Рагуши появился в комнате Лашуре такой усталый, что еле держался на ногах. Возраст давал себя знать: даже этот веселый винолюб и первый космический двоеженец, который, казалось, был замешан на материале, неспособном к разрушению в течение сотен оборотов, теперь заметно сдавал.

Жена Лашуре уложила его в постель, и Рагуши тотчас же уснул. Однако и молодой человек, пережив то, что довелось пережить Рагуши, чувствовал бы себя не лучше. Ему пришлось искать заветную ледяную крышку без специального прибора. И нужно только удивляться тем нечеловеческим усилиям, которые он предпринял, чтобы преодолеть бешеные стихии, крутившие космонавта на протяжении двух суток в жестоком водовороте. Он то поднимался вверх, то снова спускался, обследуя каждый квадратный шу океанского льда. И если бы не умение ориентироваться в пространстве, Рагуши так бы и не отыскал комнату Лашуре.

Кроме этой комнаты, Рагуши ничего не знал, но его ничто больше не интересовало - он должен был выполнить долг дружбы. Это было для него самым святым.

Перед тем как заснуть, Рагуши отдал хозяйке крошечную капсулу, в которой помещалась тонкая нитка - письмо Ечуки-отца к сыну. И теперь пятеро фаэтонцев - Коля, Чамино, Лоча и Лашуре с женой сидели у экрана, ожидая голоса с далекой Земли. Когда пришел Эло, пожелавший тоже услышать и увидеть брата, Чамино включил шахо.

Ечука сидел в деревянном кресле - в том самом, которое смастерил ему Коля. Шлем скафандра был еле заметен, он казался светлым кольцом, солнечным ореолом. На плече Ечуки дремал его верный друг - красногрудый какаду.

Коля сразу же заметил болезненную бледность на лице отца, многочисленные морщины вокруг больших глаз, старческую слабость во всей сгорбленной фигуре.

Им ни разу не удалось за это время обменяться нитками, хотя они условливались об этом еще на Земле. Наверное, виноват в этом был сам Николай: он ведь знал, что у Рагуши нет прибора - указателя дороги, но ничего не сделал, чтобы восстановить утраченную связь с космонавтом. Однако Коля жил такой напряженной жизнью, что у него не оставалось ни одной свободной минуты.

Губы Ечуки-отца шевельнулись, послышался приглушенный старческий голос:

- Дорогой мой Акачи! Прошло около десяти земных оборотов с тех пор, как ты вернулся на Фаэтон. Мне трудно представить себе твое лицо - ты теперь зрелый человек. Наверное, исчезли последние следы юношеских черт, которые я еще замечал у тебя, когда мы прощались. Ведь тебе по нашим земным расчетам уже сорок оборотов. Еще трудно мне представить Лочу, ведь я помню ее девочкой. Теперь, наверное, она взрослая женщина - ведь вы ровесники. Я знаю, что вы счастливы, хотя жить вам пришлось не там, где прошло ваше детство…

Ечука умолк, шевельнул плечом, красногрудый какаду взмахнул крыльями и хрипловато сказал: - Привет, Акачи! Привет, Акачи! Отец слабо, старчески улыбнулся.

- Это его научил твой молодой друг Алочи. Он часто вспоминает вашу охоту на медведицу…

Потом отец начал рассказывать о своей колонии, и на экране возникли картины той, земной жизни.

Когда выросло первое поколение землян, Ечуке стало гораздо легче. Раньше детей и даже подростков приходилось кормить белковиной, которую привозил Рагуши. По приказу Бессмертного ее изготовляли очень много для лабораторий Атлантиды. Позднее запасы белковины атланты начали использовать как органические удобрения. Поэтому-то у Рагуши появилась возможность доставать это питательное вещество в нужном количестве. Но малыши подрастали, и эта пища их уже не удовлетворяла.

Теперь колония первых землян полностью обеспечена мясом животных. Отряд охотников из ста человек возглавляет любимец Ечуки - сообразительный и сильный Алочи. Лагерь Алочи помещается на небольшом озерном острове среди нетронутых джунглей. Поначалу Ечука туда наведывался, а потом доверился своему любимцу. Охотники живут в шалашах вместе со своими женами.

Сначала Ечука невольно прививал землянам свои собственные привычки. Скажем, для добычи огня он выдал Алочи оптическую зажигалку, которой пользовался сам. Алочи, увлекшись охотой, вскоре потерял ее, и на протяжении целого месяца охотники и их семьи были вынуждены есть сырое мясо: Алочи боялся признаться, что у них нет огня…

И тогда отец подумал: что же будет с его землянами, когда он умрет? Ну, хорошо, Ечука рассчитывает на своего сына. Отец верит, что Акачи вернется на Землю, чтобы продолжить его дело. Но Акачи тоже не вечен. Разве можно весь опыт фаэтонской цивилизации передать нескольким сотням (или даже тысячам) землян и надеяться на то, что этот опыт сохранится в поколениях? Чтобы изготовить такую мелочь, как оптическая зажигалка, нужны хотя бы примитивные стекольные и металлические мастерские. А где их взять, если Ечука и сам отрезан от цивилизации? Возможности Рагуши не безграничны - он не может перевозить сюда промышленное оборудование.

Ечука разработал целую программу, которую собирался передать Акачи. Она составлена в такой последовательности, чтобы человеческий разум развивался самостоятельно, без вмешательства фаэтонских учителей. Сначала добыча огня с помощью трения, изготовление оружия из камня и дерева; потом бронза и бронзовое оружие, далее мореплавание… Перепрыгивать через эти ступени нельзя, ибо где-то оборвется звено опыта и люди утратят даже то, что уже добыли, так же точно, как Алочи потерял свою зажигалку. Сын должен будет ускорить процесс созревания опыта. То, к чему земляне должны были дойти самостоятельно только через сотни поколений, с помощью Акачи они узнают раньше, уже сейчас, и этот опыт надежно окрепнет в следующих поколениях…

Коля подумал: «Вот победит революция - и тогда все изменится! Мы получим с Фаэтона и мастерские и целые заводы! Тогда-то и начнется настоящее обучение землян».

Ечука не рассчитывает на себя - старость неумолима, и он очень быстро устает. Однажды, когда он вышел с группой своих воспитанников искать медную руду, его схватил сердечный приступ, и пришлось нести его в колонию на руках.

Сейчас у первых землян есть каменное и деревянное оружие, а огонь они добывают при помощи трения. Дать им больше Ечука не в силах…

Когда экран погас, все невольно посмотрели на Николая.

- Постарел Ечука. Очень постарел, - тяжело вздохнул Эло. - Недолго ему осталось жить. Придется тебе, Акачи, отправляться на Землю.

Эло высказал то, о чем думал и сам Коля. И хотя ему очень тяжело было бросать друзей именно теперь, когда они готовились к решающему бою, он чувствовал, что Земля ему не менее дорога, чем Фаэтон, а колония отца занимает в его мыслях не меньше места, чем революция. Штаб повстанцев и Братство Свободных Сердец обойдутся без него, а там, на Земле, у отца не осталось ни единой опоры. Чамино тоже подтвердил:

- Нужно на Землю, Акачи… - Он посмотрел на Лочу. Она сидела в углу бледная, молчаливая. - Сын не имеет права бросать отца, если отец постарел… Ваша разлука, Лоча, на сей раз будет непродолжительной. После свержения Бессмертного мы сразу же установим народную власть и на Земле. Мы передадим земному человечеству все наши знания. Наши планеты будут сестрами. Начнется великий обмен ценностями. И через несколько сотен оборотов это будет единое человечество, которое станет жить общими интересами. Ни богов, ни жрецов, ни храмов… Только разум и свобода!..

Лоча поднялась и нетвердой походкой приблизилась к Николаю. Он попытался смотреть на нее глазами отца, представляющего Лочу взрослой женщиной. Но для него Лоча оставалась все той же девушкой, какой он знал ее всегда.

Она взяла его руки и прижала к своим горячим щекам.

- Ты должен лететь, Акачи…

Волны экранизации позволили посадить корабль почти у самой ледяной крышки - космонавта заверили, что это безопасно, а он привык доверять друзьям.

Лоча держалась мужественно, улыбалась, даже старалась шутить. Но когда корабль оторвался ото льда и медленно поплыл к тучам, Коля, смотревший вниз, на фигуры своих друзей, неожиданно заметил, как маленькая розовая точка вырвалась из толпы и полетела вслед за кораблем.

- Лоча! - исступленно крикнул Коля. - Рагуши, за нами летит Лоча!..

Космонавт уменьшил скорость, корабль плыл теперь медленно - на гравитационных двигателях, - и Коля хорошо видел Лочу. Словно розовая птица - из тех, что всю жизнь живут только парами, - она ринулась в сумеречное пространство, навстречу холодным вихрям, которые расступались перед ее любовью,

- Акачи! - зазвучал в корабле тревожный голос Лочи. - Любимый мой, милый… Прощай!

Коля, не помня себя от боли, которая раскаленными тисками сдавила сердце, крикнул:

- Лоча, не нужно! Вернись… Мы скоро снова будем вместе. Слышишь? Вернись!..

- Слышу, Акачи!.. Но мне тяжело. Все погибнет…

Голос ее дрожал, розовые крылья трепетали на бешеном ветру, лицо было мокрым то ли от снежинок, таявших на ее щеках, то ли от слез.

- Ты не должна так думать, Лоча!.. Это неправда! Я еще покажу тебе Землю. Ты вырастишь на ней такие сады, которых никогда не знал Фаэтон.

- Нет, Акачи… У меня дурное предчувствие.

Корабль почти повис в воздухе. Рагуши молча шевелился в кресле, отвернувшись от Коли. Наверное, и на его щеках дрожала скупая старческая слеза.

Лоча приблизилась к кораблю, встала перед Николаем в полный рост, прижалась к прозрачной стене. Коля потянулся было к ней, но рука ощутила преграду, о которую билась розовыми крыльями Лоча. Глаза ее были полны такой глубокой печали, что Коля, забыв обо всем на свете, и о Фаэтоне, и о Земле, ударил кулаками по нерушимой стене корабля - он хотел в последний раз прижать к груди живую, горячую, сотканную из луча Лочу! В это мгновение для него не существовало ничего - только она и звезды, Лоча и далекие звезды…

Пальцы Лочи ощупывали прозрачную поверхность стены, будто ища отверстия, через которое можно было бы впорхнуть в ракету. Губы шевелились - она что-то говорила, но Коля не слышал ее. Чуть заметным движением она включила шахо, и теперь ее голос звучал за его спиною, там, где сидел Рагуши.

- Пусть посчастливится тебе, Акачи, на земных дорогах! - говорила она. - Пусть всегда везет тебе! Прощай, мой дорогой. Не вези на Землю нашу печаль. Земля молодая, а печаль - признак старости. Прощай, Акачи!..

Мгновенным усилием воли она оторвалась от прозрачной стены ракеты и исчезла из глаз. Когда Рагуши развернул корабль, Николай увидел широкую полосу Млечного Пути, окутывающего весь горизонт, а на фоне этой звездной дороги - одинокую фигуру Лочи.

Казалось, она не летела, а спокойно, не спеша шла по Млечному Пути в безграничный простор вселенной, как женщина-сеятельница идет по пахоте. Ей предстоит дальняя дорога, безграничная нива, которую нужно засеять. И она будет идти вечно, бросая на каждую планету по зерну, а вслед за ней, озаренные светом звезд, станут набухать семена, пробиваться первые ростки, и молодыми, непобедимыми стрелками к звездам потянется жизнь. Где-то будут ее ждать новые планеты, шуметь ветрами, бурлить океанами, и брызги их будут лететь навстречу, и в стоне планетной коры зазвучит желание вселенной: родить, родить и жить! Колоситься сладким зерном и деятельным разумом!

И не будет ей смерти, не будет отдыха, ибо она дочь человеческой матери отныне и навсегда стала Сеятельницей вселенной.

- Прощай, Лоча! - еле слышно прошептал Коля. Рагуши обернулся, глаза его были влажными ведь вся его жизнь состояла из космических встреч и разлук. Положив руку на Колино плечо, он тихо сказал:

- Поехали, дружище!..

Ечука долго всматривался в лицо Коли, глаза отца молодо светились, и весь он будто сразу помолодел - походка стала живей, не горбилась спина, даже голос утратил старческую хрипоту.

- Представь себе, Акачи, я был на десять земных оборотов старше, чем ты сейчас, когда мы прибыли сюда. Значит, в твоем распоряжении еще тридцать земных оборотов!.. О-о, за это время можно многое успеть!..

В комнатах, где жил отец, почти ничего не изменилось. Только на стене висели бронзовые изделия - топоры, копья, молотки.

Поймав заинтересованный взгляд Коли, отец сказал:

- Вот и все, чего мы сумели достичь. Руда очень далеко, добывать ее трудно. Нужно найти оловянные и медные жилы. В копях будут работать по очереди. Процесс должен осваиваться последовательно…

А красногрудый какаду целыми днями восклицал:

- Привет, Акачи!.. Привет, Акачи!..

На поиски руды Николай пошел вместе с Алочи. Теперь это был мускулистый, ловкий охотник, который свободно мог в верхушках деревьев поймать птицу, в воде одними руками схватить рыбу, а на земле поразить бумерангом любого зверя. Казалось, от обезьяны он унаследовал молниеносную стремительность движений, а от человека - острую сообразительность. Если ему надоедало ходить по земле, он прокладывал себе воздушную дорожку между лиан и могучих крон, прыгая с дерева на дерево. Страх был ему неведом, о старости Алочи не имел никакого представления, ведь в колонии землян он был самым старшим. Видимо, он верил в то, что всегда будет таким же сильным и ловким, хотя уже знал, что существует смерть, став свидетелем того, как неосмотрительный охотник попал в медвежьи лапы. Для Ечуки это было трагедией, для Алочи - только наукой.

Алочи очень гордился тем, что Ечука выделял его из числа охотников и называл себя не иначе, как правой рукой отца.

Он с завистью посматривал на шлем Николая, ему, наверное, очень хотелось и на собственную голову надеть такой же прозрачный сосуд - тогда бы он стал похож на людей, которых считал своими властелинами.

Николай старался держаться с ним по-товарищески, приучая к мысли, что между ними нет существенной разницы, но этот проклятый шлем словно гипнотизировал Алочи, побуждая смотреть на Колю как на особу неземную, загадочную, наделенную высшей силой.

И Николай подумал, что они с отцом и Рагуши зря демонстрируют перед первыми землянами свое фаэтонское могущество. Но что же делать? Ни космического корабля, на котором прилетал Рагуши, ни собственного шлема не спрячешь…

Скверно и то, что земляне никогда не видели, как едят фаэтонцы. Да и не могли видеть, так как жили в другой атмосфере. Наверное, поэтому землянам казалось, что фаэтонцам есть не нужно, что они но люди, а какие-то высшие существа.

Однажды Николай заметил, что Алочи прячет в песок зажаренную на огне птичью ножку. Он спросил у Алочи, зачем он это делает. Парень ответил:

- Алочи ел, Акачи тоже хочет есть…

Смеясь, Коля попробовал объяснить Алочи, что этот лакомый кусочек съест какой-нибудь зверь, но охотник был убежден, что он честно поделился обедом с Акачи, и тот теперь тоже сыт.

По-видимому, не только Алочи, но и большинство землян считало, что фаэтонцы питаются именно таким таинственным способом. Как, оказывается, легко фаэтонцу стать среди земных людей богом!

Земля пленяла Колю своими красками, звуками, буйной растительностью. Он понимал, что любит Землю, что теперь он так же точно, как и Рагуши, полуфаэтонец, полуземлянин.

Вот они вышли с Алочи на ту самую скалу, где когда-то - десять земных оборотов назад - Коля видел, как этот земной мальчишка рассекал своим шоколадным телом прозрачную воду. Озеро отражало сочную береговую зелень, синеву небес и стаи птиц, плавно кружившихся под белоперыми облаками.

Коля вспомнил о Лоче и подумал: когда-нибудь он покажет ей волшебное озеро!.. Обязательно покажет…

Чтобы избавиться от усталости, он разбежался по ровной, разогретой солнцем скале и прыгнул в воду. Алочи со смехом и свистом прыгнул вслед за ним.

Удивительные растения были на дне озера! Вскоре он научился противостоять силе, выталкивающей его из воды, и почувствовал себя под водой почти так же, как на земле. Забыв о времени, он любовался красотой подводного мира, гонялся за рыбами, собирал растения. Забыл он на какое-то время и об Алочи. Но вот он увидел перед собой его перекошенное лицо, скривившийся рот, который конвульсивно хватал воду, выпученные, наполненные предсмертным ужасом глаза. Николай сильным движением выхватил его из воды и вытащил на берег. Опомнившись, Алочи хмуро посмотрел на Колю и, не скрывая досады, сказал:

- Почему Акачи может быть рыбой? Почему Алочи не может?

Зависть поселилась в наивной душе Алочи, и Коля заметил это.

Ежедневно они выходили на поиски руды, блуждали по горам, переплывали реки, и здесь уже Алочи оставлял далеко позади своего учителя. Как он тогда радовался, каким огнем пылали его счастливые глаза! Он прыгал в водопады, выплывал невредимым, и джунгли сотрясались от его воинственного крика.

Среди младшего поколения землян Коле нравился голубоглазый Чахо, которому минул двенадцатый оборот. Мальчик интересовался всем, в нем жила естественная любознательность, он очень быстро мог повторить все, что делал Коля. Но его чрезмерная почтительность огорчала Николая, и он никак не мог отучить Чахо сгибать перед ним колени. Как-то Чахо назвал его богом.

- Кто тебя научил так меня называть? - строго спросил Коля.

Чахо потупился, острые детские плечи сгорбились. Колин вопрос его явно напугал.

- Так тебя называют все люди на острове. Тебя и твоего отца. Алочи говорит, что вы наши боги.

И Николай решил побывать на острове.

Как-то вечером, когда Ечука-отец заснул, он надел плащ и в сумерках, никем не замеченный, приземлился среди буйной растительности, покрывающей остров. Приблизившись к шалашам, Коля залег в кустах и начал присматриваться к жизни первых хозяев материка.

Молодой охотник упрямо крутил в ладонях деревянную палочку, нижний конец которой упирался в сухое бревно. Над бревном появился сизоватый дымок. Раздувая невидимые искры, охотник разложил костер. Вскоре весь лагерь осветился кострами.

Женщины потрошили какую-то большую птицу, За спинами у них в травяных сумках спали малыши. И женщины и охотники были обнажены до пояса, на поясах висели травяные повязки…

Коле показалось, что он уже когда-то видел такую картину. А может быть, и в самом деле видел?…

Вдруг все, кто находился у шалашей, упали на землю. Они лежали, как мертвые, неподвижно, припав к стоптанной траве. Охваченные страхом, они и сами казались такой же вытоптанной травой.

Вначале Коля ничего не понял. Потом заметил фигуру Алочи, с многозначительной неторопливостью вышедшего из-за деревьев. На нем было столько блестящих погремушек, что у Коли зарябило в глазах.

На груди висела металлическая полупрозрачная колба - из такого металла фаэтонцы изготовляли посуду для лабораторий. На голове был бронзовый сосуд, начищенный до блеска. Из подобного сосуда Коля с помощью голубоглазого Чахо кормил детей. Чуть повыше колбы, на шее висело несколько ниток блестящих раковин. Между ними поблескивали какие-то пластмассовые пластинки. В левой руке высоко, будто скипетр, Алочи держал прозрачный сосуд для вина, который выбросил Рагуши.

Николай еле сдержал смех. А может быть, это какой-то маскарад? Может, Алочи развлекается сам и развлекает своих охотников?

Но то, что случилось дальше, никак не напоминало развлечение. Все лежали, прижавшись к земле, кроме одного охотника. Он был такого же крепкого сложения, как Алочи. Стоя у своего шалаша, охотник прикрывал спиной жену с ребенком. Горящий взгляд его был устремлен прямо в лицо Алочи.

Какое-то время Алочи молча переглядывался со строптивым охотником. Потом гордо, с суровой твердостью в голосе спросил:

- Почему ты не упал перед правой рукой Беловолосого бога?

- Беловолосый бог не велит падать даже перед ним самим, - спокойно ответил охотник.

- Так вот чего ты хочешь? - зло крикнул Алочи. - Ты хочешь, чтобы Беловолосый бог сделал тебя своим большим пальцем. Смерть!..

Алочи поднял бумеранг и метнул его в грудь охотнику. Охотник пошатнулся и упал у шалаша. Жена закричала, но побоялась выйти из своего убежища.

Алочи приказал отнести убитого к костру и сам разрубил его тело каменным топором. Под угрозой смерти охотники зажарили и съели своего непокорного брата. Несколько жареных кусков Алочи отнес в кусты - для Беловолосого бога.

Коля был так потрясен этим ужасным зрелищем, что не смог даже пошевельнуться. Он не знал, что ему делать. Надо было немедленно посоветоваться с отцом…

Как горевал старый Ечука! Он ругал себя за чрезмерную доверчивость к Алочи, за то, что не уберег его от страшной человеческой болезни…

Только теперь Ечука понял, какой вред принесло отсутствие помощника. Если бы ему помогал Акачи, недобрые наклонности молодого охотника были бы замечены раньше. Тогда бы дело не дошло до убийства и из отцовского любимца можно было бы воспитать прекрасного вожака первых землян. Теперь, как бы ни было больно, Алочи придется лишить жизни. И в этом виноват прежде всего он - Ечука. А может быть, виновата старость, которая лишила его энергии. Ведь когда-то его хватало на все…

Впервые за свою долгую жизнь отцу пришлось принять такое жестокое решение. Но жестокость диктовалась необходимостью - преступление должно было быть наказано.

Долго они обсуждали, как осуществить казнь. Ечука сказал:

- Незрелому разуму нужна какая-нибудь обрядовая традиция. Обряды и предания передаются в течение тысячи оборотов.

Ечука давно заметил, что его воспитанники обожествляют кровь. Очевидно, они уже поняли, что именно эта красная жидкость содержит в себе тайну жизни. К тому же охотникам, привыкшим убивать животных, понять это было нетрудно. Поэтому каждая капля собственной крови порождала в них почти мистический трепет. Нет, это был не страх, это было что-то похожее на религиозный экстаз.

Отец решил, ч го новая обрядовая традиция должна быть как-то связана с собственной кровью. Пока мозг еще созреет для понимания добра и зла, от беды должен защищать жестокий обряд.

Ечука ничего лучшего придумать не мог. Чтобы не проливалась кровь - нужна клятва на крови! И для этого он не пожалеет собственной крови…

Прилетев на остров, Ечука своей старческой рукой метнул бумеранг прямо в грудь Алочи. Николай впервые видел, как отец пользуется этим оружием. А может быть, это сила гнева так укрепила его мышцы? Алочи тотчас же упал, истекая кровью…

Потом отец острым концом бумеранга сделал глубокие разрезы на своей груди. То же повторили за ним и все остальные охотники. Настоящие раны, которые они причинили себе, должны будут оставить заметные рубцы. Вслед за отцом охотники повторили клятву:

- Клянусь красными рубцами на груди, что рука моя никогда не поднимется на брата. Если я нарушу эту клятву, пусть братья не оставят в моем теле ни единой капли крови…

И когда-нибудь другой Ечука, другой Акачи точно так же будут резать в кровь свою грудь, повторяя почти ту же самую клятву - клятву Беловолосого бога…