– Восславим Солнце!
– Восславим Солнце!..
– Восславим Солнце, братие!
– Воистину восславим!..
– О мое Солнце, луч твой на меня обрати!
– О мое Солнце!..
– О мое Солнце, путь наш земный освети!
– О мое Солнце!..
Массено стоял службу в храме Солары. Блистательной, Лучезарной, Светлой Госпожи, Золотой Императрицы… у богини солнца много эпитетов.
Слепой монах очень давно не был в Астучии, этой суверенной территории Церкви Двадцати Шести. Если понтифики, двадцать шесть верховных жрецов двадцати шести богов рассредоточены по всему миру, и каждый сам выбирает, где обустроить себе резиденцию, то фламины, их заместители по административной части, заседают именно здесь, на Святом Острове.
Нет на свете прекрасней места, чем Панденис, Город Всех Богов. Храмов здесь больше, чем жилых домов, а священнослужителей больше, чем обывателей. Воистину это бьющееся сердце Парифата, средоточие его святого духа.
Храм Солары, в котором Массено посетил рассветную службу, не был чем-то выдающимся. Просто обычный, типовой храм богини солнца. Крыша стеклянная, а окон так много, что и стены кажутся стеклянными. Ярко освещен каждый уголок, темнота под запретом. Бурно пылает священное пламя – ему нельзя гаснуть, специальный служка следит за его добрым здравием.
Отстояв службу и вместе со всеми встретив ежедневный восход богини на небеса, Массено сделал подношение. В отличие от других богов, Солара не принимает в жертву ни животных, ни земных плодов, ни изделий ручного труда. Только денежные подношения, причем особенно ей мило золото.
Увы, даже совсем маленькая золотая монета стоит очень дорого, поэтому куда чаще Соларе достается серебро, а еще чаще – медь. Вот и поиздержавшийся после прохождения портала Массено смог положить на алтарь Блистательной лишь одну медную монету.
Ему ведь пришлось оплачивать не только свой билет, но и часть билета нового друга – ножевоя, что прозывается Скрателем. Тот пристыженно сознался, что не имеет достаточно средств, дабы оплатить полную стоимость портала. Городские власти хорошо заплатили ему за истребление вампирской шайки, но на эти деньги Скратель жил почти две луны.
И, в отличие от Массено, он не блюл аскезу.
Преисполнившись света, Массено покинул храм. Навстречу шагнул добрый ножевой Скратель – он вежливо отказался от посещения службы, предпочтя выкурить на свежем воздухе сигарету. Массено не стал его за то укорять, хотя совсем рядом висела табличка: «Курить грешно».
Здание Инквизитория располагалось в центре Пандениса, но не на одной из главных улиц. Надо было пройти малолюдным переулком, свернуть в совсем уже узкий тупичок – и в конце его находилось двухэтажное серое здание.
Скромное и неприметное, как и должно божьим служителям. Инквизиторы суровы, порой даже безжалостны, но они отдают все силы защите церкви, не ища награды и не щадя своих жизней. Их миссия благородна и самоотверженна, а помыслы чисты и возвышенны.
Коридоры Инквизитория блистали чистотой и почему-то пахли вареной капустой. Массено раньше не доводилось здесь бывать. Его не остановили, не спросили, для какой надобности он здесь – добрые инквизиторы ни перед кем не закрывают дверей. Каждого готовы принять, выслушать, помочь всем, чем только возможно.
Обычному посетителю, пожалуй, пришлось бы все-таки подождать несколько времени. Массено явился как раз когда великий инквизитор вкушал свой скромный обед. Но услышав, что его желает видеть смиренный монах, принесший весть от отца Стирамеда, святой старец велел немедленно просить.
Великий инквизитор всего Парифата встретил Массено в трапезной. У него не было здесь отдельного стола – он сидел за общим, среди других фигур в черных балахонах и треугольных колпаках с прорезями.
Колпаки, правда, сейчас лежали на скамьях, ибо при всей их нужности они несколько затрудняют прием пищи.
– Да озарит тебя солнцем, брат Массено, – очень тихо произнес великий инквизитор. – Присаживайся и раздели с нами трапезу. Не нужно пока о делах.
Массено не был голоден. Вчера он уже ел, а сегодня пил воду. Но из уважения к святому старцу он взял плошку свежего творога. Его нёбо, редко видящее что-либо, кроме хлеба, пронзило греховным наслаждением, и Массено испытал раскаяние, что невольно этим наслаждается. Будь это угощение преподнесено кем иным, он предпочел бы вежливо отказаться, но негоже отвергать дары прелатов.
А великий инквизитор – прелат. Он гроссмейстер одного из важнейших духовных орденов, по статусу стоит сразу же после фламинов, а по влиянию практически им не уступает. Де-факто он даже выше фламинов, ибо обязан подозревать крамолу даже и в их душах. Даже фламины не защищены от искуса, даже фламины не свободны от подозрения.
Лишь понтифики безгрешны по определению, поскольку их избирают сами боги.
Трапеза шла в полном молчании. Узкая палата с некрашеными стенами была полупуста, и тишину нарушал лишь мерный стук ложек. Инквизиторы черпали творог удивительно синхронно, словно единое существо с тремя десятками тел.
Закончив есть, великий инквизитор на секунду задержал ложку во рту и положил на стол такую чистую, словно ополоснул ее в воде. Даже самый острый глаз не углядел бы на ней ни крошки, ни мазочка пищи.
Такова же была и его плошка. Ее положительно не требовалось мыть – великий инквизитор забрал все до последней гранулы. Если бы Массено не сидел прямо напротив, то мог бы решить, что старец вылизал плошку, как поступают после еды крестьяне.
– Расскажи мне теперь все, брат Массено, – попросил великий инквизитор. – Раз Стирамед не докладывает мне сам – с ним случилась беда. Вероятнее всего, он уже мертв, но на предсмертном одре просил тебя доставить мне весть о его судьбе.
– Преклоняюсь перед вашей мудростью, ваше благочестие, – склонил голову Массено. – Мне осталось только дополнить ваши слова обстоятельствами гибели отца Стирамеда, коей я был свидетелем. И мне горестно, что я не сумел сберечь его от скорбной участи. Прошу наложить на меня за то епитимью.
– Она будет наложена на тебя, брат, – обещал великий инквизитор. – Но перед тем, как назвать ее, мне нужно узнать детали твоего проступка.
Не торопясь, насколько возможно скрупулезно Массено рассказал все. Начиная с того момента, как вошел в поезд на маленьком полустанке, и оканчивая тем, как отец Стирамед испустил дух у него на руках.
Во время рассказа великий инквизитор не сводил взгляда с повязки на глазах Массено. Тонкие пальцы чуть слышно пощелкивали по столешнице. Массено не знал, сколько великому инквизитору лет и не ведал даже его имени – инквизиторы вообще редко их раскрывают, – но выглядел он глубоким стариком, был желт лицом и казался хрупким, как сухая веточка.
– Печально, очень печально, что со Стирамедом случилось такое, – прошептал он, когда Массено наконец закончил. – Благодарю тебя, что нашел время добраться до нас, брат Массено. Твои усилия не вернут нам погибшего брата, но они принесли нам определенность, и мы утешимся тем, что ныне он в лучшем месте.
– Это мой священный долг, ваше благочестие. Могу ли я еще чем-то помочь?
– Нет, более ничем. Твой грех невелик, ибо я вижу, что ты сделал для спасения Стирамеда все, что было возможно. Прочти трижды Великую Молитву в качестве епитимьи и можешь считать себя очищенным.
– Я с радостью сделаю это. Но я бы с радостью помог и чем-то большим. Возможно, я смогу быть полезен тем служителям Инквизитория, что займутся этим делом…
– Каким делом? – чуть прищурился великий инквизитор. – Брат Массено, я не совсем понимаю, о чем ты говоришь.
– Я имею в виду то нечестивое существо, что убило добрых мирян Росенгальта и Гостеррадиуса, а также смертельно ранило отца Стирамеда. Он назвал его «антикатисто».
– Антикатисто, ах да… – криво усмехнулся великий инквизитор. – Брат Массено, при всей моей любви и уважению к покойному Стирамеду, он порой немного увлекался… мифами. Антикатисто – предание древней старины, он мертв уже много веков, но у Стирамеда было очень богатое воображение. Он видел рябь на воде – и думал, что ее порождает подводное чудовище, хотя на деле то просто подул ветерок.
– Но он провел долгое и тщательное расследование… – осторожно возразил Массено.
– Оно не было санкционировано Инквизиторием. Стирамед вел его на свой страх и риск. Я много раз говорил ему, что он теряет зря время – скажу то же самое и тебе, брат Массено. Это пустая трата времени.
– Но это не была пустая трата времени, как выяснилось, – настаивал Массено. – При всем уважении, ваше благочестие, но я был там. Я видел Антикатисто своими глазами.
– Это не был Антикатисто! – повысил голос великий инквизитор. – Брат Массено, я безмерно уважал Стирамеда, он был одним из лучших среди нас, но он ошибался! Антикатисто погиб шестьсот лет назад!
– Но я видел…
– Антикатисто мертв! Все! Точка! Ты видел просто какого-нибудь фантома, нечисть-пугалку. Такое бывает.
Массено смолчал. Но внутренне не испытал согласия с великим инквизитором.
Он ведь прекрасно помнил тот черный сгусток, взметнувшийся над деревьями. Помнил холодный липкий ужас, который тот внушал.
Если это – пустяк, мелкая нечисть…
Слыша молчание Массено, великий инквизитор слегка успокоился. Он предложил монаху чашку воды и ворчливо сказал:
– Да даже если это и Антикатисто. Если на одно мгновение предположить, что это в самом деле он, божьим попущением вернувшийся из Шиасса. Что в этом плохого?
– Возможно, я чего-то не понимаю… – очень осторожно произнес Массено. – Я… честно скажу, ваше благочестие, я вопиюще невежественен в этом вопросе. Страшусь показаться презренным неучем, но Сакор Дзидоша говорил, что не стыдно не знать чего-то, если готов это исправить. Потому я задам прямой вопрос: кто такой Антикатисто?
– Ты не знаешь?.. – пристально посмотрел на него великий инквизитор. – Хм, а я-то полагал, что уж Озаряющим Мрак должно быть про него известно… Хотя да, как я уже говорил, Антикатисто – давно забытая страница. Кошмар многовековой давности. И даже тогда, шестьсот лет назад, он был кошмаром исключительно Мистерии. Волшебники не любят сознаваться в своих промахах, а потому постарались предать ту страницу забвению. Они-то, конечно, прекрасно о нем помнят… но предпочитают не вспоминать.
– Антикатисто – волшебник? Или какой-то призванный ими нечистый дух?
– Волшебник. Очень великий и очень безумный волшебник. Кажется, он сотворил с собой что-то… какое-то богопротивное волшебство. А после этого стал убивать других волшебников. Он не пытался захватить власть или совершить еще что-то – просто убивал их и убивал. Для Мистерии это была настоящая катастрофа. Но сколь бы ни был Антикатисто могущественен – он был всего один. В конце концов другие волшебники одолели его и убили. И на этом его история закончена.
– Теперь я понял. Благодарю, что сочли возможным просветить меня, ваше благочестие. Но льщу себя надеждой, что вы рассеете и другое мое недоумение. Вы молвили, что в гипотетическом возвращении Антикатисто нет ничего плохого… но… если он был настолько ужасен…
– Он был ужасен, но убивал только волшебников, – раздраженно проворчал великий инквизитор. – Мирян – только если те сами на него нападали. А волшебники… что нам до волшебников?
– Но… разве убийство не остается убийством? – совсем растерялся Массено. – Волшебники – люди, миряне. Большинство их не назовешь твердыми в вере, но они не враги церкви…
– Не враги, но и не друзья. Среди волшебников очень мало добрых севигистов. Они мутят воду, смущают умы. И сейчас они забрали слишком много силы и влияния. Всем будет только лучше, если у них снова появится проблема, и они хоть на время обратят взор внутрь своего острова.
– Я преклоняюсь перед вашей мудростью, ваше благочестие, и предельно далек от того, чтобы подвергать ваши слова сомнению, но не могу не сказать, что подобные чаяния кажутся мне несколько циничными, – тихо произнес Массено.
– Они и есть циничные, брат. На моей должности невозможно остаться прекраснодушным. Я великий инквизитор, и моя задача – следить, чтобы люди жили в мире, а их души пребывали в чистоте. Думаешь, волшебники этому способствуют? О нет, брат Массено. Волшебников мало заботит что-либо, кроме их излюбленной магии. Больше, больше, еще больше магии!.. А как уж она отражается на жизнях людей, как бередит умы и губит порой все сущее, все то, что с таким трепетом и заботой создали для нас боги… о брат Массено… Волшебники преисполнены добрых намерений, но они – самый страшный бич этого мира. Волшебники однажды уже уничтожили всю цивилизацию и несколько раз были близки к тому, чтобы совершить это повторно.
– То есть даже если откроется, что отец Стирамед был прав и виденное мною в самом деле был Антикатисто, Инквизиторий ничего не предпримет по этому поводу? – уточнил Массено.
– Ты верно понял, брат.
– Но можем ли мы хотя бы известить о случившемся Мистерию?
– Не вижу в этом никакой нужды.
Массено почтительно кивнул и поднялся из-за стола. Великий инквизитор подал ему сухую ладонь, приложил персты к переносице и спросил:
– Куда ты направляешься теперь, брат Массено?
– Я проведу ночь в Панденисе, а назавтра займусь делами, которыми должен заниматься.
– Похвально. Где ты остановился?
– В странноприимном доме святого Асвайлина.
– Хорошее место, – рассеянно кивнул великий инквизитор.
Выходя из серого здания, Массено размышлял о том, что совершил ужасный грех. Он умолчал о полученной от отца Стирамеда пайцзе. Судя по тому, что великий инквизитор не спросил о ней, он не знал, что покойный был еще и нунцием.
В этом нет удивительного. Нунции подчинены непосредственно фламинам, они могут принадлежать к любому ордену и пребывать на любой ступени посвящения. Нунций не может отдать приказ великому инквизитору, но и великий инквизитор не может отдать приказ нунцию.
Только фламин или понтифик, более никто.
И тем не менее, Массено обязан был сообщить о том, что висит у него на шее. Передача пайцзы от нунция к нунцию допускается лишь в самом крайнем случае и должна получить одобрение поелику возможно скоро.
И Массено собирался это сделать. Он направил стопы к резиденции фламина Космодана.
Но шлось ему неспокойно. Снедал жгучий стыд. Массено никогда еще не лгал ни мирянину, ни священнослужителю, а в этот раз солгал самому великому инквизитору! Пусть и бессловесно, умолчанием. Раздираемый внутренними противоречиями, солнцегляд раскрыл Ктаву и прочел:
«Свободная воля есть высочайшая ценность, и нет упрека тому, кто поступает по велению совести. Свершай то, что видишь правдой, – и нет греха, хотя от ошибок никто не сбережен»
Всего лишь случайные строки из Дыхания Песни, но они слегка успокоили Массено. Возможно, он все-таки поступает правильно.
И однако ему не удалось выполнить свое намерение. У дверей богатой резиденции, великолепного дома-храма, стояла стража. Конечно, ей и положено здесь стоять, но сегодня их алебарды были скрещены, головы склонены, а вкруг шей тянулись черные шарфы – знак траура. На улице толпился народ, вид у всех был горестный, и когда Массено спросил у одного из добрых людей, что случилось, то узнал, что случилось страшное.
Фламин Космодана, первый человек в Астучии и всей церкви после богов и понтификов, сегодня ночью опочил.
Массено снова опоздал.
В Панденисе уже объявили о выборах нового фламина. По всему миру иерофанты и даже епископы замерли в ожидании. Едва окончатся погребальные службы, как соберется коллегия фламинов, в Астучию прибудет понтифик Космодана, и церковь получит своего нового верховного администратора.
Но произойти это может еще не скоро. Для избрания кандидату нужно получить либо голоса понтифика и хотя бы половины фламинов, либо всех фламинов без исключения. И иногда прения затягиваются на многие дни или даже луны.
Можно задержаться в Астучии и подождать. Можно обратиться к кому-нибудь из других фламинов или испросить аудиенцию понтифика. Но они почти наверняка не посвящены в изыскания отца Стирамеда и переадресуют Массено ко все тому же Инквизиторию.
Но разве это дело Инквизитория? Если задуматься – это уже не их епархия. Инквизиция защищает мир в том числе и от волшебников, если те предают божьи законы, но только до тех пор, пока сии волшебники остаются смертны. Волшебник, бесповоротно отринувший человечность, ставший вампиром, личем или иной ночной тварью, уже не судим церковным судом.
Его сжигают без суда и следствия.
Именно истреблять нечисть и призваны служители Солары. Никогда не снимающие доспехов Рыцари Солнца, бесстрашные соларионы. И слепые монахи-экзорцисты, прозванные Озаряющими Мрак.
Перед смертью отец Стирамед именно Массено передал свою пайцзу. Конечно, никого другого рядом и не было, но тем не менее. Он просил Массено закончить им начатое, и Массено обязан исполнить просьбу умирающего.
Все еще стоя напротив резиденции фламина, Массено раскрыл в случайном месте Ктаву. Та сообщила:
«18. Будь храбр и отважен. Не бойся взять в руки оружие, если потребно защитить близких или родину. Нет судьбы превыше, чем пожертвовать жизнью ради правого дела».
Небесный Закон, заповедь от Энзириса. Прочтя ее, Массено уверился в принятом решении.
Для начала он отправился узнать об Антикатисто побольше. Для этого отправился в храм Елегиаста – бога книг и мудрости. При каждом святилище Летописца Вечности всегда есть публичная библиотека, и добрые жрецы-информанты никогда не отказывают алчущему знаний.
Крупнейшая библиотека Пандениса и всей Астучии находится при главном храме Елегиаста. Вступив под его каменный свод, Массено вознес Мыслителю краткую молитву и сделал жертвоприношение – решил сложную алгебраическую задачу и разгадал три загадки. Получив верные ответы, жрец-вопроситель улыбнулся Массено, и где-то в благом Сальване Елегиаст тоже улыбнулся.
Верхние этажи библиотеки заливало светом из больших окон. Но Массено сразу отправился вниз, к архивам и секциям ограниченного доступа. Сюда уже всех желающих не допускали, но одного взгляда на пайцзу нунция хватило информанту, чтобы поклониться и проводить Массено в закрытое хранилище.
Он предложил монаху забранный стеклом безопасный светильник, но тот лишь покачал головой. Солнечное Зрение даже тьму подземелий превращает в ясный полдень.
Среди свитков и летописей Массено провел несколько часов. Он читал и читал, ища упоминания Антикатисто. Сколько-нибудь подробных сведений о нем и впрямь не было – видимо, волшебники постарались замять ту историю, насколько это вообще возможно.
Но все же Массено узнал немало интересного. Например, тот факт, что «Антикатисто» – не имя, но прозвище. Недаром оно начинается с «анти-» – когда-то на белом свете существовал и Катисто. Очень, очень давно, на самой заре эпохи Волшебства.
Одни считают его великим белым волшебником. Другие – великим святым старой религии. Третьи – аватарой, живым воплощением кого-то из светлых богов. С тех пор минуло столько веков, что точно сказать уже невозможно.
Многие вообще считают Катисто просто выдумкой, рожденной в глубокой древности сказкой.
Но будь он сказкой или былью, один факт о нем повторяется в каждом рассказе. Под конец жизни Катисто стал высшим элементалем Света. И пусть прожил он после этого только три года (по иной версии – пять лет), то были, возможно, лучшие годы в истории Парифата.
Хотя в те времена и сам мир-то еще не именовался Парифатом…
Не так уж много Массено знал о элементалях. Они – не нечисть. Не ожившие мертвецы, не духи скверны, не порождения тьмы со дна мироздания. Они скорее подобны стихии. Могут нести пользу, а могут вред, но сами по себе не злы и не благи, как не злы и не благи ветра, течения и языки пламени.
И потому солнечные монахи не слишком интересуются ими и редко сталкиваются.
Конечно, это еще ничего не значит. Но ведь не просто же так Антикатисто назвали Антикатисто… или он сам так назвался? Массено не удалось выяснить, насколько это существо разумно, продолжает ли осознавать себя или обратилось безумным злым духом, слепым сгустком ненависти.
Кроме того, Массено узнал, что допрежь Антикатисто и впрямь действовал исключительно в Мистерии. Там он действительно творил ужасные вещи, опустошал целые селения, убивал людей сотнями и тысячами… но за пределы острова волшебников его деяния не выходили.
Следовательно, именно в Мистерии нужно искать следы Антикатисто. Там его корни. Волшебники должны знать о нем больше, чем кто-либо – и именно волшебников следует в первую очередь о нем предупредить.
Хотя судя по тому, что Массено видел на острове, волшебники же и ответственны за его возвращение…
Впрочем, то могут быть какие-то иные волшебники. Не Мистерией единой жива магия Парифата. Есть немало альтернативных школ, помельче. Есть и одиночки-самоучки, передающие свое искусство из уст в уста. Да и сама Мистерия нередко порождает отщепенцев, чародеев-преступников, что зовутся магиозами.
Из храмовой библиотеки Массено вышел поздно вечером, погруженный в мысли. Он почти уже уверился в том, что надо отправляться в Мистерию, но его все еще точил червь сомнения. Рука привычным жестом легла на медный переплет… но в этот раз Массено не раскрыл Ктаву. Слишком серьезное предстояло решение, чтобы доверять пустому гаданию.
Поэтому он направил стопы туда, где можно получить истинное предсказание. В храм Просперины, богини судьбы. Туда, где служат сивиллы, жрицы-пророчицы.
В храме он традиционно принес жертву, сыграв со жрицей в кости. Просперина принимает жертвы только так, через проигрыши. Если же ты выиграл – это ее дар.
Но сегодня Просперина Массено не улыбнулась. Трижды выбросив плохие числа и отсчитав несколько монет, он вошел в нишу, где курились благовонные дымы. Сидящая в трансе сивилла отстраненно взглянула на слепого монаха и привычно проговорила:
– Сделать свой выбор должен ты сам. Встреть свою судьбу.
В девяти случаях из десяти предсказания Дарящей Удачу примерно таковы. Неконкретные фразы, которые можно применить к чему угодно.
Обычно людям ничего более и не нужно.
Но Массено сейчас нуждался в большем. Почтительно склонив голову, он попросил сивиллу впасть в священный экстаз и изречь подлинное пророчество, а не стандартное малое гадание для любого желающего.
Сивилла посерьезнела. Если в обычном трансе эти жрицы просто плывут в дымке случайных видений, то в священном экстазе они припадают к источнику божественной мудрости. И хотя даже в этом состоянии их пророчества смутны и неясны – это подлинные пророчества.
И по пустякам сивиллы к ним не прибегают. Равно как и солнцегляды не снимают повязок без крайней нужды. Дары богов слишком драгоценны, чтобы использоваться каждодневно.
Но пайцза нунция уладила все вопросы. Сивилла откинула голову, невнятно забормотала, затряслась всем телом, а после заговорила четко и ясно, но совсем иным, раскатистым голосом. В стенах древнего храма загудело эхо от речей божественной провидицы:
– Свершается великое. Мир на распутье, и движутся колеса мироздания. Средоточие судеб – книга. Нашедшие книгу найдут путь.
– Нашедшие книгу?.. – очень осторожно переспросил Массено.
– Я вижу дармага, – продолжала вещать сивилла. – Воина с секирой. Вижу мерзкого вонючего гоблина. Вижу чародейку. И вижу какую-то свинью… а, нет, это человек. Жрец, что не верит в богов, но был богами избран…
На этом экстаз закончился. Сивилла опустила голову, поморгала и припала к чашке с укрепляющим настоем. Подобные погружения отнимают неимоверно много сил.
Жаль только, пророчество ее ничего не дало Массено.
Книга… о какой книге шла речь? Кто эти перечисленные индивиды?
Спрашивать сивиллу бессмысленно. Она даже не помнит, что говорила в экстазе. Ее устами вещали сами боги… и очень жаль, что они не сочли нужным высказаться яснее. Массено не услышал четких указаний или хотя бы явных намеков.
Что ж, в таком случае, он примет за указание первые слова сивиллы. Сделает выбор сам.
Завтра его стопы направятся в Мистерию.
Ножевой Скратель, о том услышав, лишь пожал плечами. Кажется, ему не было дела, в Астучии ли подпирать стенку или в Мистерии. Массено подумалось, что надо будет снова зайти к Жадным Монахам – частые порталы обходятся недешево, особенно если брать два билета.
В прежнее перемещение он попробовал вместо денег показать пайцзу, но волшебники Порталики не оказались истинными севигистами. Не все еще в мире обрели божественный свет.
На сегодняшний портал до Мистерии Массено и Скратель уже не успевали. Они отправились в странноприимный дом, где получили небольшую, но опрятную гостевую келью на двоих. Добрые братья из ордена Барсука предоставляют кров и трапезу каждому, кто в том нуждается. Оплаты не просят, но гости обычно делают посильные пожертвования.
Окна распахнули настежь. Астучия находится в очень теплых, даже жарких краях – здесь не бывает зим, просто сухой сезон сменяется дождливым. Привыкшие к более прохладным краям солнцегляд и ножевой изнывали от духоты.
Скратель уснул почти сразу. Массено же долго еще молился Соларе, обратив лицо к небу, но не видя его. Солнечное Зрение позволяет смотреть только вниз и немного вбок, хотя и с насколько угодно великой высоты.
Но в конце концов Массено утишил свой дух, снял облачение и возлег на жестком топчане. За окном было тихо, и только стрекотали вдалеке цикады. Монах сам не заметил, как крепко уснул.
Проснулся он посреди ночи. Разбудил невнятный шум, похожий на… Массено резко вскочил на топчане.
В тесной келье боролись двое. Ножевой дрался с облаченной в черное женщиной – та двигалась словно капля ртути, искала кожу длинным кривым лезвием.
Но Скратель тоже знал толк в ратоборстве. Однорукий, он успешно отбивался от убийцы, а его крис порхал вокруг, тоже ища возможности ужалить, пронзить женщину.
– Что происходит?! – воскликнул Массено.
Ему не ответили. Ножевой и убийца были слишком поглощены друг другом. Словно пара разъяренных котов, они метались по келье – и первое неверное движение закончится смертью.
Массено не знал, как вмешаться. В келье едва хватало места, чтобы поместить два топчана, стол и сундучок для вещей. Ножи мелькали с такой скоростью, что не успевал глаз.
И закончилось это быстро. Казалось, что время растянулось необычайно, но драка едва ли продлилась и одну минуту. В конце концов женщина с поразительной грацией схватила летящий в нее крис голой рукой, позволила пронзить собственную ладонь и стиснула лезвие, не жалея пальцев.
А другой рукой она вонзила нож в горло обезоруженного Скрателя. Тот издал хлюпающий звук и повалился, захлебываясь кровью.
Убийца вырвала из ладони крис, отшвырнула его и кинулась на Массено. Тот уже приготовился узреть Светлую Госпожу – но тут крис вонзился женщине в спину. На последнем издыхании ножевой все еще управлял им, все еще вонзал – раз за разом, раз за разом.
Женщина тоже упала и скрючилась. Крис в ее спине перестал дергаться – Скратель испустил дух. Массено осторожно принял из рук несчастной нож и спросил:
– Кто ты? Что заставило тебя свершить такой грех?
– Это… не грех… – прошептала женщина. – Череполикий… слава Смерти…
Массено вздрогнул. Перед ним – шкар. Одна из ордена убийц-фанатиков, служащих богу смерти Савроморту.
Само их существование всегда отрицалось церковью, но в кулуарах не перестают шептаться о зловещих тенях, что исполняют самые тайные, самые неприятные повеления прелатов. Шкары не носят сутан и ничем не выделяются в повседневной жизни, но если идут за чьей-то головой – убивают даже ценой своей жизни.
И в отличие от монахов смерти или предвестников Двадцать Седьмого, шкары никогда не преследовались инквизицией.
Теперь Массено понимал, почему.
– Кто послал тебя, сестра? – с тревогой спросил Массено. – Облегчи душу перед встречей с Хозяином Шиасса.
Женщина только улыбнулась. Она уже угасала, минута-другая – и будет кончено. Даже если Массено прямо сейчас добудет монаха-целителя из ордена Подорожника, тот уже ничего не исправит.
Но если верить тому немногому, что знал Массено о шкарах, они подчиняются любому высшему клирику. Он быстро извлек пайцзу и провозгласил:
– Я нунций Космодана, сестра! Велю тебе ответить на мой вопрос без утайки! Кто послал тебя?!
– Великий инквизитор, – без раздумий ответила шкар, тщетно пытаясь встать перед Массено на колени. – Приказал… убить тебя… и сопровождающих…
Массено вздохнул. Бедняга Скратель. Был всего лишь случайным его спутником – и так скоро поплатился за то жизнью.
Оставшаяся безымянной шкар тем временем всхлипнула в последний раз. Слабеющими пальцами взявшись за полу Массено, она прошептала:
– Помни о смерти…