- Ага! - укоризненно качает рыжими хвостиками (впрочем, они уже вполне тянут на хвосты) Алиска, обвиняюще тыча в меня пальцем. - По девкам шляется! И это при законной...
- Да-да? - вежливо интересуюсь я. Кабак еще не закрылся, но активность явно идет на спад, музыканты испарились без следа, а чуть пришедший уже в себя хозяин вяло переругивается с каким-то набравшимся гражданином в ковбойской шляпе. А девчонки уже и вовсе успели смыться, неблагодарные. - Продолжай, пожалуйста, мне интересно.
- При законной... девушке, - не очень уверенно заканчивает Алиса.
Я простодушно моргаю.
- Ну, справедливости ради, девушка ты как раз не очень законная, потому что с официальной точки зрения тебя - как и всех нас - вообще нет. А есть - как там в паспортах-то? - Алехандро де Блас де Сантильяна, Алисия Данэм и прочие, прочие. Вымышленные литературные персонажи.
Алиса надувается и становится похожей на гигантского хомяка. Причем еще и рыжего.
- А по сути вопроса - вас понял, мэм, больше не повторится, мэм.
- Серьезно? Не повторится?
- Конечно, повторится, - чистосердечно признаюсь я, скорбно повесив голову. - Даже наверняка, по причине общей живости характера. Но вроде как положено так говорить, это символизирует признание вины и духовное очищение.
Алиса отмахивается.
- Ой... сгинь с глаз моих, очищенец.
- Только после вас, донна Алисия, - галантно, как дедушка Ленин, показываю дорогу к выходу. Будь у меня шляпа, обязательно сорвал бы с головы!
А кстати, у кого из знаменитых тропических пиратов была вот такая шляпа, которую я хочу - пробковая, широкая? Рокки? Раффи? Флаффи? Не вспомню сейчас, но что-то такое на языке вертится.
На улице, несмотря на поздний час и общую безблагодатность этих мест, имеется такси, в которое мы грузимся и отправляемся по домам. Точнее, по дом, потому что мы вместе живем, даже в одной комнате. Такой вот потрясающий небеса и землю разврат, пионеры по всему миру нам теперь руки не подадут, и салют не отдадут.
Дома хорошо, тихо и прохладно. Только какой-то приблудный кот с порванным ухом сидит в нашем садике и подозрительно смотрит на нашу не очень-то и романтическую пару.
- Красиво... - Алиса стоит на пороге в сад и смотрит на крупные, яркие, совсем не такие, как дома, звезды. - Помнишь, как тогда, в "Совенке", с гитарой...
Конечно, я помню. Казалось бы, прошло совсем смешное количество времени - недель шесть, вроде бы? - а сколько всего произошло. Заезд в Москву, аэроэкспресс, Славя на Арбате, Лена и Мику на том заводе, экскурсия в Испанию по просьбе Алиски, крушение на острове посреди моря, секретные аквалангисты и странный случай на радарной станции, вплоть до падения "Византии" - стоп, это уже из другой оперы. Словом, много чего было. И мы все еще живы, мы счастливы настолько, что все еще можем им делиться со всеми желающими. Мы делаем то, что должны. Что обещали друг другу и сами себе. Слишком пафосно? Да и пускай, мне плевать. Сейчас имеет значение только смогу ли я обеспечить безопасность для этих четырех смешных девчонок, которые уже успели стать мне родными - в хорошем смысле этого слова, конечно.
- Чего задумался-то? - Алиска шутливо пихнула меня в бок и прижалась рядом. - Никак не решишь, есть ли жизнь на Марсе?
- Получаю секретную радиограмму из Центра, - замогильным голосом сообщил я. - На нас со страшной скоростью надвигается астероид Гитлер-667, населенный разумной плесенью, а также нацистами. Столкновение произойдет через девять с половиной недель, а может быть, даже раньше. Нам приказано срочно выдвигаться в Казахстан, на космодром Байконур.
- Девять с половиной недель - это долго, - оценила Алиса. - Зачем тогда такая срочность? Приедем вовремя, минут примерно за двадцать до вылета. А еще лучше - завтра с утречка все впятером подумаем как следует, да как захотим, чтобы он улетел обратно к Гитлеру - наверняка получится.
Она была как всегда права. Думаю, если захотеть как следует, мы бы и Солнечную Систему смогли куда-нибудь передвинуть. Куда-нибудь вбок. Потому что, судя по уже произошедшим событиям, сила наша плохо поддавалась описанию в обыкновенных словах.
- У меня есть предложение, - прошептала Алька мне в ухо.
- Есть мнение, выступающему следует предоставить слово, - сообщил я. - Регламент семь минут.
- Мне хватит и меньше, - сообщила девушка, стягивая футболку. - Пойдем в кровать. Там интересно.
- Ставим на голосование, - официальным голосом сказал я. - Что ж, похоже, все единогласно за. Процедурные вопросы - дело важное, отведем на них еще полчаса.
- А потом добавим еще, - согласилась Алиса, уже лежа на отличной, широкой кровати. Ночник, исправно горящий на тумбочке рядом, освещал ситуацию более чем недвусмысленно. - Если справишься, конечно.
- Мы не боимся трудностей, - заявил я, сосредоточенно борясь с молнией. - Мы в них ныряем с головой. В таком вот аксепте.
***
- Ух ты, - сказала Алиса спустя тридцать минут. - Неплохо, неплохо! Это что, сон на новом месте так на тебя действует?
Ночь как-то внезапно перешла из теплой духоты в слегка покусывающую обнаженную кожу прохладу, поэтому мы накрылись тонкой полупрозрачной простыней. Кроме того, в какой-то момент возникло подозрение, что за нами шпионит тот самый неведомый приблудный кот, возможно, присланный бабушкой Бутракхам, поэтому свет выключать мы тоже не стали. В целях раннего предупреждения о возможных незваных гостях.
- Подозреваю, это секретные добавки в их суп джим-джам, - поделился мнением я. Легкость в теле и правда стояла необыкновенная. - Зря ты его, кстати, не попробовала, отличная штука. А так, видишь, в плане выносливости уступаешь ты мне, даром что моложе.
- Я? Уступаю?! Ха! Держись, слабак! - Алиска рывком сдернула простыню.
***
- Один-один, - признал я еще через четверть часа. - Беру свои слова обратно, ты прекрасна, неповторима и практически неутомима. Мы в восхищении.
- Знаешь, как сделать правильный комплимент даме, чертяка языкастый, - сонно пробормотала Алиса, закидывая на меня ногу и устраиваясь поудобнее. - Но у меня, кажется, уже нет сил даже на то, чтобы выключить свет и достать с пола подушку. Мы ее туда зачем-то выбросили. Будь другом, помоги бедной девушке.
Я, конечно, помог. Рыжие волосы застывшим пламенем растеклись по простыне. Алиса благодарно улыбнулась и закрыла глаза.
- Спокойной ночи, Ружи-сенсей.
- Спокойной ночи, Аля.
***
Давно, давно меня никто не называл этим именем. Пускай календарно еще и полгода не минуло, но субъективно - как в прошлой жизни все, в тумане, в дыму. А так и есть, вообще-то. Это и есть прошлая жизнь. И сказать, что я рад, что она закончилась, ушла, утонула в глубинах памяти - значит, не сказать ничего.
Огонь и дым...
- Держи левее, Сенсей, до дороги, ребята говорят, снайпер бьет вон из тех многоэтажек. - Историк, грязный и заросший, как неандерталец, яростно скребет себе спину. Третий день на ногах, в баню сходить негде и некогда. С горячей водой тут вообще напряженка, но для помывки обычно выделяют необходимые литры ДТ и дизель-генератор. Обычно, но не сейчас. Мы наступаем, мы прем вперед, тылы не поспевают. "Есть войны закон не новый, в отступленьи ешь ты вдоволь, в обороне так и сяк, в наступленье - натощак". Твардовский был гением.
- А что не разобрались до сих пор? - Я только с базы, потому единственный из всего взвода щеголяю модной стрижкой "под чечена" - бритая налысо голова и начинающая уже кудрявиться борода. Просто, гигиенично да и противника пугает до недержания.
- Да кто нас-то спрашивает? Сказали, дадут танк - для контрснайперских мероприятий. Пока не приехал. Нормальный подход, считаю.
Тем временем прибывает усиление - легко на помине. Две МТЛБ с десантом и обещанный танк. Все бодрые, чистые и напрочь отмороженные. Начинается слегка нервная, но осмысленная суета, которая всегда предшествует активным разрушительным действиям.
- Снаряд осколочно-фугасный, дальность тысяча шестьсот, - бойко командует низенький носатый мужичок в бушлате с шевроном "спецназ". На спецназовца он, правда, похож точно так же, как и я - то есть не похож абсолютно. А шевроны такие я и сам носил раньше, из форсу.
Башня танка с протяжным воем гидравлики начинает движение. Трофейная машина, судя по состоянию.
- Прицел тридцать, правее ноль пятнадцать, ориентир - крыша розового здания! - продолжает носатый. - На последнем этаже лежка, так что до полного уничтожения. Без перелетов, там подстанция за домом, метров пятьсот. Огонь!
Танк бухает. Громок, зараза! Я поначалу уши закрывал, боялся за состояние своего музыкального слуха - потом перестал. Привык.
Крыша у стоящего напротив нас, через балку, дома, разлетается серо-черным крошевом.
- Ниже на три, - вносит коррективы мужичок. - Огонь!
Огонь!
Огонь!
Дом заволакивает белой пылью от искрошенного в песок бетона, и танк приостанавливает стрельбу. Перерыв десять минут.
- Сегодня хохма была, - будто с полуслова продолжает беседу подошедший Слон. - Писаря с третьего взвода знаешь? Приехали телевизионщики снимать, а нас почти всех в ружье подняли прочесывать окраины, вроде там видели чужую ДРГ. Ну, ТВ-шники приехали, а снимать некого, один Сержант их встречает да матерится. Ну, а что ему делать? Не отсылать людей нельзя, но и журналистов понять можно, у них тоже приказ. В общем, растолкали Писаря, он как раз у хлеборезки спал, напялили на него разгрузку, дали автомат и сказали - позируй. Ну, а тот и рад. Только автомат он видел третий раз в жизни, потому ненароком, позируя, поставил его на боевой взвод, да и дернул за крючок сдуру.
- Ну?
- Ну, он и выстрелил, - поясняет Слон, сморкаясь на покрытый застывшей грязью и ледовой корочкой асфальт. - Хорошо хоть в землю, и никого не зацепило рикошетом. Сержант, конечно, послал его на половой орган, да в ухо дал, чтобы башку включал хоть иногда.
- А хохма в чем?
- Хохма в том, что это все под запись происходило, и в эфир потом пошло, - хмыкает Слон. - То ли не досмотрели на телевидении, то ли решили, что так колоритнее. Писаря теперь все звездой кличут, автографы строятся брать.
Я хмыкаю в ответ и снова переключаю внимание на танк, который методично превращает верхние этажи когда-то жилого здания в щебень. Наконец с командиром связываются и, видимо, сообщают, что огонь можно прекратить, активности противника больше не наблюдается. На зачистку можно пускать пехоту - то есть нас.
По балке свищет злой, холодный ветер. Отличный климат, "мерзко-континентальный", как у нас говорят. Ночью холодно ибо мороз, днем холодно ибо ветер. Да дело и не в холоде, в общем, а в том, что ветер аккуратно прикрывает постоянно метущей поземкой все ямки и канавы в этой проклятой балке. Ошибешься - можно и ноги переломать. А из лекарств у меня с собой сейчас только кодеин.
Поднимаемся. Тут все еще веселее - пару дней назад была оттепель, и талая вода обильно стекала по склону. А потом ударил мороз, и она застыла. По этой причине скорость подъема у нас черепашья, но это оправданно - лететь вниз задницей кверху желающих мало.
Вот мы и снова наверху. Углубляемся в застройку - тут она смешанная, раздолбанная танком многоэтажка стоит прямо посреди частного сектора. Посекло их тут, конечно, в последние дни. Бетонные заборы изрешечены осколками и пулями от КПВТ, где-то посреди грунтовки воткнулся стабилизатор от "Града", у многих домов нет стен, у некоторых - крыш. Ребята помрачнели, идут молча, без обычных шуточек. Искомая многоэтажка все ближе.
Практически под подъездом происходит "встреча на Эльбе". Оказывается, давешний десант на "мотолыгах" прибыл сюда раньше нас. Прибыли, как на параде, с открытыми люками и чуть ли не с песнями, художественным свистом и включенным вайфаем на телефонах. Наши в этом плане уже ученые, поэтому обращают внимание дорогих гостей на непорядок.
- Что у вас, яманарот, за разведчики дырявые! - сплевывает Слон. - Второе снайперское гнездо на пятом этаже проморгали.
Среди гостей шухер и замешательство.
- Так не стреляли же ни разу, - вяло оправдывается кто-то.
- Не стреляли потому, что вас, дебилов, ждали, - веско поясняет Слон. На самом деле, по гнезду уже отработали из пулемета с той стороны, по нашей персональной просьбе, и там пусто. Но бдительность, как говорил дедушка Ленин, следует крепить. Учиться, учиться и еще раз учиться - архиважно!
Осталось проверить первое гнездо на девятом этаже. Ну, или то, что от него осталось. Топочем ботами по заваленной обломками лестнице. К счастью, в обрушенных коридорах и разбитых квартирах - никого. Сбежали жильцы заблаговременно. Ну, а кто бы не сбежал в такой ситуации? Минометные обстрелы, ракеты, гранатометы, пулеметы, а напоследок - вишенкой на торте - еще и танковая атака. Повезло хоть, что авиации не было. Кончилась у противника авиация.
Девятый этаж превращен в крошево, в котором время от времени видны какие-то узелки и тряпочки. То ли ошметки снайпера, то ли остатки его лежки. Ага! Историк, покраснев от натуги, вытаскивает что-то из-за груды камней. Остатки винтовки - незнакомый силуэт, что-то буржуйское наверняка. Под ногами шуршит пыльная бумага - снайперский журнал. В общем, если тут кто и был, то больше нет. Остался чужой снайпер в этих камнях навсегда или уполз своими ногами, безоружный и деморализованный - уже не столь важно. Возвращаемся.
Снаружи неожиданно тихо. Как-то привык я за последние дни к стрельбе, дальней или близкой, к оглушающему буханью танка под боком, к натужному свисту двигателей "шестьдесятчетверок", плотному частому пулеметному огню, мерным ударам "градов"... Ко всему-то подлец-человек привыкает - прав был классик.
На обратном пути - десантники предложили подбросить, но мы дочапали до точки сбора пешком - произошло еще две неожиданные встречи. Первая - почти у самой многоэтажки, когда нашу дружную компанию, сосредоточенно продирающуюся сквозь завалы из черепицы, глины и кирпичей, которые раньше были обычными сельскими домами, остановил тихий старческий голос:
- Молодые люди... прошу вас, не наступайте вот сюда...
Старику было уже лет восемьдесят, наверное, и несмотря на хороший минус, он был одет всего-то в старый пиджак и советские, наверное, еще брюки. А то место, куда он просил не наступать, ничем, на первый взгляд, не отличалось от всех прочих - тоже какие-то непонятные ошметки, клочки шерсти, что-то липкое...
- Тут мою собачку убило, - дед не походил на безумного, но спокойно смотрел на нас, холодный ветер зло трепал редкие седые волосы. - А до этого своротило крышу на хате, ракетой, наверное. Пристройку еще разметало, прямым попаданием. Но дом - дело наживное, да. А вот Жучку мою очень жалко. Как жена померла, третий год, только одна она у меня и осталась. А эти... фашисты ее пристрелили. Она лаяла очень, бросалась... наверно, поэтому...
Старику нужно было выговориться. Ребята останавливались один за другим. Не знаю, как им - мне было жутковато. Когда ты солдат - все воспринимается немного иначе. А каково было им, брошенным, преданным, оставленным всеми посреди бомбардировок и обстрелов? Как они пережили все это?
- Вон там, - старик неопределенно махнул рукой вбок, - там еще кошечки лежат. Не мои, одна соседская, другая приблудная. Их тоже... эти. Ну, что им кошки-то сделали? Ну, собака хотя бы понятно, а эти-то - зачем? За что?
- Я не знаю, - хрипло выдавил я. В глазах почему-то стояли слезы.
- Вы же, ребятки, вы же не уйдете теперь? Мы пропадем без вас. Вы же не дадите вернуться... этим?
И что, спрашивается, мы могли ответить?
А уже почти у выхода на магистраль из очередных развалин, бывших когда-то чьим-то домом, вдруг вышла бабушка - божий одуванчик. Сгорбленная, маленькая, сморщенная вся, на голове косынка какая-то, скрученная, как тюрбан. Но вышла сама, без палки.
- Сынки, уж извините старуху... у вас хлебушка не найдется?
Вещмешки полетели на землю, только откуда у нас сухпаи, по плану же была короткая операция, так что просто отдали то, что нашли по карманам - галеты, сухари, обрезок колбасы, еще шоколад у кого-то был. Бабушка степенно собрала все в платок, а потом, не выдержав, заплакала.
- Деточки, спасибо вам... Храни вас господь! Я если дойду, вам свечку в церкве за здравие поставлю. Церква у нас пока что ничего, стоит. Не разбомбили.
А потом посмотрела мне прямо в глаза ясным стариковским взглядом.
- Внучек, мы же все понимаем... вы, если так нужно будет, стреляйте через нас... тут у нас сплошь старики живут, нам-то уже так и так помирать пора. Если придется - стреляйте и по нам тоже, равняйте тут все с землей, лишь бы ни одна ихняя сволота не успела сбежать.
В голове горячо пульсировала кровь. Автомат на локтях налился, казалось, многотонной тяжестью. А бабушка твердо оглядела нас и еще раз убежденно повторила.
- Ни одна сволота.
На точку мы вышли вовремя, и тогда же узнали об успешном окончании операции окружения. Единственная дорога, ведущая из города, была перерезана. Противник оказался в кольце.
***