В 1912 году Сальваторе Луканиа вышел на свободу. После двухлетнего пребывания в бетонном ящике он долго не мог привыкнуть к яркому солнечному свету. В кармане не было ни цента. До дома пришлось идти пешком через весь Бруклин и половину Манхэттена. Ноги, за время отсидки отвыкшие от ходьбы, мучительно болели. Сальваторе часто останавливался, чтобы отдохнуть. На 107-ю улицу в Малой Италии он добрался только к вечеру.

Дома его встретили довольно равнодушно. Отец уже давно махнул рукой на своего среднего и вместо приветствия проворчал: «A-а, явился». Братья и сестры, стремившиеся стать добропорядочными американцами, тоже отнеслись к Сальваторе с равнодушием. Мать была единственным человеком в семье, который обрадовался его возвращению.

На улице тоже многое изменилось. Сальваторе не смог собрать свою старую шайку. Многих бывших подельников он вообще не нашел. Кое-кто из них уже успел крепко привязаться к героину и потерять человеческий облик, некоторые погибли в уличных драках, другие мотали срок в тюрьме, а остальные скрывались от полиции или присоединились к другим бандам. Сальваторе остался один. Зарабатывать как раньше он не мог. Пришлось смириться с этим и подыскивать себе работу.

Неожиданно его выручили старые связи в еврейском гетто. Ребята, которых он защищал четыре года назад, не забыли об оказанной услуге. Из всех сицилийцев в школе на 109-й улице один только Сальваторе не называл их «иудами». При посредничестве старых знакомых он устроился на работу к Максу Гудману, владельцу небольшого магазинчика дамских шляпок. Гудман и его жена Софи испытывали к юному сицилийцу искреннюю симпатию. Он не особенно утруждался, работая курьером. Хозяева платили ему приличные деньги, часто приглашали на ужин в семейном кругу, а когда Сальваторе, с отлично разыгранным, подлинно актерским мастерством, рассказал сердобольной мадам Софи о своих проблемах с родителями, ему отвели отдельную каморку в задней части магазина. В обстановке сытости и достатка Сальваторе скоро забыл проведенные за решеткой два кошмарных года и стал подумывать о том, как бы заняться более серьезным делом, достойным мужчины.

Приняв свой обычный деловой вид, Сальваторе снова вышел на улицу. Он не забыл друзей из неаполитанского квартала, но хотел прийти к ним не просто только что освободившимся ничтожеством, а уважаемым человеком. В черном костюме, с розой в петлице. С бумажником, полным денег. Этого требовала его мужская гордость.

Неделя — и Сальваторе уже был своим в подпольных игорных притонах. В этих местах крутились деньги — большие по меркам Ист-Сайда — и собирались преступники всех мастей. Сальваторе умел слушать и быстро уяснил, что самый выгодный бизнес — это героин.

В то время один весовой грамм белого порошка стоил пятьдесят долларов. Чистый товар можно было достать через оптовиков из Чайна-Тауна. В любом количестве, только плати. Большинство пушеров в Ист-Сайде были евреями. Они имели налаженные контакты с поставщиками и собственные маленькие «лаборатории», в которых размешивали порошок мелом, мукой или сахарной пудрой. То, что затем попадало к наркоманам, содержало не более пятнадцати процентов исходного продукта. Дело, в общем, не сложное — так считал Сальваторе.

Для начала он занялся поиском клиентов для мелких пушеров. За каждого ему платили по пятнадцать долларов. Такая мелочевка не устраивала Сальваторе. Он мечтал о работе с торговцами среднего, а еще лучше — высшего звена. Но для этого нужно было постараться, создать себе репутацию и тогда, рано или поздно, его заметят действительно серьезные люди. Помимо поиска клиентов, Сальваторе взялся за другую работу — подыскивал помещения для притонов. Но реально крупное дело ему удалось провернуть почти год спустя.

К Сальваторе обратился начинающий пушер Ральф Ноланд с просьбой найти хорошего поставщика. Сразу смекнув, какие перспективы это сулит, сицилиец предложил свой вариант:

— Да, я знаю человека, у которого есть хороший товар. За качество я ручаюсь — не менее восьмидесяти процентов. Но здесь одна проблема: он не работает с незнакомыми людьми. Сомневаюсь, что он захочет иметь с тобой дело. Ведь ты только начинаешь свой бизнес. Никто не защитит тебя, если ты попадешься полиции.

— Сальва, как только дело наладится, я без проблем куплю себе поддержку.

— Вот именно: «если наладится», — назидательно изрек Луканиа.

Ноланд спросил:

— Ты можешь как-нибудь договориться с этим типом?

Сальваторе сделал вид, что размышляет.

— В принципе, я мог бы это уладить, — наконец произнес он, — риск общения с тобой я готов взять на себя. Думаю, на таких условиях ты получишь товар. Столько, сколько нужно. У того парня свои принципы: он любит оставаться в тени. Пусть думает, что имеет дело со мной.

Это было в порядке вещей. Каждый, кто крутился в бизнесе на наркотиках, прежде всего заботился о себе и стремился свести риск к минимуму.

Через посредников работать было менее рискованно, чем напрямую. А посредник всегда имел право на свою долю прибыли. Ральф Ноланд кивнул: «О’кей, я согласен».

Вскоре к Сальваторе обратились еще несколько пушеров. Теперь, когда он открыл собственную линию, его уже не могли не заметить.

По вечерам Сальваторе любил проводить время в небольшом ресторанчике с громким названием «Палас Парадайз» на 65-й улице. Джазовый оркестр играл модный фокстрот. Здесь было полно смазливых девочек, готовых запрыгнуть на колени к любому парню, чей костюм стоил дороже пятидесяти долларов. У Сальваторе никогда не возникало с ними проблем. Он угощал шампанским очередную пассию, — хорошенькую блондинку Джесси, — когда в зале появился шикарно одетый мужчина. От него исходил яркий блеск, необычный для дешевых заведений такого типа. Блестела набриолиненная прическа, бриллиантовая заколка на ярком галстуке, сверкал перстень на мизинце. Этого парня никогда здесь раньше не видели. От него пахло деньгами. Большими деньгами.

Не обращая внимания на оценивающие взгляды, мужчина направился к стойке и что-то спросил у бармена. Из рук в руки перешла банкнота в десять долларов. Бармен услужливо изогнулся и указал пальцем на Сальваторе Луканиа.

Джесси вдруг сложила губки сердечком и восхищенно произнесла:

— О!

— Прошу прощения, детка, — прогудел за спиной Сальваторе густой, чуть хриплый мужской бас, — я хотел бы пару минут потолковать с этим парнем. Надеюсь, ты не будешь возражать?

— Конечно, конечно, мистер. — Джесси поспешно вскочила. Ее глаза затуманились. Костюм этого мужика стоил по меньшей мере пятьсот долларов, да еще камней на нем было тысячи на полторы!

Сальваторе обернулся и внимательно рассмотрел незваного собеседника. Мужчина был евреем. Это сразу бросалось в глаза. Массивный подбородок и губы, узкие, как лезвие ножа, указывали на жесткий характер.

Не спрашивая разрешения, мужчина уселся на место Джесси.

— Ты — Сальваторе Луканиа?

— Может быть. — Сицилийцу вдруг стало не по себе. Кто этот тип и откуда он? Чего хочет? Сальваторе пожалел, что не взял с собой оружие. Незнакомец, казалось, прочел его мысли.

— Тебе не о чем волноваться, — успокоил он, — я пришел только поговорить.

И щелкнул пальцами:

— Бой, виски для меня и моего друга! Самое лучшее!

Сальваторе невольно следил за движением руки, на которой сверкал бриллиант в четыре карата.

Кельнер мгновенно принес заказ:

— Самое лучшее, что у нас есть, сэр. Только для вас.

Мужчина бросил ему два доллара. Хотя по виду незнакомец был вылитый гангстер, но говорил нарочито вежливо, без грубых слов и жаргона:

— Прежде всего я хотел бы представиться: Джордж Скоплон. Ты, надо думать, слышал это имя.

— О, конечно, мистер Скоплон, — сердце Сальваторе лихорадочно заколотилось, — еще бы!

Скоплон улыбнулся:

— С этой минуты я для тебя просто Джордж. Давай обойдемся без снобизма, о’кей?

Сальваторе не знал, что такое снобизм, но тем не менее утвердительно кивнул головой.

Биг Джордж Скоплон входил в число десяти самых крупных торговцев наркотиками в Ист-Сайде. В разных кварталах Манхэттена на него работали около пятидесяти мелких пушеров. Для устранения конкурентов или нежелательных свидетелей он пользовался услугами собственной бригады наемных убийц. Годовой оборот организации Скоплона достигал огромной по тем временам суммы — четырехсот тысяч долларов. Биг Джордж владел тремя дорогими автомобилями, имел недвижимость в престижном Северном округе, вкладывал деньги в игорные притоны и публичные дома. Неприкосновенность его бизнеса обеспечивали друзья из полиции и окружного муниципального совета. То, что человек такого масштаба обратил внимание на Сальваторе Луканиа, было прямо-таки сверхъестественной удачей.

— Вот что я хочу сказать тебе, парень, — неторопливо басил Скоплон. — С некоторого времени я наблюдаю за тобой, за тем, как ты делаешь свою работу, и мне это определенно нравится. У тебя есть хватка и голова на плечах. Ты можешь далеко пойти. Но только при одном условии: если тебе помогут друзья, у которых имеются необходимые связи с нужными людьми. В нашем бизнесе ты не первый день и поэтому понимаешь, что это значит… Без надежного прикрытия ты не протянешь долго. Я узнавал, в полиции уже есть на тебя досье. И если ты не изменишь методы своей работы, то в скором времени здорово влипнешь. Так вот, дело в том, что недавно с одним из моих ребят случилось несчастье и теперь его место свободно. Он работал по линии доставки.

Сальваторе понимающе склонил голову:

— В нашем деле всякое случается, Джордж.

— Да, все мы рискуем, но игра стоит свеч. Короче говоря, я предлагаю тебе работать на меня. Будешь получать двести монет в неделю.

Названная цифра заворожила Сальваторе. При всем старании за то же время он мог заработать не более сотни. И, не раздумывая, дал ответ:

— О’кей, я с вами.

Работа, которую предложил Биг Джордж, оказалась несложной. Сальваторе мог заниматься ею, одновременно продолжая служить курьером в магазине Гудмана. Только теперь, когда ему поручали доставить какой-нибудь даме заказанную шляпку, Сальваторе прятал за ленточкой две-три ампулы с героином. А прежде чем передать шляпку заказчице, забегал на минуту в заранее условленную бильярдную или бар, где в обмен на стекляшки получал от наркоманов деньги. Сальваторе купил дорогой кожаный бумажник, в котором никогда не бывало пусто. Он шагал по улицам с высоко поднятой головой. Он уже становился большим человеком. Пришло время нанести визит в неаполитанский квартал.

На 108-й Восточной улице Сальваторе не нашел своего друга Франческо Кастилью. Мать не захотела объяснить, куда делся ее сын. Эдди тоже не было дома. Сальваторе пришлось выложить десять долларов, чтобы всезнающие уличные мальчишки привели его к Уиллу Моретти. Никогда не унывающий неаполитанец на этот раз был мрачен.

— Мы раскручивали большое дело в пакгаузах Вест-Сайда, — рассказывал Моретти, — работали все вместе: Фрэнк, Оуни, Эдди и я.

— Кто это — Фрэнк? — перебил Сальваторе.

— Франческо, кто ж еще, — удивился Моретти, — ты разве не знаешь, что он заделался янки, изменил имя и фамилию? Теперь он Фрэнк Костелло.

— Туда, где я был два года, новости не доходили, — объяснил Сальваторе, — я не мог этого знать.

— Ты, я смотрю, снова в деле?

— Да, мои дела идут неплохо. А где все-таки Фрэнк? Его мамаша как воды в рот набрала, когда я спросил о нем.

Моретти усмехнулся:

— Она такая же, как все. Считает, что можно вкалывать за две сотни в месяц и при этом быть довольным жизнью. Но Фрэнки так не хотел. И никто из нас не хотел так. А в нашем деле, сам знаешь, как в покере — иногда везет, иногда нет. Фрэнку не повезло. Чертовы легаши пришили ему незаконное ношение оружия. Он сейчас мотает срок в Вельфе-Айленде. А Эдди, не будь дурак, смылся, чтобы переждать. Правильно, пусть все уляжется, а там мы снова возьмемся за дело.

В полном молчании оба итальянца допили бутылку отличного французского коньяка «Хеннесси».

Фрэнк Костелло вышел на свободу в июне 1916 года. Как только за спиной хлопнула железная тюремная дверь, он дал себе клятву: «Больше никогда». За полтора года, проведенных в камере, он успел о многом подумать. А теперь его торжественно встречали подельники. Фрэнк был приятно удивлен, увидев среди них старину Сальваторе.

В честь возвращения Фрэнка устроили настоящий банкет с музыкой, шампанским и девочками. Костелло и Луканиа делились друг с другом тюремным опытом, долго обсуждали детали будущей совместной работы. Сальваторе встретился с Мейером Суховлянским, который к тому времени тоже американизировал свою фамилию, став Лански, и его неразлучным другом Беном Сигелом. Имя Сигела уже гремело в еврейском гетто, хотя ему было всего лишь четырнадцать лет. Около месяца назад он участвовал в вооруженном ограблении и, прикрывая отход подельников, застрелил двух человек. Именно тогда к Сигелу прилипло прозвище Багси. В среде нью-йоркских гангстеров-евреев право на ношение этой клички имели самые опасные и беспощадные бандиты, убийцы. Никто не мог сказать, что Бенджамин Сигел получил ее незаслуженно.

Сальваторе Луканиа познакомил Багси и Мейера со своими друзьями-итальянцами. Костяк будущей банды, таким образом, сформировался. Но судьбе было угодно распорядиться иначе.

12 июня Сальваторе задержали полицейские из отдела по борьбе с наркотиками. Копы появились в бильярдной на Четырнадцатой авеню в не самый подходящий момент — когда сицилиец извлек из дамской шляпки ампулу с героином. Сальваторе не мог знать, что все эти наркоманы давно известны полиции.

Его взяли с поличным. В ампуле содержалось два грамма 35 %-ного героина. Понимая, что дело дрянь, Сальваторе все равно держал рот на замке, надеясь на помощь босса. Через две недели состоялось заседание манхэттенского уголовного суда. Сальваторе Луканиа признали виновным. Даже заступничество Биг Джорджа Скоплона и поручительство Макса Гудмана ничего не изменили. Улики были настолько явными, что избавить Сальваторе от тюрьмы не смог бы даже господь бог. Единственное, чего удалось добиться Биг Джорджу, — это максимально скостить срок. Вместо положенных в этом случае «от трех до восьми» Луканиа приговорили к одному году заключения в исправительной тюрьме Хэмптон-Фармс. Остаток своей юности Сальваторе провел за решеткой.