Недели две после этого мне казалось, что я плыву по какому-то киселю. Нет, дни друг друга сменяли, и были насыщены событиями, и приятных моментов, от которых трепетала душа, было вдоволь, и тем не менее…

Каким-то все было медленным и слегка неестественным. Мне то и дело казалось, что вот сейчас, сейчас что-то такое произойдет, и…

Каждое утро я просыпалась с радостными мыслями, что снова увижу Матеуша, и снова будут поцелуи, от которых я потеряюсь в пространстве и времени. Снова будут темные взгляды, подталкивающие решиться и шагнуть следом за ним. И снова я буду бояться, что соглашусь, шагну, а он… оставит меня в этой малахитовой тьме.

И каждый вечер я уходила от него, разрываемая мыслями, что это может быть последний раз, когда мы вдвоем и так близко.

Как долго мужчина может довольствоваться лишь поцелуями? Когда ему надоест возить меня каждый вечер в больницу к Прохору, а потом домой? Ко мне домой. Не к нему… Как быстро он решит, что роль простого водителя ему не подходит?

Я боялась думать об этом. Но думала. И, наверное, подсознательно даже ждала, чтобы дышать стало чуточку легче. Потому что сейчас я задыхалась рядом с Матеушем. Задыхалась, не видя его. Задыхалась, представляя его с другими — вот он подвез меня и уехал к ним… Ведь так могло быть? Я знала, что нет, не верила, не хотела верить, а накручивала себя все равно.

И потихонечку умирала, когда снова ложилась в постель одна. И понимала, что опять не решилась, не смогла ему дать понять, не смогла его подтолкнуть… А сам он не настаивал на том, чтобы мы поскорее перевели наши отношения в горизонтальную плоскость. Я видела, чувствовала, я понимала, что он безумно этого хочет. Но дальше бешенных поцелуев, ласк пальцев и губ, дальше стонов сдерживаемого желания у нас по-прежнему не заходило.

Складывалось ощущение, что он будто оставил дверь в свою спальню открытой и ждал, когда я войду. Можно даже без стука. А я подкрадывалась к ней, прислушивалась к его дыханию, жадно водила ладонью по деревянной преграде и ужасно боялась обжечься холодом.

Холод — больнее, чем пламя.

Я знала.

У меня так уже было.

Красивый парень, красивое начало отношений, когда казалось, что все не просто всерьез, а навечно. Все было так красиво, что слепило глаза. А потом этот красивый парень решил, что лучше карьера модели, о которой он давненько мечтал, чем я, которая ему только мешала. Закидав меня напоследок признаниями-снежками, что никогда не любил, да и не за что, он уехал.

Вскоре я услышала от наших общих знакомых, тоже выходцев из школы моделей, что он успешно прохаживается по подиумам. Поговаривали, что дизайнеры им довольны, и ему поступают заказы один за другим. Мне даже показали фотографию, с которой он счастливо улыбается в кругу других моделей-мужчин.

Не оставалось сомнений — он быстро забыл обо мне и счастлив. А у меня ушло несколько месяцев на то, чтобы перестать видеть его черты в каждом темноволосом мужчине. Еще несколько месяцев понадобились для того, чтобы понять: я тоже могу быть счастливой — без него, да и вообще без мужчины. Просто счастливой, потому что у меня есть родные, подруга, одногруппники, моя обычная жизнь.

Единственное, чего мне в ней не хватало — это возможности работать моделью. И только. Все. Я больше ничего не хотела.

Но в мою жизнь уверенно вошел новый мужчина. Красивый, темноволосый, властный и хитрый. Мужчина, в глазах которого открыто плещутся льдинки.

Матеуш…

И одновременно с ним у меня появился еще один шанс стать моделью. Я знала, что если действительно прилично прибавлю в весе, моими фотографиями вскоре будет обвешан весь город. И что я, как и Лариса, буду выглядеть на них не менее великолепно. Вес потом можно сбросить — для моделей это привычно, зато я вкушу успех и схвачу удачу за хвост.

Раньше я бы, не раздумывая, согласилась на это предложение и под чутким руководством домашнего тренера топтала на ночь бутерброды с булкой и колбасой, пила сладкую газировку и научилась бы не плеваться от кофе с сахаром.

А сейчас с меня хватало и того, что я держала за хвост Питона. И наоборот, посматривая в зеркало, задумывалась: а не сбросить ли еще хоть один килограмм? Ну, мало ли… подготовиться, чтобы не было разочарования, когда… ух…

И меня неимоверно раздражало, что Калинский взял за моду начинать свой день с визита ко мне, да еще с одним и тем же вопросом:

— Ну?

— Вес тот же, — рапортовала я, не желая даже смотреть в его сторону.

Здесь, кстати, у нас желания совпадали. Спрашивая, он также смотрел не на меня, а на мой подоконник, а едва услышав ответ, облегченно выдыхал, громко хлопал дверью и с удовольствием уходил заниматься своими делами.

Не скажу, что после ухода настроение у него улучшалось, потому что его главным делом были съемки Ларисы. А она, как и я, не страдала провалами в памяти. Более того, была чуточку мстительней, в результате чего личная жизнь фотографа теперь удивляла не только окружающих, но и его самого.

Так, не единожды рядом с его любимой камерой, к которой, кроме него, никто не смел приближаться, были замечены глянцевые журналы с обнаженными мужчинами. Но это могло быть для вдохновения или случайно… Да, могло — не появись вскоре рядом с этой же камерой толстый тюбик с названием «Гуру секса», который крупными буквами обещал супер-смазку для полного комфорта любовников.

А потом рядом с этой же камерой были замечены разноцветные шарики. А потом розовые наручники, обвитые плюшем. А потом, конечно, чисто случайно, и Калинский, и Корнев, заметив, как шокировано вся модная группа посматривает на новинку сезона, вновь лежащую возле камеры, вдруг разозлились, подхватили набор вибраторов, черную маску и длинную плеть и уехали вместе в одной машине.

И можно было бы сказать, что отправились они по непонятному делу и неизвестно куда и зачем, если бы поверх номеров машины Калинского не была намертво прикручена многозначительная табличка, которая всем вокруг объявляла:

«Don’t Worry! Be Happy!

Just merried!»

И хотя вернулись они спустя всего час и уже без таблички, не только модная группа встречала их поздравлениями и аплодисментами. Им аплодировали охранники Петр и Степан, им со всей силы аплодировала я, свисая с перил двадцать девятого этажа, им пару раз в ладоши хлопнул даже Матеуш. Правда, он просто удерживал меня, чтобы я не свалилась, но зрители снизу восприняли увиденное правильно — так, как я и хотела: мол, босс современный и одобряет.

А еще, когда они вернулись на съемки, для них выпрыгнул из картонного торта и станцевал стриптизер, за которого заплатила Лариса. Жаль, я не видела не только этот стриптиз, но и лиц фотографа и стилиста. Но подруга вечером так зрелищно мне все описала, что я едва успокоилась, и, кажется, даже ночью похрюкивала от смеха.

Особенно меня позабавил момент, кода, отсмотрев стриптиз с каменным лицом, Калинский важно подошел к Ларисе и протянул ей деньги. Конечно, она догадалась, что он обнаружил случайно забытый ею чек от секс-шопа, поэтому подхватился и поехал туда вместе с приятелем. И вот — он сдал все приобретения, заготовил речь и при всех хотел провернуть разоблачение года!

Но глупый… Хоть и талантливый, а глупый этот бедолага Калинский! Кто же воюет с обиженной женщиной? Проще перед ней извиниться. Тогда она может не простить, но оставить в покое.

— Ой, что вы? — ахнула Лариса, увидев в его руках деньги, перевела взгляд на стриптизера и улыбнулась смущенно. — За все уже уплачено, не беспокойтесь! Это наш вам подарок!

— А если я не хочу этот подарок?! — рыкнул Калинский, и дракон на его плече тоже оскалился.

— Это хорошо, — залепетала Лариса и прикрыла собой испуганного стриптизера, пока тот торопился одеться. — Это хорошо, что вы его не хотите! Это, даже представить себе не можете, как хорошо!

— Лариса! — Калинский зверел на глазах, но она мужественно держалась и шептала стриптизеру, что в обиду его не даст и что из этого здания он выйдет таким же, как и вошел в него.

— Твою же!.. — взорвался фотограф. — Что, мать твою, это значит?!

— Простите, — прикрывая собой паренька, она довела того до двери и виновато прошептала Калинскому, который на нее наступал. — Просто он не такой, как… Ну, как вы и… Он только танцует, в общем! Он свой зад бережет!

Услышав, что ему могло здесь грозить, если бы не защита Ларисы, стриптизер взвизгнул и убежал. А фотограф открыл свою пасть, чтобы обернуться чудовищем и напасть на бедную беззащитную девушку, и его дракон на руке тоже посмотрел очень зло…

— Должна предупредить, — скромно сообщила ему беззащитная девушка, — что ваше странное поведение может вызвать у меня сильный стресс. А когда я в печали — я много ем. А если я не влезу в эту металлическую конструкцию… Во сколько она обошлась, кстати? Я к тому, что… Если босс узнает, что ее заказывали по неверным размерам, штрафы для заказчика будут большими, не знаете?

Калинский этого знать не знал. Но рисковать и узнавать явно не захотел. К тому же его позвал Корнев и что-то зашептал на ухо, от чего он снова начал краснеть и звереть.

— Вот так и делай людям добро, — обиженно пробормотала Лариса. — С меня хватит — больше никаких трат. Пусть сами себя развлекают. Судя по увиденному набору, им скучать не приходится.

Когда Калинский повернул голову и посмотрел на нее, она пугливо взвизгнула, как сбежавший ранее стриптизер, за пару секунд взобралась в металлическую конструкцию и попросила:

— Пожалуйста, давайте уже работать… Пока я еще помещаюсь. А то вы так смотрите, что очень хочется есть. Или хоть укусить… что-то… или кого-то…

Ну что сказать?

Отказывать обиженной женщине тоже не стоит. Лариса хотела — Лариса и укусила. Не без моей помощи, правда. Мне пришлось долго убеждать Матеуша, что это не для меня и что да, его любимчики заслужили, а за что не скажу, но… Губы мои пусть и немного припухли от удовольствия, а разгладились, когда я, подсматривая с лестницы двадцать девятого этажа вместе с предупрежденной Ларисой, увидела, как этим же вечером, стоило Калинскому и Корневу направиться к выходу из бизнес-центра, к ним подошел солидно одетый мужчина и важно вручил небольшую открытку. Слегка поклонившись, мужчина ушел, а два приятеля стали рассматривать, обладателем чего, собственно, стали.

— Ого, — проходя мимо них, обронил Матеуш, — мне пришлось выложить немалые деньги, чтобы купить обычный допуск в этот элитный закрытый клуб. А такая золотая карта многое открывает своему обладателю. Прекрасная возможность обо всем забыть и расслабиться.

Ковальских деловито прошествовал к выходу, сел в машину и отъехал от здания под задумчивыми взглядами фотографа и стилиста. А потом они переглянулись и…

Даже с двадцать девятого этажа было понятно и видно, что они клюнули на крючок, и нам с Ларисой стоило огромного труда хихикать как можно тише. И продержаться еще десять минут, а уже потом спуститься вниз и сесть в машину вернувшегося за нами Ковальских.

— Довольна? — хитро взглянув почему-то на Ларису, а не на меня, спросил босс.

— А при чем здесь она? — попыталась отбить я подругу, но никто и не планировал на нее нападать.

И как только мы это поняли, она кивнула и поблагодарила Матеуша.

— Спасибо.

А я пробно закинула удочку:

— Если бы еще и увидеть…

— Увы, — отказал нам Ковальских. — Вашими стараниями клуб «Твое желание» на эту ночь сменил основной профиль, так что… Я мог бы сходить. А вот девушек там не ждут точно.

— Да нечего там смотреть! — поспешно заверила я.

— Ева, — переглянувшись с Матеушем, заговорщически прошептала подруга. — Гомосексуализм не заразен.

Но я боссом рисковать не хотела, поэтому взяла с него обещание, что сегодня его в клубе не будет. А в понедельник, стоя вместе с Ларисой у перил самого высокого этажа и рассматривая в холле двух нервных типов, смутно напоминающих важного фотографа и заносчивого стилиста, поняла, что правильно поступила.

— Знаешь, — сказала я Ларисе, которая, закусив губу, наблюдала за этими мужчинами в холле, — гомосексуализм, может, и не заразен. Но, кажется, бывает крайне навязчивым.

И действительно, все жесты фотографа и стилиста были тому подтверждением. Во-первых, оба они пришли в кепках и черных очках в половину лица. Во-вторых, постоянно оглядывались и дергались, когда кто-то из мужчин направлялся в их сторону. В-третьих, держались вместе и машинально становились спина к спине, защищая святое. Ну а, в-четвертых, они выглядели не модно и современно, а обычно, чтобы как можно легче затеряться в толпе.

Ну и еще свидетельством того, что посещение элитного клуба оказалось незабываемым, стал многообещающий взгляд Калинского, когда он неожиданно поднял голову вверх и увидел меня и Ларису.

— Я — труп, — прошептала она. — У тебя есть босс, а я — труп.

— Не торопись умирать, — я поддержала под руку вздрогнувшую подругу, — ты ведь еще даже первую зарплату не получила! А уже планируешь такие большие траты!

Посмотрев на меня, она подумала-подумала, кивнула и рассмеялась. А вот когда снова посмотрела вниз и наткнулась уже на взгляд Корнева, смех оборвала и, чуть побледнев, решительно заявила:

— Это мне тут тоже ваши облака на маковку надавили! Ты прав, Ев. Куда это я спешу? В жизни еще столько всего интересного!

— И недомученного, — добавила я.

— Ты — мой самый понятливый хлюпик! — похвалила меня Лариса и смело направилась вниз, готовясь к мести двух разозленных мужчин.

А я, заметив, как один из них что-то резко и грубо доказывает другому, и добивается того, чтобы он ушел, поняла, что никакой мести не будет. Разве что та, которую Лариса вовсе не ожидает и на которую уже не надеется.