Библиотека всемирной литературы. Серия первая
Том 21. Ирано-таджикская поэзия
Вступительная статья, составление и примечания И. Брагинского
В сборник вошли произведения Рудаки, Носира Хисроу, Омара Хайяма, Руми, Саади, Хафиза и Джами. В настоящем томе представлены лучшие образцы поэзии на языке фарси классического периода (X–XV вв.), завоевавшей мировоепризнание благодаря названным именам, а также — творчеству их предшественников, современников и последователей.
Вступительная статья, составление и примечания И.Брагинского.
Перевод В.Державина, А.Кочеткова, Ю.Нейман, Р.Морана, Т.Стрешневой, К.Арсеньевой, И.Сельвинского, Е.Дунаевского, С.Липкина, Г.Плисецкого, В.Левика, О.Румера и др.
Библиотека всемирной литературы. Серия первая
Том 21. Ирано-таджикская поэзия
Вступительная статья, составление и примечания И. Брагинского
ПОЭЗИЯ МИРОВОГО ЗВУЧАНИЯ
Едва ли в кругу современных образованных читателей найдутся такие, которым не были бы знакомы имена Фирдоуси, Саади и Хафиза. Их поэзией не переставали восхищаться великие писатели мира. Н. Г. Чернышевский, выявляя причину бессмертия «Шах-наме», писал, что «главная сила и Мильтона, и Шекспира, и Боккаччо, и Данте, и Фирдоуси, и всех других первостепенных поэтов» состоит в том, что истоком их поэзии является народное творчество. В знаменитой строке «как Сади некогда сказал» запечатлел свое отношение к восточной мудрости далекого, по близкого ему по мироощущению предшественника, А. С. Пушкин. Гёте принадлежат знаменательные слова о Хафизе, ставшие широко известными в России благодаря переводу А. Фета:
В настоящем томе представлены лучшие образцы поэзии на языке фарси классического периода (Х — XV вв.), завоевавшей мировое признание благодаря названным именам, а также — творчеству их предшественников, современников и последователей.
Существуют две легенды о происхождении этой поэзии.
По одной из них венценосный баловень судьбы шах Бахрам Гур Сасанид (V в.), объясняясь в любви со своей «отрадой сердца» — Диларам, заговорил стихами.
Иначе повествует о создании первого рубаи (четверостишия) другая легенда.
Юноша бродил по узким улочкам и переулкам Самарканда. Внезапно он услышал странную песенку, которую пел мальчик, игравший с товарищами в орехи:
Восхищенный детским стишком, юноша и но заметил, как он, беззвучно шевеля губами, сам стал складывать мелодичные рубаи о красотах Самарканда и о прелести родного дома в горах Зарафшана. Этим юношей был Рудаки, основоположник классической поэзии на языке фарси.
Каждое из этих сказаний представляет собою, как и всякая легенда, но образному выражению Баратынского, «обломок старой правды».
Предание о дворцовом происхождении поэзии отражает реально-исторический факт расцвета раннесредневековой поэзии (не на фарси, а на среднеиранских языках) под покровительством могущественной династии Сасанидов (III–VII вв.), имевшей своих придворных певцов-музыкантов (самый известный — Барбад, имя которого стало нарицательным).
Не менее реальные факты выражает и вторая легенда, о народном происхождении классической поэзии. В арабоязычных исторических хрониках зафиксирован в сообщении о 789 годе следующий любопытный факт: жители Балха изобразили бегство надменного арабского военачальника от восставших горцев Хатлана (ныне Кулябская область Таджикской ССР) в насмешливой песне. Это — первое известное нам фольклорное стихотворение на фарси. И в легенде, и в точно датированном факте содержится глубокий исторический смысл о самой сути становления классической поэзии.
Иранские народности Средней Азии и Ирана обладали к VII веку богатым литературным наследием на древних и среднеиранских языках, истоки которого восходят к первому тысячелетию до н. э., к священной книге зороастрийской (древнеиранской) религии «Авеста».
Вторжение войск Арабского халифата в VII веке в Иран, а позже и в Среднюю Азию, нанесло сокрушительный удар по древней иранской культуре. Огнем и мечом были насаждены новая религия завоевателей — ислам и арабский язык. Местная аристократия приспособилась к завоевателям, теряя не только былую честь и сословную спесь, по и родную речь.
Для иранской словесности наступили «века молчания», названные так последующими историками. Литература словно перестала существовать: многие из старинных сочинений сжигались завоевателями, как богопротивные, а новые — не сочинялись. И все же иранская литература не исчезла полностью, она пребывала лишь в иноязычном состоянии. Так длилось до IX века. Культура иранских народов оказалась выше культуры завоевателей. Образованные слои иранцев, «адибы» — писатели, сумели освоить новую для них, арабскую традицию, воспринять наиболее ценные элементы арабской поэтической, доисламской и исламской, культуры. Вместе с тем эти писатели сумели уберечь и сохранить многие самобытные черты древней иранской традиции. В основном это была романтизация старины, питавшая чувство культурного превосходства над завоевателями. Творчество таких писателей связано с идеологией иранского движения «шуубии» (примерно «инородчество»), главным в котором было требование признания арабами равенства и даже превосходства мусульман-«инородцев» (то есть не арабов, а иранцев), воспитание чувства собственного достоинства и стремление к государственной независимости от Халифата. Неоценимы заслуги шуубиитов в последующем возникновении поэзии на фарси, прежде всего из-за осуществленных ими переводов на арабский язык. Вклад писателей-иранцев, писавших по-арабски, был столь значителен и существен, что обусловил новый этап развития в арабской поэзии, который был непосредственно связан с расцветом феодализма в Арабском халифате, ростом городов, расширением заморской торговли и международных сношений, а также — что особенно важно — усилением роли иранского этнического элемента в самой правящей династии (Аббасидов) и в государственном аппарате (главные вазиры — иранцы Бармекиды).
Таким образом, иранская поэзия, первоначально выступившая в арабоязычном облачении, не только подняла на новую высоту арабскую литературу, неотъемлемой частью которой она и является, но подготовила предпосылки для последующего возникновения литературы уже на родном языке — фарси.
Еще более решающей предпосылкой для развития литературы оказались социально-экономические сдвиги и мощные народные движения в Иране и Средней Азии. На гребне антихалифатского движения «белорубашечников» в Средней Азии пришли к власти иранские династии, сначала Тахиридов и Саффаридов, а затем знаменитой династии Саманидов. Последняя вела свой род от Сасанидов и свое воздействие на аристократические слои и народные массы основывала на воскрешении древних, иранских традиций.
Дворец Саманидов лишь культивировал родной язык — фарси и содействовал его развитию. Аристократия во главе с монархом оценили роль поэзии, пользовавшейся огромной популярностью в народе, как средство укрепления своего могущества и влияния. Все это объективно открывало широкий доступ демократическим идеям и мотивам в раннюю классическую литературу, несмотря на ее в основном дворцовое бытование.
Народные истоки дают себя знать и в наиболее ранних дошедших до нас фрагментах (например, в отмеченной выше песне жителей Балха), и в творчестве первых поэтов IX века.
Вместе с тем в ранних образцах панегирической поэзии явственно выступает и ее феодально-аристократическая направленность. Столкновение, а порой и противоречивое переплетение двух тенденций (иногда даже в творчестве одного и того же поэта) характерны для развития классической поэзии на фарси в течение всего периода X–XV веков.
При этом важно отметить, что, особенно в начальной стадии выражения этих противоборствующих тенденций, поэзия, равно дворцовая и внедворцовая, сосредоточила свое внимание (в отличие от древнеиранской поэзии) не на восхвалении божеств, а на изображении человека — либо как преуспевающего монарха и его окружения (главным образом в панегирической поэзии), либо как обычного человека, сохранившего свои личные качества (преимущественно в лирической поэзии).
То, что в IX веке лишь намечалось, нашло блестящее развитие в творчестве «Адама поэтов», признанного основоположником классической поэзии Рудаки. Под его влиянием творила плеяда поэтов, сосредоточенных в двух крупнейших литературных центрах — среднеазиатском (Бухара и Самарканд) и Хорасанском (Балх и Мерв), писавших на фарси, а частично и по-арабски.
Судьба Рудаки как бы символизирует путь возникновения и становления поэзии на фарси, борьбу в ней двух тенденций: народной и аристократической.
Рудаки родился, провел детство и юность в безвестном маленьком селении Рудак (ныне Панджруд Пенджикентского района Таджикской ССР), расположенном на склонах скалистого Зарафшанского хребта. Здесь учился он у народа песням и музыке, любовался своеобразной прелестью родной природы, постигал мудрость и душевную красоту приветливых тружеников-горцев. Прежде чем прославиться при дворе Саманидов, поэт был уже известен в своей округе как народный певец и непревзойденный музыкант.
Своеобразно выразил Рудаки любовь к родному краю, к своему селению. Знаменитый придворный поэт, чье имя гремело во всех концах огромного государства Саманидов, он не избрал в качестве своего поэтического псевдонима какой-либо выспренний эпитет, не выбрал большой город, в котором рос, как это делали многие поэты средневековья, а назвался по родному селу — Рудаки. Но Рудаки как большой поэт не мог не понимать, что устная песня, творцом и исполнителем которой он первоначально выступал, жила лишь в небольшой округе. Чтобы голос поэта зазвучал во всю мощь и дошел до потомков, он должен был быть закреплен письмом. Но письменная поэзия в условиях того времени могла развиваться только при дворе. И Рудаки появляется во дворце Саманидов, где его окружают почетом и богатством. Однако здесь его лиру заставляют звучать для царя-деспота и его сановного окружения. Так возникает конфликт поэта и правителя, трагедия, которую пережили все великие поэты восточного средневековья. Особая трагичность этого конфликта состояла в его неразрешимости. Для Рудаки он закончился изгнанием из двора.
В стихах Рудаки мы встречаем воспоминания о его пышной жизни при дворе и горькие сетования на то, что в старости для него наступило время «посоха и сумы». Наряду с восхвалениями венценосцев-покровителей, в его творениях слышны и жалобы, звучит разочарование, постигшее поэта в его попытках «смягчить сердца, что тверже наковальни». Средневековые летописцы сохранили известия о том, что Рудаки подвергся опале, был изгнан из дворца и ослеплен (по этой версии он не был слепым от рождения). Причина его изгнания неизвестна. Можно лишь предполагать, что немалую роль сыграло его сочувственное отношение к одному из народных мятежей в Бухаре, связанному с еретическим, так называемым карматским движением, участники которого проповедовали имущественное равенство. Опальный, но по-прежнему любимый своими земляками — простыми крестьянами, великий поэт умер в родном селении. Здесь, уже в советскую эпоху, обнаружена его могила и воздвигнут мавзолей.
До нас дошли только отдельные фрагменты, обрывки и разрозненные двустишия Рудаки, но и они убедительно говорят о его поэтическом гении. Из-за разрозненности и краткости фрагментов мы не видим ни стройности композиции, ни занимательности сюжета — всего того, что может проявиться лишь в законченном произведении. Однако подобно тому как но обломкам скульптуры мы угадываем гений Фидия, так и творческую индивидуальность действительно великого поэта мы можем представить себе иногда лишь по одной строке. Мы узнаем Рудаки по глубокой человечности, по неповторимой эмоциональной выразительности, по чудесному гранению слова и неожиданному повороту образа и настроения. Взять хотя бы такое двустишие:
Или такая «маленькая драма», уместившаяся в четырех строках:
В богатом по содержанию творчестве этого «многоголосого соловья» (как он сам себя называл), писавшего в различных жанрах, особенно примечательны философская глубина мысли и непосредственность восприятия природы. Столь же дороги нам в поэзии Рудаки элементы народных, передовых представлений его времени: философское вольнодумство, культ разума, сочувствие труженикам, гуманность.
В творчестве Рудаки мы находим выражение протеста против социального неравенства, отражение известного народного мотива «одни и другие», который повторяется не только у его ближайших преемников, но и позже у многих выдающихся поэтов (Носир Хисроу, Саади и др.).
Наиболее значительным в поэзии Рудаки было своеобразное открытие природы и человека. Для творчества всей плеяды поэтов, окружавших Рудаки, характерно почти полное отсутствие религиозных мотивов, мистических образов и горячее пристрастие к доисламским мотивам и сюжетам, в частности к героям богатырского эпоса (отсюда и многочисленные попытки составить «Шах-наме»). От дошедших до нас отрывков произведений этих поэтов веет свежестью образов, естественной простотой и остроумием; их произведения не скованы еще условностью формы и выспренностью, столь характерными для поэзии поздних веков.
Гуманистическое содержание поэзии в наибольшей мере выражало мироощущение возникшего в процветающих феодальных городах нового общественного слоя, образованных людей, живших умственным трудом, средневековой интеллигенции.
К концу X века в результате крайнего обострения внутренних противоречий (народные движения против местной феодальной знати и выступления феодалов-аристократов против центральной власти) начался закат, а затем и распад Саманидского государства. Сложившаяся обстановка не благоприятствовала развитию литературы. И тем не менее конец X — начало XII века — наиболее блестящий период в развитии классической поэзии. Творческие силы, вырвавшиеся наружу после двухвекового «молчания», были столь могучи и плодотворны, что оказывали живительное воздействие на поэзию еще, по крайней мере, на протяжении полутора-двух последующих веков.
По идейному богатству, по отражению правды жизни, по близости к народным поэтическим истокам этот период не имеет себе равных в средневековой истории иранской культуры. Для этого периода характерно становление основных жанровых форм классической поэзии. Здесь и героический эпос, включающий драматический и лирический элементы, и замечательные философские рубаи Ибн Сины и Омара Хайяма, и возвышенные оды и нежные газели поэтов «газнийской» школы (после падения Саманидов столица новой династии, созданной узурпатором Султаном Махмудом, перешла в Газну, город на территории нынешнего Афганистана) — Унсури, Фаррухи, Манучехри, и тенционы Асади, и поэмы Гургани, и философские и дидактические стихи «еретика» Носира Хисроу. Тогда же складывается и раннесуфийская поэзия.
Виднейшим представителем этого периода является гениальный Фирдоуси, выразивший в своей «Шах-наме» знамение эпохи — воскрешение античности, родной старины. Для Фирдоуси, в отличие от Рудаки, специфично внимание не к человеку вообще, а к необычной, героической личности .
Воспитанный на древних сказаниях иранских народов, знаток и страстный поклонник родной культуры, Фирдоуси не мог не заметить, что государство Саманидов клонится к упадку, но мог не переживать это глубоко и мучительно. Он искал причины надвигающегося краха, и ему казалось, что он отыскал и разгадал их. Подкрепление своих мыслей поэт находил в многочисленных старинных письменных и устных преданиях о сказочных и действительно живших иранских царях. Мораль всех этих преданий одна: если властелин был справедливым — все было хорошо, если нет — страну постигали бедствия. Особенно убедительными казались поэту народные предания о сказочном иранском богатыре Рустаме, который в течение нескольких веков, как неприступная крепость, стоял на страже родины, объединяя вокруг себя всех богатырей, готовых на смерть ради спасения родной земли от постоянных набегов туранцев (во времена Фирдоуси под ними понимались предки тюркских кочевников, угрожавших Саманидскому государству).
Так была задумана Фирдоуси его эпопея об иранских царях и богатырях, которая, казалось ему, поможет феодалам и царю попять горькую истину.
При всем различии великих поэтов того времени им свойственны некоторые общие черты: любовь к родине и к родному языку, острая постановка этических вопросов, идея справедливого властителя, сочувствие трудящимся людям, вольнодумство и культ разума.
Глубокие философские раздумья, признание принципа детерминизма во вселенной, жизнерадостное свободомыслие, дух рационализма характерны для всемирно признанного поэта Омара Хайяма.
Он был и крупным ученым: астрономом, математиком, соавтором самого точного календаря, открывателем бинома, который спустя много веков был вновь открыт Ньютоном. Хайям писал математические и философские трактаты, по мировую известность завоевал именно своими стихотворными миниатюрами — лирическими четверостишиями.
Вольнолюбивая мысль в иранской литературе средних веков находила себе гораздо лучшее убежище в поэзии, чем в прозе. В стихотворении легче было скрыться за поэтической вольностью, полунамеком, иногда нарочито сложными и туманными образами. Кроме того, стихи, особенно короткие, легко запоминавшиеся рубан, были прекрасным средством распространения вольнодумной мысли, тем более что автор их часто оставался неизвестен. Стих выпущен на волю, подхвачен, переходит из уст в уста, остановить его невозможно, а автора не найти. Правда, это привело к тому, что спустя много столетий порой нет возможности точно сказать, какие именно четверостишия принадлежат тому или иному автору, в частности самому Хайяму, а какие созданы в подражание ему.
Но поэзия от этого вряд ли пострадала. Так ли уж важно в конечном счете, кем написано то или иное четверостишие — самим Хайямом или его талантливыми последователями? Факт остается фактом: в условиях мрачною средневековья складывались замечательные четверостишия, свидетельствующие о неукротимости свободной критической человеческой мысли. Многие из них мы не можем с уверенностью назвать стихами Хайяма, но мы относим их к «хайямовским» потому, что они близки ему по духу и но стилю. Это не умаляет ни прелести самих стихов, ни заслуг Хайяма, пусть не всегда их автора, но всегда их вдохновителя.
Творчество Носира Хисроу связано с бурным народным антифеодальным движением X века, проявившимся в карматстве (иначе — раннем исмаилизме). В своих философских трудах и во многих одических произведениях Носир Хисроу оставался в плену мистических воззрений и средневековых предрассудков. Но сквозь религиозные тенета прорывается его страстный дух мужественного богоборца-рационалиста, неутомимого искателя правды и справедливости, мечтавшего об облегчении тяжелой доли труженика.
XII век можно охарактеризовать как «век крайностей»: с одной стороны, придворная поэзия безудержного панегиризма, с другой — мистическая, суфийская поэзия созерцания и отчаяния.
Возникновение суфизма относится к IX веку. В этом в известной мере нашло отражение недовольство и разочарование неимущих слоев населения (в основном городских ремесленников) жизненным укладом, сложившимся при исламе, от которого они безнадежно ожидали облегчения своей участи. В суфизме отразилось, однако, пассивное разочарование, приводившее, как правило, к аскетизму и поискам некоей абстрактной правды. В его идеологии нет прямого отрицания ислама; суфизм лишь вольно истолковывает догмы мусульманской религии, сочетая их с осколками древних, в том числе зороастрийских верований. Для обоснования и разъяснения веры суфизм использовал особую эротическую символику и натуралистические образы плотской любви. Эти образы и символы выражали учение о том, что человек, взыскующий истины — божества, должен пройти ряд ступеней искания, ряд этапов познания, с тем чтобы на высшей стадии полностью слиться с божеством. Проповедниками суфизма были различные братства дервишей.
С течением времени суфизм становился удобным орудием господствующей верхушки в ее стремлении одурманить массы с помощью религии. Во всем разнообразии его направлений и толков суфизм все больше приручался и из еретического становился официальным.
Но ограничиться в характеристике суфизма лишь его официальным направлением было бы неверно. С первых веков развития этого учения в нем выделяется философско-еретическая струя. В условиях мусульманского фанатизма и мракобесия, когда духовенство по существу запрещало людям мыслить, суфизм был единственно возможной формой философствования. Различные философы-суфии, используя абстрактность догм, могли, как выражались они сами, «давать простор птице своей мысли». В их произведения включались элементы греческой классической философии, а порою и отзвуки древних материалистических учений. Идея пантеизма приводила некоторых суфиев к преддверию материалистического мироощущения, они проповедовали идею благости труда, высокой роли труженика и т. д. В этом течении суфизма сквозь мистическую оболочку явно проступает оппозиционность к господствующему феодальному строю, освященному исламом и официальным суфизмом. Вот почему это течение может быть названо оппозиционным суфизмом.
Поэзию ХII века можно также назвать «поэзией дворца и дервишской лачуги». Едва ли не самым ярким представителем «века крайностей» является поэт Анвари. Первоначально он прославился как непревзойденный мастер касыды (оды), а завершил он свой поэтический путь резким памфлетом против придворной касыды. Господствовавшая в тот век «поэзия дворца» уже оторвалась от народных корней и вырождалась в безделушку. Второе направление — «поэзия лачуги» — и есть по существу раннесуфийская поэзия (Санаи, Аттар).
Эта поэзия отражала иногда страдания простых людей, но ее мистическая сущность уводила человека от реального мира, звала к пассивному созерцанию, — в этом состоит ее слабость. Однако в «поэзии лачуги», не в пример дворцовой поэзии, можно обнаружить подлинно народные сюжеты и образы.
Вне этих двух направлений стоит творчество гениального азербайджанского поэта Низами, синтезировавшее достижения поэзии, выражавшее лучшие, передовые чаяния народа и оказавшее огромное влияние на многие поколения поэтов Ближнего и Среднего Востока.
Завершающим периодом классической поэзии были XIII–XV века.
В XIII веке на Среднюю Азию и Иран обрушилось великое бедствие — нашествие орд Чингисхана. Творческая деятельность в старых литературных центрах ослабла. Многие одаренные поэты, творившие на фарси, были вынуждены жить вдали от родины, но оставались верны родному языку: Джалалиддин Руми — в Малой Азии; Амир Хусроу — в Северной Индии, Камол Худжанди — в Южном Азербайджане.
Хотя деспотическое господство Чингизидов нанесло неисчислимый ущерб культуре, однако поэзия не только не остановилась в своем развитии, но под вдохновляющим воздействием народного сопротивления пережила даже новый подъем и своеобразное воскрешение предшествующих течений. Ярких представителей имела панегирическая поэзия. Касыды писались в рафинированном стиле, зарождалась нарочито усложненная, ире- цпозная поэзия, укоренялся прием «творческого подражания» («назира» — обзор», «джаваб» — «ответ» и др.), который становился нормой. Но это еще не означало эпигонства, каким «творческое подражание» стало позже. Решающим было выражение и углубление одних и тех же компонентов (жанра, сюжета, метра, рифмы), и тем самым выявление индивидуальной поэтической изобретательности.
Так, Амир Хусроу Дехлеви и Хаджу Кирмани воскресили дидактический и романтический эпос по образцу «пятерицы» Низами и расширили тематический диапазон газели, передав ей в некоторых случаях и функции панегирика.
Поэзии, особенно начиная с XIII века, свойствен суфийский характер, проявлявшийся, однако, в прямо противоположных формах: либо ортодоксальной благочестивости с большой долей ханжества и лицемерия, либо оппозиционной мистики, которая, наряду с рационалистическим мироощущением, явилась выражением гуманистической идеи, направленной против исламской ортодоксальности и канонизированного правоверия.
Именно мистика и рационализм придавали философскую глубину поэзии XIII–XIV веков, двум ее направлениям: философско-дидактическому, апеллировавшему преимущественно к рассудку, и философско-лирическому, обратившемуся к чувству. Первое направление преобладало у Саади, второе — у Джалалиддина Руми, однако в их разножанровом творчестве уживались и переплетались оба эти направления.
Саади прожил долгую жизнь, целое столетие. Как-то он сам сказал, что человеку нужно прожить две жизни: в одной искать, заблуждаться, снова искать, а в другой претворять накопленный опыт. Так он и поступил: первые полвека своей жизни провел в странствиях и исканиях. Когда чингисхановские орды приблизились к его городу, он покинул родной дом и отправился бродить по свету. Где только не побывал Саади: в Аравийской пустыне, в Азербайджане и Сирии, в Египте и Марокко. Он сражался c. крестоносцами, попал в плен, чуть не погиб, но спасся и вновь скитался по городам и пустыням, подвергался бесчисленным опасностям. Одолев все трудности, Саади пожилым человеком вернулся в свой Шираз, владетель которого золотом откупился от монгольских захватчиков. Умудренный опытом, снискавший огромное уважение своими познаниями и стихами, Саади вторые полвека провел, пребывая в покое. Тогда-то он и написал свои знаменитые книги о том, как нужно жить, — прозаическо-поэтическое собрание новелл «Гулистан» («Цветущий сад») и многочастное маснави — поэму «Бустан» («Плодовый сад»). Казалось бы, он стал претворять свой опыт в жизнь.
Но тут-то и сказался просчет великого поэта. Истина действительно постигается в лишениях и борьбе, как и было в «первой жизни» Саади. Но и для того, чтобы истину эту сделать достоянием людей, нужно проповедовать ее не в состоянии покоя, а в состоянии непрекращающейся борьбы. Однако «вторая жизнь» Саади — это покой, примирение с обстоятельствами, иногда и приспособление к ним. Все это и определило неразрешимые противоречия в этих двух его «учебниках жизни».
То, отражая настроения своей «первой жизни», подкрепляя свои мысли накопленным им самим житейским опытом, он призывает к мужеству, упорству, груду и, главное, к правде, только к правде. То, выражая настроения усталости и стремления к покою, он сбивается на призывы к приспособленчеству, к благочестию, а порой и к хитрости.
Но будем справедливы к великому старцу, шейху, как зовут его на Востоке. В его книгах преобладают идеи мужества и правды, и даже там где он отступает от них, его устами говорит мудрый и многоопытный муж, который, видя, что обух монгольского ига плетью не перешибешь, учит, как обойти, перехитрить врага.
Недаром в 1958 году по решению Всемирного Совета Мира отмечалось семисотлетие со дня завершения Саади работы над «Гулистаном». Человечество благодарно поэту именно за то, что составляет главное в этой книге, и готово простить ему его временные колебания и отступления.
Саади разработал художественную концепцию гуманизма и впервые не только в поэзии на фарси, но и в мировой изящной словесности создал самый термин «гуманизм» («человечность» — «адамийиат»), выразив его в прекрасной поэтической формуле, ставшей всемирно известной в нашу эпоху:
Суфийская поэзия, поднявшая темы и неортодоксального пантеизма, и обличения произвола, выдвинула такого знаменитого дидактика и лирика, как Джалалиддин Руми.
Он был уроженцем Балха (ныне город в Афганистане) и поэтому нередко именуется Джалалиддин Балхи. Отец его к началу монгольского нашествия покинул родной край и перебрался в Малую Азию, в Конийский султанат. Здесь сложился Джалалиддин как поэт, и здесь он основал суфийское братство, прославившись как «Моулана» («наш учитель») и «Моуляви» («ученый муж»). Руми — автор газелей и шеститомного «Духовного маснави» — энциклопедии не только его суфийского учения, но и фольклора, поскольку свои поучения поэт основывает на притчах, легендах, баснях, анекдотах и новеллах, в значительной части народного происхождения.
Поэтическая форма у Руми — будь то газель, рубаи, маснави — всегда совершенна. Но если его духовные поучения впечатляющи для приверженцев суфийского вероучения, то притчи и новеллы — это поистине поэтические жемчужины, яркие, блещущие юмором, гармонически сочетающие необычайную отшлифованность и столь же необычайную простоту.
В поучениях Руми сквозь религиозно-мистическую оболочку пробивается мысль об уважении к человеческой личности, о братстве людей и содружестве народов и рас, о сочувствии человеку в беде, о взаимопомощи. В его стихах сквозит презрение к ханжам и святошам. Но в произведениях Руми нет ненависти ко злу, а есть лишь его осуждение, в них нет призыва к активности и борьбе, а звучит призыв к самосовершенствованию. Мотив непротивленчества — слабая сторона творчества поэта. Главный же пафос его поэзии — любовь к людям.
Руми принадлежит не только прошлому. Его высокая поэзия, тонкость и глубина мысли, образная поэтическая система критически осваиваются современными таджикскими и иранскими читателями.
Со временем суфийская поэзия, разработавшая свою поэтику иносказания и символическую стилистику, становилась «модой» и под пером многих авторов-подражателей теряла свою обличительную остроту и страстность личности, взыскующей истины. Остается лишь форма: однако у многих талантливых поэтов она становится средством прикрытия мировоззренческого и социального радикализма.
Двусмысленность, иносказание, зашифрованная символика, заимствованные у суфийской поэтики, начинают господствовать в вольнодумных сочинениях, что особенно ярко сказалось в поэзии XIV века.
Этот век был преисполнен всех ужасов монгольского гнета — вначале наследников Чингисхана, потом Тимура. Уже начиная с XIII века народные массы восставали против монгольского ига: мятежи Махмуда Тараби в 1238 году, сарбадаров («висельников») в 1365 году. Литература долго не могла оправиться от удара и была исполнена лишь мотивов недовольства и душевного смятения. Подлинный протест проявился в литературе лишь в XIV веке, когда стихия народного возмущения выступала преимущественно в форме бунта личности. Для этого времени характерна своеобразная «поэзия протеста», использовавшая суфийскую символику и иносказание, выраженная особенно в жанре газели, кульминация которого проявилась в лирической газели, а более откровенно — в жанре сатиры.
Лирический жанр представляли великий Хафиз, а также Ибн Ямин и Камол Худжанди. Сатирой прославился Убайд Закани.
Хафиз — это поэтический псевдоним; слово «хафиз» означает человека, обладающего хорошей памятью, способного воспроизвести наизусть священную книгу мусульман Коран. Таким и был в молодости поэт из Шираза, чье имя Шамсиддин Мухаммад почти вытеснено его всемирно известным псевдонимом. Чтение наизусть Корана было на Востоке профессией. Ей обучали детей небогатые родители, не имевшие других возможностей обеспечить своих сыновей. О бедности Хафиза в детстве, свидетельствует тот факт, что мальчиком он работал в дрожжевом заведении. Почитался Хафиз в свое время за большие богословские знания, но бессмертную славу одного из крупнейших лириков мира он обрел благодаря своим газелям.
Лирическое, посвященное глубоко личным переживаниям стихотворение получает у поэта иное звучание, становится как бы неким манифестом вольности. И таких газелей у Хафиза много, они-то и определяют непреходящее значение его творчества.
Вслед за Хайямом, разоблачая ханжество и противопоставляя святоше-постнику вольного бродягу (рэида), забулдыгу, прикидывающегося циником, Хафиз вкрапливает в свои газели строки, дышащие ненавистью к насилию и религиозному обману, по-своему отражая народные настроения протеста, бунта. Это не прямой призыв к восстанию — Хафиз был далек от этого, — по это выражение мятежных настроений в форме личного бунта поэта против мерзостей жизни.
Кто постигнет эту бунтарскую сущность Хафиза, тот иначе начинает воспринимать и другие его газели. В описаниях природы, весны, горячих любовных признаний и вздохов звучит музыка жизни, человеческих страстей и чистых чувств, противостоящая духу угнетения личности, прикрытому религиозной оболочкой и призывом к смирению.
Так, в газелях Хафиза и его окружения в полной мере была выражена идея свободной индивидуальности, подымающей бунт против земных и небесных владык, бросающей вызов самому небу.
В XV веке восстановилась литературная жизнь в Самарканде и Бухаре и достигла высокого уровня в Герате. В лучших поэтических произведениях этого периода классической поэзии на фарси были продолжены гуманистические традиции ранних ее веков. Однако в тот же период наблюдались следы эпигонства и распада художественной формы.
К концу XV века укрепились давно сложившиеся взаимосвязь и взаимовлияние фарси и тюркоязычной (староузбекской) литератур. Большую роль в этом сыграла творческая дружба Джами, и его великого ученика и покровителя Навои (писавшего на фарси под псевдонимом Фани).
Перед своим угасанием классическая поэзия вновь как бы вспыхнула многоцветным пламенем, особенно в творчестве Джами, воскресившего все творческое многообразие предшественников в своих великолепных касыдах, мелодичных газелях, нравоучительных поэмах-маснави.
Противоречивость средневековой поэзии со всей очевидностью выразилась в творчестве Абдуррахмана Джами, всю жизнь воспевавшего высокие идеалы правдолюбия, человеколюбия и заслуженно считающегося одним из классиков ирано-таджикской литературы.
Баловень судьбы, пользовавшийся огромным почетом и уважением при дворе Тимуридов, Джами избрал скромный образ жизни мудреца, стремящегося к истине, далекого от суетности дворца, от лицемерия и ханжества дервишской кельи. Джами выступал радетелем за благо народа, порицал власть имущих за деспотизм и произвол, призывал к труду, а сам оставался благочестивым мистиком-суфием.
Мужеством дышат строки из его произведения «Саламан и Абсаль»:
В то же время поэт благоговейно простирался ниц перед своим наставником, мракобесом Ходжой Ахраром — самой мрачной фигурой в Средней Азии XV века. Призывая к веротерпимости, Джами одновременно выражал в некоторых стихах фанатическую ненависть к шиитам (мусульманам не ортодоксального толка). Он поддерживал замечательную прогрессивную стельность своего друга Алишера Навои и в то же время обрушивался и на самого великого и прогрессивного из мыслителей средних веков Ибн Сину.
По при всем этом Джами был прежде всего поэтом, сумевшим распознать общественную значимость поэзии, понять ее роль и силу в борьбе против тиранил, в борьбе за установление справедливого правления.
При всей противоречивости творчества Джами, в котором переплеталось суфийское благочестие и мистическое вольнодумство, именно он воспроизвел в своей «Книге мудрости Искандара» замечательную социальную утопию — вековечную мечту человечества о царстве свободы и равенства на земле.
* * *
Если сопоставить творческие достижения классической поэзии на фарси с древнеиранской традицией, то станут очевидными как их преемственность, так и новаторский характер классики, ставшей, в свою очередь, традицией для последующих литературных поколений.
Идея справедливого царя разрабатывалась почти всеми великими поэтами — от Рудаки до Джами, причем в более близком к народным массам понимании, будучи связана с темой социальных конфликтов; антидеспотическая тема, ярко выраженная в классической поэзии в своеобразном противопоставлении «поэт и царь», «царь и нищий» у Фирдоуси и Хафиза, была характерна для суфийской поэзии; социальная утопия нашла свое развитие у Фирдоуси, Ибн Сины, Фахриддина Гургани и особенно у Низами и Джами.
Концепция человека в классической поэзии являет собой принципиально новую ступень развития в осмыслении достоинств а и самоценности личности. Вместе с тем классика сохранила и синтезировала образы героя-богатыря и человека-брата, разработанные в предшествующую литературную эпоху. Тема борьбы Света с Тьмой и Добра со Злом, лишившись своего первобытного примитивизма, стала содержанием всей этической системы классиков (у Низами, Ибн Ямина, Хафиза, Джами и др.). Тема похвалы разуму, не только в прямой форме, выражена была и у Рудаки и у Фирдоуси, по выросла в стройную идеологию рационализма, концепцию «власти разума», пронизывающую поэзию таких корифеев, как Ибн Сина, Хайям, Саади и др. Наряду с ней классики выдвинули универсально-философскую идею Любви как движущей силы общественного развития, концепцию «власти сердца» (Низами, Руми, Хафиз, Камол и Джами). Тема порицания приверженцев Зла и Лжи выросла и поднялась до высот социальной сатиры (Закаии) и лирики социального протеста (Ибн Ямин. Хафиз и др.). Большое место в классике заняла тема высокой миссии и неограниченных потенций самой поэзии, тема вдохновенно изреченного слова и роли поэта- пророка (наиболее выразительно у Низами).
То, что в античной традиции проявилось лишь в зародыше, приняло в классической поэзии развернутую форму. Это относится не только к идейно-тематическому содержанию, но и ко всем элементам художественной формы. Многие сюжеты и ведущие образы отлились в такие выдающиеся сочинения, как «Шах-наме» Фирдоуси, «Вис и Рамин» Гургани, рубаи Хайяма, «Маснави» Руми, «Гулистан» Саади, газели Хафиза и др. В поэзии определились два русла — реалистическое и романтическое, тесно переплетающиеся между собой. Полностью оформилось авторское индивидуальное творчество, которое в древности существовало лишь в зачатке. Стихотворение постепенно отделилось от песни: философские касыды уже были рассчитаны, видимо, не только на устное исполнение, но и на индивидуальное чтение. Все большие нрава приобретали вымышленный герой, персонажи, вводимые автором в свои произведения не только по традиции (Рустам, Искандер, Лейли и Меджнун и др.), но и согласно творческому замыслу.
Особого развития и совершенства достигла поэтика, также сохранившая элементы античности. Сложилась «эстетика огромного» (например, героическое маснави типа «Шах-наме») и «эстетика малого» (не только рубаи, но самостоятельное двустишие, даже однострочие — «фард»). Поэтика вместе с тем канонизировалась, была разработана строгая системы по трем разделам: «аруз» — метрика; «кафийа» — рифма, «бади» — поэтические тропы и фигуры.
* * *
При историко-типологическом сопоставлении классической поэзии на фарси с мировой становится очевидным, что классическая поэзия на фарси, развивавшаяся в течение шести столетий (X–XV вв.), — это не что иное, как поэзия иранского Ренессанса.
Она вобрала в себя и своеобразно переработала художественные достижения иранской античной традиции, сложившиеся в ней поэтическое выражение идеи человеколюбия.
Эпоха, когда формировалась классическая поэзия, была временем поступательного развития феодализма в Иране и Средней Азии, несмотря на разрушительные последствия различных завоеваний, особенно нашествия монгольских ханов. В этих условиях росли средневековые города, в которых возникали предпосылки нового уклада, не сумевшего, однако, развиться в систему буржуазных отношений из-за замедленности экономического развития. Ведущая роль в экономике X–XV веков государственной феодальной земельной собственности, этой основы относительно централизованного государственного управления, и рост городской культуры способствовали формированию своеобразного слоя интеллигенции, жившего преимущественно умственным трудом и создавшего классическую литературу.
Литература иранского Ренессанса представляет по существу часть мирового литературного процесса, начавшегося на Дальнем Востоке в VII–VIII веках и достигшего своей вершины в западноевропейском Ренессансе — вплоть до XVII века. Классическая иранская поэзия в ее лучших образцах отличалась, как и все литературы Ренессанса, философичностью, вольнодумством, антиклерикальной направленностью. Конечно, эта поэзия никогда не представляла собой единого потока. В ней, как и во всех литературах мира, происходила непрекращавшаяся борьба двух тенденций — передовой, народной и феодально-аристократической, иногда — даже в творчестве одного и того же поэта. Но ведущая тенденция всегда художественно воплощала дальнейшую ступень развития гуманистической мысли. Основная идея — осознание человеческого достоинства; центральный образ — свободная, автономная человеческая личность.
Большую роль в развитии классики, бесспорно, сыграла арабская поэзия. Она обогащала своим опытом иранскую литературу, но иранский Ренессанс, как и мировой, включал в себя возрождение, то есть не простое повторение, а именно возрождение родной античности, усиленное такими явлениями, как литературный синтез (Низами, Хафиз, Джами). При этом сила и размах этого возрождения были столь велики, что больше всего бросается в глаза самостоятельный, новаторский характер классики, ее способность чутко отзываться на современную ей действительность, отточенность художественной формы и глубина гуманистической сущности. Ото обусловило превращение классики в одухотворяющую традицию для последующих веков и живучесть созданных поэтических ценностей.
Классическая ирано-таджикская поэзия уже давно вошла в общечеловеческое художественное творчество, во всемирную литературу. Она продолжает каждый раз по-новому, в каждую эпоху своеобразными путями внедряться во всемирные поэтические владения человечества.
Новая эпоха в истории человечества, начавшаяся с Великой Октябрьской социалистической революции, еще глубже воспринимает гуманистическую культуру классической ирано-таджикской поэзии.
В том, что старинная поэзия была по-новому прочитана, она обязана прежде всего именно таджикскому народу, воскрешенному революцией и создавшему свою социалистическую республику, в которой зазвучал язык фарси, развившийся здесь в литературный таджикский язык.
Что в наибольшей мере роднит нас, людей социалистической эпохи, с великими поэтами, отдаленными от нас пятью веками и более? Идея гуманизма, художественное изображение человеческой личности во всех ее проявлениях и воспроизведение ее всеми цветами неповторимо богатой поэтической палитры.
И. Брагинский
РУДАКИ
КАСЫДЫ
СТИХИ О СТАРОСТИ
НА СМЕРТЬ АБУЛXАСАНА МУРОДИ
НА СМЕРТЬ ШАХИДА БАЛХИ
* * *
* * *
СТИXИ О ВИНЕ
ГАЗЕЛИ И ЛИРИЧЕСКИЕ ФРАГМЕНТЫ
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Р У Б А И
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
КЫТА И РАЗЛИЧНЫЕ ФРАГМЕНТЫ
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
ЗАГАДКА
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
КАЛИЛА И ДИМНА
Строки из поэмы
*
*
*
*
*
*
*
РА3РОЗНЕННЫЕ ДВУСТИШИЯ
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
* * *
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
НОСИР XИСРОУ
ПОРИЦАНИЕ И ПОХВАЛА
В ПОРИЦАНИЕ СВЯТОШАМ
В ПОРИЦАНИЕ РОСТОВЩИКАМ
ПОРИЦАНИЕ ПОЭТАМ-ПАНЕГИРИСТАМ
ПОРИЦАНИЕ ЦАРЯМ И ВЛАСТЬ ИМУЩИМ
ХВАЛА РЕМЕСЛЕННИКАМ
ХВАЛА ЗЕМЛЕДЕЛЬЦАМ
О ДОБРЕ И ЗЛЕ
ЗНАНИЕ
РАЗУМ
ДОБРОДЕТЕЛЬ
ДРУЖБА
ДРУГ И НЕДРУГ
ЛИЦЕМЕРЫ И ДРУЗЬЯ
ЖАДНОСТЬ И НИЗОСТЬ
ДВУЛИЧИЕ
ЯЗЫК
КАСЫДЫ, ФРАГМЕНТЫ, АФОРИ3МЫ
О РАЗУМЕ И ПРОСВЕЩЕНИИ
ЧЕМ ЛОТОС ГОЛУБОЙ ВИНОВЕН…
ШАТЕР НЕБЕС
* * *
РАЗМЫШЛЕНИЕ В ЮМГАНЕ
* * *
* * *
* * *
АФОРИЗМЫ
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
ОМАР ХАЙЯМ
РУБАИ
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
РУМИ
ИЗ «MACНАВИ»
ПЕСНЯ ФЛЕЙТЫ
ПРИТЧИ
ПОСЕЛЯНИН И ЛЕВ
РАССКАЗ О БЕДУИНЕ, У КОТОРОГО СОБАКА ПОДОХЛА ОТ ГОЛОДА
РАССКАЗ ОБ УКРАДЕННОМ БАРАНЕ
О ТОМ, КАК СТРАЖНИК ТАЩИЛ В ТЮРЬМУ ПЬЯНОГО
О ТОМ, КАК ШАХ ТЕРМЕЗА ПОЛУЧИЛ «МАТ» ОТ ШУТА
О ТОМ, КАК СТАРИК ЖАЛОВАЛСЯ ВРАЧУ НА СВОИ БОЛЕЗНИ
РАССКАЗ О ВОРЕ-БАРАБАНЩИКЕ
СПОР ВЕРБЛЮДА, БЫКА И БАРАНА
РАССКАЗ О САДОВНИКЕ
РАССКАЗ О ВИНОГРАДЕ
НАСТАВЛЕНИЕ ПОЙМАННОЙ ПТИЦЫ
ДЖУХА И МАЛЬЧИК
СПОР МУСУЛЬМАНИНА С ОГНЕПОКЛОННИКОМ
ПОСЕЩЕНИЕ ГЛУХИМ БОЛЬНОГО СОСЕДА
СПОР О СЛОНЕ
РАССКАЗ ОБ УКРАДЕННОМ ОСЛЕ
РАССКАЗ О НЕСОСТОЯТЕЛЬНОМ ДОЛЖНИКЕ
СПОР ГРАММАТИКА С КОРМЧИМ
НАПУГАННЫЙ ГОРОЖАНИН
О ТОМ, КАК ХАЛИФ УВИДЕЛ ЛЕЙЛИ
О ТОМ, КАК ВОР УКРАЛ ЗМЕЮ У ЗАКЛИНАТЕЛЯ
О БАКАЛЕЙЩИКЕ И ПОПУГАЕ, ПРОЛИВШЕМ В ЛАВКЕ МАСЛО
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ШУТ ЖЕНИЛСЯ НА РАСПУТНИЦЕ
РАССКАЗ О НАПАДЕНИИ ОГУ3ОВ
КРИКИ СТОРОЖА
РАССКАЗ О ДВУХ МЕШКАХ
ЗОЛОТЫХ ДЕЛ МАСТЕР И ЕГО ВЕСЫ
РАССКАЗ О ФАКИХЕ В БОЛЬШОЙ ЧАЛМЕ И О ВОРЕ
РАССКАЗ О КАЗВИНЦЕ И ЦИРЮЛЬНИКЕ
РАССКАЗ ОБ АПТЕКАРЕ И ЛЮБИТЕЛЕ ГЛИНЫ
О НАБОЖНОМ ВОРЕ И САДОВНИКЕ
СПАСШИЙСЯ ВОР
РАССКАЗ ОБ УЧИТЕЛЕ
И3 «ДИВАНА ШАМСА ТЕБРИ3СКОГО»
ГА3ЕЛИ
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
КАСЫДА
ЧЕТВЕРОСТИШИЯ ЛЮБВИ
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
СААДИ
ИЗ «ГУЛИСТАНА»
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
ИЗ «БУСТАНА»
Присловие
ПРИЧИНА НАПИСАНИЯ КНИГИ
Глава первая. О СПРАВЕДЛИВОСТИ, МУДРОСТИ И РАССУДИТЕЛЬНОСТИ
*
*
*
*
*
На должности богатых назначай,
Кормило власти нищим не вручай.
С них ничего ты — царской пользы ради —
Не взыщешь, кроме воплей о пощаде.
Коль на своем посту вазир не бдит,
Пусть наблюдатель твой за ним следит.
Коль наблюдателя вазир подкупит,
Пусть к делу сам твой грозный суд приступит.
Богобоязненным бразды вручай,
Боящимся тебя не доверяй.
Правдивый лишь пред богом полн боязни,
За правду он не устрашится казни.
Но честного едва ль найдешь из ста;
Сам проверяй все книги и счета.
Двух близких на одну не ставь работу,
Дабы от них не возыметь заботу.
Столкуются и станут воровать
И пред тобой друг друга покрывать.
Когда боится вора вор, то мимо
Проходят караваны невредимо.
*
Когда слугу решаешь ты сместить,
Ты должен позже грех его простить.
Порой больной росток трудней исправить,
Чем сотню пленных от цепей избавить.
Ты знай; надеждой изгнанный живет,
Хоть рухнул жизни всей его оплот.
Шах справедливый, истинный мудрец
Глядит на слуг, как на детей отец.
Порой правдивым гневом пламенеет,
Но он и слезы опереть умеет.
Коль будешь мягок — обнаглеет враг.
Излишняя жестокость сеет страх.
Как врач, что ткань больную рассекает,
Но и бальзам на раны налагает,
Так мудр поистине владыка тот,
Что к добрым — добр, а злым отпор дает.
Будь благороден, мудр. Добром и хлебом
Дари людей; ведь одарен ты небом.
Никто не вечен в мире, все уйдет,
Но вечно имя доброе живет.
Ввек не умрет оставивший на свете
После себя мосты, дома, мечети;
Забыт, кто не оставил ничего,
Бесплодным было дерево его.
И он умрет, и всяк его забудет,
И вспоминать добром никто не будет.
*
Во имя доброй славы, в дни правленья
Мужей великих не топи в забвенье.
Скрижаль твою великих имена
На вечные украсят времена.
И до тебя здесь шахи подвизались,
И все ушли; лишь надписи остались.
Один прославлен до конца времен,
Другой — навек проклятьем заклеймен.
*
Не верь доносчикам-клеветникам,
А, вняв доносу, в дело вникни сам.
Не верь словам, коль честного поносят,
И пощади, когда пощады просят.
Просящих крова — кровом осени.
Слугу за шаг неверный не казни.
Но если пренебрег он добрым словом
И вновь грешит — предай его оковам.
Когда же не пойдут оковы впрок,
Ты вырви с корнем тот гнилой росток.
Но, все вины преступника исчисля,
Ты, прежде чем казнить его, размысли:
Хоть бадахшанский лал легко разбить,
Но ведь осколки не соединить.
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКА3
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
Глава вторая. О БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
Глава третья. О ЛЮБВИ, ЛЮБОВНОМ ОПЬЯНЕНИИ И БЕЗУМСТВЕ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
Глава четвертая. О СМИРЕНИИ
РАССКАЗ
РАССКА3
РАССКАЗ
Глава пятая. О ДОВОЛЬСТВЕ ЮДОЛЬЮ
РАССКАЗ
Глава шестая. О ДОВОЛЬСТВЕ МАЛЫМ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
Глава седьмая. О ВОСПИТАНИИ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
РАССКАЗ
Глава восьмая. БЛАГОДАРНОСТИ ЗА БЛАГОПОЛУЧИЕ
РАССКАЗ
Глава девятая. О ПОКАЯНИИ И ПРАВОМ ПУТИ
РАССКАЗ
Глава десятая. ТАЙНАЯ МОЛИТВА И ОКОНЧАНИЕ КНИГИ
РАССКАЗ
КАСЫДЫ
* * *
* * *
* * *
ГАЗЕЛИ
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
КЫТА
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
БЕЙТЫ И РУБАИ
* * *
* * *
* * *
ХАФИЗ
ГАЗЕЛИ
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
РУБАИ
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
ДЖАМИ
ГАЗЕЛИ
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
МУРАББА
ТАРДЖИБАНД
НА СМЕРТЬ СЫНА
1
2
3
МАРСИЯ
КЫТА
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
ЗОЛОТАЯ ЦЕПЬ (Из поэмы)
РАССКАЗ О ПРАЧКЕ И ЦАПЛЕ
О ЗНАЧЕНИИ ВОСПИТАНИЯ
О ПЛЕШИВЕНЬКОМ, ВЛЮБЛЕННОМ В РОЗОЧКУ
В ОСУЖДЕНИЕ ТЕХ, КТО ВНЕШНЕ ВЫСТАВЛЯЕТ СЕБЯ СУФИЕМ И УКРАШАЕТ СЕБЯ СУФИЙСКИМ НАРЯДОМ
О ТОМ, ЧТО НЕ НАДО ТРАТИТЬ ВРЕМЯ НА ИЗЛИШНИЙ СОН, И О ТОМ, ЧТО НАДО РАНО ВСТАВАТЬ
РАССКАЗ О ДЕРЕВЕНСКОМ ПРОСТАКЕ И ЕГО ОСЛЕ
ТАЙНА ТОГО, ПОЧЕМУ ПРОДАВЕЦ РАСХВАЛИВАЛ ОСЛА, РАСКРЫВАЕТСЯ В СЛЕДУЮЩЕЙ ПРИТЧЕ
ПОРИЦАНИЕ ЗАВИСТИ И ЗАВИСТНИКОВ
ВЛЮБЛЕННЫЙ, ПОСТОЯННО ДУМАЮЩИЙ О ЛЮБИМОЙ
НАСТАВЛЕНИЕ
О ТОМ, ЧТО ДРУГ ДОЛЖЕН БЫТЬ ИСКРЕННИМ
РАССКАЗ О ПЛОВЦЕ И МЕДВЕДЕ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПЕРВОЙ ТЕТРАДИ «ЗОЛОТОЙ ЦЕПИ»
ИЗ «СКАЗА О ЛЮБВИ»
РАССКАЗ О ЛЮБВИ ДЕВУШКИ К МОЛОДОМУ НЕГРУ
НЕГР В ДОМЕ ДЕВУШКИ
КОРМИЛИЦА ВОЗВРАЩАЕТ НЕГРА ОБРАТНО В ЕГО ЖИЛИЩЕ
НЕ ПОРИЦАЯ ВЛЮБЛЕННЫХ
О ТОМ, КАК АБУ-АЛИ ИБН СИНА ЛЕЧИЛ СТРАДАЮЩЕГО МЕЛАНХОЛИЕЙ
В ПОХВАЛУ СТИХА
ПАМЯТИ ВЕЛИКИХ ПОЭТОВ
САЛAМАН И АБСАЛЬ (Из поэмы)
НАЧАЛО ПОВЕСТИ
У СЧАСТЛИВОГО ШАХА ВОЗНИКАЕТ ЖЕЛАНИЕ ИМЕТЬ СЫHА
МУДРЕЦ ХУЛИТ ВОЖДЕЛЕНИЕ, БЕЗ КОТОРОГО НЕОСУЩЕСТВИМО РОЖДЕНИЕ РЕБЕНКА
МУДРЕЦ ОСУЖДАЕТ ЖЕНЩИН, КОТОРЫЕ ЯВЛЯЮТСЯ СРЕДОТОЧИЕМ ВОЖДЕЛЕНИЯ, НО БЕЗ КОТОРЫХ НЕВОЗМОЖНО РОЖДЕНИЕ РЕБЕНКА
МУДРЕЦ ПРИНИМАЕТ МЕРЫ ДЛЯ РОЖДЕНИЯ РЕБЕНКА БЕЗ УЧАСТИЯ ЖЕНЩИНЫ, И ДЛЯ УХОДА ЗА РЕБЕНКОМ БЕРУТ КОРМИЛИЦУ
АБСАЛЬ СТАНОВИТСЯ КОРМИЛИЦЕЙ САЛАМАНА И РЕВНОСТНО ПРИНИМАЕТСЯ ЗА ВОСПИТАНИЕ ЭТОГО БЕСПОРОЧНОГО ОТРОКА
ОБ ОСТРОТЕ УМА САЛАМАНА И О ВЫСОКИХ КАЧЕСТВАХ ЕГО ПРОЗЫ И СТИХА
О ЕГО ПИРАХ И УВЕСЕЛЕНИЯХ
О ТОМ, КАК ОН ИГРАЛ В ЧОВГАН И ПОБЕЖДАЛ СВОИХ СОПЕРНИКОВ
О ТОМ, КАК ОН ВЛАДЕЛ ЛУКОМ И СТРЕЛАМИ
О ЕГО ЩЕДРОСТИ И РАЗДАЧЕ ДАРОВ
КРАСОТА САЛАМАНА ДОСТИГАЕТ ВСЕСТОРОННЕГО СОВЕРШЕНСТВА. У АБСАЛЬ ВОЗНИКАЕТ ЛЮБОВЬ К НЕМУ, И ОНА ПРИБЕГАЕТ К УЛОВКАМ, ЧТОБЫ ПЛЕНИТЬ САЛАМАНА
УЛОВКИ АБСАЛЬ ДЕЙСТВУЮТ НА САЛАМАНА, И ОН НАЧИНАЕТ ОЩУЩАТЬ СКЛОННОСТЬ К НЕЙ
АБСАЛЬ ПРИХОДИТ К САЛАМАНУ, И ОНИ ПРЕДАЮТСЯ НАСЛАЖДЕНИЮ
РАССКАЗ О ТОМ, КАК МУДРЕЦ И ПАДИШАХ УЗНАЛИ О ЛЮБВИ САЛАМАНА И АБСАЛЬ И СТАЛИ УПРЕКАТЬ ЗА ЭТО САЛАМAHA
САЛAMАНУ ОПОСТЫЛИВАЮТ МНОГОЧИСЛЕННЫЕ УПРЕКИ, ОН ОСТАВЛЯЕТ ШАХА И МУДРЕЦА И ВМЕСТЕ С АБСАЛЬ ИЗБИРАЕТ ПУТЬ БЕГСТВА
САЛАМАН И АБСАЛЬ УПЛЫВАЮТ В МОРЕ, ПРИСТАЮТ К ЦВЕТУЩЕМУ ОСТРОВУ, ОБРЕТАЮТ ПОКОЙ И ПОСЕЛЯЮТСЯ НА НЕМ
ШАХ УЗНАЕТ ОБ ОТЪЕЗДЕ САЛАМАНА И, НЕ ИМЕЯ СВЕДЕНИЙ О НЕМ, ПОЛЬЗУЕТСЯ ЗЕРКАЛОМ, В КОТОРОМ ВИДЕН ВЕСЬ МИР, И УЗНАЕТ О СОСТОЯНИИ САЛАМАНА
ШАХ ОГОРЧАЕТСЯ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬЮ ПРИВЯЗАННОСТИ САЛАМАНА К АБСАЛЬ И СИЛОЙ МЫСЛИ УДЕРЖИВАЕТ САЛАМАНА ОТ НАСЛАЖДЕНИЙ С НЕЙ
САЛАМАН ПРИБЫВАЕТ К ПАДИШАХУ, И ШАХ ВЫРАЖАЕТ ЕМУ СВОЮ ЛЮБОВЬ
САЛАМАН ВПАДАЕТ В ПЕЧАЛЬ ОТ УПРЕКОВ ОТЦА, УХОДИТ В ПУСТЫНЮ, РАЗЖИГАЕТ ОГОНЬ И ВХОДИТ В НЕГО ВМЕСТЕ С АБСАЛЬ, НО АБСАЛЬ СГОРАЕТ, А ОН ОСТАЕТСЯ НЕВРЕДИМЫМ
САЛАМАН ОСТАЕТСЯ БЕЗ АБСАЛЬ И СКОРБИТ В РАЗЛУКЕ С НЕЙ
ШАХ УЗНАЕТ О СОСТОЯНИИ САЛАМАНА, НО ОКАЗЫВАЕТСЯ БЕССИЛЬНЫМ ПОМОЧЬ ЕМУ И СОВЕТУЕТСЯ ОБ ЭТОМ С МУДРЕЦОМ
САЛАМАН ПОВИНУЕТСЯ МУДРЕЦУ, МУДРЕЦ НАХОДИТ СРЕДСТВО ИСЦЕЛЕНИЯ ЕГО ОТ СКОРБИ
ПАДИШАХ ПРИВОДИТ ПОДЧИНЕННЫХ К ПРИСЯГЕ САЛAMАНУ И ПЕРЕДАЕТ ЕМУ ПРЕСТОЛ И ЦАРСТВО
В ИЗЪЯСНЕНИЕ ТОГО, ЧТО ЯВЛЯЕТСЯ СУТЬЮ РАССКАЗАННОГО
ЮСУФ И 3УЛЕЙXА (Из поэмы)
ЗУЛЕЙXА ВИДИТ ЮСУФА ВО СНЕ В ТРЕТИЙ РАЗ И УЗНАЕТ О ЕГО МЕСТОПРЕБЫВАНИИ
ОТЕЦ ЗУЛЕЙХИ ПОСЫЛАЕТ СВАТА К ЕГИПЕТСКОМУ A3ИЗУ
ЗУЛЕЙХА УБЕЖДАЕТСЯ В ТОМ, ЧТО ЕГИПЕТСКИЙ АЗИЗ НЕ ТОТ, КОГО ОНА УВИДЕЛА ВО СНЕ
MАЛИК ВЫВОДИТ ЮСУФА НА БАЗАР, И ЗУЛЕЙХА ПОКУПАЕТ ЮСУФА
ЗУЛЕЙXА ДОМОГАЕТСЯ ВСТРЕЧИ С ЮСУФОM, HO TOТ ЕЙ В ЭТОМ ОТКАЗЫВАЕТ
ХУДОЖНИК ВОЗДВИГАЕТ ДВОРЕЦ С ИЗОБРАЖЕНИЯМИ ЮСУФА И ЗУЛЕЙХИ
ЗУЛЕЙХА ПРИГЛАШАЕТ ЮСУФА ВО ДВОРЕЦ
ЗУЛЕЙХА ПРИВОДИТ ЮСУФА В СЕДЬМОЙ ЗАЛ
ЮСУФА ОТПРАВЛЯЮТ В ТЮРЬМУ
ФАРАОН ТРЕБУЕТ К СЕБЕ ЮСУФА, ЧТОБЫ ТОТ РАСТОЛКОВАЛ ЕГО СОН. ЮСУФ ПРОСИТ ПРАВОСУДИЯ
ЮСУФ ВЫХОДИТ ИЗ ТЮРЬМЫ. ФАРАОН ВОЗВЫШАЕТ ЕГО. УМИРАЕТ АЗИЗ. ЗУЛЕЙХА СТРАДАЕТ В ОДИНОЧЕСТВЕ
ЗУЛЕЙХА СЛЕПНЕТ ОТ ГОРЯ. ОHА ВСТРЕЧАЕТСЯ С ЮСУФОM. ТОТ НЕ ОБРАЩАЕТ НА НЕЕ НИКАКОГО ВНИМАНИЯ. ТОГДА ЗУЛЕЙХА РАЗБИВАЕТ ИДОЛОВ И ОБРЕТАЕТ ВЕРУ В ЕДИНОГО БОГА
ЗУЛЕЙХА ПРИХОДИТ ВО ДВОРЕЦ ЮСУФА. БЛАГОДАРЯ ЕГО МОЛИТВЕ, К НЕЙ ВОЗВРАЩАЮТСЯ ЗРЕНИЕ, МОЛОДОСТЬ И КРАСОТА
ЮСУФ ВИДИТ ВО СНЕ СВОИX РОДИТЕЛЕЙ И ПРОСИТ БОГА ДАРОВАТЬ ЕМУ СМЕРТЬ, ЗУЛЕЙХА В ТРЕВОГЕ
ЮСУФ УМИРАЕТ. ЗУЛЕЙХА ГИБНЕТ, НЕ В СОСТОЯНИИ ПЕРЕНЕСТИ С НИМ РАЗЛУКУ
КНИГА МУДРОСТИ ИСКАНДАРА (Из поэмы)
НАЧАЛО ПОВЕСТВОВАНИЯ
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ОТЕЦ ИСКАНДАРА ПРОСИТ АРАСТУ НАПИСАТЬ ДЛЯ СЫНА КНИГУ ЗАВЕТОВ
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ИСКАНДАР БЛАГОДАРЯ СВОЕЙ СКРОМНОСТИ ВОЗВЫСИЛСЯ HАД ЛЮДЬМИ СВОЕГО ВРЕМЕНИ
КНИГА МУДРОСТИ АРАСTУ
РАССКАЗ О ВЕРБЛЮДЕ И ЛИСЕ
РАССКАЗ О ПРАВДОЛЮБЦЕ, КОТОРЫЙ БЛАГОДАРЯ НЕПРАВОТЕ ЛЖЕЦОВ ОБЪЕЗДИЛ МНОГО СТРАН И ДОКАЗАЛ МИРУ ПРАВОТУ СВОИХ СЛОВ
КНИГА МУДРОСТИ СОКPATА
РАССКАЗ О ХИТРОЙ ПТИЦЕ И ГЛУПОЙ РЫБЕ
КНИГА МУДРОСТИ ФЕЙСОГРАСА
КНИГА МУДРОСТИ АСКАЛИНУСА
РАССКАЗ О ЮНОШЕ В ПЫШНОМ ХАЛАТЕ
ЗАВОЕВАНИЕ МИРА ИСКAHДАРОМ, ПОСТРОЕНИЕ ГОРОДОВ И УСТАНОВЛЕНИЕ ИМ НОВЫХ ПОРЯДКОВ УПРАВЛЕНИЯ
РАССКАЗ О СУДЬЕ
КНИГА ИСКAHДАРА
РАССКАЗ О ПАРВИЗЕ И РЫБАКЕ
ПОХОД ИСКАНДАРА НА ЧИН
ПИСЬМО ИСКАНДАРА АРАСТУ
РАССКАЗ ОБ УЧЕНОМ, ПОТЕРПЕВШЕМ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ИСКАНДАР ДОСТИГ ГОРОДА ЛЮДЕЙ, ЧИСТЫХ НРАВОМ
МОРСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ИСКАНДАРА
ПОЯВЛЕНИЕ ПРЕДВЕСТНИКОВ СМЕРТИ ИСКАНДАРА И ЕГО ПИСЬМО МАТЕРИ
ЗАВЕЩАНИЕ ИСКАНДАРА
РАССКА3 О СМЕРТИ ИСКАНДАРА
ПИСЬМО АРАСТУ К МАТЕРИ ИСКAHДАРА
ОТВЕТ МАТЕРИ ИСКАНДАРА НА ПИСЬМО АРАСТУ
ПРИМЕЧАНИЯ
РУДАКИ
Абуабдулло (по другим данным — Абулхасан) Рудаки — родоначальник классической ирано-таджикской поэзии, единодушно признанный последующими поколениями поэтов «учителем», «маэстро» («устод»), «Адамом поэтов», родился в середине IX века в селении Рудак (ныне на территории Пенджикентского района Таджикской ССР). По преданию, он был слепцом от рождения (по другим данным впал в немилость при дворе Саманидов и был ослеплен). Написал миллион триста тысяч строк (или бейтов), из которых сохранилось немногим более двух тысяч строк, часть которых приписывается другим авторам. Скончался в 941 году в родном селении, где и был погребен. Могила его была обнаружена основоположником таджикской советской литературы С. Айни.
Наиболее полное собрание поэтического наследия Рудаки представлено в издании Института востоковедения АН СССР: Рудаки. Стихи. Редакция и комментарии И. С. Брагинского. М., «Наука», 1964. В этом издании учтена собирательская, текстологическая работа наиболее видных ученых-иранистов С. Нафиси и С. Айни, а также коллектива научных сотрудников Академии наук Таджикской ССР при подготовке юбилейного издания стихов Рудаки в 1958 году, когда отмечалось 1100-летие со дня его рождения. В этом издании все стихи сопровождаются параллельным поэтическим русским переводом. Другие издания русских переводов:
Рудаки («Классики таджикской литературы»), Сталинабад, Таджикгосиздат, 1955.
Рудаки. Лирика. Перевод с фарси В. Левика и С. Липкина, М., «Художественная литература», 1969.
КАСЫДЫ
В этот раздел включены оды, дошедшие до нас полностью («Стихи о старости» и «Стихи о вине») или почти целиком. Формальные признаки касыды — относительно большое число бейтов, обычно не менее двенадцати — четырнадцати, и монорифма по формуле: аа ба ва и т. д. — соблюдены в переводе, за исключением касыды «Стихи о вине», где монорифма заменена «сдвоенной», смежной рифмой по формуле: аа бб вв и т. д., что свойственно жанру маснави.
Стихи о старости (стр. 23). — Название условное, в подлиннике отсутствует. Касыда носит автобиографический характер и написана, вероятно, в родном селении поэта, после его изгнания из дворца Саманидов.
На смерть Абулхасана Муроди (стр. 25). — Абулхасан Муроди — современник Рудаки, один из поэтов его «плеяды». Касыда представляет собой образец траурной элегии — марсия. Составление касыды приписывается без достаточных оснований и другим поэтам, в том числе Джалалиддину Руми (XIII в.), будто посвятившему ее памяти суфийского поэта XI века Санаи. Но мать-земля взяла угаснувшую плоть, // А душу — небосвод: он был ему отцом. — Здесь отражено древнейшее представление индо-иранских народов о «великой родительской паре», создавшей вселенную: об отце — Небе и матери — Земле. Реец — житель Рея, древнего города, который располагался близ теперешней столицы Ирана — Тегерана. Мерв — ныне Мары на территории Туркменской ССР, в области Хорасана. Рум — Византия. Смысл двустишия: люди в разных концах земли (такими в эпоху Рудаки были, например, Хорасан на Востоке и Рум на Западе) сохраняют свои особенности («свой особый дом»).
На смерть Шахида Балхи (стр. 26). — Шахид Балхи — друг Рудаки, известный поэт X века, писавший на фарси и по-арабски.
«В благоухании, в цветах…» (стр. 27). — Эта касыда представляет собою образец «весенней» оды («бахария»), обычно составлявшейся ко дню «Новруз», то есть к празднику Нового года, отмечавшегося у иранских народов в день весеннего равноденствия (21–22 марта). Безосновательно авторство приписывается также малоизвестному поэту Хаффафу.
«Я думаю о том…» (стр. 28). — Видимо, эта касыда посвящена одному из венценосных покровителей поэта из династии Саманидов. Показательно, что в касыде воспроизводятся мотивы и образы древненранской, домусульманской традиции. Авторство касыды приписывается также Фаррухи (XI в.).
Стихи о вине (стр. 29). — Название этой касыды условное. Полный ее текст приводится в старинной исторической хронике «Тарихи Систан» («История Систана», XI в.), где рассказывается, что касыда была приложена к хуму (сосуду) с вином, подаренному эмиром Насром II Саманидом, покровителем Рудаки, вассальному правителю Систана (потомку более ранней иранской династии — Саффаридов) Абу Джафару. Стихи приписывались Катрану, но в настоящее время авторство Рудаки признано бесспорным.
«Стихи о вине» — образец классической касыды по форме: 1. Вступление— внепанегирический сюжет: здесь — описание изготовления вина, выраженное поэтической метафорой «Матери вина» — виноградной лозы, у которой отнимается и заключается в темницу (давильню) ее детище — виноград; 2. Переход («гозаргах») — с бейта двадцать второго до двадцать шестого, когда поэт переходит от метафорического описания к восхвалению посредством связующего звена — приглашения, отведав вина, устроить пир: «Тогда средь ярких роз и лилий поутру // Ты собери гостей на царственном пиру». 3. Панегирик (бейты 27–74) — восхваление знати и главного героя оды — систанского владетеля. 4. Заключение (бейты 75–95) — включение в касыду имени поэта, автора панегирика (намек на вознаграждение) и завершающее величание (апофеоз). По содержанию же касыда Рудаки резко отличается от льстивого панегиризма придворной поэзии, поскольку одическое восхваление незаметно переходит в проповедь идеи справедливого правителя, и касыда «превращается» в дидактическую. В ней поэт, часто в подтексте касыды, выражает свою излюбленную мысль о гармонии Любви и Разума. Мечта Рудаки о победе красоты жизни и разумного человеческого дела, непреходящий характер такой победы выражены в апофеозе (в мотиве Красоты, сияющей, как солнце, и в родном для поэта образе горного кряжа), с которым он обращается к эмиру, как к выдающемуся человеку.
ГАЗЕЛИ И ЛИРИЧЕСКИЕ ФРАГМЕНТЫ
Сюда включены дошедшие фрагменты, представляющие собою либо отдельную газель (которая, как и касыда, монорнфмична, но короче ее), либо «вводную часть» хвалебной оды-касыды, ее внепанегирическую часть (см. примечание к «Стихам о вине»), преимущественно лирического содержании.
«Столепестковые цветы, и мирт зеленый…» (стр. 36). — Есть Ночь могущества… — иначе: «Ночь определений» — по преданию, двадцать седьмая ночь месяца рамазан, когда в божественном откровении был ниспослан Коран.
«Не для насилья и убийств мечи в руках блестят…» (стр. 36). — Приписывается, без достаточных оснований, также поэту Носиру Хисроу.
«Придя в трехдневный мир на краткое мгновенье…» (стр. 37). — Трехдневный мир — в смысле кратковременный земной мир, в отличие от вечного горнего мира.
«Мне жизнь дала совет на мой вопрос в ответ…» (стр. 38). — Безосновательно приписывается также малоизвестному поэту Джупбарн Бухари.
«О трех рубашках, красавица, читал я в притче седой…» (стр. 40). — Стихотворение носит автобиографический характер: мотив «третьей рубашки» — намек на слепоту поэта. В основе стихотворения лежит библейско-кораническая легенда. Братья Иосифа, продав его в плен, показали своему отцу Иакову окровавленную рубашку, как доказательство того, что Иосиф растерзан зверем (первая рубашка, которую «окровавила хитрость»); жена египетского сановника Пентефрия, разорвав рубашку Иосифа, оклеветала его, заявив, будто он покушался на ее честь (вторая рубашка, которую «обман разорвал»); впоследствии, когда Иосиф стал главным везиром фараона и послал свою рубашку отцу, ослепшему от слез и горя по якобы погибшему сыну, то Иаков мгновенно прозрел от ее благоухания (третья рубашка, от которой «прозрел Иаков»),
«Мне возлюбленной коварство принесло одно мученье…» (стр. 41). — Меджнун и Лейли — знаменитая легендарная влюбленная пара, восточные Ромео и Джульетта.
«Для радостей низменных тела я дух оскорбить бы не мог…» (стр. 42). — Песня в честь свободного творческого духа, выражающая разочарование панегирической поэзией, превращающей поэта в придворного раба, восхваляющего владык на пирах, вместо выполнения высокой миссии — быть пророком высоких идеалов. В иссохшем ручье Эллады… (в подлиннике «иссохший греческий ручей»). — Эту фразу надо понимать не в философском смысле («греческая мудрость»), а как метафору бездумной, «великосветской» жизни знати, прожигающей время в пирах и увеселениях.
«Налей вина мне, отрок стройный, багряного, как темный лал…» (стр. 42). — Приписывается поэту Муиззи (XI в.), что маловероятно.
«Ветер, вея от Мульяна, к нам доходит…» (стр. 43). — Наиболее знаменитое из дошедших до нас стихотворений Рудаки.
В трактате «Чахар макале» Низами Арузи Самарканди (XI в.) об этом стихотворении приводится следующее предание:
«Амир Наср сын Ахмада (находясь в Герате. — И. Б.) сказал: «Куда мы станем летом уезжать, ведь лучше этого места нет, уедем в праздник Михрган осенью. Когда же Мпхрган наступил, он сказал: «Справим гератский Михрган и уедем».
Так он откладывал отъезд с разу на раз, пока не прошло четыре года, ибо была это лучшая пора Саманидской державы, и все было благоустроено, и страна не знала врагов, и армия была готова выполнять все распоряжения, и все время было счастливое, а счастье было полное. Но все это наконец опостылело, и тоска по дому взяла верх. Увидели, что шаху пригляделось это место, и на уме у него только страсть к Герату, а на сердце — привязанность к Герату. В своем разговоре он уподоблял Герат кущам Эдема, даже отдавал ему предпочтение и ставил выше кумиров Китая. Догадались, что он намерен и ближайшее лето провести в Герате. Тогда военачальники н высшие сановники государства отправилась к устоду Абуабдулло ар-Рудаки (а из собеседников падишаха не было ни одного, кто был бы так почитаем и авторитетен, как он) и сказали ему: «Мы одарим тебя пятью тысячами динаров, а ты прояви такое искусство, чтобы падишах покинул эту землю, ибо сердца наши изнывают в тоске по детям, а душа томится в стремлении к Бухаре». Рудаки согласился, а нащупав пульс у эмира и зная его нрав, он понял, что прозой он не проймет его, и обратился к поэзии, сложив касыду. Когда эмир утром опохмелялся, он вошел и сел на свое место и, когда умолкли певцы, он взял чанг и начал касыду на мелодию «ушшок». Он как тополь! Ты как яблоневый сад! — Он — имеется в виду эмир; ты — Бухара. Тополь в сад благоухания приходит. — «Когда Рудаки дошел до этого бейта, эмир был так взволнован, что сошел с трона н без сапог вздел ногу в стремена своего оседланного скакуна и направился в Бухару, так что шаровары н сапоги ему доставили лишь в Бурун, через два фарсанга; там он обулся и не выпускал поводьев из рук нигде вплоть до самой Бухары». Старинное предание весьма правдиво объясняет секрет воздействия этой газели, образно передающей одну страсть — тоску по родине.
«Я всегда хочу дышать…», «Сегодня Бухара — Багдад…», «Лицо твое светло…», «Лишь ветерок из Бухары…» (стр. 44, 45). С. Нафиси обнаружил в одном старом суфийском трактате, где они приписаны другому автору, но признал их принадлежащими Рудаки, что остается спорным, поскольку эти стихи напоминают подражания стихотворениям Рудаки.
«Зачем на друга обижаться?..», «В мире все идет…» (стр. 45). — Обнаружены в том же источнике, однако в данном случае авторство Рудаки не вызывает сомнения.
«Только раз бывает праздник…», «Казалось, ночью на декабрь…», «Тебе, чьи кудри…», «Я потерял покой и сои…» (стр. 46, 47, 48). — Эти произведения приписывались поэту Катрану (XI в.), подражавшему во многом Рудаки. Однако эта атрибуция убедительно оспаривается, и авторство Рудаки можно признать с большей вероятностью.
«Тебе, чьи кудри точно мускус…» (стр. 48). — Вамик и Узра — по старинным преданиям (возможно, эллинистического происхождения), любовная пара, воспетая после Рудаки в одноименной поэме Унсури (XI в.).
«Я потерял покой и сон…» (стр. 48). — …дай рубин… — равносильно выражению: «Целуй меня поцелуями уст [рубиновых] твоих».
РУБАИ
Четверостишия, содержащие одиннадцать — тринадцать слогов, написанные своеобразным метром, плод древнейшей иранской народной традиции. Рифмовка: аа ба, либо аа аа.
«Если рухну бездыханный…» (стр. 51). — Это четверостишие безосновательно приписывается также малоизвестному поэту Ланбони (XIII в.).
«Я гибну: ты, подобно Юсуфу, хороша!..» (стр. 51). — Юсуф — библейский Иосиф Прекрасный. По кораническому преданию, проданный в Египет, Юсуф так поразил всех своей красотой, что женщины во дворце его хозяина, резавшие фрукты, засмотрелись на него и поранили себе в кровь пальцы.
«Мою Каабу превратила…» (стр. 53). — Это стихотворение обращено к христианке, возлюбленной Рудаки.
«Еще я не пустился в путь…» (стр. 54). — Это стихотворение приписывается поэту Кисаи (X–XI вв.).
«Слепую прихоть подавляй…» (стр. 54). — С этим четверостишием связано следующее предание: один из сановников, усомнившись в способности Рудаки к прозрению, подумал об этом при встрече с поэтом. В ответ на свои сомнения он услышал строки четверостишия и был сконфужен. Безосновательно это рубаи приписывается также поэту Пахлавану Махмуду Хорезми (XIV в.).
КЫТА И РАЗЛИЧНЫЕ ФРАГМЕНТЫ
Жанр кыта (фрагмент) представляет собою небольшое (до 10–12 бейтов, обычно не более 5–7) монорифмическое стихотворение, которое формально отличается от газели тем, что в кыта первые две строки между собою не рифмуются, по содержанию кыта преимущественно носит характер размышления, дидактического высказывания, философского обобщения и т. д.
В настоящий раздел включены фрагменты, которые являются скорее всего законченной кыта (первые двадцать три отрывка) либо отрывком кыта, а возможно, и касыды. Начиная с «загадки» и до конца раздела приводятся четверостишия, которые, однако, не являются рубаи, а скорее всего — обрывками кыта либо касыды.
«Как тебе не надоело…» (стр. 55). — Безосновательно приписывается также поэту Ашрафи Самаркандскому.
«На рассвете слышу я звуки тихого стенанья…» (стр. 50). — Авторство этого стихотворения, попавшего в старинную энциклопедию «Братьев чистоты» («Ихван ас-Сафа», XI в.), определено С. Нафиси. Стихотворение написано по типу загадки.
«О время! Юношей богатым…» (стр. 57). — Это стихотворение носит автобиографический характер.
«Ожесточась, изгнал я из дому тебя…» (стр. 58). — Этот фрагмент приводится в качестве цитаты из Рудаки в стихотворении Сузани Самаркандского (XI п.), посвященном прощанню со своим сыном. Возможно, что и у Рудаки идет речь о размолвке с родным сыном (хотя соответствующий факт из его биографии неизвестен).
«Ты — лев, который стал потомком дива…» (стр. 58). — Фрагмент содержит, вероятно, восхваление коня. Возможно, это загадка (подобно нижеприведенной), а разгадка: конь, скакун.
«Ты на доске, где моют мертвецов…» (стр. 58). — Вероятно, это отрывок из автобиографического стихотворения; возможно, фрагмент траурной касыды-марсия.
«На мир взгляни разумным оком…» (стр. 60). — Отрывок сохранился в арабском переводе в известной антологии Саалиби (XII в.) и переведен С. Нафиси на фарси в стиле Рудаки.
«Как ни ласкай змею…» (стр. 60). — Приписывается также младшему современнику Рудаки — Абушакуру Балхи.
Загадка (стр. 62). — Разгадка: калам — тростниковое перо.
«Не для того свои седины…» (стр. 62). — По преданию, это стихотворение было написано в ответ на упрек, сделанный Рудаки другим поэтом — Абутахиром Хусравани:
Как выяснил индийский ученый У.-М. Даутпота, этот фрагмент Рудаки представляет собою перевод стихов арабского лирика Али ар-Руми (IX в.).
КАЛИЛА И ДИМНА. Строки из поэмы
Книга на среднеперсидском языке, представляющая собрание притч и басен, систематизированных вокруг рассказа о двух шакалах, «Калилак ва Димиак», была переводом древнеиндийской обрамленной повести «Панчатантра». Эта индийская книга, переведенная на разные языки, стала известной во всем цивилизованном мире и питала басенный репертуар многих писателей, вплоть до Лафонтена и Крылова. Знаменитый почитатель иранской старины, поплатившийся за это жизнью, будучи обвинен в ереси, Ибн ал-Мукаффа перевел в VIII в. книгу со среднеперсидского на арабский (прозой), а в X в. Рудаки целиком переложил ее на фарси стихами (под названием «Вращение солнца»). До наших дней дошли лишь несколько десятков разрозненных бейтов этого перевода.
РАЗРОЗНЕННЫЕ ДВУСТИШИЯ
«Закладывай крепко основы…» (стр. 65). — Приписывается также поэту Фаралави (современник Рудаки).
«Пусть одежда будет грязной…» (стр. 65). — Приписывается также поэту Кисаи (XI в.).
«Один только враг…» (стр. 67). — Приписывается также поэту Шахиду Балхи.
«Кто следует за вороном…» (стр. 68). — Приписывается также поэту Унсури (XI в.).
«Так как создан ты из праха…» (стр. 68). — Это двустишие воспроизводит один из бпблейско-коранических мотивов.
НОСИР XИСРОУ
Носир Хисроу родился в 1004 году в Кабадияне (ныне район Таджикской ССР). Бросил высокую государственную должность надзирателя над сбором налогов и отправился странствовать в поисках правды и справедливости. «Справедливость — венец мироздания», «ищущий находит» — были его жизненными девизами. Признал правдой карматскую (раннеисмаилитскую) ересь и стал страстным ее проповедником у себя на роднне — Трансоксиане и Хорасане, выступая с разоблачением деспотизма правящей династии Сельджукидов и в защиту угнетенного люда. Гонимый, он был вынужден скрываться и умер в нищете после 1072 года (предположительно в 1088 году) в глухом памирском кишлаке Юмган (ныне территория Афганистана) на руках у своих восторженных почитателей, таджикских горцев-крестьян. Посмертная судьба его еще более трагична: преследуемый при жизни, он после смерти был объявлен исмаилитским духовенством святым, дабы имя его превратилось в олицетворение религиозного благочестия и изуверского мистицизма. Истинный облик Носира Хисроу восстановлен в социалистическую эпоху советской наукой.
Носир Хисроу гневно обрушивается на ортодоксальных богословов, буквоедов, законников, догматиков, задушивших свободную мысль: «Так как эти мнимые ученые, — пишет он в трактате «Гармония двух мудростей», — считали врагами веры всех тех, кто обладает научным знанием о сотворенных вещах, то искатели «как?» и «почему?» стали немыми, те, кто обладал этими познаниями, хранят молчание. Невежество овладело людьми, особенно в наших краях, в Хорасане и в землях Востока… Лжеученые объявили, что философ враг веры, и в результате в нашей стране не осталось больше ни религии истинной, ни философии».
Отстаивая причинную связь предметов и явлений, Носир Хисроу ополчается против богословов, обвиняющих философов в том, что их концепция детерминизма отрицает наличие творца-бога: «Можно ли представить себе более чудовищную глупость, чем скудоумие тех, кто считает безбожником всякого, заявляющего о своем знании свойств оккамония и оксимела (напиток из меда и уксуса)… Медик, знающий эти свойства, ведь не претендует на то, что он и создал оккамоний. Если же расценивать эти научные объяснения свойств предметов как атеизм, то всякий, кто знает, что вода утоляет жажду и хлеб насыщает голодного, также должен считаться атеистом».
Сын своего времени, чья мысль была сдавлена самым тяжелым, добровольно надетым обручем веры в сверхъестественного творца-бога, Носир Хисроу в своем подвижническом правдоискательстве бросает в лицо своим гонителям гордые слова о ираве на самостоятельное мышление, больше того, об обязанности человека перед самим богом — думать и рассуждать: «Если справедливость означает осуждение насилия, терзающего угнетенного человека, тогда помочь несведущему прийти к знанию есть, несомненно, дело величайшей справедливости, ибо неведение — очевидная тирания. Приобщить людей к знанию, в котором и состоит достоинство человека, поистине означает служен не богу. Бог создал в человеке ищущую душу, беспокойную и вопрошающую: «Почему?» Бог как бы обращается к душе, говоря: «Вопрошай! Ищи, почему данная вещь такова, и не воображай, что творение тщетно». Искание, по мнению Носира, как хорошо формулирует его взгляды французский ученый Корбон, — это божественная инвеститура, а мыслящая душа для того и создана, чтобы проникать в суть вещей, вопрошать, допытываться и расследовать.
Носир Хисроу верит в силу человеческого познания. Исходя из двух субстанций, лежащих в основе всех существующих творений — духовной и телесной, — он делит объекты познания на умозрительные и чувственные и отмечает независимость этих объектов от человеческого сознания и их познаваемость. Уверенность в истинности человеческого познания выражена Иосифом в прекрасном определении, данном им науке как «познанию вещей такими, какими эти вещи являются в действительности». Под наукой Носир имеет в виду не экспериментальную, точную науку в нынешнем смысле слова, а мистическое проникновение в потустороннюю сущность предмета, равно как под действительностью он понимает не материальное бытие, а идеи вещей, реально, по его мнению, существующие. Это придает его формуле, с точки зрения основного вопроса философии, не материалистическое, а идеалистическое содержание. В этом состоит историческая ограниченность, слабость его мировоззрения. И все же это выражает и рациональное зерно его философии — уверенность в постигающей силе человеческого разума, который он считает «познавателем вещей, как они суть». Источником же для деятельности разума Носир считает подлинные человеческие ощущения. И здесь он также делает шаг вперед к материализму.
Рациональное зерно, погруженное в толстый слой иррационалистических мистических оболочек, часто даже утонувшее в них, — таков образ мировоззрения Носира Хисроу, выстраданного им ценою мучительных исканий истины: «Кого это не смущало?» — как выражался он сам.
Наиболее полные издания его произведений опубликованы в последние десятилетия в Иране. Самое значительное из прозаических произведений — «Книга путешествий», М. — Л., «Academia», 1933.
Извлечения из «Сафарнаме» и избранные поэтические произведения см.: Носир Хисроу. Избранное. Сталинабад, Таджикгосиздат, 1954.
Циклы «Порицание и похвала» и «О добре и зле» (названия условные, отсутствующие в подлиннике) представляют отдельные стихотворения (названия подлинные) из «Книги просветления» (Стихотворение «Лицемеры и друзья») и «Книги счастья» (все остальные стихи), — составных частей «Дивана» поэта. Все остальные стихи и афоризмы заимствованы (иногда с незначительными купюрами) преимущественно из раздела «Дивана» — Касыды. Названия условные. «Книга счастья» приписывается также другому поэту.
В порицание царям и власть имущим (стр. 73). — Семь отроков пускай предстанут из Эфеса… — Имеется в виду легенда о семи юношах — бывших язычниках, уверовавших в бога и спрятавшихся от преследований в пещере, где они навеки уснули. Эта легенда, известная и в христианских источниках, содержится в Коране (сура XVIII). Эфесские отроки (на Востоке именуются «Асхаб ал-Каф») почитались как святые.
ОМАР ХАЙЯМ
Омар Хайям родился в Нишапуре 18 мая 1048 года. Был выдающимся ученым и философом. Его научные труды переведены полностью на русский язык: Омар Хайям. Трактаты. Перевод Б. А. Розенфельда («Памятники литературы народов Востока». Тексты. Малая серия, III. М., Изд-во восточной литературы, 1961). В этом издании содержатся также все подлинные тексты — на арабском и персидском языках — и наиболее научно точная биография, составленная Б. А. Розенфельдом и А. Л. Юшкевичем и их же комментарии. Мировую славу снискал Хайям своими стихами, четверостишиями — рубаи, переведенными (неоднократно) на все основные европейские языки и на многие восточные (в том числе китайский, турецкий, хинди и др.). Определение того, какие именно рубаи написаны самим Хайямом, представляет собою сложную научную проблему, которой, впрочем безуспешно, занимаются крупные востоковеды в течение последних десятилетий: общепризнанных результатов эти изыскания не дали. Хайяму приписываются свыше тысячи рубаи, — подлинными же можно признать не более ста — двухсот, которые и составляют основу настоящего раздела. Умер Хайям 4 декабря 1131 года. На русский язык его рубаи переводились многими поэтами и издавались неоднократно. Здесь отображены наиболее адекватные переводы, представляющие вместе с тем совокупный опыт советской переводческой школы, для чего использованы следующие публикации:
Омар Хайям. Рубаи. Перевод с таджикского (фарси), М., «Гослитиздат», 1955 (переводы О. Румера и И. Тхоржевского).
Перевод Л. В. (Л. В. Некоры) в кн, «Восток», М. — Л., «Academia», 1935.
Перевод Л. Пеньковского в кн.: Лев Пеньковский. Чанг. М., Главная редакция восточной литературы, 1971.
Перевод И. Сельвинского в кн.: «Таджикская поэзия», Сталинабад, Таджикгосиздат, 1949.
Перевод В. Державина в кн.: Омар Хайям. Рубаи. Перевод с фарси В. Державина, М., «Художественная литература», 1972.
Перевод Г. Плисецкого в кн.: Омар X а й а м. Рубайат, М., Главная редакция восточной литературы, 1972.
«Росток мой — от воды небытия…» (стр. 102). — В этом четверостишии поэтически выражено распространенное в ирано-таджикской культуре положение античной философии, восходящее к Эмпедоклу (490–430 гг. до н. э.) о четырех первоисточниках («корнях» всего существующего): земля, вода, воздух и огонь, — эти слова соответственно выделены разрядкой: вода, пламя, ветер, прах.
«Один Телец висит высоко в небесах…» (стр. 117). — Первый Телец — знак зодиака; другой — легендарный бык, на рогах которого, согласно мифу, держится Земля.
«Зачем ты мой кувшин с вином разбил, господь?..» (стр. 118). — Предание гласит, что внезапно налетевший ветер опрокинул и разбил кувшин с вином, когда Хайям пировал с друзьями. Поэт экспромтом сложил это рубаи. В наказание аллах сделал его лицо черным. Хайям, не смутившись, сымпровизировал следующее рубаи: «На свете можно ли безгрешного найти?» (Стр. 118). Аллах устыдился, и к Хайяму вернулся его прежний облик.
«Палаток мудрости нашивший без числа…» (стр. 124). — Палаток мудрости — намек на имя Хайяма, означающее (по-фарси) ткач (швец) халатов, мастер шатров.
ДЖАЛАЛИДДИН РУМИ
Джалалиддин Руми родился в Балхе (ныне на территории Афганистана) 30 сентября 1207 года. Из-за нашествия Чингисхана его отец, выдающийся ученый-богослов, эмигрировал с семьей в Малую Азию, в Коний- ский султанат Сельджукидов (в 1220 г.). Здесь поэт получил духовное образование и, подобно отцу, был руководителем конийской медресе и проповедником. Увлечение суфийским учением изменило течение и характер его жизни и деятельности: он стал суфийским шейхом. Однако мировую славу принесли ему не поучения, а стихи. Наиболее значительные: продиктованная Румн своим ученикам шестичастная поэма «Назидательные маснави» — собрание притч, часто фольклорного происхождения, сопровождаемые стихотворными же философско-дидактическимн выводами. Эта книга получила всеобщее признание на мусульманском Востоке и часто называется «иранским Кораном». В художественном отношении это блестящая энциклопедия иранского фольклора средних веков. Сила поэта состоит в том, что в антиортодоксальной мистической форме проявляется его горячая любовь к людям, с их действительными страданиями, страстями и радостями. Сам Руми называл свою концепцию «поклонением Сердцу». В расцвете славы Руми избрал своим наставником безвестного дервиша Шамса из Тебриза. Ученики поэта, приревновавшие к Джалаладдину Руми дервиша, тайно убили его. В скорби по «закатившемуся солнцу» («Шамс» означает «солнце») Руми сложил вдохновенные, пронизанные пантеистическим духом газели, восприняв их как вложенные в его уста Шамсом, достигшим бессмертия тем, что слился с богом. Тем самым Руми действительно увековечил дервиша, «подписав» газели его именем (то есть включив имя Шамс в заключительный бейт) в сымпровизированном Руми огромном «Диване Шамса Тебризского» (другое название — «Дивани кабир» — «Великий диван»). Поэт скончался 17 декабря 1272 года в Копье и был там же похоронен, провожаемый в последний путь многими людьми всех вероисповеданий — мусульманами, христианами, иудеями, индуистами, буддистами и др., — выразившими почтение к человеку, воспевавшему «религию сердца», — единодушие всех людей разных племен и вероисповеданий:
Оппозиционно-мистическое содержание составляет саму душу гуманистического творчества Руми. И в соответствии с решающей ролью поэзии г. иранской культуре гуманистическая концепция Руми выражена наиболее отчетливо не в его философской прозе, а именно в его поэзии, лирической и дидактической. Так например, идею обожествления человека Руми излагает в своем прозаическом философском трактате так, что она может быть понята прямо в противоположном смысле — как идея о ничтожестве человека, о его самоуничтожении и превращении в ничто перед лицом бога. Ход рассуждения и аргументация у Румп таковы. Те, которые утверждают: «Я — раб божий» — безгранично высокомерны, ибо они смеют ставить себя хоть и в подчиненное положение, но рядом с самим богом. Такие дерзкие гордецы заслуживают порицания. Те же, которые, добившись высот самосовершенствования, утверждают: «Я — истина, я — бог» — скромны и справедливы, ибо они преодолели гордыню и, слившись в своем самоуничтожении (фана) с богом, стали ничем. Такие могут служить образцом для людей, взыскующих бога.
Возвеличение человека совершенного и составляет подлинное содержание концепции о самоуничтожении человека путем слияния с богом (фана) и одновременного самоувековечения (бака) при прощании с бренным миром. Ведь взаимосвязанные самоуничтожение и увековечение наступают лишь при физической смерти человека, но при жизни своей, благодаря своему моральному самосовершенствованию он, реальный человек, чувствует себя не рабом, а частицей бога, он самоотождествляется с богом, то есть тем самым обожествляется, становится человеком с большой буквы.
Но то, что выражено туманно и непонятно в философской прозе Руми, то ясно и необычайно смело высказано в стихах, которые показывают, что концепцию «фана» можно было бы характеризовать как «самоунижение паче гордости»: ведь в своем конечном смысле это — возвеличие каждой отдельной человеческой личности, которая сложным путем морального совершенствования уподобляется богу:
Именно такое обожествление человека, конечно не всякого, а человека высокого в своих нравственных, гуманных качествах, составляет суть поэзии Руми, в которой совершается свойственное суфийской поэзии двойное переосмысление поэтического образа, его удивительная метаморфоза, благодаря которой язык символов превращается в язык любви к человеку, воспевания ценности человеческой личности.
Критический текст «Маснави» с полным английским переводом опубликован Р. Никольсоном (Лейден — Лондон, 1925–1937). Текст «Дивана» (в восьми томах) издан в Тегеране под редакцией Форузанфара Бадиозэемана Башруйси. Русские переводы притч из назидательных маснави: Р у м и. Притчи. Перевод с фарси В. Державина, М., «Художественная литература», 1969. Переводы отдельных газелей опубликованы в различных изданиях. Переводы Д. Самойлова публикуются впервые.
ПРИТЧИ
Рассказ о винограде (стр. 138). — Виноград — на фарси: ангур, по-тюркски — узум, по-гречески — стафиль, по-арабски — эйнаб.
О бакалейщике и попугае, пролившем в лавке масло (стр. 155). — Хоть в начертанье «лев» и «молоко». — В арабской графике персидские слова «лев» и «молоко» пишутся и звучат одинаково: «шир».
ИЗ «ДИВАНА ШАМСА ТЕБРИ3СКОГО»
ГАЗЕЛИ
«О вы, рабы прелестных жен!..» (стр. 176). — Тебризским Солнцем, — Имеется в виду Шамс из Тебриза.
СААДИ
Муслихиддин Саади родился в Ширазе (Южный Иран) в начале XIII века. Правитель Шираза сумел золотом откупиться от разрушительного вторжения чингисхановских орд и обеспечить сравнительно мирное существование своим подданным. Красочно резюмирует течение жизни Саади один из авторов тазкиры «Антология поэтов» (XVI в.) — Давлятшах Самаркандский: «Нареченный шейхом Муслихиддин Саади пз Шираза (да будет священна его могила), усладительнейший из предшественников и превосходнейший из преемников, прожил свыше ста лет: тридцать лет он отдал приобретению знаний, тридцать лет посвятил странствованиям, посетив при этом все четыре части обитаемого света, а остальные тридцать лет. воссевши на ковер благочестия, избрал путь мужа истины. Сколь прекрасна жизнь, проведенная таким образом!» Саади скончался в Ширазе 9 декабря 1292 года.
Основные произведения Саади, принесшие ему мировую славу: «Гулистан» («Розовый сад») и «Бустан» («Плодовый сад»). Первый написан (в 1258 г.) ритмизированной прозой, перемежающейся стихотворными вставками, второй (в 1257 г.) — только стихами. В этих своеобразных книгах, где стихи смешаны с прозой, «сладость с горечью» (слова Саади), вымысел с фактом, Dichtung (поэзия) с Wahrhеit (действительностью), — сочетание сатиры и дидактики, юношеского порыва со стариковской рассудительностью, мудрости с расчетливостью дает необычайно яркое пред ставление о его бурной эпохе. Менее известны в мировой литературе, но не менее прекрасны, а к тому же широко распространены среди фарсиязычных читателей стихи Саади, оды и газели, собранные в многочастном «Диване».
В Иране под редакцией известного филолога Форуги издан в 1941 году «Куллият» (Полное собрание сочинений) Саади. В Институте востоковедения АН СССР Р. Алиевым подготовлен и издан критический текст «Гулистана» (1969) и «Бустана» (1968). Саади, один из первых ирано-таджикских классиков, еще в XVIII веке стал переводиться на европейские языки. На русский язык переведены полностью «Гулистан» и «Бустан», а также отдельные стихи Саади. Основные издания:
Шейх Муслех-эд-дин Сади. Бустан, Вступительная статья, перевод К. Чайкина. М., «Acaderaia», 1935.
Муслихиддин Саади. Избранное («Классики таджикской литературы»), Таджикгосиздат, 1954.
М. Саади. Гулистан (Розовый сад). М., «Гослитиздат», 1957.
Саади. Бустан. Лирика. Перевод с персидского В. Державина, А. Старостина. М., «Художественная литература», 1962.
Саади. Избранное. Перевод с фарси. М., «Художественная литература», 1972.
ИЗ «БУСТАНА»
Стр. 194. Ануширван, когда он умирал, // Призвал Хормуза… — Хормуз-Ормузд IV — иранский царь из династии Сасанидов, правил с 579 по 590 г., сын Ануширвана. Он отличался подозрительностью и мстительностью. Заподозрив советников и министров своего отца в заговоре, он заточил их в темницу. Озлобленные придворные свергли Хормуза с престола и возвели на трон его сына Хосрова Парвиза.
Стр. 195. И Шируйэ сказал Хосров, прощаясь… — Хосров II Парвиз — иранский царь из династии Сасанидов, правивший с 590 по 628 год. Шируйе, сын Хосрова, был избран на престол при жизни отца, которого заставили отречься от власти. По многочисленным легендам, Шируйе, заточив отца в тюрьму, собственноручно убил его, чтобы овладеть своей мачехой, красавицей Ширин. Романтическая любовь Хосрова и Ширин послужила темой многих восточных поэм. Шируйе — символ тирании и коварства.
Стр. 234. Трон Сулеймана облетел весь мир… — Сулейман — библейский царь Соломон. У него, по преданию, был перстень с именем бога, благодаря этому перстню он якобы достиг невиданного могущества.
Стр. 270. Пусть, как Иаков, я ослепну, все же // К Юсуфу приведешь меня ты, боже! — По библейско-коранической легенде, братья Юсуфа («Иосифа Прекрасного»), завидуя ему, бросили его в колодец, откуда Юсуфа вытащили проезжавшие мимо купцы и увезли в Египет. Иаков, отец Юсуфа, ослеп от постоянно проливаемых слез. (См. примечание к Рудаки, стр. 578).
Стр. 272. Довольно вечной им одной любви… — Подразумевается любовь к богу.
Стр. 281. В «Синдбаде» также сказано о том… — «Синдбад», «Синдбад- наме» — сборник рассказов, обрамленная повесть, о женской хитрости. Саади, по-видимому, имеет здесь в виду книгу Катиба Самарканди, завершившего свой сборник в 30-х годах XII в.
КАСЫДЫ
«О роднике спроси того, кто знал пустыни желтый ад…» (стр. 323). — Эта касыда из цикла «Пестрые касыды» написана частично по-арабски, частично на фарси. В переводе эти два языка передаются путем вплетения в русский стих слов и фраз на фарси, заимствованных из подлинника. Яр—возлюбленная. Сахибджамал — красавица. Омиде ман — надежда моя. Ман на дидам — я не видел. На шоиндам — Я не слыхал. Ба субхе руе то башад — утро лица твоего будет. Каманде ман — силок мой. Калиде ман — ключ мой. Курбане золъфе то башам— да буду жертвой твоих кудрей. Зе чашме дустам фотадам — из поли зрения моего друга выпал. Авах — увы.
X А Ф И 3
Шамсиддин Мухаммад Хафиз родился ок. 1325–1326 годов в Ширазе. Тяжело прошли детство и юность поэта: сиротство, утомительный труд, отвергнутая любовь к красавице Шахнабат, непризнанный талант в местном кружке поэтов. Но постепенно благодаря замечательной памяти, знанию наизусть Корана, — за что он и был прозван Хафизом, то есть «хранящим в памяти (стихи Корана)», — а также основ богословских наук, но, главное, благодаря поэтическому дару, великолепным газелям, все трудности оказались позади; и к поэту пришло всеобщее признание, а его прозвище приобрело (у таджикского народа) нарицательное значение: «Поэт с больший буквы», «народный певец», — что точно определяет его действительное место не только в ирано-таджикской, но и мировой культуре. Не буйное веселье, не красота ради нее самой, как это приписывают ему иные западные ориенталисты, и не мистика суфизма, как толкует его стихи консервативная традиция, а протест против мирской несправедливости, стремление к лучшему, вера в грядущее человечества и в свободную счастливую личность — вот что составляет душу хафизовской поэзии. Это гениально разгадал Гете, который и «ввел» Хафттза в мировую литературу, объявив его своим вдохновителем и поэтическим собратом, а в нашу эпоху — С. Айни, научно обосновавший такое понимание идейно-художественной сущности творчества Хафиза.
Хафиза давно и многократно переводили на европейские языки, в том числе на русский, — в частности знаменитые переводы-перепевы Фета. Из изданий советского времени наиболее известны:
X а ф и з. Газели. М., «Academia», 1935.
Хафиз. 50 газелей («Классики таджикской литературы»), Таджикгосиздат, 1955.
Хафиз. Лирика. Перевод с фарси. М., «Художественная литература»,
1956.
Хафиз. Газели. Перевод с фарси. М., «Художественная литература», 1970.
ГАЗЕЛИ
«Дам тюрчанке из Шираза Самарканд…» (стр. 354). — Легенда, с которой связана эта газель, гласит, что Тимур, заняв Шираз, вызвал к себе Хафиза и грозно сказал ему: «Я покорил весь мир, чтобы прославить Бухару и Самарканд, а ты смеешь бросать их в дар какой-то ширазской тюрчанке за ее ничтожную родинку!» — «Погляди, шах, к чему придела меня моя расточительность», — ответил Хафиз, показав на свое дервишское рубище. Остроумным ответом он спас свою жизнь. Легенда отражает «подтекст» газели: давний мотив прано таджикской поэзии — «конфликт царя и поэта», а также осуждение иноземного завоевателя Тимура, которому поэт противопоставил ширазскую тюрчанку.
«Не прерывай, о грудь моя…» (стр. 358). — …вошла в меня из строчки Рудаки… — Имеется в виду стихотворение Рудаки «Ветер, вея от Мульяна…» (см. стр. 43).
«Нет, я не циник…» (стр. 372). — Это стихотворение лучше других показывает истинный облик Хафиза. — Мухтасиб — здесь, вероятно, кличка правителя Шираза — Мубаризиддина, жестокого ханжи и святоши, запретившего вино и песни в Ширазе. Сиятельного солнца — намек на царя и вельмож. Рэнд — вольнодумец, гуляка, каким изображает себя Хафиз. «От дьявола да сохранит нас бог!» — мусульманское заклятие от бесов, которыми Хафиз называет здесь благочестивых святош и их главу — пш- разского правителя.
ДЖАМИ
«Завершитель» классического периода ирано-таджикской литературы, крупнейший представитель ее «золотой осени» — Абдуррахман Нуриддин бин Ахмад Джами родился 17 ноября 1414 года в городе Джам (ныне на территории Афганистана). Учился Джами в Самарканде и Герате. Он воскресил, развил и синтетически завершил все многообразие жанров, свойственных предшествующему периоду классики, написал, по разным данным, от сорока пяти до девяноста девяти сочинений по теологии, этике, музыковедению и др. Более всего прославился своей «семерицей», написанной в ответ на «пятерицу» Низами, — собранием семи поэм: «Семь венцов» (иначе — «Созвездие Большой Медведицы»): «Четки праведников», «Дар благородным», «Лейли и Меджнун», «Золотая цепь», «Саламан и Абсаль», «Юсуф и Зулейха», «Книга мудрости Искандера».
Кроме того, он составил большой трехчастный «Диван» газелей: «Первая глава юности», «Средняя жемчужина в ожерелье», «Заключение жизни».
При жизни Джами пользовался огромным уважением, приглашался ко двору царей, но, отказавшись от богатства и славы, избрал образ жизни землепашца, учителя жизни. Умер 9 ноября 1492 года в Герате.
Придерживаясь мистическо-пантеистической концепции суфизма, Джами в своих произведениях, сквозь все их противоречивые черты, проповедовал человеколюбие, трудолюбие и правдолюбие.
В Таджикистане осуществляется наиболее научно обоснованное издание критического текста Джами. Кроме того, издано довольно полное, пятитомное издание основных его произведений, рассчитанное на широкие круги читателей. Имеются многочисленные переводы Джами на русский язык:
Д ж а м и. Бэхарестан (Весенний сад). Перевод К. Чайкина, М., «Асаdemia», 1935.
А б д у р р а х м а н Д ж а м и, М., Госиздат, 1955.
Джами. Лирика, «Ирфон», Душанбе, 1964.
Д ж а м и. Юсуф и Зулейха. Поэма. Перевод с таджикского С. Липкина, Таджикгосиздат, 1964.
Д ж а м и. Избранное. Из книги поэм. М., «Художественная литература», 1964.
Джами. Лирика. М., «Художественная литература», 1971.
И. Б р а г и н с к и й
ПОЯСНИТЕЛЬНЫЙ СЛОВАРЬ
Абан (обон) — восьмой месяц древнеиранского солнечного календаря, соответствует октябрю — ноябрю.
Аббас (Аббос) — дядя пророка Мухаммеда; потомки Аббаса — Аббасиды — возглавляли так называемый аббасидский халифат (750—1258), столица которого находилась в Багдаде; их флаг — черного цвета.
Абдулазиза сын (ал-Азиза сын) — Омар II ибн-Абдулазиз, халиф из династии Омейядов (717–720).
Абу Али Ибн Сина (Авиценна, 980—1037) — великий философ и медик, писавший также стихи на фарси и по-арабски.
Абубакр (Абу-Бекр, бу-Бекр) (632–634) — первый из четырех преемников (халифов) пророка Мухаммада.
Абубакр ибн Са'д Занги (122(5—1258) — правитель Фарса из рода Салгаридов. Откупившись золотом от монгольских захватчиков, сумел обеспечить относительную неприкосновенность Шираза, родины Саади.
Абулъфарадж ибн Джузи (1186–1257) — поэт, учитель Саади.
Авеста — священная книга зороастрийской религии древнего Ирана.
Аджам — «не-араб», обычно так называли Иран.
Аднан — предок пророка Мухаммада, славившийся как красноречивый оратор.
Азад — родовой аристократ; у Саади в «Бустане» имеется в виду Азад (точнее, Азуд) ад-Даулэ — могущественный царь из династии Буидов (932—1055), правивший в Южном и Западном Иране (949–983).
Азиз — титул наместника фараона в мусульманских преданиях.
Азраил — ангел смерти.
Айван — открытая галерея в доме; веранда, навес.
Алванд — горный хребет.
Али (656–001) — последний из четырех преемников (халифов) пророка Мухаммеда, двоюродный брат и зять пророка (муж его дочери Фатимы). Был убит, признан святым мучеником сторонниками шиизма — одного из основных толков ислама, возникшего первоначально в качестве оппозиции к официальной мусульманской религии. Шииты считают первых трех халифов узурпаторами и признают лишь Али законным преемником Мухаммеда. В некоторых мусульманских ересях Али обожествляется и чтится даже выше Мухаммеда.
Алиф — первая буква арабского алфавита, имеет форму прямой вертикальном черты; в переносном смысле — признак стройности.
Альбурз — горный кряж на севере Ирана.
Амр — сын Лейса, один нз создателей иранской династии Саффа- ридов (предшествовавшей Саманидам), выходец из Систана, правил Хорасаном (879–900). Амр был предком восхваляемого в касыде Абу Джафара.
Ануширван — шах Сасанид (531–578), символ справедливого царя.
Арасту (Аристотель) (384–322 гг. до и. э.) — знаменитый древнегреческий философ, учитель Александра Македонского.
Аргаван (Аргувон) — иудино дерево, багряник, цветет багрово фиолетовыми цветами до появления листвы; в переносном смысле — красный, пурпурный цвет.
Асаф — по преданию, великий везир Сулеймана (царя Соломона), прославившийся своей мудростью; иносказательно — мудрый советник.
Асхаб — последователь пророка Мухаммеда.
Афрасьяб — легендарный царь Турана, отличавшийся коварством, извечный врег Ирана.
Ахриман (Ангра-манью) — по зороастрийскому вероучению, высшее божество зла, источник тьмы, смерти, лжи и бедствий, властитель бесов и девов.
Аяз — имя любимого раба султана Махмуда Газневида. Стало нарицательным именем горячо любимого человека.
Байрам — праздник.
Бал'ами — главный везир в государстве Саманидов.
Балкис — известная по библейско-кораническому преданию царица Савская, возлюбленная царя Соломона (Сулеймана).
Барбат — струнный музыкальный инструмент, род лютни.
Борман — одиннадцатый месяц древнеиранекого солнечного календаря, соответствует январю — февралю; сын Исфандиара.
Бахрам Гур — сасанидский царь (420–438), прославленный охотник за онаграми, герой множества легенд.
Баязид Бистоми — один из наиболее чтимых мистиков-суфиев IX в., признанный мусульманами святым; убит в 874 г.
Бейт — двустишие.
Бек — феодал, помещик.
Букрат — знаменитый древнегреческий медик Гиппократ (ок. 400–370 гг. до н. э.).
Булинас — древнегреческий философ Аполлоний Тианский (I в.).
Бургут — беркут, ловчая птица.
Валаам — библейский персонаж, проклявший древних иудеев.
Валий — управитель области.
Вассалам — вот и все, конец.
Газна — столица династии Газневидов (XI–XII вв.), находится сейчас на территории Афганистана.
Гебр — неверный с точки зрения мусульманской религии; обычно — название последователей религии Заратуштры.
Голия — ароматическое вещество (см. мускус).
Гулаб — розовая вода.
Гулам — раб.
Гур — горная область в верховьях реки Герируд к востоку от Герата (ныне территория Афганистана); дикий осел, онагр.
Гургин — легендарный иранский богатырь, воспетый в «Шах-наме».
Гурия — райская дева, синоним красавицы.
Гюрза — ядовитая змея.
Дара — Дарий III Кодоман, царь Ирана (335–330 гг. до н. э.), из династии Ахменидов.
Дари — другое название языка фарси.
Дастамбуй — сорт мелкой душистой, но безвкусной дыни.
Дастар — чалма.
Дастархан — скатерть и угощения на ней; накрытый стол.
Дастур (дестур) — главный зороастрийский священнослужитель; наставник; министр.
Деджла — река Тигр.
Дервиш — (дарвеш) — последователь суфийского ордена; мусульманский странствующий монах-аскет; нищий.
Дехкан (дихкан) — иранский родовой аристократ-землевладелец.
Джабраил — ангел Гавриил.
Джамшид (Джам, Джамшед, Джем) — один из первых мифических царей Ирана, описывается и «Шах-наме» Фирдоуси. По преданию, он царствовал семьсот лет; страна при нем благоденствовала — здесь не было ни смерти, ни болезней. Царь Джамшид обладал чашей, глядя в которую мог видеть все, что творится во вселенной («чаша Джамшида» — символ мудрости, познания). Возгордился, был низвергнут и убит Заххаком.
Джан (джон) — душа, милая.
Джонейд — глава суфийского ордена, создатель мистической концепции, умер в начале X в.
Джуха — простак, не лишенный наблюдательности и остроумия, персонаж многих восточных сказок.
Див (дев, дэв) — бес, демон.
Диван — собрание стихов; государственное собрание, высшее судилище, сенат; департамент, мниистерство.
Динар — древняя золотая монета, содержавшая 4,25 грамма чистого золота.
Дирхем — серебряная монета (примерно 20 копеек).
Дутар — двуструнный музыкальный инструмент.
Езид— халиф из династии Омейядон (680–683), во время правления которого был убит Хусейн.
Занги — негр; династическое имя правителя Фарса — Абубакра ибн-Са'д (см.).
Зандеруд — река вблизи Шираза.
Занзибар — область в Африке, населенная неграми; в переносном смысле — черный.
Заратуштра (Заратустра, Зороастр, Зардушт) — полулегендарный основатель древней иранской религии (зороастризма), признававшей два вечно борющихся начала в мире — добра и света во главе с Ормуздом (Ахура-Мазда), зла и тьмы во главе с Лхрпмаиом (Ангра-Манью). Свою пророческую деятельность Заратуштра начал, по преданию, в Бактрии при покровительстве царя Гуштаспа. В зороастризме особую роль играл культ всеочищающего огня.
Зардушт. — См. Заратуштра.
Заххак — в «Шах-наме» Фирдоуси — арабский царевич, совращенный дьяволом Иблисом; убил своего отца, а затем узурпировал трон Джамшида. Заххак — образ царя-дракона. После тысячелетнего тиранического господства он был низвергнут народным восстанием, возглавленным кузнецом Кавой.
Зенд — комментарий к Авесте, составленный зороастрийскими жрецами в период господства иранской династии Сасанидов.
Зикр — суфийское радение.
Зиндан — тюрьма.
Зуал (Зухал) — планета Сатурн, на Востоке считалась предвестницей бед.
Зулейха (Зулайхо) по мусульманским легендам, жена египетского вельможи Пентефрия, соблазнявшая Юсуфа (Иосифа Прекрасного) (см.).
Зуннар — пояс определенного цвета, который были обязаны носить христиане, подданные мусульманских государей; зуннарами назывались также волосяные пояса, которые носили христианские духовные лица для умерщвления плоти.
Зухра — планета Венера, по легенде, сопровождает своей музыкой хор светил.
Иаков. — См. Якуб.
Иблис — сатана, дьявол.
Ибрагим — библейский Авраам.
Иездан (Яздан, Ездан) — божество; синоним бога.
Ильяс — библейский Илья-пророк.
Имран — отец Мусы (библейского Моисея).
Иов — библейский персонаж страстотерпца.
Иосиф Прекрасный библейский персонаж, славившийся красотой, ставший главным везирем фараона; мусульманский — Юсуф.
Ирем — мифический земной рай; легендарный сад, созданный мифическим царем Шаддадом (см.).
Иса — Иисус Христос, почитаемый мусульманами как пророк, предшествовавший Мухаммеду.
Искандар (Искандер) — Александр Македонский (356–323 гг. до н. э.), в средневековой ирано-таджикской поэзии образ мудрого, справедливого правителя.
Исфаган — город на юге Ирана.
Исфандиар (Исфандияр) — один из главных героев «Шах-наме» Фирдоуси. легендарный богатырь, сын царя Гуштаспа, вызвавший по его приказу на бой Рустама и погибший в поединке с ним.
Кааба (ка'ба) — храм в Мекке, в стену которого вделан «черный камень», — крупнейшая мусульманская святыня.
Каба (кабо) — вид одежды, особого рода кафтан.
Кава (Кова) — легендарный кузнец, свергнувший Заххака (см.).
Кавсар (Ковсар) — легендарный райский поток; дно его якобы выложено жемчугом, вода белее молока, свежей снега, слаще сахара и ароматнее мускуса.
Кази (казий) — мусульманский судья.
Кайван (Кейван) — Сатурн; символ судьбы, рока.
Иай-Кубад, Кай-Ковус, Кай-Хосров (Кей-Кобад, Кей-Кавус, Кей-Хусрав) — легендарные цари из династии Кайянидов (см.).
Кайс — первое имя Меджнуна.
Кайяниды (Кейяниды) — династия легендарных царей древнего Ирана, воспетая в «Шах-наме» Фирдоуси.
Карнай — труба; здесь: трубя в карнай, ангел возвестит наступление дня Страшного суда.
Карун— библейско-коранический персонаж, образ жадного богача.
Каса — чаша для еды.
Каф (Коф) — легендарные горы, якобы окружающие землю. Возможно, что название «Каф» связано с топонимом «Кавказ».
Кафир (кофир, кяфир) — немусульманин, иноверец, неверный, безбожник.
Кзыл-Арслан — властитель из рода Ильдигнзидов, правивший в Азербайджане в XII в.
Кикнас — мифическая сладкоголосая птица.
Кинтар — мера веса на мусульманском Востоке.
Кирман — город в Иране.
Китмир — имя собаки эфесских юношей (см. стр. 584), которые скрывались в пещере, спасаясь от казни за отказ от идолопоклонства. Согласно легенде, собака охраняла их триста лет, пока они спали, научилась говорит). и стала фактически человеком.
Кулах — высокая остроконечная, обычно войлочная, шляпа.
Куроза — мелкая монета, золотые обрезкн.
Кыбла (кибла) — направление к Мекке, сторона, куда обращаются лицом мусульмане при молении; в переносном смысле — вожделенная сторона, предмет страсти.
Лал — рубин.
Лам — буква, имеющая форму вертикальной черты.
Лейли (Лайлп) — героиня известной легенды о любящей паре — Лейли и Меджнуне.
Лукман — легендарный мудрец и врачеватель, герой многочисленных легенд, сходных с рассказами об Эзопе.
Маг — зороастрийский жрец; продавец вина; по суфийской терминология «продавец вина» символизирует суфийского наставника.
Мадж — имя искусного чтеца, исполнителя произведений Рудаки.
Майхана (майхона) — питейный дом.
Макан — эмир, вассал Саманидов, правивший в прикаспийской области Табаристан.
Мамун — имя седьмого халифа из дома Аббасидов (813–833).
Ман — мера веса сыпучих и жидких тел (от полукилограмма до сорока килограммов); кубок вина, вмещающий пол-литра, равен одному ману.
Мани (Мони, Манихей) — по легенде чудесный китайский художник. В действительности — религиозный реформатор (III век), соединивший в своем учении элементы зороастризма, буддизма и христианства, казнен в Иране в 275 г.; в переносном смысле — выдающийся художник.
Маснави (месневи) — поэма героического, романтического или дидактического характера; рифмуется по схеме: аа, бб, вв и т. д.
Маулана— «наш учитель», почетное обращение к наставнику.
Махалла — городской квартал.
Махмуд (998—1030) — султан, наиболее известный представитель династии Газневндов (но имени города Газна, столицы царства).
Махрам — наперсник.
Меджнун (Маджнун) арабский поэт, трагически влюбленный в Лейли (см.).
Медресе (мадраса) — высшее и среднее мусульманское духовное учебное заведение.
Мекка — город в Аравии, родина Мухаммада (см.); священный город мусульман.
Мерв — ныне Мары, город на территории Туркменской ССР, в области Хорасана.
Миср — Египет.
Михр (Михрган) — седьмой месяц иранского солнечного календаря, праздновался как месяц урожая.
Михраб (мехраб) — дугообразная сводчатая ниша во внутренней стене мечети, обращенная к Мекке; в переносном смысле — дуга бровей красавицы.
Мобед (мубад) — зороастрийскнй священнослужитель, жрец, хранитель преданий, советник, мудрец.
Мугилян — колючий кустарник, растущий в степи и в пустыне.
Музаффариддин Абубакр иби-Са'д ибн-Занги. — См. Абубакр Занги.
Мулла — мусульманское духовное лицо.
Мульян — предместье Бухары, где раскинулись яблоневые сады, потомственные угодья Саманидов.
Мурабба — четверостишие, рубаи.
Муршид — духовный наставник у суфиев.
Муса — библейский Моисей.
Мусалла (Мусалло) — сад в окрестностях Шираза, воспетый Хафизом.
Мускус — ароматическое вещество черного цвета, нзготовленпое из желез мускусной козы (кабарги); синоним аромата, черного цвета кудрей возлюбленной.
Мутриб — певец, сопровождающий свое пение игрой на музыкальном инструменте.
Муфтий — одно из высших лиц мусульманского духовенства (см. Фатва).
Мухаммид (Магомет) — основоположник религии ислама (VII в.).
Мухтасиб — наблюдающий за нравственностью; у Хафиза — иногда кличка современного ему владетеля Фарса — Мубаризиддина Музаффарида.
Муэззин (муэдзин) — служка, призывающий с минарета мусульман к молитве.
Мюрид — послушник, последователь духовного наставника — шейха, ишана, муршида.
Нава (наво) — мелодия.
Най — духовой музыкальный инструмент, род флейты.
Намаз (намоз) — молитва, ислам предписывает мусульманам ежедневно исполнять пять намазов.
Нарды — азартная игра.
Низамийя (Низомия) — известное медресе в Багдаде, основанное главным везиром Сельджукидов Низам-уль-мульком и названное так в его честь.
Нимруз — «полдень», «полуденная страна»; древнее название Систана.
Новруз (науруз) — праздник Нового года, справлялся в день весеннего равноденствия (21–22 марта).
Нун — буква арабского алфавита, имеющая форму незамкнутого эллипса; в противоположность алифу символизирует сгорбленность.
Нуширван. — См. Ануширвап.
Огузы — кочевые племена, нападавшие на поселения оседлых иранских народностей.
«Океан» («Мохит») — книга, представляющая собою свод религиозных установлений.
Оман — прибрежная область на северо-востоке Аравийского полуострова.
Омейяды — династия халифов, правившая с 061 по 750 г. и свергнутая Аббасндами.
Осман — третий халиф (044–050).
Пepи (пэри) — легендарные искусительницы, женщины соблазнительной красоты; вечно юная фея; в переносном смысле — красавица.
Пир — старец, суфийский духовный наставник муршид.
«Посредник» («Васит») — богословская книга, свод религиозных установлений.
Рамазан (Рамадан) девятый месяц мусульманского лунного кaлендаря, месяц поста, так называемого «уразы».
Рахш — сказочный конь богатыря Рустама.
Рей — древний город Ирана, развалины которого находятся вблизи Тегерана.
Рейхан (райхон) — благовонные травы, обычно базилика, мята.
Ризван (ризвон) — ангел, стоящий стражем у врат рая; отсюда в переносном смысле — рай.
Рокнабад — река, протекающая у Шираза.
Рубаб — струнный музыкальный инструмент.
Руд — струнный музыкальный инструмент.
Рус — Россия, точнее — земля восточных славян.
Рустам — легендарный иранский богатырь, любимый герой народного эпоса.
Рэнд (ринд) — гуляка, вольный странник, вольнодумец.
Сааз (саз) — струнный музыкальный инструмент.
Са'д — отец Абубакра Занги.
Саджастан. — См. Систан.
Саки — кравчий, виночерпий.
Саламат — «безызъянность», то есть совершенство, целостность, здоровье. Имя «Саламан» произведено от этого слова, чтобы подчеркнуть совершенство новорожденного, отсутствие у него всяких пороков и изъянов.
Салах эд-Дин (XIII в.) — султан, царствовавший в Египте и части Сирии, известен удачными войнами с крестоносцами.
Салих — родовитый аристократ-дикхан (см.) в период Саманидов.
Сам — легендарный богатырь, герой древнеиранского эпоса, воспетый в «Шах-наме», дед Рустама (см.).
Саман — См. Саманиды.
Саманиды — название династии, правившей в период 874–999 гг. феодальным государством, охватывавшим большую часть Средней Азии, Хорасан и Северный Афганистан.
Сасан — предок, основоположник иранской династии Сасанидов (III–VII вв.).
Сахбан (Сахбон) — легендарный арабский оратор, прославившийся своим красноречием. Его имя стало нарицательным для оратора.
Сахлан — скалистая гора в Неджде (Аравийский полуостров).
Сеид — потомок пророка Мухаммада.
Сеистан (Систан, Саджастар) — область на севере Иранского плоскогорья (античная Дрангиана), получившая название от перекочевавших сюда с севера саков (скифов).
Сийам — легендарная гора, на которой находилась крепость слывшего чудотворцем вождя антихалифатского восстания в Средней Азии в VIII в. Myканны.
Симург— легендарная птица, обитавшая на горе Альбурз (см.) или по другим сказаньям, Каф (см.) и покровительствовавшая дому богатыря Рустама.
Синд — область в Индостане, часто синоним Индии.
Сурайя — созвездие Плеяд.
Суруш — имя доброго ангела вестника в зороастрийском пантеоне; в переносном смысле — голос совести.
Суфизм — См. суфий.
Суфий — приверженец одного из мусульманских философско-мистиче- скпх, пантеистических учений — суфизма; благочестивый аскет; странствующий монах.
Сухейль — звезда Каноп.
Сухраварди — мусульманский ученый — теософ и мистик (умер в 1234 г.), учитель Саади.
Табут — носилки, в которых несут умершего; гроб; в переносном смысле — прах.
Такаш — царь династии Хорезмшахов (1193–1200), присоединивший к среднеазиатским владениям иранские земли — Рей, Исфаган, а также Хорасан.
Тараз (Талас) — древнее название города Аулие-Ата в Казахстане, ныне Джамбул. Славился своими красавицами.
Тарджибанд — особая стихотворная форма, объединяющая несколько газелей одним рефреном.
Тарикат — путь мистического познания бога и служения ему; высшая ступень познания бога; соответственно воспринимается в плане поклонения вину и возлюбленной в суфийском понимании.
Туба — мифическое райское дерево.
Тукла — правитель из рода Салгаридов, того же, из которого происходил Абубакр Занги (правил в 1175–1195 гг.).
Туран — первоначально название области обитания кочевых иранских племен в противовес оседлым, именуемым просто иранцами. Впоследствии туранцами стали именовать тюркских кочевников, а Тураном — примерно ту территорию, которая потом именовалась Туркестаном.
Удод (Удад) — легендарная птица, сопутствовавшая царю Соломону и внимавшая его мудрым поучениям.
Урдубихишт — второй месяц древнеиранского солнечного календаря, соответствует апрелю — маю; в переносном смысле — весна.
Факих — богослов.
Фаридун (Феридун) — мифический царь, сын Джамшида, низвергнувший дракона-узурпатора Заххака при содействии кузнеца Кавы (см.), поднявшего народное восстание.
Фарр — благостное божественное сияние, осенявшее якобы древних иранских царей; нимб.
Фарсам — мера длины, путь, который в час проходит конь; примерно семь — двенадцать километров.
Фарси — персидский язык. До революции так именовали и таджикский язык.
Фархад — каменотес, влюбленный в армянскую царевну Ширин, ставшую женой Хосрова Парвиза (см.). Главный герой поэмы Навои «Фархад и Ширин».
Фархар — название нескольких населенных пунктов в Средней Азии и Северном Афганистане.
Фатва (фетва) — решение по конкретному юридическому вопросу, выносимое высшим духовным лицом — муфтием (см.).
Фатимиды — династия арабских халифов (909—1171), официальной идеологией которых было одно из направлений исмаплизма.
Фейлакус — Филипп II (359–336 гг. до н. э.), отец Александра Македонского.
Фейсограс — древнегреческий математик и философ Пифагор (ок. 580–509 гг. до п. э.).
Фиал — чаша.
Хадж — паломничество в Мекку и Медину.
Хаджадж ибн Юсуф — полководец омейядских халифов и наместник Южного Ирака (VII в.); известен своей жестокостью.
Хаджи (ходжи) — паломник, совершивший хадж (паломничество).
Хадис — легенды и рассказы типа «житий» о Мухаммеде и мусульманских святых.
Хакан — название китайских и тюрко-монгольских царей.
Халил-Уллах — мусульманское именование библейского патриарха Авраама.
Халиф — преемник пророка Мухаммада, руководитель мусульманской общины. Первые четыре халифа — Абубакр, Умар, Усман и Али именуются «четыре друга» или «халифы правого пути». Из двух основных толков в исламе сунниты признают всех четырех халифов, а шииты только последнего — Али.
Халифат — высшая мусульманская теократическо-феодальная власть, первоначально принадлежала арабским династиям, впоследствии утратила свою светскую силу; она была разбита между несколькими соперничающими халифатами, оспаривавшими свое право на роль преемника Мухаммада.
Хальхаль — браслет на щиколотках.
Ханака — дервншская обитель, монастырь.'
Харадж — налог.
Хариджиты. — мусульманская секта, возникшая в ранний период ислама.
Хатиб — чтец молитв; в частности, во время пятничного богослужения читает хутбу — возглашение имени халифа (вроде ектеньи).
«Хафт пайкар» — «Семь красавиц» — название одной из поэм пятерицы великого азербайджанского поэта Низами (1141–1209), писавшего на фарси.
Хиджаз — область в Западной Аравии, где находятся центры мусульманского паломничества — Мекка и Медина; название мелодии.
Хисров (Хусрав, Хосров, Хосрой) — древнеиранское именование царя (см. Кай-Хосров).
Ходжа — потомок пророка Мухаммеда; хозяин, господни.
Хорасан — северо-восточная часть Иранского плоскогорья, издавна была составной частью Средней Азии.
Хорезмшахи — мощная династия, правившая в Средней Азии, а также в Иране в XI–XIII вв. и низложенная Чингисханом.
Хормуз — царь Хосров Ормузд IV (правил с 579 по 590 г.), был свергнут придворными за свою жестокость.
Хосров Парвиз — шах из династии Сасанидов (590–628), отрекся от престола в пользу сына своего Шеруйэ, убившего его.
Хотам Той (Хатем Тайский) — легендарный поэт (из племени тай), прославившийся своей щедростью.
Хотан — город в Китайском Туркестане.
Худадуст — друг божий.
Худжат — титул исмаилитского наставника, здесь Носира Хисроу.
Хулагу (Хулагу-хан) — внук Чингисхана, при котором монголы завершили покорение Ирана.
Хуллах — город в Синьцзяне.
Хум — большой сосуд для вина или сыпучих тел.
Хумай (хумо, хомай) — легендарная птица, приносящая счастье тому, на кого падала тень ее крыла; отсюда — хумаюн, августейший.
Хызр — фигурирует в мусульманских легендах как таинственный чудотворец в зеленых одеждах; по преданию, нашел источник живой воды, а потому будет жить до скончания веков; покровитель путешественников.
Хырка — рубище, власяница, одежда суфиев-дервишей.
Чанг — музыкальный инструмент наподобие арфы.
Чач — древнее название Ташкента.
Чигиль — город в Синьцзяне, славившийся красивыми женщинами.
Човгап (чоуган) — клюшка, которой при игре в поло всадники гонят мяч; в переносном смысле — завиток кудрей.
Шавваль — название десятого месяца мусульманского лунного года.
Шагад — сводный брат легендарного герои «Шах-наме» Рустама, которого он предательски убил.
Шаддад — нечестивый король, создавший сады Нрема, символ насильника.
Шам — Сирия.
Шамбалид — полевой шафран, растение с желто-красными цветами; в ирано-таджикской поэзии олицетворяет увядание.
Шамс — безвестный дервиш, которого Джалалиддии Руми избрал своим наставником. Его именем Руми «подписывал» газели.
Шапур — согласно легенде, был художником, советником и приближенным царя Хосрова Парвиза.
Шариат — мусульманское религиозное право, свод законов и правил.
Шейх — духовный наставник; мусульманское духовное лицо; глава ордена суфиев (см.).
Шиизм — одно из двух основных направлений ислама, противостоящее главным образом суннизму и воспринявшее некоторые культовые и обрядовые элементы зороастризма. Возник во второй половине VII в. как политическое течение сторонников халифа Али.
Шимр — синоним палача. По преданию, Шимр в 681 г. при Кербеле (в нынешнем Ираке) убил Хусейна, сына халифа Али.
Шираз — город на юге Ирана; родина Саади и Хафиза.
Ширин — армянская царевна, героиня известной легенды о Хосрове и Ширин.
Шиpуйэ (Шируйе) — сын царя Хосрова II Парвиза, убивший отца в 628 г.
Шуубизм — религиозно-политическое течение, возникшее в VI в. как протест против дискриминации коренного неарабского населения в мусульманских странах. Шуубиты выступали, в частности, за восстановление древнеиранских культурных традиций.
Эдем — рай.
Эклидус — «отец математики» Евклид (III в. до н. э.).
Юнан — Греция.
Юсуф — библейский Иосиф Прекрасный (см.).
Яджудж и Маджудж — Гог и Магог библейских легенд; по преданию, Александр Македонский построил против них вал, в результате чего они вынуждены были прекратить свои набеги на мирные селения.
Якуб — библейский патриарх Иаков.
И. Б р а г и н с к и й
СОДЕРЖАНИЕ
И. Брагинский. Поэзия мирового звучания 5
РУДАКИ
К а с ы д ы
Стихи о старости. Перевод С. Липкина 23
На смерть Абулхасана Муроди. Перевод С. Липкина 25
На смерть Шахида Балхи. Перевод В. Левика 26
«В благоухании, в цветах…» Перевод С. Липкина 27
«Я думаю о том, кто славой обладает…» Перевод С. Липкина 28
Стихи о вине. Перевод С. Липкина 20
Газели и лирические фрагменты
«Твоей красою мир украшен…» Перевод С. Липкина 35
«Столепестковые цветы…» Перевод С. Липкина 36
«Все то, что мир творит…» Перевод С. Липкина 36
«Не для насилья и убийств…» Перевод С. Липкина 36
«Придя в трехдневный мир…» Перевод С. Липкина 37
«По струнам Рудаки провел рукой…» Перевод С. Липкина 37
«Мне жизнь дала совет…» Перевод С. Липкина 38
«Девичья красота…» Перевод С. Липкина 38
«О горе мне! Судьбины…» Перевод С. Липкина 38
«Самум разлуки налетел…» Перевод В. Левика 38
«Будь весел с черноокою вдвоем…» Перевод С. Липкина 39
«Царь, месяц михр пришел…» Перевод С. Липкина 39
«Ушли великие…»Перевод С. Липкина 39
«Благородство твое обнаружит вино…» Перевод С. Липкина 40
«Доколе жить ты будешь, сердце…»Перевод С. Липкина 40
«О трех рубашках, красавица…» Перевод В. Левика 40
«Как долго пи живи…» Перевод С. Липкина 41
«Хозяин мерзок…» Перевод С. Липкина 41
«Мне возлюбленной коварство…»Перевод С. Липкина 41
«Для радостей низменных тела…»Перевод В. Левика 42
«Налей вина мне, отрок…» Перевод В. Левика 42
«Ветер, вея от Мульяна…» Перевод И. Сельвинского 43
«Печальный друг…» Перевод С. Липкина 43
«Я всегда хочу дышать…» Перевод С. Липкина 44
«Сегодня Бухара — Багдад…» Перевод С. Липкина 44
«Лицо твое светло…» Перевод С. Липкина 44
«Зачем на друга обижаться?..» Перевод С. Липкина 45
«В мире все идет, как должно…» Перевод С. Липкина 45
«Лишь ветерок из Бухары…» Перевод С. Липкина 45
«Только раз бывает праздник…»Перевод В. Левика 46
«Казалось, ночью на декабрь…» Перевод В. Левика 47
«Тебе, чьи кудри точно мускус…» Перевод В. Левика 48
«Я потерял покой и сон…» Перевод В. Левика 48
Р у б а и
«Две тысячи холмов…» Перевод С. Липкина 49
«Хотя, с тобою разлучен…» Перевод С. Липкина 49
«Дивлюсь я…» Перевод С. Липкина 49
«Светильник ты держи…» Перевод С. Липкина 49
«Какой агат…» Перевод С. Липкина 50
«Мой дух кудрями взят в полон…» Перевод С. Липкина 50
«С твоею славой величавой…» Перевод С. Липкина 50
«Лишь у нее распустишь косы…» Перевод С. Липкина 50
«Я оживился, я услышал…» Перевод С. Липкина 50
«В мирских садах…» Перевод С. Липкина 50
«Пришла… «Кто?» — «Милая»…» Перевод В. Левика 51
«Если рухну, бездыханный…» Перевод В. Левика 51
«Послед красавице жестокой…» Перевод С. Липкина 51
«Мое терпенье истощилось…» Перевод С. Липкина 51
«Я гибну…» Перевод С. Липкина 51
«Я знаю: щедрыми…» Перевод С. Липкина 51
«Те, перед кем ковер страданий…» Перевод В. Левика 52
«Едва, влюблен, я положу…» Перевод С. Липкина 52
«Как Рудаки, я стал влюбленным…» Перевод С. Липкина 52
«За право на нее смотреть…» Перевод С. Липкина 52
«О лик твой — море красоты…»Перевод С. Липкина 52
«Аромат и цвет похищен…» Перевод В. Левина 52
«Прелесть смоляных, вьющихся кудрей…»Перевод С. Липкина. 53
«Мы прятали кольцо…» Перевод С. Липкина 53
«Мы пьем, потому что пылаем…»Перевод С. Липкина 53
«Мою Каабу превратила…» Перевод С. Липкина 53
«Твой дух жестокостью не может…»Перевод С. Липкина 53
«Судьбу свою благослови…»Перевод С. Липкина 53
«Мы сердце господу вручим…» Перевод С. Липкина 54
«Великодушием отмечен царь…» Перевод С. Липкина 54
«Еще я не пустился в путь…»Перевод С. Липкина 54
«Слепую прихоть подавляй…» Перевод В. Левика 54
«Тогда лишь требуют меня…» Перевод С. Липкина 54
Кыта и различные фрагменты
«Мир удивителен, о милый друг!..»Перевод С. Липкина 54
«Вселенная! То мачеха, то мать…»Перевод С. Липкина 55
«Ты птицу видел ли…» Перевод С. Липкина 55
«Да, верно: к мудрецу…» Перевод С. Липкина 55
«Как тебе не надоело…» Перевод В. Левика 55
«Едва замыслит дерзкий враг…» Перевод С. Липкина 55
«Я понял, что прелесть такую…» Перевод С. Липкина 56
«Лишь утвердил ты справедливость…»Перевод С. Липкина..56
«На рассвете слышу я…» Перевод С. Липкина 56
«Когда мы в ярости…» Перевод С. Липкина 57
«Если туча над твоим гордым стягом…» Перевод С. Липкина 57
«Все, что видишь…» Перевод С. Липкина 57
«О время! Юношей богатым…» Перевод В. Левика 57
«Просителей иные не выносят…» Перевод С. Липкина 57
«Ожесточась, изгнал я из дому тебя…» Перевод С. Липкина 58
«Ты — лев…» Перевод С. Липкина 58
«Ты на доске…» Перевод С. Липкина 58
«Все сыплет, сыплет град…» Перевод С. Липкина 58
«О Мадж, мои стихи читай…» Перевод С. Липкина 59
«Ты любишь стан подруги…» Перевод С. Липкина 59
«Сынок, для злого мира…» Перевод С. Липкина 59
«Как жаль, что отпрыск…» Перевод С. Липкина 59
«Для сада разума…» Перевод С. Липкина 59
«Платан изогнулся…» Перевод С. Липкина 59
«На мир взгляни…» Перевод С. Липкина 60
«Как ни ласкай змею…» Перевод С. Липкина 60
«О, сахарны ее уста…» Перевод С. Липкина 60
«О сердце, снова ты в когтях…» Перевод С. Липкина 60
«Кудри струятся…»Перевод С. Липкина 60
«Времени одежда…»Перевод С. Липкина 61
«Время — конь…» Перевод С. Липкина 61
«Мы знаем: только бог…» Перевод С. Липкина 61
«В конце концов любой из нас…»Перевод С. Липкина 61
«Покуда дикий лук…» Перевод С. Липкина 61
«Слышу два великих слова…» Перевод С. Липкина 62
Загадка. Перевод В. Левика 62
«Не для того свои седины…» Перевод С. Липкина 62
«Разумного мы хвалим…» Перевод С. Липкина 62
«Цветок мой желанный…» Перевод С. Липкина 62
«Вещам не зная истинной цены…» Перевод С. Липкина 62
«Сей бренный мир отринь…» Перевод С. Липкина 63
«Всевышний спас меня от горя…»Перевод В. Левика 63
«Налей того вина…» Перевод С. Липкина 63
«Приди утешь меня…» Перевод С. Липкина 63
Калила и Димна. Строки из поэмы. Перевод С. Липкина 63
Разрозненные двустишия. Перевод С. Липкина 64
НОСИР XИСРОУ
Порицание и похвала
В порицание святошам. Перевод И. Сельвинского 71
В порицание ростовщикам. Перевод И. Сельвинского 72
В порицание поэтам-панегиристам. Перевод И. Сельвинского. 72
В порицание царям и власть имущим. Перевод И. Сельвинского. 73
Хвала ремесленникам. Перевод И. Сельвинского 74
Хвала земледельцам. Перевод И. Сельвинского 75
О добре и зле
Знание. Перевод И. Сельвинского 75
Разум. Перевод А. Адалис 76
Добродетель. Перевод И. Сельвинского 76
Дружба. Перевод И. Сельвинского 77
Друг и недруг. Перевод И. Сельвинского 78
Лицемеры и друзья. Перевод А. Адалис 78
Жадность и низость. Перевод А. Адалис 81
Двуличие. Перевод А. Адалис 81
Язык. Перевод И. Сельвинского 82
Касыды, фрагменты, афоризмы
О разуме и просвещении. Перевод А. Адалис 82
Чем лотос голубой виновен… Перевод А. Адалис 85
Шатер небес. Перевод В. Державина 87
«Утром рать испарений над морем…» Перевод В. Державина. 88
Размышления в Юмгане. Перевод В. Державина 90
«Вышел волк голодный…» Перевод В. Державина 92
«В горьких раздумьях моих…» Перевод К. Липскерова 93
«В тени чинары…» Перевод А. Адалис 94
Афоризмы. Перевод М. Петровых 95
ОМАР XАЙЯМ
Р у б а и
«Ты истины взыскуешь?..» Перевод Л. В 101
«Без нас пройдут года…» Перевод С. Липкина 101
«Откуда мы пришли?..» Перевод О. Румера 101
«О, не растите дерева печали…» Перевод И. Сельвинского 101
«Росток мой — от воды небытия…» Перевод В. Державина. 102
«Я к этот мир пришел…» Перевод О. Румера 102
«Кто посетил сей мир…» Перевод С. Липкина 102
«Кто мы? — Куклы на нитках…» Перевод В. Державина 102
«Пускай ты прожил жизнь…» Перевод О. Румера 102
«Будь весел: не умрет вовеки мир…» Перевод С. Липкина… 102
«К чему печаль нам служит?..» Перевод Л. В 103
«Не так, как мы хотим…» Перевод С. Липкина 103
«Грозит нам свод небесный…» Перевод Л. В 103
«Знай, в каждом атоме…» Перевод Л. В 103
«Стебель свежей травы…» Перевод В. Державина 103
«Сияли зори людям и до нас!..» Перевод II. Тхоржевского.. 103
«Меж твердой верой в бога…» Перевод С. Липкина 104
«Если все государства, вблизи и вдали…» Перевод Г. Плисецкого.104
«Светила ночи в высях…» Перевод Л. В 104
«Будь осмотрителен — судьба-злодейка…» Перевод Л. Пеньковского 104
«О судьба! Ты насилье…» Перевод В. Державина 104
«Вот снова день исчез…» Перевод О. Румера 104
«Те, что украсили познанья небосклон…» Перевод В. Державина. 105
«Мне так небесный свод сказал…» Перевод О. Румера 105
«Тот усердствует слишком…» Перевод Г. Плисецкого 105
«Рок громоздит такие горы зол…» Перевод Л. В 105
«О тайнах сокровенных невеждам не кричи» Перевод Л. В… 105
«Конечно, цель всего творенья — мы…» Перевод В. Державина . 105
«Если розы не нам…» Перевод В. Державина 106
«Рабы застывших формул…» Перевод Л. В 106
«Пренебреги законом, молитвой и постом…» Перевод Л. В 106
«Чтоб мудро жизнь прожить…» Перевод О. Румера 106
«У занимающих посты больших господ…»Перевод О. Румера.
«В чертогах, где цари вершили суд…»Перевод В. Державина.
«Нет благороднее растений и милее…»Перевод О. Румера.
«Дружи с разумными людьми…» Перевод С. Липкина
«Из кожи, мышц, костей и жил…»Перевод В. Державина.
«Кто ценит знания, кого влечет наука…»Перевод С. Липкина.
«О, если б каждый день иметь краюху хлеба…»Перевод О. Румера
«Встань! Бросил камень в чащу…»Перевод И. Тхоржевского.
«Росинки на тюльпане…» Перевод Л. В
«Бегут за мигом миг…» Перевод О. Румера
«Взгляни: одежду розы…» Перевод И. Тхоржевского
«Зачем печалью сердечный мир отягчать?..» Перевод В. Державина
«О горе, горе сердцу…» Перевод Л. В
«Смеялась роза: «Шалый ветерок…»Перевод И. Тхоржевского.
«Сказала роза: «Я Юсуф…» Перевод В. Державина
«Красой затмила ты Китая дочерей…»Перевод О. Румера….
«Душа моя, мечта моя…» Перевод И. Сельвинского
«Мне свят веселый смех…» Перевод О. Румера
«Люблю тебя и слышу…» Перевод Л. В
«Солнце пламенного небосклона…»Перевод В. Державина.
«Кумир мой — горшая из горьких неудач!..» Перевод Л. В.
«Как полон я любви…» Перевод Л. В
«Вот книги юности последняя страница…»Перевод С. Липкина
«Подстреленная птица — грусть моя…»Перевод И. Тхоржевского
«В том не любовь, кто буйством не томим…» Перевод Л. В.
«Вновь распускаются розы…» Перевод В. Державина
«Дух рабства кроется в кумирне и в Каабе…»Перевод О. Румера
«В кумирню, в келью иль в мечеть вступая…»Перевод С. Липкина
«Однажды встретился пред старым пепелищем…»Перевод О. Румера
«Когда б небеса справедливо вершили дела…»Перевод В. Державина
«Добро и зло враждуют, мир в огне…» Перевод И. Тхоржевского
«Разум смертных не знает…» Перевод В. Державина
«Давно меж мудрецами спор идет…»Перевод В. Державина.
«Судьба мой путь предначертала…»Перевод С. Липкина.
«Ты сам ведь из глины меня изваял!..» Перевод В. Державина
«Пустивший колесо небес…» Перевод О. Румера
«Жизнь сотворивший…» Перевод О. Румера
«О иебо, ты души не чаешь в подлецах!..»Перевод В. Державина
«Наполнил зернами бессмертный Ловчий сети…»Перевод О. Румера
«О боже! Милосердьем ты велик!..» Перевод В. Державина…
«Пусть я восстал, мятежный…» Перевод Л. В
«Чтоб угодить судьбе…» Перевод О. Румера
«Мои заслуги точно, все до одной сочти…»Перевод Л. В…
«Восстань! Пригоршню праха в лицо брось небесам…» Перевод Л. В
"И слева мне и справа твердят…» Перевод Л. В 114
«Из сиреневой тучи на зелень равнин…»Перевод Г. Плисецкого. 114
«Ко утрам я слышу клики…» Перевод В. Державина 114
«Не доверяй ханжей пустому суесловью…» Перевод Л. В 114
«Что мне блаженства райские «потом»!..»Перевод И. Тхоржевского 114
«Отречься от вина? Да это все равно…» Перевод О. Румера. 114
«И пью вино не для веселья…» Перевод С. Липкина 115
«Наполнить камешками океан…» Перевод Л. В 115
«Не правда ль, странно? Сколько до сих пор…»Перевод Л. В… 115
«Пусть буду я сто лет гореть в огне…» Перевод В. Державина. 115
«Кому он нужен, твой унылый вздох?..» Перевод Л. В 115
«Поскольку только раз ты должен умереть…» Перевод Л. Пеньковского 115
«В Коране слова из самых святых…»Перевод И. Сельвинского. 110
«Вино запрещено, но есть четыре «но»…» Перевод Л. Пеньковского 110
«Сказала рыба: «Скоро ль поплывем?..»Перевод И. Тхоржевского. 110
«Никто не лицезрел ни рая, ни геенны…»Перевод О. Румера. 110
«Говорят, что существует ад…»Перевод П. Сельвинского 110
«Не унывай, мой друг! До месяца благого…» Перевод О. Румера. 110
«Тут Рамазан, а ты наелся днем!..» Перевод Л. В 117
«Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой…» Перевод П. Тхоржевского 117
«Эй, небосвод неразумный!..» Перевод В. Державина 117
«Шейх сказал блуднице: «Ты пьяна!»…»Перевод И. Сельвинского. 117
«Один Телец висит высоко в небесах…» Перевод О. Румера…. 117
«Когда б скрижаль судьбы…» Перевод В. Державина 117
«Зачем ты мой кувшин с вином разбил, господь?..»Перевод Л. Пеньковского
«На свете можно ли безгрешного найти?..» Перевод О. Румера. 118
«Прекрасно воду провести к полям!..» Перевод Л. В 118
«На базаре я увидел как-то гончара…» Перевод С. Липкина…. 118
«Нет гончара. Один я в мастерской…» Перевод Л. В 118
«Глянь на месящих глину гончаров…» Перевод В. Державина… 118
«Та ваза, что здесь…» Перевод П. Сельвинского 119
«Вон за гончарным кругом у дверей…» Перевод И. Сельвинского. 119
«Будь весел! Не навек твоя пора…» Перевод В. Державина 119
«Вчера горшечным рядом я шел через базар…»Перевод Л. В… 119
«Из глины чаша. Влагой разволнуй…» Перевод И. Тхоржевского. 119
«Лепящий черепа таинственный гончар…»Перевод О. Румера. 119
«Ужели бы гончар им сделанный сосуд…» Перевод Л. В 120
«Много лет размышлял я над жизнью земной…» Перевод Г. Плисецкого 120
«В мире времепном, сущность которого — тлен…» Перевод Г. Плисецкого
«Мне заповедь — любовь…» Перевод О. Румера 120
«То, что судьба тебе решила дать…»Перевод В. Державина. 120
«В этом мире глупцов, подлецов, торгашей…» Перевод Г. Плисецкого 120
«Несовместимых мы всегда полны желаний…» Перевод О. Румера. 121
«Мой край меня философом нарек…»Перевод В. Державина. 121
«Окажи, за что меня преследуешь, о небо?..» Перевод О. Румера. 121
«О небо! Я твоим вращеньем утомлен…» Перевод О. Румера…. 121
«У тлена смрадного весь этот мир в плену…» Перевод О. Румера.. 121
«Не дай тискам печали себя зажать, Хайям!..»Перевод Л. В. 121
«Услышь, о муфтий, пьяницы рассказ!..» Перевод И. Сельвинского:122
«Если скажут, будто я пьян…» Перевод И. Сельвинского 122
«О, если б, захватив с собой стихов диван…» Перевод О. Румера.. 122
«И я, седобородый, в силок любви попал…» Перевод Л. В 122
«Мой дух скитаньями пресытился вполне…» Перевод В. Державина 122
«Я — словно старый дуб, что бурею разбит…» Перевод О. Румера.. 123
«Отшельником не буду жить…» Перевод С. Липкина 123
«Влек и меня ученых ореол…» Перевод Л. В 123
«Нудь вольнодумцем! Помни наш зарок…» Перевод Л. В 123
«То не моя вина, что наложить печать…»Перевод О. Румера. . 123
«Доколь мне в обмане жить…» Перевод В. Державина 124
«Когда вселенную настигнет день конечный…»Перевод О. Румера 124
«Палаток мудрости нашивший без числа…» Перевод О. Румера. . 124
РУМИ
И з «М а с н а в и»
Песня флейты. Перевод В. Державина 127
Притчи
Перевод В. Державина
Поселянин и лев 128
Рассказ о бедуине, у которого собака подохла от голода 129
Рассказ об украденном баране 130
О том, как стражник тащил в тюрьму пьяного 130
О том, как шах Термеза получил «мат» от шута 131
О том, как старик жаловался врачу на свои болезни 131
Рассказ о воре-барабанщике 132
Спор Верблюда, Быка и Барана 136
Рассказ о садовнике 133
Рассказ о винограде 135
Наставление пойманной птицы 139
Джуха и мальчик 140
Спор мусульманина с огнепоклонником 142
Посещение глухим больного соседа 143
Спор о слоне 146
Рассказ об украденном осле 147
Рассказ о несостоятельном должнике 148
Спор грамматика с кормчим 151
Напуганный горожанин 153
О том, как халиф увидел Лейли 154
О том, кат; вор украл змею у заклинателя 154
О бакалейщике и попугае, пролившем в лавке масло 155
Рассказ о том, как шут женился на распутнице 157
Рассказ о нападении огузов 157
Крики сторожа 158
Рассказ о двух мешках 159
Золотых дел мастер и его весы 161
Рассказ о факихе в большой чалме и о воре 162
Рассказ о казвинце и цирюльнике 163
Рассказ об аптекаре и любителе глины 165
О набожном воре и садовнике 167
Спасшийся вор 167
Рассказ об учителе 169
Из «Дивана Шамса Тебризского»
Газели
«В счастливый миг мы сидели с тобой…»Перевод Е. Дунаевского 173
«Без границы пустыня песчаная…» Перевод Е. Дунаевского…. 173
«Любовь — это к небу стремящийся ток…» Перевод Е. Дунаевского 174
«Вчера я послал тебе сказать…» Перевод Е. Дунаевского 174
«Когда бы дан деревьям был шаг или полет…»Перевод Е. Дунаевского 175
«Когда мой труп перед тобой…» Перевод Е. Дунаевского 175
«О вы, рабы прелестных жен!..» Перевод И. Сельвинского 176
«Я видел милую мою в тюрбане золотом…»Перевод И. Сельвинского 176
«И — живописец. Образ твой творю…»Перевод П. Сельвинского.. 177
«Друг, — молвила милая…»Перевод В. Звягинцевой 178
«Я ловчим соколом летел…» Перевод Д. Самойлова 178
«Паломник трудный путь вершит…»Перевод Д. Самойлова…. 179
«Вы, взыскующие бога…» Перевод Д. Самойлова 179
«Ты к возлюбленной стремишься?..»Перевод Д. Самойлова…. 180
«О правоверные, себя утратил я…»Перевод Д. Самойлова…. 180
«То любят безмерно…» Перевод Д. Самойлова 181
«Бываю правдивым, бываю лжецом…»Перевод Д. Самойлова… 181
«Всему, что зрим, прообраз есть…» Перевод Д. Самойлова 182
«Что Кааба для мусульман…»Перевод И. Сельвинского 183
Касыда. Перевод Е. Дунаевского 183
Четверостишия любви. Перевод А. Корша 185
С А А Д И
Из «Гулистана»
Перевод К. Липскерова
«Хорошо одна старушка…» 189
«О, как счастлив глаз влюбленный…» 189
«Коль пристанища ты ждешь…»
«Прося у вельможи…» 189
«Однажды я старца увидел…» 190
«Расписан айван у хозяина…» 190
«О ты, кто исполнен знанья…» 190
«Все племя Адамово — тело одно…» 190
«Пыл в школу царевич отправлен…» 191
«Для сытого и жирное жаркое…» 191
«В безводной пустыне и жемчуг…» 191
«Для чего тебе, о друг мой…» 191
«Саади, боязни чужда твоя речь…» 191
Из «Б у с т а н а»
Перевод В. Державина
Присловие. Причина написания книги 192
Глава первая. О справедливости, мудрости и рассудительности. 194
Глава вторая. О благотворительности 257
Глава третья. О любви, любовном опьянении и безумстве 258
Глава четвертая. О смирении 283
Глава пятая. О довольстве юдолью 289
Глава шестая. О довольстве малым 294
Глава седьмая. О воспитании 297
Глава восьмая. О благодарности за благополучие 311
Глава девятая. О покаянии и правом пути 314
Глава десятая. Тайная молитва и окончание книги 319
Касыды
«Не привязывайся сердцем к месту…»Перевод В. Державина. 321
«О роднике спроси того, кто знал…» Перевод И. Сельвинского. . 323
«Не спите!» — рок сказал моим глазам…»Перевод И. Сельвинского 324
Г а з е л и
«В зерцале сердца отражен…» Перевод В. Державина 325
«Коль спокойно ты будешь…» Перевод В. Державина 326
«В ночь разлуки с любимой…» Перевод В. Державина 327
«Мы живем в неверье, клятву нарушая…»Перевод В. Державина. 328
«Терпенье и вожделенье выходят из берегов…» Перевод В. Державина 328
«Я нестерпимо жажду, кравчий!..»Перевод В. Державина 329
«Коль с лица покров летучий…» Перевод В. Державина 330
«В дни пиров та красавица…» Перевод В. Державина 331
«Я влюблен в эти звуки…» Перевод В. Державина 331
«О, если бы мне опять удалось увидеть тебя…»Перевод В. Державина 332
«Что не вовремя, ночью глухой…» Перевод В. Державина…. 333
«Мне опостылело ходить в хитоне…» Перевод В. Державина…. 334
«Тяжесть печали сердце мне томит…»Перевод В. Державина. . 334
«Кто предан владыке — нарушит…» Перевод В. Державина 335
«Эй, виночерпий! Дай кувшин…» Перевод В. Державина 336
«Кто дал ей в руки бранный лук?..» Перевод В. Державина. 336
«Не нужна нерадивому древняя книга…»Перевод В. Державина. 337
«Нет, истинно царская слава от века…». Перевод В. Державина. . 338
«Я лика другого с такой красотою…» Перевод В. Державина…. 339
«Встань, пойдем! Если ноша тебя утомила…»Перевод В. Державина 339
«Я в чащу садов удалился…» Перевод В. Державина 340
«Когда б на площади Шираза…» Перевод В. Державина 341
«До рассвета на веки мои не слетает сон…»Перевод В. Державина. 341
«Не беги, не пренебрегай, луноликая, мной!..» Перевод В. Державина 342
«О караванщик, сдержи верблюдов!..»Перевод К. Липскерова. 343
«Тайну я хотел сберечь…» Перевод К. Арсеньевой 343
«Пускай друзья тебя бранят…» Перевод К. Арсеньевой 344
«Пусть будет выкупом мой дух…»Перевод Т. Спендиаровой. 345
«Я к твоим ногам слагаю все…» Перевод Т. Стрешневой 345
«Бранишь, оскорбляешь меня?..» Перевод А. Кочеткова 346
Кыта. Перевод В. Державина 347
Бейты и рубаи. Перевод А. Кочеткова 350
XАФИЗ
Газели
«Песня, брызнуть будь готова…» Перевод К. Липскерова 353
«Что святош во власяницах вся гурьба?..» Перевод К. Липскерова. 353
«Хмельная, опьяненная, луной озарена…»Перевод И. Сельвинского 354
«Дам тюрчанке из Шираза…» Перевод К. Липскерова 354
«Розу брось: без уст и она…» Перевод К. Липскерова 355
«Сердце, воспрянь! Пост прошел…» Перевод В. Державина..356
«Чашу полную, о кравчий…» Перевод /г. Липскерова,356
«О суфий, розу ты сорви…» Перевод С. Липкина 357
«О боже, ты вручил мие розу…» Перевод С. Липкина…..357
«Не прерывай, о грудь моя…» Перевод И. Сельвинского 358
«Где правоверных путь, где нечестивых путь?..»Перевод К. Липскерова 359
«Я отшельник. До игрищ и зрелищ…»Перевод В. Державина. 359
«На сердце роза…»Перевод Т. Спендиаровой 360
«Эй, проповедник, прочь поди!..» Перевод В. Державина 361
«Владычица, — сказал я, — сжалься…»Перевод В. Державина. . 361
«Мне вечор музыкант — да утешится он!..» Перевод К. Липскерова 362
«Пусть вечно с сердцем дружит рок…» Перевод С. Липкина…362
«Весть пришла, что печаль…» Перевод В. Державина 363
«Не откажусь любить красавиц и пить вино…»Перевод С. Липкина 364
«Аромат ее крова, ветерок, принеси мне…» Перевод К. Липскерова 364
«Ты, чье сердце — гранит…» Перевод А. Кочеткова 365
«Душа — лишь сосуд для вмещенья ее…» Перевод В. Звягинцевой 365
«Ушла любимая моя, ушла…» Перевод П. Сельвинского., 366
«Вчера на исходе ночи…» Перевод Е. Дунаевского 366
«Одиночество мое! Как уйти мне от тоски?..»Перевод И. Сельвинского 367
«В царство розы и вина — приди!..» Перевод А. Фета 368
«Верь, Юсуф вернется поздно или рано…» Перевод К. Липскерова 368
«Ханша тех, чьи станы — бамбук…» Перевод А. Кочеткова 369
«В атом городе немало счастья…» Перевод Е. Дунаевского.. 369
«Рассветный ветер с доброй вестью…» Перевод В. Державина. . 370
«День отрадных встреч с друзьями…» Перевод К. Липскерова. . 370
«Взгляни, как праздничный стол…» Перевод А. Кочеткова.. 371
«Свершая утром намаз…» Перевод А. Кочеткова 371
«Нет, я не циник, мухтасиб…» Перевод II. Сельвинского 372
«Вчера из мечети вышел…» Перевод Е. Дунаевского 373
«К этой двери искать не чины и почет…» Перевод Е. Дунаевского 374
«В дни, когда наш луг покрыт…» Перевод А. Кочеткова 374
«Вероломство осенило каждый дом…» Перевод А. Кочеткова.375
«Долго ль пиршества нам править…»Перевод К. Липскерова. . 375
«Красоты твоей сиянье вспыхнуло…»Перевод Т. Спендиаровой. 376
«Кому удел не тлетворный…» Перевод К. Липскерова 377
«Нету в мире счету розам…» Перевод К. Липскерова 377
«Страсть бесконечна; страстным дорогам…» Перевод К. Липскерова 378
«Те, кто взглядом и прах в эликсир превратят…» Перевод В. Державина 378
«Мой скудный жребий тяжек…» Перевод Е. Дунаевского 379
«Проповедники, как только службу…»Перевод К. Липскерова. 380
«Коль туда, куда стремлюсь…» Перевод А. Кочеткова 380
«Уйди, аскет! Не обольщай меня…» Перевод И. Сельвинского.. 381
«Ты не шли упреков в буйстве…» Перевод К. Липскерова…. 381
«Я вышел на заре, чтоб роз нарвать в саду…»Перевод Е. Дунаевского 382
«Лекарю часто нес я моленья…» Перевод К. Липскерова 382
Рубаи. Перевод В. Державина 383
ДЖАМИ
Газели
«Сталь закаленную разгрызть зубами…» Перевод В. Звягинцевой. 389
«Ночью сыплю звезды слез…» Перевод В. Звягинцевой 389
«Похитила ты яркость роз…» Перевод В. Звягинцевой 390
«По повеленью моему вращаться…» Перевод Т. Стрешневой…. 390
«Бог только начал прах месить…» Перевод Т. Стрешневой…. 391
«Моя любовь к тебе — мой храм…» Перевод Н. Гребнева 391
«Как взгляд твой сверкает…» Перевод П. Гребнева 392
«От женщин верности доселе я не видел…» Перевод С. Липкина. 392
«Вот и праздник настал…» Перевод Л. Пеньковского 393
«Попугай об индийских сластях говорит…» Перевод В. Державина. 393
«Дом на улице твоей…» Перевод В. Державина 394
«Друзья, в силках любви я должен…» Перевод С. Липкина 394
«Сернам глаз твоих подвластны львы…» Перевод С. Липкина…. 395
«Сказал я: «Ты мне сто мучений…» Перевод С. Липкина 395
«Речь из уст твоих сладка…» Перевод С. Липкина 396
«Я старым стал, но к молодым стремлюсь…» Перевод С. Липкина. 396
«Беда нам от этих бесхвостых…» Перевод С. Северцева 397
«Иной себялюбивый шейх…» Перевод С. Северцева. 397
«Омыть поток кровавых слез…» Перевод Ф. Губера 398
«Соль сыплет на раны мне сахарный смех…» Перевод Ф. Губера. 398
«Когда умру, хочу, чтоб кости мои…» Перевод В. Державина. 399
«Кровью сердца без тебя грудь моя обагрена…» Перевод Т. Стрешневой 399
«Когда ты ночью ляжешь спать…» Перевод Т. Стрешневой…. 400
«Я твой раб, продай меня…» Перевод Т. Стрешневой 400
«Когда в мечети вижу я…» Перевод Т. Стрешневой 401
«Уста ее красней вина…» Перевод Т. Стрешневой 401
«Я не шейх, не отпрыск шейха…» Перевод Т. Стрешневой…402
«Доколе бесчинствовать, в винных витая парах…» Перевод Р. Морана 402
«Когда из глины и воды…» Перевод Р. Морана 402
«Своенравна, остроглаза…» Перевод Ю. Нейман 403
«Суфий, все, что есть в молельне…» Перевод Ю. Нейман 403
«Все, что в сердце моем наболело — пойми!..» Перевод Ю. Нейман 404
«Поглощенный тобой, на других я…» Перевод Ю. Нейман 404
«Меня убить грозишься!..» Перевод Ю. Нейман 405
«Душу от этих душных одежд освободи скорей…» Перевод В. Державина 405
«Взгляд мой, видящий мир земной…» Перевод В. Державина. 406
«Что видел в мире этот шейх…» Перевод В. Державина 406
«Мне чуждой стала мадраса…» Перевод В. Державина 407
«Я пьян — целую ручку чаши…» Перевод В. Державина 407
«Вот из глаз твоих две слезинки…» Перевод В. Державина…. 408
«Безумец, сраженный любовью к тебе…» Перевод В. Державина.. 408
«Последний раз теперь ожги…» Перевод В. Державина..409409
«Говорю: «Ты вернее Христа воскрешаешь…» Перевод Ю. Нейман.
«Для небесной красоты пост суровый не годится…» Перевод Ю. Нейман 410
«О бедный странник в Городе Красот!..» Перевод Ю. Нейман….410
«Ты ветки роз прелестней несравненно…» Перевод Ю. Нейман.
«Кто я — навек утративший покой…» Перевод В. Державина.
«То ты в сердце моем…» Перевод В. Державина
«На улице виноторговцев придира…» Перевод В. Державина….
«Надеюсь, будут иногда твои глаза обращены…» Перевод В. Державина
«Войско идолов бесчисленно…» Перевод А. Адалис
«Не найти стройней тебя…» Перевод А. Адалис
«…С поздним сбродом распиваешь цвета роз вино!..» Перевод А. Адалис
Мурабба. Перевод В. Державина.
Тарджибанд. Перевод С. Липкина.
На смерть сына. Перевод С. Липкина
Марсия. Перевод С. Липкина….420
К ы т а
«Подлец пребудет низок…» Перевод С. Липкина
«Не обольщайся прелестью красавиц…» Перевод С. Липкина.
«От сребролюбца-хвастуна ты щедрости не жди…» Перевод С. Липкина
«Бездарному, как ни старайся…» Перевод С. Липкина
«Сказал я своему кумиру…» Перевод С. Липкина
«Взгляни, о боже, на великих…» Перевод С. Липкина
«О шах! Простой народ — сокровищница…» Перевод С. Липкина.
«Всегда нуждаемся мы, люди…» Перевод С. Липкина
«Я поднял выю помыслов высоких…» Перевод В. Державина.
«Джами, ты ворот жизни спас…» Перевод В. Державина….
«В саду словесном соловей таланта…» Перевод В. Державина.
«Отцом достойным не хвались…» Перевод Н. Гребнева
«Ты дружбы не води…» Перевод Н. Гребнева
«Певец газелей, обладай уменьем…» Перевод Н. Гребнева….
«Когда тебя встречаю…» Перевод Н. Гребнева
«Нет, не диван стихов…» Перевод Н. Гребнева
«Глупцов и подлецов, о ты, мой юный друг…» Перевод Н. Гребнева
«Я не сравнюс небесною луной…» Перевод Н. Гребнева
«Разочарован я: порядочных людей…» Перевод Н. Гребнева….
«Джами, есть люди, чья душа подобна…» Перевод В. Звягинцевой.
«Привязанностей избегай…» Перевод В. Звягинцевой
«Джами, раз не находится живых людей…» Перевод В. Звягинцевой
Золотая цепь (Из поэмы). Перевод С. Липкина 425
Саламан и Абсаль (Из поэмы). Перевод В. Державина 451
Юсуф и Зулейха (Из поэмы). Перевод С. Липкина 478
Книга мудрости Искандара (Из поэмы). Перевод В. Державина. 515
Примечания И. Брагинского 575
Пояснительный словарь И. Брагинского 593
[1] Эту поэзию принято в современной науке называть «ирано-таджикской», что выявляет роль двух ветвей иранской народности в ее создании. Первоначально она возникла на территории Средней Азии и Хорасана (входящего сейчас в границы советской Средней Азии, Северного Афганистана и Северного Ирана), в среде так называемых «восточных иранцев» (таджиков), затем распространилась также на территории Ирана, в среде «западных иранцев» (персов, ныне именуемых «иранцами»). Таким образом, до XV века эта литература является общим наследием современной таджикской социалистической нации и иранской нации. После XVI века литературное развитие обоих народов — таджиков и персов — сохранило взаимосвязи, но проходило, однако, отдельно для каждого из них.
[2] Подробнее о «Шах-наме» Фирдоуси см. статью Б. Гафурова в томе Фирдоуси «Шах-наме», «Библиотека всемирной литературы», 1972 г.
[3] Подробнее о Низами см. статью А. Е. Бертельса в томе Низами, «Библиотека всемирной литературы», 1968.
[4] В своем трактате о музыке Джами писал, что мелодия «ушшок» вызывает чувство бодрости, радости, мужества.
[5] В скобках указываются иные формы произношения либо транскрипции данного слова.