Зои привела их к гребнеобразным глыбам красного камня, окружавшим приплюснутую сферу Матримандира и считавшимся чем-то вроде чашелистиков, от которых во все стороны расходились двенадцать садов-лепестков. Вблизи Матримандир выглядел ещё более причудливо. Инопланетный гриб с циклопической планеты или до нелепого футуристичный космический корабль, приземлившийся сюда по ошибке и превращённый наивными землянами в подобие святыни. Максим сказал об этом вслух. Думал, Зои обидится. Она, наоборот, повеселела. С утра казалась непривычно подавленной, а сейчас улыбнулась:

– Если Матримандир – космический корабль, он ещё обязательно взлетит. Как площадка с обзорной башни на Всемирной выставке шестьдесят четвёртого года в Нью-Йорке. Помнишь? Это из «Людей в чёрном».

– И ты, конечно, полетишь на нём, – кивнул Максим.

– Так и будет! Я полечу на Матримандире. В дальние глуби космоса.

– Дальние глуби? – переспросила Аня.

– Ну да!

Максим только сейчас увидел, что храм, в сущности, не соприкасался с землёй – над искусственным кратером с храмовым прудом его удерживали четыре дугообразные колонны, каждая из которых прорезала сферу и упиралась в основание внутренних осевых эллипсов. Из двенадцати дорожек, проложенных между лепестками гигантского лотоса, четыре вели на белые лестницы в Матримандир, а остальные восемь опускались прямиком к храмовому пруду, выложенному кругами белого камня и больше похожему на мелкую воронку, чем на пруд.

Максим был уверен, что Зои поведёт их сразу вниз, однако она выбрала один из четырёх проходов к сфере и уже там свернула в хозяйственное помещение, расположенное в гребнеобразной глыбе. Задержалась, чтобы переговорить с охранником. Сказала ему, что они собираются медитировать в «особом месте». Охранник взглянул на непрошеных гостей с явным неудовольствием, однако согласился пропустить их в глубь помещения. Оттуда узкая винтовая лестница привела к затворенной двери. Обитая стальными пластинами, она плотно держалась в проёме, и Максиму пришлось помочь Зои. Когда дверь наконец поддалась, они, как и было обещано, оказались в заброшенной подземной палате.

Здесь пахло влагой и чем-то кислым, будто перепревшим. Свет расходился из замысловатой зеркальной конструкции посреди низкого потолка и равномерно заполнял помещение серым туманом сумерек. Ни светильников, ни подставок для свечей. Совершенно пустой зал, укреплённый двенадцатью составными колоннами.

– Хорошее место для глубокой медитации, – с дрожью прошептала Аня.

Белые плиты, покрывавшие пол, были так плотно подогнаны друг к другу, что сливались в единое мраморное полотно. На стенах виднелись чёрные трещины, из которых, надо полагать, и поступала влага; вентиляционные решётки под потолком с ней не справлялись.

Зои повела всех на противоположную сторону палаты, и теперь, в полной тишине, их шаги сопровождались лёгким постукиванием Диминой бамбуковой палки. Аня догадалась включить фонарик на айфоне. В его свете Максим различил впереди очередную дверь – ту самую, с навесным замком, ключ от которого Зои взяла у Сальникова.

– Зои… – Аня остановилась. – Почему ты здесь?

– О чём ты?

– В Ауровиле. Ты ведь бываешь в соседних городах, выезжаешь на пляж. Могла бы…

– Сбежать?

– Ну да.

– Мне здесь нравится.

– Нравится?!

– Я привыкла. Тут ведь на самом деле хорошо, спокойно. Да и куда мне бежать? Я нужна папе. Он без меня не сможет.

Максим с горечью подумал, что Зои считает своего отца нормальным. Любит его. Заботится о нём. Несмотря ни на что. Конечно, и сам Сальников с дочкой наверняка ведёт себя иначе. Дарит ей подарки, рассказывает что-нибудь интересное из старых экспедиций. Заботливый папаша, при случае готовый схватить нож и пытать беззащитных людей. Разве так бывает? Разве можно жить с человеком, любить его, если знаешь, что он способен на такое?! Ведь Зои видела сломанные пальцы Ани. И Максим ей рассказал, как Сальников смотрел на Аню, с каким довольством перечислял всё, что сделает с ней там, в подвале недостроенного здания. И что же Зои? «Я нужна папе. Он без меня не сможет».

Максим продолжал осуждать Зои, не находил никаких оправданий её поведению. Прошлой ночью, вывалившись из колючего сна, на мгновение пожалел, что сдержался – не успел ударить её ножницами, когда ещё думал, что в комнату заходит сам Сальников. Безумная мысль, до сих пор пугавшая Максима. В тот раз, окончательно растеряв сон, спешно от неё отмахнулся, но хорошо запомнил её ядовитый сладковатый привкус.

– Сюда, – Зои открыла дверь и теперь вывела всех из палаты на просторную лестницу. Включила два захваченных из дома фонарика, один передала Максиму и уверенно зашагала вниз.

Двадцать семь скользких ступеней, исполосованных тоненькими желобками от проточной воды. Чёрный грибок и махровая, отдававшая синевой плесень на каменных стенах. Максим ожидал, что лестница выведет их в одно из тех причудливых индуистских святилищ, которые он видел на пути в Джайпур: со множеством пёстрых статуй, с многорукими божествами и пугающими ликами наподобие маски Ямараджи. Однако с недоумением увидел, что они оказались в многогранном непропорциональном зале, больше напоминавшем пещеру, разве что лишённую известковых наростов и не заселённую летучими мышами.

– Это и есть храм?

– Нет, – Зои с явным наслаждением осматривала невысокий ребристый купол пещеры. – Я даже не знаю, что это. Но тут есть картинки.

Подойдя к одной из стен, Максим обнаружил на ней гладкие, едва различимые барельефы, будто вылепленные из песка на пляже, а затем подмытые океанической волной.

– Я же говорила, сам храм ещё ниже. Ты потом увидишь лестницы в тоннеле. Храм всегда был под землёй. Поэтому Сергей Владимирович так им заинтересовался. Это нетипично. Бывает, что какое-нибудь строение со временем оседает, а тут сразу строили так – втайне, скрывая от глаз. Классно, правда?

Максим зашагал к порталам. Их было восемь. Они располагались в ряд и были украшены размытой резьбой по камню. Над каждым, судя по всему, значилось нечто вроде приветственной или религиозной надписи, а пилястры были целиком испещрены розетками, напоминавшими основание цветущих бутонов. Возможно, в прежние века тут красовался настоящий каменный цветник.

Четыре портала были целиком завалены землёй и глыбами тёмного камня. Ещё три портала выводили в небольшие углубления, через пять-десять метров прерывавшиеся нагромождением обломков. Лишь один портал, как и говорила Зои, впускал в полностью открытый тоннель.

– Раньше он упирался в тупик. Но твой папа пробил тоннель насквозь. Ему был нужен свой, тайный вход. Представляешь? Наверху даже не знали, что тут происходит! И пока строители возводили Матримандир, Сергей Владимирович с папой обследовали все затопленные помещения. Опускались туда с аквалангами, искали скрытые проходы, тайники!

– Кто бы мог подумать, – язвительно отозвался Максим, вопреки воле чувствуя, что увлечён этим рассказом не меньше Зои. Должен был вновь и вновь напоминать себе об отвращении ко всему, чем занимался отец. Разозлившись из-за этой неуместной изматывающей борьбы с самим собой, пожалуй, чересчур сухо сказал Зои: – Возвращайся домой.

– Что?.. Я с вами. Только пройду до конца тоннеля, а потом вернусь.

– Тут можно заблудиться?

– Нет, просто…

– Тогда тебе лучше вернуться.

Зои растерянно посмотрела на Аню. В её взгляде угадывалась до того детская обида, что Максим смягчился, постарался объяснить:

– Сальников скоро вернётся. И тебе лучше быть дома, чтобы он ничего не заподозрил.

– Сегодня воскресенье. Моя смена в магазине. Папа подумает, что я на работе. А там меня подменила подруга.

– Всё равно. Это слишком рискованно. Никогда не знаешь, что пойдёт не так. Нужно просчитывать все варианты. Понимаешь?

Зои, помедлив, кивнула и уже с улыбкой сказала:

– Понимаю. Просто хотела ещё немного побыть с вами. Но ты прав.

Прощание, к неудовольствию Максима, затянулось на несколько минут. И почти всё это время Зои прощалась с Аней. Обняла её, попросила написать или позвонить, когда их приключение закончится, – рассказать обо всём в подробностях. Предложила как-нибудь вместе съездить в Гоа и настоятельно просила при первой возможности сходить в больницу. Наконец подарила Ане свой плетёный браслет – сама закрепила его на правом, здоровом запястье, после чего застенчиво поцеловала Аню и пожелала ей удачи.

Прощание с Максимом и Димой получилось кратким, холодным. Зои чувствовала, что Дима так и не выбрался из тумана своих мыслей, поэтому лишь осторожно провела рукой по его волосам и попросила заботиться о сестре. Прощаясь с Максимом, вовсе ограничилась улыбкой. Побоялась подойти к нему ближе. Не могла не видеть, как изменилось его отношение к ней, когда он узнал её фамилию.

Максим, чтобы не уступить грусти расставания, направился вглубь тоннеля, однако через несколько шагов остановился и, обернувшись, сказал:

– Спасибо, что привела сюда. Я у тебя в долгу.

Зои в ответ растерянно пожала плечами. По её щекам протянулись блестящие ниточки слёз.

– Идём, – Максим позвал остальных и, теперь не останавливаясь, уверенно зашагал вперёд, высвечивал путь и настойчиво всматривался в расступавшийся мрак тоннеля.

Поначалу шли молча. Привыкали к густому влажному воздуху, к пугавшей затаённости подземелья. Максим опасался, что вопреки обещаниям Зои путь будет не таким простым, искал возможные ответвления и ловушки. Почему бы ей не устроить западню? Запереть их тут, оставить погибать от голода и страха. Никто бы не услышал их крики. Такой вариант нельзя исключать. Зои могла оказаться такой же безумной, как и Сальников. Что, если за её слезами и показной доброжелательностью скрывалось многолетнее желание отомстить за родителей?

Тоннель больше напоминал заброшенную штольню, чем верхний горизонт старинного храма. Укреплённый естественными складками красного жилистого камня, он на всём протяжении оставался неравномерным: сужался до полутора метров, затем расходился ребристыми углублениями, открывал просторные ниши с обрубками уже неразличимых статуй. Изредка обрывался трещинами, должно быть, протёсанными водой и теперь превратившимися в тесные, не больше метра, расщелины – Максим останавливался возле них, чтобы помочь остальным перебраться на противоположную сторону.

Сводчатый потолок почти везде облез, местами осыпался, но в редких пролётах сохранил узнаваемые барельефы. Высвечивая их фонариком, Максим с интересом подмечал фигуры зверей, людей и тесное переплетение растений, которые, быть может, некогда обтягивали весь тоннель – превращали его в подобие лесной тропинки, проложенной через густые заросли индийских джунглей.

Дважды на пути встретились алтареподобные камни с различимой свастикой из жёлобов, должно быть, служивших чем-то вроде протоков для горящего масла. Максим осторожно проводил по ним пальцами – выдавливал чёрную пожухлую слизь, чувствовал шероховатую поверхность камня. Гадал об их истинном назначении.

И чем дальше они уходили по тоннелю, тем спокойнее становилось Максиму. Он пропустил Аню вперёд, а сам ощупывал стены жёлтым лучом фонарика, старался выхватить что-то необычное и, обнаружив очередной различимый узор, невольно замедлялся. Тянулся к нему. Будто надеялся уловить тихое журчание его древности. Отдавшись воображению, старался взглядом рассеять туман времени, проникнуть через его вековые наслоения – и увидеть это место от первых дней строительства до печальных дней обветшания, когда вдоль ещё живых барельефов бежал последний из жрецов. Весь закутанный в шафрановые одежды, он уносил пожитки или храмовый ларец, полный реликвий и до сих пор не разгаданных тайн. Какие воспоминания хранила его память, о чём он думал? По какой нелепой прихоти божества или блаженного святого был вынужден прятаться под землёй, какие мантры читал и почему в итоге оставил святилище?

Максим забыл подозрения и страхи. Забыл Сальникова и прочих людей Скоробогатова. Теперь шёл так неспешно, задумчиво, будто оказался в доме своего детства и хотел сполна насладиться его увяданием – потешить себя грустью неотвратимого взросления. Ане приходилось подгонять Максима. Его видимая рассеянность взволновала её не меньше, чем влажный мрак тоннеля. А потом они увидели лестницу – одну из тех, что вели вниз, в чертоги подземного и сейчас затопленного храма.

Максим замер.

Не мог пошевелиться.

Его мысли затягивало туда, в узорчатый растрескавшийся портал, по чёрным от грибка ступеням, сквозь тёмные воды, вглубь забытой древности. Максим понимал, что храм давно обследован, что Шустов и Сальников вынесли всё ценное и не упустили ни единого прохода, куда только был способен пробраться человек, однако не мог сопротивляться наваждению – с необоримым трепетом думал о подводных анфиладах, о заросших водорослями божествах и пусть вскрытых, пусть разграбленных, но всё же чарующих в своей таинственности алтарях. Окончательно потерялся в сумбуре непривычных чувств и фантазий. Так бы и стоял тут, позабыв о возможных опасностях.

– Макс! – Голос Ани отрезвил. Она навела на него фонарик айфона. – Ты чего там?

Пришлось тряхнуть головой, чтобы прийти в себя. И тогда Максим отшатнулся от лестницы. Страхи и подозрения вернулись с прежней силой.

– Идём! – Максим нагнал и обогнал Шмелёвых.

Шёл быстро, лишь мельком смотрел под ноги. Легко, не замедляясь, перепрыгивал узкие трещины в полу. С пренебрежением отворачивался от других спусков в затопленный храм. Не обращал внимания на барельефы и резные углубления в стене. С каждой минутой шёл всё быстрее. Уже готов был бежать, когда за спиной, не меньше чем в тридцати метрах от себя, опять услышал Анин голос.

Остался собой недоволен. Зажмурившись, сжав кулаки, отругал себя за метания по тоннелю. Дождался Шмелёвых и теперь старался идти с прежней осмотрительностью, не отставая от друзей и не порываясь их опередить.

– Как там Кристина? – на ходу промолвила Аня. – Думаешь, она в порядке?

– Её зовут Лиза, – отозвался Максим.

– Никак не привыкну… Лиза. Странно, ей оба имени подходят.

– Если она захочет, ей подойдёт любое имя.

– О чём ты?

– Из неё получилась бы хорошая актриса, вот о чём.

– Понимаю. И всё же она помогла нам. – Аня шла рядом с Максимом и время от времени поворачивалась, чтобы взглянуть на брата и подсветить ему дорогу.

Дима неловко опирался на бамбуковую палку, неудобную и совершенно не годящуюся для таких прогулок, однако шёл молча, ни на что не жаловался.

– Ну да, отпустила на свободу, – кивнул Максим. – Как белых голубей с базарной площади в Пудучерри.

– Что?

– Да так… В общем, главное не забывать, что у Лизы были свои причины сделать это. Она сама сказала, что это в её интересах. Какими бы её интересы ни были.

Судя по неловкому молчанию, Аня хотела спросить о чём-то ещё, и Максим догадывался, о чём именно. Но, к счастью, она не стала продолжать. Максим поторопился сменить тему:

– Чувствуешь?

– Что?

– Вонь. Раньше пахло сыростью и плесенью. А теперь пахнет канализацией.

– Это плохо?

– Это чудесно.

– Я серьёзно! – Аня ткнула Максима в плечо.

Они стали шутя пререкаться, тихо смеялись, а потом Аня вспомнила, куда именно выводит тоннель, и приободрилась. Их цель была близка.

«Что бы ни происходило, не доверяй своим друзьям». Максим неожиданно вспомнил слова Лизы. «Не доверяй, если хочешь жить». Зачем она это сказала? Очередной спектакль? В Москве ей удалось раззадорить Максима, он тогда начал подозревать всех подряд. Неужели Лиза думала, что ей удастся сделать это опять? Она не могла быть настолько наивной.

Максим едва отмахнулся от этих размышлений, когда его настигла ещё более пугающая мысль: Скоробогатов, спрашивая о загадке глобуса, упомянул девять подсвеченных светодиодами названий. Алеутские острова, Убераба, море Росса и другие, из которых в итоге сложился «Ауровиль». Девять… А ведь Максим в клушинском лесу сказал Лизе, что их получилось шесть. Не хотел рисковать. Подстраховался. Теперь не мог понять, как Скоробогатов узнал правду. О тайне глобуса было известно только Шмелёвым. Максим никому, даже маме, о ней не написал. Конечно, Скоробогатов мог оговориться… Нет, такой человек так просто не ошибается. Да и совпадение получилось слишком уж удачным.

«Не доверяй своим друзьям…»

– Может, наконец объяснишь, куда мы отправимся из Пудучерри? – неожиданно спросил Дима. Его первые слова с тех пор, как они зашли в тоннель.

Максим заметил настороженный взгляд Ани. У них с Димой были все основания задать этот вопрос, и всё же Максим промолчал. Не потому, что поверил предостережениям Лизы. Просто решил повременить. Для начала нужно было добраться до аэропорта. Там он расскажет Шмелёвым, как именно решил очередную загадку отца.

Постепенно тишина развеяла Димин вопрос. Будто его никогда и не произносили вслух.

– Уже близко, – прошептал Максим.

Тяжёлый запах канализации усилился. Аня прикрыла лицо рукавом. Спуски к подземному храму, размытые барельефы и битые статуи остались позади. Тоннель сузился, а потом и вовсе оборвался проломом в стене. Здесь когда-то был тупик. Как и предупреждала Зои.

Дальше открылся проход, некогда проделанный отцом и Сальниковым, уводящий к поверхности земли. Не больше двух метров в высоту и полутора метров в ширину, укреплённый деревянными балками, он шёл изгибами, то и дело обходя массивные глыбы серого камня. По бугристым стенам тянулись чёрные жилы проводов. С потолка свисали забранные в решётку фонари зеленоватого силикатного стекла – давно потухшие и к тому же поросшие грибком.

Вонь стала нестерпимой. Казалось, ещё десяток метров, и они вылезут в котлован общественного туалета, однако проход никак не заканчивался, более того, стал закладывать ещё более причудливые изгибы, а под конец вовсе устремился вглубь: нырнул замысловатой дугой, провёл через просторную каменистую лакуну и вновь задрал направление почти отвесно вверх. Пришлось подниматься по осыпáвшимся земляным ступеням – скреплявшие их доски изгнили, превратились в тёмно-зелёные наслоения, мгновенно поддававшиеся под ногами Максима.

Лестница была короткой, ступеней на двадцать, и всё же они провозились на подъёме чересчур долго. Аня шла первой. Максим старался идти за ней след в след. Сложнее всего пришлось Диме, который дважды ронял самодельную трость и был вынужден цепляться за покатые стены. Максим помог ему преодолеть последние ступени и с облегчением обнаружил, что дальше проход стал горизонтальным, вывел к стальной двери, запертой изнутри на проржавевший засов.

Дверь, огласившая их появление хриплым стоном, вывела на узкий бортик крытого железобетонного канала, в котором неспешно текла канализационная речка – её испарения, тошнотворные, удушающие, казались осязаемыми. Аня попыталась что-то сказать, но захлебнулась в вони и даже пошатнулась от нахлынувшей дурноты.

Направо канал уводил в неразбавленную темноту, и Максим, спрятав фонарик в рюкзак, без сомнений повёл всех по бортику налево – туда, где проглядывало дневное солнце. Аня и Дима, зажав нос ладонями, без вопросов последовали за ним.

Вскоре бетонные плиты потолка закончились. Внутрь хлынула духота раскалённого воздуха, и канализационные испарения стали не просто удушающими – от их ядовитых разливов начали слезиться глаза.

Потребовалось пройти ещё сотню метров вдоль речки по заваленной гниющими отходами бетонной дорожке, прежде чем Максим обнаружил стальную настенную лестницу. Дима, одурманенный миазмами, взлетел по ней с непривычной для него проворностью. Максим принялся помогать Ане. Ей даже не пришлось одолевать брезгливость – подгоняемая приступами тошноты, она без сомнений прижималась к грязным прутьям лестницы. Вынужденная цепляться единственной здоровой рукой, поднималась натужно, отчаянными рывками.

Выбравшись вслед за Шмелёвыми, Максим сквозь морок раскалённого воздуха увидел, что они оказались на пустыре, больше напоминавшем свалку. Кое-где возвышались самодельные шалаши из досок и жестяных щитов – убогие островки посреди моря взрытой земли, разбросанных тряпок и пластика. В стороне играли едва одетые, чёрные от обжигающего солнца дети. Заметив появление незнакомцев, они разразились радостными криками, но подбегать ближе пока не решались.

Не осталось никаких сомнений: Зои сказала правду. Тоннель вывел за границы Зелёного пояса.

– Идём. – Максим без промедления направился к видневшимся неподалёку домам.

Открытое пространство пугало. Если Салли догадался разместить тут хотя бы одного наблюдателя, ему не составит труда заметить троих иностранцев. Они неуверенно пробирались через свалку. Словно сейнер, ведущий чаек над сытным кильватером, увлекали за собой ораву кричащей детворы. До ближайшего дома оставалось не меньше двадцати метров, а им уже сигналил наиболее расторопный из околачивавшихся тут моторикш. Впрочем, это было весьма кстати.

Максим сказал довольному индийцу отвезти их в Пудучерри – туда, где можно сразу пересесть в такси. Рикша начал было настаивать, что и сам без всяких такси выполнит всю необходимую работу, но Максим его оборвал:

– Езжай!

Втроём с Аней и Димой они кое-как уместились на единственной пассажирской лавке, и водитель направил вперёд по пыльной улице свой подвижный трёхколёсный автомобильчик, укрытый жёлтой полиэтиленовой крышей и почти полностью лишённый боковых стенок. В лицо задул сухой горячий ветер, но запах канализации до сих пор сопровождал их. Взглянув на Аню, Максим сообразил, что теперь они сами источали это зловоние. Аня с унынием осматривала свои льняные брюки, частично порванные и полностью перемазанные в грязи, паутине, слизи и канализационной ржавчине. Глядя, как она пытается привести себя в порядок, с каким ужасом стряхивает с рукава налипшую мокротную жижу, а потом тайком вытирает её о лавку, Максим не сдержал улыбки.

Через пятнадцать минут они добрались до Пудучерри, и рикша указал им на базарную площадь. Городская суета успокаивала, здесь было легко укрыться за мельтешением пёстрых одежд.

– Мы ещё не выбрались, – напомнил всем Максим. Соблазн поверить в собственную безопасность был слишком велик.

Они только подъезжали к стоянке, где одно к другому жались десятки пронумерованных такси, когда Максим вдруг уловил там, в толпе, знакомое лицо. Мимолётное узнавание, не более того. Максим мог ошибиться, увидеть отражение собственных страхов. И всё же не хотел рисковать. Подавшись вперёд, вцепился в плечо рикши. Перепугал его своим поведением и заставил немедленно остановиться.

– Ты чего? – обеспокоенно спросила Аня.

– Выходим! – скомандовал Максим, выскочил на улицу и потянул за собой Диму. – Быстро!

Среди таксистов ему привиделся Сатунтар, привязывавший Максима к колонне, а затем оставленный сторожить снаружи и в допросе не участвовавший. Это был сикх лет тридцати пяти, с традиционным синим тюрбаном, при этом с коротко стриженной бородой и одетый во вполне современные чёрные брюки и фиолетовую рубашку. Максим толком не запомнил его лицо, однако сикхов, даже таких осовремененных, в Пудучерри было немного, и одного синего тюрбана хватило, чтобы вернуть Максима к уже позабытой пульсации глубинного страха.

– Сейчас… – Максим задержался, чтобы расплатиться с рикшей.

Непослушные пальцы никак не хотели подцепить в рюкзаке кошелёк, а потом Максим вновь посмотрел на таксистов и теперь уже точно знал: это Сатунтар. Тот самый. И Сатунтар смотрел на него. И торжество в его глазах парализовало Максима.

Всплеск отчаяния и гнева.

Максим возненавидел себя. Сам был виноват в этом промахе. Расслабился и позволил рикше приехать в центр города – туда, где их могли поджидать. А Сатунтар уже шёл через толпу напрямик к Максиму. И за ним следовали два незнакомых индийца. Все трое смотрели на Максима.

– Назад! – закричал он.

Шмелёвы испуганно переглянулись. Ещё не поняли, что происходит. Затем Аня вскрикнула – Максим в спешке дёрнул её за больную руку. Сейчас было не до извинений.

– Они тут! Быстрее!

Затолкал всех обратно на пассажирскую лавку. Запрыгнул сам.

– Давай! – приказал рикше ехать вперёд.

Наконец нащупал кошелёк. Выхватил из него стопку новеньких купюр, каждая по сто рупий. Не меньше двух тысяч рупий сразу. Махнул ими перед лицом обомлевшего рикши и с остервенением снова крикнул у него над ухом:

– Давай!