Сидя на собственном празднике, я притворялась, что счастлива находиться здесь и видеть гостей, а на самом деле с тоской ждала, когда все закончится.
Это было невыносимо.
Нет, на первый взгляд все было прекрасно и ничем не отличалось от недавнего дня рождения Кайла — и блюд так много, что не только вышивки на скатерти не различить, но и саму скатерть не видно. И гостей полон лес. И лица у всех с улыбками. И среди пришедших не было Альвы, а ее подружки так отчаянно пытались охмурить лэрда, что на меня внимания не обращали. И родители были рядом, и с теплотой улыбались, радуясь тихому летнему вечеру. И судя по наряду двух девушек, ожидались танцы, которые мне понравились в прошлый раз. И Кайл сидел достаточно далеко и с моей стороны, так что мне его практически не было видно, если только специально не искать его взглядом. И Хельга с Мартином не проспали, и пришли не только вовремя, но и с хорошим настроением, и даже сели подле меня, как бы демонстрируя всем наши изменившиеся отношения. Мы — друзья! И с погодой повезло — не пошел дождь, не поднялся ветер, а так, кружил легкий летний ветерок, дразня безумно вкусными запахами.
Словом, все было на таком уровне, что я и мечтать не могла из-за свалившихся неприятностей, но я не ощущала, что это мой праздник и не хотела быть здесь. Но и уйти не могла.
В душе поселилось неприятное предчувствие, и я только и ждала, что вот сейчас… сейчас обязательно что-то произойдет.
А потом, когда проходила минута, и чья-то шутка оказывалась просто шуткой, и так странно, не обо мне. Я внутренне еще больше сжималась, ожидая, что вот теперь… теперь уж точно что-то случится…
Невыносимо это — от каждого ждать подвоха.
Иногда я ловила на себе взгляды лэрда и силилась улыбнуться, но, думаю, он не верил мне так же, как я не верила в искренность здесь собравшихся. За исключением родителей (естественно), лэрда (безусловно) и Хельги с Мартином (возможно).
Остальные вряд ли пришли бы на мой день рождения, если бы не ужин, предполагаемые развлечения и тот факт, что они выспались, а больше здесь и заняться-то нечем.
Почему бы не сходить на день рождения Керраи?
Ну, а правда, почему бы не притвориться, что она для нас что-то значит?
Глядя на оборотней, я почти физически ощущала, что только еда и зрелища держат их, а так бы сидела я с родителями в домике, причем без подарков, которые пока еще никто не дарил, если не считать Кайла с лошадью. Но я знала, что этот неловкий момент с подарками неизбежен.
Лэрд поднимется, объявит, что я уже родилась, и, мол, пора показать, кто что подготовил. А никто, кроме папы и мамы, ничего не готовил. Но подарки будут. Как иначе после заявления Кайла за завтраком?
А его выходка с лошадью?!
После того, как он пытался всучить мне животное и я отказалась, прошло около пяти часов, а у меня до сих пор кровь к лицу приливает, как вспомню его реакцию. Я отказалась, и не в вежливой форме, но я просто опешила! А он глянул так, что…
Я почувствовала себя полным ничтожеством, ужасно захотелось, чтобы время открутилось назад, и я ничего такого не говорила, но…
Я сказала. А он услышал. И точки возврата не было.
— Как знаешь, — на мой выпад он равнодушно пожал плечами, взял поводья и порадовал лошадь: — Ей ты не нужна, мне тоже, других желающих возиться с тобой я не нашел, как ни искал, так что пойдешь на колбасу и шашлык.
— Кайл, ты с ума сошел! — возмутилась я. — Какой шашлык?
— Не сегодня вечером, — успокоил он, уводя лошадь прочь, — не переживай, не попробуешь.
У меня не было возможности держать лошадь — не было ни условий, ни средств, но я не хотела, чтобы из-за меня пострадало невинное животное.
— Кайл! — окликнула парня. — А где две другие лошади?
— Там же, где будет эта, — ответил он, не оборачиваясь, и я бросилась следом за ним.
— Оставь ее мне! — попросила, нагнав его.
— Зачем?
— Я принимаю подарок!
— Поздно, я передумал.
— Кайл, пожалуйста…
Я запнулась под его пристальным взглядом. Это такая редкость — не видеть в серых глазах усмешки.
— Почему ты не взяла ее сразу?
— Потому что опешила. Не ожидала. Не была готова. И у меня нет ни условий, ни средств, чтобы держать ее, — сказала чистую правду, помня, что оборотни чувствуют ложь.
Он кивнул, и я думала, что он понял, проникся и пожалеет меня и животное, но…
— Она уходит со мной, — сказал, как отрезал.
Жестко. С нажимом. Напомнив мне своего дядю. Тот тоже никогда не меняет решений. И последнее слово за ним.
На вечер Кайл явился без лошади, и это не прибавило мне настроения. Глядя, как жарится на вертелах мясо, я думала не о том, как ловко это получается у таких красивых мужчин (а там было на что посмотреть), а о том, что, возможно, в эту минуту моя лошадь, от которой я отказалась… тоже… вот так… у кого-то на вертеле…
— Что с тобой? — видимо, я побледнела достаточно сильно, раз мама это заметила, несмотря на подкрадывающиеся тени вечера.
— Немного нехорошо себя чувствую, — я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы унять дурноту.
Телу полегчало, а на душе по-прежнему скреблись кошки. И когда на поляне раздался звон, посягающий на барабанные перепонки, кошачьи коготки заострились, и стали царапать еще сильнее. Образно, конечно, но от этого не менее неприятно.
Все повернулись к парню, который держал в руках яркий солнечный диск, и мужественно вытерпели еще один звонкий удар. Когда на поляну вышел оборотень с огромной трубой и дунул в нее, раздались громкие аплодисменты, к которым я присоединилась, как и к радостным крикам.
Выплеснув эмоции, я отчасти выплеснула и страхи, и смогла заметить, что остальные кричали куда громче и радостнее, чем я. И успокоилась: силком я их не тащила на поляну, подарки с них требовала не я, и вообще, если не мандражировать, то очевидно, что веселящиеся оборотни мало напоминали жертв заговора коварного Кайла.
Так что, когда лэрд поднял руку, призывая к тишине, и начал говорить, что сегодня мы собрались здесь по праздничному поводу, я покраснела от усиленного внимания, но улыбнулась, чувствуя, как на корнях необоснованных страхов пробиваются несмелые лепестки надежды.
А, может, все к лучшему?
— Керрая, — после вступительной речи обратился ко мне лэрд, и, вспомнив, как поступил в подобной ситуации Кайл, я встала и почтительно склонила голову.
— Я рад, девочка, что ты стала членом нашего клана, — сказал вожак.
И вроде бы говорил искренне, но… Я поморщилась. Что-то задело меня, что-то царапнуло в его словах, и я подняла голову.
Наверное, не стоило этого делать.
Я помню, Кайл стоял, рассматривая землю, пока лэрд не подошел к нему. И, наверное, лэрд не ожидал, что я посмотрю на него, потому что мелькнуло в его взгляде что-то странное — то ли недоумение, то ли легкая растерянность…
Но с чего бы ему теряться?
Так, показалось.
Несколько долгих секунд он смотрел мне в глаза. Я видела, что он достаточно далеко, он не сделал ни единого шага, ни единого жеста, но я чувствовала, что он близко.
Больше, чем близко. Он был даже не рядом. Он был во мне… В моей голове, в моих глазах, в моих мыслях…
Я задохнулась от свежего запаха лесных ягод, от тонкого запаха белого цветка, раскрывшегося робким бутоном на одном из кустарников, от терпкого запаха хвойного дерева, которое росло близ соседней поляны. Оглохла от крика птицы, взметнувшейся с дерева в небо. Ослепла от угасающего солнечного луча, растворившегося в розово-фиолетовом небе.
Я видела только серую глубину — она плескалась внутри меня, и нам обеим было уютно.
А потом глубина, как морская волна, беспокойно шатнулась назад, в попытке безумного бегства, когда знаешь, что сбежать невозможно, но надеешься, веришь и… снова проигрываешь… Но ты хотя бы пыталась…
А ее лишили даже этой попытки. На моем полувздохе. И уже на моей попытке уйти, сбежать, оставить себе, спрятать!
Не дали…
Не разрешили.
И волна поползла обратно, через мое сердце, через мою душу, через надежды, которые легли у нее на пути осколками…
— Чшш… — услышала голос внутри себя, такой ровный, такой спокойный, что не узнать невозможно. — Сейчас все пройдет.
Первыми перестали пахнуть ягоды. И правильно — они так далеко. Словно растворился цветок на кустарнике, да и сам кустарник был едва различим. И правильно — какие цветы на кустах?
Потом я перестала ощущать запах хвои и стала слышать только тех птиц, что сидели на ветке сверху.
А потом, подняв голову, увидела вечернее небо, и ничего ослепительного не было в его темноте. Тоже верно, я человек, а не оборотень, я не могла видеть все так… насыщенно, ярко, до боли в глазах.
Зашуршала, прощаясь, волна, и…
Нет!
Встрепенувшись, я потянула ее обратно.
Не отдам!
— Успокойся, — пытается вернуть надо мной контроль голос, но…
Нет!
Чувствую, что лечу, кувыркаясь, падаю в пропасть, из которой голос пытается меня вырвать, но я упрямо поджимаю губы и не отзываюсь.
Молчу.
Тихорюсь.
Не отдам, нет, мое…
— Посмотри на меня! — приказ.
Распахиваю глаза. И смотрю в лицо того, кто пытался забрать у меня что-то важное. Что-то ранимое. Что-то… общее между нами…
— Керрая, — голос лэрда только в моей голове, потому что слышу его, хотя губы мужчины сжаты в тонкую линию.
Он недоволен мной, а я…
Качаю головой, пытаюсь сделать шаг назад — не дает. Держит за плечи. Смотрит в глаза. Давит взглядом, от которого начинает болеть шея, требуя склониться перед ним.
А я смотрю. Терплю боль и смотрю.
— Не пытайся бороться со мной, — угрожает.
Благоразумно молчу. Терплю дальше и падаю глубже; пока он отвлекся, зарываюсь в новые для себя ощущения. Новые, но как будто знакомые. Что это? Я не знаю. Только понимаю, что без них не хочу.
— Я тебе помогу, Керрая, — голос смягчается, в нем различима печаль.
И когда удивленно моргаю, чувствую жгучую боль.
Я кричу. Вырываюсь. Плачу, и…
Забываю.
Все забываю.
Потому что так велел — он.
— Я хочу сделать тебе подарок… — доносится до меня голос лэрда.
Открыла глаза.
Лэрд стоял уже не вдали, а рядом, напротив меня, и протягивал толстую книгу. А я чувствовала в себе непонятные отголоски и силилась разобраться: что это было? И почему все вокруг ведут себя так, будто не было ничего, я ведь…
— Успокойся, — прошептал лэрд, вручив книгу, — ты едва не упала в голодный обморок, но я успел тебя поддержать. Никто не заметил.
— Что?
— Ничего не было, Керрая. Расслабься.
Лэрд отвернулся и громко провозгласил, что настало время даров имениннице. Ко мне потянулась дружная вереница оборотней, я слышала их поздравления, я принимала подарки, но ножи, вилки, внушительные вилы, грабли, лопата, набор соусов из ядреных сортов перца и специй, кожаная куртка с заклепками, массивные ботинки с шипами, шпоры, охотничий нож, ножницы, пилочка для ногтей, вязальные спицы, живой ежик и даже дикобраз, не отвлекли меня от лэрда, который, подойдя к одной из подружек Альвы, что-то шепнул ей такое, от чего девушка расплылась в улыбке охотника, поймавшего крупного зверя.
Когти внутри меня, рванувшись, сделали незаметный порез, и я почти физически ощутила первую каплю крови.
Больно до тошноты. До ненависти. До отвращения.
Лэрд обернулся — долго смотрел, тяжело.
Отвернулся на секунду, словно в раздумьях, а потом еще раз мимолетно взглянув, взял девушку за руку, помогая ей подняться. Еще бы, с таким обтягивающим платьем, как у нее, встать непросто. Одно неосторожное движение — и порвется.
— Начнем же праздник! — громко объявил лэрд.
Поток дарителей вокруг меня рассосался, и я получила возможность рассмотреть в подробностях уход лэрда и его дамы с поляны. Вот она прильнула к нему, оставив красную помаду на шее, а он положил руку на ее толстый зад, облепленный коротким платьем.
Брр-р…
Вскоре я перестала различать их в лесных зарослях и мгновенно успокоилась, не понимая, что со мной вообще было? Хотя в ушах все еще стоял женский смех, когда девушка обернулась. Я постаралась не обращать на это внимания. И вообще, какое мне дело, что у лэрда плохой вкус в отношении женщин?
По-моему, это заметила только я. Как и его уход, собственно. Другие отдались празднику, а не размышлениям. Ели, пели, смотрели в танце новую печальную историю о любви — на этот раз оборотня и человека. Я же, сложив все дары в одну горку, больше следила за неожиданно образовавшимся у меня зверинцем, чем за представлением, поэтому суть печали танца так и не поняла.
— Ну как тебе подарки? — спросила шепотом сидевшая рядом Хельга.
Помня о легендарном слухе оборотней, пришлось подумать минуты три, чтобы ответить честно и никого не обидеть.
— Эм… оригинальные.
— Не понравились?! — поразилась подруга, причем так громко, что мне безумно захотелось подсунуть ей под пятую точку подаренного ежа.
Но ежика было жалко: за полчаса, что он суетливо ползал по моим коленям, мы друг к другу успели привыкнуть. Был еще дикобраз, он сидел позади меня, но, увы, был заперт в большую клетку, так что тоже для мести не вариант.
— Хельга! — шикнула я.
Девушка покаянно приложила ладонь к губам, оглянулась и опять поинтересовалась, на этот раз даже не шепотом, а скорее дыханием:
— А почему не понравились?
Это как раз объяснить было просто. Но не здесь же! Родители увлеклись представлением, оборотни вроде бы тоже смотрели на импровизированную сцену, а не на меня, но я решила подстраховаться и встала.
Кивнула Хельге в сторону деревьев — все равно ведь не отстанет с расспросами, а так меньше шансов, что кто-то подслушает, да и захотелось ноги размять. Тело все еще помнило более комфортные условия проживания, и иногда наказывало ломотой, как сейчас.
— Ну? — поторопила с ответом Хельга, когда мы отошли.
— Подарки любопытные… — начала я.
— Так я тебе и поверила! — фыркнула девушка. — И нож, что мы с Мартином подарили, тоже не понравился?
— Вот нож, будь уверена, пригодится, и вне конкуренции. — искренне заверила я.
— А остальное?
— Остальное… — я погладила ежика, которого машинально захватила с собой. — Знаешь, мне кажется, не только я не ожидала, что будут подарки, поэтому и не была к ним морально готова, но и… гости не ожидали, что придется что-то дарить, и вот…
— И вот очень зря ты так думаешь! — подбоченившись, заявила Хельга. — Гости очень даже готовились!
Девушка заметила мой скептический взгляд даже в подступившей темноте вечера и заявила с еще большей горячностью:
— Да если хочешь знать, многие из них подходили ко мне и спрашивали: что тебе подарить?
— А почему они подходили к тебе? — удивилась я.
— Потому что… — глаза Хельги так ярко сверкнули, что я четко увидела и надолго запомнила — они у нее светло-зеленые, — потому что посчитали меня твоей лучшей подругой. Вот почему! И даже если ты сама пока так не считаешь, знай: я приложу максимум усилий, чтобы так и было!
Искренность в словах девушки заставила улыбнуться.
— Хорошо, — согласилась я. — И все равно не понимаю… ну не могла же ты посоветовать подарить мне ежа! И дикобраза!
— Нет, конечно! — возмутилась она. — Я просто намекнула, что могло бы тебе понравиться, а дальше уже каждый проявил фантазию, как мог.
— А можно узнать, в чем заключался намек?
— Я ничего не придумывала, — тут же горячо возразила девушка. — Ты мне сама говорила, что любишь все острое и с шипами!
— И что?
— Так вот тебе, — она кивнула на ежика, — острое и с шипами.
Ежик зашевелился и глянул на меня не менее удивленно, чем я на него.
По-моему, у него просто иголки чесались осмотреть себя со спины и убедиться, что хотя бы никаких шипов там не выросло!
— Н-да, — я задумалась над подарками, — ножи и вилки всегда пригодятся, и набор острых соусов. Что делать с вилами и граблями, я примерно могу представить — возможно, мама захочет высадить у дома какую-нибудь зелень… Ботинки с шипами и кожаная куртка в заклепках — хоть и не в моем стиле, но тоже придутся кстати, все-таки скоро осень, а мастерская папы пока не работает, о доходе говорить рано. Но что делать с животными?
Ежик затаился. Ждал. Хельга развела руками. Ни одной подсказки. И тогда я поняла, что хватит с меня того, что от меня пострадала лошадь. Больше ни одной жертвы в мой день рождения!
— Что ты задумала? — зашептала Хельга, когда я начала углубляться в лес.
— Хочу отпустить ежика.
— Серьезно?
Я повернулась. Наверное, и я, и ежик выглядели настолько уверенно, что смогли не только убедить, что не врем, но и вдохновить Хельгу к проявлению инициативы.
— Давай я сбегаю за дикобразом! — предложила она.
— Давай!
Подруга поспешила за клеткой с животным, а мы с ежиком все дальше удалялись от песнопений. Хотелось выпустить его подальше от оборотней, а то с их сюррным чувством юмора с них станется поймать его завтра и принести обратно, как беженца.
Нет уж. Сбежал — так сбежал, не надо мне тут трогательных возвращений!
Перестав слышать песни, я поняла, что отошла достаточно далеко, чтобы у нас с ежиком появился шанс на удачное бегство.
Оглянулась — были видны отблески костров, так что точно не потеряюсь. Так, ну, наверное, здесь и выпущу, это место ничем не хуже других: на земле много сухих веточек, рядом пышный кустарник, в который легко можно юркнуть.
Ежик при виде кустарника начал сопеть и нетерпеливо вырываться. Ага, значит возле него.
Подошла. Опустила на землю ежика. А тот вдруг успокоился и свернулся клубком, намекая, что больше спасать себя не планирует!
— Эй, ты чего? — шепнула ему.
Не ответил. Кажется, еще больше сжался.
Подтолкнула упрямый шарик. Еще раз. Вздохнув, что все приходится делать самой, взяла ежика, раздвинула ветки кустарника, собираясь перенести животное по ту сторону баррикады, и…
Замерла в шоке, увидев мужчину и девушку, которые… даже слов нет описать, что они делали!
Они были боком ко мне, я с трудом различала мужской силуэт в темноте леса и как резко он двигает бедрами. А девушка… она была перед ним на коленях, ее длинные пальцы сжимали ягодицы мужчины, обтянутые темными брюками, и она…
Услышав длинный стон девушки, я дернулась. Хотела сбежать, уйти, чтобы не видеть, не знать, чтобы не было больно, но…
Не только ноги не слушались, но и руки — я продолжала стоять на месте, удерживая и ежика, и ветви кустарника. Продолжала смотреть, как жестко двигается мужчина, практически выбивая из девушки стоны.
Не отчаянные, не жалобные, а жадные, удовлетворенные.
Снова попыталась двинуться с места, и снова безрезультатно.
Мои глаза следили за происходящим, отмечая каждую деталь. Вот мужчина поднял к небу лицо, вот жадно втянул в себя воздух, вот откинул с лица длинные светлые волосы — конечно, светлые, хотя я и не видела их цвета в сгустившемся вечере.
А вот… обернулся.
Увидел меня, но… не перестал двигаться. Не перестал вырывать стоны из девушки, что стояла перед ним на коленях с задранным к талии платьем. Видимо, то, что застала я, уже послесловие, и платье мешало.
Он не сбросил с себя ее руки. Глядя мне в глаза, он ускорился!
Его движения стали жестче. Девушка перестала стонать, и, задыхаясь от бешеного темпа любовника, только изредка всхлипывала. А он двигал бедрами и смотрел на меня.
Вечер, вокруг темнота, но я видела, как сверкнули серыми льдами его глаза, когда девушка попыталась чуть отстраниться.
— Нет, — он намотал ее длинные волосы на кулак и сделал рывок, чтобы она почувствовала наказание и его главенство. Он отвлекся всего на секунду, и взглядом снова вернулся ко мне. — Я люблю до упора!
И новые размашистые движения. До тошноты противные всхлипы. Но я все еще не могла уйти, словно кто-то невидимый удерживал меня здесь, заставляя смотреть.
— Да-а. Вот так! — простонал мужчина, запуская вторую руку в волосы девушки.
Он просто насаживал ее рот на себя. И, не мигая, следил за моей реакцией. Увидела ли я? Да. Запомнила ли? Даже не сомневайся. Хочу ли так же? Да пош…
Пугливо дернулась, почувствовав прикосновение к своим губам. Не явное, не видимое, а ментальное.
Ясно. Усвоила. Я все поняла… лэрд.
И только я так подумала, невидимая ладонь с моих губ исчезла.
Я шевельнулась, сделала шаг назад. Руки, если не считать, легкой усталости и дрожи из-за ежика-тяжеловеса, снова слушались, ноги уже не напоминали желе, и я могла уйти, не дожидаясь финала, но…
Не знаю: случайно ли я выбрала это место для воплощения доброго дела или все было подстроено, но увиденное не изменило первоначальных планов, только слегка их подкорректировало. Друг-ежик и так насмотрелся и наслушался страшного, так что я не стала пугать его еще больше — просто опустила по ту сторону кустарников, и, проследив, как он удаляется, отошла дожидаться Хельгу.
— Ну вот! — заявила она громко, потрясая передо мной клеткой и заставляя дикобраза неприязненно ощетиниться на такое кощунство.
— Тише ты! — шикнула я на подругу.
— Почему? — несмотря на удивление, она все-таки перешла на шепот.
— Почему-почему? — передразнила я, силясь придумать что-то правдоподобное.
Даже зная, что оборотни легко относятся к интимным вопросам, не хотелось, чтобы она смотрела на лэрда, когда он в таком… неадекватном состоянии.
Впрочем, он выдал себя сам — вот не верю, что не мог тише! И эта его толстуха… чего так стонать, будто не нравится?!
— Что там? — Хельга ткнула пальцем в кустарник и с силой втянула в себя воздух.
— Постой, пожалуйста, здесь, — попросила ее, — и так уже всех зверей в лесу распугала.
— Что? Какие звери? — опешила Хельга, а я, воспользовавшись ее состоянием, быстро юркнула в сторону.
Раздвинула ветки кустарника, не глядя, поставила клетку с той стороны, мысленно извинившись перед животным, слегка встряхнула и быстро открыла. Дикобраз сидел в шоке, так что пришлось его подталкивать, но не зря было столько усилий, потому что в итоге он меня не разочаровал и выбрал правильное направление.
А когда вместо стонов послышался женский вскрик, я открыла глаза, насладилась зрелищем и в приподнятом настроении ломанулась обратно.
По пути подхватила под локоть подругу, и, не разбирая дороги, путаясь платьем во всех сучках и задоринках, поспешила на поляну обратно, к сверкнувшим призывно кострам.
Нет, ну вечер определенно исправился!
И я с уверенностью могу заявить, что в мой день рождения ни одно животное не пострадало!
Если, конечно, не считать изрядно обколотый иголками дикобраза зад одной оборотнихи! Но это, конечно, плюс, а не минус, потому что, возможно, научит ее правильно подбирать себе платья!