Над городом уже занималась заря, когда Иннокентий наконец решился уйти от Глухаревой. Озираясь, он вышел во двор, стал в тени раскидистой груши, осмотрелся. День обещал быть погожим. Легкие облака, подсвеченные восходящим солнцем, высоко парили в бледно-синем небе. Голосили петухи на слободке. И вокруг - никого…

Постояв, Иннокентий успокоился и направился в город. Ровно на девять была назначена встреча с Виктором в железнодорожной столовой, недалеко от вокзала, где обедают рабочие депо.

До встречи времени оставалось много, и Иннокентий решил пройтись по бульвару, в эту пору довольно безлюдному. Дворники подметали аллеи, приводили в порядок цветы на клумбах.

Иннокентий брел, погруженный в свои думы. Размышлял о том, что игра в «святые» становится опасной, хотя и служит хорошим прикрытием другим, не менее опасным, но прибыльным делам. В каком еще облике, как не в роли пресвитера баптистской общины, обретал он такое спокойствие.

А власть, какой он пользовался среди «сестер» и «братьев»! Взять хоть бы ту же Надежду Глухареву,- все сделает! Велел - и Клава обходит кино и клуб десятой дорогой. Приказал - и мать запретила Клаве посещать школу.

Вспомнив о Клаве, Иннокентий скрипнул зубами. До чего негодная девчонка! А как вела себя с ним! Одно утешало: рано или поздно прижмет ее так, что не пикнет. Вот тогда…

В столовую Иннокентий зашел около девяти часов и сразу за крайним столиком, у пальмы, заслонявшей половину окна, увидел Виктора. На столе перед ним стояла тарелка с едой и несколько бутылок пива.

Возле буфетной стойки теснились посетители. Худая, с угрюмым, больным лицом буфетчица качала пиво из бочки. Под ее тощими руками насос тяжко вздыхал и всхлипывал. Между столиками, ловко балансируя поднятыми над головой подносами, сновали официантки. Пахло жареной рыбой и луком. Запах пищи напомнил Иннокентию, что он со вчерашнего обеда ничего не ел. Он жадно сглотнул набежавшую слюну и подсел к Виктору, молча ему кивнул. Тот ответил подобострастной улыбкой.

При всем своем властолюбии Иннокентий не терпел в помощнике этой улыбки. Не верил ей. Порой ехидная и многозначительная, она его раздражала.

- Чего скалишься?

- Я? Ничего не скалюсь. Кушайте, Иннокентий Петрович. Вот колбаса, помидорчики.

- Сам возьму, руки имею,- прервал Иннокентий не в меру услужливого помощника.- Что суетишься без толку. Полфедора прихватил?

Виктор снова заулыбался, вытащил из кармана бутылку водки.

- А как же! Сейчас, Петрович, подогреем моторчик.- Он опрокинул бутылку донышком кверху, занес ладонь для удара, но Иннокентий глазами повел:

- Дай сюда!

Водку пресвитер налил только себе. Виктору указал на бутылку с пивом, и когда тот покраснел от обиды, резко бросил:

- Ешь, что стоит перед носом. Не умрешь до вечера без сивухи.- Он залпом выпил стакан водки, закусил колбасой.- Дело важное есть. Так что воздержись,- добавил он уже миролюбиво.- Вечерком подброшу пару монет на разговенье… Теперь рассказывай. И короче!

Витька перегнулся через стол, зачастил:

- Макарку замели этой ночью!

- Какого такого Макарку?- спросил Иннокентий, выкатив глаза.

- Голодко. Сам видел…

- Знаю. Дальше?

- Клавка на засаду…

- Тоже знаю… Ты что мне бабские сплетни пришел сюда рассказывать? - И без того красное лицо Иннокентия стало пунцовым.- О деле говори. Твердые все забрал?

- Полный порядок,- хвастливо ответил Виктор.- Тютелька в тютельку. Разве мне впервые. Витька не подведет. У меня железно!

- Заткнись! - почему-то озлился Иннокентий и метнул на парня свирепый взгляд.- Растарахтелся… При тебе выручка?

- Со мною.

- Пошли! - Иннокентий, расплатившись с официанткой, грузно поднялся из-за стола.- Пойдешь хвостом,- бросил он Виктору.

Из столовой он вышел первым. За ним, метрах в двухстах, с видом ленивого бездельника плелся Виктор. У стоянки такси Иннокентий пропустил парня вперед, будто невзначай оглянулся, перешел на противоположную сторону улицы и остановился перед зеркальной витриной ателье. Ему хорошо была видна вся панорама улицы, машины и Виктор, зашедший в ворота городского парка.

Старинный парк примыкал к такому же древнему кладбищу, густо заросшему кустарником. Мрачные склепы, где покоятся останки шляхетской знати. Обелиски с еще сохранившимися надписями полных титулов именитых покойников. Могучие дубы и клены. Пахло прошлогодней листвой… В кустах Иннокентий остановил Виктора.

- Выкладывай!

Виктор снял модную туфлю и вынул стельку. Иннокентий взял туфлю, перевернул, и из нее с глухим звоном посыпались золотые монеты. Пересчитав их и небрежно сунув в брючный карман, коротко приказал:

- Остальные!

Виктор торопливо снял вторую туфлю, вытряхнул ее содержимое себе на руку.

- Можешь не проверять,- бросил он и отвернул глаза в сторону.- Полный ажур.

Иннокентий хмыкнул, растянул толстые губы в ехидной усмешке:

- Ажур, говоришь? - переспросил и сделал шаг к парню.

- А что? Что? - отшатнулся Виктор. Лицо у него побледнело, покрылось испариной.

- Считай, считай,- выкрикнул Иннокентий, прижал Виктора к дереву и легонько хлопнул его по затылку тяжелой ладонью.- С кем играть вздумал? Щенок!

Удар был слабый, но Виктор упал и уронил монеты в траву. Ползая на четвереньках, стал собирать их и несколько штук незаметно опустил в свой карман. Ему показалось, что незаметно: «хозяин» все видел и ухмылялся наивным манипуляциям парня.

- Вставай, простудишься, - насмешливо сказал он, потешаясь над этим щенком.

И когда Виктор о наигранной обидой возвратил ему золото, он спрятал его, даже не пересчитывая.

- Дать бы тебе как следует, да руки о дерьмо неохота марать, сосунок ты немытый! Сядь! - сурово велел он.- Не трону.

Глазами, полными страха, Виктор уставился на мучителя. Должно быть, не от удара, а от страха из глаз у него выкатились слезинки. Он продолжал стоять, жалкий, беспомощный.

- Сядь! - вторично приказал Иннокентий и волосатой рукой надавил на плечо Виктора.- Утрись, сопляк. Ишь, распустил слезы. Тебе бы, щенку, нужно все зубы выкрошить за такие фокусы! С кем играть вздумал?..

Виктор захныкал:

- Так я ж ошибся. А вы сразу драться.

Иннокентий присел рядом и заговорил почти добродушно:

- Ладно, забудем это… И больше не ошибаться. Я и сам тебе отвалю не жалеючи. На вот.- Две золотые монеты перекочевали в карман Виктора.- Мне, думаешь, жаль? Не жадный я. За чей счет живешь? Батька из тюрьмы, что ли, эти туфли тебе прислал? Аль одежку, что носишь? Я купил… Я и раздену! - добавил он с: угрозой.- До костей обдеру, ежели второй раз замечу.- Толстый Иннокентиев палец чиркнул по горлу.- А теперь о другом…

Разговаривая, пресвитер снял с себя черный полушерстяной пиджак, вывернул его наизнанку, и глазам Виктора представились длинные - от груди до обреза полы - туго набитые карманы. Одну за другой Иннокентий передал ему несколько пачек долларов, крест-накрест перевязанных бечевкой.

- Старику отнесешь,- сказал пресвитер, надевая пиджак и косо поглядывая на Виктора.- Глаза мне твои, парень, не нравятся. Жаден, ох до чего жаден ты! - И длинно выругался.

Виктор пришел в себя, осмелел:

- А вы не жадный?

- Поживи с мое, сосунок. Научись раньше, потом цену узнаешь.- Иннокентий осмотрел парня с головы до ног.- Деду скажешь, чтобы завтра пришел на старое место. Николая с собой прихвати. Для него дело имеется. Не забудь только. И помни: в долгу не останусь.- Вставая, добавил: - Кольку раньше ко мне приведешь. Знаешь, куда?

Виктор кивнул головой:

- Знаю.

- Значит, договорились,- заключил Иннокентий и, не подав руки на прощание, ушел через кладбище.