1

Итак, империалистические противоречия на Дальнем Востоке США, Англии, Франции, Германии, Японии и России подошли к военной развязке.

Экономически отсталый, раздробленный Китай, а тем более Корея не могли противостоять колониальным поработителям, решавшим судьбы народов далекой Азии. Конец XIX и начало XX столетий характеризовались завершением борьбы за раздел мира и началом войн за передел уже занятых земель и районов между империалистическими государствами. Так, Япония начала в 1894 году оккупацию части Кореи под предлогом того, что Китай ввел туда свои войска для подавления восстания по просьбе корейского императора, являвшегося вассалом китайского богдыхана. Но аппетиты воинствующих самураев этим не удовлетворились: 25 июня 1894 года без объявления войны развернулись военные действия против Китая.

«Таким образом, японской дипломатии принадлежит «честь» введения в международную практику нового обычая, начинать войну без ее объявления».

Не встречая никаких препятствий в водах дальневосточного бассейна и совсем слабое сопротивление отсталых и слабо организованных китайских сухопутных сил, японцы успешно продвигались в глубь Китая.

Вскоре они подошли к главной цели — крепости Порт-Артур, обложив ее плотным кольцом своих войск. В Порт-Артуре была сосредоточена крупная китайская армия. Штурм продолжался недолго. Японцы овладели крепостью с суши почти без поддержки флота, потеряв всего около 400 человек убитыми и ранеными. С китайской стороны потери превышали 4000 человек, не считая потерь среди гражданского населения.

Японская военщина проявила при этом невиданное варварство. Портартурский гарнизон, сдавшийся на милость победителей, подвергся почти поголовному уничтожению. Не было пощады также женщинам и детям.

Успех Японии крайне встревожил империалистов России, Франции и Германии, поскольку от них ускользала лакомая добыча. Эти государства, имея внушительные военно-морские силы на Дальнем Востоке, предложили японскому правительству прекратить военные действия и возвратить Китаю Ляодунский полуостров. Японии пришлось согласиться.

Вслед за этим началась острая дипломатическая борьба за передел Китая. Царское правительство опередило другие страны в захвате дальневосточных территорий и на условиях аренды, навязанной китайскому правительству, оккупировало Квантунский полуостров, в том числе Порт-Артур, скрепив это в 1898 году особым договором с Китаем. Так Россия получила второй после Владивостока незамерзающий тихоокеанский порт.

Мартовским утром 1898 года военные корабли русской эскадры отдали якоря у берегов Порт-Артура. С кораблей высадился усиленный десант, занявший укрепления.

Помнившее японскую резню гражданское население Порт-Артура почти полностью покинуло город. Лишь спустя несколько дней, убедившись, что русские солдаты не собираются творить злодеяний, китайцы стали возвращаться.

Россия принялась за укрепление Квантунского полуострова, избрав Порт-Артур в качестве главного опорного пункта и военно-морской базы Тихоокеанской эскадры на северном побережье Желтого моря.

От России не отставали и другие империалистические государства. Германия заняла провинцию Кио-Чау с городом Циндао на южном побережье Шандуня, Франция — порт Юнань, Англия захватила бухту Вей-Хай-Вей на северном побережье Шандуня и обширный бассейн реки Янцзы.

США не могли активизировать свою политику на Дальнем Востоке, так как вели войну с Испанией и не имели достаточных военно-морских сил в Тихом океане.

Как и следовало ожидать, в колониальном ограблении Китая империалисты не действовали согласованно. Особое недовольство проявляла Япония, вынужденная довольствоваться ролью обиженного наблюдателя. В экономическом отношении она еще не могла состязаться с великими державами, не располагала материальными и людскими ресурсами, способными выдержать длительное военное напряжение.

Однако пришедшие вскоре к власти представители японской военщины не желали оставаться пассивными в дележе китайского «пирога». Япония предпринимает ряд дипломатических шагов и находит союзника в лице Англии, которая, стремясь ослабить растущую роль России на Дальнем Востоке, начинает помогать японским империалистам.

Создаются две коалиции: Россия, Германия, Франция — с одной стороны, Англия, США — с другой. Обе стороны, исходя из своих интересов, стараются столкнуть Россию с Японией.

30 января 1902 г. Япония заключила с Англией выгодный договор. Она также получила финансовую помощь от США.

Что касается России, то ее активно поддерживала Германия, желая ослабить русские западные границы в Европе. Франция тоже рассчитывала получить выгоды от русско-японской войны, главным образом, за счет финансирования ослабленной войной России, но в то же время не хотела усиления Германии на востоке, поэтому занимала в дальневосточных делах двойственную позицию. Когда вспыхнула русско-японская война, ни Германия, ни Франция не оказали России никакой существенной помощи.

Учитывая, что в предстоящей войне решающее значение будет принадлежать флоту (обеспечение десантов, перевозок из Японии в Китай и Корею), Англия прежде всего помогла Японии в реорганизации ее флота.

За небольшой промежуток времени он был обновлен по образцу английского. На английских верфях была заказана целая серия кораблей. Благодаря этому Япония вскоре же получила самый современный в техническом отношении флот, особенно по скорости хода и артиллерийскому вооружению. Англия уделила большое внимание и боевой подготовке личного состава японского флота. Существенные изменения претерпела также сухопутная японская армия.

Япония готовилась к войне с Россией, опасаясь роста ее военно-экономических возможностей на Дальнем Востоке.

Царская Россия, упоенная успехами на Дальнем Востоке, несмотря на слабость и неорганизованность своих вооруженных сил, стремилась к войне, предвкушая поражение Японии.

Таким образом, «не русский народ, а русское самодержавие начало эту колониальную войну… Не русский народ, а самодержавие пришло к позорному поражению», — писал В. И. Ленин.

 

2

В конце июня 1900 года Руднев был назначен старшим помощником командира порта Порт-Артур. Эта крепость служила базой для первой Тихоокеанской эскадры, составлявшей основные военно-морские силы России на Дальнем Востоке.

Назначение не пришлось Рудневу по душе. Его никак не привлекали прокуренные штабные канцелярии, а, главное, непосредственное общение с высоким начальством. Для успеха по службе в те времена надо было уметь заискивать, угодливо улыбаться, а этого Руднев не терпел.

«Не рискуя впасть в преувеличение, нужно рассчитывать на худшее», — думал Руднев, лежа на вагонной полке в поезде, равномерно стучавшем колесами по стыкам Сибирской железной дороги.

Жаркие июльские дни тянулись в вынужденном бездействии, только богатая природа, которой Руднев любовался через открытое окно вагона, вносила некоторое оживление в монотонную обстановку путешествия, длившегося в те времена несколько недель.

Позади Харбин, Мукден, Ляоян. Поезд подходил к станции Кинджоу. Отсюда одноколейная ветка вела к Порт-Артуру, расположенному на полуострове Квантун.

Сочная июльская зелень сибирских лесов и полей сменилась голыми желто-серыми холмами и горами, лишь кое-где покрытыми карликовым кустарником. Замелькали за окном убогие фанзы китайских деревень. Облака густой пыли стояли в воздухе. Пассажиры изнывали от тропической жары. Но вот перед их взорами предстала гряда скалистых, совершенно голых, раскаленных зноем гор. За ними лежал неведомый Порт-Артур.

 

3

Среди многочисленных бухт и заливов Квантунского полуострова Порт-Артур не отличался особыми преимуществами для стоянки судов. Наоборот, его мелководные западный и восточный бассейны, особенно во время отливов, не были пригодны для крупнотоннажных кораблей. Требовались серьезные дноуглубительные работы.

Просторный и глубокий внешний рейд, соединенный узким проходом с обоими внутренними бассейнами, не улучшал стоянки судов, так как был открыт восточным и южным ветрам. Кроме того, пройти через узкую горловину с внешнего рейда на внутренний и обратно большие корабли могли лишь, используя приливы и отливы.

Подступы к Порт-Артуру с суши представляли собой сильно пересеченную гористую местность, переходящую местами в скалистые горы, выгодные в оборонительном отношении. С моря город и порт прикрывались гористым побережьем с горами Крестовой, Золотой, Электрическим утесом и др. Они давали возможность организовать серьезную береговую оборону.

Расположение Порт-Артура южнее ледяной границы замерзающего побережья Корейского залива создавало благоприятные условия для маневрирования флота в зимнее время. Тонкая ледяная корка, покрывавшая зимой внутренний рейд, не препятствовала движению судов.

Порт-Артур являлся единственным прибрежным городом Квантунского полуострова, имевшим судоремонтные мастерские, сухой док, подъемно-транспортное и вспомогательное оборудование. Однако вся эта техника, созданная еще китайцами, к приходу русских уже не удовлетворяла потребностей флота и требовала капитальной реконструкции. Сухой док мог принимать лишь суда малого водоизмещения и нуждался в расширении. Судоремонтные мастерские не имели достаточно совершенного оборудования и подъемных устройств. К тому же все было основательно разграблено и разрушено во время войны Японии с Китаем.

Таким образом, для превращения Порт-Артура в современную крепость и морскую базу надо было провести реконструкцию завода, причалов, казарм, складов, углубить внутренний рейд, построить оборонительную линию вокруг города и береговых батарей.

Но каковы бы ни были сухопутные укрепления, Порт-Артур очень нуждался в надежном прикрытии силами флота восьмиверстной линии внешнего рейда. Флот же, в свою очередь, не мог развить в полной мере боевую деятельность, не имея хорошо оборудованной военно-морской базы, обеспечивающей нормальную якорную стоянку, ремонт кораблей, хранение боезапасов и продовольствия.

Только немногие наиболее дальновидные военные и морские деятели России правильно оценивали обстановку. Они считали, что для укрепления Квантунской области в стратегическом отношении необходимо создать для флота достаточно сильный опорный пункт, которым и должен стать Порт-Артур.

Однако практическое осуществление планов реконструкции тонуло в бюрократической тине петербургских канцелярий. Именно здесь создавались главные препятствия к ассигнованию денежных средств и лучшему снабжению. Достаточно сказать, что за все годы до начала русско-японской войны была отпущена только треть денежных средств, предусмотренных проектом.

Вот почему как Порт-Артур, так и флот оказались совершенно не подготовленными к войне с вооруженными силами империалистической Японии.

 

4

Высшим представителем царской власти на Дальнем Востоке в то время являлся наместник, генерал-адъютант Е. И. Алексеев, возглавлявший и гражданскую администрацию, и все вооруженные силы края.

Идя доложить Алексееву о своем прибытии, Руднев думал о том, как могло правительство вверить столь высокие полномочия такому ограниченному, тупому, бездарному человеку. Еще лейтенантом Руднев хорошо знал капитана 1-го ранга Алексеева — командира крейсера «Африка», а затем крейсера «Адмирал Корнилов», так как служил под его начальством на этих кораблях.

Пожалуй, единственным «талантом» Алексеева было его умение рассказывать неприличные анекдоты. Но дворцовые связи сделали свое дело, и карьерист Алексеев стал царским наместником.

Сколько солдатской крови стоило впоследствии это назначение!

Алексеев занимал лучшее здание в районе старого города с единственным во всем городе сквером, доступ в который преграждался многочисленной личной охраной.

Наместник принял Руднева с показным благодушием, сквозь которое сквозила надменность. Краткая беседа ничего делового не содержала. Алексеев направил Руднева к прямому начальнику последнего — вице-адмиралу Старку, командиру порта. Болезненный сухопарый Старк долго беседовал с Рудневым, объясняя положение дел в порту и крепости, медленно жестикулируя худыми руками. Кстати, медлительность и нерешительность Старка, ставшего во время войны командующим Тихоокеанской эскадрой, явились одной из причин ее гибели в 1904 году.

Алексеев и Старк с первых же дней войны обрекли эскадру на полное бездействие, укрыв ее на мелководном внутреннем рейде Порт-Артура под прикрытием береговых батарей. Японцы все время стремились запереть эскадру, пытаясь потопить у входа старые коммерческие суда-брандеры. Для отражения этих попыток русское командование высылало в море мелкие соединения кораблей, что как нельзя лучше соответствовало стремлению командующего японской эскадрой адмирала Того уничтожить русский флот по частям.

Активные действия портартурской эскадры начались лишь в феврале 1904 года, после прибытия адмирала Макарова, сменившего неспособного Старка. Невзирая на то, что к этому времени флот уже понес в пассивной обороне большие потери, нашим силам под командованием Макарова удалось нанести противнику ряд серьезных ударов. Но, к сожалению, деятельность Макарова продолжалась лишь около двух месяцев: он погиб на броненосце «Петропавловск».

 

5

Руднев поселился в старом городе, близ порта, в доме, принадлежавшем раньше какому-то китайскому мандарину. Дом, разукрашенный драконами и прочими страшилищами древней китайской мифологии, напоминал дворец. Находившийся во дворе цветник доставлял некоторый отдых от тропической жары, тем более, что в городе и в окрестностях почти никакой растительности не существовало.

В числе нерешенных проблем, с которыми столкнулся Руднев, была проблема питьевой воды, отличавшейся крайне низким качеством и опасной из-за частых холерных эпидемий на Ляодунском полуострове. Ассигнования на строительство порта и города прежде всего направлялись на благоустройство и украшение домов начальства, а вопрос о водоснабжении откладывался.

Офицеры и сотрудники штаба командования порта приняли нового начальника, капитана 2-го ранга Руднева формально предупредительно, удивляясь при этом его малому чину для такой должности.

Отсутствие семьи, оставшейся в Петербурге, освобождало Руднева от целого ряда дел и забот, и он почти все время находился в порту. Что касается бытовых и климатических условий Порт-Артура, то пришлось привыкать к некоторым его особенностям. Не стоило больших усилий привыкнуть к китайским национальным блюдам, но вот пользоваться услугами рикшей, ездить на людях, — с этим Руднев не мог согласиться. Он считал это издевательством над человеком, не имеющим возможности заработать на пропитание другим занятием. Между тем, по ночам на улицах нередко происходили «скачки» на рикшах пьяных офицеров.

Для Порт-Артура были характерны резкие перемены погоды. Знойное, почти тропическое лето сменялось периодом непрерывных дождей. Воздух становился настолько влажным, что кожаные перчатки, оставленные на столе, за ночь покрывались зеленым налетом плесени. Зима с морозами и сильными ветрами обычно была бесснежной. Летом на море свирепствовали тайфуны, представлявшие опасность даже для крупных кораблей.

 

6

Глубоко изучив стратегическое значение Порт-Артура и Владивостока, как опорных пунктов военно-морских сил России на Дальнем Востоке, Руднев определил и свои служебные задачи. Печальные выводы сделал он, анализируя готовность порта и базы к боевым операциям. Но время еще позволяло улучшить положение, следовало лишь как можно быстрее завершить строительство основных объектов порта и возвести береговые дальнобойные батареи для прикрытия внешнего рейда.

Пользуясь разрешением Старка действовать самостоятельно, Руднев обращается со своими планами в постоянную комиссию по строительству и реконструкции крепости. И здесь возникают разногласия по ряду вопросов, касающихся наиболее важных объектов. С мнением Руднева не соглашаются. Дело доходит до курьезов. Например, по планам комиссии в первую очередь намечено строительство двух новых сухих доков, а затем расширение существующего, но приступить к строительству нельзя из-за недостатка средств, старый же док предположено реконструировать лишь во вторую очередь, хотя средств для этого достаточно. Но такую задачу бюрократы из комиссии решить не могут потому, что план уже «высочайше» утвержден царем.

Было немало таких нерешенных дел, по которым Рудневу приходилось бороться с бюрократизмом начальства, в том числе со своим прямым начальником Старком. Руднев не успокаивался и по особо важным вопросам обращался непосредственно к наместнику, у которого, благодаря своей настойчивости, иногда получал поддержку. Больше того, в первое время кипучая деятельность Руднева даже понравилась Алексееву, и в декабре 1900 года Руднев зачисляется постоянным членом комиссии по строительству Порт-Артура в порядке совместительства с основной должностью.

Это назначение вселяло надежду, что может быть удастся изменить ход строительства порта. Несмотря на весьма скудные ассигнования, Руднев верил в свою энергию, в поддержку близких товарищей.

Не поколебала его и одна из бесед со Старком. Закончив как-то прием Руднева, Старк, будучи в благодушном настроении, сказал:

— А не кажется ли вам, Всеволод Федорович, что ваше усердие в Петербурге, да и здесь может быть расценено как чрезмерное, а следовательно, несколько неуместное?

И, ехидно усмехнувшись, добавил:

— Да и памятники у нас принято ставить только после смерти.

Намек был ясен. Руднев ответил:

— Ваше превосходительство, говорят, что червь, когда по земле ползет, и тот след оставляет. Я никогда не задумывался о посмертной славе, но если бы знал, что оставлю после себя хоть какой-то след в истории флота России, которому служу по совести и чести, то считал бы себя счастливым.

Старк промямлил:

— Ну, желаю вам успеха, дорогой мой, но все же рекомендую не слишком проявлять служебное рвение. Зачем доставлять лишние хлопоты и себе, и другим?..

На этом разговор закончился. Он снова пробудил у Руднева тяжелые мысли.

Но раздумывать было некогда. Слишком много работы! За что ни возьмись — везде недостатки, прорехи, разгильдяйство.

Внимание Руднева привлекает состояние снабжения. Дело в том, что не только Порт-Артур, но и вся русская армия, расположенная на Дальнем Востоке, снабжались исключительно за счет центральной России, причем, все доставлялось в основном морским путем, через Владивосток. Случись война — и морские коммуникации будут немедленно перерезаны японским флотом, а с помощью Сибирской железной дороги, имеющей одну колею, даже при максимальной ее загрузке обеспечить потребности армии и флота невозможно. Вызывало большие опасения и то, что снабжение портартурского гарнизона, флота и населения продовольствием было полностью доверено подрядчику, крупнейшему китайскому купцу Тифонтаю, довольно темной личности. Интендантское начальство прекрасно видело, что, например, овощи Тифонтай привозит не из России, а добывает где-то на месте, но где именно? И как обойтись без услуг Тифонтая в случае необходимости? Этими вопросами никто не интересовался.

Поставщиком оборудования и угля для эскадры являлся некий Гинзбург, составивший огромное состояние на этом деле. Когда однажды Руднев начал доказывать Гинзбургу, что он чуть ли не вдвое повышает цену на уголь, этот стяжатель, нагло улыбаясь, показал на украшавшие его грудь царские ордена. При этом он наклонился к Рудневу и полушепотом произнес:

— Вы должны понимать, господин Руднев, что прибыли мне приходится делить кое с кем там, наверху…

И он многозначительно ткнул пальцем в потолок.

Наглость прожженного дельца вывела Руднева из терпения и он доложил о разговоре с Гинзбургом наместнику. Алексеев наставительно сказал:

— Советую вам успокоиться и в дела Гинзбурга не вмешиваться, ибо это может принести большие неприятности и вам и мне.

И добавил шепотом:

— По секрету сообщаю, Гинзбургу покровительствует сам великий князь Кирилл Владимирович…

Заложив по привычке руки за спину, Руднев долго ходил по кабинету, припоминая разговор с Алексеевым. Мелькнула догадка: а не является ли сам наместник соучастником махинаций Гинзбурга?

Что касается «его императорского высочества» Кирилла Владимировича Романова, то становилось понятным, на какие деньги бесшабашно кутил он в Петербурге. А недавно этот прожигатель жизни прибыл в Порт-Артур, напялив на себя мундир капитана второго ранга гвардейского экипажа, расточая зуботычины и нагоняя страх на матросов.

Во время войны этот сатрап состоял при штабе С. О. Макарова. При взрыве «Петропавловска» великий князь каким-то чудом уцелел. Тогда говорили, что он спасся только потому, что воспитывался в «Аквариуме». Так назывался кафешантан — злачное место великосветского Петербурга.

Матросы горько оплакивали дорогого Степана Осиповича, а про «Кирюшку», как называли они великого князя, говорили: «Золото идет на дно, а г… всплывает!»

Изрядно понервничав, Руднев принял решение, одобренное Старком и Алексеевым: всемерно накапливать долгосрочные запасы продовольствия, топлива, артиллерийских снарядов и прочего вооружения для флота, с помощью которых можно на длительное время сохранить боеспособность эскадры во время войны.

Но и здесь тупик: где хранить все это? На получаемые средства строили дома для начальства, административные здания, «благоустраивали» сквер перед дворцом наместника, а сооружение складов откладывалось. И снова началась острая борьба Руднева в комиссии по строительству, причем ему удалось кое-чего добиться. Был перестроен и расширен старый сухой док, почти полностью закончено строительство береговых дальнобойных батарей, возведено несколько складских помещений, продвинулись вперед дноуглубительные работы на внутреннем рейде, порт был полностью электрифицирован.

 

7

Весной 1901 года в Порт-Артур приехала семья Руднева.

Невзирая на трудности жизни: дороговизну продовольствия, опасность в связи с частыми холерными заболеваниями, Руднев предпочел перевезти семью в Порт-Артур.

С ее прибытием личная жизнь Руднева стала радостнее. Ведь с ним были дети и жена — близкий друг, с которым легче переносятся неудачи и горести. Приезд семьи избавлял его также от надоевшего ресторана Тифонтая.

Большая часть офицеров флота и гарнизона жила без семей и очень скучала. Поэтому дом Рудневых вскоре стал местом, куда охотно заходили «на огонек», встречая неизменные радушие и гостеприимство. Не проходило почти ни одного вечера, чтобы в доме не присутствовал кто-нибудь посторонний.

Особое место в деятельности Руднева занимали военная разведка и контрразведка, которые были преступно запущены. Разведывательные отделы штаба наместника и эскадры бездействовали, в гарнизоне царили беспечность и благодушие. Но и здесь Руднев встретил пассивность и даже сопротивление со стороны начальства.

Ночные оргии в ресторанах, азартная карточная игра составляли характерную особенность времяпрепровождения офицеров гарнизона крепости и флота, а это являлось благодатной почвой для деятельности иностранных разведок. Непрерывно наблюдая и тщательно анализируя быстро меняющиеся политические и военные события, Руднев вскоре стал прекрасно разбираться в положении на Дальнем Востоке. Немало помогал ему в этом русский военно-морской атташе в Японии, часто посещавший Порт-Артур.

Среди офицерских семей существовал обычай выезжать в Японию «на дачу», где климат был лучше. Отъезд начинался в период осенних дождей и сильных ветров. К тому же стоимость жизни в Японии была значительно дешевле.

Руднев тоже возил свою семью в Японию, используя поездки для встреч с атташе и личных наблюдений.

В одну из таких поездок (это было за два года до войны) он обратил внимание на встречавшиеся в море японские военные корабли. Все они были уже перекрашены в боевой серый цвет. В то же время русская эскадра блистала ослепительно белой окраской. Возвратившись в Порт-Артур, Руднев сообщил об этом Алексееву, но тот не придал тревожному факту никакого значения.

Следует сказать, что японская разведка, действовавшая против России, не отличалась особым искусством, работала довольно грубо, по шаблону. Но зато весь Дальний Восток был буквально наводнен японскими разведчиками. Пользуясь попустительством русского командования, они действовали почти открыто и добивались немалых успехов.

Достаточно сказать, что при строительстве оборонительных линий в окрестностях крепости японские разведчики чуть ли не на глазах у всех производили топографические съемки, фотографирование и никто не обращал на это внимания. Японские офицеры жили в Порт-Артуре под видом китайцев-прачек, парикмахеров, различных рабочих.

Руднев установил строгий контроль за работающими в порту, что вполне себя оправдало, хотя Старк называл это «манией преследования». Вскоре удалось раскрыть и ликвидировать группу японских шпионов, собиравших агентурные сведения. Только после этого Алексеев, да и то неохотно, дал согласие на увольнение из порта «китайских» рабочих, под видом которых действовали японцы.

Руднев несколько раз докладывал и о подозрительной деятельности некоторых сотрудников торговой конторы английской фирмы Кунст и Альбертс, делавшей поставки для Порт-Артура, но наместник не считал нужным удалить ее с территории крепости.

Во дворце Алексеева считался своим человеком некий англичанин Ньюман. Прекрасно владея русским и японским языками, а еще больше способностью пускать собеседнику пыль в глаза, Ньюман считался «очаровательным человеком». Он был душой балов и всякого рода увеселительных вечеров, которые часто устраивались во дворце наместника.

Руднев обратил внимание на то, что Ньюман проявляет особую симпатию к офицерам, особенно к командирам кораблей и частей гарнизона. Вскоре Рудневу стало известно, что Ньюман — полковник английской службы и деятельный агент английской разведки «Интеллидженс сервис».

К Рудневу Ньюман относился настороженно, видимо, догадываясь, что тот разгадал характер его деятельности. Началась скрытая борьба между разведчиком-профессионалом и простым русским офицером. При встречах Руднев любезно молчит и наблюдает, как Ньюман терзается желанием попасть к нему в дом, где бывают весьма интересные для него офицеры. Наконец, англичанин не выдерживает и, не дождавшись приглашения, сам напрашивается в гости. Отказать невозможно, но Руднев принимает его холодно, несмотря на исключительную словоохотливость гостя. Тогда Ньюман присылает в подарок старшему сыну Руднева прекрасный велосипед и пони для верховой езды. Но тут англичанин переусердствовал и еще больше скомпрометировал себя. Когда жена сообщила Рудневу о подарках, тот распорядился немедленно отослать их обратно. Прибывшего с объяснениями Ньюмана вежливо попросили за дверь.

В тот же вечер Руднев доложил эту историю Алексееву. Перед лицом убедительных фактов наместник вынужден был издать приказ о высылке Ньюмана за пределы Порт-Артура и Квантунской области.

 

8

К началу 1902 года Руднев на основании своих наблюдений убедился в неизбежности войны с Японией.

Рост военного потенциала молодого японского империализма опережал его промышленные возможности. Судостроительные заводы и верфи не справлялись с военными заказами в заданные сроки. Это вынудило правительство микадо (японского императора) разместить ряд заказов в Англии, а также покупать корабли в других странах, например, в Аргентине. Строятся и расширяются существующие военно-морские базы. К началу военных действий Япония имела пять первоклассных баз.

Анализируя военно-технические данные японского флота, Руднев ясно видел преимущества его перед русским в скорости хода и в вооружении.

С большой точностью японская военщина оценила боеспособность русских вооруженных сил. Она знала об их отсталой технике, о бездарности и беспечности высшего командования, а также о трудности снабжения армии и флота на Дальнем Востоке. И все же, когда началась война, оказалось, что японцы допустили грубый просчет в оценке того, что не имеет единицы измерения: боевой стойкости русского солдата и матроса. Именно благодаря ей оказалось возможным в течение 329 дней героически оборонять Порт-Артур от превосходящих сил врага. Япония потеряла при осаде почти половину своей Квантунской армии. Флот ее также понес значительные потери.

Далеко за полночь просиживал в кабинете Руднев, кропотливо сопоставляя и оценивая силы двух флотов. Результатом явились планы сложных тактических операций, которые систематически докладывались Алексееву, но лишь очень малая часть их находила практическое осуществление. Наместник, развалясь в глубоком кожаном кресле, холодно и недоверчиво выслушивал Руднева…

В декабре 1901 года Руднев был произведен в капитаны 1-го ранга. Это явилось как бы признанием его заслуг и наградой за безупречную службу, но не этого он добивался. Руднев страстно хотел видеть практические результаты своей работы, а этого-то и не было.

Больше того, он стал замечать перемену отношения к себе со стороны Алексеева. Раньше наместник часто вызывал его для бесед по морскому делу, теперь они становились все реже и реже. Как видно, Алексеев был недоволен «беспокойным» Рудневым.

 

9

Зима 1902 года в Порт-Артуре выдалась на редкость суровой. Часто свирепствовала пурга, налетали штормы. Внутренний рейд покрылся льдом, который с трудом преодолевали маломощные портовые катера. Корабли эскадры оставались в порту. Практические занятия почти прекратились. Только на некоторых судах наблюдалось известное оживление. Многие офицеры съехали на берег и «развлекались» в ресторане «Ставрополь» и в «дачном поселке», целыми днями не появляясь на кораблях.

Неоднократные разговоры Руднева с командующим эскадрой о том, что бездействие флота в таких условиях опасно, что необходимо практиковать выход судов в море, не давали результатов.

Тщетно доказывал Руднев, что воевать придется в любую погоду. Начальство оставалось равнодушным. Дело дошло до наместника. Только после долгих переговоров в штабе корабли изредка стали выходить в море.

Весной на Квантунском полуострове возникла очередная холерная эпидемия. Руднев ввел в порту строжайшее соблюдение санитарных правил. Наместник, идя навстречу желанию Руднева, назначил его членом городской санитарной комиссии и санитарным попечителем участка морского ведомства.

Новые обязанности требовали много времени и большой настойчивости. Приходилось заботиться о питьевой воде, о пище рабочих и их семей, о прививках и т. п. Особенно трудно было осуществлять санитарный режим среди китайского населения Порт-Артура, жившего в ужасающих бытовых условиях.

Появившиеся на рынке овощи являлись источником желудочных заболеваний.

Сознавая возможность массового распространения эпидемии, Руднев, пользуясь советами врачей, разработал ряд мероприятий, обеспечивающих обязательное выполнение санитарных норм и профилактики. Издаются подготовленные им соответствующие приказы по гарнизону и флоту. Усиливается патрульная служба, вводится специальный санитарный наряд. В больнице и в лазаретах создаются необходимые условия для приема и лечения больных, исключающие распространение эпидемии. Благодаря принятым мерам холерная эпидемия в Порт-Артуре, обычно уносившая сотни человеческих жизней, была быстро ликвидирована.

В июле того же года Руднев назначается по совместительству исполняющим обязанности помощника директора лоции и маяков Желтого моря.

С приходом русских в Порт-Артур потребовалось тщательное изучение этого моря, Корейского, Ляодунского и других заливов, омывающих побережье Квантунского полуострова, для обеспечения безопасного мореплавания. В связи с этим возникла необходимость в кратчайший срок создать отечественную лоцию этого района. Однако, как и следовало ожидать, осуществление дела затягивалось.

Плавание затруднялось из-за неточности морских карт, отсутствия в ряде опасных прибрежных мест опознавательных знаков, недостатка маяков.

Командир порта Старк попросил Руднева помочь своим опытом. Несмотря на крайнюю загруженность, Руднев не отказался и со свойственной ему энергией взялся за новое дело. В мастерских порта было налажено изготовление плавучих средств лоции и швартовых бочек.

К особо неотложным работам относились переоборудование Ляотешанского маяка, а также гидрографические исследования внешнего рейда и бухты порта Дальний. В результате были внесены серьезные поправки в лоцию и карты. В этих работах Руднев принимал самое активное участие, неоднократно бывая в районе порта Дальний, проверяя результаты исследований.

Дальний приобрел в то время для России большое значение, как вторая морская база на Желтом море. Оснащение порта новой техникой хотя медленно, но все же производилось.

Выступая на новом поприще, Руднев опасался, сможет ли он достойно проявить себя среди офицеров, умудренных большим опытом штабной работы. Но опасение оказалось напрасным. Руднев показал себя незаурядным организатором, что создало ему большую популярность.

В то же время взаимоотношения его с начальством резко ухудшаются. Наместник во время докладов Руднева все больше раздражается, резко перебивает его, а то и отказывает в приеме, хотя Руднев иногда исполнял обязанности командира порта, заменяя часто болевшего Старка.

Не по душе приходилась Алексееву популярность Руднева, да и Старку не нравилось то, что подчиненного ему офицера признавали более способным, чем он сам. Старк был весьма самолюбив. «От Руднева нужно избавиться», решает начальство. Но не легко устранить человека, заслужившего уважение и доверие окружающих. Нужна тонкая изобретательность. На выручку пришел случай.

 

10

Еще весной 1902 года в состав портартурской эскадры вошел прибывший из России крейсер первого ранга «Варяг». В те времена он считался одним из лучших военных кораблей. Однако, созданный на американском заводе Крампа в Филадельфии по заказу русского адмиралтейства, «Варяг» имел серьезные дефекты. Основной из них заключался в том, что машины его часто выходили из строя, перегревались опорные подшипники гребных валов.

Крейсер «Варяг».

Проектная скорость «Варяга» была определена в 23 узла, а в действительности он с трудом развивал в длительных переходах 17,5 узла.

Неудачным оказалось размещение орудий главного калибра на верхней палубе, отсутствовало прикрытие орудийной прислуги от осколков снарядов. Впоследствии это привело к массовым ранениям в спину и затылок.

О неисправностях машин на «Варяге» Рудневу сообщил его товарищ по корпусу капитан 1-го ранга Чагин, ставший свидетелем такого случая: в 1901 году в германском порту Киль состоялось свидание германского императора Вильгельма II с царем Николаем II, прибывшим на яхте «Штандарт», которой командовал Чагин. Царскую яхту сопровождали яхта «Полярная звезда» и в качестве конвоира крейсер «Варяг».

По окончании торжеств яхты направились в открытое море. Поднял свой якорь и «Варяг», но вследствие очередной неисправности в машинах не смог следовать за яхтами. К немалому конфузу, на глазах всего германского флота, собранного в Киль по случаю свидания императоров, русскому крейсеру пришлось задержаться и производить починку. Немцы любезно, но, вероятно, с немалым злорадством, предложили техническую помощь, но наши моряки категорически ее отклонили. Уже далеко в море «Варяг» нагнал яхты, шедшие замедленным ходом.

Морское министерство знало о дефектах в машинах «Варяга», но не приняло никаких мер для их устранения. В таком состоянии крейсер и ушел на Дальний Восток.

«Варягом» командовал капитан 1-го ранга Бэр, обладавший сильной протекцией в высших кругах Петербурга. Он отличался крайней жестокостью в обращении с матросами. Бэр, старший офицер Крафт и несколько других офицеров по любому поводу жестоко избивали их.

Матросы всей душой ненавидели Бэра и других «драконов», сторонников «палочной» системы, как могли мстили им втайне, ибо не имели права жаловаться, так как за это грозила каторга. Надо ли удивляться, что «Варяг» имел самые плохие оценки боевой подготовки! На артиллерийских стрельбах меткость огня была низкая, подъем шлюпок и снятие с якоря запаздывали. На соревнованиях шлюпки крейсера обыкновенно приходили к финишу в числе последних. Бэр бесился и еще свирепее расправлялся с матросами, придираясь к мелочам. Как-то он заметил на палубе спичку, брошенную вероятно им самим же, и этого оказалось достаточно, чтобы избить первого попавшегося под руку матроса.

Однажды при подъеме сорвался и затонул катер. То ли это сделали намеренно доведенные до отчаяния матросы, то ли была простая случайность, сказать трудно. Во всяком случае, Бэр счел это «злым умыслом» и тотчас же доложил о случившемся командующему эскадрой. На «Варяг» прибыл адмирал. Экипаж построили на верхней палубе. Адмирал приказал:

— Виновные в потоплении катера — шаг вперед!

Каково же было его удивление, когда вся команда четко сделала шаг вперед. Учитывая серьезность положения, адмирал, молча, повернулся и поспешил покинуть корабль. Доложили об этом случае в Петербург. Оттуда пришел приказ: освободить Бэра от командования «Варягом» «по болезни», но тем же приказом он зачислялся с повышением в должности в царскую свиту! Так правительство оберегало своих сторожевых псов.

Матросы говорили:

— Выслужился на нашей шкуре!

И тогда наместник и его единомышленники нашли долгожданный случай «сплавить» Руднева из порта. В декабре 1902 года приказом по морскому министерству его назначили командиром крейсера «Варяг», что означало понижение в должности.

По этому случаю Алексеев пригласил Руднева «на чашку чая». Он лицемерно сокрушался по поводу ухода Руднева, а затем предложил тост за его «здравие».

С чувством глубокого возмущения ушел Руднев из дворца наместника, где, как ему казалось, не здравицу, а панихиду отпели!

Поздно вечером, когда в доме все уже спали, Руднев еще долго ходил по кабинету и беседовал сам с собой. Это была строгая, взыскательная исповедь перед своей совестью. Его устранили из порта. За что? Может быть, он допустил какие-нибудь промахи по службе? Но об этом речи не было. А что его ожидает в новой должности? Представился корабль, любимое море, матросы… Уж они-то будут уважать его, может быть даже полюбят! Сердце радостно забилось…

В последний раз направился Руднев в порт. Здесь, в штабе, собрались сотрудники, большей частью инженеры-механики, а также штатские служащие. Главный инженер обратился к Рудневу с краткой речью. Выступали и другие. Все выражали искреннее сожаление по поводу его ухода. От душевных слов простых людей становилось тепло на сердце.

Рудневу преподнесли на память серебряную братину работы искусных китайских мастеров. Эта братина весом около восьми килограммов находится в настоящее время в Центральном военно-морском музее в Ленинграде.

Вечером состоялась долгая беседа с командующим эскадрой. Напуганный неудавшейся попыткой установить виновников случая с катером на «Варяге», адмирал то размахивал кулаками, то его охватывал страх. Руднев молча слушал расходившееся начальство.

— Бунтовщики! Пришлось из-за них лишиться такого милейшего человека, как Бэр! — кричал адмирал. — Вам оказана большая честь: вы назначены на «Варяг», но помните, что на крейсере все бунтовщики, все негодяи. Это бочка с порохом в нашей эскадре. Упаси бог, малейшая неосторожность может привести к взрыву, к восстанию!

Руднев едва мог скрыть улыбку. Он подумал: «Если уж искать негодяев, то не в матросских кубриках»…

— Ни малейшей пощады! — продолжал адмирал. — Установите зачинщиков, я их сгною на каторге. Мною даны некоторые указания. Крафт уже принимает ряд мер. Надеюсь, что вы сами во всем разберетесь. Итак, с богом! — заключил командующий, грузно откидываясь в кресле. — А теперь что вас интересует?

Руднев знал, что выяснять с адмиралом практические вопросы бесполезно, это надо делать с начальником штаба, и он решил узнать мнение командующего об офицерском составе «Варяга» и о состоянии главных машин.

Слушая характеристики офицеров, Руднев понимал их наоборот. Хороших, по мнению адмирала, офицеров он заносил в число сомнительных, и первым среди них Крафта, этого матерого сподвижника Бэра.

По поводу машин адмирал ответил не сразу. Назвав «Варяг» «лучшим кораблем русского флота», он заявил, что, по его мнению, машины не имеют серьезных недостатков, иначе адмиралтейство не выпустило бы крейсер из Кронштадта. Возможно, есть отдельные неполадки, но их легко устранить силами самого экипажа. На этом беседа закончилась.

Утром следующего дня Руднев прохаживался по берегу, беседуя со своим вестовым, а с вышки передавали флажками стоявшему на рейде «Варягу» приказание подать вельбот новому командиру.

На вельботе оказался сам Крафт, который представился Рудневу.

Прибыв на «Варяг», командир принял рапорт дежурного офицера, поздоровался с экипажем и выступил перед ним с кратким словом. Он говорил о долге личного состава корабля перед родиной, о его обязанностях и обещал со своей стороны быть справедливым, но не допускать нарушения дисциплины.

— Постараюсь быть достойным вашим начальником, — добавил он.

Речь нового командира понравилась матросам. Они разошлись с надеждой на лучшую жизнь.

Затем Руднев собрал офицеров, которым изложил свои взгляды на взаимоотношения с матросами. Он призвал поддерживать дисциплину не рукоприкладством, а добрым отношением к подчиненным.

— Пусть матрос чувствует, что вы для него не только начальники, но и воспитатели. Категорически запрещаю бить матросов и оскорблять их человеческое достоинство! — сказал Руднев.

Далеко не все офицеры разделяли такие взгляды. Некоторые начали ворчать:

— Эти либеральные новшества расшатают дисциплину!

— Это что ж такое: и ударить не смей?

— Опасные затеи, опасные!

— Поживем — увидим, что из этого получится…

Но были среди офицеров и такие, которые с нескрываемой радостью приняли обращение Руднева. Среди них оказался и молодой лейтенант Евгений Андреевич Беренс. Следует отметить, что впоследствии политические взгляды Беренса привели его на сторону Советской власти. После Великой Октябрьской социалистической революции, будучи морским атташе в Италии, он по собственному почину вернулся на родину и принял активное участие в организации революционного флота, был назначен начальником Главного военно-морского штаба, а затем командующим всеми военно-морскими силами молодой Советской республики.

Е. А. Беренс.

Старший врач Храбростин, инженер-механик Лейков и другие тоже одобрили предложения командира. Но старший офицер Крафт был явно недоволен.

С облегчением вздохнули матросы, когда весть о справедливом командире разнеслась по кубрикам.

Руднев прекрасно понимал, что на каждом корабле существуют свои порядки. Если на «Варяге» утвердилась «палочная» дисциплина, сломать ее будет не легко. Однако он решил не отступать. Терпеливо, настойчиво доказывал он офицерам преимущества сознательной дисциплины, построенной на взаимном уважении командиров и подчиненных.

Но не прошло и нескольких дней, как Крафт жестоко избил матроса. Это глубоко возмутило Руднева. Он немедленно отдал приказ о списании Крафта с корабля. Начальство, поставленное перед совершившимся фактом, вынуждено было подтвердить принятое командиром крейсера решение, так как налицо было явное нарушение его приказа.

Вместо Крафта старшим офицером был назначен капитан 2-го ранга Степанов, имевший возможность сделать вывод из случая со своим предшественником. Однако натура взяла свое: вскоре же Степанов исподтишка избил одного из матросов. Руднев узнал об этом не сразу. Он жестоко пробрал старшего офицера, пригрозил при повторении тотчас же списать его с корабля. Это подействовало. Больше старший офицер не позволял себе жестоко обращаться с матросами, но затаил против Руднева злобу.

Жизнь на «Варяге» складывалась по-новому. Число нарушений дисциплины с каждым днем уменьшалось. Строгий, но сердечный командир все больше и больше завоевывал симпатии экипажа. Часто беседуя с матросами в кубриках, на вахте, он не только узнавал их, но и жил нуждами и интересами подчиненных ему людей.

На корабле под руководством офицеров начались занятия по ликвидации неграмотности, зазвенели под рокот чужого моря чудесные русские и украинские песни. С офицерами Руднев регулярно проводил занятия по морскому делу. Так за короткое время на корабле создалась деловая, товарищеская обстановка, в основе которой лежало уважение друг к другу. Именно этого и добивался Руднев. Но, конечно, это не могло стереть глубоких классовых различий между матросами и офицерством.

Зима 1903 года прошла для «Варяга» в учебных походах, артиллерийских стрельбах и прочих боевых упражнениях. Корабль находился большую часть времени в море, решая сложные тактические задачи, которые ставило перед ним командование.

Нередко «Варяг» посещал порты Кореи, Японии, Китая, поддерживая связь с русскими дипломатическими миссиями в этих государствах. Но где бы корабль ни находился, на нем неустанно велось обучение личного состава, часто прерываемое боевыми тревогами. Уже к лету 1903 года «Варяг» стал завоевывать один за другим призы за меткость артиллерийского огня, за быструю постановку на якорь и снятие с него, за четкий спуск и подъем шлюпок, за успехи гребцов. Единственным слабым местом оставались машины. Скорость крейсера не достигала проектной. Но к этому командование эскадры по-прежнему относилось безучастно.

Во время артиллерийских стрельб Руднев обнаружил, что почти четвертая часть снарядов крупного калибра не разрывалась. Он доложил об этом начальнику штаба и просил заменить боезапас на крейсере. Замена была сделана, но пробные стрельбы дали тот же результат. Из этого можно было сделать вывод, что вся эскадра располагала дефектным боезапасом. Руднев обратился к наместнику, но тот лишь беспомощно развел руками, сослался на адмиралтейство и отказался докладывать об этом в Петербург, считая лишним беспокоить высшее начальство не столь уже важным, по его мнению, делом.

Осенью 1903 года, учитывая напряженную военнополитическую обстановку на Дальнем Востоке, Руднев решил отправить семью в Петербург. Прощаясь, он говорил жене:

— Сейчас уже нечего гадать, будет война или не будет, она неизбежна. Только слепцы в Петербурге да наместник Алексеев не видят опасности. Не известно, когда нам снова придется встретиться, будем надеяться на лучшее.

Расстроенный, вернулся Руднев в опустевший дом, чтобы взять вещи и окончательно перебраться на «Варяг».

 

11

А там, за Уральским хребтом, в далекой России, с необычайной силой нарастал народный гнев против гнета царского самодержавия, против помещиков и буржуазии. Промышленный кризис привел к массовым увольнениям рабочих. Ряд фабрик и заводов закрылся. Семьи безработных вели полуголодное существование. Хозяева выбрасывали их на улицу из подвальных и полуподвальных квартир, независимо от времени года, с детьми и пожитками за просрочку квартирной платы.

Остававшимся на фабриках и заводах рабочим предприниматели снижали и без того низкую заработную плату. Забастовки с возрастающим числом участников принимали массовый характер. А в деревне беднота и батраки все чаще выступали против своих извечных врагов — помещиков и кулаков.

Созданная В. И. Лениным партия приобретала все более широкое влияние. Царское правительство, смертельно боясь революции, подавляло забастовки и крестьянские восстания с помощью казацких нагаек и штыков темных, забитых солдат.

Тревожные вести из родных мест стали доходить и до матросов «Варяга». На баке, «у фитиля», в единственном месте на корабле, где разрешалось курить, а также в кубриках и других укромных местах, пугливо озираясь, матросы горячо обсуждали получаемые письма, наполненные описанием страданий близких сердцу людей.

На «Варяге», как и на других кораблях, появились сознательные матросы, которые разбирались в происходивших событиях и разъясняли их товарищам.

Руднев делал вид, что не замечает происходящего на корабле, хотя многое и понимал, беседуя в матросских кубриках и на вахтах. Нарастание революционного движения в России он считал закономерным и сочувствовал ему, поэтому, когда боцман Харьковский донес о том, что матрос Оленин плохо отзывается о царе, Руднев встревожился за участь Оленина. Нелегкой задачей было спасти матроса при тогдашних беспощадных законах по отношению к политическим. Вызвав Оленина, Руднев строго предупредил его, однако тот не мог не заметить, что командир скорее пробирает его за неосторожность и излишнюю доверчивость, чем за самый факт, неоднократно подчеркивая, что его выдали. Каково же было удивление боцмана Харьковского, когда тот узнал, что Оленин списывается с корабля за другой, совсем ничтожный проступок вместо предания суду! Рудневу и здесь пришлось действовать дипломатически: он вызвал Харьковского, поблагодарил «за усердие», попросил и впредь внимательно прислушиваться к разговорам матросов и докладывать ему. Руднев, конечно, прекрасно понимал, что после случая с Олениным никто не осмелится в присутствии боцмана вести беседы на политические темы.

 

12

С трудом, как бы пробуждаясь от безмятежного сна, начали понимать сложившуюся на Дальнем Востоке обстановку некоторые чины штаб-квартиры наместника Алексеева. К концу 1903 года в штабе командующего морскими силами на Тихом океане приступили к составлению планов развертывания военных действий на случай войны с Японией. Таких планов появилось несколько. Они рассматривались на совещаниях в штабе под председательством наместника, но ни один не был утвержден, так как Алексеев опасался навлечь на себя царскую немилость проявлением «дерзкой» инициативы. Куда спокойнее было ничего не делать! К тому же обращение Алексеева к Николаю II, в котором он просил «высочайших» указаний о действиях флота во время войны, так и осталось без ответа. В главном морском штабе в Петербурге никаких планов не имелось. Только за месяц до начала военных действий там учредили так называемое «оперативное отделение», на которое была возложена разработка планов ведения войны на море. Эти планы неоднократно менялись и уточнялись.

Отсутствие единого плана военных действий морских сил на Тихом океане лишало русский флот целеустремленности в подготовке к боевым действиям, что и явилось впоследствии одной из существенных причин его поражения. Однако действительность требовала какой-то системы, поэтому в конце концов за основу был взят план, предложенный начальником морского штаба наместника контр-адмиралом Витгефтом. Согласно этому плану, корабли составляли боевую эскадру, отдельный крейсерский отряд, базировавшийся во Владивостоке, и два оборонительных отряда в Порт-Артуре и Владивостоке.

Крейсер 1-го ранга «Варяг» входил в состав отряда дальних разведчиков вместе с четырьмя другими крейсерами того же класса, а крейсер 2-го ранга «Боярин» в числе таких же крейсеров входил в соединение ближних разведчиков.

Руднев считал нецелесообразным такое дробление крейсерских сил, предвидя, что японский флот будет действовать крупными соединениями, но соображениями командира крейсера начальство не интересовалось.

А можно ли было оставаться равнодушным ко многим фактам преступной бездеятельности Алексеева? Будучи на грани войны, флот стоял на открытом внешнем рейде и не был защищен даже бонами от ночных минных атак. Для вывода эскадры из внутреннего мелководного рейда требовалось не менее трех приливов, то есть более суток, что по условиям военного времени недопустимо, так как эскадра при этом подвергалась бы ударам противника по частям. А если бы был сделан предусмотренный планом второй проход через «Тигровый хвост», эскадра могла бы отстаиваться на внутреннем рейде, не подвергаясь минным атакам.

Зима в 1903 году была в Порт-Артуре особенно суровой. Сильный ветер завывал в снастях кораблей. Только скрежет якорных цепей да заунывный перезвон склянок, извещавший о смене вахты и об учебных занятиях, говорили о том, что на кораблях продолжается жизнь.

В один из таких дней Рудневу было приказано прибыть на флагманский броненосец «Петропавловск» к командующему эскадрой. В штабе эскадры Руднев застал начальника эскадры Старка, начальника штаба Витгефта, флагмана эскадры и командира порта, а также начальника минной обороны Порт-Артура контр-адмирала Греве. Они о чем-то совещались. Когда вошел Руднев, Старк сообщил командиру «Варяга», что не позже полудня завтрашнего дня, 16 декабря, крейсер должен отправиться в Чемульпо и выполнить важные задания: собрать сведения о действиях японцев в Корее, усилить охрану русской дипломатической миссии в Сеуле и выяснить ряд других вопросов с посланником Павловым.

— Но главное, — сказал в свою очередь Витгефт, — это решить с Павловым вопрос о связи миссии с наместником.

Японцы уже подозревались в умышленной задержке почтовой и телеграфной корреспонденции из Сеула. Связь в то время являлась очень серьезным делом, ибо тогдашние радиотелеграфные аппараты, имевшиеся только на броненосцах «Петропавловск», «Цесаревич» и крейсере «Баян», работали на дистанции, не превышающей сотню миль.

Получив указания о скорости хода и разрешение Старка произвести в пути учебные артиллерийские стрельбы по щитам, используя буксировку их миноносцами за пределы внешнего рейда, Руднев отправился на корабль.

На следующий день ветер ослабел, горизонт прояснился. Только крупные волны с белыми гребешками напоминали о бушевавшей ночью стихии.

С утра Руднев приказал старшему офицеру Степанову приготовить крейсер к походу, как можно быстрее закончить погрузку угля с барж. Сотни матросских рук по авралу убирали палубу, носившую следы жирной угольной пыли. К обеду «Варяг» уже густо дымил всеми четырьмя высокими трубами, поднимая давление в котлах. Проверялись многочисленные механизмы, прогревались машины, проворачивались гребные винты. Руднев, как всегда перед походом, обходил корабль, внимательно ко всему присматриваясь. В машинном отделении машинисты четко доложили о состоянии «сердца» крейсера. Поговорив с матросами и машинными кондукторами, командир уже собрался уходить, но задержался и с горечью сказал:

— Семнадцать узлов и ни мили больше!

Эта роковая цифра всем была понятной. Машинисты разделяли огорчение командира.

Приняв рапорт Степанова о готовности корабля, Руднев поднялся на мостик. В назначенный час на стеньге взвился запрос: «Добро на выход». После получения разрешения на крейсере прозвучал сигнал: «С якоря сниматься!..»

«Варяг» набирал скорость, оставляя за кормой серебристые буруны. Чем дальше уходил корабль в море, тем яростнее били волны в его борта. С каждой минутой хода все туманнее становился горизонт. Вскоре показались миноносцы, буксировавшие щиты. Руднев спешил засветло произвести стрельбы.

«Варяг» благополучно пересек северную часть Желтого моря, часто меняя курс, обходя множество мелких островков и отмелей, доставивших немало хлопот даже такому знатоку своего дела, каким был старший штурман лейтенант Беренс. На следующий день крейсер входил в порт Чемульпо.

Получив разрешение старшего на рейде на якорную стоянку и отвечая на приветствия стоящих иностранных кораблей, «Варяг», демонстрируя русскую морскую сноровку, красиво выполнил постановку на якорь.

На рейде находились: русская канонерская лодка «Гиляк», английский крейсер 2-го класса «Сириус», японский крейсер 3-го класса «Чиода» и американская канонерская лодка «Виксбург».

Вскоре на «Варяг» прибыл командир «Гиляка» Алексеев. Руднев, скрывая раздражение, выслушал его сообщение о том, что в Чемульпо все спокойно и что японцы в Корее не проявляют активности. Как видно, Алексеев был весьма плохо осведомлен об истинном состоянии дел. Он даже не смог ответить на вопрос о причинах задержки японцами русской почты.

На следующий день Руднев уехал поездом в столицу Кореи Сеул, отстоящую на 40 километров от Чемульпо, для свидания с русским посланником Павловым.

Много ценных сведений собрал Руднев за время стоянки «Варяга» в корейском порту, воспользовавшись не только информацией миссии, но главным образом наблюдениями офицеров «Варяга», посетивших по его указанию наиболее крупные станции Сеульской и Фузанской железных дорог, где наблюдалось особенное оживление японцев. Сопоставляя сведения, полученные от миссии, и личные наблюдения, Руднев все больше проникался недоверием к Павлову. Это был типичный чиновник-формалист, регистратор официальных фактов, а не живой наблюдатель, призванный интересоваться всеми событиями в стране, особенно теми, которые свидетельствуют об угрозе для России. Павлов с пренебрежением относился к слухам в народе, называя это обывательщиной, недостойной внимания дипломата, а тем более доклада правительству. По его мнению, нужно было докладывать лишь о том, на что имелись оправдательные документы.

23 декабря «Варяг» снялся с якоря и взял курс на Порт-Артур, совершив тяжелый переход в мороз и вьюгу при штормовом северо-западном ветре.

Тотчас по прибытии Руднев отправился на «Петропавловск» для доклада начальнику эскадры. Старк одобрил действия Руднева и в конце беседы заявил:

— Сейчас эскадра приводится в боевую готовность. Позаботьтесь и о «Варяге». В общем приказе все указано.

Руднев порадовался сообщению Старка и подумал: «Наконец-то сломлена твердолобая беспечность и эскадра сможет достойно встретить противника». Но оказалось, что радоваться было рано. Прощаясь, Старк неожиданно сказал:

— Всю эту подготовку мы проведем только как демонстрацию, ради показа нашей готовности, ибо войны не будет! Японцы проявляют активность с единственной целью — повлиять на дипломатические переговоры в Петербурге. На этот счет имеются точные сведения…

Подготовка флота по-прежнему шла медленно, небрежно, носила показной характер. Он почти не ходил на практические занятия, и совместные плавания даже небольшими соединениями выявляли весьма существенные недостатки. На некоторых кораблях обнаружилась слабость артиллерии, выходили из строя котлы, далеко не на высоте была подготовка личного состава. В особенно трудном положении оказалось командование соединений миноносцев, которые на расстоянии мили уже утрачивали связь между собой. Ко всему этому надо было прибавить недостаток топлива, боезапаса.

Для охраны кораблей, стоявших на внешнем рейде, лишь позже использовали дежурные миноносцы. Вход на внутренний рейд предполагалось защитить только сетями, но и это было сделано лишь после начала войны.

Главное же, что с особой горечью переживал Руднев, это господствовавшее среди высшего командования убеждение в мирном исходе переговоров между Петербургом и Токио. Всякое проявление инициативы командиров кораблей преследовалось как недисциплинированность. Достаточно сказать, что даже за два дня до начала войны Старк, посетив броненосец «Полтава» и заметив изготовленные бортовые шесты и сети противоминной защиты, разгневался, в резкой форме указал командиру на «самовольство», а все оборудование приказал убрать. Только случайно броненосец «Полтава» не пострадал от мин японских миноносцев в первую же ночь войны!

 

13

Обычная жизнь на «Варяге» по расписанию якорной стоянки нарушалась выполнением отдельных работ согласно приказу о подготовке эскадры. 26 декабря свезли в порт на хранение мебель, парусину и другие горючие предметы второстепенного значения. В городе чувствовалась напряженность, бродили слухи о надвигающейся опасности. Зато местная газета «Новый край», контролируемая наместником, придерживалась бодрого тона. Но в городе, и особенно на рынке, куда Руднев иногда захаживал, обстановка куда более соответствовала действительности. Торговцы, содержатели трактиров и кабачков, почуяв опасность, срочно вывозили свое имущество, оставляя лишь самое необходимое в надежде урвать побольше барышей напоследок. Только наместник и чины штабов все еще лелеяли надежду на мирный исход событий.

Матросы на «Варяге» и на других кораблях все чаще заводили беседы, полные тревоги за судьбу флота, боеспособность которого была парализована из-за бездарности командования. Родным и знакомым писались тревожные письма. Руднев с досадой отсчитывал дни с момента возвращения «Варяга» из Чемульпо. Еще бы! Сколько труда вложено в обработку предложений в связи с обстановкой в Корее, в том числе о перекраске кораблей в боевой (защитный) цвет, в который уже давно окрашены японские суда, но в штабе не считают даже нужным вызвать его и побеседовать.

Корабли по-прежнему продолжали маячить лебедями на рейде, предательски выдавая себя ослепительной белизной на фоне стального зимнего моря…

Близился новый, 1904-й год. Матросы «Варяга» готовились к его встрече — этой маленькой радости, редко выпадавшей на долю бесправных моряков.

Встреча нового года являлась вековой традицией на кораблях русского флота, но обставлялась на отдельных судах по-разному, в зависимости от отношения командира к матросам. В большинстве случаев она проходила без участия офицеров, смотревших на развлечения матросов с пренебрежением.

Руднев, напротив, отдавал много внимания такого рода мероприятиям, создавая для этого необходимые условия. Как правило, он участвовал в сборе средств на елочные подарки. Наглядный пример командира, естественно, не могли игнорировать остальные офицеры, хотя Руднев отнюдь не принуждал их к участию в матросских праздниках.

Подобное отношение к матросам являлось у Руднева естественной потребностью его натуры, но он, как командир, видел в этом и средство воспитания сплоченности, здорового боевого духа. «От упадка духа один вершок до паники», — говорил он офицерам. «Не теснота делает болезни, а угнетение человека в духе. Ему надобен дух, дух и дух», — любил он повторять слова адмирала Сенявина.

Утром 27 декабря Руднев получил приказ срочно прибыть на «Петропавловск» к начальнику эскадры. В штабе ему сообщили о том, что по решению наместника «Варяг» назначается старшим стационером в Чемульпо.

— Необходимо сегодня принять полный запас топлива, провизии и завтра же выйти в море. При ваших действиях прошу руководствоваться вот этим…

И Старк прочитал подписанный им приказ: «Предписываю вверенному Вам крейсеру 28 сего декабря 1903 года в полдень сняться с якоря и двенадцатиузловым ходом следовать в Чемульпо, где принять обязанности старшего стационера. Имея в виду настоящее положение дел, предлагаю Вам как во время следования, так и во время якорной стоянки соблюдать во всех отношениях крайнюю осторожность, в особенности усилить бдительность в ночное время. Как старший стационер, вверенный Вам крейсер с приходом в Чемульпо поступает в распоряжение посланника нашего в Корее, причем Вам надлежит организовать постоянное сношение с миссией, чтобы в случае замеченных особых событий в Сеуле быть в состоянии оказать должное и своевременное содействие к ее безопасности, для чего иметь наготове десант, который, однако, выслать лишь по особому требованию посланника, переданного не иначе как письменно или по телеграфу.

По приходе Вашем в Чемульпо предложить крейсеру второго ранга «Боярин» принять из Сеула почту и с оставшеюся на нем частью десанта вернуться в Порт-Артур. В случае, если десант, доставленный крейсером «Боярин», свезен весь, крейсер вернется без него, как одинаково он должен вернуться с полным десантом, если таковой не свезен вовсе. Находящийся в Сеуле десант должен быть подготовлен ко всяким случайностям, и потому обратите на это внимание начальника десанта лейтенанта Климова. Окажите ему должное содействие по заблаговременному снабжению десанта не только всем необходимым, но и по заготовлению некоторого запаса по всем частям, который мог бы обеспечить существование десанта и в то время, когда он будет лишен возможности довольствоваться обыкновенным путем. Для этого необходимо, чтобы десант был снабжен провиантом и деньгами с вверенного Вам крейсера.

Обращаю внимание на то, что до изменения положения дел при всех Ваших действиях Вам следует иметь в виду существование пока еще нормальных отношений с Японией, а потому не должно проявлять каких-либо неприязненных отношений и держаться в сношениях вполне корректно и принимать должные меры, чтобы не возбуждать подозрений какими-либо мероприятиями. О важнейших переменах в политическом положении, если таковые последуют, Вы получите или от посланника, или из Порт-Артура извещение и соответствующие приказания».

Как удар из-за угла обрушилось на Руднева это поручение. Ничего подобного он не ожидал. К концу чтения приказа им овладела злоба. Новейший крейсер отделить в это тревожное время от эскадры и послать в чужой порт с таким поручением! Это ли не преступление!

Вручив приказ, Старк спросил, имеется ли что-нибудь неясное. Руднев начал с самого больного вопроса:

— Ваше превосходительство, почему именно «Варягу» выпала такая честь?

— Я полагаю, господин Руднев, — повысил голос Старк, — что у вас будут вопросы поважнее, например, о том, как лучше выполнить приказ.

— Тогда я прошу разрешения перекрасить крейсер в защитный цвет.

— Ни в коем случае! Разве можно демонстрировать неприязнь к японцам? — вмешался в разговор Витгефт.

— Как же мне надлежит действовать, если японцы высадят десант в Чемульпо до объявления войны? — спросил Руднев.

Старк оказался неподготовленным к этому вопросу и выжидающе взглянул на Витгефта. Начальник штаба ответил:

— Главное в таком случае — немедленно сообщить нам. И, вообще, обращаю ваше внимание на связь, информацию. Это главное в экспедиции «Варяга». Обо всем немедленно докладывайте начальнику эскадры. Что касается ухода «Варяга» из Чемульпо или каких-либо его перемещений в территориальных водах Кореи, действуйте только с разрешения посланника, по его письменному указанию.

Рудневу стало ясно, что командование пуще огня боится проявить инициативу. Пусть министерство иностранных дел отвечает за действия посланника!

Уточнив с флагманами эскадры вопросы снабжения крейсера, Руднев отправился на «Варяг». Расстроенный, поднимался он на борт. Настроение его не ускользнуло от матросов, всей душой переживавших невзгоды своего командира.

Вызвав старшего офицера, Руднев кратко изложил ему задание и приказал готовить крейсер к отплытию. Степанов недоумевал:

— Как же так, Всеволод Федорович? Ведь «Варяг» — разведчик и вдруг превращается в стационера!

Руднев устало махнул рукой, показывая, что он уже достаточно наговорился на эту тему и теперь не осталось ничего другого, как только выполнять приказ.

— Вызовите из порта угольщика, да передайте Лейкову, пусть проследит за качеством угля. Прошлый раз портовики подсунули нам такую дрянь, что пришлось собственными мехами раздувать котлы! Попрошу также вызвать ко мне ревизора.

Степанов редко видел командира таким. Необычный сухой тон выдавал с трудом сдерживаемое раздражение.

Поднимаясь по трапу, Степанов задержался: что-то знакомое вспомнилось ему в голосе Руднева. Мгновение — и он вспомнил. Точно таким голосом Руднев разговаривал с ним, когда Степанов ударил матроса. «Значит, допекли тебя, голубчик! И правильно! Так тебе и надо, матросский покровитель!» — вслух подумал Степанов и, повеселевший, выбежал на верхнюю палубу…

После обеда к борту крейсера подвели баржу с углем. Погрузка продолжалась до позднего вечера. Утром следующего дня приняли продовольствие, машинное масло и боезапас.

К обеду 28 декабря «Варяг», осевший в воду по ватерлинию, чистый, словно умывшийся, стоял на рейде, готовый к отплытию. На стеньге взвился запрос «Добро на уход», но ответа с флагмана почему-то не последовало. Наконец, на мостике приняли сигнал: «Задержаться».

— Непонятно что-то, Всеволод Федорович, — обратился к Рудневу старший штурман Беренс. — То экстренно, а теперь вдруг задержаться.

— Очевидно, еще что-нибудь надумали, — ответил Руднев, облокачиваясь на леер. — Видно, погода ожидается скверная. Не везет нам, Евгений Андреевич.

— Совершенно верно. Барометр продолжает падать, приближается шторм, — согласился Беренс.

Сигнальщики доложили: к крейсеру подходит штабной катер.

— Вот вам и новости, Всеволод Федорович, принимайте гостей, — сочувственно обратился Беренс к Рудневу.

Офицер штаба вручил Рудневу пакет на его имя и почту для посланника в Корее. Вскрыв пакет, Руднев быстро пробежал бумагу и отпустил офицера, заявив, что ответа не требуется. В пакете оказалась записка Старка, предлагавшая дополнительно к вчерашнему приказу точно руководствоваться препровождаемой при сем инструкцией наместника. Алексеев приказывал:

«1. Кроме обязанностей старшего стационера, состоя в распоряжении посланника, заведывать десантом и охраной миссии.

2. Не препятствовать высадке японских войск, если бы таковая совершилась до объявления войны.

3. Поддерживать хорошие отношения с иностранцами.

4. Ни в коем случае не уходить из Чемульпо без приказания, которое будет передано тем или иным способом.

5. Крейсер посылается в распоряжение посланника, чтобы он имел возможность немедленно передать в Порт-Артур донесение, если бы действительно началось занятие Кореи японцами».

Записка заканчивалась предложением немедленно отправляться по назначению и любезным пожеланием счастливого плавания.

Зло хлопнув ладонью по бумаге, Руднев воскликнул:

— Все понятно! Фабрикация Витгефта!

В каюту вошли Степанов и Беренс.

— Вот кстати, господа. Познакомьтесь, — протянул Руднев им бумагу. — Давайте сниматься с якоря…

Содержание инструкции с головой выдавало ее составителей. Это была глупость или нечто более худшее. Перед лицом ожидавшейся со дня на день войны отправлять боевой крейсер в порт иностранного государства и лишать его командира самостоятельности действий, зная наперед, что с первого же выстрела с ним не будет никакой связи!

«Преступление», — думал Руднев. Степанов и Беренс, каждый по-своему, выразили свои мысли. Степанов как-то двусмысленно хихикнул, сказав что-то неодобрительное по адресу штаба, а Беренс вспылил и только присутствие старших по званию офицеров удержало его от резкой реплики.

Руднев поднялся и сказал:

— Господа, я объявлю подробно в кают-компании о цели нашего похода в Чемульпо. Наш долг — приложить все усилия к точному выполнению приказа командования. А сейчас — всех наверх!

Боцманы и унтер-офицеры просвистали аврал. Началось снятие с якоря. Раздались стальной лязг якорной цепи в клюзе, «чихание» брашпильной паровой машины. Еще минута — и «Варяг», отвечая на сигналы кораблей эскадры с пожеланием счастливого плавания, направился в открытое море.

После отбоя матросы нехотя расходились, бросая прощальные взоры в направлении удаляющегося берега. Но никто из них не подозревал, что «Варяг» навсегда покидал Порт-Артур, родную эскадру…

Спустившись с мостика, Руднев обошел корабль. Матросы четко отвечали на вопросы о состоянии механизмов. Руднев призвал их к особой бдительности при несении вахты. До сумерек проверялись орудийные установки, ручное рулевое управление, пожарные средства и многое другое.

К ночи ветер развел большую волну. Непроницаемая темнота окружала крейсер. В полночь пробили учебную водяную тревогу. Под заунывный перезвон колоколов громкого боя все бросились на свои посты. Проверили помпы, рожки и другие водоотливные средства. После отбоя Руднев приказал больше не беспокоить команду. Остаток ночи, до восхода солнца, он провел в ходовой рубке, часто выходя на мостик и всматриваясь в темноту.

Перед рассветом в рубку поднялся Беренс. Он предложил командиру отдохнуть, но тот отказался.

— Заканчивайте сверку курса, а затем спускайтесь ко мне в каюту пить кофе, а меня сменит старший офицер.

Приняв от вестового стакан кофе, Беренс взметнул на Руднева черные глаза и спросил:

— Всеволод Федорович, разрешите узнать, известно ли вам что-нибудь о нашем походе кроме приказа и инструкции?

Руднев отрицательно покачал головой.

— Кроме личных догадок ничего не знаю. — И он начал подробно излагать содержание беседы в штабе. — Вот я и догадываюсь, что эта инструкция наместника как раз является ответом на мои вопросы, — добавил он. — Адмирал Витгефт побоялся, как бы я не стал действовать по своему усмотрению.

— Но ведь эта инструкция завязывает мешок, которым окажется Чемульпо для «Варяга» в случае войны! — воскликнул Беренс.

— Совершенно верно, дорогой Евгений Андреевич, — согласился Руднев.

— Но почему именно «Варяг» избран для этой цели? Ведь в Чемульпо сейчас «Боярин», представляющий меньшую боевую ценность для эскадры, чем наш крейсер, — не успокаивался молодой лейтенант.

— Вот этого-то я и не знаю, — с грустью заметил Руднев.

И, действительно, кому принадлежала инициатива посылки в Чемульпо «Варяга» и какие цели этим преследовались, так и осталось непонятным ни для Руднева, ни для истории…

Оба собеседника помолчали, затем Руднев поднялся и, пожимая руку Беренса, сказал:

— Ничего, Евгений Андреевич, если нужно будет, за «Варяг» постоим. В команду я верю.

— Вы совершенно правы, — горячо проговорил Беренс. — Она с вами на чудеса способна.

— Вы в этом уверены? — в глазах Руднева блеснула радость.

— Да, можете не сомневаться, Всеволод Федорович. Со стороны, как говорят, виднее. Матросы за вами куда угодно пойдут.

Руднев взволнованно, почти шепотом проговорил:

— Это самая дорогая для меня награда, которую я всю жизнь стремлюсь заслужить!..

 

14

Старший штурман лейтенант Беренс принадлежал к той небольшой группе офицеров крейсера, к которым Руднев относился с особой симпатией и доверием. В числе их были и молчаливый, замкнутый старший судовой врач Михаил Николаевич Храбростин, которого звали «чудак-батюшка» за упрямую независимость, и старший инженер-механик Николай Генрихович Лейков, носивший прозвище «папка» за полноту и добродушие. Все эти офицеры разных возрастов и характеров имели одно общее: они по-человечески относились к матросам, были трудолюбивы, безукоризненно честны.

М. Н. Храбростин.

На «Варяге» особенно наглядно проявилось умение Руднева правильно оценивать людей. Характерно, что из офицеров, пользовавшихся его доверием, никто, даже под старость, не изменил своим прогрессивным убеждениям. Храбростин был женат на деревенской девушке, некогда служившей у его родителей. За все время службы на флоте никто из офицеров, за немногими исключениями, с ним не дружил из-за «простонародного происхождения» его жены, что и определило замкнутость его характера. После 1905 года царское правительство проводило во флоте «чистку» от ненадежных и «подозрительных» офицеров. Храбростин попал в их число. В 1906 году его уволили в запас, а в 1907 году он покинул Петербург и поселился в деревне Кесьме Тверской губернии, где и умер в 1915 году врачом земской больницы. В деревне Храбростин вел общественную работу, организовал общество мелкого кредита в помощь нуждающимся крестьянам. Он пренебрегал дружбой с местной, преимущественно реакционной интеллигенцией. Священник ненавидел «крамольного» доктора за такой «грех», как непосещение церкви. Во время похорон Храбростина поп счел возможным заявить в своей краткой речи:

— Этот человек ни разу не перекрестил своего грешного лба!

Что касается старшего офицера Степанова, то Руднев всегда относился к нему с настороженностью. Здесь он не ошибся: благодаря всемирной славе «Варяга» Степанов сделал блестящую карьеру, пробравшись в число приближенных к царю, и жестоко расправлялся с матросами во время революции 1905–1907 гг.

 

15

Утром 29 декабря ветер стих. Серые тучи, громоздясь одна на другую, уходили на север. «Варяг», упрямо разрезая крупную волну, приближался к берегам Кореи. Крейсер изрядно потрепало за ночь и теперь матросы приводили его в порядок.

Руднев и вахтенный офицер находились на мостике, временами поднося к глазам бинокли и подолгу всматриваясь вдаль. Из рубки вышел Беренс. Он снова напомнил Рудневу об отдыхе и добавил:

— Сегодня могу гарантировать хорошую погоду.

Руднев рассмеялся:

— Опоздали, сударь! Нам осталось несколько часов ходу.

С приближением к месту назначения гнетущее настроение, царившее на крейсере, понемногу рассеивалось. Этому в немалой степени способствовали беседы «батьки» с матросами во время проверки боеготовности корабля. Почти все были убеждены в неизбежности войны, но именно этого и хотел Руднев. Теперь он не опасался беспечности, благодушия, которое царило в эскадре. За глазами командования он мог действовать самостоятельно, предпочитая горькую действительность несбыточным надеждам на мирный исход переговоров в Петербурге.

Разные разговоры вели матросы, коротая вахту, но все сводились к одному: «Войны не миновать!» И невольно в эти часы мысли обращались к родине, к дому.

— Так вот, ребята, — с грустью промолвил пожилой комендор Островский, — если война — домой скоро не попадешь. И какого черта нам здесь нужно? Что защищать-то? — Он окинул взглядом присутствующих.

— Чого захотив! — прервал комендора иронический голос с певучим украинским акцентом. — Ты гляды, шоб рыбам на обид не попав, а вин — до дому!

— А ты что, япошек испугался и умирать собрался? Эх, ты, галушка! — возразил за комендора матрос-сверхсрочник Шевелев. Все рассмеялись. Зачинщик шутки, молодой первогодок, смутился, но сразу же нашелся:

— Це побачимо, як первый снаряд розирвется!

Ему никто не ответил. Комендор продолжал:

— А в деревне отец-старик больной, семья большая, мелкая, работать некому. Земли мало, лошаденка еле ходит, кормить нечем. Целое лето работают, а хлеба и на половину зимы не хватает, да и тот с мякиной. В каждом письме просят: «Скорей приезжай, а то полное разорение и детям малым погибать».

Кто-то заметил:

— Горе — что море, везде одинаково, и в деревне и в городе.

— Да нет! В городе все же лучше, — вставил один из матросов.

— Какой там лучше! — прервали его голоса.

— Да там хоть робышь и каждую субботу гроши получаешь, а в деревне што? — сказал первогодок.

— Ты что мелешь! Не знаешь — так молчи! — заметил комендор. — В городе рабочий люд тоже не живет, а мучается.

— Чого ты пристав до мене, не возом же я тебя зачепив, — горячился первогодок, вызывая смех.

— Постой, постой, ребята, я сейчас всех примирю, — проговорил молчавший до того пожилой матрос Рыжков, пользовавшийся общим уважением. — Вот я расскажу, как рос в городе. Всем станет ясно, что это за жизнь. Отец мой и сейчас работает слесарем в Николаеве, на заводе братьев Донских, и каждую субботу действительно получает денежки. Принесет получку, а в четверг, а то и раньше, мать уже занимает у соседей на хлеб. Семья большая, кормить надо, а не хватает… Я спал… да что спал — вырос за печкой, где мне было отведено место, а трое братьев поменьше держались поближе к матери. Вместо матраца мать стлала старую отцовскую куртку…

Рассказчик умолк, махнув рукой. Видно не сладки были воспоминания детства.

— Вот тебе и суббота! — закончил комендор.

Словоохотливый матрос перевел внимание слушателей на другую тему:

— А как вы думаете, ребята, откуда у япошек такая сила? Мне с «Аскольда» сказывали, что у них эскадра огромная, даже подводные лодки есть, а у нас снаряды не все рвутся: вдаришь как болвашкой, толку чуть!..

Все начали высказывать разные предположения и порешили на том, что японцам помогают заморские государства.

— Та й народ якийсь маленький, а збытошный, воювать лизет! — вставил свое слово украинец.

— А при чем тут народ? Народ такой же, как мы с тобой. Это все правители, как петухи, чего-то не поделят между собой, — ответил комендор, дружно поддержанный остальными…

Пробили склянки: смена вахты. Поднялись сидевшие у казематного орудия собеседники, встречая шутками появившихся подвахтенных. Кто-то из новой смены сказал:

— «Батька» всю ночь простоял на мостике. И сейчас отдыхать не идет.

— Стало быть, дело серьезное. О нас беспокоится, опасается, как бы япошки не шмыгнули из-за угла! — заметил матрос Кузнецов…

30 декабря «Варяг», лавируя в узком опасном фарватере, вошел на внутренний рейд Чемульпо, став на якорь вблизи русских кораблей: крейсера «Боярин» (командир капитан 2-го ранга Сарычев) и канонерской лодки «Гиляк» (командир капитан 2-го ранга Алексеев). На «Варяге» подняли брейт-вымпел старшего русского командира на рейде.

Город и порт Чемульпо.

Вскоре на «Варяг» прибыли Сарычев и Алексеев. Они доложили Рудневу о том, что, по их данным, на берегу все спокойно. Это его явно не удовлетворило. Сообщили они также об отправке в Сеул десанта из 26 человек для охраны миссии.

Кроме русских кораблей, на рейде находились: английские крейсеры «Кресси» и «Талбот» (командир капитан 1-го ранга Бэйли), итальянский крейсер «Эльба» (командир капитан 1-го ранга Бореа), японский крейсер «Чиода» (командир капитан 3-го ранга Мураками) и американская канонерка «Виксбург» (командир Маршаль).

После беседы с командирами русских кораблей Руднев нанес визит вежливости командиру крейсера «Талбот», стоявшего под флагом старшего на рейде интернациональных кораблей. Вечером того же дня Руднев уехал в Сеул, где беседовал с посланником Павловым. Решили довести состав десанта до 56 человек во главе с лейтенантом Климовым. Приняв почту миссии, Руднев возвратился 31 декабря в Чемульпо. Выполняя приказ Старка, он в тот же день отправил крейсер «Боярин» в Порт-Артур, предупредив Сарычева о необходимости быть особенно бдительным во время перехода.

Вечером на «Варяге» отпраздновали встречу нового года. Ровно в 12 часов ночи Руднев поздравил команду, пожелал всем благополучия и провозгласил здравицу в честь России и крейсера «Варяг». Матросы ответили дружным «ура!».

После торжественного ужина зажгли елку и каждый, в том числе и командир, тянул жребий на получение подарка. Затем начались пляски и концерт матросов. Руднев от души радовался непринужденному веселью и всячески старался поддерживать у экипажа праздничное настроение. Вместе с доктором Храбростиным, механиком Лейковым и лейтенантом Беренсом он оставался среди команды до конца праздника. Но как ни была велика сила личного примера командира, офицеры тотчас же после праздника поспешили с разрешения командира в кают-компанию для встречи нового года в своей среде…

В последующие дни Руднев собрал многочисленные факты, подтверждавшие не только лихорадочную подготовку японцев к войне, но и то, что они готовятся к оккупации Кореи. Ему пришлось еще раз убедиться в недальновидности посланника Павлова и возглавлявшего консульство в Чемульпо Поляновского. Оба они не хотели ничего замечать из того, что буквально бросалось в глаза.

Японцы наводнили Корею. Их число по официальным данным составляло 15 тысяч человек. Они работали чернорабочими, портовыми грузчиками, парикмахерами и т. д. и выглядели куда лучше, чем корейцы и китайцы тех же профессий, одетые в лохмотья и носившие на лицах отпечаток беспросветной нужды. Как видно, японцы жили отнюдь не только на свои заработки. Некоторые владели китайским языком и носили фальшивые косы, стремясь скрыть свою национальность. Японцами оказались заполнены и многие корейские учреждения, почта, телеграф, железнодорожные и портовые конторы.

Вдоль Сеульской и Фузанской железных дорог японцы спешно строили продовольственные и прочие склады.

В порт Чемульпо открыто стягивались шаланды, буксирные суда, катеры и другие плавучие средства, необходимые для десантных операций. Японские гарнизоны в Сеуле, Гензане, Фузане и в ряде других городов давно превысили официально дозволенную численность.

Руднев регулярно сообщал обо всем этом начальнику эскадры и штабу наместника, направлял в Порт-Артур шифрованные телеграммы, предупреждая о грозившей опасности, надеясь, что хоть часть этих столь важных сведений достигнет цели. Однако все было тщетно. События нарастали с неумолимой быстротой.