Глава № 1

Я с детства мечтала о карьере модели, но, увы…

В модельном агентстве, в которое мама привела меня в тринадцать лет, сказали, что мои шансы на успех минимальны. И действительно, куда это годится? Потолок головой не задеваю, при взгляде на фигуру скелет не прослеживается, да еще и походка, как у алкоголика в завязке.

Директор агентства еще много чего говорила по поводу моей внешности, но я пропустила это мимо ушей. Все пыталась представить себе: как именно ходят алкоголики в завязке. Представлялось с трудом: папа мой не пил, папа моей подружки Ларисы тоже предпочитал смотреть не в бутылку, а на футболистов на поле, так что наглядного примера не было.

Но потом я вспомнила один маленький нюанс: сравнивали-то со мной…

Представила себя со стороны, представила еще раз, вспомнила свое отражение в витринах магазинов и поняла, что у алкоголика в завязке все шансы начать все сначала и устроить личную жизнь. Ко мне, к примеру, довольно часто подходили молодые люди, чтобы познакомиться, и многие из них говорили, что изначально их заинтересовала моя походка. Свободная, простая, без виляния бедер… Двое парней даже сходу сделали мне предложение выйти замуж, но когда я отказала им по причине отсутствия паспорта, они исчезли так же быстро, как и появились.

В общем, в тот момент я так далеко ушла в свои размышления, что услышала только часть причин, по которым модельный бизнес не для меня. А потом директор агентства громко сообщила, что я принята, — исключительно из-за моих карих глаз, — поздравила со скорым началом мучений и холодно попрощалась.

— До свидания, — расплылась я в счастливой улыбке.

Мама же попрощалась с директрисой так же холодно, как и она с нами. Во-первых, потому, что она слышала все и ее явно задели слова женщины. Во-вторых, за долгие годы работы это вошло у нее в привычку. А в-третьих, та приличная сумма, которую мама уплатила за мое обучение, делала наши отношения с агентством партнерскими, а с партнерами принято общаться на равных.

Я не пропустила ни одного занятия в модельном агентстве, и хотя некоторые уроки поначалу действительно воспринимались мучительно, они довольно многое мне дали. Так, я научилась ходить по подиуму, делать мейк-ап, подбирать себе правильную одежду и полюбила занятия фитнесом. А вот с актерским мастерством были большие проблемы, очень большие, — сколько бы я ни старалась. Старалась я целый год, но…

— Это безнадежно, — именно с такими словами директор агентства спустя время выдала мне свидетельство об обучении.

— Еще посмотрим! — пообещала запальчиво я.

И с удивлением заметила, как вместо ожидаемого возмущения, женщина улыбнулась.

— Глаза… — сказала она, рассматривая меня. — Запомни, Ева. Единственное, что тебя может выручить, — это глаза. А все остальное… Уверена, ты и не надеялась, что я приглашу тебя на работу. Пусть зайдет следующая.

Она небрежно махнула рукой, отпуская меня. Ну что ж…

Я заставила себя улыбнуться, пожелала ей найти ту модель, которая успешно представит их агентство на мировых подиумах, и поблагодарила за шанс прикоснуться к мечте.

Впервые директор взглянула на меня благосклонно, но… Она не изменила ни своего мнения, ни своего решения, и я вышла.

В коридоре толпились другие девочки из нашего выпуска. Они смеялись, шушукались и еще пылали надеждой. Кого-то из них директор пригласит на работу в агентство, а я…

Я вышла в холл, остановилась у зеркальной стены и посмотрела на свое отражение. Даже если судить объективно, красивыми у меня были не только глаза. Еще мне сильно повезло с волосами — длинные, ухоженные, цвета спелых каштанов, к тому же удивительно послушные. Мое лицо мне тоже нравилось — довольно симпатичное, и кожа без каких-либо изъянов и намека на прыщи. Некоторые девочки из нашего агентства тратили баснословные суммы на всякого рода корректоры и тональные крема, мне же было достаточно легкой пудры.

К сожалению, вынужденно признала, что, несмотря на изнурительные занятия в агентстве, скелет у меня так и не проявился. И роста не прибавилось, что тоже было весьма печально. Если бы хотя бы три сантиметра… Хотя бы три, а еще лучше шесть!..

Увы, фитнес для моделей чуда не совершил, и мой рост как был год назад метр шестьдесят семь, так и остался. Но, как и год назад, я не собиралась отказываться от мечты! Тем более что в мире моды уже были примеры, когда успешными моделями становились девушки со значительно меньшим ростом, чем у меня. Правда, они были и куда костлявей, но…

Я сдаваться не собиралась!

После этого агентства было еще одно, потом еще — обучение платное, так что меня легко принимали, но в итоге я слышала один и тот же вердикт. Нет. Для модельного бизнеса я категорически не подходила. Нет, нет и нет!

Спустя пару лет глянцевые и модные журналы запестрели фотографиями девчонок, с которыми я когда-то вместе училась. Лица некоторых из них смотрели на меня с экранов, предлагая купить новую зубную пасту или попробовать шампунь с видоизмененной этикеткой. А моя мечта по-прежнему дрейфовала. Мысленно переведя ее в категорию «романтических иллюзий», я выбрала вполне приземленную профессию и после школы поступила на юридический факультет.

Признаю, бюджетное отделение мне досталось не только благодаря знаниям, но и папе-прокурору. Но у нас с ним были смягчающие обстоятельства, ведь если бы этого не произошло, нам бы на пару влетело от мамы-судьи. И потом, те, кто поступили только благодаря связям родителей, вылетели уже после первого курса. Я же успешно закончила второй и перешла на третий, когда поняла, что вот…

Это невероятно, нереально и такого просто не может быть, но, кажется, у меня все же имеется шанс стать моделью!

Даже не верится, что случилось это в обычный, ничем не примечательный день. Июнь, жара, возвращаясь от родителей, я остановилась у ближайшего киоска, чтобы купить воды, и совершенно случайно увидела новый выпуск одного глянцевого журнала. С обложки на меня смотрела темноволосая девушка — миловидная, но, судя по щечкам, далеко не стройная. А внизу огромными буквами была выведена надпись: «Пончики без сахара».

Я тогда и не подозревала, что имеется в виду, но, купив минеральную воду, поддалась внутреннему порыву и приобрела журнал. Не удержалась и открыла его на страничке, с которой на меня снова взглянула эта симпатичная девушка. Здесь были размещены и другие ее фотографии, так что я убедилась: да, она далеко не стройняшка, но полнота не делала ее некрасивой. На второй страничке она уже была запечатлена заметно похудевшей и на подиуме. Умница — машинально отметила я и перевела взгляд на следующее фото, с которого она счастливо улыбалась черноволосому мужчине, а он ее бережно обнимал за талию. Красавец и сердцеед — отметила я так же машинально и пробежалась по первым строкам статьи.

С учетом названия и фотографий с волшебным преображением, я была просто уверена, что прочту историю о том, что надо вместо еды любить диету и спорт. Но статья меня поразила.

Во-первых, она начиналась с сожаления, что некая Лера, которая полгода была лицом нового проекта, постройнела. А во-вторых, в ней сообщалось, что в связи с сим печальным событием руководитель проекта Матеуш Ковальских объявляет кастинг моделей плюс. Но самое главное было «в-третьих»: ни рост, ни опыт работы моделью значения не имели. Были важны только пышные формы и приятная внешность. И, что было просто фантастическим везением всей моей жизни, кастинг еще не закончился!

Домой я полетела на всех парах и из-за спешки едва не наступила на хвост любимцу нашего двора — блохастому коту Мурзику. Опередив возмущения бабулек у подъезда, пообещала выделить средства на «Вискас», услышала вслед благословения и пожелания найти жениха хорошего и с улыбкой впорхнула в квартиру.

— Лариса! — размахивая журналом, я, даже не разуваясь, метнулась на кухню, где и застала подругу с бутербродом и большой чашкой чая. — Лариса, смотри, что у меня есть!

Выплеснув на подругу поток бурлящих эмоций, я плюхнулась на стул напротив, отобрала у нее чай и бутерброд. Она не возражала, потому что при весе в сто пять килограммов каждый понедельник садилась на диету и каждый вторник успешно о ней забывала. Но если бы мы акцентировали внимание на неких слабостях друг друга, не прожили бы под одной крышей и месяца. А так уже третий год пошел — вполне себе срок. За это время я смирилась с постоянными порывами Ларисы похудеть и просмотрами сериалов. А она — с моей любовью к цветам и верностью каналу World Fashion.

— Ну, посмотрела, — прочитав статью, Лариса наградила меня непонимающим взглядом. — И что?

— Как что? — опешила я. — Это же шанс! Мой шанс, разве не очевидно?

— Идем!

Встав со стула, Лариса поманила меня из кухни. Ничего не понимая, я вышла следом за ней в прихожую и остановилась у зеркала встроенного шкафа. Посмотрела на свое отражение, поправила волосы, которые разметались от ветра и бега, и вопросительно взглянула на подругу.

— Ясно, все еще не очевидно, — вздохнув, она встала позади меня.

Теперь у нее были видны только пышные бока и верхняя часть головы. Подруга еще раз вздохнула, перекинула через плечо толстую русую косу и с сожалением сказала:

— Прости, Ева, но вполне очевидно, что если это и шанс, то не для тебя. Здесь подойдет кто-то вроде меня. А ты слишком худенькая, чтобы сойти за модель плюс.

— И слишком толстенькая, чтобы сойти за обычную, — загрустила я.

— Зато в самый раз для юриста!

Таким образом, открыв мне глаза на правду и немного подбодрив, подруга вернулась на кухню, бормоча по пути, что диеты — зло. Особенно, когда так хочется есть, и тут уже без разницы на дни недели…

А я вдруг обратила внимание, как плавно она идет, несмотря на формы и домашние тапочки, немного подумала, прикинула кое-что и поспешила следом за ней. Ларису я застала в ответственный момент: она как раз открыла холодильник и выбирала между колбасой и зеленым яблоком.

— Слушай, — начала я и решила, что обойдусь без прелюдий. — Ты никогда не думала попробовать себя в роли модели? Никогда не мелькало такой мысли? Хотя бы в детстве?

Послышался тяжелый вздох, рука подруги потянулась к яблоку, но я догадалась, что она неверно меня поняла и быстро добавила:

— В роли модели плюс!

Рука подруги застыла между яблоком и колбасой.

— Мне кажется, у тебя есть определенные перспективы!

Послышался облегченный вздох, и рука подруги уверенно подхватила колбасу.

— А чтобы перспектив было больше… — Лариса достала из хлебницы ароматный батон.

Итак, вооружившись огромными чашками с чаем, мы с ней уютно разместились за столом переговоров.

 

Глава № 2

Благодаря почти двум литрам чая и несчетному количеству бутербродов мы разработали стратегию для предстоящего кастинга. Весьма сомнительную, надо признать, но я надеялась, что у нас все получится. Вернее, у меня все получится, потому что после плотного ужина, следя за моими передвижениями, Лариса одумалась и сказала, что не было у нее мечты стать моделью. Ну не могла она мечтать о работе, где надо столько ходить! То ли дело — бухгалтерия!

— Бухгалтер — на любом предприятии уважаемый человек, — перечислила она очевидные достоинства своей будущей профессии. — Ссориться с ним себе же во вред. Чаще всего это отдельный кабинет и уютное кресло, потому что приходится много сидеть. Сидеть — едва ли не ключевое слово! К тому же, при нашем законодательстве, подкидывающем почти каждый месяц новинки, бухгалтер никогда без работы не останется. А вот модель…

Понаблюдав еще какое-то время за моими метаниями, она с надеждой поинтересовалась:

— Может, одумаешься? Ну а что, давай, а? А то у меня какие-то нехорошие предчувствия, аж живот разболелся!

— Ларис, давай я не буду тебе намекать, что рези в животе не имеют никакого отношения к предчувствиям, а ты не будешь меня отговаривать? — предложила я.

— Справедливый обмен, — подумав, согласилась подруга. — Я пекусь о тебе, ты переживаешь обо мне. Ладно, я оценила твою заботу и теперь проявлю свою. Пойдем, подготовимся к завтрашним извращениям!

Лариса поднялась и вышла из кухни, и я поспешила следом за ней.

— Так, где же это? — подруга широким жестом распахнула огромный шкаф, но наградив меня скептическим взглядом, закрыла обратно. Подошла ко второму и потянулась к верхней полке. — Здесь то, что я носила пару размеров назад, так что… Ага, вот!

Спустя минуту мне был предоставлен выбор: надеть безразмерный джинсовый сарафан с огромными карманами или одну из длинных юбок с широкими кофточками-разлетайками в комплекте. И то, и другое добавляло мне как минимум пару кило — это плюс. Но смотреть на это не хотелось — и это минус.

— Напоминаю: мы все еще можем одуматься и не позориться, — заметив, что я зависла на размышлениях, сказала подруга. — Видишь, только хотели начать, а уже ничего не выходит.

— Не вижу, — с улыбкой ответила я. — Я предпочитаю замечать не то, что мешает, а то, что может помочь. Вот, кстати, что это за юбка? Можно на нее посмотреть? Вон та, белая в черный горошек?

Лариса обернулась к шкафу. Я обратила внимание, что она немного замешкалась, прежде чем достать юбку, на которую я указала. Но все же отдала ее мне для примерки.

— Симпатичная! — вдохновилась я, вертя ее в руках и понимая, что она идеально подходит. — Ларис, можно я выберу ее? Никогда не видела ее на тебе. Классная юбка!

— Шикарная, — поправила подруга и разрешила. — Конечно, можно. Все равно для меня это… Буду рада, если она подарит тебе удачу!

Легкая грусть, которую я уловила в словах подруги, заставила меня унять эйфорию и внимательней присмотреться к юбке. Ну да, и как я сразу не поняла?! Я никогда не видела на Ларисе эту юбку, потому что это было физически невозможно. Дело в том, что она никогда не была настолько стройной, чтобы надеть ее. Здесь максимум сорок восьмой размер, а Ларису я меньше пятидесятого и не помню.

— Знаешь, — протянула юбку обратно, — наверное, я выберу что-то другое.

— Нет уж, — возразила подруга. — Я купила ее… В общем, когда-то давно я наивно мечтала, что если однажды влезу в нее, то Вадик Москаленко не устоит и пригласит меня на свидание. Помнишь Вадика? Сидел на последней парте и доставал всех, кроме меня. Кого пнет, кому подзатыльник отвесит, кому шею ручкой разрисует, у кого тетрадку отберет и порвет… Меня он просто не замечал. Я тогда даже первый раз на диету села, а он…

— А он единственный из всей школы умудрился остаться на второй год, а потом и вовсе забросил обучение, — припомнила я худощавого и, в общем-то, ничем, кроме бандитских замашек, не примечательного паренька.

— Ну да. Так что бери и носи! Пусть это будет моим подарком. Мою мечту юбка осуществить не смогла — может, хоть в твоей сыграет какую-то роль и заодно оправдает свою цену.

— Какую цену? — полюбопытствовала я.

— Явно завышенную, — отмахнулась подруга. — Так, что у нас дальше?

Дальше у нас был поиск блузы, но от всех вариантов Ларисы я отказалась. Да, предложенная ею одежда превращала меня в некое подобие шара, но я со спецэффектами перебарщивать не хотела. Юбка делала мои бедра пышнее — уже хорошо. А вдруг этого хватит? Все же для работы ищут модель, а не пугало огородное.

Кое-как переждав ночь, я разбудила Ларису, подождала, пока она приведет себя в порядок и съест приготовленный мною завтрак (самой кусок в горло не лез), после чего вытащила ее из дома. У подъезда нас уже ожидало такси — долго ожидало, так как я немного не рассчитала с порцией завтрака, а Лариса слишком высоко ценила мои кулинарные навыки. Потом, когда я стояла у лифта, а подруга медленно и слегка кривясь шла ко мне на высоченных каблуках, она заявила, что привыкает к новым туфлям. Как по мне, туфли были не только новые, но и тесные, но уточнять этот момент я не стала. А вот на улице, заметив, что такси из-за других машин припарковалось не у нашего подъезда, а у соседнего, обеспокоенно поинтересовалась:

— Дойдешь?

— Еще бы! — бодро ответила подруга. — А заодно и туфли разношу — и станут они у меня мягкими и послушными!

Я подошла к машине и остановилась, ожидая Ларису. Судя по тому, что иногда на ее лице мелькала гримаса, туфли упорно сопротивлялись коварным планам своей хозяйки и уютными тапочками становиться отказывались. С благодарностью взглянула на свои удобные красные туфли, дождалась, когда подруга сядет в машину, и тоже нырнула в салон.

— Будут чаевые, — объявила я водителю, прежде чем тот набросился с обвинениями в опоздании.

Он кивнул, молча завел машину и выехал со двора. В салоне громко играла музыка, но я слышала только стук своего сердца. Он словно вторил моим сомнениям: «Получится ли? Получится?»

Я глубоко выдохнула и попыталась внушить себе, что получится. Даже попыталась представить триумф, и как все от меня в восторге и предлагают контракт, а я еще думаю, но…

С самообманом у меня было так же скверно, как и с актерскими навыками, так что у бизнес-центра, где проходил кастинг, я вышла на ватных ногах. Лариса выглядела немногим храбрее меня. Но, обменявшись взглядами, мы еще раз осмотрели стеклянную махину, нависающую не столько над дорогой, сколько над нашими головами, и двинулись вперед.

Мой скромный шаг. Следом неуверенный шаг Ларисы. Еще один мой шаг, полный опасения и внутренних терзаний. И еще один вымученный — подруги. Если бы так неспешно мы шли к таксисту, уверена, он бы запросил не просто прибавки, а двойной тариф.

Впрочем, нет. Увидев наше с Ларисой отражение в стеклянных дверях бизнес-центра, я прикинула, что меньше, чем тройной оплатой, мы бы не обошлись. Потому что вот только сейчас и в данный момент я отчетливо поняла, как ходят алкоголики в завязке! И заодно поразилась прозорливости директрисы агентства — надо же, такой потенциал рассмотрела!

Слава Богу, мы наконец-то вошли в холл, и там зеркал не было. Это немного взбодрило самооценку, а заодно выровняло колени и уняло сердцебиение. Итак, куда дальше?

В здание постоянно заходили люди — мужчины в основном, в деловых костюмах, да и женщины были одеты официально, как конторские служащие. Дорогие конторские служащие, но все же… Не обращая на нас внимания, они деловито подходили к двум из трех лифтов и с каменными лицами поднимались на нужный этаж. Как-то все это мало напоминало контингент модельного бизнеса.

— Наверное, надо спросить у охраны, — заметив справа турникет, через который все проходили, и двух мужчин в форме, предложила я.

Взглянув на молчаливо стоящую рядом подругу, усмехнулась — она с тоской смотрела вправо, на пустующие кресла для посетителей.

— Ларис, пусть они нас простят, но нам в другую сторону.

— Ты уверена? — подруга все еще не отрывалась от созерцания мягкого совершенства.

— Думаю, что… — я уже почти решила согласиться на небольшую уступку и передышку, но двери бизнес-центра в очередной раз распахнулись, и я заметила свое, личное совершенство!

Мужчина. Высокий. Черноволосый. Неприлично красивый. В светлых джинсах, что для бизнес-центра такого уровня могло бы выглядеть, как кощунство, если бы не их баснословная цена. В белой майке, обтягивающей спортивную фигуру. От него за версту веяло опасностью, а кто не чувствовал этого, получал предупреждение зеленых глаз, в которых читалось язвительное «Уж лучше держись подальше!». И я бы, естественно, так и сделала, если бы не узнала его.

Матеуш…

Матеуш Ковальских!

Тот самый человек, который объявил кастинг моделей!

Мазнув по нам с Ларисой равнодушным взглядом, он прошел мимо, миновал турникет, кивнув охране, и устремился к одному из лифтов.

— Летим! — схватив подругу за руку, я потащила ее следом за ним.

Позади остались мягкие кресла, недоуменные взгляды важных клерков, первоначальное недоумение охранников и насмешливые ухмылки, когда я сказала, что мы очень-очень спешим, и указала на причину спешки. Охранники хмыкнули, переглянулись, спросили, как я отношусь к холодным питонам, и после моего заявления, что я предпочитаю животных с более высокой температурой, пожелали мне поднять ее у питона и пропустили без пропуска.

— А я? — попросилась у охранников подруга.

— А что ты? — хохотнул один из них и оглянулся. — Думаю, ты питона вряд ли даже догонишь.

— Вряд ли — это одна из степеней вероятностей, — веско заметила будущий бухгалтер Лариса. — И, поверьте, если питон заставит меня пробежаться, а потом все же попадет ко мне в руки, ему будет не просто жарко. Я устрою ему маленький Армагеддон!

— Впечатляет, — оценил второй охранник, и пока первый размышлял над степенями вероятностей, пропустил через турникет Ларису.

Я обернулась, увидела, что Матеуш уже нажал на кнопку вызова лифта, и поспешила к нему. Я слышала позади подбадриваемые реплики охранников, слышала, как сопит и иногда вскрикивает из-за туфель за моей спиной Лариса, но не могла остановиться. Не могла позволить Матеушу уйти! Такой шанс, такой шанс — знакомство еще до кастинга! У меня есть возможность поговорить с ним один-на-один, произвести приятное впечатление…

Мужчина уже вошел в лифт, двери начали плавно закрываться, но я успела! Успела добежать и подставить руку! Вошла, выдохнула. Лифт снова начал плавно закрываться, но Ларисе оставалась всего минутка, и потом, я понимала, что у других лифтов собралась слишком большая очередь, а пешком подруга не поднимется… К тому же, мы обе были не в курсе, на каком этаже проходит кастинг…

— Подождите, пожалуйста! — попросила я мужчину.

Он заметил мою подругу, пыхтящую как дракончик, и словно нехотя нажал на кнопку, — двери лифта снова разъехались в стороны.

— Спасибо! — поблагодарила я и ободряюще улыбнулась Ларисе.

— Экстрим! — влетев в лифт, пожаловалась она, потом взглянула на нашего спутника и присвистнула: — Весьма приятный экстрим.

Я с улыбкой обернулась к мужчине, и мне хватило одной секунды, чтобы понять: наши взгляды на приятное не просто отличаются. Они, как минимум, находятся в разных плоскостях!

 

Глава № 3

Отстраненный. Недоступный. И очень-очень недовольный тем, что мы в одном лифте с ним. Таким был мой шанс.

Я смотрела на него и понимала, что надо что-то сказать, и желательно такое, чтобы запомниться, но…

Я не знала, что говорить. В голову настойчиво лезли странные мысли, типа «Просторная кабина, не правда ли?». Но сильнее мне хотелось спросить у него: почему столько холода в его взгляде и почему он смотрит так, будто только сошел с небес, а у самого…

— У вас на шее проступает засос, — ляпнула я.

И только по писку изумленной Ларисы и прищуренному взгляду мужчины поняла, что озвучила свои наблюдения вслух и что теперь надо как-то спасать положение. Пока не поздно, надо его спасать! Способ спасения лежал на поверхности — нужно было просто переключить внимание мужчины на другую тему, но… К сожалению, в запасе у меня была лишь одна насущная тема — остальные признаков жизни не проявляли.

— Просторная кабина, не правда ли? — поинтересовалась я у попутчика.

Взгляд мужчины неуловимо изменился, но далеко не в лучшую сторону. Если до этого он просто рассматривал меня, как некое насекомое, то теперь явно обдумывал, к какому классу оно относится и как бы его прибить. Надеюсь, моя белая юбка в горошек внушит ему верные ассоциации, потому что божьих коровок нельзя убивать. Их надо ласково отпускать на волю, и все.

Впрочем, на волю я тоже пока не рвалась. Да и лифт еще поднимался и позволял мне добить… то есть, позволял мне еще разок испытать удачу…

— Добрый день, — вспомнила я о приличиях, перевела дыхание и…

Зависла, когда зеленые глаза полоснули меня взглядом. Странные это ощущения — смотреть на человека, который владеет твоей мечтой и может создать ее и для тебя, а может отобрать, разрушить. А еще, не знаю почему… Возможно, из-за надменного взгляда, медленного поворота головы и выправки мужчины у меня мелькнули ассоциации с аристократией. Вспомнился мистер Дарси и его важный тон, а еще сотни ничего не значащих диалогов из других прочитанных книг, имитирующих данную эпоху… И это точно было помутнением, не иначе, но я опять с удивлением услышала свою новую реплику:

— А день на самом деле сегодня прекрасный, не правда ли? Меня зовут Ева. И так удачно, что мы… я… вы…

Все слова на трех языках, которыми я владела, были забыты, и я замолчала, услышав нелепое блеяние, которое получалось. Никогда не была овцой, и становиться не собиралась. Сейчас, сейчас я ему скажу, мол: как удачно, что я успела его догнать, и в итоге мы вошли в один лифт. Ведь это такой шанс… для меня…

— Ночь была значительно лучше, — мужчина потер шею, где уже вовсю красовался засос, и окинул меня насмешливым взглядом. — И что касается удачи, тоже подвергну сомнению. Думаю, Ева, что я не ваш Адам.

— Что? — опешила я.

— Все экстремальней и экстремальней, — пропыхтела Лариса и получила такой же насмешливый взгляд, как и я.

— Я занят, — сообщил нам Матеуш.

— Сегодня? — встрепенулась я. — Я просто подумала…

— Неужели надо все объяснять? Варианты: с кем провести вечер, а с кем ночь, — у меня уже есть. Другие я пока не рассматриваю.

Дальнейшее я списываю на шок от новости, что нас с Ларисой сходу записали в клуб любителей наглых и высокомерных, а еще, кажется, и развратных… Да, на шок. И на приступ чрезмерного любопытства. Потому что вместо того, чтобы объясниться, я поинтересовалась:

— То есть, речь о двух разных людях? Один на вечер, один на ночь?

— Иногда бывает и больше, — подтвердил мужчина правильность моих выводов. — Но сегодня расклад такой.

— А не маловато ли будет? — хмыкнула недоверчиво Лариса, чем опять привлекла внимание к себе.

Мужчина нагло прошелся по ней взглядом, явно оценил пышную грудь, мельком взглянул на мою и поделился жизненным принципом:

— Я всегда знаю, что в меру и когда остановиться.

То есть, я-то думала, что он делится жизненным принципом, а это у нас просто лифт остановился. Именно это он и имел в виду. Выйдя на этаже, мужчина бодро сделал несколько шагов, потом соизволил обернуться и поинтересоваться:

— А вы?

— А нам выше! — раздраженно проинформировала его Лариса.

Меня мужчина тоже успел почти вывести из себя, но я рассчитывала с ним еще поработать, а потому вежливо сказала сущую правду:

— Мы на кастинг.

— В таком случае, желаю удачи, — на губах мужчины мелькнула ехидная улыбка, но быстро исчезла. — И пламенный привет моему другу детства — Карлсону.

Матеуш отвернулся и пошел прочь вдоль длинного коридора, — мне послышался мужской смех, но вряд ли это смеялся он. Не аристократически это как-то, смеяться так громко!

Мы с Ларисой переглянулись, синхронно посмотрели на кнопки лифта, перевели взгляды на цифру «29», нарисованную на этаже, и…

— Кто строит здания в двадцать девять этажей?! — праведно возмутилась Лариса.

— Один этаж пожалели! — поддержала я. — Теперь-то понятно, что это все-таки он хохотал! Еще бы! Нам выше, и мы на кастинг!

— Ну да, а кто может проводить кастинг на крыше?

— Или Карлсон, как он намекал. Или Бог, — я решительно вышла из лифта и потянула следом подругу. — Пойдем отсюда. Что-то мне не нравится ни один вариант.

— Я тоже на сегодня уже налеталась, — устало вздохнула она и покосилась на свои туфли. — Давай поищем, где посидеть?

— Давай сначала поищем, где кастинг, а потом посидим?

— Если бы два в одном… — мечтательно протянула подруга, но послушно пошла следом за мной вдоль длинного коридора.

К счастью, особенно для Ларисы, углубляться в коридорные дали нам не пришлось. Мимо пробегал щуплый невысокий парнишка, он так и хотел улизнуть — уж больно торопился кому-то передать пакет документов, но мозоли на ногах иногда не только мешают, но и придают ускорения. Так что юркнуть мимо подруги у него не вышло. Паренек пискнул, попытался выкрутиться, оставив на память о себе воротник дорогой рубашки, но когда был перехвачен за предплечье, видимо, посчитал, что рукав — слишком большая жертва и перестал вырываться.

— Мы на кастинг, — тоном воительницы сообщила ему Лариса. — Где он проходит?

— Н-не помню, — промямлил расстроенный пленник, но вдруг его лицо озарилось. — А! Это вам надо повернуть направо и найти кабинет № 16.

— Далеко идти? — еще строже потребовала уточнений возможная рабовладелица.

— Ну… шагов триста, — признался паренек и немедленно попросил снисхождения: — Это не я так здание проектировал! Я вообще от архитектуры далек! Я даже чертить не умею! Мне за это всегда в школе влетало!

— Но именно это тебя и спасет! — рассмеявшись, я пошла в указанном направлении.

Лариса присоединилась спустя пару секунд.

— Прощались, что ли? — хихикнула я.

— Нет, просто я обдумывала вариант, что если на него опираться, идти будет быстрее и легче… — Она удрученно покачала головой. — Но пожалела хлюпика.

— Молодец, — похвалила я. — К тому же, он мог не выдержать… такой ответственности, и тебе пришлось бы не опираться на него, а тащить.

— Если бы я хотела тащить на себе мужика, я бы вышла замуж, — отмахнулась от такого варианта подруга.

Посмеиваясь, мы и не заметили, как дошли до указанного кабинета. Прислушались — приглушенные, размеренные голоса, даже слишком размеренные, как по мне, и уж очень тихие. Я почти ничего не слышала из-за сердца, вновь застучавшего барабаном!

— Ларис, — повернулась к подруге, — спасибо, что ты со мной!

— Очень трогательно, — улыбнулась она и подбодрила. — Давай, не дрейфь! Я с тобой до конца!

И тогда я открыла дверь.

И тут же попала под удивленный осмотр десятка глаз. Но я и сама рассматривала присутствующих с не меньшим удивлением, чем они меня. Еще бы! Там явно было на что посмотреть…

Просторный современный кабинет, который размерами вполне мог сойти для конференц-зала, на стене магнитная доска, в углу какой-то проектор, на окнах японские жалюзи и круглый стол из добротного дерева, за которым в ярких офисных креслах сидели шесть женщин. Все ухоженные, с красивыми высокими прическами, в костюмчиках, несмотря на жару на улице, и все, без исключения, в очках. Не от солнца, а для коррекции зрения. В общем-то, это вполне логично, учитывая, что возраст женщин явно был далеко за сорок пять. Навскидку я бы сказала, что самой молодой из них было под пятьдесят, а самой… старшей… ну, пусть она будет женщиной без определенного возраста.

До нашего вторжения женщины, видимо, мило беседовали, потому что позы были расслаблены, а на лицах многих из них еще теплились улыбки. К тому же, на спокойные разговоры намекали чашки с чаем, которые были возле каждой из них, и вазочка со сладостями, где красовались обертками конфеты.

— Что это? — прошипела мне в ухо Лариса, рассмотрев, как и я, присутствующих.

— По-моему, мы ошиблись, — тихо шепнула я ей и улыбнулась женщине, которая смотрела на нас пристальней остальных. — Извините, мы, кажется, не туда попали.

Пока я говорила, Лариса высунулась из-за меня чуть больше и, соответственно, чуть больше увидела. Полагаю, в поле ее зрения попали желанные кресла, и она отметила факт, что некоторые из них пустовали. А еще чай. А еще же конфеты!

— А может, все верно? — жадно сглотнув, тихонько прошептала она. И не полагаясь на мой ответ, поинтересовалась у женщин: — Извините, пожалуйста, а кастинг случайно не здесь проходит?

— Понимаю, как бы тебе этого хотелось… — начала я тихонько, но женщина, которую я приняла за главную, прервала мой саркастический монолог.

— Кастинг! — повторила она и покачала головой. — А ведь русский язык так богат и содержит другое слово. Собеседование! Вот как надо правильно говорить!

Я только глаза закатила — понятно же, что как ни называй, а данное собрание для тех, кому «за» точно не станет кастингом. И я уже начала пятиться, чтобы выйти и прекратить эти ненужные нравоучения, но уставшая Лариса стояла в дверях не на жизнь, а на смерть. Мне даже подвинуть ее не удалось, мои попытки она просто амортизировала!

— Да-да, конечно, — тут же залепетала она. — Пожалуйста, подскажите, а собеседование здесь проходит?

— Да, барышни, — кивнула женщина и приглашающе махнула рукой на свободные кресла. — Вы опоздали, но можете проходить. Присаживайтесь, наливайте себе чай, берите конфеты и продолжим.

Подозреваю, если бы женщина умолчала о возможности перекусить, Лариса смогла бы мыслить адекватно и поняла, что здесь явно, ну явно что-то не так. Но прозвучали волшебные слова, и ее уставшие ноги снова проявили прыткость, — подруга практически молнией метнулась к креслам. А так как по пути она успела подхватить и меня, уже через секунду я сидела в кресле, а через пять секунд передо мной стояла чашка с чаем, и в качестве утешения — лежала развернутая Ларисой конфетка.

— Ну что же, — наградив нас пристальным взглядом, сказала женщина. — Для вновь прибывших представлюсь: меня зовут Ирина Матвеевна. Я — главный и единственный секретарь Леслава Генриховича Ковальских, учредителя холдинга «Синергия Лайт». И именно я сегодня провожу собеседование.

Отпив из своей чашки чай, Лариса повернулась ко мне и победно улыбнулась: мол, вот видишь, а ты идти не хотела!

— Итак, — продолжила секретарь и посмотрела на меня. — Я хочу услышать ваше мнение, какими качествами и навыками должен располагать личный помощник руководителя?

— Мое? — удивилась я.

— Ваше, — подтвердила женщина. — Другие кандидаты на эту должность уже высказались, остались только вы и ваша подруга. Но в данный момент ваша подруга увлечена конфетой.

Услышав такой расклад, Лариса, уже доедающая конфету, тут же подхватила другую. А я задумалась над ответом…

 

Глава № 4

Конечно, можно было признаться, что мы ошиблись и нам действительно нужен кастинг, а не собеседование. Но я видела, как устала Лариса, и решила дать ей немного времени.

И потом, для кого бессменный секретарь генерального может искать личного помощника? Понятно, что для кого-то из высшего руководства. А так как я надеялась работать в этой компании, не стала объяснять всю нелепость возникшей ситуации. Я подумала, что пусть лучше мне откажут, и я достойно уйду и спокойно отправлюсь на другой кастинг. Лариса тоже не мечтала быть чьим-то секретарем, поэтому, когда она отдохнет, ее не удержат даже конфеты.

— Думаю, — сказала я Ирине Матвеевне, — что личный помощник должен быть организованным и со стальными нервами. Это в первую очередь. Элементарные знания компьютера сейчас у всех, а любые прикладные программы можно легко изучить. Так что этот вопрос тоже опускается, как само собой разумеющееся. Я бы еще добавила умение держать язык за зубами в том случае, если непосредственный руководитель не спрашивает о рабочих моментах. И если как раз таки не нужно продемонстрировать знание языков.

— Каламбур, — сказала мне на английском Ирина Матвеевна.

— Да, так получилось, — улыбнулась я.

— И вы можете сказать, что у вас стальные нервы? — спросила она по-немецки.

— Увы, — ответила я на том же языке, — это не моя добродетель.

— … — о чем-то поинтересовалась она по-французски, на что я ответила только улыбкой.

— Неужели это была демонстрация держания языка за зубами? — в ход пошел итальянский.

— Нет, — рассмеялась я, — я люблю пообщаться. Конечно, с руководителем я бы не стала просто болтать, но… Возможно, к тому моменту, как я закончу обучение, я освою этот необходимый навык.

— На кого вы учитесь? — продолжила она по-итальянски, вероятно, как и я, выделяя этот язык из других.

— Буду юристом.

— Какой курс?

— Перешла на третий.

— И как вам?

— Неплохая профессия.

— Но хочется чего-то большего?

— Как всем и всегда.

Ирина Матвеевна собиралась задать следующий вопрос, но ее самым неожиданным образом перебил протяжный стон. Все присутствующие посмотрели на Ларису, так как этот звук исходил от нее. Во взглядах женщин появилось сочувствие, — наверняка они подумали, что она расстроена ходом собеседования. Мол, сама мечтала о такой профессии, а ее пытается обойти подружка. «Ай-ай-ай», — читалось в их взглядах, обращенных уже ко мне.

Но я за собой вины не чувствовала. Во-первых, потому что была уверена: эта профессия — не предел мечтаний Ларисы. Некоторым секретарям приходится столько за день побегать и посуетиться, что к моменту вручения заветного диплома бухгалтера живыми могут остаться только глаза. А во-вторых, в отличие от мнимых конкуренток, я посмотрела не на Ларису, а под стол, и застала момент, когда она снимала второю туфельку с ноги.

— А какой оклад предлагается? — заметив, что секретарь тоже подумывает посмотреть под стол, спросила я.

— Оклад солидный и весьма привлекательный, — понимающе улыбнулась мне женщина. — Но видите ли, в чем дело… Здесь нужен человек на полный рабочий день и на постоянной основе… Или вы планируете вариант перевода на заочное отделение?

— Нет, — с большим удовольствием сказала я сущую правду.

— А вы, юная леди? — новый вопрос секретаря адресовался уже Ларисе.

Другие кандидатки на должность помощницы ей ободряюще улыбнулись — мол, вот, твой шанс, давай, не подведи нас! Но подруга поставила свои интересы выше их и жестоко разочаровала дам, тоже ответив правду:

— О, нет, такой вариант точно не для меня!

— В полный соц. пакет входят и сладости…

— Я на диете! — вспомнила Лариса и подвинула хрустящие обертки от конфет поближе ко мне.

— Ну что ж, в таком случае…

Секретарь генерального многозначительно приподняла брови, и я прекрасно поняла, что она вынуждена отказать. И ждала этого отказа, чтобы уйти, но…

Дверь открылась, и в кабинет заглянула темноволосая девушка, которую вчера я видела на обложке журнала. После одобрительного кивка Ирины Матвеевны она подошла к ней, заняла свободное кресло и улыбнулась всем присутствующим. Задержав взгляд на мне и Ларисе, она вопросительно взглянула на секретаря.

— Да, я тоже не видела их резюме, — кивнула Ирина Матвеевна. — Но девушки интересные, так что я их впустила. Кстати, мы довольно увлекательно поговорили.

— Любопытно, — улыбнулась заинтригованная… Лера, если не ошибаюсь.

— Собеседование окончено, — объявила секретарь, видимо, спеша поделиться впечатлениями.

Кандидаты на должность встали и с явной неохотой направились к выходу. Некоторые оглядывались, надеясь запомниться. Я поспешила следом за ними, но, взглянув на Ларису, заметила, что стопы у нее немного опухли и она с трудом пытается влезть в ставшие еще более тесными туфли. Пока раздумывала, как ей помочь, Ирина Матвеевна вспомнила о важном нюансе.

— Пожалуйста, — обратилась она ко мне, — оставьте свои координаты.

— Мои? — изумилась я. — Но мы ведь решили, что я вам не подхожу. И Лариса тоже!

— Окончательное решение еще не принято. Вам может и повезти.

Лариса еще возилась с туфлями, так что мне ничего не оставалось, как вернуться к столу и записать наши имена и контактные телефоны. Но внизу я очень крупными буквами дописала: «Обе — успешные студентки дневного отделения и карьеристки».

Надеюсь, эти данные помогут им окончательно понять, что ни одна из нас не грезит о работе секретарем.

Так, все, выходим…

На этот раз подхватывать под руку подругу пришлось мне. Было немного тяжело, и наверняка потом будет побаливать плечо, но это пустяк. Лариса пошла на куда большие жертвы ради меня.

Кое-как до выхода доковыляли, и дальше, потихонечку, тоже справимся.

Уже закрывая за нами дверь, я взглянула на двух улыбающихся женщин в кабинете. Секретарь с сомнением покачала головой и что-то сказала Лере, а она рассмеялась и ответила:

— Уверена, ему будет полезно, а то в последнее время он совсем…

Мне не было интересно, о ком речь, да и некрасиво это — подслушивать, поэтому я закрыла дверь. Обернулась — Лариса подпирала стену и жалостливо взирала на свои туфли, которые дрессировке так и не поддались.

— Ты будешь искать, где проходит кастинг, — печально сказала она.

— Прости, — повинилась я. — Если бы я могла попасть туда без тебя…

Она выдохнула, качнула головой и, решительно вздернув подбородок, сделала первый шаг. Скривилась.

— Обопрись на меня! — Я с готовностью стала по правую руку от нее и, встретившись с ехидной улыбкой, заверила: — Я выдержу, вот увидишь!

— Нет уж, — отказалась она от помощи. — Давай обойдемся без вероятных жертв. Все-таки ты — мой любимый хлюпик.

Чтобы я не настаивала, Лариса уверенно двинулась к лифту. Поначалу уверенно. Но уже через пару шагов заметно замедлилась. Ее полный муки вздох был слышен, наверное, в конце коридора. Из ближайшего кабинета вышли трое мужчин и, переговариваясь между собой, остановились в паре шагов от Ларисы. Я заметила, что она расправила плечи и явно собиралась дефилировать дальше.

— Так! — нагнав Ларису, я встала у нее на пути. — Это никуда не годится!

— Что? — уточнила она, косясь на незнакомцев.

— Я не собираюсь смотреть, как ты себя истязаешь.

— И что ты сделаешь? — хохотнула она. — Отвернешься или дашь поносить свои туфли?

— Ни то, ни другое, — усмехнулась я и, под ее изумленным взглядом, сняла свою обувь. — Я стану для тебя примером для подражания!

Какое-то время Лариса с сомнением смотрела на то, как я кручу туфли в руке, а потом наклонилась ко мне, дурашливо чмокнула в лоб и выдала прочувственное признание:

— Если бы я уже не была от тебя без ума, это произошло бы сейчас!

Мужчины прервали разговор и с любопытством проследили за тем, как Лариса снимает обувь. У одного из них на губах появилась пошленькая улыбочка — подозреваю, мысленно он примерил на нас одну из своих сексуальных фантазий. А тут еще так совпало — протяжный и громкий Ларисин стон… И я так заботливо у нее поинтересовалась:

— Нравится?

— О, да! — восхищенно подтвердила она.

Один из мужчин, расслышав хриплые нотки в Ларисином голосе, переглянулся с приятелями и сделал шаг в нашу сторону. Но тут за первым последовало и второе признание.

— Знаешь, — мечтательно сказала Лариса, — я сейчас в таком настроении, что мне очень хочется взять в плен какого-нибудь наивного хлюпика и помучить его…

Мужчина непроизвольно взглянул в сторону, видимо, прикидывая: относится ли он к этой категории. Полагаю, пришел к выводу, что он подходит и, подбадриваемый тычками в спину от приятелей, сделал еще один шаг к нам. И явно собирался уже окончательно приблизиться, как его настигло третье признание Ларисы.

— Думаю… — она помедлила, просчитывая варианты. — Думаю, пары дней мне бы хватило, чтобы уж отвести душу!

Услышав такое, мужчина не только резко отвернулся, но и поспешно спрятался в кабинете, из которого ранее вышел. Привлеченная топотом за спиной, Лариса обернулась, недоуменно взглянула на двух смеющихся мужчин у стены и на их приятеля, хлопнувшего дверью и запершего ее на замок.

— Это что такое было? — удивилась она.

— По-моему, кто-то только что отвел от греха свою душу, — призналась я.

Лариса поиграла бровями в раздумьях, а потом сообразила, к чему я, и, помахивая каблуками, подошла к двери, за которой скрылся мужчина. Поскреблась в дверь коготками, муркнула милым котиком, но когда ей все равно не поверили и не открыли, она в духе ранее упомянутого Карлсона, обиженно протянула:

— Ну-у-у, я так не играю! Он и так выглядел, как доходяга, а теперь… У него, по-моему, душа не спряталась, а отлетела!

Мужчины заржали, Лариса же посмотрела на них совершенно серьезно и попросила:

— Передайте привет вашему другу-зомби.

После чего, не слушая заверений, что «конечно» и «непременно», стремительно направилась к лифту. Отмахнувшись от просьб дать телефончик подруги, я поспешила следом за ней.

Лифт уже подъехал. Мы вошли. Молча. Лариса смотрела прямо перед собой. И вроде бы все обычно, в лифтах всегда взгляд в пустоту, но… Я слишком хорошо ее знала.

— Понравился парень? — спросила, взглянув на нее.

— Да, — ответила она отрывисто. — Очень, но…

— Ларис… — я утешительно погладила ее по руке, и она оттаяла, повернулась ко мне.

— Знаешь, мне иногда кажется, что моя проблема в отсутствии комплекса. Многие женщины куда меньшего веса, чем мой, чувствуют себя неловко, стыдятся, пытаются спрятаться за черным цветом, а я… — Она обвела руками свои верхние шикарные формы, умело подчеркнутые глубоким декольте красивого бело-розового платья. — А я веду себя абсолютно не так, как привыкли думать о тучных женщинах!

— Ты не тучная! — горячо запротестовала я. — Ты — пышная!

— Да, — кивнула она. — Это как раз то, о чем я тебе говорю. Дело в том, что я тоже так думаю. И, наверное, в этом и кроется корень проблемы.

— Нет у тебя этой проблемы! — я почти разозлилась. — Нет! Перестань накручивать себя из-за этого трусливого зомби!

Пару секунд подруга молча рассматривала меня, никак не реагируя на мой взрыв эмоций. А потом сказала самые странные слова, которые я от нее слышала за почти тринадцать лет дружбы.

— Я встречала мужчин, которые принимали мою полноту. Встречала мужчин, которым моя полнота даже нравилась. И тех, у которых она вызывала восторг. Но когда я встречу мужчину, который примет к моей полноте и характер уверенной в себе стройной девушки, нормальной девушки, такой же, как все… Я выйду за него замуж…

Я знала Ларису с первого класса. Мы вместе сбегали с уроков, подделывали подписи родителей в дневниках и вместо продленок гуляли по улицам нашего города. Она плакала вместе со мной, когда меня впервые поцеловал мальчик, а мне не понравилось. Я рыдала, когда какие-то девчонки обозвали ее толстой, а когда она обозвала их в ответ, избили ее. Меня рядом не было, а так, наверное, мы бы обе попали в больницу. Родители тогда еле уговорили меня уйти на ночь домой, но утром я снова была рядом с ней.

В то время мы вместе посещали все секции, которые казались интересными хотя бы одной из нас. И мы вместе снимаем квартиру сейчас, когда выбрали разные профессии, но не пожелали, чтобы наши пути разошлись в большом городе.

Я хорошо знала свою подругу, но я впервые понятия не имела, что ей ответить. Растерялась. Лариса всегда говорила, что против брака, что мужчины нужны, только чтобы поддерживать себя в форме, а тут…

Она явно ждала моей реакции, а я недоумевала про себя: кто, вот кто придумал такое здание с бесконечными этажами?! И едем, и едем…

А потом меня будто тряхнуло изнутри: это же моя подруга, моя лучшая подруга, так чего я словно Морозко? Стою, думаю, что бы сказать умного, и что лучше: поддержать или начать уговаривать? Наверное, просто странный сегодня день, вот и все.

— Ладно, — согласилась я. — Если свидетель будет красивым и холостым, я так и быть, соглашусь быть подружкой невесты и подороже продам тебя жениху!

— Почему подороже? — поинтересовалась она так требовательно, будто кандидат в мужья был уже выбран и ее задачей стала экономия общего бюджета.

— Потому, что ты для меня сокровище, — проникновенно сказала я. — Ну и еще потому, что если ты съедешь, мне придется платить за квартиру в два раза дороже!

Из лифта мы вышли, смеясь и в прекрасном настроении, и не обратили никакого внимания на ошарашенные взгляды людей, которые стояли в очереди у других лифтов. Если они любят ездить в компании — это их выбор. Хотя, конечно, то, что к этому лифту никто не стремился, слегка удивляло.

Может, он часто падал?..

 

Глава № 5

— Так, надо подумать, что делать дальше, — осматриваясь вокруг, размышляла я.

— Когда я сижу, я думаю лучше, — заявила Лариса и, подхватив меня под руку, уверенно подвела к вожделенным креслам для посетителей, которые заприметила, едва вошла в бизнес-центр.

Опустившись в одно из них, она поманила меня составить себе компанию. Я отрицательно покачала головой: у меня внутри бурлило столько адреналина, что я бы не смогла спокойно сидеть.

— Когда мне никто не закрывает обзор, я лучше вижу возможные варианты, — прибегла подруга к очередной уловке меня усадить.

Усмехнувшись, я покрутилась, присмотрелась, поняла, что из постоянного в холле лишь турникет и охранники, и только обернулась к Ларисе, чтобы озвучить свои дальнейшие действия, как она обиженно пробормотала:

— Ну-у-у, я так не играю! Я хотела подсказать тебе шикарную идею, чтобы когда она сработает, собой гордиться… А ты сама догадалась!

— А ты повторяешься, — упрекнула в очередном использовании реплики сказочного персонажа. — На крышу мы так и не поднялись, но на Карлсоне тебя почему-то заклинило. Давай так… Пока я схожу и поговорю с охранниками, ты найдешь в себе невидимую кнопку и переключишься с этого образа.

— А зачем? — лениво поинтересовалась она. — В нем довольно удобно.

— Затем, — строго взглянув на Ларису, ответила я, — что мой лучший друг — это обаятельная девушка, которой нравится быть самой собой и которая без ума от этого мира. А не мужик с пропеллером, который без ума от варенья!

Выдав сию реплику, я отвернулась и пошла к охранникам. Услышав, как за спиной хмыкнула Лариса, обернулась и заметила, что она вытянула ноги, устраиваясь с комфортом. Я подмигнула ей — так держать! И она ответила тем же.

Ну и правильно. Ну и отлично. Мелкие поводы для депрессии лучше душить в самом зародыше. Я бы, конечно, немного придушила и трусливого хлюпика с верхнего этажа, но знала: Лариса уже забыла о нем, вычеркнула, как будто его и не было. Эта способность — выбрасывать из своей жизни балласт, была одной из причин ее оптимизма.

— Извините, — подойдя к охранникам, начала я, — можно задать вам вопрос?

— Баш на баш! — встрепенулся один из них. — Как там питон, за которым вы гнались?

— Полагаю, без изменений, — покаянно развела я руками. — Уполз.

Один из охранников улыбнулся, а второй явно расстроился.

— Жаль, — пробормотал он задумчиво.

— Если вы мне поможете, — попыталась и его обнадежить, и решить свой вопрос, — то, может быть, мне удастся…

Договорить не успела. Сзади послышался мужской вскрик, звук падения и громкая ругань. Обернувшись, я увидела поразительную картину: у ног Ларисы на одном колене сидел молодой темноволосый парень примерно двадцати трех-двадцати пяти лет, а рядом с ним вразвалку лежали туфли моей подруги. Мило. Только он явно принял эту позу не для того, чтобы надеть симпатичной девушке на ножку красивые туфельки. Он из-за этих туфелек и упал!

— Смотреть надо не в потолок, а куда идешь! — слова Ларисы, обращенные к бедолаге, подтвердили мою догадку. — И подвинься! Мои ноги — это не островок, на который можно завалиться и отдыхать!

— Не островок! — возмущенно зазвенел мужской голос в ответ. — Судя по размеру калоши, которая сделала мне подножку, это как минимум континент!

— Ты еще скажи, что мои туфли тебя преследовали! — ядовито парировала Лариса. — Это же надо было так умудриться, — дважды упасть! Причем первый раз на одну мою ногу, а второй — на вторую! Не мог хоть раз промахнуться?

— Промахнуться? — явно закипая, повторил молодой человек. — Да вы столько места занимаете, что если бы я начал падать у самого входа, я бы все равно упал прямо на вас!

— Нет, дорогой мой, — рассмеялась подруга и, бесцеремонно подвинув его, от греха подальше взяла свои туфли в руку. — Дело не в том, что меня так много, как ты намекаешь. А в том, что у самого входа ты меня заприметил и глаз не мог отвести! Потому, собственно, и свалился!

— Да как вы… Такое самомнение! Поразительно! — задыхаясь, начал молодой человек.

А потом как-то вдруг замолчал, поднялся и навис над Ларисой. Ого, а он, оказывается, довольно высокий. Сильно худой, даже безразмерная майка его не спасает, но жилистый.

— Извините, — бросила я охранникам и, раз они не двинулись с места, поспешила спасать подругу.

Босиком бегать было не очень удобно, так что к тому моменту, как я оказалась возле Ларисы, раскладка сил изменилась. Подруга все так же сидела в кресле и, покачивая ножкой, выдавала нравоучения, в каком тоне надо общаться с девушкой, которая нравится. А молодой человек молча взирал на нее и, по-моему, даже моргать забывал от шокотерапии уверенностью и обаянием.

— Как пробежка? — заметив мое возвращение, Лариса полностью утратила интерес к обучению паренька. — Результативная?

— Ничего узнать не успела, но, думаю, что калорий двадцать по пути сюда точно оставила, — отчиталась я.

— Какая ты молодец, — уныло похвалила Лариса, а увидев мою улыбку, оправдываясь, добавила: — Если бы ты могла худеть вместо меня, я бы выдала тебе комплиментов побольше, а так… Очередная несправедливость мира — худеть надо мне, а калории почему-то сбрасываются у тебя!

Я рассмеялась, а парень встрепенулся и перевел взгляд с Ларисы на меня. Недоуменно всмотрелся в мое лицо, быстро прошелся по фигуре, отметил мои туфли в руках и застыл на босых стопах. Перевел взгляд на стопы Ларисы. И снова посмотрел на мои.

— Да, мы обе перед тобой босиком! И нет, у тебя не двоится! — с очевидным упреком в голосе успокоила его моя подруга. — И с чего бы двоилось, собственно? Падение я тебе смягчила — так что сотрясения нет. Это у меня стресс от возможного возникновения гематомы, а ты — счастливчик.

— Я?! — поразился паренек и словно вышел из транса.

Он пару раз моргнул, кисло скривился, еще раз нас осмотрел и убежал в неизвестном направлении.

— И что это было? — спросила я у подруги.

— Прости Господи, я не знаю, — отмахнулась она.

Посмотрев на убегающего, я заметила, как у поворота он обернулся, бросил прощальный взгляд в нашу сторону и перекрестился. То ли тоже попросил за что-то у Бога прощения, то ли поблагодарил, что ему удалось так легко спастись.

Кстати, учитывая то, что стопы у Ларисы до сих пор были красными, а так же некоторые ее таланты, паренек действительно отделался слишком легко. Что такое одна лекция о правилах поведения с девушкой в сравнении с утратой переднего зуба?

— Так, я отдохнула, — Лариса поднялась и даже втиснулась в свои туфли. — Давай или решать вопрос с кастингом, или выбираться отсюда. А то как-то уныло.

— Ну да, конечно, тебе уныло, — обуваясь, поддакнула я. — Чай ты уже попила, конфет наелась, в шикарном кресле, которое полюбила с первого взгляда, отметилась, рыбку поймала и отпустила…

— То разве рыбка? — хохотнула Лариса. — Ты хорошо его рассмотрела? Так, одни глаза и хребет!

Отсмеявшись, я снова отправилась к охранникам за информацией.

— На кастинг? — услышав мой вопрос, один из мужчин внимательно посмотрел на Ларису, топчущуюся возле кресел. — Ну да, может и подойти…

— Могла бы, — поправил второй охранник. — Но кастинг уже начался и сегодня последний день.

— А где он проходит? — попыталась я выяснить важную информацию.

— Да туда теперь просто так не попасть…. — начал секьюрити, а потом переглянулся со своим напарником и после его кивка, продолжил: — Просто так не попасть, но за то шоу, которое вы нам с подругой сегодня устроили — очень даже возможно!

Один охранник остался охранять турникет, а второй поманил Ларису и подвел нас к еще одному лифту, который мы даже не видели.

— Он доставит вас в подземный паркинг, — напутствовал мужчина. — Паркинг огромный, и я понятия не имею, где там конкретно сборы. Но вы шустрые — разберетесь.

— Спасибо! — поблагодарила счастливая я.

— Да ладно, — подмигнул мужчина, пока не закрылась дверь лифта. — Баш на баш. На работе такая тоска, а тут целые представления — то охота на холодного питона, то ловля на живца капризного лиса!

Дверь лифта закрылась, отрезав нас от смеющегося мужчины. Мы с Ларисой переглянулись.

— Ты не заметила, какая вывеска была прикреплена на вершине бизнес-центра? — поинтересовалась Лариса.

— Не помню точно, — подыграла я ей. — Или «Зоопарк». Или «Шапито». Или «Домик для Карлсона».

Двери лифта открылись, мы вышли из него, и первое, что услышали — топот. Как будто где-то неподалеку несся табун лошадей.

— Да, — заметив взгляд подруги, озвучила вслух ее вариант. — Вполне возможно, там было написано «Мерин».

— «Мерин» — это нормально, — оглядываясь по сторонам и видя лишь пустоту, согласилась Лариса. — Я даже согласна на «Рога и Копыта». Что угодно — лишь бы не «Жеребец». А то обстановка сильно напоминает антураж порнофильмов, а я на сегодня слишком устала, чтобы как-нибудь двигаться.

Мы рассмеялись, но обе замолчали, услышав, что топот усилился. А это означало одно из двух. Или предполагаемый табун несется просто в нашу сторону. Или он несется прямо на нас!

 

Глава № 6

Мы с Ларисой выбрали верную тактику и просто остались у лифта. Правда, на всякий случай подруга держала палец на кнопке — а то мало ли, может, охранникам было так скучно, что они захотели еще раз повеселиться.

Через минуту, увидев причину топота, я ликующе улыбнулась, а Лариса оставила кнопку в покое и испуганно обернулась ко мне.

— Если меня попытаются заставить сделать нечто подобное… — она махнула рукой, указывая на то, что ее впечатлило. — Я… Ева, предупреждаю, что на этом кастинг может закончиться!

— Не переживай, я с тобой, — пришел и мой черед поддержать подругу. — И я не позволю, чтобы они с тобой это сделали!

— Спасибо, — прониклась она. — И потом, это же твой кастинг… так что я не должна…

— Не должна, — поддакнула я.

Немного успокоившись, Лариса снова посмотрела на причину громкого звука. И да, там было на что посмотреть — около двадцати женщин, все пышных форм и с ярким растекшимся макияжем на всех парах неслись в неведомые дали. Несмотря на вес, они резво проскочили мимо нас и, тяжело дыша, скрылись за поворотом.

Взглянув на меня, Лариса демонстративно тяжко вздохнула, и я снова ее подбодрила:

— Никакого галопа и бега трусцой. Никаких иных физических упражнений. Только шаг. Обещаю.

На этот раз вздох подруги был смиренным, но не успели мы сделать и пары шагов, как услышали мужские голоса. Судя по всему, говори двое, а судя по тому, что именно они говорили, они были далеко не в восторге от вида пробежавших моделей.

— И как мне пережить этот ужас? — протянул один из мужчин. — Я уже в холодильник боюсь заглядывать, я есть боюсь, чтобы не превратиться в нечто подобное. А еще мне всюду мерещится холодец!

— Ты что-то имеешь против этого блюда? — лениво поинтересовался второй мужчина.

— Я против этого блюда на ножках!

Послышались смешки — видимо, мужчины нашли шутку забавной. А вот Лариса нахмурилась и воинственно перекинула длинную косу с одного плеча на другое. Плохой знак. Очень плохой…

— Нет, ну правда, ты это видел? — простонал тот, кому Лариса готовила горячую встречу. — Пришли! На кастинг! А сами смотрят в пол, боятся камер, при взгляде на фотографа затмевают краснотой помидор! А чего мне стоило уговорить хоть одну из них показать свои ноги?! Можно подумать, мне приятно на такое смотреть — столько визгов, столько уговоров… Это работа! Работа! Я ведь тоже терплю и смотрю на все это!

— Н-да… ситуация… — сочувственно протянул второй мужской голос.

— Обзавелись комплексами, напялили на себя бабушкины хламиды и пришли устраиваться лицом модной компании! Так и хочется им сказать: дорогие мои толстушки, не все, что жир — то модель!

Коса Ларисы снова была переброшена на другую сторону, а дыхание стало медленным и тяжелым. А чтобы я не мешала ей вступиться за подружек по весу, она предусмотрительно отошла на пару шагов. Подальше от меня. Но поближе к тем, кто, сам того не ведая, уверенно подходил к капкану.

— Ларис… — позвала я подругу.

— Чш-ш… — она приложила палец к губам, прислушиваясь к голосам и шагам. — Дай настроиться, поймать волну, войти в состояние…

А двое мужчин, не подозревая о том, что их ждут, шли неспешно и болтали без умолка глупости, описывая, как некрасивы женщины, которые, объевшись, возомнили себя моделями. И о том, что стыдно быть такими забитыми, даже с учетом всего съеденного и отложенного на теле.

— Ну ничего, — сказал один из мужчин, тот, что в основном только поддакивал да сочувствовал. — Они уже час тренируются, сейчас вот еще пробежались — глядишь, какой килограмм и скинули.

— Да! — гордо воскликнул другой. — Это я хорошо придумал!

— И потом, сегодня кастинг заканчивается, скажем боссу, что никого подходящего не нашли, да он и сам увидит их изможденные лица на снимках… До заварушки с очередным кастингом у тебя будет время прийти в себя. Так что ты, можно сказать, счастливчик.

— Так как за день я слышу это второй раз, — хохотнул тот, кому отвесили комплимент, — пожалуй, поверю и соглашусь.

Мужчины рассмеялись, а Лариса еще больше нахмурилась и обернулась ко мне. Да, я тоже его узнала — сначала голос, теперь эта реплика…

Мужчины показались из-за поворота, Лариса перебросила косу на другую сторону, а потом опять повернулась ко мне. Помедлила и все же озвучила то, что прочла по глазам:

— Ты все еще хочешь на этот кастинг.

— Да, — я не стала лукавить. — И кстати, у бухгалтеров тоже могут быть неприятные шефы. Но при этом хорошие перспективы и высокий оклад.

Лариса кивнула, соглашаясь со мной, подышала паровозиком и успокоилась. К тому моменту, как мужчины подошли ближе, она вполне успешно держала себя в руках: коса немного растрепалась, а в остальном она являла собой прежнее обаяние. И даже пареньку, который дважды отметился задом на ее стопах, вполне обаятельно улыбнулась. А вот он почему-то напрягся, побледнел и возмущенно выпалил, покосившись на потолок:

— Нет! Нет, я в это не верю! Не могло мое счастье так быстро закончиться!

Паренек залез в один из бесконечных карманов своей майки, достал очки от солнца, надел их, вытянул вперед шею, присматриваясь, а потом чуть слышно пробормотал:

— А может…

Сняв очки, он смело подошел к нам, взглянул на Ларису и участливо так поинтересовался:

— Вы случайно здесь оказались? Приехали не на тот этаж?

Лариса хмыкнула и покачала отрицательно головой. Паренек решил, что ему все показалось, и вообще, стоит верить словам, а не знакам! И с надеждой взглянул на меня…

— Увы, — улыбаясь, ответила я. — Это мы один раз случайно ошиблись и забрели не на то собеседование. А теперь все правильно. Мы на кастинг. И «мы» — это не оговорка. Нас двое.

— Вас двое! — он запнулся, снова надел очки, но эмоции взяли над разумом верх, и он выпалил: — Но толстая-то одна!

Я успела только подумать: «смертник»! А он уже лишился стекол в очках и лежал на полу длинной, худой, но совершенно безэмоциональной тушкой. Конечно, он понятия не имел о том, что после насмешек и драки с девчонками Лариса записалась на дзюдо и курсы женской самообороны, и что она добилась в этом определенных успехов. Но думать-то все равно было надо.

— Да вы… — очухавшись благодаря пощечинам своего приятеля, паренек опять хотел начать не с того.

— Зря ты не внял моим словам о том, как правильно обходиться с девушками! — нависнув над ним, строго отчитала его Лариса.

— Да уж… — я стала рядом с ней и покачала головой, изображая полное разочарование. — Во-первых, очки были фирменными и дорогими, а теперь их нет. Во-вторых, фингал будет внушительным и надолго. А в-третьих…

— Угу, — встретившись со мной взглядом, добавила Лариса. — И никому ведь не расскажешь, что на тебя напал холодец!

Собственно, было понятно, что больше нам здесь делать нечего, и мы уже развернулись к лифту, когда…

— Влад, очень мило, что ты прилег посреди рабочего дня, — из-за поворота показался высокий худощавый мужчина лет сорока, с обилием татуировок на руках и даже на шее, и неспешно направился к пареньку. — Мы там все бегаем, макияж у моделей потек, вся одежда пропитана потом — ее нужно срочно менять. Я не могу работать, когда по твоей вине вокруг меня такое амбре! Ты отдыхаешь, а я…

— Я упал! — соврал паренек и попытался спрятать подбитый глаз за очками, но разочарованно отбросил их в сторону.

— Вдыхая вонь по твоей вине, я там тоже практически падаю! — не проникся мужчина, подошел и внимательно посмотрел на него. — Правда, везет мне чуть больше тебя. Когда я падаю, не пытаюсь напялить очки. Но теперь ты из личного опыта знаешь, что они падения не смягчают.

— Знаю, — буркнул тот, — если жесткий пол и так неожиданно, ничего не смягчает.

— Какая черная неблагодарность, — хмыкнула я и нажала на кнопку лифта.

— И не говори, — хохотнула Лариса. — А ведь не далее как полчаса назад на личном опыте убедился, что ничего не смягчает падения так качественно, как мои многострадальные стопы!

Я весело рассмеялась. Лифт подъехал, мы в него уже вошли, когда мужчина, подтрунивавший над Владом, воскликнул:

— Погодите-ка!

— Ну? — поинтересовалась Лариса спустя пару секунд, пока он изучал нас обеих взглядом. — Можно ехать? Кастинг окончен?

И вот тут замерший мужчина снова ожил.

— Кастинг? — переспросил он заинтересованно, а его татуировка в виде дракона почти подмигнула от вкрадчивого движения. — Так вы на кастинг?

— А что, разве не похоже на холодец, которого у вас здесь в избытке? — Лариса многозначительно посмотрела на паренька, который хмурился, прислушиваясь к разговору. — Приятель вот ваш сразу определил — наверное, большой любитель готовить.

— Любитель — не профи, — добавила я, посмеиваясь. — Перчить и солить не умеет — перебарщивает.

— Ему простительно, — осторожно вступился за обсуждаемого мужчина. — Он не повар, а известный стилист… Влад Корнев…

Сказал и замер, ожидая нашей реакции. Ну да, логично, что если мы здесь ради кастинга и вдруг узнали, что конфликт был с известным стилистом, то что? Как минимум должны выскочить из лифта с покаянными лицами и просить паренька о прощении. Как вариант — облобызать ему ручку и умолять, умолять, умолять, но…

Даже я, мечтая о работе модели, не собиралась совершать такой глупости. Хотя бы потому, что не считала моделей ковриком, о который можно безнаказанно вытирать ноги. И уж тем более молить о прощении не собиралась моя подруга, которая здесь только из-за меня.

— Ева, — она небрежно кивнула в сторону паренька. — Ты что-нибудь слышала о Владе Корневе раньше?

— Нет, — честно ответила я.

— Значит, не такой уж он и известный! — заявила Лариса мужчине, а тот вместо того, чтобы возмутиться нашим невежеством, неожиданно рассмеялся.

— Выходите, — поманил нас из лифта, и на этот раз дракон на его предплечье точно моргнул, как и мы — удивленно. — Выходите-выходите, я хочу, чтобы вы все-таки попали на кастинг.

— Нас двое! — намекнула я.

— Я вижу, — мужчина опять улыбнулся. — Давайте, девушки, выходите. У меня резко поднимается настроение, и я чувствую, что кастинг будет удачным. Давайте, поторопитесь, пока мое вдохновение не испарилось!

Переглянувшись с Ларисой, мы вышли из лифта.

— Ты что?! — поразился известный стилист. — Ты что, собираешься это фотографировать?! ЭТО?! Ты правда будешь тратить на ЭТО кадр…

Подозреваю, что он имел в виду слово «кадры». Но только подозреваю. Потому что он выбрал слишком неудачный момент для выяснения: мы как раз проходили мимо, Лариса его еще за прошлый раз не простила, а здесь снова такое пренебрежение…

— Ха! — услышала я за спиной ее резкий выдох, а обернувшись, увидела вновь лежащего на полу паренька, которого пытался привести в чувство его приятель.

— Н-да, — с явным сочувствием протянул незнакомец, который позвал нас на кастинг. — Влад так стремился сегодня увидеть ноги моделей… И когда это случилось, все пропустил!

Очень хотелось смеяться, но мы с Ларисой сдержались.

— Пойдемте, девочки, медлить нельзя! — снова позвал нас мужчина. — У меня такое вдохновение… Идемте же!

Он стремительно двинулся вперед. Мы, чуть медленней, — устремились за ним.

— Ларис, пожалуйста… — сказала я подруге чуть слышно.

Но на то она и подруга, что договаривать и уговаривать не пришлось.

— Больше никаких физических упражнений! — клятвенно пообещала она и прищурилась, рассматривая впереди идущего незнакомца. — Тем более что этот… Таких точно не бьют.

— Да, — согласилась я, тоже поняв ее с полуслова. — От таких ловеласов без оглядки бегут.

Мы же шли за ним следом.

 

Глава № 7

Поначалу я удивилась, что подземный паркинг был практически без машин — всего три иномарки и один крутой байк, но модели, к которым нас привел незнакомец, все объяснили.

Оказывается, сегодня парковка здесь была строго запрещена. Исключение сделали только для руководства высшего уровня.

— Логично, — услышав причину, согласилась я, — чтобы не мешать съемкам…

— Не смеши, — отмахнулась одна из девушек, — здесь всем на съемки плевать. И такое отношение к нам… Они сделали это для того, чтобы мы случайно не задели бедром чью-то машину. Ну и не нанесли этой самой машине непоправимую травму, а водителя ненароком не ввели в стресс!

Другие девушки рассмеялись, но не весело, а так… обреченно. И вообще, на их лицах не было и тени веселья — уставшие и ожидающие лишь одного — скорей бы все это закончилось!

Я видела, что Лариса злится, да и самой было за девчонок обидно. Не нравится — отпусти. А издеваться зачем? Они и без того без настроения и опустившие руки, а если бы слышали про холодец…

Пока незнакомец просматривал снимки в фотоаппарате и руководил тем, как выставить свет, я жутко волновалась. И чтобы хоть как-то унять волнение, успела со многими познакомиться и заодно выяснить, кто стал нашим проводником. Артем Калинский — известный фотограф. По словам девушек, именно он сделал из доселе никому не известной пухленькой Леры модель и именно благодаря ему она стала лицом новой рекламной кампании.

Некоторые признавали талант и у стилиста-визажиста Влада Корнева: мол, он так ее приодел и накрасил, что любой дурак, сфотографировав, получил бы шедевр. Но мы с Ларисой, не сговариваясь, отбросили эту нелепую версию. А когда обсуждаемый персонаж показался из-за поворота и подошел поближе к моделям, наши взгляды разделили другие девушки.

Ну да, — заявили они шепотком, — ошиблись сперва, — так на то были причины! Поначалу, едва они все собрались на кастинг, Влад Корнев заставил их показывать разные «па», — кого танцевать просил, кого на шпагат усадить пытался, а кого уговаривал оголить ноги и ему показать. А потом он сказал, что устал и отправил их бегать под своим личным надзором.

В общем, девушки были так заняты его странными требованиями, что толком не рассмотрели, кто ими командовал. А теперь…

Ну нет, не может человек с таким ярким фингалом под глазом быть талантливым визажистом! Не может, и все тут!

Правда, Влад Корнев так не считал. Несмотря на пережитый хук в челюсть и удар ниже пояса, он шел важно и чинно, явно выделываясь, а когда увидел, как на него смотрят модели… Вернее, те, кого он не считал за моделей… Он немного поник и подошел за советом к фотографу. Мы с Ларисой стояли к ним ближе всех, а потому легко расслышали его изумленный шепот:

— Артем, ты не в курсе: чего они на меня так косятся?

— Это глаз у тебя косит, — не отвлекаясь от работы, ответил фотограф и махнул на него рукой. — Отдохнул, развлекся — теперь займись делом! Я не хочу опять оправдываться перед боссом. Я хочу наконец-то показать ему результат! А пока у нас из результата лишь твой синяк!

Влад хотел возмутиться, но фотограф предусмотрительно от него отошел. Пареньку ничего не оставалось, как самому повздыхать, самому себя успокоить и приняться за работу.

Кстати, он действительно оказался профессионалом, и все девушки в скором времени стали напоминать моделей и опять изменили о нем свое мнение. В стильных обновленных нарядах, вешалку с которыми выкатил из закромов помощник стилиста, с новым макияжем на лицах, — этим занимался не только Влад, но и две его ассистентки… А еще уверенные в себе и лучезарно улыбающиеся себе и миру — засмотреться можно! И не потому, что страшно, а потому, что красиво!

— И ведь может же делать хорошее и человеческое, — буркнула Лариса, наблюдая за массовым преображением, — а строит из себя злобного ящера!

«Ящер» посмотрел в нашу сторону, пошевелил челюстью в неких раздумьях и неожиданно хмыкнул. Но синяк не простил — и наряды нам достались позже других, и рисовать кисточками на наших лицах он стал в последнюю очередь. Хотя после, увидев наши отражения в зеркалах, я признала, что ожидание того стоило. И макияж удачный, и платья красивые. У Ларисы пестрое, яркое, идеально село по фигуре, подчеркнув бюст, а вот мое было однотонно-алым, очень красивым, но слишком широким. Сняв с плеча одну длинную бретельку, я использовала ее вместо пояса и с удовольствием покрутилась перед зеркалом. Симпатично смотрится — я бы носила такое платье и в жизни, а не только на съемках.

Внутри появилось четкое ощущение, что этот день мне ниспослан свыше и что все не зря. Все — и покупка журнала, и мой приход сюда, и долгая вера в то, что я могу и стану моделью…

Не зря.

Могу…

И стану…

Это судьба…

— Ну что, красотка, теперь ты, — услышала я голос фотографа и зажглась огоньком, встрепенулась. — Давай, иди-иди, мне не терпится с тобой поработать! Торопись, рыба моя! Вот поработаем с тобой и на этом закончим!

Я улыбнулась, сделала шаг вперед, а потом поняла…

Поняла, что на меня он даже не смотрит. И что все, что он только что говорил — предназначалось Ларисе…

Нет, я не завидовала, что он назвал мою подругу красоткой. Я и сама считала ее такой, но…

Он хотел поработать с ней и… все. Только с ней. А я? Меня он словно не замечал!

— Не расстраивайся, — обернувшись ко мне, шепнула Лариса. — Мы ведь предвидели такой вариант.

— Откровенно говоря, мы предвидели и похуже…

— Я сделаю все, что смогу, — пообещала подруга, прежде чем подойти к фотографу. — Но если он попросит меня пробежаться…

— То к лифту я побегу вместе с тобой, — дала я ответную клятву.

Другие девчонки болтали между собой и с нетерпением ждали, когда их отпустят, я же с замиранием сердца следила за съемками. То, что фотограф заметил Ларису и выделил среди остальных, — на самом деле такая удача, которую мы обговаривали, но на которую почти не рассчитывали.

Мы рассматривали вариант, что нас вообще не пустят на кастинг и придется дежурить под дверью и делать скандал. Черный пиар — тоже пиар, а мне терять в модельном бизнесе пока нечего. Мы рассматривали вариант, что придется шантажом и угрозами выяснять координаты Матеуша Ковальских и как бы случайно помелькать у него под окнами или лучше подле его машины, чтобы он обратил внимание и подумал: «Ой, да это же что-то невероятное! То, что я так долго искал!».

Вспомнив ледяной взгляд Матеуша в лифте, поежилась. Да уж, услышать от него такие слова еще нереальней, чем пройти этот кастинг с первого раза. Питон. Не знаю, кто дал ему эту кличку, но точно питон. И слава тебе Господи, что он уполз в неизвестном мне направлении. Он, конечно, босс, но на кастинг я уже попала, с фотографом и стилистом познакомилась, так что…

— Тебе не завидно? — услышала голос Корнева.

Встав рядом со мной, он внимательно наблюдал за съемкой. Но почувствовав, что я смотрю на него, повернулся.

— Нет, — ответила честно. — Немного обидно — да. И да, я расстроена. Я бы очень хотела хотя бы попробовать, но… Я надеюсь, что мне еще представится шанс.

— Когда-нибудь?

— Да.

— Ожидая «когда-нибудь», ты делаешь серой свою реальность.

— Да, — согласилась я и кивнула на его саквояж с личным набором для макияжа. — Я тоже люблю яркие краски. Но иногда приходится разукрашивать свою жизнь теми красками, что пока есть.

— Даже если все, что есть — это серый?

— Не такой плохой цвет, каким кажется. Некоторые, например, умудряются увидеть в нем минимум пятьдесят оттенков.

Корнев усмехнулся, задержал на мне взгляд и отошел. Надеюсь, он не подумал, что я намекала ему на возможный интим? Снова невольно поежилась и отвернулась — увлеклась съемкой, наблюдая, как Лариса сначала неловко и смущенно, а затем со смехом и явным интересом делает то, о чем ее просит фотограф. И снова услышала голос Корнева, ставшего рядом со мной:

— На вот, согрейся, — он протянул чашку с горячим кофе, а на мой вопросительный взгляд пояснил: — Дрожишь.

С благодарностью приняла чашку и отвернулась, ожидая, не последует ли каких-нибудь грязных намеков. Мне бы очень, очень-очень хотелось, чтобы их не было — в первую очередь, из-за самого Влада. Дело в том, что у меня есть в жизни четкие принципы, один из которых — секс по любви. Но он-то не подозревал ни о моих принципах, ни о том, что я ходила на дзюдо на пару с подругой. А мне так не хотелось обновлять синяк, который он так виртуозно замаскировал…

— Не кисни, — заметив мой взгляд, усмехнулся Корнев и опять отошел.

Только на этот раз не к своим помощникам и ассистентам, а к фотографу. Тот как раз освободился и отпустил хохочущую Ларису, пообещав ей обалденные снимки. Я наблюдала, как Корнев и Калинский о чем-то договариваются, но ровно до того момента, как Лариса, подойдя ко мне, закрыла обзор.

— Ев, — сказала она, все еще улыбаясь, — ты знаешь, а он, по-моему, вполне нормальный.

— Понравился? А как же зомби с двадцать девятого этажа?

— Боюсь, мне его не оживить, — отмахнулась Лариса немного расстроенно, но тут же приободрилась. — И вообще, я говорю о другом. Ты знаешь, мне кажется, что у нас выгорит этот план «Б». И если я пройду дальше, я смогу договориться, чтобы тебя…

— Ева! — неожиданно громко прозвучал голос фотографа. — Ну давай, давай, рыбка, поторопись! Плыви сюда!

Я вопросительно взглянула на подругу, но та отчаянно покачала головой.

— Это не я! Я еще не успела поговорить о тебе!

Перевела взгляд на стилиста и поняла: он. Вот он успел переговорить обо мне с фотографом. Более того, для того и подошел к нему.

Пожалуйста, — подумала я, подходя к фотографу, — пусть стилист окажется голубым. Пожалуйста-пожалуйста… А лучше бы они оба…

 

Глава № 8

Когда я подошла, фотограф склонился и практически впился в меня взглядом.

— Так, рыба моя, так… — он снова принял вертикальное положение, немного подумал и выдал вердикт: — Лицо симпатичное, но и только. А вот глаза выразительные и со смыслом. Мне нравится эта ранимая настороженность. Она кажется естественной. А с учетом того, что я видел ранее, может, таковой и является.

Он перевел взгляд на стилиста, но тот махнул рукой, словно отгонял от себя рой назойливых ос. Он явно не хотел вспоминать ни того, что ранее видел, ни того, что ранее пережил. Умница — он жил настоящим.

— Лицо симпатичное и практически без макияжа, — внес небольшую поправку Корнев. — И потом, обрати внимание, как ей идет эта одежда. И это при том, что меньше пятидесятого размера я с собой ничего не брал. А конкретно это платье, кажется, вообще пятьдесят второго!

Он подошел ко мне, отвернул сзади ткань и поддакнул.

— Ну да, точно, пятьдесят второй. Что скажешь?

Корнев победоносно взглянул на фотографа, а тот пожал плечами и вяло пробормотал:

— Когда я ее привел, она была максимум сорок шестого, а если за пару часов она припухла на десяток размеров… Черт его знает, из чего сделаны бутерброды, которые ты заказывал для моделей!

— Я их не ела! — быстро отнекалась я. — Я их даже не видела.

— А, ну да… — фотограф кивнул в сторону других девушек. — За ними разве успеешь?

Он сказал это довольно тихо, но потом бросил взгляд на фингал стилиста и спохватился.

— Рыбки мои! Все желающие могут заказать у наших помощниц кофе и чай!

— Наконец-то, — похвалила одна из моделей и поспешила в указанном направлении.

За ней потянулась вереница из страждущих запить бутерброды. Понаблюдав за всем этим, стилист укоризненно покачал головой, но высказался совсем по другому поводу:

— Это не твои, а мои помощницы.

— Ничего страшного, — отмахнулся фотограф, — пусть походят, подвигаются во благо компании. А то поправятся от безделья и скуки на пару кило и уйдут от тебя делать карьеру модели. А вот здесь парочки кило будет мало…

Он внимательно меня осмотрел, на этот раз полностью.

— Минимум десять, — озвучил вердикт. — А лучше пятнадцать. Тогда да, вполне себе шансы, а так…

— Ты сам только что говорил: глаза, взгляд и платье… — вступился стилист за меня. — По-моему, вполне приличные шансы, чтобы попасть в объектив твоей камеры. К тому же, это она сама сделала так, чтобы платье ей шло. Я просто за ней наблюдал. Сама, понимаешь?

— Ну… — Калинский снова задумался. — Это шансы стать третьей или четвертой твоей помощницей — сколько их уже у тебя? А моделью плюс… Ты хотя бы подумал: как я подсуну ее фотографии боссу? Под каким соусом?

— Я сам это сделаю, — предложил себя в добровольцы стилист и, заметив, что я сделала шаг назад, схватил меня за руку. — И не под соусом, а под чашечку кофе. Я достаточно давно знаю босса, чтобы запомнить: соусы он не любит. Только чистый вкус.

— Влад! — фотограф разве что руками не всплеснул от явного возмущения. — Я, конечно, понимаю, что девушки, которых ты вынужденно рассматривал почти три недели на этом кастинге, тоже далеко не модели. Но у них хотя бы есть формы! А что есть у твоей протеже?!

— Я уже говорил, но если ты хочешь ярких деталей, их есть у меня! — стилист тоже повысил тон и чуть сильнее сжал мою руку, не позволяя отойти в сторону и улизнуть. — У нее есть красивые глаза, выразительный взгляд и…

— И все? — хмыкнул фотограф.

— И… — стилист взглянул на меня, секунду подумал, и вдруг в его глазах промелькнуло торжество. — И обалденное красное платье, которое я ей дарю!

И фотограф, и я — взглянули на стилиста одновременно. Вот только фотограф смотрел на него, как на сумасшедшего, а я, как на маленькое и странное Божество. Впрочем, ничего удивительного, взгляды мужчины и женщины всегда отличались. Особенно в тех вопросах, что касались одежды…

— Так, рыба моя… — фотограф косо взглянул на меня и перевел взгляд на стилиста. — А не слишком ли золотая рыба выходит?

Уловив в этих словах далеко не прозрачный намек, я попыталась высвободиться из захвата стилиста, но он не позволил. Сильнее сжал ладонью мои пальцы, хмуро взглянул на фотографа и тихо — так, чтобы слышали лишь он и я, дал дельный совет из личного опыта:

— Ты поосторожней, Калинский. А то ведь эта девушка не только меня не знает, но и тебя — так что по боку ей наши авторитеты. Да и подруга у нее жуткая… эм, жутко обидчивая. И с очень тяжелым ударом.

— Да ну, не станет же она… — фотограф с сомнением взглянул на Ларису, которая ему лучезарно улыбнулась, и едва заметно выдохнул. — Не станет!

— Я тоже так думал, — с грустью заметил стилист. — И дважды ошибся.

Мужчины взглянули на меня, а я…

Знала, но не стала убеждать, что они в безопасности. Изобразила задумчивый взгляд и, пожалуй, мои актерские навыки не такие скверные, как некоторые считали, потому что фотограф снова окинул меня цепким взглядом.

— Не уверен я, что может получиться что-то действительно интересное, — с огромным сомнением протянул он.

— Ты уверял, что профи! — подначил его стилист. — Я тебе не верил, а сейчас у тебя есть отличный шанс доказать…

— Имел я в виду что-то кому-то доказывать… — пренебрежительно отмахнулся Калинский, но когда в очередной раз посмотрел на меня, его глаза явно горели азартом. — Хотя, почему бы и нет? Мне крайне интересно посмотреть и послушать, что скажет босс, когда ты к нему подойдешь…

Уже через минуту творческий процесс запустился. Поначалу я сильно переживала и старалась понравиться, а потому моя улыбка казалась Калинскому неестественной, глаза тусклыми, а лицо неживым. Но потом я попыталась расслабиться и отпустить себя. Не сразу, но, по-моему, у меня получилось.

— Практики ноль, но не все так плохо, рыба моя, — сказал по окончании съемок Калинский. — Думаю, у тебя будут хорошие снимки.

— То есть, в кастинге я прохожу дальше? — нервно спросила я.

Фотограф пожал плечами, кивнул на стилиста и отошел. А Корнев стал объяснять, что он покажет мои фотографии боссу, что постарается, что у меня будет шанс — пусть и не стать лицом новой кампании, но, может быть, промелькнуть…

Промелькнуть…

Ну да, это мой вариант.

Так привычно…

И все же я была ему благодарна за помощь. Мало ли? А вдруг я промелькну так ярко, что не забудусь через минуту? И еще… Он даже намека не допустил на то, что в качестве благодарности его устроит что-то помимо «спасибо».

Расстались мы с ним на вполне позитивной ноте, и все же подруга заметила мое состояние.

— Ты, главное, не кисни сейчас, — нравоучительным тоном сказала она. — Сейчас для этого не очень подходящее место — подвал и суетно. А вот вернемся домой, наберешь себе ванну и отмокай да кисни в воде, сколько душе угодно!

— Отличный план, — похвалила я и почувствовала, что тоска действительно отпускает.

Другие модели уже переоделись и, увидев, что Калинский освободился, атаковали его вопросами. Лариса отнеслась к этому равнодушно, у нее не было никаких вопросов, так что она просто меня ждала. А я было начала снимать красное платье, а потом вспомнила, что оно мое и…

Задумалась.

И засмотрелась на горшок с хлорофитумом, который, солидно пожелтевший, стоял под серой стеной. Интересно, кто его принес и зачем? Для фото с моделями он явно не в самом прекрасном своем состоянии. Неприхотливый, очень полезный: и воздух очищает, и вредную энергетику впитывает, и очень красивый, с мясистыми длинными листьями… А в благодарность за все это его практически уничтожили. Практически, но… даже до мусорки донести поленились. А вдруг бы его кто-то увидел и взял к себе?

Цветок казался печальным, обиженным и нуждающимся в помощи, и я не удержалась и подошла к нему. Погладила его листья, вздохнула, увидев, что земля не просто сухая, а каменная. И, поддавшись порыву, взяла растение в руки. А оно качнулось ко мне, словно умоляя забрать, попытаться его спасти, раз уж увидела, и…

— Ев, — послышался сзади голос подруги, — предупреждаю: в твоей комнате подоконник уже занят цветами, а в свою я это убожество не возьму. Я, может, на подоконнике лук стану выращивать!

— Отличная идея, — обернувшись, одобрила я.

Ларисе хватило одного взгляда на мою улыбку, чтобы понять: цветок я в покое не оставлю и убежище для него точно найду.

— Так, ладно, — смирилась она с неизбежным, — давай тогда выбираться на свежий воздух. Пока все модели заняты, ты вызываешь и держишь лифт, а я с твоими вещами медленно ковыляю следом. Могла бы ускориться, но здесь слишком холодный пол, чтобы снимать туфли.

— Как думаешь, этот цветок ничей? — прежде чем начать выполнять поручение, спросила я.

— А ты думаешь, он кому-нибудь нужен, кроме тебя?! — поразилась подруга. — Но даже если и нужен, по древнему обычаю, чтобы цветок прижился, его надо украсть. Так что… вперед, за новыми впечатлениями!

Рассмеявшись, я направилась к лифту. Я не торопилась, зная, что Ларисе идти тяжело. И без того на ее ногах образовались мозоли, а после долгих съемок с фотографом… Кстати, камера ее точно любит…

Я с нежностью провела по желтому листу растения, потом погладила второй, третий.

— Ничего, — пообещала ему, — все у тебя будет хорошо. Я о тебе позабочусь.

А в следующий миг произошло нечто странное и внезапное. Я успела только заметить какое-то движение слева, но толком не поняла, что произошло и как…

Но я вдруг оказалась на коленях. Перед черным массивным джипом. Из которого вышел мужчина. И, встав надо мной, с тяжелым вздохом пробормотал:

— Это что-то невероятное…

Мои колени пекло огнем. Ладони, на которые я упала, смягчая падение, сильно саднили. Цветок, который я обещала спасти, лежал рядом со мной, но уже в разбитом горшке, а этот мужчина…

В голосе столько неприкрытой насмешки, что стало обидно.

И за цветок, и за себя, и за наивные мечты, что я на кастинге услышу именно эти слова…

Услышала.

И от того, от кого безумно хотелось, если слух меня не подводит, но…

— Вставай, недоразумение, — мужчина потянулся ко мне, чтобы помочь, но я отшатнулась.

Стараясь не позволить пролиться слезам, подняла голову вверх и взглянула на мужчину, который меня только что сбил на джипе, но не посчитал нужным хотя бы извиниться. На мужчину, в зеленых глазах которого были только смех и давнишний лед. На мужчину, который, если бы мне повезло, мог стать моим боссом.

Мог.

Но не станет.

Потому что я не смогла промолчать, не смогла уйти просто так. Поднявшись с колен, я подхватила пострадавший цветок и, посмотрев на зеленый лед, сказала почти не дрожащим голосом:

— Карлсон просил передать, что считает выше своего достоинства дружить с теми, кто ведет себя, как поросенок.

А потом, не дожидаясь ответа, ушла.

Чувствуя спиной взгляд мужчины и борясь с сильным желанием обернуться.

Но нет…

Некогда мне здесь задерживаться. Мне лифт занимать надо. Чтобы в последний раз проехаться с ветерком по этому бизнес-центру. И действительно, почему нет?

По своей мечте я ведь уже проехалась…

 

Глава № 9

— Так, и что с лицом? — доковыляв до лифта спустя минут десять, поинтересовалась Лариса. — Что с цветком, я даже спрашивать боюсь.

— А зря, — печально вздохнула я и, заметив, что на горизонте показались модели, поспешно шагнула в кабину и потянула Ларису. — У нас с цветком одно на двоих приключение.

— Врешь! — обвинила подруга. — Приключение — это что-то приятное, а у вас, судя по виду, произошла некая драма.

Она требовательно взглянула на цветок — тот, понятное дело, ничего ответить не смог. И тогда серые глаза подруги переключились на меня.

Я молчала. Ждала, когда мы уже поднимемся на первый этаж, и недоумевала: кто придумал сделать таким глубоким подвал? С каждой секундой произошедшее накрывало все больше и больше, и…

Безумно хотелось вернуться скорее домой, занять ванную на пару часов, отмокнуть в ней, поплакать вволю, смириться с тем, что я дура и неудачница, чтобы завтра никого не пугать своим траурным видом. И самое главное, чтобы родители не догадалась, как мне на самом деле сложно, и… что я до сих пор не оставила призрачную мечту стать моделью.

Поначалу неудачи на этом поприще еще можно было списать на элементарное невезение, а потом…

Пришла пора признать, что быть моделью — не для меня, и что симпатичное лицо — не гарант успеха и того, что тебя заметят. Я выбрала профессию, далекую от этого бизнеса, я хорошо училась, где-то я даже смирилась, но…

Принять правду никак не могла. Надеялась, трепыхалась, а сегодня…

Сегодня я прошлась каблуками по своей мечте, уничтожила ее, растоптала…

— Ну? — прервал мои терзания голос Ларисы. — Так…

Она взяла меня под руку и вывела из открытого лифта в холл. Требовательно взглянула в глаза, поняла, что я не реагирую, и состроила просительную рожицу большого кота, любимца семьи и вообще того, кого нельзя обижать, даже если он виноват.

— Ев, — простонала она и разве что хвостиком не вильнула. — Ну расскажи, а? Ну ты же знаешь, как я люблю сериалы… И понимаешь, что я теперь спать не смогу!

Увы, но это была чистая правда. Лариса настолько любила мыльные оперы, что если увлекалась, то всерьез и надолго. Пока не пересмотрит все, что есть в свободном доступе в интернете — не успокоится. Когда-то она так увлеклась сериалом, что два дня сидела перед экраном. Ее даже еда практически не интересовала. Принесу — поест, не разбирая вкуса. Забуду — так и сидит перед монитором.

На третий день мне пришлось сходить в офис провайдера и попросить, чтобы нам экстренно отключили интернет.

— А в чем причина? — попыталась затянуть процесс важная дама-оператор, к которой я обратилась с просьбой.

Благо, я вовремя заметила у нее на руке обручальное кольцо, а на столе семейную фотографию с мужем и двумя сорванцами.

— Да понимаете, — сказала я, — мой ребенок влез в порно-сайт и теперь…

— Мальчик? — хмыкнула она понимающе.

— Девочка, — печально вздохнула я.

— Девочке смотреть на такое лучше всего после свадьбы! — возмущенно воскликнула женщина.

Я удрученно кивнула, стараясь не рассмеяться. Знала бы девочка Лариса, что я о ней говорила и какое светлое будущее ей тут пророчили…

Но главное — результат. Интернет отключили через пару минут, даже не став намекать, что можно просто ограничить выходы к порно-сайтам. Мы ведь все взрослые люди и понимали, что сейчас столько рекламы на любом, даже детском сайте, что девочку надо срочно спасать!

К моему возвращению домой девочка успела попсиховать на провайдера, плотно поесть и немного успокоиться. Пока я варила кофе, она даже успела уснуть. А потом забыла о том сериале, утратила к нему интерес, и то ли больше настолько увлекательных не попадалось, то ли спать она полюбила больше, чем смотреть на живые картинки, но двухдневных марафонов с тех пор у нас не случалось…

Сейчас мне очень хотелось уйти из этого бизнес-центра, чтобы поскорее забыть, выветрить все мысли о проваленном кастинге, но… Я ведь больше сюда не вернусь. Никогда. Никогда-никогда, а Матеуш уехал, так что…

Мы разместились в креслах холла, вызвали по телефону такси, и пока ждали его, я все рассказала Ларисе. И о том, как меня сбил Матеуш, и о том, что я ему сказала вместо прощальных слов.

— Бедненький, — протянула она, а встретив мой вопросительный взгляд, бережно погладила желтый цветок. — Натерпелся сегодня.

А потом утешительно погладила меня по плечу и склонила голову. Вздохнула и печально буркнула:

— Если бы я видела, как он вас обижает, я бы, пожалуй, еще немного размялась.

И я рассмеялась.

Потому что знала: она говорит всерьез. И потому, что в который раз убедилась: если в чем-то катастрофически не везет, то все равно с такой подругой неимоверно трудно ощутить себя полным лузером.

Домой я вернулась в неплохом настроении: по дороге мы с Ларисой смеялись, правда, не помню с чего. А вот когда я оставила цветок на кухонном столе и под шутливые замечания подруги поспешила в ванную откисать, я поняла… Едва лязгнула щеколда, я поняла: все мое веселье нервное, напускное.

Я не хотела лежать в воде, не хотела блаженствовать — да, наверное, и не смогла бы.

Не знаю, сколько я просидела на бортике ванны, но потом разделась, забралась в нее и стала под душ, желая, чтобы меня обожгло жаром. Возможно, это выжжет воспоминания, возможно, поможет взглянуть на сегодняшний бесконечный день проще…

Поначалу я не ощутила температуры воды: она ведь действительно обожгла и вроде бы все как надо, а потом…

С визгом закрутила обратно кран и убедилась: да, предполагается, что именно отсюда должна литься горячая, а не ледяная вода. Но лишь предполагается, а по факту я околела! Обмотавшись полотенцем, я с возмущением вышла на волю.

— Ев! — прозвучал голос подруги, когда я проходила мимо ее комнаты. — Ев, зайди, а? Оценишь мои старания.

Меньше всего мне хотелось что-то оценивать, было только одно желание — лечь на кровать и рассматривать потолок. Но понимая, что подруга не виновата в моем плохом настроении, я зашла.

И улыбнулась, заметив, что она действительно старалась.

Очень-очень старалась.

Исключительно ради меня.

Компьютерный столик на колесиках был избавлен от ноутбука и передвинут от стенки к кровати. Теперь вместо техники он держал на себе бутылку шампанского, плитку черного шоколада и нарезку из фруктов. А еще два высоких бокала.

— Знаешь, — Лариса смущенно поерзала тапочкой по паркету. — Мне кажется, если какой-нибудь казус не оплакивать, а отмечать, это вытеснит негативные ассоциации.

— Если не приведет к алкоголизму, то да, — согласилась я.

И со столика перевела взгляд на то, что, собственно, и заставило меня улыбнуться — на подоконник. На котором, пока в поврежденном горшке, пытался обжиться хлорофитум. А рядом с ним стояли пять маленьких рюмочек, в которых пузато восседали лысые луковицы.

— Как думаешь, приживутся? — заметив мой взгляд, поинтересовалась о подопечных подруга.

— Думаю, ты не оставишь им ни единого шанса поникнуть, — честно ответила я.

Лариса улыбнулась — не польщено, а так, по-домашнему, по-приятельски, потому что поняла, что, говоря это, я имела в виду не только растения.

Посидели мы тогда хорошо, душевно, и шампанское было вкусным, и шоколад диетическим, так что Лариса съела его почти в одиночку. Утром я проснулась с легкой головной болью, но была даже рада: она отвлекала от скверных мыслей. И потом, зачем себя макать в негатив, если и без того все не слишком радужно?

Через несколько дней ссадины на моих коленях и ладонях начали заживать, а я смирилась с провалом. Читала литературу по профилю, просто читала литературу, попыталась вместе с Ларисой втянуться в какой-то новый и многообещающий сериал, но вместо того, чтобы следить за героями, ухаживала за цветником, размещенным на подоконнике.

— Ой, смотри, как переживательно! — волнуясь за красавца с экрана, которого пытались соблазнить сразу три девушки, Лариса пыталась зажечь интерес и во мне.

— Ага, — поддакивала я машинально и подкармливала хлорофитум в новом горшке.

В таком ритме прошли еще несколько дней, а потом мне позвонила секретарь Генриха Леславов… ой, тут попробуй запомнить… В общем, мне позвонила секретарь Леслава Генриховича и сообщила, что я принята на работу. И что желательно, если я не буду долго раздумывать, потому что вакансия срочная, а желающих масса. И да, они помнят, что я — студентка дневного отделения, но предлагают рассмотреть это как летний заработок. А после, если меня устроят условия, а я устрою непосредственное начальство, можно будет подумать о других вариантах.

— А почему все-таки я? — немного опешив, я начала уточнять причину, хотя надо было сразу и наотрез отказаться. — Из-за знания языков?

— На собеседовании были кандидаты со знанием пяти иностранных и со стажем свыше двадцати лет, — отстраненно заметила секретарь, и прежде чем я выявила еще большее удивление, озвучила основную причину. — Предполагаются командировки. Весьма продолжительные. Одна из них в скором времени. А все дамы, которых вы видели, слишком привязаны к детям и внукам. Кстати, у вас с этим как? Есть ли дома кто-то, кого страшно оставить надолго и без присмотра?

Разговор застал меня в комнате Ларисы, так что я машинально взглянула на заметно приободрившийся хлорофитум, на подругу, сделавшую звук телевизора тише, и подумала, что они справятся. Они уже друг к другу привыкли, да и лук начал корни пускать, так что выживут без меня.

— Нет, — ответила я собеседнице. — Только, знаете…

— Вы были когда-нибудь в Лондоне?

— Собиралась, но не успела.

— У вас отличный шанс побывать в Лондоне уже этим летом.

Я задумалась, а Лариса, прислонившая ухо по другую сторону от моего телефона, отстранилась и отчаянно закивала.

— А мой непосредственный начальник — женщина или мужчина? — не торопилась я соглашаться.

— Мужчина, — секретарь явно улыбнулась, и я почти ощутила тепло, с которым она подумала о моем предполагаемом шефе. — Но не волнуйтесь, командировки — это бизнес, а не повод затащить вас в постель.

— Да? — неуверенно протянула я.

— О, да, — усмехнулась женщина. — Во-первых, он вас не видел, и, соответственно, у него не могло возникнуть этой идеи. Во-вторых, чтобы соблазнить женщину, не обязательно везти ее так далеко и вводить компанию в траты. В-третьих, ему бы отбиться от тех желающих, которые сами на него вешаются.

— А он отбиться не может? — я почему-то представила одного из хлюпиков, по которым, бывало, сохла Лариса. Несколько дней сохла, а потом забывала о них.

— А его все устраивает, — ответила секретарь. — Да и у вас это должно унять некие страхи. Так как? Может, не будем оттягивать, и придете завтра? Узнаете больше об обязанностях, увидите сумму оклада, познакомитесь со своим шефом…

Я согласилась.

А уже завтра поняла две удивительные вещи. Первая заключалась в том, что в Ирине Матвеевне явно пропал дар гипнотизера. Она говорила уверенно, спокойно, располагала к себе собеседника, даже не видя его. А уж при встрече… Эти ее домашние пирожки и улыбка…

Я расслабилась, я уже была согласна попробовать поработать и почти прониклась симпатией к своему будущему шефу: с таким восторгом она рассказывала о том, какой он хороший руководитель…

Но когда дверь открылась, и в кабинет вошел тот самый хороший руководитель…

Я поняла, что двадцать девять этажей — это слишком мало, чтобы избежать нелепых случайностей. И что надо было включить логику, а не чувства. Думала, что покатаюсь по миру — развеюсь, забуду о том, что случилось на подземной парковке…

Но ведь понятно же, для кого мог искать помощницу личный и бессменный секретарь Леслава Ковальских? Конечно, понятно! Даже элементарно!

Для сына своего шефа. Для Матеуша Леславовича Ковальских. Для холодного питона, который, едва войдя в приемную, впился в меня зеленым взглядом и отрывисто выдал вердикт:

— Не подходит.

После чего прошел к себе в кабинет и плотно закрыл за собой дверь, оставив меня краснеть и бледнеть перед опешившим секретарем.

Пожалуй, это был единственный раз, — других не припоминаю, — когда мне сильно, очень сильно захотелось сделать несколько физических упражнений. И не из легкой атлетики, танцуя с ленточками. А из бокса. Ну, или футбола. Там тоже есть красивые и действенные элементы, на просмотр которых некоторые просто напрашивались!

Но я сдержала нелепый порыв, поднялась со стула, на котором ожидала прихода шефа, и улыбнулась Ирине Матвеевне.

— До свидания, — сказала я и прежде, чем она возразила или, не дай Бог, начала извиняться за тех, кто этого недостоин, добавила: — Сожалею, но возможный руководитель меня не устроил.

После чего вышла из приемной и мягко, но плотно прикрыла за собой дверь.

 

Глава № 10

Еще не войдя в квартиру, я поняла, что Лариса основательно подготовилась к моему возвращению. Запах жареного мяса сбивал с ног уже на первом этаже, а пока я поднялась на четвертый, ароматерапия, практикуемая подругой, взяла свое. Выходила я из бизнес-центра с настроением «в гробу и то веселее», а через порог ступила с настроением «будем живы — не помрем».

Кардинальная смена векторов произошла благодаря всего одному звонку. Ларисе не терпелось узнать, каков же размер зарплаты, которую мне предложили. Мне не терпелось высказаться по этому поводу, и вот результат — жареное мясо в специях, запеченный картофель, бутылка белого вина и огромное блюдо с салатом из овощей, скромно напоминающее, что у нас здесь есть тот, кто, вообще-то, сидит на диете.

— Я, конечно, понимаю, что тебе хотелось подольше побыть одной, чтобы успеть себя накрутить, — заметив меня в дверях кухни, начала с упрека подруга. — Но пока ты гуляла, я так сильно проголодалась, что съем куда больше, чем собиралась. Минимум плюс килограмм мне гарантирован. Как думаешь, переживет такой груз твоя совесть?

— Только если его переживет твоя фигура.

Воинственность Ларисы смешила, тем более что над ее верхней губой предательски зеленел маленький листочек салата. И было ясно: она, конечно, ждала моего возвращения, но уж точно голодом себя не морила.

Пока я переодевалась и мыла руки, Лариса кружила по кухне с тарелкой картофеля — вроде как и не ест, а просто гуляет (но листик салата исчез). Стоило мне вернуться в кухню, как она с радостью села за стол вместе со мной и уже открыто взялась за еду.

Во время обеда мы практически не разговаривали. Так, обменивались короткими репликами: «Налить вина?», «Хочешь добавки?», «Вкусно?». А вот после Лариса подперла подбородок кулаками, вопросительно уставилась на меня и потребовала:

— Ну давай, жалуйся, я вся во внимании!

— По-моему, — скопировав ее позу, озвучила я свою жалобу, — только что я тоже поправилась на килограмм!

— Это пустяк, а не жалоба, — отмахнулась подруга. — От одного килограмма даже я со всеми моими отговорками и уловками могу избавиться всего за один день. Ты расскажи, что случилось на собеседовании. Я и так весь обед была сама деликатность.

Я улыбнулась ее нетерпению, хотела быстро ответить и… задумалась. То, что моим начальником должен был быть Матеуш Ковальских, я уже рассказала во время звонка. То, что я ему по каким-то критериям не подошла, тоже упомянула. Что еще?

Самое интересное, что жаловаться не хотелось. Вообще не хотелось говорить о том, что случилось на собеседовании. Случилось, и… все.

Это было унизительно и неприятно. А еще немного странно, нервно и… как-то неправильно.

Непонятное и смутное ощущение, что что-то пошло не так, как должно было, не отпускало. И пока шла домой, я специально кружила по скверу, пытаясь разобраться, понять: где именно допустила ошибку. Пыталась тщетно, потому как ответа так и не появилось.

Могла ли я позволить себя унизить? Нет. Никогда. Значит, я поступила правильно. Тогда в чем заключалась моя ошибка? Или… ошибка была не моя?

Я была благодарна Ларисе за то, что она на ответе не настаивала. Более того, пока я погрязла в мыслях, она вымыла посуду, убрала со стола и приготовила кофе, запах которого и вернул меня обратно в реальность.

— Так, дорогая, — подруга вручила мне чашку с ароматным напитком, — твой рассказ, скажем прямо, меня не увлек, так что я иду к себе в комнату. У меня там сериал интересный!

Взяв вторую чашку с кофе, она упорхнула, оставив меня одну. Прекрасная возможность во всем разобраться: одиночество, меланхоличное настроение, горячий кофе, монотонное шевеление деревьев за окном …

Еще немного, и можно впасть в транс. И, возможно, если бы это случилось, я бы действительно нашла все ответы, а так…

Не знаю, сколько я просидела у окна, наблюдая за мельтешением зеленых веток, но сделав последний глоток уже холодного кофе, поднялась и вышла из кухни. Чего сижу? Лучше и правда включить, как Лариса, телевизор, найти что-то увлекательное, что-то, что отвлечет, развеет и…

Проходя мимо комнаты подруги, я невольно услышала звонкий голос диктора и остановилась. Прислушалась — нет, не ошиблась, девушка с экрана действительно довольно бодро рассказывала обо всех криминальных происшествиях за последние сутки.

Н-да, вот тебе и увлекательное…

Постучав в комнату Ларисы, я услышала, как она быстро переключает каналы, пытаясь найти какой-нибудь сериал, но тщетно.

— Да-да, — отозвалась подруга, когда ей удалось найти по телевизору хотя бы заставку из рекламного блока.

Мне даже спрашивать не пришлось. Едва я открыла дверь, она по моим глазам и улыбке поняла, что я догадалась.

— Ну да, — поддакнула подруга немного обиженно, — нет в это время никаких сериалов. Скукота. Каникулы — называется! И ты еще ничего не захотела рассказывать…

— Да нечего там больше рассказывать, — заверила я. — Я же тебе по телефону все рассказала. Он сказал, что я ему не подхожу. Я ответила, что тоже не мечтала о таком руководителе.

— А потом? — настаивала подруга хоть на каких-нибудь деталях.

— А потом я вышла на улицу, и как раз позвонила ты… — Я пожала плечами. — Все, Ларис.

— Ну… — она снова примерила на себя образ домашнего избалованного кота и состроила просительную рожицу. — Ну, ладно. Ладно, скажи, что сегодня поразило тебя больше всего, и я отстану! Ну, скажи, Ев! Ну, скажи! Ну, скажи, а? Ну, скажи, что тебе больше всего запомнилось? Что понравилось? Что произвело неизгладимое впечатление? Что…

— У него зеленые глаза, — ответила я, и после того, как подруга перестала внезапно икать, добавила: — Очень пронзительные. И очень холодные.

— Я… — Лариса выключила телевизор и с заметно возросшим любопытством взглянула на меня. — Я думала, ты скажешь про мясо, которое я приготовила… Или хотя бы про вино, за которым я специально выходила в магазин, а ты…

— Ну ты же знаешь, — чувствуя, что начинаю краснеть, я спрятала смущение за улыбкой, — я никогда не делаю из еды культа.

— Ну да, ну да, — покивала подруга, взяла в руки пульт и отвернулась к телевизору, делая вид, что там что-то интересное. Но едва я прикрывала дверь, она ворчливо посоветовала: — Ты главное не сделай культа из мужика. Не стоят они такого трепетного к себе отношения.

— Какого еще мужика? — праведно возмутилась я.

— С пронзительными глазами удава.

— Питона.

— Вот видишь, — снова кивнула Лариса, — ты прекрасно меня поняла.

— Это просто ассоциации!

— Ой, Ев, — не оборачиваясь, так как по одному из каналов все же начался сериал, подруга помахала мне пультом, — запишись все-таки на хорошие курсы актерского мастерства.

— Зачем? Хорошие — хорошо стоят. А меня, если ты помнишь, в модели не взяли. Более того, меня даже не взяли в секретари! Начинаю задумываться: а возьмут ли меня в адвокаты? Может, я зря учусь? Зря встаю по утрам, зря пытаюсь запомнить эти законы!..

Сделав потише звук, Лариса обернулась с хитрой улыбкой.

— Что? — нахохлилась я и кивком указала на экран. — Пропускаешь самое интересное.

— Неа. Самое интересное здесь, — ее улыбка стала еще хитрее. — Мне всегда любопытно наблюдать, как ты сначала думаешь, что все пропало и пытаешься в этом хоть кого-нибудь убедить, а потом у тебя появляется новый план.

— Всегда… — хмыкнула я. — И что, хоть раз этот номер прошел?

— Нет. И не потому, что ты — плохая актриса. Это да, и я про курсы совершенно серьезно… Но здесь причина в другом. Просто я считаю, что ты — настоящая птица-Феникс. Всегда возрождаешься.

Рассмеявшись, я почувствовала, что тоска из-за провального дня растворяется, отпускает.

Обед и вкусное вино расслабиться не помогли, а вот простая болтовня с подругой…

Сидеть одной в комнате мне расхотелось, так что я сначала покружилась возле начинающего приободряться хлорофитума и унылых луковиц, а потом взбила подушку на кровати Ларисы и удобно расположилась рядом, посматривая на экран, где героиня неубедительно рыдала после разговора с героем.

— Вот дурында! — возмутилась ее поведением Лариса. — Использовала его и отпустила! Зачем себе макияж портить?

— И нервы, — поддакнула я.

— И нервы! — поддержала подруга и с подозрением покосилась на меня. — Кстати, Ев, насчет питона…

— Да перестань, — лениво отмахнулась я от необоснованных подозрений. — Я четко осознаю, что нам с Матеушем Ковальских лучше ходить по тем дорожкам, которые не пересекаются.

— Ты всерьез или так, дурачишься?

— Естественно, я всерьез, — ответила совершенно честно, а немного подумав, так же честно внесла поправку: — Если, конечно, эти дорожки — не подиум.

— С возвращением, Феникс! — рассмеялась подруга.

— Угу, — улыбнулась я. — Мы еще полетаем.

Я пока понятия не имела, как и где, но я буквально почувствовала, что удача близко и что на этот раз я все-таки смогу расправить «крылья». Главное — снова не упустить шанс. Да хотя бы заметить его, чтобы понимать, в каком направлении двигаться. Хотя бы заметить, а уж там…

Шанс представился уже через неделю. Неожиданно для меня. И как снег на голову для Ларисы, — на которую, собственно, этот шанс и свалился…

 

Глава № 11

Признаться, я уже и не надеялась, что кастинг принесет еще хоть какие-нибудь результаты. Думала, все ограничится хлорофитумом на подоконнике, красным платьем в моем шкафу и мозолями на ногах у верной подруги.

Но однажды Ларисе позвонила незнакомая девушка и торжественным голосом пригласила ее прийти завтра, чтобы принять участие во втором туре кастинга. Мы как раз прогуливались перед сном по скверу, и я, услышав эту новость, нетерпеливо стала наматывать круги вокруг подруги, а она…

Она погрустнела и совершенно убитым голосом выдавила из себя согласие. После чего таки сделала то, о чем мечтала уже час, с самого начала нашей прогулки — присела на ближайшую лавочку. Вытянув ноги, она ткнула наманикюренным ноготком в свои мокасины и простонала:

— Второй тур… Ев, она сказала: второй тур… А сколько их будет всего?! Как долго я еще не смогу носить туфли?!

— Честно? — спросила я, и после утвердительного кивка, ответила: — Думаю, что туфли будут ждать тебя уже завтра. Никогда не видела, чтобы модель позировала в разношенной спортивной обуви.

— Так то модель! — возмутилась подруга. — А я-то думаю о себе!

— Вполне возможно, — я тоже присела на лавочку, — что скоро ты как раз и станешь моделью.

Лариса фыркнула, демонстративно перекрестилась и заявила, что вчера, пока в ее сериале была рекламная пауза, она смотрела передачу про супермоделей и в который раз убедилась, что нет лучше профессии, чем бухгалтерия.

— И потом, Ев, на эту авантюру я согласилась ради тебя, — напомнила она, — так что не надо меня тут запугивать. И без того страшно, как подумаю: как я со своими мозолями в другую обувь-то буду влезать?

Мозоли действительно были проблемой — несмотря на все мази и ванночки исчезать пока не желали. Конечно, была вероятность, что на этот раз позировать скажут босиком или важным будет только лицо модели, но…

— С меня вкусный ужин, — пообещала я подруге в обмен на предстоящее испытание.

— Еще бы! — она тут же воспрянула духом. — Я даже составлю меню!

Вечером она что-то долго строчила на длинном листе, а потом быстро уснула. Я же сильно переживала и полночи думала, что надеть. Красное платье сразу напомнит стилисту, что мы уже виделись, но оно слишком подчеркивает фигуру. А вдруг на этот раз попасть на кастинг окажется не так просто, как в прошлый? И какая-нибудь ассистентка, которой поручат встретить моделей, выйдет, прикинет на глаз, что во мне куда меньше веса, чем полагается, и все… А мне надо на кастинг попасть, я очень хотела увидеть Корнева…

Мысленно остановилась на темно-синем комбинезоне, так же мысленно подобрала к нему сумочку и бежевые туфли. Утром, взглянув на свои круги под глазами, добавила к образу большие солнцезащитные очки и более-менее перестала нервничать. Лариса была удивительно спокойной: надела то, что висело поближе на вешалке — длинное белое платье, и порадовалась, что к нему почти идеально подошли белые мокасины, которые полюбили ее мозоли.

— И чем не модель? — посмеялась она, покружив перед зеркалом.

— О, уже привыкаешь к этой мысли? Так держать! — похвалила я.

— Тьфу ты! — опомнилась Лариса и трижды плюнула через левое плечо. — Ты права, Ев. Как бы еще не накаркать!

Мы спустились вниз и сели в уже поджидающее такси. Приметив, что у водителя подозрительно знакомое лицо, Лариса тут же строго заявила:

— На этот раз мы не опоздали — так что чаевых не будет!

Водитель удивленно взглянул на меня, я, смеясь, — на подругу, и она смилостивилась.

— Ладно, — утешила она шофера, который никак не решался нажать на газ. — Будут чаевые, но скромнее, чем в прошлый раз.

Приободренный хотя бы таким обещанием, водитель наконец-то выехал со двора и вписался в однообразный поток машин.

— Ев, я сама заплачу, — вызвалась Лариса, когда мы подъехали к уже знакомому бизнес-центру.

— Не буду отговаривать тебя от проявления щедрости, — согласилась я и вышла из авто.

Пока подруга расплачивалась, я заинтересованно рассматривала стеклянную махину чьих-то падений и успехов. Хоть бы мне повезло… хоть бы на этот раз мне здесь повезло…

— Хорошего понемножку! — заявила Лариса водителю и вышла из такси следом за мной.

Обернувшись, я наткнулась на взгляд мужчины, преисполненный искреннего недоумения.

— Щедрость?! — выдавил он с трудом от настигшего его шока и протянул ладонь, в которой были зажаты мелкие купюры и мелочь. — Это проявление щедрости?!

Я уже полезла в сумочку, чтобы добавить денег — уж больно страдальчески выглядел мужчина, но Лариса подхватила меня под руку, заставляя отвернуться.

— Да! — заявила она водителю. — У всех людей разные возможности. И вообще, надо ценить то, что имеете.

Пока таксист приходил в себя от наглости заявления, мы уже отошли на пару шагов.

— Ценить?! — услышали мы его голос, а потом странный звук и едкое замечание: — Было бы что ценить!

Услышав визг тормозов, мы обернулись и увидели мелочь на асфальте и полет мелких купюры вдоль дороги.

— Жадина, — перевела я взгляд на улыбающуюся подругу. — И что это было?

— Месть. Он мне еще в прошлый раз не понравился, и вот… — Она смущенно поерзала носком мокасинов по дорожке. — Осуждаешь, да?

— Нет, — качнула я головой. — Горжусь. Если сравнивать с твоей местью Корневу, — это очевидный прогресс.

Мы рассмеялись, настроение резко взлетело вверх, но…

Едва мы взглянули на бизнес-центр, смех стих, а улыбки наши померкли. Да, я знала, что Ларисе ужасно не хочется снова появляться на кастинге, на котором она успела не только ярко отметиться, но и отметить других. А мне ужасно не хотелось навязываться и напоминать о себе. Но, тяжело вздохнув, мы поднялись по лестнице и решительно вошли в просторный холл здания.

— Ев, — вспомнила вдруг подруга, осматриваясь по сторонам, — я вчера так поразилась звонку, что не уточнила: куда именно надо идти. Как думаешь, нас опять загонят в подвал?

— Думаю, нам есть, у кого спросить, — ответила я и приветливо улыбнулась двум охранникам, которые тоже узнали нас и теперь расплывались в улыбках.

Так и вышло.

Узнав о цели визита, охранники сообщили, что в паркинг спускаться не надо: на этот раз кастинг проходит на первом этаже. Должен прийти ассистент и пригласить тех, кто уже подошел. Пятерых моделей уже увели, так что когда фотограф или «кто там за это отвечает» освободится, пригласят и других. У дальней стены прохаживались две пышные барышни, нам предлагалось присоединиться к ним, но Лариса не захотела.

— Да ну, — отмахнулась она от предложения охранников, — что там делать? Кресла, я смотрю, оттуда кто-то украл. К тому же, я и без того не очень люблю ходить, а тут еще и в компании конкуренток…

Охранники приняли правдивое признание за шутку и посмеялись. Потом слово за слово — кто-то вспомнил анекдот, кто-то историю из жизни, кто-то так просто ляпнул к слову…

В общем, мы не только успели узнать, что охранников зовут Вова и Степа, но и что зарплата у них маленькая, требования у руководства завышенные, и вообще, тут, может, о подвиге мечтается, а стоишь и турникет охраняешь.

Лариса прониклась проблемой и стала их убеждать, что судьба каждому дает шанс, и что если сильно захотеть, то все выйдет. Говорила она убедительно, я тоже заслушалась, а потом поймала себя на том, что, в отличие от охранников, не вдохновляюсь, а впадаю в уныние. Я вот мечтаю, сильно мечтаю стать моделью, и что?..

Дабы не заражать никого дурным настроением и не сбивать боевой дух у мужчин, так старательно возрождаемый подругой, я немного сместилась в сторону от компании. Бездумно поглядывая на проходящих мимо людей, я впала в некое состояние отрешенности, а потом случайно повернула голову и…

На что я надеялась, идя сегодня вместе с Ларисой? На то, что откровенно поговорю с Корневым, объясню, как для меня важно хоть немного начать приближаться к мечте. И что, возможно, он подскажет что-то дельное, возможно, у него есть какие-то знакомые, связи… А еще я очень, очень сильно надеялась, что мне при этом не придется пересечься с зеленоглазым питоном, но…

Только что из лифта, которым почти все почему-то пренебрегали, вышел не кто иной, как Матеуш Ковальских.

Он шел уверенно, быстро и… в моем направлении.

Надев очки на глаза, я встряхнула распущенными волосами, надеясь, что он не узнает, не заметит, что так и промчится мимо и…

Он уже действительно проходил мимо меня, но вдруг остановился. Медленно развернулся и окинул меня внимательным взглядом.

Его глаза…

Я смотрела на Матеуша через солнцезащитные очки, через фильтры, защищающие от лучей огненной планеты. Но эти стекла были бессильны против стихии холода.

Его взгляд…

Я почти физически ощущала, как в меня впиваются маленькие ледяные осколки и ждала только одного: скорей бы он ушел, чтобы все стало, как прежде, чтобы согреться, чтобы мое тело перестало мелко дрожать…

Но мужчина словно услышал мои мольбы и назло им шагнул ко мне.

 

Глава № 12

— Какая встреча… — ехидно протянул он.

И вот это его ехидство и холодный взгляд сработали, как ледокаин, — я успокоилась, перестала дрожать и во время секундной паузы подсказала:

— Да. Неприятная.

Мужчина хмыкнул, осмотрел меня с ног до головы и вкрадчиво так напомнил:

— Кажется, вы уверяли, что возможный руководитель вам не понравился…

Осмотрев его в свою очередь, я отметила, что деловой костюм ему так же идет, как и обычные джинсы, но равнодушно пожала плечами и честно заверила:

— С тех пор мое мнение не изменилось.

Он взял секунду на размышления и, судя по взгляду, неохотно, но все же пришел к выводу, что я могу находиться в бизнес-центре не обязательно ради него. А чтобы он в этом окончательно убедился, я перевела взгляд на подругу, потом взглянула на моделей, так и топчущихся у дальней стены, бегло осмотрела небольшую группу людей, вышедших из одинокого лифта, и так как Матеуш все еще стоял напротив меня, вернулась взглядом к нему.

— Значит, вы здесь не ради работы… — медленно, словно не веря своим же словам, произнес мужчина.

— У вас такое искреннее изумление, — не удержалась я от улыбки, — будто за вами гналась толпа девушек и уверяла, что мечта всей их жизни — стать вашим секретарем! А едва вы от них отбились, как — раз… и одна из них снова у вас на пути! То есть, я!

— А разве это не так? — поинтересовался он.

Поинтересовался совершенно серьезно, и… я не удержалась от смеха.

— Нет, — отсмеявшись, немного его успокоила. — У меня более коварные и далеко идущие планы. И не в отношении вас.

Чтобы окончательно успокоиться, я снова перевела взгляд на подругу и…

— У вас слишком большие и темные очки, — услышала замечание Матеуша. — Не переживаете, что пропустите того, кого ждете?

Недоуменно взглянув на мужчину, я пожала плечами и не стала ничего объяснять. Более того, из упрямства хвастливо добавила:

— Я все в них прекрасно вижу. А то, что мне надо, даже в абсолютной темноте рассмотрю.

— Уверены? — как-то уж очень мягко прозвучал его голос, и мне бы остановиться, но…

— Естественно! — поддакнула я. — Тем более что иногда темнота даже нравится.

— Ну что ж… — в зеленых глазах Матеуша открыто плескалось ехидство. — Будет интересно увидеть… лично…

— Матеуш Леславович! — от двери к нему стремительно направился какой-то мужчина в черном костюме.

Я машинально повернула голову, а в следующую секунду услышала щелчок пальцев, странный ползущий звук и…

Холл здания погрузился практически в кромешную темноту.

Не знаю, как это получилось всего за одну секунду, но погасли не только лампы, каким-то образом удалось потушить даже солнечные лучи, заглядывавшие в многочисленные окошки!

Где-то послышались изумленные возгласы. Кто-то, придя в себя, стал стучать по двери застывшего на полпути лифта. Кто-то кому-то наступил на ногу и теперь извинялся. Кто-то начал передвигаться наощупь. Лариса пыталась выяснить у охранников, что случилось, и за что-то негромко их упрекала. Мужчина, который спешил сказать что-то Матеушу Леславовичу, потерялся в образовавшейся темноте и пока не напоминал о себе. А Матеуш…

— Ну как? — услышала я его тихий голос.

Но почему-то он раздался не напротив, а позади меня…. Более того, у моего левого уха…

— По-прежнему утверждаешь, что легко можешь увидеть, что тебе надо? — последовал новый вопрос уже у моего правого уха.

Мне показалось, что по моей шее скользнул легкий ветерок, и я поежилась. Повернув голову на голос мужчины, коснулась чего-то удивительно нежного, и…

Это было очень сильно похоже на прикосновение губ, но…

Нет, не может быть… И потом, обычно ударяешься лбом, подбородком, да чем угодно, но…

Показалось, да. Тем более что очки я принципиально не снимала, и для меня темнота удваивалась…

Говорят, что у слепых усиливаются ощущения — возможно, именно с этим связано то, что мне показалось, будто моих губ коснулся мужской палец и… Отпустил, толком не обозначив своего присутствия. Просто намекнул, дал что-то понять и…

В следующую секунду мне так же показалось, что что-то близко, слишком близко к моим волосам, и я дернула головой. И словно очнулась, вышла из минутного транса. И не знаю, как с ощущениями, но мысли точно задвигались активней и в нужном мне направлении.

Щелчок, молниеносная темнота, и…

Ага, щелчок! Щелчок пальцами — вот что это было! И темнота накрыла так стремительно, потому что об этом попросил тот, кто имел на это право. И тот, кто привык отдавать команды. А выполнил команду тот, кто их привык исполнять. Неподалеку от нас были всего несколько человек, которые могли увидеть и услышать сигнал, в подозреваемые и того попали лишь двое, так что…

Я громко щелкнула пальцами, и холл здания мгновенно наполнился светом и облегченными вздохами. Лифты снова начали набирать высоту. Но в следующую секунду Матеуш поднял вверх руку и, строго взглянув на охранников, щелкнул пальцами. Свет снова погас, окна вновь закрылись странными жалюзи, а в лифтах опять кто-то громко выругался.

— Мы не выяснили про темноту, — недовольный моим самоволием, напомнил Матеуш.

— Это тот самый случай, — ответила я как можно спокойней, несмотря на то, что его голос звучал еще ближе, чем раньше, — когда темнота неуютна.

Я снова щелкнула пальцами, и свет снова зажегся. Никто не успел обрадоваться, как раздался новый щелчок, и Матеуш, приблизив лицо к моему, выдохнул новый вопрос:

— Потому, что пугает?

— Потому, что она не нужна.

Я уверенно щелкнула пальцами, но…

Свет не зажегся.

Сделала еще один щелчок — результат оказался тем же. Повторила еще разок, и…

— Очень самонадеянно, — смех Матеуша был тихим и таким неожиданным, что я не сразу поверила тому, что вообще его слышу. К тому же, с толку сбивали его слова. И в целом его поведение…

А еще мне показалось, что на этот раз он так близко… намного ближе, чем раньше, и…

Не сдаваясь, я снова щелкнула пальцами — услышала возмущенный голос Ларисы, чей-то лепет в ответ, а потом…

Холл здания вновь озарился светом.

Матеуш удивленно моргнул, пронзил меня странным взглядом и перевел его на охранников. А они, выпятив грудь колесом, какое-то время просто впитывали неудовольствие руководства, а потом один из них все же выдавил из себя:

— Знаете, босс… Вы, конечно, босс — не поспоришь. Но зарплату вы платите мизерную…

— Это да, — поддакнул второй охранник и перевел взгляд на меня. — А тут такой повод для подвига…

— Увольняйте! — первый охранник протянул ладонь с черным пультом, видимо, благодаря ему он и нагонял темноту.

Я обеспокоенно взглянула на Матеуша — неужели правда уволит? Неужели из-за меня…

— Матеуш Леславович! — снова устремился к нему мужчина в костюме. — Тамара Генриховна уже три раза звонила и просила вам передать…

— Лично передашь! — перебил его Матеуш и, не глядя на меня более, устремился к выходу.

— А как же… — растерялись охранники. — А как же мы?!

Матеуш остановился.

Обернувшись, прошелся взглядом по мне, перевел взгляд на охранников, хмыкнул, рассмотрев воинственное лицо Ларисы. Хотел что-то сказать, но его внимание привлек лифт, который привез новых пассажиров. Вернее, пассажирок — пять юных и симпатичных девушек, которые обеспокоенно кого-то высматривали, а потом дружно взвизгнули и устремились вперед.

— Что касается вас… — обратился Матеуш к охранникам. — У вас есть возможность совершить еще один подвиг.

— Правда? — заинтересовались они. — Какой?

— Запомнить имена и фамилии, внести в черный список, — Ковальских кивнул в сторону девушек, на всех парах несущихся в его сторону. — И больше не пропускать.

— Но они сказали…

— Мне секретарь не нужен! — отрезал Матеуш и, резко отвернувшись, вышел из здания.

Девушки успели уловить лишь шлейф его дорогого одеколона и, сбившись в обиженную стайку бойких воробышков, атаковали вопросами охранников. Те поначалу пытались быть вежливыми, а потом устали отвечать на одни и те же вопросы или, наконец, вспомнили о размере своей зарплаты и кое-как выдворили девиц из здания.

— И что это было? — поинтересовалась Лариса, когда они старательно внесли имена девушек в черный список.

— Поклонницы босса, — ответил охранник Степан. — Пришли разок на собеседование и с тех пор не могут успокоиться, что он их не выбрал.

— В секретари? — удивилась Лариса и бросила быстрый взгляд на меня. — То есть, оклад там действительно такой, ради которого стоит позориться?

— Ну, пришли они под видом секретарей, а потом… — замялся один из мужчин.

— Ну? — поторопила его с ответом Лариса.

— Перестань, — попросила я. — Все равно я не собираюсь бегать за ним и просить: возьмите меня! Ну, возьмите меня в секретарши! Не стоит он этого.

Я хотела сказать, что этого не стоит должность, но что вышло — то вышло. К тому же, никто не обратил внимания на мою оговорку.

Никто. За исключением девушки, которая чуть ранее вышла из лифта и стояла в паре шагах от охранников.

— Какая жалость, что Матеуш ушел, — сказала она с улыбкой. — Думаю, ему было бы полезно услышать мнение, отличное от своего, единственно правильного.

Девушка подошла ко мне, и я узнала ее. Это была Лера, чью фотографию я видела в журнале. А еще мы пересекались на собеседовании секретарей.

— Скажите, Ева, — обратилась она ко мне, и когда я справилась с удивлением, что она запомнила мое имя из многих, продолжила: — А как вы смотрите на то, чтобы поработать секретарем у меня?

Я уже хотела ответить, что никогда не мечтала об этой должности, но невнятные голоса меня отвлекли. Я заинтересованно посмотрела на девушку, которая пришла за моделями и уводила их на второй тур кастинга, нетерпеливо обернулась к Лере и…

— Нам пора! — заторопилась Лариса, так же заметив движение.

— Извините, но… — начала я.

— Вот моя визитка, — Лера достала из сумочки стильный прямоугольник и протянула мне. — Позвоните, если передумаете. Мне было бы интересно пообщаться с вами.

Взяв визитку, я машинально кивнула и вместе с Ларисой поспешила к ассистентке и другим моделям.

На бегу я подумала: что значит «пообщаться»? Почему она сказала «пообщаться», если речь, вообще-то, шла о работе?

Но отмахнулась от этих мыслей, пребывая в полной уверенности, что звонить Лере не стану. А если стану, то точно не по работе.

Зря.

Ковальских прав: иногда я бываю крайне самонадеянна.

 

Глава № 13

Нет, кое-что мне все-таки удалось предвидеть. Например, то, что моделей на кастинг сегодня приглашали не стилист, фотограф или, как в нашем случае — служба охраны, а незнакомая ассистентка. А вот то, что она окажется упрямой и непреклонной…

— Вы не подходите, девушка, — едва мазнув по мне взглядом, сообщила она и удивленно всплеснула худыми руками, выдающими явное истощение. — Неужели вы сами не видите?!

Она кивнула вправо, где в паре метров от нас стояли пять пышных девушек и куда только что велели отойти и Ларисе.

— Посмотрите! — понизив голос, доверительно сообщила мне ассистентка и прервала мою просьбу на полуслове. — Неужели вы сами не понимаете, что вам с ними в разные стороны?!

— Не со всеми, — я попыталась перевести ее колкое замечание в шутку. — На знакомство с другими девушками не претендую, но среди них моя лучшая подруга.

— Ну да, конечно, не родись красивой… — пренебрежительно хмыкнула ассистентка и со значением покивала.

Я видела, как нахмурилась Лариса, услышав эти слова. Я видела, что девушки перестали разговаривать и теперь прислушивались к нашему разговору, бросая на Ларису косые взгляды. Вроде бы и сочувственные, а вроде бы и радостные, что сейчас говорят не о них.

Я стояла от барышень в нескольких метрах, но даже я ощущала неприкрытое ликование некоторых из них. И не хотела думать, что чувствует в данный момент Лариса. Да, она взрослая и уверенная в себе девушка, но иногда, вот так, ненароком, обидные слова задевают, и сильно.

Я знала. И ощущала почти ту же обиду, что и Лариса, потому что наша дружба была проверенной и настоящей. И потому, что этот укор она получила из-за меня. И терпит, молчит сейчас тоже из-за меня…

— Не родись красивой? — изумленно хлопнув ресницами, повторила я последнюю фразу за ассистенткой.

— Ну да, конечно, — покивала она, и вдруг ее глаза загорелись азартом, выдавая в худосочном теле, прикрытом дизайнерскими вещами, хоть какие-то признаки жизни. — Вы что же, не знаете эту пословицу? Жизненная пословица, да и совет очень дельный — «Не родись красивой, а имей страшненькую подругу».

— Хм, неплохо… — я сделала вид, что задумалась. — А вы сами данному совету следуете?

— Естественно! — женщина важно кивнула. — И сама следую, и вам советую, тем более что у вас уже есть…

— О, нет, нет! — я театрально всплеснула руками и прикрыла распахнутый в изумлении рот ладошкой. — Нет, у нас с подругой все не так, как у вас… У нас все более… натурально!

— Как это?! — поразилась женщина.

— Ну так… — сделав вид, что пришла в себя после сильного потрясения, пояснила я. — Мы с подругой предпочитаем дружить друг с другом. А не иметь.

— Эм-м… я…

— Вы не подумайте, — перебила я заикание ассистентки, — я вас нисколечко не осуждаю. Как говорится, у каждого свои вкусы и предпочтения. Но я все-таки за натуральные и естественные отношения, а не так… с подругой… да еще страшненькой… бр-р…

— Эм-м… я… — повторилась женщина и машинально потянулась ко мне рукой, когда я сделала вид, что поражена ее признанием и хочу уйти.

— Ой, нет! — отскочила я в сторону. — Простите, но я не по этой части! Я очень люблю мужчин. Очень!

Сделав опасливый шаг назад, я поняла, что во что-то уперлась. И прежде чем осознала, что это было, над моей головой прозвучал ядовитый вопрос:

— Всех мужчин?

И вот такой язвительностью были пропитаны эти слова, что мне даже голоса слышать было не надо. Увидь я эту короткую фразу на обычном листке, да даже на экране планшета, — я бы все равно догадалась, кто ее автор.

Ну да, вот так, видимо, расписали звезды и моя невезучесть… Но именно Матеуш Ковальских, а не кто-либо иной решил изобразить колонну, и не где-нибудь, а у меня за спиной.

— Не всех, иногда встречаются исключения, — обернувшись, я смогла не только выдержать его пристальный взгляд, но и спокойно продолжить. — Иногда они встречаются даже несколько раз за день.

По глазам Матеуша было видно — он прекрасно понял, что я имела в виду его. А еще было видно, что ему это не понравилось. Очень. И я уже морально подготавливалась к очередному его ядовитому нападению, но он ограничился ухмылкой и всего одним словом:

— Забавно.

А после устремил внимательный взгляд на побледневшую ассистентку.

— Матеуш Леслав-в-в… — заикаясь, выдавила она.

Мужчина перевел взгляд на пышных барышень и снова вернул внимание ассистентке.

— Передайте Владу, что когда кастинг закончится, я хочу с ним поговорить.

— Но… я… Матеуш Леславович, он не знает… он… Я не так хотела сказать… Он не знает, что я так сказала, он…

— Он ваш руководитель, — прервал Ковальских стенания женщины. — Он должен быть в курсе всего.

Более не глядя ни на кого, он достал из кармана брюк зазвонивший черный смартфон и, прижав его к уху, направился к выходу.

Второй раз за день я смотрела, как в дверях здания исчезает Матеуш. И очень сильно надеялась, что хотя бы сегодня мы больше с ним не пересечемся. И без того впечатлений хватало — и потом, он уже вышел на улицу, а холодом все еще веяло…

— Так… — проследив за его уходом, ассистентка встрепенулась и куда дружелюбней посмотрела на моделей. — Пойдемте, девушки. Пойдемте, мои красивые!

Девушки сильно хотели работать моделями, а потому легко притворились, что ничего не слышали и не видели. И не поняли — нет, не поняли, что ее фразы имели отношение не только и не столько к Ларисе, а ко всем, кто чуть-чуть больше весом. Они заулыбались — так же притворно, как ассистентка, и поспешно направились в указанном направлении. А Лариса, переглянувшись со мной, осталась.

— А вы что же? — елейным голоском поинтересовалась у нее женщина.

— А я не пойду, — вздернув подбородок, Лариса перебросила косу с одного плеча на другое и уверенно направилась в мою сторону.

— Но почему? — раздалось ей вслед удивление ассистентки. — Мне сказали: привести всех, и особенно…

— А потому, что я страшненькая, — со смешком перебила ее Лариса. — И я точно не ваша!

— Но карьера модели!.. — попыталась вразумить ее женщина.

На этот раз Лариса соизволила обернуться и вкрадчиво, копируя тех, кто любит раздавать никому не нужные советы, выдала совет личного производства.

— Бухгалтерия! — произнесла она практически по слогам. — Вот где стоит делать карьеру. А ломать себе ноги на каблуках, доводить себя до степени легко уносимых ветром… Это не для меня, простите. Это я оставляю красивым.

С гордо поднятыми головами под довольно жидкие, но все-таки аплодисменты охранников, мы неторопливо вышли из бизнес-центра. Важно спустились по лестнице, поймали попутку и сели в нее, не оглядываясь на здание, где работают странные люди, для которых значение имеет лишь внешний вид человека. И только тогда Лариса сняла с лица маску равнодушия и, взглянув на меня, поникшим голосом протянула:

— Прости, Ев, я тебя подвела…

— Не выдумывай, — отмахнулась я от ее покаяния. — Да, это полный провал. Но из всех моих провалов, он, пожалуй, самый веселый и быстрый.

— Значит, это повод для радости? — уточнила воспрянувшая духом подруга.

— Конечно! — заверила я.

И действительно пыталась хоть как-то повысить свое поникшее настроение, но, увы…

В результате моих стараний к вечеру наша квартира раздражала стерильным порядком, все листочки моего цветника были тщательно отполированы и, почти как зеркала, отражали свет. Лук на подоконнике, испугавшись, что с ним тоже проведут какие-то манипуляции, начнут приставать и тереть, а он и без того практически голый, — наконец-то выпустил зеленые стрелы. Но я чувствовала себя, как хлорофитум, пытающийся вернуться к привычной жизни, но пока увы и ах… ах и увы… увы и эх… фух и…

— Так, — устав от моих вздохов, Лариса отвлеклась от сериала, отобрала у меня хлорофитум, поставила его обратно на подоконник, попыталась им даже полюбоваться, но… не вышло. Тогда она перевела взгляд на меня и поставила перед суровым выбором: — Или присоединяйся ко мне и молча смотри сериал, или иди в спортзал: там твои громкие вдохи и выдохи будут уместны. Насколько я помню, это даже поощряется.

— Ну да, — согласилась я, — если дышать в определенном порядке…

— Вот и отлично! — обрадовалась Лариса и, считая, что выбор сделан, выдворила меня из своей комнаты.

Честно говоря, идти в спортклуб не очень хотелось: накатила апатия, все было лень, а там работают бессердечные тренеры, которые не дадут отдохнуть и поностальгировать. Там иногда такие мощные и изнурительные тренировки, что даже некогда думать, и вообще, последние две недели я прогуливала и знала, что расплата будет жестокой, и…

— А там на подоконнике лук появился! — приоткрыв дверь к Ларисе, закинула я тему для разговора и для моего шанса остаться дома.

— Ага, — откликнулась подруга, делая звук погромче, — почти неделю назад. Я в курсе. Я сама его посадила.

— Нет, я имела в виду, что там зеленый лук появился! — перекрикивая телевизор, внесла уточнение.

— Ага, — делая звук еще громче, отозвалась Лариса. — Когда вернешься из клуба, пожарим яичницу с зеленью!

И все.

И ноль внимания на меня.

Я так расстроилась, что машинально собрала в рюкзак спортивные вещи, переоделась, обула кроссовки и с мыслью, что никто меня не любит, никто не понимает и никто даже не замечает, что я ухожу, направилась к двери. Медленно, старательно шаркая по полу…

Неожиданно послышался быстрый топот, и в коридор выбежала Лариса. Считав настроение по моему лицу, она вместо того, чтобы уговорить меня остаться и отдохнуть, усмехнулась и выдала радостное напутствие:

— Иди-иди, Ев, соверши свой маленький подвиг!

— Никакого сочувствия, — притворно обиженно буркнула я.

— Ну, — развела подруга руками, — ты же знаешь мой принцип: киснуть надо не по жизни, а исключительно в ванне.

— А может… — обнадежилась я, но договорить не успела.

— Неа, — Лариса категорически покачала головой, — у меня сейчас будет перерыв в сериале, и я как раз планировала полежать, отдохнуть, побаловать свои многострадальные пятки. Так что ванна уже занята, прости. А спортзал тебе всегда помогает.

— Ты просто не представляешь, на что меня обрекаешь! — пыхнула я возмущением.

— Возможно. Зато я прекрасно представляю, как тебе это понравится после, — выкрутилась Лариса и мягко, но настойчиво выпроводила меня за дверь.

И дважды провернула ключ. И оставила его в замочной скважине. И ушла из коридора в ванную, как и собиралась. А оттуда наш тихий звонок даже не слышно…

В общем, после того, как мне не оставили ни единого шанса вернуться, я все-таки отправилась в спортзал. Он был организован при Доме Юношества и Молодежи, небольшим и не сказать, чтобы модным, но в нем были все необходимые тренажеры и работали хорошие тренеры. К тому же, наш институт покрывал половину оплаты — только ходи и получай удовольствие.

Правда, удовольствие почему-то приходило после тренировки, а не до. И самым сложным, несмотря на мое позитивное отношение к спорту, было привести себя в клуб. Из нашего института записаны были многие, более-менее регулярно появлялись не более трети, а постоянными считались около десяти человек.

Я полагала, что я в их числе. Тренеры полагали иначе…

И пока я бегала по залу со скакалкой и перепрыгивала через степы с бодибаром на шее, я была уверена, что они мне мстят за… ну, за разность представлений в таком элементарном вопросе. А вот потом, будучи доведенной до состояния расплавленного желе и поглощая на обычной лавочке специальный коктейль со вкусом пломбира, я испытывала и к ним, и к Ларисе огромную благодарность. Пусть даже за месть, потому что она была мне на пользу.

На душе лениво разливалось тепло, все ненужные мысли за час были распуганы звуком скакалки и моим тяжелым дыханием. Благодать… Умиротворение… Почти счастье…

— О, Ева! — женский голос, раздавшийся рядом со мной, заставил вынырнуть из нирваны и взглянуть на девушку, присевшую на скамейку. — Хорошо, что ты здесь. Большинство из наших я уже обзвонила, но по телефону — оно не так…

— Привет, — ответила я нашей старосте Марине Нефедовой и уточнила, устав от паузы. — Что не так?

— Да понимаешь… — она замялась, посмотрела в сторону и снова взглянула на меня. — В общем, Ев. Позавчера Тумачев… Костик Тумачев попал в аварию. У них, конечно, семья не из бедных, но мы все равно скидываемся, кто сколько может. Ты как?

— С вами, конечно! — не раздумывая, дала я согласие. — Скажи номер карточки — я перечислю деньги.

Мы с Тумачевым никогда особо не были близки, да и родители его «не из бедных» — это еще слабо сказано. Но в таких ситуациях отношения не выясняют, а деньги лишними не бывают.

Идя домой, я не раз мысленно думала о листочке, на котором Марина написала мне номер карточки. Хоть бы не потерять, хоть бы случайно не выбросить… Надо же… Веселый, беззаботный, безалаберный Тумачев, и авария…

Жуть какая.

Мои стенания на неудачу в сравнении с этой бедой — ерунда и кощунство.

Несмотря на вялость от тренировки, я ускорила шаг — не терпелось вернуться домой и помочь.

А вдруг на счету каждая минута, а я тут плетусь…

 

Глава № 14

Лариса, заметив, с какой скоростью (и это после изнурительной тренировки) я пролетела мимо ее комнаты и уселась за ноутбук, проявила любопытство. А утолив его, настояла на том, чтобы я отправила часть денег и с ее личной карточки тоже. Костика Тумачева она не знала, но какое это имело значение, если человеку плохо, а она могла хоть чем-нибудь да помочь.

В итоге сумма получилась гораздо больше, чем я планировала, и вроде бы на этом можно было успокоиться, но…

Почему-то я успокоиться не могла.

Бродила по квартире, рассматривала с балкона затихающий к вечеру город, слушала жалобные стенания Мурзика, которого бабушки нашего двора, покормив и потискав, оставили под лавочкой ночевать одного. Я даже попыталась увлечься пятнадцатой серией Ларисиного сериала, но безуспешно. И снова вернулась к балкону, рассматривая, как медленно крадутся по двору железные «светлячки» — опели, мерседесы, обычные жигули, в темноте они все были одинаковы.

— Так, — следом за мной на балкон вышла Лариса, воинственно перекинула косу с одного плеча на другое и, требовательно посмотрев мне в глаза, спросила: — И что у нас происходит?

— У меня душа не на месте, — честно призналась я.

— А где она? — Лариса с усмешкой прищурилась. — Если с Костиком Тумачевым, сходи за ней и верни!

— Хорошая идея! — спохватилась я и поспешила уйти с балкона.

— Что, на ночь глядя? — растерянно идя за мной следом, пробормотала подруга. — А до утра никак нельзя… без души? Одну тебя не пущу, а переодеваться мне лень…

Ну да, конечно, пока я пребывала в терзаниях, Лариса успела облачиться в голубую пижаму. И понятно, что если бы я планировала уйти, а она не собиралась отпускать меня одну, ей бы пришлось одежду сменить. Но сейчас у нас была очень короткая прогулка — исключительно от балкона до кухни.

— Эй, ты ошиблась, — стоило мне открыть холодильник, встрепенулась подруга. — Там моя душа потерялась, а не твоя!

— Без паники, — успокоила я ее, — на копченую колбасу я не претендую.

За моей спиной послышался облегченный выдох. Ну да, конечно, вечер длинный, сериал в самом разгаре, рекламных пауз целое море, а за продуктами сегодня из нас никто не ходил.

Впрочем, мне удалось найти среди наших запасов куриное филе, кефир и пучок зелени. То, что надо! У меня даже настроение появилось.

— И что это было? — поинтересовалась Лариса, когда я закрыла холодильник, не взяв из него ничего. — И ради чего мы сюда пришли?

— Ради того, чтобы ты немного размялась, а я успокоилась. Хочу завтра проведать Костика.

— Завтра — это хорошо, — оценила подруга. — Завтра я тебя одну отпускаю.

Мы разошлись по комнатам, какое-то время я слышала шум телевизора, а потом уснула. Как в пропасть провалилась: ничего не помню из сновидения, только чей-то стон, протяжный и безнадежный какой-то…

Утром я встала рано. Лариса еще отдыхала после просмотра сериала, а я быстро приготовила филе в кефире и поспешила в больницу к Тумачеву. Староста немного удивилась, когда я сообщила о своем желании его проведать, но номер больницы и палаты выдала. А вот Тумачев при виде меня не просто удивился, а был явно шокирован.

— Соколова?! — выдавил он спустя минут пять.

За это время я успела вполне освоиться в одноместной палате — выложила прихваченные по пути бананы и яблоки в холодильник. Открыла жалюзи, чтобы в помещении стало светлее. Взяв пульт с кровати, переключила с бокса на канал о животных: Тумачев и без того выглядел помятым и побывавшим в неравной схватке с противником, а бинты на голове превратили его из шатена в блондина. Так что лучше посмотреть что-то миролюбивое.

— Соколова, — повторил пострадавший, когда я присела на край его кровати.

— Я это, я, — подтвердила с улыбкой. — Ты как?

— Ну… — он задумчиво потрогал бинты. — А ты зачем пришла? Пожалеть или позлорадствовать?

— Балбес, — беззлобно выдала ему свой вердикт. — Проведать тебя пришла. К тебе что, не приходит никто?

— Только мама и папа.

— Только! — хмыкнула я. — Теперь вот и я пришла. Так что давай, рассказывай, как докатился до жизни такой…

Преодолев удивление, Тумачев принялся рассказывать, что ехал на машине, было темно, он врезался в столб, и вот… А еще вскользь пожаловался, что в нашей группе много завистников, потому что кроме меня никто к нему не пришел. От меня он тоже, конечно, такого поступка не ожидал, но похвалил. Он так же сказал, что здесь скучно и ему не терпится скорее выйти из больницы и вернуться за руль. Конечно, машина пока в ремонте, но папа обещал, что это недолго, и вообще, может выдать другую. Он говорил, говорил, говорил…

А я слушала его и с каждой секундой от него отдалялась. И не понимала, что заставило меня сорваться с утра пораньше и прийти? Что терзало вчера весь вечер? Наше общение с Костиком ограничивалось приветствием и прощанием, и обе стороны это устраивало.

Я знала, что он не в ужасном состоянии, что о нем позаботятся родители, и… тем не менее, я пришла.

Ради чего? Обновить в холодильнике Костика фрукты? Продемонстрировать свои кулинарные навыки? Показать свое благородство? Кому и зачем? Тумачеву это неинтересно, мне также.

Странно как-то. Находиться здесь стало невыносимо, и я поднялась.

— Прости, мне пора, — попыталась улыбкой смягчить свой уход, но парень расстроился.

Его реакция стала неожиданностью для нас двоих. И слова, которые сорвались у него, думаю, удивили нас одинаково.

— Еще придешь?

— Да, — пообещала у выхода.

Выскользнула из палаты. Но оказавшись в коридоре, ощутила не облегчение, а пустоту.

Как будто я не сделала то, что должна была. Как будто я упустила кое-что важное. Но вот что?

Я уже подходила к лестнице, когда услышала чей-то окрик и непонятный шум. Обернувшись, увидела, как в палату, запыхавшись, несется молоденькая медсестра. Почти сразу за ней в ту же палату поспешно вошел мужчина в халате. Врач, скорее всего. Были слышны их разговоры между собой, волнение… И казалось бы, какое мне дело?

Но я притаилась. Стояла под стеной и ждала, когда кто-нибудь выйдет.

Ждала.

Сначала вышел мужчина. Отдав какие-то распоряжения, он затерялся в дали коридора. Потом из палаты вышла медсестра. Какое-то время она постояла на пороге и уже, видимо, собиралась идти на свой пост, но заметила меня. А я заметила в ее глазах печаль, а потом быструю вспышку — то ли радости, то ли надежды.

— Вы к мальчику? — спросила она.

— Нет, я приходила к Тумачеву, в восьмую палату. Он после аварии…

— Простите, — резким тоном, ничуть не напоминающим извинения, произнесла девушка и ушла на свой пост.

А я вдруг почувствовала тот же странный порыв, что и вчера, и направилась следом за ней.

Она заняла свое место, не обращая на меня внимания, принялась рассматривать какие-то карточки.

— Простите, — обратилась я к ней, а она даже головы поднимать не стала.

— Вы что-то хотели?

— Да. Я хотела бы узнать, о каком мальчике вы говорили.

Она подняла на меня глаза, качнула головой, словно поражаясь, что я вообще здесь делаю и какое право имею задавать ей вопросы. И, я видела, — уже хотела ответить какую-то колкость, но передумала.

— Я говорила о том мальчике, — сдержанно сказала она, — которого сбил ваш знакомый. Или он вам жених?

— Тумачев? — догадалась я, хотя в рассказе об аварии, который я недавно выслушала, не было даже упоминания о каком-либо мальчике.

— Значит, жених…

— А что с мальчиком? Как он? — не стала я углубляться в историю своих отношений с Костиком. — Я видела, что в палату заходил врач и… Может, нужна какая-то помощь?

И вот стоило произнести эти слова, как я поняла, что подтолкнуло меня прийти сюда. Не знаю, почему, но причина была именно в мальчике.

— Помощь? — удивилась медсестра. — Ваш жених отказался от какой-либо помощи, а мальчику не помешала бы любая. Хоть какая-нибудь. Ваш жених вообще заявил и выкрутил так, что он ни при чем. Не пил, не сбивал. А так, мальчишка сам кинулся под колеса. Да и что с него взять? Детдомовский. Родители умерли всего год назад, и он никак не может смириться. Почему бы не покончить с собой, в самом деле?! Все правильно! Все логично!

Девушку явно заносило на поворотах, но я молчала. И слушала. И позволяла ей говорить. И с ужасом узнавала историю десятилетнего Прохора. Еще год назад он был обычным мальчишкой, жил в обычной семье, в обычной квартире в обычном спальном районе нашего города. У него было все, как у всех: родители, друзья, родственники, приходящие в праздники. Но когда родители Прохора разбились на машине, оказалось, что теперь у него нет ни друзей, ни квартиры. И родственников, которые бы могли взять к себе и помочь в беде, тоже не было. Нет, его по-родственному устроили в приличный детдом, дядя сказал, что хорошо заплатил, чтобы все это сделать. Но это было последнее и единственное, что он сделал для мальчика.

Квартиру, где Прохор жил раньше с родителями, как-то быстро продали. Да, незаконно, но кого это волновало? Соседи повозмущались да и привыкли к новым соседям, а мальчик…

Он иногда сбегал из детдома, приходил на детскую площадку, садился на лавку и смотрел на окна бывшей квартиры. Допоздна. До боли в глазах. Так долго смотрел, что иногда казалось — могут и слезы навернуться, но…

Мальчики никогда не плачут. И он не плакал. Даже когда его привезли едва живого в больницу, и он случайно услышал, что нужна дорогая операция, иначе он не сможет ходить. Не плакал. Наоборот, утешал медсестру, которая переживала, что не в силах помочь: у больницы нет таких денег, а сама она зарабатывает копейки.

Он. Десятилетний мальчик, которого предали, утешал. А медсестра плакала. Она знала этого мальчика раньше, знала и его родителей, потому что жила этажом выше. И даже подумать никогда не могла, наблюдая изредка за семейным счастьем соседей, что однажды все обернется вот так…

А Тумачевы помогать отказались. Они ото всего отказались. И мальчика даже увидеть не захотели. Какой такой мальчик? А не было никакого мальчика.

А, между тем, мальчик был…

Рыжий, веснушчатый, симпатичный, с большими зелеными глазами, как у кота.

После того, как медсестра выговорилась, я попросила у нее разрешения познакомиться с Прохором. Она сказала: «Только если он сам захочет». И вот я уже с минуту стояла на пороге, смотрела на неподвижно лежащего мальчика — одного среди десятка других больных и такого солнечного, что щипало в глазах. Стояла и не решалась войти.

Что я ему скажу? Что спрошу? Как начну разговор…

Почему-то я жутко волновалась. А он вдруг повернул голову и разбитыми в кровь губами с улыбкой спросил:

— Привет. Ты ко мне?

— Привет, — ответила я и наконец сделала этот шаг, переступила через порог и приблизилась к мальчику. — К тебе.

 

Глава № 15

Домой я шла в подавленном состоянии. Хотела перед уходом из больницы зайти еще к Тумачеву, но…

Я бы сорвалась. Если бы даже посмотрела на него — беззаботного, отдыхающего в одиночной палате со всеми удобствами, я бы сорвалась. А родители учили меня другому. Надо думать. И выжидать. Сделать паузу. Это лучшая тактика. То, что сделано сгоряча, зачастую менее эффективно или вообще приводит к провалу.

Ну, высказала бы я Тумачеву свое возмущение, отчитала бы его, возможно, забросала фруктами, которые принесла, и что? Как бы это помогло Прохору? Никак. Совершенно. Да и Тумачев вряд ли бы проникся и начал каяться и исправлять то, что наделал.

Люди не меняются от вида чьей-то истерики.

А я была близка к этому состоянию.

Чужой, незнакомый мальчик, но… Я знала, понимала, что не могу оставить его в беде. И когда уходила, пообещала, что скоро вернусь.

— Ко мне? — удивился он и попытался приподняться, но тщетно.

— К тебе, — шутливо взъерошила его рыжие волосы и ушла, не оглядываясь.

Потому что не хотела, чтобы он видел, как увлажнились мои глаза. Он — сильный мальчик. При нем плакать нельзя. Он начнет спрашивать и жалеть меня, и я разрыдаюсь…

Заметив, что прохожу мимо парка, свернула в него, нашла одинокую лавочку — в будний, пусть даже солнечный день, это оказалось довольно легко, и, отодвинув поток сильных эмоций, принялась думать. Конкретно. Чем я могу помочь мальчику? Помимо моральной поддержки и посещений — это естественно и непременно. Нужны деньги на операцию. И это большие деньги, у меня столько нет.

Попросить у родителей… Ну, как-то… Они и без того меня обеспечивали. К тому же, мы не бедствовали, конечно, и могли позволить себе многое, но…

Как-то это неправильно, нелогично прийти и сказать: «Папа, я хочу помочь одному мальчику, которого вы в глаза не видели. Дай, пожалуйста, денег. Ему очень нужно».

Папа, скорее всего, деньги даст, но…

Я не могла. Не могла вот так… Хотя другого выбора не было, и, скорее всего, именно так и придется…

И вдруг я вспомнила!

Дрожащими от нетерпения пальцами открыла сумочку, нашла визитку и выдохнула, пытаясь успокоиться. Сердце стучало по ребрам, ладони вспотели от волнения, и когда я доставала телефон, он чуть не упал. Минут пять я смотрела на черный экран, а потом еще раз выдохнула и дала себе мысленную установку: все, все, хватит тонуть в эмоциях! Это телефон, и даже если мне откажут, никто не увидит позора. А я переживу, ничего страшного.

Страшно — лежать в больнице, знать, что не сможешь встать и тебе помочь некому, и все равно улыбаться. И любить мир, который забрал у тебя всех, кого ты любил и кому ты был дорог. Мир, который чуть не забрал тебя самого, просто так, потому что ты посмел пройти там, где проезжают те, кто богаче и счастливей тебя.

Это страшно, да.

А попросить о работе, которая неинтересна, и пару раз пересечься в коридоре с человеком, который тебя почему-то на дух не переносит, — если вдруг на работу возьмут, — это пустяк. Не удар судьбы, нет, а так… маленькая подножка.

Посмотрев на визитку, я набрала телефон Леры и, пока шли гудки, молилась: хоть бы еще никого не взяли, хоть бы еще никого не взяли, хоть бы… ну пожалуйста… ну пожалуйста, Господи…

Мне повезло, или на небесах меня все же услышали. Лера не только подтвердила, что ее предложение в силе, но и озвучила сумму оклада. Он оказался весьма солидным. И я пока даже думать не хотела, как буду убиваться ради этой зарплаты, а там ведь наверняка требования высокие. Но ничего. Ничего, даже если работать надо будет от восхода и до заката, это не навсегда и хороший опыт.

— Когда приступать? — преувеличенно бодрым тоном поинтересовалась я у будущей работодательницы.

— Когда сможете.

— Я могу завтра! — вызвалась я.

— А я нет, — в телефоне послышался смех и мягкое напоминание: — Ева, завтра суббота. Отдыхайте. В воскресенье тоже обойдемся без фанатизма. А вот в понедельник я буду вас ждать.

— Я приду! — пообещала я, улыбнувшись.

— Я надеюсь, — голос Леры так же отразил улыбку в ответ.

Из парка я выходила в куда более радужном настроении, чем в него заходила. И бабульки, занимающие одну из лавочек со мной по соседству, громко между собой обсудили мое внезапное преображение.

— Заходила как туча, а посидела на природе и расцвела. Смотри, улыбается даже! — сказала одна.

— Да нет, — не согласилась вторая, — природа, конечно, возымела эффект… Но, по-моему, она радуется потому, что устроилась на работу.

— Тю! — возмутилась первая бабушка. — Разве этому радуются? Я вот только, как на пенсию вышла, поняла, что я — не ломовая лошадь, а женщина!

Повернувшись к бабулям, я снова улыбнулась и вышла из парка к дороге. Так, удачно — здесь как раз была нужная мне маршрутка, и время приближалось к обеденному. Пока мы плелись в тянучке, я позвонила папе и договорилась о встрече в кафе возле отделения прокуратуры, в котором он работал.

— Я согласен перекусить, — согласился он, — и самое главное — увидеться с тобой.

— И серьезно поговорить, — намекнула я.

— Речь случайно не о внезапной свадьбе?

— Нет, — рассмеялась я.

— Тогда все решаемо, — успокоился папа.

Я продумала наш разговор, была уверена, что папа не откажет, и все равно волновалась. Но выбора не было, и сразу после того, как мы обменялись радостью по поводу встречи и сделали заказ, перешла к главному.

— Пап, мне нужны деньги. — И прежде, чем он полез за бумажником, я добавила: — Много денег. Но только не просто так, а в долг. Можешь мне одолжить? Желательно — как можно скорее.

— Чем скорее я узнаю, в чем дело, — подумав, ответил папа, — тем скорее ты узнаешь ответ.

Скрывать причин не было, и я рассказала о мальчике, которого сбил мой одногруппник. И о том, что Тумачевы не признают за собой вины и вообще все обставили так, словно Костик никого не сбивал.

Папа хмурился, но комментировать не торопился — ни действий моего одногруппника, ни своих коллег. Он так же молча принял новость, что с понедельника я выхожу на работу, и спокойно отнесся к известию, что это должность секретаря, а не помощника в адвокатской конторе или нотариуса, как он ранее предлагал.

Он действительно предлагал устроить меня на стажировку, намекнув, что это в будущей профессии не помешает. А я отказалась — как раз по этой причине. Не хотела приближать момент, когда придется работать по профилю. Успею еще — никуда не денусь. Мы договорились, что вернемся к этому вопросу в следующем году, тем более что у нас все равно будет обязательной практика.

— Так, понятно, — выслушав меня до конца, папа принялся за еду, которую нам как раз принесли. — Вечером я сам заеду в больницу, узнаю детали, поговорю с врачами. Также попрошу коллег узнать информацию о благотворительных фондах — возможно, кто-то из них захочет принять участие. Правда, это время…

Он внимательно посмотрел на меня и ободряюще улыбнулся.

— Не переживай, Ева. То, что можно решить с помощью денег — не проблема, а всего лишь расходы.

— Которые я компенсирую, — напомнила я.

— Знаю, — прищурился папа. — Кстати, идея с работой секретарем в крупной компании мне кажется интересной. Во-первых, зарплата, которую тебе предложили, в несколько раз выше той, что ты могла бы получить в адвокатской конторе. Во-вторых, ты научишься выдержке и терпению — без этого быстро уволят, а тебе нельзя. А в-третьих, возможно, поработав секретарем, ты поймешь, что быть юристом — не так ужасно, как тебе сейчас кажется.

— Пап, я знаю, как ты любишь свою профессию…

— И надеюсь, что однажды это чувство заразит и тебя, — добавил с усмешкой он.

— Сомневаюсь. По крайней мере, уже два года у меня наблюдается стойкий иммунитет.

— И затяжное заражение вирусом модельного бизнеса.

— Увы, — тяжко вздохнула я.

Папа ободряюще улыбнулся и не стал развивать действительно болезненную для меня тему. Его обеденное время подходило к концу, и мы, выйдя из кафе, расстались. Пообещав, что на выходных обязательно заскочу, я села в маршрутку и поехала домой.

Первое, что я услышала, едва открыв дверь квартиры, — запах чего-то жареного, а потом уже звук шагов Ларисы.

— О, наконец-то! Давай, мой руки — и быстро за стол! — скомандовала она, выглянув в коридор.

— Я только что из кафе, — переобуваясь в тапочки, отказалась я.

— И что? — не приняла аргумент подруга. — Ты просто не знаешь, что я приготовила!

— Да все равно…

— Ты даже не посмотрела!

— Ладно-ладно, — заметив, что коса Ларисы воинственно перелетела на другое плечо, рассмеялась я и, помыв руки, зашла на кухню.

— Вот! — подруга с гордостью водрузила на стол, поверх деревянной подставки, сковороду с шипящей яичницей. — Сама полюбуйся — шедевр!

Яичница красовалась не только желтками, но и кусочками копченой колбаски. А еще на ней виднелись островки зеленого лука, но они были такими маленькими на фоне колбасы и яиц, что мне стало смешно.

— Чего ты, — буркнула подруга. — Да, маловато лука, но что вырастила — я все отдала! Я ведь тебе еще вчера обещала… Ев, прекрати хохотать. Признавай скорей, что то, что я приготовила — это шедевр, а потом садись, ешь и рассказывай, как там твоя душа поживает.

— Признаю, что это шедевр, — послушно повторила я за подругой, — но есть не буду. А вот пока ты будешь есть, я тебе расскажу о душе.

— Ну давай, — согласилась Лариса, вооружилась тарелкой и вилкой и принялась уплетать свое блюдо.

Правда, когда я стала рассказывать ей про мальчика, она утратила интерес к еде. Сложила на груди руки и слушала, слушала, слушала…

— Вот сволочь! — заявила она, стоило мне замолчать. — И мальчишку едва не угробил, и мне аппетит испортил. Теперь колбасу выбрасывать…

Подруга серьезно задумалась, а потом воинственно перекинула косу с одного плеча на другое и невинно поинтересовалась:

— Слушай, Ев, а твой одногруппник сильно после аварии пострадал, или у этого хлюпика под глазом еще осталось место для украшения?

 

Глава № 16

Не знаю, удалось бы мне отменить знатное избиение или нет, если бы не авторитет моего отца.

— А, этим займется Кирилл Антонович… — довольно протянула Лариса и потерла ладошки, предвкушая результаты процесса. — Ну что ж, подождем-подождем.

В ожидании новостей я ушла в свою комнату и, засев за ноутбук, погрузилась в изучение статей относительно недавнего ДТП. Как я и полагала, все было стерильно, без малейшего намека на пострадавшего мальчика. Лариса ушла к себе, туманно объявив, что раз я не позволила ей выплеснуть энергию и размяться, она направит ее в мирное русло.

И все действительно было тихо и мирно, но недолго. Не прошло и получаса, как подруга влетела ко мне в комнату с воинственным видом: глаза сверкают, рот приоткрыт, дышит с трудом, словно пробежала не два метра, а марафон.

— Ты представляешь!.. — возмущенно заявила она, пройдясь по комнате. — Нет, ты даже представить себе не можешь!

— Просвети, — предложила я, отложив ноутбук.

— Мне только что позвонили! — она потрясла в воздухе телефоном, а потом озвучила причину того, что вывело ее из себя. — С кастинга позвонили! И знаешь, что они мне сказали?

— Извинились, — предположила я.

— Извинились, — кивнула Лариса, немного удивленная тем, что я догадалась. — А еще можешь представить, что они мне сказали?

— Что ты прошла, — выдала я второе предположение, и оно тоже попало в точку.

— Д-да, именно так они и сказали, — подруга села на краешек кресла и наградила меня изумленным взглядом. — А ты как узнала, Ев?

— Интуиция, — улыбнулась я.

Иногда она меня подводила, иногда подводила стабильно и долго — как с пустыми надеждами, что подиум для меня. Но иногда была удивительно меткой — как с Прохором, например.

— Они просили меня в понедельник прийти, — уже куда спокойней сообщила подруга и, развалившись в кресле, положила ноги на пуфик.

— А ты? — спросила я, и без того зная ответ.

— Отказалась, — она ткнула пальцем на свои ноги. — Сказала, что я к ним уже дважды ходила, дважды старалась понравиться, и как результат — у меня до сих пор пятки не заживают!

— А они?

— А они… — Лариса пожала плечами. — Сказали, что подумают, но… Мне кажется, они поняли, что это все, разговор окончен, и больше не позвонят.

— Думаю, позвонят.

— Зачем? Ну, понятно, что Питон устроил им взбучку. Они, понятно, всполошились, испугались, но выжили. Извинились вот, и все, живут себе дальше. К чему им еще мне звонить?

— К тому, что ты им подходишь, — сказала очевидное я.

Лариса недоверчиво хмыкнула, а в следующую секунду в ее руках зазвонил телефон.

— Они… — удивленно прошептала подруга и метнула взгляд на меня.

— Ответь, — подсказала я дальнейшие действия.

— Это ничего не изменит… — пробормотала она заторможенно.

— Тем более.

Приободрившись, Лариса приняла еще более ленивую позу, откинув голову на спинку кресла, и так же лениво повела пальцем по экрану, ответив на вызов. Пару секунд она пребывала в этом состоянии и просто позволяла собеседнику выговориться, а потом действительно заинтересовалась: ноги с пуфика убрала, встала и опять начала мерить шагами комнату. Иногда она бросала в мою сторону взгляды, я ей ободряюще улыбалась, и она продолжала прохаживаться. Спустя минут пять она пожала плечами, потом сообразила, что собеседник ее не слышит, и сказала вслух:

— Сомневаюсь, что меня это устроит…

На этом они с собеседником распрощались, но Лариса еще какое-то время находилась под впечатлением. Она никогда не интересовалась цветами, а тут подошла к подоконнику и стала не только их рассматривать, но и поглаживать, перебирать лепестки.

— Фиалка? — поинтересовалась она именем жертвы.

— Глоксиния.

Лариса кивнула, еще с минуту постояла, рассматривая двор, а потом обернулась с таким покаянным видом, что мне не терпелось узнать причину, чтобы скорее ее простить.

— Они сказали, что фотографии получились очень красивыми, и чтобы я пришла хотя бы взглянуть на них… — тапочек подруги нервно заелозил по ламинату. — А еще они сказали, что помнят о том, что у меня пострадали ноги, и компенсируют эти страдания.

— Интересно, как? — задумалась я.

— Не знаю. Может… может, купят упаковку лейкопластыря? Но даже если и так… Ев, ты сильно обидишься, если я… — Она помялась, но все же продолжила. — Ну, если я пойду посмотреть на фотографии? Мне так… интересно просто….

— А мне интересно, почему я должна обижаться, — хмыкнула я и, встретив недоверчивый взгляд, пояснила: — Ларис, я не обижусь, даже если ты согласишься на эту работу. Изначально было понятно, что я им не подхожу. Так, попыталась, и ладно. А если тебе их предложение покажется интересным — почему нет?

— Правда?

— Нет, вру, — рассмеялась я. — А фотографии действительно должны выйти красивыми, так что подумай.

— Взглянуть любопытно… — Она сочувственно посмотрела на свои пятки. — Думаешь, стоит пройтись?

— Я бы сходила. И да, по-моему, это стоит еще одного мозоля.

— Понятно! — повеселела Лариса, приняв решение. — И потом, вполне вероятно, что мне на самом деле компенсируют затраты на лейкопластырь. Будет прикольно!

— Тоже причина, — поддержала подругу я.

На этой радостной ноте Лариса упорхнула к себе в комнату. Теперь энергия ее буквально распирала, и я слышала, как она с кем-то созванивается, о чем-то договаривается, смеется.

Вот и отлично. Вот и ладно. Кому-то же должно быть и хорошо. Так, о хорошем…

Полистав в инете статьи на тему нового проекта Матеуша Ковальских «Пончики без сахара», я поняла, что моя Лариса легко впишется в него вместо Леры и решительно закрыла все вкладки на модную тему. Некогда тратить время впустую. Открыв онлайн тренажер по скоропечатанию, я принялась набирать текст — нечего на мечты отвлекаться, вот мое ближайшее будущее.

Удивительно, но процесс меня затянул. Я слышала, что Лариса заходила в комнату и говорила, что куда-то уходит. Слышала, как хлопнула входная дверь и в квартире образовалась тишина, разбавляемая только щелчками клавиш. Слышала, но детали в памяти не отложились.

Наконец устав от монотонного занятия, я отвлеклась на приготовление ужина. Благодаря Ларисе холодильник пополнился запасами, так что я приготовила лазанью, которую любили мы обе. Когда блюдо принялось настойчиво соблазнять ароматами, я позвонила подруге — уточнить, где же она все-таки и когда будет. Но у нее был выключен телефон.

Подождав около получаса, я повторила попытку дозвониться, а когда не вышло, начала нервничать. Лазанья остыла, но какая там еда? Я стояла у окна и высматривала среди прохожих подругу. В чем она хоть ушла-то?

Мимо окон проходили десятки людей, кажется, отметились все бабушки нашего двора, в глазах уже рябило от полосок Мурзика, а Ларисы не было.

Телефон ее по-прежнему не отзывался.

И как это называется? Не свидание — точно. Она бы не сообщила о нем так, мимолетно, а дождалась моей реакции и продемонстрировала сумочку с блоком новых презервативов, чтобы я восхитилась силой и выдержкой ее ухажера. Даже если бы у них не дошло до интима, Лариса предпочитала быть предусмотрительной и осторожной. В этом она умница и молодец, и…

Мои мысли буквально застыли, когда я заметила взъерошенную особу, идущую вразвалочку по двору. Смело, что и сказать… Вместо светлых волос на голове какое-то надутое облако. Вместо приличной одежды для таких пышных форм — какой-то кусок материи, небрежно прикрывающий лишь стратегические места. И приближалось это чудо к лавочке в теньке, то есть, в аккурат к логову наших дворовых бабушек.

— А-бал-деть, — легко читалось по губам и округлившимся глазам одной из бабуль, и, полагаю, это самое приличное из того, что было озвучено.

Девушка остановилась, повернулась к бабушкам, потревожив свое облако на голове, попыталась спихнуть его с одной стороны на другую, и…

И вот именно по этому привычному жесту я узнала Ларису. И поспешила на улицу — спасать бабушек от честного мнения, что о них думают. И главное — спасать шикарные волосы подруги.

Ее платью уже не помочь, а вот с волосами ситуацию еще можно исправить. Не зря я столько времени потратила на обучение в модельных агентствах — что-что, а несколько действенных рецептов для таких печальных моментов усвоила.

— Лариса! — выскочив на улицу, окликнула я подругу.

К счастью, поверженных со скамейки бабушек не наблюдалось. Только одна из тех, что сидела, теперь стояла. Но, как я поняла, исключительно по своему желанию: вместо нее теперь сидела Лариса, а бабушка ее утешительно поглаживала по плечу.

— И как это понимать? — подойдя к колоритной компании, поинтересовалась я у подруги.

— А так же, как и я, понимай. Только желательно не из личного опыта — уж больно ты худенькая и добрая, — весело сверкнула глазами подруга. — В общем, Ев, сегодня я на себе узнала, что благотворительность не всегда бывает во благо. Побить меня захотели! Ага, сейчас! Нет, Ев, ты можешь себе представить?!

— Все живы? — проявила я интерес к невидимым соперникам своей боевой подруги.

— Передохни — я за тебя расскажу, — предложила одна из бабулек Ларисе и принялась пересказывать историю, которую сама недавно услышала.

Оказывается, моя подруга настолько сильно прониклась историей Прохора, что усидеть не могла. Нет, она верила, что мой отец разберется с обидчиками, но у него правовые вопросы, а у нее финансовые. Даром, что ли, она — бухгалтер?!

Лариса созвонилась с одногруппницей, которая в летнее время торговала на рынке конфетами, и попросила приберечь для нее одну из приличных коробок. Получив по телефону подтверждение, что все нашлось, она вооружилась яркими маркерами и второй одногруппницей и вышла на дело. Очень быстро благодаря стараниям девушек коробка обзавелась широким проемом и яркой надписью, что очень нужны деньги для ребенка, и срочно.

Посовещавшись, бухгалтеры заняли позиции у станции метро. Там было шумно, людно, сильно пахло тухлой шаурмой и невесть откуда набежавшими бомжами и калеками. Но девушки терпели. К тому же, в их картонную копилку наконец-то стали поступать первые деньги…

Мысленно девчата уже подсчитывали, какую сумму соберут всего за один день, и прикидывали, что надо бы выйти и завтра, и…

И вот зря они о своих планах — вслух.

Если бы промолчали, если бы ограничились тем, что уже собрали, возможно, ушли спокойно и без последствий. Но бомж, который изображал жертву аварии и маялся неподалеку, весь такой бедный и обмотанный бинтами, оказывается, за этими бинтами прятал исключительно большие уши. Именно он подошел к бабушке-одуванчику, раскачивавшейся на ветру у здания магазина, и что-то ей нашептал такого, отчего она взяла свою палочку под мышку, выпрямилась и бодро удалилась за угол.

А вернулась уже не одна.

Мужик, которого она привела, был лысым, мощным, потным, очень наглым и крайне необразованным. Лариса и ее одногруппница не с первой попытки поняли, что от них требуется, и трижды переспросили. Нет, ну мало ли, человеку помощь нужна. Но когда он, взбешенный то ли их добротой, то ли их непонятливостью, вырвал коробку с деньгами, они, наконец, сообразили, что ему было нужно на самом деле.

И опять же, если бы он просто деньги забрал, просто объяснил, что это место давно прикормлено, и кроме его людей собирать здесь средства никому больше нельзя, все могло закончиться совершенно иначе. А он начал ржать и, демонстрируя неровные зубы, разбавленные перышками зеленого лука, стал расспрашивать:

— Что, колобочки, проголодались, да? На пирожки заработать решили, да?

Но мало этого. Он, источая аромат не окончательно прожеванного лука, похабно подмигнул, сказал, что знает способ, как заработать быстрее и больше, и ущипнул Ларисину одногруппницу ниже талии. Та взвизгнула. Лариса вспыхнула и перекинула набок свою косу. А потом…

Все, что происходило потом, словно заволокло туманом. Кто-то кричал, кто-то пытался напасть со спины, кто-то упал, кто-то получил по зеленым зубам, кто-то разбил телефон, а кто-то лишился коробки с разлетевшимися от ветра деньгами.

Лариса и ее одногруппница, услышав сирену полицейской машины, решили, что на сегодня с них приключений хватит, и поспешили домой. Почему не взяли такси — непонятно, тем более что жили они в соседних дворах, и на двоих сумма была бы не очень большой. Но что есть — то есть, главное, что добрались. Правда, обе без телефонов, в странных нарядах, с незабываемыми прическами и с трудом избежав по пути других приключений.

— Знаешь, что меня удивило? — после того, как бабулька закончила, поинтересовалась Лариса. — Даже не то, что в городе уличная благотворительность — чей-то бизнес. А то, что когда девушка в беде, мужики хотят не помочь, а ЕЕ.

— Кого это? — уточнила бабулька.

— Девушку в беде, — пояснила Лариса и подмигнула мне, когда старушки заахали и начали приставать с расспросами. — Все, мне домой пора, подруга ждет. Извините, на сегодня интересные истории закончились.

Бабушки расстроенно загудели, но бессердечная Лариса вместе с нетерпеливой мной направилась к подъезду. Мы уже были у двери, когда услышали позади гудок машины.

— Извините, — окликнул мужской голос, заставив обернуться: обычная черная иномарка, обычный худощавый молодой человек. — Это пятнадцатый дом, второй подъезд?

— Ну да, — подтвердила Лариса.

— Фух! — обрадовался парень.

Подхватив с пассажирского сиденья яркую коробку, перевязанную красными лентами, он вышел из машины и поднял голову вверх, что-то прикидывая.

— А шестьдесят вторая квартира на каком этаже, не подскажете? — заметив, что мы все еще стоим на улице, снова обратился он к нам.

— На четвертом, — машинально отозвалась моя подруга, а потом удивленно посмотрела на меня и перевела не менее удивленный взгляд на парня. — А… что это у вас?

— Туфельки, — важно заявил тот. — Для Золушки. Очень модные и дорогие. Так что можете позавидовать вашей соседке.

— Ага… — кивнула Лариса. — Только можно я никому завидовать не буду?

— Что так? — хохотнул паренек. — Почему-почему?

— Ну хотя бы потому, — справившись с эмоциями, пояснила ему подруга, — что Золушка, которой вы несете туфельки — это я.

 

Глава № 17

То ли молодой человек сам по себе был крайне недоверчивым, то ли у него все еще были сказочные представления о современных Золушках, но он, как почтальон Печкин, ни в какую не желал расставаться с коробкой.

Сначала потребовал, чтобы Лариса представилась и сверил данные с маленькой открыткой, идущей в комплекте с обувью. Потом подумал, что мы с подругой стояли к нему слишком близко и успели прочитать с открытки секретные данные. Это он, конечно, сильно польстил нашему зрению, поэтому никто из нас скандалить не стал. Какой никакой, а комплимент. От мужчины. Так что мы просто посмеялись и поинтересовались, какие еще ему нужны доказательства?

Заинтересованные происходящим бабушки, которые покинули лавочку и подошли к нам, показались молодому человеку крайне подозрительными свидетелями. Он начал лепетать, что нынче очень суровое время, что, например, политики вообще покупают голоса пенсионеров за килограмм гречки, а здесь — модельные туфли, у них такая цена, что он сам, пока ехал, едва сдерживал зависть.

Наткнувшись на взгляды бабушек, паренек стушевался, но потом заметил кота, примкнувшего к нашей компании и, обвинительно ткнув в него пальцем, перевел стрелки:

— А этот вообще за банку консервов может продаться!

Мурзик поклеп стерпел, сделал вид, что ничего не понял и вообще очень добрый. Но, пользуясь тем, что бабушки, заинтригованные содержимым коробки, стали наседать на курьера, подошел к нему, понюхал его дорогие кроссовки, фыркнул, не оценив ни стоимости, ни запаха и… чуть-чуть присев, запах улучшил. Посмотрев на заблестевшую обувь, гордо поднял мордочку — мол, и чем вам не дождь, все очищает, все улучшает, — и важно скрылся в ближайших кустах. Немного подумав, кот изменил привычному логову и выбрал кусты у соседнего подъезда. Иногда его мордочка выглядывала из зелени, как бы проверяя: ну как там, и снова удачно маскировалась.

Кот ждал. Бабушки сгорали от нетерпения. Курьер, не зная, что с его кроссовками беда, все еще считал себя важным представителем мира моды. Лариса силилась пригладить свое облако, желающее взлететь с порывами внезапного ветра. Я, стоя перед подругой, прикрывала пикантные моменты, когда обрывок ее платья взвивался вверх, имитируя крылья. И главное — старалась не рассмеяться. Но когда терпеть этот театр абсурда стало невмоготу, с трудом, но выговорила:

— Па… пас… паспорт покажи е-йе-му!

— Вот что значит — юрист, — заахали восхищенно бабушки.

— Точно! — загорелась Лариса моим предложением и уже было кинулась к подъезду, но с подозрением посмотрела на паренька.

Зная ее с самого детства, я практически считала по лицу ее мысли: ага, оставь его одного… Обувь, он сам уверял, дорогая, также сам признавался, что по дороге едва слюну не пускал, — словом, сам признался в легкой степени клептомании. А ну как не устоит перед искушением? Перед дарителем оправдается — ему-то что, а вот Ларисе вместо туфель пришлют потом действительно лейкопластырь! Модный. Самой последней разработки. Универсальный.

— Давайте сделаем так, — обратилась она к пареньку. — Я понимаю, что у вас нет причин верить первому встречному…

Паренек кивнул индюком, а когда опускал голову, повел носом. Еще разок. С подозрением покосился на бабушек, но промолчал, — только сделал пару шагов в нашу сторону.

— И коробку вам сказали передать точно по адресу, прямо в руки… — продолжила елейным голоском говорить Лариса.

В глазах паренька даже мелькнула признательность, и так же легко прочиталось: надо же, какая понятливая девушка, пожалуй, можно простить ей это гнездо на голове и оборванный флаг вместо юбки!

— Так что же мы здесь стоим? — всплеснула руками Лариса. — Отвлекаем вас, пристаем с разговорами, а вы ведь явно занятой человек!

— Явно, — подтвердил он, снова кивнув.

И снова принюхался. Осмотрелся. Бабушки, от которых он отошел, сохраняли дистанцию, мы так же были еще достаточно далеко. На этот раз под подозрение попал куст спиреи, который в народе еще называют невестой. Но при очередном порыве ветра куст оправдал себя едва уловимым приятным запахом, и паренек грустно вздохнул. И покосился на подъезд, найдя нового подозреваемого. А что? Подъезд был близко, дом не из новых, так что…

Курьер с сочувствием взглянул на коробку, наверняка жалея туфельки, которым придется со всем этим столкнуться, и отчаянно прижал их к себе.

Заметив наметившиеся замашки собственника, Лариса решила действовать и, подхватив паренька под руку, легко преодолела первое сопротивление и повела его к подъезду.

— Давайте скорее с этим покончим, — приговаривала она по пути, — мы подведем вас к нужной квартире, вы вручите подарок тому, кому нужно… И все, вы свободны…

— От этого запаха? — с надеждой уточнил паренек.

— Ну… — встретив умоляющий взгляд подруги, подключилась я к уговорам. — От него, наверное, тоже можно избавиться…

Лариса выдохнула — врать она не любила, а туфли упустить не могла. Мое же туманное обещание паренька взбодрило и заставило подняться до четвертого этажа. От лифта, подозревая унюхать там самое худшее, курьер отказался. Ну и ладно, пешие прогулки весьма полезны, даже для тех, кто лелеет свои мозоли.

— Одну минутку… — Лариса позвонила в шестьдесят вторую квартиру, смущенно улыбнулась, отодвинула паренька, чтобы его не сшибло, и достала из сумочки, чудом уцелевшей в бою, ключи. — Одну минутку…

Пока курьер изумленно хлопал ртом и ресницами, а я дежурила у лестницы, отрезая ему пути к бегству, Лариса юркнула в квартиру, а вскоре вернувшись, продемонстрировала раскрытый паспорт.

— Ну? — тон ее перестал быть елейным. — Отдавайте туфли владелице!

— Это… — охнул паренек, поражаясь ее коварству, но почему-то обвинительно взглянул на меня. — Вы же — юрист!

— Поэтому подтверждаю, что все законно, — пожав плечами, ответила я. — И да, также, как юрист намекну, что в ваших интересах разойтись мирно.

Паренек, кажется, собирался поспорить — хотя бы из вредности или обиды, ну или из большой симпатии к этим туфлям, но снова повел носом и скривился.

— Все! — заявил он важно и, всучив коробку Ларисе, прошествовал мимо меня. — Здесь воняет! Мое терпение лопнуло!

Получив посылку, подруга благодушно воздержалась от комментария. Посмеиваясь, мы, даже не разуваясь, поспешили к кухонному окну и, распахнув его, заняли наблюдательные позиции.

Паренек как раз появился на улице. Передвигался он медленно, постоянно принюхиваясь и оглядываясь, подозревая всех, кто попадал в его поле зрения. И крайне изумлялся, когда люди задерживали на нем долгие взгляды и, скривившись, спешили уйти подальше.

Бабушки, наблюдая за этой картиной с лавочки, переглядывались и хихикали, как девчонки. Кот проявлял крайнюю степень любопытства и открыто выглядывал из кустов — впрочем, он вполне успешно вписался в пейзаж. Его усы, то ли от нетерпения, то ли от фырканья, а возможно, и банально от ветра, — смешно шевелились, а хвост то и дело взлетал вверх.

Скорее всего, курьер узнал бы тайну скверного запаха лишь вернувшись домой или придя на работу, но ему повезло. Мимо проходил с палочкой старичок и вопреки перекошенной физиономии юнца, который при виде него стал подозрительно дергать носом, остановился и пожалел его.

— Надо же, — сказал он сочувственно, — такой молодой, а уже недержание… Охо-хо…

Ткнув палочкой на ноги курьера, старичок, охая, пошел дальше, а молодой человек медленно посмотрел вниз. Снова принюхался. Присел. И подскочил как ошпаренный!

И стал вращать головой, ища виновника этого безобразия, но… Бабушки притворились, что увлеченно говорят о повышении цен в магазине и ничего и никого видеть — не видели. А кот медленно спрятал мордочку. И хвостом обмотался, чтобы ненароком себя не выдать. И, царапая лапкой землю, терпеливо подождал, пока какой-то дурачок перестанет думать, что он самый умный и к нему придут на «Кис-кис», когда едой даже не пахнет.

А вот потом, когда завелась машина, выглянул и снова довольно фыркнул.

Конечно, пока он прятался, в отличие меня, Ларисы и бабушек, не мог увидеть, что обидевший всех нас человек выбросил кроссовки в урну и уезжал босиком. Но вот то, что одно из колес его машины блестит, как будто только что вымыто — это да, это кот рассмотрел. И, важно задрав хвост, пошел обходить двор: а ну как еще кто в беде, а он тут отсиживается?

— Надо купить ему «Вискас», — вспомнила я о своем обещании.

— Я в доле, — поддержала Лариса и побежала скорее вскрывать коробку и мерить, мерить.

Я слышала, как что-то рвалось, потом что-то шуршало, а потом на всю квартиру прозвучал ее возглас:

— Обманщик! Здесь туфель нет!

Не веря, я поспешила в коридор, где намечалась примерка. И действительно, обещанных и разрекламированных курьером туфель не увидела. Вместо них были босоножки — бежевые, кожаные, на удобном каблуке, украшенном маленькими красными розочками.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что розочки — это не украшение, а полноценная часть каблука. Примерка же показала, что босоножки в пору, остатки мозолей не тревожат и смотрятся на ноге обалденно.

— С ума сойти! — прошептала восхищенно Лариса. — Но как? Как они угадали?..

Она крутилась у зеркала, а я взяла открытку, отлетевшую от коробки, и, пропустив имя и фамилию в самом начале, прочитала вслух:

«Думаю, с размером я угадал. Не мог не угадать после двух незабываемых встреч с вашими многострадальными и такими активными пятками. Желаю им, как и своему синяку, скорейшего заживления.

П.С. Забыл сказать, так, на всякий случай — при сильных махах ногами цветки с каблуков опадают. Но верю, что вы найдете способ избежать этой неприятности.

Главный стилист, ведущий имиджмейкер и визажист компании „Синергия Лайт“,

Владислав Владиславович Корнев».

 

Глава № 18

Заварив зеленый чай, я сидела с любимой чашкой у открытого окна на кухне и с удовольствием любовалась вечерним двором. Негромко скрипели шинами машины, активно переговаривались бабушки, пересевшие с затененной лавочки на другую, — с уходящими лучами летнего солнышка, где-то выяснял отношения полосатый Мурзик…

Изредка эта «милота» разбавлялась ворчанием Ларисы, не оставляющей попыток найти в своем безразмерном шкафу хоть один наряд, подходящий под новые босоножки. Если ей казалось, что удачная композиция найдена, она неслась ко мне, но…

Я успевала услышать лишь топот каблуков, а после — как они медленно и с явной грустью опять удалялись. Разочарование настигало подругу раньше, чем она приближалась к кухне.

Ох, и коварные босоножки…

Пока они удачно гармонировали исключительно с красным полотенцем, которым были обмотаны волосы Ларисы. Даже шортики, в которых она щеголяла по квартире, мешали эффектному восприятию. Но не пойдешь же в одних босоножках и полотенце?!

Впрочем, судя по участившимся вздохам полного разочарования, Лариса была готова к радикальным экспериментам. И ей было неважно, готов ли к ним Владислав Владиславович Корнев. Раз не обезопасил себя, подарив еще и платье, что ж теперь…

Эти слова я разобрала из ворчания Ларисы, и, судя по тому, что бухтела она долго и с чувством, планов в отношении стилиста у нее было много. У меня же в отношении него больше не было ни планов, ни иллюзий — подумаешь, обещал! Обещал и не выполнил — тоже мне новость!

Но вот подруге хотелось помочь. Хотелось, чтобы, когда в понедельник она снова шагнет в кулуары модного бизнеса, все хлюпики поняли, что на пышных женщин тоже можно засматриваться.

Волосы я Ларисе спасла, ужином ее моральный дух поддержала — пришло время переходить к следующему этапу. Тем более что зрители заждались и требовали конкретики.

— Ну как там? — подойдя к подъезду и задрав голову, выкрикнула одна из бабулек.

— Сейчас посмотрим! — ответила я.

Приободренная женщина ушла к подружкам и снова села на лавочку. И что, что уже темнеет? Дом близко, сексуальные маньяки последние лет двадцать приходят исключительно в добрых снах — так что бояться нечего. А передачи, которые якобы касаются каждого, — это увлекательно, но там россказни про кого-то незнакомого и далекого. А здесь все на глазах происходит. Такие события, такой накал!

Когда Лариса, вскрыв подарок, показала его в окно, бабушки заулыбались и с удовольствием приняли новую тему для обсуждения. Ишь, такую красоту чуть не отобрали! Ишь, кошачий «любимчик» понаехал тут и давай обижать! В общем, было что обсудить, а говорили, что больше ничего интересного им сегодня не будет!.. А если бы они поверили и разошлись? Нет уж, опыт показывал правильно: ничему верить нельзя. Даже та гречка, которой попрекал их залетный модник, весила не кило, как было заявлено на этикетке, а девятьсот пятьдесят пять граммов! Эх-эх, времена настали, а вот раньше…

Быстро допив чай, я направилась в комнату к подруге.

— Так, моя дорогая, — встав в дверях, одним взглядом охватила пестрое безобразие, разбросанное по огромной кровати. — Бабушек пора отпускать по домам, так что давай что-то решать.

Лариса взглянула на меня из-под насупленных бровей, а потом расплылась в улыбке.

— У тебя есть идея! — догадалась она.

— Правильно, — похвалила я. — Может, угадаешь: какая?

Она задумалась, взглянула на хлорофитум и лук, словно они могли ей помочь. Беспомощно развела руками. А потом резко обернулась, снова посмотрев на оживший цветок, и перевела восторженный взгляд на меня.

— Ев… — она нервно стянула с головы полотенце, и влажные светлые волосы с благодарностью ощутили свободу. Взглянула на меня исподлобья, поелозила тапочкой по ламинату. — Ев, я просто в шоке, поэтому… Хочешь, я прямо сейчас на диету сяду? Вот честно! Если ты правда… Если это то, что я думаю, то ради него… Да я ради него… Хочешь?!

— Отличная жертва, — рассмеялась я, — тем более что полчаса назад кто-то впрок наелся лазаньи.

— Я и завтра могу худеть! — проявила готовность Лариса. — Хочешь? Вот целых два дня. Все ради тебя!

— Нет уж, — рассмеявшись, я поманила ее в свою комнату. — Если захочешь сесть на диету, то исключительно ради себя. И потом, по-моему, ты отлично поместишься в платье. Думаю, оно будет тебе как раз.

— Тогда кто здесь говорит о диетах? — приободрилась подруга. — Если платье как раз, нечего портить фигуру!

Я подошла к своему шкафу и, открыв его, достала еще один подарок Влада Корнева — то самое алое платье, которое он импульсивно отдал мне на кастинге. Интересно, то, что оно идеально подходило к босоножкам — удачное совпадение или…

Платье было пятьдесят второго размера и при ином пошиве оказалось бы Ларисе мало, а так сидело великолепно. Словно с расчетом на нее и дарилось, хм…

— Ева, я тебя обожаю! — кинулась мне на шею подруга и побежала на балкон ловить овации и восхищение.

— Что-то мне подсказывает, что обожать тебе надо Корнева… — усмехнулась я.

Впрочем, моя реплика услышана не была. И неудивительно: внизу стояли шесть любопытных бабушек, которые просили показаться Ларису и так, и эдак, и она с довольным смехом выполняла их просьбы и крутилась ужом.

Спокойствие сохраняли лишь я да Мурзик, прыгнувший на пустую лавку и сверкающий оттуда зелеными глазами.

— Ну все! — объявила о закрытии показа Лариса и помахала рукой своим зрительницам. — Спокойной ночи!

Бабушки расходились довольные и с улыбками, словно сами платье примерили. Ну а что? Они ведь тоже пригодились. Не просто так день на улице провели, а оказали подмогу!

Бросив еще один взгляд на опустевший балкон, с лавки спрыгнул и Мурзик. Махнув на прощанье хвостом, он затерялся в тиши стремительно темнеющей улицы.

— Так, я ушла заниматься делом, — растеряв всех поклонников, сообщила Лариса.

Спустя пару минут, проходя мимо ее комнаты в кухню, я убедилась, что ее слова не расходятся с делом. Лариса уже сделала селфи и, лежа на кровати и обнимая зелененький, но слегка замученный хлорофитум, и воркуя над скудной зеленью лука, как раз искала новые варианты.

— Ух ты! — заметив меня в дверях, вдохновилась она свежей идеей.

К счастью, звонок моего телефона позволил мне избежать участи хлорофитума.

Звонил мой папа. Сказал, что узнал детали того, что случилось с Прохором и, как и обещал, попытается подключить благотворительный фонд. Голос у него был спокойный, но я уловила легкое раздражение, которое он старательно маскировал.

— Пап… — я вздохнула и все же озвучила свои страхи: — Там все сложно, да?

— С благотворительным фондом, думаю, удастся решить, — попытался он уйти от прямого ответа.

— Пап…

— Ева, — его голос стал еще более спокойным, и, подозреваю, он качнул головой, как делал всегда, если испытывал сильные эмоции. — Скажем так, к тому, чтобы все замять, подключились «сильные» люди. Но мы поборемся. В интересах мальчика. Ты меня поняла?

— Да. Спасибо, пап!

— Хм, — усмехнулся он и закрыл нетелефонную тему. — Мы с мамой ждем тебя завтра.

— Я приду!

— Прекрасная новость, — его голос заметно потеплел. — Спокойной ночи, родная.

— И вам, — пожелала от всей души.

Надеюсь, у родителей действительно была спокойная ночь, полная добрых снов, потому что сама я проснулась разбитой. Вроде бы и спала крепко, всего один раз просыпалась, но последний сон растревожил: в нем какой-то слон хотел задавить группу маленьких грызунов, а они пытались найти убежище. Картинка была яркой, пронизанной эмоциями, да и закончился сон на моменте, когда слон нашел беглецов и как раз поднял ногу, чтобы их ликвидировать. А еще, с учетом папиных слов… В общем, в голову настойчиво полезли ассоциации.

Но я не стала тянуть негатив в новый день и попыталась забыть об увиденном. Отвлеклась на приготовление завтрака, пока Лариса спала, полила свой цветник, в подробностях рассмотрела еще пустующий двор и засела за ноутбук, снова тренируя скоропечатание. Не знаю, кто придумал, что так быстрее, у меня тремя пальцами выходило куда более ловко.

— Привет, что тут у тебя интересного? — зайдя на кухню, Лариса заглянула в ноутбук и, несмотря на мой откровенный зевок, действительно заинтересовалась. — Слушай, я тоже так хочу научиться! Мне кажется, это очень полезная вещь для карьеры бухгалтера!

— Мне кажется, у тебя в перспективе другая карьера, — напомнила я.

— Вот еще! Это летний заработок, и ничего больше! Катерина вон каждое лето на рынке конфетами торгует, и что? Она собирается стать финансовым директором, а не продавцом года! Кстати… — задумалась Лариса. — Интересно, а мне будут много платить?

— Думаю, прилично, — подбодрила я. — Компания солидная, директора взобрались почти на самое небо, да и проект называется «Пончики без сахара», а не «Девушки без зарплаты».

— Ну а вдруг попытаются новичка обидеть…

— После твоих памятных махов ногами?

— Н-да, наверное, ты права, но… Ев, а все-таки…

— Если что, возьмешь с них пеню товаром, — рассмеялась я. — Одни босоножки, что тебе вчера подарили, стоят минимум как три зарплаты твоей Катерины.

— А вот это аргумент для хорошего настроения с утра! — повеселела подруга, подошла к кастрюльке на плите и посмотрела на ленивые вареники. — И это аргумент! Все, в это утро я счастлива!

— Я за тебя рада, — усмехнулась я, и пока она побежала умываться и переодеваться, насыпала ей вареников.

Мне есть не хотелось, поэтому я просто выпила чай, съела кусочек сыра и любовалась тем, с каким аппетитом исчезают мои вареники. К тому же, я намеренно оставляла место в желудке для визита к родителям.

И не зря.

Мама, как всегда, расстаралась, и стол поражал обилием. Трудно сказать, чего там не было из любимых блюд: и запеченный картофель, и салат из свежих овощей, и креветки, от которых я без ума! Помимо этого был мясной салат, который любит наш папа, и два вида рыбы, к которым имеет слабость мама.

— У вас как всегда, — поцеловав родителей, похвалила я стол. — Можно или день рождения отмечать, или свадьбу.

— Тьфу-тьфу, — отмахнулась от последнего предположения мама и пригласила нас всех за стол.

Ела я с аппетитом, смеялась над редкими, но меткими шутками папы, но мама все равно как-то заметила. Или почувствовала. И, предпочитая не ходить кругами, спросила прямо:

— О Прохоре думаешь?

— Да.

Я не была удивлена тому, что мама все знает. Конечно, знает. Если это не касалось рабочих моментов, у них с папой секретов не было.

— Папа считает, что тебе пока не стоит там появляться, — огорошила меня мама и, прежде чем я успела спросить, добавила: — Я, кстати, с ним солидарна. Какое-то время ты побудешь в тени.

— Мам, но я…

— Да, — правильно поняла меня мама. — Я так и думала, что ты все равно захочешь проведать мальчика. И так и сказала папе. Поэтому договоримся так, Ева… Я тебе честно рассказываю, почему тебе какое-то время придется воздержаться от визитов в больницу, сегодня ты еще сходишь туда с папой, — думаю, сегодня еще можно, — а вот потом…

Мама не сильно вдавалась в подробности. Она говорила сухо, излагая лишь факты, как на суде. Тумачевы не хотели, чтобы о Прохоре кто-то знал, сильно не хотели. Какое-то время они ограничивались лишь тем, что умалчивали о том, что мальчика сбил их сын, теперь же хотели подстраховаться. На что они могут пойти, чтобы обезопасить себя? С учетом тех, кого они попросили о помощи, папа полагал, что на многое. Мама была у нас строже папы и озвучила свой вариант — на все.

Они могут пойти на все…

В интересах Прохора, да и в моих собственных — не высовываться и не показываться какое-то время в палате у мальчика. Так родителям будет проще. Так будет проще тем, кого пытается подключить папа.

Я согласилась с их доводами. Аппетит, правда, напрочь пропал, так что с обедом было покончено быстро. Взяв с собой вкусностей, мы с папой сели в машину и поехали в больницу. У меня из головы не выходили мысли, что Тумачевы готовы на все, чтобы замять случившееся.

На все…

Страшно-то как и непонятно одновременно…

Но я надеялась, что папа просто перестраховывается и что на самом деле все не так мрачно. Ну, не убьют же они мальчика, который покалечен по их вине? Не верилось, вот не верилось, не хотелось верить…

А зря.

Я не сразу поняла, что происходит. Не сразу услышала этот звук. Не сразу сообразила. Не сразу рассмотрела…

Мы приехали в больницу, папа зашел в кабинет к лечащему врачу, а я спешила к Прохору и, проходя мимо одной из палат, услышала непонятный шум и вскрик, и…

Я подумала, что кому-то плохо. Поискала взглядом медсестру, но на посту никого не было, да и вообще коридор был пустым — большинство больных ушли в столовую на обед.

Пока я думала, как поступить — броситься в кабинет к врачу или просто крикнуть в коридоре, надеясь, что медсестра неподалеку и услышит, шум и вскрик повторились. На этот раз шум был громче, а вот голос уже звучал приглушенно. Не в силах больше медлить, я толкнула дверь. На удивление, она поддалась не сразу, и приоткрылась всего лишь сантиметров на десять, образовав щель.

Но этого хватило, чтобы я увидела, что происходит внутри. Во-первых, это была не палата, а кабинет медосмотра. А во-вторых, кричала не пациентка, а сама медсестра — та самая, которую я тщетно искала. Та самая, которая мне рассказала о Прохоре. Сильная девушка, не побоявшаяся пойти против тех, кто сильнее нее…

Теперь она оказалась слабой. Слабой перед грубостью и позором. Слабой перед каким-то бородатым боровом, который, задрав ее халат, шарил руками по ее телу и громко шептал ей в ухо, уговаривая заткнуться, иначе будет хуже и болезненней, иначе она еще больше пожалеет, что открыла свой рот.

— Кстати, про рот… — похабно хохотнул он и, раскрыв ноги медсестры шире, втиснулся между ними, попутно расстегивая ремень на своих брюках.

Я попыталась открыть дверь, но сил не хватало. Я попыталась сдвинуться с места, но меня замутило от отвращения и неизбежности происходящего, если я не найду выхода. И тогда я сделала единственное, что могла сделать в этот момент.

Я закричала.

Громко.

Отчаянно.

На ультразвуке.

 

Глава № 19

Я хорошо усвоила наставления инструктора по женской самообороне, поэтому кричала не о том, что здесь насилуют. О, нет.

Я знала, что некоторых людей это автоматически заставит ускориться в противоположном направлении. Знала из личного опыта, так как инструктор, чтобы я осознала, на что рассчитывать в таком случае, устроил эксперимент. Однажды вечером он вывел меня на улицу и притворился мужчиной, который меня домогается. Заметив невдалеке людей, он стал играть роль активней, а мне приказал кричать.

Мы повторили этот эксперимент четыре раза, а результат был одним и тем же. Люди сворачивали с дороги, переходили на другую сторону, даже бежали обратно. Но никто не спешил на помощь.

Никто.

И это при том, что инструктор приказал мне кричать, насильники же в большинстве случаев приказывают совершенно иное.

Я искренне надеялась, что этот урок не потребует подтверждения того, что я его усвоила, но, увы…

Инструктор был совершенно прав. К тому же, я помнила слова родителей, что мне пока лучше не светиться в этой истории. А еще на автомате учла специфику заведения. Поэтому и верещала не о том, что здесь насилуют медсестру, а голосила, как сумасшедшая, что человек умирает, а врачей нет, что везде коррупция и беспредел, и что я этого так не оставлю…

Сначала послышался топот пациентов, которые подумали, что посмотреть представление про плохих докторов интересней, чем постоять в очереди за стылой кашей. И почти одновременно хлопнули две двери в конце коридора, и оттуда на всех парах в мою сторону бросились врач и медсестра.

Метнув взгляд в кабинет, я облегченно выдохнула: насильник спешно застегивал ремень и сбрасывал со своих бедер ноги медсестры. Она пыталась отдышаться и вытереть слезы, мешающие что-либо увидеть. И совершенно не обращала внимания на то, что он ей внушал молчать, а то хуже будет, а то все повторится, и он придет не один…

Когда персонал больницы был уже близко, я накрыла голову руками, чтобы они не рассмотрели моего лица, и стала повторять то же самое, но уже тише.

— Где он? — нервно спросил врач и попытался заглянуть мне в глаза, но я завыла и, отвернувшись от него к стене, изобразила рыдание.

— Там, — указала на кабинет. — Он там…

Я услышала, что врач пытается открыть кабинет, но тот, как и мне, не желал поддаваться.

— Кажется, там что-то странное, — пробормотала медсестра, которая прибежала вместе с доктором. — Он навалился…

— Чего вы ждете?! — заревела я, убиенная горем. — У него припадок, а вы без укола!

— По-моему, он действительно буйный, — рассмотрев новую порцию подробностей в кабинете, пришел к выводу врач и всерьез навалился на дверь, крикнув помощнице: — Он хочет покончить с собой! Срочно! Готовь лекарства!

Спустя пару минут, за которые медсестра успела сбегать в соседний кабинет и вооружиться надежным шприцом, дверь поддалась. Врач вломился в кабинет и, бросившись к окну, стал стягивать с подоконника бородатого мужика. Тот усиленно сопротивлялся, и, возможно, ему бы удалось выпрыгнуть и спастись — второй этаж для такого бугая — это не страшно. Но он отвлекся на подбежавшую медсестру и пока прикидывал, какой размер скрывается под халатиком, она с коварной улыбкой вколола ему то ли снотворное, то ли успокоительное. Подробностей смеси не знаю, но эффект, когда это волосатое «мясо» падало с подоконника, а хрупкая медсестра не посчитала нужным его ловить и сделала пару шагов назад, мне понравился.

— Ева, — окликнул меня отец.

Обернувшись, по его цепкому взгляду поняла, что он обо всем догадался. Впрочем, достаточно было посмотреть на медсестру — она все еще была в слезах и нервно проверяла: все ли пуговицы застегнуты на белом халате.

— Иди в машину, — отец отдал мне ключи и качнул головой, когда я посмотрела вдаль коридора. — Не стоит. Ева, быстрей. Ты все сделала правильно, но теперь тебе надо отсюда исчезнуть.

Сделав вид, что поправляю волосы, я прикрыла лицо от любопытных зевак и спустилась на улицу.

Ждать всегда тяжело — сидя в машине, я то и дело посматривала то на дорогу, то на двери больницы, но нет, полицейских не было. Впрочем, как-то так я и полагала, и это тоже стало причиной разыгранного спектакля. Что можно предъявить тому борову? Намерения? А он скажет, что просто хотел познакомиться, а его неправильно поняли. И поддержка у него куда сильнее, чем у медсестры с мизерной зарплатой.

К тому же, девушка и без того проявила смелость, не позволив себе умолчать о мальчике. Если она попытается выступить против «бородача», его угрозы насчет группового изнасилования могут стать реальностью.

Рискнула бы я? Честно и откровенно — нет. Даже имея такую защиту, как родители и Лариса.

Иногда идти напролом очень глупо. Я бы учла ошибки, на время ушла в тень, а потом…

Я бы не оставила этого просто так. И знала, что этого не оставит папа.

Он вернулся спустя сорок пять долгих минут, зато без пакета с продуктами, и я порадовалась, что передача попала к Прохору. Во время заварухи я машинально поставила пакет у стены и совсем забыла о нем. Я забыла, что непростительно. А вот папа и мальчика проведал, и мои следы замел, что замечательно.

— Ты к нам или к себе? — сев на водительское сиденье и заведя машину, спросил отец.

— К себе.

— Светлана не будет подавать заявления, — выезжая со двора на дорогу, сообщил он.

Я кивнула. Кто такая Светлана — очевидно, и что заявления не будет — ну, тоже лежало на поверхности. Элементарное чувство самосохранения. К тому же, в суде не раз разваливались дела, где насилие уже было совершено и насильник бесспорен, так что…

— Я попытаюсь ускорить процесс переговоров с благотворительным фондом, — продолжил отец. — Как только это случится, мальчика переведут в другую больницу. Пока за ним присмотрят в этой.

— Приставишь охрану?

— Разве я вправе? — усмехнулся папа, отчего его карие глаза заискрились. — Один из наших сотрудников будет лежать в палате с Прохором. Так совпало.

— А что у него?

— Перелом.

— Чего?

— Наверное, руки, — пожал плечами отец. — Он же должен быстро ходить, в случае чего.

— Должен, — улыбнулась я одобрительно и залюбовалась своим папой в эту минуту.

Статный, высокий, спокойный, уверенный в себе, и эта уверенность окутывает окружающих невидимым коконом. Все еще черноволосый, лишь на висках проблески нерешительной седины, глаза большие, как у меня; четкие, строгие линии лица. Сотрудники и подчиненные нечасто видели, как он улыбается, это только нам с мамой повезло знать его с другой стороны. Впрочем, мама на работе тоже не являет собой добрую романтичную барышню.

— Что? — почувствовав мой взгляд, с улыбкой поинтересовался отец.

— Да так, подумалось вдруг… Когда я была маленькой, спрашивала у мамы, как вы поженились. И она сказала, что ты долго и упорно ее добивался, и она решила дать тебе шанс. А теперь у меня закралось подозрение, что все могло быть совершенно иначе. И что это ей пришлось постараться, чтобы женить тебя на себе. Что можешь сказать по этому поводу?

— Правду, только правду и ничего, кроме правды, — улыбка папы стала гораздо шире, хотя он и пытался ее спрятать. — Похоже, ты у меня уже совсем взрослая, дочка.

По пути мы говорили на простые, обычные темы — о том, что ветер уже который день поднимается, а дождевые тучи так и не нагонит. О том, что мы так поспешно уехали с обеда, что мама еще долго будет делать вид, что обижена. Наверное, на пару дней ее ворчания точно хватит. Мы обсудили еще массу других мелочей, и в какой-то момент я поняла, что успокаиваюсь, внутренне отпускаю от себя то, что увидела в кабинете.

Медленно выдохнула. Поймала внимательный взгляд отца и кивнула ему. Он понял. Ничего не спрашивал, просто кивнул в ответ и замолчал, отдав все внимание дороге и своим мыслям.

— Пап, — спросила я, когда машина въехала во двор и до нашего расставания оставались считанные минуты. — А тот… бородатый… С ним что?

— А что с ним может быть? — остановив машину у моего подъезда, отец развернулся ко мне. — Он же буйный. И хотел покончить с собой. Вот пусть и подлечится, успокоит нервы.

— Спасибо! — поцеловав отца в щеку, я выпорхнула из авто.

Папа уехал, я помахала ему рукой, а потом обернулась и заметила на лавочке у подъезда Мурзика.

— Прости, — подойдя к нему, повинилась я. — Но я снова забыла купить тебе корм.

Мурзик вильнул хвостом и отвернулся. Я хотела его погладить, но он дернул мордочкой, словно все понимая и затаив обиду. Так я и застыла с протянутой рукой, а потом медленно убрала ее за спину.

— Да, подруга, — услышала я голос Ларисы и заметила ее, идущую по дорожке и активно размахивающую двумя большими пакетиками кошачьего корма. — Только теперь я поняла, что фраза «загладить свою вину» может означать элементарное поглаживание мордатого зажравшегося кота, а не исправление людских ошибок.

Мордатый кот фыркнул и принялся, облизывая лапку, умываться. И увлеченно занимался этим делом, пока Лариса доставала из сумочки формочку из фольги и вскрывала пакетик с кормом. А вот стоило ей выложить еду, он решил, что достаточно позлился и достаточно чистый для того, чтобы отведать столь дорогой трапезы.

А то, что кто-то там его мордатым обзывает, так пусть себе говорит. Он стерпит. Он вообще терпеливый. Тем более что если он сдержится и не отомстит, ему отдадут и второй пакет корма. А он вкусный, мур-к… мур-р-к… сегодня быть добрым котиком выгодней… мурк-мур-р-к…

— Ты смотри, как размурчался, — рассмеялась Лариса, наблюдая за полосатым. — И ведь такой умилительный, что ему даже наглость можно простить. И все разрешить.

— Да уж, — поддакнула я.

Лариса перевела на меня взгляд и нахмурилась. Вскрыв второй пакет с кормом, она высыпала его в опустевшую формочку и выбросила мусор в урну.

— Так, подруга, — перекинув косу с одного плеча на другое, она подхватила меня под руку. — Давай договоримся: я тебе — вкусный чай, а ты мне — подробный рассказ о том, что случилось.

Мне как раз не хотелось вдаваться в подробности, но я даже не успела качнуть головой, как Лариса почувствовала, что я готовлю отказ.

— А так? Мур… — Она состроила умилительную мордочку, растянув губы в улыбке и сдвинув домиком светлые брови, а вдобавок еще и фыркнула. — Мур-мур…

Услышав мой смех, Лариса приняла его за согласие. В общем, за что ей было удобней, за то она его и приняла.

Чтобы скорей закрепить наши договоренности, она практически на буксире потащила меня в подъезд, а чашку с чаем я получила в коридоре, даже не успев разуться. Только присела на пуфик, а уже чашка в руках.

Чай был едва горячим. С пакетика. Черным, хотя я люблю зеленый. Но сделан был от души и с таким старанием, что трудно угостившему в чем-либо отказать. Я задумалась над тем, есть ли моменты, которые разглашать не стоит, и пришла к выводу, что наоборот лучше предупредить Ларису. А то разовьет активность со своими неугомонными бухгалтерами, раструбит в сетях о случае с Прохором, а ведь папа просил не вмешиваться…

— Ну что мне… — услышала нетерпеливое нытье подруги над головой, — хвостиком повилять, как Мурзик?

— Давай! — позволила я и села с удобством.

И расхохоталась, когда Лариса перекинула длинную косу себе за спину и, взявшись за нее, показала светлый хвостик. Сначала с одного бока. А потом и с другого.

Ну, теперь-то выбора не было.

Теперь точно пришлось рассказывать.

Даже те моменты, которые вспоминать не хотелось…

— Бородатый, значит… — выслушав до конца, пробормотала Лариса. — Слушай, а нельзя там как-то приплатить психиатру, чтобы его побрили?!

— Может, лучше сделали эпиляцию?

— Хорошее предложение, — похвалила Лариса и мечтательно протянула: — Вот бы еще и в интимной зоне…

 

Глава № 20

Субботний день был нервным и стрессовым, а вечер прошел за веселым обсуждением тысячи и одного метода лишения «бородатого борова чести». Если, конечно, допустить мысль, что она у него где-то там затерялась. Я такую мысль отмела напрочь и сразу, а Лариса начала ныть, что вот, мне даже пофантазировать лень.

— Хорошо, — предложила я, — твои варианты?

— Ну… — после долгой паузы, за время которой я успела не только приготовить вкусный зеленый чай, но и насладиться им, сказала Лариса. — Возможно, если бы мы применили клизму…

На этот раз моя фантазия прямо таки зафонтанировала идеями и, пожелав спокойной ночи подруге, я ушла к себе в комнату. Я слышала, как на кухне несколько раз громко хлопала дверь холодильника, но есть не хотелось, более того, я радовалась, что ограничилась на ужин лишь чаем. А то так и представлялось… так и виделось… так и мерещилось…

А тут еще Мурзик принялся с каким-то котом выяснять отношения. Пришлось встать, выйти на балкон и начать выяснять отношения с ним. Мурзик притворялся глухим и менять место разборок не собирался — мол, и что, что окна мои? На них горланить одно удовольствие, других подходящих во всем дворе не нашлось! Своим пронзительным ором он настаивал именно на этой версии до тех пор, пока…

— Больше никогда не куплю тебе «Вискас!» — крикнула я в темноту.

Кот замолчал. А потом неуверенно стал завывать снова, но…

— И Ларису подговорю не тратиться на тебя! — добавила я.

Мурзик притих. Посмотрел на своего соперника и, дерзко махнув хвостом, увел его за собой в темноту.

— Собаки умные, — прокомментировала я, немного шокированная происходящим, — а коты хитрые и продуманные.

Я легла спать, сон был легким и увлекательным, как перо бабочки, и каким-то очень приятным. А потом как надавило что-то, и стало так тяжело и неуютно, и…

— Ты чего? — открыв глаза, я недоуменно взглянула на Ларису, сидящую на моей кровати и по самые брови обмотанную теплым одеялом.

Видимо, когда она деликатно спихивала меня с кровати, чтобы разместиться рядом, меня и накрыло кусочком ее одеяла. Такое поведение, с учетом, что кровать моя, на дворе жаркое лето, а на улице едва забрезжил рассвет, было странным.

— Да вот, задумалась… — пробормотала она через одеяло. — Я постоянно жру, на диете еще ни одной недели не продержалась… Ев, какая из меня модель?

— Для этого проекта самая подходящая, — зевая, заверила я и попыталась перевернуться на другой бок, но рука в одеяле меня удержала.

— А что, если я не справлюсь? Ты знаешь, мне кажется, я для этого просто не создана…

— Я в тебя верю, — отчаянно давя зевок, успокоила я. — И потом, я тоже не считаю, что создана для того, чтобы пальцы веером растопыривать. Но ничего. Папа сказал, что в любом случае — это опыт.

— Кирилл Антонович просто так никогда не скажет, — приободрилась Лариса и встала с кровати. — Все! Поверю ему и пойду спать!

— Молодец! — перекрутившись на другой бок, похвалила я.

Впрочем, верила Лариса недолго. А я, соответственно, так же недолго спала. В какой-то момент она и ее одеяло снова появились у меня в комнате и на кровати.

— Ев… — сказали они.

«Они», потому что Лариса по-прежнему использовала одеяло, как паранджу.

— Мне что-то Вадик Москаленко вспомнился. Помнишь Вадика? Я вот припомнила, как однажды в школе он ко мне подошел и…

Так как Вадик перевелся из нашей школы в восьмом классе, а Лариса тогда еще не научилась брать хлюпиков в оборот, я поняла, что ничего интересного в воспоминаниях не всплывет. Даже поцелуя точно не будет. А потому подтянула вверх легкий плед, которым укрывалась, повторила маневр с паранджой и благополучно уснула.

Открыв глаза в следующий раз и снова увидев сидящую на кровати Ларису, я не могла понять: уходила она из комнаты или нет. Все тот же монотонный рассказ про одноклассников, все то же одеяло… И только босоножки с красными цветами на ногах у подруги подсказали верный ответ.

— Так!.. — начала я и набрала побольше воздуха в легкие, но Лариса спрыгнула с кровати и поспешила к двери.

— Я уже ухожу, — она помахала мне на прощание уголком одеяла. — Я уже выговорилась, спасибо.

Часы показывали семь утра и напоминали, что в воскресенье не только можно, но и нужно поспать подольше, но какой там сон? Прихватив с собой домашние брюки и майку, я направилась в ванную, в коридоре была встречена громким сопением из другой комнаты, но будить и мстить человеку не стала. Мандраж… Забавно, но с кем не бывает?

Приведя себя в порядок, я приготовила сырники, потренировалась часик за ноутбуком, потом еще часик, а потом поняла, что не увлеклась процессом, а сама жутко нервничаю, и решительно опустила крышку.

В пятницу, когда я принимала решение с этой работой, оно казалось правильным и несложным, а сейчас… Ничего ведь не изменилось. Что в пятницу, что сейчас я еще даже не приступала к обязанностям. Но все воспринималось как-то иначе. Острее. Нервней. Внутри все, казалось, скручивалось в какой-то узел. И очень, просто очень хотелось поддаться соблазну, позвонить Лере и сказать, что, вы знаете, я передумала…

Но я постаралась взять эмоции под контроль.

Папа говорил, что проблему не решить, если не разобраться в сути. Итак, почему я не хочу идти на работу? Да, это не предел моих мечтаний и не мое. Но почему я буквально не нахожу себе места? Только ли из-за этого?

Нет.

Тогда что меня так тревожит? Чего я боюсь? Боюсь… Странно, но… наверное, да. Это какой-то страх.

И с чем, интересно, он связан? Я понимаю, что в первый день никто не будет ожидать от меня каких-то свершений. Тут хоть бы просто дожить до шести вечера. Нет, меня беспокоит не это.

А что?

Вот честно и откровенно — что?

Я тяжко вздохнула, выглянула в окно, наткнулась на изумрудный взгляд Мурзика и поняла.

Меня беспокоит не «что-то», а «кто-то».

А если конкретно — Питон.

Я не хотела пересекаться с ним снова. И, тем не менее, понимала, что это непременно случится.

Н-да…

Подхватив тарелку с сырниками, я побежала в комнату к Ларисе, села на край ее кровати, но от моего веса кровать даже не вздрогнула. Тогда пришлось чуть-чуть потолкаться.

— Ты чего? — открыв сонные глаза, уставилась на меня подруга.

— А ты это… — я повела в воздухе тарелкой с сырниками. — Ты почему завтрак пропускаешь? Это и так для питания плохо, а для успешной модели плюс — тем более!

— Понятно, — хмыкнув, Лариса приподнялась на подушках и благосклонно взяла с тарелки сырник. — Интересно только, если двое из нас на грани обморока, кто кого завтра на работу потащит?

— Давай ты будешь помнить, что я твой любимый хлюпик, и от обморока воздержишься? — предложила я и вручила второй сырник подруге.

— Не обещаю, — честно призналась она. — Но шаг в сторону от тебя постараюсь сделать.

Смех разрядил нервное напряжение, к тому же, потом мы долго прогуливались по магазинам — и за продуктами, и просто так, посмотреть. Так что день пролетел незаметно. Ночь, благодаря молчанию подкупленного «Вискасом» Мурзика, тоже сложилась в одну минуту. Только легли — и вставать. И утром в понедельник мы держались бодро и на высоте.

И из такси мы выходили спокойно. Я — деловая леди, в узкой синей юбке-карандаше и белоснежной блузе со вставками кружева. Лариса — огненная жар-птица. Все стильно, отлично, ноль причин для волнений. Но когда мы подняли взгляды вверх и увидели другую, стеклянную высоту…

Вот тут-то нервы снова напомнили, что их надо беречь, а сердце предупреждающе застучало по ребрам. Но выбора нет. Нет, он есть, конечно, но лучше думать, что его нет. В общем, преодолев дежавю, которое ничего хорошего не обещало, мы с Ларисой вошли в бизнес-центр.

— О-о-о! — услышали чье-то громкое восхищение: — Добро пожаловать! Наконец-то! Милости просим, дорогие дамы!

Мы с Ларисой переглянулись и, не настаивая на уговорах, подошли к двум знакомым охранникам, которые вдобавок к гостеприимной встрече щедро осыпали комплиментами. И умницы, и красавицы, и сами небеса нас послали, и где же мы раньше ходили и почему не заглядывали, и…

— Вот! — прервав очередной комплимент, охранник Степан полез в карман своей формы и протянул на ладони горсть шоколадных конфет.

— Вот с этого можно было и начинать, раз так рады нас видеть, — зашуршав первой оберткой, поучала мужчин Лариса. — А комплименты ваши… В общем, я предпочитаю то сладкое, что можно попробовать, а не на словах.

Охранники одобрительно рассмеялись. Степан немного расстроился, что я от сладкого отказалась, и с готовностью развернул для Ларисы вторую конфету. Вова просто хмыкал и наблюдал за тем, как с ладони его приятеля исчезают вкусности. А я, понаблюдав пару минут за охранниками и обратив внимание на знакомые обертки конфет, поинтересовалась:

— Что, слухи о нашем собеседовании спустились с двадцать девятого этажа на первый?

— Ага, — хохотнул Вова, кивая. — А еще поднялись с подземного паркинга.

— Видеокамеры?

— Да, — подтвердил Степан. — Но быстрее была людская молва…

— Представляю, что там о нас наболтали, — Лариса передумала брать очередную конфету, хотя ей очень хотелось.

— Ни слова неправды! — Степан бросил взгляд на стопы Ларисы и, расплывшись в улыбке, развернул для нее самую большую конфету: — Позвольте выразить свое восхищение!

— Так и быть, — заметив, что это любимая курага в шоколаде, согласилась Лариса, — позволяю.

— Может, теперь водички? — предложил Вова.

— Может, теперь расскажете, что послужило главной причиной такого приема? — выдвинула я встречное предложение.

— Как скажете, — с готовностью отозвался он. — Все для вас, о, справедливейшая!

— Так!.. — медленно выдохнула я.

— Она начинает терять терпение, — определила мое состояние Лариса. — И в такие моменты «справедливейшая» вполне может стать «коварнейшей».

— Не извольте гневаться! — дурашливо попросил Вова о снисхождении.

А наткнувшись на мой взгляд, очень даже спокойный, откашлялся, сбросил с себя маску клоуна и рассказал, что вынудило его и напарника так потратиться. Оказывается, с тех пор, как мы с ними не виделись, им двоим очень прилично повысили оклад. Распоряжение босса.

Личное распоряжение босса! Да они были уверены, что после маленькой диверсии им грозит увольнение, а тут…

Они были так поражены, что записались к боссу на аудиенцию. И еще более удивились, когда он их принял в этот же день и вне записи.

— Единственное условие, — заявил Ковальских, едва они вошли в кабинет и даже не успели излить на него поток заготовленных благодарностей. — Вы исполняете только мои приказы. Вашего непосредственного руководителя и мои. А с симпатичными и дерзкими девушками я выясняю отношения сам.

— То есть, — решился уточнить Вова, — тех симпатичных девушек, что вы приказали внести в черный список, можно впускать?

Охранник сделал паузу в рассказе, и мне хватило этих секунд, чтобы вспомнить и понять, о каких девушках речь. В прошлый раз, когда мы были в бизнес-центре, за Ковальских бегала стайка стройных и симпатичных девушек. Со слов охранников, их интересовала вакансия секретаря. Я же думаю, что их интерес — или карьера модели, или лично Ковальских. Судя по тому, что девушек внесли в черный список, наши мысли с Матеушем были очень созвучны.

— И что ответил ваш босс? — попросила вернуться к рассказу Лариса.

— Усмехнулся, откинулся на спинку своего кожаного массивного кресла и сказал, что черный список без изменений. А еще сказал, что между навязчивыми и дерзкими огромная разница. Мы сказали, что хотели бы эту разницу познать, а босс… А босс усмехаться перестал, отрезал только одно слово: «Не советую» — и вернулся к бумагам, которые до этого изучал. И таким был его голос и взгляд в ту минуту…

— В общем, тогда-то мы и поняли… — подытожил Степан за напарника и, вручив остаток конфет Ларисе, посмотрел на меня. — Если бы не вы, мы бы и дальше никак не проявили себя и сидели на зарплате, с которой только за хлебом и молоком можно ходить, поэтому скажем честно…

— Ну? — я немного занервничала.

— Тут дело такое… Мы и так крутили, и эдак, но по всему выходит, что дерзкая девушка, с которой босс планирует разобраться лично, — это вы, — огорошил меня Степан, а после еще и добавил: — Вероятней всего, придется вам пересмотреть свое отношение к питонам!

 

Глава № 21

Я улыбнулась абсурдности заявлений, а моя подруга восприняла их всерьез.

— Отношение… эм… В каком смысле он планирует разобраться?! — Коса Ларисы перелетела с одного плеча на другое.

— В этом… прямом… — сокрушенно вздохнул Степан.

— В личном, — подсказал напарнику Вова.

Заметив, что коса вновь совершила маленький, но хлесткий полет, он полез в карман и облегченно выдохнул, нащупав там еще одну конфету. Сначала протянул ее Ларисе, а потом передумал и, состроив рожицу, полную сочувствия, — предложил мне.

— Ев, — под изумленным взглядом охранника, Лариса все-таки взяла у него конфету и развернула. — Ев, ты главное не нервничай — мы со всем разберемся. Мы. А не это… ползающее и…

Она метнула недовольный взгляд на двух проходящих через турникет девушек, которые громко перешептывались между собой, что вот, одна и так худая, а вторая у нее еще и сладости отбирает…

— Да! — заявила громко Лариса. — Это моя подруга, и я ее объедаю! Ваши стереотипы не рухнули? Все именно так себе и представляли? В таком случае, не смею настаивать на том, чтобы вы и дальше подслушивали!

Девушки покраснели, но уходить не спешили. Притворились, что никак не могут сообразить, какой стороной прикладывать к турникету пропуска.

— А что у вас в сумочках? Обед? — поинтересовалась у них Лариса. — Пахнет вкусно, а я, когда голодна, не делаю разницы, кого объедать.

Опасливо прижав сумочки к себе, девушки пулей пролетели через турникет и, подвинув очередь у лифтов, втиснулись в первую же кабину.

— Ев… — подруга хотела отдать мне конфету, но протянула лишь фантик, сама не заметив, что съела сладкое, пока отношения выясняла. — Ой…

Не выдержав, я, наконец, рассмеялась.

— Перестань переживать за меня, — попросила, наткнувшись на вопросительный взгляд. — Во-первых, ребята только высказали предположение, что речь обо мне. И потом… В первый раз, пересказывая слова Ковальских, они употребили словосочетание «выяснять отношения», а во-второй, — «разобраться лично». Разница есть, не так ли?

— Так, — присмирев, согласилась подруга.

— И вообще, нет у нас с ним никаких отношений. Да и птица я не того полета, чтобы сам босс со мной разбирался.

— Не скажите, — пробормотал Степан, — питоны к птичкам очень даже интерес проявляют.

— В живой природе — гастрономический, — поддакнул охранник Вова, — а здесь, в искусственной среде богатых людей, которым позволено практически все…

— Угу, может только пух и остаться, — прозвучал тяжкий вздох.

Лариса, которая начала успокаиваться, снова насторожилась и даже за руку меня схватила.

— Ев, что-то я боюсь тебя отпускать!

— Я тебя тоже, — заметив идущего в нашу сторону Корнева, улыбнулась подруге и высвободилась из ее хватки. — Но мы попробуем, да?

Проследив за моим взглядом, Лариса обернулась, смущенно пригладила кончик своей косы и замерла, ожидая, когда мужчина приблизится. Думаю, она до сих пор не знала, стоит ли комментировать подарок и благодарить за него, или лучше просто смолчать. А еще ждала какой-то реакции от него, его первого шага, по которому можно сориентироваться, как себя вести дальше.

Но Корнев, приблизившись, мазнул по Ларисе взглядом и только едва заметно кивнул. А вот на меня смотрел долго, пристально и с интересом. Словно чего-то ждал. И я даже догадывалась, «чего именно», но молчала. Хватит, набегалась, этот шанс оказался пустышкой.

— Говорят, вы будете работать секретарем, — без малейшей тени иронии или сарказма, задал Корнев вопрос.

— Говорят, за это неплохо платят, — ответила я и, бросив взгляд на часы в холле, поторопилась уйти. — Извините, но мне пора.

Достаточно было только взглянуть на Ларису, чтобы понять: она очень расстроена. И тем, что ее яркий наряд остался без внимания, и тем, что стилист не уверяет, что все помнит и, как и обещал, покажет мои фотографии боссу. Да, раньше мне этого хотелось, а теперь… Гордость заела. И заговорила элементарная логика: к чему показывать фотографии, если босс не раз меня видел воочию? Да и вообще, сейчас не до модельных мечтаний…

— Постарайся на этот раз обойтись без махов конечностями, — тихо шепнула я подруге.

— Ты что, — приподняв подол платья, она продемонстрировала модельную красоту с цветами, — мне рисковать нельзя. Так что этот болтун в безопасности.

Пожелав подруге и стилисту удачного дня, я взяла у охранников пропуск, который, оказывается, был выписан для меня и Ларисы, первый раз провела его через турникет и направилась к лифтам. У двух, как всегда, была небольшая очередь, а третий, как всегда, пустовал.

Несмотря на то, что я пока не выяснила, в чем здесь причина, предпочла привычный простор. Время уже поджимало, а опаздывать на работу — признак непрофессионализма. К чему мне усугублять эффект? Тут и так ничего не умеешь делать… эх…

Зайдя в лифт, я поймала напоследок удивленные взгляды очереди из соседних лифтов, проследила за тем, как Корнев уводит из холла Ларису, на которую с интересом оглядываются мужчины, и, преодолев нежелание, прикоснулась к кнопке двадцать девятого этажа…

Создалось стойкое ощущение, что этот лифт избирательный: в прошлый раз он полз, как улитка, а в этот…

Я даже настроиться не успела, а он поднялся и приветливо распахнул двери.

— Прощай, свобода, — пробормотала я, шагнув из него.

И сразу, не отвлекаясь на огромные кадки с цветами в углу, двинулась в уже известном мне направлении. Ничего не изменилось — все тот же длинный и почти пустой коридор, все, кто встретились по пути — в строгой одежде офисных сотрудников: юбки, костюмы, пиджаки — в такую жару!

Я попыталась припомнить, в чем была в прошлый раз Лера — возможно, есть шанс, что у меня все будет не очень строго… Но отбросила эти мысли: во-первых, скоро увижу и сделаю выводы. А во-вторых, шеф может позволить себе прийти и в спортивном костюме, но это не значит, что сотрудникам он позволит такую же вольность.

Моя юбка была чуть выше колен, то есть удобной длины, но так плотно облегала, что даже небольшой разрез сзади не помогал. Если бы не тренировки агентств, возможно, я бы не сумела передвигаться в ней так уверенно и спокойно, да еще на высоченных каблуках. А так…

Мне было комфортно, даже вопреки очень внимательным, цепким взглядам мужчин. Странные какие-то, такой блеск в глазах, такой интерес, словно и не работают в сфере моды. Да у них тут модели табунами ходят, наверное! Ну, по крайней мере, один табун точно прохаживался этим же коридором, пока не был обезврежен Ковальских.

Черный список…

Надо же было такое придумать!

Я невольно поморщилась. Просто запоздало подумалось: а если бы он внес в этот список меня и Ларису? Она бы так и не увидела своих фотографий и не попробовала себя в роли модели, а я бы не смогла помочь Прохору. Благотворительный фонд — это отлично, но там все официально, и пока пройдет по бумагам… Да и на восстановление деньги будут нужны…

Перед дверью нужного кабинета я постаралась избавиться от отвлекающих мыслей, медленно выдохнула и, постучав, вошла. Оказалось, что это приемная — небольшая, очень светлая, в стиле минимализма. Стол, компьютер, три кресла для посетителей, пустующее кресло секретаря. В помощь предлагался дорогой набор канцелярии, принтер, телефон, черный шкаф и пустые папки для документов. Подоконник также был в стиле минимализма — то есть, совершенно пустым.

— Ева? — в дверях смежного кабинета показалась Лера. — Ну как тебе? Приживешься?

Приживаться я не планировала, поэтому честно ответила:

— Три месяца выдержу.

И облегченно улыбнулась, когда моя будущая работодательница не стала задавать лишних вопросов или выражать недовольство, а рассмеялась.

— Прекрасно, — сказала она, успокоившись. — Мне кажется, это прекрасно…

Понятия не имею, что она имела в виду, но фраза была оптимистичной и потому настороженности не вызвала.

И потом, я пришла к выводу, что у нас просто совпали планы, ведь если бы ей был нужен секретарь на долгосрочную перспективу, она бы выбрала кого-то другого. Моя же анкета состояла только из координат и признания, что я планирую учиться дальше на дневном отделении и не сидеть на одном месте, а шагать по карьерной лестнице.

Словом, шансы заполучить должность секретаря в такой компании были сведены к минимуму, но я рада, что меня взяли. Теперь бы набраться силы воли, черпнуть у вселенной огромного терпения и действительно продержаться три месяца. С непосредственным руководством, думаю, я сработаюсь, а остальное — научусь, никуда не денусь.

Кстати, Лера была в фиолетовых брючках и свободной двухслойной майке бледно-серого цвета. На ногах — удобные босоножки на невысоком каблуке. На лице минимум косметики — так только, подчеркнуть то, что выгодно. Длинные волосы собраны в конский хвост. В целом, смотрелось стильно, а заодно позволяло понять, что человек не пал жертвой моды.

— С чего начать? — поинтересовалась я у начальницы.

— Давай начнем с чашечки кофе, — предложила она. — А потом я тебе немного расскажу о компании и выдам проспекты, чтобы ты сама почитала.

К моему удивлению, кофе мне варить не пришлось: с этим отлично справилась маленькая кофеварка, обнаруженная в приёмной. Также меня изумило, что компания, в которой я отныне работала, куда масштабней, чем я себе думала. По сути — это холдинг моды и красоты, и здесь цех по разработке одной косметики для волос занимал почти целый этаж! А остальное…

— Прочитаешь в проспектах, — заметив мои округлившиеся глаза, улыбнулась Лера.

Приняв ее слова за намек, что время разговоров прошло, и пора бы приступить к своим непосредственным обязанностям, я приосанилась и поинтересовалась:

— Кофе выпит, проспекты получены. Какие дальнейшие распоряжения?

— Распоряжения… — Она хмыкнула и пояснила. — У меня никогда не было секретаря, и я сейчас так же немного растеряна, как и ты. Надо подумать, какие важные вопросы переключить на тебя. А пока…

Она вышла в смежный кабинет и вернулась с папкой.

— Ирина Матвеевна, секретарь Леслава Генриховича, сегодня будет после обеда, — папка перекочевала ко мне в руки. — Давай ее немного разгрузим. Здесь срочные приказы по предприятию. У тебя на компе, в почте, будут болванки — я их скинула до твоего прихода. Просто вставишь в приказы имена и даты, распечатаешь и принесешь мне. А я тебе расскажу, кому их передать дальше.

— Хорошо.

Лера вернулась в свой кабинет, а я, обойдя стол, села в кресло секретаря и открыла папку.

Верхний лист был практически пустым — всего две строки и размашистая подпись. Но какие это были строки! Волшебные, нереальные, сделавшие меня невероятно счастливой!

«Составить приказ о командировке Матеуша Леславовича Ковальских в Лондон. Сроком на десять дней», — значилось в этом распоряжении.

Но самое главное — это, конечно, дата. Там был указан сегодняшний день. То есть, Матеуша нет не только в офисе, но и в городе!

— Спасибо, Господи! — не сдержав поток эмоций, я сложила руки в молитвенном жесте и посмотрела вверх. — Аллилуйя!

В этот момент бесшумно открылась дверь, и язвительный голос того, за чей отъезд я только что благодарила, произнес:

— Хм… Оклад, который был вам озвучен, настолько внушительный, что я бы тоже кому-нибудь помолился. Вдруг этот «кто-нибудь» да услышит. А заодно поможет удержаться на этой должности. Пока у вас все шансы уволиться прямо сейчас.

 

Глава № 22

Очень сильно хотелось ответить взаимной колкостью. И Ковальских, расслабленно прислонившись к двери, явно знал это и ожидал, когда я сорвусь. Зеленые глаза, впившись в мои, буквально требовали: «Ну же, давай… Мне хватит и мизерного, никчемного повода…»

Понятия не имею, почему он так жаждал избавиться от меня. Но, к сожалению для него, у меня на свой счет были совершенно другие планы.

Еще раз бросив взгляд на заветный листок из папки, я вдохновилась тем, что все это ненадолго. Сегодня он улетит, и у меня будет целых десять дней, чтобы адаптироваться, чтобы привыкнуть к работе и научиться делать ее хорошо. Вот тогда ему будет сложнее разбрасываться такими смелыми заявлениями. А сейчас — ничего… ничего…

Секундная пауза, которую я взяла, немного заглушила эмоции. Подкрепляя результат, я перевернула лист с распоряжением, взглянула на второй и, прочитав содержимое, не сдержала улыбки.

От двери так ощутимо повеяло напряжением, что я удивленно взглянула на мужчину. Эффектный, что и сказать — черные волосы чуть взъерошены, белая рубашка обтягивала плечи и мускулистую грудь, закатанные рукава предлагали полюбоваться ровным загаром, голубые брюки провокационно обтягивали все, что смогли обтянуть, а ремень приковывал взгляд к бедрам.

Подозреваю, внешность Ковальских для многих девушек была подобно магниту. Признаюсь, даже у меня мелькнуло мимолетное желание подойти, прикоснуться и проверить самой, так ли все идеально, как кажется. Но, к счастью, я хорошо рассмотрела его глаза.

Зеленые, красивые и переменчивые хамелеоны.

Они отталкивали.

Не знаю, всех ли, но меня точно.

Сейчас они напоминали ледяную горку из моего детства — огромную, единственную во всем дворе, с которой ты летишь с хохотом и ветерком и безумеешь от удовольствия, а вот потом…

В лучшем случае — тебя ждет просто снег в лицо и новый подъем. Не обязательно на эту же горку. Может, просто домой. В худшем, и так случалось довольно часто — ушибы, ссоры, слезы и перелом.

Но если ледяная горка угрожала переломом всего лишь конечностям, то взгляд мужчины открыто обещал более сильные жертвы. Он мог лишить и воли, и сердца. Если ему позволить.

К счастью, в мои планы это не входило так же, как и внезапное увольнение. Я снова улыбнулась, и на этот раз мужчина проявил любопытство:

— Вам кажется это смешным?

— Отчасти, — призналась я.

Его голос звучал сухо и с явной угрозой, и он точно не ожидал, что я отвечу согласием. Ничем не выдал своего удивления — только чуть прищурил глаза, рассматривая меня так пристально, что я почувствовала себя на приеме у косметолога.

— Сомневаетесь, что я могу вас уволить? — ленивый вопрос с открытым предупреждением.

А зеленые глаза по-прежнему провоцировали: «Ну же, брось мне вызов! Это будет так нелепо и скучно, что я растопчу тебя быстро…»

— Наоборот. Уверена, что вы вполне могли бы выполнить свои угрозы. Даже несмотря на занятость в связи с командировкой и тот маленький нюанс, что мой непосредственный начальник — совсем другой человек…

— Но?.. — он правильно расценил паузу.

— Но, по крайней мере, пока у меня от увольнения иммунитет.

— Ты так в этом уверена?

— Ну… — я изобразила растерянность и взглянула на него из-под опущенных ресниц. — А если я докажу, что это действительно так?

Пока он подкрадывался к моему столу с целью нависнуть и надавить авторитетом, я размышляла: интересно, заметил ли он, что вновь переключился с «вы» на «ты». Первый раз это произошло в холле здания, когда мне чудились его легкие прикосновения к шее, теперь вот… опять…

Зря я это вспомнила, потому что начала краснеть и по взгляду мужчины поняла, что он это подметил.

Пришлось сделать вид, что этого не заметила я. Ну да, собственно, как я могла это увидеть? Я же в зеркало не смотрела! А вот духоту лета почувствовала — все дело в ней, исключительно в ней, и все. А тем, кто не верит, что других причин у меня для волнений нет…

— Попробуй, — услышала тихое приглашение над головой.

— Вот, — преодолев желание нестись из кабинета со всех ног, пока они еще слушаются, я подхватила второй листочек из папки, обмахнулась им, продолжая делать вид, что мне жарко, просто жарко… А потом развернула его так, чтобы мужчина прочел эти несколько строк.

Ничего пикантного — всего лишь сухое распоряжение составить приказ о приеме на должность секретаря Соколову Еву Кирилловну. То есть меня.

Я замерла.

И слышала только дыхание Ковальских. Оно смешно шевелило мои волосы и заставляло дрожать листок, а уж когда мужчина глубоко втянул воздух, пытаясь совладать с эмоциями…

— Мне жаль, — солгала я и сказала то, что он и так уже понял. — Но уволить того, кто на работу еще даже не принят, физически невозможно.

Ответный взгляд Ковальских был… странным. Нечитаемым, я бы сказала. А потом на его губах появилась усмешка. Схватившись одной рукой за спинку моего кресла, он подтянул его и меня поближе к себе и будничным тоном сообщил:

— От того увольнения, на которое я намекал раньше, у тебя действительно получился иммунитет. Признаю на все сто процентов. Но что мне мешает подождать, когда этот приказ будет составлен, а потом подписать второй?

— Честь, — подсказала я.

Наши взгляды с Ковальских встретились. Он словно искал подтверждения, что я всерьез.

А потом я услышала смех.

— Матеуш… — веселый голос Леры заставил меня вздрогнуть и чуть отстраниться, а вот мужчину не тронул.

Он по-прежнему смотрел на меня, только на этот раз не всматривался, а словно… следил, подмечал, пытался что-то понять. Хотелось или поежиться, или отвернуться, или хотя бы моргнуть, но я упрямо отвечала ему взаимностью. Не знаю, что видел во мне Матеуш, но я смотрела на него так долго и пристально, что заметила и тень усталости, и легкую скуку, и желание выспаться вдоволь. И даже след от засоса на шее, который объяснял причину недосыпания.

Заметив, на что я смотрю, он поправил ворот рубашки, и, скорее всего, показалось, — едва заметно поморщился. Да, наверное, показалось, иначе… с чего бы? Вряд ли засосы болезненны.

— Матеуш, — подойдя к нему, Лера подмигнула мне и погладила по плечу мужчину. — Ты так тянешь на себя кресло моего секретаря…

Мужчина убрал руку и, наконец, выпрямился. Но к Лере не обернулся. И со стола не слез, так и опирался на него. И так же смотрел на меня.

— Кхм… — насмешливо качнув головой, Лера предприняла еще одну попытку избавить меня от пристального внимания. — Раз ты зашел, мне надо с тобой поговорить.

Матеуш не шевельнулся.

— Дорогой и любимый мой брат, — обойдя стол, Лера стала напротив мужчины. — Если бы ты только намекнул, что хочешь это кресло в свою приемную, я бы тебе его с легкостью уступила.

— Мебели у меня хватает, — отмахнулся от щедрого предложения тот. — Может, уступишь мне своего секретаря?

От наглости заявления я поначалу опешила, потом дрожащими руками принялась перебирать бумаги из папки — как-то они перепутались, и наконец, снова нашла…

— Не провоцируй, — чуть повернув голову в мою сторону, бросил Матеуш.

— Просто проверила вашу память, — буркнула я.

Послышался медленный вздох, и…

— Нет, мой дорогой и любимый, — весело рассмеявшись, Лера взяла мужчину за руку, вынуждая отойти от стола. — Еву я тебе не отдам!

На этот раз отчетливо послышался медленный выдох — мой. И я снова удосужилась пристального внимания. В зеленом взгляде был намек на укор, в голубых глазах начальницы — откровенный смех.

— Пойдем, — потянула она Матеуша от стола. — Пойдем-пойдем, раз зашел…

Матеуш с явной неохотой посмотрел на дверь ее кабинета.

— Напоминаю: я не отстану, а прилагать усилия мне нежелательно, — в голосе Леры прозвучали нарочито строгие нотки.

— Это запрещенный прием, Колобок! — обвинительно заявил Ковальских и первым вошел в ее кабинет.

Не знаю, как моя начальница, а я бы на этого любителя детских сказок точно обиделась. Я уж не говорю о Ларисе…

Но Лера не оскорбилась. Дверь оставалась открытой, и я слышала, как Матеуш деловито поинтересовался:

— И чего же хотел мой пузатый друг?

— Для начала утоли мое любопытство, — с явной усмешкой в голосе отозвалась она. — У тебя же командировка. Что ты делаешь в офисе?

— Какая командировка? Еще даже приказ не составлен!

— С каких пор тебя волнуют формальности?

— У нас серьезный бизнес, а ты…

Послышались шаги, и дверь кабинета закрылась. Не знаю, о чем они говорили дальше, но периодически я слышала звонкий смех Леры. Это немного отвлекало, но к моменту, когда дверь снова открылась, я успела найти болванки, подставить данные и распечатать приказ о командировке Ковальских. Матеуш был в кабинете минут двадцать — не больше, и я успела разобрать и другие служебные записки. Но первый приказ был самым важным, и я благодарила свою интуицию, которая посоветовала отбросить эмоции и приступить к работе.

Потому как едва дверь кабинета снова открылась, я услышала шаги и вновь ощутила на себе пристальный взгляд мужчины. Отвлекаться не стала — и дальше старательно пыталась работать десятью, а не тремя пальцами, и смотрела исключительно на экран.

— Личная переписка в рабочее время? — заподозрил Ковальских. — Пожалуй, я был прав, что не взял тебя на работу. И что хотел уволить сегодня же. Приказ все еще не готов, а между тем командировка…

По-прежнему глядя только в экран и продолжая печатать одной рукой приказ из очередной служебной записки, я взяла двумя пальцами готовый приказ на отправку в командировку Матеуша Ковальских и продемонстрировала ему.

— Осталось поставить печать и подпись.

От секундного замешательства мужчины я тихо млела. Ни с чем несравнимое удовольствие.

— Ты предлагаешь, чтобы я выполнил за тебя работу? — едва слышно прошипел он.

Я отвлеклась и с интересом взглянула на него. Ого, а кто-то сильно не ожидал, что я выкручусь. Что ж, не буду его разочаровывать.

Распечатав приказ, который только что набирала, я прихватила приказ Ковальских и еще с десяток уже готовых, встала, провела рукой по бедру, поправив чуть сбившуюся юбку, и, обойдя по дуге наблюдающего, вошла в кабинет начальницы.

У меня за спиной послышался такой громкий выдох, что я было заподозрила худшее, но немедленно успокоилась. Нет, разрез на юбке не мог разойтись — во-первых, дальше было бы уже неприлично. А во-вторых, юбка стоила своих баснословных денег и по швам разойтись не могла.

— Валерия Витольдовна… — начала я.

— Лера, — поправила девушка. — «Лера» и на «вы» — будет достаточно. А там посмотрим.

— Перейдем на имя и отчество? — улыбнулась я. — Соблюдая дистанцию и формальности?

— Или избавимся от них. Как повезет. — Она задумчиво покрутила дорогую ручку в руках. — Пока все очень… туманно… Спасибо, Ева. Приказы я отнесу сама — у меня через полчаса встреча с генеральным. А другие документы ты просто складывай, после обеда ими займется Ирина Матвеевна.

— Поняла.

Выйдя из кабинета начальницы, я застала приемную совершенно пустой.

И вот… с одной стороны сильно обрадовалась. Сразу исчезло напряжение, уже не бросало в жар — сиди себе и спокойно работай. А с другой… работать уже было не так увлекательно, прошел азарт, да и кондиционер откровенно морозил.

 

Глава № 23

К приходу личного и бессменного секретаря Леслава Генриховича я успела не только разобрать все распоряжения, но и заскучать. Лера как ушла к генеральному, так и не возвращалась, офисный телефон молчал, мобильный после того, как я поговорила с отцом, также не подавал признаков жизни.

Я уже и находилась по приемной, и настоялась у подоконника, рассматривая парковку с дорогими авто и дорогу, по которой они растворялись в городе. И кофе напилась вдоволь. А все равно ужасно хотелось либо спать, либо сбежать. В момент очередной борьбы с зевками и появилась моя спасительница — Ирина Матвеевна.

— Ничего, — сказала она с улыбкой, враз оценив ситуацию, — это поначалу так сложно. А потом освоишься, а потом втянешься, а потом авось и другие причины появятся задержаться на этой работе.

— Повысят оклад? — не поверила я.

Та сумма, которую мне озвучили, и без того была велика, и если обязанностей не прибавится, я даже не знаю, как без стеснения получать зарплату. За что, собственно? За то, что выдержала и не погибла от скуки? За то, что все зевки получались деликатными и незаметными, с закрытым ртом?

— Ты права, материальный стимул имеется, — согласилась женщина. — Но вдруг и другой отыщется?

— Карьерный?

Уловив удивление в моем голосе и на этот раз, секретарь рассмеялась.

— Ах, молодость, молодость, — покачала она головой и лукаво сверкнула молодыми глазами цвета ореха. — Так, коллега, документы я забираю, спасибо. А тебе вот, подкрепись, а то до конца лета не выдержишь: или растаешь, как Снегурочка, или просто сбежишь.

Достав из сумочки пакет с пирожками, от запаха которых у меня мгновенно улучшилось настроение, она вручила их мне, подхватила папку с документами и ушла. Пирожки соблазняли невероятно, но я сначала попыталась дозвониться Ларисе — а вдруг и у нее перерыв? Увы, она не ответила. Съев два пирожка с мясом, четыре я оставила для подруги.

Со стороны кажется, что съемки — это легко и просто, а на самом деле это невероятный труд, причем не одного человека. Интересно, Лариса увлеклась и вошла во вкус или, как и я, только и ждет шести вечера?

Очень хотелось хоть одним глазком посмотреть на съемки. Поучаствовать… Я поняла, что это нереально, не в этом проекте точно. А вот посмотреть…

— Так, Ева, — жуя пирожок и бережно прижимая к груди пакет с добавкой, в приемную зашла Лера. — Давай, пока время есть, я расскажу, что решила переключить на тебя. Проспекты ты наверняка уже прочитала?

— Почти даже выучила, — поддакнула я.

— Отлично, — смеясь, похвалила начальница. — Переходим на новый уровень.

Я вдохновилась, даже подумала: мало ли, вдруг действительно увлекусь, но…

Новый уровень оказался не менее скучным, чем предыдущий. Да, будет больше работы с документацией, я начну заполнять и таблицы, появляться с поручениями в других отделах и кабинетах, что позволит быстрей сойтись с коллективом. Но я понятия не имела, как выдержать эту пытку. Хотелось выть — если честно и откровенно. И я бы наверняка предприняла попытку спастись, пока унылое болото не затянуло, но…

Папа, когда я позвонила и спросила, как там Прохор, сказал, что, как мы и договаривались, уже внес первый взнос — так что мальчика будут подготавливать к операции. Выполняя пункты нашей договоренности со своей стороны, я стиснула зубы и молча кивала, слушая Леру. Да, поняла. Да, сделаю. Да, буду стараться. Да…

И действительно старалась и делала все, что мне поручили — что-то писала, что-то считала, не особо вникая в суть. Впрочем, вникать и не полагалось — должность не та.

Услышав звонок своего мобильного, нервно вздрогнула, а потом расплылась в улыбке — Лариса! А заметив, что сейчас начало седьмого, и значит, я на сегодня свободна, не удержала облегченного вздоха. Подскочив, схватила сумочку и мобильный, и уже потянулась к компьютеру, чтобы выключить, когда заметила в дверях кабинета Леру.

— Извините, — немного стушевалась, вспомнив, что изначально ничего не сказала ей, — я могу быть свободна?

— Да, конечно, — согласилась она, а потом добавила: — Ева, я понимаю, что вам сейчас может быть скучно. Но постараюсь это исправить.

— Увеличив объемы?

— Хорошая мысль, — улыбнулась начальница. — До завтра.

— До завтра.

Выключив компьютер, я поспешно вышла из кабинета — телефон разрывался, но не могла же я говорить с подругой при Лере? Это было бы невежливым. И без того неловко: предложили такой оклад, я, можно сказать, сама напросилась на эту должность, и теперь все видят, что я откровенно скучаю. Как минимум, это неблагодарность. Как максимум — я бы такого сотрудника не держала.

— Ну что ты трезвонишь? — ответив в коридоре на вызов Ларисы, пожурила ее. — Что у тебя там, пожар?

— Ева, хуже! — выпалила она взволнованным голосом. — Ева, я… Ева, я… Ты где вообще?

— Иду к лифтам.

— Поторопись, пожалуйста, потому что я в шоке!

И голос подруги, и ее заявление всерьез встревожили, и я ускорилась. У лифтов уже привычно столкнулась с удивлением других пассажиров, но если у них было время ждать и выбирать, то у меня точно нет. Заняв кабинку свободного лифта, в полном одиночестве спустилась вниз, а выйдя в холле, даже не сразу поняла, что вижу.

Какая-то суета, шум, кто-то кого-то перекрикивает, возле кого-то образовалась толпа, словно звезда раздает автографы. Все суетились, шептались, и было только три островка невозмутимости в этом бедламе: бледная, как полотно, Лариса и два охранника.

— Что случилось? — я поспешила к подруге.

— Вот, — кивнула она в толпу.

В этот момент народ расступился, и я увидела, как двое мужчин в форме врачей скорой помощи заставляют опереться на себя темноволосого мужчину. У него получалось неловко, потому что он стоял на одной ноге, а вторую, обвязанную бинтами, прижимал к себе, словно цапля. Но вот наконец у него все вышло, и компания двинулась к выходу. Едва я успела подумать: и при чем здесь Лариса, если у какого-то мужчины перелом или растяжение, как вдруг бедолага посмотрел в нашу сторону, и я узнала его.

— Корнев… — пробормотала я и перевела взгляд на подругу. — Теперь в шоке я. Ты же уверяла, что ему ничего не грозит…

— Поспешное обещание, — виновато кивнула подруга. — Но я же не знала, что он захочет изобразить бабочку!

— А он сам захотел полетать?

— Ну уж не после моих махов ногами точно, — заявила подруга.

И окончательно отвела от себя подозрения, продемонстрировав босоножки. В целости и сохранности. Со всеми цветками.

— Так что там у вас случилось? — немного придя в себя, уточнила я.

— Были съемки, поначалу все шло нормально: было трудно, но интересно. А потом мне предложили изобразить легкость полета. Мол, и с такой комплекцией, но в хорошем платье можно буквально парить. Концепция мне понравилась, и платье было отличным, но крылья в комплекте не шли, а изображать легкость предлагалось в прыжке на батуте. Я говорила им, что с батутом что-то не то, но… Тут как раз подвязался Корнев. И мы с ним поспорили. Всерьез. Увлеченно. До хрипа. Я ссылалась на здравый смысл, а он… — проводив прощальным взглядом исчезающего в дверях стилиста, Лариса вздохнула. — Он пытался мне доказать, что высоко прыгать на плохо закрепленном батуте — это просто и безопасно.

— И что же теперь?

— Ну… — замялась подруга, а потом озвучила то, о чем я и так догадалась. — Узнаю, в какой он больнице — схожу, навещу. Если он дурачок наивный, не бросать же его в беде?

— Вряд ли его определят на стационар, — усомнилась я. — Скорее всего, сделают рентген, гипс, или что там понадобится, да отпустят домой. Так что проведывать не придется.

— Как? Совсем? А…

Внимательно посмотрев на подругу, с удивлением заметила не присущую ей растерянность. А потом вспомнила, что у меня есть то, что может ее отвлечь и, возможно, даже улучшить настроение, как и мне.

— Вот, — достав из сумочки пакет с пирожками, вручила их подруге и с улыбкой наблюдала, как она принюхивается, рассматривает содержимое, а потом, как бутон, расцветает вновь.

— Спасибо! Это то, что мне надо! Он же… мы целый день ничего не ели… И если его увезут… — Порывисто обняв меня, подруга поспешила на улицу, к еще не отъехавшей скорой помощи, выкрикнув на ходу: — Люблю тебя!

Она красной птицей выскочила из здания. А я наблюдала за ней через огромные окна и видела, как она переговаривается с врачами, что-то отвечает на замечание Корнева, все-таки усаживается в машину неотложки и уезжает.

— А это последнее заявление… — задумчиво протянул Степан. — Это она вам говорила или тому, кого не раз потоптала?

— Конечно мне! — заявила я гордо. — А Корневу еще предстоит постараться, чтобы заслужить такие чувства с ее стороны!

— Хм, — качнул головой мужчина, — а вот это сомнительно…

— Что именно?

— То, что он будет стараться. Вы бы предупредили подругу, а то вдруг она всерьез увлечется, а он… — Чтобы смягчить признание, охранник протянул мне утешительную конфетку. — Ему, говорят, мужчины нравятся, а не женщины. Даже такие необычные, как ваша подруга. Так что…

— Спасибо, — поблагодарив охранника, я бросила в сумочку предложенную им конфету и вышла из здания.

Поймав попутку, доехала до магазина у нашего дома и купила еще килограмм конфет, шоколадных, вкусных и разных. Потому что одной конфетой такие новости не заешь.

 

Глава № 24

За мыслями: говорить ли подруге о возможных сбоях в сексуальной ориентации стилиста, я выпила несколько чашек кофе и съела минимум сто граммов шоколадных конфет.

Конечно, перед сном без всего этого можно было и обойтись. С другой стороны, если бы не кофе и сладости, я, пожалуй, уснула бы, не дождавшись, когда Лариса вернется. И даже Мурзик, то и дело громко завывающий оттого, что за ним по двору гоняются дети, мне бы не помешал.

Наглый кот. Просто наглый отъевшийся кот. Так кричал, увидев меня сегодня, так возмущенно сверкал глазами, сидя перед подъездом, что пришлось вернуться в магазин и купить для него угощение. «Ничего, — думала я, наблюдая за тем, как он мятежно перебегает из одного своего логова к другому, — ничего, после такого плотного ужина ему полезно подвигаться». К тому же дети хотели его просто погладить, потискать, а он строил из себя пушистого недотрогу.

Впрочем, не такого уж и пушистого: то ли он стал проигрывать в уличных драках с другими котами, то ли просто линять.

К подъезду подъехало такси, и из него, сверкая улыбкой, выпорхнула Лариса. Наблюдая за ней, я сразу поняла, что что-то не так. Во-первых, она никогда не демонстрировала зубы без повода, а здесь даже с балкона четвертого этажа их можно было с легкостью пересчитать. Во-вторых, она не обратила на бабушек на лавочках никакого внимания. И на их удивленный лепет о невежливости и неблагодарности, который понесся ей вслед.

— Привет, подруга! — раздался в квартире радостный крик, потом послышались шаги, и вскоре Лариса заглянула в мою комнату. — Ну как ты? Скучала без меня? Ого, теперь вижу, что нет. Конфеты… ух ты!

Нырнув рукой в вазочку, она лишила одну из конфет обертки и бросила в рот.

— Это все, что у нас будет на ужин? — спросила подруга, посмеиваясь.

— Нет. Еще будет твой откровенный рассказ, что случилось.

— А что случилось? — попыталась она заупрямиться, и даже легко рассмеялась, а потом наткнулась на мой взгляд, поняла, что притвориться не вышло, и устало плюхнулась в кресло. — Ничего не случилось, Ев… Ничего особенного, просто…

Она взяла паузу на раздумья, и я не торопила ее. Терпеливо ждала, пока исчезнет вторая конфета, третья. На четвертой Лариса успокоилась, отложила в сторону и конфеты, и пустые обертки, и с горячностью выпалила:

— Гей он!

— Все-таки? — хмыкнула я.

— Это его недовольство, этот взгляд… — вспыхнула возмущением подруга. — Я тряслась с ним в карете скорой помощи, я все рытвины и ухабы пересчитала, а он… Ева, если бы ты только видела его взгляд, когда я достала пирожки! Он смотрел так… так, что…

Потупив глаза, она тяжело выдохнула, а потом чуть слышно продолжила:

— И если бы только взгляд, он… Я хотела отдать их ему, а он подумал, что я собираюсь есть, и… Меня давно так не унижали… Мужчины так себя не ведут, а он…

— Так то мужчины! — справедливо заметила я.

— А он что?.. — Перестав рассматривать ламинат, Лариса перевела взгляд на меня, нахмурилась, припоминая мои слова, и ахнула: — Он что, действительно гей?!

— Так говорят, — я пожала плечами. — Возможно, на самом деле это не так.

— Нет уж, я верю! — с готовностью поддержала слухи подруга. — И это отлично! Просто прекрасно! Теперь нам, как и раньше, станет проще общаться, а то… Мне кажется, он начал думать, что поразил меня в самое сердце. А я начала думать, что тоже ему понравилась, и получилась полная ерунда! Теперь все будет в порядке! Я даже снова хочу на работу!

— Хотела бы я сказать то же самое, — буркнула я, но подруга уже не слышала.

Напевая нечто радостное, она поспешила уйти и переодеться, чтобы наконец приступить к долгожданному ужину.

— Такое открытие, н-да… Люблю тебя! — донеслось уже из ее комнаты.

— С учетом, что это открытие Степана, любишь ты отнюдь не меня, — проворчала я, но этого она также не слышала.

На кухне уже включилась микроволновка, запахло горячими бутербродами с колбасой и разогретыми пирожками, но я от приглашения отведать их отказалась. На душе было волнительно, неспокойно. Я никак не могла найти себе места.

Выйдя на балкон, я окинула взглядом вечереющий двор, а услышав звук самолета, взглянула на небо. И вдруг мелькнула мысль, что если бы Ковальских принял меня на работу, я бы сейчас была в Лондоне вместе с ним. И были бы у меня не скучные наборы документов, а переговоры. И распоряжения отдавала бы не вежливая Лера, а надменный…

— Тьфу-тьфу! — поспешно сплюнула я.

Так частенько делала Лариса, и обычно ей помогало. У меня еще мелькнули мысли перекреститься, чтобы, скажем так, перестраховаться от нелепых случайностей, но я посчитала это смешным и делать не стала.

А зря.

На то они и нелепые случайности, что, несмотря на свою нелепость и невозможность, все же случаются…

Мне стоило насторожиться еще с утра, когда при взгляде на бизнес-центр ускорилось сердце. Но я уверенно вошла в здание, обменялась приветствиями с охранниками, села в лифт под изумленными взглядами — в общем-то, все как обычно. Выйдя на последнем этаже, замедлилась: почему-то дальше идти не хотелось. Сделав над собой усилие, направилась к кабинету, мысленно вздыхая и сожалея, что не лечу на всех парах, не горю нетерпением, как Лариса. Сегодня я еще только просыпалась, а она уже побежала на работу: ранние съемки, фотограф просил не опаздывать, батут заменили, стилиста перевязали и отпустили… Словом, у нее действительно не было причин долго спать.

Я же рассчитала минута в минуту, чтобы четко: от звонка до звонка, без ненужного фанатизма.

Если бы стояла в очереди к лифтам, я бы, пожалуй, опоздала, как и мужчина, промчавшийся мимо меня к кабинету, а так…

— Простите, — извинился он, задев меня по пути.

Сделав еще несколько шагов в быстром темпе, неожиданно остановился и обернулся.

— А вы новенькая, — осмотрев меня, выдал уверенно.

— Точно, — не стала я отпираться.

Внимательный взгляд мужчины меня не смущал: я знала, что моя розовая юбка хоть и обтягивает, но не вызывающе, и что декольте блузы не приглашает, а интригует. А босоножки на высоком каблуке делают походку плавной и красивой, вопреки былым уверениям директоров модельных агентств. К тому же внимание симпатичного мужчины априори не могло раздражать.

— Вы из какого отдела? — поинтересовался он. — Не из нашего, аналитического, это точно.

— Точно, — поддакнула я с улыбкой.

— Подскажете или устроите квест-проверку? — В глазах мужчины зажегся охотничий интерес. — У нас сейчас на работе полный аврал, но в обед и сразу после шести я совершенно свободен…

— Занятно, — я даже вздрогнула, услышав за своей спиной знакомый голос, пронизанный стужей. — Если у вас есть свободное время и в обед, и сразу после шести, разве можно сказать, что у вас в отделе аврал? Или вы оперируете терминами, о которых не имеете ни малейшего понятия? Так это легко исправить.

Медленно повернув голову, я, не веря своим глазам, уставилась на Матеуша. Да, слух меня не подвел, это действительно был Ковальских! В белой рубашке с закатанными рукавами, в кирпичного цвета брюках, облегающих длинные и ровные ноги, с массивным ремнем со сверкающей бляхой, которая на добрых пару минут завладела моим вниманием…

Он стоял всего в шаге от меня и сверлил взглядом мужчину, который заговорил со мной. А тот как-то сразу съежился, поник и теперь растерянно оглядывался назад, ища пути к отступлению. Ему надо было всего лишь развернуться и сделать несколько шагов — я вчера рассмотрела, где находится их отдел аналитики, но он даже не двинулся с места. Стоял, опустив руки, затравленным кроликом смотрел на Ковальских и молчал. А когда Матеуш заговорил снова, неловко дернулся, словно выныривая из сугроба, в который его окунули.

— Вы хотели, чтобы вам устроили квест-проверку? Я пойду вам навстречу и организую ее. Не знаю, правда, будет ли благодарен вам ваш отдел… — Ковальских неопределенно повел рукой в воздухе. — Но обещаю: у вас, у вас лично, появится более интересное занятие, чем пытаться соблазнить моего секретаря.

Мужчина бросил на меня затравленный и одновременно обиженный взгляд: мол, что, сразу сказать не могла?!

Я же…

Скрестив руки на груди, медленно выдохнула и развернулась к Ковальских. Он задолжал мне как минимум одно объяснение, и я намеревалась получить его здесь и сейчас!

— Свободен, — бросил Матеуш бедняге, и того словно ветром сдуло.

— Вы… — начала я возмущенно.

И замолчала, когда мужчина протянул ко мне руку и… небрежно, так, будто делал это не раз, застегнул одну пуговичку на моей блузе. А следом вторую.

— Полагаю, — обронил он, — это более подходящий вид для секретаря.

— Полагаю, — огрызнулась я, — это не ваше дело.

— Ну почему же?

— Хотя бы потому, что то, что вы сказали этому запуганному мужчине — ложь. Я — не ваш секретарь.

— Ох, Ева-Ева, — несмотря на мою гневную отповедь, Ковальских выглядел на удивление довольным. — Тебе еще только предстоит узнать, что я никогда не лгу в мелочах. По крупному могу, это бывает любопытно, а так…

Усмехнувшись, он двинулся прочь по коридору, а я…

— Почему вы не в командировке?! — крикнула ему вслед.

— Разберемся с этим, когда ты все же появишься на рабочем месте, — ответил он на ходу.

Едва не танцуя от какой-то только ему известной радостной новости, мужчина скрылся за поворотом. Моя интуиция просто вопила, предупреждая, что все это не просто так, но… Логика уверяла, что деваться некуда. И я пошла следом за Ковальских. По пути надеялась, что это совпало так, что наши дорожки пересеклись лишь на пару минут, но…

Войдя в свою приемную и увидев там Матеуша, подпирающего подоконник, поняла, что, увы и ах… И что зря я вчера не перекрестилась. Особенно ясно это стало после того, как Ковальских перешел к обещанным пояснениям.

— В командировку я не отправился из-за тебя. Ты так долго заполняла необходимые документы, что самолет успел улететь. Это первое. — Зеленые глаза мужчины заискрились смехом, но голос по-прежнему звучал совершенно спокойно и сухо, без малейших эмоций. — Теперь перейду ко второму. Этот момент тоже важен и тоже печален для одного из нас. Я не лгал, Ева: ты — мой секретарь. Мой. Личный. Как минимум на сегодня. И это не обсуждается. Это приказ. И пожалуйста, не трать время на ненужные споры: у тебя сегодня много работы, а ты и так опоздала.

 

Глава № 25

Заявление Ковальских вызвало целую бурю сильных эмоций, и тон… Этот его холодный тон…

Пожалуй, тон его раздражал куда больше, чем сказанное.

А еще откровенно смеющийся взгляд — он снова ждал, когда я сорвусь, предвкушал это, намеренно провоцировал. А мне ужасно не хотелось доставлять ему этой радости. Мысленно я усаживала его в лодку с дыркой на дне, делала подножку, когда он проносился мимо, закапывала в песок, когда он лежал на пляже, и прощально махала рукой. В реальности…

— Об этом приказе знает мой непосредственный руководитель? — минуя Ковальских, заняла свое кресло.

— Естественно.

— Приказ оформлен документально?

— В устной форме, — последовал ответ после секундной заминки. — Для внутреннего распорядка этого достаточно.

Включив компьютер, я просмотрела пустую почту, окинула взглядом пустующий стол и развернулась в кресле к мужчине.

— Какие будут распоряжения?

— Что, вот так? — недоверчиво хмыкнул он, пытливо всматриваясь в меня. — Не будет ни малейшего сопротивления?

— А смысл?

— Вчера ты его находила…

— Вчера я еще была не оформлена. Это первое.

— А второе? — в глазах мужчины мелькнул интерес.

— Устная форма приказа и ваши слова указывают на то, что это краткосрочное испытание. Радостью не пылаю, но признаю, что мне интересно попробовать. И потом, вы сказали, что будет много работы…

— Бешеный ритм, — внес поправку Ковальских.

— Отлично. Я бы хотела провести этот день в вашем ритме!

— Ох, Ева-Ева… — на губах мужчины появилась предвкушающая улыбка, он задумчиво склонил голову набок, всматриваясь в меня, и отрицательно качнул головой. — Целый день в моем ритме ты пока не осилишь.

— Ну… — я немного расстроилась, но постаралась не показать этого. — А если с перерывом на легкий обед?

— Даже если с перерывом на плотный ужин.

Зеленые глаза мужчины заискрились весельем, казалось: он едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. И не сказать нечто такое, что мне не понравится, точно не понравится, определенно…

— Разговор про обед напомнил мне об одном важном деле, — оставив в покое и меня, и подоконник, Ковальских направился к двери. — Поскучай пока.

— Это можно принимать за первое распоряжение?

— Как угодно, — парировал он. — Но я бы принял за компенсацию того, что ты сегодня работаешь без обеда.

— А я-то чем провинилась?!

— Я мог бы солгать, что это тот самый бешеный ритм, на который ты напросилась… — Ковальских наградил меня пристальным взглядом. — Но скажу правду, а заодно дам совет. Пока ты работаешь под моим началом, одевайся скромнее.

— То есть, сегодня? — придя в себя, уточнила сроки странного приказания.

— Ева-Ева… — укоризненно покачал головой Ковальских. — Ты находишься в подчинении у Валерии Витольдовны. А Валерия Витольдовна находится в подчинении у меня. По-моему, довольно легко понять, что даже если ты перестанешь быть моим личным секретарем, ты все равно останешься под моим началом. Так что… с одеждой все равно придется что-то решать.

— Что именно?! — начала я кипятиться. — Зашить все разрезы и декольте?!

— Если есть талант белошвейки и лишнее время… — начал он фантазировать, а потом нырнул взглядом в вырез на моей блузе, подумал и выдал: — В сети наших бутиков продают хорошие шарфики. Разноцветные. Их можно комбинировать. И менять.

— Спасибо, — застегнув еще одну пуговичку, вывела мужчину из транса. — Если этой зимой будет холодно, я обязательно вспомню о вашем совете.

— А до тех пор? — с едва различимым вздохом разочарования поинтересовался Ковальских.

— А до тех пор буду зашивать то, что есть.

— Что ж, завтра я обязательно посмотрю…

— Увы, ручная работа так быстро не делается.

— Хорошо. Послезавтра.

— Снова вынуждена разочаровать: я еще только открываю в себе талант белошвейки…

— Итак, твои предложения? — скрестив на груди руки, поинтересовался Ковальских. — Только так, чтобы я не нервничал и увидел, что все в порядке…

— Сегодня принять все, как есть, и… До конца лета больше не видеться.

— А потом ты уволишься… — проявил он осведомленность.

— И у вас не останется повода нервничать, — поддакнула я.

— Отличное предложение! — Ковальских неожиданно рассмеялся, приблизился к моему столу и, немного склонившись, заглянул мне в глаза. — Но тебе также придется усвоить, Ева, что я всегда поступаю по-своему. И, пусть я понервничаю, ладно, переживу, но всё у нас будет…

— Что будет? — пискнула я.

И то удивительно, как смогла хоть что-то спросить — мой язык буквально немел под темнеющим взглядом Матеуша. А перед глазами уже проносились картинки, как мы с ним… как он и я…

Ужас какой-то! Да я никогда! Не с ним! А если бы даже и решилась на нечто вроде интрижки, то обговорив все условия, чтобы он даже не думал, что…

Усмехнувшись, Ковальских отошел от стола, позволив мне снова нормально дышать, но у двери обернулся и выбил весь воздух из легких.

— Всё будет! И только по-моему!

Сказав это, он вышел за дверь. Судя по звуку шагов, направился дальше по коридору. И судя по коварной ухмылке, которую я успела увидеть, он целенаправленно двигался к аналитическому отделу.

А я сидела в растрепанных чувствах и пыталась себя убедить, что все не так поняла, что он совсем не имел в виду, что мы однажды окажемся в одной и той же постели…

Лгать себе получалось скверно. Надеяться на то, что Ковальских — гей, тоже не приходилось. С учетом его засосов, также не стоило рассчитывать, что он человек занятой и на простые человеческие радости у него не хватает времени. Оставалось идти от обратного и полагаться исключительно на то, что у него в этих радостях такое разнообразие, что до меня просто очередь не дойдет.

Очередь… ну да, это как раз про меня… Но все это уже когда-то случалось, и повторения я не хотела…

Не желала больше быть ни в очереди, ни очередной, до которой наконец дошли руки…

Пока мне очень нравилось быть одной, свободной от отношений. И да, как и Ковальских, я крайне не любила нервничать. По крайней мере, из-за мужчины.

Да и пустое все это.

Померещилось.

Ему просто нравится меня дразнить. Это и так очевидно, а еще…

Подвинув к себе поближе клавиатуру, я забила в поисковик вопрос с рейсами в Лондон. Ну что сказать? Примерно так я и думала…

К моменту появления Матеуша в офисе вчера утром, он уже безнадежно на рейс опоздал!

Но если бы командировка была действительно важной, он бы вылетел на одном из последующих. Их было не менее трех, так что выбор имелся. И потом, за те десять дней, на которые планировалась командировка, Ковальских бы вылетел даже в том случае, если предпочитал исключительно ранние рейсы.

Значит, у него по каким-то причинам поменялись планы, и все. А его намеки в отношении меня — это действительно просто игра, развлечение скучающего бизнесмена. Ну что ж, отлично. Это меня устраивает.

— Ева, — заглянув в кабинет и заметив мою улыбку, Ковальских забавно дернул бровями.

— Да? — откликнулась я с готовностью хорошего секретаря и мгновенно увидела, что он расслабился.

— Мы выезжаем.

— С собой что-то брать?

— Улыбку. Вот эту, дежурную. И все. Даже сумочка будет лишней, — заметив, что я потянулась к ней, обронил Матеуш. — Хотя… Нет, бери.

— Как скажете, босс.

Он придержал дверь, а я, выйдя из кабинета, направилась к лифтам.

— Черт, она какая-то маленькая, — послышалось сзади тихое возмущение Ковальских. — Ни черта она не прикрывает!

Резко обернувшись, уже собиралась сказать, что меня моя сумочка очень даже устраивает. Но рассмеялась, заметив, что Ковальских сунул руку в карман брюк, выудил оттуда галстук-бабочку и, с возмущением рассмотрев ее, подумывает: надеть или нет.

— Бабочка хоть и маленькая, — меня словно черти дергали за язык, и промолчать я не могла, — но прикрыть ваши засосы вполне сумеет.

— К черту все! — резким движением руки Ковальских отправил бабочку в непродолжительный полет по офисному коридору и догнал меня у лифтов.

— Тоже вариант, — заметила я. — Раньше, помнится, считалось, что мужчин украшают шрамы… Но времена изменились — претерпели изменения и украшения…

— Если ты продолжишь в этом же духе… — с мягкой улыбкой навис надо мной Ковальских.

Двери лифта открылись. Пожав плечами на невысказанную угрозу, вошла внутрь. Следом шагнул Матеуш. Кабинка уже закрывалась, когда я услышала пораженный шепот у соседнего лифта.

— Надо же, на этот раз не одна едет, а с боссом! И как еще захватила его с собой? Судя по взгляду, могла и одна уехать… как всегда…

— Может, ей кто-то наконец объяснил, что этот лифт исключительно для руководителей высшего ранга?

— И про крупный штраф? Да уж, наверное. Впрочем, она уже столько наездила, что этот месяц точно работает в долг!

Дверь лифта закрылась. Кабинка медленно двинулась вниз. А я уставилась на ухмыляющегося Ковальских.

— Штраф?!

— Этот раз не считается, — осчастливил он. — На этот раз ты ведь захватила и босса.

Ситуация была абсурдной до невозможности, и мне бы впору переживать, но я рассмеялась.

— У нас презумпция невиновности! — выходя из лифта, заявила Матеушу. — И я платить не собираюсь.

— Знаю, — улыбнулся он. — Хотя кому, Ева, как не тебе быть в курсе, что у нас по всему бизнес-центру установлены камеры, и значит, доказательства есть. И еще, то, что тебе тоже наверняка очень знакомо: незнание законов от ответственности не освобождает.

— Настало время пригласить моего адвоката?

— Если ты намекаешь на свою боевую подругу, то нет. Как я понял, тебе не понравились мои украшения на шее — так что не будем экспериментировать еще и с моим лицом.

— При чем здесь я? Мне нет никакого дела… — обернувшись, едва не столкнулась с Ковальских.

Оказывается, все это время он шел едва не впритык ко мне. Да и сейчас отодвигаться не собирался, что явно указывало на неслучайность!

— И что это значит? — вскинулась я. — Почему вы так близко ко мне?

— Разве не ясно?

Заметив, что, проходя мимо, какой-то мужчина пялится на мою грудь, Ковальских сделал шажок в сторону и одновременно как-то умудрился стать еще ближе.

— Тогда поясняю наглядно, — протянув руку, Матеуш наглухо застегнул последнюю пуговичку на моей блузе. — Пока белошвейка только открывает в себе таланты, я подрабатываю у нее подмастерьем.

У меня не было слов. Да и вряд ли бы я смогла говорить: смех душил, и я ему поддалась.

— Пойдем, Ева-Ева, — улыбнулся в ответ Ковальских, и ему было достаточно прикоснуться к моей спине, чтобы я перестала хохотать и бросилась к выходу.

Слишком горячо, слишком… интимно…

И только когда мы уже сели в его машину и куда-то поехали, я расслабилась, а потом…

Взглянув на спутника, поняла, что… бабочка… Действительно, какая, к черту, бабочка, если он одет в джинсы и мокасины, а на рубашке небрежно закатаны рукава?!

Он просто пялился на мои ноги!

И злился, что моя сумочка слишком маленькая, а разрез на юбке, наоборот, слишком большой и позволяет пялиться на мои ноги не ему одному!

 

Глава № 26

Несмотря на приличные габариты, джип Матеуша уверенно маневрировал в потоке машин. Отчасти благодаря таланту водителя и хорошему знанию города, отчасти благодаря страху других водителей задеть эту махину. Тут действительно, если что, не расплатишься…

Но, странно, вопреки тому, что я понятия не имела, куда мы едем, у меня никаких опасений не было. Я успокоилась и посматривала то на дорогу, где за окном мелькала река, то на Ковальских, привычно управляющего черным совершенством, то, — стыдно признаться, — на ремень его брюк.

Не знаю почему, но мой взгляд, как магнитом притягивался. И понимала, что неприлично, а украдкой посматривала, и краснела, и все равно…

Стало жарко, я потеребила ворот блузы и хотела расстегнуть хоть одну пуговичку, но почувствовала, как в машине заметно похолодало. Через минуту я уже мечтала о пледе и о том, чтобы на моей юбке все-таки был поменьше разрез.

— Не стучи зубами — это меня отвлекает, — в машине снова восстановилась нормальная температура, а мне протянули небольшой термос. — Кофе.

— Вместо обеда?

— Кстати… — открыв бардачок, Ковальских выудил пакет с еще теплыми пирожками. — Давай перекусим, потому что потом на это не будет времени.

— А на что будет?

Вскрыв пакет с пирожками, я с удовольствием вдохнула их запах, поняла, что действительно голодна и принялась действовать. В чашку от термоса налила кофе и отдала Матеушу, достав из своей сумочки набор бумажных салфеток, обернула один пирожок и, дождавшись, когда мужчина сделает несколько глотков, протянула ему. Приняла от него чашку, подержала, пока он съест пирожок, снова вернула чашку, дождалась, когда он допьет, убрала и ее, и салфетку.

— Еще?

— Только пирожок.

Подав следующий и убедившись, что теперь он вполне справляется сам, налила себе кофе, взяла пирожок и откусила.

— Божественно, — протянула со стоном.

— Согласен, — усмехнулся мужчина, расправляясь со вторым пирожком. — Если бы не Ирина Матвеевна, и я, и мой отец весили бы килограмм на десять поменьше.

— Не представляю… — я невольно бросила на него оценивающий взгляд. — Вам и так хорошо.

И немедленно покраснела под ответным взглядом мужчины.

— Тебе тоже. Но имей в виду: похоже, Ирина Матвеевна решила взять тебя под опеку.

— Это зря, — рассмеялась я. — Мне поправляться нельзя.

— Почему?

— Так… — недоуменно взглянув на него, я пожала плечами. — Мечты…

Я постаралась удержать разочарованный вздох — еще один человек из мира моды знает о моих желаниях, точно знает, ведь я не просто так приходила на кастинг, и не видит во мне модели. Впрочем, он и секретаря во мне тоже не видел, и тем не менее, с помощью шантажа вынудил на себя поработать.

Допив кофе, я все убрала, откинулась на спинку кресла и отвернулась к окну. Позади нас оставались берега реки, бетонные столбы, серые полосы моста, а мы все куда-то неслись. Хотела снова спросить куда, но накатила тоска. Какая разница — куда едем? Да и полагалось ли мне это знать? Я — секретарь. Простой секретарь. Главное, что мы спешим не в постель босса, а остальное…

Все остальное пережить можно. Лето закончится, и я буду свободна. А Прохор, если все пройдет хорошо, снова сможет ходить…

Ужасно хотелось проведать мальчика, но раз папа сказал, что пока нельзя, значит… Ничего, за ним присмотрят, к операции вот готовят, так что не зря все, не зря…

Заметив за окном аэропорт, даже не встрепенулась. Просто поняла, что это наш пункт назначения. Вышла из машины, когда она остановилась, и спокойно встретила взгляд хмурого босса.

— У тебя есть какие-либо вопросы? — подойдя ко мне, поинтересовался он сухо.

— Да. Один. Что у вас в кармане делала «бабочка»?

— Крылья грела, — съязвил он. — Еще вопрос будет?

— Так и хочется уточнить, чем именно грела… — пробормотала я. — Но вы босс, с вами о неприличном нельзя, поэтому… Как она туда залетела?

— Ослепла от вида того, чем крылышки грела.

— Все так страшно?

— Все чересчур соблазнительно, — отрезал Ковальских. — Может, ты поинтересуешься, что мы делаем в аэропорту?

— Ни у вас, ни у меня нет ни билетов, ни чемоданов. Судя по всему, мы с вами кого-то встречаем. И так как не спешим, или самолет не приземлился, или персона не сильно важна. Нет, — уточнила, подумав, — скорее всего, первый вариант: самолет еще не приземлился. Иначе вы бы не поехали встречать лично.

— И вдобавок со своим личным секретарем, — поддакнул Ковальских. — Правильно, пара минут у нас еще есть, поэтому, Ева…

Он сделал шаг вперед, едва не вклиниваясь коленом между моих ног. Я откинула длинные волосы назад — и без того жарко сегодня, и подняла голову вверх, смело глядя ему в глаза.

— Я — босс, ты права, — он приподнял пальцами мое лицо и немного склонился сам, обдавая ровным дыханием. — Но я еще и мужчина. Поэтому когда тебе хочется коснуться интимной темы, даже когда у тебя просто мелькают такие мысли… Просто учитывай, что я тоже делаю те вещи, которые маленьким девочкам могут показаться неприличными.

— Я знаю. Как и многие в офисе, я видела ваши засосы!

— Особенно, — добавил он холодно, — если эти девочки меня провоцируют.

— Я даже не думала! Факты! Только факты и ничего, кроме фактов!

— И еще, — взяв за руку, он заставил меня подойти к багажнику, открыл его и позволил посмотреть на два чемодана. Заметив мой ошарашенный взгляд, уточнил: — Другие вопросы имеются?

— Да, — я провела рукой по синему чемодану. — Это мой или просто сильно похож на него?

Смех Матеуша стал ответом.

— Пойдем, — закрыв багажник, он направился к зданию аэропорта.

Сделав вид, что мне срочно что-то понадобилось в сумочке, я высвободила руку из его ладони, посмотрелась в зеркало, поправила волосы и пошла следом за боссом. Босс был не очень доволен — то ли тем, что я предпочла идти одна, то ли тем, что тратила время на самолюбование, то ли тем, что прихорашивалась перед встречей с мужчиной.

А мы действительно встречали мужчину. Итальянца. И пока этот итальянец стоял в десяти метрах от нас и тщетно трезвонил на мобильный Матеуша, тот игонорировал телефон и коротко инструктировал меня. Итак, иностранца звали Марко, он представитель итальянских бизнес-партнеров «Синергии Лайт», летел совсем в другой город, но решил, раз это одна страна, сделать пересадку и нанести визит вежливости. Гость очень хотел просмотреть какие-то цеха, своими глазами увидеть новинки и услышать, как «Синергия Лайт» собирается позиционировать новые продукты на итальянском рынке.

— Я нужна в качестве переводчика? — поинтересовалась после того, как Матеуш сжалился над иностранцем и решил принять вызов.

— Да. Английского он не знает. Придется говорить на его родном языке.

— Странно, — пробормотала я.

Но Ковальских уже ответил на вызов и махнул иностранцу рукой, подтверждая, что да, не зря он смотрел на нас последние минут пять. Мужчина двинулся к нам со счастливой улыбкой, а я напряглась. Не потому, что он так широко улыбался — это в принципе иностранцам присуще, а потому что к мимолетным подозрениям подключилась и моя интуиция.

Я вежливо представила друг другу мужчин, объяснила, что я — секретарь-переводчик и уточнила: не нужно ли купить заранее билеты, пока мы в аэропорту. Я переводила ленивый рассказ Матеуша о городе, когда мы сели в машину, и наблюдала за Марко. И чем настырней я пыталась разобраться, что именно мне в нем так не понравилось, тем отчетливей понимала, что я путаюсь, и очевидных причин для такого негативного отношения нет, но интуиция права сто процентов.

Что-то с этим Марко не так.

Но вот что?

Итальянец вежливо улыбался, с интересом слушал рассказ Матеуша о городских улицах, по которым мы проезжали, всего несколько раз напомнил о цели своего визита, но не расстроился, когда ему сказали, что все будет, но чуточку позже. Мол, у нас такие традиции, что сначала гостя надо накормить, дать ему отойти от дороги, а уж потом…

Марко просил перевести, что не устал и готов к встрече по их традициям — то есть, начать непосредственно с дела. Но Матеуша оказалось трудно переубедить. Он просто настаивал на гостеприимстве, говорил, что иначе руководство ему не простит или даже уволит. После этого я стала присматриваться уже не только к итальянцу, но и к своему боссу, и тоже отметила некие странности.

Во-первых, он был излишне любезен, как будто встречал не простого сотрудника, а президента компании. Во-вторых, в качестве экскурсовода нес полную чушь. А, в-третьих, это его упоминание… Да кто бы его уволил?!

Но итальянец это пояснение проглотил и, кажется, набрался терпения ждать. А вот Матеуш, отметив такую реакцию, начал потихонечку закипать. В какой-то момент ему, видимо, понадобилась передышка, и он остановил машину под предлогом интересного памятника, который просто необходимо увидеть! И без осмотра которого ты в нашем городе, можно сказать, и не был!

— О, конечно! — воодушевился итальянец и, выйдя из авто, начал с энтузиазмом крутить головой.

— Ева, — Матеушу было достаточно взглянуть на меня, чтобы я перестала недоуменно его рассматривать и, подхватив итальянца под руку, повела его к скульптуре огромного ежика.

Ежик сидел на пеньке с открытым ртом и прижимал к себе узелок. Итальянец справедливо поинтересовался, и чем же этот зверек так знаменит, что мы даже остановились, хотя у нас много дел, и я…

В общем-то, даже человеку, который смотрел знаменитый советский мультфильм «Ежик в тумане» бывает трудно сообразить, к чему там все было, и что в тумане делала белая лошадь. А уж тому, кто об этом мультике даже не слышал…

Прежде чем начать говорить, я бросила взгляд на Матеуша — тот тщетно пытался к кому-то дозвониться, потом с кем-то о чем-то переговаривался, и делал это тихо, чтобы его не было слышно. А еще он то крутился возле нас, то отходил в сторону, то есть, его звонки были важны, но он не хотел показать этого итальянцу. Так что пришлось припомнить все, что я знала о героях мультфильма и о создателях, а потом, давая Матеушу время, прибегнуть к фантазии. Ну что сказать? Через пятнадцать минут с открытым нараспашку ртом на этот мир ежик смотрел уже не один.

— Божественно, — целуя мою руку, похвалил итальянец.

И благоговейно взглянул на колючего зверька, который, несмотря ни на что, остался верен своим друзьям. Даже тонул ради них! А ведь река была холодна, а вокруг такой жуткий туман, в котором с черными иголками легко затеряться…

— Обязательно посмотрю это великое произведение, когда вернусь на родину! — загорелся он.

Ну, здесь мне стыдно не было. Этот мультик был признан мультиком всех времен и народов — так почему бы и иностранцу не просветиться? А если ничего не поймет, так это трудности перевода.

— Великолепный рассказ, — итальянец снова потянулся к моей руке с поцелуями, но ее ловко перехватил Ковальских.

Быстрый взгляд — не возражаю ли? И после моего облегченного выдоха, моя рука заняла удобные позиции на предплечье Матеуша.

— О! — рассмеялся итальянец. — Я сразу не понял. Простите, если бы я знал, что Ева — не только ваш личный помощник… Ева, пожалуйста, переведите ему… Скажите, что я бы никогда не ступил на его территорию…

Конечно, я не стала ничего говорить. Просто пожала плечами, стараясь спрятать эмоции и не краснеть от досады. Но Матеуш заметил и, видимо, догадался. А еще неожиданно разозлился. Шагнув к иностранцу, он навис над ним и с улыбкой, и очень вежливым тоном, поставил в известность:

— Ужасно хочется проредить тебе зубы. Если ты дашь мне еще хоть один маленький повод, я не откажу себе в удовольствии.

— Перевести? — с готовностью вызвалась я.

— Нет, — Матеуш отошел от итальянца с прежней улыбкой. — Мне кажется, он меня понял.

И вот действительно, то ли итальянец догадался по взгляду Ковальских, то ли почувствовал возникшее вдруг напряжение, то ли сообразил, что повел себя некрасиво, но стал вести себя вежливо и почтительно, как до этого.

Но веяло от всего этого не сожалением и принятием факта, а осторожностью.

Он затаился.

Но было поздно.

 

Глава № 27

Возможно, итальянец и сообразил бы, что провалился, но Ковальских не дал ему шанса задуматься.

— А вот это здание… — он вынудил гостя развернуться и посмотреть на самый обычный дом. — У него такая интересная история… Ева, будь добра, расскажи.

Взглянув на здание с не меньшим удивлением, чем иностранец, я мысленно прикинула: что могу сочинить на ходу. Дом был серым, невзрачным, люди из него выходили унылыми, так что подходящая идея нашлась за пару секунд.

— Рассказывать все, что знаю? — уточнила у босса.

— Да, конечно, — кивнул тот важно. — Если ты сильно увлечешься, я дам это понять.

Собственно, все, что надо, я уже поняла: тянуть время столько, сколько понадобится. Не знаю зачем, но боссу виднее.

— Итак, Марко, в этом таинственном доме… — так начала я историю про двух влюбленных, которые, доведенные до отчаяния, когда-то сбросились с крыши этого здания.

А дальше я сама увлекалась, рассказывая о переживаниях молодых людей. Оба из неблагополучных семей, постоянно недоедали, да и носили то, что придется, они погибли, чтобы быть вместе. Люди считали, что они недостойны этого светлого чувства и пытались мешать. Молодые люди увидели единственный выход из этой ситуации, и спрыгнули с крыши, взявшись за руки. Казалось бы, они победили, возвысились над тем миром, который не принимал их, но…

Они все равно не смогли быть вместе. Самоубийц на тот свет не пускают. Более того, усугубляют их положение. Та жизнь казалась настолько тяжелой, что добровольно от нее отказались? А так ли она была тяжела? Проверим.

Раньше влюбленные хотя бы могли видеть друг друга, а теперь бродили двумя тенями. И невольно пугали жителей дома, потому что те замечали: или то пропадет, или это. Казалось бы, и ненужное вовсе, а странно… Кому такое могло понадобиться?

Тем, у кого этого не было. Влюбленные не хотели пугать, не хотели ничего брать чужого, они просто искали друг друга. А найти не могли. Потому что ее душа бродила лишь днем, а его — только ночью…

— Это что ж вы такое интересное рассказываете? — заинтересовался дедушка, проходивший мимо. — И на дом наш поглядываете, главное… Может, чего я не знаю? Чего интересного? Этот-то, не наш, заслушался прямо. Расскажите и мне, а?

Бросив взгляд на Ковальских, я заметила едва различимый кивок и, объяснив ситуацию Марко, рассказала все то же самое, но уже на русском.

— Но почему? — поразился Марко. — Они ведь спрыгнули одновременно! Оба!

— А, значит, оба отказались от дара, который был дан им свыше. И теперь оба за это расплачиваются, — пояснила я и ему, и дедушке.

— А дар — это жизнь? — поинтересовался иностранец.

— И любовь, — поддакнула я, опять же сначала на одном, потом на втором языке.

И вздрогнула, почувствовав, как на моей талии осваивается уверенная мужская рука. Только хотела немного сдвинуться в сторону, но…

— Точно! — к нам так стремительно направилась тучная женщина средних лет, что я невольно еще ближе придвинулась к обнимающему меня Ковальских.

— Теперь-то я понимаю, куда из моего холодильника колбаса пропадает! — она потрясла в воздухе массивной сумкой, груженой картошкой, и я порадовалась, что сделала правильный выбор, шагнув назад. — Я-то думала, что это мой бывший, и даже побила его. Мы-то с ним развелись, а живем в одной квартире — некуда ему деться, на улицу уходить не хочет, сидит себе дома за сторожа и… Я думала, что он сидит и ест колбасу из моего холодильника. Днем-то ничего, а вот ночью, когда я усну… А оно вона как! Не виноват, значит…

— Стыдись, Валентина, — пожурил ее дедушка, отходя к своим приятелям у другого подъезда. — Такого мужика довела. Сначала женила на себе, главное, потом бросила, теперь голодом моришь, эх…

Женщина покачала кудрявой головой и так тяжко вздохнула, что итальянец, на которого она подула, поправил обратно свою челку, возомнившую себя ирокезом.

— Ах, Толя, Толя… — пробормотала женщина, едва не рыдая и, обернувшись к дому, крикнула: — Толя, у меня к тебе разговор!

Она стремительно бросилась к дому, и не было никаких сомнений, что спешит она на второй этаж. Потому что именно на этом этаже после ее крика испуганно дернулся тюль, и мелькнула тень худенького мужчины, замученного обстоятельствами и, пожалуй, соседством.

Спустя секунду мужчина выскочил на балкон, нервно оглянулся, ища, куда бы бросить бутерброд с колбасой — съесть он уже не успевал, а сзади виднелось нашествие с сумкой. Тяжкий вздох бедолаги был слышен даже внизу, но когда двери балкона распахнулись под натиском женщины, бутерброд стремительно полетел вниз, а мужчина был чист, вне подозрений, и пустяк, что по-прежнему голоден.

— Толя, я знаю, что ты не виноват! — огорошила женщина бывшего мужа и, преодолев его попытку спрыгнуть от страха с балкона, обняла и прижала к себе. — Все, все, успокойся. Зря я на тебя наговаривала. Я знаю, что это не ты съедал колбасу!

Мужчина бросил взгляд вниз — он был в такой близости от провала… Но заметив, что колбасу подхватил дворовой кот, вытер скупую мужскую слезу умиления и с чистой совестью подтвердил:

— Не я! Но я ведь у тебя всегда единственный подозреваемый…

— Каюсь, грешна, — заворковала женщина и затянула его с балкона в квартиру. — Пойдем, я тебя борщом угощу. Я такой борщ наварила!

— И что? — спросил заинтересованно итальянец, когда колоритная пара скрылась из вида.

— Не знаю, как сложится у них дальше, — я с улыбкой взглянула на урчащего кота, пожирающего находку. — Но хотя бы у двоих и хотя бы сегодня будет все хорошо.

— А у наших влюбленных?

— И у них, — я с готовностью придумала хэппи-энд. — Если они поймут, где ошиблись…

— А они… — итальянец, вероятно, собирался засыпать меня вопросами, но вдруг замер, уставившись в одну точку.

Обернувшись, я не увидела ничего особенного — просто красивую девушку в облегающем и очень коротком платье. Таких девушек в городе тысячи. Впрочем, эта отличались тем, что шла целенаправленно к нам, смотрела только на итальянца и выглядела так, будто в него влюблена.

Не мудрено, что тот загорелся. Пригладил черную длинную челку, поправил ворот рубашки, сделал пару шагов, пытаясь заслонить собой Матеуша. Тот, конечно, мог бы составить ему конкуренцию — внешне он выигрывал сильно, но девушка его не волновала. Ни пока шла, виртуозно вырисовывая задом восьмерки, ни когда подошла и взглянула на нашу компанию.

— Мария, — представил блондинку Ковальских. — Рад, что ты смогла к нам присоединиться.

— О, как дева Мария! — вдохновился на комплименты девушке иностранный гость.

И пока я со слов Матеуша переводила, что это сотрудница нашей компании и что сегодня она будет для Марко гидом и спутницей, тот уже лобызал ее ручку.

— Какое непостоянство, да? — склонившись к моему уху, шепнул Ковальских.

— О, да! И как это радует, — шепнула ему в ответ.

Мы были слишком близко друг к другу, а когда я повернула голову, едва не соприкоснулись губами, но…

Ограничились вздохом… одним на двоих.

И оба сделали вид, что излишней близости не было.

— Теперь, когда у Марко есть спутница, я могу быть свободна? — кивнув на мило воркующую парочку, поинтересовалась у босса.

Парочка говорила на двух языках: он на итальянском, она — на русском, но понимали они друг друга без переводчика.

— С чего такой странный вывод? — рука Матеуша поднялась с талии на мою спину и сожалеюще отпустила. — Ты изначально была приглашена не в качестве спутницы итальянца.

— То есть, вы все-таки собираетесь показать ему цеха и новые разработки? И вам понадобится переводчик…

— Я определенно покажу ему кое-что новое, что сильно его удивит. И мне понадобится твоя компания.

— Компания… — фыркнула я.

А потом взглянула на Матеуша и увидела, что он смотрит на меня совершенно серьезно.

— То есть… — задумалась я.

— Нам пора, — взглянув на свой мобильный, Ковальских мягко подтолкнул меня к машине.

Марию уговаривать не пришлось — едва прозвучал звук отключения сигнализации, она уже впорхнула на заднее сиденье и призывно улыбнулась иностранцу, когда тот спешно усаживался рядом.

— А кем она работает в вашей компании? — спросила я у Матеуша.

— Колет орешки, — ухмыльнувшись, ответил тот. — Садись, Ева-Ева, а то твой невинный взгляд…

Ковальских открыл мне дверь — я села. Машина тронулась с места. На задних сиденьях то и дело смеялись. Я смотрела в окно на город, пытаясь отвлечься и не замечать этого. А потом поняла! Поняла, и…

— Матеуш… — повернув к нему голову, начала я.

И осеклась, когда сообразила, что я сказала. И кому я это сказала! И…

— Правильно, — подмигнув, усмехнулся тот. — Все правильно, Ева-Ева.

И вот как узнать: это его «правильно» относилось к тому, что я догадалась, кем работает Мария. Или к тому, что я случайно обратилась к нему по имени…

Я предпочла грешить на вариант номер один, но второй упрямо лез в голову. И когда мы приехали в боулинг-клуб, и когда играли компанией, и когда Ковальских делал вид, что ухаживает за мной. И особенно, когда иногда я ловила на себе его взгляды. В них тоже скрывался какой-то вопрос. И мне хотелось бы знать, какой именно, и в то же время, хотелось оставить все так, как сейчас.

Хотя бы так, как сейчас.

Потому что с каждой минутой, что мы были вместе, мы как-то сближались. Вопреки его дерзким ухмылкам. Вопреки его едким репликам. Вопреки тому, что мне не нужны отношения. И вопреки тому, что он — босс. Мой босс. С которым точно не будет легко. В любых отношениях.

— Расслабься, — подав мне бокал белого вина, ухмыльнулся Матеуш.

И вот эта его ухмылка…

И взгляд…

Мне кажется, он знал, догадывался, что со мной происходит. Видел сомнения, различал метания, с удовольствием следил за внутренним сопротивлением.

И просто ждал, когда я смирюсь, чтобы обернуть вокруг меня кольца питона.

— Расслабься, — повторил Ковальских, салютуя стаканом с минеральной водой. — Это надолго.

Вот опять он всего одной фразой поставил меня в тупик. Его слова относились только к вечеру или…

Но долго размышлять над этим мне не пришлось. Вскоре события закрутились так и сложились в такую причудливую спираль, что тут бы на ногах удержаться!

 

Глава № 28

Попав под обаяние Марии, итальянец не напоминал более о цели своего визита. После боулинга он с энтузиазмом поддержал идею посетить ресторан — еще бы, ведь блондинка пожаловалась, что голодна! И на странность самого ресторана он не обратил никакого внимания.

Или решил, что в нашей стране все такие — закрытые, где вход исключительно по карточкам с золотым тиснением, как предъявил Матеуш. С зоркими вооруженными охранниками при входе, с расползающейся в похотливой улыбке администраторшей, у которой из всей одежды я запомнила только черные чулки на подвязках. Ее юбка… Была ли у нее юбка? Понятия не имею.

Чулки, похотливая улыбка и губы, как две красные плюшки — вот и все, что я видела. И, видимо, рассматривала ее неприлично долго, потому что Ковальских, хмыкнув, взял меня за руку и повел вслед за итальянцем и Марией, уже затерявшимися в приятной полутьме заведения.

Приглушенный свет, чуть приоткрытые тяжелые шторы у комнат, мимо которых мы проходили. Бесшумные официанты, снующие с блюдами и испаряющиеся с глаз долой лишь по маху руки заказчика. Мужчины, вальяжно раскинувшиеся в креслах и наблюдающие за тем, как их спутницы смакуют вино, поправляют на своих бедрах подвязки, отбрасывают каблуки или медленно танцуют на столе, среди кальмаров и устриц.

Мария уверенно вела итальянца все дальше и дальше — и двигались они куда быстрее. Мы же с Ковальских шли медленно, и волей-неволей я задерживала взгляд на том, что видела в комнатах. И краснела, потому что это напоминало вуайеризм. И все равно невольно бросала взгляды, выхватывая детали.

Богатые, властные мужчины, их взгляды были пропитаны похотью и вседозволенностью, а еще утомленностью от того, что здесь все и всегда одинаково. Одинаково хорошо, как им хочется, и все-таки…

Женщины, которые были рядом, возбуждали только нижнюю часть. А сердце… душа…

Мужчины привыкли об этом не вспоминать, а женщин это не волновало.

Деньги.

Украшения.

Похоть.

Двери некоторых комнат были плотно закрыты — полагаю, там все выше перечисленное смешалось, переплелось и слилось так, как хотелось двум сторонам. А в некоторых комнатах шторы наоборот были распахнуты, приглашая случайных прохожих посмотреть или… присоединиться…

У одной комнаты я невольно остановилась, поразившись тому, как бесстрашно хрупкая девушка танцует на бедрах массивного лысого мужчины — я бы бежала прочь от одного его взгляда, но…

— Тебе нравятся брюнеты, — сжав сильнее мою ладонь, Ковальских ускорил шаг, уводя меня прочь.

И, несмотря на то, что я облегченно выдохнула, все равно справедливо заметила:

— Я никогда этого не говорила!

— Не надо говорить то, что и так очевидно, — отрезал Ковальских и демонстративно провел рукой по своим черным волосам.

Я рассмеялась, а он неожиданно остановился, прижал палец к моим губам и внимательно посмотрел в глаза.

— Не отходи от меня. Никуда.

Его тон меня испугал, и я попыталась списать все на шутку.

— Иначе меня похитят, затащат в одну из комнат с распахнутыми шторами и накажут?

— Иначе тебя похищу я. Спрячу в одной из комнат, двери которых закрыты. И да, накажу.

— Спасибо, — нервно буркнула я и попыталась развернуться, чтобы уйти. — Успокоил — так успокоил!

— Я же предупреждал: не отходить от меня, — напомнил Ковальских и сжал сильнее мою ладонь.

— Я не подписывалась ни на просмотр, ни на участие в порнофильмах!

— Если ты будешь при мне, ничего этого и не будет.

Пока я растерянно переваривала фразу «при мне», Ковальских повел меня дальше.

— Не бойся, — шепнул, остановившись у закрытой двери, распахнул ее и пропустил меня первой.

В принципе, бояться там действительно было нечего. Обычный ресторанный вип-кабинет, стол с уже приготовленными и ароматными блюдами, томящаяся в ведерке бутылка вина, молчаливый официант в костюме и даже с галстуком-бабочкой… Заметив эту деталь, я не удержалась и взглянула на стоящего сзади Ковальских.

— А…

— Не угадала, — хмыкнул тот и подвел меня к столу, за которым уже разместились итальянец с Марией.

Наш кабинет отличался от увиденных мною тем, что в нем были не массивные кресла для легкого разврата, а плетеные стулья. Я немного расслабилась. И снова слегка напряглась, когда Ковальских придвинул свой стул почти впритык к моему. Плетеные ручки соприкоснулись.

— Это чтобы точно не отходила? — съязвила я.

— На этот раз правильно, — спокойно ответил на выпад мужчина.

Далее у нас все так же было спокойно и мирно. Марко тайком тискал блондинку. Та смеялась, подливала ему вино, коньяк, водку, иногда путалась и все смешивала, слушала бормотание на итальянском и изредка посматривала на Ковальских. Тот по-прежнему цедил исключительно минеральную воду и играл роль хозяина, радующегося долгожданному гостю. Я потягивала вино и ела одна за всех — нервное, да и проголодалась. Официант молча стоял у стены. Наши стулья с Ковальских все так же соприкасались…

— Как будет на итальянском «лук»? — внезапный вопрос Матеуша поставил в тупик.

— Лук?

Я без запинки и на лету адаптировала под современность историю «Ромео и Джульетты», а здесь меня словно заклинило. И все, что я могла — это махать в воздухе рукой, ожидая, когда память проснется. Та нагло отказывалась и подкидывала любые слова, даже редкие, кроме единственно необходимого.

— Зачем тебе? — недоуменно взглянув на Ковальских, заметила, что моего ответа ожидает не только он, но и итальянец.

— Пока ты витала в облаках, — пояснил босс, — я рассказывал нашему гостю один рецепт.

— На каком языке?

— На русском, — он кивнул на щедро уставленный стол, — здесь есть все продукты, так что я просто показывал. Лука нет.

снова попыталась припомнить, как же переводится это слово, и снова не получилось. Расстроившись, я перешла на язык жестов и стала рисовать руками пучки лука над своей головой. Итальянец по-прежнему не понимал. Ковальских тихонечко ржал. Мария следила за моей пантомимой с восторгом.

— Э… — в какой-то момент я отчаялась, а потом вспомнила о герое известного итальянского писателя и выкрикнула: — Чиполино! Вот! Чиполино!

— Чиполино? — непонимающе повторил иностранец.

— Ну да… — я нахмурилась, но напомнила ему. — Джанни Родари — помните? У него есть герой Чиполино.

— Джанни Родари? Нет, не знаю, — гость удивленно покачал головой, а потом его глаза заблестели и он выкрикнул на итальянском: — А, лук? Вы имеете в виду, лук?

— Да, — натянуто улыбнувшись, я поблагодарила за небольшую подсказку. — Спасибо.

Разговор продолжился. Итальянец не очень хотел отрываться от созерцания коленок Марии, но в беседе с Ковальских участвовал. Мне приходилось переводить. Иногда я делала вид, что забыла какое-то слово, и… спустя пару минут моих мучений итальянец его непременно подсказывал. Один раз он забылся и подсказал какое-то слово, даже когда мы с Ковальских говорили на русском, и я еще не начала переводить его речь. Лишь собиралась…

Н-да.

Ну, слава тебе, Господи, кое-что начало проясняться. Мне изначально казалось странным, что важные деловые партнеры отпустили в нашу дикую страну человека без знания хотя бы английского. Но теперь я была уверена, что английский он знал. Скорее всего, не хуже, чем русский.

А вот к чему были все эти пляски?

Хотел что-то услышать важное? То, что от партнеров скрывают? Впрочем, меня это не касалось.

Взглянув на Ковальских, я поняла, что он не только сейчас догадался о притворстве иностранного гостя. Но присматривался и зачем-то тянул время — это развлечение с боулингом, моими рассказами, и улыбающаяся Мария, продолжавшая спаивать того, кого ей доверили…

Тихо пискнул мобильный Ковальских, но, пожалуй, это услышала одна я. Только хотела сказать боссу, что ему пришло сообщение, как он с улыбкой обратился ко мне:

— У тебя немного смазалась тушь.

И стер с моей щеки нечто видимое ему одному. Другие не могли ничего рассмотреть хотя бы потому, что у меня не было на ресницах туши. Несмотря на памятные слова директрисы, я до сих пор полагала, что мне повезло не только с глазами — к примеру, длинные черные ресницы не нуждались в красителях.

— Ох, — спохватилась я и отстранилась от большого пальца мужчины, поглаживающего мою скулу. — Где я могу это исправить?

— Тебя проводит официант.

— Можно? — намекнула на недавний разговор у закрытой двери.

— Я бы даже сам тебя попросил, — мягко улыбнулся Ковальских. — Илья!

Официант отделился от стены и, подойдя к двери, приоткрыл ее для меня. Я извинилась перед Марко, который не обратил на мои слова никакого внимания, подхватила свою сумочку и, не оглядываясь, вышла из комнаты.

— Сюда, пожалуйста, — официант вежливо пригласил меня следовать за собой и быстро повел по извилистым коридорам.

— Интересно… — заметив наши передвижения, лысый мужик, которого я наблюдала ранее, ссадил со своих бедер неугомонную девушку и поднялся.

Я успела рассмотреть только внушительные габариты у него между ног, как официант схватил меня за руку, вынуждая ускориться. В какой-то момент мы почти побежали. Потом он толкнул меня в темный кабинет, юркнул следом и притаился. Через доли секунды отчетливо послышались тяжелые шаги прошедшего мимо комнаты человека и недовольный голос мужчины:

— Где брюнетка?

— Какая, котик? — ответил ему кокетливый голос администратора.

— Та, которую вел Илья. Я хочу, чтобы он привел ее ко мне. Сейчас.

— Но у тебя ведь уже есть девушка…

— Мне нужна эта. Она дважды откровенно глазела на меня, и я хочу ей показать, что она заинтересовалась не зря.

Илья вопросительно взглянул на меня, и я покраснела.

— Это случайно… — пробормотала смущенно.

— В этом клубе нет ничего случайного, — тихо ответил тот.

— Правда, случайно! — горячо запротестовала я. — Просто так получилось, что Матеуш случайно меня привел сюда, и я случайно увидела…

— А для вашего спутника вообще не существует слова «случайно», — качнув головой, улыбнулся официант. — У него всегда все просчитано.

От дальнейшего спора нас избавил громкий и возмущенный голос лысого. Он уже практически требовал, чтобы меня нашли и привели к нему. Иначе грозился перевернуть кувырком весь клуб и все равно сделать так, как ему хочется.

Я начала паниковать, а администраторша по-прежнему вела себя спокойно и расслабленно.

— Это невозможно, котик, — пояснила она. — Девушка пришла не одна.

— И что? Такое часто бывало — пришла с одним, а захотела меня. Я проверну ее только пару раз и отпущу к ее мужику. Ей будет хорошо, а он ничего не узнает.

— Извини, котик, но он — как и ты, владелец золотой карты, и у них с девушкой серьезные отношения. Ты знаешь правила клуба.

— Ох, черт! — выругался лысый. — Твою же…

Он был явно расстроен, но мгновенно забыл об угрозах искать и громить. Услышав, как он удаляется прочь, я снова смогла спокойно дышать. Отмер и официант.

— Пойдемте, — открыв дверь, он первым вышел в коридор, потом позвал и меня.

Мы снова двинулись вдоль коридора, а спустя минут десять оказались на улице. Было уже темно, но я точно различила, что мы воспользовались другим выходом, да и вышли не у того здания.

— Машина на той стороне улицы, — официант передал мне ключи, и по брелоку я поняла, что они принадлежат Матеушу.

— Но…

— Вам и не надо водить, — поняв мою растерянность, успокоил мужчина. — Просто подождите.

Ничего больше не объясняя, официант юркнул в неприметную дверь, которая словно растворилась. Проведя рукой по кирпичной кладке и не найдя даже ручки, я посмотрела на ту сторону улицы и направилась к машине Ковальских. Кстати, ее кто-то перегнал, потому что мы останавливались не здесь.

От таинственности происходящего меня немного потряхивало, и я не сразу сообразила, куда нажать, чтобы отключить сигнализацию. Тем более начало казаться, что случайные прохожие за мной наблюдают и они тоже чьи-то засланцы, и…

Когда удалось попасть в салон авто, я забаррикадировала двери и облегченно выдохнула. Покопавшись в сумочке, нашла свой мобильный: три вызова от Ларисы, один от папы, один от мамы… Волнуются. Ну да, понятно, уже почти девять вечера, а секретарь все еще на работе. При том, что все они знают, как мне не нравится эта работа, а, значит, рвения я проявлять точно не стану.

Собравшись с мыслями, заставила себя успокоиться и позвонила родителям. Потом набрала Ларису и повторила и ей, что со мной все в порядке. Она заявила, что не уснет, пока я не вернусь и не расскажу, как на духу, что все-таки происходит. Я подумала, что после увиденного я и сама вряд ли усну и только порадовалась компании на ночь. На том и расстались.

Примерно через полчаса или час — за временем не следила, я заметила мрачный силуэт у двери.

И уже потянулась, чтобы открыть, когда рассмотрела, что это лысый.

Тот самый лысый, который был в клубе! И который хотел всего лишь два раза меня провернуть…

Он все же нашел меня! Не знаю как, но нашел! И теперь смотрел мне прямо в глаза и предвкушающе улыбался!

 

Глава № 29

Я мысленно прикинула возможные варианты собственного спасения: Лариса далеко и понятия не имеет, где я, а сама я…

Ну, вряд ли отобьюсь от такого бугая — так, всего лишь оттяну момент кручения на вертеле.

А что дальше?

Мило улыбнувшись лысому, откинулась в кресле, по возможности незаметно достала из сумочки телефон и начала набирать полицию, когда…

Боковым зрением я увидела какое-то смазанное движение за окном, что-то ударилось о капот, послышались возмущенные голоса мужчин, среди которых я с гулко бьющимся сердцем узнала голос Ковальских. А потом и рассмотрела его — мрачного, нависающего над лысым, который безропотно поднял вверх руки и что-то ему объяснял.

— Я просто хотел извиниться… — услышала я.

Ковальских говорил слишком тихо, и его ответ я не поняла, а вот то, что говорил лысый, опять разобрала:

— … Сопоставил — не так много в клубе с такими картами, и не стал бы Илья… Да говорю же: просто хотел извиниться, так как понял, что она для тебя… Других бы не стал…

— Полиция, — дыхнуло равнодушием из моего мобильного.

— Извините, — я нажала отбой.

Бросив телефон в сумочку, достала пудреницу и зачем-то припудрилась. Так же непонятно для чего подкрасила губы. А потом посмотрела в свои глаза и поняла — это страх, маскировка страха…

Откинув голову на сиденье, закрыла глаза и стала дышать медленно и глубоко, глубоко и медленно, возвращая себе покой, унимая трепет сердца, лелея пугливую душу в пятках. Только дурак не боится опасности. А я не дура, я — девушка. Я боялась.

Но теперь все. Все…

В окно со стороны водителя постучали.

Убедившись, что это Ковальских, а лысого нет, открыла. И повернула голову в сторону, рассматривая пустынную часть ночной улицы. С той стороны дороги люди куда-то спешили, а с этой будто вымерли. Все правильно, они попросту избегали возможных конфликтов. Все так, как и говорил мой инструктор, и как диктовала реальность.

Ужасно захотелось возобновить тренировки. Или просто кому-то врезать.

Повернув голову, присмотрелась к Ковальских.

— Прости, — поймала ответный взгляд. — Фрол не хотел тебя испугать. Просто он понял, что ты со мной и, заметив машину, решил извиниться.

Я пожала плечами и обронила:

— Теперь понятно, откуда у вас на шее засосы и почему у секретаря такая большая зарплата.

Ковальских реплика не понравилась — я видела по глазам. Вот в них мелькало раскаяние, а вот уже корочки льда, и по взгляду ничего не прочесть. Так ли на самом деле — нет?

Без разницы. Не имело значения. Я злилась. И почти не слушала то, что он говорил. Его слова были каким-то фоном, лишь фоном… А потом я словно вынырнула из кокона, в который себя затолкала, сделала несколько глубоких вдохов и с интересом посмотрела на спутника.

— Как Марко?

Судя по слегка удивленному взгляду, он мне это уже рассказывал. Но после секундной заминки спокойно ответил:

— Спит.

Бросив еще один взгляд на меня, он так же спокойно повторил свой рассказ от и до…

Оказывается, Марко — совсем не тот, за кого себя выдавал. Да, его действительно так зовут, но он — не представитель партнеров «Синергии Лайт». Он представитель их конкурентов.

Этот визит показался Ковальских странным еще до того, как, собственно, состоялся. Должен был прилететь совсем другой человек, которого Матеуш прекрасно знал, с которым уже не единожды виделся, а здесь… И несмотря на звонок секретаря из компании-партнера с объяснением, почему произошла эта замена, сомнения не прошли. К тому же, Джанни — так звали того человека, который должен быть прилететь, не отвечал на звонки Ковальских. Ни до того, как самолет с гостем приземлился, ни после…

— Джанни… — опешила я. — То-то Марко так открещивался, что знает Джанни Родари! Он думал, что провалился!

— Подозреваю, Джанни Родари он действительно мог не знать, — возразил Матеуш. — Но, услышав знакомое имя, в лице изменился и стал внимательно наблюдать за тобой. Ты понятия не имела о сути его подозрений, потому все было естественно, и он опять успокоился. К тому же, его бдительность усыпила Мария.

— Ну, хорошо. А что это вам дало? Ну, выяснили вы, что он не тот, за кого себя выдает. В полицию с таким не пойдешь. Не тот — и что же? И потом, он иностранец, и этот пустяк, а скорее всего, так бы все и обставили, не стоит угрозы международного конфликта.

— Все правильно, Ева, — одобрение Ковальских оставило равнодушной.

По взгляду мужчины поняла: он это заметил и… сам равнодушным не был. Не ко мне — лишь к моей реакции на него.

— В полицию с таким обращаться было бессмысленно, да и опасно для Джанни, — продолжил рассказ мой спутник. — Видишь ли, я не признаю совпадений, а здесь целый набор: отмена полета, отсутствие связи… Пока ты отвлекала Марко рассказами, кстати, спасибо, было весьма интересно…

— Шекспира благодари, — проворчала я. — Хотя сомневаюсь, что ему бы пришлась по вкусу такая скромная похвала.

— Так вот… — Ковальских неожиданно тепло улыбнулся. — Пока ты отвлекала Марко, я выяснил телефон его супруги и узнал, что Джанни рано утром выехал в аэропорт и что у него в планах ничего не менялось. Далее пришлось подумать, с кем еще можно связаться из наших партнеров: секретарь отметался сразу, менеджеры, с которыми мы поддерживали связь раньше, теперь тоже были под вопросом… Отец вышел на генерального, все же я не мог постоянно висеть на телефоне, ну и…

Он намеренно сделал паузу, и я прекрасно осознавала, что это провокация, мелкая, но провокация — в его духе. И все равно поинтересовалась:

— Ну и?

— Оказалось, что по пути в аэропорт Джанни похитили. Ничего плохого не сделали — так, опоили и оставили отдыхать в одном из захудалых мотелей. А вместо него на встречу со мной вылетел Марко. Ты слышала, он постоянно рвался посмотреть разработки, и понятно почему — у него была четкая цель. Но сначала его отвлекла ты с наивными рассказами о любви, которые как бы говорили: мы рады вам, и ни о чем не догадываемся… Он расслабился, перестал нервничать. А потом он увидел Марию и немного потерялся в пространстве и времени. Этой форы друзьям и партнерам Джанни хватило, чтобы найти его и привести в чувство. А нам — чтобы состряпать на Марко такой компромат, который будет держать его на поводке.

— Подумаешь, компромат! — хмыкнула я. — Ну, даже если он переспал с Марией — и что? Даже если в таком клубе, как этот… Даже если там был третий лишний, который за ним наблюдал… Тоже мне! Вот если бы его пару раз прокрутил на себе лысый, который грозился это сделать со мной… А так…

Машина резко вильнула в сторону, но ни до бордюра, ни до испуга дело дойти не успело. Просто увеличилась скорость авто, и фонари стали мигать усердней, превращая лицо Ковальских в застывшую, пугающую маску — вместо губ тонкая линия, брови нахмурены, взгляд такой, что метал перережет, и…

Зажмурившись, снова открыла глаза и поймала спокойный взгляд босса.

— Фух, — выдохнула тихонько.

В зеркальце мелькнула мужская улыбка, но когда я захотела ее рассмотреть — уже опять ничего интересного не было. Все спокойно и ровно. Просто мужчина, сосредоточенный на дороге.

— У Марко жена и трое детей, которых он любит, — раскрыл суть компромата Ковальских. — И которые без ума от него. Он не захочет все это потерять. И потому вынужден будет работать на нас.

— Ну… — я пожала плечами. — Хоть удовольствие получил, прежде чем его посадили на короткую цепь.

— Если только за удовольствие можно принять похмельный синдром… — хмыкнул Ковальских с неким злорадством. — Мария не проститутка. Она из службы эскорта.

— Есть разница?

— Она стоит гораздо дороже и спит только с теми, кто ей понравился.

— Неплохая работа! — искренне восхитилась я.

Машина Ковальских снова ускорилась.

— А можно помедленней? — попросила я. — Я сегодня как-то не планировала летать в самолете. Тем более, если самолет так сильно напоминает машину.

Джип сбавил скорость, и можно было снова сидеть спокойно, не вжимаясь в сиденье и не пытаясь в полу проделать каблуками отверстия для точек опоры.

— И куда мы приехали? — заметив, что машина сворачивает во двор, с интересом взглянула в окно. Узнав собственный дом, кивнула. — Подходит.

— Откуда я знаю адрес, спрашивать будешь?

— Нет. Это очевидно. Прочитали или в моем личном деле в отделе кадров, или в моем резюме — там вообще из всей информации только мой телефон и координаты. Меня больше интересует другой вопрос.

— Раскаиваюсь ли я, что так получилось с тобой?

— Это еще очевидней! — я рассмеялась, а поймав мрачный взгляд Матеуша, с трудом заставила себя успокоиться. — Нет. Конечно, нет. С чего вам раскаиваться? Это бизнес. Большой бизнес. Вы все сделали в интересах компании. Меня интересует другое.

Машина остановилась у подъезда. Я достала из сумочки ключи, чтобы не медлить и сразу войти, ведь я могу не выдержать и сорваться. Да, я многое понимаю, но чувства — не разум, и обида ничего понимать не хотела.

— Что? — в глазах мужчины снова зажглись искорки интереса, и я подогрела их каплей кокетства.

— Ой, а можно я задам два вопроса? Один совсем пустяковый, правда! — После кивка, я с улыбкой и немного смущенно спросила: — А как называется тот клуб, где мы были?

— Тебя туда без меня не пустят.

— Да я и не рвусь! — поспешно заверила босса. — Мне так, любопытно просто.

— «Твое желание».

— Ох, как красиво! — я восхищенно прижала руки к груди. — Красиво придумано. Спасибо, что не позволили погибнуть от любопытства!

Я открыла дверь джипа и спустила на землю ногу, когда Ковальских пересилил себя и все же спросил:

— Второй вопрос, Ева?

— Ах, ну да! — развернувшись, я мило улыбнулась мужчине.

А потом позволила пронаблюдать ему тот же трюк, который он часто сам демонстрировал — как соскальзывает с губ улыбка и леденеет взгляд, и как в одну секунду меняется человек. Вот же, была наивная девушка, которая не имела претензий и была сама доброта: хоть к ране прикладывай. Или пни — она встанет и скажет спасибо за то, что узнала, что такое полет. А вот перед ним уже та, которую сильно задели. И знали об этом, а все равно… Ни извинений, ни…

Впрочем, что мне дадут его извинения? Мне нужен его ответ, чтобы убедиться, что я правильно поняла, правильно все разложила по полочкам. Без романтичного мусора в мыслях мне будет куда проще двигаться дальше.

— Интересно… Почему именно я? — Я посмотрела в глаза Ковальских. — Вы могли взять кого-то из службы эскорта. Мария могла не знать языка, да и пригласили вы ее не для этого, но другая девушка… Наверняка, в службе эскорта такие имелись. Но вы взяли меня. Почему? Только, пожалуйста, не придумывайте на ходу. Впрочем, у вас ведь нет причин как-то оправдываться. Я — секретарь, сказали: поехали — и поехала. Просто хочется знать. Правду. Пожалуйста. Почему именно я?

Ковальских молча смотрел на меня.

Долго.

Почти бесконечно.

Я почувствовала усталость и… разочарование. Я была уверена, что он ответит — какая ему теперь разница, какая ему вообще разница, что я буду думать о нем? Дело сделано. Я сама признала, что как руководитель он был совершенно прав и действовал в интересах компании.

Но его молчание почему-то задело. И, пожалуй, куда сильнее, чем то, что он едва не подставил меня, едва не уложил под норовистого лысого.

Но я постаралась спрятать эмоции. Возможно, он и прочел что-то по взгляду — не сразу сдержалась, каюсь. Но я смогла улыбнуться ему беспечно и так же беспечно бросить:

— Вы правы, это было наивно…

Снова открыв дверь машины, я вышла на улицу. Но успела сделать всего глоток прохладного ветра, как Ковальских покинул авто и своими словами заставил меня гореть. Гореть от стыда…

— Именно поэтому, Ева. Наивный взгляд, которым ты смотришь на этот мир, какая-то невинность, которую я в тебе вижу. Именно они стали причиной, почему я не отпустил тебя, когда уже стал подозревать итальянца. — Ковальских тяжело выдохнул, словно ему было трудно. Ему — не мне. — Изначально я взял тебя в качестве переводчика, но потом… Марко тоже видел эту твой наивность, а еще он сделал определенные выводы на наш с тобой счет и… Он расслабился и спокойно вошел в тот клуб не только благодаря очарованию Марии. Он понял, что я бы не стал свою девушку, такую ранимую и наивную, вести в какое-то злачное место. Ошибка Марко сыграла нам на руку.

В эту минуту я поняла, что ужасно устала от каблуков. И что, несмотря на то, что щеки пылают, мне холодно. Так холодно, что хоть в печку лезь. Хотя… откуда в наших современных квартирах печки?

Их нет.

Поэтому я позволила себе хотя бы ту малость, что была мне доступна. Сняв босоножки, ощутила, что меня перестало раскачивать, как ковыль на ветру — а это уже хорошо. Асфальт, пусть и грязный, а сильно помог, дав ту самую точку опоры. Помог он и упрямство, которое шло в одном комплекте с наивностью и ранимостью.

— Не думаю, что Марко ошибся. Вы знаете, а считаю так же, как он, — у меня невольно вырвался нервный смешок, но лучше он, нежели слезы. — Я тоже уверена, что свою девушку вы бы в этот клуб вряд ли позвали. То ли дело — какого-то секретаря!

Я направилась к подъезду, домофон пискнул под натиском моего ключа. В полном молчании за спиной, я открыла дверь и уже даже вошла в подъезд…

Дверь плавно закрылась.

Ковальских не произнес ни слова.

Прислонившись к двери, я перевела дыхание и услышала, как спустя минут десять — не раньше — рванула с места машина.

— Счастливого полета, мой бывший босс, — пожелала я тому, кто не мог меня больше слышать.

И кто, слава Богу, не мог меня видеть в эту минуту.

А завтра можно. Завтра от этой слабости не останется и следа — слезы остынут и высохнут.

 

Глава № 30

У двери квартиры я вытерла лицо влажными салфетками, снова припудрилась и вошла.

Тишина.

Прекрасно зная свою подругу, нырнула в тапочки и первым делом прошла на кухню — пустота.

— Непривычно, — хмыкнула я и уже хотела продолжить поиски в ее комнате, как рассмотрела листок бумаги на крышке сковороды.

«Тебе. От меня» — гласила записка.

Сняв крышку, я увидела кусочек жареной рыбы, скромный даже при моем аппетите, и несколько соцветий брокколи. А рядом, заполняя остаток пространства, лежала вторая записка.

«Как только поешь — разбуди меня, а то буду переживать. Кстати, рыбы было побольше, да и капусты. Но нам же надо поддерживать наши формы! Тебе легче, а мои, к сожалению, много жрут. Особенно, если не понедельники».

— Ни единого шанса отдаться печали! — посетовала я, налегая на угощение.

После я заглянула в комнату подруги, но, увидев, что она крепко спит, будить не стала. Сама же я долго не могла погрузиться в мир грез — много думалось и, как ни странно, не хватало завываний Мурзика. Но едва мне все-таки удалось отключиться…

— Что? — открыв глаза и рассматривая большой кокон под простыней, сидящий на моей кровати, прохрипела я.

В окна робко лился рассвет, и я не только рассмотрела, что в коконе скрывается моя подруга, но и что у нее темные круги под глазами.

— Это что, утренний макияж?

— Мои нервы. Всю ночь мне снились какие-то кошмары — то от одного мужика тебя защищаю, то избиваю второго. Просыпаюсь в боевом настроении, бегу к тебе, попутно разминая плечи и готовясь, а ты… — Из-под простыни показался указательный палец и обвинительно ткнул в меня. — Ты здесь одна!

— И, значит, мы можем спокойно продолжить спать! — обнадежилась я.

— Ага, конечно! — Теперь из белого кокона показалась рука и медленно потянула вниз плед, которым я укрывалась. — У меня ранние съемки, и раз ты уже тоже проснулась, ты мне сейчас все расскажешь. Пошли на кухню!

— А лежа нельзя рассказать? — попыталась выбить хоть маленькую уступку.

— Мне пора завтракать, я хочу узнать все, что у тебя вчера было, а чтобы все это совместить… Ты же явно не обрадуешься крошкам в своей постели.

— Явно, — поддакнула я и начала нехотя подниматься.

— Так, я в ванную! — Лариса поспешила к двери. — Ты мне только скажи, Ев… А мужчины в твоем отчете за прожитый день будут?

— Будут.

— Тогда я быстро, купаться не буду!

Она шмыгнула за дверь и действительно справилась в рекордное время. К тому моменту, когда я научилась держать глаза открытыми и вышла, ванная комната была свободной, а на кухне пищала микроволновка, выдавая горячие бутерброды.

— Итак! — увидев, что благодаря утренним процедурам я так же пришла в себя, Лариса вручила мне чашку с горячим кофе. — Я тебя слушаю!

— С чего бы начать… — задумчиво посмотрев на подругу, я отметила, что кругов под глазами у нее уже нет. — А вчера почему макияж не смыла? Ты же знаешь, как это вредно для кожи.

— Ай, Ева, — отмахнулась она. — Если бы ты видела, как мне было красиво!

Она вздохнула, потом наградила меня суровым взглядом.

— Кстати, если бы ты вчера меня разбудила, ты бы это увидела!

— Ничего, — успокоила я подругу. — Надеюсь, ты покажешь мне снимки. Кстати, что у вас было на съемках?

— Дурдом. Так, все, не отвлекай меня — давай рассказывай про мужчин — для моего хорошего аппетита!

К тому моменту, как я начала свой рассказ, на тарелке было пять бутербродов и один в руках у Ларисы. К тому моменту, как я рассказ закончила, на тарелке лежало шесть.

— А-бал-деть! — восхищенно сверкая глазами, выдохнула подруга. — Я думала, что у меня вчера было интересно, но у тебя… Если бы там была я… Такие перспективы для спарринга! Такой выбор жертв!

— Да, мне тоже было бы интересно увидеть тебя рядом с тем лысым…

— Рядом! — фыркнула возмущенно Лариса. — Ты так его описала, что мне захотелось его поймать и не рядом, а… сверху, снизу… да как угодно! Говоришь, он поклонник танцев на бедрах? Вот прям танцы не обещаю, но прыжки на батуте я освоила в совершенстве — так что к встрече готова!

— Туда… т-туда… — выдавила я, задыхаясь от смеха. — В общем, в этот клуб не удастся попасть без Ковальских!

— Н-да? — огорчилась подруга, а потом с воодушевлением поинтересовалась: — А у вас случайно нет вакансии помощника секретаря?

— А как же карьера модели? У тебя ведь начало получаться…

— Я не тщеславна. Тех снимков, что уже сделаны, мне вполне хватит, чтобы увесить всю нашу квартиру. А вот твоя работа… Я думала это кофе да чай, а тут… Ева, да рядом с такими событиями в жизни отдыхают все мелодрамы! А если бы ты еще открыла лысому дверь…

Я нервно вздрогнула, а подруга с азартом продолжила:

— Боже мой, — простонала она, — это уже были бы те фильмы, что идут после полуночи и красным квадратиком внизу экрана… Ты бы открыла дверь, он бы нырнул в салон и… А потом бы нашел тебя снова, и…

Я схватилась за чашку с кофе и опасливо выглянула в окно — фух, никого подозрительного, а то как-то слишком живо представилось…

— Ева, я в шоке! — Лариса забыла и про бутерброды, и про кофе, подскочила на стуле, потом опять села. — Я хочу такую работу!

— Вот что значит: не выспаться, — прокомментировала я энтузиазм подруги.

— Вот что значит не ценить то, что имеешь! — прокомментировала она события вчерашнего дня. — Это же не работа — мечта! Тут тебе и целых пара часов разгрузочных, и экскурсия на дорогом джипе по городу, и практика языка, и участие в квесте, и возможное вознаграждение, если не так быстро бегать… А я всегда была против именно этих физических упражнений… Бежать… Разве что… спрятать этого навязчивого официанта в той комнате, где он тебя удерживал — кстати, это его и администраторшу я присмотрела для спарринга. Так вот, расправиться с ними и — бежать навстречу тому, кто тебя так искал! Он ведь явно искал тебя не для поболтать?

— Да, он явно хотел предложить совсем другую практику языка.

— И не только языка… — выдохнула Лариса. — О, Боже, Ева, я загорелась им. И как мне теперь работать? Как мне теперь смотреть на тех голубых хлюпиков, что меня окружают? Надо что-то решать… Надо как-то меня спасать. А как? Что мне может помочь?

— Тут только два варианта, — рассмеялась я. — Или холодный душ. Или кража золотой карточки у Ковальских.

Судя по взгляду Ларисы, очень напоминающим взгляд наглого Мурзика, который пребывает в полной уверенности, что все его любят и на все ради него готовы, она загорелась вторым вариантом.

— Есть еще третий вариант, — переключила ее внимание на более реальные планы. — Начни снова встречаться с мужчиной. Познакомься с кем-то нормальным, без заморочек, чтобы не разбил опять сердце, и вуаля.

— Ну да, конечно, — протянула она обиженно. — Это у тебя там нормальная работа и вокруг нормальные мужчины, начиная с самого босса, а у меня… Охо-хо, прихожу к выводу, что модельный бизнес не только девушек превращает в красивых барышень…

— Твоя очередь пересказывать события вчерашнего дня, — напомнила я.

— Эх, — тоскливо протянула подруга, — я бы не отказалась повторно прослушать твои, но ладно…

Лариса говорила нехотя, считая события своего дня уже не такими интересными, как мои. Но я бы с удовольствием с ней поменялась местами. У нее было ярко, безопасно, в той сфере, от которой я фанатела, и дышало огромными перспективами. А еще было справедливо — да, и такое случается…

Оказывается, ту женщину, которая некогда нахамила Ларисе в холле, лишили приличной премии, отправили на курсы этики и этикета за свой счет, а так же вынудили вступить в группу анонимных анорексичек. Последнее распоряжение было преподнесено в жесткой, беспрекословной форме и имело целью показать женщине, как со стороны выглядит деление людей согласно их веса.

А еще вчера макияж Ларисе делал сам Корнев, и он явно старался, потому что в итоге у него получился шедевр. Который я не увидела — да, мне снова об этом напомнили. Но Лариса быстро переключилась на рассказ о самих съемках. Она была бабочкой… Настоящей бабочкой, которая буквально парила от такой красивой одежды, а вокруг нее были мужчины, восхищенно следящие за этим полетом. Ждущие, когда она обратит на них внимание, терзающиеся мыслями: кого из них она выберет…

Красивые мужчины-модели, в красивых дорогих костюмах, в галстуках-бабочках…

В общем, все было очень красиво и символично. И все было бы куда проще, если бы эти красивые мужчины так отчаянно не боялись красивой бабочки, прыгающей на батуте. Той бабочки, в которую одному из них полагалось влюбиться с первого взгляда. Уж он-то буквально трясся в ожидании знаменательного момента, когда бабочка ответит взаимностью и, выделив его среди остальных претендентов, легко подлетит к нему.

— Я расхохоталась, когда это заметила, — призналась Лариса. — Потом рассмеялся хмурый фотограф, потом Корнев — он почему-то был уверен, что я расстроюсь, и даже стал приставать ко мне с расспросами, почему я реагирую не так, как он ожидал. Я еще больше развеселилась и сказала ему, что это такая глупость, расстраиваться из-за на чьих-то предубеждений! И вот мы хохочем все вместе, даже модели как-то расслабились, пришли в себя и утратили бледность, и вдруг видим, что за нами пристально наблюдает Ковальских! Серьезный такой, важный. И как он смог незаметно подкрасться? Его же никто не видел, а оказалось, что он давно наблюдает за съемками! Ну питон, Ев, он точно питон!

— Вот видишь, как он опасен! А ты еще хотела к нему на работу!

— Как у любого мужчины, у него полно недостатков, — согласилась подруга, но тут же сама и защитила его. — Ев, он ведь не просто так наблюдал! Он сделал выводы, а потом… Я была в шоке, когда он взял у одного из мужчин галстук-бабочку, нацепил на себя, несмотря на то, что она вообще не шла к его луку, а потом уверенно и, главное, четко продемонстрировал, как это должно выглядеть со стороны. И чего, собственно, от этих мужчин-моделей тут ждут. Он был так естественен… И так уверен, что я не упаду на него, когда подлетаю в прыжке…

— А что, соблазн променять точку приземления с батута на его шею был очень велик?

— Очень. Но меня подкупили его уверенность и доверие… А еще взгляд Корнева, который я постоянно чувствовала на себе. Вот убеждена: он только и ждал, когда я, как и он, испорчу батут!

— Кстати, как его травма?

— Всего лишь растяжение связок. Украшенная эластичными бинтами стопа, хамить не мешает.

Говорить про Корнева Лариса больше не захотела, а потому все-таки уничтожила два бутерброда, наспех выпила кофе и ушла собираться. Мне было рано, так что я сидела на кухне и смотрела в окно, ожидая, что вот провожу подругу, потом…

Ну, спать уже точно не лягу. Тоже начну собираться. Медленно. Очень медленно, чтобы настроиться на нелегкий день.

Конечно, я и не думала отказываться от работы. Еще чего! Мне эта работа нужна, и потом, осталось продержаться уже на пару дней меньше. Просто я не была настроена и дальше быть помощницей у Ковальских. Пусть ищет ее в службе эскорта!

Вчера я буквально кипела от всех этих событий, а сегодня…

— Ну что, — в дверях кухни появилась подруга. — Сумела я заставить тебя взглянуть на вчерашнее с другой стороны, не такой мрачной, а с более интересными нотками?

— Сумела, — ответила я. — Тебе бы самой писать сценарии для сериалов. Эротических. У тебя выходит не пошло, а как-то…

— Заводит, да. Так что в выходные идем с тобой в клуб — не в этот, понятно, в нормальный пойдем. Потренируемся танцевать, а то мало ли… — Лариса мечтательно улыбнулась. — Может, нам все-таки удастся попасть в этот загадочный клуб и без карточки. Ты адрес-то помнишь?

— Нет, — соврала я.

— Понятно. Значит, тренироваться надо скорее. Пожалуй, до выходных я возьму пару уроков восточных танцев…

Рассмеявшись, Лариса убежала на работу, а вот мне смешно не было. Я знала, что она бывает крайне упряма, и если что-то вобьет себе в голову…

Мне так и представилось, как ночью субботнегого дня мы крадемся по городу и лапаем все здания в том районе, где находится клуб, с целью найти потайную дверь. Почти как в сказке про золотой ключик и любопытного Буратино.

И, несмотря на то, что в сказке все закончилось хорошо, я четко знала, что не хочу ничего подобного видеть в своей реальности. И что мне лучше держаться подальше от лысого Бармалея.

И от Ковальских.

От Ковальских особенно.

Но появилось вдруг назойливое предчувствие, что вскоре я увижу и первого, и второго. И если с первым все было более чем понятно: все-таки я работаю в его компании. То со вторым…

— Клуб искать не пойду! — пробормотала я в пустоту.

Пустота ответила тиканьем настенных часов, которые словно говорили: «Все равно… Это все равно…»

А потом из них вдруг выглянула кукушка, которая все два года, что мы здесь живем и наблюдаем за событиями ее деревянного домика, предпочитала спать и молчать. Вопреки тому, что на часах было без девяти минут восемь, она прокаркала вороной четыре раза и скрылась.

И ничего удивительного, что я была слегла в шоке и…

Собственно, ничего удивительного не было и в приветствии, которое мне отвесил Ковальских, войдя с утра пораньше в приемную:

— Почему у тебя глаза, как у жадной белки, которая подавилась орехом?

— Это чтобы вас лучше видеть, — буркнула я и опасливо посмотрела на коридор за его спиной.

И только заметив, что лысого нет, смогла расслабиться и начать работать.

Хотя Ковальских мне сильно мешал.

 

Глава № 31

Нет, он не заваливал меня поручениями. Более того, воздерживался от очередных язвительных комментариев. И ни единого раза не намекнул, что снова хочет видеть меня своей помощницей.

Мне позволялось сидеть в приемной у кабинета Леры, позволялось выполнять ее поручения с набором и рисовкой множества графиков. Мне позволялось молчать, раз мне хотелось этого, но…

Все это под надзором.

Его надзором.

Он заходил по важному делу к Лере, но они довольно быстро решали возникающие вопросы, а потом…

Он выходил в приемную, окидывал меня насмешливым взглядом и усаживался на подоконник.

Тоже молча.

Все, как я и хотела.

И смотрел. Долго. Внимательно. Думая о чем-то туманном и погружаясь в этот туман, потому что когда я неожиданно обернулась и посмотрела ему в глаза, он удивленно моргнул. Словно очнулся. И что-то непонятное мелькнуло в его зеленых глазах, но тут же спряталось, скрылось. Остались привычный лед и насмешка.

И так весь день. Зайдет, поговорит с Лерой, и неизменно ко мне, на подоконник — молчать и смотреть. И думать. Он явно о чем-то усиленно думал, буквально вяз в этих мыслях.

А я повязла в графиках, наборе скучнейших текстов и отсылках их по заданным мейлам. Рутина выматывала, выжимала энергию, к тому же, от долгого сиденья начала ныть спина, и я уже не знала, как еще крутиться на стуле. И влево, и вправо вертелась, а толку?

К концу рабочего дня я так устала, как никогда не уставала от многочасового дефилирования на каблуках в модельных агентствах. С кресла поднималась, сдерживая покряхтывание, на дверь смотрела с мольбой, а на Ковальских, даже вечером предпочитающего вместо кресел и стульев мой подоконник — с вежливой отстраненностью.

— До свидания, Матеуш Леславович, — простилась с ним и, выключив компьютер, заглянула в кабинет начальницы. — Валерия, я могу идти?

— Конечно, — улыбнулась девушка.

Ответив ей улыбкой, я вышла из кабинета, а в коридоре позволила себе и застонать, потянувшись. И согнуться, как в пилатесе, чтобы спина отдохнула. И, наконец, по дороге к лифтам позвонить отцу и узнать, как там Прохор.

— Думаю, ты можешь его навестить, — обрадовал папа.

— Правда? — разволновавшись, я сильнее прижала телефон к уху. — Что, прямо сегодня? Я правда могу приехать?

— Да, — в голосе папы так отчетливо слышалась улыбка, что у меня увлажнились глаза.

Просто я вдруг поняла, что соскучилась — и по нему, и по мальчику, и, конечно, по маме. И так сильно захотелось их всех увидеть, что я сама напросилась:

— А можно я после… В общем, можно я приеду с ночевкой?

— Конечно. Подругу предупреди, чтобы ночью не разбудила звонками с криками «Сос! Все на помощь! Мой лучший друг потерялся!», и приезжай. Будем ждать. Кстати, что предпочитаешь на ужин?

— Так спрашиваешь, будто собираешься сам готовить, — развеселилась я.

— Могу, конечно, и сам, но ты же слышала — в городе нет лекарства от ботулизма. Пока сами не отравятся — все у них времени нет закупить. Так что лучше доверимся кулинарным талантам мамы. Итак?

— Мне что-нибудь простое и легкое, — определилась я и не удержалась от восхищенного признания: — Я тебя обожаю.

— Знаю, — с гордостью отозвался папа.

После таких новостей к лифтам я не шла, а летела. Радость немного увяла, когда я заметила приличную очередь, но на двери свободного лифта старательно не смотрела. Нет уж, теперь я правила знаю, теперь меня так просто не проведешь!

Я в нетерпении топталась на месте, ожидая, когда же подойдет моя очередь, но вдруг кто-то взял меня под локоток и бесцеремонно вывел из потока людей.

— Эй… — возмущенно начала я, и умолкла, наткнувшись на взгляд Ковальских.

Он был таким мрачным, что мне стало даже немного жутко. Не теряя надежды быстро избавиться от хмурого босса, я взглянула на очередь — может, кто его отвлечет? Может, кто хотел увидеть его сегодня, а не знал, где он штанами натирал подоконник?

Увы. Осознав, что босс, мягко скажем, не в духе, все сотрудники отвернулись и теперь смотрели на двери лифта, как на единственное спасение. Вырваться! Скорее вырваться, пока босс что-либо не вспомнил и не устроил встряску, как аналитическому отделу! Только это читалось в испуганных взглядах.

И я прекрасно понимала причину. Дело в том, что сегодня, идя на работу, я услышала в коридоре разговор незнакомых сотрудников, что в аналитическом отделе все уже похудели. Даже те, кто не жаловались на вес. Потому что по личному распоряжению босса работы добавилось столько, что сотрудники просто не успевали выходить на обед! Да что там — у них не было времени хотя бы дотянуться до бутербродов, которые они брали с собой!

— Тиран, — буркнул кто-то тихонько.

А когда Ковальских повернул в ту сторону голову, этот же кто-то пискнул и… Послышались торопливые шаги, потом бег, а потом топот по лестнице.

— Еще один на пути к идеальному весу, — раздалось чье-то хмыканье.

И снова писк, торопливые шаги и тоже бегство по лестнице.

— Н-да, синхронно бегут, — послышался чей-то смешок. — Хоть бы первого не догнал. А то с учетом их внешнего вида и обстоятельств, так и лезут в голову слова из известного фильма: «Портос, не упадите на Арамиса!»

— Арамис бежит первым, — поддержал колкость другой мужчина, — и если Портос поскользнется…

Ковальских просто сделал глубокий вдох, а эти двое говорунов побледнели, как полотно. Первый, несмотря на то, что был как никто близок к лифту, тоже сделал выбор в пользу длиннющей лестницы. А второй вытер вспотевший лоб, перевел взгляд с меня и Ковальских на пышную девушку возле лифта, просчитал, что она уедет примерно чрез одну кабину, и выпалил:

— С меня коробка конфет, если уступишь!

Причина спонтанной щедрости была более чем очевидна — это оказался тот самый парень из аналитического, что уже привлек повышенное внимание босса к отделу. Тот самый парень, который еще минуту назад рассматривал мои ноги, а теперь надеялся, что босс этого не заметил.

— Две! — не растерялась пышная девушка и поманила дополнительным бонусом: — И я помогаю тебе впихнуться уже в эту кабину!

Лифт приехал. Парень хотел снова взглянуть на Ковальских, но не стал рисковать, и только дал знак девушке, что согласен. Девушка не подкачала, и, потеснив одного мужчину, впихнула в лифт этого. А потом выдохнула и с довольным видом направилась к лестнице.

— Оставайся! — крикнул ей вслед мужчина, которого она оттесняла задом, и который успел оценить то, ради чего задержался. — Вместе поедем!

— Спасибо, — ответила девушка, помахивая радостно сумочкой. — Только у меня завтра вместо разгрузочного дня наметились сладости, так что подготовлюсь и сброшу немного калорий.

Все так же удерживая за локоток, Ковальских подвел меня к свободному лифту и нажал кнопку вызова.

— Я штраф… — начала возмущенно я.

— Я заплачу, — перебил нагло он и не совсем деликатно впихнул меня в лифт.

Сзади нас послышались облегченные вдохи. А вот я, когда двери лифта закрылись, наоборот затаила дыхание. И все из-за взгляда Ковальских, пристального, пронизывающего холодом… А, собственно, с какой стати?!

— Вы слышали только мой разговор или разминку тоже застали? — пользуясь секундной растерянностью босса, я освободила свой локоть и сделала шаг назад.

— Догадливая, — тот склонил голову набок и прищурил глаза.

— Надеюсь, вы не ожидаете моих оправданий?

— Перехвалил, — тяжко вздохнул Матеуш.

— Это взаимно, — вздохнула я.

Ковальских застыл и уставился на меня взглядом-рентгеном. А я, пользуясь тем, что лифт спускается медленно, принялась разминать занывшую шею. И только босс присмотрелся ко мне, а я голову опустила. Только снова поймал мой взгляд, а я посмотрела влево. Только снова приноровился и резкость настроил, а я уже к круговым движениям перешла.

— Ева… — выдохнул он, а потом…

Сделав шаг, оказался так близко, что у меня слегка голова закружилась. Пользуясь моим состоянием, он развернул меня, прикоснулся к моей спине, и…

Я ахнула, когда его пальцы начали разминать мою шею — так ловко у него получалось, и мне это было так нужно, что…

— Хватит? — послышался недовольный голос.

— Нет, — имела я в виду его недовольство.

Массаж закончился лишь за секунду до того, как лифт открыл двери. И хорошо, что Ковальских проконтролировал этот момент, потому что, судя по непривычному столпотворению в холле, многие ожидали, когда и главное как мы с ним приземлимся. Судя по разочарованным взглядам, ставки делались на то, что я доеду хотя бы без одного элемента одежды. А тут… и одежда вся, и ни одна пуговица не оторвалась, и губы с той же помадой.

— Не было у них ничего, — послышались чьи-то стенания.

— Эх, была такая надежда, что питон подобреет…

Сбоку послышался чей-то испуганный визг, а я бросила взгляд на Ковальских и… Он тоже смотрел на меня.

— По-моему, — тихонько сказала я, — ваша репутация чуть-чуть пострадала.

— Главное, — совершенно серьезно ответил он, — что не пострадала твоя.

Ответить мне было нечего, так как в этом вопросе наши взгляды сходились. Важно кивнув, я направилась к выходу.

— Ева! — окликнул меня охранник, едвая подошла к турникету.

— Привет, Петр, — помахала ему.

— Одну минуту! Не уходи! — он поспешил к стойке администратора, а через пару секунд вернулся с коробкой конфет. — Вот, держи.

— Передать Ларисе? — слегка удивилась я.

— Нет, тебе. Лично в руки, — хохотнул мужчина и подмигнул. — Как просили — так и передаю.

— А кто просил передать?

— А тот же, кто просил держать язык за зубами. — Охранник похлопал себя по карману. — Убеждать он умеет, так что жуй и сама гадай.

— Он?

— Он, — с готовностью подтвердил охранник.

И без того понятно, что женщина передавать сладости мне не будет, так что намек на то, что даритель — мужчина, никак не помог. Вот кто это может быть? Ни одного правдоподобного варианта!

Почувствовав жжение в лопатках, я обернулась и увидела Ковальских, снова заходящего в лифт. На этот раз путь ему предстоял гораздо короче — в подземный паркинг, но вид был такой, словно ему предложили отправиться в кругосветное путешествие, но ограничили суммой в сто долларов.

— Слушай, Петр, — я покрутила конфеты в руках, четко понимая, что брать их не буду, не буду и все тут. — А помнишь, вы нас с напарником конфетами угощали?

— Было дело.

— Баш на баш, — я вернула ему коробку и пресекла возможное сопротивление: — Тебя просили передать — ты передал. А что дальше с конфетами делать — это уже мое дело, верно?

— Верно, — охотно признал он женскую логику.

В приподнятом настроении я вышла из здания. Спускаясь по ступеням, запоздало вспомнила, что лучше было вызвать такси, а то от бизнес-центра до больницы придется пересадку делать, а сейчас час-пик, и еще попробуй втиснуться в маршрутку… Но как-нибудь уж.

Когда люди сильно хотят уехать, они даже в лифте место находят, а маршрутка все же побольше будет. Настроившись на позитив, я двинулась дальше, но до остановки дойти не успела. Только засмотрелась на приличную толпу, как мой внимание отвлекло какое-то движение сбоку.

— Садись, — приоткрыв дверь подъехавшего джипа, скомандовал Ковальских.

Я замешкалась. Снова взглянула на людей на остановке.

— Садись, мне в твою сторону.

И я сожалеюще вздохнула.

— Я не домой.

— А куда? — небрежно поинтересовался он, словно и не слышал моего разговор и не успел сделать неверных выводов на мой счет.

Позади джипа Ковальских стояли уже три машины, ожидая, когда он отъехать, чтобы спокойно выехать на дорогу. Но никто не сигналил и босса не торопил. Только водитель ближайшей машины высунулся из окошка и сложил руки в молитвенном жесте.

— В третью больницу, — призналась я и взялась за дверь авто, чтобы ее закрыть.

— Садись, Ева, — повторил Ковальских. — Это еще более по пути, чем я думал.

Еще раз взглянув на очередь на отсноавке, я села в салон.

— Что-то случилось с кем-то из близких? — глядя исключительно на дорогу, поинтересовался Ковальских.

— Нет, — качнула я головой, а потом вспомнила рыжего мальчика и улыбнулась. — Не знаю. Все может быть.

— Не все, Ева-Ева, — прищурившись, хмыкнул мой босс. — Еще одна вещь, которую тебе предстоит узнать обо мне — я не просто не верю в случайности. Некоторые из них я на корню пресекаю.

 

Глава № 32

Самоуверенность Ковальских на удивление не раздражала. То ли я к нему быстро привыкла, то ли просто сильно устала. Мне вообще кажется, если бы Лариса хотя бы день просидела в офисе от и до, она бы перестала так хвалить свою бухгалтерию. И скучно неимоверно, и ломит все.

Откинувшись на сиденье и вытянув ноги, я бездумно посматривала на мелькающую дорогу. Мой спутник правильно оценил мое состояние или вдоволь почесал свое ЧСВ, но больше громкими фразами не раскидывался. Молча и сосредоточенно вел машину. Так же молча высадил меня у больницы и уехал. Даже на мое прощание и благодарность отреагировал одним нечитаемым взглядом.

Да, наверное, все же наговорился…

У больницы был небольшой магазинчик, так что я сначала заглянула в него и быстро затарилась сладостями, фруктами, взяла несколько колбасных и сырных нарезок, хлеб, воду и соки. Пакет оказался довольно тяжелым, но своя ноша не тянет. Было немного жаль, что я сама не приготовила ничего, но ладно, день мальчишка как-нибудь да продержится, а завтра утром обязательно занесу ему что-нибудь из домашнего. Теперь-то можно: если папа разрешил посещения, значит, в деле Прохора есть изменения. Не терпелось узнать какие, но увидеть мальчика не терпелось еще сильнее, и по ступенькам я едва не порхала.

Как представила его веснушчатое лицо… и улыбку… и доверчивый взгляд… Хороший мальчишка, добрый, трогательный в своей наивности и стремлении быть храбрым, несмотря на все обстоятельства. Просто удивительно, что его до сих пор не приняли в новую семью!

Споткнулась от внезапной мысли, но удержалась, схватившись за поручень лестницы. Остановилась, выдохнула, а то что-то сердце бойко забилось. И поняла, что эта мысль отнюдь не внезапная, а мелькала уже. Мелькала…

— Соколова! — окликнул меня мужской радостный голос.

Перестав рассматривал подоконник, осмотрелась — ага, я на последнем лестничном пролете. А вверху стоит Тумачев — улыбчивый, невредимый, и какой-то совершенно счастливый. От аварии уже и следа не осталось.

— Вот это ты выдала! — Он бодро сбежал по ступенькам, взял у меня пакет и стал подниматься на этаж вместе со мной. — Ты, конечно, обещала, что придешь еще. Но я даже подумать не мог, что ты так рано заявишься! Да что там, скажу честно, я был уверен, что ты вообще не придешь!

— И правильно.

— А что тут? — не обратив внимания на мои слова, он пытливо заглянул в пакет и расхохотался. — Ну ты даешь, Соколова! Я же не бомж какой-нибудь. У меня все есть! Зачем ты все это набрала? Такие бездумные траты, я в шоке!

Ужасно хотелось вырвать пакет из рук Тумачева и вообще наговорить ему кучу гадостей, которых он, несомненно, заслуживал. Меня бы даже совесть не мучила за сквернословие, но…

Я пока не знала, как именно продвигается дело Прохора. Папа позволил его навестить, а обсуждать эту тему, затрагивать ее вообще… Могу ли я? Вот в чем вопрос.

Сдержать эмоции было неимоверно трудно. Заметив, как настороженно присматривается ко мне Тумачев, я поняла, что правы были мои педагоги: актриса из меня никакая. И все-таки я постаралась выкрутиться.

— Не тараторь, — сумела даже улыбку выдавить, — я только что после работы, и немного устала от шума. А эти продукты не все для тебя.

— А для кого?!

— Купила домой.

— Ну ты даешь, Соколова! С такими тяжестями еще и ко мне пришла! Как-то ты… — Он покачал головой и присвистнул, осмотрев меня с интересом. — Как-то ты внезапно открываешься для меня с другой стороны!

— Ты тоже.

Попытка отвоевать пакет провалилась. Тумачев вдруг заявил, что он джентльмен и уж до палаты его донесет. А потом еще и проводит меня. Ни первое, ни второе предложение мне не нравились. Во-первых, на нас уже косились медсестры, и среди них была и Светлана. А во-вторых, я хотела все-таки проведать Прохора, а не этого небитого балобола.

Эх, знать бы, можно ли говорить, что я в курсе…

Тумачев проводил меня в свою палату, включил телевизор для фона и стал говорить, говорить — о скучных буднях, о том, что его пока не выписывают, хотя он уже здоров, о том, как его все достало, но он терпит, проявляя изумительную силу воли. И чем дольше я его слушала и наблюдала за ним, тем отчетливей понимала, что правильно сделала, не проболтавшись.

А еще пришло осознание, что если и бывает что-то скучнее и утомительней моей работы — так это самовлюбленный мужчина, который привык, что весь мир крутится исключительно ради него.

— Так, все, мне пора, — продержавшись девятнадцать минут, я под новый приступ веселья выудила из кулька маленький пакетик сока с трубочкой.

Заверив Тумачева, что мне будет спокойней, если я увижу, как он отдыхает, а не бродит по коридорам, вышла из палаты. В отличие от актерского, дар убеждения не подвел, и больной следом не потянулся — так что я спокойно направилась в палату Прохора. Под изумленными взглядами медсестер, но без разницы. Не до них. Пусть думают, что хотят.

До палаты мальчика оставалось всего несколько шагов, когда меня снова окликнули. На этот раз женщина и по имени.

Обернувшись, я увидела спешащую ко мне Светлану и недовольно выдохнула. Ну да, конечно, это именно то, чего я хотела — чтобы мое имя прозвенело на весь коридор! И чтобы Тумачев от скуки проявил любопытство, выглянул из палаты и увидел, что я иду в совершенно противоположную от лестницы сторону!

— Ева, я… — приблизившись, Светлана смущенно потупила глаза, и мне стало неловко за свое возмущение.

Человек пришел с благодарностью за спасение, а я…

И я уже хотела сказать ей что-то ободряющее, чтобы нам обеим не было так неловко, когда услышала:

— Вам не стоит заходить к Прохору. Проведали своего жениха — и хватит!

И тут я поняла, что она не знает… Она понятия не имеет, что это я тогда спугнула насильника.

И… я не могу ей сказать об этом!

А к нам уже подходили другие медсестры — с недовольными лицами, колкими взглядами. Которые очевидно считали так же, как и Светлана, что я не могу, не достойна проведать мальчика.

Выяснять отношения не хотелось. Как не хотелось оправдываться, просить, объяснять. Я понимала, что у них преимущество — их больше, они эмоционально накручены и уже все заранее обсудили. У меня же было меньше минуты, чтобы обдумать возможные варианты.

— Уходите, — повторила Светлана. — Так будет лучше!

— Для Прохора?

— И для вас.

В голосе девушки послышался намек на угрозу, и я сделала так, как она ожидала. Задумалась, покачала в смятении головой и шагнула назад. Я же испугана, а на меня надвигаются…

Надвигались, кстати, продуманно — неспешно, рассматривая меня исподлобья и гаденько улыбаясь. У медицинского персонала, призванного оказывать первую помощь, были такие лица, будто они готовы на руках меня отнести в кабинет патологоанатома. Мне по понятным причинам туда не хотелось, да и в перевязочной, куда они начали меня оттеснять, я экскурсию не заказывала. Так что я продолжала изображать испуг. И делать шаги назад.

Потихонечку.

Совсем незаметно.

А когда до палаты оставалось всего ничего и медсестра, заметив это, захотела схватить меня за руку, я прижала руку ко лбу и вскрикнула. Не очень громко, но достаточно, чтобы это было слышно в палате.

— Что ты… — возмущенно зашипела девушка.

А я снова вскрикнула — очень жалобно и в расчете, что мне повезет. В принципе, за целый день пыток Матеушем, мне кажется, я была достойна удачи. И кто-то сверху определенно посчитал так же, как я.

— Что здесь происходит? — послышался позади меня требовательный мужской голос.

Обернувшись, я с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться от облегчения. Это был дядя Саша, коллега папы, с которым мы были знакомы с самого моего детства! Я так и думала, что папа приставит приглядывать за Прохором кого-то из своих, кого-то надежного!

— Что с вами? — продолжая изображать простого больного, мужчина участливо посмотрел на меня, а потом обвел строгим взглядом и персонал.

— Голова у нее закружилась! — возмутилась Светлана, и понимая, что запугивание не удалось, ушла.

Так же, как и ее коллеги.

— Ева? — обеспокоенно спросил дядя Саша и, поддержав меня за предплечье, махнул перевязанной рукой. — Прости, пакет забрать не могу. Ты как?

— Да нормально я, и пакет я уже донесла… — вздохнула, пытаясь унять обиду. — Я к Прохору, а они пускать меня не хотели. Наверное, сейчас побегут к врачу, и тот…

— Врач знает, кто я, — успокоил меня дядя Саша. — Так что и пальцем тебя не тронет.

— Отлично, а то я так давно не дралась…

— И сегодня точно не будешь! Я вызову тебе такси и сам в него усажу. Пойдем, посмотришь на своего протеже.

Протеже…

Я сразу разулыбалась. И отпустила непрошенную обиду.

Пусть… пусть думают, что хотят. Но если дядя Саша делает вид, что мы незнакомы, значит, я поступила правильно. И вообще, я не могла сидеть и злиться рядом с таким рыжим солнышком. Это было попросту невозможно!

— Ты? Привет! — он так активно стал махать рукой, едва я вошла, будто я не в палате вовсе, а где-то на корабле, на который он смотрит с берега. — А я знал, что ты еще раз ко мне зайдешь!

— Правильно, — поставив пакет на тумбочку, улыбнулась в ответ мальчишке. — Я же тебе сама говорила об этом.

— Да. Правда, иногда люди что-то говорят, а потом у них не получается… Но я рад, что у тебя получилось!

— Я тоже.

Я стала выгружать из пакета продукты, а у мальчишки стали округляться глаза.

— Столько… вкусного… — он, не веря, смотрел на фрукты, и еще более невероятным ему казалось не их количество, а то, что я выгружаю все на его тумбочке, а значит, принесла все ему.

— Чтобы все съел, — изобразила я строгость.

— А можно… — мальчик запнулся, порозовел от смущения и все же решился. — А можно я поделюсь с другими? Меня в палате все угощали! А у меня ничего не было, чтобы отблагодарить, а теперь…

— Это все твое, — дядя Саша подставил мне стул, и я села, с улыбкой глядя на мальчика. С улыбкой, потому что хотелось плакать. — Ты можешь делать с продуктами все, что угодно.

— Поделюсь! — загорелся звездочкой мальчик. — Ничего не пропадет, Ев. Ни одна крошечка, правда!

И вот…

Все, я не выдержала!

Встала со стула, сделала вид, будто ищу в сумочке, а потом поняла, что правда ищу, и достала влажные салфетки. Стараясь сделать это незаметно, вытерла слезы, сделала пару вздохов. Вроде бы все, прошло.

— Тебе плохо? — участливо спросил все подмечающий мальчик.

— Нет, это так… — я села обратно. — Немного простыла — вот и выгляжу, словно плакса.

— Не расстраивайся, — он погладил меня по ладони с зажатой салфеткой, — ты все равно очень красивая.

— Мужчина! — похвалил его дядя Саша, и тем самым избавил меня от новой порции слез. — Так, что тут у нас? Что вы тут раздаете?

Подмигнув, он подошел, рассортировал продукты на те, что мальчику можно, а что врач запретил, и раздал по палате. Мужчины благодарили Прохора, а тот смущался и был ужасно доволен, что он тоже сумел, что он тоже хоть как-то смог угостить их. И все это было настолько трогательно, что рвало душу.

— А ты… — на меня с любопытством взглянули большие зеленые глаза мальчика. — Ев, а ты ко мне как к кому пришла?

— В каком смысле? — не поняла я.

— Ну… Это как благотворительность, да? Ты — волонтер, да? Поэтому ты пришла?

— Нет.

— А кто ты же ты для меня? — выдохнул удивленно мальчишка.

— Друг? — предложила я.

И замерла, ожидая его реакции. А он… да у меня салфеток не хватит от тех эмоций, которые бурлили, пока Прохор во все глаза смотрел на меня, проверяя: шучу или нет? Может, просто обманываю… Нет, он, конечно, простит и поймет все, но… Ему так сильно хотелось мне верить…

— У меня уже больше года как не осталось друзей, — тихо признался мальчик и расцвел улыбкой, засиял искрами в зеленых глазах. — Я рад… Спасибо, Ева! Я очень рад, что теперь у меня снова есть друг!

— Я тоже, — тихо шепнула мальчику и все-таки погладила его по рыжим волосам, как и хотела.

А потом взлохматила их, и мы с Прохором рассмеялись.

Вместе.

Под тишину девятерых взрослых мужчин, которые молча радовались за рыжего мальчика.

 

Глава № 33

Дядя Саша выполнил свое обещание и, убедившись, что в коридоре не прохаживается Тумачев, проводил меня до такси.

— Не переживай, — сказал у машины, — пацан хороший, так что за ним здесь не только я присматриваю.

— Да уж, — почувствовав, как жжет спину, я взглянула на больничные окна, через которые за мной наблюдал взвод медсестер. — Я заметила и даже почти на себе ощутила.

— Врач с ними поговорит. Да и я тоже. И потом… — он хитро прищурился. — Видя, что ты идешь ко мне, а не к Тумачеву, они и красную дорожку от входа постелют. Такая радость случилась — невеста нехорошего человека без ума от другого!

— Ну хоть вы меня невестой не называйте! — поморщилась я.

— А кто же ты? Невеста и есть! Вот только не Тумачева. Имеется на примете кто? Пора уж, пора.

— Вы это моему папе скажите.

— Под дуло меня подставляешь, — посетовал дядя Саша. — Ладно, боссу привет!

— А вы откуда знаете… — Я осеклась под насмешливым взглядом. — Поняла, передам. Я просто на своего босса подумала.

— Просто так ничего не бывает, — заметил мужчина и ушел по дорожке, бормоча: — Есть значит… О-хо-хо, когда узнает Кирилл …

Пока машина отъезжала от больницы, я смотрела вслед дяде Саше, и заметила, как задрожали его плечи.

— Вот это ты расстроила мужика! — устыдил меня водитель такси.

Покачав осуждающе головой и, не желая смотреть на меня, бессердечную, он сосредоточился на дороге. И не видел, как дядя Саша поднялся по лестнице, обернулся и сверкнул широченной улыбкой.

Таксист так сильно хотел от меня избавиться, что вез, не разбирая дороги. Кого-то подрезал, кому-то ломал психику длинными гудками, мне кажется, он несколько раз мечтал сбить хоть одного пешехода на зебре, но те успевали сбегать. За такую поездку надо приплачивать пассажирам, а этот так возмущенно посмотрел, когда я дала не так много, как он рассчитывал!

— С ветерком же провез, — все-таки не выдержал, упрекнул.

— С таким ветерком легко занять место на кладбище, — я с облегчением выбралась из машины. — А я пока туда не спешу.

— Ишь, какая ершистая! Невеста она! Я бы на такой не женился!

— Да и я бы за вас не пошла.

— А это еще почему?!

Теперь таксист взглянул на меня с интересом, но я не собиралась объяснять очевидное, так что поторопилась уйти.

Вот же день насыщенный, и события — то радостные, то переживательные, то странные и никакие, то вот такие, теплые и домашние…

Ужин был легким, но я разомлела и чай пила уже, обложившись подушками на диване. Мама, получив ответы на все интересующие вопросы о моей жизни, работе, Ларисе и даже бабушках во дворе, сидела в кресле и посматривала то на меня, то на папу. Папа изредка что-то черкал в документах и коротко, но по сути отвечал уже на мои вопросы.

Итак, с благотворительным фондом возникли проблемы. В том, в который обратился мой папа, заявили, что у них много других подопечных, и есть те, что согласны дать интервью с благодарностью и главное — готовы не скрывать свои эмоции, не прятать от людей свою душу. А здесь же надо помочь по-тихому, не привлекая внимания…

— Словом, — резюмировал папа, — им нужен яркий телевизионный сюжет.

— И чтобы мальчик плакал и унижался! — добавила возмущенная мама, которая, конечно, была в курсе всего.

Но операция у Прохора будет. Оперировать решили в этой больнице, так что перевод отменяется. Аванс папа внес, и если не найдется другой благотворительный фонд, который беспокоится о детях, а не о рекламе, он внесет и остаток суммы. А я, как и договаривались, родителям со временем деньги верну. За лето собрать вряд ли успею, даже если откажусь от съемной квартиры. Но если все-таки откажусь и после возвращения в институт продолжу подрабатывать, за полгода должна рассчитаться.

Правда, Лариса расстроится. Да я и сама не хотела съезжать. Но потихонечку стала приучать себя к этой мысли. И потом, если я уговорю родителей усыновить Прохора, наверное, будет лучше, если я буду жить с ними в одной квартире.

Но пока я не решилась заговорить об этом. Мне казалось, что у родителей не то настроение, да и мысли отнюдь не о том. Сейчас самое важное — операция Прохора и вопрос с аварией, а вот потом…

Папа сказал, что дело сдвинулось с мертвой точки, но и с той стороны начались какие-то телодвижения. Как только что-то будет более-менее ясно, он даст мне знать, пока же в качестве легенды моих частых посещений больницы была выбрана версия дяди Саши. Та самая, насчет моей спонтанной влюбленности.

— И она не так смешна, как вы думаете, — резюмировал папа, услышав наш дружный смех с мамой. — В общем, Ева, ты мальчика видеть хочешь?

— Хочу.

— Вот и все. Решили и постановили. Решение обжалованию не подлежит, как любит говорить твоя мама.

Так что именно под этим прикрытием я стала появляться в больнице. Проснусь рано утром, приготовлю что-то вкусненькое для двух мужчин — Прохора и дяди Саши, и бегу к ним. А оттуда несусь на работу, где, подпирая подоконник, меня уже встречает хмурый Ковальских.

По-моему, у него вошло в привычку наблюдать за тем, как я страдаю над нудными заданиями Леры. И каждый раз при моем появлении в офисе, многозначительно посматривать на часы. А по вечерам выуживать меня из трясущейся от страха очереди и заводить в свободный лифт, чтобы спуститься вдвоем. И с интересом следить за тем, как я принимаю у охранника очередной подарок. И тут же его отдаю.

Два дня подряд это были конфеты разных сортов — одни я подарила Петру, вторые отдала Степану, и мужчины не были против. Меня все тоже устраивало. Но в пятницу вечером я получила большую корзину белых роз и моментальное предупреждение охранника:

— На цветы у меня аппетита нет — так что ты их себе забирай!

— Не могу… — я расстроенно смотрела на белоснежную красоту, не представляя, что с ними делать.

Во-первых, я все еще понятия не имела, кто подкрадывался ко мне с этими подарками. А во-вторых, я спешила в больницу к Прохору. Итак целый день на нервах, потому что у него была операция. Папа, конечно, звонил и сказал, что все прошло хорошо, но я хотела сама убедиться, хотела поскорей пообщаться с мальчиком, взъерошить его рыжие волосы, посмеяться с ним, порассматривать его забавные веснушки.

Брать цветы в маршрутку бессмысленно — не уедут ни они, ни я. Охранник наотрез отказывался к ним прикасаться — стоило только заикнуться, шарахался в сторону и немного бледнел. Проходящие мимо сотрудники, едва взглянув на меня, отворачивались, пригибались, словно вышли в дождь без зонтиков, и спешили сбежать подальше, на улицу, и…

И тут я поняла, чем вызвана их реакция, и крутанулась на каблуках.

Все, как я и думала!

За моей спиной, всего в одном шаге, стоял мрачный Ковальских. Стоило мне обернуться — его взгляд метнулся с моего выреза на юбке к цветам, и…

Так и завис.

Вдохновленная внезапной идеей, я приободрилась, погладила один из белых лепестков и поинтересовалась:

— Вам нравятся эти цветы?

— Они ужасны, — продолжая рассматривать розы, обронил босс.

Так, так, так… Здесь что-то явно было не так. Взгляд Ковальских говорил о чем-то другом. Но в сути разбираться не было времени, да и других вариантов пристроить цветы не имелось, так что пришлось сделать ставку именно на эту идею.

— Может… вы могли бы их взять?

Ковальских перестал рассматривать лепестки, которые я поглаживала, и взглянул на меня. Нечитаемый взгляд. Такое ощущение, словно по зеленым стеклышкам вдруг скользнули солнечные лучи и… спрятались, затерялись снова.

— Понимаете, — приободренная отсутствием отказа, продолжила я. — Я сильно спешу, и… Если я возьму эти цветы в маршрутку, потом в больницу, они просто не выдержат. Куда гуманней их выбросить сразу.

— Так в чем же дело? — Ковальских кивнул на огромную мраморную урну при входе.

— Не могу… — покаялась я. — Я поэтому бы и врачом никогда не стала: я бы тянула до последнего, я бы гладила больного по голове, дула ему на ранку, я бы всячески тянула время, лишь бы не резать… Даже зная, что если отрежу сразу, так будет гуманней и лучше для пациента. А цветы… Они ведь не виноваты, что мне сейчас не до них? Такие красивые… Может, все же возьмете? У вас машина, и квартира наверняка большая, где-то на пару дней затеряются, а потом…

— Пожалуй… — хитро усмехнувшись, Ковальских взял у меня корзинку, — это будет забавно.

— Их увядание в вашей квартире?

— Как ты могла такое подумать?! — вскинулся он удивленно. — Я максимально продлю их жизнь. Это будет главным украшением в моих апартаментах. Ева, спасибо, ты сделала мои выходные!

— Настолько любите цветы? — я по новому посмотрела на босса.

— Эти? Да! Какой подарок! Я хочу запечатлеть этот момент! — Взглянув на охранника, он передал ему свой мобильный. — Петр, будь добр, сделай снимок.

— Да, босс, — тот с готовностью щелкнул Ковальских с корзинкой цветов.

А Ковальских этот снимок мгновенно кому-то отправил. Ему немедленно позвонили, а он отвечать не спешил — расплылся в счастливой улыбке и едва не приплясывал под музыку тяжелого рока с эротическими придыханиями.

Может, своей девушке хвастался? Судя по рингтону… Мол, смотри, что я тебе сейчас привезу! А она не вытерпела и позвонила, чтобы надышать ему в ухо свою благодарность, такую же, с придыханиями…

— До свидания, Леслав Матеушевич! — попрощалась я и пошла прочь из душного здания, на улицу, на свежий воздух, в конце концов!

А вслед послышался смех мужчины и какие-то его поручения, что ли. Я не собиралась останавливаться и уточнять — рабочий день окончен, я свободна, и он мне, как минимум на ближайшие выходные, не босс. Да и вообще, всю неделю не босс. Только зритель.

На лестнице я задержалась, тоскливо рассматривая остановку. А потом сначала услышала аромат роз, а потом уже насмешливый голос Ковальских:

— Матеуш, — поймав мой вопросительный взгляд, он дал пояснение. — Ты перепутала мое имя, когда прощалась.

— Простите, — обронила я и стала спускаться.

— Ничего, эта проблема решаема.

— Да, отдохну от вас пару дней, избавлюсь от стресса, и память ко мне вернется.

— Нет, Ева-Ева, тебе поможет совсем другой метод, — хмыкнул мужчина. — Просто тебе даже мысленно надо перестать называть меня «босс» или «Ковальских». Я знаю, что ты думаешь именно так. А ты приучи себя думать иначе. И называй меня по-другому.

— Например?

Я даже остановилась. Он тоже.

— К примеру, Матеуш. Матеуш Леславович — если сначала покажется очень сложно. Ну или на крайний случай — Питон. Питон — не самый плохой змей, как я думаю.

Заметив мою растерянность, он улыбнулся…

Совсем по-змеиному…

И вот почему-то подумалось, что если бы я была настоящей Евой, той самой, а змей был бы таким… и так улыбался, как этот…

К яблокам я равнодушна, так что, скорее всего, взяла бы на душу совсем другой грех…

Я бы прибила этого змея!

 

Глава № 34

— Не смотри на меня так, будто мечтаешь убить, — хмыкнул Ковальских.

— Хорошо, — я покладисто отвернулась и направилась к остановке.

— Погоди! — сквозь смех, попросил он, а когда я обернулась, удивленно так поинтересовался: — Я что, угадал твои мысли?

— А что, с учетом вашего поведения это было так тяжело?

— Ну вот, ранишь в сердце и так спокойна! А говорила, что дышала бы на больного, что дула бы на ранку, лишь бы ему не было больно…

— А вы разве больны?

— Не знаю, — взгляд Ковальских стал не просто серьезным, а каким-то… пронзительным. — Не знаю, Ева…

Он шагнул ко мне. Такой задумчивый, с таким затуманенным взглядом… С корзинкой белых цветов в руках, которые трогательно к себе прижимал. Бесцеремонно приподнял пальцем мой подбородок, заставляя взглянуть в глаза, и прошептал:

— Ты мне поможешь разобраться? Может, я правда болен…

Я пожала плечами, но такой ответ Ковальских не устраивал явно. Он чуть склонился, и его губы были так близко, а взгляд завораживал, когда он снова заговорил:

— Может, ты уже знаешь, Ева… Может, заметила? Может, это из-за тебя… Возможно, я чего-то не замечаю…. Скажи мне… Скажи, Ева-Ева…

— Красные пятна на шее? — озвучила я свой вариант, но тут же качнула головой. — Да нет, я вам уже о них говорила, да и не видеть их в зеркале вы не могли…

Ковальских удивленно моргнул. А мне стоило огромного труда не расхохотаться. Собственно, я еле держалась еще с первой фразы его романтической чуши, и теперь, когда питон находился в трансе, поспешила отойти и наконец посмеяться.

— До свидания.

Отойти я успела на пару шагов, а потом меня догнали и смех, и питон, и даже корзинка.

— Держи, — подождав, когда закончится приступ хохота, мужчина вручил мне цветы и взял за руку, заставляя идти за собой.

Так как я немного ослабла от смеха, позволила привести себя к лестнице бизнес-центра. Но ничего, отсюда легко обратно дойду. Вот отсмеюсь, и…

— Рабочий день закончился, — напомнила боссу, когда он достал из кармана ключи и окинул меня строгим взглядом.

— Знаю.

— А цветы я вам подарила!

— Помню.

Он куда-то ушел, а к моменту, когда я успокоилась и вытерла слезы, подъехал на джипе.

— Садись, Ева, — приглашающе распахнул дверь авто.

— Может, подвезете только цветы? Кстати, запоздалый вопрос: у вас нет на них аллергии? А то и правда еще из-за меня заболеете!

— Садись, Ева. Ты же спешила.

— Да!

Взглянув на часы, поняла, что на шуточки потратила достаточно много времени, и села в салон. Ковальских расположил цветы на заднем сиденье, изредка я посматривала на них, но они себя в машине чувствовали вполне комфортно. В отличие от меня.

У меня же смешливость прошла, и теперь ощущалось какое-то напряжение между мной и боссом. А, может, я просто переживала за Прохора. Но минуты тянулись удивительно медленно. К тому же, Ковальских всю дорогу молчал, и только когда подъезжали к больнице, спросил:

— Так и не скажешь, к кому я тебя привез?

— К мальчику.

— Твоему мальчику?

— Да, — улыбнулась я. — Сегодня ему сделали операцию, и я переживаю, как он там…

Наткнувшись на нечитаемый взгляд Ковальских, поняла, что все, что ему говорила можно расценивать так, будто речь идет не о маленьком мальчике, а о моем парне. Но не стала ничего уточнять. Пусть думает, как ему проще. Может, оставит попытки обольстить меня пафосными речами.

— Спасибо, — сказала, выходя из машины.

Следом за мной вышел Ковальских.

Я спешила, и я могла развернуться и уйти от него. Но так и стояла.

Мы находились по разные стороны джипа и просто смотрели друг другу в глаза. Странное ощущение, но мне вдруг показалось, что в эту секунду он настоящий. Такой, каким редко открывается для других.

И я не могла уйти просто так.

Но и что делать не знала. И что говорить. Ничего… Ни делать, ни говорить — ничего не хотелось.

Ветер взъерошивал его черные волосы, солнце делало зеленые глаза более насыщенными и глубокими, превращая их в два колодца, в которых легко утонуть. Проходящие мимо женщины разных возрастов и комплекций ласкали его долгими взглядами. А он смотрел исключительно на меня. И на этот раз его интересовала не глубина выреза на моей юбке и не мое скромное декольте. А глаза…

— Вирус, — услышала я голос Ковальских, не ершистый, не колкий, а с легкими нотками добродушного удивления. — Не знаю, какой. Но тебя он тоже затронул.

— Угу, — хохотнула я, давя разочарование, что он снова скатывается в пафосность и банальность. — А лечение вируса — это, конечно же, — постельный режим? И желательно именно в вашей постели?

— Красивая мысль, очень яркая, — губы Ковальских тронула усмешка, и я даже выдохнула, заметив, что он снова становится прежним. — Вот только еще один факт, который тебе надо знать обо мне — я люблю разнообразие, Ева-Ева.

— А к чему, интересно, мне эти знания? — фыркнула я и покраснела, встретившись с мужчиной глазами.

— К тому, — пояснил он охотно, — чтобы ты привыкала к мысли, что со мной просто так отлежаться не выйдет.

— Да с вами, честно говоря, и отсидеться просто так не выходит! Всю дорогу промолчали, нагнетая обстановку, а стоило вырваться…

— Вырваться? Ты уверена, что у тебя получилось? Ох, Ева-Ева… Такая наивность при такой внешности, как у тебя, просто непозволительна!

— Не настолько я наивна, как вы себе думаете!

— Вот как?

— Именно. И я прекрасно понимаю, чего вы добиваетесь этими намеками, разговорами…

— Ну-ка?

— По-моему, это элементарно — зуд унять у своего вируса!

— Если бы все было так просто, — огорчился Ковальских. — Но зудит-то гораздо выше пупка.

— Хм… — ужасно хотелось посмотреть, взглянуть, прикинуть на глаз, так сказать, но машина мешала. — В таком случае… А, может, это были и не засосы? Может, у вас ветрянка?

Я поспешила в магазинчик, и когда отошла достаточно далеко, позволила себе рассмеяться. У Ковальских был такой взгляд…

Купив из продуктов все, что мне продиктовал по телефону папа, и добавив большую игрушку рыжего кота, которую случайно заметила, я поторопилась в больницу. Впереди меня шли две женщины в медицинских халатах — наверное, медсестры выскочили купить что-нибудь к ужину. Они о чем-то негромко переговаривались и так как были крупных габаритов, закрывали обзор. А вот когда мы уже были почти у самого здания, я увидела, что Ковальских стоит у джипа, лениво облокотившись на него.

— Почему вы не уехали? — поинтересовалась я, поравнявшись с ним.

— Пережидал, пока зуд уймется, — бесцеремонно заглянув мне в пакет, он довольно усмехнулся, заметив игрушку.

— До свидания.

— Очень знаково, не находишь? Прощаешься и прощаешься, а проститься не можешь… Все уходишь и уходишь, а уйти не выходит…

— Первое — элементарная вежливость и чувство такта, — парировала я. — А второе — случайность.

— И это говорит мне девушка, которая в первый же день заявила незнакомому мужчине, что у него на шее засос! Девушка, которая бессердечно передала пинок от его друга детства Карлсона, хотя могла промолчать! Девушка, которой так понравился незнакомец с засосами, что она бросилась ему под машину, лишь бы еще раз на него посмотреть! Девушка, которая даже цветок разбила, чтобы запомниться, врезаться этому чуткому мужчине в память!

Не выдержав, я снова расхохоталась. А Ковальских удовлетворенно хмыкнул, сделал шаг, опять став слишком близко ко мне и продолжил обвинительное разоблачение:

— Девушка, которая прекрасно знает, что я не верю в случайности. Девушка, которая…

— Шлюха!

Я даже дернулась от удивления, не сразу сообразив, что это реплика не Матеуша, да и относится не ко мне. Повернув голову на звук женского голоса, поняла, что это сказала одна из тех медсестер, которые шли передо мной. А вторая кивнула согласно и уставилась на хрупкую девушку, стоящую на больничной лестнице с ребенком на руках.

— Нагуляла невесть от кого! — продолжила лить желчью тетка. — От нее даже отец ее отказался, так и сказал: куда ты мне в коммуналку еще подкидыша своего принесешь? А она вона… Стоит, ждет кого-то. Как будто есть, кого ждать!

И снова я дернулась. И знала, что не обо мне говорят, а стало так обидно за эту девушку. Она ведь потому никуда не шла, что, скорее всего, идти не могла. Видимо, рано выписали — не было денег, нечего и палату занимать. Выписали и смеются. А ее же от дуновения ветра качает!

Я сделала только шаг, когда Матеуш удержал меня и качнул головой, едва наши взгляды пересеклись.

— Я сам, Ева, — процедил холодно. — Иди к мальчику.

Я не успела спросить, что он имеет в виду. Он больше не говорил — действовал. Открыл заднюю дверь машины, достал корзину с цветами, вопросительно взглянул на меня, а увидев кивок, подмигнул. И, нацепив на лицо широченную улыбку счастливого папаши, дождавшегося первенца, рванул к девушке на лестнице.

— Успел! — порывисто, но осторожно обнял ее. — Надо же, успел! Спасибо, что дождалась меня!

Девушка хотела что-то сказать, хотела что-то пояснить мужчине, который очевидно ошибся и принял ее за другую. Но Ковальских сложно убедить в том, чего он слышать не хочет. Он кружил возле девушки, радовался, не знал, как ей вручить цветы и не решался взять сына на руки.

— Неужели за ней приехал? — послышался голос той тетки. — Такой богатый, весь из себя буржуй и за этой?!

— Да ну! Не верю! — возмущенно пискнула напарница тетки. — Щас все развеется, щас он одумается, щас он другую присмотрит!

— Ага, тебя! — буркнула я, не в силах сдержать раздражение.

Но тетки меня не слышали — во все глаза смотрели спектакль, правдоподобно разыгрываемый Матеушем. И удивленно ахнули, когда девушка вроде как буржуя признала и пошла следом за ним, к такой шикарной машине.

— Да не, — хохотнули тетки, заметив меня у авто, — вон та его ждет. Та с ним смотрится, а эту хоть прикрывай цветами, хоть нет…

Но девушка была переполнена эмоциями и реплики либо не слышала, либо не обратила внимания. Она крепко прижимала сына к себе, позволяла Матеушу вести себя под руку и приобнимать, и сквозь слезы любовалась огромной корзиной цветов, которые были для нее… хоть это и странно…

— Вы… — приблизившись ко мне, нерешительно начала девушка. — Если бы я не увидела вас, я бы не решилась… незнакомый мужчина, и… У меня же ребенок, но… Они…А вы — девушка, и не страшно…

— Успокойтесь, пожалуйста, — попросила я, отгоняя прочь свои слезы.

Мне плакать нельзя, мне еще идти к мальчику, и надо быть сильной, потому что он тоже сильный.

— Ева, — обратился ко мне Ковальских, снова пристраивая корзинку в авто, но уже на переднем сиденье. — С твоим мальчиком я познакомлюсь в другой раз, а пока решу вопрос с этим.

— Хорошо, — я кивнула, а потом спохватилась. — А вы что, собирались знакомиться с мальчиком?

— Ну, как руководитель, я должен быть в курсе всего. Так что я просто обязан узнать, ради кого ты опаздываешь каждое утро, рискуя такой зарплатой.

— Что, снова хотите меня уволить?

— Опять провоцируешь, — хмыкнул он. — Так, пока ты работаешь, меня еще сдерживает деловая этика, а так…

Взгляд Ковальских, обжигая, скользнул по моим скулам, задержался на губах, ненадолго нырнул в декольте и вернулся к глазам.

— Добрых снов, — пожелал он таким тоном, словно знал, что я всю ночь не усну, терзаясь мыслями только о нем…

— А куда мы… — заволновалась девушка, когда Ковальских распахнул перед ней дверь машины.

— Садитесь — решим вопрос по пути.

Несмотря на тень улыбки, Матуеш говорил уверенно и в приказном тоне — ему трудно было сопротивляться.

— А вы… — бросив на меня испуганный взгляд, забеспокоилась девушка.

— Не переживайте. Он ничего вам плохого не сделает.

— Он не такой? — доверчиво спросила незнакомка.

— Он не такой, — подтвердила я.

— Поверь в это сама, Ева-Ева, — обходя мимо меня, чтобы сесть в машину, шепнул Ковальских. — И перестань от меня шарахаться.

— С какой стати? — напыжилась я и поспешно отвернулась, чтобы он не заметил румянца.

— Задание на выходные, — хмыкнул он, бережно заправив одну из прядей волос мне за ухо. — От твоего самого главного босса.

— Самый главный босс в «Синергии Лайт» — это ваш папа!

— Я сказал: твой босс, Ева. Не компании, а твой. Чувствуешь разницу?

— Нет, — ляпнула я.

— Это заметно, — мужчина коснулся костяшками пальцев моей заалевшей щеки, и с сожалением убрав руку, сел в машину. — И да, не забывай, пожалуйста, о первом задании, да? Матеуш, Матеуш Леславович… В общем, тренируйся. Надеюсь, когда мы увидимся в понедельник, ты меня сумеешь порадовать.

— Слишком самонадеянно! — проворчала я.

А он…

Он самонадеянно улыбнулся, как бы говоря: все будет именно так, как он говорит, и мы оба знаем об этом… А потом завел машину, и уехал.

— Ты смотри, — проворчала одна из теток, когда я проходила мимо, — игрушка мягкая… Это что же он, одну из роддома забрал, а другую рожать привез? Это ж не бордель, а больница! Здесь люди лечатся!

— Да с вами полечишься! — бросила я на ходу, не став притворяться глухой. — Только обогатишься нервным расстройством и комплексами! А еще люди в белых халатах! Вы же — элита! Оплот здоровья! Опора в самый сложный момент!

Женщины переглянулись. И я видела: они буквально разрываются между тем: нахамить мне в ответ или промолчать, что они не достигли столь высокого статуса, как я им приписываю.

Но тщеславие пересилило говорливость, и они, важно выпятив грудь вперед, обогнав меня, вошли в здание больницы.

Чуть позже, поднимаясь по лестнице, я их видела с ведрами и швабрами, но целая минута триумфа у них была и, возможно, ее хватило, чтобы хотя бы остаток вечера не злословить. А, может, они просто поняли, что поддержкой в сложный момент можно стать не только с дипломом врача. Не знаю.

Но у меня на душе стало немного светлее, когда я увидела, как одна женщина и слова бранного не сказала, когда пробегающий мимо мальчишка опрокинул ее ведро с водой. А вторая помогала беременной дойти до стульчика по влажному полу.

Так, все, хватит отвлекаться на чужих бегающих мальчиков! Меня свой мальчик ждет! Который, если все пройдет хорошо, тоже вскорости сможет бегать…

 

Глава № 35

В палате было не протолкнуться — помимо десятерых больных, включая самого Прохора, там суетились врач и две медсестры. Врач осматривал мальчика, медсестры нависали над постелью и умиленно ахали, слыша, что говорит маленький пациент. А тот не только покладисто отвечал на вопросы врача, но и заливисто смеялся, когда к нему прикладывали стетоскоп и пытались выяснить, как он себя чувствует после операции.

— Отлично все! — заверял мальчик. — Хоть сейчас готов попробовать бегать!

— С этим повременим, — унял его энтузиазм доктор и оставил веселого пациента в покое.

Когда он и медсестры выходили, я отступила в коридор, чтобы их пропустить, и потому расслышала слова врача:

— Видели? Смеется… А ведь сейчас он испытывает жуткую боль.

— Может быть… — встревожилась медсестра.

— Нельзя пока, — отказал ей врач. — После. Он сильный мальчик, до ночи продержится. А вот перед сном обязательно уколите.

Медсестры смиренно вздохнули, окинули меня равнодушным взглядом — теперь мои визиты сильных эмоций не вызывали, и скрылись в дали коридора вместе с врачом. А я зашла в палату.

— Ева! — тут же приметив меня, замахал рукой мальчик. — Я так и думал, что ты придешь! Я всем говорил, что ты обязательно сегодня появишься! И перед наркозом, когда операцию делали, я сразу сказал доктору, что мне надо успеть проснуться к семи!

— К чему нам такая точность? — присев на стул у его кровати, перевела сбившееся от эмоций дыхание. — Я бы обязательно дождалась, когда ты проснешься.

— Нет, Ев! Ты же после работы, устала, тебе надо домой, отдохнуть и к своим… А тут я отвлекаю!

— Не говори глупостей, — я убрала с его лба непослушный локон отросшей челки, — ни от кого ты меня не отвлекаешь. И мне нравится к тебе приходить.

— Спасибо, мне тоже нравится, когда ты приходишь… — мальчик немного смутился. — Это все ненадолго! Скоро я сам смогу к тебе приходить! Только…

Он замолчал и обеспокоенно взглянул на дядю Сашу. И я запоздало поняла, что не поздоровалась ни с ним, ни с другими мужчинами в палате. Кивнула, не могла говорить — а они поняли, и тоже ответили кивками и улыбками.

— Что? — снова потянулась к рыжему локону мальчика, и он, вздохнув, посмотрел на меня.

— Если только ты позволишь мне к себе приходить. Я же… — Прохор сжал в кулаках простынь, которой был накрыт, а потом смирился, отпустил ее и выдавил из себя признание. — Я же детдомовский, Ев, а многие люди, нормальные люди, у которых все в семье живы… Они боятся, что такие, как я, могут что-то украсть или дать наводку ворам. Я знаю, у нас некоторых детей из детдома брали на выходные в нормальные семьи, а потом возвращали и такое про них рассказывали, что… Они больше не хотели идти на выходные в семью, даже если за ними опять приходили, и это была другая семья…

— Прохор…

— А мы можем видеться на лавочке, у подъезда! — Не дав мне хоть что-то сказать, поспешно затараторил мальчик. — Знаешь, Ева, я часто сижу на лавочке у своего подъезда — ну… там, где мы с мамой и папой жили. У нас хорошие лавочки в городе, на них даже зимой почему-то не холодно! Только курточка иногда прилипает, и все. А сейчас тем более лето! Даже если твоя лавочка далеко от детдома, я за пару часов дойду, я хорошо город знаю, все закоулочки! А потом как раз и посидеть захочется, отдохнуть. Ну как, хорошо я придумал?

— Плохо, — снова медленно выдохнув, качнула укоризненно головой. — Никаких лавочек в нашем дворе не будет! Вернее, никаких посиделок на них!

— Почему? — растерялся мальчик.

— У нас все лавочки заняты бабушками.

— Но я же худенький, я посижу, отдохну с дороги и уступлю им потом! Ев, пожалуйста, ты… Можно я все-таки буду к тебе приходить? Я бы хотел, чтобы мы и дальше дружили!

— Будем, — заверила шепотом мальчика, а сама заморгала ресницами, чтобы он не заметил, что я на грани. — Чтобы дружить, лавочки не обязательны. Я хочу, чтобы ты пришел в квартиру, где я живу. Вот. Приглашаю тебя.

— А я люблю ходить в гости! — тоже шепотом поделился мальчик. — Я могу из бумаги такие фигурки делать… Животных, цветы… Я сделаю, и это будет подарком тебе! И тогда я получусь настоящим гостем! Ты каких любишь животных?

— Всех, — с трудом из-за комка в горле ответила я, — кроме наглых котов.

— А я котов обожаю! Но ладно, тогда я тебе жирафа сделаю. С жирафом можно прийти?

— Хоть со слоном, — позволила я. — Хоть с бегемотом. Мне главное, чтобы ты пришел, а кто там будет с тобой — это такое дело…

— Даже если с котом? — расплылся в озорной улыбке мальчишка.

— Даже если с котом, — покладисто согласилась я. — Но только бумажным или вот этим…

Подмигнув ему, я потянулась к пакету с покупками, достала огромного рыжего кота с зелеными яркими глазами, и…

Это было удивительно — я видела, как загораются искорки в изумрудных глазах мальчишки, а потом сначала ощутила, увидела смех, который зародился, а потом и услышала его. Заливистый, детский, доверчивый…

— Похож на меня, — оценил мальчик, присмотрелся и ахнул: — И новый, ничейный еще! А к нам обычно привозят игрушки, что уже не нужны, но я не беру, у нас малышни полно… А этого кота оставлю себе. На память.

— Так! — я добавила в голос строгости. — Что значит, на память? Я с тобой прощаться не собираюсь.

— Ну да, это да… — мальчик утешительно погладил меня по ладони. — Я же буду к тебе приходить!

— Вот так-то! — не удержалась и легонько щелкнула его по веснушчатому носику, а то, понимаешь ли, расстраивает меня. — Но пока это случится, к тебе буду приходить я.

— Надеюсь, — вздохнул он и бережно обнял кота, чтобы тот не упал с кровати.

Я провела с Прохором несколько часов, до тех пор, пока не пришли медсестры и не сказали, что будут делать ему укол. Конечно, его бы отвлекли от боли и без меня — мальчишку действительно полюбили в палате. И все же мне хотелось знать, что когда я уйду, он уснет. А еще мне нравилось быть с ним рядом. Салфетки только быстро заканчивались, а так… И посмеемся, и поболтаем…

— Ева, — так же выйдя из палаты, окликнул меня дядя Саша, и пошел рядом со мной, провожая до такси, которое я вызвала. — Ты скажи… Смотрю я, ты к мальчику всерьез привязалась?

— А что? — с подозрением взглянула я на мужчину.

— Так, думаю… — Он немного замялся, что ему свойственно не было. — Подумываю я, в общем… Ева, ты мне сразу скажи… Я вижу, что ты задумала, но если твои родители не захотят усыновить мальчика, я поговорю со своей Варварой — еще одного пацана мы прокормить сможем!

— Дядь Саш! — возмущенно начала я, а потом поняла, что он не со зла, наоборот, переживает за мальчика, и уняла эмоции. — Я еще не говорила с родителями, но мальчик — мой.

— Ева, — мужчина положил мне ладони на плечи, как делал это, когда я была маленькой и, бывало, на что-то жаловалась ему, а он утешал. — Тебе Прохора усыновить не позволят. А если твои родители не захотят — не осуждай, не торопись с этим, не уговаривай. Уговоришь, и что? А если не примут его душой? Ты тогда просто подумай не о себе. Не о том, чего хочешь ты и что ты решила. Ты подумай о мальчике. Как для него будет лучше. Обещаешь?

— Обещаю, дядь Саш.

— Вот и умница, — похвалил он, и я даже немного зарделась, совсем как в детстве, когда он так говорил.

Сев в такси, я взглянула на часы — десятый час, поздновато для тяжелых и затяжных разговоров. А вот завтра соберусь с мыслями и поеду к маме и папе. Просить, чтобы у нас в семье появился мой братик — рыжий, веселый и солнечный. Даже если он им не понравится, как говорит дядя Саша, ничего, мне главное, чтобы они документы оформили, а там уж…

Впрочем, я не думала, что родители откажутся. Конечно, к мысли усыновить ребенка надо привыкнуть, и не так-то это легко, как кажется…

Но я знала, что они у меня сильные, как и Прохор. И что рыжий мальчишка им так же понравится, как и мне. Просто им надо помочь познакомиться. Папа рыжика видел, но это ведь не знакомство, это не то. А вот если они пообщаются…

— Да? — летая мыслями в светлых мечтах, я машинально ответила на звонок мобильного.

— Совесть есть у тебя? — послышался ворчливый голос Ларисы. — Я тут уже все твои цветы полила, уже второй урожай зеленого лука собрала, молодой картошки отварила, отбивных вкусных наделала, а ты… Ты меня спасать собираешься или как?

— Просто отставь тарелку в сторону, — посоветовала я. — Доедать все не обязательно. А когда я приеду, я все съем и тебя спасу.

— Вот хоть не ври на ходу. «Все съем» — это про меня, а не про тебя. Я не от переедания мучаюсь, Ева. У нас с едой спокойные, ровные отношения. Просто мне катастрофически скучно!

— Нам, — послышалось негромкое уточнение в трубке.

— Нам скучно — вот! — повторила Лариса.

— Судя по голосу, рядом с тобой мужчина — и тебе скучно?!

— Представь себе, ему со мной тоже.

— А…

— Больше ничего не скажу. Если мы разбудили твое любопытство — приезжай и спасай нас!

— Уже еду, — покладисто отозвалась я.

Конечно, торопить таксиста я не собиралась — мне до сих пор последняя поездка с ветерком иногда снилась в кошмарах. Но любопытство проснулось и отогнало усталость. Это что же там за мужчина, что Ларису до скуки довел? И при этом она от него не избавилась, а сидит рядышком. Хм…

Когда такси подъехало, я поначалу подумала, что мужчина, который поддакивал в трубку, решил, что женщина не для того создана, чтобы тоску нагонять, и сбежал. Лариса обнаружилась на лавочке — она сидела, монотонно помахивала ногами и болтала со старичком из соседнего подъезда. А вот других мужчин поблизости не наблюдалось. Даже Мурзик из кустов не выглядывал.

— Добрый день, — подойдя к унылой компании, поздоровалась я.

Ответы ожидаемо получились унылыми.

— Добрый… — прокряхтел старичок. — Где ж он добрый-то? Уже и забыл, что такое покой… Э-хе-хе…

— Э-хе-хе, — поддержала его Лариса и бросила на меня виноватый взгляд. — Ев, ты давай, выручай меня!

— Нас, — послышалось уточнение, и я во все глаза уставилась на старичка.

Ага, так никакого кавалера не было! Лариса изначально сидела с этим мужчиной, и это он тоже просил о помощи! Кстати, это был тот самый старичок, что отчитал посыльного за дурной запах и недержание.

— Аркадий Филиппович, — представился мужчина, заметив мой пристальный взгляд

— Ева, — представилась я.

— Знаю уж, — сверкнул он вставными зубами, — подруга мне все уши прожужжала, какая ты находчивая и сообразительная. Вот давай, оправдывай теперь доверие.

Я перевела полный благодарности взгляд на подругу, а та, продолжая помахивать ногами, уверенно подтвердила:

— Да! Так и есть! Я в нашей компании — живот и душа. А Ева — сердце и голова. Как что-то придумает, так… Эм… От всего сердца, в общем!

— Так похвалила, что не могу удержаться — жутко хочется поскорее помочь, — я многозначительно сделала шаг к подъезду, а подруга поняла и поспешно подвинулась на лавке.

— Присаживайся, я тебе место нагрела!

— То, что надо для лета!

Лариса расхохоталась. Старичок улыбнулся и постучал палочкой по асфальту, как я поняла, в знак одобрения. Ну а я присела на лавочку и приготовилась слушать.

— Тут такое дело… — начала Лариса, но замолчала, пока мимо нас, поздоровавшись, прошла одна из бабулек.

— Вот, смотри, — склонившись ко мне, старичок ткнул палочкой вслед уходящей соседке. — Сейчас сама все поймешь. А я как раз и посмотрю на твою сообразительность, хе-хе…

Деловито минуя лавки, бабушка позвала своего внука с волейбольной площадки, заставила его натянуть веревку между деревьями и принялась развешивать стирку. Медленно нагибаясь, медленно поднимаясь. И медленно поправляя волосы, собранные в строгий пучок. На приступ радикулита как-то было не очень похоже, скорее, на первое посещение урока стрип-пластики. Но самое интересное было в другом. Стирка бабушки состояла из одной черно-белой простыни, трех ночных сорочек разных расцветок, с кружевами, кстати, и вполне современного вида. А так же из двух бюстгальтеров и… одних трусиков танго!

Причем, я знала, что бабушка живет только с внуком, и других девушек, помимо самой бабушки, в их квартире не наблюдалось. То есть, обладатель трусиков был установлен, хотя, даже если бы бабушка сбросила килограмм двадцать, они бы вряд ли оказались ей впору.

Странно? Странно. И белье она вывесила на ночь глядя. И впервые за те два года, что я живу в этом районе — раньше вполне обходилась балконом.

На этом странности не закончились. Из соседнего подъезда вышла другая бабушка, опять же кивнула нам вежливо, прошла со своей стиркой к деревьям, свистнула своего внука с волейбольной площадки и, после того, как он подвесил от дерева до дерева две скакалки (веревки, видимо, не нашлось), принялась развешивать стирку. Так же медленно и, я бы сказала: томно. А потом она громко ахнула, прижала ладонь ко лбу и стала раскачиваться из стороны в сторону, вроде как голова у нее закружилась.

— Не надо, — остановил старичок мой порыв, — сейчас у нее само все пройдет.

И правда, покачавшись из стороны в сторону не дольше минуты, бабушка, охая и сетуя, что и помочь-то некому, продолжила развешивать стирку. Отогнав на площадку прибежавшего в волнении внука, она показала всему двору две шелковые простыни, две прозрачные комбинации и… бюстье!

— Ну? — вздохнул страдальцем Аркадий Филиппович. — Посмотрела на этот срам — теперь догадалась, что происходит?

Я взяла паузу на обдумывание — уж слишком невероятные закрутились мысли. А в этот момент из подъезда позади нас послышались вздохи и ахи еще одной бабушки:

— Это ж надо, я его и так кручу, а он не хочет! Я его и этак верчу, а он не дается — застрял и все! Я уж и нагибаюсь, благо, спина не ломит еще, взглянуть позволяет, а там… Засор! Беда, бабоньки, беда у меня! — воззвала она к другим бабушкам.

Те отзываться не захотели — усердно поправляли свое белье и поглядывали на нашу лавочку, и тогда их подружка снова запричитала, на этот раз громче:

— И помочь-то некому! Ах, если бы нашелся мужчина, который посмотрел, да разобрался с этим краном! Да я бы ему самогоночки свежей, да салатика, да борщика, да картошечки с сальцом да лучком!

— Смотри, как на этот раз подготовилась, — сглотнув слюну, прокряхтел старичок. — В прошлый раз, когда она меня со своей бедой заманила, были только самогон и показ срамоты на веревках, как у этих… С нее, небось, и взяли пример… А теперь…

Он заинтересованно оглянулся, приметил, что бабушка села на лавочку, как бы в раздумьях, да и сам призадумался.

— Неделю покоя мне не дают, со всех подъездов меня обложили, прям и не знаешь, какой дорогой идти… То той помоги, то та в чем-то нуждается, а я сначала соглашался и помогал, а потом понял, что не помощи они ждут, не того хотят, на что зазывают!

— А чего же? — спросила я, хотя и так уже догадалась.

— Меня! — обвинительно ударив по земле палочкой, признался Аркадий Филиппович. — Столько лет держался и бобылем ходил, столько лет они меня к себе заманить не могли, да и не пытались, если по правде. Думали: сам на них внимание обращу. Гордыми и состарились, тут… Все вдруг стали нуждающимися, беспомощными, а мне — хоть разорвись между ними! И ведь главное, какой крючок дельный нашли, притворяются, что в беде, а я… Клюю! Как та глупая рыба, клюю! И ведь привыкнуть к такому могу! Эх, что делать-то? Прям и не знаю…

Старичок уставился на меня, а я — на Ларису.

— Кажется, это отголоски твоей идеи, — улыбнулась я. — Из-за тебя мы сейчас наблюдаем операцию под кодовым названием: «Срочно спасите бабушку!»

— Моей, — покаянно вздохнула она. — Вот сболтнула я тогда, что все мужчины, когда женщина в беде, начинают эту женщину хотеть, и вот…

— Ох, и коварная же эта операция, — послышался вздох старичка. — Так и спиться можно. Я бы, пожалуй, и выбрал уже кого, и спас бы хоть одну от одиночества — чай, и самому надоело. Но как выбрать-то? Срамота небось и не ношена, а так… куплена в одном магазине. А это, так сказать, крючок без наживки. Э-хе-хех…

Мы втроем уставились на колыхающиеся на ветру простыни, ночнушки, бюстье и стринги.

— И что выбрать? — снова послышался тяжкий вздох.

— Я бы выбрала борщ, — услышав, как урчит в моем животе, честно призналась я.

— И картошечку с салом, — призадумался старичок.

— То ли сдаться, то ли еще поломаться… — хохотнула Лариса. — Я бы сделала вид, что еще сомневаюсь. Вдруг и у других кандидаток проявятся иные таланты, кроме умения обращаться со стиральной машинкой.

Хмыкнув, старичок еще раз взглянул на заманчивого покроя бюстье и стринги и, постукивая палочкой, направился к соседнему подъезду. Неспешно. Раздаривая авансовые улыбки пока менее удачливым конкуренткам.

— Знаешь, Лариса, — посмотрев на подругу, поделилась я с ней подозрениями, — если Аркадий Филиппович прислушается к тебе, боюсь, вскоре мы будем обсуждать другую операцию.

— Какую же? — невинно поинтересовалась подруга.

— «Спасите дедушку!» — выдала я. — И ты опять будешь сидеть с таким виноватым видом…

— Не ворчи, сердце мое, — рассмеялась она заливисто, — пойдем лучше, я тебя тоже буду кормить!

Ну и как тут ворчать?

Никак.

На голодный желудок надолго сил не хватает. И потом, я же себе не враг, чтобы выговаривать повару дня. Вот когда подкреплюсь…

 

Глава № 36

Впрочем, когда я поужинала, ворчать расхотелось — разморило немного, напомнила о себе усталость. К тому же, рассказывая про мальчика, я не могла перестать улыбаться. Какое ворчание? Меня распирало от нетерпения, ожидания и благодушия. А потом Лариса так разошлась в своем обвинительном монологе, что даже слова мне вставить не позволяла.

Нет, мой поздний приход домой и то, что в клуб я идти не хочу, она мне простила. Все же у меня имелись уважительные причины. Ее возмущал фотограф Калинский, который не знал, чего хотел от модели. Или знал, но толком объяснить не умел. Более того, имел наглость требовать от Ларисы каких-то живых идей!

— И это после пяти часов съемок! — пыхтела она обиженно. — Ева, какие живые идеи, если я не могу поручиться, что сама на этих съемках еще жива! Так, дышу через раз, и то… А потом, какие идеи на голодный желудок?! Я ему озвучила несколько из своих: где поесть, что поесть и сколько. И что изменилось? Он по-прежнему игнорирует перерыв на обед и мне не дает отвлекаться. Так что в который раз убедилась: с мужчинами проявлять фантазию бесполезно.

— А когда ты проявляла ее с ними в последний раз?

— Ну… — подруга ненадолго зависла, а потом отмахнулась. — Вот я всегда знала, что это пустой номер, поэтому вне постели сильно не напрягалась!

Я рассмеялась, а подруга, тоже посмеиваясь, поделилась тем, что только что вспомнила:

— Знаешь, мы когда с последним моим ухажером активно целовались, и уже были в комнате, и уже даже начали раздевать друг друга, он возьми и спроси: о чем я мечтаю… Понятно, он надеялся, что я навру ему, что, мол, о нем, только о нем, и все в таком духе. А я как-то поверила, что он всерьез, отпустила свою фантазию и рассказала, что мечтаю об огромном кожаном кресле, о золотой рыбке в пузатом аквариуме и дорогой ручке Паркер в моих руках.

— Это после этого он стал бывшим? — осенило меня.

— Угу. Ничего не успела, даже толком потискать его — только про мечты рассказала, и все…

— Хлипкий хлюпик, — притворно взгрустнула я.

— Ты одна меня понимаешь, Ев! — Лариса снова вернулась к стенаниям. — С этими съемками я только и успеваю, что завтракать! А потом целый день работа, работа, работа… То чья-то почасовая оплата истекает, то свет исчезает и будет уже эффект не тот — в общем, у них тысячи причин, чтобы меня не кормить. И знаешь что?

— Расскажи.

— Сегодня утром я взвесилась и поняла, что потеряла целых пять килограмм.

— Ура! Поздравляю! Ты так давно этого хотела, что…

— Что передумала, — остановила подруга мой порыв обняться на радостях. — И потом, это ведь не жир канул в небытие. Это все мои нервы! Они меня довели!

— Печально, — вздохнула я. — И что теперь?

— Теперь я потреплю нервы другому, — хитро улыбнулась подруга и почему-то слегка зарделась.

А еще, взглянув на меня, сильно задумалась.

— Может утром? — я встала и вымыла за собой посуду. — Я вообще-то спать собираюсь и мне бы лучше, чтобы нервы были в покое… К тому же, мне надо о многом подумать за выходные…

— Да ты-то при чем? — Лариса взглянула на меня с подозрением, но решила оставить объяснения на потом, когда я определюсь. — Спи себе, отдыхай, тебе даже мой телевизор мешать не будет.

— По программе нет ни одного сериала?

— Неа, — она снова расплылась в хитрющей улыбке, — просто у меня на эту ночь другая программа.

Услышав звонок своего мобильного, она хихикнула, выждала почти целую минуту и только потом ответила:

— Скоро буду.

После чего поспешила в комнату, а спустя минут пять вышла из нее уже не в платье, а в синих брюках до щиколоток и белой блузе, расшитой синими цветами. Длинная светлая коса украсилась синей лентой — все в тон, все гармонировало, кроме красных босоножек стилиста.

— Я решила, что такая красота ко всему подходит, — заметив мой взгляд, пояснила свой выбор подруга.

Я молча дала ей помаду. Заметив, что она одного цвета с обувью, Лариса ахнула и тут же накрасилась. А потом уже, довольная собой, отвернулась от зеркала и посмотрела на меня. Я взглянула на часы на руке.

— Ев, ты не волнуйся! — послышались наконец пояснения. — Я в клуб иду, но это так… Посмотреть, что там у них и отвлечься от невыносимых рабочих будней. Это так, несерьезно, ты даже не думай.

— Угу, — мрачно скрестив на груди руки, я как раз и начала думать, с кем же таким она идет в клуб, что так волнуется и даже рада, что не иду я.

— Это всего лишь Корнев! — покраснев, выпалила подруга. — Ты же знаешь, какие у нас с ним сложные отношения… И вообще я очень зла на него, а тут… Он пригласил, а я подумала: это повод узнать его с другой стороны. Вдруг и с хорошей? Мало ли — повезет. А еще… Нельзя упускать момент — я сбросила пять килограмм! Ева, пять! А они ведь очень быстро вернутся обратно. И если я откажусь сейчас выйти в свет, то…

— Сложные отношение, значит, — протянула я после того, как пауза затянулась, а мобильный Ларисы снова начал названивать.

— Ну… — она потупилась. — Да.

Она стояла напротив меня, как маленькая девочка, которая сделала какую-то шкоду, а теперь ждала, когда ей за это влетит. С одной стороны ждала, а с другой стороны сильно надеялась, что пронесет. Да, я могла бы обидеться, что она явно, просто явно не хотела, чтобы я пошла вместе с ней. Но я действительно как-то устала и даже к лучшему, что побуду одна.

— Не закружи его в танце, — пройдя мимо подруги и открыв дверь, повела рукой в сторону выхода. — Помни, что у него растяжение.

— Да он уже нормально ходит! — снова затараторила Лариса. — И потом, Ев, какие танцы? О чем ты говоришь? Он же гей. Может так, поболтаем, посмотрим друг на друга в другой, неформальной обстановке, и все.

— Смотря что за обстановка и как посмотрите, — посмеиваясь, заметила я. — А то глядишь, парень и ориентацию сменит!

— Да ну… — подруга на секунду задумалась, а потом снова махнула рукой. — Нет, Ев, тут без вариантов и слава Богу, а то бы я… Не знаю… Иначе бы я до сих пор была зла на него и вообще сильно нервничала в его присутствии.

— Как скажешь.

— Как есть — так и говорю, — рассмеялась подруга и упорхнула.

Закрыв за ней дверь, я выключила на кухне свет и выглянула в открытое окно. Уличные фонари легко показали темную иномарку и мужчину, который нервно и чуть прихрамывая расхаживал перед ней. А потом услышал, как открывается подъездная дверь и встрепенулся, выпрямился и без малейшего намека на хромоту подошел к пассажирской двери и открыл ее для Ларисы.

Что он сказал ей, слышно не было, но она рассмеялась. Корнев остался серьезен, а вот когда обходил машину, чтобы сесть за руль, я заметила, как он улыбнулся. Тайно, чтобы никто не видел. И как-то…

Ох, сильно я сомневаюсь в том, что его интерес ограничивается исключительно мальчиками. Или все дело в том, что у меня исключительная подруга, или он никакой не гей.

В любом случае, они оба — взрослые люди и сами во всем разберутся.

После ухода подруги я попыталась разобраться в себе, но… уснула, еще больше запутавшись. Одно хорошо — усатый таксист больше не снился. Плохо то, что вместо него приснился Ковальских. Как будто я на балу, а он сидел на стуле, закинув ногу за ногу, и пристально наблюдал за мной. А я понимала, что если собьюсь, он оставит меня в покое, и вроде бы и хотела сбиться с такта, а… Старалась и боялась того, что собьюсь… А ноги уже в мозолях, и сочилась кровь, и…

— Что за чушь? — сонно перевернувшись на другой бок, буркнула я и услышала над собой обиженное сопение.

— Почему сразу «чушь»?! У меня правда снова на ногах мозоли! Вот, свежие, даже… ох… кровушку видно, даже в такой темноте, а ты…

— Так! — перевернувшись обратно, я взглянула на уже привычный кокон под простыней, который с привычным комфортом сидел на доброй половине моей кровати. — Лариса, и как это называется?

— Жалоба! — заметив, что я проснулась окончательно, услужливо подсказала она. — Я на жизнь тебе жалуюсь, вот. На то, что пришла домой, а меня и не ждет-то никто. На то, что у меня опять мозоли на ногах. Я тебе устроила минутку откровения, так сказать, а ты…

— А я вот интересуюсь: который час?

— Ну… где-то за полночь, — нехотя призналась Лариса. — А по-другому с откровениями никак. Мне, может, стыдно, что я тебя разбудила, но и промолчать до утра не могла. Как про такое молчать?

Щелкнув лампой над кроватью, я посмотрела на часы на стене, потом на подругу и по ее хитрющей улыбке без тени раскаяния сделала вывод:

— Ни капли тебе не стыдно.

— Верно, — разоблаченная обманщица выползла из своего кокона, раскинула руки и звездой легла поперек моей кровати, мечтательно пялясь в натяжной потолок. — Ев, ты бы видела, как он танцует…

— Корнев?

— Влад, угу, — она выдохнула медленно и с придыханием, но мне, собственно, и других знаков было достаточно, чтобы понять.

Она запала на этого хлюпика. И по фамилии его называть больше не хочет, и улыбается, как сумасшедшая или на грани, и до сих пор мысленно с ним. Не с Корневым. С Владом.

— Подкупили тебя босоножки, да? — хмыкнула я.

— Прямо там, всего одна пара… — Лариса притворно нахмурилась, а потом перевернулась на живот и, взглянув на меня, улыбнулась. — Увидев, к чему сегодня привели его босоножки, он мне обещал еще одни подарить!

Что-то было в ее улыбке… Вроде бы и улыбается, а такое ощущение, что готова расплакаться. Или мне просто так казалось спросонья…

— Да он с тобой разорится! — воскликнула я и присмотрелась к подруге внимательней.

— А я с ним похудею! Столько эмоций, такая насыщенная программа… Но я же не жалуюсь!

И опять: вроде бы бойко возразила, а как-то… не в тему. У стилиста из-за плотного общения с ней предвидятся траты, и это минус. А у Ларисы на весах предвидится минус, и это плюс.

Но она улыбалась и хотела казаться счастливой. А я смотрела на нее и хотела понять, что не так. Почему я не верю? Почему так и жду, когда она расскажет, когда не сможет держать в себе…

— Ева, он так танцует… — повторила она. — Как… как…

И снова не то. Нет, она говорила правду — я видела, но она как будто вырывала кусок из контекста. А смысл был в другом. И слова она не могла подобрать именно поэтому.

— Как главный стилист, ведущий имиджмейкер и визажист компании «Синергия Лайт»? — подсказала я.

— Все про него! — горячо поддержала Лариса и натянуто расхохоталась. — Теперь-то, работая с ним, я вижу, какая это величина!

— Метра два или чуть-чуть не дотягивает?

— Смейся-смейся, — отмахнулась Лариса, — но если бы ты видела… Если бы ты с ним поработала… Прости, если бы ты с ним танцевала…

Оговорку про работу я прощать не собиралась — я ее попросту проигнорировала. А вот то, как она говорила… Я не услышала, я заметила этот вздох, и потому спросила:

— Как ты?

— Я? — улыбка Ларисы исчезла, притворяться и дальше она не могла, а, скорее всего, ждала этого момента, и ради него и пришла. — Нет, Ев, я тоже не танцевала. Он…

Подруга снова завернулась в простынь, встала с моей кровати и прошлепала к двери. А уже там обернулась и с грустью сказала:

— Он ни разу не пригласил меня, Ев. Я просто смотрела, как он танцует с другими.

— Мужчинами?! — опешила я.

Может, и правда… Вдруг я просто ошиблась в своих наблюдениях.

— Если бы… — выдавила из себя комок грусти Лариса. — На него засматривались мужчины, я видела, что он многих знает, видела, как он улыбается им, понимала, что многие из них — геи. Это было очевидно, хотя и не бросалось в глаза, но… Танцевал он с другими женщинами. А я сидела за столиком и смотрела, как он красиво двигается, как меняется его худосочное тело, как он мгновенно преображается, и… Мне кажется… Нет, я уверена, что он стеснялся меня пригласить. Понимаешь, Ев? Мне кажется, ему было стыдно, что я… такая… Мягко говоря, не достаточно стройная, как те партнерши, которых он выбирал. И…

— Что за чушь?! — поразилась я. — Он же сам тебя пригласил в этот клуб! Лариса, мне кажется, ты ему нравишься! Более того, я почти уверена, что нравишься очень серьезно…

— Пригласил, — согласилась она с невеселой улыбкой, а все остальное пропустила мимо ушей. — А когда на меня посмотрели другие, его друзья, знакомые, ну… из этого, модного мира… Он понял, что зря это сделал. И спрятал меня за столиком. Он заказал много выпивки и побольше еды — мол, сиди да ешь, что тебе еще надо? А сам…

— Нет, Ларис, я не верю… А новые босоножки, которые он обещал?

— Откуп, — равнодушно обронила она.

— Хорошо. Ладно. Хотя все это чушь, конечно, но… А как ты вообще ноги натерла, если не танцевала?!

— Выпила, поела, оставила столик, пока он развлекал на танцполе другую и ушла домой. Пешком. Как-то не додумалась вызвать такси… — На одном дыхании выпалила Лариса. — А когда он догнал меня на машине…

Она на какое-то время замолчала, а потом нашла в себе силы продолжить.

— Он увлекается танцами, забывается в них, поэтому я шла долго. Очень долго… И когда он меня догнал… Ну, уже в машине, собственно, и увидел, как долго его не было… И как долго я шла…

А я про себя добавила то, о чем она не сказала. Шла одна. Ночью. По большому городу, где каждый день грабежи, разбойные нападения, изнасилования и убийства измеряются десятками.

— В эту минуту я его ненавижу! — призналась я.

— Зря, — отмахнулась Лариса. — Говорят, с геями хорошо дружить. Но мне нравится дружить только с тобой. А Влад…

Лариса замолчала, а я отметила, что даже сейчас она назвала его по имени…

— Я буду его использовать. Чтобы было комфортно работать. Ну, и ради подарков! — с отчаянной злостью выпалила она и расхохоталась. — Пусть дарит! А что? А я буду носить! А потом… уволюсь, к черту, из этого зверинца и вернусь к своей бухгалтерии. В бухгалтерии только ты сам можешь подставить себя, а здесь… То питоны, то ящеры, то…

— Танцующие верблюды, — встав с кровати, я обняла хохочущий кокон и повела на кухню, в привычную и уютную для него обстановку.

А там у нас где-то вино оставалось… и сыр… и конфеты… И сериал как раз повторяли…

В общем, все условия, чтобы отвлечься от мыслей о зверинце и зоопарке!

— Ты давай, Ев… — сделав потише звук в телевизоре и обхватив ножку бокала, попросила Лариса. — Расскажи еще раз про нашего мальчика. Пока он не вырос, он такой милый! Давай лучше поговорим про хороших мужчин!

— Давай, — согласилась я.

И снова отметила, как она мимолетно упомянула: про нашего мальчика…

И не стала ее поправлять. Хотя Прохор — мой. Мой и… надеюсь, мамин и папин. И все.

Ох, как бы завтра разговор прошел так, как надо…

О-хо-хо…

Хотя я верила, что мои родители не подведут. И что я не подведу рыжего мальчика. Мальчика, у которого в десять лет и при таких жизненных обстоятельствах гораздо больше сил, чем у взрослого мужчины. Мужчины успешного, успевшего многого добиться. Но так и не нашедшего в себе смелости признать симпатию к женщине, которая имела наглость так сильно не походить на других.

Думается мне, Корнев еще пожалеет о том, что случилось сегодня. И я не имею в виду подарки.

 

Глава № 37

Утром, когда я собиралась к родителям, Лариса еще спала. Оставив ей записку, что отправилась на важную встречу, а потом в больницу, но буду рада увидеть ее вечером в замечательном настроении, я ушла.

И по дороге мне все казалось благоприятным знаком. И то, что черный кот перебежал перед самым носом — а почему бы и нет? Кот был с серыми подпалинами на боку, пусть и практически незаметными. И то, что Мурзика не наблюдалось, а то бы нагнал на меня тоску своим вечно голодным мяуканьем. Кстати, кота не было видно уже давно… И то, что маршрутка была полная под завязку — это хорошо, это как сплоченный коллектив, как у мушкетеров «один за всех», это…

Это жарко, потно и от некоторых немного воняет.

В общем, мысленно я несла полный бред, потому что на самом деле все выглядело с точностью до наоборот и приметы, все как одна, готовили меня к неприятностям. Но я заставила себя думать в позитивном ключе. В тот день я даже привет от пролетающей мимо птички просто вытерла с сумочки влажной салфеткой и приняла за хорошую весть. Конечно, я помнила, что по поверью это к деньгам, а хорошая весть — это прилетевший в ладонь тополиный пух. Но тополя отцвели, а птицы остались. Надо же их как-то пристраивать к хорошим приметам!

И потом, я с детства помнила правило: как ты лодку назовешь, так она и поплывет. Потому исключила мысли о неприятном и просто радовалась и улыбалась этому миру. Такому доброму. Такому великодушному. Такому…

Ну, надеюсь, этой похвалы миру хватит. А то подумает, что уже все мне дал и в дальнейшем помогать перестанет!

Придя к родителям, я долго пыталась начать, подбирала слова, а потом набралась храбрости и завела разговор о Прохоре. Сначала напомнила, какой он веселый и смелый, и вообще молодец, а уже потом коснулась темы, что… ну не можем же мы отдать такого хорошего мальчика кому-то другому! Или, еще хуже — позволить ему вернуться в детдом!

— Твои предложения? — переключилась на деловой тон мама.

— Усыновить, — я смело взглянула в глаза не маме, а скорее — судье в данный момент.

— Усыновить… — задумчиво протянул папа и перевел взгляд на маму.

— Ну… да, — повторила я. — Мы ведь можем?

— Можем, — поддакнула мама и замолчала, продолжая лисицей смотреть на папу, а тот…

— Приведи аргументы, — подсказал мне с улыбкой.

— Одну минуту! — возбужденно воскликнула я, подскочила взволнованно из-за стола, за которым мы обедали, и чуть-чуть поклонилась. — Одну минуту, ваша честь!

«Ваша честь» осталась совершенно серьезной, сидела ровно, как на одном из своих заседаний в суде и пыталась охладить меня взглядом. А я начала приводить аргументы, попутно бросая взволнованные взгляды на папу. И вопреки тому, что он — прокурор, а я взяла на себя роль адвоката, подпитывалась его одобрительными кивками, приподнятой вовремя смоляной бровью и едва заметной усмешкой.

Папа… Мой папа видел мальчика и уже был на моей стороне, а вот для мамы Прохор — пока чужой. И я так хотела, чтобы они познакомились, так хотела, чтобы она тоже его полюбила, чтобы просто посмотрела в его глаза и поняла, что он наш, Соколовский…

— Кирилл, что там с визитами? — выслушав мои доводы, мама перевела взгляд на папу.

— Все закрутилось — теперь это трудно остановить, так что все можно, — озвучил выводы папа.

— Мам? — поторопила ее с ответом.

— Я тебя услышала, Ева. Но ты пришла к этому решению тоже не за один день. Думаю, будет справедливо дать и мне время узнать этого мальчика и проникнуться к нему такой же симпатией, как вы с папой.

— Конечно! — горячо поддержала я. — Но если у тебя не получится… Я в это не верю, но вдруг? Прохор может жить у меня. Мне уже девятнадцать, я вот начала зарабатывать и…

— И осенью продолжишь учиться, — безапелляционно постановила мама, а потом поднялась и взглянула на меня смеющимися и такими родными глазами, полными теплоты. — Едем знакомиться?

И мы поехали. Не откладывая. Набрав с собой вкусностей, которых вдоволь наготовила мама.

Всю дорогу я ужом крутилась на заднем сиденье, старалась не волноваться, а не могла. Я знала, чувствовала, что мама полюбит мальчика — иначе и быть не могло. Это ведь моя мама! Но да, я допускала мысль, что она просто может не захотеть возиться с чужим ребенком. Она и папа достаточно молоды, чтобы родить еще одного своего, и если бы они хотели этого…

И вдруг я заметила, как папа посмотрел в зеркало и подмигнул мне. И тут же успокоилась, потому что поняла, что он хотел мне сказать. И подмигнула ему в ответ — он прав. Если маме надо чуть больше времени — мы ей его дадим. Нам чуточку проще, мы ведь с папой уже решение приняли.

Когда мы подъехали к больнице, папа взял пакеты с едой, и повел маму к мальчику. А я отвлеклась на звонок Ларисы, которая поставила меня в известность, что вечером ее дома не будет и чтобы я не волновалась по этому поводу.

— Знай, что я не топлюсь в одном из прудов нашего города — они все грязные, тут даже, если бы и мечтала о суициде, побрезгуешь и раздумаешь… — Подруга буквально дышала весельем. — Я всего лишь выполняю твое распоряжение и обеспечиваю себе замечательное настроение. Словом, я буду у своих девчонок-бухгалтеров, на дне рождения.

— Ты же никуда не собиралась, — напомнила я.

— Ну да, — согласилась она. — Как дурочка, надеялась на другие планы после свида… той встречи с Корневым. Но раз ему моя компания по вечерам не нужна, ограничимся, как и раньше, работой. А здесь такой хороший повод развеяться и заодно вернуть обратно свои килограммы!

— Ну да, без них никак, — я попыталась скопировать беззаботный тон подруги. — Еще, того и гляди, с проекта уволят.

— Или некоторые возомнят, что по ним сохнут… — не удержалась Лариса и все же вновь дала волю обиде.

Но поняла это и быстро разговор смяла. А я поспешила вслед за родителями. Я практически неслась по коридору, чтобы не пропустить момент знакомства мамы и Прохора, когда…

— Соколова! — перехватил меня на бегу Тумачев, и я по инерции впечаталась ему в торс. — Радость моя, опять ты! Ты как-то частишь с визитами. Не то, чтобы я был против, просто… Не скажешь ли ты мне потом после выписки, что я, как честный человек, обязан жениться?

Он веселился. Медсестры, среди которых была и Светлана, косились и строили злобные рожицы: мол, ну вот, водила за нос одного мужика, прикрывалась им, а сама и мальчику морочила голову, и этому… честному жениху! Шепоток был настолько громкий, что удивительно, как Костик его не слышал. Он так и смотрел на меня, улыбаясь. Так и держал меня за руку и почти обнимал. Здоровый, холеный, без капли вины… честный…

Меня просто заело на этом слове…

Мы стояли у палаты Тумачева, а если пройти всего несколько метров — в другой палате лежит маленький рыжий мальчик. Врачи еще сами не уверены, что он сможет встать на ноги, сможет хотя бы просто ходить. В этом пока уверен лишь мальчик. И я.

Такой контраст…

Мальчик и Тумачев…

И такая несправедливость…

Стало невыносимо — от взглядов, от шепотка медсестер, от этой улыбки виновного, который себя таким не считал. Он просто шагал по жизням других. Вот с этой улыбкой. Легко. Хватая по пути все, что не для него…

Нет, если бы папа не дал понять, что дело уже закрутилось, и остановить его очень сложно… Если бы я не знала, что теперь говорить можно, я бы, пожалуй, сдержалась.

А может, и нет.

Не знаю.

Не уверена.

Но в то мгновенье я почувствовала такой прилив отчаянной злости, что спрятать ее не смогла.

Она выплеснулась. На того, кто был рядом. Кто являлся ее причиной. И…

Я почти не видела Костика, когда говорила. Помню только его глаза, которые становились все больше и больше. И в которых очень быстро промелькнули удивление, недоверие, шок, а потом и злость. Еще более насыщенная, чем моя, еще более густая и вязкая…

Я не помню, в какой момент и как мы оказались уже не в коридоре, а на пролете у лестницы. Немного выплыла из странного тумана лишь в тот момент, когда Тумачев схватил меня за предплечья, встряхнул и с силой прижал к перилам, нависая сверху, давя, подавляя меня и буквально кипя от злости…

Мне не было страшно. Я знала, что, если придется, могу с ним справиться. С тем лысым, что хвалился надежным вертелом, не смогла бы — слишком разные весовые категории. А Тумачев хоть и выше меня, но худощавый, к тому же он не знает, что я ходила на те же курсы и в те же кружки, что и моя боевая подруга. Он даже подруги моей не знает, если на то пошло. Мы с ним вообще не обращали друг на друга внимание до этого случая с аварией.

То есть, если что, на моей стороне не только правда, но и эффект неожиданности. Но я не спешила отбиваться, не спешила заполучать свободу и наказывать Тумачева внезапным ударом.

Уж слишком неожиданным для меня было то, что с ним происходило сейчас.

— Не понимаю… — шипел он злобой. — Не понимаю, Соколова… Какое тебе дело до всего этого?! Тебе… У тебя же обеспеченные, нормальные родители! Как… почему у них получилась такая дочка, как ты?!

— Может, как раз потому, что они нормальные?

Он рассмеялся и отпустил мои предплечья, а потом обхватил кисти моих рук и завел их мне за спину, пряча за лестничные узоры перил.

— И все это время ты приходила… Я думал, что мы друзья. Думал, что наконец-то в этом гребаном институте нашелся хоть один порядочный человек, а ты… Все знала и приходила, и молчала, и ведь видела, что я рад тебя видеть… Нормальные… — Он снова расхохотался. — Нет уж, с этим я точно погорячился. Они просто обеспеченные! Но недостаточно, да? Тебе мало? Тебе не хватает? Сколько ты хочешь, Соколова, чтобы закрыть свой гребаный рот, такой невинный… и свалить с моих глаз?! Сколько тебе надо, чтобы заткнуться?!

Чем больше я всматривалась в Тумачева, тем отчетливей понимала, что что-то не так. Интуитивно ощущала, что мы говорим о том же, но как будто о разном. И его злость…

Он совершенно точно считал, что имеет на нее полное право. А я должна оправдываться, защищаться. И деньги, которые он предлагал за молчание…

Это не было попыткой задобрить и откупиться. Это была жажда унизить еще больше того, кто только что опустился в твоих глазах, и по ком хочется пройтись каблуками.

Я легко определила это желание — скорее всего потому, что у меня самой давно мелькали такие же мысли в отношении Тумачева. Так странно… В ту минуту его эмоции во многом отзеркаливали мои. Я была не против его раздавить. Он тоже видел во мне нечто вроде дождевого червя. Я считала, что он упал ниже плинтуса. А он легко мог отдать мне роль таракана. Я была уверена, что права в своей злости. И он…

Он считал также! Он был уверен, что правда на его стороне!

И вот это… Наверное, именно это и сдерживало меня от того, чтобы хорошенько двинуть его. А еще хотелось докопаться, попытаться понять, что с ним не так… А с ним явно что-то было не так.

— Ты просто еще одна попрошайка! — моего одногруппника настиг новый приступ веселья, а глаза оставались злыми и… разочарованными. — Ты просто хотела денег! Так почему ты молчишь? Говори: сколько и сваливай! Одной бродяжке уже заплатили — на тебя тоже хватит. Только проваливай, прошу тебя, проваливай, Соколова, потому что…

Я позволяла Тумачеву говорить. А сама слушала и наблюдала. И все больше убеждалась, что здесь какая-то путаница, паутина из событий и странных эмоций.

— Иначе ударишь? — пристально глядя ему в глаза, задала важный вопрос.

— Да пошла ты! — отшатнувшись, он убрал свои руки и, я видела, с трудом удержался от того, чтобы сплюнуть на пол. — Я с женщинами не воюю. Даже с такими, как ты!

— А с детьми?

— Ты не только жадная, Соколова — никак сумму не посчитаешь, которую можно с меня состричь! — он полоснул по мне презрительным взглядом. — Ты еще и чокнутая! Проваливай, Соколова! Сбросишь потом см-с и номер карточки, и… К осени, надеюсь, остыну и снова смогу тебя просто не замечать.

Он устало выдохнул, отвернулся, и…

— А мальчика? — разминая запястья, спросила я.

Он обернулся и изумленно взглянул на мой плоский живот. А потом скривился еще презрительней: мол, ну ты и дура, мы же даже ни разу не целовались!

И я поняла, вернее, теперь убедилась, что он понятия не имеет о Прохоре! Не знаю, как это вышло. Вернее, ясно, что постарались родители. Но как он до сих пор не узнал всей правды здесь, в больнице, где его ненавидели все медсестры и вряд ли хорошо относились врачи? Даже с учетом, что им хорошенько платили…

Впрочем, деньги меняют не только события, но и людей. Деньги и страх. Я бросила взгляд за спину Тумачеву — медсестры с замиранием следили за нашим разговором, и шикали на больных, которые просили градусник или померить давление. Потом-потом — отмахивались от них. Но вмешиваться, помочь не спешили. А ведь слышали и теперь понимали, что я Костику не невеста.

Но ладно. Это ладно. Какое мне дело до их редких порывов душевной доброты и внезапных ожесточений. Главное, что эти порывы были в защиту Прохора. А я справлюсь сама. В том числе, распутаю эту странную паутину.

— Костик, — он вздрогнул, услышав, что я обратилась к нему по имени после всего… после всех его слов и угроз. — Костик, ты знаешь, что мальчик, которого ты сбил, выжил?

Никогда не видела, чтобы люди бледнели в одну секунду.

— Мальчик? — повторил он глухим голосом, а потом громко расхохотался и снова навис надо мной. — Соколова, прежде чем начать шантажировать, ты хотя бы узнала подробности! Я сбил бомжиху! Бомжиху, которая и раньше не собиралась сдыхать! А теперь, с тем состоянием, что ей отвалили за руку, раз сто переломанную еще до того, как она попала под колеса моей машины, она может купить себе пару цистерн горючего эликсира долголетия!

Он веселился. И все еще верил в то, что говорил правду. И потому ему так легко было хамить мне. Он ведь прав, это я — шантажистка.

— Ты же — юрист, Соколова! — пренебрежительно обронил он. — Даже если твои оценки — это так, типа по блату. Неужели твои родители так же по блату не научили тебя: факты и анализ. Анализ и факты — вот, что тебе пригодится, вот без чего развалится любое обвинение! Тем паче, такое нелепое, как твое!

Его смех стал невыносимо громким. А я, скрестив руки на груди, просто ждала. Когда он успокоится, когда откроет глаза и посмотрит не только на меня, но и на всю ситуацию в целом. Когда учтет, что шантажисты так себе не ведут. Когда проанализирует то немногое, что знал обо мне и поймет…

— Ты… — он запнулся, смех стих.

И я почти увидела те шестеренки, которые закрутились сейчас в его голове, позволяя увидеть и меня, и все, что случилось, по-новому. Сначала увидел, а потом сумел допустить эту мысль — то, что я говорю правду. И что мне не нужны его деньги. Да, я приходила в больницу, но не ради денег или него.

Он резко обернулся — медсестры дружно взвизгнули и побежали раздавать градусники, кому там было необходимо, и мерить давление всем, кто проходил мимо по коридору.

— Мальчик… — повернувшись ко мне, выдавил Тумачев. — Он… здесь. В этой больнице…

— Да, — подтвердила я.

Тумачев отвернулся и медленно направился по коридору. Я — следом за ним. Мы прошли мимо его палаты. Мимо суетящихся и удивительно молчаливых медсестер. Мимо других палат. А потом он услышал смех, который я мгновенно узнала, а он…

Он, наверное, догадался, интуитивно почувствовал, хотя и говорят, что у мужчин этого чувства нет.

Подойдя к палате, где лежал Прохор, он прислонился к косяку двери с одной стороны. Я — с другой. И мы оба посмотрели на рыжего мальчика, смех которого заставлял взрослых серьезных мужчин улыбаться. А мою строгую и любимую маму, как и меня, срочно тянуться за сумочкой.

Тумачев оттолкнулся от двери и молча ушел. А я, ответив на радостное приветствие Прохора, который ужасно хотел вскочить с кровати при виде меня, обняла его, поцеловала в веснушчатую щеку, поправила непослушный локон, поздоровалась со всеми мужчинами. А потом подошла к маме и достала из своей сумочки то, что она искала в своей — влажные салфетки.

И поняла очень важное: я не опоздала на ее первую встречу с Прохором. Я как раз вовремя.

 

Глава № 38

Если бы Ковальских знал, как часто я думала о нем на выходных, он бы лопнул от гордости. Хотя… Нет, для него это слишком сильные эмоции. Он бы ограничился довольной ухмылкой.

Я не пыталась называть его про себя по имени — это поручение я провалила, так за него и не взявшись. Я просто думала о нем. И это были какие-то странные мысли… Я представляла розы в его квартире. Представляла его квартиру. Терзалась незнанием, как там женщина с грудничком. И невольно морщилась, представив ее в квартире Ковальских.

Я была уверена, что он не бросил ее, не высадил с младенцем на первом же перекрестке. Ему не надо было играть в благородство, поэтому я не сомневалась, что он не оставит женщину, пока не поможет ей.

Но в чем будет выражена эта помощь?

Не единожды перед глазами рождалась картинка, как эта женщина стоит у панорамного окна огромной квартиры и с улыбкой вдыхает аромат белых роз. Все виделось очень ярко. Она в мягких смешных тапочках. Розы — в огромной пузатой вазе на подоконнике. А за ней наблюдает мужчина, и…

Я немедленно отбрасывала эти мысли: они казались колкими, неуютными. И переключалась на другие: как вести себя с Матеушем в понедельник. Что сказать, как смотреть на него, как спрятать от других те искры желания, которые он не считал нужным прятать, и которыми я до чертиков боялась обжечься.

Воскресенье казалось тянучим, как мед, но на вкус было с острыми нотками перца.

Я отвлеклась только на визит к Прохору, и снова погрязла в невеселых раздумьях. Если бы хоть Лариса была дома, а так она с самого утра умчалась с Корневым.

— По работе, — отмахнулась от моего изумленного взгляда. — Для вдохновения. На какую-то модную выставку.

Пока она спускалась, я снова выглянула в окно и посмотрела на нетерпеливо размахивающего ключами стилиста. Одет, как всегда, современно — здесь все было без изменений. А вот его поза, его хромающая проходка возле машины, — все это просто кричало о непривычном для него напряжении. И то, как резко он обернулся, услышав писк домофона. И то, как поспешно согнал с лица блуждающую улыбку — все это тоже было для него едва ли не внове. И потому немного пугающим. Он хмыкнул, изобразил вежливое безразличие — так было уютней и ему, и Ларисе. Так они могли вполне спокойно существовать рядом.

Я видела: он внимательно следил за ее реакцией. И будто к чему-то готовился. Но когда этого не произошло, выдохнул облегченно, и… немного расстроенно. Мне кажется, он ждал хотя бы упрека. Это стало бы знаком, что Ларисе не все равно.

Но она не посчитала нужным ему открываться — улыбнулась, и все. Подняв голову, помахала мне. И с беззаботной улыбкой, от которой помрачнел Корнев, села в машину, успев открыть дверь сама. Это ведь не свидание — деловая встреча. А на деловой встрече за девушкой ухаживать не обязательно.

Ей было так проще. А Корневу так не понравилось.

У меня возникли сильные подозрения, что сегодня ночью меня снова разбудит вздыхающий и болтающий кокон из простыней. Но ничего. На то она и дружба, чтобы слушать и помогать тогда, когда человек открывается и ему это надо, а не в свободное время.

Обычно я нормально ощущала себя одна в квартире. Более того, считала, что иногда побыть наедине с собой просто необходимо. Но сегодня тяготилась, и думала, думала… И даже уборка не отвлекла от раздумий.

Сходила на тренировку. После первой осталась на вторую. Потом попрыгала на скакалке, покрутила хулахуп, покружилась на диске, обещавшим усердным еще более тонкую талию, посмеялась ни с чего с одногруппницами, которых встретила в клубе, с полчаса посидела у подъезда на лавочке, около часа провела в ванной, потом делала себе маникюр, педикюр.

А потом снова думала. Обо всем. Я позволила себе думать, о чем угодно — лишь бы не думать, почему не могу выбросить из мыслей Ковальских. Получалось неплохо, но в какой-то момент меня догнала усталость после спортзала, мысли стали хаотичными и правдивыми, вынуждая признать, что да… Да, как это ни странно, но Ковальских мне нравится.

И, увы, не в качестве босса.

Вот только он и я — это настолько несовместимо, что лучше, как и раньше, держать с ним дистанцию. Он, конечно, уже не раз пытался ее сократить, но я не собиралась снова наступать на идентичные грабли.

Эти его засосы, ночной клуб, даже оговорка в первый день, когда мы увиделись, что он предпочитает проводить вечера не один, а в компании минимум из троих человек, а бывает и больше…

В этом не было ничего удивительного. Он эффектный, богатый и харизматичный мужчина. Он может жить так, как ему угодно. А я не могу позволить себе разбиться об эти холодные скалы. И единственный выход этого избежать — избегать самого Ковальских.

Остаток тягучего воскресенья помог мне настроиться и продумать небольшой план, как действовать дальше. А ночью, когда Лариса, громко вздыхая, чтобы я точно проснулась и выслушала, какие странные мужики в этом мире, пришла ко мне в комнату, я даже получила ее одобрение.

— Тут главное оставшиеся два месяца продержаться, — согласилась она. — А потом пусть себе танцуют хоть с женщинами, хоть с мужиками. И сами катаются в своих лифтах!

— И разорятся в хлам, потому что не с кого будет требовать штрафы! — с удовольствием добавила я вариант катастрофы без нас в бизнес-центре.

— И похудеют, потому что никто им больше не будет отдавать коробки с конфетами! — Лариса довольно хмыкнула, заметив мое удивление. — Да, я знаю, что у тебя появился тайный поклонник, и даже хотела отобрать сладкую передачу… Потом-то я поняла, почему охранники долго и нудно читали мне лекцию, что так нельзя, что эти конфеты они отдадут только в руки тому, кому они предназначаются… Угу, и в итоге отдали сами себе!

— И обольются слезами, — смеясь, продолжила я, — потому что без нас у них опять все будет спокойно: не будут падать на ровном полу стилисты, не будут проявлять храбрость охранники, и некому будет спасать хлорофитумы!

— Еще чуть-чуть, — зевнула подруга, — и я сама начну плакать — так мне их жалко.

На этой зевательной, но позитивной ноте мы и расстались. А утром понедельника я встала пораньше, подхватила два заранее приготовленных пакета и поспешила в ожидающее такси.

Мне так не терпелось начать отдаляться. И невольно начать отдалять от себя Ковальских!

У меня в животе порхали несмелые бабочки, которые просились на волю — в виде смеха, или хотя бы улыбки… Только бы скорее увидеть его лицо… Тьфу ты. Реакцию.

— Ева! — окликнул меня охранник у турникета, но я улыбнулась, помахала ему рукой и побежала дальше.

Вперед, вперед, к одинокому лифту, за который, если что, заплатит Ковальских. Он же не оговаривал, на какие поездки штраф не распространяется. Нет, я в этом точно уверена. Ибо правильно говорил Тумачев: анализ и факты, факты и анализ — вот без чего юристу никак.

Выйдя на этаже, я заметила парня из аналитического, с которым мы так и не успели познакомиться. Кроме нас, в коридоре никого не было, но он все равно осмотрелся, а потом шарахнулся в сторону и поспешил удалиться. Увидев, что я иду следом и практически не отстаю, перешел на бег.

Хм… В другой раз я бы, возможно, и подразнила его, а заодно и размялась утренней пробежкой по офисному коридору, но сейчас мешали не только обтягивающая юбка и каблуки, но и тяжелые пакеты.

В приемную я вошла, напевая. Включила кондиционеры у себя и у Леры, любовно взглянула на широкий подоконник, который некоторые нагло использовали вместо офисной мебели, и принялась его украшать. Первыми из пакета я достала два горшочка с фиалками — они робко взмахнули фиолетовыми и белыми лепестками и без охоты приняли новое место жительства.

— Ничего, — ворковала я, расставляя их и присматриваясь, где им будет комфортней. — Это ненадолго, мои хорошие. Я вас здесь не оставлю. Я вас потом обратно к себе заберу.

Фиалки поверили и демонстративно вянуть у меня на глазах не стали. Потом покажут свою обиду парой пожелтевших листков, а пока так и быть, согласились терпеть. Улыбнувшись своим капризулям, достала для них кавалера — большого зеленого колобка, милого, только очень колючего. Кактус, махнув желтым цветком соседкам, тут же принялся обживаться, визуально заняв собой остальное пространство, максимально близкое к лучам солнышка.

— А это вам для веселой компании, — я достала из пакета две луковицы в красивых рюмочках, добавила воды и тоже поставила на подоконник.

Отошла на пару шагов, склонила голову набок, оценивая — просветы, конечно, остались, но вряд ли там кто-то поместится. К тому же я не просто так взяла с собой лук и не зря выдержала пятиминутное неудовольствие лучшей подруги, когда позарилась на этих двоих питомцев.

— Я их растила-растила, — голосила она убиенно, узнав эту часть моего плана, — а ты… отдать… показать на глаза другим…

— Я же потом их верну, — попыталась задобрить ее.

— Когда? Когда их уже пора будет выбросить?! — пропыхтела Лариса обиженным ежиком. — То есть, ты и этот твой, ради которого и организуется переезд моих «мальчиков», будете смотреть на них, пока они молод и в зеленом цвету. А мне ты их хочешь привезти умирать?!

— Ну… да… — вынуждена была я признать правду.

Растроганная близким прощанием, Лариса побежала к своему подоконнику, склонилась над луковицами и вдохнула их аромат.

— Фу! — она немедленно отшатнулась и тут же перестала обижаться по пустякам. — Ладно, уговорила. Твой Ковальских заслужил вдыхать сей удивительный запах вместо меня!

Собственно, на запах я и рассчитывала. Другие цветы просто заняли территорию и создали настроение, а лук… У него была иная задача — отпугивать!

К тому же издали запах не ощущался, и даже, если держать дистанцию в пару шагов, его тоже не было слышно. Так что обычных посетителей это никак не коснется. А тех, кто привык сидеть у меня за спиной, ждет полное разочарование!

Итак…

Когда дверь открылась, я с трудом согнала с лица довольную улыбку и нырнула в работу, при этом с интересом следя за входящим…

 

Глава № 39

Мягкие темно-синие топсайдеры с желтой полосой на боку, темно-синие брюки, кожаный ремень с массивной бляхой, желтая рубашка с закатанными рукавами и распахнутым воротом. По-моему, пуговицы использовались лишь где-то в районе пупка, а все, что выше… ох…

Шаг.

И тут же мужская рука взметнулась вверх, продемонстрировав своему владельцу точное время на часах стоимостью с маленькую квартиру.

Ковальских.

Явно удивлен, что я пришла раньше него. Пока удивлен только этим, да и то попытался скрыть эмоции за привычной язвительностью.

— Приятно видеть, что ты вспомнила, во сколько у тебя начинается рабочий день.

— Доброе утро, Матеуш Леславович, — я отвлеклась всего на секунду, чтобы бросить многозначительный взгляд на часы на стене.

Не такие дорогие, как у некоторых, да и запястье они из-за отсутствия гибкости не обхватят. Но тоже способны довольно точно дать понять окружающим, что сейчас лишь половина восьмого, и на такой губительный график работы я определенно не договаривалась. Тем более с ним, большим боссом, который с усмешкой подкрадывался поближе.

— Ева-Ева, такое возмущение… — пожурил он меня и доказал, что прекрасно понимает намеки, но трактует их так, как угодно ему. — Ты просто отрабатываешь свои опоздания. И я рад, что ты вызвалась на это добровольно, потому что… Я уже начал обдумывать, как тебя наказать… И мелькали довольно любопытные варианты…

Отвлекшись от набора нудного текста, я откинулась на спинку кресла и с интересом взглянула на Ковальских. Тот стоял напротив моего стола, а потом уперся в него руками и хмыкнул. И такая у него была ухмылка многозначительная, а еще прищур зеленых глаз… Маньяк. Сексуальный маньяк!

— Плеть и веревка? — вырвалось у меня.

Мои глаза опустились к ремню Ковальских, но тут же вернулись к его лицу.

— Как ты могла такое подумать? — возмутился мужчина. — Я что, похож на садиста? Избить и повесить! Нет, Ева, мои фантазии были завязаны не на том, как поторопить даму с косой, а как разукрасить жизнь.

— Вашу?

— И опять ты очень низкого мнения обо мне, — вздохнул он. — Я ведь не полный эгоист. Твою — тоже.

Прежде чем я успела ответить, он сбил мое возмущение следующим заявлением:

— Вижу, что мне не показалось: домашнее задание ты не сделала. Прошло два дня, а ты так и не научилась выговаривать мое имя. Оно, конечно, польское, но легко пишется и произносится на русском языке. Вот если бы ты была секретарем моего отца… Это понятно, я бы мог быть чуточку снисходительней. У Ирины Матвеевны ушел не один месяц, чтобы перестать делать паузы и научиться произносить имя босса на одном дыхании.

— К счастью, мой босс — Валерия Витольдовна.

Ковальских продолжал многозначительно усмехаться, но не оспаривал. Скорее всего, потому, что хотел как можно скорее вернуться к любимой теме. То есть, к обсуждению себя самого.

— Прихожу к мысли, что зря не давал о себе знать целые выходные. Возможно, если бы я чаще мелькал на твоем горизонте…

— Куда чаще?! — почти взвизгнула я. — Мне вас только еще в выходные и не хватало!

— Вот видишь… — он снова услышал лишь то, что хотел. — Все-таки не хватало…

— Отнюдь! — возразила поспешно. — Я наоборот полагаю, что чем меньше мы будем видеться, тем будет лучше.

— Тебе? — уточнил он.

— Определенно.

— А-а-а, вот видишь, в отличие от тебя, а я был о тебе лучшего мнения… — У него так забавно опустились брови, изображая вселенскую грусть, что я не выдержала и рассмеялась.

Он не отвлекся, продолжил играть, что якобы раздавлен моим коварством и вообще, удивлен, как можно хотеть избавиться от него. Такого ненавязчивого, такого всепрощающего, такого не эгоистичного. Он-то думал о нас двоих, а я исключительно о себе… Э-эх…

Наблюдая за ним, я уже безудержно хохотала. А он продолжал играть в грусть и обиду, и был так убедителен и забавен. Переполненный печалью, он подошел к подоконнику и…

Кажется, только сейчас заметил, что все посадочные места уже заняты!

Перестав смеяться, я с замиранием сердца следила за мужчиной. Ой, что сейчас будет… Ой, что будет… Ой, посмеюсь потом, когда он уйдет… Ой…

А он перестал играть трагикомедию, протянул руку и коснулся одной из колючек кактуса. Фиалки не тронул, будто знал, как они не любят телесных нежностей, а вот кактус его заинтересовал явно.

— Ева… — в голосе Ковальских снова звучала ухмылка, а взгляд, когда он посмотрел на меня, притягивал загадочным малахитом. — Ты понимаешь, что это значит?

Отойдя от подоконника, он снова вернулся к столу. Но на этот раз ему захотелось стоять не с другой стороны от меня, а рядом. Практически прикасаясь коленом. И нависая надо мной. И дразня внимание такой большой и блестящей бляхой ремня. И подмечая все, что я бы хотела скрыть.

— Что? — заставила себя перевести взгляд на его лицо и не отодвигаться, даже когда его колено все же коснулось моего.

— Лук отвратителен.

— Спасибо.

— Его давно пора выбросить.

— Теперь никогда.

— Я не могу находиться к нему очень близко.

— Какая печаль!

— И у меня просто не остается другого выбора…

— Я просто рыдаю.

— Придется осваивать новые горизонты, — Ковальских провел рукой по столу, снова уперся в него кулаком, проверяя на прочность и под мой изумленный вздох, сел на него!

Потеснив мои документы. Откровенно смеясь мне в глаза. И рассматривая меня с такой непозволительной близости, что… Я залипла взглядом на его малахитах! А мне ведь работать! У меня впереди нудный день, мне надо настроиться, надо сосредоточиться!

Я попыталась передвинуть к нему дырокол, намекая, что хочу именно там размесить канцелярию, но он не проникся. Я потянулась к пульту и увеличила мощность — поток холодного воздуха как раз дул на стол.

— Ну, мы же не раз уже обсуждали, — с легким упреком Ковальских взял у меня из рук пульт и вернул кондиционер на прежний режим. — Ничего красного на моем теле. Ни засосов, которые раздражают тебя. Ни чиряков от простуды, которые не понравятся мне.

— Ни красной помады, — буркнула я.

Конечно, мы и предыдущие пункты не обсуждали, но уж очень хотелось как-то выбить Ковальских из этого ехидного превосходства. Он перевел задумчивый взгляд на мои губы, и выбил меня из едва трепыхающегося равновесия.

— Хорошо, — сказал он, — я согласен на розовый блеск.

А я покраснела. Потому что вспомнила, что сегодня тронула губы именно розовым блеском. И еще невольно представилось, каким образом этот блеск может перейти с моих губ на тело Ковальских…

— Пожалуй, здесь действительно жарко, — он увеличил мощность кондиционера и соскочил со стола, не рискуя простыть.

— До свидания, — выдохнула я облегченно.

— Хм, раз ты хочешь, я определенно подумаю на тему свиданий, — усмехнулся Ковальских, бросил еще один взгляд на оранжерею на подоконнике и вновь опередил мое возмущение: — Ты так и не поняла, что все это значит?

— Вообще-то, это должны были понять вы, а не я!

— И, поверь, то, что должен был понять я, я и понял. Но я хочу, чтобы и ты поняла, Ева-Ева, — он кивнул в сторону подоконника. — Это практически принуждение стать к тебе еще ближе, чем раньше. Сделать хотя бы еще один шаг!

Я задохнулась в негодовании, а Ковальских воспользовался моментом и, крайне довольный собой, ускользнул за дверь. Но спустя секунду заглянул вновь, окинул меня, растерянную, веселым взглядом и смилостивился:

— Ладно. Ты действительно могла сделать все без того умысла, который уловил я…

Все еще пребывая в шоке, я кивнула болванчиком.

— Поэтому я дам тебе шанс все исправить. Но если ты им не воспользуешься, я буду думать, что понял все правильно. И я сделаю этот шаг, Ева-Ева. Большой шаг. Минимум… — он задумался, что-то прикинул в уме и озвучил: — Минимум в двадцать пять сантиметров.

И вот после того, как меня парализовало от его заявления и мгновенной вспышки фантазии на тему таких… невместимых размеров, он снова закрыл за собой дверь.

Беззвучно.

Мягко.

Чтобы, не дай тебе Боже, не вывести меня из состояния паралича — он ведь столько усилий приложил, чтобы ввести в него!

Он ушел, но смеяться, как я мечтала, не хотелось ни грамма.

Двадцать пять сантиметров…

Двадцать пять!

Это же…

Интересно, а к моему столу можно провести проволоку с электрическим током? Я бы предпочла, чтобы в попытке шагнуть ко мне, чувств лишился Ковальских. Потому что если он все-таки сделает этот шаг и продемонстрирует мне свои двадцать пять сантиметров, чувств лишусь я.

И, пожалуй, не раз.

Н-да, одним разом он точно не ограничится.

Из ступора меня вывел вид открывающейся двери. Подумав, что это моя начальница, я попыталась вернуть себе хоть толику самообладания и усердно застучала по клавишам клавиатуры. Так, что тут у нас… О Боже мой, у нас, как всегда, ничего интересного…

— Ах, какое приятное усердие, да еще до начала рабочего дня! — похвалили меня.

— Доброе утро, — подняв голову и прервавшись, я улыбнулась Ирине Матвеевне.

— Доброе, — она положила мне на стол бумажный пакет с ароматными пирожками и подошла к подоконнику. — Н-да… не так уж и густо…

— Думаете, надо было принести больше цветов? — развернувшись в кресле, я попыталась критически посмотреть на свою красоту. — Мне кажется, им было бы тесно.

— При чем здесь цветы? Цветы — пусть живут, а вот лук… — Женщина взялась за зеленый пучок, попробовала его прочность и сочность и укоризненно покачала головой. — Лука для новой порции пирожков маловато! Но раз очень хочется…

Я изумленно взвизгнула, когда она выудила из кармана юбки маленький ножик и поднесла его к зеленым стрелкам. А лук так вообще пригнулся, и я уверена, что от страха, а не от потока кондиционера и того, что снова открылась дверь.

— Нет! — я подскочила к Ирине Матвеевне и схватила две рюмочки с луком. — Что вы хотели с ним сделать?

— Срезать зеленые перья, а сами луковицы, естественно, выбросить, — она удивленно наблюдала за тем, как я прижимаю к себе «спасенышей». — А что не так?

— Лук не отдам!

— Но… А как же… — Женщина озадаченно посмотрела на подоконник. — Из кактуса я ничего не умею готовить — все же это не наша еда, а аборигенов. Из фиалок могу сделать только варенье, пирог и салат. А пирожки, которые заказал Матеуш, из этих ингредиентов не выйдут. По крайней мере, у меня точно!

— Это мои фиалки, — я встала перед цветочками, у которых от удивления дрогнули лепестки. Дрогнули, но пока удержались. — И это мой лук. Матеуш не может заказывать из них пирожки!

— Уже заказал, — на губах женщины мелькнула улыбка. — Но почему такое сопротивление? Он ведь заказал не для себя одного!

— Если Леславу Генриховичу так хочется…

— Леслав Генрихович здесь ни при чем, — заверила его секретарь. — Я прекрасно знаю, где в этом городе продаются самые лучшие продукты, а не такие заморыши, как твой лук. Но вот Матеуш Леславович пожелал…

— Он слишком много чего желает! — буркнула я.

— Да. Бывает, — женщина улыбнулась открыто.

— Но не получит!

Я расставила лук обратно на подоконнике. Полюбовалась своей работой, и только потом поняла, что ответа от Ирины Матвеевны не услышала. Обернувшись, заметила, что в приемной стоит Лера. И что она, как и секретарь генерального, загадочно улыбается…

 

Глава № 40

Впрочем, всего через пять минут никакой загадки в улыбке начальства я больше не видела. Все было просто, как дважды два. Улыбка начальства — это радость, что можно на кого-то спихнуть тот объем работы, который пришлось бы выполнять самому начальству, не будь у него подчиненных.

Стоило Ирине Матвеевне отправиться в приемную генерального, как на меня посыпались распоряжения, которые я едва успевала записывать. А ведь их еще предстояло выполнить! И конечно, сегодня!

А как иначе? Два дня выходных без этих графиков можно было прожить, а ко вторнику, если я не успею, развалится целая компания. Нет, ну я всегда считала, что секретарь — значимая фигура, но не предполагала насколько. У меня даже не было времени выйти на обед, когда позвонила Лариса.

— Как так? — поразилась она. — Даже я отпросилась!

— Тебе повезло, — загрустила я.

— Можно подумать! Все сама! Все моя личная инициатива! Посмотрела на часы, поняла, что пора и устроила Калинскому вид голодного обморока.

— И?..

— Батут не треснул, а он проникся, — в трубке послышался довольный смех. — Теперь он сидит под кондиционером, пьет холодный чай и приходит в себя. А я сижу в кафе и тебя жду. Тут правда сегодня что-то толком нечего есть… Но надо же провести свободное время с пользой!

— А у меня наоборот, — пожаловалась я. — Есть вкусные домашние пирожки, лежат еще с самого утра, а вот времени на них нет.

— Это же извращение! — в трубке послышался звук, похожий на поспешно отодвигаемый стул, потом связь прервалась, а спустя пару минут дверь в приемную открылась, и вошла Лариса. Перекинув косу с одного плеча на другое, она воинственно заявила: — Я здесь, чтобы тебя спасти!

— Вот, — я достала пакет с пирожками и подвинула к ней.

— Как ты могла такое подумать?! — возмутилась подруга и направилась в кабинет Леры. — Сначала спасение — потом вознаграждение!

— Стой! — пискнула я.

— Сядь, — дразнясь, усмехнулась она, показала мне язык и, постучавшись, вошла в кабинет моего начальства.

У меня от удивления пульсировала только одна мысль: интересно, она успела спрятать язык? Или предстала перед моим руководством а-ля натураль?

Пока я истерично била по клавишам клавиатуры, за соседней дверью то и дело слышался заливистый смех. А спустя минут пять показались Лера и Лариса. Обе с широченными улыбками.

— Ева… — начала моя начальница, но замолчала, когда в приемную вошел высокий светловолосый мужчина.

Он деловито посмотрел на часы, перевел взгляд на Леру, а она поспешила к нему с чуть виноватой улыбкой и позволила обнять себя и поцеловать в губы. Ничуть не смущаясь тому, что мы смотрим.

— Мне уже напомнили про обед, — покаялась она. — И я как раз бежала к тебе.

— Вот как раз бегать тебе и не надо, — отчитал ее мужчина, но, несмотря на строгий тон, прозвучало это как ласка.

Было удивительно наблюдать, как стремительно заалели щеки моего руководства, и как она шкодливой девчонкой взглянула на мужчину.

— Исправлюсь, — пообещала ему.

— Прослежу, — пообещал он.

Лера еще больше зарделась, но выглядела при этом не только милой, но и крайне счастливой.

— Девочки, — обернулась к нам. — Это Савелий, мой муж. Савелий, это моя помощница — Ева. И Лариса — ее подруга и лицо проекта «Пончики без сахара».

Мужчина в ответ на наши заявления, как мы рады знакомству, кивнул и задержал внимательный взгляд сначала на мне, потом на Ларисе.

— Знаю-знаю, — усмехнулась она. — В мою любовь к пончикам поверить легко, а вот в то, что они без сахара…

Лера на секунду задумалась, как реагировать, но, услышав мой смех, и себе позволила рассмеяться. А у Савелия изменился взгляд: это уже был не рентген, а простой и незначительный интерес. С женой все в порядке, компания, которая ее окружает, не напрягает — можно и себе на этот счет успокоиться.

— Ева, я отлучусь на обед, — отсмеявшись, сказала Лера. — Ты тоже отдохни и перекуси, а то твоя подруга напугала меня страшными историями, как стремительно в нашей компании сбрасывается вес. А это ведь может привести к анорексии! А здесь итак большая часть мужчин этим страдает! И если еще и женщины начнут сохнуть и превращаться в сельдь — это уже урон репутации компании! Все верно?

— Почти, — кивнула Лариса. — Только я говорила «стерлядь» и что урон будет не по репутации компании, а по пышности бюстов ее сотрудников.

Я со стоном закрыла лицо блокнотом, и вынырнула из укрытия, только услышав смех троих человек.

— Ну? — после ухода повеселевшей пары, Ларисы присела на край моего стола. — Чего сидим? Кого ждем? Твой герой уже здесь и ждет заслуженную награду!

— Одну минуту!

Я встала, чтобы сделать чай нам двоим. Лариса считала, что я долго вожусь и активно жевала пирожки, то и дело урча от удовольствия. Я смеялась, наблюдая за ней. И только поставила перед ней чашку с чаем и сделала глоток из своей…

— Не зря я присмотрел на столе это же место, — войдя в приемную, Ковальских кивнул в сторону Ларисы. — Знал, что там будет удобно и хорошо. Хотя я, признаюсь, рассчитывал на немного иные бонусы, чем еда.

— Например, какие? — тут же нахохлилась я и с неким разочарованием отметила, что он явно вспомнил о назначении пуговиц. Теперь на рубашке расстегнуты были лишь верхние.

— Например, шикарный вид из окна, — подсказал с усмешкой Ковальских. — Подоконник же теперь занят.

Какое-то время мы втроем молча рассматривали цветник. Лариса, поняв, что на ее место посягают, устроилась поудобней и продолжила активно жевать. А я окончательно утратила аппетит, прекрасно понимая, что Ковальских зашел не просто так. Он подгадал момент, чтобы продолжить утренний разговор. Наедине. А присутствие Ларисы ему мешало.

— Корнев уже с ног сбился, разыскивая вас, — оборонил он, подтверждая мои подозрения.

— Кто? Он? Сбился? — Лариса рассмеялась и вырвала у меня из рук блокнот, прежде чем я успела вновь за него спрятаться. — Простите, но если бы вы видели, как он часами танцует, вы бы сами себе не поверили.

— Танцует? — недоверчиво хмыкнул Ковальских. — С такой травмой он даже ходит с дикими болями.

Лариса пожала плечами: мол, если вы позволяете себя обманывать — это исключительно ваше дело, и взялась за другой пирожок. Босс не стал ничего доказывать, посмотрел на горку оставшихся пирожков, прикинул, что их хватит еще надолго и вышел.

— Так, все, — Лариса тяжело выдохнула, выбросила надкусанный пирожок и слезла со стола. — Хорошо, что ушел, а то я из-за него чуть не лопнула!

— Спасала меня? — хихикнула я.

— Наивный мой хлюпик, — пожурила она, — я просто дала тебе маленькую отсрочку. Понятно же, что он от своего не отступится.

— А я здесь при чем?!

Лариса похлопала меня по спине, когда я сделала глоток и поперхнулась чаем, сочувственно поцокала языком и просветила:

— Ты знаешь, по-моему, он думает, что ты — его.

У меня слов не нашлось для ответа. Я снова сделала глоток чая, взмахнула рукой в воздухе, щелкнула пальцами.

— Ясно, — хмыкнула она и направилась к двери. — Тебя это и пугает, и радует, но ты еще не определилась.

— Я такого не говорила! — опомнилась я.

— Угу, — коварно усмехнулась подруга, — тут даже говорить ничего не надо. И знаешь что, Ев… Я бы на твоем месте поторопилась с определением. Мужчина видный и интересный — такие долго одинокими не бывают. Поэтому если он тебе нужен, ты бы хоть как-то заявила на него права.

— Одинокий?! — расхохоталась я, а потом кое-что припомнила.

Хотя бы из сегодняшнего… Рубашка, которая была практически расстегнута утром и позволяла взгляду легко скользить по мужскому телу… И даже когда он зашел сейчас, можно было легко увидеть… Да и раньше, я просто не обращала внимания, не придавала значения, а ведь…

— У него больше нет засосов! — осенило меня.

— Или они перешли на другие части его шикарного тела, — пошутила подруга, но потом поспешно затараторила: — Да нет-нет! Правильно все! И я, кстати, сегодня подслушала разговор Калинского… Оказывается, уже весь бизнес-центр гудит, что босс на кого-то серьезно запал. Но пока нет четкой уверенности, кто же это.

— А какие есть варианты? — нейтральным тоном и так, лишь бы быть в курсе, спросила я.

— Или девушка, которую он возит в лифте руководства и из-за которой взвыл целый отдел. Тут аналитики либо мстительные, либо не зря хлеб едят — эта версия именно их, — посмеиваясь, озвучила Лариса. — Или же это девушка, которая делает стремительную карьеру в модельном бизнесе, несмотря на свои габариты и белый билет в шоу «Взвешенные и счастливые». Девушка, лучшую подругу которой босс катает в лифте для руководства. Как ты поняла, тут только два варианта, подруга. Или ты, или я. И мы-то знаем, какой вариант лишний.

— Оба?

Рассмеявшись, Лариса поспешила на съемки, а мне понадобилось какое-то время, чтобы выбросить нелепые мысли из головы. Рутина, кстати, хорошо помогала. А еще то, что за весь день Ковальских больше ни разу не заходил — ни ко мне, ни к моему руководству. Я даже прониклась к нему благодарностью и подумала, что вот же, случается — и даже такие, идущие напролом к своей цели, одумываются и сворачивают, и забывают, и переключаются на что-то другое, бегущее не прочь, а навстречу…

И зря я начала думать о нем, даже в таком благородном ключе: настроение почему-то испортилось, работалось через силу, и думалось… думалось… Не о работе думалось, в общем.

Как ни странно, но большую часть заданий мне удалось закончить сегодня. Конечно, еще достаточно оставалось, но когда Лера заметила, что я никуда не спешу, сама меня отпустила.

— А как же работа? — я кивнула на стопку документов, к которым еще даже не подобралась. — Мне еще часа три-четыре, и я все успею!

— Эм… — Лера смущенно улыбнулась, — вообще-то это было задание на неделю вперед…

— Как это? — опешила я.

— У меня все не было времени решить, что переключить на тебя, а в субботу это время образовалось, и я разошлась, как видишь, отвела душу. Все, Ева, иди домой, не мучай мою совесть. И потом, если ты все закончишь сегодня, мне опять придется что-то придумывать. А у нас с Савелием на вечер другие планы.

— Хорошего вечера, — с улыбкой и от всей души пожелала своему руководству и, выключив компьютер, вышла на волю.

Свежий ветер свободы мне мерещился уже в коридоре. Прикрыв глаза, впитала в себя это ощущение, но потом стала различать духи и одеколоны сотрудников, которые уже проходили, чихнула возмущенно и направилась к лифтам. Кстати, судя по обилию ароматов и тому, что уже было ближе к половине седьмого, я думала, что большинство сотрудников успели разъехаться. Но куда там!

Все было по-прежнему: у двух лифтов наблюдалось столпотворение, а один лифт пустовал. Изменилось только одно: мне почему-то катастрофически не хотелось идти к свободному лифту — вот не хотелось, и все. А за мной следили не удивленно, как поначалу и не с завистью и недоумением, как после моей десятой поездки в лифте для руководства. А с каким-то злорадством и ожиданием. Многие взгляды буквально подначивали: ну же, ну!

И, что самое странное — когда один из лифтов приехал, в него не сел ни один человек. Все ждали, когда я подойду к третьему лифту.

— Ева! — попытался о чем-то предупредить меня тот самый парень из аналитического, но на него зашикали, и он замолчал, опустил голову, чтобы не видеть меня.

Так, с опущенной головой, его и впихнули в лифт, и отправили вниз, чтобы не мешал представлению.

Я могла воспользоваться лестницей, но не стала. Мне хотелось узнать, чего добиваются эти люди. С чего хотят посмеяться. А уже потом начать действовать, ведь все равно не успокоюсь, пока все не выясню. А еще мне не хотелось, чтобы они не думали, будто я испугалась.

Это внешне я — хлюпик, а так… Упрямая, невозможная, наивная и не думающая о себе — так бы сказала Лариса, если бы могла меня сейчас видеть.

Ну что ж, она во многом права.

Сделав вид, что ничего не замечаю и мне все равно на шепотки за спиной и жгучие взгляды, я подошла к лифту и нажала на вызов. Послышался первый смешок, шепот стал громче. Лифт на все это ответил молчанием, как и я.

Я снова нажала на вызов.

Лифт не проявил ни единого признака жизни, а я постаралась не проявить непонятной обиды и убедить себя, что все правильно. Да, так правильно. Я ведь не руководство, да и штраф платить не хотела, и они что-то изменили, они что-то сделали с лифтом, чтобы его не могли вызвать все, кому этого хочется.

Ну что ж…

Я не собиралась ждать, когда начну глохнуть от явного смеха и уже не шепота, а голосов, веселых, язвительных. Я так же не собиралась дожидаться у закрытой двери электронной махины, когда придет кто-то из высшего руководства, и, уехав у всех на глазах, опустит меня морально гораздо ниже подземного паркинга.

Вздернула голову, развернулась, чтобы уйти и почти соприкоснулась телом с Ковальских.

— Почему ты не зашла за карточкой? — Он прислонил к кнопке вызова лифта небольшой пластиковый квадратик, лифт тут же откликнулся и распахнул двери. — Наконец, починили. Видишь, все просто.

Вручив мне карточку, он мягко подтолкнул меня внутрь кабины, а сам, перед тем, как войти следом, обернулся, посмотрел на сотрудников, и…

Молчание, которое установилось с его появлением, разбавилось громкими вскриками, слоновьим топотом несущихся к лестнице и чьим-то обещанием потерять сознание, вот прямо здесь и сейчас, потому что это ведь невыносимое напряжение, и все так неожиданно!

— Спуститесь для начала на первый этаж, — холодно посоветовал этой даме Ковальских. — Там больше шансов найти кого-то из сердобольных. Здесь же, судя по всему, не просто пройдут мимо, а еще и наступить постараются. Был рад узнать многих из вас получше. Всем хорошего вечера.

Ковальских зашел в лифт, нажал на кнопку первого этажа и повернулся ко мне. А мне вдруг стало так весело, что я не удержалась и рассмеялась. Он ничего не спрашивал и не говорил — наблюдал за мной со спокойной улыбкой.

— Хорошего вечера… — повторила его слова, отсмеявшись. — Да какой тут хороший вечер? У многих из них будет явно нервный вечер и бессонная ночь!

— Ничего, им на пользу, — Ковальских не проникся состраданием к пострадавшим от его ледяных угроз. — Если используют это время, чтобы хорошенько подумать, могут даже избежать увольнения.

— А… — опешила я. — Вы что, хотите их всех уволить?!

— Соблазн велик, — совершенно серьезно ответил Ковальских. — Но мне тоже надо хорошенько подумать.

Скрестив на груди руки, он неожиданно усмехнулся, а, заметив, что я начинаю нервничать, пожалел и добил:

— А ты, Ева? Положение ты не исправила. Жертву Ирине Матвеевне, за которой я ее направлял, взять не позволила. И я трактую это в свою пользу. Я расцениваю это, как знак, что ты готова к тому шагу в двадцать пять сантиметров, о котором я говорил. И если так…

Шагнув вперед, Ковальских склонил лицо к моему…

 

Глава № 41

Я невольно дернулась назад и… замерла. Его глаза были так близко, что я не только увидела, а практически услышала тихий треск зеленого льда, за которым он привычно прятал живые эмоции.

А сейчас на меня открыто смотрело желание, замешанное на таком коктейле, что стало трудно дышать. И думать. По крайней мере, я списываю на это свое странное поведение. Вместо того чтобы холодно отстраниться или начать истерично колотить по стенам и жать на все кнопки подряд, я с интересом всматривалась в мужчину.

И ждала. И вдыхала его дыхание. И позволяла дышать своим.

Не знаю, в какой момент он разомкнул руки, но они перестали играть роль барьера и прикоснулись к моим волосам, провели по скулам, опустились к губам, но под тяжелый разочарованный вздох поднялись вверх, к глазам, вынуждая сомкнуть ресницы. И так, в темноте, не отвлекаясь на мишуру, заставляли чувствовать, и, как ни странно, одновременно видеть.

Его. Настоящего.

Кто же он и какой? Пока у меня не было полной картинки — только паззлы, иногда настолько противоречивые, что было трудно увидеть за ними одного человека.

Матеуш Ковальских…

Мужчина, наделенный огромной властью в этой компании — он мог уволить меня за первую колкость. Но он позволял говорить мне все, что хочу. И он смеялся, шутил в ответ, но ни разу не показал злости или неудовольствия. По крайней мере, по поводу моей излишней болтливости с большим боссом. Одежда — это другое.

Мужчина, который не умел и не привык извиняться, а вместо этого начинал все заново, пусть так и было гораздо труднее.

Мужчина, который вместо слов сожаления и сочувствия, вообще вместо лишних слов просто действовал. Например, как в случае с женщиной у больницы.

Мужчина, который одним взглядом заставил сквернословов проглотить языки, но не ограничился этим. И снова вместо слов прибег к действиям, результатом чего стала эта поездка, которая вопреки тому, что лифт двигался вниз, подталкивала вверх нечто смутное, но такое важное… для двоих…

Ковальских уверенно запустил руки в мои волосы, провел по всей их длине, пробуя на мягкость и шелковистость, и с сожалением прекратил ласку, от которой хотелось свернуться клубком и мурчать.

Он отстранился.

Я открыла глаза.

Снова скрестив на груди руки, он прислонился бедром к двери и просто смотрел на меня. Позволяя восстановить дыхание. Разрешая моим щекам не алеть больше, а вернуться к привычному цвету.

Сжав ладони, я недоуменно взглянула на карточку. Положить бы в сумочку, но… Перевела взгляд на Ковальских и залипла, считывая молчаливый ответ.

Да, все верно, это мой личный допуск.

И не просто к этому лифту.

Это мой допуск к Нему.

Я почувствовала, что начинаю гореть, только на этот раз не от смущения, и понять это можно не по щекам, и…

— Ева… — я не успела спрятать свой взгляд, и Ковальских все прочел по нему и вновь оказался рядом. — Я ведь уже не раз предупреждал, чтобы ты не провоцировала меня. Я мысленно записывал попытки твоих провокаций, чтобы потом получить по этому счету расплату. Я ждал. Я был терпеливым. Но раз тебе не терпится узнать, как это будет…

— Как? — ляпнула я.

И испуганно прикусила язык.

Потому что я ведь хотела спросить: «Что-что? О чем это речь? Я никогда вас не провоцировала! И какие еще счета? Я никому ничего не должна! И кто здесь говорит про терпение? Бесцеремонный, невыносимый, и…»

Но ничего этого я сказать не успела, потому что Ковальских снова услышал лишь то, что хотел. А мою панику он хотя и увидел, но решил с ней бороться. Вот прямо здесь и сейчас, не откладывая. Думаю, он из тех, кто учит плавать, бросая человека на глубину. Потому что… он ведь не дал времени хотя бы обдумать, что меня ждет, не позволил развиться истерике. Я даже не успела подготовить себе пути к отступлению и взломать этот лифт. Только нажала на какую-то кнопку и…

— Отлично придумано, — довольно хмыкнул Ковальских и немедленно приступил к поцелуям…

Именно поцелуям. Вот так, во множественном числе. Его губы попробовали на вкус мои, дали целую долю секунды, чтобы привыкнуть к своему вкусу и запастись вдоволь дыханием. А потом настойчиво попытались выяснить, как мне нравится больше. Вот так, когда поцелуй похож на крылья парящей бабочки и позволяет мысленно тоже встать на крыло и несись вверх, к свету, туда, где приятно, тепло, и откуда не хочется возвращаться… Или мне больше по нраву стремительно падать вниз, погружаясь в болотную тину и поначалу дышать через раз, а потом совсем забыть о дыхании и о крыльях…

Ох…

Какие крылья и бабочки? Какие свет и тепло? Нет, не хочу… Наверное, нет… Эти поцелуи были алчными, темными. Они затягивали, приручали, заставляли складывать крылья и больше не вырываться из тины, не думать о том, чтобы сбежать и что это неправильно и… зачем? Эти жесткие поцелуи диктовали единое правило — подчинения, обещая взамен удовольствие, которого я раньше не знала…

Мысли путались. Я с трудом осознавала, как и что позволяю и главное — что со мной босс. Тот самый ехидный босс, от которого я решила держаться подальше. Мне нравилось позволять ему то, что он делал. Мне нравился вкус его губ. И я все еще не могла выбрать, когда мне нравится больше.

Тогда ли, когда он дает передышку и нежностью заглушает мой страх. Или когда он усиливает все мои страхи, заставляя их бурлить и лопаться пузырьками сомнений.

Сумасшедшие поцелуи… Двое в лифте… так близко и так непрерывно и… такое ощущение, что неизбежно и мы оба это не просто знали и чувствовали, а готовились к этому… По меньшей мере, один из нас точно…

Ненасытный Ковальских…

Он прижимал меня к себе, зарывался пальцами в мои длинные волосы и погружал меня глубже в водоворот своей ласки. Позволял вынырнуть из нее на секунду, чтобы рассмотреть в зеркалах отражение двух сумасшедших, которые будто пытались втиснуться, проникнуть под кожу друг друга… И снова губами и языком избавлял от всех мыслей, которые только мешали…

Так мешали… как кожа и эта одежда, и…

Он уловил момент, когда я пришла в себя. Но не позволил отдалиться и построить стену отчуждения. Только остыть. Остыть — можно. Прислонившись лбом к моему, он дарил напоследок дыхание, заставляя запоминать, как с ним было безумно. Чтобы желать этого снова.

И пока я дышала, пока училась опять смотреть на него, а не в сторону, он приглаживал мои волосы, поправлял блузу, к которой хотел, но не стал подбираться. Она просто сбилась, а могла бы лежать на полу, смятая и без единой пуговицы, если бы он хотя бы раз прикоснулся к моей груди…

— Опять провокация… — выдохнул Ковальских с усмешкой и отстранился, любуясь тем состоянием невменяемости, в которое меня ввел. Когда я удивленно приподняла брови, он пояснил: — Твой взгляд, Ева… Он тебя выдает.

— Ах, это! Благодарю за подсказку! Не будем увеличивать счет!

Я поспешно опустила глаза, и…

Его ремень… Ужасно захотелось к нему прикоснуться, расстегнуть, и…

— Ева… — предупреждение в голосе Ковальских было разбавлено тихим сожалеющим стоном.

Надеюсь, это был его стон, а не мой? И вообще, с какой такой стати мне сожалеть и вздыхать, и…

— Еще один такой взгляд, — Ковальских приподнял мое лицо, заставляя смотреть не на свой ремень, а в глаза. — И мы никуда не поедем.

Думаю, мои глаза вновь меня выдали, и Ковальских легко считал мое изумление.

— Мы едем вниз, — пояснил и нажал на кнопку первого этажа. — Хотя мне понравилась экстренная остановка, на которой ты настояла.

— Экстренная остановка? — непонимающе повторила я.

— Это та красная кнопка, на которую ты нажала, — пояснил мне Ковальских. — Так как ты можешь оказаться в лифте одна, я тебе поясню. Эту кнопку нажимай в исключительных случаях. Например, если тебе очень плохо, если что-то произошло, если тебе угрожает опасность. Если же лифт просто застрянет, хотя это практически невозможно, ты нажмешь ту, что рядом — зеленую, видишь? Тогда или лифт заработает, переключившись на запасной режим, или его взломают. Если ты просто хочешь повисеть между этажами в кабине и подумать — да, не удивляйся, есть и такая возможность, нажми желтую кнопку.

Я посмотрела на три копки в ряду — зеленую, желтую и красную, на которую я случайно нажала.

— А какая разница между желтой и красной? — перевела взгляд на Ковальских.

— Желтая просто останавливает лифт, позволяя и тебе, и окружающим релаксировать, а красная… — Он взглянул на светящиеся кнопки, увидел, что мы практически спустились на первый этаж и с усмешкой пообещал: — Сейчас ты сама все увидишь.

Он бесцеремонно подвинул меня чуть назад, а сам стал впереди. Я ничего не сказала относительно его манер джентльмена — сперва лифт отвлек, раскрыв двери. А потом я рассмотрела за ними то, что лишило меня дара речи…

Сначала взгляд выхватил привычное, и я увидела охранника Петра. А потом мое внимание переключилось на незнакомых мужчин, род деятельности которых я, впрочем, легко определила по форме: мастер на все руки с характерным чемоданчиком для инструментов, врач, пожарный и… два полицейских!

Когда лифт открылся, Петр выдохнул, вытер пот со лба и перестал неистово жать на черный пульт. Мастер на все руки выпучил глаза и выронил обратно в чемоданчик заготовленный ломик. Пожарный перестал вопить в рацию, что дыма не слышно и пока не надо заносить шланг внутрь бизнес-центра, прокашлялся и уже тише и спокойней дал своим коллегам отбой. Врач, видимо, вспомнил, что у них же еще и психологию преподавали, и прищурился с подозрением. А полицейские перестали нервничать, рваться вперед и трясти дубинками у Ковальских перед глазами.

— Ева, — и вот теперь Матеуш посторонился и позволил мне выйти из лифта.

А еще и первой увидеть, что за нашим выходом наблюдают не только выше перечисленные профессионалы, но и десятка три своих, из бизнес-центра. И такая в их взглядах была смесь эмоций, что, если бы так кусала оса, люди умирали бы от ее укуса и без намека на аллергию.

— Добрый вечер, — вздернув вверх голову, обронила я и, имитируя невозмутимость, прошла мимо всех, кто стоял у лифта. — Петр, до свидания.

— Ага… — отозвался он и завис. — Босс, а…

— Господа, — послышался голос Ковальских, — благодарю всех за скорость реакции. Также всем будет выплачена неустойка за ложный вызов. Петр, сегодня же пусть снова проверят лифт.

— С ним… что-то не так?

— Он неисправен, — холодно обронил Ковальских, так же, как и я, направился прочь из здания, но задержался, чтобы поинтересоваться у любопытных сотрудников: — Если вы так не торопитесь по домам, может, увеличим рабочий день хотя бы на пару часов?

И вот если бы он знал меру в запугиваниях, и сказал: «хотя бы на час», я уверена, что такого молниеносного эффекта бы не было. А так я едва успела выйти из здания и отойти в сторону, как мимо меня пронесся табун людей, спешащих домой.

Стоя на лестнице, я с улыбкой наблюдала, как стремительно они бегут к остановке и моментально заполняют маршрутки. Хорошо, если они садились на те маршрутки, которые им действительно были нужны. Но у меня мелькнули большие и веские подозрения, что многие уезжали хоть куда-нибудь, но поскорее! Ведь с секунды на секунду из здания должен выйти злой босс! И у него не просто хорошая память, а отличная память на лица и свои обещания!

Ковальских был милостив, и дал фору подчиненным в целые три минуты. Когда же он все-таки вышел из бизнес-центра, с остановки послышались громкие синхронные вздохи. А потом очень повезло не только маршрутчикам, но и таксистам — их хотели многие, и никто с ними не торговался.

— Ты — умница, Ева, — услышала я рядом с собой голос Ковальских.

Я хотела сказать: «Вы тоже», но только обернулась и посмотрела на него, понимая, что на «вы» теперь обращаться немного глупо, а на «ты» я пока не рискую. А он усмехнулся, и выглядел при этом очень и очень довольным.

Думаю, потому, что тоже все понял.

Все. И даже чуточку больше.

Так же, как я поняла, что сразу после того, как я нажала на красную кнопку, он нажал на еще одну — желтую.

То есть, я случайно позвала на помощь. А он намеренно остановил лифт и заставил спасателей подождать.

 

Глава № 42

Какое-то время мы с Ковальских просто смотрели в глаза друг другу. Я не знала, что говорить. Он… подозреваю, он бы нашел слова, если бы увидел, что я способна принять их правильно.

Но пока я пребывала в каком-то тумане, когда то, что случилось, казалось произошедшим с кем угодно, но не со мной. Ну не могла же я в самом деле… в лифте… с собственным боссом, которого боятся все подчиненные… И у которого поцелуи с эффектом падения с Чертового колеса… И ремень… Его ремень все-таки надо попробовать расстегнуть, и…

— Ева, — вновь прозвучало тихое предупреждение.

Подавив вздох, перевела взгляд в сторону — на осиротевшую остановку, на белый лимузин, пытающийся свернуть к нашему бизнес-центру, на девушек, которые проходили мимо здания на шпильках и со вздернутыми подбородками, рискуя сломать себе шеи с такой высоты.

На что они тут смотрели?

Мой взгляд снова вернулся к Ковальских. Нет, ну… вряд ли. Не может быть, чтобы…

Взглянула на красотку, дефилирующую мимо лестницы — минуту назад она шла в одну сторону, теперь уверенно направлялась в другую. Траектория изменилась, а объект внимания оставался прежним. И она так увлеченно его рассматривала, что едва не сбила другую барышню, которой тоже хотелось ходить и смотреть именно здесь! Да, вот здесь и сейчас!

Послышалась ругань, девушки попытались выяснить, кто из них красивей и более достоин ходить ближе к лестнице, и у кого, соответственно, больше шансов.

Переведя взгляд на Ковальских, увидела, что он недовольно прищурился. Ему не понравилось то, что он лицезрел. А вот мне это явно принесло пользу: туман, в котором я мысленно пребывала, рассеялся, настроение из странного перешло в замечательное, а язык снова не захотел сидеть за зубами.

— Если не ошибаюсь, это девушки из «черного списка»? Которые мечтают поработать вашими секретарями?

— Представь себе, Ева, есть и такие, — несмотря на якобы похвалу, Ковальских прокомментировал это недовольным тоном.

— Если до сих пор не знаете, как от них избавиться — примите их на работу, — я с трудом подавила смех и стала спускаться по лестнице. — При виде вас в таком настроении, все сотрудники разбегаются.

— Сомневаюсь, что это тот случай, — услышала разочарованный вздох Матеуша, и все-таки рассмеялась.

Обернувшись, поймала его улыбку и продолжила спуск. Так, у меня еще много планов, а я здесь медлю…

— Ева! — послышался голос подруги, потом стук каблуков и она догнала меня у подножья лестницы. Выдохнула, восстанавливая дыхание, склонилась к моему уху и тихонечко прошептала: — Отлично! Хвалю и горжусь! Какой фееричный выход из лифта! И последующее нежелание расставаться… Ох, ты не просто кое-как заявила права на Ковальских. Я бы сказала: ты поставила на нем свою метку!

Я обернулась, чтобы посмотреть на Матеуша — он с кем-то довольно холодно общался по телефону и при этом смотрел на меня. Тон его был неприятным, но меня не касался. Для меня главным было, что на нем никаких меток не наблюдалось.

— Ничего нет… — начала я защищаться, но наткнулась на хитрый взгляд подруги и замолчала.

— Ага, — расплылась она в довольной улыбке, — значит, поцелуи все-таки были… Я так и думала!

— Без комментариев, — максимально строго ответила я, чувствуя, что сама при этом улыбаюсь во все тридцать два.

— Слушай, Ев, а у меня тоже имеется хорошая новость! — Лариса стала плести кончик своей косы. — Ты даже представить себе не можешь… Я пока тоже не представляю, но чтобы я удержалась на каблуках, мы должны посмотреть на это вдвоем! Так что… Я, конечно, подозреваю, какие у тебя наметились планы, но сначала я! Сначала я, а потом уж…

— Хорошо, хорошо, — видя, что она нервничает всерьез, я погладила ее по предплечью. — Мы посмотрим на брудершафт. А если ты все-таки захочешь упасть, я подставлю плечо.

— Вот мне только греха не хватало, что я раздавила лучшего друга! — рассмеялась Лариса. — Нет уж, мы это как-то уже обсуждали! Я могу пройтись танком лишь по мужчинам! И потом, тут другое…

Я смотрела на подругу, ожидая, когда она закончит фразу, а она взглянула в сторону и застыла с приоткрытым в восхищении ртом. Я заинтересованно перевела взгляд вправо и… сделала шаг назад. Сделала бы еще, но в самом начале бегства меня перехватила подруга.

— Это… — прошептала она чуть осипшим голосом и замолчала совсем, изумленно рассматривая мужчину, только что вышедшего из белого лимузина.

Мужчина был в темно-синем модном костюме, с большой плетеной корзиной, из которой выглядывали несколько разноцветных мягких игрушек, бутылка вина, минимум две коробки конфет и белый букет для невесты. Он выглядел дорого, элегантно, уверенно и притягивал взгляды. Он даже перехватил внимание двух барышень, которые еще минуту назад сохли по Ковальских, а теперь взирали исключительно на него. Еще бы! Этот мужчина явно был состоятельным и не менее привлекательным, чем их былой объект безутешной симпатии. Несмотря на то, что у этого мужчины не было таких шикарных черных волос, как у прежнего. Собственно, у него и светлых волос тоже не было. Или рыжих. У него вообще волос не было.

Этот мужчина из лимузина был харизматичен, улыбчив и… лыс. А еще…

— Это он? — громко, видимо, пребывая в шоке, прошипела подруга, рассматривая мужчину, подходящего к нам. — Этот тот самый лысый, из клуба?!

У меня же от шока слов не было, я даже кивнуть не могла — просто зачарованно смотрела прямо перед собой. А Лариса, которая обычно и по взгляду меня понимала, потребовала конкретики, причем куда громче, чем раньше:

— Ев… Это от его вертела ты отказалась?!

С крыши двадцать девятого этажа испуганно взметнули ввысь голуби. Я моргнула, прогоняя морок и понимая, что это реальность. А лысый, сверкнув белозубой улыбкой, сделал последние два шага и остановился напротив меня.

— Тот самый, — не сводя с меня взгляда, подтвердил он и небрежно махнул корзинкой. — Здравствуйте, Ева. Надоело кормить конфетами ваших охранников и дарить цветы вашему боссу. Решил выйти из тени.

В этот момент солнышко словно подслушало, о чем речь, и решило тоже взглянуть. В результате чего лысина мужчины заблестела и засверкала, как начищенное зеркало.

— Ну что ж… — с трудом подавив улыбку, почувствовала, как изумление и толика старого страха меня окончательно отпустили. — Третий выход у вас получился не менее эффектным, чем первые два.

— И надеюсь, наконец, позволит мне извиниться, — мужчина ловко изобразил толику смущения. — Прошлые выходы… к этому не располагали.

— Я бы сказала не так. Судя по вашему поведению, они располагали к чему угодно, только не к разговорам.

— Хм… — Он заинтересованно склонил голову набок и снова махнул корзинкой, привлекая к ней внимание. — Ева, прошу вас проявить снисхождение. Каюсь. Не рассмотрел, не оценил с первого взгляда, и даже посмел испугать! Поверьте, я этого не хотел.

— Верю, — согласно кивнула я. — Было вполне очевидно, что вы хотели совсем другого.

На губах мужчины заиграла хитрющая улыбка, и…

— А-бал-деть! — прокомментировала ее Лариса.

Мужчина медленно перевел на нее взгляд, что-то прикинул в уме, а потом взял ее руку и галантно поцеловал.

— Фрол, — посмотрел исподлобья темными глазами.

— Лор… — растерянно пробормотала моя подруга, но после моего тычка в бок, моргнула и согнала с себя морок обаяния. — Простите, я немного простыла. Лариса.

Ее голос по-прежнему звучал сипло, так что на простуду вполне можно было списать. И голос, и чуть порозовевшие щеки. А вот с заблестевшими глазами было сложнее, их на температуру не спишешь. И, кажется, Фрол прекрасно все понимал. И так же, как его приятель Ковальских, умел и любил пользоваться моментом.

— В таком случае, девушки, — он повел рукой, и дверца лимузина открылась, — я просто настаиваю на том, чтобы вы позволили мне вас подвезти. И угостить шампанским, которое очень полезно для горла.

— Впервые слышу о таком чудесном эффекте, — заметила я.

— Еще и шампанское?! — поразилась Лариса. — Я тут все еще вашей корзинкой любуюсь!

Я рассмеялась. Фрол умудрился за пару секунд переварить услышанное и присоединиться к веселью. А Лариса от звука его хрипловатого смеха окончательно утратила интерес к содержимому корзинки и переключила внимание на мужчину.

— Ева? — Фрол вопросительно взглянул на меня.

— Ева? — состроила просительную мордашку Лариса и взглянула мимо лысого, на лимузин.

— Извинения принимаю, а все остальное нет, — озвучила я свой вердикт.

— Почему? — Лариса кокетливо посматривала то на лысого, то на корзинку, то на лимузин, но так и не определившись в симпатиях, обтекаемо похвалила: — Такое очарование, новизна, мощь… Ева, мощь! Неужели мы это пропустим?

— Действительно, — с готовностью подхватил ее аргументы Фрол.

— Я уже все сказала, — повторила мужчине. — К тому же, мы сильно спешим, а лимузин хоть и шикарен, но крайне неповоротлив.

— Правильно, Ева, — послышался за моей спиной прохладный голос Ковальских, его дыхание обожгло мою шею, а потом он спустился по ступеням и подошел к приятелю. — Фрол, удачно, что ты заехал на этом неуклюжем «крокодиле». У меня к тебе разговор, и мне, в отличие от девушек, спешить некуда. Тебе тоже. Так что посидим в вечерних пробках с комфортом.

— Я не за тобой приехал, Ковальских, — беззлобно попытался отмахнуться лысый от навязываемой компании.

— В жизни такое часто бывает, — по-змеиному улыбнулся Матеуш, — пришел за одним, а получил другое. Я только пару раз проверну тебе в мыслях ту информацию, которую лучше усвоить, и отпущу к твоим любовницам. Не обещаю, что тебе будет хорошо, но даю слово, что никто ничего не узнает.

Я едва сдержалась, чтобы не начать аплодировать, потому что легко узнала эти слова. Да, они были немного искажены, и ситуация была совершенно иная, но Матеуш только что ввернул своему приятелю те фразы, которые он говорил обо мне. Это поняла я. Это понял и Фрол.

— Наябедничали, значит… — вздохнул он. — Столько заплатил за молчание, а они…

— И на содержимое корзинки потратился зря, — поддел Ковальских, потом достал букет невесты, покрутил в руках и поинтересовался: — Ты же знаешь, к кому попадают твои цветы. Мне расценивать это как намек?

Фрол вырвал букет из рук приятеля, взглянул на меня, но я спрятала руки за спину. Тогда он протянул цветы Ларисе, но она-то видела, кому предлагалось первому — Матеушу! И потому невинно поинтересовалась:

— Так это намек для меня?

— Нет! — рявкнул Фрол и спрятал цветы за спину.

Его водитель, который привык понимать хозяина по единому жесту, выскочил из машины и попытался избавить босса от ноши.

— Так вот для кого намек? — хмыкнул Ковальских.

— Лев, — с трудом оставив букет себе, Фрол отдышался после небольшой схватки, — возвращайся в машину.

Водитель послушно ушел. Фрол уставился на букет, потом на Ковальских и махнул корзинкой в сторону лимузина.

— Ладно, поехали, поговорим. А это…

— С собой возьмем, — вдруг ты еще передумаешь, — Ковальских перехватил и цветы, и корзинку и направился к лимузину.

Фрол, улыбнувшись нам, молча исчез за дверцей заднего лимузина. Дверца закрылась. Машина отъехала от бизнес-центра.

— Ну? — с упреком взглянула на меня Лариса. — Жадины уехали и с едой, и с комфортом, а нам с тобой предстоит поститься и мозоли зарабатывать! И как это называется?

— Жизнь? — изобразив раскаяние, предложила я вариант.

— Ева Кирилловна, — ко мне подошел смутно знакомый высокий мужчина в черном костюме. — Меня зовут Назар. Я — личный водитель Матеуша Леславовича.

— Очень приятно, — теперь я вспомнила, что однажды видела его в холле с Ковальских. — Чем могу быть полезна?

— Это я могу быть полезен, — улыбнулся мужчина, кивнул Ларисе и вновь посмотрел на меня. — Матеуш Леславович попросил, чтобы я отвез вас, куда вы захотите.

— Спасибо, мы сами…

— Босс настоятельно попросил, — не принял отказ мужчина и снова взглянул на Ларису. — К тому же, вы спешите, а в центре сейчас очень большие пробки. Поверьте, быстрее меня никто вас туда не доставит.

— А нам что, нужно в центр?

— Еще как! — спохватилась Лариса. — Нам просто не терпится там оказаться! Спасибо, мы едем!

— Рад, — мужчина с улыбкой ушел, а через минуту подъехал на черном джипе Ковальских.

Мы не стали заставлять его открывать для нас двери и сами с этим прекрасно справились. Впрочем, он и не спешил угождать. По всему было видно, что он привык выполнять распоряжения только одного человека, и работал на равных, не раболепствуя.

— Ура! Не будет никаких мозолей! — Лариса с удовольствием разместилась на переднем сиденье и вытянула вперед уставшие за день ноги. — Вам сказать точный адрес или вы действительно в курсе?

— В курсе, — заверил мужчина, отъезжая от здания. — И про центр, и про дальнейшую поездку Евы Кирилловны в больницу.

— А к кому — тоже в курсе? — поинтересовалась я.

— Нет, — усмехнулся водитель. — Это уже не мое дело, а босса.

— Интересно как! — возмущенно пропыхтела я, но потом подумала, что Назар ни при чем, а того, кому бы я хотела показать степень своего возмущения, здесь не наблюдается, и замолчала.

Окинула прощальным взглядом бизнес-центр, где провела целый день и… Почти прислонилась к окну, чтобы рассмотреть лучше. Не показалось ли? И действительно ли тот худощавый мужчина, который статуей стоит на вершине лестницы и сверлит джип долгим взглядом, это…

— Корнев это, — довольно протянула Лариса, ни разу не взглянув в сторону, где он стоял, а увлеченно подкрашивая блеском губы. — Давно уже там. С самого начала знакомства с этим… хозяином горячего вертела!

— И по какому поводу у нас радость? — уточнила причину ее настроения.

— Пока без повода, — обернувшись, Лариса весело подмигнула. — Но что-то мне подсказывает, что повод будет! Будет, вот увидишь, мой самый смелый и отчаянный хлюпик!

Я улыбнулась. Водитель бросил на меня взгляд в зеркало и облегченно выдохнул, увидев, что скандала не прогнозируется. А Корнев, теперь уже и я рассмотрела, что это он — начал медленно, и сильно прихрамывая, спускаться по лестнице…

Лариса его страданий не видела — она вовсю болтала с водителем о футболе, который очень уважал ее папа. А потом, когда мы промчались мимо белого лимузина, открыла окно и визжала от восторга, оглушая своим писком всю улицу и перекрикивая гудки других машин, которыми ее восторг пытались заткнуть. Когда же мы остановились на одной из центральных улиц, она схватила меня за руку и потащила из машины, заставляя чуть-чуть пробежаться и не думая ни о каких мозолях.

— Смотри… — спустя пять минут пробежки, прошептала она с замиранием и кивнула куда-то вперед.

Я посмотрела на незнакомых прохожих, на поток иномарок, а вот когда подняла голову вверх…

Я увидела совершенство.

На боку одного из высотных зданий был не баннер и не картина, а настоящее произведение искусства. И на нем была изображена моя подруга, моя самая красивая подруга — в изумительном платье цвета неба. Она сидела на облаке, смотрела на двух симпатичных мужчин и никак не могла выбрать, кто из них лучше. А ее уверенный взгляд и улыбка говорили всем, кто проходил мимо и, любуясь, смотрел на нее: мне нечего торопиться с выбором, я знаю, кто мне нужен на самом деле… потому что я — это я…

— Лариса… — я смогла говорить только спустя минут десять, не раньше, порывисто обняла ее и снова уставилась на рекламу на торце дома. — Лариса, ты…

Я замолчала, переживая восторг. И услышала рядышком облегченный выдох.

Да, она волновалась. И потому, что это ее первый опыт. И потому, что знала, как об этой работе мечтала я. А потом она увидела, что я не завидую, а радуюсь за нее, и что это искренне.

— Что скажешь, Ев? — тихонько прошептала она.

— А-бал-денно! — я повторила ее слова и добавила немного своих: — Вот не зря ты столько тренировалась. Я всегда знала, что на батуте можно подпрыгнуть довольно высоко, но даже не предполагала, насколько!

Мы дружно рассмеялись.

Еще минут двадцать полюбовались невероятной красотой и сели обратно в машину. Я хотела в больницу, а Лариса — домой, но потом она решила, что пора мальчику увидеть, с кем я дружу, и тоже вызвалась поехать к нему.

Когда мы вышли у больницы, водитель настаивал на том, чтобы нас дождаться, но я уговорила его уехать. Я ведь здесь не на пять минут, я надолго — чего человеку портить вечер после рабочего дня?

Лариса, не участвуя в наших переговорах, ушла немного вперед. Я, довольная, что удалось настоять на своем, двинулась следом за ней.

— Ева Кирилловна! — догнал меня водитель. — Простите, чуть не забыл. Матеуш Леславович просил передать, что ваше домашнее задание остается прежним.

Я поначалу удивилась, а потом вспомнила…

— Спасибо, Назар, — поблагодарила мужчину. — До свидания.

— До свидания, Ева Кирилловна.

И только когда он ушел, я позволила себе волю в чувствах и застонала. Нет, ну надо же…

И не забыл ведь!

И ведь напомнил!

Домашнее задание… Он хочет, чтобы я тренировалась называть его только по имени!

Имя… Какое имя?!

Питон он!

Точно питон!

 

Глава № 43

Лариса так быстро шла по коридору больницы, что я практически бежала за ней и видела перед глазами только шлейф ее длинного белого платья.

— Что? — обернувшись и заметив мою улыбку, поинтересовалась она.

— Да вот пытаюсь понять, что тебя окрыляет. Успех или любовь?

Рассмеявшись, она остановилась, дождалась, когда я ее догоню, и вытянула вперед одну ногу, продемонстрировав новые босоножки на удобной платформе.

— Подарили после сегодняшних съемок.

— Значит, все же любовь…

— Простое везение, — не согласилась она. — Корнев сказал, что теперь, когда они так старательно мною разношены, их ни одна модель обувать не захочет. Так что я просто взяла то, что он собирался выбросить.

Чуть склонившись, я присмотрелась к обуви, но тут и с дальнего расстояния было видно, что цена у них слишком высока для обычных урн. К тому же…

— Иногда на показах не хватает обуви, и модели не крутят носом — буду обувать или нет. Обувают и идут в том, что есть, — поделилась я мыслями. — Иногда обувь на пару размеров меньше, иногда больше, иногда из этих же туфель только что вынырнула другая модель. Но это никого не волнует.

— И что ты мне хочешь сказать?

— Что это подарок.

— Ну конечно! — не поверила Лариса, а потом чуть смущенно промямлила, начав крутить кончик косы: — С чего бы это?

И не дожидаясь ответа на свой элементарный вопрос, снова вырвалась далеко вперед. На этот раз я не пыталась ее догнать — номер палаты, где лежит Прохор, она знает, так что не потеряется, зато быстрая ходьба немного ее остудит.

Я же, проходя мимо палаты Тумачева, еще больше замедлилась: почему-то представилось, что он узнает меня по стуку каблуков, и вообще только и ждет, чтобы снова сцепиться. Мне же портить себе настроение не хотелось.

Но нет, повезло!

Я спокойно прошла дальше по коридору; услышав звонкий голос Прохора, улыбнулась и птицей влетела в палату…

Сначала меня удивило, что Лариса стоит практически у двери. Ну да, промелькнули мысли, что с мальчиком они не знакомы, но он быстро располагает к себе, достаточно увидеть его улыбку, чтобы барьеры разрушились… А уже потом я перевела взгляд на кровать Прохора и отметила, что к нему пришли. И что смеется он, разговаривая не с кем-то из соседей по палате, а со своим гостем. А гость его — Тумачев!

Меня буквально пронзило желанием вытолкать одногруппника из палаты, а потом рассказать Прохору, кто это был. Но едва взглянув на мальчика, я поняла, что он знает. Знает, что человек, сидящий на его кровати — это тот самый водитель, который сбил его. Тот самый водитель, по чьей вине он на всю жизнь мог остаться инвалидом.

Он знает… И это не мешает ему с ним общаться, не мешает смеяться над его шутками.

Приложила ладонь к горлу, почувствовав странный спазм, опустила голову, пережидая спонтанный приступ легкой дурноты, машинально взяла протянутую бутылочку минеральной воды, опустошила и…

Встретилась взглядом с Тумачевым, который стоял напротив меня. И молчал. Как и я.

Мы просто рассматривали друг друга. Я его почти ненавидела. А он это почти принимал. Почти… Иначе это был бы не Костик.

— Если хочешь — мы можем поговорить, — предложил он и кивнул в сторону выхода.

— Подожди… — вклинилась Лариса и, встав рядом со мной, перекинула косу с одного плеча на другое. — Это что, тот самый?! Это он?! Кулаков?!

— Кулаков… — усмехнулся Костик, взглянув на мою подругу. — Ваш настрой сразу виден. Но я уже говорил Еве — я с женщинами не воюю. А для вас специально добавлю: и бить себя не позволю.

— Очень самонадеянно! — язвительно хмыкнула Лариса.

— Это так, чтобы вы не тратили энергию зря, — пожал Костик плечами. — И ненароком не порвали новое платье. Оно и так еле держится в районе груди, а если вы пару раз неудачно взмахнете руками…

— Оно не еле держится! — возмутилась Лариса, но на всякий случай опустила взгляд вниз, чтобы убедиться. — Это называется «глубокое декольте»!

— Удобное определение для платьев, которые еле налезли, — хмыкнул Тумачев.

Лариса вновь перекинула косу на другую сторону и предвкушающе потерла ладони. А я поняла, что пора или сводить их в спарринге, или растаскивать по углам.

— Может, ты пока познакомишься с Прохором? — Я перебросила косу Ларисы ей за спину, намекая на мировую. — А мы пока с одногруппником пообщаемся.

— Ты знаешь, мальчик, конечно, чудесен — веселый и рыжий. Но у меня куда больший соблазн познакомиться с твоим одногруппником, — подруга вернула косу на плечо и исподлобья взглянула на ухмыляющуюся жертву.

— Ну… — «Жертва» окинула Ларису насмешливым взглядом и уменьшила свои шансы выжить: — Серьезных отношений не будет, а вот разок замутить… У вас нет аллергии на больничные простыни?

— Только на некоторых больных, — широко улыбнулась Лариса и шагнула к нему, в полной уверенности, что теперь-то можно, теперь все по-честному, она предупредила — он сам напросился…

Я успела только моргнуть, а Тумачев уже обнимал Ларису, блокировав ее руки. Она же ошарашенно смотрела на него и молчала, пытаясь понять: каким образом он не только избежал красивых фингалов, которые она ему заготовила, а практически взял ее в плен?

— Каратэ и дзюдо, — пояснил он свою удачливость. — У вас чувствуются неплохие задатки, но дает о себе знать отсутствие тренировок. Подумайте над этим.

Лариса моргнула, все так же изумленно рассматривая Тумачева. А тот, хмыкнув, поправил выбившийся локон из ее светлой косы и задумчиво прокомментировал:

— Знаете, может, мы даже могли бы замутить не один раз, а парочку…

— Знаешь, — вмешалась я, — если ты и дальше будешь так сильно прижимать мою подругу к себе, вы незаметно можете прийти к браку по обстоятельствам!

Лариса наконец поняла, что одна рука у нее уже свободна и попыталась схватить Тумачева за шею. Тот, смеясь, увернулся и все же освободил ее — то ли устав блокировать, то ли испугавшись заявленных мною последствий. А потом я услышала еще один смех — тихий, чтобы никого не спугнуть, и такой радостный, что обижаться не было смысла.

— Прохор, — я подошла к мальчику и присела рядом, — привет. Ты как тут? Прости, что мы… Не мешают тебе злые дяди?

— Нет, Ев! — поспешно возразил Прохор. — Он не злой! Мне с Костиком интересно! Я рад, что он приходит ко мне. Пожалуйста, не выгоняй его! Я с таким трудом уговорил медсестер, чтобы они не выгоняли его, а потом и ты…

— Но ты ведь знаешь, что у нас есть серьезный повод для этого?

— Да, — подтвердил мальчик мои догадки. — Костик мне все рассказал. Сразу, как только пришел. Но, Ев…

Он взял мою руку и сжал, волнуясь.

— Пожалуйста, пусть он приходит. Мне как-то… легче, когда он рядом, он так хорошо отвлекает…

И в этот момент я вспомнила, что, несмотря на операцию, мальчик все еще испытывает сильные боли. И понятно, что когда он с кем-то общается, то на время забывает об этом, отвлекается. Я прихожу только утром и вечером, да и то ненадолго, а Костик здесь, целыми днями просиживает в больнице. И если его присутствие хоть чуточку уймет боли Прохора… И если сам Прохор этого хочет… Как я могу отказать? Да и какое имею право?

Да, я этого не хочу. Но этого хочет мальчик. И в данный момент для меня важнее его желание.

— Пожалуйста, Ев! — снова попросило рыжее «солнышко», и значит, для него имело значение мое согласие.

Врать мальчику я не хотела, поэтому отвлекла его на знакомство с Ларисой, рассказала, что это моя лучшая подруга, что мы снимаем одну квартиру, и когда у них завязался разговор, взглянула на Костика и вышла в коридор. Дядя Саша, который так же был в палате, посмотрел вопросительно, но я покачала головой: нет, пока вмешиваться не надо. Спустя пару секунд Тумачев вышел в коридор следом за мной, прислонился к стене, скрестил на груди руки и молча уставился на меня.

— Зачем тебе это надо? — спросила я то, что волновало сильнее всего.

— В раскаяние ты не веришь?

— После того, как ты мне рассказывал, что сбил столб?!

— Не веришь, — правильно сделал выводы он. — Значит, не поверишь и в то, что я не преследую цель сделать что-то во вред Прохору.

— Ты уже это сделал!

— Да, — согласился он и, чуть помедлив, добавил: — Но теперь я попытаюсь это исправить. Ты можешь верить — можешь не верить, но мне нравится Прохор. И… Сказать «мне жаль» — это как-то банально. Но мне жаль. Да, мне жаль. И, поверь, Ева, я сделал выводы из того, что случилось.

— И что теперь? — рассмеялась я, чувствуя при этом приступ какого-то волнения и непонятной, необъяснимой злости. — Съешь свои права? Или продашь машину и тайно перечислишь все деньги на благотворительность?

— Нет, Соколова, на великие поступки у нас способна только ты, — на его губах все так же играла усмешка, но он явно ощущал не меньшую злость, чем я. — А я просто перестану водить в пьяном виде и заплачу за лечение Прохора.

— Ч-что? — пришла я в себя спустя какое-то время.

— То. Можешь бросать работу, Соколова, — он небрежно оттолкнулся от стены и развернулся, чтобы вернуться в палату мальчика. — Какой с тебя секретарь? Увольняйся, покатайся по миру в оставшиеся каникулы — можешь теперь себе это позволить. Кое-что ты уже заработала. А сегодня на счет твоего отца вернутся деньги, которые он заплатил за операцию Прохора. Модель из тебя не вышла, а вот путешественник еще вполне может получиться.

— Любопытное досье.

— Как видишь, не только твои родители умеют собирать факты.

— А про меня — это все или есть что-то еще?

— Все, Соколова, расслабься. Кому интересна история о том, как тебя ради карьеры бросил один красавчик?

— Действительно, никому, — улыбнулась я нежно. — Тем более что это я его бросила.

Моя злость вспыхнула и все же нашла оптимальный выход.

Костик успел лишь моргнуть, а уже лежал на полу. А я нажимала туфелькой на его шею, чтобы не рыпался. И он знал, что если я нажму чуть сильнее… В общем, он был удивительно спокоен и тих, и даже в состоянии меня слушать.

— Какой из меня секретарь — решать не тебе, а моему руководству, — холодно, как, собственно, мое руководство, ответила я на все его предложения. — Попытка перекинуть деньги на счет моего отца и выставить это потом как взятку не пройдет, потому что деньги перечислялись анонимно и умными людьми, которые привыкли часто общаться с подонками по долгу службы. На лечение Прохора можешь деньги отправить — лишними они точно не будут. И да, модель из меня, может, и не вышла, да и отсутствие тренировок дает о себе знать, но падение с высоты своего самолюбия таким типам, как ты, я могу обеспечить. Я понятно говорю?

— Соколова… — Тумачев раскинул в стороны руки и улыбнулся словно блаженный. — А у тебя аллергии на больничные простыни нет? Впрочем, ради тебя я могу и шелковые купить. Такая страсть! Такие ножки! А эти шпильки… у меня сразу столько фантазий…

Было достаточно взглянуть в его хитрющие глаза, чтобы понять: на полу он только благодаря эффекту неожиданности. И в любой момент мы легко можем с ним поменяться местами — с учетом, как он легко скрутил мою боевую подругу. Но по каким-то причинам он до сих пор этого не сделал, более того разлегся с удобствами — закинул ногу на ногу, а руки за голову. И все так же рассматривал меня снизу.

— Что здесь происходит? — вышел из палаты дядя Саша, а следом за ним выскочила встревоженная Лариса.

— Ничего, — я убрала туфельку с горла Тумачева и обернулась.

Тут же неведомо откуда к нам подбежал врач, которому, скорее всего, неплохо заплатили родители Костика, и стал расспрашивать, что да как, и почему он лежал на холодном полу.

— В столб врезался, — отмахнулся псевдобольной, а когда врач ушел, внимательно посмотрел на меня, прикинул что-то в уме и выдал: — Я сражен, Соколова. Так и быть! Шелковые, с ручной вышивкой, и все серьезно на целых три дня!

— Балбес! — все же признала его больным и направилась обратно в палату.

— Ты мой самый смелый и отчаянный хлюпик! — перехватив по пути, Лариса меня обняла и поцеловала в макушку.

— Так… — послышалось сзади задумчивое. — Ладно, раз вы так неразлучны… Я согласен на двух. Но придется заказать в палату не только простыни, а еще и дополнительную кровать и… Так, сразу, предупреждаю на старте: три дня я не продержусь.

— Редкое признание для мужчины, — обернувшись, я посмотрела на Тумачева.

— Да и мужчина перед тобой — эксклюзив, — он весело подмигнул, словно прося не злиться, обошел меня и уселся рядом с Прохором.

Я тоже села у кровати, и тоже общалась с мальчиком. А Костик балагурил и иногда нес такую редкую чушь, что невольно улыбались все. Даже дядя Саша. Даже Лариса. И даже я. И как-то, слушая его, забывалось, что у нас конфликт, неприязнь и непонимание.

Зато я понимала, почему Прохору хочется с ним общаться. И видела, что мальчик к нему начинает тянуться. И понятия не имела, что с этим делать. И стоит ли что-то делать, если все искренне?

Ну… вдруг?

 

Глава № 44

Целую ночь я убеждала себя, что ничего особенного не произошло, и я могу спокойно работать дальше. Под пристальным вниманием Ковальских, под градом его постоянных язвительных замечаний — я к ним не только привыкла, но, как начинающий наркоман, стала в них находить некое удовольствие. Но все же я наивно полагала, что несколько безрассудных поцелуев не приведут к существенным переменам.

Увы и ах…

Перемены я заметила, едва вошла в бизнес-центр. Все, кто проходили мимо, старательно улыбались, здоровались и едва ли не кланялись. А еще пытались обязательно включить в приветствие мое имя.

— Добрый день, Ева… Здравствуйте, Ева… — то и дело доносилось от незнакомых людей.

Опешив, я поначалу просто кивала. Потом речь прорезалась, а логика выдала подсказку, и, отвечая на ходу любезностью на любезность, я поспешила к охраннику Петру.

— О, а что у тебя такое лицо? — поинтересовался он вместо приветствия и ехидно добавил: — Ева…

— Пытаюсь понять, что происходит вокруг меня?

Став рядом с Петром, я обернулась, и поток приветствий и улыбок возобновился.

— А что тут понимать? — хохотнул он. — О таких окладах, как здесь, многие и мечтать не могли. Что им теперь выдержать урок вежливости от босса? Пара седых волосков — не более. А вот если они урок не усвоят… Ева… Босс дважды не повторяет… Ева…

— Перестань, а? — беззлобно попросила мужчину. — Мне, конечно, нравится мое имя, но всему есть предел.

— Ну, коне-ечно, — протянул он обиженно. — Как это перестань? Мне, может, зарплату не так давно повысили. Я, может, тоже теперь доволен условиями, и перестать? Нет, Ева, тут или терпи, или… Наверняка, у тебя зарплата повыше, чем у меня, так что — никаких «или», терпи.

— Здравствуй, Ева, — раздалось позади меня очередное приветствие.

— Добрый день, — устало и в сотый раз ответила я, а потом голос показался смутно знакомым и, обернувшись, я взглянула на Артема Калинского. — Ой… здравствуйте!

Он понимающе улыбнулся, но промолчал. Склонил голову набок, внимательно меня осмотрел цепким взглядом профессионала и со вздохом сказал:

— Ты так и не прибавила в весе.

— Спасибо, — растерянно поблагодарила я.

— Я ведь тебе говорил на пробах, что если ты наберешь десять, а лучше пятнадцать килограммов, можно о чем-то беседовать, а так… — Он сожалеюще развел руками. — Ты не подходишь под этот проект. А я сейчас занят исключительно им. Прости.

— Простите, — придя в себя через пару секунд, посчитала вправе получить объяснение. — А разве я вас о чем-то просила?

— Ты — нет, — Калинский развернулся, сделал несколько размашистых шагов, а потом вновь взглянул на меня и крикнул: — Я все сказал! Минимум плюс пятнадцать — иначе я с тобой даже разговаривать не хочу!

Он ушел. Скрылся за поворотом. А я, проследив за его эффектным исчезновением, удивленно пробормотала:

— Интересно, с чего он взял, что я с ним хочу разговаривать?

— Баш на баш? — хитро взглянул на меня охранник.

Сопоставив его лисий взгляд, странное поведение людей в бизнес-центре и маленькую оговорку Калинского, поняла, что беседа сегодня состоялась со всеми сотрудниками — и с теми, кто расположился поближе к крыше, и с любителями подземного паркинга. Но им-то что, они свое уже пережили, а вот мне еще только предстояло обсудить пикантную тему двадцати пяти сантиметров…

Мелькнула, правда, призрачная надежда, что на сегодня босс уже вдоволь наговорился, но она растаяла утренней дымкой, стоило открыть дверь приемной.

— Доброе утро, Ева. Хорошо, что ты сегодня тоже пораньше, — вставая с моего кресла и позволяя занять его мне, обронил Ковальских. — Думаю, к приходу Леры мы успеем прийти к консенсусу в том вопросе, который обсуждали вчера. Готова?

— Нет! — нервно ответила я, потом взяла себя в руки. — Извините, но у меня много работы.

Я прошла мимо Ковальских — он меня пропустил, а потом присел на край стола, ограничивая свободу. Взяв пульт, увеличила мощность кондиционера, заглянула в блокнот — так, что тут у нас… Как хорошо, что я вчера успела не все…

— «Извините» — кто? — поинтересовался Ковальских.

Недоуменно взглянула на него.

— Ты сказала: «извините». Я уточняю: «извините» — кто?

— А это не очевидно? — выглянула через одно его плечо, потом через другое и посмотрела ему в глаза. — Вы.

— А я — кто? — последовал новый, не менее странный вопрос.

Присмотрелась к Ковальских — взгляд хитрый и немного ленивый. И все же, мало ли, что с человеком за ночь могло случиться. Тем более что он как-то упоминал про свои бурные вечера… Может, это последствия и расплата за разгульную жизнь.

— У вас что, амнезия? Вы — Матеуш Ковальских. Босс.

— Н-да… — он перевел задумчивый взгляд в окно. — И домашнее задание снова не сделала, и подсказку, которую я организовал для тебя, не использовала. Что же мне с тобой делать… Ева?

И в этот момент я поняла! Поняла, почему так странно вели себя люди в холле! И это их обращение по имени!..

— А как вы это устроили? — Отложив блокнот, развернулась в кресле к мужчине. — Собрали всех, показали мою фотографию из личного дела и провели небольшой инструктаж?

Ковальских все так же смотрел в окно.

— Нет, правда, — выждав пару минут, нетерпеливо заерзала. — Мне любопытно.

Но ему на мое любопытство было без разницы. Он все так же рассматривал небо. Причем с таким интересом, ожиданием и хитринкой, будто за окном завис парашютист и посылал ему воздушные поцелуи. А он раздумывал: открывать окно или пусть пролетает мимо.

Так живо представилась эта картинка, что я бросила взгляд в окно — да нет, там никого не было. Вновь посмотрела на босса. А у того ни поза не изменилась, ни взгляд. И вообще, он, кажется, даже моргать перестал! Подавила порыв встряхнуть его — все же, несмотря на вчерашнее в лифте, надо не забывать о субординации. Он — босс. Я — даже не его секретарь.

Окликнуть! Его надо окликнуть, а… Как?

— У вас все хорошо? — понадеялась на удачу, но куда там.

Он даже не дрогнул. И теперь, так как я с него глаз не сводила, совершенно точно подметила — не моргнул!

— Матеуш Леславович…

И снова безрезультатно. Поерзав на кресле, я пару секунд подумала.

— Матеуш, у вас все хорошо?

Черт, почему-то трюк не сработал! А я уже была уверена, что разгадала эту шараду, и вот тебе!

Я, конечно, могла оставить его в покое. Могла деловито раскрыть блокнот и начать работать. Но мне хотелось, чтобы он моргнул, чтобы он повернулся, чтобы посмотрел на меня. Хотелось, потому что…

Хотелось, и все, без каких-либо объяснений.

И я, кажется, знала, как это сделать, но пока позволила себе пройтись взглядом по его профилю, по распахнутому вороту рубашки, по ремню, и… И все, взгляд вверх, вверх — пора спасать зрение босса!

— Матеуш, — не сдержала улыбки, — у тебя все хорошо?

— Определенно лучше, чем было, — он тут же повернул ко мне голову и наградил хитрым и жутко довольным взглядом. — Итак, с домашним заданием недельной давности наконец справились. Теперь новое задание — привыкай так обращаться ко мне всегда.

— Даже при посторонних?! — не поверила я.

— Особенно при посторонних, — изумил он меня еще больше. — Своим ничего объяснять не надо.

— А мне?

— Тебе? — Он задумался. — Тебе пока сойдет простое объяснение — я так хочу.

— Что-то оно мне не нравится…

— Ну, что поделать? Босс пока я.

— Пока… Можно подумать, есть перспективы, что в этом вопросе что-то изменится!

— Ты права, — на его губах заиграла улыбка, — при любом раскладе такой перспективы не будет.

— Отлично! — вспыхнула я возмущением, а потом улыбнулась. — Впрочем, я изначально не рассчитывала на карьерный рывок. Тем более на такой. А сейчас и подавно. Смысл? Осталось даже меньше двух месяцев.

— До чего?

— До моего увольнения.

Ковальских снова уставился в окно, а я посмотрела на часы, поняла, что рабочий день начнется с минуты на минуту, рассказывать интересное мне не собираются, так что оттягивать нечего. Я открыла блокнот с заданиями, и даже начала составлять первую таблицу, когда босс снова ожил. На этот раз сам.

— Я хотел бы вернуться к вчерашней теме…

— А я — нет, — ответила, бойко стуча по клавишам.

— Я же предупреждал тебя, Ева, — заговорил он вкрадчиво. — И это логично. Подоконник захламлен, мне теперь негде разместиться с удобствами и отдохнуть…

— Захламлен?! — такого наклепа я стерпеть не могла и махнула рукой на цветущую оранжерею. — Захламлен?! Поэтому у вас в компании и хлорофитумы засыхают! При таком отношении! Захламлен! А даже если и так, почему бы вам не разместиться с удобствами в своем кабинете?! Там явно нет этого прекрасного хлама!

— Нет… — послышался тихий ответ Ковальских.

Удивленно качнув головой, поняла, что в порыве ярости не только вскочила с кресла, но подошла к Матеушу и попыталась над ним нависнуть. Но он, даже упираясь о стол, все равно был выше меня. И это я еще на высоких каблуках… А если их снять…

— Какой у вас рост? — ляпнула я.

— Сто восемьдесят пять сантиметров, — получила моментальный ответ.

И судя по довольному взгляду Ковальских, ему понравился мой спонтанный и ничем не обоснованный интерес. А еще больше то, что я к нему подошла, и теперь удобно было меня обнимать…

Не знаю, в какой части моей тирады он это сделал, но его рука невинно выводила узоры у меня на спине и то и дело норовила спуститься ниже, но… Пока не решалась. Причем то, что это лишь временная уступка, догадывался не только хозяин игривой конечности.

— Так вот, что касается вчерашней темы… — Рука Ковальских напряглась, едва он понял, что я хочу отодвинуться. — Не пугайся, Ева. Мне кажется, я пока не сделал ничего, чтобы тебя испугать.

— Пока… — я опустила взгляд и так, чтобы отвлечься и чем-то занять свои руки, тоже стала выводить узоры на своем оппоненте.

Ему удобней было доставать до моей спины, а у меня перед глазами была его грудь, поэтому… Расстегнутый ворот заставлял нервно сглатывать, но я стыдливо водила пальцами по рубашке.

— Хорошо, я так понял, твой страх беспредметный. Скажи, чего ты боишься в перспективе, и мы это исправим, — предложил мне Ковальских.

— Двадцати пяти сантиметров, — снова ляпнула я.

— А что с ними не так?

— Ну… — я стала рисовать узоры куда активней. — С ними как раз все в порядке, тут дело во мне… В общем, меня такая перспектива не радует!

Ковальских приподнял пальцами мое лицо, заставляя смотреть в глаза. Заметила, что он недоуменно прищурился, но опустила взгляд. Не буду! Не буду ничего уточнять! Но, скорее всего, именно моя реакция и стала для него хорошей подсказкой.

— А если будет меньше двадцати пяти сантиметров?

— Как это? — растерялась я, потом представила, на что обрекаю босса и горячо запротестовала: — Не надо торопиться и принимать поспешных решений, о которых вы потом можете пожалеть! Это же я… Это я, а другие…

— Ева! — он медленно выдохнул и замолчал.

А я, перестав тараторить, подняла на него взгляд и увидела, что он едва удерживается от смеха, и у него так искрятся глаза… как зелень после дождя, которого долго не было…

— Давай мы наконец покончим со вчерашним и перейдем к настоящему, — предложил он.

Слегка растерявшись от того, что он уже не держит меня пальцами за подбородок, а поглаживает по щеке, я с готовностью кивнула. И вообще… чем раньше мы покончим, тем раньше разойдемся… наверное… хотя вряд ли… и все-таки…

— Итак, восстановим события… — начал деловито Матеуш.

И даже если бы я не знала, кто рядом со мной, все равно — по тону, по манере держаться, даже по этой паузе поняла бы, что передо мной руководитель, который привык не только управлять, но мысленно раскладывать все по полочкам.

— Все началось с того, что ты решила от меня отдалиться… — продолжил Ковальских, а я…

Я сначала задохнулась от возмутительного предположения, а потом, покраснев, кивнула.

— Ты захла… заставила подоконник, сидя на котором я мог не только отдыхать от своих подчиненных, но и любоваться одним из них…

— Мы ведь уже обсуждали, что я — не твой подчиненный, — буркнула я, краснея еще отчаянней.

— И я тебе уже объяснял порядок подчинения в этой компании, — он ласково провел костяшками пальцев по моей правой скуле, причем вторая рука не сбивалась и все так же фантазировала узорами. — Итак, продолжим… Я дал тебе шанс все исправить и избавиться от чудовища, которым пора травить тараканов и от запаха которого я едва не задохнулся, пока ждал сегодня тебя…

— Эх, надо было слегка опоздать, — тихонько вздохнула я, — может, тогда бы подействовало…

— И я ведь предупредил, что если ты откажешься, я сделаю к тебе шаг, минимум в двадцать пять сантиметров, — как ни в чем не бывало, продолжил временно оглохший Ковальских. — И ты отказалась, Ева…

Он замолчал, а я снова начала нервничать и, сама того не замечая, расстегивать пуговицы на его рубашке. Остановила процесс раздевания, только почувствовав мужскую ладонь на своей.

— Прости! — хотела застегнуть все обратно, но он не позволил.

— Если бы ты пожертвовала хоть чем-то со своего подоконника, я бы снова вернулся на свое любимое место. А так мне пришлось искать варианты, и я думал, что их нашел… — Матеуш взял меня за руку и провел ею по столешнице, потом кивнул куда-то мне за спину. — Двадцать пять сантиметров — это расстояние от твоего стола до твоего кресла. Это тот шаг, который я бы сделал от подоконника, приближаясь к тебе. Я бы приблизился, и мы бы на какое-то время застыли на этом расстоянии друг от друга. Но так как ты тоже шагнула ко мне…

Я подняла голову, чтобы защититься от необоснованного обвинения и даже глаза прищурила, прежде чем взглянуть на него — пусть видит, что я не в духе, но…

Его губы…

Почему у него такие губы, что к ним хочется прикоснуться?..

В общем, глаза Матеуша в тот момент я не увидела. Но подозреваю, что там плескалось довольство и нежность, и хитринки — куда же без них. Потому что когда он почувствовал на устах мое дыхание, не стал меня целовать. Он ничего не стал делать, чтобы приблизиться еще больше или приблизить меня к себе.

Он выждал, когда я сама решусь. Сама прикоснусь к нему в поцелуе. А, услышав ленивый ответ его губ, рвану его на себя за расстегнутый ворот.

Шаг…

А сладкий шаг, когда между нами нет двадцати пяти сантиметров…

Или…

Ой!

Ой-ой-ой!

Ого-о-о…

Вот теперь, кажется, самое время начать пугаться!

 

Глава № 45

Я долго не решалась взглянуть на Матеуша, когда поцелуй оборвался. Водила пальцем по его рубашке, тихонечко вздыхала ему в шею, зачем-то поглаживала его подбородок, а потом, собственно, поняла, с чего вдруг повышенный интерес именно к этой части мужского тела.

— Такой гладкий… — пробормотала я.

— Эпиляция, — пояснил он.

А когда я, не сдержав удивления, на него все-таки посмотрела, он хитро улыбнулся и подмигнул.

— Какие у тебя планы на вечер?

— Поездка в больницу и подумать, — честно призналась я.

— В больницу я тебя подвезу, — вызвался он и пресек возможное сопротивление: — Хочу увеличить свои шансы, когда ты начнешь придумывать, почему отношения между нами невозможны.

— Тут и придумывать нечего! — буркнула я.

Он снова приподнял мое лицо, усмехнулся и прижался губами к моим. Я мгновенно ответила на поцелуй, и только начала увлекаться…

— Все причины у тебя в голове, — он провел рукой по моим волосам, приглаживая их после других поцелуев, полных вздохов и всплеска жажды. — Но когда ты рядом со мной, ты о них забываешь.

— Нет, — возразила упрямо.

— Хм, заинтриговала… — Матеуш оставил меня в покое и удобней уселся на столе. — Можешь озвучить хотя бы несколько?

— Легко! — вызвалась я.

Немного отодвинулась от него, чтобы не мешал полету мыслей и аргументов, взяла небольшую паузу, прочистила горло, посмотрела в окошко для вдохновения, обвела взглядом свою цветущую оранжерею, и…

Перевела удивленный взгляд на Ковальских.

Он по-прежнему смотрел на меня с интересом, вот только к нему теперь прибавилось самодовольное: «Я так и знал! И я же тебе говорил…»

— Помочь? — предложил он, усмехнулся моему поспешному кивку и начал перечислять: — Я — босс. Но ты ничего не имеешь против того, что мужчина делает карьеру, любит свою работу и хорошо зарабатывает. Более того с учетом того, что все это можно сказать про твоего отца, для тебя это — норма.

Он сделал секундную паузу, но так как возразить было нечего, я ее не заполнила пустым спором.

— В нашей компании нет запрета на отношения между сотрудниками, — продолжил Матеуш. — Запрета нет и на отношения между подчиненными и руководством. Если это взаимно. И в первом, и во втором случае неминуемы некие нюансы, например, пересуды и зависть. Но слухи тебя не пугают, «удар» держать ты умеешь, воевать не любишь, но я всегда могу «ударить» вместо тебя.

Несмотря на то, что только что прозвучала угроза, на душе стало тепло-тепло, и да, я откинула эту проблему.

— Тебя ко мне тянет, это очевидно, и даже не нужны доказательства, которые были пару минут назад, — продолжил Ковальских, и мне захотелось его чуточку придушить, чтобы он выдохнул это самодовольство. Впрочем, следующей фразой он себя спас: — Также очевидно, что ты притягиваешь меня к себе намного сильнее.

Он снова сделал паузу и, конечно, я вновь не стала ее заполнять и тем самым сбивать его с волны откровения. Босс — тоже человек и ему тоже иногда надо выговориться. А я послушаю, тем более, если он говорит такое…

— Единственная причина, которая удерживает тебя от полета в мою постель… — продолжил невозмутимо Ковальских, игнорируя мой изумленный выдох. — Это то, что ты меня мало знаешь.

Он вновь сделал паузу, предлагая оспорить, но…

Я в шоке!

Я молчала исключительно потому, что я в шоке!

А он нагло этим воспользовался и продолжил:

— Ты хочешь меня…

Еще одна пауза, за время которой я могла бы перейти из состояния шока в состояние временной комы, если бы Ковальских не обнял меня. И не притянул так близко к себе, что стали видны отражения веселых солнечных лучиков в зеленых глазах и… капля сомнения, от которой он пытался избавиться.

— Ты хочешь меня, Ева-Ева… — повторил Матеуш настойчиво и немного расслабился, когда я снова не возразила. — Но при этом ты хочешь узнать меня больше… Я прав?

И на этот раз я мгновенно ответила:

— Да, мы слишком мало знакомы.

— Если ты согласишься стать моим личным секретарем, мы это быстро исправим.

— Нет.

— Ну что ж… — протянул он с загадочными нотками. — Пусть так, Ева-Ева… Только должен тебя предупредить… Мы взлетим не так быстро, как хочется мне. Но куда выше, чем думаешь ты. Полагаю, времени, которое я тебе дам, хватит, чтобы принять эту мысль.

Это было так романтично и так… немного пугающе, что… Наверное, именно это и заставило меня уточнить:

— Это тебя случайно не Карлсон научил всем этим красивым словам про полеты?

— Нет. Мы дружили с ним в детстве, и единственное, чему я у него научился — есть варенье не из вазочки, а из банки, — хмыкнул он. — Так что все, что я говорю тебе про полеты — это не красивые слова мультяшного персонажа. Это мужское обещание, Ева-Ева.

На этот раз я хотела много чего сказать, но в дверь постучали. Я дернулась, попыталась вернуться в кресло, но Матеуш удержал. Подарив быстрый поцелуй, провел костяшками пальцев по моей щеке, и только после этого позволил сесть в кресло, а сам встал со стола. Неспешно пройдясь к двери, обернулся, убедился, что я взяла себя в руки и уже что-то выстукиваю по клавиатуре, и только после этого впустил скромного посетителя.

Оторвав взгляд от монитора, я с любопытством взглянула, кто там вежливо постучался, но без помощи войти не решился, и увидела Леру. Войдя в приемную, она покрутила телефоном перед носом Матеуша и строго его отчитала:

— Давай договоримся на будущее… Если твоя команда моды и красоты во главе с Калинским и Корневым удостаивается того, чтобы прослушать указания от высшего руководства лично, то и я не буду получать их через сообщения с телефона моего мужа! Это же надо было такое придумать! Я, конечно, потом узнала, что многим вообще пришла спам-рассылка, как сегодня вести себя на работе… Это было смешно, но тебя не оправдывает. Ты хоть понимаешь, что наделал, Матеуш? Да когда Савелий прочитал твое сообщение, он же буквально силой уговорил меня еще задержаться! А я уже была, между прочим, накрашена и одета! Так и знай — я тобой недовольна, любимый брат!

— Я это переживу, — отмахнулся мужчина, — если ты скажешь, что задержка себя оправдала и ты довольна мужем.

Лера поправила волосы, хитро взглянула на Ковальских и растянулась в улыбке, счастливой до неприличия.

— Отлично, рад убедиться, что, выбирая тебе мужа, мы не ошиблись, — усмехнувшись, Ковальских осторожно прислонил ладонь к плоскому животу девушки. — Как тут мой пока безымянный Пушок?

— Поживает, — растроганно улыбнулась Лера.

— Ты подумала на счет имени, которое я придумал?

— Матеуш! — Она с трудом удержалась от хохота. — Мой ребенок Фейхом не будет!

Давай уже сосредоточимся на работе!

— Так бы и сказала, что имя тебе не понравилось, — вздохнул Ковальских. — Ничего, я постараюсь и придумаю новое.

Еще раз вздохнув, чтобы все слышали, как он расстроен таким поворотом дел, мужчина обернулся, весело подмигнул мне и вышел из приемной.

— Ева… — едва мы остались одни, моя начальница подошла ко мне, остановилась у стола, подождала, пока я наберусь смелости, отвлекусь от работы и взгляну на нее, и с улыбкой предложила: — Как ты смотришь на то, чтобы улучшить день чашечкой кофе?

— Положительно, — осторожно ответила я.

— Спасибо! — расцвела Лера улыбкой. — Муж взял с меня слово, что от кофе я теперь буду воздерживаться, но без запаха этих зерен я просто не выдержу! А заодно и поговорим, ты не против?

Я кивнула, стараясь не выдать своего напряжения. Впрочем, уверена, что Лера его заметила. Но пока я орудовала у кофеварки, она куда-то звонила и заказывала фреш, была весела и беспечна, и не было похоже на то, что она готовится меня поучать. Или расспрашивать про Матеуша. И вообще, за те пять минут, что она мне дала отдышаться после ухода Ковальских, я пришла в себя и поняла, что никакого допроса и поучений не будет. Моя начальница не из тех, кто лезет в чужую жизнь.

Так и вышло. Когда незнакомый молодой человек принес Лере фреш, мы разместились с удобством в ее кабинете, и она стала рассказывать о себе. Не в виде резюме или автобиографии, а так — несколько фраз о том, что не так давно она была довольно пухлой, потому что себя запустила, несколько фраз о том, как начала с этим бороться, потому что хотела вернуться к прежней себе. Гораздо больше и с чувством — о том, как ее муж Савелий однажды принял решение и настойчиво вошел в ее жизнь. И много, очень много и с улыбкой, или со смехом — о двоюродном брате, Матеуше, который не только сыграл важную роль в том, чтобы влюбленные воссоединились, но и вообще часто втягивал Леру в какие-то истории. Даже в детстве… И в юности… И вообще…

А я слушала и тоже улыбалась или смеялась: уж очень были забавными эти рассказы. И еще, они раскрывали Матеуша.

— Почему вы стараетесь, чтобы мне понравился ваш брат? — не выдержала, все же спросила я.

— Он тебе и без меня уже нравится, — улыбнулась Лера. — Я просто поделилась воспоминаниями. Ну что, теперь поработаем?

С начальством не спорят, даже с улыбчивым. Я вернулась в приемную, открыла блокнот, взглянула на таблицу, которую начала делать…

Работать ни капельки не хотелось, я то и дело посматривала на двери, даже когда никто не входил. А потом заставила себя — надо работать, надо, мне еще отцу долг возвращать…

Мысли соскочили с Матеуша на Прохора, и на душе стало неспокойно. Вроде бы и хорошо все — операцию сделали, прогнозы оптимистичные, дело продвигается, а как-то не по себе.

Смутные предчувствия обернулись коконом в районе груди и, как я ни старалась, рассеиваться не хотели.

— Эй, совесть моя, голодом замученная! — в приемную заглянула Лариса в нарядном платье и покрутилась передо мной, чтобы я оценила и наряд, и очередную пару босоножек. — Тебя отпрашивать у руководства или поесть и так разрешат?

— Поесть… — вяло отозвалась я.

— Пойдем-пойдем, — уже тише настаивала подруга. — Пойдем — будет интересно.

— В кафе что, появился новый сорт пирожных?

— Это было бы вкусно, а не интересно. Эх, совсем ты отвыкла от меня с этой работой, уже в определениях путаешься. Все, выходи, а то вынесу тебя вместе с креслом. Ты знаешь мою слабость к удобным сиденьям.

Рассмеявшись, я без проблем отпросилась у Леры. Более того, узнав, который час, она выбежала из кабинета вперед меня — оказывается, у бизнес-центра ее поджидал муж, который утром грозился кормить и баловать, если она про обеденный перерыв не забудет.

— Ну? — выйдя из приемной к подруге, я осмотрелась.

— Пойдем — чего ждешь? — усмехнулась она. — Здесь ничего интересного не будет.

— Точно, — буркнула я, не заметив знакомой высокой фигуры, и направилась следом за подругой к лифтам.

Мимо проходили сотрудники компании — с натянутыми улыбками, с вежливыми приветствиями, с обязательным обращением ко мне по имени. Я угрюмо кивала, зная, что это не по велению сердца, а по распоряжению эс-мски. Лариса смотрела на них круглыми глазами и поначалу отвечала вместо меня, а потом махнула рукой на все это дело:

— Да ну их, какие-то странные! Я думала, у нас на первом этаже и на паркинге бедлам, но смотрю я: чем выше к небу, тем люди блаженней. Облака, что ли, на маковку давят?

Я рассмеялась, и на душе стало чуточку легче.

Все еще хихикая, мы вошли с подругой в лифт руководства, игнорируя град неестественных улыбок и ядовитых повторных приветствий, спустились вниз, но когда я направилась к кафе, Лариса меня удержала.

— Наши хлюпики все за едой разбежались. Хочешь посмотреть, как у нас там со съемками? Там такое отгрохали!

— Конечно, хочу!

Мы с Ларисой пересекли весь холл, свернули за угол, несколько раз петляли коридором, а потом она толкнула массивную дверь и, пропустив меня вперед, таинственным шепотом поделилась:

— Я, когда это увидела… Ева, это такая красота неимоверная! Сейчас покажу… просто в рекламе, даже несмотря на талант Калинского, это вряд ли удастся передать!

Она говорила шепотом и шла на цыпочках, не стуча каблуками. И я, заразившись ее поведением, так же едва слышно хихикала. Это было так загадочно, к тому же волна адреналина на какое-то время смыла предчувствия — держась за руки, мы с подругой крались к железной двери, за которой и было обещанное «неимоверное». А потом она тихонько толкнула дверь, вновь пропуская меня, и кивнула вправо, следя за моей реакцией.

А я сначала не поняла, что, собственно, вижу — какая-то металлическая конструкция, возле которой лежат подсветки, установлена аппаратура, натянуты провода. Нет, конечно, мне сам процесс съемок тоже был интересен, но Лариса не стала бы приводить меня ради этого и с такими предосторожностями, словно боясь спугнуть красоту.

Но когда я вновь взглянула на металлическую конструкцию, не удержалась от изумленного вздоха!

Это был цветок, раскрывающий лепестки и несмело показывающий их этому миру. И, несмотря на габариты и то, из чего он был сделан, цветок казался удивительно хрупким и нежным.

— По задумке Калинского, — стоя у меня за спиной, шепнула Лариса, — я живу в этом каменном цветке. Но выйти из него могу, только если его разрушить…

— Красиво! — искренне восхитилась я.

— Мне тоже ужасно понравилась эта задумка! — горячо поддержала подруга. — Я вообще, Ев, когда увидела все это, и когда фотограф объяснил мне, как это видит он… Я подумала: а может, в этом модельном бизнесе все не так безнадежно? Это ведь он сам так придумал! Романтично, да?

— И сказочно, — добавила я.

Цветок ужасно хотелось потрогать, и я подошла к нему, прикоснулась к его холодной красоте и замерла. Так же тихо приблизилась к цветку и Лариса. И мы обе просто восхищенно молчали, даже дыхания не было слышно, только приглушенные голоса… какие-то голоса…

Так, какие еще голоса?

— Калинский, — прислушавшись, определила Лариса и подошла к еще одной двери, на которую я поначалу не обратила внимания. — Сейчас скажу ему, что моя лучшая подруга в восхищении от его романтизма и все одобряет! И теперь у меня будут лучшие в мире снимки!

— Да пусть… — я хотела сказать, чтобы она не отвлекала человека от разговора, ведь понятно, что он болтает и, судя по тону, даже спорит не сам с собой.

Но Лариса была так счастлива, и ей так хотелось поделиться скорее этим чувством с другими. А еще — поблагодарить мужчину, который придумал для нее такую необыкновенную красоту…

Она приоткрыла дверь, голоса стали отчетливей, и не только она, но и я, даже стоя гораздо дальше, поняла, что да, это действительно говорит Калинский. Калинский и Корнев. Вот только лучше бы дверь так и оставалась закрытой. Тогда бы ни я, ни Лариса не узнали, что не было никакой романтики, не было никакого вдохновения фотографа моделью, а было лишь…

— Хватит, Влад! — донесся голос фотографа. — Ты уже доказал, что маэстро или как ты там любишь говорить, — профи и гуру. И все убедились, что с тем, что ты с ней делаешь, действительно уже можно работать. Даже камера не отворачивается, а послушно делает кадр за кадром. Но это все равно… это…

Было понятно, что он пытался найти подходящие слова и облечь их в убойные аргументы.

— Ты просто сильно увлекся сложной задачей, — вновь послышался его голос. — Да, у меня такое тоже бывало, согласен. Но ты-то перегораешь! Ты себя видел?! И ради кого? Ради псевдомодели, которая выглядит даже больше этой металлической конструкции?! И которая даже не понимает сути этой конструкции, того посыла, который я хотел до нее донести?!

— Артем, остынь! — послышался раздраженный голос Корнева.

— Я хочу, чтобы ты остыл! Ты! — взорвался Калинский. — Хочу, чтобы ты увидел, что из себя на самом деле представляет этот центнер живого сала!

Я видела, как побледнела Лариса, и хотела к ней подойти, чтобы обнять, чтобы увести отсюда, чтобы снова закрыть эту дверь. Но она, взглянув на меня, мрачно качнула головой и продолжила слушать.

— Она ведь недалекая! — распалялся Калинский. — Она, даже с трудом поместившись в этом металлическом каркасе, подумала, что это красиво и романтично. И все! У нее даже мысли не мелькнуло, что это явный намек на ее вес и то, во что она себя превратила. Теперь все то, что на ней наросло… Этого же не разобрать, как конструкцию!

— Заткнись! — вновь отозвался Корнев, но его приятель его не слушал.

— И даже когда я сказал ей, прямым текстом сказал: «Представь, что ты живешь в этом цветке, и чтобы к тебе подобраться, к тебе, настоящей, надо его разрушить»… Она же… — Фотограф расхохотался. — Она представила себя какой-то дюймовкой!

— Артем, тебя это не касается! — зло процедил стилист, и вновь не был услышан.

— Ты же сам видел! Она стала переживать о красивом цветке! Она не поняла, что ей просто надо худеть! Вот и все, что я хотел ей сказать! Ради чего я все это провернул! Ей надо сбрасывать с себя этот жир! И, возможно, тогда и проявится хоть какая-то красота…

— Это не твое дело, Артем! — повторил Корнев.

— Почему же? — огрызнулся Калинский.

Высоко вздернув голову, Лариса нацепила на лицо одну из мертвых улыбок, которых насмотрелась на моем этаже, и шагнула внутрь, к мужчинам.

— Действительно, почему? — повторила она без ехидства, а удивленно и продолжила в полной тишине: — Вешу я стараниями вашего приятеля, о котором вы так печетесь, уже меньше, чем центнер. Печаль, конечно, но я нагоню. А красоты моей вам в любом случае не увидеть. Вне зависимости от того: похудею я или нет. Женские лица? Женские души? Нет, не для вас. Не слышали. Судя по вашим речам и учитывая то, что вы делаете… Вы все равно будете смотреть в привычном для себя направлении — на мужские тощие задницы!

Сказав это, Лариса вышла с высоко поднятой головой, но в дверях обернулась и добавила:

— Я на обед, восстанавливать формы.

— Ты… — послышался голос фотографа.

— Не переживайте, — отозвалась она, — через час буду нас съемках, а, чтобы вас никто не побеспокоил, повешу объявление. Не волнуйтесь, я все сделаю правильно. Я не раз такое видела. В гостинице. На двери номера для молодоженов.

Стуча каблуками, Лариса подхватила меня под руку, продефилировала к двери с высоко поднятой головой, а уже в коридоре, когда мы снова несколько раз свернули по нему, и никто, кроме меня не мог ее видеть, уткнулась мне в плечо и тяжело задышала.

— Только не вздумай киснуть из-за того, что прошлась языком по двум тощим задам, — строго предупредила я.

Она на пару секунд задумалась. Переварила услышанное и затряслась уже не от слез, которые хотели сорваться, а от беззвучного смеха.

— Фу, — сморщила она смешно носик.

— Вот именно, — поддержала я.

И мы рассмеялись уже вдвоем — громко и с удовольствием. Хватаясь друг за друга, захлебываясь впечатлениями, утирая друг другу редкие слезы, стуча каблуками от сильных эмоций. И плевать нам на чье-то мнение со стороны — это было с удовольствием и красиво!

А яркое объявление с просьбой не беспокоить влюбленных, написанное голубым маркером на обычном листке и подвешенное охранником Петром на нужную дверь — это вообще верх искусства.

Куда там какой-то конструкции из металла!

 

Глава № 46

Недели две после этого мне казалось, что я плыву по какому-то киселю. Нет, дни друг друга сменяли, и были насыщены событиями, и приятных моментов, от которых трепетала душа, было вдоволь, и тем не менее…

Каким-то все было медленным и слегка неестественным. Мне то и дело казалось, что вот сейчас, сейчас что-то такое произойдет, и…

Каждое утро я просыпалась с радостными мыслями, что снова увижу Матеуша, и снова будут поцелуи, от которых я потеряюсь в пространстве и времени. Снова будут темные взгляды, подталкивающие решиться и шагнуть следом за ним. И снова я буду бояться, что соглашусь, шагну, а он… оставит меня в этой малахитовой тьме.

И каждый вечер я уходила от него, разрываемая мыслями, что это может быть последний раз, когда мы вдвоем и так близко.

Как долго мужчина может довольствоваться лишь поцелуями? Когда ему надоест возить меня каждый вечер в больницу к Прохору, а потом домой? Ко мне домой. Не к нему… Как быстро он решит, что роль простого водителя ему не подходит?

Я боялась думать об этом. Но думала. И, наверное, подсознательно даже ждала, чтобы дышать стало чуточку легче. Потому что сейчас я задыхалась рядом с Матеушем. Задыхалась, не видя его. Задыхалась, представляя его с другими — вот он подвез меня и уехал к ним… Ведь так могло быть? Я знала, что нет, не верила, не хотела верить, а накручивала себя все равно.

И потихонечку умирала, когда снова ложилась в постель одна. И понимала, что опять не решилась, не смогла ему дать понять, не смогла его подтолкнуть… А сам он не настаивал на том, чтобы мы поскорее перевели наши отношения в горизонтальную плоскость. Я видела, чувствовала, я понимала, что он безумно этого хочет. Но дальше бешенных поцелуев, ласк пальцев и губ, дальше стонов сдерживаемого желания у нас по-прежнему не заходило.

Складывалось ощущение, что он будто оставил дверь в свою спальню открытой и ждал, когда я войду. Можно даже без стука. А я подкрадывалась к ней, прислушивалась к его дыханию, жадно водила ладонью по деревянной преграде и ужасно боялась обжечься холодом.

Холод — больнее, чем пламя.

Я знала.

У меня так уже было.

Красивый парень, красивое начало отношений, когда казалось, что все не просто всерьез, а навечно. Все было так красиво, что слепило глаза. А потом этот красивый парень решил, что лучше карьера модели, о которой он давненько мечтал, чем я, которая ему только мешала. Закидав меня напоследок признаниями-снежками, что никогда не любил, да и не за что, он уехал.

Вскоре я услышала от наших общих знакомых, тоже выходцев из школы моделей, что он успешно прохаживается по подиумам. Поговаривали, что дизайнеры им довольны, и ему поступают заказы один за другим. Мне даже показали фотографию, с которой он счастливо улыбается в кругу других моделей-мужчин.

Не оставалось сомнений — он быстро забыл обо мне и счастлив. А у меня ушло несколько месяцев на то, чтобы перестать видеть его черты в каждом темноволосом мужчине. Еще несколько месяцев понадобились для того, чтобы понять: я тоже могу быть счастливой — без него, да и вообще без мужчины. Просто счастливой, потому что у меня есть родные, подруга, одногруппники, моя обычная жизнь.

Единственное, чего мне в ней не хватало — это возможности работать моделью. И только. Все. Я больше ничего не хотела.

Но в мою жизнь уверенно вошел новый мужчина. Красивый, темноволосый, властный и хитрый. Мужчина, в глазах которого открыто плещутся льдинки.

Матеуш…

И одновременно с ним у меня появился еще один шанс стать моделью. Я знала, что если действительно прилично прибавлю в весе, моими фотографиями вскоре будет обвешан весь город. И что я, как и Лариса, буду выглядеть на них не менее великолепно. Вес потом можно сбросить — для моделей это привычно, зато я вкушу успех и схвачу удачу за хвост.

Раньше я бы, не раздумывая, согласилась на это предложение и под чутким руководством домашнего тренера топтала на ночь бутерброды с булкой и колбасой, пила сладкую газировку и научилась бы не плеваться от кофе с сахаром.

А сейчас с меня хватало и того, что я держала за хвост Питона. И наоборот, посматривая в зеркало, задумывалась: а не сбросить ли еще хоть один килограмм? Ну, мало ли… подготовиться, чтобы не было разочарования, когда… ух…

И меня неимоверно раздражало, что Калинский взял за моду начинать свой день с визита ко мне, да еще с одним и тем же вопросом:

— Ну?

— Вес тот же, — рапортовала я, не желая даже смотреть в его сторону.

Здесь, кстати, у нас желания совпадали. Спрашивая, он также смотрел не на меня, а на мой подоконник, а едва услышав ответ, облегченно выдыхал, громко хлопал дверью и с удовольствием уходил заниматься своими делами.

Не скажу, что после ухода настроение у него улучшалось, потому что его главным делом были съемки Ларисы. А она, как и я, не страдала провалами в памяти. Более того, была чуточку мстительней, в результате чего личная жизнь фотографа теперь удивляла не только окружающих, но и его самого.

Так, не единожды рядом с его любимой камерой, к которой, кроме него, никто не смел приближаться, были замечены глянцевые журналы с обнаженными мужчинами. Но это могло быть для вдохновения или случайно… Да, могло — не появись вскоре рядом с этой же камерой толстый тюбик с названием «Гуру секса», который крупными буквами обещал супер-смазку для полного комфорта любовников.

А потом рядом с этой же камерой были замечены разноцветные шарики. А потом розовые наручники, обвитые плюшем. А потом, конечно, чисто случайно, и Калинский, и Корнев, заметив, как шокировано вся модная группа посматривает на новинку сезона, вновь лежащую возле камеры, вдруг разозлились, подхватили набор вибраторов, черную маску и длинную плеть и уехали вместе в одной машине.

И можно было бы сказать, что отправились они по непонятному делу и неизвестно куда и зачем, если бы поверх номеров машины Калинского не была намертво прикручена многозначительная табличка, которая всем вокруг объявляла:

«Don’t Worry! Be Happy!

Just merried!»

И хотя вернулись они спустя всего час и уже без таблички, не только модная группа встречала их поздравлениями и аплодисментами. Им аплодировали охранники Петр и Степан, им со всей силы аплодировала я, свисая с перил двадцать девятого этажа, им пару раз в ладоши хлопнул даже Матеуш. Правда, он просто удерживал меня, чтобы я не свалилась, но зрители снизу восприняли увиденное правильно — так, как я и хотела: мол, босс современный и одобряет.

А еще, когда они вернулись на съемки, для них выпрыгнул из картонного торта и станцевал стриптизер, за которого заплатила Лариса. Жаль, я не видела не только этот стриптиз, но и лиц фотографа и стилиста. Но подруга вечером так зрелищно мне все описала, что я едва успокоилась, и, кажется, даже ночью похрюкивала от смеха.

Особенно меня позабавил момент, кода, отсмотрев стриптиз с каменным лицом, Калинский важно подошел к Ларисе и протянул ей деньги. Конечно, она догадалась, что он обнаружил случайно забытый ею чек от секс-шопа, поэтому подхватился и поехал туда вместе с приятелем. И вот — он сдал все приобретения, заготовил речь и при всех хотел провернуть разоблачение года!

Но глупый… Хоть и талантливый, а глупый этот бедолага Калинский! Кто же воюет с обиженной женщиной? Проще перед ней извиниться. Тогда она может не простить, но оставить в покое.

— Ой, что вы? — ахнула Лариса, увидев в его руках деньги, перевела взгляд на стриптизера и улыбнулась смущенно. — За все уже уплачено, не беспокойтесь! Это наш вам подарок!

— А если я не хочу этот подарок?! — рыкнул Калинский, и дракон на его плече тоже оскалился.

— Это хорошо, — залепетала Лариса и прикрыла собой испуганного стриптизера, пока тот торопился одеться. — Это хорошо, что вы его не хотите! Это, даже представить себе не можете, как хорошо!

— Лариса! — Калинский зверел на глазах, но она мужественно держалась и шептала стриптизеру, что в обиду его не даст и что из этого здания он выйдет таким же, как и вошел в него.

— Твою же!.. — взорвался фотограф. — Что, мать твою, это значит?!

— Простите, — прикрывая собой паренька, она довела того до двери и виновато прошептала Калинскому, который на нее наступал. — Просто он не такой, как… Ну, как вы и… Он только танцует, в общем! Он свой зад бережет!

Услышав, что ему могло здесь грозить, если бы не защита Ларисы, стриптизер взвизгнул и убежал. А фотограф открыл свою пасть, чтобы обернуться чудовищем и напасть на бедную беззащитную девушку, и его дракон на руке тоже посмотрел очень зло…

— Должна предупредить, — скромно сообщила ему беззащитная девушка, — что ваше странное поведение может вызвать у меня сильный стресс. А когда я в печали — я много ем. А если я не влезу в эту металлическую конструкцию… Во сколько она обошлась, кстати? Я к тому, что… Если босс узнает, что ее заказывали по неверным размерам, штрафы для заказчика будут большими, не знаете?

Калинский этого знать не знал. Но рисковать и узнавать явно не захотел. К тому же его позвал Корнев и что-то зашептал на ухо, от чего он снова начал краснеть и звереть.

— Вот так и делай людям добро, — обиженно пробормотала Лариса. — С меня хватит — больше никаких трат. Пусть сами себя развлекают. Судя по увиденному набору, им скучать не приходится.

Когда Калинский повернул голову и посмотрел на нее, она пугливо взвизгнула, как сбежавший ранее стриптизер, за пару секунд взобралась в металлическую конструкцию и попросила:

— Пожалуйста, давайте уже работать… Пока я еще помещаюсь. А то вы так смотрите, что очень хочется есть. Или хоть укусить… что-то… или кого-то…

Ну что сказать?

Отказывать обиженной женщине тоже не стоит. Лариса хотела — Лариса и укусила. Не без моей помощи, правда. Мне пришлось долго убеждать Матеуша, что это не для меня и что да, его любимчики заслужили, а за что не скажу, но… Губы мои пусть и немного припухли от удовольствия, а разгладились, когда я, подсматривая с лестницы двадцать девятого этажа вместе с предупрежденной Ларисой, увидела, как этим же вечером, стоило Калинскому и Корневу направиться к выходу из бизнес-центра, к ним подошел солидно одетый мужчина и важно вручил небольшую открытку. Слегка поклонившись, мужчина ушел, а два приятеля стали рассматривать, обладателем чего, собственно, стали.

— Ого, — проходя мимо них, обронил Матеуш, — мне пришлось выложить немалые деньги, чтобы купить обычный допуск в этот элитный закрытый клуб. А такая золотая карта многое открывает своему обладателю. Прекрасная возможность обо всем забыть и расслабиться.

Ковальских деловито прошествовал к выходу, сел в машину и отъехал от здания под задумчивыми взглядами фотографа и стилиста. А потом они переглянулись и…

Даже с двадцать девятого этажа было понятно и видно, что они клюнули на крючок, и нам с Ларисой стоило огромного труда хихикать как можно тише. И продержаться еще десять минут, а уже потом спуститься вниз и сесть в машину вернувшегося за нами Ковальских.

— Довольна? — хитро взглянув почему-то на Ларису, а не на меня, спросил босс.

— А при чем здесь она? — попыталась отбить я подругу, но никто и не планировал на нее нападать.

И как только мы это поняли, она кивнула и поблагодарила Матеуша.

— Спасибо.

А я пробно закинула удочку:

— Если бы еще и увидеть…

— Увы, — отказал нам Ковальских. — Вашими стараниями клуб «Твое желание» на эту ночь сменил основной профиль, так что… Я мог бы сходить. А вот девушек там не ждут точно.

— Да нечего там смотреть! — поспешно заверила я.

— Ева, — переглянувшись с Матеушем, заговорщически прошептала подруга. — Гомосексуализм не заразен.

Но я боссом рисковать не хотела, поэтому взяла с него обещание, что сегодня его в клубе не будет. А в понедельник, стоя вместе с Ларисой у перил самого высокого этажа и рассматривая в холле двух нервных типов, смутно напоминающих важного фотографа и заносчивого стилиста, поняла, что правильно поступила.

— Знаешь, — сказала я Ларисе, которая, закусив губу, наблюдала за этими мужчинами в холле, — гомосексуализм, может, и не заразен. Но, кажется, бывает крайне навязчивым.

И действительно, все жесты фотографа и стилиста были тому подтверждением. Во-первых, оба они пришли в кепках и черных очках в половину лица. Во-вторых, постоянно оглядывались и дергались, когда кто-то из мужчин направлялся в их сторону. В-третьих, держались вместе и машинально становились спина к спине, защищая святое. Ну а, в-четвертых, они выглядели не модно и современно, а обычно, чтобы как можно легче затеряться в толпе.

Ну и еще свидетельством того, что посещение элитного клуба оказалось незабываемым, стал многообещающий взгляд Калинского, когда он неожиданно поднял голову вверх и увидел меня и Ларису.

— Я — труп, — прошептала она. — У тебя есть босс, а я — труп.

— Не торопись умирать, — я поддержала под руку вздрогнувшую подругу, — ты ведь еще даже первую зарплату не получила! А уже планируешь такие большие траты!

Посмотрев на меня, она подумала-подумала, кивнула и рассмеялась. А вот когда снова посмотрела вниз и наткнулась уже на взгляд Корнева, смех оборвала и, чуть побледнев, решительно заявила:

— Это мне тут тоже ваши облака на маковку надавили! Ты прав, Ев. Куда это я спешу? В жизни еще столько всего интересного!

— И недомученного, — добавила я.

— Ты — мой самый понятливый хлюпик! — похвалила меня Лариса и смело направилась вниз, готовясь к мести двух разозленных мужчин.

А я, заметив, как один из них что-то резко и грубо доказывает другому, и добивается того, чтобы он ушел, поняла, что никакой мести не будет. Разве что та, которую Лариса вовсе не ожидает и на которую уже не надеется.

 

Глава № 47

Приятным событием в этом кисельном плавании стала первая зарплата.

Аванс, в общем-то, и до этого перечислялся на карточку, но мы с подругой не соблазнялись, проявляли чудеса терпения и самообладания, а когда увидели всю сумму…

Я немедленно отправилась к папе, чтобы вернуть ему часть долга согласно нашей договоренности. А Лариса пустилась в турне по обувным магазинам, потому что все босоножки, что ей дарил Корнев, вернула.

— Можно узнать почему? — спросил у нее стилист.

— Потому что съемки окончены, — объяснила она ему.

Лично я уловила в этом намек на отношения, которые могли сложиться, но не сложились. Не знаю, уловил ли его Корнев. Но было видно, что отстраненность Ларисы ему не понравилась, и он всячески пытался вдохнуть жизнь в их общение. Она же, приняв решение, спокойно дышала и жила без него.

— Так и быть, — под впечатлением от размера оклада, заявила моя подруга, — оставлю этих двух хлюпиков из мира моды при своих интересах.

И слово сдержала — перестала задевать Корнева и Калинского, перестала продумывать новые проказы, выводить их из себя и провоцировать. Здоровалась, выполняла все, что говорил ей фотограф, позволяла стилисту и визажисту проявлять фантазию на своем лице и в одежде. А однажды спокойно вышла на фотосессию в бюстгальтере и коротеньких шортах по самый копчик, которые ей подсунули заступники этих модных гениев, и, поразив злопыхателей уверенностью и широченной улыбкой, позволила сделать свои фотографии. А после спокойно предупредила, что пересмотрит контракт и уточнит у босса, кто и по какому тарифу должен оплачивать несогласованные ранее эротические съемки.

Злопыхатели тут же извинились и принялись удалять кадры, но Лариса удивила их снова, попросив сначала выбрать удачные и сбросить ей на почту для размещения на личной страничке в сети, а уж потом уничтожать бракоделие. Полагаю, у них буквально отвисли челюсти, когда они поняли, что Лариса не пошутила. А они поняли, открыв этим же вечером присланные на смартфоны ссылки с ее личной страничкой и увидев там девушку, которая не стыдилась своего лишнего веса и не смотрела, как загнанный пони, в землю. К счастью, это не про Ларису. На снимках она была, как и в жизни, — красивой и, смеясь, смотрела на этот мир на равных с худыми людьми.

Эти злопыхатели друзьями Ларисы не стали — не любила она людей с гнилостным запахом из души. Но на ее страничку в сети подписались. Как и сотни, а потом тысячи тех, кому понравились живые фотографии отнюдь не модельной девушки. Я даже видела у нее в подписчиках Корнева. Правда, до тех пор, пока Лариса не поместила его в черный список.

Н-да, кажется, она вовсе не так спокойна и у них все серьезно…

А вот про наши отношения с Матеушем, несмотря на поцелуи и жажду обладания, я так сказать не могла. Вернее, не знала, какими их видит он? И боялась узнать, тянула с определенностью, опасалась ее и из последних сил балансировала на грани.

Если бы он меня подтолкнул…

Но нет. Он стратегически наблюдал за тем, как я сама к нему приближаюсь. Да, медленно. Но сама. И не потому, что просто хочу его, а по куда весомей причине.

Наверное, если бы я сосредоточилась только на отношениях с Матеушем, у нас бы давно все случилось. А, возможно, как подсказывали мои личные страхи — давно бы все и закончилось. Но пока он был на удивление терпелив и к моим внутренним демонам, и к тому, что приходится делить мое внимание с другим мужчиной. Я имею в виду Прохора.

Я же не хотела ни с кем делить ни Матеуша, ни мальчика. Не хотела, а приходилось.

Матеуша я делила с неопределенностью и его любимой работой. А Прохора — с теми людьми, к которым он успел привязаться, помимо меня. Все чаще, приходя в больницу к мальчику, я чувствовала себя лишней.

В последние две недели мне ни разу не удавалось застать его одного. У него всегда кто-то был: то медсестры, любующиеся рыжим солнышком, то Тумачев, то какие-то незнакомые, но сердобольные посетители, узнавшие о случившемся с детдомовским мальчиком, то представители детдома. Мои родители также часто наведывались к Прохору, и также заставали у него еще кого-то другого.

И как они могли сблизиться в таких обстоятельствах? Как мальчик мог начать к ним тянуться, если ему элементарно было некогда? Я настолько сильно об этом переживала, что решилась и поговорила с родителями.

— Разве плохо, что у Прохора появились друзья, помимо тебя? — вместо ответа спросил мой отец.

И я была вынуждена взглянуть на ситуацию под этим углом. Нет, не плохо — наоборот. И по всему получалось, что я должна разделять радость Прохора. Но я не могла лицемерить и частенько с трудом удерживалась от того, чтобы выставить очередного посетителя из палаты.

— Давай-ка выйдем, — как-то предложил Тумачев, заметив, с каким недовольством я наблюдаю за его общением с Прохором.

Мы вышли. И долго говорили с ним в коридоре. Вдвоем. Обо всем и всех, кроме аварии и Прохора. У меня, признаюсь, даже мысль промелькнула, что при других обстоятельствах мы вполне могли с Костиком подружиться. А он как-то понял это, почувствовал и, взглянув исподлобья, обронил:

— Не привыкай к нему, Соколова. Да и обо мне лучше думай, как раньше — ну, что я скотина и сволочь.

— Тебе что, было настолько удобно в том образе? — я постаралась перевести все на шутку, но он не позволил.

— Наивная ты, Соколова, — парень невесело усмехнулся. — Это был не образ, а я. К тому же зуб даю: совсем скоро ты опять вычеркнешь меня из людей и переведешь в категорию животных. Так что не будем обольщаться на счет друг друга. А то ведь я тоже могу ляпнуть, что мне нравится эта твоя наивность, и что потом? Придется достать из бабушкиного сундука старые рыцарские латы из пряжи, меч из дубовой ветки и крышку от старой кастрюли и тебя защищать. А я не могу, Соколова.

— Почему? — похолодев от дурных предчувствий, спросила я.

— Ну какой из меня защитник, если я готовлю важное нападение? — пожав небрежно плечами, признался он.

Именно эти слова словно выдернули меня из кисельного плавания, события вокруг не просто ускорились, а заискрились. А внутри меня поселился страх. Маленький, но крайне неприятный и очень навязчивый. Я стала бояться не успеть или оступиться, и невольно пыталась покрепче ухватиться за все, что было важно. Поцелуями и взглядами — за Матеуша. Теплыми словами и объятиями — за родителей и Прохора. Смехом, долгими разговорами и просмотрами нудных сериалов — за единственную и самую лучшую в мире подругу. Язвительными подколками, о которых не знала подруга — за Корнева. Пакетиками с кошачьим кормом, которыми начала захламляться кладовка в связи с пропажей любимца двора — за Мурзика. Выполненными в срок заданиями — за работу, что дарила опыт и встречу с людьми, которые стали так важны для меня. Долгими, очень долгими, практически до утра, взглядами в ночь из распахнутого окна — за нашу тихую улицу, за огромный, гудящий днем город, за ветер, за скрип детской карусели…

Я хваталась за все, что, оказывается, безумно любила. И мне казалось очень важным впитать все это в себя, стать еще ближе к родным и близким. А они, как назло, ускользали и нехотя от меня отдалялись.

Чуть-чуть.

Но так далеко…

Матеуш срочно вылетел в командировку, и сам не знал, как долго будет отсутствовать. Лариса стала пропадать на каких-то новых вечерних тренировках, и как я ни пытала ее кефиром на ужин, признаваться отказывалась и даже не заикнулась о том, чтобы пригласить с собой и меня. Мама с папой впервые за долгие годы согласовали свои отпуска и планировали поездку на отдых. Мурзик во дворе так и не появлялся. Карусель меняли на новую. А Прохор…

Я ожидала чего угодно, кроме того, что произошло…

Все складывалось так удачно: днем мне позвонил папа и тоном заговорщика сообщил, что мама согласилась на усыновление Прохора и что они начинают сбор документов. День был сложным — я забегалась с мелкими поручениями по работе, перезнакомилась почти со всеми сотрудниками на этаже и даже запомнила некоторые имена. Мое-то имя они уже стараниями Матеуша знали. Я безумно устала и ног не чувствовала от беготни на каблуках, а тут такая радостная новость от папы, что у меня словно крылья выросли!

И в больницу я не ехала, а летела. То есть, ехала, конечно — Матеуш перед отлетом в командировку приставил ко мне водителя. Но у меня внутри от счастья словно воздушные пузырьки бурлили, и мне хотелось поскорее их выпустить на волю, поделиться новостью с Прохором, сказать ему, что он в детдом не вернется! Нет, я не хочу этого, и не позволю!

В коридоре больницы я пробежала мимо Светланы, которая хотела со мной о чем-то поговорить, и рванула дальше, в палату к мальчику.

— Потом, — отмахнулась от девушки, — потом, ладно?

— Ева, подождите! — попыталась остановить меня медстестра.

Но я улыбнулась, отрицательно покачала головой и поспешила к рыжему мальчику, который очень скоро станет мне еще ближе, чем нынче. Сейчас он близок душой, а спустя недолгое время приблизится и по документам. Пустяк, возможно, но не в нашей реальности. Теперь никто не обидит Прохора. Никто больше!

— Привет! — с улыбкой от уха до уха я влетела в палату и замерла, рассматривая незнакомых мужчину и женщину, которые стояли у кровати мальчика и с неприязнью рассматривали меня в ответ.

Впрочем, я постаралась откинуть недоумение и спонтанную ревность. Пусть… у Прохора могут быть другие друзья. Друзья — это важно, но не семья, а вот мы с ним…

— Ева! — радостно крикнул мальчик, а потом ослепил меня счастливой улыбкой и оглушил внезапным признанием: — Ева, а меня скоро усыновят, представляешь?

— Кто? — онемевшими губами спросила я.

И услышала позади спокойный и до боли в груди знакомый голос Костика Тумачева:

— Мои родители. Кстати, может, перестанете молча глазеть друг на друга, а познакомитесь?

Значит, это родители Костика…

Я не желала с ними знакомиться, мне не нужны были их имена, да и смотреть в их сторону особого интереса не было. Перевела взгляд на Прохора, хотела спросить, хотела сказать, но…

Не смогла.

Слезы стали душить, дыхание сбилось и, чтобы устоять на ногах, схватилась за Тумачева. Он ойкнул, но пихаться не стал.

— Но… — сквозь дымчатую пелену взглянула на Прохора, который с силой кусал губу, часто моргал, но в отличие от меня, держался. — Но… а как… же… как я?

— Не плачь, — попросил он тихонько. — Я же наоборот, я же как лучше, я… Теперь нам никто не помешает общаться, Ев. Я же теперь не детдомовский буду! И смогу даже в кафе тебя приглашать! Сам! Ев, не плачь… только не плачь, пожалуйста!

— Не буду, — стирая быстрые слезы, чтобы хоть что-нибудь видеть, кроме рыжей макушки, без сожаления солгала.

И повторила вопрос, который мучил меня, но который я никак не могла озвучить так, чтобы меня понял мальчик. Я очень хотела спросить: почему он меня не дождался? И попросить его подождать, пока мои родители соберут документы. И пообещать ему, что с нами ему будет лучше, и что я сама приглашу его в кафе, в любое кафе, которое он захочет. Можно даже во все — устроим небольшое турне по мороженому. Но я смогла только выдавить непонятное и неловкое:

— А… как… мы?

Не знаю, то ли сама дошла до кровати Прохора, чтобы посмотреть в зеленые глазищи, то ли меня подтолкнул Тумачев, но в какой-то момент я поняла, что плачу у Прохора на глазах, вовсю плачу и уже не скрываюсь, а только глажу его по рыжим волосам и зачем-то считаю веснушки.

— Как… же мы? — повторила с трудом.

И увидела, как гаснут в его глазах зеленые огоньки от расстройства, и ощутила теплые искорки, которыми он попытался меня утешить, неловко обнимая в ответ и шепча на ухо:

— Мы — так же, Ев. Мы будем, как раньше — друзья. Помнишь, когда ты пришла, я спросил, кто ты мне? И ты сказала… что друг…

Я помнила. Я кивнула. И мальчик зашептал дальше. То, о чем я не знала. Но то, что должна была узнать раньше. Должна была почувствовать, предугадать.

— А Костик, когда я спросил его то же самое, сказал, что я — его брат. Если я захочу, конечно.

— Вот как… — тихонько шепнула в ответ и сбилась на подсчете веснушек.

— Прости меня, Ев, но я захотел… — Мальчик с силой прижался ко мне и рвано выдохнул. — Я захотел снова семью… И у меня никогда не было брата… Мама собиралась… она была такая счастливая, но не успела… Прости меня, Ев…

— Конечно, мой хороший, — обняла его на прощанье и с трудом заставила себя подняться с постели мальчика.

С помощью Тумачева вышла в коридор, взглянула на него, собираясь много чего сказать, но…

В его взгляде не было злорадства. Не было желчи, злости, ликования, что вот, он сделал что-то назло мне, и у него получилось!

— Я за ним присмотрю, — пообещал Тумачев.

И я поверила.

Почувствовала, что не лжет.

И, развернувшись, медленно поплелась на выход.

Прочь.

Но каждый мой шаг не просто отдалял меня от Тумачева.

Каждый мой шаг отрывал от меня рыжее солнышко — по кусочкам, ужасно больно…

 

Глава № 48

Я была благодарна Назару — водителю Матеуша, который на время стал и моим водителем. Он не только подождал, пока я выйду из больницы, хотя я и говорила, что в этом нет необходимости. Но также ни о чем не расспрашивал, а ведь видел, что я вытирала лицо влажными салфетками и припудривалась, а глаза все равно оставались красными и припухшими.

Он лишь подал мне бутылочку минеральной воды, чтобы окончательно успокоилась, и включил тихую, ненавязчивую музыку. В совокупности с мелькающим за окном вечерним городом, это подействовало успокаивающе. Сердце ныло, в голове был полный бардак, мысли пытались налезть друг на друга, подгоняемые отголосками смутной вины, но я уже могла дышать и попытаться принять ситуацию.

У Прохора будут новые родители, мальчик этому рад. И если он мне дорог, а это так — я должна отпустить его. Мы ведь не перестанем быть друзьями только потому, что теперь он будет жить не в детдоме или в больнице, а в нормальной квартире. Тумачевы не бедствуют, и у Прохора будет личная комната, да и много чего будет еще. Это ведь хорошо, это…

Нет, пока все это было еще слишком сложным для восприятия. Возможно, позже, гораздо позже. Не знаю, когда…

Поблагодарив Назара, я вышла у подъезда. Вдохнула воздуха, остывшего от жаркого солнца, тщетно поискала глазами Мурзика и пошла домой. Войдя в квартиру, удивилась тишине и горящему в пустой кухне свету. Переобувшись, устало прилегла на диван в гостиной, закрыла глаза и попыталась вновь все обдумать, приучить себя к мысли, что Прохор будет жить не у нас, и вдруг услышала какое-то копошение.

Открыв глаза, прислушалась — да, так и есть, звук непонятный, но… я отчетливо разобрала, что он доносился из комнаты Ларисы. То есть, она дома? Странно, обычно она выходила, когда я возвращалась. Да и я встречала ее. Так у нас принято. Но ладно, мало ли — сериал интересный.

Усмехнувшись, я снова хотела прилечь на диван, но вздрогнула от надрывного смеха. И не потому, что он был неожиданно громким, а потому, что поняла, почувствовала — так смеются те, кому хочется плакать. И сейчас так смеялась моя подруга!

Плакать… нет, нет, не она… Вот только этого не хватало!

Не раздумывая более, побежала к ней в комнату, рванула дверь на себя и застыла, пытаясь понять увиденное. Бутылка коньяка на журнальном столике, какие-то нарезки, куски хлеба, вялый лимон, обертка от черного шоколада. А на кровати — кокон из простыней и смех, снова этот смех, и… лысина…

Как зачарованная, я смотрела на эту лысину, и не могла понять, что происходит, а потом…

О, Господи, это Фрол! Фрол… Не смог повертеть на вертеле меня — так принялся за мою подругу! И нашел же момент, когда она так уязвима!

— Вон! — распахнув дверь, крикнула я вне себя.

Смех оборвался. Кокон из простыней притих и дернулся. Лысина попыталась спрятаться, но у нее не вышло.

— Вон!!! — повторила я громче прежнего.

Лысый тяжко вздохнул, подхватил ту простынь, которая прикрывала его тылы, и поднялся. Бросил взгляд на притихшую Ларису, но осознав, что никто его удерживать не собирается, обернулся ко мне.

— Здравствуй, Ева, — буркнул недовольно и уронил простынь, посчитав ее на своем теле лишней.

К счастью, из нелишнего на нем были трусы с узорами-долларами, а то степень моего удивления трудно было бы определить. Дело в том, что это был кто угодно, только не Фрол. И единственное, что у них с приятелем Матеуша было общего — это лысина. Впрочем, если взять во внимание эти доллары, можно сказать, что к ним двоим неприлично нагло прилипали большие деньги.

Изумленно хлопая ресницами, я следила за тем, как незнакомый лысый мужчина ищет свои джинсы, определяет, что из двух брюк его те, что меньше на пару размеров и без дыр на коленках, одевается, набрасывает футболку с узорами в виде монеток-центов, неспешно ищет носки, решает, что те, что с рисунком копилки-свиньи — единственные в этой комнате и его; напяливает их на конечности и, не прощаясь, важно и по-богатому, выходит из комнаты.

Не успела я проводить его взглядом, как на кровати началось активное движение. А спустя секунду, прихватив вторую простынь и опустив глаза и следовательно став почти неприметной, мимо меня попыталась просочиться Лариса.

— А вот этот кокон раскаяния и скорби я попрошу остаться, — разрушила ее планы на быстрый побег и приглашающе махнула рукой на кровать. — Присядь-ка.

— Неа! — Лариса брезгливо посмотрела на смятую постель и решительно покачала головой.

— Хорошо, — сжалилась я, — жду тебя на кухне.

— Ага! — подруга закивала веселым болванчиком и принялась одеваться.

Выходя из комнаты, я обернулась и облегченно выдохнула, заметив, что и у нее все стратегические места были прикрыты. Не так роскошно, как у некоторых, но в данном случае и кружева в виде защиты сойдут.

Пока она приводила себя в порядок, я заварила нам чай и неспешно его попивала.

— Ев… — войдя в кухню, подруга остановилась и виновато заелозила тапочкой по полу. — Я знаю, что виновата. Мы с тобой договаривались, что никаких мужчин в этой квартире, и если что — встречи только на их территории… Но я… я ведь его почти и не знаю, и побоялась идти к нему, а тут такая возможность забыться и… то есть, отвлечься… Прости, а?

— Трудное это дело, надо подумать… — протянула я, строго посматривая на провинившуюся.

Оговорку я услышала и поняла правильно: она хотела не этого лысого, а отвлечься, чтобы проще было общаться с Корневым, чтобы между ними встала стена, через которую Лариса уже не захочет прыгать. Сначала не захочет, а потом и не сможет, потому что стена станет слишком высокой, а в растворе для кирпичей будет столько всего намешано, что проще уйти навсегда, чем разрушить.

— Ну, Ев? — поторопила подруга с прощением. — Ну, Евушка…

— Так, ладно. Я согласна про это забыть, если хотя бы скажешь, кто это был, — подвигая к ней чашку с чаем, определила условия. — И еще объяснишь мне: почему, если даже ты этого мужчину почти не знаешь, он обратился ко мне по имени.

— А ты что, его не узнала?

— Из всех мужчин, которые мне хоть как-то знакомы, полысеть успел только один.

— Этот тоже… Ты этого тоже знаешь, правда, он изменился… — Видя, что я действительно не сержусь, Лариса перестала полировать тапочкой пол, уселась на стул и с удовольствием принялась за чай. — Помнишь Вадика Москаленко? Из школы. Так вот — это он. Увидел мои фотографии в соц. сетях, написал мне письмо, мы с ним встретились, чтобы обсудить школьные годы, и вот…

— Н-да… — задумчиво протянула я. — Мальчик из школы как-то быстро состарился — волосы не просто поседели, а выпали. А все туда же, по девочкам!

— Ну, Ев, — протянула заискивающе Лариса. — Ну давай ты не будешь его дразнить? Все-таки первая любовь… Не такая, как должна быть, не по-взрослому, не по-настоящему, но была же. Это я сейчас понимаю, а тогда… Давай замнем эту тему, и все?

Оставив в покое чашку, я задумчиво посмотрела на подругу. Мы действительно можем замять эту тему — она будет смеяться, почти как прежде, я буду знать, что в душе ей больно, но улыбаться в ответ. Какое-то время мы будем очень осторожны в словах и поступках: мы же замяли — зачем напоминать, даже невольно, хоть словом? Нет — и нет, пройдет, когда-нибудь да пройдет. Она начнет с кем-то встречаться и всячески будет стараться доказать мне и кому-то другому, что все у нее хорошо. А тот другой, устав смотреть на все это, тоже пойдет воровать чье-то счастье. Лирика. Классика. Не про нас.

— Договорились, Ев? — беспечно улыбнулась подруга.

Но я считаю: друг не тот, кто поддержит тебя в увядании, потому что это удобно и легче. А тот, кто сорвет, пересадит в другой горшок, если надо, но завянуть не даст.

— А любовь по-настоящему — это как? — спросила я. — Можешь мне объяснить? Ты сказала, что теперь это понимаешь. Вот и я… Тоже хочу понять.

— Ев… — растерянно пробормотала Лариса.

— Объясни мне, — с нажимом вновь попросила я. — Ты же знаешь. Ты уже все решила.

— Ты не понимаешь…

— Да, — не дала ей возможности обидеть себя и таким образом увильнуть, — вот я и хочу разобраться. Расскажи мне. Поделись со мной. Любить по-настоящему — это как? Может, это означает молчать, наблюдать со стороны, выводить из себя и убегать в тот момент, когда тебя заметили и захотели обернуться? Или это спонтанное желание заменить одного другим, но когда вроде бы страсть наметилась и летают искры, все равно оставаться в одежде? Или ты считаешь, что по-настоящему — это черная стограммовая шоколадка и вялый лимон?! Вялый лимон меня просто добил… Кстати, интересно, это случайная покупка или скрытые комплексы и предпочтения?

Лариса перестала строить просительные рожицы и отвернулась к окну. А потом медленно выдохнула и закрыла лицо руками, а плечи ее подозрительно вздрогнули…

— Поплачь-поплачь, — встав со стула, я нависла над ней и утешительно погладила по плечу, по роскошным светлым волосам. — Поплачь, дурында…

— Н-не могу… — послышался ее писк, а плечи задрожали сильнее.

— Могу-не могу, — проворчала я. — Не тяни время. Плакать — это инстинкт, а не наука! Рыдай давай побыстрее — тебя попустит, мы выпьем ведро чая, съедим пару кило шоколадных конфет и пойдем спать, счастливые и довольные!

— Н-не могу я… — повторила Лариса, а потом убрала ладони от лица и, давясь смехом, выдавила: — Я как представлю себе… Нет, Вадик он — хороший и симпатичный, но… Я вдоволь успела пощупать у него только лысину, а ты так живописно описываешь вялый лимон, что представилось… в общем, пошло представилось, стыдно рассказывать…

Подруга уже открыто зашлась в приступе хохота, а я, скрестив руки, наблюдала за ходом истерики. А когда она успокоилась и посмотрела на меня осмысленно и без намека на надрывный смех или слезы, встретила ее возвращение в реальность.

— Ну, здравствуй, радость моя.

— Здравствуй, — выдохнув удовлетворенно, отозвалась она и вновь состроила умилительную мордашку. — А можно мы уже начнем опустошать ведро чая и уничтожать два кило шоколадных конфет?

— Можно, конечно, — дала я добро, — только за ними еще надо сходить в магазин.

— Ночью? По темноте? — выглянув в окно, скривилась Лариса и, осмотрев себя, добавила. — И когда я в пижамных штанах, а переодеваться лениво?

— Ну да, — поддакнула я без особой охоты.

А спустя три минуты и сорок секунд, которых хватило на то, чтобы прихватить с собой кошелек — чей был ближе, тот и ушел на улицу, мы с Ларисой, хихикая, вышагивали по темному двору. И любовались — тишиной подступившей ночи, мигающим светом фонарей с дешевыми лампочками, полетом летучих мышей и старичком Аркадием Филипповичем, помогающим снимать стирку своей избраннице, которой он, как выбрал, так и не изменял, несмотря на ухищрения конкуренток.

А спустя полчаса мы с Ларисой сидели на нашем балконе, пили вкуснющий чай и ели конфеты, без подсчета калорий.

И говорили. Много. Долго. И тоже со вкусом.

И без разницы, что завтра рано вставать, потому что то, что происходило здесь и сейчас, было гораздо важнее.

И вообще, кто сказал, что дружить — это просто?

Иногда дружить — это ночь не спать, а говорить, говорить, говорить и смеяться…

 

Глава № 49

Утром у нас с Ларисой впервые за долгое время совпали рабочие графики, в результате чего у ванной комнаты пришлось обговаривать очередность. Впрочем, попытка договориться была не с моей стороны — я ведь первой успела взяться за ручку двери, так что…

— Ладно, — присмотревшись ко мне, прекратила переговоры подруга, — иди уж, а то у тебя такое лицо, будто на тебя ночью пчелы напали!

Так как я была еще в коридоре и своего отражения видеть не могла — мужественно смолчала, но в ванной глянула в зеркало, сравнила то, что увидела, с тем, что лицезрела в коридорчике, и выглянула обратно.

— Замечу, что ты выглядишь так, будто от тебя пчелы вовсе не улетали, — пока Лариса приходила в себя от шока и осознания, что не вру, я спряталась в ванной, заявив с безопасного островка: — Но первой по справедливости все равно буду я!

Вода помогла, и спустя минут десять я вышла в нормальном состоянии и сносном настроении.

— Свободно! — заглянув в кухню, объявила суетящейся у плиты Ларисе.

— У меня тоже, — объявила она и сняла турку с огня. — Кофе. Чай теперь будет не скоро — от него глаза опухают. Этак можно не заметить всех ужимок Калинского и весь день проскучать. Смысл тогда вообще на работу ехать? Тем более что зарплата уже была, а следующая теперь будет нескоро.

— Ну… а на Корнева посмотреть?

— С чего бы это? — нахохлилась подружка, а потом прищурилась, воинственно перекинула распушившиеся после сна длинные волосы со спины на плечо и объявила: — Это пусть он на меня смотрит!

И, видимо, чтобы смотреть ему было интересней, принарядилась так, что многие мужчины шеи сворачивали, пока мы шли. Новые босоножки на каблуке, платье, норовящее разлететься в разные стороны от малейшего ветра, и глубокое декольте, скромно прикрытое ниткой жемчуга — н-да, мужчин можно понять. Даже наши знакомые охранники Петр и Степан, дежурившие сегодня в полном составе, забыли поздороваться и вместо этого придирались, что нужны пропуска, что их надо показывать обязательно, тут серьезное заведение, а не абы как. А когда пропуска были найдены в сумочках, все равно предпочли рассматривать женскую грудь, а не пластик.

— Меня бы босс за такое декольте точно убил, — рассмеялась я, когда мы прошли все преграды и стояли у лифтов, прежде чем разойтись в разные стороны.

— У меня нет нервного и ревнивого босса, — снисходительно пожала плечами Лариса, — так что мне можно все, что угодно.

— Уверена? — заметив худощавую фигуру мужчины, решившего больше не стоять за углом и просто подслушивать, а заявить о своем присутствии, невинно спросила я.

— А что тут думать? — хохотнула Лариса и с улыбкой посмотрела на охранника Петра.

Тот закашлялся, обернулся, ища соперника, но заметив, что никого нет, и такая красота обратила внимание на него, сделал уверенный шаг вперед, и… Кисло улыбнувшись, разочарованно махнул рукой и вернулся на пост.

— Что это с ним? — удивилась Лариса.

Но пока она была занята одним мужчиной, к ней успел подойти другой. И теперь стоял у нее за спиной и прожигал ее шею взглядом, а потом, видя, что она собирается обернуться, сам выдал свое присутствие.

— Работает он, — сдвинув брови, пояснил девушке Корнев. — И некоторым, замечу так, ненавязчиво, тоже давно пора быть на гриме! И сменить уже эту одежду на… что-то приличное!

— Неужели меня опять ожидают лифчик и шортики? — поинтересовалась Лариса.

— Нет, зачем же? — процедил ядовито Корнев. — В таком виде вас уже видела половина города. Порадуем социальные сети чем-нибудь новеньким. Как вы на это смотрите?

— Хорошо смотрю, — с вызовом заявила Лариса. — Это куда лучше, чем стоять и смотреть на вас! Такая тоска и однотипность, а еще великий стилист, повелитель вкуса и красок! Пока, Ев…

Мило улыбнувшись мне и равнодушно пройдя мимо зависшего Корнева, Лариса удалилась. А стилист, выйдя из транса, посмотрел на меня.

— Так вы девушку не завоюете, — прежде, чем он успел наговорить гадостей и мне, я добавила: — Моя подруга не из тех, кому нравятся тираны и идиоты.

Корнев задумался над моими словами, но, очевидно, их ему принять было проще, чем откровения Ларисы, и он ушел быстро и молча. Я же поднялась на двадцать девятый этаж, вошла в приемную, включила по привычке кондиционер, села в кресло, угрюмо взглянула на оранжерею на подоконнике, взялась за блокнот с заданиями и подняла глаза, услышав, что дверь открылась.

— Ну? — вместо приветствия вновь поинтересовался Калинский.

— Без изменений, — привычно ответила я.

Я думала, что он, как обычно, тут же уйдет. А я, как обычно, начну работать. И все у нас сегодня будет так, как я успела привыкнуть. Но Калинский выглянул в коридор, увидел, что там слишком много незнакомых людей, сделал шаг внутрь кабинета и прикрыл дверь.

— Неужели так трудно? — устало вопросил он. — Взяла бы мастер-класс у подруги — уже бы в эту юбку не влезла! Кстати, эту юбку я уже видел, и кажется, ты похудела… Ты хоть килограмм набрать можешь? Хоть один килограмм?! Ладно, полкило — делаю скидку! Можешь ты хотя бы их набрать или нет?!

— Не могу.

— Почему? — закатил он глаза. — Напейся воды, чая или кофе — что ты там любишь? Съешь грамм сто или двести конфет. Можно — парочку пирожков, которыми тебя угощает Ирина Матвеевна, и приходи! Приходи — я тебя взвешу и засчитаю даже такой, скоротечный и быстро исчезающий результат! Так и быть — засчитаю! Я обещал боссу, что возьму тебя в этот проект, если ты потолстеешь. Ладно, с пятнадцатью килограммами ты не справилась, да и боссу это бы вряд ли пришлось по вкусу. Но десять! Пять! Один килограмм! Полкило! Да хотя бы грамм двести — и то я пойму, что ты готова и хочешь работать! Остальное потом наверстаем. Переешь один раз — да и все. Разве это так трудно? Где здесь сложность? Элементарно! Сделаешь или нет?!

— Нет, — ответила я, не раздумывая.

— Почему?! — почти выкрикнул изумленно мужчина. — Тебе что, не нужна карьера модели?! Ты же за этим сюда приходила, насколько я помню!

— Да… — я задумчиво посмотрела на известного, талантливого фотографа и профессионала, который стоял сейчас в дверях и практически на раскрытой ладони предлагал взять тот шанс, о котором я так мечтала… некогда… а теперь…

А теперь поняла, что мечтаю совсем о другом.

О том, чтобы Прохор был счастлив — в любой семье, которую выберет. Но чтобы он знал о том, что у него этот выбор есть. Мечтаю о том, чтобы поскорее вернулся Матеуш и я удивлю его тем, как стремительно подойду и обниму, сама, первая, и не позволю остановиться. А еще я мечтаю о том, чтобы нашелся Мурзик, а Корнев и Лариса перестали валять дурака и во всем разобрались. А еще…

А еще у меня много иных желаний, в чем-то попроще, но таких же реальных, как и мечты. Реальных, если я все сделаю, чтобы они воплотились. Сделаю, а не буду сидеть и ждать, и впустую надеяться…

Я ведь не просто мечтала работать моделью — я шла к своей цели, я пыталась, я искала, я верила. А теперь, когда она стала реальной, я просто осознала, что мне нужно другое, и что у меня изменились мечты.

— Спасибо… — подойдя к изумленному фотографу, я порывисто обняла его и схватилась еще сильнее, когда он захотел меня отпихнуть. — Я только что поняла, чего на самом деле хочу!

— Неужели похудеть еще больше? — буркнул он, привыкнув общаться с моделями.

Но я услышала, что его недовольство притворно и весело рассмеялась.

— Босс меня прикопает, — вздохнул он и неловко погладил меня по спине. — Ну ладно, поняла — и умница. Молодец. Поздравляю с просветлением. Ты только скажи, мне весы из примерочной убирать?

— Убирать, — поддакнула я. — Некогда мне старой мечтой заниматься. Да и не выйдет сейчас потолстеть — столько надо успеть всего сделать!

— Ну ладно уж, ладно, — согласился мужчина и, подмигнул, уходя. — Но, если что… Все-таки в тебе что-то есть, и без лишнего веса… Сначала босс рассмотрел, ему простой красотой глаза не застишь — теперь вроде я прозреваю… Может, что и придумаем…

Я благодарно улыбнулась, а стоило Калинскому закрыть дверь с той стороны, начала действовать.

Для начала я с энтузиазмом взялась за работу, которую поручило мое руководство — печатала приказы, распоряжения, набирала статьи, создавала таблицы, потом отсылала все это тем, для кого они были сделаны. А после перевела дыхание, сделала кофе, заказала из кафе стакан фреша и, постучав, вошла в кабинет руководства.

— Можно? — вопросительно взглянула на Леру.

— Поговорить по душам? — быстро оценила она ситуацию и приглашающе кивнула на кресло. — А я уже, признаюсь, начала сомневаться, что ты рассмотришь в моем любимом и единственном брате не только строгого босса.

— Звучит так, будто вы на это рассчитывали.

Передав начальнице фреш, я села напротив и сделала глоток обжигающе горячего кофе.

— Да нет. К чему это мне? — Она пожала плечами и улыбнулась. — Но я видела, как этого ждет Матеуш. А он для меня…

— Единственный и любимый брат.

— Правильно. К тому же… — Лера ненадолго задумалась, а на ее губах заиграла мечтательная улыбка. — Если бы не он, я бы совершила очень большую ошибку. А он заставил меня стать счастливой. Мне очень хочется, чтобы он тоже был счастлив. Понимаешь?

— Вы думаете, у нас все получится?

— Сомневаюсь! — рассмеялась начальница. — Мы с Савелием женаты и ждем ребенка, а до сих пор у нас получается далеко не все. Он, к примеру, очень рассчитывал на мальчика, а у нас получилась девочка!

Веселье Леры оказалось заразительным, и какое-то время мы смеялись с ней вместе и болтали о детях. А еще я узнала, что Матеуш о племяннице пока тоже не в курсе, потому и подбирает мальчишеские имена. И что он будет хорошим крестным, потому что, несмотря на свою язвительность и придирки, и временами невыносимый характер человека, который привык приказывать и управлять, он умеет любить и ценить своих близких, родных, тех, кого любит.

— Я очень хочу, чтобы эти чувства для него были взаимны, — взглянув на меня, с намеком сказала Лера, а я…

Покраснела и… Хотела удивленно пробормотать: «С чего вы взяли, что с его стороны в отношении меня уже что-то есть», но не стала лукавить. Ни перед ней, ни перед собой. Я знала, что у него есть ко мне чувства, и надеялась, что они более сильные, чем я видела и чем он их озвучивал.

О чувствах не обязательно говорить. На то они и чувства, что их можно почувствовать.

— Лера, скажите… — было неловко начинать эту тему, но ради нее и зашла ведь. — А если я перестану работать у вас раньше, чем мы оговаривали? Просто, понимаете… Матеуш не раз приглашал меня на должность своего помощника, но я всегда отказывалась, не хотела… А тут подумала, что… А вдруг ему помощник действительно нужен? Если я уйду к нему, вы не сильно расстроитесь?

— Руководство не расстраивается — оно делает выводы, — начала строго девушка, а потом улыбнулась. — Впрочем, уверена: тебя этому научит твое новое руководство.

— Правда?

Мне кажется, я от неверия даже подпрыгнула в кресле. А Лера с удовольствием воспользовалась моментом, чтобы снова меня подразнить.

— Правда. Вряд ли он упустит возможность привить тебе несколько своих принципов. И да, помощник ему действительно нужен. Мы ведь собеседование, на которое ты пришла, ради этого и устраивали.

— Кстати, почему он так никого и не выбрал? — озвучила то, что давно мучило мое любопытство. — Там ведь были опытные женщины, с огромным стажем работы, со знанием многих языков, и как я поняла, в том возрасте, чтобы не отвлекать руководство.

— Не выбрал… Полагаю, потому, что выбрал тебя, — последовал довольно странный ответ.

— Меня?! Да нет, когда он меня увидел под своим кабинетом, сразу сказал, что я ему не подхожу!

— Помню, — хитро улыбнулась начальница. — И это только подтверждает мои слова: он тебя выбрал, Ева. Правда, изначально на должность помощницы не рассматривал. Уже потом, когда понял, что ты можешь противостоять ему, не тушуешься и прекрасно справляешься со своей работой.

— То есть… — медленно, чтобы самой в это поверить, произнесла я. — Вы хотите сказать, что тогда, когда он по-хамски выставил меня с собеседования… Он… на самом деле… запал на меня?

— Да, — смеясь, подтвердила Лера. — Точно! Леслав Генрихович пытается выдрессировать из меня менеджера более высокого уровня… Привыкла в последнее время подбирать слова на переговорах, но ты сказала точнее. Более того. В точку!

В этот момент я выпала в астрал следом за Корневым. Отдаленно слышала женский смех и уговоры не унывать, теперь-то что, теперь уже все хорошо. А вот когда все только начиналось, все было весьма любопытно, и было много сомнений, что мы с Матеушем не задушим друг друга… Вернее, были сомнения: мы задушим друг друга в объятьях или так, по работе, столкнувшись в момент какого-то важного обсуждения…

— Как вы могли такое подумать о брате? — придя в себя, возмутилась я. — Да если бы у него были такие наклонности, он бы задушил меня еще в лифте, при первой же встрече! Я бы даже на собеседование к вам не попала!

И вот тут я поняла, что Лера догадывалась, что мы с Матеушем виделись ранее, чем он выставил меня вон из кабинета, но не знала подробностей. И очень, просто очень хотела узнать их!

Пришлось рассказывать — под давлением и шантажом, что иначе она не отпустит меня работать к потенциальному душегубу. Она же несет за меня ответственность, так что нет-нет, пока не узнает всей правды…

В общем, я рассказала.

А потом за пять вкусных пирожков с мясом согласилась все это повторить для срочно вызванной в кабинет Ирины Матвеевны. А потом мне пришлось отбросить панику, когда в кабинет, следом за своим бессменным секретарем явился Леслав Матеушович… ой… Матеуш Генрих…

Ой-ой…

В общем, мне стоило огромных усилий не выпрыгнуть из окна, когда, войдя в кабинет, Леслав Генрихович задержал на мне взгляд, а Лера в этот момент начала ему рассказывать о ближайших кадровых перестановках.

К счастью, босс всея компания не стал меня запугивать или намекать, что знает, почему я прошусь работать поближе к его сыну. Просто кивнул, принимая информацию к сведению, поздравил с тем, что меня всегда хвалит мое непосредственное руководство и заметил, что раз я справляюсь с работой, можно и повысить и перевести в другой отдел. И, только уходя, обронил:

— Вам будет с ним тяжело, — взглянув на меня, он усмехнулся, почти как Матеуш и добавил. — Но интересно. Так что добро пожаловать… Ева…

От этих слов стало чуть-чуть неловко. И очень-очень тепло. А еще безмерно светло на душе.

И мелькнули подозрения, по-моему, вполне обоснованные, что Матеуш и с папой оговорил некоторые правила поведения.

Подготовился, значит.

Ну что ж, теперь моя очередь сделать шаг.

Или парочку.

Хотя… С учетом, куда я собралась шагать — их определенно придется сделать больше десятка.

Но ничего, справлюсь. Просто начну по порядку, чтобы не сбиться.

 

Глава № 50

Я старалась хотя бы на время отрешиться от нашего дальнейшего разговора с начальницей — уж очень он мешал мне сосредоточиться. Об этом можно подумать позже — например, ночью, когда никто не будет видеть, как я невольно расплываюсь в довольной улыбке. Но я то и дело отвлекалась и воспроизводила в памяти каждое слово…

Уж очень слова эти были неожиданными и приятными.

К примеру, Лера полагала, что Матеуш не позволил бы мне исчезнуть со своего горизонта. И что, вопреки отказу принять меня на должность помощницы, он бы нашел возможность снова меня увидеть. Даже не осознавая причин, которые бы к тому подталкивали.

— Но каким образом? — удивилась я. — Допустим, вы бы не пригласили меня на должность секретаря. И я бы не перезвонила вам, соглашаясь…

— В нашем с тобой случае действительно возможна теория вероятностей, — улыбнулась начальница. — А Матеуш привык не полагаться на случай. Поверь, Ева, он бы подкрался так незаметно, что ты бы и не поняла, что он подкрадывается. Собственно, так он и сделал. Просто мы с тобой ему чуть-чуть облегчили задачу. А так… Ну, ты вполне могла получить приглашение на какой-нибудь кастинг, и не знать, кто его организатор. Или на какую-нибудь вечеринку. Или ты бы пришла вместе с подругой на ее кастинг, и вы бы случайно встретились с Матеушем в холле огромного бизнес-центра. Если не ошибаюсь, так и случилось…

— Было такое совпадение, — согласилась я.

И тут же, взглянув на Леру, припомнила слова Ильи из закрытого клуба и самого Матеуша.

— Все совпадения, которые связаны с моим братом, — кивнув, повторила начальница, — случайными не являются. В конце концов, не зря его называют Питоном.

— Угу, — поддакнула я с ворчливыми нотками. — Из личного опыта: хвостом подразнил, языком заболтал, взглядом почти ослепил и кольцами, кольцами поближе к себе придвинул.

— А потом тебе настолько это понравилось, что ты решила добровольно войти в последнее кольцо, — добавила Лера.

Но увидев, что я лишь краснею и не в состоянии подвергнуть сомнению очевидное, она позволила мне заняться сборами и переездом в другой кабинет.

Первыми я забрала цветы с подоконника. Лук, пожалев нового босса, выбросила — от него-то и остались одни корешки да кожица. А вот остальную красоту всю перенесла. Но так как у Матеуша приемная была куда просторней, чем у Леры, решила завтра прихватить из дома еще и хлорофитум. И предусмотрительно оставила на подоконнике свободное место, на себе проверив: там легко поместиться.

Так что, надеюсь, босс не будет возражать ни против меня в приемной, ни против оранжереи. А то у него все так строго здесь…

Также я очень надеялась, что ему придется по нраву сюрприз, на подготовку которого я потратила несколько часов времени, немного фантазии и остаток решимости.

Ох, как-то это… безумно волнительно… самой… соблазнять личного босса…

Я была вся на нервах.

А когда мой босс позвонил и сообщил, что скоро вернется — хотел, мол, вылетать сегодняшним рейсом, но что-то там не сложилось и он появится завтра… Да у меня сердце выпрыгивало из груди, пока мы общались! И словно отстукивало: завтра… так быстро… завтра… так долго…

Я увижу его уже завтра…

Я увижу его только завтра…

И…

Так, все, все! Еще столько дел — отвлекаться нельзя!

Следующим делом был Мурзик. Пора было честно признать, что кот не просто ушел в загул, а пропал. К сожалению, фотографий кота у меня в наличии не было, но в интернете я нашла очень сильно похожего — серого, полосатого, настоящего дворового, только не такого наглого и мордатого, но и то неплохо. Составила объявление о пропаже, пообещала приличное вознаграждение и разместила на своей страничке в сети. Но так как пользователем я там была не активным, поняла, что рассчитывать на помощь нескольких десятков подписчиков, которые щелкают на мою страницу чисто случайно, не приходится.

Но ничего. Слава Богу, у меня была знакомая звезда интернета, и эта звезда как раз отдыхала от съемок и приняла мой звонок.

— И не только на своей страничке размещу, — пообещала Лариса, выслушав просьбу, — а и девчонок-бухгалтеров подключу. Знаешь, сколько у нас даже в одном институте бухгалтеров? А еще у каждой есть как минимум один знакомый бухгалтер, работой которого мы вдохновились. А у того бухгалтера — есть еще знакомый бухгалтер. Не боись, кота найдем. Бухгалтерия — это не мода, где каждый норовит или повернуться задом, или подставить его. А ты — молодец, Ев! Давно пора было найти этого полосатого и заставить его съесть весь корм, которым забита кладовка! А то я начала опасаться, что однажды ночью вместо варенья могу достать и погрызть сухарики с килькой.

— То есть, вообще есть на ночь ты не боишься, — посмеялась я, — опасаешься просто сделать неправильный выбор.

— Да. Я уже сделала один неправильный выбор, — проворчала она. — И как раз в пользу одной наглой «кильки». Так что хватит с меня пока. Начинаем операцию «Мурзик, найдись, или Килькам — бой!»

— Начинаем! — отозвалась на радостях я.

А уже через час от моей радости и следа не осталось.

Мои личные сообщения в соц. сети подверглись атаке — люди предлагали повнимательней присмотреться к фотографиям котов, которые присылали, и я молчу про разную масть и расцветки этих усатых! Потому что за солидное вознаграждение, которое я указала в объявлении, мне выслали не одну фотографию мелких собачек с пояснением, мол, это любимец семьи, но готовы отдать, раз мне так надо дома кого-то держать…

И мне было страшно представить, что творилось на страничке Ларисы!

А еще каждую минуту звонил мобильный, озвучивая очередной странный вопрос. Например: «Мне точно нужен только один кот? А то есть два, и оба хороших», или «А подойдет мама с котятами? Один из них почти точно серый! Правда!», или «А могу я взять вместо кота белку? Хорошая белка, даже пушистей кота!».

Мы с Ларисой мужественно продержались до вечера, а потом, с трудом дозвонившись друг другу, минуя алчный поток, удалили из сети все сообщения. Какое-то время телефон еще пытался соединить меня с незнакомыми абонентами, но я поставила всех неопознанных в черный список и выдохнула.

Так, все, пока все… Надо было отойти от шокотерапии и придумать новый способ найти Мурзика — возможно, надо будет обратиться в приюты, проверить там. Но завтра, завтра, сил уже не осталось…

— Ева, — когда я выходила из приемной Ковальских, окликнула Лера и пошла вместе со мной к лифтам. — Ну как тебе на новом месте?

— Осваиваюсь, — вздохнула я.

— Ты выглядишь такой измученной, будто Матеуш уже вернулся, — рассмеялась моя начальница.

— Думаете, он поручит мне много обязанностей? — встрепенулась с надеждой.

— В том числе, — кивнула она загадочно, а потом не выдержала серьезности и снова расхохоталась. — Но сильно подозреваю, что в первую очередь он поручит тебя самое важное. Себя.

Я смутилась, но отнекиваться и делать вид, что не поняла, что к чему, не стала. Зачем, если очевидно, что я буду вовсе не против такого подарка.

Вниз мы спускались вместе, и Лера то и дело улыбалась, посматривая на меня. А вот когда у лесницы ее встретил Савелий и многозначительно посмотрел на часы, а она зарделась и порывисто обняла его, чтобы не возмущался, уже улыбалась я. Хорошая пара, видно, что любят друг друга…

— Не вздыхай, — из бизнес-центра вышла моя подруга, но вопреки своим словам, посмотрела на счастливую пару, отъезжающую в авто, и тоже тихонько вздохнула. — Как ты смотришь на то, чтобы развеять эту тоску? А то столько мыслей в голове дурных, а занять себя нечем.

— Мне бы твои проблемы, — усмехнулась я. — Я буквально не знаю, за что схватиться.

— Хватайся за главное, — посоветовала она. — А потом сориентируешься по обстановке.

— Отличный совет! — хмыкнула я, и неожиданно получила поддержку.

— Действительно. Впрочем… Вашей подруге не привыкать, — обронил Корнев, проходя мимо нас. — Вот только, Ева, у меня маленькая просьба…

Стилист выжидающе замолчал. Я, заинтригованная происходящим, кивнула. А Лариса разозлилась:

— С чего бы она стала выполнять ваши просьбы?

И тут я кивнула куда уверенней, и два раза, чтобы Корнев понял, что я, как минимум, согласна его послушать.

— Если сумеете ухватиться за главное, а потом поймете, что вам это ни к чему, — сказал он, — резко не отпускайте…

— А то что, можно кончи… — попыталась съязвить Лариса.

— А то это «главное» может остановиться. — Корнев сделал вид, что не понял, и спокойно продолжил: — И второй раз, если и запустится, то с большой неохотой.

Он так посмотрел на Ларису, что я удивилась, как она еще не задымилась от его пламени. Он ведь даже его не скрывал! Но рот закрыла, оставив при себе колкость, которую собиралась сказать — и то хорошо, и то ладно… Нет, ну надо же, как романтично…

— А-балдеть! — прошипела Лариса вслед спускающемуся по ступеням Корневу. — Впервые слышу, чтобы мужчина открыто признавался, что способен лишь на «короткометражки!»

Я задержала дыхание. Корнев на секунду завис, словно забыв, как идти, а потом обернулся и вновь так посмотрел на Ларису…

Я бы на ее месте бежала или к нему или от него — в зависимости от того, согласна ли она, чтобы ее догнали. А она вместо этого перекинула косу с одного плеча на другое и с вызовом бросила:

— Я сериалы люблю, понятно?

И повернулась ко мне: мол, все, что хотела — уже сказала, а все, что было интересного — уже увидела.

Зря.

Очень зря.

Потому что она упустила момент и не видела, как Корнев после ее заявления растянул губы в улыбке, задумчиво склонил голову набок, рассматривая ее, непокорную, и едва заметно кивнул. Вызов принят… Уверена, мысленно он пообещал ей устроить такое кино, что…

— Слушай, — поинтересовалась я у подруги, когда она проводила Корнева недовольным взглядом, и мы сели в машину к Назару. — А ты никогда не мечтала поучаствовать в сериале?

— Никогда об этом не фантазировала, — отозвалась Лариса. — А что, думаешь, шансы есть?

— О да, — отвернувшись к окну, чтобы она не видела, как я расплываюсь в улыбке, поддакнула я.

Мельком заметила в зеркале понимающую улыбку водителя, и с трудом удержалась от смеха, когда Лариса стала размышлять, что, может, после окончания модельного проекта и стоит попробовать… Мол, стараниями Корнева она теперь в кадр точно поместится…

Затронув тему стилиста, Лариса с удовольствием в нее углубилась и пожаловалась водителю, что даже поедание конфет по ночам не возвращает ей прежний вес. Наоборот, он почему-то скатывается до небывалых отметок! Стрелки весов, к примеру, уже опустились со ста пяти до девяноста пяти килограммов!

Лариса говорила. Назар усмехался. А я слушала, кивала и думала: интересно, как долго она и стилист еще будут ходить кругами и мучить друг друга? Ведь видно же, что Корнев Ларисе более чем небезразличен. И я могу с уверенностью сказать, что это взаимно, потому что ни один из воздыхателей не смотрел на нее так, как он. И не испытывал такой сильной жажды преодолеть невидимые барьеры, которые они друг для друга настроили, и, наконец, прикоснуться.

И вообще, когда они прозреют, что их сериал уже начался? И в нем интересно и жизненно. Просто запутано, всерьез и пока не было серий для взрослых…

В общем-то, как у нас с Матеушем…

Смутилась, встрепенулась — никто ли ничего не понял и не заметил, и встретилась со взглядом Назара. И почему-то сомнений не было: и заметил, и понял, и одобряет. В своих предположениях я убедилась, когда мы вышли из машины и прощались — Лариса, устав после съемок, поспешила сменить сиденье авто на лавочку, а я задержалась поблагодарить Назара за то, что подвез, и вообще…

— Ничего, мне в радость, — улыбнулся приветливо он.

— Почему?

— Потому что Матеуш — не просто мой босс. Он — мой друг. Очень хороший друг. И я рад, что любимая девушка у него тоже хорошая.

— Почему вы… — смутилась я, а потом замолчала и просто кивнула. — Спасибо.

Он пожал плечами и улыбнулся. Я ответила улыбкой и уже собиралась уходить, когда взгляд выхватил что-то смутно знакомое, и в то же время…

Я стремительно подбежала к лавочке, на которой сидела Лариса и присела, пытаясь убедиться, что мне не показалось. Серело, да еще трава разрослась, и кусты подросли — так что видно было, прямо скажем, не очень…

— А все-таки босоножки Корнева были лучше, — покрутив ногами, вздохнула подруга. — От этих опять, скорее всего, появятся мозоли.

— Разносишь, — отмахнулась небрежно я.

И только теперь, не обнаружив ни толики сочувствия к предстоящей беде, подруга обратила внимание на то, что я вообще-то не ее пятки рассматриваю.

— Что там?! — Она опасливо приподняла ноги вверх и обхватила их руками. — Мышь?! Ева! Только не говори, что там мышь!

— Не скажу, — присев еще ниже и, наконец, увидев зеленые глаза, которые смотрели на меня, не мигая, пообещала я. — Там тот, кто обязан их есть.

— Озвучь нам этого извращенца! — потребовала Лариса, оглядываясь почему-то по сторонам и подозревая и дедушку, проходящего мимо, и бабушку, которая шла с ним под руку, и даже Назара, который еще никуда не уехал.

— Мурзик, — сначала тихонько позвала я, а когда поняла, что кот и не думает выходить из укрытия, а наоборот пытается отступить назад, позвала снова и громче: — Мурзик!

У меня больше не было сомнений, что это он. И что он узнал меня, также как я — его.

Но кот повел себя странно — вместо того, чтобы подойти и как обычно показать во всей красе свою мордатую важность, он стал пятиться задом в кусты и недовольно рычать.

А когда я встала и попыталась к нему подойти, он стал бить по земле хвостом. Из стороны в сторону. Из стороны в сторону. Словно запрещая мне к себе приближаться!

Но когда я не послушалась и все-таки сделала пару шагов, подойдя к нему, не удержалась от вскрика.

Просто теперь я рассмотрела кота, и поняла, почему он не хотел, чтобы я подходила.

Мурзик был болен!

И к нему нельзя было прикасаться!

 

Глава № 51

— А-балдеть, — приблизившись ко мне и тоже рассмотрев рваные пятна без шерсти на голове у животного, сочувственно протянула Лариса. — Лишай?

— Очень похоже.

— Бедный Мурзик…

— Кажется, кто-то говорил, что у него в голове полно дурных мыслей и нечем заняться?

Я с усмешкой обернулась к подруге, а та еще раз взглянула на кота и сделала верные выводы:

— Бедная я!

— Брать его в руки нельзя, значит… — начала я размышлять, и отвлеклась, услышав за спиной шаги еще одного человека.

— Я так понял, вы кота не оставите? — спросил подошедший Назар.

— Нет, конечно, — уверенно подтвердила я.

— Бедная я! — повторила Лариса, но тоже кивнула.

— Ясно. Сейчас.

Назар вернулся к машине, я посмотрела на кота и заметила, что он стал еще больше нервничать и отдаляться.

— Мурзик, — присев, позвала ласково, и опасаясь, что подойдет, и в то же время боясь, что сбежит. — Мурзик, останься. Мы тебя вылечим. Слышишь?

Кот слышал, шевелил ушами и седыми усами, но по взгляду было понятно — не верил. А потом вообще отвернулся, рассматривая вечерний двор, и совсем по-человечески тяжко вздохнул.

— Мурзик, ты поправишься, — повторила ему.

Кот посмотрел на меня, фыркнул и вновь отвернулся. А потом, заинтригованный странными звуками, взглянул в мою сторону и нахохлился. И снова ударил хвостом о землю, когда к нему стал приближаться Назар. Еще бы: во-первых, человек незнакомый, а во-вторых, человек очень странный!

Это если с позиции кота посмотреть. А так водитель просто надел перчатки и вооружился спортивной сумкой. Посмотрел на кота, что-то прикинул в уме и резко его подхватил, под полный изумления мявк. Пристроил в сумку и понес в багажник, не обращая внимания на возмущенные вопли.

— Мурзик, потерпи, — уговаривала я, идя следом, — мы тебя вылечим.

Мурзик не унимался, и словно пытался воззвать к нашей совести. Так и слышалось, как он упрекал в коварстве и пытался доказать, что он — кот свободный! А потому хочет — живет, хочет — умирает и лысые лапки откидывает! А мы… Свободу умирающему коту! Свободу коту! Да хоть подышать дайте! А еще люди! А еще подлизывались и кормом кормили! А он ел, чтобы не расстраивать, а теперь…

Свободу! Кот тоже имеет право дышать! И ехать с комфортом! Мяув! Мув-в! Мур! Блин, сбился… Мя-я-я-я-у!!!

Кот ехал в багажнике и весь мир оповещал о такой жизненной несправедливости. Визги были куда громче гудков машин — может, потому, некоторые впечатлительные водители нас легко пропускали вперед. Я сначала хотела отправить в вет. клинику только Ларису, но Назар сказал, что потом подвезет меня к родителям, и я не стала бросать ни кота, ни подругу. Тем более что у нее намечалась мозоль, а кот оказался почти невменяемым жалобщиком.

Назар подсказал хорошую клинику для животных, и пока мы ехали, договорился о приеме. Я тогда только улыбнулась, а вот когда мы вошли в холл, и я увидела людей с хомячками, попугайчиками, собачками и кошечками, поняла, что предусмотрительность не была лишней.

Услышав вопли кота и увидев сумку в руках водителя, все любители животных окинули нас осуждающими взглядами и покрепче прижали к себе питомцев. Наверное, подумали, что приехали живодеры, за новой партией жертв.

— Мурзик, уймись, — попросила я.

Кот фыркнул и зашелся воплем громче, чем раньше. Мол, ага, щаз! Ничего не вижу, ничего не ем, еще и ничего не скажу, что ли?! Нет уж, взяли меня — терпите! И слушайте! Слушайте все!!!

Повезло, что мы по записи и в очереди сидеть не пришлось, да и врач оказался толковым, а заодно — знакомым Назара. Наш водитель быстро описал ему ситуацию, а потом осторожно открыл сумку и продемонстрировал кота. Мурзик, увидев еще одного незнакомца, расправил усы и важно нахохлился, и только хотел повторить свои жалобы, как его бесцеремонно подхватили мужские руки в перчатках и начали осмотр. И как бы… кот растерялся! И притих. А когда его неожиданно погладили за ушком, вообще удивленно моргнул.

— Доктор, что с ним? — спросила я.

— Отвык. Видимо, давненько не гладили.

— Да я про диагноз…

— А он не давался, чтобы его погладили! — выдала замурчавшего кота Лариса.

— Умный кот, — похвалил его доктор и снова погладил. — Лишай у него. Так что его не только трогать нельзя, но надо создать для него стерильные условия. А кот, как я понимаю, уличный?

Мы с Ларисой переглянулись. Кот вывернулся из рук доктора и заинтересованно посмотрел на нас. Я улыбнулась подруге. А она сначала посмотрела на меня, потом на кота, а потом махнула рукой:

— Я сразу должна была догадаться! Ты же просто не можешь пройти мимо зеленоглазых! Это твоя слабость! Сначала Прохор. Потом Ковальских. А теперь вот — кот! А началось все, такие мои подозрения, с цветов! Они тоже зеленые!

Я рассмеялась. Назар улыбнулся. Кот округлил глаза еще больше, доказывая, что да, он — стопроцентная, породистая зеленоглазка! Доктор окинул Ларису заинтригованным взглядом и поинтересовался:

— А у вас к каким глазам слабость?

Лариса посмотрела в серые глаза доктора, едва заметно поморщилась — видимо, мелькнули ассоциации с Корневым, и ответила, лишь бы отстали:

— К здоровым.

— У меня стопроцентное зрение, — намекнул доктор с усмешкой, но настаивать на знакомстве не только с котом, а еще и с девушкой, не стал. — Итак, какое принимаем решение по коту?

Кот притих, и мы спокойно выслушали, какие есть варианты. Создать стерильных условий животному мы не могли, выпустить его бегать по дому — тоже, поэтому пришлось оставить Мурзика при клинике. Увы, лечение — процесс долгий, и кот, молча соглашаясь на подобное, не подозревал, что не увидит улицу минимум пару недель.

— Хорошо, что он вернулся, — выдохнула я облегченно, когда кот был пристроен.

— Вернулся? — заинтересовался доктор, а выслушав рассказ об исчезновении, возвращении и моменте, как кот не хотел идти в руки, покивал и уверенно заявил: — Вот уж действительно умный. Думаю, он приходил прощаться.

— Думаете, животные чувствуют?..

— Как и многие люди, — пожав плечами, доктор еще раз посмотрел на Ларису, оставил ей визитку и ушел к другим пациентам.

А я смотрела ему вслед и чувствовала, как к глазам ни с того, ни с сего подступают слезы. Не знаю, почему. Вроде бы все хорошо, по крайней мере, многое налаживается, но…

В душе снова встрепенулось странное беспокойство и этот страх — не успеть, опоздать… Я почти явственно ощутила его острые коготки…

Но к чему он?

Зачем?

Некогда было раздумывать — время словно ускользало сквозь пальцы. Еще столько всего нужно было успеть, и сегодня… надо точно сегодня!

Лариса поехала домой на маршрутке — от клиники к нашему дому была прямая, без пересадки, и люди после работы уже разъехались. А меня Назар вызвался подвезти к родителям. Мне надо было с ними серьезно поговорить, надо было рассказать о Прохоре, вчера я ведь так и не смогла, слов не нашла… Да и сегодня речь не готовила, но на то они и родители, что поймут, даже если буду молчать.

У дома я вышла в волнении.

Попрощалась с Назаром, взглянула на окна моих дорогих и любимых, и вошла в подъезд.

Пока поднималась по лестнице, пыталась решить хотя бы с чего начать. А когда папа открыл двери, я перешагнула порог и сразу сказала о главном:

— Привет, пап. У нас беда. У нас Прохора забирают.

Немедленно был организован семейный совет. Папа продумывал дальнейшие действия и кому-то звонил. Мама молча сидела в кресле и, погрузившись в разработку стратегии и тактики, постукивала судейским молоточком. А я, несмотря на дурные предчувствия, расслабилась.

Просто поняла, что если что, о Прохоре позаботятся. Ему дадут выбор и присмотрят в любом случае, чтобы убедиться — мальчик в порядке и счастлив. Родители не махнули рукой, узнав о затее Тумачевых, а решили бороться, а вместе мы сила. Они — вместе сила, а я…

Кота через пару недель заберет Лариса. Будет ворчать, но не бросит. Кот со временем к ней привыкнет и даже полюбит.

А вот Матеуш…

Матеуш — он…

— Ну, что ты? — присев рядом со мной, ласково провела по голове моя мамочка. — Ев, ну что ты, доченька? Не плачь. Мы справимся. Если Прохор захочет, а мы постараемся, чтобы он захотел, он будет жить с нами. Не плачь, Ев…

— Не буду, — пообещала и вдруг разрыдалась.

И что было силы, обняла маму, пряча глаза, чтобы она не увидела, чтобы не поняла и не ощутила того, что почувствовала я. И чего я не хотела, но теперь знала.

Оказывается, знать — это страшно…

И ничего нельзя сделать, чтобы предчувствия не сбылись. Потому что события, как тележка без колесиков — летит позади тебя и подталкивает. А внутри загорается небывалое упрямство, которое пытается довести, что ничего не решается свыше и кем-то.

Только мы сами… мы сами…

И вопреки всему, хочется доказать — что-то… кому-то… И ты не только не уворачиваешься от этой ржавой тележки, а подхватываешь ее и подталкиваешь с упрямством носорога, ядовито проверяя: ну?! Ну что же?! Почему ничего страшного не происходит?!

И все дальнейшие события словно потакают, усыпляя и поддакивая: ну да, ничего страшного не происходит, наоборот…

Так странно…

Я ничего не слышала об Анфисе года два или три — когда-то мы вместе учились в модельном агентстве, только меня сразу директриса отбросила, а ее выдвинула в фавориты. После я не единожды видела Анфису с экранов телевизора в массовках телепередач и каких-то рекламах. Не раз сожалеюще вздыхала: вот бы и мне повезло так же, как ей.

Она продвигалась по карьерной лестнице дальше. А мне по-прежнему не везло. И все же мы обе были так заняты, что совершенно перестали общаться, а тут вдруг она звонит и приглашает на вечеринку. А я, та, что терпеть их не может, — зачем-то немедленно соглашаюсь.

С Прохором все решили — родители уже начали действовать, Мурзик пристроен, Лариса вскорости тоже не будет одна… Матеуш…

Все это проносится в мыслях, но я отгоняю их и позволяю быть лишь фоном тому безумию, что творю.

Вызываю такси. Узнаю в водителе того самого, которого Лариса однажды упрекнула в жадности, и, несмотря на то, что перед глазами мелькает картинка, как он бросает на землю мелочь, сажусь в салон. Знаю, что не надо этого делать — ни садиться к нему, ни ехать на эту развеселую вечеринку, но делаю.

— Из моделей там буду не только я, — крутятся в памяти слова Анфисы. — Ты удивишься, Ев! Приезжай! И потом, это же тот мир, о котором мы вместе мечтали!

И я еду. Поражаюсь сама себе, ведь это давно не моя мечта и мир у меня другой, и все равно еду.

И смотрю в окно на ночной город, а потом поднимаю взгляд к черному небу, и словно чего-то жду…

Жду.

А когда этого не происходит, облегченно думаю, что и правильно… так правильно… хорошо, что он этого не увидит…

На задворках сознания мелькает суматошная мысль: «А чего, собственно, не увидит?». Но я ее отгоняю. Без нее не так страшно.

Не так страшно выходить из машины у смутно знакомого клуба без вывески. Не так страшно, когда под руку подхватывает девушка, с которой не виделись несколько лет и, смеясь, ведет в этот клуб на закрытую вечеринку. Не так страшно, когда заходишь внутрь на ватных ногах, ничего не понимая, практически не различая лиц в полутьме, и вдруг выхватываешь сразу несколько очень знакомых.

И тут бы расслабиться, но…

Первый кого я узнаю — это Фрол. Второй — мой бывший парень, бросивший меня ради успешной карьеры модели, а теперь позволяющий себя лапать какому-то лощеному мужику. А третий…

Вернее, третья — это Мария.

Та самая Мария, из элитного агентства эскорт-услуг.

И я, наконец, понимаю, зачем меня пригласили. Особенно, когда замечаю, как на меня смотрит один из мужчин — жадно, усмехаясь, поглаживая себя через брюки по паху…

 

Глава № 52

Что-то щелкнуло и хрустнуло одновременно.

И я словно очнулась. Уже осмысленно взглянула на присутствующих, задержалась на лицах, замерших в ожидании моей реакции, и усмехнулась. Чтобы не догадались, что внутри меня все свернулось от страха и ощущения неизбежности.

Есть в жизни такие моменты, когда выжить — это большая ошибка. Но я была готова выгрызть выход зубами, но не сдаться, не позволить им осуществить то, ради чего, вероятно, они и собрались.

Жаль, что здесь не было Ильи, и пока мы шли по коридору в эту комнату, я тоже его не видела. Я знаю, он бы помог. А без него рассчитывать было не на кого. Одна против всех.

Интересно, это совпадение или меня планировали наказать? Тогда бы узнать — за что?

Двое мужчин, что не были мне знакомы, скорее всего, лишь прожигатели жизни, любители редких удовольствий. Тем более, один из них с таким наслаждением лапал Антона, моего бывшего парня, что было понятно — на меня у него планов нет. А вот второй… Второй не просто поглаживал себя, а подготавливался. Наверное, без подготовки и по взаимности уже не выходит. Лет сорок пять, лицо благородного лорда, а взгляд похабный…

Меня замутило. Но когда я посмотрела на бывшего и наткнулась на нечитаемый взгляд того, кто геем не был, но позволял другому мужику и трогать себя, и поглаживать шею, меня затошнило сильнее.

И стало так плохо. Почему-то мелькнуло чувство вины. Если бы я не отпустила его, если бы устроила истерику, возможно, он бы тогда остался. Да, по мировому подиуму не выхаживал, и мы бы наверняка вскоре расстались, но зато к нему бы прикасались влюбленные девочки, а не этот…

Антон высоко вздернул подбородок, словно бросая мне вызов, но я едва заметно качнула головой. Я не собиралась его осуждать. Его жизнь. Его выбор.

Взглянула на Анфису, суетящуюся за столом, наливающую всем вино, а себе особенно, и поняла, что она не столько пьяна, сколько под кайфом. И она улыбалась мне — так искренне, будто пригласила на детский день рождения, и не в качестве бесплатного грустного клоуна, а дорогого гостя. Может, она и не знала, что стала пешкой в чужой игре. А, может, ей все равно.

Не знаю.

Так мерзко все.

На Фрола я не смотрела. Чувствовала на себе его взгляд, но не могла заставить себя посмотреть на него. Наверное, потому, что… если бы увидела в его глазах, если бы поняла, что причина моего визита сюда — это он… Я бы не выдержала, я бы сорвалась, или у меня бы просто остановилось сердце.

А я не могла.

Не хотела.

Меня столько всего удерживало…

И в который раз повторила, как мантру: родители, Матеуш, Прохор, Лариса, Мурзик, цветы, работа, обучение…

Нет-нет… не хочу… не могу… Да и предчувствия зашевелились и слегка успокоили: отсюда выберусь. Отсюда — да… А вот дальше… Дальше была туманность и сосущая нервы тоска…

— Присядь, Ева, — ласковым голоском произнесла Мария, и подмигнула. — Здесь все свои.

— Ева… — мужик еще активней заработал рукой под столом и прикрыл веки, не спуская с меня взгляда.

Единственное, что порадовало — брюки он не спускал также.

— Присядь, мы так тебя ждали, — улыбнулась Мария, и тут бы и дурной догадался, кто все это подстроил.

— Нет желания, — отказалась я.

— Желание! — фыркнула блондинка. — Тут, знаешь ли, не все вообще в курсе значения этого слова! Желание! Как будто у нас кто-то спрашивал в свое время! Желание! Вот рассмешила!

Она действительно рассмеялась — громко и зло. А я, заметив ножи на столе, медленно приблизилась к яствам. Если я превышу уровень самообороны — меня накажут. Но я знала, что если схвачусь за нож, если меня загонят в угол, я превышу этот уровень, и сильно превышу. Ударить человека ножом не смогу, но бросаю я метко.

Два ножа… Если я их возьму — двое точно не выживут.

Двое. Это кто?.. Кто из них?..

И вдруг меня схватили за руку и оттянули в сторону, заставив отодвинуться от ножей. Гневно обернувшись, поняла сразу две вещи. Первая — это Фрол. А вторая — он усадил меня к себе на колени.

— Она присела, — обронил он холодно, когда Мария изумленно ахнула, а мужик разочарованно застонал. — Кончай дрочить на нее. Она выбрала.

Наши взгляды с Фролом пересеклись, и я заметила, как он едва заметно прищурился, и на секунду в его глазах промелькнуло тепло, а потом они снова заледенели. Как у его приятеля…

— Расслабься, — жестко приказал Фрол.

Но я поняла, что жесткость его показная, и действительно немного расслабилась. Я знала, что уже не одна. И знала, что он в обиду меня не даст. Да и сам не тронет, несмотря на то, что я чувствовала — он был бы не против, очень даже не против.

— Ничего не пей, — склонившись к моему уху, словно целуя, шепнул он, и незаметно сдвинул меня чуть в сторону, чтобы мне было не так неловко, а ему не так больно. — Делай вид, что я тебе нравлюсь, но ты сомневаешься…

Убрав длинную прядь за ухо, я смущенно опустила голову и заметила, как Фрол раскрыл ладонь и выпустил горсть осколков на пол, где виднелись другие осколки и кровавые капли вина. И только в этот момент я поняла, что это был за хруст, и что привело меня в чувство… Увидев меня в этой ловушке, он раскрошил в ладони бокал!

— Умница, — шепнул мужчина, стирая кровь с ладони салфеткой, и отодвинулся, взглянув на Марию. — Сюрприз, бесспорно, хорош. Но ты ведь должна понимать, что меня Ковальских достать не сможет, а тебя сотрет в порошок.

— Порошок? — заинтересовалась Анфиса, а потом отвлеклась на мужика, который понял, что ему вряд ли перепадет что-то другое, и стал шарить по ее телу. Одной рукой. Вторая привычно была занята.

— Фрол, не будь дураком! — хохотнула Мария. — Ты же прекрасно знаешь, что для твоего дружка шлюхи не существуют!

Я дернулась, но Фрол легонько погладил меня по спине, словно уговаривая не делать глупостей. А когда я притихла, незаметно отодвинул ножи со стола. Вот же…

Я бросила на него недовольный взгляд, он чмокнул меня в нос и усмехнулся, когда я его вытерла.

Во взгляде мелькнуло одобрение, и я поняла, почему. За нами все это время внимательно наблюдала Мария, и наша возня стала именно той реакцией, о которой просил меня Фрол.

— Я уж было подумала, что вы спелись раньше, — задумчиво произнесла женщина. — И тогда все, что я провернула, на что потратила такие бешеные бабки, — впустую!

Она рассмеялась, а потом уперлась кулаками о стол и посмотрела на меня с нескрываемой яростью.

— Ты хоть представляешь, во сколько мне все это обошлось?! Меня шлюхой сделали проще! — Она обвела руками закрытую комнату для вип-гостей, и самих гостей. — Твой бывший сосет за большие деньги, Анфиса жрет столько наркоты, что ей уже все равно, кто и как. Эти два турка хотели только конкретное. Но тут все совпало — неделя моды, закрытая вечеринка, а они так привыкли к денежкам… Через твой профиль в сети нетрудно было выйти на них. А познакомиться и того проще — мы, неудачники, мечтающие о звездном, все в одном котле варимся. Одна тебя вызвала, а второй… Я хотела, чтобы ты посмотрела, увидела, куда могла завести тебя карьера, о которой ты так мечтала. Ты ведь думала, что они успешные. А они просто продажные! Как и я! Такая вот у нас увлекательная профессия! Все мы одинаковые. И ты бы такой была! Ты слабая, ты наивная, ты… Да, ты стала бы шлюхой, обычной шлюхой, и Ковальских бы даже не глянул в твою сторону! Тут у нас чистенький разве что Фрол, да и то в последнее время. А почему? А потому, что Фрол все это время хочет только тебя!!! Тебя, чистенькую!!!

Она расхохоталась, да так, что едва не упала со стула.

— Забавно, да? — отсмеявшись, ядовито поинтересовалась. — Он тебя хочет, чистенькую, верную и наивную. И он-то тебя шлюхой и сделает!

Я напрягалась, и вновь почувствовала поглаживание спины Фролом. Хотела много чего сказать, но он покачал головой, запрещая. А потом склонил лицо к моему, улыбнулся и… неожиданно поцеловал!

Поцелуй его был таким быстрым и легким, что я не успела отреагировать. Только удивленно ресницами хлопнула, когда Фрол отстранился. А вот он дышал так тяжело, словно куда-то долго бежал. Прикрыв глаза, прислонился лбом к моему и медленно выдохнул.

— Как трогательно! — фыркнула Мария. — Но теперь я хотя бы уверена, что ты ее точно попользуешь! Не оставишь только для своего дружка! Не разочаровывай меня, Фрол. Пожалуйста.

В голосе женщины появились страдальческие нотки, но ни я, ни Фрол не прониклись. Более того, взгляд мужчины стал жестче, а улыбка — змеиной. Поймав мой заинтересованный взгляд, он усмехнулся, и я поняла, кого он мне напоминает — кобру! Кобру, которая уже достаточно пошипела, предупреждая об укусе, а теперь самое время набрасываться.

— Не люблю оставлять женщин разочарованными, — протянул Фрол. — Я смотрю, они этого не прощают.

— Ковальских меня не просто разочаровал! — запротестовала Мария. — Он меня растоптал! Унизил! Ты даже не представляешь… Я ведь тогда только начинала… Всего какой-то год и работала в службе эскорта, а тут Ковальских… пригласил меня для одного из своих зарубежных партнеров… Он видел, что сам понравился мне, видел, и все равно ничего не сделал. Он спокойно смотрел на то, как я иду с этим партнером в гостиницу, и знал, что там происходит… Знал, и… После потом только сказал, что партнер остался доволен и увеличил плату! За то, что я — профессионал своего дела! А я ведь… возможно… могла бы все бросить…

Мария залпом осушила бокал вина, который ей уже не раз обновляла Анфиса, откинулась на спинку стула и вновь уставила на Фрола.

— Он часто приглашал меня. У него так много этих зарубежных партнеров! — Она расхохоталась и резко оборвала смех. — Мы часто виделись с ним, и он видел… Он все замечал, но я все равно однажды решилась и призналась, что лучше он, чем его партнер, что хочу с ним, даже бесплатно, а он… Он сказал, что мы не можем быть любовниками, потому что мы оба — профессионалы!

Мария на какое-то время замолчала, а потом продолжила — тихо и неохотно, и в то же время не желая терять немногих слушателей. Антон был занят поцелуями, Анфиса поисками дозы в сумочке и мужиком, который не оставлял ее в покое и обшаривал руками. Остались только Фрол и я. И закоренелая надуманная боль, от которой Мария устала.

— Всегда, когда он приглашал меня для своих приятелей, я соглашалась, — вновь зазвенел ее голос в комнате. — И всегда работала так, что после они меня боготворили, а Ковальских увеличивал плату. Он заключал контракты, он помогал этим мужикам расслабиться — с помощью моего тела. Но он никогда… никогда сам… Я захотела проверить. Я стольких красоток к нему подсылала — под видом актрис, моделей, а он с ними не спал. Он смотрел словно сквозь них. Он искал что-то другое… мне все было интересно: что же? А потом я увидела тебя…

Взгляд Марии остановился на мне, и я похолодела от того потока злости, что плескался в ее глазах.

— Я сохла по нему. Я даже подумывала все бросить — удовольствие, карт-бланш в агентстве, большие деньги… А он продолжал видеть во мне не женщину, а профессионала. Профессионал — звучит, да? Я знаю, что он ценил во мне именно профессионализм! А сам запал на девчонку, у которой даже продажной моделью работать не получилось! И не просто влюбился — нет… Тут серьезней. Он, как настоящий питон, обернул ее защитными кольцами! Хотел жениться на чистенькой девочке, а не вышло! Не вышло у него! Я хочу показать… Я знаю, что потом будет поздно… Его чистенькая девочка тоже может стать профессионалом и успешной моделью. Может… А хочет ли… Не разочаровывай меня, Фрол. Покажи ей, что нельзя верить всем, нельзя быть такой доверчивой. Фрол… Покажи ей мир в тех красках, которые она еще не видела!

— Ладно, — неожиданно быстро согласился мужчина и поднялся, заставив встать и меня.

Взял за руку и повел к выходу.

— Ты куда?! — словно очнулась Мария.

— Показывать мир.

— А что… Да нет, здесь! Давай здесь! Я настаиваю, я хочу видеть!

— Мария, — мужчина смущенно потер лысину, подумал, а потом качнул головой. — Нет, прости. Здесь ничего не выйдет.

— Почему?! — поразилась она.

— Потому что, несмотря на мой опыт, я не такой профессионал, как ты, — в одно мгновенье Фрол снова стал жестким и пресек возмущения опешившей Марии лишь взглядом. — Не разочаровывай меня. Ты все поняла. И да, на будущее… Хотя, какое у тебя может быть будущее после этого вечера? Но ладно, ты была откровенной и я скажу. Все, что ты говорила, записано не только на мой мобильный, но и на камеру. Я заблаговременно обо всем позаботился, даже не зная о сюрпризе, который ты приготовила. Просто я терпеть не люблю сюрпризы. И да, не менее важное… Я не просто приятель Ковальских. Я его друг. И… Ой, сейчас будет пафос и красота, но не удержусь и скажу… Я — еще одно защитное кольцо для его женщины.

— Что? — ахнула Мария. — Но… ты же хочешь ее!

— Да, — не стал отпираться Фрол. — Но больше я хочу, чтобы она видела мир в тех красках, которые нравятся ей.

Мария что-то визжала, но Фрол достал ключ из кармана, неспешно открыл дверь и, слегка подтолкнув меня в спину, вывел в коридор. Обернувшись, я успела выхватить обреченный взгляд своего бывшего, затуманенный — Анфисы и обескураженный — Марии, когда дверь закрылась. А потом Фрол провернул замок, достал телефон и отдал распоряжение:

— Илья, разберись с этой группой извращенцев и наркоманов. — Что-то выслушав в ответ, он холодно добавил: — … С тех пор, как Ковальских устроил эту вечеринку только для мальчиков и забыл меня предупредить, они для меня извращенцы! Я все сказал.

Мы с Фролом вышли на улицу через черный ход, по которому я уже походила ранее. Он сделал еще один звонок, вызвав такси. Мы оба смотрели на ночной город, а потом я встала перед ним, не оставляя ему выбора, заставляя смотреть мне в глаза и искренне поблагодарила.

— Никогда не завидовал Ковальских… — сказал он, прикоснувшись костяшками пальцев к моей щеке, но замолчал и тут же убрал руку.

— Не надо и начинать, — тихонько сказала я.

А он вдруг улыбнулся — мягко, и так легко. И облегченно выдохнул, словно сбрасывая с себя невидимый груз.

— Не буду, — солгал, чтобы меня успокоить, еще раз провел костяшками пальцев по щеке, помог сесть в такси и удалился.

Прежде, чем мы отъехали, я видела, как он подошел к темной машине, сел в нее и уехал в другую сторону. Не уверена, что ему надо было именно туда. Возможно, он выбрал это направление, чтобы отдалиться. А, возможно, я ошибаюсь… Хотя, нет, надо смотреть правде в глаза…

Он старательно отдалял меня от себя.

Значит мужская дружба тоже бывает? Надо будет все рассказать Ларисе… Похихикаем…

Хотя, нет, она устроит такую взбучку! Буду молчать. Нет, все равно проболтаюсь…

Зачем я поехала к Анфисе, которую даже не слышала несколько лет? Зачем вошла в этот клуб, ведь узнала же! Зачем села к тому таксисту — ведь чувствовала, что он принесет неприятности. Как черти дергали! А я помогала им, и спорила с интуицией, которая запрещала идти, отговаривала от глупостей.

Вот как так?

Похоже, правду говорят, что на одном плече у нас сидит ангел, а на другом — бес. Они спорят между собой. А человек — с ними. И кто победит в итоге? Одному Богу известно. Вот уж с кем точно спорить не стоит…

Нет, я в шоке.

Зачем?.. Зачем я поехала?..

Какой-то кошмарный сон!

Бред!

Такси отъехало от клуба. Я посмотрела на тихий и потому непривычный город, в который раз поражаясь, почему я здесь, ночью, одна, если могла давно спать в постели и мечтать о Матеуше? Какого черта я делаю?..

Черта…

Наверное, все-таки… Тут кроме мистики и нет объяснений…

Но я постараюсь исправиться, схожу завтра в церковь, поставлю свечку, много свечей за здравие… свечи…

Мне показалось, что я даже увидела их приглушенный свет, а потом они стали ярче, еще ярче, и вдруг стали такими яркими, что ослепили!

Крик… чей-то крик…

И последнее, что я успеваю — это повернуть голову и узнать в водителе такси того же мужчину, что небрежно выбрасывал мелочь. Удивляюсь: как так, дважды за одну ночь? Но с мысли сбивают слова таксиста, сказанные им раньше, тогда, они так отчетливо проносятся в памяти:

— Ценить?! Было бы что ценить!

На секунду наши взгляды встречаются, и, кажется, он понимает… теперь он понимает, что на самом деле у него в жизни так много моментов, которые надо было ценить.

Пока были эти моменты… и жизнь.

А теперь…

Теперь уж все.

Ночь и боль схлестнулись и поглотили.

А жизнь…

Жизнь была интересной. Но я тоже не все в ней ценила… Если бы все исправить…

Если бы… Но нельзя, нереально…

Последнее, что я вижу — яркие фары машины, несущейся прямо на нас. И глаза другого водителя.

Кажется, он тоже многое понял, но поздно. Ему, как и нам, уже поздно что-либо менять…

Все.

Это конец…

Конец.

 

Эпилог

Я часто думала после, что, возможно, это действительно был бы конец для меня. В полном смысле этого слова.

Если бы не желание жить и вернуться к тем людям, которых я бесконечно люблю. И если бы не ответная любовь этих людей — разная, но такая уютная и проникающая через внеземные запреты.

Я отчетливо помню, как парила в каком-то тумане, мимо проплывали незнакомые люди, многие смеялись и спешили вперед, а я летела, постоянно оглядываясь, пытаясь понять, где я и почему.

И не могла вспомнить.

Только знала, что если я полечу вперед, мне будет так хорошо, как никогда не бывало раньше. А я все равно не спешила и то и дело смотрела назад и по сторонам. А потом я начала слышать невнятные звуки и чьи-то голоса. Присматривалась к пролетающим мимо, но нет, это не они говорили.

А кто?

В тумане было удобно, но я захотела понять, разобраться, захотела узнать, кто говорит и что. И почему эти голоса слышу лишь я. Закрыв глаза, я остановилась. Поначалу голоса по-прежнему были невнятными, а потом я стала разбирать… разбирать слова и беззвучно рыдать…

Мои любимые. Мои самые дорогие люди. Они злились, они обвиняли себя, они просили вернуться, они угрожали и шантажировали, и я так хотела увидеть их, что перед глазами промелькнули их образы — как черно-белый калейдоскоп.

— Доченька, пожалуйста, возвращайся… — это мамочка, моя строгая, моя добрая мамочка.

Она гладила меня по волосам и умоляла, и умоляла…

— Ева, я, конечно, понимаю, что ты не хотела быть юристом, но не подозревал, что так сильно. Когда вернешься, мы снова поговорим об этом. — Это мой папа, он сидел на стуле и смотрел на кого-то с такой пустотой во взгляде, что мне хотелось кричать. И он словно понял — поднял голову, осмотрелся, а потом сказал: — Просто вернись. Вернись — и живи, как хочешь. Но живи, доченька…

А потом я увидела девушку — такую яркую, и которой бы очень пошла улыбка. Она стояла и смотрела прямо перед собой с отчаянной злостью. Лариса. Моя лучшая, моя единственная и самая верная подруга. Она долго молчала, а потом как закричит:

— Феникс! Феникс, я знаю, что ты меня слышишь! Вернись! Феникс, вернись к нам! Вспомни, что лететь можно в разные стороны!

Я вздрогнула, обернулась и медленно и с большим трудом сделала шаг назад, против тумана. Нет, тяжко и больно… Присела. И тут же почувствовала, как ко мне прикоснулись невидимые руки, схватили меня и встряхнули:

— Феникс, лети! Феникс, не заставляй меня выселять тебя из квартиры! Лети, спасай кота и цветы! Ты слышишь меня? Я не собираюсь лечить твоего полосатого! И цветы поливать не буду! Феникс, твой хлорофитум сохнет! Так и знай, что зря ты его тащила домой! А так нельзя: спасать и бросать! Слышишь меня? Слышишь…

Перед глазами мелькнул подоконник, уставленный цветами. И одно пустое пятно на нем. Я знала, почему-то знала, что там должен стоять хлорофитум, вот только поставить его пока некому.

А еще я видела высокого черноволосого мужчину, стоящего у подоконника и рассматривающего ночной город. Я знала, что он ненавидит ночь. Раньше было без разницы, а теперь ненавидит. Потому что ночь отняла у него… меня?

Меня…

Я с жадностью рассматривала фигуру мужчины, и так хотелось к нему прикоснуться. А когда он неожиданно обернулся и словно взглянул на меня, я не выдержала того отчаяния, что плескалось в его изумрудных глазах. Изумрудных… так странно, я стала видеть цвета…

— Ева… — услышала его хриплый голос, словно он кричал несколько дней. — Ев…

— Матеуш… — шепнула я.

Он положил руки в карманы, а я, проследив за этим движением, зарделась. Ремень… Ужасно хотелось его расстегнуть, и я сделала еще один шаг.

— Матеуш, — шепнула смущенно, и он вздрогнул, словно услышал.

А моя боль усилилась.

Но я снова шагнула.

К нему.

А потом это видение растворилось в тумане и показалось другое.

Рыжий мальчишка плакал так горько и такими огромными слезами, что его веснушек почти не было видно.

Мне так хотелось его утешить, так хотелось его обнять — я знала, что ему еще больно передвигаться, он только сегодня начал вставать с постели, но когда узнал, что случилось, пришел. Держась за стенки и какого-то смутно знакомого парня, кусая в кровь губы, бледнея и почти теряя от боли сознание, пришел. И плакал. Он — мальчик с сердцем мужчины, который не плакал, даже когда думал, что никогда не будет ходить, открыто лил слезы и забывал их стирать рукавом.

Мальчик… мой брат… Хоть мы с ним не похожи…

Прохор…

Опустившись на колени, я закрыла лицо руками, и туман с удовольствием стал меня обволакивать. Он скрыл мои слезы, он спрятал дымчатой вуалью глаза, он был готов укрыть меня полностью, уберечь от боли, и я знала, что с ним мне будет комфортно, но…

Мужской голос… Я снова услышала его и узнала — Матеуш. Подняв голову, я увидела сквозь сизую дымку тумана, как он сидит у кровати, смотрит куда-то вниз и с тихой злостью отчаяния сильного человека, который не желает признавать в чем-то бессилия, шипит рассерженным змеем:

— Не смей, Ева. Не смей от меня уходить! Сначала выбросила меня из личной зоны комфорта, а теперь пытаешься выбросить из своей жизни? Ничего у тебя не выйдет! Я не позволю! Не отпущу…

Какое-то время он молчал, а я любовалась им. И так хотелось, просто ужасно хотелось…

А вот чего? Не помню. Но что-то я очень сильно хотела с ним сделать…

Туман стал гуще, мысли текли ленивей, безумно хотелось лечь, позволить стихии обнять себя и успокоить…

— А знаешь… — услышала ехидный смешок, который заставил привстать и вновь заинтересованно взглянуть на мужчину.

Он сидел, закинув ногу на ногу, взъерошивал свои черные волосы и усмехался — небрежно и так знакомо, что я протянула руку, желая к нему прикоснуться. А он…

— Я позволю тебе сделать то, о чем ты, оказывается, давно мечтала и о чем рассказала врачам, пока была в полубессознательном состоянии. Позволю. Почему нет? Только тебе, любовь моя, придется для начала вернуться! А уж потом… Мое тело будет в полном твоем распоряжении — ставь засосы, сколько душе угодно! Только верни свою душу! Поняла, Ева? Верни свою душу моей!

Я вздрогнула от силы и уверенности, что отразил его голос. Он говорил так, будто имел право заполучить мою душу. И будто она уже была его… ранее…

А слова про засосы на теле… Неужели я говорила об этом? Немного стыдно и бесконечно жаль, что не вышло…

— Смешная девчонка, мечтающая о карьере модели… — с усмешкой продолжил Матеуш. — С навязчивым желанием записаться на актерские курсы… Всегда держался на расстоянии от таких. Но ты так уверенно разрушила барьер в нашу первую встречу… Сделай это еще раз! Пожалуйста… Выберись, Ева-Ева… Я ведь жду…

Жду…

Ноги не слушались, туман уговаривал, ветер поднялся и бил в лицо, но я шла вперед.

Шла и… нет, голоса больше не слышала, но знала, что он так же зовет меня и рассказывает… Много рассказывает… Приоткрывает свою душу, уговаривая мою, привязывая к себе…

Каждый шаг приносил сильную боль, но срывал одну за другой завесы, и я видела…

Видела, как маленький мальчик с черными волосами и удивительными глазами цвета зелени после дождя хватается за брюки стройной женщины и просит не уходить. Она снисходительно улыбается, гладит его по макушке кончиками пальцев и говорит, как ей жаль, но мир моды не ждет, он так переменчив. А к нему она вернется… когда-нибудь…

Свой уход она пытается утешить подарками — их так много, и они все дорогие, но мальчик, получая их, даже не смотрит, что там внутри. Он просто знает — там снова что-то бессмысленное. Купленное просто так, а не для него.

Гора подарков растет, вскоре она угрожает занять весь этаж, но однажды ее разрушают две девочки. Зайдя в комнату мальчика, они начинают лихорадочно вскрывать коробки и отрывать ленты, а мальчик, увидев это, не расстраивается, а лишь усмехается. И закрывает дверь, позволяя грабительницам продолжить грабеж. Они маленькие, они избалованные, они капризные, но они — его сестры.

Сестры, которые пока не понимают, что красивая женщина, так часто мелькающая по телевидению — это их мама.

Кадр за кадром я вижу мальчика, застывшего у телевизора и наблюдающего, как стремительно мама строит карьеру. Всего несколько лет прошло, а она уже не только модель, но и актриса. Ее хвалят, у нее берут интервью — очень много интервью, в которых она мельком говорит о любимых детях, но не упоминает даже имен. Не хочет светить их личную жизнь. Так говорит она. А мальчик, усмехаясь, бормочет, что это она не хочет светить их в своей жизни…

И он клянется, что никогда больше не впустит в свою жизнь модель или актрису. Никогда. Это табу.

Спустя какое-то время мама пытается вернуться, она даже уговаривает папу мальчика дать разрешение пожить в большом доме. Говорит, что одумалась и что любит. Но она просто живет. Живет и играет роль мамы. Девочки верят. Папа и мальчик нет. И потому, наверное, им не так тяжело, как девочкам, когда мама снова уходит. Ей дали новую роль, у нее новый виток карьеры, а дети не пропадут без нее. Дети не пропадают, они просто растут и больше не забывают. Даже девочки, которым проще стать злючками, чем снова кого-то любить…

Я так долго иду по туману, что вижу мальчика уже взрослым. Он богат и красив, он нравится девушкам, а ему нравится жить без любви. Карьера — вот что самое главное, а девушки… Их много, и если что, они подождут.

И только единственный раз он ставит на первое место не карьеру, а девушку. Потому что она его ждать не согласна. Она даже не думает его ждать. Она вообще о нем просто не думает! Только в качестве босса, от которого удалось улизнуть…

Щекам становится жарко, когда я слышу женский заразительный смех, улыбаюсь в ответ и понимаю, что это я…

Это я смеюсь так открыто. И это я — причина того, что Матеуш отменяет поездку в Лондон. Выдерживает разговор с отцом, но не едет из города.

Я… Я… Я…

Я вижу свое отражение в зеленых глазах мужчины — там я такая забавная и одновременно красивая, что хочется застыть и рассматривать, и любоваться. Оказывается, когда я смеюсь, у меня появляется ямочка на щеке… А еще у меня такие стройные и длинные ноги, что даже не верится…

Я вижу свое отражение в глазах рыжего мальчика — там я такая светлая, почти как блондинка и, кажется, над головой от моей доброты иногда светится нимб. Ох, Прохор… вот как он видит меня…

Я вижу свое отражение в мудрых глазах моего отца. Конечно, я отражаюсь в них, как наивная девочка, которая так беззащитна в этом коварном мире и которую надо от всех защищать. В представлении папы у меня иногда на голове даже бантик мелькает, а глаза огромные и прозрачные, как озера, а если я плачу… то все, это так горько, словно озеро высыхает…

Я вижу свое отражение в глазах мамы. Она видит меня настоящей, девушкой, она принимает то, что дочь выросла, но я чувствую на себе ее зоркий взгляд. Она наблюдает и, как оберег, отгоняет зло. Для нее я — принцесса, иногда на моей голове мелькает призрачная корона, которая, к счастью, на ней не задерживается.

Я вижу свое отражение в глазах Ларисы. Для нее я — смех и что-то родное. Я — та частичка, без которой ее собственный юмор погаснет. Я — друг. Я — на равных. Я всегда иду рядом. И мы обе хохочем. Кстати, в ее глазах я почти как дистрофик, но ладно, друга прощают.

И вдруг я вижу свое новое отражение… Да, свое, хотя и не сразу это осознаю, потому что оно какое-то странное. То мелькают какие-то разноцветные кубики, то тарелка, то миска, то ладонь, в которую хочется уткнуться усами, то…

А, понятно, это Мурзик признал за мной право кормить, баловать себя и поглаживать, когда ему вздумается, и позволять ему все, что хочется. А коту, что бы там люди ни думали, хочется много и часто, и вообще, кот — это самое главное в жизни! Не спас ни одного кота — и не жил, можно так смело муркнуть!

Мур… мур… мяу, блин! М-мяу, я сказал, хватит дрыхнуть! Тут котики голодные и перепуганные!.. Их трясут! Из них душу выколачивают! А у них всего девять жизней! Эй, мя-я-у! Ну все, блин, это уже достало!

Я так ясно вижу мордочку обиженного кота, что смеюсь. Смеюсь, и не могу перестать. И чувствую, как грудная клетка просто разрывается от дикой боли, а смеюсь и смеюсь…

Перед глазами мелькают родные лица, смешиваются голоса, и я понимаю, что соскучилась и хочу к ним. Даже если будет еще больнее. И делаю рывок. Второй. Но не могу вырваться, не могу переступить через невидимую преграду. Бью по ней ладонями, не обращаю внимания на кровь, что начинает сочиться, кричу в ответ на голоса близких, и…

Они слышат. И зовут громче. И отделяет нас лишь эта преграда. Но я не знаю, не понимаю, как обойти ее. А потом из тумана вырастает огромный хлорофитум, один из его листков подкрадывается ко мне и застывает, приглашая рискнуть и поверить.

Я вижу, что лист не выдержит. Я знаю, что он не выдержит, а второй попытки не будет.

Но я делаю шаг и становлюсь на него.

Листок ползет вверх, но так медленно, что я устаю, и…

— Так, блин, повторюсь: вы достали! Не умеете гулять между мирами — чего лезете? Тут котики голодные, между прочим! Тут ждут, а вы… — шипит кто-то возмущением, а потом мне мерещится серый хвост, который ударяет по зеленому листку с такой силой, что лист в страхе дергается и взмывает вверх, а я прыгаю.

Прыгаю в новую порцию боли.

И открываю глаза, чтобы увидеть близких…

Я знаю, что сейчас их увижу… Но первый, кого замечаю — кот. И он очень, он просто крайне недоволен тем, что еще всерьез болен, почти по настоящему при первой смерти, а уже путешествует по городу. Да еще в таком виде! В переноске! Стыд какой!

— Ну все, — усмехается кот в усы, — хватит читать мои мысли, и так часто угадывала. А-бал-деть!

Я удивленно моргаю, и вижу уже Ларису, которая шепчет:

— А-балдеть…

А потом подрывается с места, выбегает из палаты и визжит на весь мир, что феникс вернулся! Ее феникс вернулся!

Ага, понимаю, это я… я вернулась…

И, с трудом улыбнувшись, снова закрываю глаза.

На этот раз я попадаю не в туман, из которого редко кто возвращается, а в сон. Просто в сон…

Не раз я пыталась припомнить, что было в тумане еще. Мне казалось, что я познала что-то тайное, важное, интересное, то, в чем многие сомневаются… Но сколько я ни пробовала обойти непонятный блок, память увиливала. Полагаю, именно сон скрыл от меня то, что помнить не надо. А что надо и важно — оставил…

Важно…

Важного было так много…

Позже я как-то спросила у Матеуша — приходил ли он ко мне в больницу, а он, удивленно взглянув на меня, ответил, что да, конечно.

— А ты что-нибудь мне говорил? — спросила я как можно небрежней.

— Я общался с тобой всегда. Даже когда меня не было рядом, — так же небрежно ответил он, а потом обнял меня и выдохнул так тяжело, что…

Я не стала его тревожить своими воспоминаниями. Убедилась, что все, что привиделось в тумане — правда, и ладно. Я не хотела его беспокоить еще сильнее, он и так очень долго в мою сторону даже дышать боялся. Возился, как с хрупкой вазой, настаивал на том, чтобы мне помогали восстанавливаться лучшие доктора и медсестры, и не верил, что лучшие доктора для меня — это он, мои родители, Прохор, Лариса и кот.

Кстати, кот пережил лечение и карантин и переехал в квартиру Матеуша. Как и я. И как Прохор, который, пока я была между жизнью и смертью, принял решение, что другом ему будет Тумачев, а не я. Я буду — семьей. И мои родители — тоже его семья. И Матеуш. И пока хватит. Пока. А потом хотелось бы, чтобы в нашей семье появился кто-то мельче него. Например, девочка. Или еще один мальчик…

Строя планы, он коварно обменивался взглядами с Матеушем, а я, наблюдая за ними, краснела и пыталась объяснить, что мы так далеко в будущее не заглядываем и что…

— Ничего, — усмехнулось рыжее солнышко, — главное, что вы не отказываетесь в принципе заглянуть …

— Да, — поддакнул ему Матеуш.

Заговорщики.

Авантюристы.

Мне вообще кажется, что эти зеленоглазые нашли друг к другу подход куда раньше, чем я к ним обоим. Мне же пришлось постараться, чтобы Прохор поверил, что по-настоящему дорог мне. И пришлось попыхтеть, чтобы убедить Матеуша перестать возиться со мной, как с раненной птицей и поверить, что я снова могу встать на крыло, и лететь вместе с ним, если он этого хочет…

Впрочем, я знала, что он хотел.

Только вбил себе в голову, что я еще слишком слаба и мне нужно время, и…

Одни поцелуи…

Я жила в его квартире уже больше месяца, я полностью восстановилась после аварии, а у нас по-прежнему были одни поцелуи…

Ну что же, пришлось перенять его тактику и начать незаметно подкрадываться. Ни один из сотрудников огромной компании «Синергия Лайт» не подозревал, кому обязан приказу, пришедшему в виде смс-рассылки, что в пятницу рабочий день сокращается на два часа. А Матеуш вообще не подозревал о таком приказе — он был занят подготовкой к переговорам с новыми клиентами, так что в принципе сотрудников не замечал. Немного удивился тишине, когда делал себе кофе в пустой приемной, но не обратил на это внимания, вновь погрузился в работу. И только поздно вечером, когда он, взглянув на часы, выскочил в коридор, понял, что никого нет.

Никого лишнего.

Только он. И я.

— Привет, — улыбнувшись его секундному удивлению, я протянула руку и пригласила: — Пойдешь со мной?

Спустя один шаг и два вдоха, его ладонь обхватила мою. Не было вопросов ни о чем, не было тени сомнения. Только мелькнули в зеленых глазах упрек, что пришла без его контроля и обещание припомнить и наказать за своеволие.

Что ж, на ближайшее будущее наши планы совпали. Посмотрим, что дальше…

Я шла впереди всего на полшага. Он молча двигался следом. И я знала, что он мной любуется. Я старалась, я хотела ему понравиться, я подготовилась — салон красоты, юбка, облегающая мои длинные ноги (так считает Матеуш, а я не спорю, он мужчина — ему виднее, как выглядит его женщина). Блуза с глубоким вырезом и пуговичками, которые просились быть расстегнутыми сильной мужской ладонью. И высокие красные каблуки. Те самые, что были на мне в нашу первую встречу…

Мы подошли к лестнице, но не остановились. Я знала эту дорогу — все подготовила в прошлый раз, вот только по моей вине свидание сорвалось. Авария, восстановление, но обошлось, и спасибо Господу. Спасибо, что обошлось у всех, кто был в той аварии. Надеюсь, все сделают выводы и используют второй шанс. Надеюсь. Я так точно упускать его не собираюсь.

Быстрый подъем по незаметной крутой лесенке, и вот мы на крыше. А там…

У Матеуша даже глаза округлились, когда он увидел домик. Настоящий деревянный домик с зелеными ставнями. И я видела, он узнал, он понял к чему это, а следующие слова, сказанные немного хриплым от волнения голосом, подтвердили мою догадку:

— Здесь, наверху, все ни на что не похоже, — повторил он за Малышом из известной сказки.

— Да, к счастью, — ответила я вместо пузатого мужичка с пропеллером.

— Куда ни глянь — крыши! — воскликнул он, войдя в роль.

— Несколько километров крыш, где можно гулять и проказничать, — процитировала я, и подвела Матеуша к краю нашей крыши, чтобы лучше было видно, как раскрашивают закатные лучи небо, золотят купола и отражаются в многочисленных стеклах города.

— Но… как?

— Договорилась с твоим другом Карлсоном об аренде.

Мою улыбку поцеловали, окутали надежным кольцом из рук и доверили сокровенное.

— Знаешь, когда мама от нас ушла, я мечтал, что однажды ко мне в окно залезет Карлсон и позовет гулять по крышам. Я хотел, чтобы он выбрал в друзья меня, а не Малыша. Я был даже согласен на испытание в виде Фрекен Бок.

Я погладила пальцы Матеуша, а он поцеловал мои, показав, что принимает поддержку и нежность.

— Я был слишком маленьким, — продолжил мужчина, — но знал, что в самолет меня одного не пропустят, а вот улететь на пропеллере… Это шанс. На друге с пропеллером, если быть точным… Я надеялся: если мама меня увидит и поймет, как я рисковал, чтобы добраться к ней, она вернется… Ко мне, к моим сестрам, к папе…

Здесь он надолго замолчал, и тишину разрывали лишь звуки вечернего голоса да крики пролетающих мимо птиц. А еще ускоренный ритм сердца, которое привыкло биться закрытым.

— Я так часто думал о Карлсоне, что он стал для меня почти реальным, — вновь послышался голос Матеуша. — Я все ждал и ждал, а потом… Сначала я понял, что Карлсона не существует, а потом — что дружба с несуществующим Карлсоном более вероятна, чем возращение мамы… И даже когда она вновь появилась в доме, она пришла не для того, чтобы вернуться к нам. Она снова искала себя… Она наслаждалась жизнью сама, без оглядки на нас, на папу. Он долго не брал развод, но вскоре даже видимость отношений мамы с нашей семьей стала невозможна…

Медленный выдох пощекотал мою шею, но я не смогла улыбнуться. Мое сердце также ускорилось, переживая за мальчика, который искал любви того, кто, казалось бы, должен любить просто так. Но так только казалось…

— Спасибо, — моей шеи коснулись пересохшие губы, — спасибо, что вновь вернула мне сказку.

— Пустяки, — усмехнулась я, думая, что он имеет в виду домик со ставнями. — Карлсон торговался недолго.

Но губы Матеуша прошлись слева направо, рисуя отрицание, а потом он пояснил то, что имел в виду изначально:

— Спасибо, что вернулась ко мне.

— Ты рад? — развернулась в уютном кольце, встретила насмешливую улыбку, лукавый взгляд, насыщенный зеленью, но не сдалась, не прониклась, а нетерпеливо потребовала: — Докажи!

И посмотрела на домик, даря такой явный намек, что понять невозможно.

— Ева… — Матеуш прикоснулся лбом к моему, тяжело выдохнул. — Ева, ты…

— Я совершенно здорова! — рассерженно топнула туфелькой, но тут же откинула призрачную корону капризной принцессы. — Я уже давно совершенно здорова, Матеуш, и давно… в нетерпении — скажем так.

— В нетерпении? — усмехнулся он. — Судя по тому, как сверкают твои глаза, ты, любовь моя, в бешенстве!

— Что? — изумленно ахнула я.

А потом почувствовала, что взмываю вверх, и…

Все так же насмешливо улыбаясь, Матеуш понес меня к домику, а я смотрела ему в глаза и…

Поверить не могла тому, что услышала.

Любовь моя…

Нет, я слышала эти слова, когда находилась в тумане, но сейчас… в реальности… это было впервые…

И хотя я знала, была уверена, и все-таки…

Внутри меня распустился нежный цветок, я зарделась, опустила ресницы, замерев в ожидании, что сейчас, уже совсем скоро я и Матеуш… Матеуш и я… мы наконец-то… Моя душа буквально пела от той романтики, которой был наполнен сегодняшний вечер, а я…

Я даже дышать боялась.

Все было так волнительно и…

И вдруг я с удивлением поняла, что нервничаю. Всерьез нервничаю и вот даже мелькнула мысль как-то выкрутиться, отложить этот момент, потому что… Ну, а вдруг ему не понравится? Все-таки следы после аварии еще были заметны. А вдруг я сама не смогу расслабиться и все испорчу, и…

А вдруг…

И вдруг я услышала хохот. А, вынырнув из тревожных размышлений, поняла, что так открыто и весело над чем-то смеется Матеуш!

— Кажется, мой детский друг смухлевал и дважды сдал домик в аренду, — Ковальских развернулся так, чтобы мне стало видно пару голубей, воркующую возле ложа.

Заметив вторжение, голуби забеспокоились и забили крыльями, и нам пришлось выйти, чтобы позволить им вылететь. Голубь-самец освобождал домик последним и с явной неохотой. А когда мы снова вернулись, я вздохнула, вздохнула еще раз и попросила Матеуша опустить меня на пол.

— И когда они успели? — посетовала, подойдя к сбитой шелковой простыне, на которой лежали перышки, указывающие либо на линьку, либо на бурно проведенное время.

Потянув простынь, откинула ее с матраса и снова вздохнула. Ну вот, теперь не так романтично. Простынь была с огромными маками, которые как бы намекали, а так… И я ведь буквально двадцать минут назад ее постелила, а потом пошла за Матеушем… эх… эх-эх…

Я еще раз вздохнула, а потом до меня дошло, что в домике нас двое, а дыхание почему-то слышно только мое. Обернулась — да нет, никуда мой мужчина не уходил, просто находился под таким впечатлением, что затаился.

Тихонько подошла к нему, встала рядом и взглянула на маленький деревянный столик, который рассматривал Матеуш. Да, полюбоваться было на что: пузатый, начищенный самовар, деловито показывающий наше отражение; большие чашки для травяного чая с рисунками из мультика про Карлсона. Но, думаю, Кавальских завис на другом — рядом с самоваром и чашками стояли пять полулитровых банок с вареньем, разных сортов, разных цветов, но уже без крышек и с огромными ложками внутри, которые приглашали отведать.

— Все так, как ты любишь? — усмехнулась, припоминая его слова.

Когда-то он говорил, что единственное, чему его научил сказочный персонаж — это есть варенье не из вазочки, а прямо из банки.

— Почти, — Матеуш подошел к варенью, зачерпнул ложкой вишневое, закинул в рот и прикрыл глаза в удовольствии.

Он так искренне наслаждался, что я не удержалась и хвастливо заметила:

— Рада, что ты не расстроился, что как мой непосредственный руководитель, не был в курсе всего.

Он оставил ложку в покое, обернулся, в одно мгновенье преодолел пару шагов, что нас разделяли, и подхватил меня. Но не на руки, как в прошлый раз, а вынуждая обхватить себя ногами.

— Еще одна вещь, которую ты должна знать обо мне, Ева-Ева… — он хитро улыбнулся, а у меня сердце зашлось барабаном от его жаркого взгляда, и от того, как меня называл только он. — Твои провокации оказались успешны, и, так и быть, я согласен быть твоим Адамом!

— Что?! — я попыталась соскользнуть обратно на пол, но меня, смеясь, подхватили, а потом чуть-чуть опустили вниз и тут же чуть-чуть подняли вверх, заставляя если не поверить, то прочувствовать, что…

Ну, что никто меня не отпустит. И что на меня у кого-то совершенно другие и определенные планы. И что когда я в юбке с разрезом, позволяющим обхватывать ногами мужские бедра, так удобно, когда у мужчины такие жесткие брюки и… О, ремень… Провела жадными пальцами по кожаному ремню, погладила бляху, прикусила губу в нетерпении, а потом стала расстегивать ремень — медленно, кайфуя от ожидания и не обращая внимания на хриплый смех.

— Я тут делом занимаюсь, между прочим, — пропыхтела обиженным ежиком, почувствовав движение, которое отвлекало. — А ты…

— А я просто хочу немного тебе помочь! — притворно возмутился Матеуш, опуская меня на ложе.

И что? Я лежу — он стоит. Протянула руку — не дотягиваюсь. А ремень еще до конца не расстегнут.

— Помог, называется, — проворчала, глядя на довольную улыбку того, кто так далеко и так беспечен, когда я уже, прямо скажем, горю.

— А так?

Улыбнувшись еще шире, он лег рядом и раскинул руки в стороны. То есть, не было поцелуев. Не было прикосновений ко мне. Не было ничего отвлекающего. И… и мне только что предоставили полную свободу действий!

— А так мне подходит! — приободрившись и, пока не раздумал, я села ему на ноги и, наконец, опять прикоснулась к тому, что так давно жаждала.

Провела пальцами по ремню, уверенно расстегнула, погладила бляху, а потом, сглотнув, потянула за молнию брюк, и… Всего на секунду прервалась на выдох Матеуша, а уже оказалась не сверху, а снизу. Услышала, как быстро вжикнула молния, Ковальских со стоном прижался ко мне, и стало так горячо…

— А так больше подходит мне! — он двинулся вперед, очень определенно намекая на веские причины своего стона и моего сбившегося дыхания. Сдвинул мои трусики в сторону, усилил причины и самоуверенно заявил: — Тебе так тоже понравится, Ева-Ева. Уж я постараюсь…

У меня было что сказать по этому поводу. Правда, было. Просто… Ну, просто я сперва не успела — Матеуш накрыл мои губы своими, а потом стало не о чем спорить. Тем более что Ковальских не бравировал, а всего лишь предсказывал… как оказалось.

Мне действительно понравилось все, что он делал. И то, как он делал. Для моего убеждения старались его губы и руки, а его бедра вообще двигались напористо и без остановки, и…

И так размашисто, жадно.

Каждой клеточкой тела я ощущала, что он не просто соскучился, а скучал. Не просто хотел меня, а нуждался во мне. И не просто ласкал, а занимался со мной любовью. И в доказательство…

— Любовь моя… — слышался мужской шепот между толчками и поцелуями.

И я расцветала и открывалась не только телом, но и душой. И рвалась к нему, прижимая к себе. Не позволяя ему отодвинуться хоть чуть-чуть, хоть немного, хоть на секунду.

Он был только моим.

И во мне.

И мы настолько синхронно парили, что перед глазами у меня мелькали маки… красные маки…

И они же гладили лепестками уставшие губы, они же спускались по опустошенному телу и возвращали к жизни. И заставляли снова обхватывать мужские бедра ногами, и держаться, чтобы взлететь еще выше…

И рухнуть обратно.

И потеряться от нежности, которая встретила мое возвращение.

— Люблю тебя… — выдохнула устало, уткнулась в мужскую грудь и почувствовала, как Матеуш беззвучно смеется.

— Так-то… — он пригладил мои растрепавшиеся волосы и я потянулась за новой порцией ласки, решив не требовать ответных признаний. А через секунду услышала: — Так то, любовь моя… А то: «Возможный руководитель меня не устроил»… Это же надо было так меня спровоцировать… У меня, когда я это услышал, даже картинки перед глазами замелькали, КАК я могу тебя устроить… И вот, сбылось…

— Знаете, что, Матеуш Леславович… — зашипела я рассерженной кошкой.

Но тут же была окутана кольцами покаяния, состоявшими из нескончаемых поцелуев, жадных рук, позволяющих себе все, чего больше всего хотелось обоим нам, и еще более напористых движений бедер. Ох… ух…

— Поздно, любовь моя, переходить на отношения исключительно босс-подчиненная, — нависая надо мной после и тихонько подув на мои прикрытые ресницы, нахально заявил Матеуш. — И поздно пытаться вернуться к вежливому обращению «Вы» и по имени-отчеству. А вот к фамилии можешь начинать привыкать. Ева Кирилловна Ковальских звучит куда лучше, чем Соколова, не правда ли?

Последние слова его прозвучали жестче, и я поняла: волнуется. По сути делает мне сейчас предложение, и волнуется. И я сама разволновалась так, что сказала совершенно не то, что планировала. То есть, я бы и так и так согласилась, но… лучше бы все же не так, но тут уж что сделано…

— Да, босс, — погладив Матуша по щеке, заметила, что он заметно расслабился. — К тому же у меня большие подозрения, что Карлсон, улетая с этой крыши, сдал мне в аренду домик, а тебе подарил пропеллер. И разве могу я отказать такому мужчине в самом расцвете сил?

— Ева! — расхохотался Ковальских, обнял меня и перекатил на себя, все еще хохоча. — Ева, ты невозможная!

— Да, — кивнула с готовностью и стерла его «смешную» слезинку.

— Невероятная, — уже улыбаясь, добавил он

— Да, — я снова была рада кивнуть.

— Любимая, — сказал он на полном серьезе.

И я просто кивнула. А уже потом, понимая, что он ждет ответ, собралась с остатками сил и озвучила:

— Да.

— И моя.

Это было так трогательно, что слова растерялись, у меня защипало в глазах, и я, спрятав их за ресницами, прибегла к более подходящим случаю подтверждениям. А что же? Мои губы и руки тоже не просто скучали по нему. Они бесконечно соскучились. И они уже знали, что такое терять.

А теперь хотели и жаждали — не отпускать.

Никогда.

Никогда больше.

Даже если для того, чтобы быть вместе с этим мужчиной, придется сменить фамилию и поговорить с папой.

Н-да…

Но я знала, я верила, что от строгого папы-прокурора, который будет не рад столь раннему браку своей маленькой дочери, нас прикроет мама-судья. И Прохор. И кот.

Так что Матеуш прав: потихоньку надо уже привыкать к мысли, что скоро (уверена, что кое-кто ждать не захочет) я стану Ковальских, женой грозного босса, Питона. Кстати, вот интересно, а жена у Питона — это питониха или просто змея?

— Ева! — воззвал к моей совести строгий босс и погладил по щеке, заставляя вынырнуть из размышлений. — Витать в облаках приятно, но несравнимо с полетом от страсти.

— Вот как? — хитро улыбнувшись, обхватила Ковальских бедрами и нагло потребовала: — А ты докажи!

И что тут началось…

В общем, все сначала тут началось. И не единожды. И когда мы вышли из домика, была глубокая ночь.

Голуби давно уснули, летучие мыши, видя наши уставшие физиономии, не приставали, а разлетались в стороны, а мы пили чай с вареньем и смотрели с крыши на город, раскинувшийся специально для нас. И смеялись. Просто так, потому что нашли друг друга, потому что все близкие живы и потому что мы счастливы.

В какой-то момент мы притихли и долго просто молчали. Я уютно устроилась в объятиях Ковальских. А он… Ну, не знаю, было ли ему удобно сидеть, да еще и меня на себе держать. Но он не жаловался. Я тоже. А потом я кое-что вспомнила, обернулась к нему и…

— Что? — услышав разочарованный выдох после моего копошения, поинтересовался Матеуш.

— Темно тут, — посетовала я.

— Ночь, — пояснил очевидное он.

— Угу, — я снова вздохнула. — И потому я только утром увижу: оставила ли на тебе хоть одну свою метку.

— Не буду строить из себя строгого босса и наказывать тебя за невыполненную работу, — поднявшись, Матеуш, обнял меня и повел к домику с развеселыми ставнями. — Лучше я, как хороший руководитель, дам тебе исправить оплошность. Прямо сейчас. Не откладывая на утро.

— Да, босс! — отрапортовала с готовностью я.

Но стоило войти в домик и лечь, я… уснула.

И не потому, что устала. Да, устала, и все же… Мне было так хорошо и уютно в объятиях своего мужчины…

Ковальских… Ева Ковальских, надо же…

— Надо! — услышала уверенный шепот и тихонько хихикнула.

— Ну, надо — так надо, — шепнула в губы, дарящие ночной поцелуй. — Как скажет великий босс — так и будет!

Великий босс обнял меня, прижал покрепче к себе и выдохнул облегченно. Совсем как обычный мужчина. Обычный счастливый мужчина…

 

Эпилог № 2

(последний и окончательный)

 

— И все-таки интересно, — хмуро вышагивая по практически пустынному в такую рань мегамаркету, полюбопытствовала Лариса, — тебе ничего не кажется странным?

Я осторожно осмотрелась, ничего странного не заметила и облегченно выдохнула.

— Нет, — заверила подругу, — вроде бы все нормально.

— Да? — Она остановилась у полок с огурцами, поняла, что я посматриваю на ту банку, что стоит выше всех и крайней, с усмешкой посмотрела на мою обувь на плоской удобной подошве и, достав добычу, закинула ее в тележку. — Я, конечно, ничего не имею против Ковальских. Все-таки он — твой муж и мой босс… Но терзают меня подозрения, что это его исключительная прерогатива — прохаживаться с тобой в пять утра за такой необходимой и просто жизненно важной едой, как соленые огурцы!

— Ага, — покивала я, бросая рассеянные взгляды вокруг, — еще грибочки возьмем. Вон те. Ага, да. Спасибо, друг!

Когда в тележку отправилась пузатая банка белых грибов, я расплылась в такой счастливой улыбке, что Лариса, все еще слегка лохматая после ранней побудки, мне все мгновенно простила. И то, что сразу после аварии переехала к Матеушу, временно оставив на ее попечении все цветы. И то, что из-за моего переезда на ее плечи легла оплата за всю жилплощадь. Хорошо, что за работу моделью платили прилично, а если бы нет? С родителями у них были прекрасные отношения, но она привыкла уже жить отдельно и… очень привыкла к тому, что я всегда рядом.

А еще, я просто уверена, она простила меня за вчерашнее вторжение с целью повспоминать и поговорить. И то, что я уснула, хотя мы даже часа не проболтали, и я не успела узнать до конца, что нового у ее одногруппниц-бухгалтеров и вообще, не выслушала в очередной раз, почему она потерпит еще годик, а потом все же бросит модельный бизнес.

Тут такие новости, понимаешь… Раньше она планировала посвятить себя исключительно бухгалтерии сразу, как начнется обучение в институте. Потом, как и я, перевелась на заочное и подумала, что ладно, пусть работа еще немного побудет. В конце концов, работа — это не муж, на которого решилась я.

А теперь она согласилась еще целый год радовать камеры и фанатов новыми высями карьеры модели, а я…

А я мало того, что удумала спать, так и ее усыпила!

А потом разбудила в безумную рань и пожаловалась, что в холодильнике отсутствуют соленые огурцы.

— Ну прости, — пропыхтела из-под одеяла Лариса. — У меня, знаешь ли, нет молодого мужа в наличии. Я — старая почти дева. Поэтому огурцы только свежие. Посыпь солью — и ешь. Вкусно, я тебя уверяю!

— Верю, — тихонько пискнула я и вздохнула.

А потом встала и, шаркая тапочками, грустно направилась прочь из комнаты, когда…

— Ладно, — резко откинув одеяло и так же резко поднявшись, чтобы не дай боже, не проснуться окончательно и не передумать, провозгласила Лариса. — Идем в магазин!

— Ур-ра! — радостно крикнула я и кинулась обниматься.

Подруга в ответ легонько похлопала меня по спине, а потом покачала головой и все же приобняла, но осторожно, не усердствуя. Как будто я была не беременной, а больной, и ко мне было прикасаться опасно.

Ну, опасно — не опасно, а вот заразно ли? Я очень надеяюсь, что да. У меня от нетерпения и волнения даже ладошки вспотели, и я чуть не уронила прозрачную банку с маслинами, которую взяла для меня Лариса.

— Эй, просыпаемся! — усмехнулась подруга. — Озвучивай пожелания. Второй раз я с тобой за продуктами не пойду. У меня планы поспать.

— Скучные планы.

— Актуальные, — пожала она плечами. — Кому спать, а кому летать…

Остаток фразы она практически прошептала, но я не только услышала, но и заметила, как подруга погрустнела. Ну что ж, усмехнулась я, значит, надежда действительно есть, что не зря я оставила мужа на целую ночь, не выспалась, еще и голод изображаю. Да тем количеством соленого, что мы загрузили в тележку, можно накормить всю палату беременных! Лариса считала, что ее любимый хлюпик вопреки логике худеет, а не толстеет, и вместо одной банки брала две, а то и три! Раз аппетит проявился — надо воспользоваться моментом!

Спустя минут десять на тележку было даже смотреть тяжело — не говоря о том, чтобы ее катить. А вокруг ничего не менялось. Ничего не происходило. Не было ничего, ради чего стоило сюда вообще приходить! И я уже было подумала, что все, что ничего и не будет, как вдруг…

Первая пара, которая показалась из-за стеллажей, подозрений не вызвала — мало у нас, что ли, в городе людей модельной внешности? Вторая тоже особого внимания не привлекла — ну высокие и красивые, гармонично смотрятся вместе, и что? И третья, и четвертая пары тоже вызвали лишь небольшой интерес у Ларисы. А вот когда зашла пятая пара и сделала вид, что с интересом посматривает на полки…

— Слушай, у нас в этом году беби-бум, что ли? — склонившись ко мне, усмехнулась подруга.

Я пожала плечами, мол, понятия не имею. А она, уже как знаток, посоветовала покупателям консервации:

— Обращайте внимание на даты! Тут пытаются втюхать просрочку!

— Тиграм недодают мяса! — проскрипела я, дразня ее.

Она рассмеялась и вообще отвлеклась на меня, а в это время в пролет между стеллажами зашли еще две пары, переглянулись между собой, и… включилась быстрая музыка, а эти пары начали танцевать! Спустя всего долю секунды к танцу присоединились и те молодые люди, что оказались у консервации раньше, и началось такое…

Они двигались активно, синхронно, и я замерла в умилении, любуясь ими. А Лариса, выйдя из первого шока, удивленно пробормотала:

— Здесь что, по утрам практикуют занятия Зумбой?

Укоризненно взглянув на нее: ну вот, всю романтику мне развеяла, я не выдержала и рассмеялась. А Лариса, подвинувшись ближе к полкам и защищая рукой меня, наблюдала за творящимся вокруг сумасшествием и ворчала:

— Хоть бы предупреждали. Тут, между прочим, девушки в положении, а они машут руками! Так, где тренер? С ними должен быть тренер! А, вот…

Она запнулась, удивленно воззрилась на мужчину, который только что показался в пролете, а потом толкнула тележку вперед, потянула меня за руку и аккуратно вывела на свободное пространство.

— И что там было? — поинтересовалась я.

— Показалось, — отмахнулась она, взяла с ближайшей полочки влажные салфетки, вскрыла их и протерла лицо. — Давай оставим этот дурдом и уйдем.

Лариса успела только подвинуть тележку, когда дурдом нас снова настиг. Все пары, что танцевали у стеллажей, выскочили перед нами и снова принялись танцевать — еще активней и еще зажигательней, словно радуясь, что теперь их движений уже ничего не сковывает, ведь здесь гораздо свободней!

— А-бал-деть, — прокомментировала Лариса и набрала в легкие побольше воздуха, чтобы высказать танцующим все, что в душе накипело. Уж если тренера нет, то достанется им, но тут…

Из пролета показался тот самый мужчина, которого она поначалу и приняла за тренера, а потом решила, что показалось. Теперь он стоял близко, и сомнений не оставалось — да, это на самом деле не тренер. Этот человек вообще имеет отношение к танцам только в клубах, по вечерам, и у него получается очень неплохо. А в дневное время это — главный стилист, ведущий имиджмейкер и визажист компании «Синергия Лайт». А именно — Владислав Владиславович Корнев.

— Что он здесь делает?.. — прошептала шокированная Лариса.

Музыка неожиданно стихла. Все пары замерли в тех позициях, на которых их застал этот момент. А Корнев в полной тишине приблизился к Ларисе. Чтобы их ничего не разделяло, кроме личных желаний, я взялась за тележку, но ее успела перехватить мужская рука. Мне даже оборачиваться было не нужно, чтобы знать — это Матеуш.

Я просто отступила на пару шагов, оставляя подругу один-на-один с мужчиной, которого она пыталась, но не смогла выбросить из своей головы. Матеуш, откатив тележку, встал позади меня и обнял за плечи. Повернув голову, поймала быстрый поцелуй, с восхищенным удивлением отметив, что когда я без каблуков, он очень, очень-очень высокий, но как раз в моем вкусе, и все равно целоваться удобно…

— Что ты здесь делаешь? — уже в тишине и спрятав эмоции, поинтересовалась Лариса у Корнева.

— Пришел за тобой.

— А я что, потерялась?

— Да, — проигнорировав ерничество, подтвердил Корнев. — И я тоже.

Было видно, что Лариса подумывает, что бы такое снова съязвить, но мужчина воспользовался ее задумчивостью в своих интересах. Сделав еще один шаг, он достал из кармана билет.

— Сегодня я улетаю в Париж. На две недели.

— Я в курсе, — обронила ехидно девушка, а потом поняла, что выдала себя и, досадливо прикусив губу, вновь замолчала.

— Полетели со мной?.. — Корнев достал из кармана второй билет и, заметив, что Лариса отрицательно качнула головой, выдохнул и кинулся в омут: — Я давно хотел сказать тебе… Но все как-то… Я люблю тебя.

— Угу, — девушка скрестила на груди руки, отгораживаясь от признаний.

— Люблю, — повторил Корнев. — Я знаю, что виноват перед тобой. И я понятия не имею, зачем обидел тебя. Наверное, уже тогда начал что-то чувствовать и…

— Испугался, — подсказала Лариса, и я, как и она, была уверена, что это верная версия. Есть мужчины, которые боятся серьезных отношений, боятся залипнуть, но она увидела причину в другом. — Корнев, изначально было понятно, что я — не та девушка, с которой ты бы хотел показаться на людях. Не переживай, я давно это поняла, и…

— Не говори ерунды! — возмутился мужчина.

— Хорошо, — Лариса небрежно пожала плечами и неспешно, чтобы это не было похоже на бегство, направилась прочь, сначала к кассам, на которых сидели переживающие кассирши, а потом и на выход.

Я знала, что если она уйдет сейчас — это все. И я видела, как внутренне мечется Корнев. Он хотел пойти за ней следом, но что это даст? Посмотрев на билеты, он попытался их вновь положить в карман, но они упали на пол, а он даже не заметил этого, продолжая смотреть на девушку, которая уходила не просто из магазина, а из его жизни. Уходила медленно, хотя по сути как раз и сбегала…

Я тихонько вздохнула. Руки Матеуша утешительно погладили меня по плечам. А Корнев друг посмотрел на меня и практически потребовал:

— Скажи, что сделать, чтобы вернуть ее?!

Я задумалась, мелькнула у меня кое-какая идея, но я с сомнением осмотрелась по сторонам, потом с таким же сомнением взглянула на Корнева.

— Что?! — с нажимом повторил он.

И я решила — пусть. Пусть попробует — мало ли? А вдруг у него действительно получится сделать мою подругу счастливой? Потому что сейчас… сейчас ей было плохо, как никогда.

И я рассказала ему то, о чем когда-то мечтала Лариса. Об отношениях на равных. О том, чтобы мужчина смотрел на нее, как на нормальную, обычную девушку, такую же, как все…

— Она не может быть как все, — возразил холодно Корнев. — Она лучше. Она особенная. Только как ей дать это понять? Так, чтобы она мне поверила…

Ну, и тогда я открыла маленькую мечту мой лучшей подруги — про большое кожаное кресло, золотую рыбку в пузатом аквариуме и дорогую ручку Паркер. Вот только… вряд ли все это можно достать в этом мегамаркете. А Лариса уже была так близка к выходу из него, и счет шел на секунды… Ну, и еще один нюанс тоже имелся…

— Так… — выслушав меня, задумался Корнев, а потом хмыкнул и рванул прочь, мимо стеллажей, мимо пар моделей, участвовавших во флэш-мобе и теперь переживающих за своего любимого стилиста и визажиста.

А тот несся торпедой и, кажется, наконец, отбросил все сомнения. У него была цель, большая, светлая цель — вернуть любимого человека, заставить поверить себе, и ничего его не могло остановить. Даже моя оговорка, что если он это сделает, Лариса может принять его усердия за предложение выйти замуж…

Наоборот, мне кажется, именно этот нюанс и вдохновил его действовать, не взирая на обстоятельства.

Нет ручки Паркер? Не беда — подойдет первая же, из канцтоварного отдела! Нет пузатого аквариума с благородной золотой рыбкой? Не беда! Есть пустая банка, которая продавалась поблизости, и карась, спешно выловленный работниками мегамаркета из огромного аквариума магазина. Нет большого кожаного кресла? Не беда, если есть стульчик кассирши, одолженный на время с возможностью дальнейшего выкупа! Нет дыхания от быстрого бега и смелых покупок? Не беда, если ты достал все, что было необходимо, и успел у самого выхода предстать перед любимой с дарами!

— Вот, — провозгласил запыхавшийся мужчина и вручил шокированной Ларисе банку с карасиком и ручку, от которой во время бега уже успел отпасть колпачок. Подкатив кресло, он надавил им девушке на колени, заставив сесть, и поставил перед фактом: — Теперь не отвертишься!

— Почему? — все еще под впечатлением, выдавила Лариса.

— И ты еще спрашиваешь?! — поразился стилист. — Потому что я исполнил твою мечту — ручка есть, кресло есть, рыбка есть! Баш на баш, моя дорогая! Я исполнил твою мечту — ты исполнишь мою! Будешь меня тоже любить. Я тебя — ты меня. Что непонятного? А, только один вопрос… Ты хочешь, чтобы это кресло принимало участие в нашем предсвадебном путешествии или нет?

— Что?.. — прошептала Лариса, недоуменно посматривая на дары.

Ручка не та, рыбка не та, кресло не то, да и мужчина… Не о таком она когда-то мечтала, но…

Что делать, если без всего этого она теперь не знала, как обойтись?

Особенно без мужчины, который буквально кричал на весь магазин, чтобы уж ни у кого и тени сомнений не было, что да… Вот он, такой худой и красивый, такой известный, обратил внимание на нее…

— Люблю тебя, — повторил Корнев, опускаясь перед ней — не на колено — нет, а просто опускаясь вниз, чтобы видеть ее глаза и стереть такие ненужные в этот момент слезинки. — Люблю, понимаешь?

— А ты… — она потрясла перед ним банкой с карасиком и ручкой. — Ты понимаешь, что когда предлагают, можно и согласиться?

— Я на это очень рассчитываю, — усмехнулся он нагло и… так же нагло, под ошеломительный звук аплодисментов, поцеловал.

Сначала раз.

А потом еще раз.

А потом…

Ну, а потом мы с Матеушем расплатились за покупки, поблагодарили всех за участие, втиснули билеты в руки занятого поцелуями Корнева, откатили кресло с Ларисой в сторонку, чтобы им никто не мешал продолжать, и вышли из мегамаркета…

P. S.

Лариса и стилист все же опомнились и успели на самолет. Да и слетали не зря. Все у них наладилось. Более чем, я бы сказала. Лариса, правда, еще бухтит, что в отличие от меня, не собирается ни замуж, ни рожать. Но Матеуш сказал, что как-то видел Корнева у стеллажей с консервацией, так что…

P. S.

Прохор живет то у нас, то у моих родителей. Поначалу переживал, как я восприму эти его переезды, но я заверила его, что не обижаюсь. Мы ведь — одна семья, просто нам повезло с отдельной жилплощадью.

Кстати…

Моему отцу удалось добиться того, чтобы дядя Прохора выплатил ему всю сумму, полученную за продажу квартиры родителей мальчика. Уж очень этот человек испугался суда.

А что касается другого суда…

Никаких обвинений против Костика Тумачева не было. Не знаю, с этой ли целью они собирались усыновить мальчика или нет, но он и без того не захотел наказания тому, кто назвался братом.

Костик, кстати, очень часто видится с мальчиком. Они действительно подружились, и ладно, и хорошо. Хорошо все, что не вредит мальчику. Да и Костику такое общение явно пошло на пользу — как-то померкли его замашки представителя золотой молодежи, проще стал, человечней.

Ну, что еще из интересного?

А, вот!

Наблюдая за мной и Ларисой, Матеуш придумал новую рекламную кампанию, в которой я так же приму участие. Название очень говорящее — «У меня нет страшненькой подруги!»

Ух, интересно, как все получится. Нет, я, конечно, продолжаю обучение в институте и помощницей Матеуша мне интересно работать, и я в принципе охладела к серьезному модельному бизнесу, но попробовать-то любопытно. Тем более что здесь я буду под надежным присмотром.

Ну и раз вспомнила…

Я понятия не имею, что сталось с Марией из элитного агентства эскорт-услуг. Но как-то в гости к нам приходил Фрол и ненароком обронил, что там она больше не работает и что ей теперь до элиты, как…

Матеуш не позволил мне дослушать эту историю, и ладно. Главное я поняла — бумеранг никогда не ошибается, особенно, если им управляют умело.

А, чуть не забыла еще кое-что…

Та женщина, которой как-то помог у больницы Матеуш… Сам он о ней рассказывал, а я как-то вспомнила и поинтересовалась. Вот увез он ее с ребенком на глазах у сплетниц, а дальше что?

— Ничего особенного, — отмахнулся он, — устроил на работу в нашу компанию. Зарплаты ей хватает, чтобы платить за квартиру — пусть небольшую, но отдельную, ребенок тоже не нуждается — я наблюдал. Захочет сделать карьеру — пожалуйста. Нет — выйдет замуж. Я устроил ее в отдел, где много свободных мужчин. Так что не переживай — тебе сейчас вредно.

— Хорошо, — поцеловав его, пообещала мужу, — не буду.

Кто из нас больше всего волновался — так это Матеуш. Нет, после предупреждения Леры я что-то подобное и подозревала, но… Ежевечернее лихорадочное листание книг с именами…

— Спи, — отбираю у него книги и выключаю свет.

— Как тут спать? — ворчит он, но не сильно, чтобы меня не расстраивать. — Еще столько надо успеть…

— Самое важное мы успели, — успокаиваю его.

— Это да, — довольно улыбается он и обнимает меня, и наконец засыпает…

И так почти каждую ночь…

Счастье…

А скоро его станет чуточку больше…

Конец.