Тряпками их прозвали — причем, в общем, случайно — американцы. Но прижилось. Когда первых дохлых чужих — тогда их еще толерантно именовали пришельцами или даже «представителями внеземного разума», вот чушь-то! — вытаскивали из сбитого каким-то немыслимым чудом штурмовика, оператор, снимавший это действо, буркнул что-то вроде «эти чуваки выглядят точно как тряпичные куклы моей дочки».

Так оно и было — безвольные, серые, но вполне человекоподобные силуэты вправду походили на кукол — ragdolls по-английски. Слово мгновенно разлетелось по всему миру, очень быстро сократившись до rags — «тряпки». Оттуда и пошло, теперь, похоже, уже навсегда. Наверное, и знаменитая «Зловещая долина» сыграла свою роль — это такой психологический феномен, когда что-то, похожее на человека, но человеком не являющееся, пугает намного больше, чем любой негуманоидный монстр. Так и здесь — многократно описанные фантастами «маленькие серые человечки», прилетев к нам, вызывали разные чувства, от страха до ненависти, но ни одного положительного среди них не было.

А вообще удивительно даже, до чего мало мы все еще знали про чужаков. Наверное, потому, что они в плен не сдавались — да и вообще, звуковой контакт установить с ними не выходило. Не то, чтобы мы очень в этом усердствовали — каждый раз дежурными радиоволнами предлагали покинуть воздушное пространство Земли, не участвовать в войне двух разумных цивилизаций, а наоборот — вместе кружиться в вальсе в постижении черных глубин бесконечного Космоса. Не знаю, кто писал текст этого обращения — наверное, какой-то мягкоголовый пацифист. Тряпкам он тоже, надо думать, не особенно нравился.

Они не обсуждали приказов. Они не отступали и не сдавались, только рвались вперед, горели… и падали.

Первая волна заходила традиционно — издалека, из-под облаков, почти их не покидая. Конечно, на самом деле волна была не первой, но предыдущие ввязались в воздушные стычки с нашими воздушно-космическими силами, на девяносто процентов состоящими из дронов, и судьба их, в общем, была незавидна. Небеса, затянутые печальными осенними облаками, светились отблесками вспышек в стратосфере от горизонта до горизонта.

— Что нам скажут боевые посты? — риторически поинтересовался я, включая экран пользовательского интерфейса. Риторически, потому что была большая вероятность, что девчонки просто не ответят, им сейчас было не до этого. Организм стаканами вырабатывал адреналин, который, смешиваясь с закачанными в кровь наркотиками, вызывал очень специфические ощущения. Если бы не вцепился я сейчас намертво в рычаги управления, ходили бы ходуном. Диафрагма вибрировала, как полиэтиленовая пленка под хорошим дождем. А еще хорошо, что на нас всех были памперсы для взрослых.

— К бою готова! — Алиска, всегда первая и всегда нужная, огонь за маской бесцеремонности, яростное отчаяние и нежность, прикрытая разочарованием и болью — я никогда в тебе не сомневался.

— Второй номер уже в продаже! — Ульянка, бесформенный красный росчерк, оригинальничает, пряча страх под напускной расчетливостью и цинизмом, вечный ребенок… впрочем, совсем не вечный, как выясняется. Как и все мы.

— Все хорошо… — это Ленка, у меня она почему-то выглядела изящной фигуркой, висящей в синей мерцающей пустоте, статуэткой, оплетенной зелеными стеблями водорослей и лилий, окруженной любопытными рыбками и равнодушными прозрачными медузами. И сверху опускался, надвигаясь, сплошной шар ослепительно белого огня.

— Системы и оператор в норме, — с легким холодком докладывает Славя. Наша валькирия, всегдашний голос совести, вечная пай-девочка… с опаленными близкими взрывами волосами и перечеркнутым темными разводами мечом в руках. Она, единственная из всех, знала своих родителей, работали на ремонтном заводе. Прошедшее время, заметили? Давно и навсегда прошедшее.

— Готова, жду указаний, — иконка Мику отображается на экране темно-зеленым драконом, но она уже не молчит, как раньше, она может и хочет говорить. Ничего, мы еще разобьем этот лед, что сковал ее горло и сердце. Мы справимся, несмотря ни на что.

Если останемся в живых, конечно.

— Блок-100, я Блок-1, — выдаю я циркулярный позывной, чтобы не обращаться к каждому по отдельности. — Огонь по готовности, до полного уничтожения противника. Погибать при исполнении запрещаю, повторяю — запрещаю. Я Блок-1.

Моей иконки на мониторе не видно, но я и так знаю, как она выглядит — маленькая человеческая фигурка посреди дороги, слева огненный ад, справа ледяная стужа. Очень глубоко философская картинка, Алиска, правда, ее прокомментировала «Ни то, ни се.» Добрая она у нас.

Я коснулся экрана — связка ультрасовременных, реализованных только с началом войны сенсоров и древних хромированных рычагов с деревянными рукоятками, плевалась и ругалась мутными радужными пятнами, но пока работала исправно. Радары подсветили цели, поделили их на более и менее приоритетные и передали координаты автоматическим системам наведения, распределяя обилие отменно фонящих в ультразвуковом диапазоне силуэтов по зенитным противовоздушным комплексам — более медленные цели доставались самым старым системам — а на самом верху комплекса начала раздвигаться стальная крыша. Электронные мозги подсказывали тупому пилоту, что без трофейного плазменного орудия сегодня не обойтись.

Да, можно сказать, что человеческое внимание было этой бездушной железке совершенно не нужно, и это даже соответствовало истине. В принципе. Потому что человек, вообще-то, нужен совсем для другого — принимать нестандартные решения в отчаянных ситуациях. Отслеживать цели и назначать приоритеты — для этого много ума не надо. Но в дуэли полностью автоматизированного комплекса ПВО и станции с хотя бы тремя операторами-людьми побеждали всегда вторые.

Небо прорезала первая очередь, пристрелочная, я даже не увидел, откуда она взялась — просто ярко-желтая пунктирная полоса возникла откуда-то сбоку и острым ножом вошла в угрюмые облака. От сплошной волны чужих аппаратов отделились несколько легких, почти невесомых троек, резко снизившихся и синхронно ушедших вверх и вниз по руслу Днепра. Оперативные дозоры, облегченные конструкции — оправданно, привычно и трафаретно. Тряпки, похоже, полностью доверяли компьютеризованным системам.

— Ирландцам сегодня не наливать, — сообщил я. — Только день начался, а они уже косорезят.

— А чего сразу я-то? — возмутилась Ульяна. — Показалось просто… И почему это я ирландка?

— Рыжая потому что — и еще наглая сверх меры.

Хмурое небо, кажется, загорелось от поджигавших его бесконечных трасс — автоматические турели не жалели боеприпаса. В воздухе дрожала неровная огненная конструкция, похожая на гигантскую голограмму, только линии в ней образовывались трассерами, а на пересечениях искрили, дымили и разваливались один за другим «тряпочные» штурмовики. Притормозите, парни, сейчас будет немножко трясти, дорога впереди — дрянь.

— Я тоже рыжая, — вмешался знакомый голос, — как там у меня с национальностью?

С упругим электрическим гулом асинхронных магнитных двигателей из облаков вывалились чужие бомбардировщики. Угловатые, неуклюжие с виду, немного похожие на мрачные Су-72 «Сухого»* и совсем чуточку — на так и не запущенные до сих пор в дело «нортроповские» «Б-2». Черные, ломаные тени понеслись над землей, поливая их горячими ниточками плазмы. Ничего, это у них привычка такая — плавить все огнем до полного подавления ответки, хотя там, куда они палили, все равно уже давно никто не живет и почти ничего не растет — балки да плавни, залитые по кромку БОВами**, ничья земля. А тряпочная тактика была нами досконально изучена еще год назад.

— Судя по застарелому алкоголизму — чисто русская, — определил я. — Клятые москали, все наше сало съели и Днепр выпили.

— Эй, полегче! — вверх раскрытым зонтиком ушел первый спецбоеприпас. А и чего тянуть, действительно. — Кого это мы выпили?

— Так ведь раньше по Днепру «Титаники» плавали, — после пуска нужно было отсчитать традиционные четыре секунды, пока снаряд выравнивал высоту и выпускал парашют. — А вы тут, того-этого… Обмелили — теперь сугубо речное судоходство. И это я уже не говорю про вековые династии украинских гетманов, про которых ваши историки ничего не говорят. Скрывают, сволочи.

В небе раскрылся белый цветок, смутно похожий на одуванчик. Так он, кстати, и назывался, спецбоеприпас то есть. Тысячи поражающих элементов в чудовищном радиусе с ускорением устремились к земле, над которой парили хищные инопланетные тени. Когда выяснилось, что «тряпки» делают свои фюзеляжи не из титана, а чего-то, похожего на традиционный алюминиевый сплав, конструкторы вооружений по всему миру облегченно выдохнули. Пробить титан, даже на почти нулевых дистанциях, у нас бы не вышло. А что полегче — пожалуйста, с удовольствием, и даже дорогущие победитовые сердечники не пригодились, хватило обычных стальных.

— Это какие еще династии? — подключилась Славя, она, похоже, с этой хохмой еще была не знакома. Я заблокировал канал, закрыв его для посторонних, и нажал секретную кнопку. Где-то глубоко в недрах комплекса открылось жерло ракетной шахты, а снаружи выдвинулись и зашевелились антенны РЛО и РПН***, похожие на усики кузнечика, жадно выцеливая дальность и скорость воздушных целей — их было много, очень много, и все подходили под заданные параметры. Электронные мозги унифицированного ЗРК С-300 не запели от радости, но педантично высчитали район, где подрыв нанесет максимальный ущерб, после чего осуществили запуск.

— Ну, во-первых длинная ветка Тутанхамонов, в честь которых, кстати, сейчас названо испанское вяленое мясо, без которого многим жизнь не мила… Потом еще династия Бурбонов — создателей известного сорта самогона, и, как минимум, Наполеоны еще. Все это были украинские гетманы, о чем вы в своих учебниках не прочтете ни слова. Хорошо еще, что у нас есть беспристрастные летописцы — Михаил Грушевский, скажем. Или даже Орест Субтельный, дай бог ему здоровья. Эти славные парни и сами не соврут, и другим не дадут — читайте нашу, отечественную историографию, девчонки!

В воздухе, разбрызгивая светлячков из несгоревшего топлива выросли два ревущих дымных столба с ослепительными факелами в верхней части. Они набирали высоту чудовищными темпами, упираясь в низкие серые облака и подсвечивая и их тоже. Где-то, уже на той стороне, умные айбиэмовские компьютеры еще раз сверились с заданными параметрами и дали команду на подрыв. Хорошо!..

КА-БААААМММ!!!

Не менее двух десятков чужих аппаратов попали в эпицентр и разрушились прямо в воздухе, засыпав распаханную землю тысячами горячих осколков. Еще пара дюжин интенсивно задымила, но удержалась на курсе. Остальные — а их уже было полное небо, в несколько эшелонов — вообще не обратили внимания ни на алискин «одуван», ни на мой пламенный привет. Плохо. Все было плохо, но это — особенно. Массированный огонь на подавление не дал требуемого эффекта, не рассеял противника и не заставил его отвернуть — а это, между прочим, был наш единственный шанс выжить сегодня. Никчемный из меня, похоже получился стратег. Негодный.

— Как насчет помочь нам тут немного, хромой мечтатель? — Алиса опять отвлекла меня от самобичевания. А она и права, кстати, что-то я не о том думаю. Мы еще живы, боекомплект почти полон, целей множество — рано думать о смерти, пока еще рано.

Она и так всегда стоит у меня за плечом — не забыть и не отвлечься.

— Хромой помогает только тем, кто сам себе помогает, — внушительно сообщил я в насыщенное электростатикой и радиоволнами пространство. — Я позвоню Тамерлану, может, он посоветует чего-нибудь.

— Твою дивизию, у тебя сбилась регулировка, придурок, — взорвался скороговоркой наушник, — нажми на большую красную кнопку справа, сейчас же, срочно! Ты нам нужен!

— Я, похоже, сегодня всем нужен сегодня, дитя, — вяло отмахнулся я. В голове слегка шумело, настроение было отличным. — И не соблазняй меня своими красными кнопками и прочими эротическими прелестями, передай товарищу подполковнику — я по-прежнему верен присяге.

По экрану носились, догоняя друг друга, значки — темные угловатые силуэты прихотливо меняли траектории, но оранжевые рамки исправно накладывались на них, кратко сообщали «захват цели» и «отстрел боеприпаса» и гасли. Капсула содрогалась от отдаленных взрывов и очередей, а что происходило сейчас на свежем воздухе, даже представить было трудно.

Я лениво провел ладонью по экрану, накрывая самое темное скопление силуэтов где-то к югу от района. Чертенята, прорвались к городу все-таки. Я попытался засмеяться, но вышло плохо. Язык шершаво ворочался во рту, и наружу вырывалось только какое-то сдавленное мычание. Сенсорный экран осветился, узнал хозяина и понял его желание — к скоплению помчался рой желтых блестящих светляков и еще два толстых, важных шмеля, но только быстро, очень быстро, как шмели обычно не летают.

Серое небо снова расцвело яркой вспышкой, а экран педантично уточнил, что еще двадцать кораблей «тряпок» были гарантировано уничтожены. Это было хорошо, конечно, но тот же экран доложил, что в той группе, что нацеливалась на город, осталось еще пятьдесят две цели, а вот это уже никуда не годилось. Для того, чтобы сровнять его с землей, хватило бы и двадцати, но и это не самое плохое — в полусотне километров по прямой находилась работающая АЭС, самый крупный источник электроэнергии на всем юге — не двенадцать реакторов, как в Чернобыле, но тоже немало****. Ядерного взрыва в случае ее разрушения, конечно, не получится, но территория перестанет быть пригодной для жизни и хозяйственной деятельности надолго. А с оборонительными сооружениями там совсем плохо — линия водохранилища не способствует плотному строительству укрепрайонов.

— И над нами склонится человек из дыма в высокой шляпе… — прошептал я, не обращаясь ни к кому специально. Губы дрожали, но не от чувств или еще чего-то, а просто. Бывает же такое, что губы трясутся просто так, без причины. Впрочем, и руки подрагивали тоже. Что это они?

Алискина иконка на экране вдруг потемнела, превратившись в какое-то подобие венецианской карнавальной маски, у меня когда-то дома такая стояла. Маска потряхивала перьями и мерцала красными глазными проемами. Казалось, она меня гипнотизирует. В уши вплеталась непонятная мелодия, состоящая в основном из шуршания, глубокого басовитого гула и тонкого свиста. Слушать ее было приятно, хотя я и не мог разобрать ни единой ноты, ни одной гармонии. Голова была мутной, словно где-то наверху повелевающая огромная длань одним резким движением перекрыла мне кислород.

«Кноп-ка, кноп-ка, кноооп… кааааа…»

Кислород.

Модуль ощутимо тряхнуло. Мигнули лампы и индикаторы на пульте, где-то глубоко внутри громко и мрачно треснуло стекло. Нарушение герметичности кабины. При повторных толчках приготовиться к эвакуации, проводимой специально обученным персоналом, знающим конструкцию модуля и имеющим соответствующие полномочия. В противном случае безопасность персонала боевого модуля не может быть гарантирована.

Кислород! Черт, драная Мария верхом на осле, какой же я олух! После прошлого дежурства уборщики протирали боевую капсулу, ликвидировали следы пота, слюны, мочи и кала, подбирали выбитые зубы и откушенные в пылу боя языки — про языки это я пошутил. И кто-то наверняка мазнул своей грязной тряпкой по панели подачи кислорода. Регулировка сбилась, совсем чуточку, процентов на десять, а я этого не заметил по причине слабоумия и переставлять не стал. В результате последние минут десять я поглощал воздух, содержание кислорода в котором сильно превышало норму, а промышленный аэратор, здоровенная установка где-то в далекой глубине комплекса, продолжала вырабатывать и гнать его по гофрированным воздуховодам в капсулу пилота.

Вообще-то, избыток кислорода может быть и полезным в нашей работе — если, например, капсула отрезана от внешнего мира и перенасытилась углекислым газом. У нас имелись, конечно, простые химические фильтры, поглощающие СО2, но надолго их не хватает, поэтому в конструкции капсул и была предусмотрена функция форсированной подачи. По умолчанию предполагалось, что пилот не является полным идиотом и среагирует на предупреждающий сигнал системы управления нажатием на блокиратор, но конструкторы не учли важный фактор — меня. Такого свирепого полудурка вообще мало кому доводилось видеть.

Дрожащими пальцами, которые не чувствовали уже ничего, я очень аккуратно надавил какого-то малинового цвета кнопку на самом краю панели управления. За вентили крана ручной блокировки подачи кислорода, которая тоже находилась в ручной доступности, браться не стал — опасался, что не справлюсь. Теперь оставалось надеяться, что в капсуле не скопилось еще количества газа, достаточного для того, чтобы выжечь мне глаза, горло и нервную систему. А теперь, благодаря трещине, он начнет еще и медленно удаляться из капсулы.

В общем, спасибо тряпкам, спасли они меня. Правда, еще не совсем спасли. Я сглотнул, в горле было сухо, как в полном песка жестяном тазу. Бил озноб, щеки и лоб горели. Нос был заложен — как я раньше этого не замечал? Легочная форма гипероксии, но нелетальная, судя по всему. Везет мне, удачлив наш бог. Впрочем, цепочки белых крестов по обеим сторонам от нашего комплекса, плохо видимые в предрассветной тьме, но все равно существующие, могли бы подтвердить, что и с удачей не всегда все обстояло гладко.

Тут я сообразил, что в наушниках уже несколько минут кто-то надрывается, и судя по характерным ноткам и грубой, совсем несексуальной хрипотце, это была не Алиса.

— Блок-1, ответьте штабу, ответьте штабу, Блок-1, — гнусаво и безнадежно повторял кто-то там, внутри, раз за разом. Странные дела, они же во время боя не должны связываться вроде бы. И голос, что характерно, не Иваныча, другой голос совершенно.

— Товарищ штаб, здесь Блок-1, за время вашего молчания происшествий было много, так что даже не знаю, про что рассказать, — молодцевато отрапортовал я. Туман перед глазами рассеивался. — Но могу сделать дайджест!

— Блок-1! — взревели наушники неприятным голосом Наливаныча. — Ты там заснул что ли, мать твою! Ты охамел совсем, лейтенант! Я в конце концов не посмотрю на твои инвалидности и отправлю тебя на метан, и группу твою отправлю! Ну ни у кого же нет таких расхлябанных мерзавцев, таких негодяев безответственных, чтобы на боевом посту спали!

— Обижаете, штаб, — покачал головой я. Кислород все еще булькал в крови маленькими шкодливыми пузырьками. — Разве я похож на человека, который проспит пять минут, если может проспать десять?

— Заткнись, Саш, вот просто закрой рот сейчас, — начштаба нервничал. Чего это он? — Про обычные тряпочные штурмовики не волнуйся сейчас, вы их рассеяли, а десантники, молодцы, вовремя прибыли и добили оставшиеся. Город потрепали малехо, но до Дара все равно не добрались…

Кто сказал, что я волновался за город? Погодите-ка…

— «Обычные штурмовики», штаб?

— Наверх погляди, придурок.

Путаясь с непривычки в тумблерах, я развернул камеры наблюдения. Сверху, с неба на весь город, на всю, кажется, вселенную медленно опускалась гигантская перевернутая чаша. Серая, мрачная, огромная — как имперский крейсер из недавних «Звездных войн», только настоящая, а не слепленная из картона и силикатного клея, летающая среди настоящих холодных звезд и планет, а не их имитаций, сделанных из мерзлой картошки. Вокруг словно настала глубокая ночь — и это при том, что солнце вообще-то должно было взойти с минуты на минуту. Даже каким-то холодком нехорошим повеяло, и это в наглухо — почти наглухо — изолированной от внешнего мира боевой капсуле.

Мы первыми на Земле воочию наблюдали вход в атмосферу материнского корабля пришельцев.

* * *

— Наблюдаю одиночную цель, разрешите открыть огонь! — рявкнул я в микрофон.

— Отставить, дебил, — резко и сухо скомандовал Наливаныч, — Хорош паясничать, слушай мою команду. Через тридцать секунд после максимального приближения корабля к поверхности приказываю активировать «трофей» и произвести отстрел всего боекомплекта. Как понял?

— Приказ понял, тащ подполковник, — сообщил я. — Имею желание, чтобы после того, как все закончится, мой прах развеяли над морем в районе Киряловки. Много приятных воспоминаний связано с этим волшебным местом… штаб.

— Правильно понимаешь, лейтенант, тут уж вам точно жопа, — согласился Наливаныч. — Боевая задача, понятно, не уничтожить эту дуру — хрен с ней что-то будет после твоего залпа — а обозначить сопротивление и отвлечь внимание от города. В общем, давай, Блок-1, удачного тебе перерождения.

Начштаба у нас буддист, я забыл сказать. А может, кришнаит, я их вечно путаю.

Трофейная пушка — это удачно снятая с какого-то подбитого «тряпочного» корабля непонятная хрень, генерирующий здоровенный плазменный заряд. Ученые от восторга пищали, как лабораторные мыши, когда «копатели» и техники ее приперли полгода назад. Потом проанализировали, облили кислотой, постучали кувалдой — фигурально, конечно, выражаясь — и смущенно сообщили, что вообще-то почти такие же штуки в Союзе строили еще чуть ли не при Сталине*****. Тот же принцип, та же технология. С компактностью там какое-то удачное решение «тряпки» нашли, и еще с подачей рабочего тела, а все остальное понятно и примитивно, как говно мамонта.

Даже обидно — мы бы сами могли такое построить еще тридцать лет назад, будь хоть самую чуточку изобретательнее.

И вот теперь я должен был выпалить по материнскому кораблю, по этой здоровой блямбе на полнеба, из их же оружия. Не прибить, так припугнуть. Пошли прочь, мы тут, внизу, тоже очень плазменные и опасные. У судьбы, похоже, все-таки неплохое чувство юмора.

Меня неожиданно вырвало прямо на кресло. Раз, потом другой. То ли последствия гипероксии, то ли просто так, от волнения.

— Слыхали, чего, девчонки? — поинтересовался я, вращая лицевыми мышцами и пытаясь унять отвратительный привкус во рту. Получалось так себе — хорошо еще, что поутру, после пробуждения, позавтракать нам не дали. Как там «в обороне так и сяк, в наступленье — натощак». Только нас и в обороне не кормили. — Есть предложение перестать считать вечер томным. Нас, судя по всему, все-таки решили принести в жертву во имя свободного коммунистического будущего. Какие будут мнения на этот счет?

— Что поделать, — вздохнула Лена. Голос звучал приглушенно, то ли от препаратов, то ли по какой-то другой причине. — Судьба.

— Вот и пригодится завещание… — в металлических нотках, как и прежде, не слышны были эмоции.

— Да ладно, мы еще побарахтаемся! — уверенно заявила Ульянка. У меня была идея, в чем мы такими темпами будем скоро барахтаться, но говорить этого я не стал.

— Не хотелось бы так… — Но и Славя все-таки приняла неизбежное.

— Что уж там, жаль! — Алиса была неоправданно, неудержимо весела. — Я все никак не могу смириться с отсутствием даже смутной перспективы сожительства с нашим Саньком! Больше всего меня печалит эта новость. Может, все-таки есть еще шанс?

Вторым ключом на короткой цепочке я отпер спецпульт. Там было всего две кнопки — «Прогрев» и «Пуск». Я глубоко выдохнул и нажал «Прогрев». Сверху все еще вырастала, закрывая горизонт, тарелка. Каким же маленьким и ничтожным кажешься по сравнению с ней! Словно рассматриваешь гору, стоя у ее подножия, или на альпийскую долину любуешься, раззявив в ошеломлении ротовую полость. Подавляющая мощь.

— Логически, Алис, шансов у нас, скорее всего, нет, — признался я. Датчики показывали, что снижение прекратилось. А километра четыре она в диаметре, наверное. Осталось двадцать шесть секунд. — Но человек обычно плюет на логику густой здоровой слюной и живет так, будто ее в его мире нет вовсе. И случаются чудеса, косноязычные невротики ведут за собой целые страны, бездарные олухи становятся великими полководцами, малограмотные пастухи основывают философские учения, живущие тысячи лет… А безногие и безрукие калеки спасают мир. Так что забудь на минуту про логику и перспективу. Чудеса бывают. Они бывают, Алиска!

Кнопка с надписью «Пуск» была нажата.

Раздался грохот — снизу, сверху, отовсюду. Изображения на экранах исчезло, капсулу затрясло, посыпалась мелкая бетонная пыль. Гул, нарастающий, приближающийся, заполонил все пространство наушников, и я сбросил их, в панике обрывая ремешки.

А потом на нас обрушился такой удар, что капсула раскололась на тысячи кусков, я вылетел из нее, телом и комбинезоном разорвав всю сложную привязную подвесную систему и обрушился, вместе с остатками капсулы, куда-то вниз, вглубь тускло освещенной оружейной шахты. Еще в полете мне в голову прилетел здоровенный кусок чего-то белого, тяжелого, так что все мысли покинули мою бедную бестолковку даже до того, как тело с противным мясным звуком ударилось о дно одного из нижних уровней разрушенного противовоздушного комплекса.

И наступила тьма.

* * *

Примечание к части

*В нашем мире вместо стратегического бомбардировщика Т4МС ОКБ Сухого, зашифрованного здесь под именем «Су-72», предпочтение было отдано проекту ОКБ Туполева с их Ту-160. В мире «Не чужих» выбор оказался иным.

**Боевые отравляющие вещества.

***Радиолокаторы обнаружения и радиолокаторы подсвета и наведения.

****В нашем мире на ЧАЭС было построено и работало четыре реактора, строилось еще два. Существуют неподтвержденные данные, что со временем их число планировалось довести до двенадцати. В мире «Не чужих» это намерение было, судя по всему, осуществлено с опережением графика.

*****Чистая правда, кстати.