Виталий Ручинский

Не ищите кролика Кузю

- На этом, уважаемые дамы и господа, разрешите закончить. Благодарю за внимание!

Пухлые босоногие женщины в развевающихся одеждах - то ли музы, то ли нимфы - внезапно отделились от небесно-голубого плафона и закружились надо мной в стремительной пляске. Шквал аплодисментов разнес в клочья напряженную тишину зала. Защелкали вспышки блицев. Репортеры ринулись на сцену. "Мистер Кукушкин! Мистер Кукушкин!" - надрывались они, почему-то с ударением на последнем слоге, и выбрасывали змеиные головки микрофонов.

Зал - сплошь профессура - бушевал. Ликующие негры в белых шапочках. Бородатые индусы в факирских чалмах. Пугающие загадочной учтивостью японцы. Председатель - позвольте, да ведь это же институтский вахтер Евстигнеев! - бесполезно тряс колокольчиком...

И вдруг все смешалось: зал, репортеры, председатель-вахтер. Промелькнуло распаренное, точно после бани, лицо Бурова-Сакеева. Он за что-то меня отчитывал. С какой это стати? Да я!..

Но я так и не узнал, в чем дело, потому что проснулся.

Звонок аварийной сигнализации трезвонил вовсю. Пахло горелым: очевидно, где-то замкнуло обмотки. Надев соскочившие во сне очки, я пробежался взглядом по панели с приборами и сразу все понял - проклятое реле! Программное устройство отказало, и центрифуга в камере "Бурсака" вращалась с сумасшедшей скоростью - стрелку зашкалило. Я бросился к главному рубильнику и выключил установку.

Теперь пора объясниться.

Вы, разумеется, наслышаны о профессоре Бурове-Сакееве, авторе УКОМФИГа? Понимаю: водопад, он же лавина информации - проскочило.

Универсальная Комбинация Физических Генераций - вот что такое УКОМФИГ. Своих кузнечиков Буров-Сакеев облучал рентгеном, токами высокой частоты, вращал в центрифуге, держал в магнитном поле, бомбил ультразвуком. Скажете, все уже было? Не торопитесь! В УКОМФИГе соль в том, что сочетается несочетаемое.

Впрочем, продолжим.

Через установку "Бурсак-1" было пропущено свыше тысячи зеленых кузнечиков. Трое приобрели невиданную прыгучесть - остальные бесславно погибли. Рекордистом оказался кузнечик, выловленный на заливных лугах под Костромой. Буров-Сакеев, ничего не скажешь, шутник, назвал его Бимоном в честь знаменитого негритянского прыгуна. Исторический прыжок зеленого Бимона на пятьдесят три метра семьдесят семь сантиметров на специально оборудованном полигоне близ деревни Елыкаево привел в изумление наблюдавших за экспериментом специалистов, включая знаменитого Джорджа Аткинса, гостя из далекой Австралии. "Фэнтэстик!" - так отреагировал доктор Аткинс.

Под результаты была подведена теория, которую кое-кто воспринял с ухмылкой: ничего не знаем, что за УКОМФИГ? И тут доктор Аткинс, путешествуя с супругой по Европе, остановился для заправки автомобиля в княжестве Лихтенштейн и между делом дал интервью местным репортерам. Прыжок кузнечика Бимона был им причислен к наиболее выдающимся событиям в современной биологии. Помощь подоспела кстати - скептики стали затихать.

А Буров-Сакеев подбрасывал угольку в топку. Дайте только срок - будет вам и молниеносное обучение школьников любому иностранному языку, включая японский и суахили, и новая порода коров: две-три буренки заставят бесперебойно работать молочный завод средней мощности. И даже чудо-рыбы: сегодня малек, завтра - килограмма в два, не меньше. И все - УКОМФИГ, УКОМФИГ!

Еще студентом биофака я заболел методом Бурова-Сакеева. А когда добился распределения в его лабораторию, то пел и плясал от счастья.

К опытам на стандартных "Бурсаках" меня не допустили, а заслали в Елыкаево измерять прыгучесть обработанных кузнечиков, которых доставляли в опломбированном контейнере.

Честно сказать, мне скоро прискучило мотаться изо дня в день по полю с вешками и рулеткой. Немедленный переход на крупные объекты - вот что занимало мое воображение. Выбор пал на кроликов.

Ах, как трудно оказалось открыться Бурову-Сакееву в своих дерзких планах! Пропаганда грядущих достижений УКОМФИГа отнимала у него уйму времени. К тому же заседания разнообразных комиссий, подкомиссий и комитетов, научные командировки в сильно- и слаборазвитые страны: заполучить аудиенцию у профессора было практически невозможно. А его зам Фугасов встал насмерть. "На наш век, дорогой, хватит и кузнечиков", отвечал он каждый раз, когда я пробовал заикнуться о кроликах.

Но я не сдался. Мне удалось подкараулить Бурова-Сакеева после заседания Ученого совета в институтском буфете. В продолжение моего рассказа он с неимоверной скоростью поглощал сосиски, не забывая, однако, обмакивать их в горчицу. Выложиться я не успел - в буфет с криками ворвались два бородача в джинсовых костюмах, схватили Бурова-Сакеева и поволокли к выходу. Его увозили на телестудию: несмотря на жуткую занятость, Буров-Сакеев безотказно появлялся на голубом экране.

Профессора затолкнули в микроавтобус, ожидавший у подъезда. Казалось, все было кончено. Но когда машина, обдав меня черным выхлопом, резко взяла с места, Буров-Сакеев неожиданно распахнул дверцу и прокричал:

- Передайте Фугасову: я - за!

Семафор был открыт, и я, не жалея сил, принялся за монтаж "Бурсака" невиданных до сих пор размеров.

Я толком не знал, чего хочу добиться от кроликов, применяя к ним УКОМФИГ. Может, чтоб они, подобно кузнечикам, стали на редкость прыгучими. Или вырастить у них новую шерсть, длиной и шелковистостью - чистый мохер...

Три месяца непрерывных опытов не дали результатов: кролики дохли, не выдержав полной программы УКОМФИГА. Фугасов мурлыкал танго "Кумпарсита" и таял от счастья, словно масло в июльский полдень, а я начинал терять надежду.

Однако кролик, за которого я принялся на прошлой неделе - я окрестил его Кузей - повел себя молодцом. Оставалось последнее - опыт на центрифуге. И надо же, такая досада: заснул! Проклятое реле!

Вой вращавшейся по инерции центрифуги, наконец, смолк. Я поднялся и дрожащими руками открыл дверь камеры. Смотрю - Кузя живой! Сидит себе в центрифуге, передними лапами прикрыл капустный кочан, от листочка отщипывает. Вот молодец! Вот спасибо! Протянул руку, хотел погладить. Но кролик издал странный звук, словно запела детская дудочка. Верхняя губа у него задралась, из-под нее выползли два желтоватых резца. Задними лапами он принялся выбивать о борт центрифуги дробь. Все чаще, чаще. И вдруг хвать за палец! Зубами! Отпрянув назад, я врезался затылком в угол магнитного генератора. Все поплыло, в глазах завертелись радужные обручи и в каждом - оскаленная кроличья морда.

Наощупь я выбрался из камеры. Зажмурился, снова открыл глаза - нет, непонятное: видение не исчезло. Где-то далеко под порывом ветра с треском захлопнулось окно. И тут мое сознание неожиданно пронзила простая мысль зачем? Зачем я все это делаю? Кроличьи морды в обручах разом исчезли, но то, что подспудно зрело во мне, сметая шаткие препоны, хлынуло наружу. Я выбежал в коридор и громко закричал:

- Идите все сюда! Слушайте!

Потом мне рассказывали, что, в сущности, произошло.

Из комнат повыскакивали сотрудники, меня окружили, а я во всеуслышание стал называть эксперименты над кроликами сплошной авантюрой: расчет был на авось - а вдруг? Терзаю, каялся я, ни в чем не повинных животных, все думаю на эффект наткнуться, чтобы моим именем назвали: "Эффект Кукушкина". А дальше пойдет - покатится: конгрессы с симпозиумами, ковровые дорожки, портреты, непременно портреты, и чтобы в профиль - в профиль я лучше получаюсь!

Я исповедовался до тех пор, пока в мое плечо не впилась чья-то железная рука. Блеснули стекла очков в квадратной оправе - Фугасов! Свободной рукой он с профессиональной ловкостью отвернул нижние веки моих глаз и, заглянув в них, прошептал:

- Ну что ж, все понятно!

- Может, позвонить ноль три? - произнес чей-то догадливый голос.

Но Фугасов уже подал знак - меня подхватили под руки и повели. Как оказалось, в мою комнату. Усадили в кресло оператора "Бурсака". Фугасов велел всем выйти, подошел к телефону и набрал номер. Он звонил Бурову-Сакееву, просил его немедленно прийти - произошло "че-пе", надо разобраться, принять меры. Остатками сознания я понял, что у профессора не было никакой охоты мчаться разбирать "че-пе". Но Фугасов был настойчив. Наконец он положил трубку и с нескрываемым торжеством объявил:

- Идет!..

- Что у вас тут происходит? - крикнул Буров-Сакеев еще с порога.

Я вскочил на ноги и протянул руку в направлении "Бурсака":

- Там! Там!

Фугасов попытался загородить дорогу, но профессор легко его отодвинул и скрылся в камере.

Через несколько секунд оттуда послышался крик, с лязгом распахнулась дверь, из камеры, шатаясь, выбрался Буров-Сакеев. Правая рука его с двумя выпрямленными пальцами - указательным и безымянным - была воздета, как у боярыни Морозовой на бессмертной картине Сурикова. Между пальцами тоненькая струйка крови. Блуждающий взгляд профессора сошелся с фугасовским, и тут Буров-Сакеев с глухим рычанием бросился на своего зама, явно намереваясь схватить его за горло. Фугасов увернулся и выскочил из комнаты.

Тогда, обратившись ко мне - я вжался всем телом в спинку кресла Буров-Сакеев приказал:

- Стенографистку! Живо! Пусть документально, по всей форме!

...Пройдут годы. Я состарюсь, выйду на пенсию. Буду придерживаться рационального режима питания. Регулярно следить за прогнозами погоды. Но никогда, - вы слышите, - никогда не выветрится из моей памяти то, что диктовал мой учитель.

- Записывайте, - вещал Буров-Сакеев несуществующей стенографистке, Бимон был прыгуч от природы. Остальные - не я. Ей-богу, не я! Фугасов его штуки! Прыгучих специально отбирает, процент завышен! В Сан-Ремо привязались с вопросами - еле выкрутился.

Дальше пошло непонятное.

- Жена Лариса. С прежней было проще. Халатом от "Диора" по морде - это как прикажете понимать? А обувь? Покупаешь - руки дрожат. С размерами путаница...

Он умолк на полуслове. С удивлением уставился на меня, пожевал губами. Дыхание стало ровным. Буров-Сакеев взглянул на часы, хлопнул себя ладонью по лбу и пробормотал:

- Черт возьми, у меня же прием делегации!

И выбежал из комнаты.

Некоторое время я находился в оцепенении. Потом бросил взгляд на камеру "Бурсака" - дверь была распахнута. Я заглянул внутрь, там было пусто. Кузя исчез.

Я обегал весь институт, спрашивал встречных, не попадался ли кому на глаза кролик. Меня вынесло к проходной.

- Дядя Вася! - закричал я в ухо вахтеру, тому самому Евстигнееву, которого видел во сне председателем ученого собрания. - Тут случайно кролик не пробегал?

- Как же! Сию минуту! - с тихой радостью ответил вахтер. - Я ему: "Ты куда, серый?" А он - прыг через барьер!

Я выбежал на улицу. И сразу увидел Кузю. Кролик сидел на краю тротуара у пешеходного перехода. В светофоре горел красный свет. Я начал красться. Неожиданно Кузя обернулся и увидел меня. В тот же миг, сильно оттолкнувшись лапами, он распластался в воздухе и приземлился на проезжей части улицы. Прямо на него мчался автофургон с косой надписью "Мебель" на борту. Кузя снова взлетел вверх и опустился на крышу. Автофургон наддал и проскочил на желтый увозя моего кролика.

Ночь я провел без сна. Сомнений не было - Кузя после обработки на "Бурсаке" стал феноменом. Один укус - и человек выплескивает то что глубоко погребено в тайниках его сознания. Правда, действие эффекта скоротечно, но тем не менее факт, научный факт... Стоп! А как трактовать профессорскую исповедь?.. Если УКОМФИГ - фугасовские штуки, то почему же Кузя? Или УКОМФИГ тут не при чем?..

К утру стало ясно одно: главное - отыскать Кузю. Отправлюсь к профессору, выложу все. Он поймет. Сделает все возможное и невозможное. Город будет поднят на ноги. Будьте уверены - Кузю найдут!

- Да вы что? - удивилась секретарша, когда я наутро ворвался в приемную. - Он же сегодня улетает на конгресс в Мар-дель-Плата!

...Аэропорт! Последний шанс! Перехватить! Во что бы то ни стало!

Я поймал такси и объяснил шоферу, что будущее науки зависит от него.

Мы успели. Буквально перед нами к подъезду аэропорта подъехала черная "Волга". Из нее вышел Буров-Сакеев в сопровождении незнакомой девицы в голубом парике и изогнутых темных очках. Позади с профессорским чемоданом в руках плыл весело улыбающийся Фугасов.

- Пожалуй, назовем так: УКОМФИГ - программа на завтра, - провозгласил профессор, обращаясь к своей спутнице. - Ну как? Подходит?

- Гениально! - отозвалась девица, делая пометки в блокноте.

- А? А? Нравится? - наседал на нее Буров-Сакеев. - То-то! Во мне вообще погиб первоклассный журналист, а может быть, даже писатель!

- Нет, в самом деле гениально! Но как быть с текстом? Рука мастера!

- После Мар-дель-Плата все, что угодно, - пообещал профессор. Го-то-о-ов на все! - пропел он неожиданно бархатным басом фразу из "Фауста".

Я забежал вперед и встал на ступенях подъезда с раскинутыми в стороны руками.

- Имею сообщение исключительной важности! Только вам одному!

- Самолет, голубчик, лечу! - парировал мой выпад Буров-Сакеев. Валяйте телексом - отель "Континенталь". Пламенный привет!

Он отсалютовал складным зонтом в черном чехле и вместе со спутниками скрылся за зеркальными дверями подъезда.

Оставалось одно - дождаться возвращения Бурова-Сакеева. И тут произошло неожиданное.

Спустя неделю, вернувшись с работы, я включил телевизор. Советник юстиции рассказывал с экрана о борьбе с нарушениями Уголовного кодекса в торговой сети нашего города. Через десять минут я понял, что такие преступления скоро будут изжиты. Примета - участившиеся в последнее время явки с повинной.

Среди прочих историй советник рассказал о продавце из мебельного магазина N_15 по фамилии Трикин. Переполненный сознанием собственной вины, он прямо в магазине публично покаялся, что берет "в лапу" за дефицитную мебель.

В виске застучал молоточек догадки: Кузя - мебельный фургон раскаявшийся продавец!

Не теряя времени, я поспешил в мебельный магазин N_15 на окраине города.

На выставленной мебели были разложены картонки с надписью "Продано". Продавцы в синих халатах с фирменными значками на лацканах философически рассматривали редких покупателей. Набравшись духу, я подошел к одному из продавцов - его лицо показалось мне добродушным.

- Если насчет "Клариссы", то не мечтайте, - сказал продавец, уставившись на плакат "Спасибо за покупку".

Я объяснил, что меня заинтересовал удивительный случай с Трикиным.

- Ничего удивительного, - обернулся он ко мне. - Обыкновенный псих.

И рассказал, как все было.

В тот день Трикин помогал разгружать фургон с "Клариссами". Неожиданно он выскочил наружу, заметался по магазину и принялся кричать, что он жулик и регулярно обирает честных граждан.

- Потом, видим, начал затихать, - продолжал рассказ продавец. - Думали, обойдется. Только выходят тут из публики двое и так ласково говорят Трикину - поехали, гражданин, с нами, мы вам поможем во всем разобраться. Посадили в машину и увезли. И какая муха его укусила?

- Может, его и правда кто укусил? - осторожно поинтересовался я.

- Уж вы скажете. Палец он себе поранил, это верно. Когда в фургон лазил.

- Постойте! - воскликнул я. - А в тот день здесь не появлялся кролик? Такой серенький?

- Был кролик, - послышался позади меня чей-то голос. К нам подошел еще один продавец, видимо, заинтересовавшись беседой. - Его в том же фургоне привезли. На складах какой только живности нет. Бориска его утащил.

- Какой Бориска?

- Бориска? Сын нашей кассирши. Он как раз мальчишек привел за досками, в школе чего-то мастерить - живой уголок, кажется...

Спустя полчаса я уже нервно вышагивал взад-вперед по пустынному коридору школы перед классом, в котором учился Боря Шмелев, сын кассирши. Главное я уже знал - это рассказала его мать: Боря отнес кролика в школьный живой уголок.

Прозвенел звонок. В коридор высыпали школьники. Я подошел к первому попавшемуся мальчику и попросил его показать мне Борю Шмелева.

- Это я, - ответил с удивлением мальчик.

Рука судьбы! Я потащил мальчика к окну и срывающимся от волнения голосом спросил, что с кроликом из мебельного магазина? Жив ли он?

- А вам зачем, дяденька?

Ответить я не успел. Перед нами выросла сухопарая учительница в очках.

- Вы, наверное, из газеты? Будете писать о нашем живом уголке? затараторила она, радостно улыбаясь. - Боря, сбегай за ключом.

Я не стал возражать - удача сама плыла мне в руки.

- Он у нас активный член биологического кружка, - продолжала учительница. - Но не забудьте отметить и нашего директора. Это он, он разрешил занять подсобку!

Вдвоем с Борей - учительница спешила на урок - мы спустились на первый этаж и подошли к комнате рядом с гардеробом. Боря отпер висячий замок, и мы вошли.

За металлической сеткой, среди сена, разбросанного по дощатому настилу, я разглядел в полумраке пару ежиков, свернувшегося спиралью ужа, черепаху и скачущую взад вперед обезьянку. На полке сбоку тяжелой зеленью отсвечивали аквариумы. Боря дотянулся до выключателя, щелкнул, и тут я увидел в дальнем правом углу серый комок. Медленно поднялись и встали торчком длинные уши, раскрылся и блеснул розовый глаз. Сомнений не было Кузя!

В сетку ткнулась обезьянка, зверек с дымчатой шерстью и белыми полукружьями около ушей. Обезьянка-игрунка, их еще называют уистити. Боря достал из кармана кусочек яблока и просунул сквозь сетку.

- Ее Сережка Соколов принес, - объяснил Боря. - Отец у него знаете кто? Капитан дальнего плавания. Он купил ее в Южной Америке, в городе Мар-дель-Плата...

Мар-дель-Плата! Передо мной возник аэропорт, девица в голубом парике, улыбающийся Фугасов, мой незабвенный учитель: "Валяйте телексом - отель "Континенталь", пламенный привет!"

Глаза Кузи разгорались все ярче. И тут - а может, мне это показалось, потому что Боря не шелохнулся, - тишину прорезал пронзительный звук детской дудочки.

- А кролик этот прямо в руки мне бросился там, в магазине, продолжал мальчик. - Все как закричат: "Жаркое! Жаркое приехало!". Я его под куртку и бежать. Откуда он только взялся?..

- Что ж, у вас просто замечательный живой уголок, - сказал я. И неожиданно для самого себя добавил: - Ну, пошли?

Я не стал сочинять никаких басен, чтобы вновь завладеть Кузей. Просто попрощался и все. И на следующий день подал заявление об уходе.

Фугасов выразился так: "Крах авантюриста!" А мне было все равно.

А пока я устроился учителем биологии в школе. Нет, не в той, где в живом уголке нашел себе приют Кузя: моя - на другом конце города.

Все свободное время я просиживаю в библиотеке. Роюсь в литературе, анализирую дневниковые записи - ищу ответа на вопрос: что произошло в опыте с Кузей? Блуждаю в потемках. Пока не нащупаю хотя бы ниточку, к научной работе я не вернусь - я так решил! Но когда читальный зал пустеет, лампы на столах гаснут, и, взяв у сонной гардеробщицы плащ, я выхожу на улицу, под дождь, порой подступает такая тоска, что во рту становится сухо. Неужели я был в миллиметре от величайшего открытия - от эффекта, который принес бы мне имя и славу, и просто-напросто свалял дурака?.. И мама, открыв мне дверь, спрашивает: "У тебя неприятности?"

Никаких неприятностей. Все, как надо. Только очень трудно понять самое главное.

Утром еду в ту самую школу. Вхожу в живой уголок. Кузя теперь совсем меня не боится. Я глажу его, щекочу за ушами, а Кузя тычется мне в ладони мокрым носом...