Марта возвращалась домой затемно. Шла, не замечая, где идет, не видя вокруг ничего. Ей даже не показалось странным, что в окнах теплится свет, а дверь не заперта. Она попросту не заметила ничего этого, подавленная не отпускавшими ни на секунду горькими мыслями, ужасом, как шторм налетевших событий.

Дом оставался почти в том же виде, какой приобрел после страшного дня обыска. Не было ни сил, ни желания дотрагиваться до вещей, оскверненных грязными чужими руками. Да Марта и не жила теперь в своем доме — только присутствовала. Проходила в спальню, садилась на стул у окна — в день визита незваных гостей он стоял там же — и долго сидела без сна, без слез.

Часы пробили двенадцать, когда в гостиной она обнаружила в кресле незнакомую спящую девушку. Два крыла черных блестящих волос охватывали щеки, разрумянившиеся во сне. Из-под короткой замшевой юбки торчали узкие колени. Рядом валялись черный плащ и дорожная сумка. Изумленная Марта опустилась в кресло напротив, не решаясь разбудить незнакомку. Но девушка сама, видно, почувствовала, что на нее смотрят, и открыла глаза.

— Ой, здрасьте! — Спросонок Лиля забыла, где находится.

— Добрый вечер, — механически отозвалась Марта, продолжая разглядывать девушку.

— Извините… Извините, Марта… — Лиля на секунду замешкалась, боясь неправильно произнести необычное отчество, — Марта Екабовна. Я тут с самого утра вас жду. Дверь почему-то не была заперта…

— Да-да, возможно, я забыла… Значит, вы ко мне?

— Если вы мама Эдгара, то к вам, — немного кокетливо подтвердила Лиля. Но, сообразив, что Марта до сих пор ничего не понимает, недоуменно спросила: — Разве Эдгар ничего вам не говорил об мне? Я Лилия.

— Да-да, конечно, говорил, — вспомнив о вежливости, поспешила заверить Марта. — Конечно-конечно… Лилия.

Она приветливо протянула девушке руку. Та, хоть и смущенная немного, с достоинством ответила легким пожатием. И улыбнулась, по-своему истолковав отсутствующий вид и рассеянность хозяйки.

— Хотя Эдгар, он такой… Скрытный. Мог и вообще ничего не сказать. Мы, знаете ли, хотели устроить настоящую, официальную, так сказать, помолвку. Это когда ваш муж приезжал в Москву. Но не вышло… Артур Янович, как я поняла, был очень занят. — Испытывая некоторое смущение, Лиля тараторила не переставая. — Я бы, конечно, никогда не решилась просто так свалиться вам на голову… Но я почему-то очень беспокоюсь. Эдгар ничего мне не пишет. Вот только, что прислал. — Она открыла сумочку и достала из потертого конверта бережно хранимую открытку с видом какого-то города. — И больше ничего. Я подумала, может, он вам что-нибудь написал…

Марта взяла протянутую ей реликвию, посмотрела на фотографию и, не переворачивая, вернула открытку ревностной владелице. Этот неожиданный визит и открытка подействовали на Марту как укор. В круговерти последних недель, подавленная кошмаром событий, она совсем забыла о сыне.

— Да, Эдгар звонил… Кажется, на прошлой неделе, — Марта с трудом припоминала, когда же был последний его звонок, а, вспомнив, удивилась — оказывается, прошла неделя, но она и не заметила ее. — Он просил не волноваться. Сказал, что все в порядке, — неуверенно и виновато говорила Марта, словно вырванная из нескончаемого сна этой чужой девушкой. — Я пойду сварю кофе, вы же, наверное, голодны.

— Нет, что вы, не беспокойтесь, пожалуйста, — не слишком убедительно запротестовала Лиля.

Но Марта уже вышла из комнаты. Ей нужно было остаться одной хоть на несколько минут, чтобы прийти в себя, вспомнить о той жизни, из которой ее выбросила недобрая посторонняя воля.

Воспользовавшись отсутствием хозяйки, Лиля проворно привела себя в порядок. Потом раскрыла «молнию» на объемистой сумке и вытащила оттуда довольно объемистый пакет. Положила его сперва на стол, потом, подумав, сменила стол на диван. Достала еще несколько кулечков и свертков и аккуратно пристроила рядом с большим пакетом.

С деревянным подносом в руках вошла Марта. Лиля помогла ей. Пока хозяйка разливала кофе, Лиля развернула перед нею великолепный белоснежный платок из легкого козьего пуха, Чуть смущаясь, протянула Марте.

— Это вам. Марта Екабовна. Никак не могла выбрать… Старалась вообразить, какая вы, что носите, что любите. Эдгар, как конспиратор, почти ничего о вас не рассказывал.

Марта поставила турку, бережно взяла нежный пушистый платок. Она была тронута — нашелся человек, которой вспомнит о ней, позаботился…

— Какая прелесть! Спасибо вам, Лилия. — Она с благодарностью поцеловала девушку в щеку.

— Вам правда понравилось? — Лиля сияла от удовольствия. — А вот насчет этого я хотела с вами посоветоваться.

Она раскрыла коробку — в ней лежали бок о бок темная трубка вишневого дерева и мундштук из уральских самоцветов.

— Артура Яновича в Москве я даже повидать не успела. И не знаю, курит он или нет. Мы с ним в одно время к Эдгару приехали. Но я только голос его слышала, — Лиля на секунду замолкла, поняв, что невольно проговорилась о странности «встречи» с отцом Эдгара в гостиничном номере, и поспешила добавить: — Так уж получилось, случайно…

Слушая оживленный, беспечный щебет девушки, Марта стала понемногу отходить, оттаивать, как вдруг, неосторожно вспомнив об Артуре, Лиля снова вернула ее в жестокую реальность.

— Как хорошо, что сперва вы пришли, а не Артур Янович. Я ужасно боялась — мне кажется, он такой строгий! А я тут у вас сижу — так неудобно. Вы уж меня извините. Эдгар все время говорит, что у меня взбалмошный характер. Мы даже ссорились из-за этого…

Лиля не заметила перемены в лице Марты. Она вдруг заинтересовалась небольшой любительской фотографией на книжной полке — Марта с Артуром сидят вдвоем на песке у моря.

— Ой, как они с Эдгаром-то похожи! Это ведь Артур Янович? Да? Я сразу узнала… Удивительно — одно лицо на двоих!

Она обернулась к Марте и увидела, как та прямо у нее на глазах страшно побледнела, пошатнулась и стала оседать на пол.

— Господи, что с вами, Марта Екабовна?! — Лиля бросилась к ней и едва успела поддержать бесчувственное тело. — Ой, помогите же кто-нибудь! — Она еле слышно шевелила губами, забыв, что находится одна в огромном пустом доме.

Фотографии Эдгара красовались на первой полосе, среди броских заголовков. Но появились и другие снимки, на которых русский летчик был не один. Вот он с Мартой Лосберг и ее отцом, владельцем фирмы «Краузе» Рихардом Лосбергом. Чей-то внимательный объектив заснял их встречу так, что ее вполне можно было истолковать как трогательную семейную идиллию. Вот Эдгар наклонился к Лосбергу, что-то оживленно ему втолковывает. Предупредительно отодвигает стул, помогая старику подняться. Вот Лосберг разливает в крохотные рюмочки черный бальзам и внимательно смотрит на Эдгара. Вот все трое подходят к машине.

Затем несколько весьма романтических кадров — Эдгар с Мартой идут по старинной улочке, сидят в сквере с маленьким фонтанчиком. Наконец фотография виллы Зингрубера в горах. В том сказочном уголке Баварии, где Эдгар появился на свет. Марта с коляской в заснеженной аллее, под высокими елями.

— Отец и сын, разлученные советским железным занавесом, «Трогательная встреча через двадцать лет», «Семья соединилась вновь». Прекрасно! — Зингрубер отложил подготовленные к печати гранки. — Хотя я предпочел бы увидеть этот материал до того, как русские нахлобучили на нашу голову этот чертов купол.

Чтобы не начинать бесполезных препирательств, Арвидас пропустил мимо ушей замечание шефа.

— Один материал я думаю отдать в «Пари Матч», насчет другого уже договорился с «Фигаро», третий можно было бы отправить в Мюнхен, нашим. Тоже не помешает.

— Откройте секрет, Арви! Где вы все-таки раздобыли негативы? Неужели вам удалось победить женскую строптивость силой мужского обаяния и Марта раскаялась в содеянном?

Арвидас постарался как можно спокойнее отреагировать на язвительную подковырку.

— Можно было бы, конечно, сочинить про себя героическую сагу. Но на самом деле мне просто повезло. Фрэнк ненароком кинул одну пленку в брак, а я ее отыскал.

— Я всегда говорил, что вы везунчик. И девушки вас за это любят! Статейку для вас она все же успела накропать?

— Нет, больше мы не сотрудничаем, — небрежно бросил Арвидас, перебирая разложенные на столе макеты газетных полос. — На ее место нашелся очень толковый парень. Он-то и подготовил эти материалы к печати.

Зингрубер виду не подал, что догадался — из-за этой взбалмошной девчонки шеф-редактору, чтобы спасти положение, пришлось писать статьи самому.

— Вот оно как? Жаль, мне показалось, девочка увлеклась русской тематикой.

— Даже, пожалуй, слишком. И проявляет необычное усердие.

Зингрубер понимающе усмехнулся и покачал головой. Может быть, вспомнил золотые времена, когда и ему еще были не чужды любовные страдания.

— Да, эти юные куколки так непостоянны. Но поверьте старому цинику — увлечение экзотикой никогда не бывает долговечным. Все пройдет — и пташка вернется на знакомую жердочку.

Зингрубер деловито крутанулся в своем кресле и еще раз пробежал глазами броские заголовки.

— Однако поглядим, как вы, вернее ваш толковый парень, — не преминул он припомнить Арвидасу его безобидную уловку, — уничтожает вашего юного соперника. Кстати, вы не находите, что коллизия получается весьма забавная?

Шеф-редактор ничего не ответил. Он сидел, тихо свирепея, и еле сдерживался, чтобы не нахамить Зингруберу.

— … Ручаюсь, что самый изощренный драматург не выдумал бы ничего подобного, — читал Зингрубер, искоса поглядывая на Арвидаса. — Случившееся можно было бы назвать грубым вымыслом или просто сказкой, не произойди все именно так… Ровно двадцать семь лет назад на прелестной вилле в Баварских Альпах у хорошо известного многим нашим читателям владельца фирмы «Краузе» господина Лосберга и его первой жены появился на свет прелестный малыш. Ею назвали Эдгаром… Шла война, и к концу ее семья господина Лосберга оказалась разделенной новой границей, которую русские продвинули далеко на запад, окончательно утвердившись в Прибалтике.

Непостижимая ирония судьбы вновь сводит наших героев через двадцать пять лет на нынешнем авиасалоне в Ле-Бурже. Сейчас они представляют две конкурирующие на мировых рынках фирмы… «Поистине неподражаемый драматург, жизнь…» — Зингрубер прочитал статью по диагонали и не слишком уверенно заметил: — Выходит, ваш толковый парень ненароком подбрасывает читателям забавную версию: Банга — это сын Лосберга. Хотя это интересно. Правда, старик будет в ярости.

На несколько секунд Зингрубер задумался, прогнозируя, видимо, каким будет резонанс от столь вольной трактовки биографических данных. Но потом заговорщицки прищурился.

— А впрочем, какой спрос с лихих журналистов, верно, Арви? Пускай это будет на совести прессы… А все-таки жаль, что статья не подписана Мартой. Было бы эффектнее, тем более что у девочки блестящий стиль.

Шеф попал в самое больное место — профессиональное самолюбие. Тут уж Арвидас не мог промолчать.

— Что поделать, господин Зингрубер, если папа не разрешает «девочке», — он ехидно передразнил отечески-панибратский тон шефа, — водиться с такими плохими мальчиками, как мы с вами.

— Ну ладно, Арви, довольно, — строго осадил его Зингрубер. — Эту тему мы обсуждать не будем. Материалы оставьте, я посмотрю их еще раз. — Он сухо пожал руку редактору, давая понять, что разговор окончен, но не удержался и напоследок спросил: — Кстати, вы будете сегодня в Ле-Бурже? Хозяева устраивают грандиозный прием в честь русских акробатов. Думаю, там соберется все милое семейство.

— Весьма любезно с вашей стороны, господин Зингрубер, напомнить мне о приеме, но только, слава богу, я больше не имею ничего общего с этим семейством. — Арвидас слегка поклонился и вышел с чувством оскорбленного достоинства.

В ночном небе над Ле-Бурже вспыхивали и гасли, струились и рассыпались разноцветные фонтаны огней праздничного фейерверка. Шум, смех, многоязычный говор сливались в слитный радостный гул веселья и праздника. В ярко освещенном зале негде было яблоку упасть. Оживленные, нарядно одетые гости сбивались в небольшие группки, болтали, пили, переходили от одной компании к другой. Легкие, словно бабочки, сновали очаровательные официантки с нарядно украшенными тележками, предлагая на выбор всевозможные угощения.

Марта стояла одна у открытого окна с бокалом в руке. Ее лицо озаряли сполохи фейерверка. Они таинственным светом расцвечивали блестящие чешуйки на ее темно-зеленом змеистом платье. Взгляд Марты рассеянно блуждал, безразлично фиксируя в толпе то отца, беседовавшего с двумя солидными бизнесменами, то лысую шарообразную голову полковника Блейфила, напористо флиртовавшего с длинноногой красоткой… Наконец Марта увидела того, кого искала в пестром говорливом сборище.

Едва войдя в зал, Эдгар и остальные советские летчики мгновенно оказались в центре внимания как виновники торжества. Тут же подоспели журналисты. Защелкали блицы, посыпались вопросы.

— Месье Банга, парижане уже начинают опасаться, что, проснувшись однажды утром, не обнаружат Эйфелевой башни на Елисейских полях. Вам ведь ничего не стоит переставить ее на Красную площадь?

Особенно старался бойкий репортер, поощряемый господином Дювалем, владельцем пресловутого купола. Француз тоже ощущал себя причастным к сенсации.

— Парижане могут спать спокойно, — не преминул сострить Костя Завалишин. — Мы согласны удовлетвориться Вандомской колонной.

— На худой конец парочкой химер с крыши Нотр-Дама, — поддержал Эдгар. — Имеем же мы право на небольшой сувенир.

— Вас можно поздравить, господа? Фирма «Сюд Электрон» в самом деле предложила вам контракт на монтаж высоковольтной линии? Так, месье Лапин?

— У нас есть хорошая пословица: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь», — дипломатично вмешался посол. — Мы ведем переговоры.

Теперь и Эдгар заметил Марту. И не сразу смог отвести взгляд от одинокой изящной фигурки на фоне ночного неба, расцвеченного фейерверками. Было странно видеть ее без дела, праздной гостьей. Эдгару показалось, что и она скучает без фотоаппарата и блокнота.

— Старик, — тихо позвал Эдгар Габелию, — пойдем жахнем по бокалу шампанского, а то у меня от бесконечного трепа гастрит разыгрался.

Радист выпятил нижнюю губу, изобразив согласие и одобрение, и подтолкнул локтем Костю. Завалишину не пришлось долго растолковывать, что к чему. Летчики по одному начали откалываться от респектабельного общества, и это, конечно, не укрылось от бдительного ока «серого костюма»?

— Молодые люди, — строго прошипел он, устремляясь за ними. — Прошу всех оставаться в пределах расположения делегации.

— А как насчет пописать? — вежливо поинтересовался Костя. — Айда с нами, а то как бы лишняя жидкость в голову не ударила.

— Учтите, Завалишин, это ваша последняя шуточка за рубежом.

— Ох, и гульну же я на прощанье, — бесшабашно хохотнул Костя.

И Марта заметила, что летчики сбежали от журналистов. Поколебавшись немного, она решила подойти к ним.

— Добрый вечер, господа. Поздравляю, вы завоевали сердца парижан.

Вездесущего гида Варнье поблизости не оказалось, поэтому Марта говорила по-латышски. Переводил Эдгар.

— Каждому свое: нам — парижане, а нашему командиру — парижанки. Несправедливость, да и только, — не без зависти заметил Габелия.

Свирепо зыркнув на радиста, Эдгар замешкался с переводом.

— Что сказал ваш друг? — спросила Марта.

— Да ерунду… Любит иногда глупо пошутить, — промямлил Эдгар, с трудом подбирая забытые латышские слова.

Костя и Отар с недоверчивым изумлением таращились на Бангу.

— Да ты настоящий полиглот, — ревниво заметил Костя, — всего за неделю по-ихнему так насобачился!

— Все намного проще, мы просто нашли общий язык, — скромно объяснил Эдгар.

— Ну ты силен! — искренне восхитился Габелия, со свойственным грузину простодушием принимая слова Эдгара за чистую монету.

— Месье Эдгар, вы все еще сердитесь на меня за то неудачное рандеву с папой? — Марта истолковала скованность Эдгара по-своему.

— Что вы! Просто мне было немного неловко. Показалось, что отец ваш не рад такой встрече… Извините, я не представил вам своих друзей.

Эдгар повернулся, но ни одного из друзей рядом не было. Там, где они только что стояли, разговаривали и смеялись незнакомые люди. Ребята сумели испариться так незаметно, что ни Марта, ни Эдгар этого даже не заметили. Обоим стало совсем неловко. Эдгар развел руками и виновато улыбнулся.

— Кажется, друзья мои испугались… Может, подумали, что наша встреча фиксируется скрытой камерой.

Невинная шутка Эдгара попала точно в цель. Девушка смутилась, поняв ее как намек.

— Впрочем, я хотела извиниться перед вами, Из-за меня у вас, наверное, были неприятности?

— Пустяки, готов целиком принести себя в жертву вашей литературной славе.

Марта кивнула и хотела уже отойти, как предписывает регламент непринужденности на светском рауте. Тем более что она увидела входившего в зал Зингрубера, который, заметив ее в обществе Эдгара, игриво сделал ей ручкой. И все же она продолжала стоять рядом с Эдгаром. Тот тоже не двигался с места, хотя спиной чувствовал, как недреманные глаза особиста буквально просверливают ему спину.

— Боюсь, что жертв уже не понадобится, — грустно заметила она. — Меня выставили из фирмы. — Легонько коснувшись бокала Эдгара, она продолжала: — Так что теперь я не представляю для вас никакой опасности… Выпьем за свободу.

Эдгар внимательно смотрел на девушку. Сегодня она была совсем другой, чем в Лувре или во время их прогулки по городу.

— Хороший тост, но мне почему-то кажется, что свобода не слишком вас радует.

Красивые припухлые губы тронула все та же нечаянная, будто не к месту, улыбка.

— Месье Эдгар, мне не хотелось бы показаться назойливой, но у меня к вам просьба. Если возможно, мы должны увидеться с вами где-нибудь в более спокойном месте, желательно тет-а-тет.

Эдгар едва не поперхнулся шампанским. Решительно, она переходила всякие границы. Какого черта она к нему прицепилась, эта настырная девица, да еще вместе со своим папашей. С капиталистами нужно и в самом деле ухо держать востро.

Но «настырная девица» смотрела кротко, почти умоляюще. И вдруг заговорила горячо, торопливо, словно боялась, что он сейчас повернется и уйдет, не выслушав ее:

— Я никогда не испытывала симпатий к красным. Думаю, так будет и дальше. Но даже в моей циничной журналистской душе есть сентиментальные уголки. Поверьте, нам необходимо встретиться, я не могу не сообщить вам кое-что. Я запишу вам свой телефон. — Марта уже открыла сумочку, чтобы достать блокнот, но Эдгар поспешно сказал:

— Не нужно ничего писать. Я запомню, говорите.