Сквозь слезы я не видела плети, которой отец обхватил меня, но почувствовала ее обжигающее прикосновение. Рывок — и вот я снова на плато, не в силах перевернуться на спину, жадно хватаю воздух и все равно задыхаюсь. Единственное что удалось — немного подтянуться на расцарапанных до крови ладонях и посмотреть вниз, туда, где упал дракон.
Отсюда он казался не авантюриновым, а цвета неба в бурю, и тем страннее воспринималась оглушительная тишина вокруг.
Ни шелеста листьев кровожадного курнабуса, ни взмаха залетной птицы, ни звона ручья…
Ни единого звука не было, словно все сговорились, словно вынесли приговор, предали.
Я попыталась приподняться, но ноги бревном потянули вниз, а руки дрогнули и бессильно согнулись в локтях.
Не могу.
Встать не могу, пошевелиться, вытереть бесполезные слезы с щек.
— Доди, — пальцы отца прикоснулись к спине, и я дернулась от вспышки боли. — Доди, — повторил он, и бережно приподняв, уложил на колени к себе.
— Плохо, — шепнула я.
— Что плохо? — он беспокойно начал обследовать мое тело, вызвав новый приступ боли.
— Так плохо видно, — пояснила я, и он убрал от меня плети, которыми все еще обнимал, сменив демоническую сущность на человеческую. Заправил длинную челку мне за ухо, вытер слезы.
Для меня он в любой сущности оставался родным и близким и самым любимым, но я знала, как ему не по душе этот облик. Считал, что в образе молодого мужчины не все, поддавшись стереотипам, заметят его драконью мудрость. А мне нравилось видеть его таким — темноволосым, стройным, жилистым, высоким, а мудрость вне зависимости от его желания читалась в глазах. Они оставались одинаково демоническими и древними в любой ипостаси.
— Лучше?
Я кивнула. Говорить было тяжело, словно меня заставили проглотить горсть песка и не позволили запить водой. Но отец поймет, он всегда меня понимает.
— Ты не хотела, чтобы я убивал его.
— Да.
Закрыть бы глаза и спать, спать, но нет времени на такую роскошь.
— Он… — попытка пошевелиться выстрелила новой болью в лопатках.
— Лежи, — приказал отец. — Жив пока. И прекрати болтать, на это уходит много сил, а они, если надумаешь спасать того дурня, тебе ох как понадобятся.
Я знала, что он слышал меня во время битвы, вот только понять не могла: почему не остановился, а продолжал избивать?
— Ты правда думаешь, что я мог остановиться?! — возмутился отец, легко считав мои мысли.
— Любопытно. И это после того, как он заставил тебя расхаживать перед ним голой?!
Еще раз о драконьей деликатности — для тех, кто забыл.
Вообще-то папа не лез в мое личное пространство, но если мне нельзя говорить, а ментальная связь забирает еще больше сил, чем язык — это единственный вариант общаться. Чтение мыслей для отца — такой же пустяк, как и для Аодха, куда серьезней способность видеть прошлое и будущее любой сущности, если это имеет к папе хоть какое-то отношение. А так как я имею к нему отношение самое непосредственное, логично, что он увидел эту историю с подарками Аодха.
— Хороши подарки! И не только этот, подпирающий сейчас пузом землю, но и еще один хвостатый на тебя голую пялился!
Теперь понятно, к чему была жестокая порка дракона, и разубеждать отца, что я простила, бессмысленно. Он не простил. Он злился. Он имел право на месть, и он им воспользовался.
— Вот-вот, — отец сурово сдвинул брови, а я невольно улыбнулась, несмотря на боль, на опасения, что похититель мертв, и боязнь даже думать, почему я не могу пошевелиться.
Мой папа рядом. Он со мной, и больше ничего плохого не случится. Вот выберемся, вытянем дракона в этот мир и…
И что?
Вернуться в Анидат? Просить отца, чтобы разрешил пожить у него, пока у меня вырастут крылья? А дальше? А… Аодх?
— Понятно, — поворчал отец, — успел он, значит…
Я покачала головой. Нет! У нас ничего такого не было!
— Да знаю я! — отмахнулся отец. — Думаешь, дракон бы еще дышал, если бы посмел тебя хоть когтем тронуть?
Ну… вообще-то… когтем тронул… и не только, но… поцелуи не считаются, да?..
Ой, мамочки! Черные глаза отца побелели — явный перебор с откровениями на сегодня. Не думать! Не думать! Не думать о поцелуях с Аодхом! И тем более о том, что мы вместе спали. То есть… в одной пещере… и с нами были другие драконы! Так что все было прилично!
— Ага, я бы поучил кое-кого приличиям…
И взгляд такой многозначительный.
Но я ведь не по собственной воле!
— Вот как?
Да! То есть… Не надо его убивать, пожалуйста. Я, конечно, не рвалась замуж за авантюринового, и вообще моя позиция на счет замужества давно известна, но… А правда, что жены драконов не занимаются домашним хозяйством?
Отец протяжно вздохнул, посмотрел на меня с жалостью и выдал беспощадный диагноз:
— Попалась ты!
Как?.. Нет! Да я… Да я вот только встану на ноги и все, свободна! Но, может, мы вернем к жизни авантюринового? Он так красиво летает и вообще… он добрый.
— Учу-учу, а все бесполезно. Драконы — наглые, лживые, подлые и так далее, добавь на свое усмотрение из нескончаемого списка. Добрый дракон — мертвый дракон, а сама понимаешь, для дракона это не самое лучшее состояние. И не смотри на меня так. Нет, Доди, я не добрый. Можешь пощупать.
Удивительно. А мама…
— Не считается. Я просто без ума от вас с мамой. Для остальных я наглый, лживый, вредный и вот все «то далее», что ты добавила.
Ну, хорошо. А Кероп? Это друг Аодха, он был у нас сегодня, пролетал мимо и занес корзинку с фруктами и овощами.
— Случайно не такой — блекло-мутный?
Эээ… под лунный камень!
— Точно он, — отец расплылся в довольной улыбке. — Папа не ошибается. Папа никогда не промахивается.
Он что… он тоже…
— Он тоже на тебя пялился, Доди, — нравоучительно заметил отец. — И что я должен был сделать, когда мимо меня пыталась пролететь эта наглая морда?
Пыталась, то есть — не пролетела?
— Папа никогда не промахивается, — повторил отец. — Так, ладно, нечего киснуть по извращенцам! У твоего задохлика мало времени.
Он несколько раз моргнул и посмотрел уже нормальными угольными глазами, которые затягивали в себя как заброшенные колодцы. Многим страшно, а мне и маме нравилось в них заглядывать.
— А, может, передумаешь? — с надеждой спросил отец.
Я попыталась пожать плечами, за что мне не преминула отплатить лопатка. Отец помолчал, рассматривая меня, я по-прежнему изображала обездвиженное тело, благо это не сложно.
— Понял, тогда надо поторопиться, — сказал он со вздохом и опять надолго замолчал.
И я, конечно, понимаю, что папа не любитель почесать языками, но если времени мало, а мы должны еще вернуть меня в вертикальное положение…
— Хорошо, начнем с того, что попроще, — вынырнул из раздумий отец, но взгляд его говорил о том, что все далеко не так просто.
Он поправил на мне майку, якобы та задралась, снял пятна крови мимоходом, убрал с ладоней царапины, и я поняла, что дела у нас обстоят не то, что не просто, а зашибись как плохо.
— Папа, — позвала вслух.
— Не думал я, что твой дракон уложится в четыре дня, — хотела возразить, но отец отмахнулся. — Ты сделала выбор, Доди. Посиди ты тихо в пещере, пока мы разбирались, и мы бы уже летели с тобой домой, а он рвал на себе чешую и выл на скалы, что посягнул на то, что ему не полагается. А так…
А так он на грани жизни и смерти, из-за меня…
— А так эта морда чешуйчатая имеет все шансы заявить на тебя права. Если захочешь, мы с тобой позже обсудим подробнее этот момент, но вряд ли придется. Выкарабкается — сам растолкует. Не выкарабкается — папа больше не подпустит к тебе драконов. Хватит и одной попытки.
Он выкарабкается. Он сможет.
— Да кто бы сомневался? — невесело улыбнулся отец. — Когда так ждут, всегда возвращаешься.
Подозреваю, я покраснела, потому что отец совсем опечалился.
— Доди, послушай, — на этот раз он выдержал совсем небольшую паузу, минуты в две, — сейчас все будет зависеть от тебя. Выходишь дракона, дозовешься — вернется. Не выходишь — я заберу тебя домой, понятно?
Вот так вот, значит, поставил меня перед фактом. Я кивнула, но это вовсе не значило, что я сдамся.
— Если не очухается за три дня, я заберу тебя, — мягкий тон отца не оставлял сомнений в бесполезности спора. — Я буду неподалеку.
Надежда выкрутиться и оттянуть время растаяла.
— Но самое сложное, — отец кивнул, подтверждая мои мысли, — что пока у тебя будет шанс вернуть его, помочь не смогу. Тебе придется все делать одной. Понимаешь?
Кивнула опять, хотя понимала все меньше.
— Он не подпустит к тебе ни одну мужскую особь, да и женской будет не слишком рад.
Вообще перестала понимать. Разве Аодх может что-либо делать в таком состоянии? В том числе и влиять на то, кто ко мне подойдет, а кто нет?
— Ты все увидишь, сложно объяснить. Но я хочу, чтобы ты запомнила четко: ты будешь одна с неподвижным драконом, но ему все равно нужно есть, пить и так далее, — он поморщился. — Или он не наберется достаточно сил, чтобы вернуться к тебе.
Вернуться…
Ко мне…
Ух, пока подумаем о первостепенном: если я продержусь три дня, Аодх вернется к жизни.
Всего лишь три дня. Я смогу. Я, правда, не представляю как, но смогу точно. На первое время у нас есть фрукты и овощи, в термосе свежая вода, а после я что-нибудь придумаю.
— Не представляю что, Доди. Самое разумное — забрать тебя прямо сейчас, но ты мне потом не простишь, а драконы мало того, что злопамятны, так и живут долго. К тому же, в тебе слишком много от меня, чтобы рисковать.
Да, я папина дочка.
— И папа очень этим гордится, — улыбка сняла напряжение с мужского лица, а мне захотелось обнять его крепко-крепко, чтобы он понял, как я им горжусь! Он у меня самый сильный, самый красивый, самый ленивый…
— Хватит, Доди, — улыбнулся еще шире, — у тебя потешно получается путать хвалебные оды обычных землеходящих и драконьи, а я подобрался к самому сложному.
Я вся внимание. Кормить, поить, ухаживать — это я запомнила, а что еще? Не дергать сильно за хвост? Полировать чешую?
— Я думал, как бы тебя к этому подготовить, но не привык миндальничать. Давай-ка я перейду, наконец, к главному, ты покричишь, поплачешь, а потом быстро успокоишься, потому что папа истерик не любит, и еще раз все обдумаешь.
Отец уже минут десять ходил кругами, утруждая языки, и я боялась даже моргнуть, чтобы не пропустить ни слова. Пожалуй, это была самая его длинная речь.
— В общем, Доди…
Я напряглась в его руках, попыталась приподняться, но снова не вышло. Ладно, полежу пока, отдохну, вон сколько работы в ближайшем будущем предстоит. И насижусь, и нахожусь еще.
— Нет, Доди.
Видимо, я все-таки моргнула.
— Что «нет?»
Но хоть голос потихоньку возвращается, а то совсем катастрофа.
— Ты пока не можешь ходить.
А, в этом смысле? Фух, ну да, пока не могу, но ведь у меня есть знакомый наполовину дракон и наполовину демон, у которого масса талантов. Ладони у меня вот уже не болят, царапины затянулись — спасибо, и голос почти нормальный.
— Ходить ты пока не сможешь, Доди.
А я подумала, что трудно Аодху со мной придется — отец вот сегодня несколько раз повторяет, а до меня не доходит.
— Это последствия выбора, — медленно, наверное, чтобы уж точно дошло, пояснил отец. — Как выбор отразится на саинтэ, предугадать невозможно. На кого-то действует так, на кого-то иначе… — Прямой взгляд черных глаз. — Ты какое-то время не сможешь ходить.
Вот как…
Всего-то.
Я героически молчала. Немного дрожала, конечно, но это не страх, а ветерок, вдруг сорвавшийся, и удивление от громкого крика птицы, что попалась в расставленные ветки курнабуса. Я не смогу ходить. Не смогу ходить. Ходить. Не смогу.
— Какое-то время, не навсегда.
Ну вот, я так и думала, что случай не безнадежный, бывает гораздо хуже, я точно знаю.
Один из соседских мальчишек в нашем районе упал с обрыва, и теперь вообще никогда не сможет встать на ноги, а ведь он грезил о крыльях легал! Он перестал мечтать, перестал верить, только сидит в комнате с закрытыми ставнями и дышит по привычке. Так что подумаешь — не могу ходить, у меня есть цель, я должна, и я знаю, что это временно.
— Как долго?
Отец не ответил.
Не страшно. Если я правильно поняла, просиди я в пещере, притворись, что дракон для меня ничего не значит, с моими конечностями все бы было в порядке. А теперь вопрос — смогла бы я отсидеться, зная наперед, чем обернется для меня вылазка? Нет. Поэтому толку тратить эмоции на сожаление и тупые вопросы, если нужно как можно скорее действовать? Я не для того сделала выбор, чтобы удариться в панику, за время которой Аодх умрет. Убить противника для демона слишком просто, поэтому он бросает его в агонию между жизнью и смертью. Я знаю. Я видела.
— Мне жаль, что ты видела.
Мне нет.
Отец прекрасен в своей демонической сущности, и мне не стыдно, что вид изувеченного ядовитыми плетями противника был мне приятен, более того — грел душу. Давняя история, мне и пятнадцати не было, когда один из монстров Наб пытался наложить на меня свои лапы. А позже, когда нас нашел отец, эти загребущие лапки кровавыми кусочками лежали рядом с корчившейся в судорогах тушей. Я боялась, что придется собирать по кусочкам Аодха, потому и выбежала, но отец уже знал, что я… Словом, он оставил выбор за мной, и я выбрала.
— Никто не осудит, если ты передумаешь, Доди. Твоя привязка к дракону не такая сильная, она пройдет. Я могу забрать тебя прямо сейчас, со мной тебе будет проще.
Привлекательно быть рядом с папой, чувствовать себя нежным цветочком, который он охраняет, вот только есть тот, кому я нужнее и кого нужно мне охранять.
— Ты можешь перенести нас с Аодхом куда-нибудь, где проще будет обоим?
— Нет. Порталы здесь закрыты, туша у него откормленная, да он и не дастся. Я перенесу его в пещеру, это единственное, что я могу для него пока сделать.
— Спасибо.
Раз папа сказал «нет», я папе верю. Он мог любого бросить и подставить, кроме нас с мамой. Ну, что ж, посмотрим на что я гожусь и не пожалеет ли авантюриновый, что на меня нарвался?
— Доди, — отец провел ласково по щеке, мне нравилось, когда он так делал, — дракон никогда не пожалеет, что нашел саинтэ, даже если она выберет не его. Он знал, что рискует. Он знал, кто я. Я видел это в его мыслях, его воспоминаниях. Он подготовился к встрече.
Не похоже. Не уворачивался, терпел удары плети. Нет, то, что не ударил папу — это хорошо, я бы ему не простила, но… И вдруг я поняла. Я поняла, почему Аодх не сопротивлялся.
— Из-за меня?
— Да, он хитрый.
И вот я знаю, что не время и у меня не то состояние, чтобы радоваться, а губы сами расползаются в улыбке.
— Ну, что, нести пузатого?
— Он не пузатый, — возмущаюсь с еще большей улыбкой и прошу со смехом: — Неси!
— Сначала ты, — отец поднялся вместе со мной, отнес в пещеру, где воскресил почти уснувший огонь. Уложил меня на спину возле него, подвинул поближе корзинку с провизией и только после моих уверений, что со мной все в порядке и спина почти не болит, ушел за драконом.
Я видела, как он недовольно обвел глазами наше убежище, но сдержался, ничего не сказал. Он знал о пунктиках испытания в отличие от меня. И вообще, некоторые корри живут на улице, а здесь какие — никакие, а стены, так что хотя бы моральная подготовка к таким условиям у меня есть, три дня продержусь, поставлю на ноги дракона и…
И что?
И не хочу сейчас об этом думать.
Вот когда встанет на ноги, расправит сильные крылья, когда снова мне бесшабашно улыбнется…
С улицы послышался такой дикий вой, что я бы в ужасе подскочила, если бы могла приподняться. А так лежала, смотрела в темный потолок и только и сумела, что ментально позвать папу.
«Я рядом», — отозвался он.
Вой усилился, теперь казалось, что чудовище подбирается к пещере. А отец… если он не успеет?
Не могу подвести его и Аодха!
Я нащупала в корзинке ананас, приготовившись оказать достойное сопротивление, когда в пещеру кто-то шагнул, заслоняя собой свет.
— Это я, Доди, — сказал отец, приближаясь вместе с огромной ношей.
Картина выглядела забавно — молодой мужчина тащит необъятного дракона, и я бы не преминула пошутить на этот счет, но дракон, мотнув мордой, начал вырываться, стонать, а потом взревел так отчаянно, что ананас, растерявшись, выпал из моих рук.
Но когда отец уложил дракона рядом со мной, тот перестал сопротивляться, притих и только тяжело дышал мне в шею. Я провела рукой по сине-фиолетовой чешуе, и дыхание дракона выровнялось.
— Максимум три дня, Доди, — напомнил отец.
А я промолчала, потому что легал ясно, никуда я не уйду, пока дракон не поправится. И пусть только он попробует этого не сделать! Когда я в гневе, во мне очень мало остается от мамы. Вот и сейчас я чувствую, что меня буквально распирает от каких-то странных, новых ощущений. Лежу в пещере, двигаться не могу, а сердце рвется, просит выбежать под солнечные лучи, размять крылья и летать, летать, летать…
— Дочь… — отец шагнул ко мне, и тут же дракон беспокойно заворочался, захрипел.
Отец сделал шаг назад, и я поняла, что он имел в виду, говоря, что Аодх не потерпит рядом со мной никого. Неосознанно он будет метаться, выть, тем самым мешая себе вернуться в этот мир, но чужого присутствия не допустит.
— Дочь, — повторил отец, и по его глазам, вновь ставшими почти прозрачными, было ясно: то, что он сейчас скажет — очень важно, но неприятно.
Хотелось попросить его скорее говорить и помолчать подольше, хотелось убежать, закрыть руками уши, хотелось спрятаться, хотелось подбежать к нему.
— Да, папа? — подтолкнула я.
И я была готова ко всему. К тому, что ноги я почувствую в лучшем случае лет через двести, к тому, что у дракона ни единого шанса вырваться, а это так, притворство, жалкие попытки.
Вот только оказалась не подготовленной к тому, что мне сказал отец.
— У тебя начали расти крылья, Доди.
От этих новостей вдруг нестерпимо зачесался лоб, но когда я попыталась его успокоить, уколола палец. Выход нашла — поцарапала лоб ногтем, и все нормально, все хорошо, зуд отступил, вот только вопрос: за что и как пострадал палец?!
— Это чешуя, Доди.
Чешуя?!
У меня?!
На лбу?!
Как у рыбы?!
— Ты становишься драконом.
А, ну тогда все ясно. Это в корне меняет дело, и я вовсе не в шоке.
Любопытно, подумалось мимоходом, а все драконы умеют летать? Потому что я даже лежа на полу почему-то куда-то падаю.