Впрочем, когда я поужинала, ворчать расхотелось — разморило немного, напомнила о себе усталость. К тому же, рассказывая про мальчика, я не могла перестать улыбаться. Какое ворчание? Меня распирало от нетерпения, ожидания и благодушия. А потом Лариса так разошлась в своем обвинительном монологе, что даже слова мне вставить не позволяла.
Нет, мой поздний приход домой и то, что в клуб я идти не хочу, она мне простила. Все же у меня имелись уважительные причины. Ее возмущал фотограф Калинский, который не знал, чего хотел от модели. Или знал, но толком объяснить не умел. Более того, имел наглость требовать от Ларисы каких-то живых идей!
— И это после пяти часов съемок! — пыхтела она обиженно. — Ева, какие живые идеи, если я не могу поручиться, что сама на этих съемках еще жива! Так, дышу через раз, и то… А потом, какие идеи на голодный желудок?! Я ему озвучила несколько из своих: где поесть, что поесть и сколько. И что изменилось? Он по-прежнему игнорирует перерыв на обед и мне не дает отвлекаться. Так что в который раз убедилась: с мужчинами проявлять фантазию бесполезно.
— А когда ты проявляла ее с ними в последний раз?
— Ну… — подруга ненадолго зависла, а потом отмахнулась. — Вот я всегда знала, что это пустой номер, поэтому вне постели сильно не напрягалась!
Я рассмеялась, а подруга, тоже посмеиваясь, поделилась тем, что только что вспомнила:
— Знаешь, мы когда с последним моим ухажером активно целовались, и уже были в комнате, и уже даже начали раздевать друг друга, он возьми и спроси: о чем я мечтаю… Понятно, он надеялся, что я навру ему, что, мол, о нем, только о нем, и все в таком духе. А я как-то поверила, что он всерьез, отпустила свою фантазию и рассказала, что мечтаю об огромном кожаном кресле, о золотой рыбке в пузатом аквариуме и дорогой ручке Паркер в моих руках.
— Это после этого он стал бывшим? — осенило меня.
— Угу. Ничего не успела, даже толком потискать его — только про мечты рассказала, и все…
— Хлипкий хлюпик, — притворно взгрустнула я.
— Ты одна меня понимаешь, Ев! — Лариса снова вернулась к стенаниям. — С этими съемками я только и успеваю, что завтракать! А потом целый день работа, работа, работа… То чья-то почасовая оплата истекает, то свет исчезает и будет уже эффект не тот — в общем, у них тысячи причин, чтобы меня не кормить. И знаешь что?
— Расскажи.
— Сегодня утром я взвесилась и поняла, что потеряла целых пять килограмм.
— Ура! Поздравляю! Ты так давно этого хотела, что…
— Что передумала, — остановила подруга мой порыв обняться на радостях. — И потом, это ведь не жир канул в небытие. Это все мои нервы! Они меня довели!
— Печально, — вздохнула я. — И что теперь?
— Теперь я потреплю нервы другому, — хитро улыбнулась подруга и почему-то слегка зарделась.
А еще, взглянув на меня, сильно задумалась.
— Может утром? — я встала и вымыла за собой посуду. — Я вообще-то спать собираюсь и мне бы лучше, чтобы нервы были в покое… К тому же, мне надо о многом подумать за выходные…
— Да ты-то при чем? — Лариса взглянула на меня с подозрением, но решила оставить объяснения на потом, когда я определюсь. — Спи себе, отдыхай, тебе даже мой телевизор мешать не будет.
— По программе нет ни одного сериала?
— Неа, — она снова расплылась в хитрющей улыбке, — просто у меня на эту ночь другая программа.
Услышав звонок своего мобильного, она хихикнула, выждала почти целую минуту и только потом ответила:
— Скоро буду.
После чего поспешила в комнату, а спустя минут пять вышла из нее уже не в платье, а в синих брюках до щиколоток и белой блузе, расшитой синими цветами. Длинная светлая коса украсилась синей лентой — все в тон, все гармонировало, кроме красных босоножек стилиста.
— Я решила, что такая красота ко всему подходит, — заметив мой взгляд, пояснила свой выбор подруга.
Я молча дала ей помаду. Заметив, что она одного цвета с обувью, Лариса ахнула и тут же накрасилась. А потом уже, довольная собой, отвернулась от зеркала и посмотрела на меня. Я взглянула на часы на руке.
— Ев, ты не волнуйся! — послышались наконец пояснения. — Я в клуб иду, но это так… Посмотреть, что там у них и отвлечься от невыносимых рабочих будней. Это так, несерьезно, ты даже не думай.
— Угу, — мрачно скрестив на груди руки, я как раз и начала думать, с кем же таким она идет в клуб, что так волнуется и даже рада, что не иду я.
— Это всего лишь Корнев! — покраснев, выпалила подруга. — Ты же знаешь, какие у нас с ним сложные отношения… И вообще я очень зла на него, а тут… Он пригласил, а я подумала: это повод узнать его с другой стороны. Вдруг и с хорошей? Мало ли — повезет. А еще… Нельзя упускать момент — я сбросила пять килограмм! Ева, пять! А они ведь очень быстро вернутся обратно. И если я откажусь сейчас выйти в свет, то…
— Сложные отношение, значит, — протянула я после того, как пауза затянулась, а мобильный Ларисы снова начал названивать.
— Ну… — она потупилась. — Да.
Она стояла напротив меня, как маленькая девочка, которая сделала какую-то шкоду, а теперь ждала, когда ей за это влетит. С одной стороны ждала, а с другой стороны сильно надеялась, что пронесет. Да, я могла бы обидеться, что она явно, просто явно не хотела, чтобы я пошла вместе с ней. Но я действительно как-то устала и даже к лучшему, что побуду одна.
— Не закружи его в танце, — пройдя мимо подруги и открыв дверь, повела рукой в сторону выхода. — Помни, что у него растяжение.
— Да он уже нормально ходит! — снова затараторила Лариса. — И потом, Ев, какие танцы? О чем ты говоришь? Он же гей. Может так, поболтаем, посмотрим друг на друга в другой, неформальной обстановке, и все.
— Смотря что за обстановка и как посмотрите, — посмеиваясь, заметила я. — А то глядишь, парень и ориентацию сменит!
— Да ну… — подруга на секунду задумалась, а потом снова махнула рукой. — Нет, Ев, тут без вариантов и слава Богу, а то бы я… Не знаю… Иначе бы я до сих пор была зла на него и вообще сильно нервничала в его присутствии.
— Как скажешь.
— Как есть — так и говорю, — рассмеялась подруга и упорхнула.
Закрыв за ней дверь, я выключила на кухне свет и выглянула в открытое окно. Уличные фонари легко показали темную иномарку и мужчину, который нервно и чуть прихрамывая расхаживал перед ней. А потом услышал, как открывается подъездная дверь и встрепенулся, выпрямился и без малейшего намека на хромоту подошел к пассажирской двери и открыл ее для Ларисы.
Что он сказал ей, слышно не было, но она рассмеялась. Корнев остался серьезен, а вот когда обходил машину, чтобы сесть за руль, я заметила, как он улыбнулся. Тайно, чтобы никто не видел. И как-то…
Ох, сильно я сомневаюсь в том, что его интерес ограничивается исключительно мальчиками. Или все дело в том, что у меня исключительная подруга, или он никакой не гей.
В любом случае, они оба — взрослые люди и сами во всем разберутся.
После ухода подруги я попыталась разобраться в себе, но… уснула, еще больше запутавшись. Одно хорошо — усатый таксист больше не снился. Плохо то, что вместо него приснился Ковальских. Как будто я на балу, а он сидел на стуле, закинув ногу за ногу, и пристально наблюдал за мной. А я понимала, что если собьюсь, он оставит меня в покое, и вроде бы и хотела сбиться с такта, а… Старалась и боялась того, что собьюсь… А ноги уже в мозолях, и сочилась кровь, и…
— Что за чушь? — сонно перевернувшись на другой бок, буркнула я и услышала над собой обиженное сопение.
— Почему сразу «чушь»?! У меня правда снова на ногах мозоли! Вот, свежие, даже… ох… кровушку видно, даже в такой темноте, а ты…
— Так! — перевернувшись обратно, я взглянула на уже привычный кокон под простыней, который с привычным комфортом сидел на доброй половине моей кровати. — Лариса, и как это называется?
— Жалоба! — заметив, что я проснулась окончательно, услужливо подсказала она. — Я на жизнь тебе жалуюсь, вот. На то, что пришла домой, а меня и не ждет-то никто. На то, что у меня опять мозоли на ногах. Я тебе устроила минутку откровения, так сказать, а ты…
— А я вот интересуюсь: который час?
— Ну… где-то за полночь, — нехотя призналась Лариса. — А по-другому с откровениями никак. Мне, может, стыдно, что я тебя разбудила, но и промолчать до утра не могла. Как про такое молчать?
Щелкнув лампой над кроватью, я посмотрела на часы на стене, потом на подругу и по ее хитрющей улыбке без тени раскаяния сделала вывод:
— Ни капли тебе не стыдно.
— Верно, — разоблаченная обманщица выползла из своего кокона, раскинула руки и звездой легла поперек моей кровати, мечтательно пялясь в натяжной потолок. — Ев, ты бы видела, как он танцует…
— Корнев?
— Влад, угу, — она выдохнула медленно и с придыханием, но мне, собственно, и других знаков было достаточно, чтобы понять.
Она запала на этого хлюпика. И по фамилии его называть больше не хочет, и улыбается, как сумасшедшая или на грани, и до сих пор мысленно с ним. Не с Корневым. С Владом.
— Подкупили тебя босоножки, да? — хмыкнула я.
— Прямо там, всего одна пара… — Лариса притворно нахмурилась, а потом перевернулась на живот и, взглянув на меня, улыбнулась. — Увидев, к чему сегодня привели его босоножки, он мне обещал еще одни подарить!
Что-то было в ее улыбке… Вроде бы и улыбается, а такое ощущение, что готова расплакаться. Или мне просто так казалось спросонья…
— Да он с тобой разорится! — воскликнула я и присмотрелась к подруге внимательней.
— А я с ним похудею! Столько эмоций, такая насыщенная программа… Но я же не жалуюсь!
И опять: вроде бы бойко возразила, а как-то… не в тему. У стилиста из-за плотного общения с ней предвидятся траты, и это минус. А у Ларисы на весах предвидится минус, и это плюс.
Но она улыбалась и хотела казаться счастливой. А я смотрела на нее и хотела понять, что не так. Почему я не верю? Почему так и жду, когда она расскажет, когда не сможет держать в себе…
— Ева, он так танцует… — повторила она. — Как… как…
И снова не то. Нет, она говорила правду — я видела, но она как будто вырывала кусок из контекста. А смысл был в другом. И слова она не могла подобрать именно поэтому.
— Как главный стилист, ведущий имиджмейкер и визажист компании «Синергия Лайт»? — подсказала я.
— Все про него! — горячо поддержала Лариса и натянуто расхохоталась. — Теперь-то, работая с ним, я вижу, какая это величина!
— Метра два или чуть-чуть не дотягивает?
— Смейся-смейся, — отмахнулась Лариса, — но если бы ты видела… Если бы ты с ним поработала… Прости, если бы ты с ним танцевала…
Оговорку про работу я прощать не собиралась — я ее попросту проигнорировала. А вот то, как она говорила… Я не услышала, я заметила этот вздох, и потому спросила:
— Как ты?
— Я? — улыбка Ларисы исчезла, притворяться и дальше она не могла, а, скорее всего, ждала этого момента, и ради него и пришла. — Нет, Ев, я тоже не танцевала. Он…
Подруга снова завернулась в простынь, встала с моей кровати и прошлепала к двери. А уже там обернулась и с грустью сказала:
— Он ни разу не пригласил меня, Ев. Я просто смотрела, как он танцует с другими.
— Мужчинами?! — опешила я.
Может, и правда… Вдруг я просто ошиблась в своих наблюдениях.
— Если бы… — выдавила из себя комок грусти Лариса. — На него засматривались мужчины, я видела, что он многих знает, видела, как он улыбается им, понимала, что многие из них — геи. Это было очевидно, хотя и не бросалось в глаза, но… Танцевал он с другими женщинами. А я сидела за столиком и смотрела, как он красиво двигается, как меняется его худосочное тело, как он мгновенно преображается, и… Мне кажется… Нет, я уверена, что он стеснялся меня пригласить. Понимаешь, Ев? Мне кажется, ему было стыдно, что я… такая… Мягко говоря, не достаточно стройная, как те партнерши, которых он выбирал. И…
— Что за чушь?! — поразилась я. — Он же сам тебя пригласил в этот клуб! Лариса, мне кажется, ты ему нравишься! Более того, я почти уверена, что нравишься очень серьезно…
— Пригласил, — согласилась она с невеселой улыбкой, а все остальное пропустила мимо ушей. — А когда на меня посмотрели другие, его друзья, знакомые, ну… из этого, модного мира… Он понял, что зря это сделал. И спрятал меня за столиком. Он заказал много выпивки и побольше еды — мол, сиди да ешь, что тебе еще надо? А сам…
— Нет, Ларис, я не верю… А новые босоножки, которые он обещал?
— Откуп, — равнодушно обронила она.
— Хорошо. Ладно. Хотя все это чушь, конечно, но… А как ты вообще ноги натерла, если не танцевала?!
— Выпила, поела, оставила столик, пока он развлекал на танцполе другую и ушла домой. Пешком. Как-то не додумалась вызвать такси… — На одном дыхании выпалила Лариса. — А когда он догнал меня на машине…
Она на какое-то время замолчала, а потом нашла в себе силы продолжить.
— Он увлекается танцами, забывается в них, поэтому я шла долго. Очень долго… И когда он меня догнал… Ну, уже в машине, собственно, и увидел, как долго его не было… И как долго я шла…
А я про себя добавила то, о чем она не сказала. Шла одна. Ночью. По большому городу, где каждый день грабежи, разбойные нападения, изнасилования и убийства измеряются десятками.
— В эту минуту я его ненавижу! — призналась я.
— Зря, — отмахнулась Лариса. — Говорят, с геями хорошо дружить. Но мне нравится дружить только с тобой. А Влад…
Лариса замолчала, а я отметила, что даже сейчас она назвала его по имени…
— Я буду его использовать. Чтобы было комфортно работать. Ну, и ради подарков! — с отчаянной злостью выпалила она и расхохоталась. — Пусть дарит! А что? А я буду носить! А потом… уволюсь, к черту, из этого зверинца и вернусь к своей бухгалтерии. В бухгалтерии только ты сам можешь подставить себя, а здесь… То питоны, то ящеры, то…
— Танцующие верблюды, — встав с кровати, я обняла хохочущий кокон и повела на кухню, в привычную и уютную для него обстановку.
А там у нас где-то вино оставалось… и сыр… и конфеты… И сериал как раз повторяли…
В общем, все условия, чтобы отвлечься от мыслей о зверинце и зоопарке!
— Ты давай, Ев… — сделав потише звук в телевизоре и обхватив ножку бокала, попросила Лариса. — Расскажи еще раз про нашего мальчика. Пока он не вырос, он такой милый! Давай лучше поговорим про хороших мужчин!
— Давай, — согласилась я.
И снова отметила, как она мимолетно упомянула: про нашего мальчика…
И не стала ее поправлять. Хотя Прохор — мой. Мой и… надеюсь, мамин и папин. И все.
Ох, как бы завтра разговор прошел так, как надо…
О-хо-хо…
Хотя я верила, что мои родители не подведут. И что я не подведу рыжего мальчика. Мальчика, у которого в десять лет и при таких жизненных обстоятельствах гораздо больше сил, чем у взрослого мужчины. Мужчины успешного, успевшего многого добиться. Но так и не нашедшего в себе смелости признать симпатию к женщине, которая имела наглость так сильно не походить на других.
Думается мне, Корнев еще пожалеет о том, что случилось сегодня. И я не имею в виду подарки.