Все вместе спустились из отеля на улицу. Хотели уже сесть в машину к Артуро, когда Максим предложил пройтись до таунхауса Дельгадо пешком.

– Попутно введёшь Артуро в курс дела.

Дима, вздохнув, кивнул. Не хотел лишний раз топать шесть километров по тротуарам пыльного города, однако рассудил, что Максим предложил такую прогулку не из желания размять ноги, а преследуя какие-то свои, вслух не обозначенные цели. Времени препираться не было.

– Давненько я вот так, без машины, не ходил в Буэнос-Айрес. – Артуро задорно щёлкнул хромированной «зиппо».

Прибрежный Трухильо после горного Уараса казался излишне суетливым. Всюду пищали парктроники старых машин, кричали зазывалы из проезжавших маршруток, а в редких карликовых пальмах скандалили чёрные и зелёные попугаи, чьи голоса хорошо слышались даже в дорожном шуме. Из ресторанов и магазинов неслась приторная музыка, и в каждой второй песне очередной певец непременно старался как можно более чувственно вытянуть своё пошлое «корасон» – единственное слово, которое удавалось разобрать Диме.

Аня не умолкая говорила с Артуро. Пожалуй, чересчур громко смеялась и этим выдавала волнение. Ещё и теребила пуговицы на рубашке – Дима раньше не замечал у сестры такой привычки. Вообще, если хорошо знать Аню, а главное, нарочно искать в её поведении нечто странное, можно было без труда подметить и нервозность, и страх. Однако Дима заключил, что сестра справлялась со своей ролью. Сейчас от неё требовалось всеми силами отвлекать Артуро, не давать ему перейти к расспросам. Пусть помаринуется в ожидании.

Когда они проходили возле уродливых олив, будто слепленных из расплывшихся лепёшек цемента, Максим неожиданно свернул в один из магазинчиков, торговавших керамическими репликами и прочим барахлом с национальным перуанским оттенком, а через несколько минут вышел оттуда с бесформенной тридцатисантиметровой статуэткой – что-то вроде солдата из некогда правившего в здешних местах народа чиму, наряженного в юбку и двугорбую шапку с завязочками. Аня с Димой удивлённо переглянулись, а Максим заявил Артуро, что Шустов-старший часто отправлял маме всевозможные поделки из своих путешествий.

– Вот и я решил отправить. Пусть порадуется.

Его слова прозвучали дико, если учитывать обстоятельства последних месяцев и то, что Екатерина Васильевна сейчас сидела привязанная к стулу в каком-то из иркутских подвалов с тёмными стенами и голой лампочкой на длинном шнуре. Да и грошовая статуэтка, от которой Максим не удосужился отлепить ценник на двенадцать солей, едва ли могла кого-то порадовать.

Дальше началось совсем невообразимое. Максим стал заходить поочерёдно во все встречные магазины, прежде чем в кафе с мороженым наконец раздобыл картонную коробку. Положил туда статуэтку и заявил, что должен отправить её незамедлительно. Артуро выглядел не менее растерянным, чем Аня и Дима, но согласился показать ближайшее почтовое отделение.

– Я пока отправлю, а ты начинай свою историю. – Максим кивнул Диме и оставил их троих на улице.

– И тебе не нужен переводчик? – бросила ему вслед Аня.

– Как-нибудь справлюсь.

Артуро несколько раз переспросил, что именно задумал Макс. Уже собрался последовать за ним из опасения, что тот не сможет объясниться с работниками почты, едва ли владевшими английским, однако Дима задержал Артуро – сказал ему, что готов сообщить нечто важное.

«Всё. Обратного пути нет». Оставалось действовать и говорить строго по плану.

Для начала требовалось лишить племянника Дельгадо уверенности в собственном превосходстве. Дима достал нарисованную Шустовым-старшим карту – ту самую, что три года лежала под носом Артуро и заставила его раскошелиться на отряд водолазов в поисках одного из затонувших островов Урос.

Ещё утром Дима попросил сестру как можно более точно и быстро переводить его слова, а главное, не упрямиться, если вдруг какие-то замечания покажутся ей неуместными. Аня послушно выполняла просьбу брата.

Артуро поначалу беспечно щёлкал зажигалкой, а когда услышал про рисунки симпатическими чернилами и узнал, что затонувший остров был лишь метафорой, указывавшей, как именно поступить с листком, чуть не обжёгся – не закрыв зажигалку, сдавил её в кулаке.

Пока всё шло хорошо.

Дима искренне расхвалил Шустова-старшего за изощрённость и вместе с тем простоту его загадок. Далее, не утаив ни единой детали, рассказал, как вместе с Максимом одну за другой нашёл ошибки на четырёх рисунках Сергея Владимировича – тут Дима, разумеется, не упомянул Софию – и как догадался об истинном назначении установленных в кабинете Дельгадо обогревателей. Видел, с каким вниманием слушает Артуро, онемевший, не смевший прервать его вопросом и лишний раз пошевелиться, и был доволен произведённым эффектом.

Артуро, разумеется, обнаружил сквозную полость в стене кабинета – единственный след от их поисков и вместе с тем их главную слабость. Ну что же, по Диминому плану все слабости предстояло превратить в главные козыри, как и советовал Джерри. Он и не думал умалчивать о тайнике и его содержимом, но заговорить о нём не успел – увидел, что к ним из почтового отделения спускается Максим. И хорошо. Пусть донья Пепа томится и раздумывает о собственной близорукости, заставившей ехать за две тысячи километров, в Пуно, когда ответ прятался буквально над головой.

– Не хочешь объяснить, что происходит? – спросил Дима, поглядывая на Артуро и стараясь придать голосу такую интонацию, будто справлялся, оказались ли работники почты достаточно приветливыми.

– Всё отлично, – кивнул ему Максим.

– Всё отлично…

Максим зашагал вперёд. Все молча последовали за ним. Артуро по-прежнему держал в руке карту с проявленными рисунками. Раздражённо сбрасывал телефонные вызовы, затем коротко ответил на один из них и наконец спросил:

– Что было в тайнике?

– Письмо, – ответил Максим. – Личное. Отец думал, что приедет мама. Так что обращался к ней.

– И там… в этом письме было что-то… – Артуро не мог подобрать нужные слова. Хороший признак. – Шустов написал, где он? Там что-то было про дядю Гаспара?

Город вокруг затихал. Прохожих и машин становилось меньше. Дима, Аня, Максим и Артуро пересекли не обозначенную, но различимую границу района Буэнос-Айрес и с каждым шагом погружались в его неприветливую затаённость. Разве что привычного тумана сегодня не было, но даже солнечный свет не придавал жизнерадостности обшарпанным домам с зарешёченными и задраенными окнами.

– Отец написал, что ему очень жаль. Попросил у мамы прощения.

Вообще-то Макс должен был рассказать чуть более трогательную историю и привести пару цитат, однако пришлось довольствоваться и такими словами.

– И Серхио заставил вас лететь вначале в Индию, а потом на другой конец света… чтобы попросить прощения?

– Отчасти да, – вмешался Дима. Чувствовал, что Максим только испортит игру. Актёр из него скверный. Играл он ещё хуже, чем Аня. Мог бы и поучиться у Лизы. Вот уж кто умел сполна отыгрывать свою роль.

Артуро не выпускал из рук карту с рисунками, а главное, совсем лишился обычных причуд – больше никаких улыбок во все двадцать семь ухоженных зубов и один не менее ухоженный протез, никаких пощёлкиваний зажигалкой и томных взглядов через её стройный огонёк.

– Сергей Владимирович, то есть Серхио, слишком уж любил, скажем так, двойные подсказки. – Теперь всё зависело от того, насколько правдоподобно прозвучит выдумка Димы. Если он провалится сейчас, то и спор со всеми подсказками от Софии не понадобится. – Тут и глобус, который одновременно указывал на Ауровиль и был ключом от тайника в доме Сергея Владимировича. Тут и томик Кампанеллы, который одновременно вёл в Шри-Ланку и был ключом к зашифрованным тетрадям. Тут и стопа бога, которая одновременно открывала и тайник под плитой в монастыре, и тайник с открыткой в Ладакхе.

Дима старался говорить как можно тише. Слишком уж звонко разносились его слова по пустовавшему кварталу. Сказывалось волнение. Ведь они с Аней и Максимом, по сути, добровольно отправились в один из самых опасных районов Трухильо в сопровождении человека, которого подозревали в слежке за собой, а возможно, и в сотрудничестве со Скоробогатовым… Этот нюанс Дима как-то не учёл, когда предложил ещё раз наведаться в кабинет Гаспара.

– На самом деле подсказки иногда были тройными, – неловко рассмеялся Дима.

Сжал в кулаке металлическую ручку трости. Боль помогла, отрезвила. Боль всегда помогала ему прийти в себя.

– Так вот, мы считаем, что и карта с рисунками в действительности – двойная подсказка. А главное, открытка Гаспара – та, что с Титикакой, то есть Титикхакхой, – не запасной вариант, а ещё одна новая зацепка.

– Это как? – Артуро с сомнением посмотрел на Диму.

Им оставалось идти не больше десяти минут. Впереди уже просматривались жёлтые палатки заброшенного парка с его Капитаном Америкой образца восемьдесят шестого года – времён «Возрождения». «Я верен лишь мечте, генерал, и ничему более». Дима не торопился. Знал, что слишком многое зависит от его ответа. Наконец решил, что спектакль должен быть настоящим. Остановился и заставил остановиться других. Затем, со всей серьёзностью посмотрев на Артуро, сказал:

– Пума.

Сделал паузу. Решил, что больше не произнесёт ни слова, не сделает ни шага, даже если придётся стоять тут в молчании до тех пор, пока окружающие дома не рассыплются бетонной пылью, а Трухильо, да и всё северное побережье Перу не накроет песчаная буря последних дней человечества. Впрочем, ждать так долго не пришлось. Артуро почти сразу спросил:

– Пума что?

– Титикхакха на языке кечуа означает «серая пума». Мы уже говорили об этом. Инки назвали озеро в честь скалы на острове Солнца. А на карте островов Урос, которые расположены именно там, на Титикхакхе, Сергей Владимирович использовал не какие-то там общие рисунки, ведь можно было не усложнять себе задачу и нарисовать что-то совсем простенькое: вот телега с картошкой, а вот Ямараджа под снежинками – нет! – он взял за основу рисунки Помы де Айялы. Так вот имя «Пома» может быть прочитано в значении «пума». Двойное указание на священное для тиауанако, да и вообще для тех, кто жил на Титикхакхе, животное. Но и это не всё. Башня-чульпа на второй открытке вашего дяди.

– Склеп аймара, – прошептал Артуро и нервно придавил к переносице очки.

– Да. Склеп для вождей и старейшин на берегу озера Умайо, в двадцати километрах от Титикаки. Внутренности аймара закапывали в землю, а в саму башню опускали мумифицированное тело. И тело там располагалось в сидячем положении. Как и фигура в маске Ямараджи на четвёртой картинке Шустова. Вы понимаете, что это значит?

Нервозность усилилась. Сам себе Дима не поверил бы. Слишком уж сложно и запутанно для Сергея Владимировича. Связь между частями его загадок всегда была простой и, как потом казалось, очевидной. Глаза смерти – маска бога Смерти. Оковы мира – подставка под глобус, не дававшая ему крутиться. Стопа бога – отпечаток от ноги Шивы. Наверняка и с водой, которая прольётся вместо крови, всё будет так же прямо и понятно. А у Димы… Пума как озеро и как автор рисунка, на котором сидит мертвец в той же позе, что и мумия из склепа на том же озере, где на одном острове скала называется Серой пумой, а другой остров утонул, и он-то изображён на карте с рисунками…

– Невероятно, – выдохнул Артуро. – Это действительно невероятно! И вы думаете, что пума указывает на…

– …склеп аймара, – поражаясь, что хоть кому-то его история могла показаться правдоподобной, кивнул Дима. – Ту самую, что изображена на открытке Гаспара. Ту самую, неподалёку от которой, как и четыре тысячи лет назад, местные индейцы выращивают картошку – тем же способом, на тех же полях.

– И вы считаете, что…

– …там должны быть все ответы. И мы завтра утром вылетаем в Пуно. Билеты уже куплены.

Требовалось во что бы то ни стало заманить Артуро на Титикаку. Это был единственный способ от него избавиться.

– Если узнаем что-нибудь о вашем дяде, позвоним, – вставил Максим.

Верно. Лучшей приманки не придумать, ведь Артуро последние три года все силы и деньги отдавал на поиски Дельгадо, и не так уж важно почему – из любви к дяде, что представлялось Диме довольно сомнительным, или из желания пойти по его стопам и приблизиться к тайне Города Солнца. Оставалось надеяться, что симпатические чернила в достаточной мере показали Артуро его беспомощность в решении оставленных Шустовым-старшим головоломок, а значит, и необходимость довериться Шустову-младшему и его смышлёным друзьям.

– Пума, пума… Да… – шептал Артуро, пощёлкивая зажигалкой.

Звонкие щелчки крышки, прерываемые глухим шорком стального колёсика о кремень. И вновь щелчки.

И движение поодаль, за спиной Артуро.

Дима видел, что к ним со стороны океана приближаются двое незнакомцев.

Видел, но как-то не думал о них.

И уже не вспоминал, в каком квартале они находились.

Был слишком увлечён своими переживаниями, слишком сосредоточен на путаной последовательности «пума – склеп», слишком озабочен реакцией Артуро, а между тем двое незнакомцев приближались – медленно, уверенно, неотвратимо. Максим, Аня и Артуро стояли к ним спиной. Ничего не замечали, а когда заметили, было поздно. Потому что на одном из незнакомцев были зелёные армейские штаны и армейские кожаные ботинки с высоким голенищем, а второй был в простых джинсах и футболке, и у него был нож. Тонкое серебристое лезвие с грубыми следами заточки. И Максим мгновенно шагнул вперёд – так стремительно, что едва не сбил растерявшегося Диму. И дёрнул за собой Аню. Она вскрикнула от неожиданности и боли в руке, за которую дёрнул Максим. И Максим спрятал Аню за спиной. И, подталкивая её, сделал несколько крохотных шагов назад, а Дима всё стоял на месте, оглушённый и растерянный. Листок с картой и рисунками Шустова почему-то оказался на тротуаре, возле ног Артуро. Наверное, он тоже испугался и выронил листок. И тот упал. А незнакомцы даже не посмотрели на карту и что-то сказали по-испански. Артуро им ответил. Дима удивился, что не понимает слов, а потом сообразил, что Аня их уже не переводит.

Теперь Дима и сам отступил назад. И Артуро остался один. Всё говорил что-то, примирительно выставлял руки, а потом его ударили. Кажется, кулаком. Дима толком и не понял. Просто было какое-то движение руки и липкий хруст, из-за которого голова Артуро отдёрнулась, и он уже ловил руками воздух, чтобы не упасть. Не упал, но больше ничего не говорил, тоже стал пятиться. А хрустнули, кажется, очки. Перекошенные и промятые, они едва держались на чёрных дужках. И всё как-то сразу потеряло смысл. Дима смотрел на лезвие ножа. И думал, как это нелепо. Будто в его спектакль – с его декорациями и актёрами – забрели актёры из другой постановки и всё испортили своим появлением. Их тут не должно быть. Однако они тут были. И потребовали отдать им рюкзаки. Теперь Дима их понял. Потому что Аня перевела. Или не перевела. Может, он и сам догадался. Что ещё они могли потребовать? Сумки, кошельки, телефоны. И тот, что был с ножом, остался на месте, а незнакомец в зелёных штанах приблизился к ним и стал всё отнимать. Дима и сам не понял, когда и как достал кошелёк из тесного кармана джинсов. А потом у незнакомца оказался и его рюкзак. И сумка Максима. И замшевый рюкзак Ани. Он ей так нравился. Такой же, как у Зои. А незнакомец уже вытряхивал содержимое на бетонную плиту тротуара. Потом Артуро скажет, что этот незнакомец, в армейских штанах и ботинках, – тот самый Паук, который работал на Скоробогатова. И Диме это покажется странным, потому что он представлял себе Паука совсем другим. Более страшным, более сильным. Да и нельзя сказать, что он как-то уж очень искусно плёл свою паутину. Просто следил за ними почти две недели, а потом ему надоело следить, и он их ограбил. И никакой паутины. Только нож.

Дима с ужасом наблюдал, как Паук раскрывает свою холщовую сумку с длинными лямками, – откуда она появилась, только что не было никакой сумки, – как перекладывает туда и связку писем, из которых ещё пять остались нерасшифрованными, и завёрнутую в синий шарф-хадак статуэтку Инти-Виракочи, значение которой они так и не поняли, и тетради Шустова-старшего, которые Максим зачем-то до сих пор носил с собой, и чехол с Димиными отмычками, и нож Сальникова в тканых самодельных ножнах. Следом отправились два смартфона, айфон, разобранная «Моторола» и какой-то ещё телефон, кажется, принадлежавший Артуро, и ноутбук, и ридер Макса. Потом Паук выпотрошил четыре кошелька. Взял деньги, а карточки бросил на дорогу, и там уже лежали оба рюкзака с экспедиционной сумкой и раскрывшийся скетчбук с Аниными рисунками.

Полная безысходность. В одно мгновение они лишились всего. Не осталось никаких зацепок, никаких подсказок. А ведь всё шло так хорошо. План Димы работал. Артуро ему поверил, поверил в пуму с Титикакой и наверняка захотел бы полететь в Пуно вместе с ними… А может, это к лучшему? Теперь-то всё закончится. Странно, что нечто подобное не произошло раньше. И почему Максим не сопротивлялся? С такой безропотностью следил за тем, как его грабят. Сергей Владимирович на его месте точно придумал бы, как тут вмешаться. Ведь незнакомцев было двое – да, с ножом, да, Паук, но двое! – против четверых. Впрочем, что они могли противопоставить нападавшим? Белоснежную улыбку болтуна-испанца, который сейчас прикрывал ладонью разбитый нос, а кровь у него продолжала течь и уже перепачкала рубашку и даже брюки, бежевые брюки с прямыми отутюженными стрелками? Трость трусливого калеки? Разговорчивость и добродушие девчонки? А Макс… Его Дима не понимал, но и не осуждал. Может, он тоже радовался, что всё закончилось? Может, ждал, что его маму отпустят? Эти фотографии… Безумие…

Когда незнакомцы ушли, Дима, обессилев, опустился на грязный бордюр. Выронил трость. Слушал своё дыхание. Хотелось смеяться – до того нелепым показался его собственный план: боялся Артуро, выдумывал десятки способов заманить его в Пуно, чтобы там от него избавиться, а в итоге…

– Вставай, – Максим собрал вещи – то, что не удосужился прихватить Паук.

– Что теперь? – рассеянно спросил Дима.

– Действуем по плану.

– Плану?.. Господи, о чём ты? Какой план?

– Действуем. – Максим говорил уверенно, спокойно. В следующее мгновение он уже сидел на корточках перед Димой и смотрел ему в лицо. – Ты молодец. Ты всё сделал правильно. Видел, как на тебя донья пялилась? Она клюнула. Заглотила наживку. Как ты и рассчитывал. Ещё чуть-чуть, и перейдём к следующему этапу.

Дима решил, что у Максима шок и он просто не понимает, что сейчас произошло.

– Всё кончено, – протянул Дима.

– Нет.

– Но у нас…

– У нас есть главное. Адрес проводника. Значит, план остаётся в силе.

– Какой план?! – Дима начал злиться, и злость вытянула его из отрешения. – Ты видел, что они сделали с Артуро? По-прежнему думаешь, это он за нами следил?!

– Лиза тоже как-то пришла вся в синяках. Помнится, нас впечатлило. И мы ей поверили.

Дима, потрясённый этим сравнением, невольно повернулся к Артуро. Аня сейчас помогала тому остановить кровь.

– Не смотри на него, – тихо сказал Максим. – И вставай. Нужно привести себя в порядок.

– Письма… – выдохнул Дима. – Паук ведь тоже узнает о проводнике! Там ведь совсем простой шифр.

– Значит, нужно торопиться.

Вскоре они уже сидели в квартире Дельгадо. Аня возилась с аптечкой и льдом. Говорила с Артуро, не переводила своих слов. Этого и не требовалось. Максим, как и было задумано, сидел со второй открыткой Дельгадо. Рассматривал её так, будто увидел впервые. Затем рассказал Артуро, как ограбившие их незнакомцы следили за ними по всему Уарасу. Правильный ход. Если Артуро в самом деле к этому причастен, пусть думает, что теперь его никто не подозревает.

Потом пили чай. В кухонных ящиках обнаружилось несколько упаковок «Доньи Пепы», и Дима, не сдержавшись, хохотнул. Однако по-прежнему не мог до конца очнуться. Вновь и вновь возвращался к случившемуся, вспоминал каждое мгновение. Ругал себя за то, что придумал идти в Буэнос-Айрес, когда можно было ограничиться встречей где-нибудь на Пласа-де-Армас: в уличном кафе с официантками в белых фартуках, под сладкие распевы уютного «корасон».

Сколько они просидели на кухне? Час? Два? Быть может, три? Этого Дима не знал. А потом за ними приехало такси, и уже в гостинице, включив душ, он почувствовал, как приходит в себя. Закрыл глаза и, стоя на трижды сложенном резиновом коврике – Дима всегда подкладывал что-нибудь под больную ногу, – наслаждался шумом и прохладой льющейся воды.

С грустью признал, что не помнит лиц. До сих пор отчётливо видел приближавшиеся по пыльному тротуару фигуры, видел мертвенное безлюдье вокруг, мог бы с точностью сказать, возле какого дома они стояли и какой была решётка на ближайшем окне. Чёрт возьми, он запомнил ботинки того мужчины в армейских брюках, которого Артуро потом назвал Пауком, и то, что брючины у него были заправлены в голенища, а шнурки дважды обмотаны вокруг них и завязаны на одну короткую петлю. Но лиц не помнил. У нападавших в его памяти не осталось ни носа, ни губ, ни щёк. Дима не мог с уверенностью сказать, были те по-индейски загорелыми или по-европейски бледными. Полиция сейчас не добилась бы от него даже самого приблизительного фоторобота. Впрочем, в полицию они обращаться не собирались.

– Зачем Паук забрал наши деньги? – спросил Дима, выйдя из душа.

– Скоробогатов мало платит, – без улыбки ответил Максим, сидевший на полу, возле тумбочки с гостиничным телефоном.

Незапланированный этап – ожидание. У доньи Пепы не было возможности тогда, на улице, напроситься вместе с ними в Пуно. Оставалось ждать звонка в гостиницу.

– Если это вообще его люди. – Дима, последовав примеру сестры, рухнул на кровать. – Артуро видел Паука один раз. Три года назад. Может, вообще не запомнил его лица, а сейчас с испугу подумал, что это он?

– Может быть.

– А кошельки, документы и сумки они не взяли, чтобы их потом, если что, не смогли опознать?

В ответ Максим сказал, что в их номере тоже всё обыскали, – он понял это по пластмасске, которую по неизменной привычке сунул в щель между дверью и косяком. Когда они вернулись, пластмасска лежала на ковровой дорожке. В самом номере всё выглядело нетронутым – тут, собственно, и обыскивать-то нечего, – но в нём точно побывали.

– Может, горничная? – предположил Дима.

– Я оставил табличку «Не беспокоить».

– Значит, они учли все варианты. Убедились, что в гостинице ничего нет, и тогда пошли знакомиться с нами лично.

– Вроде того. Не тебе же одному вскрывать чужие замки.

– Это точно, – вздохнул Дима. В здешней гостинице об электронных замках ещё явно не слышали. – А вот своих отмычек я лишился. Жаль.

– Да, – кивнул Максим. – С ними связано немало историй. Мог бы потом показывать внукам, хвастать, как открывал ими двери на двух континентах, в трёх странах.

– Эх, надо было и в Шри-Ланке куда-нибудь вломиться. Было бы четыре страны.

К вечеру Аня, захватив паспорта и карточку Максима, прогулялась до торгового центра на проспекте Хуана Пабло. Купила каждому по простенькой «Ксиаоми» и новые симки с интернетом. Дима проверил свой джимейл – несмотря на опасения Максима, отправлял туда копии своих конспектов. Сейчас это пригодилось. Нужно было подготовиться к следующему этапу, повторить всё, что он узнал от Софии.

Артуро позвонил в полночь. Максим сам снял трубку. Говорил по-английски. Минуты две, не больше. Артуро напросился лететь с ними в Пуно. Пообещал купить билеты на тот же рейс и заявил, что просто не имеет права оставаться в стороне, ведь там, в Пуно, наверняка найдётся что-нибудь связанное не только с Шустовым, но и с его дядей, Гаспаром Дельгадо.

– Отлично. – Максим положил трубку. – Теперь нужно выспаться. Завтра будет весёлый денёк.

– Да куда уж веселее, – сквозь сон прошептала Аня. – Жалко, что они и палантин стащили. Я ведь его тут, в номере, оставила…

Уже засыпая, Дима вспомнил, что так и не спросил Максима, зачем он устроил цирк с посылкой для мамы, но просыпаться ради этого уже не захотел.