жюль задумался — Отари оставил его в покое, занявшись помешиванием кореньев и трав в углублении очага — вокруг шипели «гнилушки».

— Вы не сказали, чем кончился разговор с ней, — очнулся Кутюрф и внимательно посмотрел на собеседника. Ило стало жарко — показалось, что этнограф разгадал все его тайные маневры. Но держаться надо достойно — и он ответил, не моргнув:

— Разговор закончился ссорой — и вот я здесь…

Взгляд Кутюрфа приобрел глубину. Но он ничего не сказал. Помолчав, произнес, словно обращаясь к самому себе: «Не выдала…»

— Что с того? — беспечно заметил Ило, — она же знает, что мне грозит, вот и не берет греха на душу.

— А вы знаете, что после сообщения о вашей гибели она полчаса не отвечала на вызовы?

Отари смутился — совсем некстати; Жюль только улыбнулся, глядя на него:

— Все-таки есть смысл попробовать. Не думаю, чтобы ваша спасительница захотела вновь утопить вас…

Отари только пожал плечами:

— Я просил позволения воспользоваться кристаллопамятью — и чуть не схлопотал по морде.

— Но вы не объяснили, зачем вам это надо.

— Сейчас уже поздно…

— Не стоит отчаиваться — я поговорю с ней, — Жюль прищурился, — кажется, раньше мы понимали друг друга.

Отари словно что-то укололо — легонько, почти незаметно… Но радость от умело достигнутой цели оказалась отравленной.

…Дальше беседа потекла свободней — да и как могло быть иначе после сытного обеда, завершившегося ароматической веточкой местного дурмана (Жюль уже освоил этот газообразный заменитель вина). Уном все же не выдержал своего странного отшельничества и присоединился к ним, с упоением вдыхая аромат благовонных трав. Он же дал начало новой теме, на которую Кутюрф мог говорить часами — и Отари невольно заинтересовался столь вдохновенно излагаемыми фактами. Факты же были таковы — деревня менялась. Просто сказано — но Отари оказался буквально погребенным под ворохом сведений из лингвистики, антропологии, статистики, социологии, коллективной психологии и других дисциплин, используемых в этнографии. «Народоведении» — так, несколько высокопарно, выразился Жюль. Координатору все же удалось нащупать в ворохе фактов нечто вроде закономерности — после того, как Жюль подсказал, где искать. На первый взгляд все было просто — были праздники ожидания, которые в конце концов вызвали к жизни еще несколько обрядов — например, наблюдаемое Ило ритуальное хождение по коридорам дома-деревни, а так же песнопения поутру. Но эти немудрящие обряды изменили все отношения внутри общины — и в этом сложнейшем хитросплетении Отари окончательно увяз. Как может влиять встреча в одном коридоре в определенное время юнца четвертого колена со старшим родичем третьего колена на отношение нечетной группы общины к своим внукодедам из сердцевины «гнезда»? Тем более, что старший родич по возрасту и социальному положению вроде бы ничем не отличается от младшего… То, что виделось Отари просто хаотическим метанием сотни бездельников, после этих объяснений предстало сложнейшим взаимодействием целого со своими частями. После одуряющего дымка это казалось особенно кошмарным — сжалившись над притихшим координатором, Жюль вручил ему экземпляр своего отчета, за что Ило был ему крайне признателен. Комплексный подход, за который он всегда ратовал, оказался не так прост. На практике это означало скорее попытку объять необъятное — объединить все специальные области знания, каждой из которых, для полного понимания, нужно было посвящать жизнь. С этой точки зрения методы Евгенической Службы, выращивавшей все более узкоспециализированные касты, казались не такими уж порочными — да давно ли они казались начинающему координатору единственно возможными? Сейчас-то он начинал смутно понимать, что самое логичное и простое не всегда самое верное. А ведь существовало же еще и элементарное чувство справедливости, стыдливо прикрытое наукообразным термином «этика»… И это окончательно спутывало все расчеты.

Отари обреченно вздохнул, перебирая пластиковые листки со схемами и диаграммами (один из листов под рукой неожиданно развернулся в длинный график с какой-то плавно вздымающейся кривой). По внешнему виду ни за что не скажешь, что это исследование жизни первобытного племени — так похож теперь язык всех наук! А комплексный подход… Не так все безнадежно. Пусть попытка объять необъятное кажется наивной — результат появляется не обязательно только после этого. Гораздо чаще новые идеи появляются по пути. Тем лучше! И Отари действительно стал чувствовать себя лучше — аккуратно сложив гармошку графика, он поблагодарил Жюля уже вполне серьезно и искренне, что тот не преминул отметить — как всегда, с долей иронии:

— Я, видно, зря думал вас огорошить… Если вам действительно принесут пользу мои упражнения, то мне останется только снять шляпу перед заведением, выпускающим таких специалистов.

Отари не нашелся, что ответить — как это ни смешно, он был польщен, и, кажется, даже покраснел. Хорошо, что природная смуглость и полумрак скрыли это.

— Посмотрим… — неопределенно пробормотал он. Затем добавил: — Вы ведь пока единственный, кто дал мне информацию о своей работе…

— А в памятном кристалле?

— Пришлось очень попросить… компьютер базы. Но с человеком так не поступишь… Не представляю, что может убедить Инар помочь мне!

— Да? — Кутюрф тонко усмехнулся. — Только вы сами. Но для начала надо вам с нею помириться. Надеюсь, вы не позволили себе каких-нибудь высказываний в ее адрес?

— Да нет… Хотя в адрес ее дядюшки…

Кутюрф махнул рукой:

— Это не страшно. Женщины не прощают лишь мелких обид, особенно бестактности. Я поговорю с ней сегодня же…

Отари поглядел на потолок — солнечный свет уже не посверкивал в щелях. Жюль понял его взгляд:

— Правильно — не сегодня, а сейчас! Уном, захвати с собой эти ветки… Координатор, готовьте выходной костюм — мы пойдем вместе.

* * *

…Отари приближался к куполу станции с известной робостью, совсем не похожей на гнев, с которым вышел отсюда вчера. Сзади топотал Уном, сжимая в руке метелку дурманных веток, впереди маячила спина этнографа — легко прыгая с кочки на кочку, он что-то мурлыкал себе под нос, временами оборачиваясь и поблескивая зубами. Он довольно быстро договорился о встрече — после нескольких немудрящих шуточек Инар уже заливалась на весь эфир, вызывая у Отари болезненную улыбку, и сразу согласилась принять гостей — Жюля и Унома (который, кажется, впервые за все время знакомства с ним Ило испытывал нерешительность). О предлоге визита Жюль соврал легко и вдохновенно — можно было подумать, что у него и впрямь сегодня день рождения. Отари переложил ранец с одного плеча на другое и нервно вздохнул. В ранце что-то подозрительно булькало… На душе было тягостно. Поэтому и улыбки Жюля не вызывали ответной реакции — хотелось, чтобы все выяснилось поскорее, и прекратилось это дурацкое томление. Остановившись у входа, этнограф нажал кнопку и обернулся к управленцу с улыбкой уже несколько напряженной:

— Главное, чтобы не выгнала сразу… Ну, я надеюсь, вы мне правду сказали.

Дверь бесшумно распахнулась, осветив их, и из уютной глубины раздался свежий девичий голос:

— А вот и вы!.. Жюль, поздравляю! А кто… — голос словно с разбегу налетел на препятствие — в полосу света, моргая, вступил Отари, багровый от смущения. Установилась тишина — они стояли друг против друга, Инар — с открытым ртом, и беспомощно моргающий Отари Ило, координатор, никак не могущий понять, что толкнуло его на эту пытку.

…Его спас Жюль — каким-то деревянным голосом он произнес:

— Мои друзья… вот, вместе со мной, прошу любить и жаловать…

Куда только девалось его всегдашнее изящество! Видимо, почувствовав это, он встряхнулся, разом обретя утраченный апломб:

— Я позволил себе собрать своих друзей на этой планете… вот, включая Унома! Кстати, вы незнакомы, — он мигом вытащил из-за широкой спины Ило робко жмущегося туземца:

— Уном, это Инар. Она женщина (помнишь, я тебе говорил?) Хороший человек… Инар, это Уном, он… — тут Кутюрф споткнулся, но спустя секунду все же вывернулся — он тоже хороший — правда, координатор?

Отари механически кивнул — взгляд его был прикован к девушке. Та, наконец, закрыла рот и решительно встряхнула огненно-рыжими кудряшками:

— Очень приятно, Уном! — и даже присела, изобразив книксен. Спохватилась: — Что же вы стоите? Проходите, прошу вас!

Сделав плавный жест рукой, она, как и подобает светской львице, прошла вперед тщательно отрепетированной походкой, скромно опустив глаза — Жюль следом, успев поощрительно подмигнуть координатору. Ило и Уном чувствовали себя примерно одинаково, хотя и по разным причинам — взглянув друг на друга, они молча переступили порог станции, и их охватила приятная теплота, смешанная с запахом корицы…

* * *

Хорошо, что для подобного рода торжеств существует раз и навсегда заведенный порядок. Стол, поздравления и такое прочее — все это помогло Отари пережить первые полчаса. Несмотря ни на что, атмосфера в крохотном зальчике создалась уютная — Жюль старался вовсю, чтобы разрядить напряженность, и кое-что ему удалось (не без помощи доброго зангийского вина). Девушка еще какое-то время казалась задумавшейся, но вскоре оттаяла и порозовела, а в глазах появился знакомый блеск — задорно потряхивая огненной гривой, она начала отвечать на пышные комплименты этнографа, вскоре целиком завладев его вниманием. Изредка она шаловливо задирала и Унома — бедный плониец казался совершенно растерянным, но эта игра не вызывала у него протеста. Отари молча пил вино, изредка заедая какими-то местными персиками с сильным травянистым привкусом, и все больше мрачнел. Инар совершенно не замечала его — гадкая привычка некоторых девиц, к которой так трудно приспособиться.

— Инар, как вам ягоды? — вопрошал тем временем раскрасневшийся Кутюрф, утративший свою всегдашнюю невозмутимость и откровенно радуясь возможности посидеть за столом с друзьями.

— Очень вкусные — вы их тоже с собой привезли?

— Нет, — смеясь, отвечал Жюль, — вот вы и попались! Это местные корнеплоды — что-то вроде картофеля…

— А по вкусу — клубника! — с готовностью изумлялась Инар, распахивая глаза. Деланно или нет — Отари было уже все равно. И он налил себе еще рюмочку…

— …а вместо вина есть курительные ветки — попробуйте понюхать… — этнограф продолжал лекцию о местных деликатесах. — Давай, Уном, за компанию — координатор, присоединяйтесь! — Жюль призывно махал дымящейся веточкой. Отари машинально взял ее и втянул сладковатый дурман. Сравнительно безобидный наркотик вызывал кратковременную эйфорию — по крайней мере, должен был. У него он не вызвал ничего, кроме мутной тоски. Где-то тонко хихикала Инар, Жюль неразборчиво бубнил ей что-то в ухо — картина отодвигалась в сторону, расплывалась, словно под водой… Глаза мучались сухой резью — поднеся к ним руки, он некоторое время с тупым любопытством рассматривал их. Голоса звучали раздражающе назойливо. «Что им неймется… Иш ты — хохочут. Инар…» Он поднял тяжелый взгляд — лица плясали перед ним… Прикосновение теплой ускользающей ладони — Уном обеспокоенно уставился на него, собираясь, как видно, что-то спросить. Отари представил, как прозвучит здесь его голос и поднес палец к губам — тс-с… Осторожно поднявшись, направился к выходу, мягко ступая по качающемуся полу. Царивший полумрак скрыл его уход — Инар была слишком занята разговором. Дернувшегося было следом плонийца остановил жест руки — потоптавшись, тот сел, провожая взглядом громоздкую темную фигуру.

«Так и должно было быть… Так и должно…» — твердил себе Ило, прислонившись к нагретой за день броне купола. День угас, пришла непроглядная плонийская ночь — где-то на берегу зажглись огни поселка, потерянно мерцая в пустоте. Мачта антенны тоже была освещена — несколько оранжевых фонарей отграничивали ее от тьмы вокруг. В этой тьме находился сейчас Отари. Неподвижно уставившись на свет, он постепенно успокаивался — вернее, впадал в какой-то транс, отрешенно созерцая собственные чувства. Одно чувство, названия которому он еще не знал — антипод любви, терпким осадком остающийся на дне пересохшей чаши. Темное и тяжелое, оно ломало ему внутренности тупым напором животной злобы… Но Отари не мог возненавидеть — он слишком хорошо узнал Кутюрфа за это время. А Инар… Он подавленно вздохнул. Что ж удивительного в том, что встретив среди скуки и одиночества такого человека, как Жюль, она сделала свой выбор задолго до того, как нога координатора ступила на почву этой злосчастной планеты… Может быть, интуиция не подвела его, и Жюль действительно поможет — использует свое влияние… Черт! Как пакостно на душе от такой стратегии! Стиснув зубы, он невидящим взглядом смотрел перед собой — огоньки поселка расплывались и дрожали…

…Он простоял так довольно долго. Глухой стук двери вывел его из оцепенения — на землю упал прямоугольник света, в котором мелькнула чья-то гибкая тень. Отари вскинул голову, всматриваясь…

— Уном! — негромко окликнул он… не вполне уверенно, впрочем. И тут же получил подтверждение своей ошибки — тень тихонько вскрикнула голосом Инар, и, повернувшись, быстро-быстро проговорила:

— …Это не я… то есть — не он… то есть… ну… — окончательно запутавшись в словах, девушка умолкла. Отари тоже молчал, не зная, что сказать. Он просто смотрел на легкую тень в полосе света…

— Мы… Я увидела, что вас нет. Вы обиделись?

— На что?

— Да, да! Но Жюль сказал мне… Это правда?

— Что?

Девушка смущенно потупилась. Ило никак не мог уцепиться за что-то определенное — перепады в разговоре действовали на него болезненно, словно покачивание над пропастью. Он подошел поближе — девушка подняла голову и посмотрела на него каким-то заискивающим и в то же время дерзким взглядом…

— Ну… вы ведь плохого не хотели…

— Не хотел. Я хотел разобраться.

— Вот! Он так и сказал — разобраться. Он сказал…

— Вы верите Кутюрфу… — вопрос не получился, вышел какой-то безнадежный вздох. Девушка удивленно приподняла брови:

— Конечно! Я давно его знаю — он добрый и справедливый…

— Как ваш дядя? — не удержался Ило от угрюмой колкости. Но Инар не поняла этого — удивление в ее взгляде сменилось болью… Она вновь опустила голову.

— Простите меня! Пожалуйста… — поспешно воскликнул Ило — ему стало страшно, что вот сейчас он потеряет ее… И клял себя за тупость.

— Нет… Ничего… — угасшим голосом ответила Инар и подняла глаза — но не до конца, уперевшись взглядом в пуговицу на комбинезоне. Пробормотала скороговоркой:

— Дядя помог мне… Он сделал, чтобы меня взяли в экспедицию…

Отари облегченно пожал плечами:

— Ну и что? Ведь вы и сами могли это сделать. Вы же из рода Телал…

— Да… — таким же угасшим тоном ответила Инар — и во взгляде, который она на мгновение кинула, было отчаяние и беспомощность. — Я из Телалов… Но у меня нет… своего… дела.

Секунду Отари осознавал услышанное — наконец, понял. «Дело» для кастовиков означало нечто большее, чем просто профессия. Нет своего дела — значит, нет врожденного таланта. Того самого, который гарантируется потомкам чистых генетических линий. Но как это могло произойти?! Молчаливый вопрос был написан у него на лице столь явно, что Инар, опустив глаза, словно провинившаяся школьница, через силу прошептала:

— Это… такой редкий дефект программирования… При коррекции способности оказались… ко всему по чуть-чуть…

Стыд душил ее — Отари чувствовал это почти физически, по стеснению в груди и бьющемуся сердцу. И острая жалость к этому цыпленку подтолкнула его:

— Не надо расстраиваться, Инар, — произнес он мягким голосом, которого сам не ждал от себя.

Девушка сердито блеснула глазами, на миг став похожей на себя прежнюю — маленькую фурию:

— Не смейте меня жалеть! Не надо…

Но теперь Отари был уверен в себе, и не этому жалкому гневу поколебать эту уверенность — его всеобъемлющая нежность словно закутала поникшую фигурку в мягчайший пух:

— Надо, — с огромной убежденностью сказал он, устремив на нее сияюще-прозрачный взгляд. Не выдержав, Инар всхлипнула.

…Несколько мгновений прошло в молчании — в том редком, глубоком внутреннем понимании, когда слова не нужны… Наконец, она сказала медленно и тихо:

— Пойдемте… тут холодно.

Осторожно, словно пробуя, взяла его за руку. Отари почувствовал ее озябшую, словно ледышка, ладонь, слегка подрагивающие пальцы… Ничего не сказав, послушно двинулся к двери. Так, в молчании, чинной парой, они спустились в теплую утробу купола, и только перед самым появлением в рубке Инар, придержав его, повернулась и громко прошептала:

— Я помогу вам… Завтра.

Предупредив готовый сорваться вопрос, поднесла палец к губам… и улыбнулась. И Отари Ило, координатор и начинающий влюбленный, почувствовал себя счастливейшим из смертных.

 

Глава 23

…Планета рождалась в муках, как ей и положено — из полужидкой раскаленной докрасна капли лавы, источающей в пустоту облака газа. Для того, чтобы окончательно оформиться, этой капле нужно было избавиться от излишков энергии, что она и делала, периодически взрываясь и окутываясь атмосферой. Делала — до поры до времени…

Достоверно неизвестно, что произошло в ядре мягкой еще новорожденной планеты — то ли давление скакнуло за предел, то ли температура, то ли все вместе — но получилось так, что в какой-то момент там образовался излишек энергии, от которого в этот-то самый миг невозможно было избавиться никаким обычным способом. Может быть, это длилось всего одну наносекунду — но для природы не существует величин пренебрежительно малых. Энергия не могла просто «подождать». Путь вперед был закрыт… И она повернула назад, начав существование в призрачном мире антивремени. С этого и началась настоящая история этой планеты, впоследствии названной «Плон».

Информашка 1. …ахронное излучение составляет по мощности от 18 до 20 % всего излучения ядра Плона. По своему составу представляет фрагмент излучения ядра с обратной ориентацией хроновекторов.

…Излучение ядра идет через поры — собственно, излучение и создало эти скважины без четко фиксируемой глубины — во время ускоренного остывания планеты альтернативой этому был бы взрыв. К счастью, кора планеты затвердела не сразу, и дно будущего океана украсилось тысячами пор — своего рода радиационных вулканов. А затем хлынули дожди…

Информашка 2. «Поры» (назв. условно) — глубокие воронки в ложе океана Плона, служащие проводниками радиационного излучения ядра планеты. Внимание! В настоящее время уровень радиации в них на уровне дна океана составляет 8-10 рентген и представляет угрозу для здоровья…

…Океану Плона теперь намного больше лет, чем любому другому океану галактики. И с самого момента своего появления он так же тих и спокоен, как и сейчас. Вечный штиль — вот его лицо. Вряд ли в обозримой Вселенной найдется еще что-то подобное. Уникальное астрономическое положение планеты плюс уникальные условия ее происхождения составили достойную конкуренцию друг другу в обеспечении этого штиля. Отсутствие мало-мальских атмосферных возмущений, заметных приливов и отливов, течений и вулканической деятельности — все это напоминало скорее парник или теплицу. Равномерная температура всей толщи воды, обеспеченная работой пор, препятствовала конвекции — и вода стояла. Она стояла в порах со времен первого дождя! Кстати, он же был и последним — в дальнейшем влага на почве обеспечивалась исключительно конденсацией, то есть обычной росой. Итак, природа поставила очередной эксперимент — и на сей раз он казался воплощением невообразимой, недоступной сознанию бессмыслицы. Настаивать воды без движения пять миллиардов лет… Столь масштабный срок трудно даже вообразить, не то что предсказать последствия. Да и какие могу быть последствия — вода останется водой независимо от места и времени…

Информашка 3. …состав воды в океане Плона весьма неоднороден, и по содержанию различных элементов может различаться на несколько порядков в зависимости от места взятия пробы… Другие параметры (физические, химические и т. п.) находятся в пределах общегалактических норм. Радиационный фон несколько превышает санитарную норму (в среднем в 2,5 раза), поэтому для всех постоянно работающих обязательны профилактические меры…

…Несинхронное излучение вообще очень трудно обнаружить без специальных приборов. Оно уже большею частью находиться за пределами нашей вселенной, и с обычным веществом взаимодействует очень слабо. Настолько слабо, что этой величиной просто пренебрегают при расчетах. Однако природа не знает пренебрежительно малых величин…

Вспомогательная подборка: «Контакт с ПУВ». Первое соприкосновение с ПУВ произошло на исходе первого года работы экспедиции, во время обследования одной из «пор» с помощью батискафа. Двое исследователей получили травмы и едва не погибли от сотрясений, вызванных чередой ударов по корпусу судна — сбросив балласт, они вырвались с помощью ускорителей (на выходе батискаф подбросило почти на десять метров). Позже на сохранившемся фрагменте мягкой оболочки был найден отпечаток огромного кулака …

Информашка 4. ПУВ — полностью управляемое вещество. Представляет собой рассинхронизированные на атомном и молекулярном уровне частицы обычного вещества (воды), появившиеся под воздействием длительного (3–5 млрд. лет) асинхронного излучения «пор»… В различной концентрации (от 0,02 до 15 %) присутствует в воде океана Плона. Проявляет специфические свойства под воздействием ахронного и подобных ему излучений.

Чудовищно бессмысленный эксперимент принес свои плоды, и этим повлиял на облик всей планеты. 90 % всей биомассы на Плоне сосредоточено на суше. Но океан не был пуст — его занимало нечто такое, что нельзя было бы назвать жизнью, но что само по себе требовало отдельного класса наряду с живым и неживым. Несинхронная, разновременная материя — мутация мертвой природы. И это открывало невиданные перспективы…

* * *

…Отари оторвался от экрана и удовлетворенно вздохнул — кажется, что-то начало проясняться. Часы пролетели незаметно… Когда же он начал? Отари наморщил лоб — кажется, под вечер. Инар не было весь день — с утра она отправилась на «Золотую» для того, чтобы провести плановую профилактику каналов связи. Каждый месяц Инар сама выбирала время для посещения одной из баз — на сей раз она выбрала ближайшую к острову, чтобы успеть вернуться. Отари ощутил прилив незнакомого доселе самодовольства и смущенно поморгал… Вернуться к нему. Прислушался — но дыхание спящей в своей комнате девушки слышно не было. Вернувшись, она надолго оторвала его от экрана, где он писал для себя краткую историю Плона — впервые в жизни Ило без сожаления променял дело на пустую болтовню! Зато теперь приходиться наверстывать — работы еще непочатый край. Из информационной мозаики, представленной в оптическом модуле, приходилось выцеживать действительно важные детали и расставлять их в хронологическом порядке. В конце концов, начало получаться нечто вроде плана-реферата на тему Плона и ПУВ. А откуда информация, угадай-ка? Правильно — ведь Инар, отправляясь к своему родственнику, между делом прихватила и некий кристалл… А потом проверила канал, передав его содержимое. Куда? Опять правильно — и вот он, несчастный, вынужден корпеть ночами… Кристалл не слишком-то оправдал ожидания — записанное на нем оказалось мешаниной самых разнообразных отрывков — иногда буквально одной-двумя фразами, и представляло собой скорее сырье для дотошного исследователя, чем исходный материал для координатора. К цели приходилось продираться сквозь целый лес неясных намеков и косноязычных фраз. А несколько строчек на экране — все, что оставалось от груды перелопаченной информации. Интересно, проделывал ли кто эту работу до него? Ило не удивился бы, узнав, что нет. Узкие специалисты склонны к обобщению в узких областях… Отари прислушался к себе — нет, усталости не чувствовалось. Тот подъем, который он испытывал сегодня днем, не оставил его и ночью. Тем лучше — быстрее справится… «Вот никогда не думал, что можно впрячь в работу нежные чувства», — мелькнула неожиданная мысль. Оказывается, проклятый рационализм еще далеко не умер в нем… Будем здоровы! И он вернулся к экрану.

Ветвление темы: «Исследование энергообмена ядра планеты посредством замеров излучения пор».

Хронологическая выборка: Ахронное излучение.

…12. Сравнением первоначальных замеров мощности излучения пор с теоретически вычисленной величиной выявлена нефиксируемая компонента…

…16. Предположения о природе излучения блестяще подтвердились. Взаимодействие с электромагнитным и гравитационным полем дает типичную картину хроноэха (предположительный аналог психоизлучения). Предложено усилить экспедицию соответствующими специалистами.

…19. Доказан факт прямого взаимодействия асинхронного вещества с психоизлучением.

…28. Попытки увеличить массу активного вещества за счет охвата большего объема не увенчались успехом по причине недостаточной мощности имеющихся психоизлучателей…

29. Прибыл первый из заказанных транспортных кораблей…

…33. Асинхронное вещество заявлено главным объектом исследований. Все остальные темы переходят на нулевой уровень востребованности и подлежат частичному сворачиванию…

…Отари хмыкнул и убрал руку с пульта. Любопытная ситуация — в ней следует разобраться. Наверное, он с самого начала чрезмерно сосредоточился на чисто научных аспектах — а ведь существуют еще и человеческие, и уж они-то должны быть ему ближе… Но еще не поздно. Переключив канал на общий поиск, Ило задал новые параметры компиляции. Придется поползать еще минут сорок — но дело того стоит. Итог:

Ветвление темы: экспедиция № 4812. Административное развитие.

1. Планета Гермасс-2 (Плон) открыта 18-ой флотилией Регулярной Разведки десять лет назад и передана на баланс очередности Управлению Освоения, как потенциально пригодная для заселения.

2. Первая экспедиция Управления Освоения. Стандартный тип «Б» с целью выдачи планетного сертификата.

3. Перенацеливание — тип «С», обнаружена первобытная цивилизация, что отодвигает планету на последнее место очередности. Исследования в интересах Каталога плюс общие темы до исчерпания однократного ресурса экспедиции. Планете присвоено официальное название «Плон» (с туземного наречия).

4. Придание экспедиции статуса постоянной, направление нового персонала и средств за счет Управления Освоения.

5. Приказом Коллегии Конференции экспедиция переподчинена Совету Научного Планирования (рапорт руководства экспедиции оставлен без последствий). Общая часть оставлена на балансе Управления Освоения.

«Ага, вот что!» — торжествующе отметил Отари, вперившись в экран. Переворот произошел бесшумно и незаметно для большинства, как происходит всегда, когда меняется реальная власть. Угрюмых и вечно озабоченных работяг из Управления Освоения сменили элегантные снобы высших каст — Коллегия и Совет Научного Планирования вобрали в себя сливки боулистов. Дальновидно, ничего не скажешь! Да еще и переложили часть затрат на плечи тех же освоителей… Отари почувствовал нечто вроде обиды. Все-таки и он тоже освоитель — несмотря на блестящие побрякушки рангов…

…6. Экспедиции придан статус постоянной комплексной; ранг руководителя не ниже второго. Главой экспедиции назначен Эш Телал Бронтом, глава Мадридского Института Проакустики (Земля).

7. Расширение полномочий руководства экспедиции до степени трехглобальной (колонии III степени насыщения специализированных миров).

8. Переквалификация экспедиции. Структура IV ступени с обязательной общей координацией.

«Привет, а вот и я!» — подумал Отари и щелчком по контакту отправил итог в «котел» — пусть себе поварится, обрастая связями с другими ветвлениями и разделами. Потом он синхронизирует их и пройдется в поисках тенденций и закономерностей. А сейчас вернемся к нашим баранам:

Основная тема: ПУВ (продолжение).

…34. Принят к разработке план экспериментов по непосредственному воздействию на асинхронное вещество. Предполагается установить десять из двенадцати экспериментальных станций над самыми крупными «порами». Две базы — «Титановая» и «Платиновая» предназначены для сравнительных и вспомогательных исследований.

Информашка. Наибольшая концентрация асинхронного вещества наблюдается в устье «пор» на глубине 2–2,5 км от уровня океана.

…41. Присвоено официальное наименование исследуемому объекту — «полностью управляемое вещество», чем определена конечная цель проекта.

42. Смонтирована первая из запланированных баз — «Серебряная». Заканчивается монтаж «Золотой» и «Платиновой».

43. Пробные включения высокочастотников реактора на «Серебряной» — отмечены колебания вторичного асинхронного излучения, что указывает на появление ПУВ.

…49. Начало экспериментов с применением реакторов инверторного типа; удалось повысить концентрацию психоактивного вещества до 19,2 % от общей массы асинхронного вещества и произвести базовые замеры…

…52. Измерены коэффициенты преломления и отражения активной воды. Результаты вышли за пределы линейной оптики и требуют теоретического обоснования.

…60. Подтверждено явление сверхтекучести ПУВ, предсказанное Эшем Бронтомом.

…63. Первая стадия теоретической разработки привела к созданию математической модели ПУВ на основе «Закона отражения».

Информашка. «Закон отражения», иначе называемый «хроноэхом» — базовое построение проакустики, заключающееся в утверждении, что событие, произошедшее относительно противонаправленного хроновектора до причины, его вызвавшей, будет воспринято наблюдателем с этого вектора как произошедшее на такой же промежуток времени после причины. Промежуток времени носит название «хронопаузы», а его проекция на основной вектор — «хроносдвиг», и не описываются классическими уравнениями Энштейна-Морлица. По существу, он представляет собой состояние квантовой неопределенности пространства/времени. Хронопауза обычно обозначается буквой q, хроносдвиг — q n , где n — вектор. На этом постулате основан принцип действия всех приборов, работающий с психоизлучением.

…66. Температурный диапазон ПУВ аналогичен диапазону агрегатного состояния воды (0-100 °C).

…70. Выведена формула пороговой возбудимости асинхронного вещества и превращения его в ПУВ в зависимости от массы, удельной энергонасыщенности и мощности психоизлучения. Эта же величина является порогом минимальной чувствительности ПУВ к психоизлучению. Впредь это дает возможность точно определять концентрацию и массу ПУВ, задействованную в реакции.

71. Экспериментально проверена и подтверждена взаимозависимость между хроносдвигом q с одной стороны, массой m и удельной энергонасыщенностью Т — с другой. В упрощенном виде формула имеет вид

1). q = g Т mА 2

где А — средняя мощность психоизлучения в зоне реакции, а g — экспериментально вычисленный постоянный коэффициент (в дальнейшем именуется постоянной ПУВ). Из приведенной формулы становиться ясно, что величина хроносдвига, от которой зависит эффективность взаимодействия ПУВ с психоизлучением мозга, прямо зависит от массы и обратно пропорциональна энергонасыщенности асинхронного вещества.

…78. Время активной фазы (существования ПУВ) увеличено в четыре раза, тем самым стал возможен психоконтакт с человеком. Группа испытателей приступила к работе.

…Отари прервал свое бдение у пульта, и, тяжело опершись о спинку кресла, закрыл глаза. Остановка была необходима не только для отдыха — что-то явно прошло мимо него… Группа испытателей? Он слышит о ней в первый раз…

Информашка. Из числа добровольцев после специальной проверки и аттестации Генетического Контроля отобрано 25 человек. На каждом из имеющихся полигонов образованы специальные исследовательские группы.

…Отари еще раз перечитал лаконичную запись и нахмурился — на сей раз «информашка» оказалась на удивление скудной. Неужели боулисты не доверяли даже своим коллегам из стана управленцев? Хотя, если вспомнить, то обо всем, что касалось «святых тайн» Евгенички, таких, как коррекция и программирование, кастовики всегда упоминали с крайней неохотой. А здесь к тому же отбором добровольцев занимался Генетический Контроль… Хм… Тут явно чувствовался дальний прицел. Очень дальний. В сочетании с общим капитальным подходом это наводило на некоторые не слишком приятные размышления — что там говорил Грор об особом устройстве мозга у евгенистов? Может быть, все, чем гордился Отари Ило, для них уже пройденный этап? Хотя — непохоже… Но покопаться следует — и, отложив на время хронику, координатор занялся тем, что давно его интересовало — взаимоотношениями человека и ПУВ.

* * *

…Принцип управления ПУВ весьма прост и в основном схож с принципом обычного рефлексного управления — представление о движении вызывает само движение. В общем-то ПУВ — это один огромный биоконтакт, такой же, как на всех пультах управления и наручных коммуникаторах. Но на этом сходство и заканчивалось — психоактивная среда реагирует не на электрический ток нервов, а на психоизлучение. Это излучение каждую секунду воссоздает в окружающем пространстве картину состояния мозга — ПУВ запечатлевает эту картину, словно зеркало… Нет, скорее, как телемонитор — ведь запечатленная картина не мертва. Этот отпечаток мозга (психоматрица, по научному) способна некоторое время (точнее, один хроносдвиг) работать вне мозга. От этого и происходят все чудесные свойства ПУВ — и все его кошмары. Матрица, существующая во время микроскопического промежутка времени, когда вещество не подчиняется физическим законам нашего мира — это буквально овеществленная мысль. И движение мысли в ней — не метафора, а вполне реальный физический процесс. Правда, каждый новый сдвиг времени стирает эту матрицу — но поскольку человеческий мозг излучает непрерывно, то и его информационный двойник на основе ПУВ непрерывно возобновляется.

…Однако, если бы все было так просто, то работа экспедиции была бы закончена задолго до того дня, когда координатор ступил на поверхность Плона. В самом деле — имея своего рода дублера мозга, можно легко управлять психоактивным веществом — это все равно, что управлять своим отражением в зеркале. К сожалению, эта аналогия в случае с ПУВ дает осечку. Психоматрица мозга и в самом деле подобна отражению — но подобна так же и в том, что отражает только внешний вид. Два-три процента всей информации мозга — только то, что есть в нем на данный момент. Память, логическое мышление, самоанализ — все отсекается этим порогом в одну миллисекунду. Что можно сказать за столь краткое время? И остаются только инстинкты, а на их базе — самые элементарные чувства. В том числе чувство страха…

…Но и это бы не беда, если бы не еще одна особенность отраженного «сознания» ПУВ. Скорость передачи нервных импульсов в нем примерно равна скорости света в воде и уменьшается пропорционально увеличению хроносдвига — психоматрица «соображает» примерно в миллион раз быстрее. И, несмотря на то, что с точки зрения медицины это ущербное создание является полным дебилом, оно думает — теми самыми двумя-тремя процентами… А думать для ПУВ значит действовать. Времени хроносдвига ему вполне хватает — в это время матрица неуправляема… Об остальном можно пока только догадываться — но результаты прямого контакта с ПУВ известны.

* * *

Ветвление темы: «Психоконтакт с ПУВ».

1. Проведены пробные сеансы с целью откалибровки оборудования под индивидуальный спектр испытателя.

…3. При полной защите испытателя психовоздействие на ПУВ прослеживается на протяжении нескольких хроносдвигов (порядка тысячных секунды). Высказано предположение, что психоматрица не может работать нужным образом без какого-то минимального уровня накопления информации, который может обеспечить преемственность «кадров» хроносдвигов.

4. После допуска ограниченной обратной связи время контакта увеличилось до секунд.

…6. Основные результаты воздействия на ПУВ — кинетические (перемещения массы, плотности, изменения формы). Так же наблюдались изменения физической и частично химической структуры вещества. Изменения температуры в основном обуславливаются изменением давления и структуры, но не исключено и прямое психовоздействие…

7. Испытатели не выдерживают длительного контакта — возможно, следует увеличить время хроносдвига для более полного запечатления психоматрицы. Предложено увеличить исходную массу ПУВ вдвое.

…10. После специальных исследований прояснена схема контакта. Воспринятая матрицей картина психоизлучения испытателя модифицируется и излучается после хроносдвига, воспринимаясь испытателем, как своя. Накладываясь на картину мозга, излучение матрицы, в свою очередь, модифицирует ее. Взаимоперекрытие при накладке психоматрицы на сознание достигает 2–5% от общего объема оперативной информации мозга. Длительность контакта зависит в основном от частоты обмена испытателя со средой (темповая нагрузка).

…Отари оторвался от компьютера почти счастливый — он вспомнил! То самое, что брезжило у него еще тогда, на станции — и вот, пожалуйста, изложено несколько мутноватым, но, в общем, понятным языком как плод работы целого научного коллективного! А вспомнил он тогда, оказывается, вовсе несообразное — «сувви». Да, именно эту игру вдруг напомнила ему пресловутая обратная связь с ПУВ. Сигнал, вызывающий ответный сигнал, который, в свою очередь вызывает новый сигнал… «Сувви» — вызов, контрвызов, два вызова на вызов и обратно — бесконечная игра в пинг-понг. Только вместо шарика — сознание. Он шумно выдохнул — голова кругом от таких игрушек…

Информашка. Темп, или частота психообмена человека с ПУВ, измеряется в герцах и равна 1/q.

Ветвление темы (выборка): «Оценка технологических возможностей ПУВ».

…75. Плановыми замерами постоянная ПУВ уточнена до третьей цифры.

…108. Технологами выбрана величина хроносдвига (q), достаточная для поддержания контакта в течении 10–20 секунд (минимальное время для эффективного использования ПУВ). Задачей проекта на первом этапе является достижение этой величины…

…111. Резкое повышение мощности психоизлучения повысила концентрацию ПУВ до 33 % от общей массы ахрона. Намечено сфокусировать излучение трех реакторов «Бронзовой» — предполагаемый уровень психоизлучения должен увеличить объем реакции, и, соответственно, массу ПУВ в кубической прогрессии…

…113. После неудачи эксперимента на «Бронзовой» вычислен порог допустимой мощности психоизлучения. Превышение порога разрушает структуру вещества (ахрона) и отодвигает границу воздействия, чем резко ослабляет его силу. (Из этого факта следует так же, что на глубине 3,5–4 км ПУВ в порах отсутствует).

…115. Из-за невозможности превысить порог психоизлучения единственным путем остается планомерное повышение концентрации ПУВ… Повышение уровня удельной энергонасыщенности (величина Т) нерациональна (см. формулу 1).

…120. Определено понятие критической массы ПУВ — превышение 56 % концентрации активной компоненты ахрона приводит к локальной неустойчивости пространственно-временного континуума, выражающейся в нарушении линейности времени на макроуровне, что в свою очередь должно приводить к периодическим выбросам излишков энергии. Время существования ПУВ после превышения 52 % концентрации жестко определяется достижением температуры кипения и не превышает нескольких секунд.

121. Вычислена необходимая концентрация ПУВ при максимально возможном уровне психоизлучения и минимальной удельной энергонасыщенности. Для достижения контакта длительностью 10 секунд она составляет 63 %, что на 7 % превышает критическую. Работа экспедиции практически зашла в тупик…

…Отари некоторое время ошеломленно глядел на экран. Тупик? Но почему же этого нет в административной истории? Впрочем… Выйдя из оцепенения, он проворно набрал код. Придется проверить еще раз — но не только основные вехи. Существует еще служебная переписка… Секунду спустя он оказался буквально погребен под бесчисленными рапортами, свидетельскими квитанциями, накладными, счетами, отчетами и донесениями, оставшимися в памяти сети еще со времен первой экспедиции. Походило на то, как если бы он подобрал ключи к старому-престарому шкафу, с вожделенной дрожью рук повернул его в скважине, ожидая сам не зная чего — чудес? А из распахнувшейся утробы на него низверглась целая куча пыльного барахла! Отари замотал головой — нет, так не пойдет! Нужна привязка — значит, начинать лучше с синхронизации. Тем более, что это просто — за время пребывания в «котле» все ветвления должны были притереться друг к другу. Последовала новая команда — вскоре Отари уже рассматривал единый научно-административный ряд. И сразу же стало ясно многое. Некая рука, двигавшая нового координатора, как пешку на шахматной доске, проявилась здесь явно и последовательно — именно после уничтожающего вывода о полном провале экспедиции произошла переклассификация. Зачем? Никакого практического значения это ведь уже не имело… Да, конечно — для дела. Но не для хитросплетения политической интриги. Пешка «сыромозгого», для убедительности превращенная в ферзя-координатора, жертвовалась в несложной комбинации — и «сыромозгие» всех миров могли пожинать плоды нового режима автократии, благословенного государства генетической сегрегации. А ведь так и случилось бы! Отари рассеянно побарабанил пальцами по пульту. Его спасло от обвинения в некомпетентности то же, что вывело проект из тупика… Но — будем последовательны. Сперва не мешает выяснить, был ли тупик.

…Спустя десять минут вывод подтвердился с беспощадной логичностью — жалобные вопли рапортов, уклончивые ответы Коллегии, недавнее сокращение численного состава на двадцать процентов, планы свертывания участия Управления Освоения… Нет, вывод был бесспорен — вся экспедиция была накануне свертывания. Она даже существовала лишние полгода — теперь Отари не был уверен, что только благодаря рапортам Бронтома. План неведомого игрока стал ясен — план, сломанный в самом начале. Заслуга в этом отнюдь не самого координатора — и он уже знал, что помогло ему. Стихия — мертвая бездушная стихия ПУВ.

Ветвление темы (фрагмент): «Фундаментальные величины. Постоянная ПУВ (g).

…22. Высказано предположение, что до сих пор не получившие объяснения отклонения параметров ПУВ связаны с плавным изменением коэффициента g — все случаи практически укладываются в кривую Гаусса и объясняются статистическими отклонениями. Начата работа по наблюдению за возможным изменением постоянной g.

…28. Точность замеров, достигнутая в ходе серии опытов, позволяет отследить изменения за 30–40 часов… Данные обобщаются.

29. Подтверждена тенденция увеличения коэффициента g за последние два месяца.

…32. Опытным путем составлен приблизительный график изменения коэффициента g, в который укладываются практически все отклонения длительности хроносдвига q у ПУВ разной массы за последние шесть месяцев.

33. Найдено математическое соответствие графику изменения g. Из него вытекает принципиальная достижимость нужной величины хроносдвига q при дальнейшем увеличении коэффициента.

…39. Коэффициент g продолжает увеличиваться в предсказанном графиком темпе…

40. Подготовлена программа исследований психовоздействия на ПУВ при частоте обмена меньше 100 Гц и длительности контакта больше пяти секунд. Так же намечен план экспериментального обоснования математической функции изменения g.

Отари качнул головой — знаем. Именно эти эксперименты ведутся сейчас… И он даже удостоился участия в одном из них. Значит, все правда — дела экспедиции двинулись сразу перед его прилетом, когда ничего изменить было уже невозможно. Кто же знал, что постоянная непостоянна… На миг перед его умственным взором предстал график — волнистая, плавно повышающаяся кривая. Изменение длительности хроносдвига. Чем-то она была знакома… Отари напряг память — но безуспешно. Сколько он перевидал таких кривых на своем веку — и не перечесть… Мысль уже соскользнула в привычную колею — Отари думал о людях, работавших для того, чтобы добыть эту информацию. Они работали рьяно — недаром первый же встреченный им человек засыпал на ходу. Боулистам нужен успех… Но меньше всего им нужен живой координатор из «сыромозгих», причастный к этому успеху. Однако для интеллектуальной элиты они действовали довольно неуклюже, дав Отари в руки оружие против себя. Вернее, превратив самого Отари в оружие… Ему непременно надо остаться в живых.

Голова слегка гудела — взглянув на часы, он понял, что скоро утро. Выключив терминал, не спеша поднялся со слишком узкого для него кресла, мощно потянулся… Постояв в нерешительности, побрел к своей каморке, потом передумал — повернулся к выходу.

…Свежий ночной воздух мягко пахнул навстречу — Отари вдохнул всей грудью и осторожно прикрыл за собой дверь, оставшись один на один с ночной тьмой. Где-то там, в невообразимом далеке, уже чуть серебрился рассвет — человек, прищурясь, смотрел на сереющую полоску горизонта и ни о чем не думал сейчас, отдыхая от умственного напряжения. Он получил сегодня многое — материал для раздумий осел в памяти сырой массой, ждущей своей формы. Но это в будущем. Сейчас его больше интересовали градации плонийского рассвета.

Чуть заметное посерение неба перешло в серебристую паутину зыбких отсветов, затем стали видны контуры холмов — блеклые серые тени на темно-сером фоне… Симфония серого цвета начиналась с pianissimo.

Подождав, когда появиться первый краешек солнца, Отари повернулся и не спеша спустился в привычную обжитую темноту купола. Перед тем, как прикрыть створку люка, он оглянулся — взгляд ухватил словно выцветшее с одного края небо, утратившее глубину, первые осторожные блики воды… Растительность на холмах так и не обрела цвета, оставшись пепельно-серой дымкой — этим она неожиданно напомнила Отари волосы Унома. Но, в отличие от волос, кустарники были неподвижны…

Свет стал слишком ярок — прикрыв глаза, Ило медленно закрыл створку и тяжелой походкой сильно утомленного человека направился к себе — отсыпаться.

 

Глава 24

…Он проснулся сразу, словно от толчка, вынырнув из пучин сна к сияющему свету, заставившему его задохнуться от догадки… Вскочил, очумело поморгал, осознав, наконец, где находиться. Затем, уже спокойнее, опустил ноги на пол, посидел, вспоминая… Запах? Каким-то необъяснимым образом аромат, который вспомнился во сне, подтолкнул его на эту мысль — вернее, смутную догадку. Терпкий, пресный и одновременно едкий запах — он хорошо запомнил его. Еще бы! Но вызвавший догадку аромат был гораздо слабее… Нагнувшись, Ило нашарил под койкой небольшой пакет и вытащил его на свет. Он не ошибается? В недоумении смотрел он на желтоватые листки — в глаза бросилась пометка: «четвертый экземпляр». Уже без прежней уверенности, ушедшей вместе со сном, разложил листки на смятом одеяле. В глазах зарябило от таблиц, диаграмм, каких-то необычного вида формул… Где же… Ага — сложенный гармошкой график расправил шелестящее крыло, явив свету узорное содержание. Отари некоторое время трудился, соображая, каким же образом запах, услышанный недавно, связан с этой кривой. Что должен напоминать этот график? Он сделал паузу, ожидая ответа… Ну да, конечно — какой же еще график маячил перед ним все это время! Коэффициент g — волнистая линия… Однако на первый взгляд эта кривая не имела ничего общего с графиком мнимой постоянной — та была волнистой, как стиральная доска, а это — гладкая ступенчатая горка. Туман еще клубился в голове, мешая соображать, он досадливо потряс головой — ведь догадка вспыхнула так ясно! Сдержанно вздохнул. Наверное, осечка… С чего он вообще вспомнил этот график? Кстати, что он изображает — Отари присмотрелся к мелкому шрифту осей координат. Та-ак, горизонтальная, как он и ожидал, время. Вертикальная же… Он похлопал глазами, вновь перечитал… Не поверил! — начал сначала… Бросил, и, радостно скалясь, несколько раз больно хлопнул себя по коленям — дурачина! Он просмотрел очевидное у себя под носом! Графики с треском схлестнулись в воображении тем единственным способом, каким только и могли — плавная кривая аккуратно соединяла все точки максимума графика постоянной g! А внизу скромно чернело приписанное рукой Кутюрфа: «Возрастание частоты Праздников Ожидания и табу побережья».

…О сне теперь не было и речи — натянув вычищенный стараниями Инар комбинезон, он, протирая на ходу глаза, направился в рубку — проверять. Догадка была блестящей, спору нет, но что заключалось в ней? Войдя в рубку, он, не глядя по сторонам, направился к знакомому пульту — и вздрогнул от звонкого голоса Инар:

— Вы что, только проснулись? С добрым утром! — девушка ослепительно улыбалась, указывая тонким пальчиком на часы.

— Здравствуйте, Инар… — растерянно пробормотал он, невольно все же косясь на нужный пульт — но увы, сейчас тот был занят. Как обычно, днем шел координационный обмен между базами-лабораториями — непрерывный поток уплотненной информации.

— Подите умойтесь и позавтракайте, — распорядилась Инар с той же радостной улыбкой, никак не вязавшейся с командным тоном. Безропотно повинуясь, Отари отправился к водным процедурам — тем более, что делать сейчас все равно было нечего…

После завтрака он был в раздумье. Разбуженный ум требовал работы, подзуженный мельканием идей, подходов… Вернувшись в свое логово, координатор проверил аппарат-переводчик — тот исправно прошамкал что-то на туземном наречии. Отлично! Сведения ведь можно собирать не только с помощью компьютера — существуют еще и такие вещи, как глаза и уши. Выйдя, он коротко сообщил:

— Схожу в деревню к Жюлю.

— Только не задерживайся! — не оглядываясь, сразу же отреагировала Инар — потом, поняв, что ведет себя, может быть, излишне фамильярно, испуганно оглянулась. Ило только подвигал бровями… И озорно улыбнулся, разом потеряв всю свою солидность:

— Ну что ты, дорогая — конечно, сразу же домой!

— Бесстыдник! — выпалила девушка, покраснев до корней волос и отвернулась. Однако озорной настрой не дал молодому управленцу так просто закончить разговор — неслышно подкравшись сзади, он крепко взял ее за плечи — пискнув, девушка сжалась в комок… Но не вырвалась, как он ожидал. И Отари вдруг оказался стоящим дурак дураком посреди рубки, держа ее в руках. И с ужасом осознавая, что сейчас уже не может — не имеет права! — просто убрать эти свои руки, повернуться и уйти. Двигаясь, словно во сне, он наклонился и поцеловал ее в пушистые волосы. Отпустил, чувствуя, как оглушительно бьется сердце… Девушка так и осталась сидеть, замерев и зажмурив глаза. Нерешительно потоптавшись, Отари не придумал ничего иного, как направиться к выходу. Оглянулся и встретил сияющий взгляд Инар.

— Я… да… Я пойду… — упавшим тоном закончил он, не смея еще раз заглянуть в эти распахнутые глаза. Наконец, собрался с духом и посмотрел прямо:

— Я вернусь.

Прозвучало это почти клятвой.

* * *

…Неразбериха в голове прекратилась не сразу. Очнувшись, он осмотрелся, недоумевая… Вокруг стояла привычная тишина, нарушаемая лишь шелестом травы; небо казалось необычно высоким… Глубоко вздохнув, Отари продолжил путь. И какой бес толкнул его к Инар? Чувство счастья имело горьковато-полынный вкус…

…Завидев муравьиную кучу деревни, он остановился, потом присел. Перед визитом следовало привести в порядок мысли. И сначала… Да, сначала — исходная догадка. Итак:

Пункт первый. Праздники Ожидания — пики активности ПУВ. Это подтверждается и его личным опытом — начиная с первого контакта… А ведь плонийцы не зря запрещали выход к океану!

Пункт второй. Пункт первый логически приводит к необходимости осмыслить и другие обычаи туземцев — для этого нужна помощь этнографа. И…

Пункт третий. Мрог! Да-да, тот самый, над которым они с Жюлем так потешались. Выходит, зря. Как плонийцы связаны с ПУВ? А в том, что связаны, нет сомнения — они ведь живут на планете миллионы лет. Но — мрог… Это звучало угрожающе.

…Очередной раз вступая в сень многосплетения стеблей и сучьев, Ило приготовился к очередному сюрпризу — и не ошибся. В полумраке извилистых коридоров стояла тишина… Сначала он испугался, подумав, что все ушли. Ерунда какая-то… Конечно, никто не ушел — вот они, сидят рядком и смотрят на него. Остановившись, Отари уставился в выделяющиеся из тьмы светлые пуговицы глаз — стало жутковато… Выругав себя, он решительно подошел поближе — это ведь только безобидные плонийцы. Плонийцы и в самом деле вели себя безобидно — сидели себе каждый в своем углу и глазели. Первым не выдержал Ило:

— Что это у вас происходит?

Между сидящим в сумраке фигурами прошло оживление — потом кто-то коротко ответил — и координатор мог поклясться, что явственно ощутил в голосе переводчика иронию:

— Ждем.

— Чего же? Мрога?

Еще один приступ оживления — на сей раз голос из темноты был явно обеспокоен:

— Нет… Мы не должны знать.

— Как это — не должны? Зачем тогда все это…

— Не должны. — С нажимом произнес голос — только сейчас Отари углядел говорившего — впрочем, это мало что дало. Физиономии у плонийцев, хоть умри, по-прежнему были для него одинаковы, как пятачки у поросят. Может, это даже был Уном… Он спохватился:

— А где Уном?

— Ушел с новым сущим.

— Куда? — (Ответы приходилось буквально вытаскивать клещами!)

— Вдоль… в другой дом.

— В деревню?

— В деревню, — согласилось с ним будто бы эхо, и вновь замолчало. Интересно, зачем Жюлю потребовалась чужая деревня… Хотя понятно — в этой сейчас можно со скуки сдохнуть. Сидят и ждут… Утомились, наверное, от беготни. Но он-то сюда зачем пришел? Пройдя подальше вглубь плетенки, он вновь нарушил сонную тишину:

— Эй, кто-нибудь! Скажите хоть, это у вас что — праздник Ожидания такой?

— Нет… — после паузы ответил кто-то непосредственно из-за его плеча — Отари нервно дрогнул. — Не знаем…

«Тьфу ты, черт!»

— А кто знает?

Эту реплику пережевывали особенно долго, переборматывая и шелестя, пока, наконец, не разродились одним только словом:

— Мрогвин.

«Старик» — вспомнил Отари. Это уже кое-что — кстати, мог бы и сам догадаться. Но кто мог подумать, что, выполняя некий обряд, можно не знать его цели? Впрочем, это уже область Жюля. Думая так, он машинально шел вперед — пока путь не заступила гибкая фигура:

— Хочешь есть? — плониец зазывно потряс пучком бархатисто переливающихся лент — корни мясных трав, облитые «огнем» — тем самым бактериальным желе, что служило у плонийцев для приготовления пищи. Насколько знал Отари — один из самых изысканных деликатесов. Есть не хотелось, но отказаться было неловко:

— Немного… Ну, пару корешков. А ты?

— Съедим! — залихватски ответил туземец, кровожадно сверкнув глазами, и с хрустом отгрыз кончик пучка, протянув координатору ровно две светящихся полоски. «Ах, стервец!» — умилился Отари. Взяв горячий продукт, он с аппетитом вгрызся в пахучую мякоть, время от времени облизывая светящиеся пальцы. И только съев большую часть предложенного, удивился — раньше его не останавливали посреди дороги с предложением закусить. И почему этот плониец не сидит, как все? Что, специальная встреча? Что-то здесь было неладно — сделав несколько шагов, Ило понял, что. «Отравили!» Ноги заплетались, к горлу подкатил теплый комок — он смог сделать еще несколько шагов, успев удивиться напоследок такому странному и страшному несовпадению представлений о туземцах с их истинной сущностью. Тьма поплыла перед глазами, и он не почувствовал удара о землю…

* * *

«…Дурак. Говорю тебе дурак!» «Но…» «Молчи! Говорил — не нарушай покой сильного… Молчи!» «Но он нарушал покой незнания!» «…Умник какой — а теперь придется…»

Голоса назойливо зудели на высокой комариной ноте, нарушая уютное спокойствие небытия. Отари глубоко вздохнул и открыл глаза. Мерцал воздух, синевато вспыхивая и опадая, словно надувное прозрачное сердце… Потом к зрению вернулась перспектива — он осознал, что смотрит на плетение потолка в отсветах синего огня. «Очнулся». «Очнулся!» Молчание. Отари повернул голову на дребезжащие голоса — они звучали в правом ухе. Перед носом возникла глухая стена из толстенных корневищ; в нос ударил сырой дух земли. Он повернулся налево и прищурился — возле мерцавшего «костра» двигались какие-то тени.

— Где я?

Тени замерли, словно застигнутая криком петуха нечисть. Отари попробовал встать — и обнаружил, что связан. Взглянул уже с некоторым страхом:

— Кто вы? Почему…

— Будь покоен, — перебил его тот же зудящий тонкий голосок. Прозвучало это зловеще и двусмысленно. Отари всмотрелся — но тени перед костром оставались плоскими силуэтами. Почему у них такие противные голоса?

Одна из теней встала и стремительно приблизилась:

— Ты нарушил незнание, — прозудело почему-то справа — тут только Отари догадался, что это голос электронного переводчика. Коснувшись плечом головы, он убедился, что мембрана сбилась куда-то за ухо…

— Мы не могли оставить тебя среди ждущих, — продолжил подошедший, — им опасно слушать вопросы…

— А тебе? — вымолвил Отари, присмотревшись и поняв, что это обыкновенный плониец, а не чертик из коробочки.

— Я один из сильных.

— Один?.. Что это значит — сильные?

— Мы можем знать.

— Хм… и я могу знать…

— Да. Поэтому ты тоже сильный.

Отари промолчал — малопонятный диалог пошел явно не в том направлении. Есть вопросы поважнее. Например:

— Почему я связан?

— Для покоя.

«Для вечного, что ли?!» — с судорожной веселостью вымыслил Отари, но сдержал дрожь в голосе:

— Я хочу, чтобы меня освободили.

— Мы тоже этого хотим… — голос переводчика как-то странно захлебывался — временами Отари переставал различать слова.

— …Кто это — мы?

— Сильные. Мрогвин.

«Ох! Старик — ну, правильно…»

— Мрогвин! Эй! Я же не хотел ничего такого…

— Я знаю, сын мой… — прокряхтела вторая тень и тоже поднялась. — Ты хотел знаний, как и другой сущий…

Приблизившись, тень приобрела обличие старого знакомого — жесткие складки морщин и хитроватый прищур глаз вместе с мерцающей лысиной. Мафусаил плонийского племени…

— Я дам тебе знания. Я освобожу тебя — но ты не должен быть… (Отари в ужасе зажмурился) Здесь.

«Ф-фу, слава богу…» — он уже начинал ожидать от этих коварных теней всего, чего угодно.

— Я больше не приду в деревню, — твердо пообещал он, постаравшись вложить в слова всю свою убежденность. Старик внимательно рассматривал его, потом неожиданно спросил:

— Может тебе лучше будет тут? — он обвел взглядом помещение. — Тебя никто не найдет. Ты будешь сыт…

«Не сомневаюсь».

— Нет, спасибо — я лучше у себя… — поспешно отказался Ило и в нетерпении поерзал. Старик сделал знак рукой — «сильный» начал проворно распутывать связывающие человека гибкие стебли. Разминая затекшие кисти рук, Отари с любопытством оглядел обстановку. Свет исходил только от потрескивающих «гнилушек». Пресный запах выдавал окружавший со всех сторон почвенный массив. «Не очень глубоко», — отметил человек про себя, и, подвинувшись к костру, начал осторожно поправлять перекошенную мембрану переводчика. Плонийцы молча ждали. А координатор мучительно соображал, с чего начать — не спрашивать же, в самом деле: «А как вы относитесь к ПУВ?» Наконец, он решил просто объяснить:

— Я узнал, что ваши праздники ожидания связаны с океаном…

Спросил решительно:

— Мрог — это оттуда?

Мгновенное судорожное подергивание «сильного» — старик остался спокоен:

— Мрог повсюду. Где мы. Где ты…

«Очень ясный ответ…» Отари помолчал, собираясь с мыслями, затем начал с другого конца:

— А как вы узнаете, что настала пора праздника?

— Слышим, — кратко ответил старик, уставившись в огонь немигающим взглядом. Тоже вроде яснее некуда… Отари с досадой стукнул по ладони кулаком — а чего же он ожидал? Где это Жюль бродит… Тут его осенило:

— А как начнется… мрог?

Снова подергивание молчащего плонийца — старик вскинул на человека не остывшие от бликов костра глаза:

— Мы услышим зов. Их голоса… (он посмотрел на сидящего рядом «сильного») смогут поддержать его…

— Это так же, как на празднике?

— Да. Но на этот раз их голоса станут голосом мрога…

«Аналогично» — подвел черту Ило. Голоса, зов… В каком диапазоне? Разговор явно не клеился — об этом свидетельствовали паузы между репликами и краткость самих реплик. Туземцы были напряжены — впрочем, Отари тоже не забавлялся! Сейчас он выполнял свой долг:

— Почему вы усыпили меня?

— Ты нарушал незнание ждущих.

— О чем же они не должны знать?

— О мроге.

«Вот-те раз!» — Отари только поднял брови. Спросил снова:

— Но разве мрог не касается всех?

— Да. — Старец помолчал, затем, видимо, понял, что требуются объяснения: — Знать могут сильные. Остальные не должны думать… Это повредит.

— Каким образом?

— Будут бояться… Умрут.

Теперь уже надолго замолчал координатор. Мрог в его мыслях каким-то образом уже постепенно сливался с ПУВ. Мрог и ПУВ… ПУВ и мрог… Наверное, это одно и то же… Какое там — наверняка! Слишком многое совпадает — он вспомнил свою борьбу со страхом, происходившую в трюме «Бронзовой»… Страх убивает того, кто боится. Мрог вырастал перед человеком во все более кошмарную величину…

— Вы уходите от мрога в пещеры? — кстати вспомнил он.

— Мы уходим туда… Не от мрога — он везде.

Старик отвечал по-своему исчерпывающе — Ило не мог пожаловаться. Мозаика разрозненных сведений мало-помалу оформлялась в общую картину. Конечно, есть еще неясности — с ними он разберется позже и без помощи плонийцев. Все, что могли, они сказали… Кроме одного. Последнее:

— Скоро ли будет… этот мрог?

Тьма потихоньку обступала старика — костер потухал, а «сильный» сидел, скорчившись в неудобной позе, и не думал оживлять светоносное брожение… Мрогвин опустил голову — синеватые блики заиграли на лице и голом черепе. Отари вдруг показалось, что он сразу постарел… И голос, раздавшийся в глухом мраке подземелья, оказался призраком голоса:

— Мы ждем…

 

Глава 25

Выйдя из темноты на солнышко, Отари сполна насладился его бледными, но по вечернему жаркими лучами. Привалившись к стене дома-деревни, он расслабленно замлел на солнцепеке, изредка отхлебывая терпкое питье из полупрозрачного пузыря, любезно подаренного ему хозяевами. В то же время он ожидал прихода этнографа — Жюль был необходим ему, как единственный специалист по коренным обитателям Плона. Вдвоем они как следует поразмыслят. Пока что Отари думал один — и то, о чем он думал, ему совсем не нравилось…

…Пузырь сморщился и посерел — Ило отбросил его в сторону, зевнул… Уже больше часа, как он ждет — похоже, зря. Жюль вполне мог остаться в другой деревне, мог и вернуться в поселок. Посмотрев на садящееся солнце, Отари нехотя поднялся. Надо возвращаться. Тревога на миг отпустила его при воспоминании о тающей теплоте на губах… Он улыбнулся, зажмурившись и подставив солнцу лицо — надо выполнять обещание, а?

…Чем ближе Отари приближался к станции космосвязи, тем меньше ему думалось о деле — войдя же, наконец, под ее кров, он и вовсе забыл обо всем. Он звенел, подобно натянутой струне, настроенной на одну ноту радостного ожидания — какие уж там мысли…

Инар появилась тотчас, словно сторожила под дверью своей комнаты:

— Вернулись…

Отари улыбнулся и махнул рукой:

— Немножко долго… Поджидал Кутюрфа — так и не дождался.

— Я могу сейчас вызвать его… Вызвать? — девушка сделала движение к пульту, вопросительно глядя на координатора. Отари подумал…

— Нет, пожалуй… Сам объявиться. Я пока займусь его писаниной — может, что полезное выужу…

Инар продолжала стоять, глядя на него чуть исподлобья — Отари вдруг захотелось опуститься на пол и обнять ее колени… Откашлявшись, он произнес:

— Инар…

— Что?

Тут он забыл, что, собственно, хотел сказать. Поэтому сказал первое, что пришло на ум:

— А что это мы все на «вы» да на «вы»… Надо как-то…

Девушка засмеялась:

— А как?

Отари пожал плечами:

— Как… Обыкновенно, как свои — на «ты»…

— А как переходят на «ты»? — уже откровенно радовалась Инар возможности поставить координатора в тупик. Как всегда, чертик из коробочки выглянул неожиданно — Отари аж закряхтел от досады — против таких шалостей бессильна вся наука управления. Но девушка тут же сжалилась над ним:

— Вот и не знаете! А я знаю — есть такой специальный обычай… — И продолжала авторитетным тоном. — Для того, чтобы перейти на «ты», нужно вместе выпить.

— Чего?

— Вина, конечно!

— Мы ведь уже пили…

— Но там надо по особенному — на будер… нет, на брудершафт. Это так рука за руку, кренделем…

— Но так все выльется?

— А мы попробуем! Жюль, кажется, оставил где-то свою бутылку… — договаривая на ходу, девушка сорвалась с места и скрылась в своей комнате. Через полсекунды она уже с торжеством тащила наполовину пустую золотистую бутылку:

— Вот она, я нашла!

— Ну, тогда наливай… те… — поправился Ило и присел за операторский столик. Инар примостилась с другой стороны, освещая его светом глаз — не успел он оглянуться, как откуда-то, словно по волшебству, появились высокие бокалы. Твердой рукой налив в них пенящийся напиток, Инар первой подняла свой:

— Значит, сейчас мы выпьем и будем с друг другом на «ты». Нет-нет, руку сюда… Ой, расплескаете!

— Бокал не пролезает!

— Другой рукой! — так…

…Было много хихиканья и возни, немало и пролито оказалось драгоценной влаги — Инар преобразилась, не раз заставляя Отари фыркать и захлебываться вином и смехом… Такая Инар нравилась ему гораздо больше той, тихой и услужливой, с испуганным взглядом, какой она была после памятного разговора на «именинах» Жюля. Сейчас он любил ее не только как девушку — как сестру. Ту лукавую и смешливую сестренку, которой у него никогда не было.

…Благополучно допив свою внушительную порцию, Отари поставил бокал и не менее внушительным голосом провозгласил:

— Теперь, если назовешь меня на «вы», то, значит, нарушишь обычаи предков… И я поставлю тебя в угол!

— Как бы не так! Чтобы я назвала тебя хоть еще раз на «вы»… — раскрасневшаяся Инар набрала побольше воздуху, чтобы выразить свое негодование от подобной мысли — но не удержалась и растратила его на дробный звонкий смех — уж очень уморительно Отари хмурился и вздевал руки в притворном испуге! Она смеялась, счастливая мгновением, а молодой управленец уже не мог оторвать взгляда от этого живого солнечного зайчика… И встав из-за столика, совсем не удивился, почувствовав под руками тающие горячие плечи — это было сродни ощущению полета… Инар, этот безжалостный в своей беззаботности бесенок, неожиданно оказалась близко-близко — так, что захватывало дух! И жалобно прошептала, не поднимая глаз:

— А теперь поцелуйте меня… пожалуйста!

* * *

…Как это ни странно, Отари действительно занялся разбором сводного отчета этнографа — час спустя. Честно говоря, он совсем не заметил этого часа — и на что он его потратил, совершенно не помнил. Словно вновь пообщался с ПУВ… Нет — с Инар! Они бы шептались и дольше — сигнал очередного сеанса связи с Землей прервал… н-нда. Назвать это диалогом было бы слишком большой натяжкой.

Несмотря на, казалось бы, несовместимость романтических чувств с прозаическим долгом, работа у Отари спорилась. Голова была на удивление ясной — не прошло и двадцати минут, как он ознакомился с коротенькой историей исследования гуманоидов Плона, досадуя лишь, что нет под рукой верного компа. Но, следуя привычке, подвел первый итог на листке бумаги:

«Археология. Палеонтология. Отсутствие захоронений, древних или новых. Культурный слов в местах поселений весьма тонок, не более двадцати земных лет. При поисках найдены многочисленные следы более старых поселений, что свидетельствует о регулярном переносе деревень с места на место. Средний период существования одного поселения составляет от тридцати до сорока земных лет, затем следует пауза в пятнадцать-двадцать земных лет.

…В более древних слоях найдены останки многочисленных животных — стандартный эволюционный набор вплоть до предков нынешних плонийцев. Некогда растительный и животный мир островов был более многообразным, но в последние два-три миллиона лет приобрел нынешний характер, что парадоксально свидетельствует о вырождении и в то же время о стабильности жизни на планете. Факторов, способствующих ограничению видотворчества, за время исследований обнаружить не удалось. По приказу Эша Бронтома все не относящиеся к профилю экспедиции работы были свернуты».

…Отари отложил листок и подпер щеку рукой — его мысли упрямо возвращались к безвременью между существованием поселений. Мрог… Это-то как раз ясно. Он машинально потер щеку — археологи проследили цепочку двух фаз в течении десятков тысяч лет. Все это время они сменялись стабильно — полный цикл занимал от сорока пяти до шестидесяти лет… Будет ли исключением нынешнее время? Вздохнув, он отнял руку и поднялся — для выводов слишком мало данных. Но он не машина — он может чувствовать…

* * *

— …Да, это важно, — терпеливо повторил Отари в микрофон, — конечно, консультация мне тоже понадобится… Что? Конечно, как сможешь… Ну, скажем, часа через два… Хорошо.

Положив гарнитуру, он проводил взглядом гаснущую звездочку вызова и коротко простучал по пульту какую-то барабанную фразу. Инар вопросительно глядела на него со своего места. Он улыбнулся — улыбка получилась вымученной…

— Что с тобой? — обеспокоенно спросила Инар.

— Заботы… — неопределенно ответил Ило, чем отнюдь не успокоил ее — легко вспорхнув, девушка мгновенно оказалась рядом:

— Забо-оты, — дурашливо протянула она, обвив сзади его за шею. — Никаких забот на моей станции! Ну, улыбнись! Ах ты… Я тебе пощипаюсь — на, на!..

И Отари, расплачиваясь за свой грех, пришлось отбиваться от рыжей фурии — давясь смехом, он пытался закрыться от ее беспощадных лапок, с удовольствием ощущая их бархатистую мягкость. И увесистые шлепки и тычки, которыми Инар, видимо, решила поднять настроение возлюбленного. Это ей удалось — повозившись минут пять, Отари почувствовал, что все тревоги словно смыло теплой волной блаженства. Освеженной, он спасся бегством в свою келью — Инар никак не могла его там достать, обязанности приковывали ее к пульту, и Отари бессовестно этим воспользовался. До прихода этнографа он хотел поближе ознакомиться с той частью отчета, в которой говорилось о культуре плонийцев…

«Общественное устройство — развитая оседлая община пасторального типа, с преимущественным возделыванием разнообразных растительных культур и симбиотически связанных с ними нескольких видов почвенных животных — преимущественно червей (при воспоминании о длинных полупрозрачных пузырях для воды у Отари что-то медленно поехало в желудке). Так же существуют как отдельные отрасли собирательство и охота за мелкими животными (коих Отари не видел со дня своего прибытия). Тип организации — первобытная анархическая коммуна. Семья как постоянный социальный институт отсутствует (по-видимому, она носит временный характер в репродукционные периоды, но это лишь предположение). Общее впечатление от социальной организации — децентрализованное стихийное самоуправление, ограничивающееся известным набором законов и обычаев, которые весьма пунктуально выполняются. Поскольку местные племена не ведут войн и не организуют массовых охот, этого набора хватает для нормальной жизни».

…Мельком посмотрев, что написано в отчете о социальном поведении, Отари будто бы вновь услышал голос Жюля: «О-о! У них уникальные законы — ничего подобного по терпимости я не встречал…» Действительно — полное отсутствие в языке и культуре таких понятий как убийство и принуждение о чем-то говорило. Вот только о чем? Отари отложил этот вопрос — сейчас его интересовали более конкретные детали. Например, коллективные действа, одно из которых он наблюдал в деревне — оказывается, эти обряды можно было назвать скорее играми, поскольку ничто не заставляло плонийцев участвовать в них. Слово «игра» вдруг зацепило что-то в сознании — словно рыболовным крючком… Но рыбина попалась слишком большая и тяжелая. Попыхтев минуту, Отари сдался — сейчас вытащить эту рыбину ему не по силам. Но знак вопроса остался — и он знал, что не успокоиться, пока не выпрямит его! Во всяком случае стало ясно, что игры-обряды пронизывают всю жизнь плонийцев — просто раньше это не выпирало на передний план. Может быть, эта забава заменяет им отсутствие семьи… И правительства. Мысль не показалась дикой — в конце концов, любые общественные отношения суть игра по вполне определенным правилам. Игры плонийцев по сложности, похоже, не уступали играм землян. Вот только, если у землян и прочих граждан Звездного Мира цели были обозначены вполне конкретно — материальный успех, положение в обществе, семья, то у плонийцев таких явных целей не было. Все эти сложнейшие переплетения отношений на первый взгляд являли собой памятник блистательный… и бесполезный. Поэтому Отари обоснованно подозревал, что это лишь верхушка айсберга. И с нетерпением поджидал Кутюрфа.

* * *

— …Черт знает что… Этнограф на этой планете заменяет три института! И как раз сейчас, когда такое происходит, нет ни одного биолога! — Жюль перевел дух и посмотрел на координатора, словно призывая того разделить с ним это праведное негодование. Отари разделял, но поддакивать не стал, только кивнул. Кутюрф ворвался в его каморку с безумным блеском в запавших глазах и экзальтированными речами на языке — координатора сейчас больше интересовали причины этакого состояния, чем некомплект экспедиции.

— В чем дело, Жюль? И, кстати, где Уном?

Жюль сардонически усмехнулся:

— Сам дьявол не угонится теперь за Уномом.

Отари глянул вопросительно — отвечая на его взгляд, этнограф только виновато пожал плечами:

— Да, конечно, я веду себя глупо. Ничего не объяснив… — он сложил руки на груди и на несколько секунд замолчал, отрешенно глядя перед собой. Между бровей на чистом лбу залегла морщинка, тонкие брови чуть изломаны — скульптурная маска недоумения.

— Кроме всего прочего я ведь провожу и биологические исследования… — начал Кутюрф как будто с середины. — Знаете, простенькие такие — по заданию экзобиологов. Анализ крови, слюны и… прочего — (он забавно поморщился и улыбнулся, глядя на Отари). — В основном, как вы догадываетесь, на нашем общем приятеле. Кстати, вы ничего необычного в нем не замечали? Или в ком другом из плонийцев?

Отари пожал плечами:

— Смотря что называть необычным. Они, например, запретили мне посещать деревню.

Жюль подался вперед:

— За что же?

— За неуместные расспросы о мроге… Тут уж я должен принести извинения — вторгся не в свою область…

— Пустяки! Но вообще-то любопытно… — он в задумчивости пощелкал пальцами по ладони (кстати, ногти у него, несмотря ни на что, выглядели безупречно ухоженными). Потом встрепенулся:

— Ну, это потом… Я говорил о биологии плонийцев — о, это оказалось крайне интересно! Знаете ли вы, что они, по сути, бесполы? Так я и знал! Созревание, по всей видимости, происходит в какое-то определенное время у всех сразу…

— «Репродукционный период»?

— Угу… Уж не знаю, каким способом они будут размножаться… Не беда, скоро выяснится.

Ило удивился:

— Не знаете? Но ведь…

— Да, да, конечно, — перебил его Жюль, — природа пока еще не изобрела ничего нового в этой области. Но я лично разобраться не могу — не забывайте, я ведь не биолог! А в их анатомии черт ногу сломит… Но не это главное, — он досадливо отмахнулся, — не знаю даже, как это назвать… В общем, они ускоряются.

Отари воспринял это почти сразу — и сразу поверил. Припрыжка Унома, захлебывающийся от темпа речи переводчик… Он, наконец, понял, что казалось ему странным — движения серокожих людей потеряли плавность, став дергаными и суетливыми.

— …Я понял это только вчера, сведя все данные в один график… Никогда не доверяйтесь машинам, координатор!

— …?

— Я вводил данные в компьютер, а вчера решил посмотреть итог. Машина должна была вывести среднестатистическую норму здоровья плонийцев. Ну, знаете — информационную куклу? Боже мой, получилось такое чудовище! За время наблюдений темпы всех процессов убыстрялись чем дальше, тем больше — за последние две недели пульс, например, участился чуть ли не наполовину. Куда они гонят? Это, конечно, как-то связано с приближением периода спаривания. С кем вот только… Не удивлюсь чему угодно — хоть и сами с собой… — этнограф выразительно возвел глаза к небу. — Слишком много всего на мою бедную голову!

— Вы познакомите меня с материалами? — поинтересовался Ило подчеркнуто спокойно, чтобы хоть как-то умерить пылкость собеседника. Жюль расхохотался:

— Координатор есть координатор! Конечно, они ваши… — Он вытащил тонкую пластинку мнемона и небрежно кинул ее на завалившие столик бумаги: — Что, вручную обходитесь? Если нужно, могу принести запасной комп…

— Да нет… Сейчас время пускать в дело свои мозги.

— Что-то связанное с вашим пресловутым ПУВ?

— Да, кажется… — Отари подержал в пальцах полупрозрачную пластинку. — Ваш отчет мне очень пригодился. Надеюсь, это тоже…

Отари запнулся — он ведь собирался подробно посвятить Жюля во все детали своих предположений? Что-то помешало… Что-то очень неопределенное, но грозное, разлитое сейчас в атмосфере Плона. Нет. Отари вдруг с полной ясностью осознал, что ничегошеньки не скажет. Хотя бы потому, что Жюль его друг… Решив перевести разговор в другое русло, Отари кстати вспомнил об отлучке этнографа:

— А где это вы пропадали — я слышал о соседней деревне…

— И не одной! — этнограф, кажется, не заметил заминки, с готовностью оседлав своего любимого конька. — Я исколесил весь остров — деревень пятнадцать, наверное…

— Что-то искали?

— Специально не искал — но нашел немало любопытных совпадений. Вот, послушайте — он профессиональным жестом вытянул из нагрудного кармана тоненькую жилку провода и протянул Отари. — Подсоедините к ретранслятору переводчика… нет, напрямую, без прибора — вот так! — в ладони у него оказался плоский диск диктофона, и в ухе координатора зазвучала какая-то протяжная хоровая песнь. Подождав минуту, Кутюрф выключил запись:

— Ну что, напоминает что-нибудь?

— Да… Это пели во время праздника Ожидания.

— Угу. А теперь послушайте это… — вновь зазвучала та же песнь, только повыше. — Узнаете?

— Конечно. Та же песня.

— Та же… — проворчал Жюль и взорвался — Вы себе и представить не можете, до чего та же! До последнего полутона точно такая же гармония — а пели ее, между прочим, на противоположном конце острова!

— Ну и что? — удивился Отари. — Песни ходят в народе, это ведь нормально…

— Было бы нормально, хотя и довольно странно, при более или менее постоянных связях между деревнями. Но связь, как таковая, вообще отсутствует — и подобное совпадение бьет наповал! Особенно если оно повторяется еще в десяти поселениях.

— Там, кажется, повыше пели, — вспомнил Отари.

Жюль махнул рукой:

— Просто я ее позже записал. Голоса у них сейчас тоже повышаются, вместе со всем остальным… Того гляди, запищат, как летучие мыши!

Отари замер, пораженный… Медленно протянул Кутюрфу проводок, подумал… Спросил:

— А можно эту запись прокрутить в два раза быстрее?

Жюль хмыкнул:

— Решили в самом деле послушать ультразвук? Попробуйте… Да вы сами отрегулируйте, как надо — он сунул в руки координатору теплый диск. Вновь знакомый хор скрипучих голосов возник в ушах — он забирал все выше, повинуясь движению пальцев… Визгливый тембр резанул по ушам — неосторожно дернув настройку, Отари сразу повысил тон до нестерпимой высоты…

…Он узнал — он не мог не узнать! Даже неопытное ухо способно запомнить сложнейшее созвучие, если его вдалбливают под страхом смерти… Зудящий перегуд мгновенно оживил в памяти вкрадчивое мерцание… «Бронзовая»! — Ило откинулся назад, не в силах сдержать дрожь…

— Что с вами, координатор — очнитесь! — лицо Жюля выглядело скорее удивленным, чем обеспокоенным — нерешительно расталкивая зажмурившегося собеседника, он явно не знал, что предпринять. Отари избавил его от этой заботы, благополучно открыв глаза.

— Что с вами произошло? — встретил его вопросом Кутюрф.

— Ничего особенного… Не переношу такой музыки, — наполовину искренне ответил Ило, осторожно кладя диктофон на столик. Этнограф в сомнении приподнял бровь, но промолчал. Отари думал уже о другом — теперь есть по крайней мере один способ выяснить дату наступления того, что называется «мрог». Старик сказал: «И их голоса смогут поддержать зов…» Этот зов он только что слышал — осталось сделать элементарный расчет, основываясь на скорости повышения… Да только ли голосов? Он может считать прямо от коэффициента g — он уже понял, что все здесь, в этом замкнутом мирке, взаимосвязано и не случайно… Тут Отари осознал, что уставился прямо в лицо Жюлю Кутюрфу тяжелым взглядом — это было по меньшей мере бестактно.

— Извините… Задумался, — пробормотал он смущенно.

— Я понял это. — Жюль продолжал улыбаться, забавляясь, как всегда, чужой неуклюжестью. Легко вскочив, он шагнул к выходу:

— Не буду отвлекать — тем более, мне сейчас срочно нужен сеанс гипносна, чтобы не превратиться в развалину…

Отари тоже встал:

— Спасибо, что зашли, Жюль. Я…

Этнограф дружески похлопал его по предплечью:

— Вам спасибо — иначе куда бы я вообще сунулся со своими проблемами? Теперь я, кажется, понимаю, зачем придумана исповедь — выговоришься, и на душе легче!

— Ага… Скинули груз с души на мои могучие плечи?

Жюль рассмеялся:

— На то вы и координатор — я правильно понял?

— Правильно. До свиданья! Если что, свяжитесь со мной через Инар.

Жюль тонко улыбнулся:

— Через вашу хозяйку? Хорошо… До свиданья!

Собравшись было уже выходить, он вдруг остановился и щелкнул пальцами:

— Ах, да… Я забыл сказать вам еще об одном совпадении… — он повернулся к Отари, слегка наморщив лоб. — Уж не знаю, пригодится ли это вам… Я ведь снимал планы всех строений плонийцев — решил сравнить, знаете ли… — он ткнул пальцем куда-то в стену — по всей видимости, в направлении деревни Унома. Отари внимательно слушал. Этнограф закончил почти весело:

— Сравнить не удалось. Они все одинаковы. Все! Один и тот же лабиринт во всех деревнях этого острова. Не знаю, чему это приписать… — он зевнул, поморгал сонно. — Ну, я пойду…

Махнув на прощанье рукой, он скрылся за дверью, волоча ноги — действие стимулятора, похоже, прекратилось. Отари остался один — с миром по имени Плон.

 

Глава 26

Биология. В применении к Плону это означало биохимия, биофизика, физиология… Плюс психология. И еще морфология, эволюционное учение, генетика, экология… Уф! Отари стер с экрана устрашающий список — к чему делить предмет? Сейчас все науки объединяются для него в одну — плоноведение. Частный случай ее — плонийцы… В мнемоне Жюля хранились результаты полугодичных наблюдений — ознакомившись с ними, Отари вынужден был признать, что этнограф действительно заменял три института, если не по глубине, то по охвату тем. Похоже, он прогнал бедного Унома через медсистему — прилагаемая подробная анатомическая карта включала в себя несколько уровней, вплоть до клеточного… Отари внимательно разглядывал меняющиеся на экране схемы, пытаясь в пределах своих достаточно общих знаний ухватить ту ниточку, что тянется к организму туземца от океана. То, что у этнографа знаний в биологии тоже было немного, играло Ило на руку, не отвлекая на массу специфических мелочей, присущих исследованиям специалистов. Правда, и назвать это исследованием было нельзя — это была первая его стадия, известная еще Линнею. Усвоив описание, Отари за полчаса прошел весь период наблюдений и запустил в «котел», где варилась информация с кристалла. Все совпадения в заданных пределах рано или поздно всплывут в этом котелке, как клецки. Кажется, кое-что он нашел… Нет, не в графике ускорения физиологических процессов — как раз там все было, как он и ожидал — прямая связь с увеличением «постоянной» ПУВ. Единственно, Жюль не догадался проследить скорость повышения голосов… Впрочем, можно сделать график самому — записи напевов датированы. Десять записей, десять точек… Так или иначе, а дату этого самого мрога он вычислит. И, кажется, он уже знал, что это за чудище такое… При увеличении коэффициента g концентрация ПУВ в океане возрастает и в какой-то момент может стать критической… Впрочем, не дай бог — это ведь все равно, что поджечь океан! Следов подобных потрясений в прошлом не зафиксировано — будем надеяться, что и в будущем их не будет. Будет просто большая масса ПУВ… Да, это вопрос. Туземцы как-то ухитряются беречься контактов — недаром же так лелеют свое драгоценное неведение. Отсутствие насилия в их культуре тоже не случай, а, скорее, результат естественного отбора… Отари вызвал на экран раздел «наследственность». Конечно, он не специалист… Но одна особенность просто бросалась в глаза — наследственность у аборигенов была двойной. Путаясь в малознакомых обозначениях, Ило еще раз проштудировал раздел генетического кода и глубокомысленно покачал головой. Яснее не становилось — но, хотя бы, как-то привычнее… Основу кода плонийцев составляла вполне обычная матрица — один из бесчисленных вариантов всегда уникального вещества наследственности. Но вот оставшийся «хвостик» (как предполагалось, именно информация о половых признаках) был явно нестандартен даже по меркам уникального. Да он мог принадлежать разным биологическим видам! У Отари крепла смутная уверенность, что разобраться с вопросом пола у туземцев будет куда сложнее, чем рассчитывал этнограф — такое впечатление, что у каждого плонийца свой собственный пол! Еще несколько минут недоуменного созерцания ничего не добавили, и Отари слегка замедленным жестом отправил раздел обратно в «котел», исполненный благоговения перед непостижимыми тайнами бытия.

…Были и еще удивительные вещи — но удивительность их была все же какой-то обыденной — ну, как, допустим, третья нога. У плонийцев ее заменяли волосы. Дотошно изучив чуть ли не каждую их клетку, Отари вынужден был примириться с тем, что знает об их предназначении ничуть не больше, чем вначале — тогда, когда впервые увидел Унома. Самое главное, что он узнал о его волосах — то, что это и не волосы вовсе. Подвижная нервная поросль произрастала из внешних покровов мозга и являла собой такую же его часть, как, например, глаза. Когда-то, в незапамятные времена, волосы на голове и впрямь были волосами — шерстью. С тех пор нервные окончания проделали большой путь… Вопроса «Зачем?» Отари уже не задавал, и, после небольшой передышки, перешел к другим вещам — попроще.

…Раздел «Кожный покров» вначале не вызвал особого интереса — Отари с ленцой перечел столбцы данных — упругость, электропроводность, прочность на разрыв («Интересно, а это-то как испытывали?» — подумал он). На экране предстали сложные переплетения каких-то трубочек или волокон — поперечный разрез. Вроде бы ничего особенного — у человека тоже есть система канальцев для потовыделения… У плонийцев не было системы потовыделения. Отари для верности еще раз послал запрос — нет… Ни потовых желез, ни других признаков терморегуляции. В этом климате, не меняющемся миллионы лет, она им просто не нужна. Но зачем тогда эти сосуды? Отари вновь запросил память — на экране выскочило всего несколько строк: «Внутренние каналы кожи. Выводят излишки воды из организма непосредственно из тканей, разветвляясь в глубину до капиллярных сосудов. При наличии обычной системы дефекации представляет собой специфическую деталь организма гуманоидов Плона… Возможно, играет роль в поддержании обмена веществ и местной терморегуляции прямым испарением… Анализ воды во внутренних канальцах выявил отсутствие каких-либо примесей».

Прямое сообщение тканей с поверхностью кожи… Отари вспомнил Унома — его кожа не казалась мокрой и даже влажной. Он явственно ощутил прикосновение к этой коже — сухое ускользающее тепло… Ускользающее… Как будто ее чем-то смазали — мылом, что ли? Нет, не было той неприятной склизкости. Скорее, чем-то вроде глицерина — то-оненьким слоем. Он вдруг выпрямился в кресле, глубоко вздохнул — он вспомнил… Ни с чем не сообразное, мимолетное воспоминание: он вновь шел по палубе — там, на «Бронзовой»… И ноги скользили, как по льду — тонкая водяная пленка покрывала эту палубу… Вода! Ч-черт… Придвинувшись к экрану, он с лихорадочной поспешностью набрал вопрос — очень простой вопрос: «Сравнение свойств воды в организме плонийцев и воды в океане».

…Самые сложные проблемы порой имеют элементарное решение — связь плонийцев с океаном базировалась на столь фундаментальном и всеобъемлющем факторе, что тот просто не охватывался умом… Ответ горел на экране огненными буквами: «Полностью совпадает». «Слона-то я и не приметил!» — с долей досады, умеряемой радостью открытия, думал Ило. Плонийцам не нужно было прислушиваться к какому-то там «зову» — само их естество взывало вместе со всей толщей океана! Ведь вода в их организме подвергалась тем же изменениям… И ускользающее прикосновение Унома — прикосновение сверхтекучей стихии Полностью Управляемого Вещества.

…Сколько сразу вопросов! Отари зажмурился, унимая бьющий фонтаном поток идей, предположений, объяснений задним числом. Да, многое становилось ясным — странно только, что для этого потребовалось столько времени. Черт побери — жизнь на основе ПУВ! Тут уже не связь — родство. Чуть поуспокоившись, он вспомнил о творящемся с плонийцами. Связь… Нет, скорее система: люди — океан. Но тогда… Он нахмурился и еще раз придирчиво проверил себя — нет, вроде бы все логично. Океан влиял на плонийцев — значит, и они влияли на него? И тогда, как не безумно это звучит, возможно, именно они и вызывали этот свой мрог? Но тут уже вспомнились отчеты археологов — фазы существования сменяли друг друга с железной последовательностью через каждые 45–60 земных лет. А с момента основания деревни не минуло еще и двадцати… Чего-то он не учел. Обратная связь… Ага! — но почему только с плонийцами? Ведь он сам вступал в контакт с ПУВ. И не только он… Вспомнились рассказы о разорванных в клочья на «дне». Отари поежился — он нутром чуял в этом какую-то жуткую забаву боулистов. Значит — обратная связь… Да! — с людьми из экспедиции. С ним… Он поднялся с кресла и сделал несколько шагов по тесному помещению рубки. Потом вернулся к пульту и вызвал «котел». Пора… И, следя за появляющимися строками совпадений, он ждал нужное ему с уверенностью охотничьего пса, сделавшего стойку. Дичь здесь… Вот!!!

«…15.06. Начало экспериментов с ПУВ»

«…15.06. Первый наблюдаемый праздник Ожидания…»

* * *

…Первый луч солнца, ослепив, уколол глаз — Отари очнулся от оцепенения, прикрылся рукой. Все это время он механически-бездумно наблюдал рассвет — похоже, это становилось привычкой. Несмотря на резь в воспаленных глазах, он досмотрел до конца, и лишь когда стало полностью светло, повернулся к двери. Усталость давила на загривок, тяжелила голову, однако спать не хотелось. Осторожно ступая, Отари спустился в рубку, и после недолгого раздумья присел на операторское кресло. «Хорошо, что Инар ранняя пташка — теперь недолго…» — подумал он, с удовольствием вытягивая ноги. Инар и в самом деле оказалась ранней пташкой — не прошло и получаса, как он услышал бодрое позвякивание флакончиков на ее туалетном столике под аккомпанемент зевков и разнообразных восклицаний типа: «Ну куда же он задевался, этот крем… А-а, вот ты где, голубчик!» Затем быстро прошлепали босые ноги и послышалось зудящее шипение воды в душе. Ило повел плечами — и ему бы неплохо… Надо будет потом искупаться — после нескольких попыток поместиться в крохотную душевую кабинку он навсегда отказался от мысли когда-нибудь воспользоваться ею. Ее кроили индивидуально, на хозяйку станции. Невольно он представил себе ее в этой самой кабинке… Потом долго смущенно откашливался, не зная, куда девать глаза — пуританское воспитание сказывалось, несмотря на некоторый опыт, приобретенный на Земле. Но применять этот опыт к Инар даже в мыслях казалось кощунством.

…Выглянув из-за двери, Инар ойкнула и пропала. Ило увидел лишь рыжий проблеск волос — словно мгновенную вспышку лисьего хвоста в кустарнике, радость охотника. Кажется, она забыла, что не одна на станции — или, может быть, посчитала, что он уже отсыпается в своей берлоге. Как-то само собой получилось, что они поделили сутки, и Ило досталась ночная смена. «Эй, да ты не спишь?» — в подтверждение этих догадок послышалось из-за двери. «Тебя жду», — ответил Ило, терпеливо слушая возню за переборкой. Не прошло и пяти минут после этого диалога, как Инар показалась вновь — на сей раз не спеша, со скромным достоинством, украденным из мнемофильмов о «роскошной» жизни. «Девчонки неисправимы», — с некоторой досадой решил Ило, разглядывая ярко-красный балахон в сочетании с ядовитой зеленью отделки. За этим шиком угадывалась сконфуженно улыбающаяся Инар. Повинуясь безотчетному импульсу, Отари вскочил и отвесил учтивейший поклон. Она стало пунцово-алой. (В аристократов он играл в интернате — лет в десять, тогда же, когда прочел «Принца и нищего»). И, чтобы завершить обряд, ловко подхватил ее руку и приложился к ней губами. Удовольствия это доставило неожиданно много — оторвавшись от теплой нервной кисти, он почувствовал легкий звон в ушах…

— Ну… с добрым утром, — произнес он, запинаясь. И кто кого в конце концов смутил? Склонив голову и загадочно улыбаясь, Инар прошла мимо, по пути задев его шуршащим платьем. Ило вновь ощутил аромат корицы, на миг погрузивший его в блаженную невесомость — а посланный украдкой томный взгляд добил окончательно. «Неужели… Она меня соблазняет!» — внезапно дошло до него. Мгновенная радость сменилась нарастающим чувством неловкости — еще через мгновение Отари понял, чем она вызвана. В первый раз за все это время его посетила мысль о двусмысленности своего пребывания здесь. Да, да — какое право он имел пользоваться гостеприимством такой привлекательной девушки?! Тем более — невольным гостеприимством. Не могла же она сама указать ему на дверь… Да если даже и не хотела — он-то, он! Взрослый же мужик, мог бы и подумать. Единственным оправданием Ило в столь щекотливой ситуации было то, что именно подумать он и не мог. Просто не пришло в голову — ведь раньше он всегда жил в общежитиях, с самого детства в переполненном интернате. «Ладно, — успокоил он себя, — сейчас, в конце концов, не девятнадцатый век… Даже не двадцать первый». Это помогло согнать краску с лица — изгнать сомнения из души было сложнее. И как ему теперь себя вести? Вздохнув, Отари вернулся к своему (своему!) креслу за операторским столом, и, утвердившись в нем, почувствовал себя поуверенней. Кстати, Инар уже изнывала от любопытства:

— Ты зачем меня ждал? Что, соскучился? — она откровенно смеялась, рассыпая искры вокруг себя, словно костер — она ждала, ждала предложения по всей форме, торжественного признания в чувствах — и еще бог весть чего. Отари было жаль разочаровывать ее — но такой разговор сейчас ему был совсем не нужен. Любовно разглядывая блестевшие под длинными ресницами «зеркала души», он пожалел и себя — но не мог он сейчас навязывать себя этой, откровенно скажем, девчонке. Кстати — вот вопрос:

— Гхм… А скажи мне, дитя, какой ступени ты достигла?

Инар насупилась:

— Шутишь, что ли… Какое я тебе дитя?

Тяжело вздохнула:

— И все-то обращаются со мной, как с ребенком, а мне уже семнадцать… И первая ступень зрелости есть, да-да! — Помолчала, наконец все-таки призналась: — Интеллектуальной и психической… — Тотчас добавила испуганно: — Но ты не думай, я могу выйти замуж! У нас просто все так медленно растут…

Отари от всей души рассмеялся:

— Ничего, если надо, я подожду!

Инар подняла глаза, переспросила неуверенно:

— Подождешь? Значит… я…

Он кивнул, преисполненный уверенности и веселья. И в тот же миг она, вскочив с места, крепко обняла его за шею.

* * *

«…Она-таки добилась своего! — с долей предвидения подытожил координатор, потирая затисканную шею. Раньше это называлось помолвкой… «Вот не ждал, не гадал, что у меня вдруг заведется здесь невеста — да какая! Рыжая, вертлявая…» Инар порхала по настроечной, напевая и между делом настраивая какую-то аппаратуру, гудевшую и опасно щелкавшую под ее проворными руками. Подождав, пока она закончит, Отари возобновил разговор — издалека:

— Тебе не скучно тут?

— На станции? Совсем нет — работы хватает, большие каналы все капризничают, нужно следить…

— Ну, ведь ты одна… Общества, наверное, не хватает — танцы, вечеринки… Что там еще? — Отари наморщил лоб, припоминая способы убивания времени, принятые у «золотой» молодежи Земли. Инар сердито тряхнула гривой:

— Глупости! Мне здесь, если хочешь знать, лучше, чем дома, — она закатила глаза к небу, перейдя на елейный тон — «Ах, милочка, неужели вы совсем-совсем без своего Дела? Ах, ах!» — Топнула ногой. — Надоели! Ненавижу, когда жалеют вот так… напоказ! Что я, инвалид?

Отари поймал ее руку, умиротворяюще сжал: «Н-да… Плоховато у нее с нервами. Высшие касты, так их…»

— Но ты ведь любишь своего дядю? — совершенно нейтральным тоном произнес он между тем. Девушка подозрительно покосилась, но руку не вырвала:

— Да… Хотя, конечно, он не прав — с тобой… Но он вообще-то хороший.

— Кстати, ты ведь его, кажется, видела недавно, — еще более равнодушным тоном изрек Отари, изо всех сил притворяясь, что это ему неинтересно. Напрасно — ехидный демон вновь ожил в Инар:

— С чего это ты заинтересовался? Хитришь?

Отари поднял на нее глаза, но не успел ничего сказать — Инар не дала:

— Вот-вот, хитрые глаза! — вскричала она. — Ты всегда отводишь глаза, когда врешь — ну-ка, признавайся!

Он пожал плечами, виновато улыбнулся:

— Да ничего особенного… Действительно, к чему эти хитрости — привык, знаешь…

— Знаю-знаю! Но на станции ничего интересного не происходит — я говорила с дядей, если тебе интересно.

— Почему ты решила, что ничего не происходит? — поинтересовался Отари, продолжая рассеянно перебирать ее пальцы.

— Я ведь знаю дядю Эша, — уверенно заявила девушка, — если бы он был чем-то взволнован, я бы сразу заметила…

— Он может быть взволнован? — не на шутку удивился координатор. Инар отняла у него руку, сказала язвительно:

— Конечно, не все имеют столько чувств, как некоторые!

— Некоторые? Это кто? — скроил Ило невинную физиономию. Инар фыркнула:

— Ты! Кто же еще? Ну, ладно… — и, внезапно посерьезнев, отвернулась к пульту, всем своим видом давая понять, что разговор закончен. Что ж, он узнал, что хотел — и, оглянувшись еще раз, не спеша побрел в свое уже обжитое убежище. В экспедиции все в порядке. Ни ПУВ, ни беглый координатор не нарушают более спокойствия, и работа идет своим чередом… Зевнув, Отари ощутил, как же он устал. Войдя в свою каморку, скинул ботинки и рухнул на койку даже не потрудившись раздеться. Он испытывал облегчение — Эш Бронтом, как его ни ругай, а все же высококлассный специалист, и уж конечно он подумал о последствиях увеличения концентрации ПУВ. Уж кому, как не ему, знать все свойства подопытного вещества. Да и случай на «Бронзовой» — энергомеханик и Крин наверняка передали все, что видели. Можно сказать, что он, Отари Ило, внес свою лепту в работу экспедиции. Невесело усмехнувшись, он повернулся набок и поудобнее подоткнул подушку. Сон пришел сразу, сморив ласковым прикосновением… Тревога утихла на этот раз — почти. Он спал спокойно — спал, не подозревая, что этот период его жизни уже завершен бесповоротно.

 

Глава 27

Сквозь невразумительное бормотание прорезался чей-то смутно знакомый голос, скрипучий, как простуженный дискант попугая: «Я-а… прышел к… оннужен… н…» Бормотание усилилось. Отари заворочался, просыпаясь. Голоса доносились из-за двери: «Нуж-жен, да! Мы все посл…» Непонимающе похлопав глазами, координатор приподнялся. Теперь он уловил голос Инар: «Он спит! Спит, понимаешь! И ничего — потом зайдешь… Кому говорю!» Скрипучий голос издал обиженный вопль — Отари поморщился. Что делает Уном на станции? «А имеет он право отдохнуть?» — донесся из-за двери риторический вопрос.

«Имеет… Как же!» — подумал Ило и опустил босые ноги на прохладный пластик пола. На часах, прилепленных к стене, около пяти — по местным меркам, уже вечер. «Мало ли что Жюль говорил — а сам-то еле-еле живой!..» Картина прояснялась. Прошлепав к выходу босыми ногами, Ило осторожно повернул ручку — дверь распахнулась, и на него с писком упала Инар. Перед ней, ошеломленно мигая, стоял Уном. Отари сразу взял быка за рога:

— Жюль тебя прислал?

Не дав ответить плонийцу, Инар обиженно выдохнула где-то в районе подбородка:

— Я старалась, старалась — а все равно разбудил… Вот идол! Стоит и моргает…

Отари хотел добавить, что старались они с «идолом» на пару, но передумал. Вместо этого он покрепче прижал к себе гибкую, как стальной прутик, девушку — она умолкла, блаженно вздохнув. Уном вроде как пришел в себя:

— Жюль… прийти… Я — мы! Прийти…

— В деревню? — Отари машинально сдул от лица мешающие прядки золотистых волос и вновь посмотрел на плонийца. Что-то в нем было не так.

— Д… да… Деревня… Ее не… Пора! — Уном мелко подергивался, с видимым усилием выталкивая из себя тягучие слова. Отари вдруг понял — плониец нарочно растягивает слова, чтобы быть понятым. Но это ему плохо удавалось. Смысл дробился — слово заменяло фразу… Отари сморгнул, погасив свой слишком пристальный взгляд:

— Надо идти, — сообщил он своему подбородку.

— Ох уж этот Жюль! — буркнула Инар, строптиво выбираясь из его объятий. — Разбудил в такую рань…

— Что он сказал? — поинтересовался Ило, стоя натягивая ботинки.

— Ах… — девушка махнула рукой. — Разве поймешь… Что-то там с его деревней. Пожар, что ли?

Дрожь, сотрясавшая Унома, казалось, достигла апогея. Инар испуганно покосилась на него:

— Он не заболел?

— Нет, — кратко ответил координатор. Поняв, что он спешит, Инар бросила дуться и озабоченно заглянула в глаза:

— Ты надолго?

Ило молча пожал плечами. Нервный озноб словно передался ему от плонийца. А какое-то шестое чувство подсказывало, что безмятежное существование кончилось.

* * *

…Деревня была такой же — по крайней мере, издали. Запыхавшемуся координатору было не до разглядывания. Нынче он одолел путь в рекордный срок — не сколько из-за беспокойства о Жюле, сколько из-за бесплодных попыток догнать Унома. «Там!» — взвизгнула пила, вгрызаясь в керамит — Отари непроизвольно дернулся. Общее ускорение сыграло злую шутку с голосом плонийца — так визжать могла бы девчоночья половина целого детского сада. «Зато, наверное, мой голос кажется ему рычанием…»

Выйдя на равнину, они в одну минуту достигли строений деревни. Отари окунулся в знакомый зеленый сумрак и вспомнил свое обещание не возвращаться. Усмехнувшись, продолжил путь, то и дело встряхивая головой — в заложенных, как при насморке, ушах словно звенели сотни колокольчиков. Навстречу то и дело попадались жители, волокущие связки прутьев и какую-то кладь; некоторые несли горшки со светящейся «забродкой». Уном вплотную прижался к землянину, видимо, опасаясь, что тот потеряется в этом хаосе. В первый раз он прикоснулся к нему рукой — Отари поразило, какая она горячая… Он чуть было не вырвал кисть из цепких пальцев, но тут же устыдился и послушно пошел следом — провожатый, наверное, и не заметил мгновенного порыва. А скорее всего терпеливо переждал его…

Внезапно посветлело — задрав голову, Отари разглядел зияющие проемы в крышах всех уровней. На них кишмя кишели туземцы, что-то делая… Приглядевшись, он понял — расплетают ветви и сучья. Словно распускают огромный свитер… Осмыслить этого он не успел — в глаза ударило солнце, и они оказались на центральной площади. Эпицентр суматохи, вне всяких сомнений, находился здесь. Площадь буквально кипела народом — координатора взяла оторопь. Звон в ушах усилился, став почти непереносимым — морщась, он беспрестанно тряс головой, пытаясь от него отделаться.

Уном остановился и начал вертеть головой — Отари тоже огляделся. В центре площади возвышался довольно солидный ворох веток и сучьев — подбегавшие туземцы подваливали к ней все новые. Эта куча хворосту живо напомнила координатору его первое знакомство с плонийцами… Основное кипение наблюдалось как раз вокруг этого объекта — остальное население просто беспорядочно сновало туда-сюда, мешая работающим и Уному. Наконец, будто уверившись в чем-то, он сильно дернул человека за руку, и, несколько раз беззвучно открыв рот, указал куда-то за кучу. Тут и Отари заметил Жюля Кутюрфа — тот стоял с независимым видом, словно говоря сам себе: «Ну и пусть я в дурацком положении — и в этом положении нужно сохранять достоинство». Среди муравьиной суеты высокая фигура этнографа казалось воплощением спокойствия. Обрадованный Отари бросился к нему, несмотря на молчаливый протест Унома, цеплявшегося за комбинезон. Получив, в подтверждении его опасений, несколько болезненных тычков и потирая ушибленные места, он все же пробрался к месту «стоянки».

— Здравствуйте, координатор! — как всегда, вежливо, приветствовал его Кутюрф, обнаружив в двух шагах от себя, и улыбнулся. Улыбка не получилась — поняв это, он бросил обычные шуточки, сказав озабоченно:

— Стойте здесь и никуда не уходите… Привет, Уном! — он махнул рукой.

— Разве не вы послали его ко мне? — удивился Ило.

— Нет, — только и ответил Жюль, обеспокоенно озираясь. Отари оглянулся — суета и беготня прямо-таки угнетали. Но что-то в этом было не так… Почти сразу он понял, что. И удивился, как не обратил на это внимания — можно было разговаривать, не напрягая голосовых связок. Однако проклятущий звон в ушах не давал впечатления тишины, хотя отчетливо был слышен шорох шагов сотен туземцев. Уном, постояв, сорвался с места и пропал среди сородичей, словно не устояв перед гипнотизмом этого слаженного движения. Отари против воли ощутил беспокойство, которое, кажется, давно уже снедало застоявшегося этнографа.

— Значит, нас вызвали вместе… — размышляя, произнес Отари.

— Не забывайте, что мы единственные из всех людей — «сущие», — откликнулся Жюль. Отари ничего не ответил, всматриваясь в чернеющие проходы лабиринта — ему показалось, что там мелькнула знакомая фигура. Кажется, он уже научился отличать Унома от остальных… Жюль ухватил его за рукав:

— Лучше стоять, — серьезно посоветовал он. Ило понял, что невольно сделал шаг в направлении увиденного. Послушно вернувшись на место, спросил:

— Почему?

— Во-первых, так было приказано. А во-вторых… — он сделал широкий жест вокруг. Ило некоторое время смотрел непонимающе — туземцы мелькали с фантастической быстротой, что-то собирая, перетаскивая, покрикивая друг на друга… Что за чертовщина! Ило ясно видел, как плонийцы оживленно переговаривались между собой — не издавая ни звука!

— Затопчут, — мрачно прокомментировал Жюль. Ило, раскрыв рот, потыкал пальцем — поняв, в чем дело, этнограф только усмехнулся:

— А-а, шумновато нынче… — Вздохнул. — Наши друзья уже недоступны для общения — голоса слишком забрали вверх.

Только теперь Ило по настоящему обратил внимание на зудящий звон, стоящий над деревней. Нет, это не в ушах, как он решил сначала… Разом напрягся:

— Зов!

— Что? — не понял этнограф.

— Они уходят, — уверенно, как о чем-то само собой разумеющемся, сообщил Отари.

…Звон — отражение в памяти — знакомое зудение ПУВ. Повторение этого зудения в масштабе один к пяти или чуть меньше. Но туземцы не пели — они просто разговаривали… Все равно — тот же звуковой спектр. Значит, время настало…

— …Поглядите, координатор, кто к нам пожаловал! — Жюль, прищурясь, смотрел куда-то поверх толпы. Ило обернулся.

…Посреди мельтешения серых тел эта фигура двигалась с какой-то вызывающей неспешностью. Звон словно качнулся — Отари показалось, что он различает хор комариных голосов: «Мрогвин, мрогвин!» К ним шел старик. С ним рядом был Уном, появляясь то справа, то слева, по-видимому, охраняя его от возможных толчков поднапершей толпы.

— Смотрите-ка, а ведь он остался прежним! — искренне удивился Кутюрф, приветно подняв руку — или, может, просто прикрываясь ею от солнца. Подойдя, старик некоторое время рассматривал их, щурясь от непривычного света. Потом прокаркал что-то своим хриплым голосом. Жюль только чертыхнулся шепотом, на ощупь прилаживая обруч переводчика. Отари последовал его примеру, успев уловить обрывок фразы: «…не такие сущие?» Жюль, похоже, услышал больше, потому что ответил сразу: «Ты вызвал нас для того, чтобы спросить об этом?» Старик издал неопределенный булькающий звук — смеялся. Но глаза блестели сухо и холодно, как два кусочка слюды. Наконец, ответил:

— Мы одинаковы перед мрогом.

— Все люди?..

— Нет. Только мы — я, ты, он… — черный узловатый палец по очереди ткнул в людей.

— Так зачем ты позвал нас? — нарушил наступившую тишину Отари, видя, что никто не собирается продолжать. Старик очнулся, его глаза блеснули недобрым огнем:

— Вам не страшно нарушение покоя неведения… Кх! Я хочу сказать вам — вы все равно умрете.

Отари вскинулся, хотел что-то спросить… Глаза старика неотступно следили за ним. Усмешка его была какой-то странной — злобно-страдальческой.

— Они (он ткнул в Унома) — будут жить. Мы — нет. Кх! Я предупредил.

— Но вы ведь можете уйти в пещеры? — вмешался Жюль.

— Нет! — перебил старик — с ними — нет. Вы… Как хотите. Остаться со мной… — он судорожно сглотнул, запахнул трясущейся рукой ворот грязной хламиды. Продолжил хрипло: — Ты говорил — другой мир. Не здесь… Не сейчас…

— А они, все — они идут в пещеру? В убежище? — убедительным тоном продолжал выспрашивать Жюль.

— Да, в пещеру. Не в убежище.

Как всегда, точно. Отари мысленно застонал — ну что же, что? Что не хватает ему сейчас для понимания? Жюль неожиданно прекратил расспросы, начал поспешно рыться в карманах — двое плонийцев терпеливо ждали. Наконец, он вытащил карманный мнемограф:

— Ило! Я кажется понял, смотрите — вот план деревни… — в руках этнографа переливалась схема лабиринта.

— …А вот, смотрите — план пещеры! Это удивительно…

Отари уже не слушал, впившись взглядом в схему — вот она повернулась… еще чуть-чуть…

— Полное совпадение! В этой проекции они одинаковы — понимаете?

Ило кивнул — в сознании, проясненном совпадением, происходило нечто, напоминающее кристаллизацию. ПУВ и плонийцы… Наоборот — плонийцы и ПУВ! Потому что… Он вспомнил ставившие его в тупик «игры» жителей деревни — теперь все это предстало в новом свете. Не игра — репетиция! А он-то гадал, зачем плонийцам городить такие стены! С детства приучившись к лабиринту родной деревни, они уже не испугаются в пещере. Которая выведет их… Да — прямиком к зеркалу океана. И на этом закончится первая фаза их существования.

— Постой… — придержал он этнографа, готового уже наброситься на старика с новыми вопросами. — Мрогвин — ты слышишь зов?

Старик молчал. Глаза его вдруг потускнели… Уном, все это время не подававший голоса, коснулся его руки, что-то еле слышно прощебетал — старик очнулся, посмотрел равнодушно:

— Я не мрогвин.

— Но ты был им? — Отари подался вперед, всматриваясь в мимоглядящие глаза плонийца.

— Был… — эхом отозвался старик.

— А все остальные — что ждет их?

— Мрог.

— Они будут жить…

— Они станут мрогом. Кто сможет. — Старик помолчал, затем повторил громче: — Кто сможет! Тот останется жив… Остальные сгинут.

— Значит, те, кто испугается…

— Да! — бывший мрогвин метнул уничтожающий взгляд. — Кто встретит смотрящего и не станет сильным, погибнет. Остальные достигнут мрога. Но сколь многие не достигнут!

Сила горечи, прозвучавшая в этих словах, поразила Отари. Помолчав, он все-таки решился спросить:

— Но разве не всегда так происходит?

— Нет… Болезнь поразила мир…

Старик резко повернулся в сторону побережья, покачнулся — Уном поддержал его. Целую минуту бывший мрогвин стоял так, высматривая что-то на горизонте, пламенеющим закатом — Отари мог поклясться, что эти выцветшие глаза и впрямь видят там что-то, недоступное больше никому… Наконец, старик перевел взгляд на людей и проговорил, как будто для себя:

— Вы — сущие… Вы должны знать…

И опять умолк надолго. Наконец, собравшись с духом, начал говорить, монотонно и размеренно, как будто читал молитву или заклятие:

— …Страх… Страх изошел из мира. Многие источники страха пробуждают мрог… Они — не сущие. Они губят сущее…

Сглотнув воздуху, продолжил так же монотонно, но на полтона выше:

— Их надо вернуть к несуществованию — мрогвины сделают это. Они закроют источники страха… Все не сущие будут уничтожены.

И старик протянул трясущуюся руку к океану.

* * *

Первые цепочки туземцев потянулись к горизонту при свете чадящих факелов — во главе каждой партии становился «сильный», за ним шли к неведомому им будущему остальные — может быть, мрогвины. Путь неблизкий — больше восьмидесяти километров по холмам и равнине. Отари уже отмерил эти километры на патрульном танке — путнику вместо часа потребуется идти день и ночь без отдыха…

…Щебет и звон достигли апогея — уходящие прощались с родной деревней, с детством и юностью, со всей своей доселе безмятежной жизнью, сами уже наполовину недоступные для нее… Деревни уже не было. Чернеющий скелет опор окружал кучу хвороста на центральной площади. Факелы кольцом окружали его.

— Старик все еще там?

— Там… Вместе с Уномом.

Молчание. Тьма быстро теряла тепло, сгущаясь из прозрачно-серой в угольно черную. Ило стесненно вздохнул, поерзал, поудобнее устраиваясь на жесткой кочке. Кутюрф молча грыз травинку, примостившись рядом на вязанке хвороста — бывшей стене или крыше бывшего дома. Старик попросил их остаться до исхода — они и сами не ушли бы, не дождавшись Унома.

— Источники страха — это базы?

— Да.

Длительная пауза. Вздох:

— Я не мог и предположить, зная их миролюбие…

— Люди — не сущие для них.

— Да… Что же теперь делать? Ведь это война… Их надо спасать.

— Кого?

— Хм… Плонийцев, наверное! Их же попросту истребят, не так?

Отари хмуро посмотрел вдаль — цепочки аборигенов слились с темнотой… Возле деревни остался последний отряд, застыв редкой цепью факелов. Люди сидели подальше, словно зрители в зале, заняв удобные места. Почесавшись, он сплюнул и пробормотал:

— Как бы нас не пришлось спасать…

— Что вы сказали?

— Так… Ничего.

Отари подавил желание раскрыть собеседнику глаза. Жюль нужен ему — и не следует нарушать покой незнания… Вместо этого спросил:

— Заявление старика можно толковать однозначно?

— Да, конечно. Я специально использовал форму вопроса, принятую для откровений — это прямая отмена существования источников страха в океане. В общем-то формальное объявление войны… Чем-то они сильно мешают им, эти источники. Кстати, иначе они называются «пищалками»… или «свистелками»? Ну, неважно — важно то, что туземцы болезненно реагируют на их деятельность. Вы ведь тоже узнавали?

— Да, совпадение полное. Они даже различают источники — не удивлюсь, если и по направлению. Хотя — зачем им? Концентрация ПУВ наведет их на цель лучше любого пеленга.

Жюль слегка стукнул себя по колену:

— Этого ни в коем случае нельзя допустить, понимаете?

— Как? — поднял на него глаза координатор.

— Я попробую поговорить с Уномом… Судя по всему, он будет если не руководить, то заметно влиять на общину — вы заметили, что из всех «сильных» старик пригласил только его?

Ило кивнул. Спорить бесполезно — для этого нужно объяснить… Иначе говоря, убить. Нет гарантии, что Жюль окажется «сильным». Пусть уж лучше ПУВ будет для него чем-то отвлеченным. Этнограф не должен испугаться — здесь будет Инар… Зато уж попугает он Бронтома! Ило удивился этой своей мысли — походило на то, что он уже принял решение? И сам не заметил — как будто кто-то уже решил за него. Придирчиво проверив себя, он не нашел никакой зацепки, никакого логического изъяна в этом решении. Все правильно — настала пора, когда уже некого использовать, кроме себя. Он уже использовал всех, кого встречал здесь — вольно или невольно, но это у него получалось. Жюль, Уном, неведомый Эванг Ллбвон, потом еще Крин, энергомеханик, Пауль Эркин, связист Дино Микки… Наконец, Антек Война. Словно смотр проводил сейчас координатор, выстроив перед собой всех этих людей, живых и мертвых. И в самом конце шеренги сиротливо пристроилась маленькая фигурка в нелепом красном балахончике — смешной попытке сымитировать какое-то модерновое платье. Инар. Без стыда и сожаления, но с каким-то глухим тяжелым чувством мог он признать сейчас — да, я использовал ее потому, что она меня любит. То, что я и люблю ее, дела не меняет — если бы она любила, например, Жюля, я бы не задумываясь использовал это и все равно добился бы своей цели… Впервые Отари задумался, что за бездушный автомат сидит в нем и так просто распоряжается судьбами людей. Сейчас он распорядился его собственной судьбой — даже не спросив согласия. Чувства восставали против жертвы — но холодный рассудок, отдав приказ, уже не сомневался в его выполнении.

— Уном вышел, — сообщил этнограф и встал, всматриваясь. В мутном свете факелов показалась одинокая фигура, направлявшаяся к ним.

— Один… — почему-то удивился Жюль. Отари посмотрел на него снизу вверх:

— Ты пойдешь с ними?

— Хм… Догадался?

— Чего уж тут… Работа прежде всего.

Жюль блеснул улыбкой в темноте:

— Координатор — прежде всего!

Уном прошел уже полпути — движения его были стремительны и беззвучны. В ночной тишине слышалось только потрескивание факелов.

— На складе должны быть «комби», — сказал Отари, не поворачиваясь. Жюль молчал — Ило мог поклясться, что сейчас он поднял брови.

— На своих двоих не успеть… — объяснил он, помедлил, наконец, продолжил: — Ты мне будешь очень нужен здесь.

— Слушаю и повинуюсь! — иронически отозвался Жюль — без всякого раздражения, впрочем. Ило облегченно вздохнул — способность Кутюрфа правильно воспринимать то, что стояло за словами, была воистину бесценной! Далеко не у всех генетически запрограммированных считалось нужным развивать это свойство. Хотя — этнограф… Профессия требует.

…Уном, не дойдя до них метров десять, вдруг остановился и повернулся к ближайшему факельщику. Взмах руки сопровождал неслышную команду — цепь огней заколебалась, начала двигаться…

— Ну, вот и все — пора нам… — начал было Жюль и осекся, поворачивая голову за огнями: — Что они делают?!

…Кольцо огня сжималось вокруг деревни. Деловито и просто, словно выполняя обычную рутинную обязанность, плонийцы подходили к наваленному хворосту и совали в него трещащие факелы. Вот вспыхнул один конец кучи, второй… Факелы взлетали роем огненных шершней и с хрустом врезались в кучу; на миг загаснув, пламя жарко разгоралось в гуще ветвей.

— Там же старик! — возбужденно тыча в пламя пальцем, крикнул Жюль и обернулся к вскочившему координатору. — Что же это…

— …мер…м …мереть, — прочирикало где-то возле уха — Уном незаметно оказался рядом, глядя на занимающийся пожар — пламя плясало в сухо блестевших глазах.

Плониец вскинул руки в угловатом жесте — череда щелкающих звуков пронеслась с немыслимой скоростью, заставив захлебнуться переводчик — в ушах прозвучало только что-то вроде: «нде бмы гло …здно».

— Поздно?! Ну да, конечно…

— …неж-ждет… не… он, — чувствовалось, Уном справляется со своим голосом громадным усилием. Но он передал то, что хотел. Отари положил руку на мелко вздрагивающее горячее плечо:

— Все правильно… Он этого хотел.

Жюль потерянно молчал, время от времени оглядываясь на горящую деревню. Погребальный костер — вот что это было.

— Он предлагал нам тот же выход…

Рев пламени набрал силу и заглушил слова. Цепочка плонийцев отступала, постепенно сбиваясь в беспорядочную толпу — Уном обеспокоенно вертел головой, словно не мог решить, что ему делать. Обряда прощания нет у этого народа… Ило еще раз сжал его плечо… Отпустил, толкнул легонько. Вот и все. Повернувшись, плониец пропал во тьме. Отари проводил его долгим взглядом… Понуро сутулясь, повернулся к этнографу:

— Вот мы и остались одни… Жюль!

Тот оторвал от огня завороженный взгляд:

— Что?

— Пора. Пойдемте — вам нужно на склад…

— А? — огонь словно спалил блестящую наружную оболочку, на миг оставив душу обнаженной и беззащитной… Отари не мог, не смел сейчас касаться этой воспаленной души словом. Молча обняв этнографа за плечи, он повлек его за собой к темным холмам.

 

Глава 28

Война. В применении к местным жителям это понятие звучало дико и даже кощунственно — ведь в их языке не было даже такого слова! Однако предупреждение старика было недвусмысленным: «Все не сущие будут уничтожены…». Чем больше Ило думал об этом, тем более ему казалось, что он чего-то недопонял. Хотя противоречие вроде бы снималось его же обмолвкой: «люди — не сущие…» Если людей не существует, то тем более их можно — и нужно! — уничтожить вместе с базами, пока они не уничтожили этот мир. Гипертрофированное миролюбие плонийцев — просто предохранитель, защищающий мрогвинов от неконтролируемых движений психики. В результате своего воспитания плонийцы и думать не могли о насилии… А все-таки мрогвинами станут не все. Они ведь просто еще слишком молоды — семнадцать земных лет, народ подростков! И в их гибели будут виноваты люди, ускорившие наступление новой фазы — плонийцам должно было хватить оставшихся 15–20 земных лет… С тем большим воодушевлением они будут уничтожать виновников — ведь животных-то они убивают! Координатор тяжело вздохнул — вроде бы логично. Однако представить себе этого он не мог… Разум с телом в миллионы тонн — это мрогвин. С таким противником человечество еще не сталкивалось…

Хлопнув себя по коленям, Отари поднялся с нагретого за день камня, еще раз оглянулся — огней на равнине уже не видно. Оскальзываясь и шурша осыпаемой землей, начал спускаться вниз, время от времени подсвечивая впереди себя фонариком. Фонарик подарил Жюль — когда уже отъезжал на своем «комби». Вспомнил… Отари усмехнулся. Вернулся и вот — подарил. «Темно ведь, а тебе возвращаться…» — голос этнографа словно прозвучал в ушах. Не пропал бы… Отари специально предупредил, чтобы не лез глубоко — если все так, как ему кажется, то это было бы непростительным легкомыслием. И не забыл бы еще насчет заглушки… Нет, Жюль не похож на бездумного упрямца — это дает надежду, что все обойдется.

…Холмы заслонили равнину — Отари двигался, полагаясь скорее на чутье, чем на зрение. Путь до станции хорошо знаком — ноги сами ведут… Ило вспомнил, как уходил от стражей — стояла такая же тьма. Тогда он ушел. Теперь, похоже, возвращается…

Через полчаса он увидел оранжевые огни антенны. Выбравшись из лохматой травы, уверенно направился к чернеющему куполу. Идентификатор, послушно щелкнув, отключил защиту — Отари позаботился о том, чтобы задействовать охранную автоматику. И не раз его посещала мысль — а не отсидеться ли? Не будет же Бронтом взрывать собственную племянницу… Однако после обследования запасов эту мысль пришлось оставить — без пищи, а особенно без воды, долгой осады не выдержать. Инар получала продукты раз в неделю с главного склада, подступиться к которому не представлялось возможным, полностью же переходить на местные продукты Жюль не рекомендовал — в них много чего недоставало, но, что хуже всего, кое-чего было слишком много. Рисковать здоровьем Инар ради сомнительного успеха? Отари это и в голову не пришло. Честно говоря, он был сыт по горло своей ролью, и всякая необходимость приказывать вызывало у него чувство, похожее на тошноту.

…Аккуратно закрыв за собой дверь, координатор остановился. Повинуясь внутреннему голосу, в задумчивости открыл щиток блока охраны. Несколько секунд ушло на созерцание разноцветной схемы. Внезапно решившись, он намотал на руку пучок невесомых проводков и одним рывком выдернул их из гнезд, озарив внутренность тамбура зеленоватой вспышкой. Замок больше не закроется. Теперь пути назад нет…

Бесшумно скользнув вниз, открыл дверь — и чуть слышно выругался. Инар, прикорнув на своем кресле, сладко посапывала, положив на руки лохматую головушку. Осторожно просунув руки, он приподнял ее — голова, качнувшись, оторвалась от пульта. Что-то сонно пробормотав, девушка прикорнула у него на плече. Чувствуя, как в груди что-то тает от этой невесомой тяжести, он отнес ее в спальню и опустил на перину. Так же медленно, боясь оторвать взгляд от детски незащищенного лица, вытащил руки — они словно бы продолжали хранить сонное тепло ее тела. Неясное чувство, всегда ощущаемое им при виде Инар, теперь переполняло его — и невдомек было суровому служителю организации и порядка, что у этого чувства есть простое человеческое название — нежность. Вздохнув, он машинально, как это делал в интернате, ухаживая за младшими, снял с ее ног туфли на «пружинках» и укрыл легким одеялом. В задумчивости играя желваками, вышел и затворил за собой дверь. Потом, подумав, тщательно запер ее, и для верности еще задвинул тяжелой тумбочкой гигиента. Прислушался — все спокойно. Ну и славненько… А теперь, новый хозяин станции, за дело!

Прежде всего он уничтожил следы своего пребывания здесь — кровать, разобранная на составные части, заняла свое место в кладовке, так же как и часть медицинской аппаратуры — в конце концов, могут быть у Инар свои причуды? Тщательно обыскав каморку, он собрал все свои вещички и спустил на кучу мусора робота-уборщика. Кажется, все… Осмотрев сияющую чистотой и пустотой каморку, он подавил невольный вздох. Первая по настоящему своя комната… До того приходилось жить только в общежитиях. На Земле они не очень отличаются от прочих — гостиницы не в счет. Как попало набив вещами сумку, координатор чуть было не положил туда же отчет Кутюрфа — опомнившись, поискал шкафчик для документов и аккуратно положил листки туда, навалив сверху еще какие-то папки. О причудах Инар уже упоминалось…

…До рассвета времени хватило — для определения даты мрога он сделал несколько параллельных расчетов, используя тенденциограф. Коэффициент g, привязанный к различным процессам, вел себя безукоризненно. Голоса туземцев — что же, совпадение уже произошло? Нет, оставалось еще как минимум пять дней. Хорошо. Переключился на другой график — частота празднеств… Скорость физиологических изменений… Экстраполяция увеличения хроносдвига и возможные характеристики вещества, выведенные с помощью уже известных формул проакустики… Напоследок еще и соотнесение с археологическими данными. После двух часов яростной работы Отари с некоторым недоумевающим торжеством смотрел на результат, выскочивший на экране после усреднения: «4,9–7,2 плонийских суток». В горячке работы он как-то не подумал, что конкретно он вычисляет. Что начнется, когда подойдет этот срок? И что подразумевают под этим сами экспериментаторы? «Не поздновато ли спохватился…» — усмехнулся себе Ило. Главное, что знает он и чего не знают они — что бы ни началось, это начнется война. Маленькие миролюбивые плонийцы, так боящиеся океана — как же он сразу не понял, для чего предназначены их хрупкие тела?! Нервные окончания волос — излучатели и приемники психоизлучения… Загадочные канальцы в коже — в них вода… Пока. В океане они обретут свой истинный облик, соединившись в одно целое с послушными их воле массами воды… Вернее, того, что было когда-то водой. И, как назло, самая интересная часть их жизни останется никому не известной. Отари отмахнулся от назойливых сожалений — до любопытства ли сейчас! Жизнь десяти тысяч человек висит на волоске, а он… Хотя вот, Бронтома, например, ему что-то не очень хочется спасать. Да и прочих фанатиков Евгенички — вполне понятное чувство генетической парии к генетической элите. Но есть и другие — их он должен предупредить. Отари неуверенно обежал глазами пульт управления — сейчас он мог бы связаться с любым человеком или роботом… Но только здесь, на Плоне. Жаль… До Земли его голос не дойдет — нет, не из-за слабости сигнала или несовершенства аппаратуры. Просто слушать его будут те, кто и обрекал новоиспеченного координатора на позорный провал. Лучшее, что можно сделать — послать сигнал бедствия с просьбой об эвакуации. Тогда максимум дней через десять-пятнадцать над планетой зависнет ближайший корабль Патруля, а там, худо ли бедно, могут уместиться до двух тысяч человек… Возможно, в зоне приема окажутся еще несколько кораблей. Оставшихся на планете, предварительно накачав наркотиками до полного обалдения, придется временно разместить на острове — в центральной части, откуда не видно океана. Что ж, можно начинать — и Отари, внимательно приглядываясь к экранам малознакомых приборов, начал осторожно настраивать генератор. Перед этим он отключил все каналы связи — это заставит руководителей обратить на него внимание.

…Внимание не заставило себя долго ждать — через двадцать минут после начала вахты сигналы вызовов мигали уже десятками, но Ило пока не обращал на них внимания, как опытный рыбак на дрожание поплавка — так, мелочь теребит. Настроив несколько каналов на ближайшие населенные миры, он заканчивал программирование импульсов, когда впервые клюнула крупная рыбина — на осветившемся экране появилось чье-то недовольное заспанное лицо и издало невнятный звук. Начальник связи одной из баз догадался переключиться на ближайший из трех спутников и достал-таки станцию. Подрегулировав звук, Отари сделал его более разборчивым, стали различимы отдельные фразы: «…нарушение режима обмена… кто позволил! …самоуправство, каковое…» и так далее — тоже, видимо, по заданной программе. Ило посмотрел на часы — Инар должна была уже проснуться. Что-то ее не слышно… Экран замельтешил и погас — спутник вышел из зоны приема. Черт бы побрал эти спутники! Впрочем, прямо над станцией висел стационарный. Но воспользоваться им могли лишь несколько человек в экспедиции — они-то ему и нужны.

Тихо моргнул сигнал нагрузки — импульсы ушли по адресам. Отари подсел к пульту местной связи и задумался. Он бы мог сейчас передать сообщение всем — циркуляром. Нужно ли это? Меньше всего ему хотелось бы поднимать панику — а в ожидании приближающегося шабаша это было просто смертельно опасно. Нужна организация. Хм… «Сильные»? Опыт плонийцев в какой-то мере можно использовать… Значит, Грор Сими?

…Этот неожиданный вывод возмутил его до глубины души — как?! Сукин сын Грор бросил его на «Бронзовой» — и после этого улыбаться своему несостоявшемуся убийце?! Да и методы тоже никак не назовешь корректными — да они готовы угробить кого угодно! Отари пришлось подождать с минуту, пока чувства, ворча, как обиженные звери, не убрались в свои норы. Выбора не было. В том, что руководство во главе с Бронтомом хотя бы выслушает стоящего вне закона координатора, были большие сомнения. Ну, выслушать-то им придется — пока станция связи в его руках. А вот прислушаться… Нет, нужна гарантия — Грор с его организацией мог ею стать, надавив на кастовиков снизу — с тем большим энтузиазмом, что это совпадало с его целью. Лишь бы не перестарался… Поняв, что решение уже созрело, Ило ощутил привычную уверенность в себе и спокойно набрал номер «нитки», сразу же загоревшийся на табло: «418502630».

…Самым удивительным оказалось то, что Грор ничуть не удивился; притом, кажется, он не испытывал ни малейших угрызений совести — даже всегдашнего тона не переменил:

— Ха, вот так удача! Вы живы!

— Да. Вопреки вашим стараниям, — не удержался Ило.

— Бросьте — лично против вас я ничего не имею… Даже наоборот!

— Я это заметил… — неприкрытый жизнерадостный цинизм был несокрушим, и Отари ушел в глухую оборону сдержанной иронии.

— Нечего обижаться, — примирительно продолжил Грор, — болваны поспешили, не предупредив меня, а то я бы вас вытащил… Ну, мы крепко встряхнули это логово! — шумно закончил он. Явственно представились его отличные лошадиные зубы, блестевшие сейчас, наверное, из черной бороды.

— У вас остались люди на базах? — прервал его излияния Ило.

— Конечно, все — в вашем распоряжении! — с преувеличенной готовностью, выдававшей все-таки тщательно скрываемое чувство вины, отозвался Грор. — Что, наклевывается дельце?

— Да. Хотя я и не сторонник ваших экстремистских методов…

И Отари вкратце изложил суть дела — она заключалась в плане пассивного сопротивления — проще говоря, саботажа. Без средняков, составлявших весь обслуживающий персонал, специалисты высших каст, будь они хоть семи пядей во лбу, ничего не сделают. И, чтобы не потерять лицо, Бронтом вынужден будет отдать приказ об эвакуации. Ило не сообщил почти ничего о грозящей беде — любая информация, просочившаяся в трюмы баз сейчас то же, что струйка нитроглицерина. И без того накаленная казарменным положением обстановка могла стать неуправляемой — если это случиться, виновнику останется только сделать харакири.

— Вы ясно поняли — никаких выступлений, никакого насилия! Иначе… Да — иначе включатся стражи, а с ними шутки плохи.

— Понял, понял! — в восторге ревел Грор. — Я все устрою, будьте покойны! Каюк боулистам — а?!

…Вытерев пот со лба, Отари отключил связь и впервые за время разговора оперся о спинку кресла. Разговаривать с Грором все равно что удерживать своенравного быка — пока спокоен, стоит смирно, но стоит в его голову чему-нибудь втемяшиться… Уф! Ну-с, машина запущена и набирает ход. Подождем…

Тем временем сигналы вызовов поуспокоились — связисты разных станций с недоумением созерцали сейчас «черную дыру» на месте постоянного посредника. Кто-то опомниться первым… Один из экранов замигал — Ило с любопытством уставился на него. Кто же?

…Волна жгучего стыда обдала его кипятком — первой опомнилась Инар. Местная связь имелась в каждом помещении станции… Глядя прямо ему в глаза, она пошевелила губами, словно намереваясь что-то сказать и позабыв об этом. Отари с трудом подавил желание отвести взгляд.

— Эт… то ты? — наконец, неуверенно произнесла она, непонятно, спрашивая или утверждая. Отари молча кивнул.

— Зачем? — с тем же рвущим душу робким недоумением спросила она. Ило, наконец, собрался с духом для ответа:

— Я должен говорить с… гран-эрмиером. Не надо тебе впутываться.

— Ах, впутываться? — глаза ее сверкнули. — Зачем ты меня запер?! Что ты там натворил?!

— Ничего…

— Ты отключил все каналы! И еще мою «нитку» — по какому праву?! — не слушая, продолжала Инар. — Как смел ты воспользоваться моей… Тем, что я тебя впустила! Ты, жалкий…

— Да я и не хочу, чтоб об этом узнали, дура! — выкрикнул Отари и замолк, отдуваясь. Инар опасно затихла, закусив губу и мерцая глазищами исподлобья. В душе Ило поздравил себя с правильным решением — при почти религиозной добросовестности девушки это был, пожалуй, единственный выход. Но пожинать последствия придется сполна.

Зыркнув напоследок, Инар резко отвернулась и погасила вызов — некоторое время Ило тупо разглядывал на матовой поверхности свое взъерошенное отражение. Тут же, как назло, замигал соседний экран — очень вовремя заработал так ожидаемый спутниковый канал. Отари от души выругался и начал настройку обратной связи, пытаясь одновременно обрести равновесие. Два таких разговора подряд кого хочешь выбьют из колеи… Нервно дернув уровень громкости, он чуть не оглох от вырвавшегося из динамика могучего рыка: «Инар, что у тебя там происходит, отвечай!!!» Уменьшив громкость, Отари не стал опускаться до разговора со связистом — ему нужен был Эш Бронтом. Поэтому он просто послал в инфорсеть свой личный код, пометив им циркулярный вызов всем эрмиерам. К счастью, никто не догадался дезактивировать этот должностной код, поэтому хватило подтверждения обычного идентификатора. «Представляю, как они забегают…» — с несколько напряженной усмешкой думал он, ожидая результата. Больше всего это должно было походить на явление привидения — и вызываемым, по большому счету, следовало бы сейчас хвататься за кроличьи лапки и прочие амулеты, открещиваясь от электронного призрака погибшего координатора.

Дисциплинированный электронный мозг (вернее, целый батальон электронных мозгов) отреагировал на вызов точно по программе — через минуту все одиннадцать станций ответили на вызов. Отари оказался перед светящимся ожерельем экранов, с которых на него вопросительно глядели незнакомые лица — не слишком приятное ощущение. Правда, одно лицо оказалось знакомым — глуповато помаргивающий эрмиер восьмой базы. Отари чуть было не подмигнул ему, но вовремя удержался.

— Кто вы? — спросил после секундного молчания один из «присутствующих» — не слишком интеллигентного вида детина с огромной головой, заросшей буйной растительностью. Судя по номеру «нитки», начальник самой дальней от острова базы — десятой («Платиновая»).

— Отари Ило, координатор экспедиции, — тотчас представился Отари, ожидавший вопроса. Тишину нарушил гул голосов — бестелесно присутствующие загомонили, запереглядывались, некоторые с любопытством разглядывали новоявленное диво. Отари спокойно ждал, когда уляжется волнение — видимо, не все поняли значение кода. Наконец, кому-то удалось сформулировать общее недоумение:

— Координатор… вернее, бывший координатор погиб на «Бронзовой»!

— Эрмиер «Бронзовой» подтвердит мою личность, — кивнул Отари на продолжавшего таращить глаза начальника восьмой. Всеобщее внимание обратилось на него — мэкая и путаясь в словах, эрмиер подтвердил:

— Да… э-э… я видел его там. То есть, он действительно…

Но договорить ему не дали — зажегся двенадцатый экран, и сухой голос Бронтома словно нож вонзился в рыхлый тембр:

— Можете не продолжать — я подтверждаю личность этого негодяя!

* * *

Отари ждал появления главы экспедиции — но в первое мгновение нервы подвели его. В горле внезапно пересохло, и жаркая волна вышибла пот на лбу… Надеясь, что этого никто не заметит, он осторожно расслабил руки, вцепившиеся в подлокотники кресла, и длинно выдохнул сквозь зубы. Колючий взгляд гран-эрмиера тем временем, скользнув по нему, нашел другую жертву:

— Вы, кажется, уверяли, что преступник погиб во время аварии? — ледяным тоном обратился он к начальнику восьмой базы. Многострадальный эрмиер втянул голову в плечи, демонстрируя общность рефлексов черепахи и человека. Но спасительного панциря у него не оказалось, пришлось отвечать:

— Я… Простите, но кто мог знать, что после контакта с ПУВ он уцелеет… И проверка ничего не показала!

— Проверку надо было начинать со своей головы, — заметил Бронтом, на корню заморозив всякую попытку возражений. Возражений и не последовало — сочтя свою задачу исчерпанной, гран-эрмиер обратил, наконец, внимание и на скромно поджидающего своей очереди координатора. Наблюдая за расправой, тот уже обрел душевное равновесие, черпая уверенность в презрении к мелочной педантичности начальника экспедиции — ведь даже узрев главного, в его представлении, виновника, тот не забыл свести счеты с проштрафившимся администратором! Подобная злопамятность не вызывала уважения у специалиста, ведь умение забывать — одно из важнейших качеств хорошего руководителя! «Ничего не забывает… и ничему не учится», — подвел итог Отари. Рассчитывать на какие-то чисто человеческие качества гран-эрмиера не приходилось…

…Тем временем Бронтом первым же вопросом разрушил это логическое построение:

— Что с Инар? Отвечай!

Отари невольно покосился на пульт внутренней связи — не услышала бы… Наклонившись вперед, приблизил лицо к экрану, при этом незаметно проведя рукой по регулятору громкости — на всякий случай. Потом с достоинством ответил:

— С ней все в порядке.

— Где она?

— В своей комнате. Я не использую в своей работе заложников.

Гран-эрмиер окинул его подозрительным взглядом:

— Я хочу ее видеть.

Пожав плечами, Ило послал вызов. Через секунду на экран вспрыгнула картинка — тревожно вглядывающаяся Инар. Приказ был выполнен буквально — показав девушку, Отари ничего не показал ей. Бросив рассматривать пустой экран, она неслышно, но энергично произнесла какое-то слово и отключилась.

— Почему нет звука? — тот эрмиера по-прежнему командный. Этот тон необходимо сбить — еще раз пожав плечами, Отари не спеша ответил:

— Не люблю шума.

— Однако сами подняли шум на всю планету! — кстати встрял в разговор лохматый детина с десятой.

— На это есть важные причины.

— Были причины, вы хотите сказать? — вежливо поинтересовался кто-то. Отари сумел скрыть улыбку удовольствия — несмотря ни на что, он внушает достаточно уважения!

— Я не оговорился, — продолжил он, — причины есть — иначе зачем было выдавать себя? Я мог бы скрываться и дальше с тем же успехом…

Бронтом слушал, не перебивая, и словно бы выпустив вожжи разговора из рук. Однако Ило не обольщался — это спокойствие кота, играющего с мышью, и корпусу стражей наверняка уже отдан соответствующий приказ. Надо поторапливаться, пока связь в его руках:

— …Причина, которая вынудила меня раскрыться важна и для меня, и для вас — экспедиции угрожает гибель.

Всеобщего вздоха изумления не последовало — но по лицам пробежало беспокойство, отразившись в глазах и рикошетом вернувшись назад — Отари почувствовал, как напружинило тело. Несколько хмыканий и невнятных реплик типа «Что он несет?» «Иш ты!» не нарушили паузы — пользуясь этим, Отари продолжил:

— Я изучил материалы экспедиции и сделал вывод, что в период… ну, скажем, повышенной концентрации ПУВ все базы будут уничтожены.

— Ложь! — Бронтом в первый раз повысил тон. — Откуда вы могли взять эти материалы? Память закрыта для доступа…

— Я открыл ее, — спокойно перебил Отари, — частично… Этого хватило.

— Он явно врет, — обратился Бронтом к собранию, — чтобы нарушить нормальную работу экспедиции. Этого и следовало ожидать от сыромозгого.

— Вся информация и выводы находятся в сети и могут быть вызваны по первому требованию, — ледяным тоном ответил молодой управленец, зафиксировав взглядом противника. В груди его едва заметно искрил юный восторг — вот он каков, как его, а? Бронтом не удостоил его ответом — зато взгляд, брошенный им на браслет, был красноречивей слов. Минутный восторг угас. Возможно, патрульный гидроплан уже на подлете…

— Мы тоже ожидали этого времени, однако никаких катастроф ни из каких прогнозов не следовало, — довольно ядовито заметил один из эрмиеров. «Слава богу, зацепило», — подумал координатор и ринулся в бой:

— Вы наверняка не использовали всех данных… (Иш ты — он нас учит!)

— У нас все данные! ПУВ не преодолеет энергозащиту — взаимодействие слабеет в квадратичной зависимости…

— Чье взаимодействие?

— Как же — мозга с ПУВ… (Да он не знает!)

Отари успокоил дыхание, пережидая реплики. Дождавшись паузы, спросил, четко выделяя слова:

— А чей мозг вы имеете в виду?

Недоуменная тишина была ему ответом. Не дав никому опомниться, Отари перешел в атаку:

— А можете ли вы себе представить, что ваша цель достигнута, и уже давно существуют люди, достигшие симбиоза с океаном… С ПУВ океана.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что существуют мозги — много мозгов — объединенные в одно целое с ахронным веществом планеты. И что этим самым мозгам почему-то очень мешают наши базы. Как вы думаете, много ли им потребуется времени для преодоления защиты?

Несколько секунд все молчали, видимо, осознавая новую информацию. Пауза не затянулась:

— Кого вы имеете в виду? — блестя глазами, выкрикнул мужик с десятой — положительно, он был хорошим союзником для координатора!

— Я имею в виду тех, кого вы привыкли сбрасывать со счетов — коренное население этой планеты. Плонийцев, если так понятнее.

На этот раз тишина разорвалась шумом и криками: «Он издевается над нами… Ерунда!.. Но, туземцы — хм…»

— Я сказал, что подтверждение этого у вас под носом, — повысил голос Ило, — и прошу вас лишь ознакомиться с ним. Может быть, там что-то неверно, может, я ошибся — но пренебрегать опасностью нельзя! Вы знаете возможности ПУВ — каковы же они будут при сознательном управлении?

Собрание шумело, все спешили высказать свое мнение, невзирая на субординацию — отвечая на градом сыпавшиеся вопросы, координатор незаметно для себя втянулся в общую дискуссию, давая пояснения своим выводам и обсуждая их возможные последствия. Специалисты обращались к нему, как к специалисту — и никто уже не помнил, что видит перед собой преступника, объявленного вне закона. Да и сам Отари как-то подзабыл об этом, с жаром доказывая свою правоту перед лицом здорового скептицизма — на какую-то минуту он погрузился в блаженную нирвану интенсивного обмена мыслями, ловли идей, носящихся в воздухе, совместной работы умов, которую он направлял в нужное русло… Он жил сейчас! Ах, как недолго…

…Голос Эша Бронтома подействовал на всех как холодный душ:

— Поздравляю! Да, поздравляю всех с этой выдающейся победой ума! — издевательски проскрежетал он, сощурив глаза и по очереди оглядывая всех эрмиеров. Тот, на кого падал взгляд, вдруг понимал всю непристойность своего поведения, и в смущении поеживался, словно мальчик, застигнутый за стыдным делом. Ило внезапно вернулся к реальности с заоблачных высот чистого разума — и больно ударился о ее шероховатую твердь. Опомнившись, он закрыл рот и помрачнел — судя по вступлению, у Бронтома было что сказать.

— …Вы прекрасно справились со спасением нашей несчастной экспедиции, — продолжил Бронтом, — однако я вынужден вас огорчить — вы потрудились зря.

Примолкшие начальники слушали, как провинившиеся школяры. Даже детинушка с десятой вписывался в эту аналогию, напоминая обитателя «камчатки» — двоечника и заводилу. О начальнике восьмой и говорить не приходилось — он просто ел гран-эрмиера глазами.

— …Я успел просмотреть материалы нашего, э-э… — затрудняясь с выбором слова, Бронтом сделал неопределенный жест рукой, — м-м… гостя. Оставим в стороне возможные цели этой работы — но тут простым глазом видна недостаточность специальной подготовки. Отсюда — поспешные и паникерские действия… Да и источники сведений сомнительны.

Только тут Отари прервал монолог оппонента, заметив:

— Информация получена из памяти восьмой базы. Это можно проверить.

Бронтом пожевал губами, свирепо глянув на перебившего, затем продолжил, словно не замечая поправки:

— Сомнительны! Гхм!.. Так… Но главное не в этом…

Отари поймал его взгляд, брошенный на часы, а затем нашаривший еще что-то на пульте. «Хотелось бы знать, что…» — мрачно размышлял координатор, внимая тяжеловесным оборотам речи начальника экспедиции. Тот, разобрав по косточкам всю цепь рассуждений, сначала подверг их уничтожающей критике — на это ушло минут десять. Ило уже физически ощущал бег времени, словно перед казнью — а проклятый инквизитор, тем временем, бросив топтать останки, перешел к главному в своей речи:

— Как вы поняли, это не так убедительно, как кажется на первый взгляд — цепочка совпадений и весьма спорных выводов на основе недостаточных данных. Но, скажу по чести, мне будет даже жаль, если эти выводы не подтвердятся!

Слушатели реагировали именно так, как, наверное, и хотел оратор — изумленным гулом. Бронтом удовлетворенно улыбнулся:

— Сейчас объясню. Вы забыли, какую главную цель ставит наш проект? Полное подчинение активного вещества сознанию. Так вот, если координатор прав — повторяю, если! — то нам предоставляется редчайшая возможность исследовать уже существующий феномен!

Собрание возбужденно загудело — Отари сжал зубы, унимая гнев и досаду. Гран-эрм сыграл на том же, что и он — только лучше! Воодушевленные сияющей перспективой, эти ученые — эти узкие специалисты! — как стадо баранов пойдут на убой, увлекаемые то же самой неуемной исследовательской добросовестностью. Помайте-ка живого мрогвина! А они, похоже, именно это и собирались сделать, уповая на мегаваттный энергощит. В одну минуту Эш Бронтом с уверенностью слепого во тьме доказал всем сверхнадежность защиты. Желающие обмануться обманулись, остальным, если таковые нашлись, предоставлялась возможность заткнуться. Однако Отари еще не сдался:

— Послушайте! — с отчаянием выкрикнул он, перекрывая словесную сутолоку. — Вы же просто не представляете, с чем будете иметь дело!

Бронтом воззрился на него с наигранным удивлением:

— Молодой человек, может, вы хотите сказать, что вам это известно?

— Нет… Но можно же предположить!

— Неужели вы думаете, что собрание специалистов не сделает это лучше?

— Но ведь это война!

Бронтом вскинулся, отбросив назад прядь полуседых волос и оскалил зубы в ухмылке:

— А ты думал, мальчик, что я этого не знаю?

Подождал, потом добавил веско:

— Если на нас нападут, мы ответим. Не нам бояться полудиких аборигенов. Это будет просто еще один эксперимент — главный. Жаль, что ты не примешь в нем участия… — и он равнодушно отвернулся.

Экраны гасли один за другим, повинуясь приказам — гран-эрм начал подготовку к генеральному сражению с планетой. Отари тупо, без единой мысли в голове наблюдал за этим. Когда погас последний, очнулся — первым его желанием было вскочить и как можно скорее уносить ноги. Но, покачав головой, он осел обратно в кресло. Поздно. Поздно было уже полчаса назад, когда его увидел и узнал Эш Телал Бронтом, гран-эрмиер всея планеты. Стесненно вздохнув, он мрачным взором обвел мерцающие пузыри экранов. Что, вот так и ждать, пока о нем не вспомнят? А может, не успели… Нерешительно положив руки на пульт, Отари вызвал ближний обзор. Солнце и тишина… Действительно — не успели? Так чего же он сидит?! Мгновенно вспорхнувшая надежда заставила его вновь вскочить — но прозвучавший в тот же миг из динамика властный голос отбросил назад:

— Координатор Отари Ило! Вам предоставляется возможность добровольно сдаться. Выходите из купола с поднятыми руками; не пытайтесь прорваться — вход под контролем…

Голос умолк на секунду, потом, что-то вспомнив, договорил уже другим тоном, словно досадуя на необходимость рассусоливать:

— …Не вздумайте причинить вред связисту станции — если что, у нас есть приказ принять любые меры, понятно?

Вокруг по-прежнему было тихо и пустынно, ни одно движение не нарушало застывший узор света и теней. Посреди этого млеющего зноя голос звучал особенно угрожающе, словно из какого-то другого мира. Пошарив взглядом, Отари нашел на пульте слабо тлеющий огонек местного вызова — обладатель голоса находился в зоне прямой видимости. Чувствуя в животе неприятную тяжесть, он поднялся. Остановился, посмотрел долгим взглядом на терминал внутренней связи… Вздохнув, отвернулся и медленным шагом двинулся к выходу. Начатое дело должно быть доведено до конца — и коль уж ты решил пойти на жертву пешки ради выигрыша, то не стоит сетовать задним числом на то, что пешкой оказался ты сам. Выйдя на воздух, он не спеша поднял руки и стал ждать, подставив лицо ласковому серебристому свету и наслаждаясь царившим вокруг покоем… Больше ему нигде не удастся так растворяться в окружающем пейзаже. Нигде и никогда…

 

Глава 29

Летучее серебристое сверкание — вверху и внизу. Это сверкание вместе с покачиванием и монотонным зудом мотора навевало дремоту — Отари несколько раз протирал слипающиеся глаза. Всякий раз он дергал другую руку и досадливо морщился, вспоминая о наручниках. Легкий патрульный гидроплан купался в щедрой белизне небесного купола — какой контраст с положением тех, кто находился в нем! Скованный преступник и прикованные к нему невидимой цепью охранники… Отари еще раз протер глаза, утомленные светом — один из стражей молча притемнил прозрачные стены «стрекозы». Отари искоса поглядел на него — нет, ни малейших эмоций. Они молчали всю дорогу. Сначала Ило всерьез опасался, что его могут так же деловито, как и погрузили, выкинуть в это бескрайнее пространство за бортом — но несколько брошенных мимоходом односложных реплик успокоили. Диалог был короток: «В тридцатку?» «Да, как обычно, у ствола…» — и стражники с каменными лицами сидят битых полчаса, не произнеся больше ни слова.

…Машина накренилась — тени поползли влево. Бросив взгляд вниз, Отари обнаружил посреди серебристой ряби крохотную черную точку. Гидроплан ухнул вниз, заставив инстинктивно вцепиться в ручки кресла — некоторое время Отари боролся с подкатившим к горлу клубком. Стражники казались отлитыми из чугуна — ничто их не брало. Наконец, под крыльями тонко зашипела вода — несколько несильных толчков, и самолет замер, покачиваясь. По корпусу отдался щелчок причала, покачивание прекратилось. Пилот, не оглядываясь, вышел из кабины. Отари поглядел на охранников — те чего-то ждали… Наконец пискнул вызов, и электронный голос чуть слышно проскрежетал какую-то фразу. Кивнув, сидящий впереди поднялся:

— Путь свободен… Вперед.

Второй подтвердил приказ несильным, но непреложным толчком в спину — неуверенно ступая по зыбкой сходне, Отари выбрался наружу, сощурившись от бьющего в лицо солнца. Оглядеться ему не дали — подхватили под скованные руки и чуть не бегом увлекли в тамбур. Через минуту он, невольно ссутулив плечи, шел по каким-то переходам, или, вернее, лазам, иногда с трудом протискиваясь между влажными стенами. Повернув под прямым углом, лаз превратился в широкий, хорошо освещенный, но пустынный коридор, неожиданно выведший их к техническому подъемнику спирали генератора. Странно, что подъемник работал — как видно, использовался охраной базы для каких-то своих целей… По крайней мере, не придется топать вниз пешком. Палец ведущего, помедлив, выбрал нужный виток спирали — зажглась крохотная синяя звездочка, и кабина, дернувшись, начала с глухим скрежетом ввинчиваться в толщу океана…

Минула минута. Затем еще одна — Отари наблюдал за миганием проносящихся сигнальных огоньков, механически отсчитывая витки. Ожидание прекратилось неожиданно — судорожно вздрогнув, клетушка встала. Отодвинув створку люка, ведущий некоторое время изучал открывшуюся картину. Ничего особенного — все тот же радиальный коридор, близнец предыдущего, только хуже освещенный и не такой тихий — вокруг явственно слышалось гудение работающих механизмов. «Насосы, наверное…» — решил Отари. Системы жизнеобеспечения — воздух, вода и т. д. «Пошли», — обронил через плечо стражник и шагнул в коридор. На сей раз шли недолго — повернули в ближайший тупик и уперлись в дверь. Отари недоверчиво огляделся, потянул носом сырой воздух, насыщенный дрожжевым запахом… Охранник гостеприимно распахнул дверь и мотнул головой — заходи. Войдя следом, он так же молча разомкнул наручники и вышел. Дверь захлопнулась — Отари остался один.

Камера — а это была настоящая камера — оказалась на редкость безликой и ничем не примечательной. Раньше она, по всей видимости, служила кладовой, нынче же корпус стражи приспособил ее под карцер… Отари не спеша осмотрелся — один среди стен. Койка, стул и гигиент не создавали впечатления обстановки, выглядя здесь случайно и временно. Как, впрочем, и само помещение — стены казались просто наспех сколоченными ширмами. Это впечатление усиливала планировка, выкроившая несимметричный кусок пространства среди механизмов.

Присев на койку, он опустил голову на руки — смотреть на унылые тона пластика не хотелось. Думать тоже — поведя плечом, он отогнал такое знакомое и ненужное теперь ощущение неприятной праздности. Уж чего-чего, а времени на отдых у него теперь хватало… Именно сейчас Ило окончательно понял, что все, чем он жил до этого, кончилось. У узника нет прошлого — оно ампутировано. Для него это усугублялось еще и отсутствием будущего.

…Относительную тишину нарушило близкое жужжание — Отари вскинул голову. Оказывается, здесь работала доставка — в стенной нише объявился брикет стандартного пайка и канистра с водой. Ниша явно была предназначена для более объемистых грузов — все это казалось в ней удручающе маленьким и жалким. Подавляя в себе эту некстати возникшую слезливую жалость, молодой управленец вскрыл саморазогревающийся пакет и без особого аппетита пообедал, ободряя себя мыслью о том, что вряд ли его будут откармливать на убой. Почувствовав себя после еды чуть бодрее, некоторое время прислушивался к звукам из-за стен. Не услышав ничего особенного, очередной раз вздохнул и улегся поудобнее. Привычка к ночным сменам на станции космосвязи брала свое — он и не заметил, как провалился в сон, убаюканный неразборчиво-ритмичным гулом вокруг. Этот же серый шум наполнял камеру и после того, как он уснул.

* * *

…Долгожданный гость пожаловал к вечеру — Ило едва успел протереть глаза, а зевок пришлось подавить при звуке открываемой двери. Вскочив, он оказался лицом к лицу с приятно улыбающимся человечком в черной униформе — то ли оператор, то ли… невесть кто — отличительных признаков не было. Возраст посетителя определить тоже не удалось — несколько старообразное востроносое лицо могло принадлежать и тридцати, и пятидесятилетнему. Общее впечатление безобидности усиливалось легким нервным тиком, выражавшемся в беспрестанном помаргивании. Дверь захлопнулась — человечек, не переставая улыбаться, сделал несколько вычурный жест рукой:

— Присядем?

— Пожалуйста… — Отари опустился на койку — посетитель примостился на табурете, сразу же закинув ногу на ногу и положив сверху плоскую папку-чемоданчик, какие обычно используют юристы и врачи.

— Меня зовут Мец Демур Думлок, проще говоря — Мец… Вас, как я знаю — Отари Ило?

— Можно просто — Отари, — в тон ответил Ило, присматриваясь к посетителю. Ни малейшей наигранности или фальши не ощущалось в его манере держаться — чувствовался высокий профессионализм. Не этого ожидал координатор, очутившись в лапах врага… Хм — в бархатных лапках?

— …Вы, конечно, понимаете, что очутились в ситуации… гм… скажем, несколько двусмысленной?

Ило сделал движение, будто нажимает на курок. Мец кивнул:

— Вот именно. Поэтому, собственно говоря, я не вижу препятствий в своей миссии… В двух словах — я уполномочен предложить вам стать полноправным участником экспедиции.

Отари показалось, что он ослышался.

— Кем?

Улыбка собеседника, неуловимо переменившись, вдруг перестала быть просто данью вежливости:

— Штатным сотрудником группы зет-два.

— Это что еще за… — Отари опомнился. — Значит, не на прежней должности?

Человечек элегантно, хоть и несколько кукольно, взмахнул рукой:

— Все формальности будут улажены — вас переведут приказом начальника экспедиции.

— По причине?

— Несоответствие. — И, заметив реакцию координатора, примиряюще вздел ладони: — Нет-нет, вам нет нужды становиться сейчас в героическую позу и с ходу отказывать — дело в том, что этим вы ничего не измените. Все факты уже собраны и соответствующим образом оформлены — вопрос сейчас стоит о наличии самого субъекта… То есть — вас.

Улыбка его приобрела еще один оттенок — змеиный. Отари посмотрел на него с интересом — имя Меца Думлока, кажется, не упоминалось в составе руководства… Откуда же этот чертик из коробочки с кастовым именем управленца? Какой-нибудь карманный адвокат, наверное. Следует поберечься — иногда из таких вырастают карманные «серые кардиналы». Что ж — когда тебя берут за горло, нужно… улыбаться? Отари действительно улыбнулся — и, не дав собеседнику приспособиться к перемене, произнес совершенно мирным тоном:

— Хорошо… Так что это за работа?

Помолчав секунду, Мец тут же поддержал предложенный тон:

— Вижу, что вы в принципе не против — прекрасно! В здравом смысле вам не откажешь… А работа пустяковая — группа занимается отработкой психического контроля над веществом — как вы его называете…

— ПУВ… — принужденно усмехаясь, ответил Ило. Ему сразу стало неуютно.

— Да, вот ведь — название… — Мец живо блеснул глазами, бросив быстрый взгляд на Отари. — Вы, я думаю, справитесь… Я дам вам документ, который вы должны подписать, — деловито продолжил он, распахивая папку и вытягивая из нее невесомый листок сиреневого пластика. Следующим на свет появился листок белого цвета:

— Условия здесь. Прошу ознакомиться.

Отари тяжело наклонил голову — ощущение неуюта усилилось.

— Значит, на «дно»… — тусклым голосом произнес он, облокотившись о колени и не отрывая глаз от пластикового настила. Мец замер, застигнутый врасплох. Потом успокоенно рассмеялся:

— Ах, вот оно что… Вы наслышаны о несчастных случаях, произошедших когда-то. Но, поверьте, там вы будете в большей безопасности, чем здесь! — и он указал на стены. Яснее намека быть не могло. Отари, однако, не поддался первому порыву:

— Вы предлагаете мне выбор между двумя способами казни, — ответил он довольно зло — и будь я проклят, если подпишу собственный приговор! Лучше уж быть убитым при попытке к бегству…

Мец вновь рассмеялся — на сей раз, может быть, и искренне:

— Ну вот, мне теперь приходится убеждать вас не расставаться преждевременно с жизнью! Но, поверьте, дело здесь совсем не в законном поводе для расправы с вами… — он замолчал, наморщив лоб, затем, будто бы внезапно решившись, заговорил вновь:

— Если бы вам ясна была цель экспедиции, вы бы поняли, что представляете сейчас довольно большую ценность для нас…

Отари поднял глаза:

— Как я понял, ваша цель — захватить власть в Федерации. При чем же здесь моя скромная персона?

— Власть? Конечно! — без всякого смущения подтвердил Мец, — но как? По-моему, вы как раз этого четко себе не представляете.

Отари удивленно пожал плечами:

— Но после того, как у вас в руках будет это открытие…

— Для всех, не так ли? — Мец, словно настораживая собеседника, поднял кисть руки с длинными холеными пальцами. — Ведь, согласитесь, открытия делаются для того, чтобы потом ими могли пользоваться все, кому не лень. Все — вплоть до самого последнего идиота!

Отари продолжал смотреть на него, не меняя позы. Маленький человечек утратил наигранную щегольскую манеру, и улыбки больше не было на его лице:

— …Наивно было бы думать, что сыромозгие правители, прослезившись, в благодарность уступят нам свое место. Ведь им так удобно сидеть на нем, в то же время пользуясь услугами Евгенических кланов! Наша цель не в том, чтобы создать еще одну игрушку для слабоумных! (Он уже чеканил слова) Нашим открытием смогут пользоваться только избранные — генетически запрограммированные члены новой касты, которую мы и создаем здесь, сейчас — на века!

Мец замолк, будто какое-то время еще прозревал что-то в далеком, туманном будущем. Отари теперь был уверен, что все им сказанное — правда. В памяти проплывали строчки, еще так недавно пренебрежительно опущенные им при составлении обзора: «Добровольцы чистых генетических линий…» Он посчитал это все обычным боулистским бзиком и прошел мимо, не вдумавшись хорошенько. Но тогда — тогда он им действительно нужен! Ведь он единственный из людей, перенесший прямой контакт с ПУВ и сумевший даже управлять им…

— Ну так как, Отари Ило, вы согласны? — вывел его из задумчивости голос гостя.

— Я нужен для выведения новой породы? — прямо бухнул Ило. Мец поморщился:

— Мы лишь установим, какие особенности наследственности влияют на способность к контакту… Вы ведь наверняка незнакомы с возможностями аппаратуры генетического контроля?

Ило кивнул — куда уж там. Евгенисты оберегают свои тайны с пылом фанатиков.

— Вы ничего не теряете, — продолжал рассуждать Мец — если наше дело закончится успехом, то вы перестанете быть опасны — а если еще и поможете нам, то можете рассчитывать… — он подумал. — Да! Вы вполне можете стать одним из родоначальников новой генетической линии… А это положение, которого не всегда достигают даже высшие!

Он взглянул на Ило так, как будто только что его увидел:

— Вам можно и позавидовать — такой шанс… Да у меня голова закружилась бы! — и, видя, что Отари никак пока не проявляет своего энтузиазма, мелко покачал головой:

— Все-таки вы на редкость уравновешенный человек.

Вздохнул:

— Ну, хорошо… У вас есть еще время подумать — я оставлю здесь документ… Если вас заинтересуют подробности, передайте вызов мне лично — вот, я оставлю еще свою визитку с датчиком связи.

На лице его вновь появилась улыбка:

— И не медлите с решением. Уж мы-то с вами знаем, как опасно испытывать терпение нашего дорогого гранд-Эша… Я не прощаюсь! — и, дернув рукой в прощальном салюте, вышел. Дверь захлопнулась, колыхнув воздух в камере, и Ило вновь остался один. Огляделся… Можно было бы подумать, что этот визит ему приснился, если бы не брошенные на койке разноцветные листки вместе с изумрудной пластиной визитки… Отари осторожно взял ее, повертел в пальцах, ощущая гладкую поверхность. Бросил… Итак — боулисты намерены стать мрогвинами! Отари впервые объединил в одной фразе эти два слова, и от этого смысл ее стал особенно выпуклым и явным. Вопрос в том, нужно ли им помогать ради спасения собственной жизни? Думлок сулит райские перспективы… Забравшись на вершину, хорошо сулить тем, кто внизу — ведь подняться так просто, надо лишь захотеть! Посчитаем это украшениями речи — без них смысл сказанного укладывается в одну фразу с соответствующей угрозой в конце: служи, а не то… Нужное поставить. Он улыбнулся — твердокаменные евгенисты так уверены в успехе, что готовы (хотя бы теоретически) допустить его, безродного, в свою элиту. И не знают они, что дело-то совсем не в наследственных способностях. Совсем-совсем не в них… «Они (плонийцы) будут жить. Мы — нет…» Сказано стариком четко и ясно. Он-то пережил один мрог, и не стал дожидаться второго. Почему? Правильно — потому что не надеялся стать полноценным мрогвином. Это он-то, коренной плониец, часть этого мира! И из жителей деревни мрогвинами станут далеко не все. Инициация. Вот нужное слово — превращение мальчика в мужчину… вернее, кто там у них — мальчик, девочка… неважно. Как у насекомых — личинка, куколка, имаго. Период окукливания, перерождение, тоже выдерживают далеко не все — ну, для этого на Земле полно внешних причин. На Плоне причина одна — она заключена в душе испытуемого. Если она не отзовется резонансом страха — посвящение произойдет. Лучший способ для этого — неведение. «Сильные» могут справиться сами. Тут Отари усмехнулся — уж его-то никак нельзя отнести к «сильным». Просто ему повезло… Он ничего не знал о ПУВ, когда по глупости полез купаться. Дело ограничилось путешествием к станции связи…

Поднявшись с койки, он сделал несколько шагов по камере — из угла в угол и обратно. При этом он время от времени бросал взгляды на визитку-датчик. Решать надо сейчас. Он покачал головой — уже вот-вот, вскоре, все полетит в тартарары, а тут… Интересно, действительно Бронтом говорил о защите баз то, что думал? Отари мало что известно о ней… Зато он вычислил примерную мощность напора мрогвинов — после этого не было нужды еще что-то узнавать. Возможно, конечно, что плонийцы не додумаются до коллективных действий… Однако невнятный, но упорный внутренний голос звучал безнадежно пессимистически — словно глухо гудело пламя гигантского костра… Он внезапно остановился — а есть ли у него выбор? Вспомнились медовые взгляды маленького человечка — чертика из коробки. Как легко тот открыл ему тайную, главную цель экспедиции — отчего вдруг такая откровенность? Да еще с незнакомым человеком, поступки и происхождение которого уж никак не свидетельствовали о благонадежности. Откровенность с врагом… Отари чуть не расхохотался — как и всякая чрезмерность, эта была смешна до ужаса. Смерть с двойной гарантией — если его не погубит мрог, его прикончат боулисты! «Координатор экспедиции добровольно принял участие в сложном и опасном эксперименте и трагически погиб…» — вот так это и подадут в каких-нибудь новостях созвездия. А на Земле и глазом не моргнут… Что же ему остается? Остается — надежда… На сей раз — на случай. Его Величество Случай, иной раз выступающий в ипостаси бога. А если люди Грора к тому же успеют достаточно намутить воду («И без того… не слишком послушную», — хмыкнул Отари), то возможность может представиться. Для этого нужно время — обязательно! Протянуть хотя бы до вычисленного срока. Протянуть, протянуть…

Походив по камере еще немного, Отари дождался, пока решение не оформиться окончательно. Потом подошел к койке и поднял сиреневый листок контракта. Что ж… Пусть все будет законно. Скривившись в неловкой усмешке, он оторвал предохранительную наклейку и плотно надавил на липкую поверхность большим пальцем. Не дожидаясь, пока отпечаток покраснеет, тем же пальцем нажал на контакт датчика. Вызов послан. С координатором Отари Ило отныне покончено… Да здравствует доброволец-смертник Отари Ило!

 

Глава 30

— Позвольте представить — Отари Ило, наш новый испытатель… Он будет работать по общей программе.

Отари неловко кивнул присутствующим — человек восемь в белых комбинезонах свободно расположились в небольшом светлом помещении лаборатории. Вернее, ее мозгового центра — сама лаборатория являла собой конгломерат отсеков и реакторов, растворенных в массиве «дна». Все восемь внимательно выслушали Меца Думлока, а потом некоторое время так же внимательно разглядывали Отари, словно оценивая представленный образец оборудования. Мец тем временем продолжал представление, вовсю жонглируя именами и должностями:

— Арчи Генри Кобольт, биохимик… Мирио У Ланье, кибернетист… Хиран Ги Ди Помпес — нейроконтролер… и т. п.

Отари уже не слушал — тройные имена говорили сами за себя, и внимание останавливали только специальности: «…радиолог… медик… модельщик…» «А все-таки это произошло — я в святая святых…» — возникла непрошеная мысль. Действительно, куда уж дальше — в самом центре исследований всегда находится подопытный кролик. Правда, обыкновенно его не знакомят с экспериментаторами.

Достойные члены группы зет-два выглядели вполне равнодушными к чести быть представленными координатору. Как и всех генетически скорректированных, их больше всего на свете интересовал процент самореализации — все остальное могло спокойно провалиться в тартарары. «Они» — Отари сразу же определил для себя единый лик группы. Идеально сработанная команда, механизм из воль и умов. Собственно, все подобные коллективы похожи. Поэтому-то он и не стал обременять свою память трехсложными именами — хватит с них специальностей. И не последнюю роль в этом сыграло чувство, что он знакомиться со своими будущими убийцами…

— …Я оставляю его в вашем распоряжении для инструктажа — первый опыт по плану через час. — Человечек довольно улыбнулся и сделал ручкой, прежде чем исчезнуть. Отари показалось, что по лаборатории разнесся облегченный вздох — и атмосфера сразу перестала напоминать светский раут.

— Раньше не задействовали? — минуя формальности, обратился к нему… кажется, медик — он выглядел посолидней прочих, с проседью в волосах и отвислым носом меланхолика.

— Нет…

Тот вздохнул:

— Ладно, придется инструктировать… Мач, ты подготовил место?

— А? Да, да — как было… ну, сказано — все сделал… — откликнулся белобрысый парень с испуганно-круглыми глазами. Позже Отари узнал, что они у него всегда такие — Мачо Лароза являл собой живое опровержение жгучей фамилии. Он же был и самым младшим в группе, и по годам, и по генетическому стажу — всего два поколения. В его обязанности инженера безопасности входило обслуживание группы испытателей, а так же многочисленные «подай, принеси».

— Привыкнешь… Денек погоняют с забортной массой, как всегда… — идя впереди по очередному коридору, бурчал под нос медик, обращаясь то ли к себе, то ли к спутникам. Отари решил превратить ворчание в диалог:

— Многие у вас были?

Врач помолчал, ответил неопределенно:

— Были…

Очередной поворот привел к входу в трюм. Услужливо подбежавший Мач завозился с замком — повернувшись, медик смерил Отари взглядом:

— Многие были — пока ни у кого по настоящему не получалось… Ты к контролерам заходил?

— Да.

— Хорошо…

Отари второй раз в жизни прошел регистрацию — в первый раз это было после прибытия на Землю. Тогда у него определили несколько индивидуальных геногрупп — ныне, как он догадывался, исследование было доскональным. Как странно, однако, что в этом проекте используется самый примитивный метод, применяемый еще Эдисоном — метод тыка!

…Это оказалось неожиданностью — Ило замер, оглядываясь. Он узнал место. Правда, цвет стен немного иной, и лампы светят поярче…

— Ну, чего встал? — хмуро буркнул медик, выбираясь следом из люка. — Вон туда… — и махнул рукой вперед. Ило послушно двинулся по этому до жути знакомому коридору, лишь поводя глазами по сторонам. Словно серебристые отсветы заплясали на стенах… Это был его последний путь — там, на Бронзовой. Сейчас должен появиться пост, с которого он пытался погасить реакцию…

— …По общей программе — это недели две, не меньше… И все равно ничего не выяснится до контакта! — ворчал медик за спиной — только сейчас Отари обратил внимание на то, что они поменялись местами — впереди шел Мач. Затем с некоторым замедлением до него дошли слова медика:

— Контакт?

— Ну да — не все же сидеть на посту… — и он показал на знакомый круглый люк с надписью: «Центр УКМ ПУВ». «Наверное, «управления и контроля» — расшифровал аббревиатуру Ило. На восьмой базе было как-то не до этого. Там все тоже кончилось прямым контактом. Неужели… Звонко натянутая струна настроения начала стремительно терять упругость, переходя в низы. Они остановились — Мач поглядел на медика, тот кивнул, и он занялся люком.

— А это… безопасно? — поинтересовался Ило, невольно поеживаясь от непрошеных воспоминаний.

— Э? А, контакт… Ну, как сказать… Защита нас еще не подводила — если ее не отключать, то все должно быть в порядке.

— Зачем же ее отключать?

Тут отозвался Мач — распахивая люк, он сказал, словно ни к кому конкретно не обращаясь (манера у них такая, что ли?):

— Защита ослабляет психовзаимодействие.

«Выходит, не я первый открыл это…» Отари придержал готовую вырваться реплику. Ни к чему сейчас открывать глаза этим людям… Да вряд ли это и удастся — они наверняка сроднились со своей целью, и отнять у них эту цель… Нет, невозможно. При всем их уме — невозможно. Скажи им сейчас, что управлять ПУВ может кто угодно — они решат, что он просто играет в какую-то свою игру. Или темнит. Или свихнулся… Кастовые предрассудки не позволят им даже задуматься над такой возможностью — ведь, в их понимании, для любого дела нужны врожденные способности. Уже сейчас есть десятки каст ученых и инженеров, художников и управленцев, и появляются все новые — в программах новостей Отари не раз слышал сообщения… Но с ПУВ произошла осечка — для этого вещества нужен не талант, а воля. Но и она не поможет, если ты не коренной плониец… Как помнится, девяносто девять процентов времени в прямом контакте он провел без сознания. И — кстати:

— Кстати… Вы можете сказать, почему человек при контакте теряет сознание? — обратился он к врачу, задумчиво наблюдающему за суетой Мачо Ларозы. Видимо, уже пресытившись этим зрелищем, он охотно ответил:

— Это из-за перенапряжения. Стресс ускорения — нервные реакции убыстряются, и организм вынужден подтягиваться за ними. Надолго его не хватает, силы истощаются, и следует торможение — тот же обморок. Самый сильный парень из тех, что был у нас, выдерживал около десяти секунд — больше не было ни у кого! — с гордостью закончил он. Эта гордость выдала своего рода спортивный азарт от соперничества между лабораториями. Может быть, именно из-за этого непревзойденного результата Отари и попал сюда.

— А где теперь тот парень? — поинтересовался Ило. Медик насупился и некоторое время молчал, вновь переключившись на действия инженера безопасности — тот уже активировал приборы и теперь настраивал психотрон. Потом неохотно ответил:

— Тот парень был слишком азартен… И отключил защиту. Хорошо еще, что внутри было не больше сотни тонн «киселя»… Пришлось восстанавливать наружный пост. Да и здесь кое-что поменять… — он кивнул на приборы. Отари понял теперь, почему здесь все такое новенькое, с иголочки.

— А как его звали?

— Его? М-м… Точно не помню, кажется Хир… или нет — Гир! Гир Сими.

Отари не дрогнул ни единым мускулом — как стоял, так и остался стоять, словно истукан. У него никогда не было младшего брата. Впрочем, как и старшего… Однофамилец? Возможно… Но если нет — Грор Сими не остановиться, пока от экспедиции не останутся дымящиеся головешки…

…Медик нетерпеливо побарабанил ногтем по плоской шкале браслета:

— Мач, давай поторапливайся — осталось полчаса…

— Все, все уже, — отозвался Мачо, отрываясь от пульта. Отари еще раз осмотрелся — помещение ожило, наполнившись негромким, но бодрящим зудением приборов; сигнальные огоньки и матово переливающиеся «пузыри» объемных экранов создавали прямо-таки праздничную атмосферу. Невольно захотелось работать — условный рефлекс, выработанный чуть ли не с рождения. Повинуясь указаниям Мачо, он устроился в кресле — на пульте на сей раз дежурил сам инженер безопасности. Медик с неожиданным проворством, выработанным, вероятно, большой практикой, опутал Отари сетью датчиков, и, подключив их к своей сети, безмятежно развалился поодаль. Судя по всему, сложностей не ожидалось…

— Я скажу, когда приготовиться, — тихо произнес Мачо, обращаясь к испытуемому.

— А к чему приготовиться-то?

Мач переглянулся с медиком — тот пожал плечами. Тогда инженер неуверенно пояснил:

— Ну… Сейчас только калибровка — проверка мощности сигнала, спектра… Ничего специально делать не надо.

— ПУВ будет настоящим?

— Конечно. Но масса забортной реакции небольшая — только для калибровки, как я и сказал.

Еще раз оглянулся на медика, добавил, помедлив:

— Защита ослабляет отражение… Ничего опасного.

«Значит, и здесь я не пионер», — с горьковатой иронией подумал Ило. Было, конечно, слишком самонадеянным полагать, что никто до сего дня не придавал значения обратной связи с ПУВ. Другое дело, что он не боролся с этой связью, как экспериментаторы, которые видели в ней лишь источник помех. В чем-то они, конечно, правы — если бы отражения не существовало, подопытный не терял бы сознания. Такого толстокожего монстра, который не воспринимал бы ничего извне, они и искали все это время. А нашли его, Отари Ило.

— Приготовиться…

Отари закрыл глаза, ровно дыша через нос. Отсчет пошел — он слышал, как тикал таймер, но специально не смотрел на цифры. Знакомая тягучая тишина надавила на уши. Началось… С трудом приоткрыв глаза (веки были словно из плохо гнущейся жести), он сквозь образовавшуюся щелку увидел наступившие в помещении фиолетовые сумерки — черные контуры людей словно плавали в стоячей воде. Вот один из них начал медленно поднимать руку… Указал на что-то другому — тот так же замедленно кивнул и начал бесконечный разворот к своему пульту, синхронно мигающему кляксами экранов. Сигнальные огоньки заполнены жидким голубым светом; он переливался в шкалах приборов и тихо угасал… Отари попытался поднять руку. Не смог. Зато через некоторое время ее пронзила тупая ноющая боль — она нарастала томительно медленными толчками, затем так же плавно стала затухать. Это совсем не походило на знакомый по «Бронзовой» стремительный взрыв тьмы — тьма медленно набухала, выползая из углов и щелей. Один за другим гасли экраны — тускнели, становясь из голубых сначала синими, потом фиолетовыми… Черные фигуры людей разрастались, поглощая пространство — Отари вдруг увидел свою руку, вплывшую в поле зрения — она поднялась, подчиняясь нервному импульсу, посланному минуту назад… Или секунду? Тьма беспорядочно завертелась перед неподвижным взором и поглотила все.

* * *

— …Да-да, все в порядке… Ну конечно, вполне — как там результаты? М-нда…

Отари приоткрыл один глаз и увидел чье-то громадное лицо, висевшее, как ему казалось, под потолком. Встретившись взглядом, лицо кивнуло и исчезло: «Очнулся…» «Да? Рановато…» Появилось другое лицо — поменьше. Отари открыл глаза полностью и узнал медика — с этого момента все приобрело обычный масштаб. Сделав глубокий вдох, он сел прямо и вопросительно взглянул на врача.

— Все в порядке! — повторил тот, рассматривая подопытного с каким-то новым интересом. «Ну, раз все в порядке… значит, все в порядке» — вернулась и способность мыслить — пока, конечно, относительная.

— Калибровка прошла успешно, — продолжал медик, — время контакта — почти пять секунд… С такой массой — это в первый раз. Поздравляю!

Это сразу отрезвило Отари. С трудом поднявшись, он молча проковылял к выходу, поддерживаемый поспешно бросившимся на помощь Мачо.

— Последствия быстро пройдут, — успокоил его медик, не трогаясь с места, — через пару часов будете как огурчик. Мач, проводи его до каюты — да не забудь про нейросон… — и, отвернувшись, занялся какими-то своими делами.

…Мачо проводил его до каюты — без него Отари вряд ли нашел бы свое новое жилье. Помещение скромных, но достаточных для жизни размеров разместилось недалеко от «мозгового центра». Когда к Ило вернулась способность к связной речи, он задал Мачо несколько вопросов, касающихся людей лаборатории и дальнейшей работы. Мачо отвечал охотно, но как-то бесцветно — словно ему не хватало слов, и он их экономил. Видимо, его таланты были в его пальцах. Отари уяснил только, что руководит лабораторией непосредственно Эш Бронтом — что, конечно, не вселяло оптимизма. Кто такой Мец Думлок, Мачо вообще не знал, что не мешало ему относиться к «серому кардиналу» с боязливым почтением — какое-то инстинктивное чинопочитание. Отари даже подумал — может, это тоже кодируется на генном уровне? О длительности эксперимента он не спрашивал — в любом случае на две недели он не растянется. Включив нейроизлучатель, Мачо неловко потоптался у двери, рождая короткое «Пока!», прозвучавшее до странности невпопад. Ушел. Свет в каюте стал меркнуть — Отари уснул, не дожидаясь, пока он окончательно погаснет.

* * *

…С этого момента он потерял счет суткам, перейдя на циклы экспериментов — опыт, отдых, инструктаж, снова опыт… В общей сложности часов шесть-семь. Однако медик знал свое дело, и в результате восстановительных процедур Отари чувствовал себя вполне удовлетворительно. По крайней мере, физически — душу точило беспокойство. Время шло… Он уже переставал понимать, чего добиваются от него экспериментаторы, ограничивающиеся краткими указаниями и картинками модельщика: «Думай так…», «Захоти того-то…», «Сделай то-то…», что делало его работу похожей на какие-то актерские этюды. Этюдами оставались довольны. Методика экспериментов была простой и эффективной, она позволяла изменять режимы энергоподдержки, частоты резонанса, мощность психоизлучения мозга и отражения психоматрицы, массу ПУВ и еще чертову уйму компонентов этого варева — из него в конце концов надлежало получить приемлемое блюдо. Однако главное все-таки зависело от человека — от его выдержки и воли. Выдержки в буквальном смысле — как у фотоаппарата. Кто вытерпит дольше, тот и сможет больше! Эта примитивная логика несказанно раздражала Отари — но она же давала ему возможность оттягивать неизбежный роковой конец. Легендарный результат в пять секунд давно был превзойден, и все возрастающая масса вещества послушно отзывалась на сигналы мозга, принимая навязанные формы и действия — группа естественников работала с полной нагрузкой, увлеченно исследуя влияние мысли на грубую натуру. Пока дела идут на лад, его не тронут — кто же режет курицу, несущую золотые яйца! Но Отари ни секунды не сомневался, что гран-эрмиер Эш Бронтом не отпустит его подобру-поздорову. А надеяться на других… Пару раз в лаборатории появлялся Мец Думлок — поговорив с кем-нибудь, он так же незаметно исчезал. С Отари он не разговаривал больше ни разу. Руководитель же экспедиции и вовсе не показывался — по крайней мере, в присутствии подопытного. Его хватку тот чувствовал по нарастающему темпу и четкой формулировке задач на каждый новый цикл. Однако Отари это больше не интересовало — вся эта суета уже ничем не могло потревожить его подспудной и несокрушимой уверенности в близкой катастрофе. Поставленный в положение, когда он ничем не мог повлиять на происходящее, управленец впал в какое-то оцепенение, выполняя все от него требующееся с полным равнодушием… Время подходило к концу.

 

Глава 31

— …Итак, предварительный этап закончен! — удовлетворенно проговорил медик. Очередной (как полагал Отари, самый обычный) эксперимент был позади. Мач оглянулся и вновь углубился в недра какого-то прибора — его узкая спина выражала полное равнодушие к сказанному. Испытательная группа в полном составе приводила пост в порядок. Отари, прищурясь (как всегда после контакта, краски казались слишком яркими), безмолвно наблюдал за обоими членами этой группы. Но когда Мачо, выключив психотрон, начал его разбирать, он удивился:

— Зачем… это? — и показал пальцем. Ответил ему медик — с довольным смешком:

— Я же сказал — предварительный этап закончен. Следующие будут в другом месте — с автономной защитой.

Отари открыл рот… Подумал. Закрыл рот и еще раз подумал — мысли ворочались туго. Наконец, спросил:

— Но… Обратная связь…

Давно он не видел своего врача таким довольным!

— Пора уже отказаться от тепличных условий — так мы ничего не добьемся. Контакт должен быть полным! — взмахнув рукой, возгласил он, словно древнеримский оратор: «Карфаген должен быть разрушен!»

— …Не беспокойся, защита вполне надежная, — успокоил он напоследок; голос его звучал снисходительно-покровительственно — какая перемена по сравнению с первой встречей! Но Отари не успокоился. Всю дорогу до своей каюты он пытался представить себе эту новую угрозу… Но ничего не мог вообразить — отупевший от контакта мозг отказывался работать. Добравшись до койки, он с облегчением нащупал контакт нейроизлучателя и растянулся, даже не раздевшись — сеанс гипносна был сейчас просто необходим.

…Было сверкание — переливы серебристых бликов, играющих где-то в бесконечной дали. Отари изо всех сил тянулся к ним из темноты, но они уходили, сверкая все так же далеко — недостижимые и прекрасные. Он несся к ним сквозь мелькающий мрак, все быстрее и быстрее, уже почти со скоростью падения, до истомленной дрожи в пальцах желая этот свет… Вот, он уже рядом, близко — протягивает руку к пульсирующему прозрачному сиянию — еще немного, и он окунется в него! Еще усилие — но вместо ослепительной белой вспышки — освещенная ровным приглушенным светом кремовая поверхность. Отари некоторое время лежал, ошеломленный, созерцая ее без всяких мыслей, потом осознал — это просто-напросто потолок его каюты. Он проснулся слишком рано… Сон вытолкнул его! Что-то сродни кошмару… Отари чувствовал, как бьется сердце. Но не кошмар — он ощущал душевный подъем, как будто только что решил трудную задачу. Угнетающее безразличие спало с души, он испытывал громадное облегчение… Что случилось? Сначала он ничего не понимал — мысли возникали слишком быстро и гасли, не оставляя следов в памяти. Но взбудораженные пробуждением чувства постепенно успокаивались, прошла минута — и наступившая вдруг ясность поразила его самого. Он привстал, оглянулся… Нет, все вокруг спокойно. Стражники пока не вламываются, чтобы сковать его, обездвижить, не пустить к началу эксперимента — потому что потом будет поздно! Он прикрыл лицо, чувствуя, как под ладонью губы растягиваются в неудержимой улыбке. Он боялся ПУВ — свою единственную надежду! Ведь если вспоминать не свои отшибленные чувства, а то, что было реально сделало… И будет сделано! Конечно, он не мрогвин — но он может отдать один-единственный приказ, который будет выполнен. И выполнять его будет нечто массой в миллион тонн.

…Оставшиеся два часа Отари скоротал без сна. Снедаемый нетерпением, он в то же время слегка побаивался предстоящего и невольно торопил время. Хотелось, чтобы всё уже было позади… Как в детстве перед экзаменом по агрохимии (Отари не выносил червей). Судорожно зевнув еще пару раз, он в конце концов не выдержал и встал. Туалетный узел был заряжен великим множеством процедур — освежающих, бодрящих, разминающих… Отари перепробовал их все — и вошедший доктор застал его за изощренным электростатическим массажем лица.

— Решили быть сегодня в форме? Похвально… — меланхолично заметил он и поторопил: — Заканчивайте, нас ждут…

Отари молча выключил потрескивавший искрами массажер и поднялся. Судя по всему, сегодня действительно предстояло что-то важное — раньше доктор никогда сам не заходил за ним.

…Через десять минут Ило понял, что подвигнуло доктора на это — в «мозговом центре» лаборатории находился Эш Телал Бронтом. Отари тихо стоял в сторонке (под бдительным присмотром двух стражей) и наблюдал за работой своего непосредственного начальника — согласно штату. По существу же — полного хозяина жизни и смерти. Впервые Отари представилась возможность рассмотреть его вблизи в спокойной обстановке — поддерживаемый глубоко запрятанной надеждой на спасение, он мог сейчас делать это без особой предвзятости (хотя, конечно, и не вполне объективно). Первое, что бросилось в глаза — лицо руководителя экспедиции вовсе не было таким уж чугунно-твердым, каким казалось с экрана. Если бы не застывшее властное выражение, его можно было бы назвать даже скорее округлым, и уж наверняка ничем не примечательным. Глаза, воспаленные от систематического недосыпания, часто моргали и казались свинцово-тусклыми, лишь иногда ненадолго оживляясь от предмета разговора — тогда они превращались в маленькие колючие буравчики, поскольку оживление носило в основном негативный характер. Судя по раздражительности, с какой гран-эрмиер реагировал на неизбежные заминки, он был на пределе — еще немного, один шаг, и все может вылиться в безобразный истерический припадок. Его удерживала в рабочем состоянии железная воля профессионала — однако вокруг него, словно отражение внутреннего состояния, царила атмосфера страха. Он, по-видимому, уже привык к ней за время своего безраздельного владычества… Мелкие деспоты — самые страшные, они ничего не забывают. Отари уловил два-три взгляда, как бы случайно брошенных на него — глаза гран-эрмиера при этом оставались такими же свинцово-тусклыми, как если бы он смотрел на неодушевленный предмет…

Работа пока что сводилась к уточнению деталей плана эксперимента и проверке готовности техники. Надо признать — проводилось все на должном уровне, четко и организованно. Впрочем, о другом странно было бы и подумать. Дошла очередь и до него — вернее, до «группы испытателей». Так выразился Бронтом, сразу поставив все в узкие рамки формальных отношений. Все свелось к короткому обмену репликами:

— Испытатель предупрежден? — в характерном суховатом тембре голоса не слышно было ни тайного злорадства, ни каких-либо других чувств.

— Да. Инструктаж будет проведен на месте, — тотчас отозвался доктор, сразу утратив свой обычный скучающий вид. Безразлично скользнув взглядом по остальным, Бронтом коротко кивнул и отвернулся. На всякий случай выждав еще пару секунд, доктор повернулся и направился к выходу. Идя следом, Отари гадал, зачем было тащить их с Мачо сюда — диалог оказался пустой формальностью. Просто показались на глаза начальству? Спина доктора выражала едва прикрытую досаду. Оглянувшись, Отари встретился взглядом с Мачо и повел глазами на впереди идущего — тот только пожал плечами. «Какие-то местные дрязги», — решил Отари. Медик не производил впечатления завзятого интригана — скорее уж, жертвы интриг… Но ему-то что за дело? И Ило с облегчением вернулся в привычный круг мыслей.

Через пять минут они были в трюме. Шахта подъемника, словно дуло гигантского орудия, направила их точно в пятачок одной из стационарных площадок. Капсула бесшумно убралась наверх, и люди остались посреди огромного пустого пространства. Тишина и яркий свет без теней напоминали операционную — для гигантов. Отари слегка знобило, когда они подошли к совсем небольшой в сравнении с этим пространством решетчатой конструкции.

— Вот ваш пост, — просто сказал доктор, указывая на нее. Жест явно был излишним — во всем трюме больше ничего не было. Отари присмотрелся — конструкция больше всего напоминала птичью клетку со всеми удобствами, немногим отличаясь от нее размерами. Первой мыслью было: «Неужели сюда поместиться взрослый человек?» Кресло испытателя терялось в гуще прутьев силового каркаса, придающего всему посту неизящную форму груши. Как проникали внутрь его предшественники, оставалось загадкой. Впрочем, недолго — пока Ило обозревал сооружение, инженер Мачо Лароза деловито щелкнул несколькими замками и приподнял клетку. Оживив аппаратуру (Отари, наконец, узнал психотрон, бесцеремонно запиханный под кресло), он пробежался по крохотному пульту на подлокотнике и хмуро покачал головой.

— Нужна настройка? — догадался доктор (как показалось Ило — обрадованно).

— Да… Кто-то из техников постарался — говорил, не надо их пускать…

— Успеешь?

— Конечно. Минут десять уйдет…

— Хорошо, не будем тебе мешать. — Доктор повернулся и не спеша, прогулочным шагом, двинулся прочь, подхватив Отари под локоть.

— Мы не будем ему мешать, он — нам, — со смешком объяснил он, — а пока есть время, я тебя должен проинструктировать.

— Опять «ни о чем не думать, расслабиться»? — осмелился подать голос Отари, невольно ободренный веселым расположением духа у своего теперешнего начальника. Медик коротко хохотнул:

— Ну нет, совсем нет — прямо противоположное… — он откашлялся, продолжил с запинкой: — Обычно… Да, обычно этот цикл начинают с проверки защиты. Для этого нужно создать максимальное давление на энергощит и замерить его — у каждого испытателя оно индивидуально.

— А вдруг защита не выдержит?

— Этого не произойдет, она выдерживает до сотни тонн на квадратный сантиметр.

Отари присвистнул:

— Откуда такая мощность?

— «Холодные» батареи — там, в фундаменте.

— Пост управляется…

— Он автономен, я же говорил… Программу заложит Мачо, и в дальнейшем никто не сможет на нее повлиять. Сам понимаешь, связь в таких условиях гарантировать невозможно…

Отари молча переваривал эту новость — нечего и думать выключить защиту, раз нет выключателя. Программу для силового блока, скорее всего, составляют в «мозговом центре» — может быть, даже сам лично Эш Бронтом… Он чуть не плюнул с досады — вот не везет! Сунуть голову в пасть зверя и обнаружить, что это мусорный бачок…

Они уже возвращались к посту — оторвавшись от приборов, Мачо призывно махал рукой. Пребывая в мрачной задумчивости, Отари, согнувшись в три погибели, полез в клетушку, напутствуемый доктором: «Ни о чем не беспокойтесь — в случае чего сработает медстистема… Главное — побольше напора!»

«Может, и правда — испытать на прочность?» — подумал Отари, усаживаясь поудобнее. Мысль не лишена оснований — если удастся в какой-то степени управлять ПУВ. И если нацелить всю массу в одну точку… И успеть после пробоя и вывода из строя защиты отдать приказ о своем переносе… Он только крякнул. Мачо торопливо щелкал замками, то и дело оглядываясь на стоящего у подъемника доктора. Атмосфера в трюме изменилась — словно в воздух начал потихоньку просачиваться запах опасности. Даже свет стал казаться неестественно-бледным… Это включилась защита — голубоватое марево колпаком накрыло Отари, сразу оглушив — теперь он слышал лишь свое дыхание и близкое зудение аппаратуры. Раздавшийся шип заставил вздрогнуть — Отари почувствовал на шее мягкое дуновение — заработал воздуходел. Изолированный мирок жил своей жизнью, полностью независимой от человека — мигал огоньком, отсчитывая мгновения, таймер-синхронизатор; с тихим попискиванием оживали контрольные приборы; марево вокруг дрожало, казалось, все чаще… Все громоздкие усилители и ретрансляторы остались на главном посту — нынче он один, вооруженный лишь психосъемником. От него ждут свершений — прежде, чем уйти, мавр должен сделать свое дело…

Внимание отвлекло какое-то мельтешение — подняв глаза, Отари обнаружил, что палуба уже на палец покрыта водой. Люки открылись неслышно — теперь из них так же неслышно фонтанировали тугие пенистые струи. Он невольно представил, какой сейчас в трюме стоит плеск. Вода постепенно поднималась — оставалось только ждать, когда она остановиться. Эксперимент начался — излучатели реакторов работали, но пока еще ничего не говорило о том, что это не просто вода, а некое вещество. Ему предстояло пронаблюдать все стадии этого превращения, и в предвкушении зрелища он начал устраиваться в кресле поудобнее.

…Метровый слой воды замер, отражая свет прожекторов — сидя в своем глухом коконе, Отари каким-то шестым чувством ощущал установившуюся снаружи тишину. Так, должно быть, видят ее глухие…

…Глянцевая поверхность слепила. Отари потер слезящиеся глаза, не замечая, что давно уже дышит раскрытым ртом, ухватившись рукою за ворот комбинезона. Что-то менялось вокруг, в стылой неподвижности… Бибикание таймера пробивалось словно сквозь вату — опустив глаза, Отари некоторое время разглядывал мигающий сигнал — ему показалось, что цвет его стал другим… Но никак не удавалось вспомнить, каким он был. Неожиданно потемнело — человек испуганно вскинул голову, обшаривая взглядом окружающее пространство. До него не сразу дошло — гладкое зеркало воды стало матовым, не отражая больше света… Свинцово-белые волны лениво колебались у самого лица, отделенные ставшей теперь заметной силовой завесой. Выгнутые прутья клетки казались неестественно яркими на фоне серой воды… Отари со всей остротой почувствовал, что он один здесь — наедине со стихией, запертой в трюме. На миг ему стало по настоящему страшно. Весь замысел сразу показался детски наивным…

А беззвучное представление в трюме продолжалось — теперь Отари мог, наверное, видеть его даже с закрытыми глазами — если бы ему удалось закрыть глаза… Знакомое оцепенение сковало тело — и это, как ни странно, успокоило. Все идет своим чередом — и вода уже не была водой. Прозрачные волны несоразмерной вышины лениво гуляли по поверхности, опадали, вновь поднимались, словно кто-то шевелил громоздкими пальцами, разминая их перед игрой. Испытателю тоже надлежало приготовиться к этой игре. «…главное — прорваться… Прорвать этот чертов пузырь! Проколоть его… Да — так вернее. Не может она устоять! (Имелась в виду защита) Тысяча тонн на кончике иглы — а ну-ка, попробуй!» — Отари заводил себя на максимальный выплеск. И даже позволил себе ироническую ухмылку: «В кои-то веки интересы гран-эрмиера совпадают с моими!» Лучшей проверки для защиты не придумаешь… Тошнотворный блеск уже не поддавался глазу, когда, наконец, накатило — звук таймера расплылся и ухнул вниз, распадаясь на отдельные толчки, исчезая вовсе; цвета стремительно проходили все градации радуги, скатываясь к темно-фиолетовому — только слепяще-белые прутья силовой решетки по-прежнему выделялись на иссиня-черном фоне. «Сейчас… сейчас…» — он шевелил неуклюжими губами, не слыша себя. Знакомое, невыразимое словами предобморочное состояние наваливалось странной, пустой тяжестью — он ожидал кульминации, чтобы в этот последний миг света — и первый миг тьмы! — в приказе излучить свою волю. Он ждал, сдерживая бьющий в груди маховик… Ждал… Ждал…

…Мертво вокруг — вещи словно потеряли душу, позволявшую им двигаться. Душа — время. Застывшим взглядом он смотрел вперед — а мысли лихорадочно метались в поисках выхода: «Ничего… Почему так долго? Никогда не было так долго…» Перерыв — светящаяся путина энергощита в черноте. «Защита… Конечно, защита — она задерживает отражение… Контакта нет…»

И тут защита исчезла.

Он сразу понял, в чем дело — вернее, не понял, а почувствовал лавинообразно вливающуюся в мозг обжигающе холодную струю. И чувство одиночества…

…Чернота смотрела — и не было времени, чтобы разобраться в произошедшем, нужно было держать ее на своих плечах, уже начинающих подламываться от непосильной — как всегда, непосильной! — ноши… Чернота сбивалась, свивалась в плотный ком шевелящихся щупалец, вращалась, закручивалась воронкой — потеря расстояния, верха, глубины — все вращалось вокруг этого черного застывшего зрачка! «Здравствуй, старый знакомый…» — стеклянно прозвенела в глубокой пустоте монотонная фраза. Ничего не осталось… Лишь где-то далеко внизу сиротливо копошилось неуклюжее и теплое удивление, выискивая, куда приткнуться…

…Щекочущий ветерок задувал прямо в ухо — Отари недовольно дернулся и пришел в себя. Голова оставалась на удивление ясной, словно и не было никакого обморока. Он помнил все — и ожидал всего… Но его постигло жестокое разочарование — первой в глаза бросилась раскаленно впившаяся во тьму решетка энергощита. «Я остался… ничего не произошло», — он поник бы головой, но головой двинуть было невозможно — так же, как и любой другой частью тела. Это обескуражило бы его, если бы в следующий миг он не понял, что ничего еще не кончилось. Контакт не прервался! Время замедлено по-прежнему… Силовая защита? Она ослабляет отражение почти в миллион раз… И он не теряет больше сознания. Тонкий яд незнакомого доселе чувства чуть туманил рассудок, словно изысканный наркотик; ощущение тела размывалось, становилось неопределенным, как в кошмарном сне. Прислушиваясь к себе, он уловил, как отзывается это новое тело на каждую мысль, чувство — пока не понял. И обратил внимание на то, что творилось за прозрачными стенами его кокона.

…ПУВ бесилось. Фиолетовые потоки разбивались о силовой пузырь, вспучиваясь горбом и вновь бросались на приступ — все вокруг дрожало и бурлило, как в кипящем котле… Отари Ило, бывший координатор, а ныне штатный испытатель лаборатории психоконтакта — так это еще можно было назвать, поскольку это он и был. Контакт не прервался, и две половинки единого существа бились теперь в тщетной попытке соединиться. «Так вот почему я все еще здесь — защита прервала… нет, разделила!» Длинный язык фиолетово-светящейся воды вымахал в воздухе замысловатый зигзаг, отражая мгновенный сумбур чувств. «С какой же скоростью оно движется?» — с невольным страхом подумал Ило, наблюдая буйство своего продолжения. Если учесть, что темп его восприятия сейчас раз в десять обгоняет нормальный… Вода уже обгоняла звук. В тот же миг язык воды разбился на капли и те барабанной дробью обрушились на щит — прямо в зрачки! Если бы он мог отдернуть голову, он бы так и сделал — но шейные мышцы еще только-только успели исполнить предыдущий приказ, опуская ее лицом вниз. Сконцентрировавшись, он попытался потихоньку направлять метания «киселя». Успех был весьма относительным — удары бурлящей массы участились, но любая посторонняя мысль вызывала дикую сумятицу, еще усиливающуюся благодаря досаде, ею вызванной. Впервые Отари мог управлять ПУВ, не теряя при этом сознания — но оказалось, что сначала нужно научиться управлять собой! Во внезапном прозрении он возблагодарил судьбу за то, что не соприкасался с ПУВ иначе как в состоянии полутрупа. Ведь пожелать какой-либо услуги от этой бешеной массы все равно, что попросить медведя прихлопнуть муху на своем лбу… Спустя несколько секунд он обессилел. И вспомнил кое-что, предшествующее контакту. «Это покушение. Меня хотели убить…» — четко и однозначно пришел ответ. Кто бы ни составлял программу, он должен был знать о задании, которое получит испытатель — и планировать отключение защиты… Отари испытывал холодное презрение к пославшим его на верную смерть. Они таки не учли его опыт в контактах с ПУВ — да и не могли учесть. Как бы там ни было, он «сильный» — меченый оттиском отражения психоматрицы, знаком посвящения. Хотя — если бы снятие энергонакачки произошло чуть раньше… Мог бы и не успеть. Не успеть… Извивающиеся струи перед глазами постепенно закручивались в бесконечную спираль; водяной пузырь вспучился, на миг отразил его лицо в донельзя уродливом виде и пропал; кресло все раскачивалось, с каждым разом увеличивая размах — вот оно уже взлетает высоко… Падает… Падает…

 

Глава 32

…На сей раз обморок не обошелся без последствий — соображать что-то Отари начал только секунд через десять после того, как открыл глаза. Соображения хватило ровно на то, чтобы спросить слабым голосом: «Где я?»

— Очнулся, — ответил кто-то голосом доктора, и свет померк. Отари погрузился в расслабляюще-глубокий искусственный сон.

Когда он проснулся, в каюте никого не было. Он лежал обнаженный на своей кровати, одежда была аккуратно сложена рядом. Попробовав пошевелиться, обнаружил некоторую скованность, но не более — опасения оказались напрасны, не было даже онемения — медик знал свое дело. Или, может быть, организм уже как-то приспособился… Отари содрогнулся, припомнив свидание с тьмой. Посмотрел на часы нейроизлучателя — и удивился. Оказывается, со времени эксперимента прошло двенадцать часов. Никогда раньше ему не давали столько времени на отдых. Может, что-нибудь серьезное? Но он прекрасно себя чувствует! Легко поднявшись, Ило прошелся по каюте, спохватился — натянул белье. Взялся было за комбинезон, но передумал — положил на место. Успеется. Со вкусом потянулся, повертел затекшей шеей, сделал несколько упражнений, чтобы прогнать вялость — отдохнувшее тело с готовностью отзывалось, словно радуясь движению — нет, он в отличной форме! Зачем было вылеживать столько времени… Тут он вспомнил подробности того, что произошло, и бодрости его поубавилось. Не сколько от самого факта покушения, сколько от вызывающей бесцеремонности и циничности этой попытки. От Бронтома он такого не ожидал… Выходит, зря надеялся, что интересы дела перевесят у него личную неприязнь. Ощущение опасности защекотало нервы освежающим холодком. До того он не чувствовал ее так остро, буквально всей кожей… Может быть, потому, что просто не воспринимал всерьез. Скорее, как некую абстрактную категорию, с которой необходимо считаться. Проснувшийся инстинкт самосохранения наполнил кровь адреналином, а жизнь — совершенно иным содержанием… Отныне придется быть настороже — и в свете этого грядущая катастрофа казалась желанной и почти недостижимой целью. Отари прикинул — с момента ареста прошло уже почти четверо суток. Мрог теперь может начаться в любой момент… Может быть, уже начался. А ведь Бронтом, пожалуй, был прав — Отари представилась разъяренная стихия ПУВ, бесплодно атакующая энергощит. Защита всей станции наверняка не хуже той, которая прикрывала его. Отари поиграл желваками, испытывая острую досаду на себя самого. Как же — супермен! С интуицией от бога… Не лучше ли было доверять разуму — хотя бы и не своему, а не смутным предчувствиям? Теперь, возможно, придется посидеть в луже, ничего не попишешь… Пифия, ясновидец, так тебя и разэдак! Авторугань прервало щелканье открывающейся двери — обернувшись, Отари увидел Мачо Ларозу.

— Вы тут?! — ошарашенно спросил вошедший, наткнувшись на стоящего посреди комнаты испытателя.

— А где же мне быть? — в свою очередь, удивился Ило.

— Вас же должны были увести…

— Куда?

— Как… В лаборатории сидит вам гран-эрмиер… Ах, черт! — хлопнул себя по лбу Мач. — Я же совсем забыл — его там нет… Мне же врач специально говорил про внеочередное совещание… Ну да, точно — забыл… — упавшим тоном подвел он итог и повернулся, чтобы выйти.

— Постойте! — Отари в забывчивости протянул руку и удержал его за плечо. Мачо испуганно дернулся:

— Ай!

— Извините… — пробормотал Ило в смущении. Он забыл, что в среде генетической элиты не принято прикасаться друг к другу. Какая оплошность!

— Ничего, ничего, — растерянно пролепетал Мачо Лароза, машинально отряхивая рукав. Кажется, он смутился больше, чем его обидчик.

— Извините, — еще раз сказал Ило уже более твердым тоном, чувствуя слабость собеседника и сразу забрав бразды правления в свои руки, — скажите только, вы-то сами зачем приходили?

— Спать… — опустив глаза, пробормотал Мач. Потом, видя недоумение Отари, пояснил: — У меня ведь нет гипносуфлера — нам не положено. Влияет на мозг… Тормозит что-то там — в общем, нельзя, пока работаешь. А я не мог заснуть. После всего…

— После эксперимента?

— Да, — не поднимая глаз, ответствовал инженер. Он начинал нравиться Ило — несмотря на забитость и робость, у него, кажется, была совесть.

— Значит, вы переживали? — продолжал выспрашивать он.

— Конечно… Ведь если это аппаратура подвела… Вы ведь не знаете — калибровка сорвалась, а я ведь настраивал…

Отари только грустно усмехнулся про себя — вот в чем причина бессонницы — аппаратура… Потом до него вдруг дошло:

— Постой, постой, — ошеломленно перебил он, — какая калибровка? Ведь… — он внезапно замолчал, осененный. Мач не понял причины молчания и простодушно выложил все:

— Обычно в начале серии производят индивидуальную настройку — для этого и защиту снимают… н-на две десятых секунды… Да вы ведь должны знать — ведь доктор вам говорил?

Отари смотрел на него во все глаза — потом, спохватившись, поспешно согласился:

— А? А-а, да, конечно — говорил… Говорил! — крепнущим голосом повторил он. «Ах, доктор, ах стервец! Но тебе-то зачем, сукин ты сын, это понадобилось?!» Тут же всплыла в памяти неприкрытая досада доктора после встречи с гран-эрмиером в лаборатории — между ними явно были какие-то отношения помимо служебных…

— Скажите, — внезапно переходя на дружеский тон, начал он, — а ведь доктор и… гм… Эш Бронтом, они как — друзья?

Мачо расплылся в улыбке:

— Ну а то как же! Они же скорректировались вместе…

Одна эта фраза стоила сотни — «скорректироваться» вместе у кастовиков значило приблизительно то же, что съесть пуд соли, а если учесть, что это происходит в ранней юности… «Значит, друг детства. Только дружок-то — ой, как обидно! — пошел гораздо дальше. И уж наверное не из-за унаследованных талантов». Картина прояснялась — однако, какая ирония судьбы! Он выжил в прямом противоборстве с гран-эрмиером — читай, властителем всей планеты, и мог погибнуть из-за ничтожного служащего, которому не давала покоя зависть. Да не к нему, Отари Ило — нет, он бы послужил только средством к уязвлению честолюбия Эша Телала Бронтома, закадычного друга-врага. «Избави меня боже от друзей — а уж с врагами я и сам как-нибудь справлюсь!» — справедливо сказано, черт подери! К Отари вернулась его обычная энергия — в создавшемся положении намечались кое-какие возможности. Замысел доктора не удался, хотя замыслено все было неплохо — поди потом докажи… Наказать Бронтома его, Отари, смертью… Он чуть не расхохотался в голос — ну не умора ли! Никогда бы не додумался до столь идиотской ситуации — какой-то водевиль, ей-богу… Сейчас доктор должен трястись от страха. Это нужно использовать, пока не поздно. Шантаж? Вот именно! Тут Отари вспомнил, что именно доктор и направил Мачо в его каюту, и его уже не на шутку разобрал смех — продержавшись пару секунд, он все же не выдержал — рассмеялся. Инженер выпучил глаза — еще бы, зрелище: обреченный смертник, гогочущий вовсю без видимой причины. Отари прочел опасение в его глазах и махнул рукой:

— Да нет, я в порядке — просто вспомнил тут… кое-что. Лучше скажите, как я могу увидеть доктора?

— Он сам придет — совещание скоро закончится, и Бронтом потребует вас. Проверить состояние, и… там…

— Хорошо, — перебил Ило, — тогда не могли бы вы передать, чтобы он зашел прямо сейчас?

— Могу, да… Я так и скажу, то есть, передам… — сбивчиво пообещал Мачо, бочком отодвигаясь к двери. Отари уже не обращал на него внимания — схватив комбинезон, он принялся с веселым остервенением натягивать его, треща застежками.

* * *

…Доктор пришел почти сразу, как будто ждал под дверью. И, глядя в его растерянно бегающие глаза, Отари понял, что полдела уже сделано. «Запугать, потом договориться», — четко сформулировал он для себя содержание предстоящего разговора. И невольно вздохнул. Скучно… Безумно скучно с этими людьми — они словно плоские фигурки, вырезанные из картона. Насколько интереснее, к примеру, Грор, несмотря на отсутствие породы… А породистые кастовики, с самого раннего детства знающие, что им делать в жизни, похоже, и не знают ничего, кроме этого. И логика их поступков в непредвиденной ситуации всегда одна и та же — элементарное, как дважды два, желание сберечь свой мирок, свой покой… Наверное, в своем запале Отари был не совсем справедлив — он забыл о Жюле, о своем наставнике, профессоре Лемоне и о многих других генетически скорректированных — уж их-то никак нельзя было обвинить в шкурничестве! Несправедливость объяснялась вполне понятным раздражением, имевшим вполне реальные основания: смолоду воспитываясь в закрытых спецяслях, затем переходя в спецшколу, а после нее — в недоступные простым смертным высшие учебные заведения, многие евгенисты вырастали в полной уверенности, что они и есть соль земли. Ведь к грандиозно развитым способностям чаще всего не добавлялся зрелый ум… Отари достаточно сталкивался с высокомерными снобами высших ступеней кастовой иерархии, чтобы сделать для себя выводы — и за все время учебы у него не появилось даже приятелей. Тем более не собирался он заводить дружбу с доктором — глядя на него с плохо скрываемым отвращением, он никак не мог понять, с чего же начинать разговор. Тот тоже молчал. Наконец, презрев постепенность, Ило высказал главное, что было у него на душе:

— Зачем вы хотели убить меня, доктор?

Вопрос в лоб. С соответствующим эффектом — доктор некоторое время просто стоял, забыв даже изобразит негодование. Потом, видимо, понял, что неприятного разговора избежать не удастся, и нерешительно возмутился:

— Да как вы смеете… Бросать такие обвинения!.. Без доказательств! — это последнее, по всей видимости, особенно воодушевило его, и он продолжил ехидно: — И почему бы вам не спросить об этом Бронтома?

— Спасибо… Я так и сделаю, — многозначительно пообещал Ило. На лице собеседника промелькнула растерянность — резко повернувшись, он бросил:

— Я… Не намерен впредь… Я лучше уйду.

— Никуда вы не уйдете, — устало произнес Ило.

— Почему это?

— Потому что стоит мне шепнуть пару слов Эшу Бронтому, как ваша карьера завершиться навсегда.

— Тебе не поверят! — со злобной страстью проблеял врач. У людей меланхолического темперамента накал чувств проявляется с особой неприглядностью — Отари покоробило.

— Не поверят? Я думаю иначе. Уж кому, как не Бронтому знать, на что способен его старый дружок…

Доктор передернулся — забыв о самоконтроле, он на миг явил свету свое истинное лицо. Ило тоже передернуло — настолько ясно была написана на этом лице самая трусливая ненависть.

— К тому же существуют такие средства, как психозондаж, — поспешил он добавить, не желая углубляться в затхлые джунгли личных отношений — но опоздал. Доктора прорвало — и в ближайшую минуту целый ушат грязи вылился на Отари. Он узнал многое о личных качествах гран-эрмиера, о его мелочности, ревности к почестям, равнодушии к людям… В первую очередь, наверное, к нему, к доктору. Когда же тот перешел к личной жизни Бронтома, начав с намеков на подозрительные родственные привязанности, Отари не выдержал:

— Хватит! Я уже понял, вы друг друга стоите…

Доктор остановился, тяжело дыша и бессмысленно таращась на него. Потом, еще раз глубоко вздохнув, пришел в себя и явил некоторые зачатки здравого смысла:

— Чего ты хочешь?

— Ага — наконец-то, — удовлетворенно кивнул Отари, — ты мог бы и сам догадаться — я хочу поскорее покинуть ваш гостеприимный кров. И как можно скорее.

— Утопия! — отрезал медик. — Бессмысленная затея — даже я не могу выйти отсюда без распоряжения… — тут он сморщился, как от чего-то невыносимо горького, проглотив имя того, без чьего распоряжения ему не выйти. Отари только внутренне вздохнул — как видно, не судьба… Безопасного пути нет — а как хотелось бы сейчас услышать про какую-нибудь богом забытую лазейку! На ум невольно пришла канализация, которой он так лихо воспользовался на «Бронзовой»… К сожалению, система не доходит до «дна». Что ж, остается то, что остается…

— Мне не потребуется разрешение… Если ты сделаешь все, как надо.

— Что? Что, в конце концов, я должен?! — взорвался доктор, потеряв терпение — Отари пришлось придать своему голосу максимальную твердость, чтобы предотвратить истерику:

— Изменить программу защиты.

Доктор недоверчиво глянул на него:

— Это еще зачем? Думаешь отсидеться, что ли…

— Защита должна быть снята, — бесстрастно отчеканил Ило. Последовало длинное молчание — собеседник переваривал полученную информацию. Неуверенно хмыкнул и посмотрел на Отари с возросшим уважением — как на самоубийцу:

— Что за трюк… И в самом деле решил, что справишься со всей массой?

— Это мое дело, — Ило невесело усмехнулся, — да и терять мне нечего… Когда очередной сеанс?

— Сейчас… — доктор глянул на часы — почему-то не на свои, а на те, что в гипносуфлере. — Через… через два часа примерно… Но только полностью снять защиту не удастся — блокировка.

— Сколько останется?

— Мощность? Процентов двадцать…

Отари задумался. Спросил, не поднимая головы:

— А как же снималась защита в этот раз?

— Этот код известен только Эшу.

— Только ему?

— Да… То есть… Нет. Из людей — только ему… Есть еще память инфры. Но там тоже код…

Отари осенило:

— А запись старой программы? Сохранилась?

Врач пожал плечами:

— Может быть… Но оттуда все равно ничего не извлечь без дешифровки, а ее производит тот же инфор…

— Так что же тогда делает Мач?

— Мач? Он лишь настраивает все системы под заданную гармонию. Синхронизирует…

— Значит, распределяет команды по времени?

— Выходит…

— А может он заблокировать продолжение программы с какого-то момента?

Доктор в задумчивости потер подбородок, неуверенно кивнул:

— Похоже, так и есть. Аварийным автоматом.

Отари заинтересовался — оказывается, существовала система страховки на случай непредвиденной ситуации. Аварийный автомат прекращал действие основной программы и врубал энергощит на полную мощность. Находилась система, конечно, в самом коконе — и если бы удалось отменить команду на включение защиты… А это наверняка можно сделать — в конце концов, самоубийца программой не предусматривался. Автомат напрямую был связан с медсистемой, но мог работать и самостоятельно, например, в случае проведения усеченного эксперимента. Все, что нужно было сделать, это настроить его на прерывание программы в момент отключения защиты и заблокировать ее аварийное включение. Минутное дело. Доктор, как член испытательской команды, изучал кокон — в пределах минимально необходимого, конечно, но в этот предел как раз входил аварийный автомат. После нескольких минут обсуждения Отари выработал план действий — начиная от похищения использованной в первом сеансе программы и кончая нейтрализацией Мачо Ларозы — эту задачу доктор взял на себя, загадочно намекнув на какие-то свои средства. Десяти минут должно было хватить на подмену программ и настройку аварийной блокировки. О настройке всей аппаратуры речи не шло — слава богу, эксперименты являлись логическим продолжением друг друга, и условия их менялись постепенно.

…Они расстались, как лучшие друзья — вернее, как деловые партнеры, так это выглядело… Но что по настоящему придавало их сотрудничеству прочность, стало ясно из неосторожно оброненного напоследок замечания доктора: «…после ПУВ не остается ничего…» Отключение защиты гарантировало отсутствие улик — причина отключения не будет выяснена никогда. Что случится с самим испытателем, врача не волновало. Лучше всего, если и он исчезнет… навсегда. Конечно, это не высказывалось вслух, но неким неуловимым душком витало в воздухе, придавая деловитому обсуждению какой-то потусторонний оттенок…

Время до начала мелькнуло смазанным пятном, как пейзаж за окном поезда — испытателя провели по всем обычным кругам подготовки. Медосмотр, предварительный инструктаж, который он прослушал в пол-уха, антистресс — гипномассаж мозга; проверка — он механически-бездумно повторил все, что ему сказали, снятие физиологической матрицы, психической матрицы, еще одна проверка… Им вертели, как куклой — но в суете обычной предстартовой подготовки на душе царила тишина. Ничего уже не осталось — сузив круг умственного зрения, Ило видел теперь лишь ближайшую цель. И словно проснулся, оказавшись в гулком пространстве трюма.

— Мач, Мач! — раскатывался среди этой пустоты голос доктора. — Сколько времени тебе нужно?

Игрушечный человечек у крохотного сооруженьица выпрямился и посмотрел на прибывших:

— Еще минуты три… Наверное.

Они постепенно подходили — впереди медик, уверенно насвистывающий что-то в такт шагам, за ним — Отари Ило.

— Мониторы уже включены? — деловито поинтересовался доктор, подойдя вплотную к канареечной клетке кокона.

— Пока нет… Что, включать?

Доктор сделал протестующий жест:

— Да нет, заканчивай…

Послышалось легкое шипение, и изумленно хлопая глазами, Мачо осел в облачке газа, вырвавшегося из пальцев доктора. Автоматически подхватив под мышки бесчувственное тело, Отари заоглядывался в поисках места, куда его можно положить.

— Брось его, — махнул рукой доктор, торопливо запихивая в карман тускло мерцавший баллончик иньектора.

— А он не… — вопросительно кивнул на него Ило.

— Ерунда — обморок от переутомления… Так это будет выглядеть. — Доктор вытащил откуда-то круглую пластину процессор-программы и наклонился над креслом, выискивая нужный ввод. Отари молча ждал, отрешенно замерев в отдалении — голова инженера безопасности покоилась у него на коленях.

— Ага… вот! — пластина со скользким чмоканьем въехала в гнездо — повертев в пальцах вытащенную, доктор бросил ее в какой-то закуток под кресло и выпрямился:

— Все! Давай его сюда.

От освежающего электроукола Мачо с мычанием заворочался. Открыв глаза, некоторое время непонимающе смотрел на стоящих вокруг, вспоминая… Вспомнил. И сразу взволновался:

— Что… Это было?.. — жалким голосом проговорил он, разглядывая свои поднятые руки — пальцы тряслись. — Где…

— Все в порядке, все в порядке… — промурлыкал доктор, бережно поддерживая ему голову. — Я же говорил, тебе нельзя так переутомляться… Наверное, и не спал сегодня?

— Нет… — Мачо обратил умоляющие глаза на Отари. — Вы ведь подтвердите — я не мог…

— Хорошо-хорошо, мы никому не скажем, — продолжал ворковать доктор, помогая ему подняться, — вы ведь все уже сделали? Да? Ну и отлично — сейчас пойдем и как следует выспимся…

Мачо сделал неуверенную попытку вырваться:

— Я… должен проверить… Я…

Доктор удержал его:

— Вы что-нибудь помните?

— Н-нет…

— Вы уже закончили настройку, — внушительно проговорил он, увлекая инженера к лифту. Уж можешь мне поверить, старина — это произошло позднее…

Подъемник появился неожиданно быстро — Отари не видел, чтобы доктор поднимал руку к кнопке вызова. И через секунду понял, почему.

…Похолодев, он безмолвно наблюдал за степенно выходящими из лифта людьми — один, второй, третий… Доктор и инженер уже были напрочь оттеснены, отброшены в сторону этим потоком самоуверенных лиц. Отари заметил Меца Думлока — он мирно беседовал с кем-то на ходу… Вот вышел Бронтом — снисходительно кивнув, не заметив Мачо, он оглядел сопровождающих, словно проверяя, все ли здесь, и быстрым шагом направился к центру зала — к установке.

— Сегодня эксперимент будет проведен по особой программе… — услышал Ило, когда тот подошел достаточно близко, и невольно отвел взгляд…

— …мы должны проверить характеристики всех приборов — соответствуют ли они нормам ПТО… — кажется, это объяснение предназначалось Думлоку — человечек понимающе кивал головой.

Подойдя вплотную к Отари, Эш Бронтом резко замолк и некоторое время рассматривал его своими пронзительными близко посаженными глазами, словно прощупывая лазерным дальномером. Мец остался где-то возле Мачо и доктора. Остальные уже набросились на установку с таким жаром, словно вознамерились разобрать ее на части. Слышался только лязг металла.

— Ты догадываешься, зачем я здесь? — От неожиданности у Отари захолонуло внутри — этот тихий свистящий голос не мог исходить от гран-эрмиера! Но голос именно от него и исходил, продолжая выписывать с непривычки к шепоту свистящие рулады:

— Сегодня ты можешь… подчинит себе всю… массу реакции… Понял? Сейчас защита будет… убрана… до нижнего предела. Не справишься… смерть…

Пауза. Отари слышал тяжелое дыхание профессора — никогда еще он не был так близко — и эти бешеные горящие глаза… Не ученый, ставящий своею целью поиск истины — фанатик, жаждущий власти любыми средствами! Теперь Отари мог понять, почему именно его поставили во главе экспедиции.

— Господин гран-эрмиер! — отвлек их возглас одного из возившихся с установкой — оглянувшись, Бронтом спросил своим нормальным голосом:

— В чем дело?

— Да вот… Валялось под сиденьем. — Техник протянул ему матово блеснувшую пластинку процессор-программы. Отари захотелось зажмуриться.

— Что это?! — громовым голосом еще раз переспросил Бронтом — уже не ожидая ответа. Но ответ неожиданно последовал — бросившись вперед, доктор трясущейся рукой выхватил пластину из рук опешившего техника с воплем:

— Вот она, наконец, нашлась! Извини, Эш, — обернувшись, продолжил он оправдывающимся тоном, — никак не могли найти программу предыдущего сеанса… — он перевел дух, машинально вытерев пот с виска. — Оказывается, она завалилась… — и он вместо слов указал мелко подрагивающим пальцем на кресло. Потом, увидев этот свой палец, тут же спрятал его, как некую улику. Бронтом тяжко молчал. Что он мог подумать сейчас? Все вокруг почтительно замерли, ожидая. Наконец, он нарушил напряженную тишину, неожиданно тихим голосом произнеся:

— Всем… Немедленно закончить профилактику. Команде испытателей покинуть полигон… Испытателю занять место. Думлок! Возьмите… — он сунул подошедшему найденную пластину процессор-программы, словно хотел поскорее избавиться от чего-то неприятно пахнущего или грязного. Человечек понимающе улыбнулся — чему, Отари так и не понял. Его быстренько затолкали в кокон, захлопнули решетку энергозащиты — в последний момент он вновь заметил совсем близко от себя лицо Меца Думлока — тот продолжал улыбаться… Ило покоробило от неуместности этой улыбки именно здесь и именно на этом лице. Потом он мимолетно удивился самому появлению тут «серого кардинала» — но ненадолго. Шаги последнего техника затихли, и от остался один.

«…Он ничего не заметил… Ничего… Все остается в силе! — Обуреваемый только одной этой мыслью, Отари механически пропустил сквозь себя все градации превращения — он даже подстегивал их своим нетерпением. Молочно-белые волны… Свет стремительно синел, оставляя на сетчатке глаз след неостывающей паутины защиты. «Вперед!» — подтолкнул себя Отари. Все замерло, и он с ликующе-победным настроем ожидал исчезновения этой раскаленной паутины, держащей его в плену. Снова томное оцепенение — неспешно перемещающиеся неровности воды… «Сейчас… ну, сейчас же!» — бился он словно лбом о свою неподвижную плоть — сердце, стукнув пару ударов, замерло и все никак не могло разразиться третьим…

«Ш-шалиш-ш…» Все то же. То же. То же… Мертвое оцепенение, процарапанная искрами во тьме сеть энергощита… Для Отари прошло уже секунд двадцать — немыслимо долгий срок! Защита держала прочно — мысли его заметались стаей сорванных ветром листьев: «Что-то не так… Сколько ждал в прошлый… Столько же? Или нет…» — какое-то время он мучительно прикидывал так и эдак, но ничего не решил. ПУВ преподносит сюрпризы — капризная, злая стихия!.. Отари вовремя опомнился и унял обиду — не хватало еще злиться на массу взбесившейся воды. И тут же, не дав подготовиться, виски сдавило знакомое удушливое состояние. Отари слабо вскрикнул где-то внутри себя — никогда еще его мозг не раздирали такие жуткие леденящие крючья! В следующий миг в глазах потемнело — в этой внезапно надвинувшейся тьме пропала светящаяся решетка — пропало все! Словно провалился в кем-то тщательно выкопанную ловчую яму; удар — и тьма. Раскрытые глаза мертво глядели вперед, уже ничего не видя…

…Он не мог вспомнить, где он. И кто он сам — бесполезно напрягаясь, он пытался нащупать что-то в памяти, словно в пустом кармане — пока не столкнулся с истиной нос к носу. «Отари Ило… Ха-ха, дружочек, вот и я!» — ворвался в сознание чей-то визгливый голос… «Я свихнусь», — спокойно подытожил Отари. «А может, уже?..» — на этот раз он не смог разобрать, сам ли он это подумал. В этом не стоило и разбираться — широко распахнув глаза, он вбирал в себя потрясающую картину… Свет играл вокруг немыслимыми радужными разводами — режущие переходы от слепяще-белого к затхло-синему, никаких теней — и в этом яростном огне четко выделяется черная сетка… «Защита… Что за ерунда?!» Он словно угодил в гигантский негатив. Да к тому же и нечеткий — контуры размывались, двоились… Опять обретали четкость. Поднеся руку к глазам, Отари содрогнулся — кожа переливалась каким-то тусклым серым блеском, словно рука изнутри наполнена дымом… Такого с ним еще не было. Оглянувшись еще раз, он смог, наконец, сориентироваться. Знакомая геометрия трюма успокоила его, хотя линии и плоскости выглядели непривычными — они слегка колебались, как будто в знойном мареве. А он между тем чувствовал себя превосходно — хотелось петь, смеяться… Пошевелив пальцами, он с трудом пробарабанил по подлокотнику. Странно — будто существуешь сразу в двух временах — в своем обычном и в сдвинутом времени ПУВ… По крайней мере, он четко услышал обычный звук, произведенный пальцами — и в то же самое время каждый из них словно ударил в глухой бубен… Попробовал что-то произнести вслух — и тут же отказался от этой затеи — визгливо-ухающий звук какого-то чужого голоса был нестерпимо гнусен. Наконец, обратил внимание на ПУВ — спокойную плотную массу за стеной энергощита, молчаливо переливающуюся иссиня-белыми сполохами. Было удивительно спокойно, тихо — это чувствовалось. Мертвый штиль. Совсем не похоже на давешние буйные пляски… Что-то действительно изменилось — Отари с тоской поглядывал на темный свод. И что-то понимать начал лишь тогда, когда тот стал медленно приближаться…

…Мгновенная дурнота накатила и схлынула, оставив легкое недоумение, почти разом сменившееся торжеством — это не свод опускался, это он, Отари, плавно возносился к нему! Что-то действительно изменилось — вот в чем правда. Контакт все же состоялся — Отари с трепетом вступил в эту непривычную для себя спокойную игру — и кокон, плавно отклонившись, поплыл параллельно своду трюма. «Налево… Направо… Вперед…» — он, словно ребенок, наслаждался этой новой игрой — вся масса реакции сейчас превратилась в могучее и послушное домашнее животное… Еще один толчок неожиданно нахлынувшей дурноты мигом отрезвил — бросив взгляд на таймер, Ило отметил, что идет к концу первая минута контакта. Темп восприятия превышал обычный не более чем в два-три раза, а вместо полного отключения — лишь короткие болезненные припадки тошноты. «Неужели мы так сжились с тобой, голубушка?» — думал он, изучая взволновавшееся светящееся месиво под ногами. Сейчас он — вождь, а это — его войско. Он может направить его, куда захочет… А уж он-то захочет! И он отдал приказ.

…Свистящий вой прорезал внутренности базы сразу вслед за потрясшим ее ударом — словно живое существо корчилось и вопило, насаженное на острую сталь. Отари не мог этого слышать, но вполне мог представить панику, воцарившуюся сейчас снаружи — и удовлетворенно улыбался. Кристаллические брызги фонтаном били в лицо, разбиваясь перед глазами в мелкую сверкающую пыль — продавленная дыра на месте люка расползалась все шире — и вот первый водяной таран, разогнавшись, врезался в обшивку, обретя вдруг на последних метрах металлический блеск — новый удар потряс станцию. Мрогвин пробивался наружу, словно цыпленок, выклевываясь из яйца — пора настала! Мотая головой, он, как бык, бодал преграду сотнями тонн сжатого в сталь и камень вещества — спешил, стараясь опередить отмеренный ему срок. Толчки дурноты накатывали с регулярностью маятника, постепенно учащаясь… Куски обшивки, кувыркаясь, разлетались в стороны — Отари торжествующе хакнул и подался вперед. Победа?

…Почти осуществившаяся надежда разбилась вдребезги. Вместо долгожданного встречного водопада глаза резанули раскаленные нити энергощита… «Все», — понял Ило. Дальше не пробиться — если даже миллионы тонн снаружи ничего не смогли поделать… Подхваченный мягкой ладонью, кокон подпрыгнул вверх и замер у потолка трюма — Отари несколько секунд пристально рассматривал его, потом его взгляд переместился на шахту подъемника. Если выход и существует, то здесь — утвердившись в этой мысли, мрогвин резко закрутил вокруг себя светящийся поток и направил его в нужную сторону. Пошла вторая минута от начала контакта.

…В этот момент гран-эрмиер экспедиции Эш Телал Бронтом, охрипнув от крика и распоряжений, тупо глядел на полыхающий экран. Высшая степень энергозащиты станции. Выскакивающие показатели удельной нагрузки заставляли унимать мелкую дрожь в пальцах — во чреве базы металось чудовище. Эш Бронтом просто глядел — ничего больше он сделать не мог, только сидеть и ждать. А грызла ли его злость на пленника, или стыд за неудачу эксперимента — или, может, за что-то еще… Об этом некому было догадываться.

…Повинуясь четким приказам, к трюму уже стягивались колонны аварийных команд; облаченные в скафандры люди молча топали по тихим переходам, широкие жерла хладометов пока что мирно глядели в пол. Единственное известное средство укрощения ПУВ должно было быть вскоре пущено в ход. На этот раз, однако, уверенности в победе не было. Приняв положенное количество «заглушки», бойцы в белоснежных скафандрах редкой цепью двигались по коридорам и отсекам, расходясь все дальше и охватывая поперечное сечение базы санитарным кордоном — что бы там ни натворило чудище внизу, наверх ему не прорваться.

…Отари докончил разрушение ствола подъемника и в очередной раз тревожно глянул на таймер — никто ведь и не заикался о длительности успешного эксперимента. Само собой подразумевалось, что он прерывается медсистемой после обморока. Сколько времени у него в запасе? Вторая минута на исходе — чтобы добраться до центров управления, потребуется еще столько же, а там… Ило отогнал назойливое беспокойство — рано еще. И в это момент его настиг первый приступ. Внезапная боль пронзила все тело, начавшись с кончиков пальцев, а затем разрядившись вдоль хребта прямиком в мозг! В голове зазвенело, как от удара — Отари скрючило и распрямило следующим ударом — на сей раз в противоположном направлении. Его словно макнули в кипяток — на первый раз, пожалев, ненадолго… Ило дышал через рот, смаргивая градом катившиеся слезы и ничего не понимал — вернее, пока что вообще не соображал. Вывернувшийся из безликой массы ПУВ гигантский пузырь беззвучно лопнул, на миг затуманив обзор из кокона — Отари бессмысленным взором наблюдал за ним, затем медленно выпустил воздух сквозь зубы. Кончилось, кажется… Надолго ли? Он с лихорадочной поспешностью начал собирать бурлящее вокруг месиво в единый ком — боль начисто отшибла способность мыслить, но зато усилила способность действовать. Теперь вперед — вернее, вверх!

…Капсула оказалась в шахте — задрав голову, Отари не увидел знакомого светового канала ствола. Это означало, что на каком-то уровне путь был перекрыт. Он начал подъем, обещающе усмехаясь — внутри станции энергозащита не использовалась… Однако использовалось нечто иное. Когда первое щупальце гигантской амебы прорвалось сквозь перекрытия, Отари ощутил ледяной ожог — на миг у него онемела правая рука. Сначала был ужас — воспоминание о прошедшем приступе. Неужели опять?! Но нет — облегченно вздохнув, Отари раскрыл зажмуренные глаза — и получил еще один ожег. На этот раз отнялась левая рука — зато правая уже отошла. Ничего не понимая, Отари ощупал глазами развороченную пробоину — и сразу заметил на краях иглистый сухой блеск. «Иней… иней… Холод!!» — понимание и гнев слились — мощный поток ударил вверх, вынеся кокон — Отари лишь морщился и ругался, чувствуя ледяные языки хладометов. Масса ПУВ сокращалась — в бессильном гневе мрогвин выбросил потоки сразу во всех направлениях — фигуры в белых скафандрах панически отступили от гримасничающих волн, шутовски выставляющих напоказ все их страхи. Отари показалось, что он теряет рассудок — хор голосов грянул в голове чудовищным маршем призраков! «Отстаньте… Уйдите! Мне не надо вас…» — хор глохнул, распадаясь на невнятные бормотания… Наконец, он смог ощутить себя — собой. Он — это человек в металлическом коконе посреди бушующего… самого себя? «В себе можно даже утонуть…» — с натужным юмором подумал он, пытаясь избавиться от какого-то внутреннего косоглазия — он больше не видел себя цельным единым кем-то… Мысленное изображение расплывалось, теряясь в сумятице жгучих чувств и желаний — они извивались потоками жидкой лавы, предугадывая его волю еще раньше, чем он успевал ее осознать… А может, уже наоборот?! «Назад, назад…» — механически шептал он, успокаивая… то, чем он был. Он хотел жить. И он снова собирался в кулак, готовый крушить напролом — на несколько секунд внутри базы наступило как бы перемирие…

…Переведя дух, Ило на глаз прикинул, сколько «киселя» у него осталось — не так уж много, тонн двести… И еще раз подосадовал на предусмотрительность экспериментаторов — после запуска реакции люки всегда задраивали. А нынче включили и энергощит… Ну, в противном случае он не ломился бы сейчас сквозь всю станцию. «Пора уходить — они вернутся», — подумал мрогвин, и, поскольку слово у него означало дело, тут же покатился влево (почему-то влево), сотрясая палубы и переборки громоздким двухсоттонным телом.

…Приступ боли повторился еще раз… или два — Отари уже не мог точно вспомнить. Все происходящее сливалось для него в какой-то бесконечно разматывающийся пестрый клубок — мелькание отсеков и коридоров, вспышки морозных ударов — за каждым углом, казалось, подстерегают эти жгучие ледяные уколы, катастрофически уменьшавшие массу… Толчки дурноты слились в один сумеречный фон существования, изредка разноображиваемый пронизывающей болью. В голове мутилось — оскалив зубы, он все остервенело лез куда-то… К концу подходила четвертая минута — стены и палубы начали прихотливо менять цвета, становясь то изумрудно-зелеными — до прозрачности! — то свинцово-серыми, потом угольно-черными… Но больше всего Отари донимал запах — тошнотворная вонь, царившая внутри кокона. Кто умудрился соединить его с канализацией? Наверное, он не заметил, как кто-то внизу незаметно прикрепил к креслу трубу накопителя… А может, он уже внутри этой трубы? Бессильно мотнув головой, Отари уловил глазами мигающий сигнал. «Пять минут…» — машинально отметило сознание. Больше это или меньше, чем пять лет? Наверху, наверное, годы… Внизу — минуты. Ему нужно наверх… Наверх… Кокон, вздрогнув, пополз по палубе, увлекаемый остатками радужных струй. С трудом перевалил в какой-то отсек — Отари уловил в кромешной тьме угловатые тени… Возможно, это его тени — все, которые он имел за свою жизнь. Собрались здесь и поджидают его… Отари мелко затрясся в припадке неудержимого веселья — тени! Хи-хи-хи — вот они, все — шевелятся…. Ну, не растите, не надо… Что вам надо от меня?.. Отвяжитесь… Я не хочу… Спать. Спать… Тревожно мигающий огонек таймера незаметно менял цвет.

 

Глава 33

Проснулся он от холода. Сотрясаемый неудержимой дрожью, попытался свернуться калачиком в своем кресле, но это не принесло облегчения — холод пробирал до костей. Пришлось открыть глаза. Обведя вокруг тусклым взглядом, Отари увидел заброшенный техотсек — из тех, что служат складом для всяческого барахла. Вопроса «Где я?» не понадобилось. Да и спрашивать не у кого… Осторожно распрямив ноги, он попытался нащупать опору — под подошвой хлюпнуло, в ботинок змейкой скользнула ледяная вода. Отдернув ногу, посмотрел вниз — пол до порога оказался залит водой. Силовой кокон, завалившись чуть набок, стоял в середине огромной лужи. Попридержав руками идущую кругом голову, Ило попытался сосредоточиться, но не смог. Что он здесь делает? Кажется… Да, он пробивался наверх… Ага, вот почему такой холод — против него использовали хладометы. Отари чуть не захныкал от бессилия — все бесполезно, его держат и будут держать, покуда не загнется. Если уж с помощью ПУВ не пробился, то самому и думать нечего… Безнадежность и уныние овладели им так основательно, что он не сделал и попытки уйти, услышав чьи-то шаги в коридоре. Вскоре в проеме двери показалась громоздкая фигура в белом скафандре с толстой трубой хладомета наперевес. Отари с тупым любопытством уставился на аварийщика. Увидев кокон, незнакомец остановился и чуть привскинул дуло своего морозильника. Некоторое время они молча рассматривали друг друга. Видя, что непосредственной угрозы нет, аварийщик опустил дуло, а потом закинул хладомет за спину. Похоже, он что-то передал своему начальству, потому что вдруг повернулся и быстрым шагом отправился обратно, словно повинуясь приказу. Отари проводил его глазами и вновь остался один, но с неприятным чувством ожидания. Ждать пришлось недолго — топот множества ног возвестил о конце одиночества, и в проем одна за другой начали вваливаться белые фигуры, неотличимые друг от друга — Отари сначала даже показалось, что вернулся давешний визитер, только в нескольких экземплярах. Это невинное мысленное упражнение неожиданно всколыхнуло в душе болезненную муть, заставив сжаться в кресле… Фигуры в скафандрах между тем не теряли времени на объяснения, а попросту схватили съежившегося испытателя в охапку и поволокли наружу, с шумом расплескивая воду и ничуть при этом не заботясь о предохранении его от брызг. Первые секунды Отари был настолько удручен происходящим, что не мог ни о чем думать — еле успевая переставлять непослушные ноги, он слишком занят был самим процессом передвижения. Но затем его вдруг занял вопрос — зачем такая спешка? Они чуть ли не бежали… В еще большее недоумение он пришел, когда его непрошеные спутники нырнули в переплетения коммуникаций уровня жизнеобеспечения — того самого, где он когда-то (четверо суток назад) ждал решения своей участи в одиночной камере. Еще несколько секунд — переглянувшись, аварийщики разом набились в какой-то совсем уж заброшенный тупик, и сверху с лязганьем опустилась временная переборка. «Неужели они хотят меня здесь и прикончить?!» — в ужасе подумал Ило, перебегая взглядом с серых пластиковых стен на белые фигуры. Но те, похоже, не помышляли ни о чем подобном — молча посовещавшись, они сравнительно бережно поставили Отари в ближайший угол, притиснув для верности пустым баком из-под дрожжей, а сами принялись сноровисто разоблачатся. Вскоре перед Отари предстали вполне приличные на первый взгляд люди в голубой форме атмосферщиков. Единственная несуразность заключалось в том, что уж эта-то служба никак не могла участвовать в операциях на «дне»… Еще секунду спустя забрезжила догадка — и один из атмосферщиков тут же подтвердил ее, обратившись к остальным приятным баритоном:

— Грор вызывает экипаж…

…Надежда оправдалась. Надежда почти что на чудо — и чудо все-таки произошло, в последний момент, как ему и положено. Грор весело скалился, глядя на потерявшего дар речи координатора:

— Ну так что — теперь вы член моего экипажа… Извольте-ка подчиняться! — и оглушительно захохотал, довольный своей сомнительной остротой. Впрочем, Ило было не до того — растерянно улыбаясь, он во все глаза глядел на медленно отодвигающийся лаково-черный борт станции, смутно видимый в рассветном сумраке. «Стрекоза», чуть слышно поплескивая, степенно отползала от причала; оглянувшись, он заметил еще два белеющих самолета — один уже начал взлет.

— А… тому, кто остался вместо меня… Ему ничего не грозит? — прочистив горло, спросил он наконец у сосредоточившегося на управлении бородача.

— Ничего… Разве что поскучает немного. Повезло вам, ей-богу, что мы оказались поблизости… А ведь это гран-эрмиер нас вызвал — о-хо, как же я раньше не догадался! Патрулировать, стало быть… Чтобы не сбег! — и, откинув голову, он захохотал еще оглушительнее, если только это было возможно. «Весельчак», — невольно улыбаясь, подумал Отари. Но — что повезло, то повезло, спору нет.

— Вы уже второй раз спасаете меня… — сказал он, еще не зная, чем закончит эту фразу. Грор избавил его от потуг на благодарность:

— Я же говорил — вы нам нужны. А теперь — в особенности… И я уж поберегу вас, как настоящую драгоценность! Не-ет, и не говорите ничего, — махнул он рукой на пытавшегося что-то возразить Отари, — теперь я лично буду заботиться о вашей безопасности…

— Разве вы забыли? — вставил все-таки слово Ило. — Безопасность сейчас может быть только общей… Кстати, как продвигаются дела со средняками?

Грор ничего не ответил, начиная взлет. Зеркало океана плавно отодвинулось куда-то вбок и в кабине вдруг заиграли первые солнечные лучи — «стрекоза» влетела в рассвет… Все внизу еще оставалось погруженным в тень, и Отари испытал краткую беспричинную радость от всего этого — и света, и тени, и высоты… Голос Грора отвлек от созерцания — тот еще не забыл вопроса:

— Дело продвигается… — нехотя отвечал бородач, ведя самолет, по своему обыкновению, одной рукой. — Но не так, чтобы очень… Людей все же маловато — а после аварии все стали какие-то пуганые… — и он брезгливо поморщился. «Ты уж для этого постарался», — подумал Ило, но не высказал вслух язвительного замечания, а перевел разговор на другую тему:

— Куда мы летим?

Грор загадочно улыбнулся — покосился на Отари и улыбка стала еще шире. Наконец, ответил:

— К друзьям, координатор… К вашим старым друзьям!

«К… черт, он же не знает о Жюле и Инар — к кому же… Ах я дурак — конечно!» — и, не сдерживая звенящую в голосе радость, переспросил еще раз — для верности:

— Я… правильно понял? Мы летим…

— На «Бронзовую», координатор! На восьмую базу! — громыхнул Грор, продолжая сверкать улыбкой. Отари мог поклясться, что в его лукаво прищуренных глазах играли бесенята… Всё его ученическое знания психологии было бессильно перед этим явлением, именуемым «Грор Сими». Еще вчера готовый бестрепетно пожертвовать тысячей жизней, сегодня он, похоже, искренне радовался возможности сделать приятный сюрприз… И сквозь ледяную корку недоверия исподволь, против воли, протапливались теплые ручейки. «Но зачем я ему нужен?» — задал себе отрезвляющий вопрос координатор. Да — опять координатор, будь он неладен!

…Самолет слегка накренился в одну сторону, потом в другую — Грор рыскал по курсу, проверяя настройку маяков. Что это его обеспокоило? Отари отвел быстро утомившиеся блеском глаза — в кабине было приятный мягкий сумрак. Грор оглянулся, сверкнул белками, выругался:

— Барахло, сволочь… Хорошо, что на одном полушарии — этим механикам надо морду своротить за такую настройку.

— Что случилось?

— Помехи… Луч дергается. Небось, профилактику уже год не проводили…

Он еще что-то ворчал, продолжая вести машину — Отари механически кивал, не слушая. Плавное покачивание и монотонное сипение двигателя ввергли его в дремотное оцепенение — обычный спутник долгой дороги. С момента вылета прошло минут пятнадцать — но путь его начался гораздо раньше…

…Зыбкий, дрожащий свет — и провальная яма тьмы. Это был даже не сон — только мерное чередование света и тьмы, не смешивающееся, не пересекающееся в одной точке — абстрактная геометрия сна, который не запомнится…

…Длинный вздох — он открыл глаза. Поморгал — тесная кабина самолета погружена в полумрак, светится лишь экран пульта. В его свете лицо пилота казалось застывшей фиолетовой маской. Отари пошевелился — маска исчезла и перед ним вынырнула знакомая бородатая физиономия:

— Подлетаем…

Почему-то шепотом… Ило оглядел блеклое небо:

— Так долго? Вечер уже…

Лицо пропало, до слуха донеслось недовольное сопение. Потом тот же хрипловатый голос потерянно буркнул:

— Вечер… Смотри сам. Ничего не понимаю…

Самолет накренился — Отари машинально посмотрел вниз. Застыл, вглядываясь… Машина выровнялась — Ило невольно потянулся следом за уходящим горизонтом… Выпрямился, спросил отрывисто:

— Сколько я спал?

— Да часа с два будет…

Сереющий сумрак обволакивал самолет — тонкие крылья обреченно белели сквозь него. Отари не удержался и вновь бросил взгляд вниз… Усилием воли заставил себя отвести глаза, спросил:

— Сколько осталось?

— Немного… Километров двадцать.

Он кивнул. Грор не отводил вопросительного взгляда — некоторое время они смотрели друг на друга. Потом, крякнув, Грор отвернулся к пульту, так ничего и не спросив. Отари нашел глазами спидометр, мысленно прикинул — двадцать километров при скорости пятьсот… Меньше трех минут. Хорошо…

Небо потихоньку прижимало их сверху, наливаясь серой тяжестью — ничем не прикрытое сияющее солнце выглядело на нем голо и как-то неуместно. Свет его словно растворялся вокруг, создавая утомительную для глаз искрящуюся пелену. Отари вдруг вспомнились виденные в музее на Земле полотна пунтуалистов… Он несколько раз вздохнул, успокаиваясь — и набираясь смелости для того, чтобы сказать себе: «Началось!»

— Что, что? — встревоженное лицо Грора замаячило впереди. — Мы уже над базой… Что это?

— …Началось! — крикнул Отари сквозь нарастающий свист двигателей; океан дыбом встал по правому борту — на безжизненной поверхности отчетливо выделялся купол базы, похожий на шляпку гриба темно-бронзового цвета.

— Что это?! — прокричал в ответ Грор, показывая вниз большим пальцем. Самолет с ревом пронесся над поверхностью океана, подняв тучу брызг — Отари покачал головой:

— Началось — повторил он сам себе, переводя взгляд вниз, на проносящуюся воду. Самолет замер, словно в раздумье, потом, решившись, перевалился вперед и, сделав медленный разворот, начал снижение, боязливо приближаясь к зеркалу океана. Еще недавно напоминавшая Ило расплавленное серебро, это зеркало, словно побывав в лаборатории алхимика, обратилось в свинец — и четкая тень скользила по матово-серой поверхности, словно всплывая из глубины.

* * *

…Маленький самолетик атмосферной службы со свистом вылетел из-за бронзового бока станции, заложил вираж, и через мгновение уже коснулся воды, выметнув пенные усы. Плавно зарулив к пирсу, чуть вздрогнул, зафиксированный причалом. Открывшийся вверх сегмент выпустил двоих — в голубом и черном комбинезонах. Быстро пройдя к тамбуру, они пропали в осветившихся внутренностях — тяжелая дверь с лязганьем захлопнулась, раскатив эхо над пустынной поверхностью. Больше ничто не нарушало тишины — только маленькие волны, поднятые посадкой, с чуть слышным плеском набегали на покатый бок станции. Маленькие молочно-белые волны …

 

Глава 34

«Началось…» — отчетливо запечатлелось в голове вместе со щелчком замка. «Грор?» «Я — метеопатруль второй…» Лязгнула дверь, уничтожив свинцово-матовую ширь океана за собой. Грор быстрым шагом прошел пост, рассеянно поприветствовав охранника — Отари проследовал за ним, не успев удивиться отсутствию проверки. Тронул запястье и усмехнулся — браслета не было. Атмосферщик шел молча — чувствовалось, что спешит. Отари, не задавая вопросов, старался приноровиться к его широким шагам. И только сейчас вспомнил — он снова здесь, на «Бронзовой»!.. Невольно стал осматриваться — но Грор вел его какими-то незнакомыми безлюдными закоулками. По трапам спустившись сквозь уровни, они вышли в радиальный коридор какого-то явно нежилого этажа. Отари втянул носом воздух, но ничего характерного не почувствовал — наверное, это был один из уровней резерва, обслуживаемый роботами.

Грор остановился возле невзрачной двери, оглянулся вокруг и легким касанием раскодировал замок. «Ого, индивидуальный код!» Замок был не простой — так же, как и подписи на контрактах, он фиксировался на определенных химических группах, зависящих от генотипа — отмычка исключалась.

— Заходи, — мотнув головой, атмосферщик прошел следом и тщательно прикрыл за собой дверь.

Одноместная каютка оказалась небольшой, но уютной — чувствовалось, что здесь жили. Отари с любопытством огляделся — Грор меж тем прямо прошел к единственному креслу и с облегчением плюхнулся в него, сразу же повернувшись к координатору:

— Здесь поживете, пока все не закончиться…

Отари слегка насмешливо вскинул на него глаза:

— Долго же придется ждать…

— Ты имеешь в виду эту чертовщину, что снаружи? Ты что-то знаешь о ней? — Грор не скрывал тревоги. Ило ответил честно:

— Я знаю, что это означает — вода в океане начала превращение… Но я не знаю, во что это выльется. Боюсь, все может оказаться хуже моих предположений.

Выругавшись, Грор помолчал некоторое время, по-видимому, привыкая к новой ситуации.

— Но здесь нам ничего не грозит? — он был настойчив, и его в первую очередь интересовали конкретные последствия.

— Здесь?.. — Отари невольно еще раз обвел взглядом стены. — Пожалуй, в ближайшее время ничего. А если плонийцы не атакуют разом… Энергощит базы достаточно надежен. Это я могу подтвердить… — произнес он, невесело усмехаясь.

— Тогда все в порядке, — подвел черту Грор и поднялся. — Еду тебе будут приносить… Ну, все, — он направился было к выходу, но Отари остановил его:

— Все? Но что я должен буду делать?

— Выжить! — жестко ответил Грор.

— Именно я? — в растерянности переспросил Ило.

— Именно ты, — подтвердил Грор.

— Но — тут… Сейчас от меня будет гораздо больше пользы в Центре…

— Нам лучше знать, где от тебя будет больше пользы, — отрезал атмосферщик. Такой тон был внове для Отари — он почувствовал, как поневоле сбивается на упрашивание. Так не годиться…

— Хорошо, тогда объясните, — спокойно потребовал он, садясь на освободившееся кресло.

Грор смотрел молча, что-то взвешивая в уме. Наконец, одна чаша весов перевесила — вернувшись от двери, он со вздохом опустился на неубранную складную койку:

— Ладно, координатор, не обижайся… Дело-то простое — мы хотим сохранить тебя, как свидетеля.

Кинул взгляд на Отари, словно проверяя его реакцию — но тот молчал, ожидая продолжения.

— Так вот, — продолжил Грор, — ты единственный, кто уцелел на «дне». Ну, кроме ихних испытателей, конечно — тех только вначале двое погибло… Да не об этих маменькиных сынках речь! — он досадливо махнул рукой. — Ты представляешь, скольких еще погубил наш гран-эрмиер?

— Конечно, — ровно ответил Ило, — представляю — еще десять человек.

— Да… — зло выдохнул Грор, — десять… И среди них — он перешел на сдавленный шепот, сжав кулаки, — заметь, среди них — мой брат…

«Значит, не однофамилец», — подумал Ило, сидя с каменным лицом. Он не был особенно удивлен — в мрачной исступленности главаря сопротивления с самого начала чувствовалось что-то уж очень личное. Кровная месть — без преувеличений. Еще удивительно, что он хочет привлечь гран-эрмиера к суду, а не порешить где-нибудь в укромном уголке. Бронтом нашел простой путь избавления от тех, кто мог представлять опасность — Отари испытал это на себе. Но, в отличие от предыдущих жертв, он и в самом деле был нужен экспериментаторам, потому и протянул так долго. И как раз это могло помешать Грору в его намерении, о чем Отари не замедлил сообщить:

— У меня ведь нет прямых доказательств покушения — эксперименты проводились по всем правилам, с соблюдением техники безопасности. Хотя… — тут он запнулся, словно наскочив со всего размаха на мель.

— Что? — Грор наклонился вперед, впившись взглядом ему в лицо — несмотря на вескую причину такого интереса, движение показалось Отари утрированным.

— Покушение было… Только не со стороны Бронтома.

— Так это все равно! — обрадованно взревел Грор. — Все они там одна банда! Ну, тут мы их подловим…

Отари отрицательно замотал головой:

— Вряд ли — тот человек действовал сам по себе, и, кажется, даже вопреки Бронтому… Постой-ка — он порывисто обернулся к собеседнику — у тебя есть свои люди на «Золотой»?

Грор молча кивнул — в его глазах начала разгораться мрачная радость понимания.

— Это медик испытательной группы «зет-два». Он ненавидит Бронтома…

— Так же, как я! — громыхнул Грор, уже распаленный азартом будущего дела.

— Так… и он знает многое из того, что вас интересует… И может рассказать об этом в суде…

— Особенно если его поприжать! — закончил атмосферщик, и лицо его украсил торжествующий оскал. — Он заложит всю банду, координатор, как пить дать!

Отари согласно кивал головой, вспоминая, не сболтнул ли чего лишнего. Конечно, не стоит говорить торжествующему мстителю, что именно этот доктор провожал его родича в последний путь. Правда, тот может выдать себя сам… Впрочем, услышав фамилию бородача, скорее всего, воздержится. Но какого свидетеля он подарил Грору!

…После его ухода Отари пришлось долго приводить в порядок свои мысли, но до конца это ему так и не удалось — мешала усталость. В конце концов его потянуло в сон. Не противясь дремоте, он в задумчивости разглядывал потолок, возлежа на койке. Потолок выглядел прочно и надежно — так же, как и стены. Но это еще ни о чем не говорило — сейчас вокруг базы концентрируются силы, о которых никто не имел представления — даже те, кому суждено повелевать ими… Уном — где он сейчас? Жюль… Не залез бы слишком глубоко — он так увлекается иногда, но на этот раз… Инар. Что с ней? Лишь бы не высовывала носа — лучше всего, если Жюль догадается увезти ее вглубь острова… Ах, надо было предупредить! Ведь нельзя… Мысли вяло трепыхались, напоминая выброшенных на берег рыбин — уже обессиленных, сдавшихся, двигающихся больше по инерции… Призрачное кольцо смыкалось вокруг, сдавливая хрустящий металл, вминая переборки, как пластилин — Отари дернулся всем телом, протестуя против кошмара — перина тихо всхлипнула, нарушив мертвую тишину каюты. Человек оставался наедине со своими видениями — равнодушные вещи существовали помимо него со всем самодовольством, свойственном неживому.

…Отари испуганно вскинулся, проснувшись — ему показалось, что койка под ним уходит вниз. Не осознавая окружающего, он стоял на четвереньках, поводя вытаращенными глазами — накатывающееся зудение давило в затылок…. «Будь я проклят — теперь и сюда добралось!» — мелькнула бредовая спросонья мысль. Выдохнув, наконец, Ило расслабил мышцы и осторожно сел, прислушиваясь. Звук, казавшийся поначалу таким грозным, оказался не громче комариного писка. «Теперь уже и в самом деле началось…» — Отари снова, уже с некоторым страхом, оглядел такие прочные на вид стены. Не в них, конечно, дело — дело в том кошмаре, который разворачивается сейчас снаружи. И, хотя надежность энергозащиты была проверена (можно сказать, собственным лбом), однако чувство неуверенности не проходило… Черт его знает — одно дело сотни и даже тысячи тонн, и совсем другое — миллионы, а может быть, и миллиарды… И в первый раз за все это время Отари горячо и по-мальчишески безоглядно понадеялся на непогрешимость гран-эрмиера Эша Телала Бронтома. Так, спасаясь от преследования хищника, заяц жмется к ногам человека — худшего из них… «Не врал же он, в самом деле…» — притворяясь перед собой, рассуждал Ило — а неудержимая дрожь, словно передавшись от предметов, сотрясала тело. Потом он не мог без стыда вспоминать эти минуты — его буквально корчило от животного страха, еще немного, и дело завершилось бы истерикой. Устало сопя, он медленно вытер со лба холодную испарину. «После этого бывают седые волосы…» Он невольно посмотрелся в зеркало над умывальником. М-да… Красивая картинка. Седых волос, правда, нет — но само лицо… Отари с отвращением отвернулся — чего приятного, в самом деле, в рассматривании бледнотика с выпученными глазами, жалко подрагивающего нижней губой? «Как будто увидал привидение…»

Сколько он проспал, осталось неизвестным — часов в помещении не было. Следующие несколько часов он посвятил ожиданию. Собственно, ничего другого ему не оставалось — открыть замок немыслимо, да и бессмысленно — все равно идти некуда, разве вот до ближайшего стражника. Однако еще час спустя Отари готов был брататься хоть со всем охранным корпусом — так доконало его это бесконечное томление. Он ходил, сидел, пытался лежать… Звук открывающегося замка прозвучал для него фанфарами рая — вскочив, он в нетерпении уставился на дверь, ожидая увидеть знакомый бородатый лик. И оторопел от неожиданности при виде вошедшего…

— Здравствуйте, Отари Ило, — вежливо поздоровался тот, и Отари Ило машинально протянул вперед руку, которую Мец Демур Думлок (а это был именно он!) не преминул пожать.

— Вы…

— Я давно ждал вас, — любезно перебил его Мец, проворно усевшись в кресло перед самым носом Ило.

— Но я здесь уже… м-м… несколько часов.

— Но я только сейчас выяснил, где вы, — все так же любезно объяснил Думлок, одновременно опутывая его сетью быстрых внимательных взглядов.

— Как вы нашли меня?!

Мец грустно поглядел на носки своих щегольских блестящих полусапожек и только после этого поднял глаза на него:

— Вы… зря волнуетесь. Садитесь, — последовал быстрый приглашающий жест. «Похоже, этот тип всюду чувствует себя хозяином…» — зло подумал Ило, но все же послушался — сел на койку.

— Ваше убежище известно только мне, — кратко проинформировал Мец, и взгляд его на мгновение стал напряженно-внимательным. Отари проглотил свою очередную реплику — Думлок, словно бы увидев то, что ему было нужно, слегка кивнул и как ни в чем не бывало повел речь дальше:

— Речь идет о вас, Отари Ило. О вашей роли во всем этом бедламе (он брезгливо пошевелил пальцами) и о том, чем вы можете помочь Евгенической Службе, которую я здесь представляю.

После этого шокирующего заявления он погрузился в созерцание на этот раз своих ногтей, предоставив Отари самому осваиваться с услышанным.

— А кто же тогда Бронтом? — намеренно грубо спросил координатор. Мец понимающе улыбнулся:

— Вы правильно понимаете обстановку, Ило. Действительно — кто он такой? И я вам отвечу — он опасный фанатик, которого необходимо остановить, пока он не дискредитировал всех нас…

— Кого это — нас? Кто вы такой? — перебил его Ило.

— Я? О-о, прошу прощения — здесь я просто наблюдатель… Но уполномоченный, между прочим, Координационным Советом Е. С. И конечно, не могу оставаться равнодушным к тому, что здесь твориться…

— Разве вы не в одной команде с Бронтомом?

— Верно. Но… Представьте себе шахматы — я всего лишь пешка, в то время как он — фигура… — человечек вздохнул, отрываясь от созерцания своих ногтей и посмотрел на Отари прозрачным до безучастия взглядом, наверное, не делая большой разницы в выборе объектов для созерцания. — Но бывают, знаете ли, случаи, когда фигурой приходиться жертвовать. И часто случается, что бьет ее пешка.

— Вы?

— Нет — вы забыли правила, я же с ним в одной команде…

Шахматная аналогия вдруг обрела в голове координатора завершенность и даже некоторое изящество. Потому что пешкой, снимающей фигуру, предназначалось стать ему — Отари Ило. Из всех вывертов эта комбинация оказалась последней, которую он мог себе представить… Единственное, чего он не мог понять — ее смысла. И спросил прямо в лоб:

— Вы хотите убрать Бронтома… моими руками?

— М-м… Да. — Мец помолчал, раздумывая, потом повторил уже с уверенностью: — Да, мы этого хотим. Но, как ни странно, этого хотите и вы… Не правда ли?

И Отари не знал теперь, что сказать в ответ. Не знал, чего хочет эта пронырливая пешка… Поэтому он промолчал — кстати, Мец Думлок и не нуждался в репликах:

— Я понимаю, — заливался он тем временем, — трудно привыкнуть к мысли, что у нас могут быть общие интересы, но сейчас именно такая ситуация… — и т. д.

Отари слушал в пол-уха — Мец юлил, производя попутно несметное количество слов — и тем давая собеседнику время как следует подумать.

— …Зачем вам именно я? Ведь есть и другие? — внезапно проснулся Ило, дойдя до нужной точки в своих рассуждениях. Мец замолк, прерванный на середине какой-то витиеватой фразы — но не растерялся, нет… Лицо его сложилось в ухмылку, и он быстро оглядел сидящего перед ним молодого управленца прищуренными глазами:

— Другие? Хм… Они не есть — они были… Они мертвы. И тем самым бесполезны.

— Кажется, я уже кое-что понимаю, — мрачно заметил Ило.

— Превосходно! — улыбаясь еще шире, произнес человечек с заученной радостью в голосе. — Мы понимаем друг друга — чего еще желать? — а вот сарказм заучен не был.

— Объясните подробнее! — раздраженно потребовал Отари. Ему уже надоели эти бесконечные блуждания вокруг да около.

— Конечно, конечно — в самом деле, не зря же я летел в такую даль… — Мец вздохнул, сложил суетливые руки на груди — словно схватил и зажал под мышками двух больших черных птиц. Продолжил другим тоном — сквозь зубы, словно диктуя:

— Бронтом устраивал нас до поры — пока не стал лишком заноситься. Он энергичный руководитель, администратор науки — не более. Именно в этой роли он нам подходил… А не в роли еще одного кандидата в Наполеоны. Политическую карьеру «отца ПУВ» нужно прервать до ее начала — сделать это можно самым простым способом — обвинив его в уголовном преступлении.

— Я должен буду это сделать?

— Именно так. — Мец помолчал, ожидая вопросов, но их не последовало, поэтому он продолжил:

— К сожалению, раньше он не оставлял прямых улик — все происходило вроде бы само собой, без его вмешательства. С вами он пошел похожим путем — правда, ни одна из намеченных жертв раньше не поднималась до ранга испытателя. В нем заговорил ученый… («Это его и сгубило», — подумал Ило). …Теперь у меня появились неопровержимые доказательства причастности гран-эрмиера экспедиции Эша Телала Бронтома к попытке убийства координатора той же экспедиции Отари Ило.

Отари непонимающе уставился на него:

— Какой попытке? Разве это был не… — тут он прикусил язык, едва не брякнув «доктор»?! Но откуда Мец мог узнать — неужели медик сам разболтал? Быть того не может!

Мец, в свою очередь, не понял координатора:

— О чем вы?

Отари попытался замять оговорку:

— Просто я не припоминаю, чтобы меня пытались… ну, убить.

Брови Думлока поползли вверх:

— Как?! Вас оставляют наедине с ПУВ без всякой защиты, а вы не считаете это покушением? Ну, у вас крепкие нервы! Да еще если учесть, во что это обошлось станции — как-никак, первый успешный опыт в истории… Там до сих пор, наверное, размораживают.

Мысль у Отари дала сбой. Мец явно имел в виду последний эксперимент. Но ведь программу для него подготовил доктор! И «дыру» в защите организовал он — при чем же здесь Бронтом?

— Какие доказательства у вас против Бронтома?

Думлок самодовольно усмехнулся и похлопал себя по левой стороне груди:

— Первое, и самое главное — факт подмены процессор-программы эксперимента. Вам подсунули прерывание защиты…

— Кто ее подменил? — Отари уже ничего не понимал. Однако ответ Думлока окончательно все запутал — выпрямившись в кресле во весь свой рост, он спокойно ответил:

— Я!

…Он глядел открыто и торжествующе — невозможно было заподозрить притворство. И Отари вынужден был поверить в невероятное признание:

— Вы?!

— Да, я, — человечек удовлетворенно улыбнулся, — по приказу гран-эрмиера. Да вот, пожалуйста… — и, повозившись, он вытащил из внутреннего кармана пластинку мнемона и продемонстрировал Отари:

— К сожалению, без изображения… Но голос вполне узнаваем.

В каюте раздался шорох фона избирательной записи, перебитый чьим-то дыханием, затем приглушенный голос Эша Бронтома внятно произнес: «Поставьте эту, Думлок…» «Эту, первого цикла?» (Ило узнал голос Меца). «Да, да… Другую выньте и давайте сюда… Нет, лучше выбросите в утилизатор — вы меня поняли?» «Да, гран-эрмиер». Шорох стих — Мец с довольным видом сложил свое сокровище обратно в карман.

Отари соображал, как в лихорадке — Бронтом выбросил программу с «дырой»… А какая там валялась под креслом? Его словно ударило электрическим разрядом — там лежала настоящая программа. Именно та, которую и должны были ввести… И без всяких «дыр». Отари вспомнились волны боли, накатывавшие с убийственной неотвратимостью. Кошмары помраченного рассудка… Он был на краю — как никогда. Даже здесь, на «Бронзовой», такого не было. Энергощит не снимался ни на секунду… До него вдруг со всей ясностью дошел весь смысл этого…

— …Дело Бронтома, без сомнения, достигнет верхов, — спокойный голос Меца Думлока пробился к сознанию, возвращая в уютную тишину каюты, — будет образована комиссия Конференции по расследованию деятельности Евгенической Службы на Плоне…

Отари с трудом обратил свои мысли к предмету разговора. То, что он понял, отныне всегда будет с ним… А пока что он отметил про себя первый пункт рассуждений представителя Е. С.

— …Вы предстанете, как свидетель… Даже, скорее, как потерпевший. Да! Так еще лучше! — Мец поерзал плечами, словно удерживая рвущихся на свободу птиц, и довольно хихикнул, бросив на насупленного координатора умильный взгляд, от которого того передернуло, как от прикосновения мягкой потной ладонью.

— …И изложите все, как на духу — от и до, всю историю ваших мытарств по вине гран-эрмиера. Но! — тут одна из рук все-таки вырвалась на свободу — выпорхнув из подмышки, она взлетела над головой, выставив для всеобщего обозрения длинный указательный палец. — Но… Вы обязаны будете отвечать на все вопросы, относящиеся к деятельности экспедиции. И вас, как специалиста, несомненно попросят оценить ее. И вы ее оцените — объективно, как на духу. Вы понимаете? — он живо обернулся к Отари. Не дождавшись ответа, лишь пожал плечами на такую недогадливость:

— Вы будете лучшим пропагандистом, чем все мы, вместе взятые — потому что оцените проект объективно… Крайне объективно, я бы сказал! — и он засмеялся, зазывно оглядываясь на молчащего собеседника. Но веселое настроение тому не передалось — отсмеявшись, Думлок некоторое время молчал, по-видимому, ища потерянную нить. Наконец, продолжил:

— Ваши показания о грандиозности результатов, достигнутых на Плоне, лишь докажут то, что давно уже известно всем — а именно то, что без программирования наследственности развитие стало попросту невозможным. Вы только обнажите этот факт на глазах у всей Федерации…

— Опять я? Не слишком ли много для убогого «серого»? — с ожесточенной иронией произнес Ило. Мец кивнул в ответ, ловко переместив ноги под креслом в другую сторону; облокотился о руку, изобразив тем самым подобие задушевности:

— Теперь настала пора говорить прямо. Вы, Отари, именно потому и нужны нам (когда я говорю — нам, я имею в виду все генетические кланы). Вы единственный свидетель, имеющий ценность, потому что вы не представляете ни одной из наших каст — короче говоря, вы из другой команды. Из этого следует, что вам скорее поверит то большинство Конференции Звездного Мира, которое пока не за нами. Но главное — вам поверит то большинство населения, которое пока избирает их.

— Ну и что? — прикинулся наивным Отари. Думлок укоризненно покачал головой, раскусив несложную уловку:

— Вы хотите слишком многое узнать сразу… Хотя еще и не ответили ничего определенного.

— Ну, это же так естественно, — в тон ему ответил координатор. Мец охотно рассмеялся:

— Конечно! Но я могу вам сказать сейчас только одно — если вы откажетесь, то мы ничего не потеряем. Зато вы потеряете очень многое… Ведь для вас подобное выступление может сыграть роль трамплина в политической карьере. А какой управленец не мечтает о ней! — Мец, словно в упоении, зажмурил глаза. Отари машинально кивнул — чистая правда. В Академии об этом только и шептались — но даже в самом радужном сне не могла присниться такая возможность почти сразу после выпуска! Что ни говори, а пряник сработан на славу… Каков же кнут? Но об этом заводить разговор пока рано.

— Какова же конечная цель этой компании? — академическим тоном поинтересовался он. Мец только хмыкнул в ответ:

— Цель? Само собой разумеется, проведение пакета законов о Евгенической Службе… И в конечном итоге — большинство на Конференции. Мирами должны управлять не упрямые остолопы-выборные, а люди действительно достойные… — он сделал вдох и закончил убеждающим тоном: — Достойные, потому что были рождены для этого!

«Бурные аплодисменты…» — вяло сыронизировал про себя Отари.

— Какие же результаты прикажете подавать? — не скрывая уже этой иронии, спросил он вслух. Мец не обратил внимания на тон:

— А реализация мысленного формотворчества — это, по-вашему, не результат? Человек, управляющий ПУВ, почти всемогущ в радиусе реакции. В дальнейшем, может быть, и звездолеты не потребуются… — он мечтательно прикрыл выпуклые, как у стрекозы, глаза.

— Откуда вы взяли этих людей? — язвительно осведомился Отари, нарушая грезы. Очнувшись, Мец удивленно воззрился на него:

— Разве непонятно? Ах, да — вы же не знаете… Туземцы Плона представляют для нас бесценный материал — мы снимем матрицы с их наследственного кода. Остальное — дело макрогармонических расчетов. Нам просто невероятно повезло, что общепланетная реакция началась так скоро — это многократно сократит время… Так что не сомневайтесь — результат будет.

Несокрушимой уверенностью веяло от слов маленького человека — он словно бы вырос, и теперь с обидной снисходительностью поглядывал на Ило сверху вниз. «Самодовольная скотина!» — с силой выразился про себя Отари. Он уже понял, что происходит, и задал следующий вопрос скорее для проформы:

— Что будет, если я дам другие показания?

Ответ последовал незамедлительно:

— Тогда вы из жертвы превратитесь в обвиняемого.

— В чем же меня обвинят?

— Для начала — в несоответствии должности. Далее — саботаж, организация подрывной деятельности, подстрекательство к мятежу, диверсии… Это только главное.

«Хватит и этого…» — ловушка захлопнулась. И, что самое плохое, не было выбора — даже самоубийственного! Ведь если его осудят, то вступит в силу первоначальный план в отношении «сыромозгого» координатора, безуспешно пытавшегося помешать работе экспедиции. В любом случае честь Евгенической Службы воссияет… Особенно после публичного очищения от маленького грязного пятнышка — Бронтома, уже сделавшего всю черную работу. Такие жесты всегда производят благоприятное впечатление, оставляя иллюзию демократичности. Безупречный шантаж. «Ай да серый кардинал — не зря улучшали твою породу…» — скорее уж по инерции сыронизировал Отари. Его загнали в угол, как крысу. А как поступают загнанные в угол крысы?..

 

Глава 35

…Он дождался щелчка. Это означало, что замок открыт, и на короткое мгновение выход из этой ловушки свободен. Свободен! Узкая спина Меца Думлока вдруг напряглась, как будто он что-то почуял — голова его начала поворачиваться… Удар пришелся в затылок, с левой стороны.

…Одним прыжком достигнув бессильно оседающего человека, Отари подхватил нетяжелое тело и оттащил от двери. Постоял над ним в некоторой прострации — резкость перехода к действию смешала мысли… Флакон с туалетной водой, используемый в качестве метательного снаряда — вот и все. Отари поразила та легкость, с которой удалось это сделать — правда, расстояние было невелико, а флакон достаточно тяжел.

…Дверь осталось открытой. Отари чуть было сразу же не вылетел в коридор — но, вспомнив кое о чем, вернулся к Мецу — тот пока не подавал признаков жизни. Обеспокоенный, Ило приложил ухо к щуплой груди — сердце билось… Во внутреннем кармане прощупывалось что-то твердое — расстегнув комбинезон, Отари двумя пальцами вытащил матово-черную пластину мнемона и опустил ее в карман. Вроде все. Ах, да — взяв левую руку Меца, Отари жадно посмотрел на браслет — искушение было слишком велико. Набрать код оказалось делом несложным, хотя и медленным — пришлось перейти на простейшую азбуку и по очереди касаться контактов пальцами правой руки лежащего без сознания человека. По крайней мере, тот не сопротивлялся. Наконец, нужная нитка высветилась на табло, и срывающимся от волнения голосом Отари позвал: «Инар…»

…Тишина длилась и длилась. Отари стискивал руку Меца — со стороны могло показаться, что тот был его лучшим другом. «Нитка» молчала — уж ему ли не знать этой ее несносной привычки снимать браслет перед сном, перед купанием и вообще, в любом подходящем и неподходящем случае. Она слишком недавно получила этот браслет, и дорожила им, как любимой игрушкой. Особенно после того, как Отари на свою голову обучил ее начальным приемам «сувви»… Во время игры в который вызов тоже не проходит!

Ждать дальше нельзя — Мец вот-вот очнется. Лихорадочно тыча чужими пальцами в пластины набора, Отари уже набирал другой код. И, набрав, с облегчением вздохнул — разом засветился значок ответа. А затем сквозь треск помех послышался недоумевающий голос Жюля Кутюрфа:

— Я слушаю?

…Отари не стал тратить время на объяснения:

— Жюль, это Отари Ило… Нет, не перебивай — мне нужно, чтобы ты нашел Инар — слышишь?

— Ей что-то грозит?

— Нам всем сейчас грозит одно и то же! Где ты — разыщи ее и увози вглубь острова… Срочно!

— Я буду в поселке через час, — похоронным тоном отозвался Жюль. — Догадываюсь, что нам грозит — видел… И — приготовься выслушать то, что я скажу. Инар, скорее всего, нет на острове…

— Как?! — Отари рванул руку лежащего так, что чуть не выдернул ее. Мец замычал, заворочался, приходя в себя — Отари не обратил на него внимания. Сейчас он ни на что не мог отвлекаться, впитывая далекий голос, пробивающийся сквозь помехи:

— Она сообщила… что поедет на Золотую… к дяде… Из-за тебя… уговорить. Слышишь?

— Да… — одними губами прошептал Ило.

— С базами связи нет — ни с одной… Уже несколько часов… — голос тонул в нарастающем вое и треске — …уже поздно, хотя… старик… не… …мрогвин — не личность, по… Я отыщу… ар… надейся… ня…

Хаос заполнил мировое пространство — в нем гуляли завывающие ветры, в нем грохотали обвалы, скрежетала сталь… Остановившимся взором Отари наблюдал сейчас эти картины, и среди них… Крепко зажмурившись, он тряхнул головой — нет… Нет же! А открыв глаза, повстречался с бессмысленным после обморока взглядом Меца Думлока. Тот таращился снизу вверх с каким-то по-детски наивным удивлением. Отари не стал выяснять причину столь младенческого восторга — выключив браслет, он одним быстрым движением сдернул его с запястья. Встал с колен…

— Где… я?

Слабый голос застал его на полпути к двери. Он не остановился. Но прежде, чем захлопнуть ее, пробормотал, словно бы отвечая:

— Это место… называется Плон.

* * *

…Браслет Меца Отари выбросил в ближайший утилизатор — если и уцелеет, то, по крайней мере, поищут… То же самое относится и к нему самому. Сумрачно оглядел полутемный коридор — считать себя затерявшимся он уже вполне может. Есть ли здесь люди, готовые помочь — а главное, могущие это сделать? Нелепый вопрос — а Грор? А Крин с энергомехаником? А… Гм… Вот то-то. Оба последних просто не смогут. А вот первый… Отари нашел в кармане мнемон Думлока и в задумчивости пробежался глазами по указателю. Имена? Пожалуй — номера «ниток» упрятаны в браслете, который без хозяина бесполезен. Да он уже и в мусоропроводе (то есть браслет, а не хозяин — хотя стоило бы)… Повозившись с мнемоном, Ило с грехом пополам перевел его в ничейное состояние и вызвал на экран список имен. После знакомства с ним стало ясно если не все, то многое. Потому что на видном месте там значилось: «Грор Сими, атмосферщик, № 418502630». «Вот кто, значит, его человек на «Золотой». Только еще нужно уточнить, кто чей человек…» Выясненное окончательно спутало все представления о Гроре. Что связывает его с официальным представителем Евгенической Службы? Тут уж встает вопрос, тот ли он, за кого себя выдает… «А уж об этом я его спрашивать не буду», — решил Отари. Благоразумное решение, сразу оставляющее его в одиночестве…

Он шел без цели, и шаг его был нерешительно сбивчив. Выбравшись к центральному стволу, Отари не увидел охраны. Хоть в этом повезло… Может быть, охранный корпус как-то использовал безлюдные уровни — тем больше у них уверенности в том, что кроме них (да изредка ремонтников) здесь никто не водится. Стало быть, некому и вызывать подъемники — и вызов отсюда будет тотчас зарегистрирован. Рука Отари, протянутая было к кнопке, бессильно опустилась — да будет ли конец этим препонам?! Ждать дольше нельзя — Мец с минуты на минуту может быть освобожден. Уж как там он объяснит свое присутствие… Отари слабо усмехнулся, представив себе удивление Грора при виде двери, подпертой изрядным куском стальной балки. Вообще-то все эти тайные убежища сильно попахивали охранным корпусом… Все еще улыбаясь, он быстро огляделся и почти сразу нашел то, что искал. Здесь, на главном перекрестке коммуникаций, полно было всяческих контрольных панелей и щитов — надо лишь правильно выбрать. Неисправность не должна была угрожать безопасности станции, и в то же время требовать немедленного устранения — подумав, Отари направился к знакомой панели, прикрывающей пульт киберконтроля. Сбрендивший робот, конечно, сам по себе не угрожает безопасности базы… Быстро сняв крышку при помощи своей универсальной отвертки, он некоторое время созерцал открывшуюся картину, вспоминая, как действовал Антек Война. Вспомнив все более или менее подробно, решился на первое действие — включить. Прикосновением оживив биоконтакт, увидел на экране зеленые огоньки-персоналии. Выбрал одного из аварийных универсалов — и потому, что они были ему знакомы, и потому, что программа у них позволяла «пошалить». «Вперед!» — с нажатием ввода из раздвинувшейся стенной ниши резво выскочил стальной кузнечик, и, не теряя драгоценного времени, процокал мимо человека к одному из узких аварийных лазов. Отари шлепнул его на прощание по отливающему сизому боку. Ему было жаль малыша — путаный приказ на защиту от всех мыслимых и немыслимых опасностей находился в явном противоречии со здравым смыслом и данными анализаторов. Но человек непогрешим… Поэтому робот будет бестолково обследовать все закоулки сектора в поисках аварии, пока его не вернут под крылышко ремонтной службы, где, скорее всего, он проторчит не один день, подвергаясь изощренной проверке. «Засим, как пишут в старинных романах, пути их разошлись», — завершил он действие мыслью. Непонятно почему, но встреча эта привела его в легкое, почти невесомое состояние, влив в душу струю светлой грусти. Словно дружеское пожатие бесплотной руки…

С этой секунды уверенность не оставляла Отари — затаившись в каком-то захламленном закутке (реконструкция проводилась наспех, и строительный мусор большей частью остался на базе), он нашел подходящий обрезок трубы и стал ждать. Примерно через пять минут свистящий шелест возвестил о прибытии скоростного лифта, и пустое помещение наполнилось шагами и голосами. Отари показалось, что высадился целый десант — так непривычны были эти звуки в мертвой тишине. Но, прищурившись, разглядел всего двоих. Створки слились, закрыв свет, вновь воцарился полумрак. Голоса прибывших гулко разносились под сводами — из их реплик Отари заключил, что кто-то из них отправится за роботом, оставив другого за пультом. Слова не разошлись с делом — фигура в сером комбинезоне скрылась в коридоре (Отари так и хотелось подсказать: «Не туда, дурень!»). Оставшийся деловитой походкой прошел к стене и, достав спецключ, начал снимать крышку пульта. В это время Ило успел неслышно приблизиться к нему сзади — и, уперев холодный срез трубы в шею, рявкнул: «Стоять смирно!»

…Ключ выпал из рук опешившего техника и со звоном покатился по палубе. Отари подождал, пока утихнет звон, и продолжил более миролюбиво: «Снимай комбез… Да не оборачивайся, болван!» Ни слова не говоря, техник подчинился — одной рукой забрав его одежду, Отари посильнее надавил трубой и посулил заморозить на месте, если дернется. Затем, быстро натянув легкую форму поверх своей, снял с дрожащего в одном белье техника браслет, посоветовав на прощанье продолжать заниматься делом и не обращать внимания на досадные мелочи. Входя в лифт, Отари осторожно поддел отверткой кнопку вызова и с силой вывернул ее из гнезда. Последнее, что он увидел через сдвигающиеся двери, было зрелище человека в исподнем перед светящимся экраном пульта посреди мрачного пустого зала…

«Сюрреализм какой-то…» Задрав голову, Отари сквозь щель вентиляции следил за мчащимися навстречу ребристыми срезами палуб. Он и думать забыл о брошенном где-то внизу ремонтнике. Не то, чтобы совесть его не грызла — но где ей поспеть за столь стремительным рывком! Независимой походкой выйдя из лифта, он на ходу кивнул стражнику и свернул в знакомый коридор.

— Эй, куда — там же «мозги»? — окликнул его стражник.

— Знаю, — кратко ответил Отари, — мне как раз туда.

Пожав плечами, страж вернулся к своим лифтам. Раз знает… А Отари получил повод подумать — ведь у Центра тоже охрана. Ничего не придумав, он тоже пожал плечами — сворачивать некуда. Ноги сами несли вперед — он положился на стихийно возникшую волну бесшабашности. Авось вывезет… Эта волна, в самом деле, вынесла его с самого дна — тогда, когда бездушная сила заперла его в трюме с неуправляемым «полностью управляемым» веществом. И еще раньше, из подземелья Плона… И еще раньше, и еще — вся его жизнь с рождения была одним выкарабкиванием из дерьма — из освоителей в операторы, из операторов — в стажеры, дальше, дальше, пыхтя и напрягаясь изо всех сил. И вот — финал. Координатор… Ау, а ты вылез из дерьма? Многозначительное молчание. Можно бы надеяться, что на верхушке дышится легко и свободно… Ан нет — похоже, чем выше положение, тем большая куча дерьма ему сопутствует. И приходиться, хрипя и булькая, вновь выкарабкиваться из скользкой трясины, отплевываясь вынужденными компромиссами… Боулисты просто вышли из положения, решив, что у генетически чистого и запрограммированного лучшими инженерами продукта совесть отмирает, как сброшенная после линьки старая кожа. Старая, темная тоска о сверхчеловеке наконец-то нашла благодатную почву — и взошла пышным букетом плесени. С божьим даром не поспоришь! Человечество, как видно, никогда не научится предохранять от порчи свои лучшие плоды.

…Отари с разбегу остановился перед дверью с надписью «Центр управления». Вернее, не перед самой дверью, а перед необъятным торсом охранника, загородившего ее:

— Стой! Чего надо?

«Как будто я к нему пришел…» — обиженно-зло с испугу подумал Ило, и, не замешкавшись, буркнул заранее приготовленное:

— По вызову.

Страж недоверчиво обшарил его взглядом. Сейчас Отари признал его — тот самый, что проводил его тогда. Это дало возможность подкрепить слова:

— Забыл, что ли — меня вызывали и раньше.

Действительно, опасный огонек в глазах стража погас — он узнал пришедшего. Если можно было один раз, то почему нельзя во второй? Но профессиональная выучка не дала осечки:

— Нужно подтверждение.

Отари притворился обиженным:

— Если не веришь, можешь сам вызвать Пауля Эркина… Он-то тебя убедит?

Он играл ва-банк, зная, что сам не сможет вызвать программиста. Страж молчал — каждая новая секунда его молчания наваливалась на плечи тяжелеющим грузом ожидания. Слишком многое сейчас зависело от того, что выберет этот не слишком быстро, но точно работающий специализированный ум — проверку вызывающего или визитера. Отари от всей души надеялся на врожденный здравый смысл охранника, как бишь его звать — вроде Рент… Или нет — Реннат… Точно, Реннат!

— Послушай, Реннат, в конце концов я могу и не ждать — у меня и других дел хватает.

— Эркин не предупреждал о гостях.

— Ну, знаешь! До этого ли ему сейчас! Передай, что пришел Эванг Ллбван, вот и все.

Стражник нерешительно поднял руку с браслетом — чутье подсказывало ему, что здесь неладно, однако что? Посопев, он набрал код Эркина и слово в слово повторил последнюю фразу координатора:

— Пришел Эванг Ллбван… Впустить?

Пауза. Отари в душе взмолился, чтобы Пауль не оказался окончательно замотанным и вспомнил знакомое имя. Волновался он зря — тренированная память прирожденного системщика не подвела. И после короткой паузы Отари услышал знакомый голос:

— Да, конечно…

* * *

…Яркий свет и тепло после сумрачных коридоров казались нереальными, и деловой гомон поначалу был нестерпимо громок. Ило словно окунулся в горячую воду и сразу покрылся «гусиной» кожей.

…Кто-то потянул его за рукав — и Отари натолкнулся на изумленные глаза Пауля Эркина:

— Так это в самом деле вы! Я думал, шутка…

— Какие там шутки, — заметил Ило, покорно идя вслед за программистом, так и не выпустившим его рукав.

— Как же вам удалось?! — Пауль, не находя слов, ткнул пальцем себе под ноги.

— Повезло…

— Что значит — «повезло»? — Пауль усадил его на знакомое кресло в уголке и сел напротив. — Вы сумели вступить в полный контакт?

— Относительно полный. А повезло гораздо раньше — при первом знакомстве с ПУВ. Просто я не знал, что это такое…

— Ага! — Пауль заинтересованно подался вперед. — Значит, в первый раз спасло неведение…

— И малая концентрация ПУВ.

— И теперь вы можете справиться… — тут он, будто что-то вспомнив, перебил сам себя: — Но где же вы скрывались? Ведь мы тщательно проверили всю станцию…

— В поисках останков? — улыбнулся Ило и объяснил: — Меня не было здесь до вчерашнего дня.

Эркин кивнул:

— Приходится поверить…

Его окликнули — он резко обернулся, что-то ответив — вернее, огрызнувшись, что несказанно удивило Отари. Программист представлялся ему образцом сдержанности — с тем самых пор, когда голос его был единственной путеводной нитью в бурлящем котле трюма… Продолжение беседы прервало наметившуюся нить раздумья:

— Вы, конечно, не зря появились здесь. — Пауль улыбнулся открыто и легко, сразу смыв тягостное недоумение. — Но теперь, слава богу, нам вроде бы ничего не грозит… Наоборот! — он сделал размашистый жест рукой, чуть не смахнув со столика букетец псевдоживых цветов. Тот оглянулся — действительно, работа кипела. На случайного посетителя никто не обращал внимания, все в какой-то лихорадочной спешке манипулировали цветовыми объемами экранов прямой К-связи, приникнув к пластинам биоконтактов. Ощущения не обманывали Отари — казалось, содержимое Центра вот-вот закипит. И он вновь обратил внимание на чуть слышный зудящий звук — казалось, звенит в ушах…

— Готовимся, — с гордостью откомментировал Пауль Эркин, блестя глазами. Но сейчас на Отари не действовала эта атмосфера, всегда родная ему — может быть, потому что он уже знал о бесполезности работы.

— …Мы будем учитывать все перемещения плотности воды и концентрации ПУВ в радиусе десяти километров… — Пауль заканчивал объяснения, из которых Отари смог усвоить, к чему готовятся на базе. План Бронтома претворялся в жизнь, постепенно спускаясь к низовым звеньям подробнейшими инструкциями для техников, операторов, контролеров. Центр Управления координировал усилия этих людей с программным обеспечением инфорсетей, направляя их к главной цели — добыче информации. На сей раз добыче в прямом смысле этого слова — живого или мертвого мрогвина.

— …После фиксации симбионта одним из способов к нему будет направлен батискаф с энергозащитой и на месте произведет сканирование и трансляцию включенного кода наследственности…

Отари механически кивал, особенно не вникая, но и не мешая говорить. Эркин был его единственной надеждой… Как же объяснить ему, что не экспериментировать надо, а бежать, бежать! Сидя, как на раскаленных угольях, он еще пытался думать, а не бесполезно сожалеть о каждой прошедшей секунде… Но Эркин был раздражающе самоуверен, он даже не выспрашивал теперь о причинах появления координатора, всецело отдавшись радужным перспективам. С нахлынувшей вдруг враждебностью Отари смотрел на него — бесконечно чужого, далекого… Ничего не объяснить — не надо и пытаться. Тоска клонила голову долу — и он уже не мог осознать неестественность этой внезапной депрессии. В нем бушевала какая-то слезливая обида на всех и вся — на Эркина, так бездарно тратящего время и силы; на Меца Думлока, еще запертого, наверное, в каюте… На Инар — зачем она все время не слушается его! На Жюля… На Унома — где он сейчас? Конечно же, он погиб — как и все остальные… Многие километры пещер, набитые остывающими телами — эта картина представлялась его умственному взору, затмив реальность. Тянулись длинные коридоры… Запрокинутые лица в напряженном оскале… Бессильно повисшие руки… Картина разматывалась, словно нитка с клубка — все быстрее, до головокружения, до тошноты — теперь он медленно падал в какую-то огромную, бешено крутящуюся воронку…

— …Что с вами, координатор? — сквозь шум в ушах пробился испуганный голос Эркина. Отари попытался поднять бессильно мотающуюся голову и обнаружил, что сидит, сильно наклонившись вперед — чьи-то руки не давали упасть окончательно, и он чувствовал себя тушей, подвешенной на крюк. Силы быстро возвращались — вместе с памятью. Несколько раз глубоко вздохнув, он, наконец, смог выпрямиться и посмотреть прямо.

— Может, вызывать врача? — участливо осведомился Пауль. Отари энергично мотнул головой:

— Не надо… Врач здесь не поможет. Достало-таки…

Пауль поморгал в недоумении:

— Гхм… Вы… В порядке?

«Конечно, нет» — подумал Ило, но вслух сказал совсем другое:

— Я в полном порядке… А вот вы — вы что чувствовали сейчас?

— Как — что? Я рассказывал вам… — тут Эркин замолк, словно прислушиваясь к себе. Сказал медленно:

— Мне еще никогда не было так хорошо…

Не договорив, живо обернулся к Ило:

— Я как будто был пьян — ваш обморок… Я пришел в себя после него!

Отари кивнул, сказал устало:

— Все правильно. Контакт начался…

— Контакт?

— ПУВ — за бортом, — кивнул в сторону координатор, — многие миллиарды тонн… Вы думаете, что отгородились от него энергощитом? Ошибаетесь.

Он ничего еще не сказал в доказательство, но почувствовал — Пауль уже верит ему. Необходимо было воспользоваться его смятением — и Ило поспешил изложить все обстоятельства памятного последнего эксперимента на «Золотой».

— …Энергозащита была задействована только на четверть мощности, — продолжал он после этого, — но не отключалась ни на миг! А я все-таки управлял всей массой реакции — и думал, что делаю это напрямую…

— Как же это могло произойти? — спросил Эркин, пропустив мимо ушей последнюю оговорку.

— Энергозащита. Она ослабляла психоизлучение мозга примерно в миллион раз… Я только недавно понял, что это означает.

— Вообще-то это ведет к уменьшению хроносдвига…

— А у меня все наоборот — темп восприятия обгонял обычный только в два-три раза.

Эркин пожал плечами:

— Тогда я ничего не понимаю — по-вашему, формула зависимости неверна? Это невозможно.

— Я тоже решил, что эту уж чересчур. И сделал единственный возможный вывод.

— Какой?

— Контакта не было.

Эркин покачал головой:

— Вы противоречите сами себе.

— Совсем нет! Контакта действительно не было — прямого. ПУВ управлялось не мной… ну, не совсем мной.

— Психоматрица? — догадался Эркин.

— Вот именно, — подтвердил Отари. — Это объясняет и кое-какие странности поведения ПУВ. Тогда я не придал им значения…

— Что именно?

— Оно опережало мои команды. А часто даже и решения… Конечно, я как-то влиял на происходящее — но при включенной защите о прямом контакте и речи быть не может.

Они помолчали, словно заранее условившись о пятнадцатисекундном тайм-ауте. Эркин должен был усвоить новые для себя факты, чтобы последовать дальше. Пятнадцати секунд ему вполне хватило:

— С этим все ясно, — заключил он, — но непонятным остается главное — откуда взялась психоматрица?

Отари чуть качнул головой — все правильно. И ответил вопросом на вопрос:

— Сколько времени обычно требуется для вступления в прямой контакт?

— Н-ну… несколько секунд. Иногда и того меньше.

— Я ждал не меньше трех минут.

— Вы хотите сказать…

— Да, именно — все это время я был в состоянии одной миллионной контакта. Защита его не прерывает — лишь ослабляет.

— Значит, все это время ушло на создание психоматрицы…

— Которая в миллион раз хуже обычной, — мрачно заключил его мысль Отари.

— Почему?

— Защита ослабляет силу психоизлучения. Но количество информации, которое оно несет, остается прежним… Делайте выводы.

Пауль Эркин смотрел понимающе:

— Она все это время накапливало информацию… Хм — если учесть протяженность во времени, то ее связи должны быть на два-три порядка сложнее… Черт возьми — можно сказать, что она жила!

Он с шумом перевел дух, сказал сам себе: «Да-а…», еще раз взглянул на Отари:

— То, что с вами сейчас произошло… Что это было?

Отари только вздохнул, ощутив какую-то мимолетную тоску от достигнутой, но нерадостной цели:

— Частота обмена межу мозгом и матрицей ПУВ измеряется в герцах?

— Да, конечно, — еще не понял Эркин, — обычно в килогерцах…

— Так вот, частоту обмена при таком контакте лучше мерить в мегагерцах.

— Ну и что?

— При обычном, даже десятисекундном контакте — почти ничего. Но представьте — после каждого отражения информационная матрица накладывается на мозг. При такой частоте это происходит миллионы раз в секунду — и получается, что картинка матрицы накладывается на почти такую же картинку в мозгу. Что будет?

Программист уже понял — и глядел слегка испуганно:

— Резонанс?

— Да. Усиление какого-то чувства, которое человек испытывает в данный момент. А потом это усиленное чувство вновь передается ПУВ. И вызывает усиленное отражение… Эркин, вы когда-нибудь играли в «сувви»?

Системщик уже не слушал — он говорил вслух то, что осознал:

— Лавина обратных связей… Это будет усиливаться… в геометрической прогрессии!

— И притом сколько угодно долго, — поддакнул Ило, — контакт непрерывен… А-а! Я понял, — вдруг воскликнул он, — обмороки, скорее всего, как раз и прерывают контакт — на время… — он вздохнул, отходя от мгновенной эйфории. — Наше счастье…

И у него вновь возникло чувство, что он что-то все-таки упускает… упускает… Что-то неуловимое, что заставило бы его смотреть на ПУВ совсем по иному. Но в данном положении от одной лишней догадки легче не станет — и он вернулся к реальности. Пауль Эркин уже вполне успокоился и принял свой обычный чуть снисходительный вид:

— Такая информация в корне меняет дело. Эмоциональные перегрузки в конце концов приведут всех в полную невменяемость… Вы думали о средствах защиты?

— Да… Но не придумал ничего нового. У меня такое чувство, что медики догадывались об этом эмоциональном резонансе, используя меоин. Он подавляет как раз чувства — ведь любая сильная эмоция приводит в конце концов к тому, что вы видели…

— На меня ведь это не так подействовало?

— Дайте срок… Там (он кивнул в сторону борта) все только начинается. А чем кончится…

Мрачно качнул головой — он знал, чем кончится. ПУВ не сокрушит защиту… Но этого и не потребуется.

— Так, — спокойно сказал Пауль, — придется заняться этим вопросом. Сидите здесь! — он поднялся и быстрым шагом вышел в зал. Сейчас он вновь был самим собой — тем Паулем Эркиным, которого Отари так хорошо запомнил. Надолго ли его хватит? Отари чувствовал себя усталым и голодным — найдя позади себя окошечко доставки, он заказал пару синтетических бутербродов с икрой, подумал — и добавил еще один. За все платит Федерация… Лениво дожевывая последний бутерброд, выпил витаминного бульона и бросил чашку в утилизатор. Неплохо. Сразу же потянуло в дрему — равномерный шум действовал усыпляюще. Редкий миг, когда он мог спокойно сидеть, ни о чем не думая, переложив всю тяжесть решений на чужие плечи… Пауль — умная голова, он не оставит предупреждение без внимания. И, убаюканный надеждами, Отари не сразу понял, что произошло…

Неведомая сила навалилась ему на шею, одновременно выворачивая руку за спину — через секунду, едва не вскрикнув от боли, Отари замер в незавидном положении, скрючившись в три погибели и уткнувшись лицом в колени. Лишь после этого прозвучала фраза, объяснившая все:

— …Отари Ило, вы задержаны по приказу эрмиера.

 

Глава 36

Голос был на редкость бесцветным и невыразительным. «Как они успели?» — промелькнуло недоумение. Голый техник, оставленный внизу, не мог так быстро навести на след. Об этом пришлось додумывать на ходу — ни на миг не ослабив хватку, те же сильные руки повлекли его к выходу, не дав возможности оглянуться. Слышалось лишь мощное ровное дыхание — один этот звук отбивал всякую охоту к сопротивлению… Словно подтверждая всю безнадежность таких попыток, в поле зрения появился один из пленивших его — детина в полной боевой экипировке забежал вперед, к двери. Благодаря его предусмотрительности Ило не пришлось открывать ее своим лбом. Шаги гулко отдались в коридоре — Реннат равнодушно, как и положено настоящему стражу, проводил их взглядом. Быстро миновав несколько поворотов, они вышли в жилой отсек — Отари изумленно огляделся. Ну и ну! — синтетический ковер под ногами, отделанные деревом (может быть, даже настоящим!) стены, вместо раздражающе ярких или похоронно-тусклых «вечек» — уютный приглушенный свет панелей. Несомненно, здесь обитали не рядовые сотрудники. Подойдя к одной из дверей, вышедший вперед офицер охраны сказал что-то в коммуникатор — то ли назвал пароль, то ли спросил разрешения войти… Как бы там ни было, дверь сразу распахнулась — ни секунды не медля, они всей компанией ввалились внутрь.

…Каюта превосходила размерами все, виденное координатором здесь — даже незабвенную «свальню». Хозяина видно не было, но откуда-то слышался плеск воды. «Еще и туалетная отдельно…» — с непонятной самому себе брезгливостью подумал Отари.

— Привели, — буркнул глава конвоя в полутемное пространство.

— Отлично! — сочный голос прозвучал сбоку, вызвав озноб — и отнюдь не только от неожиданности… Журчание воды прекратилось, сменившись серией невнятных звуков, раздались шаги — и из-за шумно отодвинутой ширмы показался небольшого роста коренастый человек… Отари сжал зубы, с трудом переводя дыхание — голос не обманул. По-прежнему сияя сквозь черную бороду великолепными зубами, на него в упор глядел Грор Сими, атмосферщик…

— Иуда! — выдавил из себя координатор. Мощные длани чувствительно сдавили локти — Грор, ничуть не обидевшись, сделал знак рукой — хватка ослабла.

— Ошибаешься, дружище! — осклабившись, ответил он, но до объяснений не снизошел. Переведя взгляд на командира конвоя, в задумчивости почесал подбородок, молвил равнодушно:

— Как думаешь, куда его поместить?

Офицер брезгливо поморщился:

— За борт?

— Ну-ну, не будь таким кровожадным. А вот, например, тамбур — чем не камера?

Офицер пожал плечами:

— Можно. Сейчас им не пользуются…

— Хорошо, — решил Грор, — запри его в скафандровом отсеке. Только не забудь приставить постоянного охранника, чтобы не подох с голоду…

Равнодушие в голосе убеждало лучше всех слов — Грор не считал себя предателем, а просто делал свое дело, как его и положено делать профессионалу, и, надо признать, делал мастерски. Связь с Думлоком так же проявлялась в новом свете — не конспиративное использование нужного человека, а партнерство. Жизни Отари ничего не грозит — пока он нужен для их плана. «Здорово спелись…» — лихорадочно прокручивал в уме Ило. Конечно же, Мец знал о его убежище. Может, еще раньше, чем он сам. И с доктором у них получилось как нельзя удачнее — второй свидетель обеспечен… с его, Отари, легкой руки. Значит, все, что было — притворство? Он не мог в это поверить. И не поверил — понял, отделив одно от другого. То есть Грора Сими и его личные счеты от работы. И на миг ему стало даже жалко гран-эрмиера…

…Грор больше не разговаривал с ним — просто показал на дверь. Что самое обидное, даже не ему самому, а его конвоирам. Безнадежно свесив голову, Отари еле передвигал ногами, мрачно размышляя о том, что если бы он даже поджал их, стражники, небось и не заметили бы…

Тамбур уровня находился тут же — начальствующее сословие предусмотрительно обосновалось вблизи от аварийного выхода. Правда, в условиях Плона такая предосторожность не поможет — но когда планировали станцию, об этом не подозревали. Малозаметная дверь тяжело отворилась, вспыхнул свет — Отари узрел тесную конурку «прихожей» еще с двумя люками — непосредственно в тамбур и в скафандровый отсек. Через несколько секунд он уже имел возможность наблюдать его изнутри — дверь захлопнулась, дав по ушам глухим толчком воздуха, и он остался наедине с несколькими десятками легких гермокостюмов — «скафандровым» отсек назывался скорее по инерции, в память славного космического прошлого.

Помещение нельзя было назвать просторным — скорее, длинным. По сути, это был коридор с множеством ниш в одной из стен, освещенный с двух концов тусклыми дежурными лампами, создающими какой-то ржавый полумрак. Гардероб, раздевалка — что еще? Теперь вот камера предварительного заключения. Фантазия у стражей просто неиссякаема! Отари потрогал застежки ближайшего костюма. Если что, он будет первым…

Ужин принесли через час. Несмотря на уныние, аппетита он не потерял, умяв все за рекордно короткий срок. Отдавая посуду охраннику, Отари впервые как следует рассмотрел его. Ничего особенного — лицо как лицо… Не слишком интеллектуальное, конечно, но таких много (даже в Академии Управления). Если бы Отари встретился с ним случайно, ни за что бы не подумал, что в его длинных руках кроется такая силища. Что ж — наверняка умение скрывать свои боевые качества входило в его подготовку… Вопросы, заданные стражу, остались без ответа, даже «Который час?» Видно, не было такого приказа — отвечать. Отари вновь остался один — коротать ночь в ожидании завтрака. Спать, как назло, не хотелось — промаявшись полчаса на каком-то ящике, он поднялся и принялся мерить отсек шагами. Вперед — двадцать шесть шагов, назад — двадцать семь… Почему больше? Еще раз — потом еще и еще… Занятие вгоняло в отупение — мысли ворочались с трудом, как несмазанные шестерни. Но это отупление, как оказалось, спасло его — очередной «пик» настал через час изматывающего хождения и проявился в исступленной арифметикомании — на сей раз обошлось даже без обморока. Обессиленный и дрожащий, но посвежевший, Отари привалился к ближайшей нише и заснул, успев подумать на прощанье о том, что специалистам станции пора бы принимать меры…

…Его разбудили — негрубым, но сильным толчком. Страж был слишком большим профессионалом, чтобы опускаться до садизма. Разбудил он его не для своего развлечения — указав на дверь, без слов дал понять, что делать. Отари уже начинал сомневаться в том, что услышит от него человеческую речь… Поднявшись, молодой управленец так же молча прошел к выходу, унимая сонный озноб. После тусклого отсека свет в коридоре показался ярким — он прищурился. Страж плотно взял его за руку — со стороны и не поймешь, кто кого ведет… Однако у Ило и мысли не было о побеге — захват был таков, что конвоир мог одним движением сломать ему кисть. Изредка встречаемые люди не обращали на них внимания, пробегая мимо с озабоченными лицами. Несколько раз Отари ощущал сотрясение палубы, сопровождающееся каким-то неясным гулом. Он не понял, что это, но внутренне подобрался.

На другой уровень перебираться не пришлось — через несколько минут они вышли к оси, затем страж легким надавливанием повернул своего подопечного в соседний сектор. Отари жадно заоглядывался, чувствуя подспудное волнение — он уже когда-то был здесь. И шел той же дорогой! К той же цели? Это выяснилось вскоре — остановившись перед знакомой дверью, стражник буркнул в браслет: «Привел… впускайте». «Сподобился-таки!» — умилился Отари, услышав от него внятную фразу. Голос у стража оказался под стать внешности — такой же тусклый и невыразительный. Координатора словно кольнуло что-то — впервые он взглянул на конвоира внимательно, как на близкого человека, про которого знают, что он неизлечимо болен. Неужели этот службист ничего не чувствовал все это время? По лицу не поймешь… А чужая душа — потемки. «Давай… его сюда», — комариным писком послышалось с браслета. Отари показалось, что это голос Грора — хотя, как можно пищать басом? Страж втолкнул его в распахнувшуюся дверь, сам оставшись снаружи. Удобный момент, чтобы совершить какой-нибудь отчаянный прыжок… Но Отари стоял, не двигаясь, и лишь старательно жевал губы, чтобы не выдать себя. Дверь, наконец, захлопнулась, и он смог расслабиться, сразу же расплывшись в широчайшей улыбке. Еще бы — никакого Грора здесь не было! В крохотной кабинке было место лишь для одного — и этот один сидел сейчас за своим пультом, глядя на Отари с каким-то робким ожиданием, словно спрашивая: «Ну как, правильно я поступил?» Отари хотелось крикнуть во все горло: «Ну конечно! Молодец! Молодчина!..» Но он просто подошел к сидящему, и, положив руку ему на плечо, негромко произнес:

— Дино Микки! Так это ты…

…Все объяснялось просто — Отари забыл о своей программе-вирусе. Забыли о ней и все остальные — вернее, просто махнули рукой после исчезновения хозяина, прикинув трудоемкость ее искоренения… Программистов не слишком озаботил еще один вход в операционную систему, раз ключ от него находился в их руках… Вот тут-то они ошибались. Дино Микки, неожиданно оставшись один, вначале и не подозревал, что отныне вся власть над базой перешла к нему. Он даже не сказал об этом Грору — другие события, кажущиеся более важными, вытеснили из головы минутное соприкосновение с компьютерным шаманством. Именно тогда первая искра подозрения проникла в его душу — и нашла там благодатную почву. Грор отрицал свою причастность к диверсии, свалив ее на безмозглых фанатиков с других станций. Проверить его было затруднительно — связаться с виновными по соображениям конспирации мог лишь он сам. Тогда-то Дино Микки и вспомнил об оставленном ему могучем оружии. Первое время он ограничивался тем, что прослушивал переговоры Грора, предоставив компьютеру записывать все вызовы на «нитку» № 418502630. Подозрения не подтвердились, но и не были опровергнуты — трудно сделать выводы из обрывочных реплик, относящихся к неизвестным тебе людям и обстоятельствам. Тогда он совершил следующий шаг, начав слежку за мнимым атмосферщиком по его браслету (почти так же в свое время выслеживали Отари). На станции, однако, скрыться труднее — не прошло и суток, как Дино обнаружил роскошное жилище своего командира и установил там прослушивание с помощью аварийной системы оповещения (старый трюк с молчащим, но не выключенным телефоном). С этого момента подозрения его перешли в уверенность. Если бы у него было время, он просто собрал бы побольше доказательств провокаторской деятельности Грора и оповестил бы об этом всех известных ему членов организации. Но с момента знаменательного разговора Грора с воскресшим координатором времени не оставалось.

— …Я передал об участии Грора в вашем аресте тем, кого знал. Но они не поверили… Ведь меня-то почти никто не знает! Решили, что я «подсадной»… — Дино устало поник плечами, завершая свой рассказ.

— А дальше?

— Они пытались сообщить Грору… обо мне. — Упавшим голосом закончил Дино.

— Но ты не пропустил вызова?

— Точно. Вот только теперь… — и он беспомощно развел руками. Отари в душе восхитился им — оставшись один, в осаде бывших «друзей», считающих его чуть ли не предателем, этот птенец ухитрился вытащить его из лап самого опасного человека планеты (если не считать, конечно, Меца).

— Голос-то был его? — полувопросительно поинтересовался Ило.

— Его… — по-мальчишески улыбнулся Дино, не в силах скрыть довольства. — Собрал из старых записей, смоделировал тембр… Со всей-то системой можно еще и не такие штуки вытворять! Если б было время, я бы и изображение сделал — я уже пробовал…

— Ладно, кому ты это говоришь, — грубовато-добродушно перебил Отари, — с другими станциями связь есть?

— Нет. Только нейтринные маяки…

«Будем надеяться, что у других не хуже, чем у нас…» Слабая надежда.

— …Кстати, как быть со стражником?

— Я уже направил в сеть приказ о его переводе… А если они с Грором захотят связаться, то разговаривать будут не друг с другом, а с компьютером. Я все подготовил — за ночь успел! — с гордостью отрапортовал связист.

— Отлично… — Отари сделал невольную паузу, переводя мысли в другое измерение. — Мне нужно связаться с главой программистов.

— С кем? — Дино как-то особенно неуверенно положил руку на контакт.

— С Паулем Эркиным — ты должен его знать.

— А разве вы не знаете, где он? — удивленно произнес связист, отняв руку и повернувшись.

— Откуда? — в свою очередь удивился Отари.

— Но… — Дино нервно сглотнул, — ведь вы… то есть — с ним…

— Что? — не вытерпел Ило.

— Вы же были вместе! — ошеломил его связист.

— С какой стати?! — раздражаясь непонятностью ситуации, рявкнул координатор. И Микки, наконец, объяснил, сообщив, как о чем-то само собой разумеющемся:

— Но ведь он тоже арестован.

Это был удар. Отари бессмысленным взглядом обежал помещеньице, не особенно вникая в то, что видит. Его слегка познабливало — он мимолетно удивился этому — в рубке связи было тепло. Собравшись с духом, он перевел взгляд на Микки и тут же отвел глаза — на лицо связиста, искаженное нервным подрагиванием, смотреть казалось просто неприличным.

— За что?

Вопрос словно заиграл своим вторым смыслом, обращенным, скорее, к богу… Лицо Микки перекосилось еще больше, обретя окончательно мученическое выражение; но ответил он вполне разумно:

— Не знаю… Я слышал только приказ об аресте вас обоих.

— От кого исходил приказ?

— Как от кого? От главного…

Хуже и быть не может — единственный его союзник в руководстве устранен, да еще самым беспардонным образом. «Война снаружи, война внутри… Сумасшествие какое-то!» — обозленно подумал Ило.

— Я буду говорить с эрмиером! — громко оповестил он. Дино послушно протянул подрагивающую руку к контактам — Отари остановил его, с неожиданным подозрением глядя на эту безвольно трясущуюся кисть. Вскинул на связиста яростный взгляд:

— Дрожишь?

— Д-да… — пролепетал тот. Отари тоже дрожал, хоть и от другого чувства — поняв это, он схватил Дино за руку и угрожающим шепотом приказал:

— Медицинское оповещение. Срочно. Угроза прорыва, всем иметь наготове «заглушку»… Понял? Кстати, где аптечка?

Найдя в указанном месте маленький шкафчик с красным крестом, он вытащил несколько бледно-сиреневых капсул. Произведя эти действия, отметил, как тряслись руки — ярость сдавливала грудь. «Прими!» — свирепо гаркнул он на Дино. Потом, сняв колпачок, прижал ампулу к сгибу локтя. Наркотик обдал волной покоя — дышать сразу стало легче. Отдышавшись, обратился к связисту:

— Оповестил?

— Да…

Микки тоже выглядел получше — по крайней мере, вместо маски трагедии было нормальное человеческое лицо. Почти нормальное — где-то в глубине зрачков еще тлела давешняя мировая скорбь… «Пройдет… до следующего раза», — решил Ило.

— Вызывай главного, — напомнил он о своем решении гораздо более спокойным тоном, — да замаскируй вызов…

…Начальник базы сразу узнал его — еще бы! Поэтому Отари обратился к нему без обиняков, как к старому знакомому:

— Давненько не виделись, эрмиер. Вы уже приняли успокоительное?

Некоторое время глава станции не мог говорить, задохнувшись от негодования, затем выплюнул:

— Вы!

— Значит, все-таки не приняли… — сожалеюще констатировал Ило. — А нам нужно серьезно поговорить.

— Не о чем нам разговаривать!

— Что, боитесь Бронтома? Связи все равно не будет… До самого конца. Об этом и речь — нам скоро конец, если сейчас не принять мер…

— Не мелите ерунды! — зло крикнул эрмиер, откидываясь, словно от отдачи.

— Эта ерунда доказана и записана в Сети…

— Чушь! — перебил его эрмиер. — Вы думаете, я не знаю… — он словно захлебнулся словами, но с усилием преодолел заминку и просипел внезапно севшим голосом: — Мы… уже близко… Совсем близко! И не вздумайте нам мешать, вы, выскочка — защита абсолютно надежна… — он захрипел и с натугой откашлялся, лицо его покраснело, глаза блестели неестественным сухим блеском.

— Защита не поможет, — перекрыл его Отари, — я вас не обманываю, я действительно могу это доказать… Вы хоть слушали, что говорил вам Эркин?

— Незачем слушать предателя!

«Ого, какие термины…» — трезвая мысль словно осадила Отари — он осознал, что все это время тон его забирал все больше вверх… На миг вернувшийся самоконтроль послужил точкой отсчета — он поглядел на эрмиера другими глазами. И увидел, что разговор уже бесполезен… Но нельзя просто так опустить руки — нужно хоть попытаться. И Отари безоглядно бросился вперед:

— Это вы предатель! Вы предаете доверенную вам станцию и людей — по вашей вине они могут погибнуть! Слышите — вспомните хоть Кодекс…

— Плевал я на Кодекс! — взорвался эрмиер. — Плевал я на станцию и людей — и на вас в том числе… Пусть даже все погибнут — если будет результат, это оправдает меня… По новому Кодексу!

Отари смотрел ему в глаза — лицо эрмиера вздрагивало и перекашивалось от бушующих чувств — слишком сильных, чтобы можно было долго их выдерживать… «Вот, оказывается, чем по-настоящему опасен мрог… — подумал Отари, — освобождаются все сжатые пружины…»

— Выключай… — он безнадежно махнул рукой, борясь с нарастающей где-то в груди досадой. На секунду виски вдруг пронзила острая боль — дернувшись, он недоуменно огляделся, словно ища виновника приступа… Но сознание уже отметило зловещий признак. Так уже было…

— Чертов эрмиер… Невменяем. — Проворчал он вслух. Услышав всхлип, стремительно оглянулся — плаксиво оттопырив нижнюю губу, Дино смотрел набрякшими глазами куда-то мимо — по небритым щекам текли слезы… «Сумасшедший дом!» — скрипнув зубами, Ило тряхнул его за плечо:

— Очнись! Сейчас же бери контроль над управлением — ну же!

Покорно кивнув, Дино начал томительно медленно разворачиваться к пульту — Отари с трудом сдерживал желание оттолкнуть его и сделать все самому. Микки за это время научился управляться с системой лучше него… Но как медленно! Наконец, пальцы легли на контакты, и команды понеслись к мозгу станции со скоростью нервных токов. Отари жадно приник к экрану…

…Многое из того, что промелькнуло на маленьком экране инфорсети, осталось непонятным — он и не стремился сейчас вникнуть во все подробности, стараясь охватить умственным взглядом общую картину. Цифры утомительно мелькали, меняясь каждый миг — иногда он терял представление о том, что они значат, какое-то время тупо созерцая пляску разнообразных кривых, затем, встряхнувшись, вновь заставлял неподатливый рассудок воспринимать картину. Концентрация активной массы (38–40 %)… Показатели отражения и преломления… (Черт с ними!) Удельное давление (0,5 тонн, тенденция к увеличению)… Ресурс энергозащиты (О-хо-хо! — до исчерпания далече… В другой раз это успокоило бы его, но сейчас просто означало выбор между быстрой и медленной смертью). Режим энергообмена в слоях, прилегающих к станции… Миллиарды тонн активной массы — как он и ожидал. И нечего ждать, пока реакция затухнет сама собой — судя по всему, это произойдет лет через пятнадцать. А что сейчас там, снаружи, Отари мог оценить только по картинке оптического сканнера… Нет, не мог оценить — своим глазом, привычным к определенной форме и цвету. Нечто, имеющее объем и глубину — вот и все, что он смог вынести из общего плана окрестностей. Да и много ли больше ему удалось вынести из всех контактов с ПУВ? Температура… Вязкость… Теплопроводность… Плотность… Химический состав… Все эти параметры утеряли смысл, став какой-то рулеткой со случайным набором цифр от нуля до черт знает чего… Единственным имеющим смысл остался показатель энергообмена — вернее, средняя величина запаздывания хроносдвига — то самое мгновение, на которое следствие в веществе опережало причины — и законы сохранения летели к черту. И становился возможным любой бред — чем больше запаздывание, тем больше бреда… q = бред. «Ну чем не новый физический закон!» Отари нужно было в этот момент посмеяться над собой… Снова и снова возвращался он к этому главному параметру, делающему ПУВ тем, чем оно было. Наконец, осознал, что не дает ему покоя — глаз постоянно цеплялся за резкие перепады величины хроносдвига, то и дело возникающие в толще окружающих базу вод. Некоторое время он склонен был думать, что это просто погрешность аппаратуры — но нет, с других сканнеров поступали донельзя похожие картины, хотя использовались иные виды взаимодействий. Наконец, и пресловутый показатель преломления менялся так же… Тупо глядя на равномерные пики, он долго пытался сообразить, чем же они его так приворожили. Потом, движимый скорее каким-то шестым чувством, нежели конкретной догадкой, задал компьютеру простенькую задачку пространственного распределения пиков хроносдвига. И получил ответ. Дино Микки в недоумении разглядывал представшую на экране картину:

— Что это?

— Что?.. — Отари потер слезящиеся глаза и вновь взглянул на экран. Там жило нечто, напоминающее электронную орбиталь — живые полыхания мерцающих точек, своим скоплением образующих кольцеобразное облако (проекция на глубине 150 метров, масштаб 1:1000, временный масштаб 1:2). В центре облака зияла дыра — палец Ило неловко ткнул в эту дыру, и голос его прозвучал так же неловко и сыро: «Это — мы…» Палец переместился в сторону, на вспыхивающие живчики: «А это — они…» «Кто они?» «Они…» И окончательно ставя точку, устало закончил:

— Они называют себя мрогвинами…

 

Глава 37

Это была странная война — если это вообще была война. Сигналы мрогвинов — маленькие яркие точки на общем фоне — казалось, никак не связаны друг с другом. Они неспешно перемещались без видимой цели, словно броуновские частицы, исчезали, выходя из проекции, появлялись снова… Отари безуспешно прикидывал в уме их количество, пока не вспомнил о компьютере. «23…» — выдал тот. Тут же цифра сменилась: «21… 17… 37…» Безостановочное, бессмысленное движение. Это совсем не походило на толпу зевак — плонийцы не задерживались друг возле друга, чтобы пообщаться… Отари одернул себя — с чего он взял, что для общения им требуется находиться рядом? Но беспокойство не проходило — мысль о разобщенности этих сверкающих звездочек упрямо цеплялась за что-то в памяти. Он попытался вытащить это что-то на свет — но зацепка была слишком слабой. Может, они и не общались, может, на них действовала какая-то простая физическая сила, вроде той, что уравновешивает взаимное притяжение молекул — как бы там ни было, все золотистые точки-отметки не приближались и не удалялись от станции больше чем на два-три километра. Отари пробежался по проекциям на разных глубинах, под разными углами — везде было это кольцо, образующее в пространстве незамкнутую сферу. Это походило на осаду, но какой в ней смысл — база и так отрезана от внешнего мира? Именно непонятность этого ожидания сбивала с толку, не давая сделать окончательного вывода о враждебности плонийцев. Несмотря на слова старика, в глубине души Отари никак не мог поверить в это… Зато во враждебности людей он смог убедиться в ближайшие полминуты.

…Прозвучала неслышная команда, и четыре тени отделились от одной большой — Отари показалось, что он почувствовал легкое сотрясение палубы.

— Следи главную, — коротко скомандовал он. Дино понятливо блеснул глазами — на соседнем экране замаячили быстро сменяющиеся символы общей координационно-стратегической программы. С первого взгляда Отари понял, что означали эти тени — универсалы жидких сред, сокращенно — «УЖаС». Вооружены энергозащитой и силовыми ловушками. Боулисты с поистине безумной последовательностью осуществляли свой план. Ило замер в смятении, настигнутый тем равновесием воли, что не дает иногда принять решение. Убийство или самоубийство? Выбор небогатый… Но своим бездействием он невольно уже делает выбор. Он открыл было рот — но тут же застыл в мучительном колебании — а черные тени уже врезались в световое кольцо! Бессильно опустив руки, Отари с болезненным любопытством ждал, что будет дальше. Неужели удастся?

…Удалось. Мятущийся клочок золотого пламени лихорадочно замерцал меж навалившихся на него туш роботов. Все произошло так быстро, что Отари не успел сглотнуть сухой комок в горле… Он ожидал, что роботы будут раздавлены, размозжены страшной силой десятков мрогвинов — но ничего не произошло. Кольцо пылало по-прежнему, вокруг роботов билось золотистое пламя, но, сцепившись энергощитами, они представляли сейчас несокрушимую раковину, надежно прячущую свою жемчужину. Отари попробовал включить прямое телеизображение — не работает. Рука нерешительно зависла над пультом — пальцы слегка дрожали. «Расклеился… Ну, что же?!» Микки уставился на эту руку, словно ожидая от нее каких-то самостоятельных действий. Отари мягко положил ее на контакт, ощутив привычное покалывание пальцев. Он еще и сам не знал, что сейчас сделает… И сделает ли? А долг… Да, тот самый долг координатора, требующий всеми средствами защищать станцию и людей — и только их! А никак не туземцев, объявивших войну. Рука на пульте дрогнула, нерешительно сползла с контакта… Объявивших… Но не начавших. Кому же объявлена эта война? Зачем эта бесполезная сфера вокруг базы? Слова, сказанные стариком, фейерверком вспыхивали в памяти: «Не сущие… будут уничтожены… мрогвинами» — он не понимал, не понимал! Еще одна тень отделилась от базы. «Подводная лодка…» — отрешенно подумал Отари. Для безопасности станции мрогвина нельзя впускать внутрь, и исследовательская субмарина с энергозащитой сделает все на расстоянии. На субмаринах экспедиции установлены мощные хладометы… Пропадая и вновь появляясь в плоскости сканирования, тень медленно, но уверенно ползла вперед — и уже преодолела половину расстояния, когда в лихорадочно работающем мозгу координатора вспыхнула ослепительная догадка, заставившая разом отбросить все колебания. Ибо в войне — той, которая шла сейчас — долг координатора совпадал с долгом человека разумного. И впервые осознав всю обреченность людей, Отари должен был — хотя бы! — спасти плонийцев… Нет, не от субмарины — от чего-то гораздо более страшного, что носило на их языке название — «мрогвин»…

…Все это время он приписывал словам старика совсем не тот смысл, который изначально был в них заложен. Оборванная реплика Жюля посеяла в нем тревожное недоумение — ведь тот действительно знал их язык, и мог понять что-то ускользнувшее от неспециалиста. Но что? «Мрогвин — не личность…» И лишь дикая перегрузка стресса смела привычные рамки восприятия, заставлявшие считать предупреждение дряхлого плонийца объявлением войны. Понятия «война» не существовало у этого народа — нельзя воевать со стихией! «Мрогвин — не личность…» — успел сказать этнограф. Отари нервным движением послал в инфорсеть первую команду — и на экране вспыхнула колонка, озаглавленная искомым словом: «Мрогвин». Жюль, конечно, успел ввести ее в словарь… Жадно пробежав взглядом по сточкам комментария, он почти сразу наткнулся на то, что ожидал (и в то же время не ожидал) увидеть: «…часть речи — возвратное существительное/прилагательное в парном числе».

…Прилагательное, которое существует… Вернее, существительное, которое прилагается — на то и парное число. В контексте всегда относиться к тому, с чем вместе упомянуто… В данном случае — с «не-сущими», то бишь, с людьми… Мрогвин — иными словами, психоматрица на основе ПУВ, поддерживаемая непрерывным потоком их психоизлучения. Коллективная матрица? О, черт… Мысли вспыхивали в голове с сумасшедшей быстротой, освещая все новые и новые детали, казавшиеся раньше несуразными. Значит, матрица общая — один огромный, общий на всех мрогвин. Да, конечно, так и должно быть… Но не у плонийцев. Золотистые точки на экране существовали совершенно самостоятельно — еще недавно он ломал голову, пытаясь постичь смысл их броуновского движения. А это была обычная предосторожность — от той самой беды, что постигла людей, смешавших свои психоотражения в раздираемый неуправляемыми страстями клубок. Хаос грядет снаружи — в миллиардах тонн вещества… Но гораздо хуже хаос, отраженный в мозгах сотен людей — вот где ад! Именно этого и боятся по настоящему окружившие базу плонийцы, хотя сами-то они застрахованы от него… Чем? Отари вспомнил, как по записям Жюля знакомился с биологией аборигенов планеты, и вспомнил, что тогда поразило его больше всего. Нет, не шевелящиеся волосы и отсутствие потовых желез — нечто гораздо более фундаментальное, чему не было тогда объяснения. Индивидуальный генетический код! Та часть наследственности, которая настолько отличалась от обычной, что казалась взятой у другого биологического вида — и каждый плониец был самостоятельным видом! Тогда они с Жюлем в шутку предположили, что у каждого плонийца свой пол. Но различие оказалось гораздо глубже. Резко различные психоматрицы не должны сливаться. И целая армия мрогвинов может спокойно ждать…

…Теперь он, кажется, постиг смысл этой блокады, которую следовало назвать совсем иначе — карантин. И ему стало нехорошо, как при виде врача, безнадежно качающего головой. «Источники страха в океане…» — как это должно звучать для плонийцев! «Источники страха… будут уничтожены». Слова старика, которые они с Жюлем приняли за объявление войны, нужно было толковать буквально. Ибо старейшина племени ничего не сказал о том, кем будут уничтожены. Не сказал по очень простой причине — потому что не знал. Просто они источают страх… И этого достаточно.

…Уверенно и не спеша он отдал нужные команды, слегка надавливая на контакт управления, словно желая передать эту уверенность машине. Дино ничего не предпринимал, во все глаза наблюдая за происходящим, и, кажется, ничего в нем не понимая. А между тем именно он должен был догадаться сразу — но человек быстро привыкает к роскоши. На этот раз — к возможности в любой момент подчинить себе мозг станции. Вот он, этот момент — но, когда связист-таки понял, что свершается, в глазах его мелькнул ужас. Что поделаешь, возможность — это только мечта… Отари без колебаний разрушил ее. Мгновение косился на Дино — тот лишь молча сглотнул. На станции появился новый хозяин. После четкой команды тени роботов разошлись, выпустив пленника, и повернули назад. Мгновенное вскипание золотистой пены — и вновь кольцо пульсирует в спокойном мерцании. Отари попытался вообразить суммарную мощь этой компании… Как минимум, ее хватало на то, чтобы просто раздавить нахальные механизмы и субмарину в придачу. Он вдруг рассмеялся — Дино вздрогнул и посмотрел с опаской. Координатор милостиво улыбнулся и ему — сейчас некогда было объяснять причину. А она была проста — туземцы Плона никогда не имели машин… Для них все эти неодушевленные кучи хлама — живые.

Субмарина описывала круги на расстоянии восьмисот метров от базы. Отари, если бы захотел, мог услышать ее диалог с Центром. Но он не захотел. Черная соринка в золотящейся слезе океана резко дернулась, меняя курс, и через минуту пропала в тени базы.

— Вы взяли командование? — в голосе Дино сквозили страх и восхищение перед вновь обретенным кумиром. Отари испытал неожиданное смущение — главным образом из-за того, что ему это было приятно. Ответил нарочито буднично:

— Что же мне оставалось…

— Теперь попляшут! — заметил Микки с заговорщицким смешком. Он даже не вспомнил, что сам фактически был владыкой станции все это время. Отари еще раз подивился умению Грора подбирать людей… Однако это умение сыграло с ним злую шутку — поверженного кумира обычно топчут.

— Плясать придется вместе, — вслух произнес Отари, прикрывая глаза. «Как угрям на сковородке», — добавил он про себя. Совершенно неясно было, что теперь делать. Мутное чувство потихоньку приводило в бешенство, плавно переходящее в отчаяние — он постоянно давил в себе эти чувства, не давая им вырваться наружу. По крайней мере, действие успокоительного давало такую возможность — в отличие от простого, незатейливого обморока.

…Открыв глаза, Отари вернулся к действительности, так и не поняв, был ли в ней перерыв. Может, и был — он не сразу осознал выплеснутую на экран пеструю картину. Наконец, дошло — и простым нажатием клавиши он одобрил ее.

— Это план полной эвакуации, — не дожидаясь вопросов, проинформировал он, — сейчас я запустил роботов на нулевой цикл…

— А люди? — с тусклым удивлением пробормотал Дино, мучимый отходящим действием наркотика. «Не забыть бы — нужно вводить эту дрянь регулярно…» — напомнил себе Ило.

— Лучше, чтобы люди до поры не знали… — туманно объяснил он и расслабленно откинулся на кожух какого-то громоздкого питателя. Теснота изрядно утомляла — он пошевелил затекшими ногами и с трудом сфокусировал взгляд на экране — что-то он еще хотел… Тупое оцепенение обволакивало мозг, не давая сосредоточится. Что-то забыл — это точно. Ну и черт с ним… с ней… Он выпрямился, как подброшенный — Инар!

— Дай мне маяки всех станций, — внезапно посвежевшим голосом скомандовал он. Его бодрость словно передалась совсем уж зевающему связисту, и тот быстро отстрекотал что-то. На экране появилась россыпь зеленых звездочек на фоне какого-то смутного рельефа. «Карта океанского дна», — догадался Ило. Спешно подсчитал — все на месте, ровно дюжина, и еще одна — на острове. Рядом с каждой точкой выпрыгнули буквы названия — «Золотая» — прочел Отари, пошевелив губами. С этого момента острое сосущее беспокойство не отпускало его.

…Машина делала свое дело — большего от нее и не требовалось. Роботы тихо суетились в периферийных отсеках, где их пока еще никто не видел — люди были заняты на постах. Весь наличный транспорт проверялся и подзаряжался энергией, с автоматических складов доставлялось продовольствие, медикаменты, дополнительные воздуходелы и теплые одеяла — все то, что было отмечено в бездонной памяти компьютера, как необходимое при эвакуации. Две субмарины и батискаф, два легких танка, двенадцать летающих амфибий, два биплана общей разведки, метеорологический дирижабль, патрульное судно, пять катеров на воздушной подушке, экранолет геодезистов, девяносто пять спасательных капсул и еще тридцать на средствах транспорта, космический челнок для вывода пяти спутников. Общая вместимость всего этого транспорта в аварийных условиях составляла 840 человек. Челнок с двадцатью женщинами и экипажем, кажется, уже отправлен, на станции после этого оставалось около тысячи человек. Конечно, существовали еще гермокостюмы, в которых можно было жить до двух суток… Присутствие мрогвина-отражения игнорировалось — машина не получила приказа принять во внимание этот фактор. А Отари не приказал, сознавая всю бесполезность этого. Единственное, что можно было сделать, уже сделано — все запасы самых мощных наркотиков-успокоителей распределены. И люди оповещены о необходимости их регулярного приема, оставаясь пока в относительном неведении. Все заботы о них взял на себя компьютер, подчиняющийся теперь только программе спасения… Ах, если бы знать, что на других базах сделано хотя бы то же самое!

…Экран вдруг померк, рассыпавшись гроздью темнеющих искр — Дино испуганно ойкнул.

— Что это? — растерянно обернулся к нему Ило. «Не знаю… сейчас…» — связист что-то торопливо набирал на пульте. Загорелись глазки вспомогательного контроля и тут же погасли — люди остались в окончательно оглохшей и ослепшей камере. «Режут… по нас… по нам!» — всхлипнул Дино. «Опять!» — брезгливо поморщился координатор, но пересилил обуревавшее его нетерпение… пока.

— Объясни. Ну! — потребовал он режущим слух тоном — сжигавший изнутри огонь изрыгнулся языком дымного пламени.

— Связь с компьютером блокирована, — разумно доложил Микки, на миг приведенный в чувство.

— С компьютером? А не с нами?

Дино помотал головой, ответил каким-то отрешенным, вялым тоном:

— Обычная связь осталась… Отключены все каналы управления… «Сумасшедшая» блокировка.

Отари поразило, как точно это жаргонное название соответствует ситуации. Только сумасшедшей стороной на этот раз выступали люди, а не компьютер. Выругавшись вслух для облегчения, он рывком поднялся с места — бушевавший в душе пожар просто не позволял усидеть.

— Слушай… Значит, так — вызывай всех… Нет, сейчас уже нельзя! — он снова выругался, на этот раз от бессилия. — Ладно, вызывай тех, кого сможешь… знаешь… Передай, что руководство станции… бежало. Передай — срочная эвакуация на ближайший остров. Всем принять меоин! Особенно тем, кто останется. Ты меня понимаешь?! — потряс безвольно-податливое плечо. Дино осоловело глядел снизу вверх, голова его моталась.

— Что с тобой?! — вновь потряс его Ило — откинувшись, Дино мягко сполз с кресла, из его запрокинутого горла донесся слабый хрип. Волна злости и досады окатила Отари — схватив обмякшее тело, он в остервенении оттащил его в сторону и прислонил к стене. Сам занял место у пульта и на одном дыхании отбарабанил циркуляром то, что нужно. Затем, поминутно встряхивая головой, чтобы разогнать пелену перед глазами, долго в упор таращился на разлегшегося связиста. Где-то раздавались сигналы тревоги, и обессилевшие, одурманенные наркотиками люди бесконечными цепочками растягивались по бесконечным коридорам, перемещаясь в «места предварительной дислокации». Никто не мог теперь ничего приказать им — ополоумевшие боулисты из руководства отключили управляющие каналы, связывавшие их через компьютер с браслетами всех «штатных единиц». Отари продолжил их дело, заблокировав громкую связь — и люди шли, зачастую уже туго соображая, ведомые роботами, оставшимися верными своим хозяевам. Те, кто объявил Отари вне закона, сами оказались в изоляции… Только это уже не имело значения. Перед вековечной проблемой жизни или смерти мало что имело значение.

…Завершив эту никак и ничем не объяснимую паузу, Ило с кряхтением подхватил связиста под мышки, и, открыв дверь, начал выволакивать в пустынный коридор. Справившись с этой задачей, вернулся назад, ведомый каким-то смутным воспоминанием… Снова пауза. Чернота небытия толчками билась где-то у грани рассудка — он чувствовал этот бездонный омут, и двигался осторожно, словно боясь сорваться. Подспудная животная память заменяла разум… Отари ощупывал холодные углы приборов чужими руками. Наконец, нашел. «Датчик связи с нейтринным приемником» — так в прежней жизни называлось то, что он нашел. Сейчас это просто живая ниточка, связывающая его с Инар. Зеленая коробочка размером с почтовую марку удобно легла в запасник. Непослушными пальцами Отари с пятой попытки соединил вывод с чужим браслетом на своем запястье — на «пузыре» экрана ожили, заплясали световые зайчики… Нейтринный маяк работал — запрятанная где-то в недрах станции многотонная глыба свинца ловила невесомые струйки нейтрино, исходящие от других станций, детектор преобразовывал их в отмеренные атомным резонансом сигналы и передавал на жестко настроенный датчик. Пока станция будет жить, приемник будет работать. Мрог соединил этот изысканный технический ход со звериным чутьем человека, попавшего в эмоциональный резонанс… Фактически уже придатка громадного супермозга-идиота, запечатленного в матрице ПУВ. Однако придаток еще обладал свой волей.

…Взвалив на плечи Дино Микки, Отари, чуть пошатываясь, шел к лифтам — не глядя по сторонам и не останавливаясь, равномерно, как механизм. Навстречу никто не попадался — сектор опустел. Он не задавался вопросом, куда девались люди — голова раскалывалась от неистового чувства без названия, которое задавало темп жизни. Места базирования подлодок и батискафа были внизу — но Отари шел не туда. Слишком медлительны… Да и не повернет никто ради одного человека в самую кипящую точку океана. Палуба, залитая ровным светом ламп, монотонно моталась перед глазами в такт шагам. Глухо… На самом пороге слышимости что-то низко гудело, время от времени перекатываясь вдоль коридора. Воздух тонко, едва слышно зудел, обтекая движущиеся сквозь него тела — одно бессильно повисшее, другое — распаренное, горячее, яростно рвущееся вперед. Наконец, они достигли центрального ствола — Отари вдруг обнаружил створку лифта прямо перед собой, и не вдруг сориентировался, что ему от нее надо. Из противоположного коридора доносились чти-то протяжные равномерные крики, будто кто-то упражнялся в немелодичном вокале: «О-оу… Уо-о-оу…» Что это могло означать, бог его знает… Отари не обратил на крики внимания — все заглушал его собственный внутренний крик. Он же мешал что-либо предпринять — минуты три ушло на то, чтобы сосредоточиться и попасть пальцем в нужную кнопку. Случайно он вышел к рабочей шахте медлительного контрольного подъемника. И то хорошо — мог пройти мимо. Тело связиста ощутимо давило на онемевшее плечо, но Отари и не подумал опустить его. Усталость воспринималась отрешенно, утеряв былую власть над мышцами, и Отари был уверен, что сможет нести Дино сколько нужно. Жалобные вопли в коридоре смолкли — в болезненно ноющей тишине стал слышен цокающий топоток роботов, что-то делающих там, в глубине. Пол под ногами несколько раз беззвучно дрогнул, заставив на долю секунды потерять равновесие. Створки с легким шорохом раздвинулись, и Отари автоматически шагнул внутрь прибывшего лифта, неловко ткнув Дино головой в стенку. Тому, кажется, было все равно…

…Когда лифт остановился, Отари обнаружил себя на полу, привалившимся к створкам, которые тотчас раскрылись. Еле удержавшись от падения, он огляделся невидящими глазами — кажется, это все-таки верхняя палуба… Выходить. Соображалось туго, но ясно — очередная волна резонанса схлынула, оставив после себя обычную вялость. Отари без всякого удивления отметил про себя чудовищную силу привычки — вот и этот бедлам она уже пытается ввести в какие-то рамки. Под ним что-то зашевелилось — испуганно отпрянув, он в тот же миг вспомнил про Дино. Может, резонанс усиливает и способность к привыканию? Отари уже не мог представить связиста иначе, как в виде бесчувственного тела… А он — вот он, сидит и хлопает глазами, еще полными младенческой мути. «Давай выползать…» — буркнул Ило, взял его за руку и осторожно потянул наружу.

…Верхняя палуба не была пустынной, как нижняя — она оглушала многоголосым шумом. Сотни людей с неестественно блестевшими или столь же неестественно тусклыми глазами заполняли отсеки и сектора. Глухой удар, сопровождающийся шипением, и люди волной качнулись вперед — когда координатор с опирающимся на его плечо Микки вышел из лифта, их потащило вслед за толпой. «И я запланировал этот хаос?!» Когда отдавались команды, всё виделось совсем не так… Орущая толпа разбивалась о стены, снова собиралась… Но вот они дошли до тех, кто должен было олицетворять порядок. Стражи в полной боевой экипировке занимали выходы в сектора, сортируя людей и командуя отправкой — после очередного глухого удара и свиста воздуха Отари со своим спутником оказался совсем рядом с оцеплением. «Налево, номер десять!..» — рыкнул над ухом командный голос, и Отари послушно отправился туда вместе с отбитой из толпы группой. В это время зычный голос громкоговорителя ударил по ушам: «Куда! Все марш по своим местам… Отправка отменяется!» Навстречу ему поднялся многоголосый хор проклятий — металлический голос изрыгнул что-то неразборчивое и потонул в общем реве. Отари покосился на стражей — некоторые присоединили голоса к хору, другие механически отсчитывали людей… Перекошенные рты, пьяные глаза, конвульсивные телодвижения — усиление эмоций на многих наложило свой отпечаток. Некоторые двигались, словно во сне, глухие ко всему, кроме своих бредовых видений, другие визгливо переругивались с кем попало и с пустотой; испуганно рыскающие глаза выдавали страх… Люди все дальше отдалялись друг от друга, уходя в себя — некоторые уже глядели мертво-неподвижными глазами сумасшедших. «Сумасшедший дом…» — слова отчетливо и ярко зажглись в мозгу. Он уйдет отсюда… Да, уйдет — вот только Дино… А где он? Отари оглянулся, поискал взглядом… Где? В череде толчков и шатаний он не вспомнил о нем до этого момента. Взгляд терялся среди незнакомых лиц… Потерял. И его потерял! Опустив голову, он переживал секунду полного отчаяния, несоразмерно связанного со всей предыдущей и последующей жизнью — он все, все потерял! Друзей, сотни благоприятных возможностей, любимую девушку… Инар! Тут же толчком вздыбился протест, ломая наметившееся русло резонанса отчаяния — ее? Нет! Возмущенный собственной уступчивостью, он мгновенно вернулся в ту единственную колею, которой двигался и раньше — и опять перед ним зажегся свет. К черту Дино! К черту всех остальных — он сделал для них все, что смог. Проталкиваясь сквозь толпу, Отари почти не видел тех, кого толкал и кто толкал его — он уже стремился к цели и видел только ее. Самым быстрым транспортом на базе был экранолет — на нем до «Золотой» можно добраться часа за полтора. Эти полтора часа буквально гипнотизировали Ило, подчиняя себе все побуждения…

Из громкоговорителя еще что-то бубнило, толпа напряженно вскряхтывала, напирая то вперед, то назад. Координатор видел перед собой только медленно увеличивающийся по мере приближения люк с надписью: «Транспортный ангар». Так же минули внимание подозрительная вибрация палубы и извилистый зуд, время от времени взвихряющийся до звона в голове. Энергозащита на пределе — несмотря на тройной ресурс… Что давило с такой силой? Если бы он дал себе труд подумать — но остервенелые чувства гасили малейшие проблески рассуждений, уподобив человека животному — даже и не самому умному животному. Люк с дребезгом подался — он с размаху заехал по нему ногой, напрочь выбивая хилую электронику запирания. Более серьезно закрыть его почему-то не удосужились… Переходный отсек — «прихожая». Захлопнув за собой люк (сразу стало тихо), он нетвердой, но уверенной походкой смертельно пьяного направился дальше. Голова горела, как в огне, ему казалось, что волосы начинают обугливаться, скручиваясь в сизые спиральки… Невольно дернул головой, отмахиваясь от навязчивого представления, но пожар продолжался — перед глазами в такт биению сердца полыхали зеленые отсветы. «Перегрузка… Сгорит к чертям», — отрешенно, как о чужом, подумал он о себе. Сквозь усиливающийся звон в ушах стали слышны голоса — скрипучие звуки, лай, воющие стоны… Экранолет был на месте — ладная серая машина замерла на стапеле хранения. Вокруг копошились… Отари не смотрел на них — он видел сейчас то, что хотел видеть. И внезапный толчок совершенно ошеломил его, придя как будто из пустоты:

— Ты здесь, ублюдок? Очень хорошо, просто здорово! Эй, Мец, смотри, кто пришел!

На него с бешеным весельем глядел Грор Сими — он сиял, он гремел, подобно грому, он — наконец-то! — обрел свое истинное лицо, и не собирался больше его прятать. Какой-то серый человечек вынырнул из сумрака — по крысиному быстрый взгляд холодных глаз мгновенно оценил ситуацию:

— Он не нужен нам. Слишком туп для координатора…

— Ага! — Грор лучился счастьем, его распирала та избыточность самого себя, что свойственна подобным характерам. Только сейчас эта самоуверенность была возведена в энную степень.

— Я давно хотел прищучить этого малохольного! — изрыгнул он, продолжая до хруста выкручивать руку пойманного. Отари молчал — пришедшее с болью просветление не дало облегчения — слишком хорошо он сейчас понимал, что происходит с Грором. Ведь когда-то он позволял себе наступать на его самолюбие… Поэтому, сцепив зубы, чтобы не застонать, он уставился в палубу.

— Оставь его, — приказал Мец Думлок. Отари изумленно приподнял голову — голос… Голос господина, приказывающего своему рабу — ни тени сомнения в том, что приказ будет исполнен. Грор, однако, попытался как-то возразить — вернее, прорычать:

— Ты… оставить — его? Почему?!

Мец сложил губы в улыбочку — от этой тихой улыбочки у Отари мурашки пошли по коже:

— Ты невнимателен… Я сказал — оставить. Здесь. Разве непонятно?

Грор тупо смотрел на своего компаньона. Затем по лицу его расползлась ухмылка — через секунду он заржал и хлопнул пленника по спине:

— Здесь? Ха-ха! Ну конечно, именно здесь ему и место — до конца!

Отари попытался подавить закипающее отчаяние — но оно, подстегнутое резонансом, прорвалось наружу градом жгучих слез, хлынувших из глаз — он крикнул, пытаясь вырваться из цепких рук подоспевших стражей:

— Прошу… Вы должны! На Золотую — там… — слезы душили его, не давая говорить — Грор грубо рассмеялся и произнес издевательски:

— Что, что мы должны? Что ты там потерял? Может быть, старикашку Бронтома? А? — он оглянулся к Мецу Думлоку — но того уже не было. На секунду нахмурившись, атмосферщик вдруг жалко скривился… Отари моргнул — так похоже стало это лицо на страдальческую маску Дино Микки! Но вот уже новое чувство захватило Грора Сими, вытеснив обиду, и он гаркнул на вцепившихся в Отари конвоиров:

— Ну, что уставились? Тащите его… — он неопределенно махнул рукой. Отари почувствовал, как за спиной неуверенно переминались — это разъярило бородача:

— Туда его! Туда же — в скафандровый отсек, рожи непонятливые!

И, увлекаемый неумолимыми руками, координатор успел кинуть еще только один прощальный взгляд на почти готовую к старту машину. Ее уже успели опустить со стапеля — роботы деловито копошились на оболочке, устанавливая дополнительные эмиттеры энергозащиты, похожие на вывернутый наизнанку блекло-серый скелет с огоньками статических зарядов в узлах. Затем все заслонило бессмысленно-сосредоточенное лицо стража. Резонанс выкинул с ними изрядную шутку, окончательно превратив в живых роботов. Разговаривать с ними было невозможно — поняв это, Отари погрузился в угрюмое молчание, продолжавшееся ровно минуту — до тех пор, пока не показалась дверь скафандрового отсека. Тогда он выругался — громко и от души, не обращая больше внимания на стражей. Отсек оказался точной копией того, из которого он вышел сутки назад…

 

Глава 38

…Как будто и не выходил — тот же тусклый свет, те же две стены в полутора метрах друг от друга, те же гермокостюмы… Та же тоска. И тот же зудящий до тошноты звук — уже не в ушах, а, казалось, в голове. Отари метался в тесном закутке, по двум оставшимся ему направлениям — вперед и назад. Под ногами мелко дрожало — станция тоже резонировала с какой-то из бесчисленный частот, пронизывающих океан.

После первых минут отчаяния Ило словно выключился. Он впал в древесную неподвижность, бессмысленно глазея на складки гермокостюмов сухо блестевшими глазами. Невидимая пуповина жгла и дергала, болезненно прорастая в мозг — черные кляксы разрывали время на вспыхивающие яркие черточки. Существование разбилось на крохотные отрезки, похожие друг на друга, как капли воды — бесконечная череда одинаковых блестящих капель, бесконечно падающих в инфернальную бездну небытия. Так капает иссякающая струйка воды из закрытого крана — источник пресечен, капли падают все реже…

…Через бесконечное время что-то изменилось — перед глазами была не складка костюма, а грязно-серый пластик пола. «Пол…» — пробилась первая мысль. Потом, по ступенькам — проявился горько-соленый вкус крови во рту. И следующая мысль уже не была отрешенно-спокойной: «Ударился… больно!» Боль пришла сразу, слепящим ударом выбив клубящуюся в сознании тьму — Отари закашлялся, отплевываясь, и перекатился на бок — перед глазами глумливо расплылось оранжевое пятно. «Лампа…» Жалобный протяжный звук пробудил беспокойство — Отари напрягся, пытаясь сесть — голова кружилась, все вокруг ходило ходуном. Слабый звук повторился — до него дошло, что это стонет он сам. И еще он понял, что не может так ясно слышать себя среди ужасающего дребезга и лязганья, царящего кругом. Снова попытался сесть — палуба, словно издеваясь, все время уходила из-под спины — прежде, чем принять сидячее положение, он несколько раз перекатывался от стены к стене, попутно натыкаясь на какие-то предметы с острыми углами. Наконец, опершись на стенку, он с трудом перевел дух, окидывая взглядом отсек.

…От бывшего здесь порядка не осталось и следа — многие гермокостюмы вывалились из ниш и теперь валялись беспорядочными грудами, тут же поблескивали запасные батареи и элементы воздуходелов, острые углы которых он ощутил своими боками. Во рту саднило — он провел языком по кровоточащим деснам, сплюнул и вытер губы тыльной стороной ладони. Один из этих острых углов пришелся аккурат по зубам… Но этот удар привел его в себя. Страха не было. Чувства были смутны и неопределенны — инстинктивно он удерживался в этом зыбком равновесии, не давая чему-нибудь одному захватить себя. Пока в голове туман, это удавалось… Пошарив руками вокруг, Отари нашел какую-то опору и поднялся. Стоя все воспринималось иначе — станция содрогалась, исходя глухим ревом; толчки и потряхивания следовали один за другим, будто кто-то снаружи с размаху бил в оболочку тысячетонным молотом. «Миллионотонным», — поправил себя Отари. Сделав неуверенный шаг, он качнулся к нише и ухватился за шкафчик сменного запаса. В глаза бросился крохотный красный крестик на одной из панелей. Словно по инерции, не размышляя, он откинул ее и выбрал среди разноцветных ампул знакомый лиловый цвет. Инъекция подействовала, словно бочонок масла на бушующие волны; теперь он мог думать относительно связно. Привалившись к мягкой оболочке чудом не выпавшего костюма, он некоторое время предавался этой чудесной возможности — думать. Несмотря на неутешительные выводы, к которым он пришел, это доставляло почти физическое удовольствие. Выводы же были просты — он брошен на станции в компании таких же неудачников, ждущих следующего спасательного рейса, которого, скорее всего, не будет. Судя по содроганию корпуса, наружная среда уже не нуждалась в непрерывном психоконтакте, и она же, вобрав в себя тысячи страхов, истерик, самоубийственных желаний и злобы, сейчас доканывает станцию. Энергозащита еще держит, но насколько ее хватит? На некоторое время он застрял на этой мысли, но затем бросил, не в силах по настоящему сосредоточиться. Сразу стало легче. Оторвавшись от стены, на подгибающихся ногах проковылял к двери, подергал за ручку. По-прежнему заперто — и почему он думал иначе? Сдвинув брови, снова толкнул дверь — словно в ответ на этот слабый толчок все помещение, содрогнувшись, вдруг мягко качнулось вперед, словно тронувшийся вагон поезда. Он кубарем откатился от двери — палубу единым махом выбило из под ног. Лежа, он всем телом почувствовал тошнотворно-замедленную амплитуду колебания махины станции, словно очутился в сорвавшемся лифте. Через секунду до него дошло, что это может означать — с коротким стоном, вскочив на четвереньки, он со всей возможной скоростью устремился к двери, преодолевая собственную массу среди все усиливающегося гула и грохота. Коридор начал с хрустом изгибаться — Отари вдруг очутился в утробе гигантской стальной змеи… Но испугало его совсем другое — перекрывая шум, по станции несся звук, наполнявший первобытным ужасом — протяжный вой гнущейся сверхпрочной стали. Якорь базы не выдержал…

…Поддавшись панике, Ило некоторое время бестолково тыкался в разные стороны, как пойманное в ловушку животное. Перекошенный коридор наклонялся все больше, вой становился непереносимым — в конце концов человек зарылся головой к груду костюмов, сбившихся кучей в нижнем конце отсека. Затем, поддавшись какому-то почти инстинктивному стремлению, начал с лихорадочной поспешностью натягивать на себя один из них. Это оказался стандартный мягкий костюм для неагрессивных сред — по сути, легководолазный комплект с жидким балластом. В тот момент, когда он надевал шлем, станция качнулась в другую сторону — кубарем пролетев всю длину коридора, Отари с маху треснулся затылком — и новое ускорение распрямляющейся на гигантском стебле махины станции придавило его к двери. Не успев возблагодарить судьбу за вовремя надетый шлем, он с ужасом ожидал верхней точки траектории этой пращи, судорожно шаря руками в поисках чего-нибудь, за что можно уцепиться. Ручка двери… Годиться! Стиснув ее обеими руками, Отари не успел перевести дух — тело его взлетело под прямым углом к палубе, и он изо всех сил заскреб подошвами, силясь удержаться. Станция замедлилась, подойдя к предельному наклону — он повис на руках, так и не выпустивших ручку двери. Это колебание было гораздо длиннее — целую вечность болтался он над колодцем, в который превратился коридор. Где-то там, на дне, вновь собралась куча барахла… «Мягче будет падать…» — меланхолично подумал Ило, беспомощно ожидая, когда аквапластовый стебель базы начнет распрямляться. Может, не ждать? Отари смотрел вниз — десять метров по наклонной — не такая уж большая высота… Другого случая не будет — при новом ускорении ему ни за что не удержаться. Выбрав из двух зол меньшее, он попытался привести приговор самому себе в исполнение, но это оказалось не так-то просто. Судорожно сжатые руки никак не хотели отпускать спасительную скобу двери — несколько секунд ушло на борьбу с закоченевшими в усилии мышцами, и во время этой борьбы он услышал, как скрип металла начал плавно переходить в иную тональность, предвещая начало нового цикла. Ручка едва заметно потянула вверх — отчаянным рывком Отари освободил руки и с воплем покатился вниз, к стремительно надвигающейся куче костюмов.

…Удар был силен — в глазах взорвались черные кляксы. Его несколько раз перевернуло, прежде, чем шлепнуть о дно — может, это и смягчило падение, но не намного. К счастью, под спину не попало ничего твердого. Отари пришел в себя от мучительной боли в отбитых внутренностях — ускорение, сопровождаемое оглушительным воплем стали, снова вдавило его в мягкий ворох, на шлем сыпался какой-то мусор… Отари летел в неизвестность, смутно различая вверху контур двери. Тускло блестевший, твердый металлический контур с палаческим выступом ручки… Забарахтавшись, Отари попытался добраться до ближайшей стенной ниши — но два метра оказались непреодолимым препятствием. Когда стебель разогнется, он полетит вперед вместе со всем ворохом — только на этот раз внизу он будет первым. Гнет разгона между тем ослабел, и вздыбленный коридор плавно возвращался в нормальное положение. Вскоре Отари смог достичь вожделенного убежища — оно оказалось тесным, как ящик для покойника, и явно предназначалось для костюма без содержимого. Зато «содержимое» теперь могло перевести дух… Ненадолго. Палуба уже кренилась в другую сторону — теперь еще и чуть наискось к прежнему направлению, так что приходилось упираться в стенки ниши, чтобы не вывалиться. Впервые Отари зримо представил себе, как база выглядит со стороны — несколько миллионов тонн, созревшим плодом раскачивающиеся на тонком стебле… Все летело к черту — все, на что можно было стопроцентно рассчитывать. Что могло согнуть сверхпрочный каркас опоры? Никакая стихия не могла этого совершить. Отари скривил рот, как будто попробовав чего-то горького — стихия… Конечно — если только она не управляется сознательно. Или подсознательно… Любая, самая неприступная крепость падет, если в ней найдется хотя бы один предатель. А если все — предатели? Если тебя предает собственный мозг? Инженеры энергосистем, операторы, техники… И все их опасения тут же реализуются, проявляясь с неумолимостью запрещенной белой обезьяны. Не так уж трудно раскачать станцию — достаточно прилагать силу в нужном направлении в нужное время. Мрог раздирал базу изнутри — не снаружи. И сфера мрогвинов-плонийцев, охватывающая ее со всех сторон, окончательно проявила свою суть — не просто карантин, но — котел…

…Отари мотнул головой, отгоняя вихрем налетевшее смятение — теперь он сознательно пытался не дать волю чувствам. Слишком опасно. Нельзя долго думать о чем-либо одном — но, господи, ведь и не думал! Всего несколько секунд, за которые все промелькнуло в голове — за это время палуба еще немного накренилась, и он по-прежнему надежно, хоть и не без усилий, держался за свою нишу. Щекочущее замирание невесомости возвестило о прохождении верхней точки колебания — в следующее мгновение крен начал стремительно нарастать, словно у зачерпнувшей бортом лодки. Отари держался крепко, как устрица в раковине, и старался ни о чем плохом не думать. Это удавалось плохо — он уже стремительно падал, стиснув зубы и зажмурив глаза, вцепившись окоченевшими пальцами в края ниши — а падение все длилось и длилось, текли секунды — он открыл глаза, не увидел ничего, кроме плавающих цветных кругов и вновь зажмурился, с трудом переводя дыхание… Внутренности заледенели, словно просвистанные встречным ветром — он вдруг понял, что висит вверх ногами… Не меньше трех секунд ушло у него на осмысление этого факта. А потом он ухнул в пучину страха — плод, наконец, созрел… И, сломив стебель, рушился вниз!

…Не было еще в жизни у Отари Ило таких мгновений — не было и не будет, потому что мгновения эти — последние… Непреложная ясность этого не поддавалось сознанию — осталась минута… Может быть, две… Тело бунтовало, в паническом пароксизме отвергая приговор разума — он должен жить! Жить!

…Внушительный корпус станции, медлительно поворачиваясь, уходил вниз торжественно и спокойно, оставляя за собой непрерывный шлейф воздушных пузырей. Вытянувшись в струнку, антенны вибрировали в потоке восходящей воды. Свет дня постепенно тускнел, оставляя взамен призрачные огни изотопных ламп. Они обречены светить здесь еще многие десятки лет…

 

Глава 39

«Раз, два, три, четыре… пять, шесть… Нет — пять, шесть, семь… Опять семь? Семь, семь…» — дрожащий свет выдавливается из мрака мелкой рябью — ее хочется сморгнуть. «…два, три. Четыре… четыре… пять, шесть — кажется, был еще один… Или не был?!» Глаза беспокойно ощупывают окружающую пустоту. Пространство исчезло…

Отари поднес руку к шлему, преодолевая упругое сопротивление воды. Горсточка зеленых огоньков вынырнула в сантиметре от шлема, разбросав на нем крохотные блики. Когда-то… сигналов было десять. Он это помнил. В костюме нашелся запас питательных пилюль — тогда он в первый раз принял парочку; и с тех пор делал это еще два раза… Сигналов осталось шесть. Отари тоскливо оглядел их — все, что осталось от человека на Плоне. Скучно. Он закрыл утомленные глаза и зевнул. Программа исчерпана, и близок конец — ничего романтического в этом нет, а есть лишь скука ожидания. Отвлекаясь от унылых раздумий, он обратил чувства вовне — без особого успеха. Вокруг глухая тишина — иногда ее нарушал шорох собственных движений, да невзначай стукнувшая о палубу тяжелая подошва. Но лежать надоело — он не спеша поднялся, раздвигая плотную среду, шагнул прочь от стены. Бессмысленные движения, ни к чему не ведущие — но он ощущал мимолетное удовольствие от работы мышц, от того, что так легко преодолевает сопротивление воды — и, значит, смысл в этом есть. Тот самый, что заставляет какую-нибудь пантеру без устали рыскать взад и вперед вдоль решетки зоопарка — без устали, без надежды… Отари Ило медленно обходил свои владения, на ощупь определяя их границы. С балластом быстро не походишь — но лишь благодаря ему человек не болтался сейчас у потолка. Как и армированный пластик костюма, принимающий на себя большую часть водной тяжести, груз в какой-то степени помогал чувствовать себя человеком, а не креветкой…

…Ему вдруг почудилось… Отари попытался схватиться за стену — палуба плавно колыхнулась, на секунду ушла из-под ног, затем вернулась, несильно ударив по ступням. Он замер, вслушиваясь — придушенное писклявое эхо затихло где-то под ногами. Что это? Может, постепенно оседает грунт? Или какое-нибудь течение… Постояв еще немного, пошел дальше, с легким шорохом ведя рукой по стене. Как бы там ни было, а сидеть здесь и ждать… Бр-р! Его передернуло, словно, оглянувшись, он увидел, из какой клоаки вылез. И, когда рука неожиданно провалилась в пустоту, без колебаний повернул за ней.

…Как и следовало ожидать — коридор. Довольно узкий — Отари доставал сразу до обеих стен. Так он и шел, растопырив руки. Затем стена повернула, и одна рука повисла, не находя опоры… В голове меж тем всплывало некое воспоминание — и, пройдя шагов двадцать, он окончательно понял, где находится. Плавное непрерывное закругление — кольцевой коридор. Тот самый, откуда они в свое время отправились верхом на роботах. Оставалось только удивляться, как он умудрился сюда добраться сквозь все уровни…

…Несколько несвязных картин в памяти — перевернутое отражение какой-то кособокой громоздкой фигуры с яйцеобразной головой — оно дробится мелкой рябью… Убегающая вдаль цепочка огней — вода заплескивает на шлем, и он рефлекторно вскидывает лицо… И неожиданная канонада лопающихся изотопных ламп — зеленые вспышки бьют даже сквозь зажмуренные веки…

…Вспомнив о темноте, Отари поднес к шлему руку — изумрудные звездочки на экране дали работу истосковавшимся по свету глазам. Звездочек все еще шесть. Может, самое худшее позади? Всплеск надежды был неожиданным, подобно налетевшему шквалу — и так же не имел видимых причин. Словно в душе распрямилась какая-то пружина… Он не отрываясь смотрел на созвездие пеленгов, боясь выдохнуть, словно на неверное пламя свечей — и тогда это произошло. В первый раз у него на глазах… Словно какие-то мстительные боги решили раз и навсегда расправиться с никчемной надеждой. Одна из звездочек мигнула (сердце гулко ухнуло, сотрясая тело), потом еще раз… погасла… Отари ждал, уставив оцепенелый взгляд на место, где она горела… Прошла минута. Он перевел дух и опустил руку. Опустив голову, двинулся дальше, почти не осознавая, куда и зачем…

Бессмысленное и бесцельное кружение по кругу, до остывания. Он опускается все глубже в какой-то бездонный колодец — хотя бы и рассудок ясно твердил обратное. Но перед глазами стоит пустота на месте остывшей и померкнувшей искры… Тьма давит — он задыхается под этим прессом; неверные шаги отдаются в ушах придушенным подводным эхом, усиливая впечатление могильной духоты …

…Отари стоило больших трудов взять себя в руки, досадуя на то, что никак не может вытереть мокрый лоб. Ничего ему сейчас так не хотелось, как принять душ и выпить холодного апельсинового сока. Нажав на клапан, он с отвращением сделал пару глотков — тепловатое пресное пойло никак не освежало, зато давало возможность потеть и дальше. К костюму прилагалось специальное влаговпитывающее терморегулирующее белье — Отари представил, как он, голый, лежа натягивает его посередь мечущейся кучи барахла, и невольно подавился смешком, прозвучавшим до крайности неуместно. Но, видимо, есть у человека предел упругости, после которого он расправляется вопреки всему. Сейчас Отари владело мрачное веселье полного конца — это случается, если правильно выбрать масштаб собственной смерти. Это даже забавно — избавиться от инстинкта самосохранения! Он плавно, насколько вода позволяла это сделать, переставлял ноги, цокая башмаками и щупая пустоту впереди себя — поди пойми, зачем… «Но, в конце концов, могу я размять ноги?» — оправдывался он перед своим поставленным в тупик рассудком — и торжествовала стихия! «Начхать!» — был конечный вывод. Смерть? Ерунда! Принимать по три раза в день после прогулки… Ресурсов воздуходела осталась на три часа — ах, какая жалость! — он не успеет доесть свои любимые пилюли! Отари нажал на клапан и с гримасой проглотил безвкусную капсулу. Не пропадать же… Что ж, веселье продолжалось — осененный внезапной мыслью, он остановился и с размаху пнул стену — бам-м!.. Прислушался… Нет, звук глуховат, да и размахнуться как следует трудно. Нагнувшись, он пошел дальше, держа руку у самой палубы. После трех или четырех неудач нашел-таки то, что искал — здоровенный стальной прут, должно быть, выбитый из каркаса. Прут издал целую серию замечательно звонких ударов — все вокруг потонуло в пронзительном металлическом гуле, словно он оказался внутри колокола. Тут и мертвый проснулся бы… «Пусть проснется!» — остервенело думал Отари, продолжив молотилку после короткой паузы — бам-м, бам-м… бам-м!.. Размеренные удары разносились по стальным конструкциям мертвой базы, на миг оживляя застывшие механизмы — они звучали на разные голоса, эти трубы, крепления, шпангоуты и стингеры, они вибрировали, растревоженные в последний раз своими создателями — звуки сливались, перекрывали друг друга, взрывались неожиданными диссонансами, раскатывались по глухим ущельям отсеков звонкой дробью, словно звали: «Я здесь! Я жив! Я жив еще, черт побери!»

…Утомившись, Отари остановился — огромное эхо привидением скакало среди конструкций, отзываясь из самых неожиданных мест. «Набат»… — всплыло вдруг в памяти дремучее полузабытое слово. Затихающее эхо рокотало вдали… Со вздохом подняв увесистый стержень, Отари зачем-то взвалил его на плечо — ни дать ни взять — солдат с пищалью…

…С какого-то времени ему стал мешать стук собственного сердца. Навязчивый тупой звук отдавался в голове, мешая связно мыслить. Что ж — Ило пожал плечами. Еще один выверт психики — может, он скоро услышит и голоса… Поудобнее перехватив прут, он с размаху долбанул им в стену. Вот так: он с остервенением продолбил какую-то барабанную фразу — не слишком ритмично, зато громко. Уши заложило — наверное, выбрал удачное место. Почему-то это его рассердило — закинув верный прут на плечо, он пошел дальше, невольно прислушиваясь к затухающим ударам. Вот, значит, как выходит: пять световых точек — для глаз, лязгающее железное эхо — для ушей. Полное самообслуживание. Беспричинный гнев не проходил — вздохнув, он прислушался… Эхо все еще не пропало. Оно возвращалось короткими плавными толчками — бу-ух… б-бух… Отари словно споткнулся — что это, случайность? Или он наконец-то спятил? Эхо вдруг дало сбой, резко участившись — и Отари окончательно уверился в немыслимом. В глубинах базы отдавалось биение его собственного сердца! «Чушь… глупость какая-то…» — растерянно подумал он. Оглянувшись зачем-то, привел в порядок чувства и стал слушать. Звук доносился сверху — размеренный тяжелый стук. Отари прислушался к своему сердцу (благо, оно билось достаточно ощутимо) — отзвук запаздывал на какую-то почти неощутимую долю секунды. Если пульс этого… явления? В точности синхронен с его собственным, то по прямой до источника… Тут он поправил себя — в воде скорость звука выше. Значит, метров триста-четыреста со всеми возможными отклонениями, удлиняющими путь. Путь? И он невольно улыбнулся. Улыбка вышла невеселой, но что с того — главное, что теперь у него есть цель. Деловито поправив прут (мало ли что!), он мельком глянул на браслет — да, по прежнему пять — ну и слава богу! Теперь подумать, куда идти… Машинально отсчитав десять шагов, Отари остановился и поменял плечо, освободив правую руку, которой тотчас нашел выпуклую стену коридора. Наверх можно подняться через ось — а иначе как он сюда попал? Найти бы только радиальный ход… Теперь он шел гораздо быстрее, помня о ресурсе воздуходела. Размеренное буханье не умолкало. Если бы не это необъяснимое совпадение с его сердечным ритмом… Непрошеная надежда тлела под пеплом разоренного костра.

…Однако, прежде, чем найти поворот к центральному стволу, Отари нашел нечто иное. Держась рукой за стену, он не ощупывал пространство впереди — и, запнувшись, налетел на это со всего размаха. Хорошо, что движения в воде замедлены, иначе бы наверняка отбил себе все печёнки. Отдышавшись от испуга, осторожно потрогал препятствие свободной рукой. Твердое и неподвижное. Неживое. Пальцы обхватили что-то вроде толстой коленчатой трубы. Отари наклонился — труба упиралась в палубу. Вокруг нее пусто… Пошарив, натолкнулся на еще один коленчатый столб — и окончательно понял, что перед ним. Ремонтный робот. Старый знакомый… Обездвижен, как и все вокруг. Похлопав по крутому боку, он обошел замершую машину, в душе сожалея о ней почти как о живом существе. Ему и раньше был симпатичен этот тип проворных и юрких ремонтников, а уж если вспомнить путешествие на дно… Тут он остановился, пораженный своей недогадливостью. Кто сказал, что после отключения Центра все должно замереть? Ведь он-то не замер — пока есть кислород, он будет двигаться. А робот?! У него же есть аккумуляторы — и если они не разрядились… Бросив палку, Ило принялся обследовать туловище робота в поисках панели ручного управления. Эх если бы у него был свой браслет… Провозившись с минуту, он, наконец, установил, где у машины перед — после этого, прикинув по памяти расположение органов, довольно быстро отыскал нужное место. Здесь. Кажется… Закусив нижнюю губу, запустил толстые и неуклюжие в пластике костюма пальцы в глубину — и чуть не вскрикнул от радости, когда вокруг полыхнуло голубым пламенем — включилась подсветка. На привыкание к свету ушло немало времени — как ни порывался он продолжить начатое, глаза отчаянно слезились и жмурились. Свет слабеньких подсобных ламп слепил, как прожекторный… Отвернувшись в сторону, Отари в нетерпении ощупывал открытый пульт, пытаясь догадаться, как его оживить. Тьма вокруг сгустилась черной стеной, словно спрессованная голубым светом. Наконец, глаза попривыкли, и он, опустившись на колени, целиком погрузился в созерцание пульта. Тот оказался крайне прост — переключатель режима и аналогичный браслетному биоконтакт ввода. Тут же на панели приводился список воспринимаемых устных команд. Отари нерешительно поводил пальцем по строчкам — на его памяти Антек довольно решительно расправился с этим пультом, замкнув его на безусловное подчинение. Иначе роботы не пошли бы в опасное место с людьми на загривке… Ило не нужна была такая слепая верность, поэтому он просто перевел машину в режим ручного управления — и с трепетом ожидал результата. На пульте зажегся зеленый огонек, этим все и ограничилось. «Может, что-то забыл?» — обеспокоился Ило. Конечно, тут предусмотрена связь с личным браслетом, которого у него нет — но ведь остаются еще устные команды… Так надо проверить! — осенило его наконец. Встав на ноги, он сделал два шага назад и скомандовал: «Ко мне!» Вернее, хотел — из команды ничего не получилось, горло издало какое-то сиплое клохтание. Откашлявшись, повторил попытку — никакого результата. Может, вода мешает? Но тогда… настроить слух робота ему не по силам… Боже, какой он болван! Отари издал радостное междометие и после недолгих поисков обнаружил подключение к внешнему динамику — голубую таблетку микрофона на гибком стебле, которую пришлось зубами вытаскивать из соответствующего гнезда. «Раз, два, три…» — донесся снаружи искаженный жестяной голос. «Ко мне!» — скомандовал он тотчас, уже почти уверенный в успехе. И собрание узлов в первый раз показало себя чем-то целым, пошевелившись — робот занял стандартную позу готовности, чуть приподняв «голову» и подобрал под себя напружиненные ноги. Но смотрел он по-прежнему мимо Отари! Однако разочарование не успело нанести вреда утомленной психике, потому что он почти сразу же вспомнил остальное. И, быстро пробежав взглядом по маркировке на корпусе, скомандовал уже строже:

— Р-восьмой, ко мне!

…Как ни мизерна была эта победа, Отари несколько секунд упивался ею, как триумфом — слишком большой контраст являл собой совершенный послушный механизм в сиянии огней недавнему призрачному существованию. Во всяком случае, как ни смешно этим гордиться, Отари был горд, как не бывает горд даже обладатель собственного космолета.

…Энергии у робота оставалось еще на шесть часов, поэтому Отари не экономил на освещении — и тьма впереди, рассекаемая лучами прожекторов, распадалась на хаотично колеблющиеся тени. Отари шел последи этого светового бедлама, время от времени оглядываясь на бредущего следом блестящего металлического то ли паука, то ли кузнечика, каждый раз закрываясь ладонью от сияния его четырех мини-прожекторов. Тьма перестала быть средой обитания, превратившись в докучливую помеху — и, соответственно этой перемене, по иному чувствовал себя и человек. Даже таинственный пульс, продолжавший биться где-то над станцией, не внушал былого трепета, став очередной, и, вероятно, вполне разрешимой загадкой. Как раз о нем-то Отари сейчас думал меньше всего — выйдя к центральному стволу, он с сомнением оглядывал колоннаду шахт лифтов и подъемников. Непохоже, чтобы ими можно было воспользоваться… Обойдя все двенадцать колонн, Отари убедился, что проникнуть в них невозможно. «Значит, я спускался не здесь», — сделал он единственно возможный вывод и загрустил. Вспомнить по-прежнему ничего не удавалось. Оставалась лишь глухая чернота там, куда не доставали лучи прожекторов, да неутомимо бьющийся пульс, неведомо как возникший в пустоте покинутой станции. Может, он обманывает себя? И собственное подсознание сыграло с ним эту дикую шуточку, подсунув бредовую цель… Но как проверить? Похлопав себя по бокам, Отари обнаружил аптечку и ознакомился с ее содержимым — гирляндой разноцветных кнопок под крышкой. Ничего подходящего. А вот меоин в наличии — знакомый грязно-розовый цвет. Вероятно, от его действия пропадут любые галлюцинации… Отари решительно захлопнул крышку — он не испытывал ни малейшего желания проверять это на себе.

— Вперед, мой доблестный паладин! — напыщенно провозгласил Ило — и, видя, как робот топчется, не в силах уразуметь нестандартный приказ, добавил устало: — Р-восемь, за мной!

Повернулся и побрел, сам не зная, куда. Пока что — к противоположному борту станции. Выпрямившись и сцепив руки за спиной, он шел прогулочным шагом, насколько это было возможным под водой. Робот цокал сзади. «Наблюдать!» — гаркнул Ило. Прожекторы пришли в плавное вращательное движение, ощупывая каждый метр окружающего пространства. Робот следовал программе поиска неполадок — бедной машине невдомек было, что катастрофа уже произошла, и, по сути, она исследовала исправность останков. «Останки, остатки… Дерьмо!» Отари вдруг с удивлением отметил, что это последнее звучит совсем не ругательно… И еще через секунду понял, почему.

…Удивительного в этом было только то, что он не вспомнил об этом с самого начала. Отари осмотрелся — позади тонущий во тьме изгиб коридора, впереди — освещенный прыгающим лучом тупик. Туда! Люк оказался заперт — черт знает, как подействовало отключение энергии на замки… В голубом свете оранжевая крышка казалась почти черной. Отари скомандовал: «Открыть!» Робот, понятливо мигнув сигнальным огоньком, просеменил вперед, на ходу разворачивая в нужное положение механическую головку с тут же исчезнувшим в бешеном вращении сверлом. Ждать пришлось минуты две — наконец, зудение сверла прекратилось и створка люка распахнулась, выпустив целый клуб воздушных пузырей. Уцепившись за края открывшегося проема, Отари втянул тело в тесное пространство трубы мусоропровода, ощущая, как резко потеплело вокруг. «За мной!» — крикнул он роботу и полез вперед. Конечно, где-то должен был быть открытый люк, через который он и попал сюда, спасаясь от чего-то там, наверху… Да, вот именно спасаясь — страх, неистовый страх гнал его сюда! Отари вспомнил это тошнотворное ощущение, еще более гадкое от того, что не имело видимой причины. Такого он раньше не испытывал — одно воспоминание об этом страже заставило его содрогнуться. Холодная испарина, выступившая на лбу, довершила клиническую картину. Отдышавшись, Отари услышал частые толчки — неведомый наружный пульс четко реагировал на изменение его сердечного ритма. В утробе мусоропровода удары слышались глуше, но казались ближе… По стенкам трубы передался скрежет — робот послушно заползал внутрь, безуспешно пытаясь развернуться со всеми своими коленчатыми ногами. «Ползком, ползком…» — пробормотал Ило. Неизвестно, понял ли робот, но скрежет вскоре прекратился, сменившись привычным цоканьем. Глубоко вздохнув, человек пополз дальше, вслед за своей тенью, уходящей в глубину трубы.

…Через несколько минут он с облегчением вывалился в котел накопителя и тут же поспешно отплыл в сторону, чтобы не угодить ненароком под вылезающего следом ремонтника. Свет заиграл в замкнутом пространстве, приобретя зеленоватый оттенок — стены казались сделанными из старой бронзы… В накопителе было пусто и сравнительно чисто, если не считать ила, поднятого вторжением. Он медленно клубился у ног, постепенно распространяясь вверх. Не дожидаясь, пока пропадет видимость, Отари приказал роботу светить вверх и почти сразу нашел скважину вертикальной трубы. Заслонка была наполовину открыта — взявшись за край, Отари задвинул ее до конца. Еще один приказ — робот подставил спину, и, подтянувшись на руках, Ило ухватился за первую скобу. Перебирая руками, залез в трубу целиком. Темнота осветилась — снизу послышался лязг. Ремонтник вполне обходился без лестницы. Вода, пронизанная колеблющимся зеленым светом, недвижно стояла вокруг, донося сквозь шлем лишь тупой стук подошв о скобы и отдаленное цоканье присосок робота. Казалось, все замерло раз и навсегда. Именно тогда он неожиданно ощутил какую-то силу, пытавшуюся мягко оттащить его от стены. Это его основательно напугало, но оказалось просто течением, неведомо как возникшим здесь. Застой оказался обманчив — воду куда-то тянуло… Кажется, туда же, куда и его самого — легко отталкиваясь от ступенек, Отари почти проплыл расстояние, отделяющее его от отверстого настежь люка — явного свидетельства того, что кто-то уже раз воспользовался им. «Я и воспользовался», — трезво подумал Отари, выглядывая в знакомый тамбур. Буханье пульса слышалось здесь гораздо явственнее — его уже нельзя было перепутать со своим. В трубе раздалось суматошное цоканье — робот потерял его из виду. «За мной!» — взбодрил его Отари, плавно становясь на ноги. Течение, вырвавшись из узкой горловины люка, растеклось и обессилело, только слегка шевеля свисающую бахрому грязи. «Вот куда все вытянуло…» — понял Отари, оглядывая забитую решетку вентиляции. Тут до него дошло, что тьма исчезла, уступив место каким-то мутным серым сумеркам. Их сейчас же прорезал яркий свет, вырвавшийся из тамбура — робот ввалился следом, стукаясь о стенки сочленениями. Прислушавшись, Отари уловил направление на источник звука, и, сдерживая дыхание, спрыгнул на пандус машинного отсека. Дальше вела знакомая дорога к центру — он продолжил путь, осторожно ставя ноги среди покореженного пластика. Но спокойствия хватило ненадолго…

…Чертыхнувшись, Отари брезгливо отступил — вокруг него змеились какие-то гадкие на вид бурые разводы. «Это еще что… Тьфу ты, я же в костюме!» — и он смело шагнул вперед, подняв голову… И споткнулся от ужаса, когда из темноты на него глянуло ослепительно белое лицо. Нелепо раскоряченная тень висела у потолка вниз головой. «Утопленник. Вот же…» Отари присмотрелся внимательнее, надеясь и страшась одновременно — но синеватое в луче прожектора лицо было незнакомо. Переведя дух, осторожно подтолкнул мешающее тело — оно плавно заколыхалось, словно оживая… Отари невольно пробрала дрожь. Не оглядываясь, он прошел мимо — звук неведомого пульса звал к себе. Но мысли отвлеклись — Отари пытался прикинуть, сколько людей могло остаться на станции. Может, кто-то уцелел — в запертых отсеках мог остаться воздух… Он настороженно огляделся. Слишком уж тихо… Повезло, что его заперли именно в скафандровом отсеке. Повезло? Отари еще раз оглянулся — ничего себе, везение… Темные коридоры откликались смутным бульканьем. Плавно качались, лились — Ило отталкивался ногой и плыл, разгребая воду и почти не касаясь пола. «Ток… ток…» — отзывалось снизу. Наружный пульс уже не просто бухал — мягкие, но оглушающие толчки отдавались во всем теле. Все больше настораживаясь, Отари уверенно шел к центру. Вода впереди стала просвечивать, вдруг обозначив весь свой объем. Гнусно-рыжеватый свет сочился сквозь мутную толщу — прожектора Р-восьмого бессильно вязли в ней выцветшими голубоватыми полосками. Пульс долбил прямо над головой — палуба отзывалась легким сотрясением на каждый толчок. Вот и центральный ствол — Отари вплыл в обширное помещение, пронизанное колоннами шахт — впереди людоедским оком горела единственная уцелевшая лампа. Ило мимоходом подивился эдакой прочности, но тут же забыл об этом — ему становилось трудно дышать от нахлынувшей надежды. Мощные удары доносились с макушки станции. Не теряя времени, Отари оттолкнулся ногами, и, разгребая воду, подплыл к площадке тамбура, минуя лестницу. Сердце, подстегнутое жаждой жизни, стучало где-то возле горла… Резкие металлические щелчки напугали его чуть не полусмерти — позабытый робот резво взбежал по стенке и теперь, слегка покачиваясь, уставил на человека свои выпуклые телеглаза. «Черт бы тебя побрал!» — мысленно выругался Ило, но без особой злости. Люк поддался сразу, вызвав облегченный вздох — теперь сюда… Отари стоял перед массивным люком тамбура. На матовой поверхности отчетливо рисовалась тень, словно вышедшая встречать хозяина… Предпоследняя дверь перед выходом наружу казалась несокрушимой — каковой и являлась на самом деле. Отари положил ладонь на гудевший металл, надавил… Люк не поддался. Безнадежно подергав ручку запора, качнул головой — без кода разблокировки рассчитывать не на что. Система герметизации на станции осталась космической, а в космосе корабль без энергии — гроб.

Вокруг продолжало размеренно громыхать. Прислонившись к переборке, он некоторое время созерцал препятствие, ни о чем особенном не думая. Потом присел на корточки. В поле зрения появился робот, беспокойно тычась во все стороны — обойдя отсек, он, как верный пес, примостился рядом, опять уставившись на человека бессмысленным взором. «Зануда ты, братец…» — проворчал Ило. Робот с готовностью принял стойку — Отари только махнул рукой. Ждать… Сколько? Покосившись, убедился, что ресурса воздуходела хватит еще на полтора часа. Значит, полчаса в запасе. Потом надо найти новый — он автоматически припомнил путь до скафандрового отсека. Странно, что именно здесь, у главного тамбура, нет хранилища костюмов. Никто не думал, что здесь они могут понадобиться — выход-то на поверхность… Но время у него есть. Время… Тик-так… Полузакрыв глаза, он слушал размеренный несмолкающий гул, чуть покачиваясь в такт. Полумрак обволакивал сразу вдруг уставшие глаза, становилось вроде бы темнее… Бух… бух… Сознание нетерпеливо подгоняло следующий удар. Пелена застилала зрение — Отари машинально пытался проморгаться, но липкий сумрак наваливался все тяжелее. Звук пульса бубнил где-то в низах, глох, но не пропадал вовсе, продолжая давить на барабанные перепонки… Отари погружался все глубже, тьма становилась осязаемой — она стискивала со всех сторон, просачиваясь внутрь холодными ручейками… В следующий миг его проглотило глубочайшее всеохватывающее ничто.

 

Глава 40

…Он существовал в каком-то новом для себя измерении — небывалой громадности! Он был крохотной пульсирующей точкой в этой бездне — один, один… Осознание этого одиночества ужасало до икоты!

…Он почувствовал облегчение, вернувшись к себе — в свое уютное маленькое тело, которому не дано воспринять бесконечность в дозе, превышающей возможности пяти чувств. Какое счастье, что он именно такой! С этой мыслью к Отари сразу пришло ощущение крайнего неудобства — он полулежал, опершись о переборку, причем голова находилась где-то в районе подмышек. С трудом выпрямляя одеревеневшую шею, он ощутил еще кое-что, причинявшее такое же острое неудобство, как и положение тела. Из-за этого не сразу удалось отделить одно от другого — вскинув голову, он обшарил взглядом потолок… и внезапно понял, в чем дело — пульс пропал. Отари задохнулся от пустоты в груди — на секунду показалось, что перестало биться его собственное сердце. Но оно билось — неровно, но кое-как все же поддерживало жизнь в этом организме. Только пульс сжался от победно громыхающего тамтама до тонюсенькой ниточки. Правильно — знай свое место. Отари вспомнил несносное ощущение своей малости, и его пробрал нервный озноб. «Хоть бы забыть, что ли…» Однако в глубине души жила уверенность, что это беспощадно-уничижительное чувство останется с ним надолго, если не навсегда… Он чуть не рассмеялся — надолго? Взгляд зацепил индикатор воздуходела… «Ах, черт!» — выругался он, разом позабыв об иронии и других тонких материях — воздуха оставалось на пятнадцать минут! «Проспал, ну — проспал!..» — со злой досадой бормотал он, поочередно отталкиваясь от пола непослушными ногами. Выход в централь приближался возмутительно медленно, хотя Отари прекрасно помнил, что до него всего метра четыре. В довершение всего навстречу неожиданно выскочил Р-восьмой, преданно мигая сигналом — Отари отпихнул его в сторону. Любая собака обиделась бы такому обращению — но затем и изобрели роботов, чтобы те не обижались на своих хозяев ни в чем, никогда… И Р-восьмой, грустно мигнув в последний раз, затрусил следом.

…Оказавшись в осевом отсеке, Отари не сразу сориентировался — полумрак искажал знакомую картину, да еще паника… Мысленно произнеся это слово в применении к себе, он постарался успокоиться. В конце концов, у него в запасе уйма времени. Найдя глазами вроде бы знакомую дверь, он, глубоко вздохнув, нерешительно качнулся в нужном направлении… И вот именно в этот момент, словно издеваясь, тьма разразилась жутким хохотом — невыносимый в устоявшейся тишине звук вновь наполнил станцию! Отари страдальчески скривился, ничегошеньки не соображая — грохот ударил не по ушам, а прямо по голове… Только через несколько секунд он понял, что это. Все тот же пульс-эхо. Он отозвался на толчки маленького человеческого сердца — но как же не вовремя! И как громко… Отари поднес руку ко лбу, чтобы утереть испарину, вспомнил о шлеме и резко опустил. Получился гребок — он подался чуть вперед… Вперед! Вспомнив о своей цели, оттолкнулся и поспешно загреб руками — до двери-то еще далече… Грохот? Пусть его — сейчас есть дело поважнее. Своя шкура ближе к телу — это вам скажет любой живой организм. Даже амеба, если бы умела говорить, пробулькала бы что-нибудь вроде: «Своя мембрана… буль-буль… ближе к протоплазме…»

Исходя подобными мыслями — скорее от растерянности, чем от веселья — он вскоре очутился у заветной цели — и миновал ее, не оглядываясь. Для чего нужна цель? Чтобы, достигнув ее, увидеть новую… Увидеть-то и не удалось. За дверью было темно — сюда не проникал свет «вечки»… Пришла пора вспомнить о роботе — отступив, Отари пропустил его вперед. Это поневоле умерило и без того небыстрый темп передвижения — приходилось все время командовать: «налево», «направо», «прямо»… Или «стой!» — когда не сразу вспоминалось направление. Длинное пустое помещение оказалось в конце концов ангаром для экранолета — без изящной серой машины оно напоминало футляр без жемчужины. Отари не сразу узнал место… Зато узнав, приободрился — до поры, пока не увидел показания индикатора. «Черт, где я блуждал целых десять минут?!» — задавая себе этот никчемный вопрос, он усилил движение до предела — скорость, однако, возросла совсем ненамного. Он может опоздать — трезвая часть рассудка уже подсчитывала, сколько времени займет оставшийся путь — в любом варианте оно оказывалось большим, чем оставалось в запасе. Коридоры путались в голове — как нарочно, он несколько раз забредал не туда и упирался в тупики различных служб и складов. Им овладевала холодная опустошенность — жизнь безостановочно утекала сквозь пальцы, и он в первый раз за все это время устал бороться. Да, так, наверное, и будет правильно — погибнуть не в хаосе всемирной катастрофы и не от руки убийцы — просто от нелепой случайности, которая подстерегает каждого рано или поздно. Ноги не могут двигаться быстрее, и вода не расступится, чтобы пропустить… И, честно говоря, так хочется, наконец, отдохнуть от всей этой суеты. Спасать свою жизнь — занятие до крайности нудное. А он занимается этим чуть ли не с момента прилета. Хорошо занимается, ничего не скажешь — даже сейчас, загнанный в угол, все еще живет, тогда как тысячи других… Он вздрогнул и отвернулся — впереди замаячила целая гроздь трупов в синей форме обслуги. Кто знает, что согнало их вместе в этот последний миг… Отари прошел сквозь их строй с мрачным ожесточением. Почему-то он не мог остановиться. А когда попытался понять, почему, то не нашел ничего другого, кроме глупого опасения остаться в темноте — ведь робот уйдет вперед… Вот ведь! Отари хотел уже было вдосталь поиздеваться над этим своим слабо замаскированным идиотизмом, но не успел — следующая же мысль начисто отшибла потуги бессильной самоиронии. Потому что идиотом-то оказался как раз этот высоколобый интеллектуал — обычный же примитивный здравый смысл, опирающийся не на рассуждения, а только на опыт, подсказал простейший выход из положения. Его ноги не могут бежать быстрее — хорошо… Но ведь у робота тоже есть ноги?

…Проклиная себя за потерянное время, Отари взгромоздился на своего верного конька с магнитными копытами — и только ветер засвистел в ушах! Чтобы удержаться, пришлось сильно наклониться вперед — теперь он сам себе напоминал торпеду, рассекающую волны круглой боеголовкой шлема. Это немного отличалось от экспедиции, предпринятой в свое время двумя десятками уровней ниже. Но подсказка пришла именно оттуда — словно, разом обернувшись, все они что-то прокричали ему из прошлого. И сгинули в глубине…

В запасе оставалось около двух минут, когда он увидел знакомый поворот. На этот раз ошибки не было — спрыгнув с робота, Отари оттолкнул полуоткрытую дверь и ввалился в хранилище. Сначала он ничего не мог разобрать — подсветка робота скорее сбивала с толку, чем помогала. Ожесточенно роясь в куче барахла, Ило отбрасывал в сторону блоки питания, скомканные оболочки, шлемы, шланги… Все это плавало вокруг, путалось, лезло в лицо, под руки; часть всего этого была уже хламом, приведено в негодность, разломано — надеясь и страшась одновременно, он запускал руки в черноту ниш, извлекая оттуда вещи уж вовсе несообразные — баллоны с гелием, разрозненные пластины элементов, рулоны клеящей ленты… Наконец, спустя, казалось, целую вечность, рука ухватила что-то похожее — округлой формы, с острыми выступами… Рывком вытянув на свет, Отари поднес предмет к глазам… Он! Лихорадочно шаря за спиной, он в то же время пытался открыть предохранительный клапан, чтобы запустить процесс синтеза. На спине нащупался невысокий горб — гнездо, где сидел старый воздуходел; крышка съехала вниз, осталось лишь потянуть… И тут со слабеньким хрустом футляр в другой руке разломился пополам.

…Что это было — старая трещина, какой-то дефект… Уже неважно — Отари смотрел на бесполезные осколки остановившимся взглядом смертельно раненного. Левая рука медленно опустилась из-за спины. На шкале ресурса последовательно зажигались цифры — одинокие после целого ряда нулей. Отбросив бесполезные останки, Отари дернулся было к куче хлама… Передумал, вернулся к нишам и начал выбрасывать оттуда все подряд — почти все было переломано, разбито вдребезги, словно кто-то топтал несчастные вещи в приступе непонятного бешенства. «Воздуха в костюме… хватит на минуту… полторы…» — Отари хватал ртом этот воздух, словно впрок, словно уже чувствуя на горле костяные объятия удушья… Тут не до возвышенных рассуждений — он бился за жизнь словно зверь.

…Секунды текут, а под руку лезет всё дрянь — даже не разобрать что, ошметки… Отари потихоньку приходил в отчаяние… И будто бы труднее дышать? «Ближе!» — крикнул он роботу — тот, конечно, не понял. «Р-восьмой, подойти!» — чуть не плюнув с досады, повторил Ило и с удвоенной энергией углубился в раскопки. Еще один раз ему попался знакомый футляр — но он отбросил его, едва разглядев. Словно слон наступил… И как это получилось?! Не от качки же, в самом деле… И не от воды — большого давления не ощущалось. Было в этом бедламе что-то смутно знакомое — как, впрочем, всё и вся на этой планете. Ничего здесь не происходит случайно… Кроме людей. «Мы упали с неба… На эту воду…» — сложилось сразу ярко и выпукло — только вот к чему… Отари продолжал шарить — уже чисто механически, как заведенная игрушка, без всякой надежды на успех. Поэтому даже не нагнулся, задев ногой что-то увесистое, как булыжник. Чуть не наступив на него во второй раз, нехотя наклонился, провел рукой — да, действительно, что-то лежит. Но, даже почувствовав форму этого «чего-то», сначала просто не поверил себе — безнадежность, как и всякое состояние, тоже обладает инерцией. Как ни странно, человек часто предпочитает привычное несчастье, не спеша сменить его на что-то новое. Однако у Отари было достаточно оснований для быстрой смены настроя — именно в этот момент в ушах пискнул предупреждающий сигнал — одновременно с выскочившим на индикаторе нулем. Все, воздух больше не производится — дыши, чем осталось. Одним судорожным жестом он поднял находку, едва не выронив ее (одна мысль о подобном пронзила, как разряд тока!) И, конечно, это оказался воздуходел — новенький, с иголочки, ни разу не использованный, судя по цветной бирке у клапана. В распоряжении человека оставались считанные секунды — ровно столько, на сколько удастся задержать дыхание. Отари буквально выдрал старый блок из-за спины, сам получив от этого хороший вращательный момент, и суматошными движениями принялся вставлять новый — а тот не лез! Тут он вспомнил, что забыл открыть предохранительный клапан — зло выдохнув, поднес агрегат к глазам, быстро нашел выступ, который нужно сдвинуть… Черта с два — проклятая бирка удерживала регулятор от сдвига! Он дернул ее пальцем — та не поддалась, дернул сильнее — тот же результат. Мысли ушли все, оставив в голове звенящий на одной ноте фон из страха и сумасшедшего нетерпения. Его подстегнул с трудом втянутый вдох — воздух убывал, поглоченный фильтром. Он совсем уж было нацелился вцепиться в проклятую бирку зубами, но, толкнувшись носом в холодное стекло шлема, опомнился. Попытался сделать очередной вдох… Воздух превратился в упругую резиновую пленку, облепившую лицо — Отари, как сумасшедший, рванул бирку, оборвал ее, не успел порадоваться, крутнул регулятор клапана, тут же выпустившего клуб пузырей, и стал с остервенением всовывать воздуходел в гнездо, во все корки ругая тех, кто придумал делать его на спине. Корпус соскользнул — раз, другой… В ушах зазвенели молоточки — зажмурив глаза, Отари долбанул куда-то зажатым в руке блоком — и с облегчением услышал щелчок. Воздуходел встал на место — и струя воздуха омыла его лицо! Уф, здорово! Он вздохнул, с радостью ощущая, как наполняются легкие. Вот так — удалось еще раз показать смерти «нос». И, отходя от очередного раунда борьбы за существование, блаженно расслабился, вытянув ноги и оперевшись спиной о стену. Покой, хоть несколько секунд покоя…

…Как обычно бывает при внезапной остановке, окружающее вдруг разом приблизилось, надвинулось на него, явив взору всю свою грубую реальность. Металл и пластик тускло отсвечивали в движущихся лучах — Р-восьмой почему-то никак не мог успокоиться и деятельно кружил по отсеку, словно хорек в норе — взад, вперед… Это раздражало. Отари собрался было прикрикнуть на него, но не успел — замер с открытым ртом. Пульс… Он смещался! Отари поворачивал голову, как пеленгатор — глухое буханье теперь доносилось откуда-то сбоку… Вот снова поехало вверх… Отари, забыв закрыть рот, напряженно вслушивался, не представляя, что это все может означать. Странные пляски посреди океана… Пульсирующее зудение начало усиливаться — Ило не сразу понял, что источник звука, наконец, выбрал направление — сюда! Удары нарастали, словно приближающиеся шаги — палубу стало ощутимо отряхивать. Отари пристыл к месту — ему хотелось забиться в уютный мрак ниши, но разум удерживал от бесполезного поступка, однако, ничего не предлагая взамен. Сиди и жди… Последний шаг оглушил, как удар грома — съежившийся Отари с трудом воспринимал окружающее — в глазах мутилось, и прожектора Р-восьмого превратились из ярких звезд в мерцающие пятна…

…Навалившаяся дурнота поглотила несколько мгновений существования — Отари понял это по резко отдалившемуся звуку. Ушло… Что-то бродит по станции, покинутой людьми, и стучится в двери. В опустелом доме селятся привидения…

* * *

В отсеке делать больше нечего — переворошенное барахло плавало вокруг, словно поднятое ураганом. Ило сам поражался своей удаче — перевернув все, он не нашел больше ни одного целого воздуходела. Тот, что попался ему под ноги, был единственным. Его просто в жар бросило, когда он представил, от какой случайности зависел… Словно поставил жизнь на кон в рулетку — и выиграл! «Никогда не любил азартных игр…» — думал координатор, выбираясь из свалки. В самом деле, его везение раздавалось мыльным пузырем, принимая размеры просто угрожающие — а кто не знает, чем это кончается… Во всяком случае, воздуходелами он запасется — с этой благой мыслью он шагнул за порог. Лучи прожекторов Р-восьмого скрестились на двери, на секунду высветив ее всю до мельчайших подробностей — и Отари не сделал следующего шага. Как же это он сразу не заметил? Неровный зазубренный край… Погнутый запор… Дверь не была открыта — ее выдавливали изнутри с исключительной, нечеловеческой силой. Кто это сделал? Тут вопросов не стояло, сделать это мог только один человек — он сам. Покачав головой, Отари Ило вышел из отсека, невольно стараясь не задеть эту многострадальную дверь. Он не помнил ничего. И многое оставалось без объяснений… Например, полное затопление станции. А может, неполное? Тут же вспомнились громадные воздушные полости во время предыдущей аварии — не может быть, чтобы вода проникла во все герметически закупоренные каюты. Там должен оставаться воздух… И люди. Отари еще раз прокрутил это в голове и прибавил шаг. Насколько может хватить этого воздуха? Если работают поглотители — на сутки. Может, и больше — смотря сколько человек в каюте. Но, если так, то он сейчас их единственная надежда… Осматриваясь по сторонам, он видел двери — много дверей. Как узнать, что за ними? На стук никто не отзывается. Но если их накачали наркотиками (кстати, по его же приказу!), то так и должно быть — по крайней мере, суток двое. Подумав, Отари повернул к периметру. Сейчас ему нечего им предложить. Разве что собственный гермокостюм…

…Спускаясь вниз привычным уже путем через мусоросборник, Отари никак не мог прогнать гадкое ощущение предательства — разум велел ему покинуть нуждающихся в спасении, но чувства, как известно, не всегда подчиняются разуму. Вскоре ему пришлось думать совсем о другом — все люки накопителя оказались заблокированы. Запаленно дыша, Отари висел в воде, держась одной рукой за скобу лестницы, и соображал, что делать. Конечно же, использовать робота — тот уже доказал свою квалификацию взломщика. Следующие полтора часа Отари был очень занят — отдыхать удавалось только в момент, когда Р-восьмой, жужжа, как трудолюбивая пчела, разделывался с очередным люком. На каждом уровне открыть нужно было как минимум два люка — второй в скаф-отсек. С каждым рейсом гора гермокостюмов на верхней палубе росла — Отари спешил, не в силах отделаться от впечатляющего образа задыхающихся где-то людей… Наконец, собрав около полусотни костюмов, решил прервать грабительский рейд. Удалось обобрать три тамбура на двух уровнях — неплохой результат за столь короткое время. И невольно пробивалась эгоистичная мысль — уж теперь-то самому ему воздуха хватит надолго. В каждом костюме был воздуходел, и еще один прилагался, как запасной — двое суток жизни…

Нагрузив пяток костюмов на робота, он взвалил на себя, сколько смог ухватить, и двинулся к обитаемым секторам. Остановившись возле первой запертой двери, он перевел дух, и, зачем-то оглянувшись, скомандовал уже привычное:

— Р-восьмой, вскрыть люк!

Потом понял, что это не люк — но робот уже приступил к работе. Тонкие оттенки смысла его, по всей видимости, не волновали. Дверь распахнулась — Отари ждал в готовности тотчас рвануться на помощь. Но за дверью была тьма. Ему показалось, что она гораздо плотнее, чем в коридоре — словно спрессована… Но вдруг она зашевелилась, медленно и неостановимо падая из тесной каюты… Отари невольно подался назад — ему под ноги плавно вываливалась какая-то громоздкая тень. Луч прожектора высветил бледное пятно лица… Человек. Еще один утопленник… Стоял, приникнув к двери, будто хотел вырваться. Отари внимательно осмотрел каюту — ни пузырька воздуха… Вода прибывала, а человек не мог открыть дверь. Вроде бы так… Но глянув на труп еще раз, он испытал мгновенную дурноту — кисти правой руки не было, лишь какие-то разлохмаченные бледные жилы… Вот почему мрак в каюте казался плотнее — через порог медленными клубами выдавливалось бурое облако. Кровь. Изо всех сил сдерживая тошноту, Отари быстро, почти бегом, двинулся прочь от этого места. «Только бы не вывернуло… Черт, еще не хватало!» В костюме не была предусмотрена защита от такого рода загрязнений… В конце концов, сила воли победила — а может, пустота в желудке, обеспеченная на сто процентов усваивающимися пилюлями. К следующей двери Отари подошел уже подготовленный. То, что он увидел там, немного добавило к тому, что он уже понял. Надежды не было — он открыл еще пять отсеков, но скорее для очистки совести. Везде то же самое — вода доверху и трупы… Все люди, покинувшие нижние уровни, скопились здесь, и все они нашли здесь свой конец. Ужасный конец… Ни к чему оказались заботливо собранные костюмы. И воздуходелами теперь можно хоть палубу мостить. Отари знал теперь все о катастрофе — мгновенные вспышки в памяти увязывались с методично раздолбанными вещами в скафандровом отсеке и с изуродованной дверью. И с оторванной кистью того, в каюте… Вода, что доверху наполняла станцию, не была водой — иначе ей не удалось бы просочиться сквозь герметичные стыки обменников и многочисленных люков. Это могла сделать только сверхтекучая среда ПУВ. Отари единственный, кто смог какое-то время выдержать прямой контакт с ним и остаться в живых. Гибель остальных была неизбежна — те, кто спал, приняв снотворное, просто утонули, остальные же… Что случилось с остальными, Отари видел. Глядя вперед слепыми глазами, он некоторое время пережевывал эту отвратную реальность, которую следовало еще и проглотить… У нее был вкус сырого мяса.

Отари по-прежнему не мог ничего вспомнить, но этого уже не требовалось. Да и вряд ли бы память помогла — ведь, вырвавшись из хранилища, он тут же ринулся вниз, инстинктивно выбрав самый безопасный путь. Безопасный, потому что безлюдный. Он вспомнил то непередаваемое ощущение ужаса, что гнало его прочь… Поежившись, отогнал жуткое воспоминание, хотя с ним было связано что-то… Что-то важное. Но в обессиливающе-вязкой среде этого ужаса ему не удалось ухватить это важное. И он оступился… Правда, оставался еще один вопрос — совсем простенький вопросик, на который не было ответа. Разведя руками, Отари растолкнул воду вокруг себя. Это вода. Простая вода и ничего больше. Сейчас, когда вся планета захвачена стихией сдвинутого, вывихнутого во времени вещества? Непонятно… Во всяком случае, времени поразмыслить у него будет предостаточно. Весь запас воздуха и пищи на базе принадлежат ему. Тень его простерлась вглубь коридора, обозначенная светом единственной уцелевшей лампы… Он один теперь властвует над этим гиблым чертогом.

…Один? Человек вздрогнул от грохота над головой — чертов транслятор опять переместился. Ило зажмурился в ожидании очередного приступа, но на этот раз все ограничилось несколькими секундами дурноты. «Пронесло…» — облегченно констатировал он. Привык… И не к такому приходилось привыкать. Но он чувствовал некоторую досаду. Явление словно бросало вызов — а он очень не хотел его принимать. Однако в природе тоже существуют законы чести — и для того, чтобы оставаться человеком, биологическим видом homo sapiens, надо демонстрировать все его видовые признаки. А ласковые объятия тьмы манили уютным душным провалом — разум хотел уснуть. Отари отчетливо, как никогда, видел сейчас эту возможность. Сдайся — и ты будешь счастлив до конца жизни. Тьма притягивала… Он вдруг представил себя, бродящего в лабиринтах базы. Представил отчетливо, до мелочей — масляный взгляд, бессмысленная улыбка, замедленно-неловкие жесты. Вот — весь он, источающий истеричную радость бытия, бесконечно довольный своим существованием — пусть в темноте, пусть в грязи… Червь в перезревшем плоде.

Тело передернул спазм отвращения — впервые Отари увидел себя так близко… Да, себя. Все это — в нем. «Я не собираюсь сходить с ума», — внятно подумал он. Решение оказалось принятым словно бы помимо него, как и случалось раньше. Грязь схлынула, оставив незамутненную ясность. Что ж, любое моющее средство в процессе применения выглядит обычной грязью… «Хорошенькое промывание мозгов», — Отари перешел уже в стадию иронии без улыбки, словно гурман, смакуя смысл древнего термина. Сейчас он мог позволить это… Хотя бы потому, что остался-таки человеком — как биологическим видом. Продемонстрировав, так их и разэтак, его видовые признаки…

 

Глава 41

В первый раз Отари смотрел на своего попутчика не только как на слугу. Смотрел долго, изучающее — если бы на месте робота было живое существо, оно бы наверняка засопело от смущения и неловкости. Но вещи не сопят, и все окончилось тем, что Отари заговорил:

— Р-восьмой, связь с центром управления.

— От… сутствует… — едва слышно прошелестел ответ. Отари чуть вздрогнул от неожиданности, хотя предполагал, что голос у робота есть. Просто до сих пор в нем не было надобности — робот исполнял, а не информировал. Теперь, в свете принятого решения, все изменилось. И человек продолжил:

— Связь с уровнем?

— От… сутствует…

— Связь с запасным пультом?

— От… сутствует…

«И довольно!» — подвел итог Ило. Через секунду, однако, он вновь услышал свой голос:

— Связь… С чем-нибудь! Ну?

— От… сутствует… — в едва слышном шелесте робота почудилась безнадежность. «Та-ак… Значит, не все так просто». Ничуть не потеряв бодрости, Отари стронулся с места, решительно выбирая нужную дорогу. Конечно, все по тому же радиальному коридору, что приведет его за пределы обитаемой части, к оболочке. Поскольку принятое решение касалось главным образом ее. Ее преодоления.

…Обход продолжался долго — Отари придирчиво обследовал все закоулки техотсеков в поисках возможных слабых мест. Самым слабым местом казались люки — по крайней мере, не сплошной монолит. Но тоска брала при взгляде на толстенные заслонки, прикрывающие, в свою очередь, ничуть не уступающие им по толщине створки. Раскрыть их нечего было и думать — если все остальные замки станции заклинило при аварии, то для замков наружных люков это было естественным состоянием. «С наскока тут не возьмешь…» — поняв это, Отари впал на некоторое время в меланхолию. Но ум не спал — он выполнял неказистую и тихую работу, перебирая все возможные и невозможные способы выйти наружу, сравнивая и отбрасывая неисполнимые. Взрывать что-либо Отари не хотелось — да и нечем. Оживить управление — слишком гипотетично, лучше оставить напоследок. И он еще раз внимательно взглянул на робота:

— Р-восьмой, где хранятся роботы резерва?

Кузнечик замер, переваривая информацию — все-таки не так просто понимать человеческую речь, даже одноязычную. Наверное, его сбила с толку вопросительная интонация. Однако спустя несколько секунд он прозудел вполне уверенно:

— Уровень семь… Сектор один… Отсек восемь, девять, десять…

— Достаточно! — перебил его человек. — Мы идем туда.

* * *

…Облазив вроде бы всю станцию, Отари еще ни разу не попадал на седьмой уровень. Как оказалось, и не мог попасть — уровень был полностью изолирован и целиком отдан во владение роботехникам. «Конюшня» резервных роботов оказалась затерянной среди мастерских и лабораторий настройки, складов запчастей и испытательных стендов — в самой их гуще. Отари шествовал меж застывших механизмов, сопровождаемый одним из них, словно Вергилием. Прожектор выхватывал из тьмы куски стальных тел, отбрасывающие длинные черные тени. Здесь полно было самых разнообразных конструкций — Отари даже заулыбался облегченно, узнав среди них знакомого удава — трубного надсмотрщика. Остальные были вовсе незнакомы — трудно было предположить, зачем нужен, например, механизм, напоминающий цистерну с множеством маленьких ножек-манипуляторов, или сиротливо висевший под потолком почти прозрачный пузырь с уныло свесившимися блестящими усиками-антеннами. Надувной робот? Отари только пожал плечами, проходя мимо.

Первый сектор все никак не мог начаться — Отари миновал третий, и уже минуты три шел вторым, осторожно выбирая дорогу в мелькающем свете. Людей здесь не было, но лампы все равно оказались разбиты — Отари никак не мог понять, то ли это какая-то взрывная волна с верхнего уровня, то ли что-то вроде цепной реакции… В пятне света мелькнула надпись — приглядевшись, он прочел: «Бокс первого резерва». Ниже красовалась цифра восемь. Значит, он не заметил, как забрел в нужный сектор. Взломать дверь было делом минуты — Р-восьмой уже приноровился к новой для себя операции и отрабатывал ее с какой-то даже лихостью. Глазам предстало обширное помещение, загроможденное угловатыми контейнерами. В них в полностью собранном виде хранились роботы. Отари кое-как протискивался боком, выискивая что-нибудь подходящее. Ремонтник II… Ремонтник… Химический свиссер — это еще что? Ремонтник I… Опять ремонтник — весь бокс был забит машинами того же типа, что и Р-восьмой. Хмыкнув, Отари представил себя во главе целой орды беспорядочно машущих прожекторами «кузнечиков». Для того, чтобы взрезать наружную броню, они не годились — не тот калибр. Да и питание от аккумуляторов, а те наверняка не заряжены… Он покосился на «своего» робота. Часа через четыре ему каюк. Подзарядиться теперь негде… Невольно вздохнув, продолжил поиски в следующем боксе. Тут ему повезло больше — машины попадались все больше крупные, явно не для внутреннего использования. Некоторые типы буровых вооружены мощными лазерами и аннигиляторами — Отари попытался определить, какие именно, однако по маркировкам понять это было трудно. Пару бурильщиков он все же присмотрел, так же и одного из исследовательских «крабов» наземников. Но стопроцентной уверенности не было, и Отари продолжил поиски, перейдя в следующий отсек. Тот разочаровал его собранием мини- и микро-роботов всех видов. Повертев в руках изящную осу автоанализатора, он указал стоящему в коридоре Р-восьмому на следующий бокс. Та он и нашел его.

…Весь бокс был занят одной громоздкой машиной, словно заезжей знаменитостью, снявшей целый этаж гостиницы. И не зря. Едва увидев хищный силуэт, Отари почуял удачу. Универсальный робот защиты, «солдатик» — полуторатонная махина, напичканная всеми мыслимыми орудиями уничтожения. Куда до нее скромному буровику! Отари и не подозревал, что на базах есть подобные автоматы, годящиеся скорее для штурма крепостей. Но, конечно, они полагались по штату.

То, что «солдатик» питается от капсул с антивеществом, было ясно с самого начала — даже «холодные» батареи не обеспечивали весь его арсенал. Капсулы нашлись тут же, в сейфе, приваренном к переборке. Отари еще раз с сомнением осмотрел стальное чудовище в буграх и шипах эмиттеров, стволов и дальномеров. Страшноватый, в общем, механизм. Притом явно не новый — были заметны плавленые шрамы и отметины на броне. В каких делах он участвовал? Бог его ведает — вся информация о прошлом обычно блокируется намертво… Наверное, ветерана включили в штат, чтобы не списывать. Подергав ручку сейфа, Отари привычно ткнул пальцем — Р-восьмой понимал уже без слов.

На вскрытие сейфа времени ушло больше — Отари наблюдал, как после четвертой безуспешной попытки сверления автомат пустил в дело плазменный резак. Человек подумал, что этим робот сразу укоротил свою жизнь чуть ли не вдвое… Но продолжал бесстрастно смотреть, только отодвинувшись подальше от плюющегося раскаленными брызгами огня. Потом пришлось ждать, пока остынет сейф. Отари не проявлял нетерпения — стоял и смотрел, скорее даже грустно. Всегда почему-то грустно видеть, как осуществляется твое заветное желание.

…Сделав шаг, он ждал, пока вода из нестерпимо горячей станет просто горячей, и тогда делал еще один шаг — вода остывала быстро, отдавая тепло в окружающее пространство. Через какое-то время температура на всей станции чуть-чуть поднимется. А потом, еще через некоторое время — температура всего океана… «Когда дойдешь до всей галактики, остановись», — предупредил он свое разгулявшееся воображение. В чем главный недостаток одиночества, так это в бессмысленных фантазиях. Отодвинув в сторону превращенную в лохмотья дверцу, он вытащил из сейфа увесистый футляр (Р-восьмой стоял за спиной и прилежно светил прожекторами). В футляре, как он и надеялся, находились капсулы — шесть серебристых стержней, целая обойма. Каждый такой стержень обеспечивал «солдатику» как минимум шесть часов среднеактивного режима — притом, что всю эту энергию он мог при нужде истратить и за полсекунды. Верное дело! Найдя в брюхе механизма нужное гнездо, Отари скормил ему капсулы и нажал на бугор активатора. Через несколько секунд что-то звонко щелкнуло, и вся машина как-то напружинилась, словно присела перед прыжком. Зрачки объективов налились красноватым светом. «Сейчас зарычит…» — невольно подумалось Отари. Робот не зарычал — издав серию неопределенных шумов, словно откашлявшись, он внезапно шевельнул одним из отростков на своем безобразном туловище — на человека в упор уставился круглый немигающий «глаз». Секунды две робот и человек разглядывали друг друга, словно выясняя, кто здесь хозяин. Наконец, робот признал в человеке старшего, и откуда-то из глубины его электронных потрохов раздался хриплый бас:

— Боец «Онли». Приказывайте. Напоминаю — не введен в диспозицию. Прошу сориентировать. Прошу указать ваше звание и должность.

— Зови меня просто Отари, без званий.

— Понял — Отари. Обязан спросить — есть ли старшие по званию?

— Нет, я здесь один.

Робот основательно переварил это сообщение, потом изрек:

— Отари. Приказывай.

«Ну и чудеса!» — подивился Отари. Робот сразу перешел на «ты» — что это, фамильярность? Или презрение кадрового военного к штатским? Пожав плечами, он перешел к делу:

— Нужно пробить оболочку станции — я хочу выйти… Да, ты еще не знаешь — станция затонула… — тут он запнулся — воду вокруг мудрено было не заметить.

— Принято, — коротко отреагировал робот. Отари некоторое время с интересом ждал, что за этим последует. Но он ошибся, думая, что «солдатик» со всех ног бросится исполнять приказ — вместо этого он холодно, и даже, как ему показалось, вызывающе уставился на человека своими гляделками и тоже ждал. Чего?

— В чем дело? — поинтересовался Отари.

— Приказывай.

Понятно — приказ это то, что в повелительном наклонении. Ну и педант этот робот!

— Боец «Онли», следуй за мной!

Проще все объяснить на месте — сделав широкий шаг, Отари выплыл в коридор, и, не оглядываясь, пошел назад, привычно преодолевая сопротивление воды. Оглядываться не было нужды — «Онли» ощутимо сотрясал палубу, к тому же включил свой прожектор — красный, и теперь Отари выдел все вокруг в двух цветах. Р-восьмой робко семенил позади, подавленный величием конкурента. Но еще вопрос, смог бы тот ожить без этого скромного взломщика сейфов… Отари попенял себе на неуместное одушевление вещей — этак он скоро и к кнопке лифта будет обращаться на «вы». А та будет отвечать презрительным молчанием… Кстати, почему какой-то робот с ним запанибрата? Ило обернулся на ходу:

— «Онли» — почему обращаешься ко мне на «ты»?

— Виноват!

— Да нет, пожалуйста, обращайся… Только объясни.

Он остановился, полностью повернувшись к грузно осевшему на манипуляторах автомату. Тот сумрачно померцал объективами, видимо, собираясь с мыслями, потом ответил:

— Мы… в одном звании.

Отари рассмеялся — впервые за это время искренне и от души. Но смех прозвучал так одиноко и неуместно, что он сразу смолк. Помолчал, отвернулся и продолжил свой путь. В одном звании… Смешно. Неисправимый железный чинодрал. «Опять очеловечиваешь?» — одернул он себя, но почти уже махнув рукой — пусть уж лучше такой маленький бзик вместо большого. «Подобное — подобным», как говорят гомеопаты.

…Подойдя к трубе накопителя, Отари без задержки полез внутрь — этот окольный путь стал так же привычен, как обычный подъемник. И, поднимаясь в тесной трубе, он размышлял совсем не о прелестях дороги. Перед ним вдруг со всей зримостью возник вопрос — а что же дальше? В том, что «солдатик» сможет проделать дыру в оболочке станции, он был уверен — нужно только указать место. Так же он был уверен в том, что достигнет поверхности — костюм держался на славу, в нем была предусмотрена защита от быстрого подъема — нет, глубина ему не страшна. Но, всплыв на поверхность, он окажется лишь букашкой, барахтающейся в огромной тарелке супа. Тишь да благодать на затонувшей базе успокоили его — а ведь наверху все по-прежнему, и то, что убило людей, продолжает существовать… То — это мрогвин-ублюдок, уродливое произведение коллективного психоза, его же и породивший. Что или кто еще может ждать наверху? Он медленно отнял руку от скобы лесенки — снизу били снопы лучей двух цветов — синего и красного. Он отвернул лицо в тень, поднес руку к шлему… Надеясь и страшась одновременно, повернул к себе мертвенно-тусклый экран коммуникатора. Ничего не увидел — и испугался! Сигналы, как он помнил, светились яркими точками — он чувствовал, как его прошибает пот — неужели… Нет! Он забыл — ведь глаза должны привыкнуть. С вспыхнувшей надеждой впился взглядом в экранчик, стараясь держать его в тени, забыв от волнения, что ему достаточно приказать замершим внизу роботам. Но приказа не потребовалось — он увидел… Сначала одну точку — чуть светящуюся искорку на бледной поверхности. Обшарил экран жадным взглядом — ну же, где еще… Вернулся к сигналу — теперь он не казался тусклым, ярко выделяясь на матовой поверхности. Но по-прежнему один… Всего один! Зато в самом центре — и с изнеможенным вздохом игрока, поставившего на кон все свое состояние и в последний момент все-таки выигравшим, он оторвался от браслета. Точка в центре — это могло быть только одной базой, той, откуда считались расстояния пеленгов. Искорка на экране осталась его путеводной звездой — он боялся теперь даже дышать на нее. По крайней мере, больше не смотрел, боясь сглазить. Некогда, некогда! — он поймал себя на том, что поднимается с лихорадочной поспешностью, словно боясь опоздать. Вынырнув на верхнем уровне, тут же оттолкнулся от площадки и плавно опустился на палубу. «Онли» с громом свалился следом, в то время как Р-восьмой деликатно обежал сбоку по путанице коммуникаций, живо напомнив паука. Отари сразу отослал его за новым блоком жизнеобеспечения. И, проводив взглядом хаотически мечущийся синий отблеск, остался в красном ореоле прожекторов «солдатика». Внешний пульс грохотал где-то поблизости… «Ничего, сейчас мы с тобой познакомимся…» Резко повернувшись, он направился к борту; сквозь вторую оболочку — термоизолирующую, сквозь третью — радиационную… Наружная сверхжесткая кристаллизированная броня значилась на планах под номером пять — «противометеоритная несущая».

Дорожка палубы превратилась в тропинку, потом в едва заметную стежку — стальная ленточка едва полметра шириной, ограниченная по сторонам пронизывающими все уровни ребрами жесткости. Робот пыхтел сзади, протискивая сквозь них приплюснутое тело. Впереди обозначился тупик — ясно видимый в красном луче прямоугольник в рост человека. Когда-то здесь размещались пластины гравизахватов и пространственные «щупы» вакуум-сканнеров — еще видны были места креплений. Освобожденного места как раз хватало для робота — Отари, помедлив, пропустил его вперед (для этого через него пришлось перелезть). Внимание скакало — он уловил отдаленные глухие толчки пульса; неслышно стукнули о палубу подошвы, и он подумал о своей отрицательной плавучести — отрегулировать… После. Сзади послышалось цоканье — через несколько секунд замерцал синий огонек. Возвращался Р-восьмой… Увидя его перекошенную фигуру, Отари не удержался от нервного смешка — добросовестный робот тащил вместо одного воздуходела чуть ли не всю кучу! С трудом разместив с десяток блоков на своей покатой спине, он придерживал их двумя манипуляторами, ковыляя кое-как на оставшихся четырех. Дождавшись эту жертву чрезмерного усердия, Ило отобрал у нее один из блоков. Подумав, взял еще два и привесил их на пояс с двух сторон. От остальных пришлось со вздохом отказаться — без видимого сожаления ремонтник свалил их на палубу и умчался куда-то наверх, куда Отари отослал его от греха подальше. Стало тихо — лишь где-то чуть слышно булькал неисправный клапан да вдали по-прежнему неустанно бился пульс — неровно и ускоренно. Человек стоял, словно оцепенев. Наконец, секундная слабость прошла, и он стал медленно пятиться вглубь станции, оставляя «Онли» наедине с грубо-зернистой поверхностью брони.

— «Онли»… Ты должен пробить в этой оболочке отверстие… Для меня. Ясно?

Робот подвинулся вплотную к стене, и Отари услышал скребущие звуки — видимо, тот оценивал толщину. Отодвинувшись метра на три, поставил тело параллельно палубе, нацелив все излучатели в одну точку. На Отари вывернулся один телеглаз:

— Задача ясна. Людям находиться не ближе тринадцати метров… Готов.

— Начнешь сам, как только я буду на безопасном расстоянии, — сказал Отари, продолжая пятиться. Сверху донесся какой-то скрип, по шлему пробарабанили мелкие крошки. Кажется, Р-восьмой не удержался от соблазна что-то подлатать. Шикнув на него (повернувшись, тот озадаченно мигнул телеглазами), Отари увеличил шаг. Чуть не споткнувшись о свою же ногу, он вскоре очутился неподалеку от трубы мусоросборника, сразу за второй оболочкой. «Онли», расцвеченный красными огнями, был виден отсюда как на ладони. Отари сделал еще один осторожный шаг назад — тринадцать метров и ни сантиметра меньше… Педант! Даже не пошевелился. Пришлось отступить еще — и в тот же миг по ушам ударил визг сирены — робот ни о чем не забыл! Сирену уже заглушал могучий рев — на месте, где находился «Онли», возникло плотное облако пузырей, освещаемое частыми синеватыми вспышками. Отари ощутил себя словно в огромном барабане, по которому с размаху лупят не менее огромной колотушкой — мгновенно вскипавшая вода создавала ударную волну, встряхивавшую все вокруг. Что там делается с роботом, уже не видно — лишь просвечивает какое-то мутное пятно света. Глухая дробь участилась — до Отари стали доходить первые волны тепла. «Так недолго и свариться», — мелькнула паническая мысль. Костюм не был приспособлен к высоким температурам. Оставалось надеяться, что робот не ошибся в расчете. Между тем раскаленное пятно света продолжало выплясывать какой-то сумасшедший танец в струях кипятка. Рев достиг надсады — казалось, это длиться уже очень долго, хотя рассудок твердил о каких-то минутах… Вскоре в него начал примешиваться посторонний звук — не то скрип, не то скрежет. Отари насторожился, словно пес, учуявший след. Вокруг уже стоял непроницаемый туман из мельчайших пузырьков, освещаемый сполохами синего пламени — муть серая… муть голубая… снова серая… Этим пока все и ограничивалось. В какой-то момент скрежет стал резко усиливаться — вскоре он заглушил все остальное, перейдя в раздирающий уши треск. Отари только болезненно гримасничал, пытаясь не оглохнуть — по-видимому, напрасно. Проклятый робот знал свое дело… Треск становился оглушительным — казалось, вся станция рушится, словно карточный домик; душераздирающе стонали балки, переборки ныли пронзительно и тонко, противно визжали стыки люков и сопряжения труб — вся эта какофония сливалась в яростный вопль, который даже нельзя было шумом — это был какой-то адский хор! «Нет, тринадцати метров маловато… На кого он рассчитывал — я ведь не железный! Чинодрал…» Теперь ожидание конца этого спектакля нельзя было назвать просто нетерпеливым — Отари чувствовал, что не сможет отвечать за себя, если побудет еще немного в этом бедламе…

…Между тем робот задался целью вскипятить всю воду внутри станции. С фасада Отари орошал уже чуть ли не кипяток, вынуждая все время пятиться — оглянувшись, он обнаружил себя в коридоре жилого сектора. Отсюда, метров с двадцати, «Онли» напоминал работающий гейзер с праздничной подсветкой. И совершенно непонятно было, чего от него еще ждать. Пока что, кроме шума и полыхания, ничего не происходило — лишь вода вокруг, не находя выхода, продолжала медленно нагреваться. Выход должен был вот-вот появиться — стараясь забыть о духоте, Отари вслушивался в треск и сиплое клохтанье пара впереди — увидеть что-то по-прежнему было невозможно. Он отвлекся, обнаружив, что его медленно, но неуклонно тащит вперед. «Не станция, а чайник какой-то…» — сделал он вывод, выгребая руками против конвекционного течения. Ухватился за массивную створку аварийной перегородки и утвердился окончательно — на границе обитаемости, в проеме первой оболочки. Нащупав рукоятку запора, сдвинул ее вверх и нажал на створку — та медленно поехала вперед, перекрывая коридор. Пусть кипятиться хоть до второго пришествия… Перегородка отсекла падающий снаружи свет угольно-черной тенью. Оставив узенькую, играющую лучами щель, Отари остановился в раздумье. Тьма вновь охватывала его, неся прохладу и успокоение. Но что-то не давало окончательно сдвинуть створки. Снаружи был свет…

…Но он вдруг погас! Бесшумный взрыв тьмы грянул одновременно с звонко лопнувшим ударом, отозвавшимся жестким сотрясением тела — не успев ничего осознать, Отари налег изо всех сил — рычаг запора, лязгнув, вырвался из рук, больно ударив в грудь — потеряв равновесие, Ило плавно кувыркнулся на спину. Створка угрожающе скрипела — тонко и протяжно, словно ее медленно гнули… Сантиметровая сталь! Отари пробрала невольная дрожь — и тут же словно передалась окружающему. Сладострастно взвыв, тьма распространила эту дрожь повсюду — с трудом оторвавшись от тряской палубы, Отари оцепенело уставился в темноту, не в силах понять, что происходит. Палубу потряхивало все сильней, какими-то неровными толчками; за стеной глухо ревело… Доковыляв, Отари приложил ладонь к переборке и чуть не отдернул ее, как от ожога. Створка выгнулась чудовищным горбом, ее мелко трясло от перенапряжения. Пока спасала система компенсации давления — но как долго она выдержит… Что же это?! Он жалобно огляделся — все та же тьма… Она словно издевалась на его неуклюжими попытками, обретя вдруг тяжесть свинца. Притупленное соображение нашло, наконец, ключевое слово — тяжесть. Давление! Давление за бортом… Черт, что же он натворил! Понимание пришло сразу, словно сработал автоответчик, и Отари, стиснув зубы, проклял все на свете — и в первую очередь свою глупость. Почему он решил, что давление снаружи такое же, как здесь? О-о, черт возьми, мало ли, что станция полна воды — надо же было помнить, как она сюда попала! Вернее, какой… Потом уже, утратив сверхтекучесть, она стала обыкновенной мокретью — и станция, продолжая погружаться, восстановила герметичность. Потому-то его, Отари, и не расплющило в лепешку… Впрочем, все еще впереди. Сколько у него в запасе — секунда? Две? Створка ходила ходуном, издавая уже не скрип, а стон — внутренняя оболочка космического транспортника не рассчитана на такое давление! «Вырвет… сейчас — к чертовой матери! Сейчас…» — ни о чем другом он думать не мог, захваченный жутким в своей противоестественности азартом — попыткой предугадать момент прорыва. «Ну… ну!» И, словно отвечая на его мысленные потуги, тьма дала трещину!

…Удар был силен — у Отари перехватило дух. Он не слышал звука — вода долбанула по нему сразу со всех сторон, обретя вдруг твердость гранита. Его отбросило, смяло, потом жестоко закрутило, ударяя о переборки — в глазах вспыхнули радужные огни… Он чувствовал, как уходит сознание — постепенно, капля за каплей…

 

Глава 42

…Он очнулся почти сразу, на ходу вспоминая происшедшее. Вокруг стояла тишина — подумав немного с той важностью, которая присуща полусну, он решил, что, скорее всего, оглох. Тело его расслабленно болталось где-то в пространстве — если у него еще было тело. Возможно, он уже бесплотный дух, и ему вскоре на собственном опыте предстоит убедиться в существовании мира иного. Об этом так же размышлялось с вялой торжественностью не вполне проснувшегося человека. Он вспомнил, что предшествовало потере сознания… И открыл глаза, чтобы убедиться.

…Он забыл, в чем хотел убедиться. Вокруг был свет… Отари так отвык от него, что воспринимал как нечто несусветное — ведь света быть не могло, он кончился! Но тьма светилась — именно так, свет был какой-то бесплотный, призрачный — тень света. Но видно все было ясно, как днем. Мир иной мог подождать — вокруг по-прежнему стыли глыбы стали и пластика, изображавшие станцию. Он висел над палубой, зацепившись ногой за решетку вентиляции. И, как только увидел эту свою ненормально повернутую ногу, как сразу почувствовал ее — боль, притаившаяся на задворках мозга, набросилась сразу, заставив глухо простонать — вывих, ясное дело. Боль вернула всему привычные координаты, хотя и не изгнала странности.

Согнувшись, он с грехом пополам высвободил ступню из железных тисков и плавно опустился вниз, придерживая бедро руками. Однако подошва довольно-таки ощутимо стукнула о палубу, заставив застыть на некоторое время в холодном поту. Наконец, собравшись с духом, он нащупал аптечку. Рыльце инъектора боднуло в сгиб локтя, на какое-то время освобождая от хлопот. Потратив дозу, Отари тут же пожалел об этом — нужно бы сберечь на случай вправления… Хотя — кому вправлять-то? Стараясь не задевать больной ногой палубу, он поскакал к аварийной перегородке. Свечение вокруг не проходило — в рассеянном синеватом свете он увидел то, что подтверждало самые худшие опасения — створка не выдержала. Она напоминала смятый лист бумаги с несколькими отверстиями посредине — замки и крепления выдержали, не выдержала сталь. Но все кончилось… И кончилось благополучно. В чем нет ни малейшей его заслуги — уж он-то постарался погубить себя со всей основательностью заправского самоубийцы. Однако опять спасен… Чем? Таща за собой бревноподобную ногу, он устремился к изуродованной створке, налег на рычаг — с мученическим скрипом створка отошла на треть и застыла навсегда. Отари мысленно благословил инженера, защитившего механизм от полного заклинивания. Осторожно протащив тело в проем, он застыл, не отпуская рук от перегородки и блаженно щурясь на лучистое сияние. Ибо впереди сияло чудо…

…С незапамятных времен — со времени жизни в казарме осточертевшего родного интерната — у Отари осталась эта полуосознанная тоска, не имеющая даже названия. Он тосковал не о родителях — их он не знал. И не о райской жизни «на воле» — ее он представлял отвлеченно, по чтению романов и фильмам. Нет, тоска его была проще, но труднообъяснимей. Она выражалась в дни посещений. В интернате почти не было настоящих круглых сирот — у каждого из маленьких резервистов был хоть один родственник, хотя бы и дальний, или друг семьи, почитающий своим долгом (оплаченным, кстати, Управлением Освоения) хоть раз в год навестить своего подопечного, а то и взять его с собой на время каникул. Отари был единственным, обойденным в этом отношении — у него не было родственников, не было никого, кто знал бы их — никого, ни единой души… И, когда кто-то вбегал и с сияющими глазами оповещал всех: «Ко мне приехали!», Отари мучился бесплодной и бессильной завистью. Как дорого бы он дал за то, чтобы однажды и ему бы крикнули: «Отари, к тебе пришли!»; и он с сияющим лицом бестолково метался бы тогда от шкафчика с одеждой к гигиенту и обратно, возбужденный нежданно привалившим счастьем…

«Отари, к тебе пришли-и!..» Слабое эхо детской мечты… Это самое чувство — сладко-томящее предчувствие встречи — к нему пришли… И он замер, купаясь в неожиданном блаженстве.

…Причем совершенно беспричинном — он словно очнулся, осознав это. Но даже осознав, не перестал чувствовать… Бледно-синие сполохи впереди напоминали полярное сияние — по крайней мере, так оно представлялось по видеозаписям. Казалось бы, какой с него прок? А вот поди ж ты… Радостное возбуждение не проходило и не нарастало — грело угольком, будто так и надо. А тут еще эта тишина… Полное и несокрушимое спокойствие, словно и не было позади смятой в гармошку стальной переборки. Синий свет чуть пульсировал, словно живой — но тоже совершенно беззвучно, внушая мысль о сновидении. Отари целиком отдался своему недоумению: пробоины — да еще таких размеров! — не зарастают сами собой. Но все говорило о том, что именно так и случилось. Может, пока он кувыркался, кто-то подкрался из темноты и незаметно наложил заплату… Отари нервно хихикнул. Он ощущал щекочущее возбуждение во всем теле — как будто его наполняли мелкие пузырьки газа… Что-то вроде глубинного опьянения? «Брось-ка ты гадать, — посоветовал он сам себе, — иди да пощупай своими руками». И свет впереди запульсировал чуть почаще. «Ага, вот оно что… Теперь ты, голубчик, от меня не уйдешь!» — в веселом азарте решил человек и сделал шаг… Вернее, хотел сделать, совсем забыв о больной ноге — и тут же уткнулся носом в палубу. «Хорошее… обезболивающее… черт его возьми…» — прерывисто подумал он, оправляясь от внезапной боли. Кое-как поднявшись (в воде, слава богу, это нетрудно), он слегка надавил на голеностоп — опухоль хорошо прощупывалась сквозь костюм. Ступню надо вправлять, это ясно. Не ясно только, как. Постояв немного для передышки, он так ничего и не придумал — а тихо мерцающий синий свет манил к себе, притягивал… Держась рукой за поручень, Отари сделал шаг — вернее, подпрыгнул на одной ноге. Потом еще раз, приноравливаясь — так и пошел, почти поплыл к привораживающему свечению, сам себе напоминая мотылька, летящего на огонь. Меткое сравнение! Он представил себе обвешанного блоками жизнеобеспечения грузного мотылька, деловито ковыляющего к свечке. Фыркнув, попытался протереть рукой слезящиеся глаза, в очередной раз забыв о шлеме — тут уже не выдержал, согнулся пополам, давясь смехом от обуявшей его нервной щекотки. Отсмеявшись, только подивился странной реакции, но махнул рукой — психоаналитиков здесь, слава богу, нет, разбираться некому. Шагнув еще вперед, зацепился за что-то ногой и чуть не упал — в мерцающем свете смутно различалось громоздкое угловатое тело. Вглядевшись, узнал останки бравого «Онли». С виду невредимый, он лежал неподвижной холодной грудой, и синие сполохи, потеряв сверкающую летучесть, матово отсвечивали на броне. Наклонившись, Отари дотронулся до плоского темени — металл еще не остыл. Ветеран отвоевался… А через секунду стало ясно, что его убило.

…Едва слышный зуммер прозвучал почти кощунственно в этой мерцающей тишине. Ило не сразу припомнил давно привычный сигнал. Сотни раз он слышал этот зуммер во время тренировок — еще там, в интернате… Он подозрительно покосился на игру света — недаром она напомнила северное сияние. Ионизирующая радиация. Мотылек мог-таки обжечь крылья… Перепрыгнув останки робота (в ушах отдался смутный звон от подошвы, задевшей броню — как последний салют ударом меча о щит…), Ило повлек себя вперед, к источнику света. Ибо он был уверен, что робот исполнил приказ. Да так хорошо, что не бывать бы Отари в живых, если бы не это светозарное нечто… Зуммер прозвучал вновь, уже настойчивее — Отари не обратил на него внимания. Что же это все-таки излучает… «Онли» наверняка не ожидал ничего подобного — он, Отари, его не предупредил. Но все равно, для уничтожения боевого механизма, даже не прикрытого энергощитом, излучение должно было быть посильнее раз в сто. Давление, кстати, тоже — по всему выходит, свет этот не такой уж и бесплотный. Синее марево дрожало вокруг, ритмично мерцая в такт сердцу — это напоминало какую-то примитивную цветомузыку. Предметы вокруг стали расплываться и пропадать в световом дрожании. В проекторном поле шлема тревожно замигал красный сигнал — радиация превысила опасный уровень. Отари нашел в аптечке универсальный антидот и сразу ввел ударную дозу — если уж сквозь воду так жарит… Ни черта не видно в этом тумане! До борта, наверное, метров пять — Отари закрыл болезненно ноющие глаза, сморгнув выступившие слезы. Знакомый симптом. Только при чем здесь радиация? Он не успел ухватить почти уже оформившуюся догадку — колено уперлось во что-то твердое, и тихий, странно шелестящий голос возник словно ниоткуда, напугав чуть не до икоты:

— Нельзя… Радиационная опасность. Нельзя — опасность… опасность…

Отари выдохнул набранный для крика воздух и изнеможенно заметил:

— Ты у меня… Самая большая опасность…

Твердая поверхность под коленом дрогнула, и перед носом возник круглый телеглаз:

— Не понял… Не понял — какого рода опасность?

— Напугал ты меня, болван железный, вот что! — в сердцах ответил Отари пытаясь сдвинуть ремонтника с дороги. Куда — тот стоял насмерть.

— Р-восьмой, отойди!

Никакой реакции. Вступила в действие главная программа любого робота — спасение человека. Отари понял, что уговаривать бесполезно — хорошо еще, ремонтник не хватает в охапку и не тащит — с него станется… Санитар. Вот-вот — санитар! Расслабившись, Ило начал плавно валиться навзничь — и, не успев упасть, почувствовал, как жесткие манипуляторы охватывают его плечи и подмышки. Покачавшись из стороны в сторону, робот без лишней суеты и спешки потащил его прочь, чуть приподняв за плечи и предоставив всему остальному волочиться как попало. Отари только шипел, когда вывихнутая стопа задевала палубу. Отойдя на безопасное расстояние, ремонтник остановился и ослабил захват — программа закончилась. Полежав некоторое время, Отари заворочался, пытаясь сесть — робот тут же убрал манипуляторы. Прислонившись к трубе, Отари изучающее посмотрел на своего механического слугу. Тот еще фрукт — без программы ни шагу. Значит, программы первой помощи не было — наверное, при необходимости робот подключался к медсистеме. Ну что ж… Вздохнув, Отари вытянул больную ногу, внимательно рассмотрел ее — кое-какие навыки в освоительском интернате он все же получил. Следующие пять минут он занимался инструктажем, а затем принял еще одну дозу обезболивающего и вцепился в края пандуса. Затем — взрыв боли и тьмы…

…Сморщившись от едкого запаха, он помотал головой и открыл глаза. Передохнул, оглядывая странно незнакомую после обморока остановку. Железное чудище перед глазами шевельнулось, отнимая манипулятор от скафандра. Что ему было надо? Ах, да… Он сам приказал привести себя в чувство. А запах — обыкновенный нашатырь. В голове прояснилось окончательно, и он с некоторой опаской попытался двинуть ногой. Больно, но получилось. Отари посмотрел на Р-восьмого со сложным чувством — эта железка его вылечила.

— Спасибо, доктор! — бодро молвил он, поднимаясь. В конце концов, что такое врач, как не ремонтник?

…Идти было можно. Идти было нужно — нетерпеливое чувство гнало его вперед, к огненному цветку, произросшему из тьмы. Но сначала, по неизбежной жизненной логике, нужно было отделаться от своего спасителя.

— Р-восьмой… — ровным голосом начал Ило, с горечью осознавая, что выносит приговор, — приказываю тебе отключиться.

Машина, казалось, не поняла приказа, не приняла его — секунды две стояла тишина.

— Степень готовности?.. — прошелестело вдруг так неожиданно, что Отари вздрогнул. Потом до него дошел смысл вопроса — дежурные роботы никогда не отключаются полностью.

— Консервация.

Прожектор погас. Отари нерешительно протянул руку, словно хотел попрощаться… Так и не коснувшись замершего механизма, отдернул ее, повернулся и неуклюже потопал прочь, потянув за собой мятущуюся черную тень. Кажется, слезы опять застилали глаза — не только от привычной рези. Он плакал… расставаясь со станцией?! Что ж… Можно и так сказать. Хотя трудно на самом деле определить, с чем расстаешься, покидая привычное место. Наверное, с собой — таким, каким был. Это уже чужой человек, но по-прежнему самый близкий на свете — и ты расстаешься с ним навсегда…

…Он все ускорял и ускорял шаг — нетерпение клокотало внутри, ища выхода — чрезмерное упоение становилось почти страданием. Красный сигнал в шлеме давно уже тревожно помаргивал — Отари казалось, что прямо на глазу у него поселилось надоедливое насекомое, и его никак не согнать — перчатка беспомощно тыкалась в стекло… Через мгновение он забывал, зачем поднял руку и с недоумением смотрел на нее, чтобы еще через секунду забыть и отдаться новым впечатлениям. Впереди, вверху, внизу простиралась бескрайняя мерцающая пустота, в которой он чувствовал себя, как дома — движения рук встречали упругое сопротивление, вязли, словно в киселе. Он не удивлялся этому — он вообще ничему не удивлялся, ведь так и должно быть и было всегда, как он себя помнит… На этом мысль делала маленькую запинку, словно игла на древнем граммофонном диске, и снова попадала в ту же бороздку — он был… всегда… он был… всегда… Зрение вдруг наполнилось неохватной тенью — в ней играли змейки отсветов, выдавая многочисленные выступы, штыри антенн, провалы люков и сопряжений… «Станция…» — прошла чужая мысль и исчезла, увлекаемая лавиной сиюминутных, мгновенных чувств, не успевающих оформиться в мысли. Это мельтешение подавляло своим напором, в нем ничего нельзя было разобрать, не за что уцепиться — он и не пытался, безвольно плывя в их потоке. В конце концов, убаюканный однообразным движением, он впал в оцепенение, сходное со сном — и стало легко…

* * *

…Он зверски, немыслимо устал. Происходящее длилось уже целую вечность, и вконец обрыдло своей непонятностью. Он вращался в каком-то слегка светящемся замкнутом коконе, не в силах самостоятельно пошевелить ни рукой, ни ногой. То и дело он с бессильной досадой наблюдал свои конечности, в беспорядке болтающиеся вокруг — больше наблюдать было нечего, кроме, разве, голубоватого светящегося киселя, из которого и состоял кокон. В ушах что-то щелкало и булькало — тихо и назойливо. Все это могло довести до белого каления любого, но он не чувствовал ничего, кроме усталости и некоторой досады — может быть, потому, что вправе был ожидать худшего. Но чувство было слишком прочно и ярко, чтобы объясняться только этими причинами. Отари казалось, что он давно знает ответ, но внести окончательную ясность мешала усталость… и все та же несознательная уверенность. Успеется.

…Зрение вытворяло странные фокусы — казалось, он заключен в светящемся волчке, который время от времени запускали. Непроницаемая завеса, неожиданно расширяясь, мчала вокруг с угрожающей быстротой, потом так же неожиданно сжималась, замирая, чтобы потом вновь ускориться. Отари стесненно вздохнул, пытаясь проморгаться — лицо было залито подсыхающими слезами и неприятно пощипывало. Какая-то физиологическая реакция — как смех от щекотки. Особого горя он не испытывал — лишь утомительную похмельную трезвость. Тело болело общей неразличимой болью, новые толчки ничего не добавляли к ней — к этому можно было даже привыкнуть. Нога особо себя не проявляла — болела, и все. Весь процесс представлялся чем-то вроде механической стирки белья — то же безостановочное тупое вращение. При иных обстоятельствах он давно бы заблевал весь скафандр… Но сейчас он сам себе напоминал воздушный шарик на привязи — такой же безразличный и пустой, ничем, в сущности, не отличающийся от ветра, который его мотает… «Человек на семьдесят процентов состоит из воды…» — наставительно подумал кто-то внутри. Ничего не скажешь, верное замечание. Растопырив руки, он попытался замедлить вращение. Трудно сказать, насколько это удалось — оболочка водяного пузыря была совершенно одинаковой в любом месте. Нельзя было даже догадаться о его величине — голубовато светящаяся пелена могла находиться перед самым носом с таким же успехом, как и за много километров. Отари мог только предполагать, что болтается где-то в центре. В центре чего?

…Вода мягко подпирала спину, расслабленные руки медленно всплывали над головой — кажется, он опускался. Да, конечно, опускался — балласт тянул книзу — он ведь так и не избавился от него. Сделать это сейчас? Перебарывая невесть откуда навалившуюся сонливость, он согнулся, ощущая всю плотность воды — она продавливалась, как тесто… Руки вязли в этом тесте, когда он пытался протолкнуть их к ступням, по пути пытаясь вспомнить, зачем… Тусклый свет лихорадочно замерцал — Отари увидел прямо перед собой стену голубого тумана, надвинувшуюся сразу, близко…

…Все повторялось. Это стало его уделом здесь — вновь и вновь встречаться с сутью этого мира, что означало — с сутью себя. Но его это уже не пугало — с того самого момента, как встретил в могильнике станции живой свет и стал его частью. «Человек на семьдесят процентов состоит из света…» — эхом отдалось в голове. Очень кстати. Неподвижные сухие глаза наблюдали все стадии провала в ультрафиолет… В последнем отблеске уходящего света сетчатка глаз зафиксировало новое изображение — странное, необъяснимое… Но зрительный нерв не успел передать его в мозг — оно осталось в памяти глаза никому не нужной, невостребованной картинкой.

…Пространство не ощущалось — он сам был им, и не очень-то этому радовался. Ему было больно — невесомой, пустой болью этого пространства, раздираемого изнутри, наполовину сожженного снаружи — но он сам пошел на это и не жаловался. То, что происходило сейчас, было во много раз опаснее любой стихии … Сознание теряло четкий центр, размываясь неожиданными толчками извне. Дрожание удалось сузить и направить — эхо перекатилось из конца в конец… Чего? Мутное удивление всколыхнуло весь мир — сотрясенный неожиданным толчком, он уже терял себя, пытаясь уцепиться за ускользающие крохи рассудка… Оторваться! Разорвать гибельную связь! — он судорожно дергался, высвобождаясь из нервной паутины… Мощный толчок!

…Он безжизненно закувыркался в пустоте, приведенный в себя ошеломляющим ударом по всему телу. Попытавшись вздохнуть, чуть не ослеп от боли и подавился иссушающим кашлем. «Черт, черт… вл…» — выплевывались беззвучные ругательства. Как ни странно, они вернули чувство личности, подавленное зверским инстинктом. Ругался все-таки человек — словами, хоть и не самыми изысканными. Потом этими словами можно было думать… Но не сейчас — все плыло перед глазами, а в голове мячиками прыгали обрывки бессмысленных фраз: «Я надел… Брысь! Бе… Скоро вниз…» Мозг сейчас напоминал груду кубиков, из которых еще следовали составить цельную картину. Один из кубиков никак не укладывался, назойливо выпирая из общей кучи острыми царапающими гранями — закрыв глаза, Отари пытался восстановить увиденное, но ничего не получалось — перед глазами вспыхивал фиолетовый туман, и… Вот это «и» — никак не вспоминалось. Вернее, оно было настолько несовместимым со всем остальным, что мозг отказывался думать, демонстрируя образцовый бред. Очень скоро, обессиленный, Ило бросил это занятие, занявшись вещами более практическими. Нужно было перестать тонуть — кряхтя, Отари перевел регулятор балласта в нейтральное положение и пару секунд провожал взглядом тускло блеснувшую струйку освинцованного полимера. Проверил по индикатору и выпустил остальное — последние серебристые капли пропали в бледно-голубой дымке. «Метров двадцать», — прикинул Ило расстояние. Индикатор? Вот черт — он продолжал тонуть… Только теперь он вспомнил о двух воздуходелах, оттягивающих пояс с двух сторон (может быть, это равновесие и помешало вспомнить сразу). А жидкого балласта уже не осталось! Обдумав положение, он ничего не предпринял, продолжая медленно тонуть. Осторожно сняв с пояса один из блоков, завел руку за спину и приготовился. Свечение становилось ярче — приближалось… Ну, с богом! Решительно выдернув работающий блок из гнезда, он тут же выпустил его, очутившись на миг в облаке пузырей. Поставить новый воздуходел не составило труда — легкий щелчок и первый вздох непривычно пахнущего холодного воздуха. Плавучесть скакнула за ноль — теперь его тащило вверх, вслед за пузырями. Откинувшись на спину, он раскинул руки и ноги, чтобы хоть немного затормозить подъем. Замер… Зудящая тишина плавно меняла тон. Свечение бледнело, выцветало, превращаясь в мраморный сумрак. Повернув голову, Отари увидел нижнюю кромку кокона совсем рядом — вся масса воды, похоже, поднималась вместе с ним. Вернее, поднимала его — как он, впрочем, давно подозревал. Да что там — знал. Откуда — бог его ведает… Он уже бросил попытки объяснить себе свое собственное поведение — оно давно определялось не сознанием, а той неведомой пуповиной, что соединяла его с планетой. Он знал многое — но в то же время не смог бы и пары слов сказать для объяснения того, что знает.

Ожидание кончилось — он понял это, завидев над собой полированное зеркало поверхности с надраенной жестянкой солнца. Лифт прибыл… Господа пассажиры изволят выйти! Он выгребал наверх, навстречу своему гротескно-кособокому отражению…

* * *

…Солнце! О боже, он забыл, как оно выглядит! Вынырнув с шумным плеском, он блаженно сощурился на огненно-белый шар, ощущая себя в душе солнцепоклонником. Потом, спохватившись, сдвинул забрало шлема и вдохнул нагретый воздух с тем непередаваемо-пресным духом воды, который нельзя запомнить — он существовал только сейчас, сию минуту… Блаженные секунды, когда оставались только он, солнце и океан…

Опустив голову, Отари пришел в себя. Н-да… Океан придется исключить. Он плескался посреди небольшого, метров ста в диаметре, озерца прозрачной воды. Дальше… Судорожно вздохнув, он забыл выдохнуть и чуть не подавился. Горизонт отсутствовал. За пределами неизвестно в чем держащейся воды простиралось сверкающее ничто, колеблясь, словно марево в пустыне… Нет, не обманешь — это не океан! Полупрозрачные волны обнимали полмира, изничтожив на корню всякое представление о порядке и покое; свет солнца, преломляясь в тысячах стеклистых высверков, превратил и небо, и воду в один расплавленный котел. Отари захлопнул открытый в изумлении рот и только сейчас выдохнул — вокруг него, сжавшегося в комочек в своем крохотном озерце, разворачивалась гигантская фантасмагория бесшумных смерчей и протуберанцев, не знающих разницы между верхом и низом. Кошмарная замедленность этого еще добавляла экспрессии — Отари смотрел, как завороженный, не в силах оторваться. И ведь ни ветерка, ни звука! Как будто в хрустальном яйце…

…Догадка оказалась верной. Как только к зрению вернулась привычная перспектива, гигантские смерчи и протуберанцы оказались совсем рядом — медленным колыханием ядовито блестевшей водяной перепонки. Хрустальное яйцо… Озерце было заключено в зеркальной сфере, преображавшей мелкую рябь на поверхности в чудовищный водяной фарс. «Обманка…» — думал потрясенный Отари Ило, видя, как диск солнца плавно перетекает в грушевидную форму, чтобы тут же разделиться на два… Подняв голову, увидел свое донельзя искаженное отражением лицо — оно словно отчаянно вопило о чем-то с неба, распахнув рот в беззвучном крике… Помотав головой, уставился вниз, возвращая себя к реальности. Маленькая волна, подкравшись, перевалила край шлема и плеснула на грудь — словно прикоснулась мокрой ладошкой… Невольно поежившись, Отари загреб руками, поворачиваясь кругом. Его взгляд, обегавший периметр «яйца», натолкнулся на что-то яркое, четких очертаний, находящееся, несомненно, в пределах озерца. Он не верил глазам, таращась на хорошо знакомые обводы фюзеляжа и поплавков. Самолет! Обыкновенный полупланер-барражировщик из тех, что используют все, кому не лень — в особенности атмосферщики. Именно на такой стрекозе его нашел Грор Сими… Но увидеть ее здесь, сейчас?! Все равно, что в собственном кабинете наткнуться на деловито подрывающего корни шкафа кабана. Самолетик мирно покачивался на мелкой ряби в двадцати метрах. Это напоминало приглашение… Как мог уцелеть этот миниатюрный аппаратик во время всеобщей катастрофы? Однако, не вдаваясь в размышления, Отари уже поспешно греб, слово опасаясь, что амфибия взлетит без него.

Самолет был настоящим — с бодрым лаковым блеском фюзеляжа, прохладой плоскостей и застарелой гарью дюз… Его пропуск на этот свет. Подплывая к машине, Ило совсем уже было ухватился за поручень кабины, когда заметил на поплавке свежие царапины. «Не отвалился бы…» — он озабоченно пощупал упругий пеносиликон, чтобы убедиться в его целостности. Странно… Царапины шли вдоль всего поплавка, как будто кто-то специально наносил их одну за другой… Отари оттолкнулся и отплыл подальше, чтобы охватить все взглядом. И царапины сами собой сложились в накарябанное неумелой рукой слово:

У Н О М

…Вспышка фиолетовых сумерек на краю сознания… Пропадающее, исчезающее лицо — размытый абрис… тени глаз… Тени теней его — призрак лица, замедленный специально для него, Отари. Светлое воспоминание, которое теперь уже навеки останется с ним — с ним, единственным из людей, который видел мрогвина .

 

Глава 43

…— Уном! Уном — где ты? Я же помню! Я понял — это ты… — яростно-сбивчиво кричал он в глухой зев отгороженного хрустального мирка — в ярости от того, что именно теперь, почти уже спасенный, он не может отдать хотя бы часть своего долга… Голос глох, он канул в невозмутимой глади воды, не вернувшись даже эхом. Все правильно — он один. Вязкий сверкающий смерч кружил и кружил вокруг, действуя уже почти усыпляюще на перевозбужденный мозг. Беспрестанное, безостановочное движение… Отари вспомнил броуновское движение золотистых точек-мрогвинов вокруг станции. Остановка — смерть… Нынче он очень хорошо это ощутил. Безжалостный толчок спас их обоих от превращения в истошно кричащую химеру сплавленных рассудков — точно такой же толчок предстоит ему теперь. Последствия контакта с ПУВ не успевают накапливаться за несколько секунд — пока он будет двигаться, ему ничего не грозит. Самолет — идеальное средство для этого. Задумчиво окинув взглядом окрестности, Отари рывком подтянулся на поручнях и перевалился в кабину, ощутимо качнув аппарат. Под ногами захлюпало — самолетик оказался полон воды, стекавшей сейчас через открытую дверцу. Повернувшись, Ило для верности еще несколько раз качнул машину, выплескивая остатки. Где взял Уном эту амфибию, из каких глубин… Но горючего в баках было полно, и система управления послушно ожила, словно заждавшись знакомого прикосновения. Отари включил автопилот, ввел параметры полета и координаты цели. Возможно, уже несуществующей — браслет ничем не мог помочь, потеряв контакт с утонувшей станцией. Отари хотел даже выбросить его, но передумал. Вместо этого поплотнее вбил туловище в кресло пилота и нажал клавишу пуска. Режим «взлет».

…«Хрустальное яйцо» исчезло в миг, когда поплавок оторвался от поверхности воды. Отари вдавило в кресло крутым подъемом, и внезапный грохот молотом ударил в уши — сначала он подумал, что-то оторвалось… Но, кинув взгляд вниз, увидел смятую, рвущуюся в клочки пенную круговерть и все понял. Теперь только вверх. Самолетик лез на крутую прозрачную гору, подгоняемый ярко сверкающими в лучах солнца смерчами, тянущимися снизу — они словно хотели схватить ускользающую добычу. Отари пришлось несколько раз брать управление на себя, чтобы довольно неуклюже облетать такие водяные столбы, невесть зачем болтающиеся в трехсотметровой высоте. Наконец, они отстали — высота полета достигла заданной отметки в 2,2 км (так летал Грор — Отари помнил). Он оказался хозяином огромного, уходящего во все стороны простора, освещенного ярким предзакатным солнцем — океан расплавленного серебра! Только теперь он оглянулся — не мог же он, в самом деле, улететь так… формально. Но, сколько ни всматривался в подернутую дымкой рябь, так ничего и не различил.

* * *

Большинство навигационных приборов не работало, или работало с искажениями, исключавшими их использование. Такое впечатление, что планету подменили — магнитное поле усилилось в десятки раз, но утратило стабильность, образовав невероятно запутанный многополюсный клубок (Отари уже несколько раз наблюдал северное сияние). Маяков слышно не было — плясавшие на антеннах огни святого Эльма убедительно иллюстрировали причину. Ионизация такая, что воздух чуть ли не светился… Ориентироваться можно было только по гравикомпасу — слава богу, тяготение планеты не менялось столь резко. Автопилот, переведенный на повышенную самостоятельность, шел как по ниточке по графику гравитационной постоянной. Отключив ненужные приборы, Отари со вздохом оперся о спинку кресла. В кабине было темно — багровое солнце садилось прямо позади, перечеркнутое черным крестом хвостового оперения. Мягкий гул двигателя отстранял от наружного пространства, замыкая в уютной утробе кабины с задумчиво светящимися огоньками пульта и бледным оком монитора. За час полета Отари врос в этот хрупкий мирок и почти уже уверовал в его несокрушимость. Вниз он старался не смотреть. Да и видно было мало — еще меньше можно было понять. Иногда глаз колол лучик ярко-зеленого или пунцово-красного цвета — тогда он невольно скашивал глаза — но опять-таки ничего не различал. Пейзаж с высоты казался неподвижным — в глубине мутно просвечивали какие-то слои… Отари старался не останавливать взгляд подолгу на одной точке. Это уже становилось рефлексом — ничего постоянного. Сейчас его спасала только скорость и высота. Где-то там, в толще этих наслоений и пенных вихрей, существовали мрогвины… И Уном. Отари вспоминал увиденное, стараясь воспроизвести каждую подробность. Нечто светлое посредине и серое по краям… Лицо… Да, оно запомнилось отчетливо — по аналогии с тем, что было в памяти до того. Остальное расплывалось — что-то вроде радужной кляксы со множеством лучиков-отростков. Напоминало инфузорию. Или нервную клетку. Или морского ежа… Или много чего еще сразу — неопределенный образ вызывал слишком много ассоциаций. Специально ли Уном показался ему? Если темп его существования ускорен в десятки раз, для него сущая мука выдержать секундный взгляд. А если в сотни?

Закат все тлел и тлел за спиной, как груда рассыпанных головешек, опрокидывая на весь мир необъятную тень. До «Золотой» еще полчаса лету — Отари задал несколько проверочных тестов электронному мозжечку самолета. На экране исправно выстроились зеленые нули. Вызвана карта маршрута — меж желтых и коричневых пятен по экрану одиноко полз световой паучок, вбирая в себя паутинку расчетной траектории. Цель обозначалась невыразительным черным крестиком. Отари отчетливо представил себе черную тушу станции… Какой остряк назвал ее Золотой? Из всех баз только она осталась в своем изначальном виде — Бронтом запретил покраску. Фанатик, сделавший рационализм своим идолом… И из того же рационализма преданный своей же сектой. Интересно, как бы он отреагировал, узнав об этом?..

Отвлеченных рассуждений хватило ненадолго — грузно поворочавшись в своем кресле, Отари махнул рукой на попытки задремать. Задумчиво уставившись вперед, на наползающую бездонную тень, он застыл неподвижно, словно околдованный этой медленно открывающейся дверью в никуда.

…Закат истлел. От него остался только розоватый блик на небе. Машина погружалась в синеватую тьму — синеватую от продолжающих плясать на металлических выступах огней… Она летела теперь только в этом бледном сиянии, окутывавшем ее четкие контуры призрачным саваном, оставляющим за собой тающий след… Машина, изделие рук человеческих, превратилась в призрак. Весь этот мир был теперь заселен только призраками — отражениями душ погибших людей. Хоть ненадолго, но они пережили свои тела. Вот оно — воплощение всех фантазий земных о рае и аде… Мрогвины были ангелами этого потустороннего существования — один из них спас его тело и душу для того, чтобы он мог продолжить свой путь сквозь тьму на этой люциферической колеснице… Куда?

…Тьма за прозрачным пластиком кабины иногда освещалась особенно ярким электрическим сполохом, но только затем, чтобы навалиться еще сильней. Самолет шел плавно, иногда чуть заметно покачиваясь — атмосфера была на удивление спокойной. До цели оставалось десять минут. Плана у него не было — даже и намека на план. Он ощущал лишь отчаянную сосущую пустоту, которую должен был наполнить — или умереть. Ему нужна была Инар. Даже не сколько она сама — ему нужна была уверенность в том, что она жива. Она должна жить — вопреки всему! Если надо, он готов выцарапывать ее из глубин самой преисподней — так же, как Уном вытащил его из «поры»…

Или, может — вытащила?! Отари замер, пораженный в самое сердце неожиданной, но такой логичной мыслью. В мире, где у каждого свой собственный пол, привязанность Унома была чем-то большим, чем простое товарищество. Спасая человека, он терял его… И после всех громадных трудов но его поиску и спасению смог… смогла… только показаться ему на прощание…

…Отари сидел, сгорбившись от обрушившегося на него понимания. Судьбу не обманешь… Теперь он в любом случае не сможет превратить свою жизнь в простое прозябание — чашу весов требовалось уравновесить…

Самолетик скользнул с воздушной горки, постепенно набирая скорость — Отари перевел управление на себя, чтобы сесть максимально быстро. В самом конце он включит автопилот в режиме посадки — авось и получиться. Где же его превосходно тренированное умение рассчитывать и планировать события — похоже, он махнул на себя рукой? Координатор в нем явно сбоил — но почему-то он уже никак не мог подумать о себе, как о координаторе… Монитор высветил площадь цели — около трех квадратных километров. Где-то здесь должна находиться база — напряженно всматриваясь, Отари некоторое время не мог ничего различить. Его мелко трясло — не от страха, нет… Или, вернее, от страха, но не за себя. Цель была близка, и он боялся того, что сейчас может увидеть. Воображение с медвежьей услужливостью рисовало десятки картин. Но хуже всего будет не увидеть ничего…

— …Есть! — в азарте выкрикнул он вслух, увидев мелькнувшие где-то глубоко под правым крылом несколько огоньков. Развернув машину, он направил ее по запомнившемуся направлению. Пространство раздалось — теперь он видел поверхность океана, чуть светящуюся, словно подсвеченную изнутри, проносящуюся под ним со скоростью удирающей крысы. Самолет несколько раз тряхнуло; Отари вновь различил огни, всего два — красный и желтый. Они надвигались с угрожающей быстротой. Порывисто склонившись вперед, он ударил ладонью по контакту автопилота — и в ту же секунду страшная тяжесть навалилась на спину, выдирая, выворачивая из кресла — не успев ничего сообразить, он был оглушен страшным треском, почти выключившим сознание; последнее, что он помнил, было скольжение с какого-то прогибающегося склона, скоро сменившееся падением — бесконечным, неостановимым…

* * *

…Окативший лицо холод и щелчок забрала… Отари очнулся, как встрепанный, отплевываясь от забивший нос и рот воды, теперь холодными ручейками стекавшей вниз. Ноги и руки проваливались во что-то громадное и зыбкое, что колыхалось, как колыбель — Отари беспомощным младенцем мотался в этой колыбели, ничего не видя в кромешной тьме. Хлюпнув, вырвался куда-то в пустоту, снова провалился по макушку… «Вода… Океан». Мысль, уцепившись за привычное, в мгновение ока размотала весь клубок памяти. Он скользил… Он падал — и упал? Подвигав конечностями, он убедился, что ничего не болит. Везет, как утопленнику… Поднес руку к шлему — забрало оказалось закрытым, система жизнеобеспечения включенной… Вспомнился щелчок. Действительно, везет — поговорка не оправдалась благодаря автоматике костюма. Пожалуй, с этого момента уместнее называть его скафандром. Вежливее, во всяком случае.

…Что-то ощутимо пихнуло его в бок — Отари, словно перевернутая на спину черепаха, беспорядочно замахал руками и ногами, силясь что-нибудь разглядеть — и в это мгновение, словно в насмешку, тьма наподдала справа. Отари чуть не задохнулся от внезапного ускорения — но разглядеть по-прежнему ничего не удавалось. Как будто угодил в стадо бегущих слонов… После еще одного пинка он убедился, что прав — толчки следовали в одном направлении. Слоны вымахивали его из стада своими хоботами. Сжавшись в комок, он терпеливо пережидал, только сжимая зубы в ответ на наиболее бесцеремонные тычки. Не в той он весовой категории, чтобы спорить. У него не оставалось сомнений, кто играл им, как шариком от пинг-понга. Гидроплан рухнул у самой базы, натолкнувшись на что-то упругое, но прочное, как резиновая пленка. Передыхая от очередного толчка, Отари припомнил вдруг напрыгнувшее из темноты отражение «стрекозы». Оболочка? Хрустальное яйцо, и в нем — база… Что же там делается? Из-за мгновенного порыва броситься назад очередной толчок получился особенно жестоким — в глазах потемнело и сбилось дыхание. Вот он, ответ — не суйся. Но толчки прекратились — видимо, выпихнули достаточно далеко. А теперь?

…Он плавно колыхался в невидимой водяной толще, периодически выплескиваясь на поверхность к такому же невидимому небу. В ушах звенел все тот же знакомый занудный хор — словно стая мух облепила шлем и враз работала своими перепончатокрылышками. Тьма приобретала голубоватый оттенок — зуд в ушах проваливался в низы, превращаясь в органный рев, подчиняющий себе все вокруг — и его, Ило, в том числе. Звук и свет — две могучие стихии, властвовавшие в этом вовсе не черном мраке. Он различил небо — унылую серо-голубую пустыню без звезд, с белесыми полосами облаков. Шлем, наполненный воздухом, поплавком возвышался над мерно качаемой поверхностью — вода временами перекатывала через него… Тело человека покоилось в волнах, безучастно качающих его, как качали бы любую щепку. Но внешнее спокойствие обманывало — и в теле, и в пространстве вокруг бушевала невидимая буря отражений. Контакт, привычный, но впервые совершаемый без насилия с любой стороны. Он завершился полным слиянием одушевленной материи тела и материальной душой «полностью управляемого вещества», так удачно обозванного кем-то когда-то… Сам Отари имел к этому не большее касательство, чем к процессу пищеварения или кровообращения в своем организме. Он мог только смиряться с неизбежным — на какое-то, ему отпущенное время. И вот, наконец-то…

…Синий комок огня, опутанный протуберанцами, вспухал на горизонте уже другого — настоящего! — мира. Мира, в котором восход встречал новый мрогвин.

* * *

…Сумеречное светило просквозило океан, казалось, до самого дна — Отари висел среди прозрачно-синего сияния. Раскаленное серебро поверхности колыхалось над ним, изредка ощетиниваясь блестящими иглами водоворотов; он видел на многие километры… Громадный даже издали зеркально отсвечивающий кокон приближался, становясь отчетливее — человек узнавал скрученные, медленно колыхавшиеся смерчи, окружавшие базу хрустальной скорлупой. И даже на этом расстоянии ощущал присутствие в себе некоего смутного отвращения. Естество мрогвина инстинктивно противилось сближению — с этим… С тем, для чего нет даже названия. Мрогвин-химера, до сих пор живущий в хрустальном яйце, как оживший мертвец в склепе… Для того, чтобы освободить принцессу, нужно убить дракона. Но есть ли еще кого освобождать? «Есть, есть!» — с исступленной решимостью, призванной заглушить трезвый расчет, повторял себе Отари. К черту трезвость, если она мешает жизни!

…Знакомая дурнота дала о себе знать внезапным затмением, усиленным приступом боли — тоже знакомой… Все это время она копилась неприметным осадком, а теперь, взбаламутившись, покрыла все черной пеленой. На неизвестно какое время Отари исчез…

* * *

…База и в самом деле была золотой. Грузное основание отливало старой бронзой, но большую часть титанической трехсотметровой туши обливал густой золотой свет; выступы и антенны горели жарким огнем — вся махина купалась в расплавленном золоте… Золотая башня сияла царственным блеском! Неведомо как, неведомо каким путем, но Отари Ило видел это так ясно, как никогда и ничего в своей жизни не видел — словно от всего тела у него остались одни глаза… И он впитывал это зрелище бездумно и жадно — уже и не помня, для чего, превратив его в золотого идола, которому поклонялся. Последнее сооружение людей на Плоне… Впоследствии он так и не смог понять, что за штуку сыграло с ним зрение — или, может быть, он в первый и единственный раз увидел все по настоящему? И база оказалась золотой…

…Он кружил вокруг золотого идола в хороводе ритуального пляса — единственной защиты от него, гнусавый монотонный хор звучал гимном и мольбой… Мелькали блики изломанного солнца, а он все кружил, неустанно, как заведенный, и тянул эту единственную ноту. Сознание превратилось в крохотный, едва тлеющий уголек — ни черта он не освещал, а тьма периодически гасила его — но он, упрямец, разгорался вновь… Движение замедлялось, напев растворялся в низком дрожащем гуле — он смутно осознавал, что это означает… И инстинктивно сопротивлялся, потому что с каждым воротом то страшное, что было заключено внутри магического круга, оказывалось все ближе. Он брыкался, как телок на аркане, но неумолимая сила тащила его — и он с ужасом понимал, что сила эта — в нем самом. Он сам хотел туда… Зачем? В затемненном сознании на миг приоткрылась щелка света и тут же захлопнулась — желание не нуждалось в оправдании, оно было, и все тут. Золотой удав медленно заглатывал его — и хоть бы зажмуриться перед его сияющей глоткой…

…Страх… Только страх и истерия — но больше страха… Нет, не испуг — ужас выбирался наружу, раздирая душу паучьими лапами… Он не пускал вперед, стискивая внутренности, замутняя взгляд — дракон!! Дракон!!! Человек изнемогал… Две могучие силы боролись сейчас в его мозгу, сметая все привычные путы — и, стиснутый неимоверным давлением, он за очень короткий срок постиг очень многое. Этот страх — не его. Мрогвин, это скопище призраков, запечатленных мертвой средой ПУВ, транслировал ему чувства всех людей базы! «Ну, смертушка…» — что-то дремучее проснулось в памяти, выразив себя былинным слогом. Отари словно очнулся от кошмара, узрев вокруг прозрачную синеву… Мгновенно крутнувшись, увидел станцию, уже не золотую — просто тусклый стальной саркофаг с кривящимися дрожащими очертаниями. Словно под водой бывает марево… И тут же вспомнил, что это вовсе не вода. База была неприступна — то, что ее окружало, было хуже, много хуже какого-то там дракона. Инар должна быть там — во власти этого холодного ужаса! Если она… Он с ненавистью оборвал себя, в мгновение ока устремившись к громаде базы. Не думать… Не! Думать! Иначе! Поздно! О…

…Станция словно издевалась, она не приближалась ни на метр, словно мираж — Отари не мог понять причины, и с остервенением все прибавлял и прибавлял. Он дойдет… Спасет… Интонация вдруг стала плачущей — навзрыд. Он найдет… найдет ее… Словно убеждая себя в невозможном… Уже невозможном. Но станция — вот она, близко, там есть все, что необходимо, неужели никто не позаботиться… Эш Бронтом, проклятущий рамолик, ты мне ответишь!

…Бессильная угроза затихла жалким эхом — судьбу не уговоришь, она больше, чем бог и даже дьявол…

* * *

…И вот, с медлительной безжалостностью палача первая черная трещина прорезала тело базы вдоль. Отари умер на вдохе — одни глаза сейчас жили… жили…

База агонизировала — мучительно, в облаках пузырей и беспорядке осыпающихся осколков — оторванная чаша лаборатории, оторвавшись, уходила в глубину, а базу трясло, как землетрясением — вот пошла вторая трещина… Клубы пузырей скрыли ее — оболочку продолжало корежить, словно жертву остервенелого садиста… И Отари понял, что происходит перед ним. Мрогвин, создание людей, напал на базу…

…Человек отключился в Отари Ило, остался только бесстрастный наблюдатель, оцепенело следящий за саморазрушением идола. Вот полетели сверху листы обшивки — базу уже вовсю раскачивало на стебле, и она с каждым разом грузно оседал все глубже, словно вбивала себя в пасть океана. Отари начало мотать в поднятом волнении — база плясала перед глазами, а он все не отводил их, с недоумением самоубийцы рассматривая вытекающую из вены жизнь… В глазах потемнело одновременно с болью, пронзившей затылок — но ему было все равно. Его тень, отраженная в матрице ПУВ, брала верх — как и везде на этой планете. У него ничего уже нет — мыслей о будущем, надежды, страха… Ничего. Идол низвергнут в пучину. Низвергнут собственной тенью. Он ведь был только позолочен… Настоящей была лишь тьма.