Сегодня утром, ещё только собираясь искать проводника, они по настоянию Димы заказали рис с мясом каймана. Не лучший выбор для завтрака. Мясо, суховатое и белоснежное, по вкусу отдалённо напоминало куриное, а по тому, как оно жевалось, больше походило на перуанскую картошку.

– Вот! – довольный, говорил Дима. – Ты боялась, что кайманы съедят нас, а в итоге мы едим их.

– Я не боялась, – Аня отодвинула тарелку. – Говорила, что хочу на них посмотреть.

– Ну так смотри! – хохотнул Дима. – Очень даже привлекательные.

Всё бы ничего, мясо как мясо. Вот только вкраплённые в него кусочки жира до сих пор отзывались неприятным послевкусием. Будто съел горсть слизняков. Пока Максим стучал в дверь Мардена, Аня смотрела вниз с галереи, спрашивала себя, водятся ли тут кайманы и часто ли они нападают на местных жителей, а потом заметила мальчика лет девяти. Он наблюдал за ними из соседнего заброшенного дома. Не прятался, но и не выставлял себя напоказ. Взлохмаченный, одетый в спортивные штаны и не по размеру широкую футболку «Адидас», сидел на оконной раме раззявленного окна. Не шевелился. Просто следил за тем, с какой настойчивостью Максим ломится к проводнику.

– Бесполезно, – качнул головой Дима. – Нет тут никого.

– Есть.

– С чего ты взял?

– С того, что на двери – проушины. Значит, снаружи она закрывается на навесной замок, которого нет. Ясно?

Максим, распалённый собственным нетерпением, уже не боялся привлечь внимание кого-то из жителей стоявших поодаль домов. Колотил по двери, по стенам. Пробовал сунуться в окно. Кажется, ещё чуть-чуть, и проломил бы ветхие доски – просто ввалился бы в лачугу, но тут изнутри раздался едва различимый голос, больше похожий на рычание старого больного пса.

Максим замер. Едва голос стих, вновь ударил по двери.

– Какого чёрта? – расслышала Аня испанские слова.

– Кажется, он недоволен, – прошептала она и вновь посмотрела на соседний дом. Мальчик, стоявший там, исчез. Будто спрятался, напуганный оживлением, которое Максим вызвал своей настойчивостью.

– Какого чёрта?! – уже громче, с озлоблением крикнул кто-то в лачуге.

Послышались шаги. Аня невольно отстранилась – упёрлась в перила балюстрады. Услышав, как та затрещала, вынужденно шагнула в сторону, к брату. А Максим продолжал уверенно стоять на месте. Скрестив на груди руки, ждал.

Лязгнул затвор, и дверь, чуть не задев Максима, распахнулась наружу – с грохотом ударилась о стену слева.

Аня думала, что увидит разъярённого индейца, готового незамедлительно расправиться с теми, кто нарушил его покой. «Законопослушностью не отличается». «Трижды задержан за мелкое хулиганство». Однако увидела низкорослого заспанного мужчину со свалявшимися тёмными волосами. Он встал на пороге в заляпанных бежевых шортах и какой-то нелепой толстовке, надетой на голое тело и распахнутой – под ней виднелась тёмная кожа впалой груди.

– Что вам нужно? – спросил он хрипловатым спросонья, но вполне человеческим голосом, из чего Аня сделала вывод, что мужчина тут не один. Его чертыхавшийся сосед явно остался где-то в глубине лачуги. – Кто вы?

Прежде чем Аня успела перевести его слова, Максим спросил:

– Вы говорите по-английски?

– Что? – Незнакомец поморщился. Кажется, его слепил даже ослабленный тучами дневной свет. – Конечно говорю. Я же британец.

– Британец? – спокойно уточил Максим.

– А то! Я родился в Гранд Британии. Деревушка. До неё отсюда плыть двадцать пять часов. Понимаете? Родился в Гранд Британии, значит, британец! – Мужчина, довольный своей шуткой, осклабился. Зубы у него были крупные и жёлтые. По-английски он говорил с испанским акцентом – дроблёным и напирающим на «р».

Взъерошив свои короткие волосы и хлопнув себя по щекам, незнакомец повторил вопрос:

– Что вам надо?

– Мы ищем проводника Мардена, – Максим продолжал говорить по-английски.

– Мардена… – проговорил мужчина, будто впервые услышал это имя. – Ну нашли, молодцы. А дальше что?

– Дальше я хочу с ним поговорить.

– С ним?

– С вами.

– Ясно… Слушайте, если вам нужен проводник, вы не по адресу. Я давно…

Марден помедлил. Достал из толстовки прозрачный целлофановый мешочек. Большим и указательным пальцами подцепил из него щепотку нюхательного табака – поднёс её к ноздре и вдохнул. Постоял так какое-то время, явно собираясь с мыслями, затем нахмурился и уже более насторожённо спросил:

– Как вы вообще тут оказались?

– Вот. – Макс протянул ему схему, нарисованную Дельгадо.

Марден мельком глянул на листок.

– Кто вас послал?

– Я должен поговорить с вами о своём отце. Вы его знали. Сергей Шустов.

– Кто?

– Серхио. Шустов. Друг Гаспара Дельгадо.

По лицу проводника не удавалось понять, заинтересован ли он сказанным и вспомнил ли озвученное имя.

– Он исчез, – Максим старался говорить как можно проще, опасался, что Марден его не поймёт. – А перед исчезновением оставил мне ваш адрес. И я хочу понять зачем. Вы знаете, где он сейчас? Что с ним случилось?

Проводник задумчиво потёр ноздри. Несколько раз моргнул, прогоняя остатки сна, и, подняв к притолоке руки, потянулся. Полы его толстовки разошлись, показав изувеченный глубокими оспинами живот. Шорты чуть сползли, и Аня брезгливо отвела взгляд. Марден ей не нравился. И уже точно не вызывал у неё доверия. Когда же он прервал протяжный зевок глубоким выдохом, Аня уловила кислый запах перегара, смешанный с ментоловым запахом нюхательного табака.

Так ничего и не сказав в ответ, проводник направился обратно в лачугу. Дверь оставил открытой.

– Не нравится мне это, – бросил он по-испански, обращаясь к кому-то, кто ждал его внутри. – Полудурки какие-то.

Прежде чем последовать за ним, Максим повернулся к Ане:

– Не говори, что знаешь испанский. Просто молчи и слушай.

– Хорошо.

Внутри лачуга оказалась такой же убогой, как и снаружи. Здесь не было комнат – одно большое помещение, захламлённое по углам и с диваном посередине. Вокруг дивана, накрытого ватином, в пакетах и просто на тёмном дощатом полу лежали пивные бутылки, очистки от овощей и фруктов. Нелепым контрастом на тумбе возвышалась стопка книг с неразличимыми надписями на корешках. Стопку книг венчала тарелка с заветренными объедками.

– Даже поспать не дали, – продолжал хрипло ворчать Марден.

Аня с подозрением осматривалась, пытаясь понять, к кому он обращается, однако никого не замечала. Из мебели тут кроме дивана и тумбы стояли три грубых табурета, заваленный тюками стол и самодельный шкаф. Его ручки были крепко перевязаны верёвкой, не позволявшей вещам вывалиться наружу – они свисали из щелей приоткрытых дверок. Рядом со шкафом на табурете стояла чёрная коробка телевизора. Антенна, соединённая с ним длинным проводом, висела под потолком и была вся изогнута, надо полагать, в поиске единственно верного положения, позволявшего хоть что-то увидеть на экране. Снаружи Аня не приметила на лачуге электрических проводов и догадалась, что короб, спрятанный в дальнем углу, – это генератор с выведенным за стену выхлопным рукавом.

– Интересно, как он ходит в туалет? – прошептал Дима.

– Надеюсь, не в озеро под домом.

В полумраке закрытых окон легко было наступить на что-нибудь неприятное. Хотя бы вон на тот огрызок яблока, кажется, успевший изгнить и зарасти плесенью. Впрочем, с Аниных кроссовок до сих пор сочилась тёмная вода, и переживать из-за таких мелочей было глупо. Они тут с Максом и Димой неплохо наследили.

– Так зачем вы пришли? – спросил проводник, присев на диван и втянув ноздрёй новую щепотку табака.

Омерзительная привычка, хуже которой была разве что привычка Баникантхи жевать бетелевую жвачку.

– Я пришёл за ответами. – Максим остановился в нескольких шагах от Мардена.

– Нет у меня никаких ответов.

– Три с половиной года назад, двадцатого марта, вы с моим отцом и Гаспаром Дельгадо отправились в джунгли, – уверенно заявил Максим, в сущности, действуя наугад.

Дата, указанная на карте с затонувшим островом, вполне могла означать нечто совершенно другое.

– Вас наняли проводником в экспедицию, – продолжал Максим.

– Ну и? – Марден откинул голову на подушку, а правую ногу задрал на спинку дивана, выставив на обозрение свою тёмную стоптанную пятку и крупную бугристую икру.

В полумраке Ане не удавалось рассмотреть обстановку во всех деталях, и она по-прежнему не понимала, с кем тут говорил проводник до того, как пустил незваных гостей внутрь. Не мог же он спрятать собеседника в шкафу… Или мог? Так или иначе, Аня предпочла вместе с Димой остаться возле деревянной подставки, заваленной резиновыми сапогами. К тому же в лачуге слишком уж тяжело пахло алкоголем, по́том и гнилыми объедками. В открытую дверь хотя бы поддувало воздухом, который теперь казался вполне свежим.

– Вас наняли проводником, – повторил Максим. – И вы участвовали в экспедиции, из которой никто, кроме вас, не вернулся. Гаспар Дельгадо исчез. Мой отец исчез.

– Вернулся-вернулся, – торопливо проворчал Марден по-испански. – Так вернулся, что до сих пор срусь от радости.

– Если не верите, что я сын Серхио, посмотрите на схему Белена. Она была у отца, когда он пришёл сюда, к вам. – Максим подошёл к дивану и протянул проводнику листок.

– Да подотрись ты своей схемой! – вновь по-испански буркнул Марден, однако схему взял. Мельком осмотрел её и тут же порвал. Затем уже по-английски спокойно добавил: – Всё. Никто сюда не придёт. Хватит. А что сын, я и так вижу. Один в один. Только отец был покрепче.

– Был?

Марден не ответил.

– Вы можете сказать, где началась экспедиция? – Максим не отходил от развалившегося на диване проводника.

– Где-где… Ох и бесит этот недоумок. Выспрашивает тут. Сын, видите ли. Да мало ли у кого каких сыновей!

Аня поняла, что в лачуге больше никого нет. Марден всё это время оставался тут один. Просто озвучивал свои мысли. Он, конечно, мог и не догадываться, что кто-то из гостей знает испанский, однако должен был понимать, до чего нелепо звучит его диалог с самим собой. Причём мысли он озвучивал злобно, перемежая их ругательствами, а вот с Максимом говорил сдержанно, без ругани.

– Чего он там бормочет? – тихо спросил Дима.

Аня коротко рассказала брату о своей догадке.

– Ещё один больной… – вздохнул Дима. – Почему эта история только больных и привлекает? Хотя Дельгадо писал, что Шустов нарочно просил именно такого проводника. Наверное, думал, что ему в случае чего никто не поверит.

Аня толкнула брата в плечо. Слишком поздно. Марден услышал его шёпот. Вскочил с дивана и, не глядя на Максима, ринулся к раскрытой двери.

– Молодцы, – сказал Максим, когда проводник оказался на галерее.

– Прости, – Аня испуганно пожала плечами.

Не понимала, что происходит, а потом Марден вдруг проревел так громко, что, кажется, мог докричаться до са́мого рынка со всеми его мясными развалами и куклами вуду:

– Лучо! Где носит этого засранца? Вечно под ногами путается, а теперь провалился. Лучо!

– Я тут, – послышался детский голос.

Аня догадалась, что Марден обращался к мальчишке, которого она приметила в заброшенном доме.

– Какого чёрта ты их пропустил? – уже тише рявкнул проводник.

– С ними была девушка.

– И что? Да хоть три! Девушек, что ли, не видел?

– Она красивая.

– Дурень ты, вот кто.

Аня не сдержала улыбку. Заметив озадаченный взгляд брата, показала ему, что всё переведёт позже.

Макс по-прежнему стоял возле дивана. Кажется, хотел воспользоваться мгновением и хотя бы отчасти осмотреть лежавшие на тумбе книги.

– Они пришли одни? – Марден продолжал допрос.

– Не знаю.

– Ну так иди узнай! Поганец мелкий. Толку от тебя как от дохлой кошки. – Последние слова Марден цедил уже на ходу, возвращаясь в дом. И тут же, прежде чем Максим успел задать новый вопрос, заявил ему по-английски: – Забудь обо всём. И держись подальше от всего, что натворил твой отец. Пока это счастья никому не принесло. Да где уж тебе понять? Мозги-то цыплячьи.

– Забуду, – твёрдо ответил Максим. – Как только узнаю, что случилось с отцом и где началась его экспедиция. От этого зависит жизнь моей мамы.

– Вот как? – проводник замер на полпути к столу. – Ну тогда плохи твои дела. И твоей матери.

– Где началась экспедиция? – настаивал Максим.

– Мне на пальцах показать? Думаешь, там авеню на авеню лежит, чтобы по перекрёсткам ориентироваться? – беззлобно бросил Марден и, довольный своей шуткой, опять осклабился.

– Сколько человек было в экспедиции?

– Семеро.

– Как вы смогли вернуться?

– Я не пошёл до конца. Когда понял, что там происходит, повернул назад. Я что, похож на придурка, а?

– И что там происходило?

– А ничего хорошего.

– И никто, кроме вас, не вернулся?

– Ещё была женщина. – Марден копался в завале на столе. Достал клетчатую полипропиленовую сумку и начал перекладывать в неё какие-то вещи из тюков, которые тут же отбрасывал на пол.

– Женщина? Постойте… – Максим сделал несколько шагов от дивана к проводнику. Задел тумбу, и книги вместе с тарелкой и объедками посыпались на пол. Марден не обратил внимания на шум, даже не повернулся. – Это была Исабель? Жена Гаспара Дельгадо? Вы о ней говорите?

– Да. Она самая.

– Исабель вернулась вместе с вами?

– Никуда она не вернулась. Та ещё дура. Нервная, как чёрт. Нашли её.

– Где?

– В джунглях, разумеется. А я говорил, что обратного пути не будет. Полудурки. Нашли забаву на свою задницу. Проще было утопиться. Едва живая. Когда местные на неё наткнулись, она кору с деревьев объедала. Так и вынесли. Думаю, она долго не протянула.

– Мы с ней недавно встречались.

Марден резко повернулся к Максиму. Посмотрел на него с подозрением.

– Ну так вы знаете побольше меня. Чего тогда припёрлись, спрашивается? – Проводник продолжил возиться с вещами. Изредка отвлекался, чтобы найти что-то в завалах у стены, а найдя, бросал это в сумку.

– Исабель говорила о тенях. – Максиму передалась нервозность Мардена. Тот явно к чему-то готовился. Теперь и Дима стал беспокойно постукивать пальцами по трости. – Говорила, что её преследовали.

Аня вспомнила слова безумной женщины. «Просто шла вперёд, а потом всё изменилось. Я только молилась. Тени всегда были рядом. Они меня видели, но не тронули». Вспомнила и письмо Гаспара, в котором он писал о беглых рабах с плантации дель Кампо. Они ведь тоже на допросе упоминали тени – якобы большинство рабов погибло «по воле разъярённого бога, не пожелавшего их отпустить и пославшего вслед за ними тени своего гнева». Ане стало не по себе. Что бы ни скрывалось за тенями и за «гигантами с обезображенными лицами на груди», ей бы не хотелось с этим столкнуться вживую.

– Тени-тени… Эта губошлёпка и раньше умом не отличалась. Не знаю. Я никаких теней не видел. Может, если бы пошёл дальше, увидел бы. Но я же говорю, мы с твоим отцом, с Гаспаром, Исабель, вторым проводником и ещё двумя парнями расстались, когда прошли только треть пути.

– Кто был вторым проводником?

Марден не успел ответить. Снаружи послышался двойной свист, и проводник сорвался с места. Вновь выбежал на галерею.

– Ну? – крикнул он, захлопнув за собой дверь.

– Макс, ты бы… – начал было Дима, но Аня его оборвала:

– Тихо!

Ответ мальчика Лучо, а свистел наверняка он, прозвучал слишком тихо. Аня едва разобрала несколько слов, общего смысла так и не поняла. Прежде чем решилась подойти поближе к порогу, дверь распахнулась.

– Решили меня обдурить? Меня?! – бурчал Марден по-испански, при этом ничем не выдавая злости.

Спокойно выбрал себе пару сапог с подставки. Натянул их на голые ноги. Ударил подошвой о подошву, сбивая куски засохшей грязи. Потом направился было назад, к мешку с вещами, но, едва дойдя до дивана, вдруг выхватил мачете – Аня не поняла, в какой момент и где он умудрился его подобрать, – и направил сточенное лезвие в сторону Максима. Чуть запрокинул голову и злобно проревел по-английски:

– Кто ещё с вами?!

Максим, сделав шаг назад, наступил на книги и недавно опрокинувшуюся, но не разбившуюся тарелку. Теперь она звонко разломилась пополам.

– Кто ещё с вами? – спокойнее повторил Марден.

От кончика мачете до лица Максима было не больше пятнадцати сантиметров.

– Никого. Мы одни.

– Вам же хуже. Придурки… Даже не могли нормально смотреть по сторонам.

Лишь когда Марден отошёл от Максима и бросил мачете вслед за остальными вещами в сумку, Аня поняла, что от испуга вцепилась в руку брата.

Двухголосие проводника, зловонье его лачуги, да и безумие всего, что здесь творилось, утомляли. Аня не поспевала за событиями. Не знала, как себя вести. Подумала, что ей бы следовало выйти на галерею и хотя бы посмотреть на Лучо, а если повезёт, то расспросить его. О ком он говорил? Кто так напугал Мардена?

Прежде чем она решилась сделать это, проводник скрутил с дивана ватин, запихнул его в уже переполненную сумку и, не обращая внимания на вопросы Максима, кинулся разгребать завал под одним из окон. Отбросив последний мешок, в котором грохнули какие-то железки, Марден открыл в полу люк. Перекинув через плечо сумку, скрылся в нём. Люк оставил открытым.

Аня, Дима и Максим стояли неподвижно, не понимая, что именно сейчас на их глазах произошло. Первым пришёл в себя Максим.

– Уходим, – прошептал он и вывел всех на галерею.

Там они увидели, как проводник, торопливо перекладывая весло с одного борта на другой, выплывает в протоку, а по ней устремляется дальше, к затянутой туманом Итайе.

– Псих, – хохотнул Дима.

Лучо поблизости не оказалось. Других людей Аня тоже не заметила. Вокруг всё было до затаённости спокойно.

Когда Максим, спустившись по лестнице, полез к оставшейся под домом лодке, Аня испугалась, что он решился на погоню. К счастью, Макс только взялся переправить их с Димой через окружавшее лачугу озерцо. Не зная, как поступить с лодкой, перед уходом просто толкнул её в сторону лачуги.

После встречи с проводником долго приходили в себя. Ане было страшно представить, каково это – жить с таким человеком. «Семьёй не обременён». «Детей нет, если только пригулянные». Неудивительно. Поживи с Марденом пару недель, и сам начнёшь говорить на несколько голосов и дёргаться по любому поводу.

Аня не заметила, как они прошли через весь Белен и поднялись к затихавшему после обеда рынку. Обсуждать случившееся не хотелось, да и Максим явно предпочёл сосредоточиться на своих мыслях. Его последняя надежда не оправдала себя. Марден так и не сообщил ничего важного. Только усилил их беспокойство намёками на то, что за ними кто-то следил. Кто? Неужели Артуро каким-то образом удалось выследить их после всех Диминых планов «А», «Б» и бесконечной беготни по Титикаке?

Дима шёл не менее озадаченный. Никак не отреагировал на колдовскую лавку, возле которой они прошли уже в третий раз, и только на выходе из рынка напомнил, что пешком до гостиницы не доберётся, – в его ботинках до сих пор хлюпала вода.

Максим согласился взять моторикшу. Их здесь стояло не меньше двух десятков – уже привычные трёхколёсные автомобильчики и «хонды» с приделанными к ним пассажирскими прицепами. Вообще, в Икитосе машины и обычные такси встречались нечасто. Мотоциклы, мотороллеры, мопеды – пожалуйста. И старые жёлтые автобусы по одному солю за проезд. Объяснялось это довольно просто. В Икитос, современный город на четыреста тысяч жителей, с застеклёнными отелями и бизнес-центрами, с обычными тротуарами, заправками и пешеходными переходами, не вела ни одна дорога. Сюда добирались только по воздуху. Ну, или по реке. От самого́ города, окружённого джунглями, на десятки километров расходились асфальтовые ответвления к соседним поселениям, однако дальше уехать было невозможно. Так что машины тут были дорогими. Да и в магазинах на Пласа-де-Армас тут продавали не роскошные автомобили, а новенькие лодочные моторы.

Втроём втиснулись на пассажирскую лавку. Когда-то они так же уезжали из Ауровиля. И тогда от них пахло ещё хуже. Вспомнив тоннели подземного храма и зловоние распаренной под солнцем канализации, Аня улыбнулась. Тот день казался бесконечно далёким. В действительности прошло лишь два с половиной месяца.

Рикша неспешно вёл свой трёхколёсный автомобильчик, по сравнению с индийскими оформленный довольно блёкло, к тому же совсем лишённый задней и боковых стенок. Аня устало осматривала Икитос. Очередной город на их пути. Сколько их было? Аня давно перестала считать. А ведь когда-то двухнедельная туристическая поездка по пяти испанским городам показалась ей насыщенной и утомительной. Смешно было вспоминать свою жизнь в Мадриде. И то, как нелепо она закончилась в день, когда Аня купила билет в Москву.

Здания в Икитосе изредка попадались украшенные растительными панно из керамических лазурно-жёлтых плиток-асулехо с надписью вроде «Эта собственность является достоянием нации», но по большей части стояли такие же убогие, ничем не облицованные, как в Уарасе или в Трухильо. Правда, здесь никто не позволял себе оставить свой дом без крыши. Слишком долгими и губительными бывали дожди на Амазонке. Ещё утром, поднявшись на четвёртый этаж, где располагался гостиничный ресторан, Аня увидела, что город перед ней лежит укрытый волнами ржавчины – чередой двускатных жестяных крыш с серебристыми проплешинами подновлённой кровли и синеющими нарывами пластиковых бочек.

Не отслеживая дорогу и не представляя, где они сейчас проезжают, Аня через подступавшую дремоту поглядывала на течных, покрытых язвами собак, на полуголых мальчишек-индейцев, охотившихся за чёрными крылатыми жуками, на копошащихся в помойках птиц – они были похожи на грифов и в Икитосе подменяли чаек, занимавшихся тем же промыслом в прибрежной Лиме. Вся эта пестрота полгода назад непременно напугала бы Аню, а сейчас убаюкала. Аню даже не удивила девушка, сидевшая на мотороллере за своим мужем и на ходу кормившая ребёнка грудью. Не удивил и перуанец, разодетый в женские просторные одежды с подсунутыми вместо груди и попы четырьмя большими шариками, – он веселил сидевших в открытом кафе туристов.

Аня бы совсем уснула – от дорожного ветра смягчился сочащийся влагой воздух, и, несмотря на выхлопные газы, в пути дышалось легче, – однако вскоре моторикша остановился возле гостиницы, а там поспать, конечно, не удалось.

Первым делом отнесли вещи в соседнюю прачечную – два с половиной соля за килограмм одежды. На обратном пути Аня купила новые кроссовки. Не хотела ходить в промокших и пропитанных ароматами Белена. Выбрала белые «найки». Знала, что поступает глупо, но удержаться не смогла. Вернувшись в номер, ждала от Максима и брата насмешек. Они даже не заметили, что Аня переобулась.

Дима насупленно возился со своими ботинками. Сушил их феном, затем натирал гуталином и забрызгивал едким освежителем в надежде вытравить неприятный запах. Зря всё-таки Максим тогда, в Ауровиле, не захватил его запасную пару.

Они оплатили в гостинице два номера, но жили всё равно вместе. Аня вчера отказалась ночевать отдельно, и Максим перетащил из первого номера матрас – спал на нём. Матрас по-прежнему лежал в углу. Горничные, судя по всему, в номер и не собирались заглядывать.

Сполоснувшись после похода в Белен, Максим взялся за первое из трёх оставшихся писем. Аня и Дима к нему присоединились. Провозились до вечера. В этом письме Шустов-старший указывал, как ему удалось найти дневник Затрапезного. Описание поисков не заинтересовало своими перипетиями ни Максима, ни Диму. Основное внимание они уделили небольшим оговоркам и замечаниям Сергея Владимировича, из которых получалось, что с Гаспаром он познакомился за два года до того, как Дельгадо впервые отправился на приём к Скоробогатову.

– Значит, твой папа и Гаспар, – озадаченный, спросил Дима, – познакомились ещё в четвёртом году?!

– Плевать. – Максим откинулся на матрасе. – Но да, получается, что так.

Более того, из письма выяснилось, что уже тогда Шустов-старший интересовался Городом Солнца, однако, не обладая нужными документами, ошибочно искал его следы в Боливии – провёл там полноценную экспедицию, во время которой и погиб один из его друзей по «Изиде». Смерть друга на время притупила рвение Сергея Владимировича, но всё изменилось, когда Дельгадо, по просьбе Шустова продолжавший искать зацепки по Городу Солнца, выудил из архивов малагской галереи странную приходную книгу. Ориентиром для него в этих поисках был Вердехо – единственный из соляриев, кому удалось официально восстать из мёртвых. О его возможной связи с Городом Солнца Гаспару в своё время сообщил Сергей Владимирович.

– Всё это изначально была одна большая продуманная партия, – поражённый, прошептал Дима. – И к Скоробогатову Дельгадо наверняка сунулся по наводке твоего папы. Знал, что Аркадий Иванович за помощью обратится к Погосяну, с которым тот уже сотрудничал по благотворительному фонду. И знал, что Погосян в свою очередь обратится к нему, то есть уже к Сергею Владимировичу. А может, и заранее предупредил Андрея Ашотовича и попросил направить Скоробогатова по нужному следу. Да… Если бы Погосян знал, чем для него закончится эта хитрость… Но теперь хоть многое стало понятно.

– Что там тебе понятно? – Максим сдавил ладонями виски.

– Ну… – протянул Дима. – Я всё думал, почему твой папа вдруг решил, что за приходной книгой вообще скрывается что-то важное. А теперь всё встало на свои места. Приходная книга была лишь уловкой, способом выбить финансирование из наивного Скоробогатова. Правда вот, Аркадий Иванович оказался не таким уж наивным.

– Ладно, Дим, хватит, – прошептал Максим. – Это уже не имеет никакого значения. Ни-ка-ко-го.

– И что дальше?

– Завтра расшифруем последние письма, и там будет видно. А пока нужно выспаться.

Ужинать поднялись на четвёртый этаж. Максим почти не ел. Украдкой осматривал лежавшую у него на коленях статуэтку, словно тщился разглядеть в ней какую-нибудь упущенную деталь. Дима же пытался сопоставить карту со спины Инти-Виракочи, перерисованную Аней, с картами ближайших мест. Ничего не добился. Иногда изгибы рек совпадали, но толку от этого было мало.

Когда они вернулись в номер, Аня первая увидела и подняла фотографию. Та лежала на кафельном полу. Синие плитки с жёлтыми прожилками. Некрасивые. Аня никогда бы не выбрала такие. На фотографии была Екатерина Васильевна. Нет, вообще гостиница неплохая, но тут чувствовалась какая-то небрежность, недоделанность. Мама Максима была, как и прежде, в затемнённой комнате без окон. Зажавшись в угол, она сидела на полу. Да тут по всему Икитосу чувствовалась эта небрежность. Вот и в гостиничном номере стена вокруг навесного плоского телевизора покрашена, и телевизор тоже по кромке испачкан краской. На Екатерине Васильевне всё то же безразмерное, похожее на тюремную робу одеяние. Или взять хотя бы розетки – новенькие, хорошенькие, а держатся криво. И тут почти все розетки чуть-чуть да скособочены. Снимок сделан метров с двух-трёх, и лица Екатерины Васильевны не видно, его прикрывают растрёпанные волосы, но Аня точно знала, что это мама Максима. Или вот душевая кабинка… Перед Екатериной Васильевной не было ни стола, ни стула. Пустая комната. А ноги связаны. Видны обнажённые ступни и натёртые щиколотки. Руки, кажется, тоже связаны. На обороте фотографии – цифра «6».

На отдельной записке было отпечатано по-русски:

Вы, кажется, не поняли, насколько всё серьёзно. Напрасно. Екатерина Васильевна только что соизволила выпить свой последний стакан воды. Ровно двести миллилитров столовой минеральной воды. Больше она воды не получит. Никакой. Даже из-под крана. Но вы знаете, что сделать, чтобы накормить и напоить свою мать, не так ли, Максим Сергеевич?

Аня не могла пошевелиться. Хотела положить фотографию и записку на пол, притвориться, что вообще не заметила их и прошла мимо. А потом уйти во второй номер и там закрыться в ванной. Чтобы не видеть реакцию Максима. Чтобы ничего не видеть.

Пересилив себя, Аня протянула ему снимок и листок.

Кажется, прошло не меньше минуты, прежде чем Максим сказал:

– Игра окончена. – Смяв в кулаке фотографию с запиской, повернулся к Диме. – Завтра позвонишь Егорову. И расскажешь ему всё, что мы узнали. Всё. Теперь без утаек. Мы сделали что могли.

– Завтра? – тихо спросила Аня.

– Завтра, – сдержанно кивнул Максим. – Закончим с письмами и позвоним.