— Хочешь что-то сказать?
— Вот еще! — фыркнул Чуп и вышел с кухни, демонстративно хлопнув дверью. Вилла пошевелилась на руках Дона, но не проснулась. Он не только заглушил ее волю, но и вызвал сон, чтобы она легче перенесла морок, и чтобы стереть с ее глаз это обвинение.
Она решила, что он предал ее доверие. И она права, но… Сейчас опасно разгуливать по городу: бестелесные почувствовали Адэра, а он явно пришел не с дружеским визитом.
Дон отнес Виллу в ее комнату, на секунду задержался у кровати, любуясь и не веря своему везению; вышел. Когда-то он мечтал о второй смерти, уничтожила сущность, в которую превратился, потом привык, вынужденно отметил положительные аспекты, приручил и принял правду. Нет сущности, которая, поглощая его, собирала на своем пути жертвы.
Есть он, и именно он — эта сущность. Монстр, который научился маскировать трупный запах и спаивать отпадающие куски плоти. Почти незаметно. Почти, и только если позволить иллюзии раствориться и подойти к зеркалу…
В доме было одно, забытое кем-то из бывших жильцов, а сейчас дремлющее под многолетней пылью и синим покрывалом. Ткань послушно сползла вниз, стоило прикоснуться, и мутное отражение показало Дона без иллюзии.
Дернулся, как от пощечины, взмахом руки перенес кресло из угла, рухнул в него, снова поднял глаза на зеркало…
Вилла никогда не согласилась бы остаться, увидев его, да и сам он сбежал бы от такого урода, если бы мог.
Ее смех, улыбка, отдаляющая неизбежность, прикосновения… Позволяла обнять себя, забыться… А если бы знала, кто к ней прикасается на самом деле? Он так явственно представил ее лицо, застывшее от ужаса, что сам ужаснулся и поспешно накинул образ, придуманный для него Виллой.
Хорош. Нет, пожалуй, великолепен. Длинные темные волосы вместо лысого скальпа, ровная загорелая кожа вместо рубцов от паяльника, которым прижигал куски плоти, ровный нос с тремя веснушками вместо двух дыр, сильное тренированное тело вместо ветоши, под которой обитает сущность. Глаза…
Отвернулся на секунду, снова уперся в зеркало, превозмогая отвращение к самому себе. Глаза врали, потому что сияли так, будто все еще живы.
Взмах рукой и зеркало скрыто. Сердце, которого нет, саднило от боли. Он мог быть таким, Вилла чудом не упустила ни одной детали. Мог. Если бы его не убили.
— Красивый…
Дон не взглянул на Чупарислиодиусса. Он знал, тот давно стоит в дверях комнаты, наблюдает за ним иллюзорным и сравнивает с отражением в зеркале. Но сам не захотел приблизиться. Белый, пушистый, милашка — образ, придуманный для него Виллой. Он сросся с ним и поверил, что так и есть, и если кто и шарахается от него при встрече, то исключительно по старинке.
И три его рта, переполненные острыми зубами, не возражали отдать главенствующую роль одному. И многоголосье из фобий, болезней и проклятья скрывались под маской простого недовольства, а глаза, сводящие с ума неосторожных, прятались за пеленой, как за солнцезащитными очками.
Вилла вдохнула и в этого монстра ожидания.
Поначалу, стоило ей протянуть руку к Чупу, Дон рвался, чтобы оттащить того в сторону, но Чупарислиодиусс и не думал нападать на нее. Он даже не сосал из нее энергию. Монстр, который помог уничтожить город, оберегал девушку, более того — заговаривал о том, чтобы отпустить.
Дон пресекал эти разговоры, потому что ни Чупарислиодиусс, ни демоны, ни бунтующие бестелесные, ни сам император не заставят его отказаться от своего. Война? Легко. Можно выжечь город повторно. Ничего не изменится.
Страх, что Вилла уйдет, наконец-то убрал щупальца. Анидат? Что это? Пустой звук для нее, воспоминания приглушены, но чтобы никто не освежил их, остается превратить в пустой звук Адэра.
Не пожелал черт жить мирно, а жаль. К чему было рваться из города, приносить жертвы, накручивать себя страданиями, их оплакивая? Смешной, как люди, которые гонят детство, спеша вырасти, а потом проклинают старость.
Летха вернулась спустя пять лет, Адэр для встречи с мертвыми подданными тянул десять. Не дожидаясь третьего гостя, надо бы с двумя разобраться. Летхе не до глупых выходок: занята; Адэра искать в городе, в котором он знал все щели, суетно. Если предположения Дона верны, — а он редко ошибается, — он зайдет в мышеловку сам.
Мышей ловят на сыр, а чертей на девственниц.
***
Невилл не хотел его отпускать, кричал, размахивал лапами, распускал крылья, бил хвостом по камням, баррикадировал двери, но Адэр все равно телепортировался к обрыву. Дракон прилетел следом, махнул обреченно лапой и плюхнулся рядом, смотря на мечущиеся внизу огоньки.
Мертвый город сохранял видимость жизни. Казалось, войдешь в него — окунешься в детство, и мальчишки, с которыми бродил по узким улицам, не застыли фонарными столбами, а бросятся навстречу, смеясь и подшучивая. Его друзьям не одна сотня лет, и последний раз они выглядели отнюдь не как дети, но память рисовала именно такими. От прочих жителей города их отличало не только долголетие, но сила духа. Высокие, статные, дерзкие, они остались в вечности согнутыми — в насмешку, что не били поклоны смерти, ступившей в город; в наказание, что остались верны черту.
А черт их предал.
Сбежал, прикрываясь обязательствами. Смерч, несущийся следом, наступал на пятки, дышал смрадом в затылок, но Адэр знал не только наземный город. Люки, переходы, сточные канавы, через которые вел группу… Выход ускользал, сумерки окутывали сознание, не было времени на остановки, не было сил на телепортацию даже кого-нибудь одного. Шаг, бег, шаг. А за спиной запах беснующейся гнили и те, кто предлагал себя для ее насыщения.
Вскрик или стон, час или два форы и снова на крючке у смерти.
Группа мельчала, и каждый, кто отставал, чтобы завлечь смерть, засел в сердце острой занозой. Адэр шел дальше, не позволяя себе оглядываться, не позволяя остановиться. Спасти остальных, великая цель — как же! В какой-то момент оказалось, что группы нет. Только он, мать и Летха. Злость вперемешку с отчаянием взорвали энергетический фон, и он сумел телепортировать родных в Наб.
Он даже сумел там прижиться…
Ризгор закрыл портал, едва они ступили на его территорию, усилил защиту Наб, на случай, если тварь, сожравшая Город Забытых Желаний, не насытилась. Адэр рвался вернуться, прокручивал сотни вариантов убийства, но Ризгор сказал, что города больше нет, а тварь — бессмертная заказная игрушка.
— Кто? — спросил Адэр.
И получил ответ без ответа:
— Догадайся.
Единственное предположение было настолько невероятным, что Адэр от него отмахнулся. Зачем уничтожать город, который приносит больше 25% годового дохода? Зачем дающему жизнь приговаривать подданных к смерти?!
Вопросы крутились в голове несуразными пазлами, а недавно мозаика сложилась. Продумано до мелочей, на несколько ходов вперед, и все же кое-кто допустил ошибку…
— Не верю, что снова окажусь там…
Дракон ответил в своем духе, немногословно:
— Н-да…
Портал, ведущий в раскинувшийся у обрыва город, открыт и, подмигивая фонарями, звал: войди, ну же! Видимость доступности: тоннели, которыми он нашпигован, изменены Ризгором. Чтобы настроиться на них, понадобилось несколько дней, и еще несколько, чтобы выучить ловушки и отходные пути. Ризгор требовал поторопиться, потому что сигнал, который шел от Виллы, слабел, и если она умрет…
Но она не умрет, не так ли?
Не сделает ему такого одолжения.
Адэр разозлился на пустые мысли. Она должна выжить! Потому что, как это не противно, от нее зависела дальнейшая жизнь Невилла. Он должен стать прежним. Чтобы вернуть хотя бы одного друга, Адэр согласился войти в город, впервые увидеть других мертвыми.
Фонари, кричащие от неустанной боли; бестелесные, чей высохший мозг функционировал на уровне амебы. Его верная свита, его подданные. Одни расплачивались за верность черту, вторые — за веру обещаниям Дона. И те, и другие — разменная монета в чужих играх.
— Скоро буду, — пообещал, Адэр, скрыв нахлынувшие чувства от настороженных глаз дракона. Почесал его за серебряным ухом и прыгнул в портал.
Ставки сделаны, господа. Новый ход.
Не так сложно найти девушку: трупный запах ее сожителя, как поводок, вел к мосту и заброшенной трехэтажке. Но войти в дом, охраняемый заклятьем и смертью, да еще так, чтобы живым выйти — головоломка, на разгадку которой Адэр, невзирая на давление Ризгора, потратил еще сутки до телепортации.
Один из тоннелей вывел к перевернутому фонтану. Пересохший, покрытый ржавчиной и длинными трещинами, усыпанный синими лепестками ромашек и грязными мелкими монетами, он мало походил на гордость жителей. Когда-то сюда приходили влюбленные, загадывая смелые желания. Когда-то он думал, что тоже придет сюда не один. Теперь казалось, все это было давно и неправда, и не верилось, что помышлял о любви для себя. Увлечь, соблазнить, насладиться, подарить наслаждение и расстаться без сожалений — вот его суть. День — и женщина приедалась. Любить кого-то всю жизнь?! Однообразие не привлекает.
Вскрикнув, зажглись фонари, и показалось, что это не ночь коснулась прохладой, а три воина, которые погибли в числе первых. Адэр узнал каждого и почти явственно услышал их голоса снова.
— Свидимся, — Тэмпл.
Вот и свиделись, воин.
— Удачи, — Уриах.
Спасибо, друг, не помешает.
— Ни пуха! — Хамиш.
К черту!
Бестелесные выползли на площадь, и Адэр прыгнул в тоннель. Наверняка, кто-то из них уже мчится к Дону, стремясь выслужиться, а именно это и нужно. Дон не упустит возможности добить его, но пока будет занят поисками и охраной неприступной трехэтажки, он выманит девушку.
Устроившись поудобней, Адэр выскользнул в астрал. Такие прогулки отнимали много сил, но позволяли напомнить о себе девушке. Те несколько недель, которые она провела за пределами Наб, он таким способом не давал ей забыть ни себя, ни их поцелуи.
Заждалась, котеночек?
***
Заждалась, котеночек?
Подскочив от неожиданности, Вилла осмотрелась. Комната, утопая в желтом свете фонарей, не показала никого постороннего.
Облегченно выдохнув, снова легла, но сон нагло отказывался прийти, несмотря на ночь, а голова и спина болели, будто она не только что прикорнула, а спала, как минимум неделю. Покрутившись из стороны в сторону, несколько раз посчитав мысленно айпи и не добившись даже зевка, Вилла подошла к окну. Толку мучить ноющие бока?
Город напоминал открытку со спецэффектами. Пустынный, молчаливый, и только дым, клубясь, заигрывал со скучающим без дождя асфальтом, да ветер неспешно качал шапки синих ромашек. Холодная красота, но… мертвая.
Почувствовав легкий озноб, оделась, забралась на подоконник. Одна из ромашек, роскошная, с длинными изогнутыми лепестками, спускалась к пушистому комку дыма. Несколько минут — и склонит голову на белую подушку. Откуда она? Сколько лет кто-то лелеял мечту, чтобы вот так, отпустить однажды? И что это была за мечта?
Новая игрушка? Поход с родителями на аттракционы? Или мечта не ребенка, а женщины? О новом украшении, о взаимной любви, жаркой встрече с любовником?
Отбросила предположение. Можно подумать, женщинам и мечтать не о чем, кроме побрякушек и мужчин. Новая встреча с любовником…
Крик ромашки, подхваченной бестелесным, полоснул по нервам, будто это ее желание разодрали в клочья. Тревога запульсировала, отступила вместе с болью в висках. Она никогда не мечтала о любовнике, для девушки, которая ни с кем не связана, это неприлично.
Ее вообще мало интересуют мужчины, если только в качестве друга, как Дон или Чуп, или как эстетическое удовольствие, как Аббадон, Самаэль или Марбас. Она и целовалась-то всего пару раз — мокро, странно, рот набит неугомонным ужом, одним словом, малоприятно.
Хм…
Вилла резко обернулась. Ну, вот и что это, если не закон подлости? Почему вместо сна приходят галлюцинации? Показалось, что в ее комнате мужчина. Или это тайные желания вырываются на свободу? Может, на самом деле она не так уж против лямурных пут? Посмотрим правде в глаза, все равно кроме нее, никто не узнает. Если она когда-либо думала о чем-то таком, остается вспомнить и признать, а если нет, то и нет, здесь все просто. Но как ни пыжилась, ни в чем подобном себя обвинить не смогла. По всему выходило, что в свои двадцать пять она не только не была влюблена, но избегала этого чувства, равно как и мужчин.
Почему? Странно.
Да уж…
На этот раз Вилла не утруждала шею разворотами: демону ясно, что в комнате никого нет. Память, словно нехотя, выбросила яркую картинку. Она, длинный белый халат распахнут, чья-то рука ведет себя на ее теле по-хозяйски, и… ужас! — с ее стороны никакого сопротивления!
Развеяться, срочно. Вилла вышла из комнаты. Кухня звала не только недавно обретенным счастьем в виде кофе, но и громкими, злыми голосами. Дон?! И Чуп?! Не веря, она притаилась у входа.
— Я сам знаю, что лучше! — все-таки, не ошиблась, Дон. Что нужно было сказать или сделать, чтобы вывести его из себя? При всех ее детских выходках, ей это не удавалось.
— Если ты подумаешь не только о себе… — шипение. О, зверек тоже не в духе.
— Я буду думать о себе! Понятно?! О себе! Потому что мне поздно играть в благородство и бессмысленно ждать!
— А она?
— Она — это все, что от меня осталось.
Сердце Виллы пустилось вскачь. От горечи, с которой прозвучали слова и от принятия того, что говорили о ней. Туман, опутывающий сознание, сгустился в маленькие тучки, и некоторые воспоминания мелькнули, неразборчиво, отстраненно, пока снова под дымкой не спрятались.
Не желая быть застигнутой за нелицеприятным занятием, Вилла вернулась в комнату; впрочем, голоса стихли. Что он имел в виду, когда сказал, что она — все, что от него осталось? Почему и что именно бессмысленно ждать?
Я могу объяснить тебе…
Вилла резко обернулась, но, естественно, в комнате посторонних не было. Поспать бы, но после подслушанного разговора шансы на такой милый отдых уменьшились. Слишком много вопросов. Но все же она легла поверх одеяла — на всякий случай, закрыла глаза, помедиторовала с подсчетом высокоскоростных айпи, снова села у окна, рассматривая ночной город.
И отшатнулась от стены, похолодев от завертевшегося подозрения. Откуда она знает об айпи, если в городе их нет? Они есть только… Где?
Усмехнулась, видимо, память, как и дверь, затеяла с ней игру в прятки.
В горле пересохло, она опасливо покосилась на дверь в комнату. Дверь. Она не может выйти из дома. Неужели Дон… нет, здесь какая-то ошибка, это просто бессонница, от нее путаются мысли. Утром все станет на место.
Но здесь нет утра!…
Вилла смотрела на желтый мост, фонари, смог, трехэтажку напротив, а перед глазами стоял другой город. Зеленый, окутанный солнцем, по которому, заливаясь смехом, бегут дети. Мальчик и девочка.
Вилла узнала и Дона, и себя, и город, название которого стерлось с памяти. Почему?… Как?… Грозовой тучей оборачивались вопросы.
Иди ко мне, — позвал мужской голос, — я знаю ответы.
Вилла хотела пояснить голосу, куда ему идти и на сколько, но, как ни старалась, ничего едкого произнести не смогла. Рот открывался, закрывался, но молча! После третьей попытки Вилла с ужасом услышала свой голос, который на повторное предложение прийти за ответами, произнес елейно:
— Премного вам благодарна!
И вдруг почувствовала непреодолимое желание выпрыгнуть из окна и мчаться, мчаться, причем неважно куда, главное — прочь. Подальше от Дона… Но зачем?! Голова напоминала сдувшийся мяч, переживший не одно футбольное поле, и казалось, только и ждал свистка тренера, чтобы глотнуть воздуха, выпрямиться и…
Прыгнуть, прыгнуть… не смотреть вниз… прыгнуть!
— Дон! — вцепившись в подоконник, закричала Вилла. Что-то невидимое подталкивало ее, настойчиво, требовательно, убивая сопротивление, а асфальт, прикрывшись смогом, врал о мягком приземлении. — Дон!
Пальцы онемели, почти охрипнув, Вилла снова позвала на помощь, и начала соскальзывать с подоконника. Чудесная ночь, не правда ли? Почему бы не полетать без крыльев? Смерть длиною в три этажа — экстрим для тех, кому не спится.
Истошный вопль, короткий полет и приземление в руки грозного незнакомца.
— Б-лагодарю в-вас, — восстановив дыхание, выдавила Вилла.
— Что?!
Наверное, он не ожидал, что кто-то свалится ему в руки, потому и застыл изумленно. Или действительно плохо слышит?
— Я говорю: большое спасибо! — на всякий случай, Вилла подалась к уху спасителя и сказала громче. Он посмотрел на нее как на ненормальную, а потом сам расхохотался как сумасшедший.
— За тобой должок.
— Да, конечно.
— Два раза.
Вилла могла бы поспорить, что падала только раз, но благоразумно смолчала.
— Не забудь, — предупредил спаситель. — А пока нужно поторопиться.
— Куда?
— Хороший вопрос, — послышался голос Дона.
Незнакомец обнял ее крепче, замер, выждал несколько секунд, недоуменно покачал головой, перевел взгляд на вышедшего из подъезда Дона. Дернулся, словно собираясь бежать, но не сумел двинуться с места. Неужели своим падением она, как гвоздик в дерево, вбила его в небо?
Тяжелый взгляд незнакомца не отрывался от приближающегося Дона.
— Останься, — попросил тот, лучезарно улыбаясь, — я сам верну все, что она задолжала.