У меня сложные отношения с живописью. Нет, я ее ценю. Даже очень. Но вот сказать, что она на меня как-то особенно действует, – не могу. Больше всего на меня действует сам акт посещения музея. Я всегда ставлю себе большую галочку – мол, молодец, побывала. Но выхожу из музея не то что не наполненной, а наоборот, очень уставшей. Это очень тяжело – по музею ходить. А главное, что больше всего меня расстраивает – ничего не могу вспомнить потом. Картины две максимум помню. И все! Так обидно – что ходила, что нет. Вот спросите меня: что тебе запомнилось в музее Метрополитен, к примеру. А я не помню. Помню только женщину в длинном платье с красными ушами. Ужас как стыдно. Но факт есть факт. «В Эрмитаже что висит?» – спросите вы меня. А я помню только Данаю, и то потому, что над ней страшно надругались, реставрировали долго. И Блудного сына помню. Вот пришла в Эрмитаж спустя много лет разлуки с ним – стыдно стало. Каждый год по несколько раз в Питере – а ноги не идут туда. А тут пришла и давай Блудного сына искать, как старого знакомого. Нашла – обрадовалась как родному. Постояла у него, верней, у них – там же папа с сыном. Ну и еще какие-то люди – их я плохо помню. И дальше смотреть даже ничего не стала.
Но вы не думайте, что я совсем уж темная. Я Ван Гога, к примеру, очень люблю. Его картины помню. Потому что люблю.
Но синдрома Стендаля у меня точно нет. Это когда чувств лишаешься от силы впечатления. Нет, это мне не грозит.
И еще я люблю Джоконду.
Нууу, скажете вы, подумаешь – чем удивить захотела. А я и не хочу удивлять. Просто говорю что есть. Она на меня действует. Как и на очень-очень многих.
Первый раз я увидела ее в Москве. Помню, что ничего не помню. Своих ощущений то есть. Помню огромную длинную очередь, в которой мы стояли с мамой. Помню, что шел дождь. Но я была еще маленькой, наверно. Поэтому встреча была формальной.
Потом, тогда, в восемьдесят третьем, попав в Париж, мы компанией пошли в Лувр. Как назло, мы были с хорошего бодуна. Нам хотелось пива, а не в Лувр. Но идти было обязательно: мы друг другу дали слово накануне. И никто не осмелился сказать: «Может, все-таки лучше немножечко пивка?» Конечно, это предложение все бы с радостью поддержали, и в Лувр никто бы не пошел в результате. Это все понимали – поэтому никто и не говорил. Другой возможности попасть туда у нас уже не было. Надо было возвращаться в Москву. Мы и так оттягивали эту встречу с прекрасным до последнего.
Придя в Лувр, мы поняли, что чувствуем себя хуже, чем нам казалось прежде. Сил ходить не было никаких. Хотелось пива.
Но в Лувре работают умные люди. Видимо, зная, что иногда попадаются истинные ценители живописи – как мы, например – они везде повесили указатели к основным шедеврам – Венере и Джоконде. Там еще Ника есть, но ее пройти невозможно – она на лестнице прямо стоит, красавица.
И вот мы, совершенно безвольные и несчастные, бессмысленно побродив по залам и поняв, что ничего не понимаем и с трудом даже фокусируем взгляд, молча и не сговариваясь показали друг другу указатель – «Джоконда». Жест был синхронным, что очень нас развеселило. Мы перестали делать друг перед другом вид, что ни за что не уйдем из музея до его закрытия.
Главная цель была наконец обозначена.
– Ну! К Джоконде, и пивка! – сказал самый честный из нас, и мы весело пошли искать Джоконду.
Надо сказать, что сейчас, вспоминая эту встречу, я понимаю, что и второй раз контакта не получилось. Потому что больше запомнилось то, как мы бежали из музея, долго искали, где бы купить пива, и никак не могли найти. Почему-то оказались у Сорбонны, где ничего не продавалось. И все.
Прошло много лет. Я снова вернулась в Париж. И третья встреча все-таки состоялась.
Поскольку я была уже остепенившейся женщиной, а главное – путешествовала с мужем, страстным любителем музеев, Лувр был охвачен по расширенной программе. И когда я, совсем уже никакая (я уже говорила, что очень устаю в музеях), наконец увидела ЕЕ, тогда впервые, в сущности, и увидела.
Я стояла среди толпы, и толпа мне не мешала. Я поняла, что она есть – эта тайна, о которой столько лет говорят и пишут. И я не могла от нее оторваться. Я хотела смотреть и смотреть. Та сила, которая исходила от нее, была какой-то неземной. Это была сила мудрости и покоя.
И смотрела ОНА на меня как-то очень по-доброму. И улыбка была спокойной и мудрой. ОНА как бы говорила мне: «Не суетись. Подумай о вечном».
Потом я все-таки отошла и посмотрела вокруг. Там висят же шедевры – не абы что. Но мне стало их жаль. Они обречены быть невидимками рядом с НЕЙ.
И в этот момент я поняла, что не такая я уж и дура, что ушла из Эрмитажа после встречи со своей любимой картиной. Это же важная встреча. А не кивок головы – привет и до свидания.
И вот сейчас, спустя еще много лет, я опять приехала в Париж.
Я ждала этой встречи. Я хотела снова ощутить эту силу, исходящую от НЕЕ. Ну и опять нашлись дела поважнее. Магазины, естественно! А что же еще! Чесала по ним, покупала что-то. Все как-то без особого вдохновения происходило. Мне на это вдохновение просто необходимо – без него ничего путного не купишь.
А тут – не пошло, и все тут. Накупила всякого хламу ненужного.
И, пошарившись три дня, я все-таки решила пойти в Лувр.
Там, уже ни на что не размениваясь, я четко пошла по указателям. Меня больше ничего не интересовало. Поздоровавшись с красавицей Никой, прямо наверх.
И вот я с волнением вхожу в зал. Я ЕЕ вижу. Я волнуюсь. Стоит толпа, как обычно – близко сразу не подойдешь. И еще все фотографируют бесконечно. Пролезла через какое-то время все-таки. Стою смотрю. И ОНА на меня смотрит. Но как-то по-другому совсем. Не как в тот, предыдущий раз. Совсем по-другому. Как-то равнодушно смотрит. И ничего не говорит. Ну совсем ничего. И даже не улыбка, а ухмылка какая-то вроде. Будто ОНА меня презирает.
Я расстроилась, если честно. Я же так ждала этой встречи! Встретила, называется! Никакой радости.
Тогда я стала рассматривать детали картины, что я обычно не очень часто делаю. Пейзаж сзади, платье, вуаль. Еще пыталась с НЕЙ наладить связь, но бесполезно. Не получилось. Не вышло, как в прошлый раз.
Я подумала: ну что же, сегодня так. Может, у меня какие-то там каналы духовные перекрыты от магазинов этих бесконечных. И ушла не попрощавшись.
И в магазины не хотелось.
Я села в кафе, пила кофе, курила и думала: а что же делать-то теперь? Если не в магазины, то куда? Ну схожу я еще в д’Орсе, ну еще куда-то. А без магазинов-то как? Я же ничего путного еще не купила. Ну совсем. А все уже прочесала практически. А что же делать? Что?
И тут меня осенило. Я не хотела туда ехать сначала. Далеко – одну остановку не доезжая до Диснейленда. Огромный аутлет. Я слышала много о нем, все друзья туда ездили, но очень далеко.
Нет! Надо ехать! А что делать?
И на следующий день я туда рванула. Ну, раз с искусством не срослось, может, хоть там какая-то радость встретится.
Оказалось – это совсем недалеко. Минут сорок. Но, правда, идти еще надо минут пятнадцать, наверно. Вхожу – мне сразу там понравилось! Мое место! Такие симпатичные домики – и все магазины! Прелесть.
И нашло вдохновение. Я уже его знаю, как оно выглядит, это вдохновение. Пульс учащается, настроение резко повышается, и главный признак – волнение. Как на охоте. Хоть я на ней отродясь и не была. Но так думаю. Адреналин, одним словом.
Я, чтобы себя успокоить немного, села в кафе. Кофе-сигареты. А как же. Крупное дело предстоит – это я уже поняла.
И пошла, не торопясь, в разведку. Оказалось – в бой. Сколько же там было прекрасного! В каждом магазине! Что же делать? Часа два ушло на выбор целей. Это же самое трудное – выбор! Хуже нет ничего. Нет, ну в принципе есть, конечно, что-то и хуже. Это когда выбирать не из чего. Но тут был противоположный случай.
Я снова села в кафе. Кофе-сигареты.
«Cogito, ergo sum» – почему то в голове вертится. Что это? Фирма, что ли, такая? Здесь вроде ее нет. Что же это? Почему вертится? Откуда?
Вспомнила!
«Мыслю, следовательно, существую».
Я мыслю! Мыслю! Мозги работают в усиленном режиме! Нормально! Без паники! Встала и пошла, ничего не решив. Мозг сам свою работу сделает. Как пойдет!
Снова в обход.
И тут открылись каналы какие-то. Все само пошло в руки.
Вижу кожаные штаны. Последний раз я носила кожаные штаны двадцать лет назад. Но почему-то иду и меряю. И они сидят идеально. И я их покупаю почему-то. Даром почти.
Иду дальше. Дубленка. Обалденная. Черная. Опять даром. Ну не даром, конечно, но для такой – даром. Берем и уходим.
Платье. Мое! Темно-зеленое! Чудо! Три рубля, как не взять!
Шарф – переход цвета какой-то немыслимый от сине-голубого в терракот. Не обсуждается!
По подаркам дальше рванула. Ну и себе еще чуть-чуть.
Дальше у меня кончились деньги на карточке. Хорошо, что наличные не взяла.
Наверно, все-таки не совсем даром оказалось. Но вещи-то какие! Это же вещи так вещи.
И усталая, но довольная, я поехала в Париж.
Как же мне было хорошо! В поезде, возвращавшемся из Диснейленда, ехала веселая компания молодых людей, и они подарили мне огромные уши Микки Мауса. И вот я – cogito, ergo sum – типичный мыслитель, только увешанный пакетами и в ушах мыши, ехала с удачной охоты.
Что вы думаете я сделала на следующий день?
А я пошла в Лувр. Не могла я уехать не попрощавшись. Плохо встретились – осадок какой-то был.
И когда я ЕЕ увидела, я чуть не заплакала. Как же ОНА на меня смотрела! Как нежно! Как на близкого какого-то, очень родного ЕЙ человека. Я уж подумала, не синдром ли Стендаля у меня. Но мне же не было плохо! Мне было хорошо. Значит, все нормально. Просто есть контакт. Я долго не могла уйти. Я ЕЙ была так благодарна за такой прием. Но все-таки когда-то надо прощаться.
– Увидимся еще, Бог даст, – сказала я ЕЙ мысленно.
А ОНА все смотрит и смотрит, как будто что-то хочет мне втолковать. А я не понимаю, что! Не понимаю!
Так и ушла с чувством какой-то недосказанности.
Ну что с ними, с шедеврами, делать? Они такие. Как хочешь – так и понимай.
И когда я проходила мимо красавицы Ники, глядя на ее прекрасные крылья, я вспомнила почему-то мои вчерашние уши мышки. И я представила себе, как бы смотрелась Ника с моими пакетами и ушами, если бы у нее были руки и голова. Мне стало очень весело от этой мысли.
И тут меня осенило!
Красавица Ника мне сказала, о чем молчала Джоконда. Какая же я дура! Как я сразу-то не поняла! И я снова рванула к НЕЙ.
И я не ошиблась. Все правильно.
Брюки рыжие – точно цвет ее рукавов.
Дубленка черная – вуаль.
ПЛАТЬЕ, КАК У НЕЕ. Тот же цвет абсолютно.
Ну и довершение – платок. Цвета пейзажа.
– Ну, поняла наконец, – как будто говорила ОНА.
– Ты, конечно, – не я, даже и не думай.
Но молодец, все правильно купила.
Будешь в наших краях – заходи.