Если Ад и был когда-нибудь местом, куда бесцельно отправлялись души грешников, не допущенных к изысканным виртуальным развлечениям Небесного Рая, то эти времена давно прошли. Последние лет пятьсот Преисподняя функционировала как крупнейшая в известной Вселенной научно-исследовательская лаборатория, чудовищных масштабов электростанция и склад постоянно восполняемого топлива одновременно. А после того, как в конце двадцать первого века наука экспериментально доказала существование души и изучила ее основные физические свойства, все стало уже совсем просто.

Душа настолько же материальна, насколько материально, скажем, гамма-излучение. Или даже шаровая молния. Сгусток психокинетической энергии, также известной как эктоплазма, имеет очень мало общего со своим прижизненным носителем. Зато он умеет проходить сквозь стены, испытывать эмоции, летать по воздуху и безвоздушному пространству. И — самое главное — чувствовать боль и выделять, распадаясь, при этом чудовищную уйму энергии, которую вполне возможно переводить во всем знакомое электричество.

После этого остальное было делом техники. В Аду устроили испытательный полигон, соорудили здоровенные эктоплазменные ловушки вроде тех, что были в «Охотниках за привидениями», только в миллионы раз больше, и принялись искать способы наиболее эффективного выбивания электричества из мертвых душ для погрязшего в энергетическом кризисе мира.

Первым делом испробовали стандартные пытки, хорошо показавшие себя в ходе работ над человеческими ипостасями душ. Голода и холода они, конечно, испытывать не могли, но вот электрические разряды работали прекрасно. Решение казалось простым и изящным до тех пор, пока кто-то не заметил, что тратить электричество для получения электричества — это по меньшей мере странно. Понадобилось еще много лет и десятки неудачных попыток заставить чертовы мертвые души распадаться с минимальными затратами, пока не остановились, наконец, на перегретом паре, который был относительно дешев и достаточно эффективен, причиняя несчастной душе чудовищные муки с крайне умеренными затратами. Этот выход был признан удачным, после чего коммерциализирован и поставлен на поток.

Забавно, что средневековые гравюры с варящимися в огромных котлах вопящими грешниками были, в общем-то, недалеки от истины.

— Как это выглядит со стороны, и насколько тупыми окажемся мы, если это — а я почти уверен, что так и будет — не выгорит, вот вопрос, — сказал Клэм, вальяжно интонируя и растягивая гласные.

Верный (и заново распечатанный) «Призрак» замер поникшей грудой упорядоченного металла на улице, когда четверка, взметая полами плащей дождевые капли, ворвалась в офис «Телепорт Инк.4 Мани». Идею подкинула Вю — какой смысл полосовать бензиновым лезвием многие мили пути до Врат Ада, если можно просто попробовать переместиться в его пределы за звонкую кредитную монету? В конце концов, зачем вообще бар приносит деньги, как не для исполнения невозможного?

— Я, — сказал Лейтенант, — придерживаюсь того мнения, что мы все наглухо ебанулись. Кто-то чуть меньше, кто-то чуть больше. Насчет моей персоны пока имеются определенные сомнения.

— Что же их вызывает? — хохотнул Бад, громко топая по мраморному полу вестибюля сапожищами. — У тебя что, сохранились иллюзии, что ты все еще нормален?

— Отчасти да, — согласился ковбой. — Алиску-то я все-таки додумался оставить. Мысль о том, что не стоит тащить в Ад человека, только что спасенного из Ада, сумела пробиться сквозь толстую лобную кость, а?

— Любовь — великая сила, — непонятно к чему сказал Чумной Доктор, его сандалии на воздушной подушке едва слышно шипели и поскрипывали.

По огромным окнам «Телепорт Инк» плясал чечетку дождь, словно требовал впустить его. Словно ему было страшно там, в чужой неприветливой темноте снаружи.

— Здорово, тварь, — приветливо осклабился Бад сидевшей в центре вестибюля за полукруглым столом девушке-администратору. — Имеем желание телепортировать наши тощие задницы из этой вонючей выгребной ямы в более пристойные места. И даже заплатить за эту пустяковую услугу совершенно реальные деньги!

— Место назначения? — девушка даже не подняла головы. Андроид, похоже. Людей говорливая ипостась десантника обычно вводила в легкий ступор, но не в сегодняшнем случае.

— Ад!

— Директория с таким названием отсутствует. Ближайшее соответствие: Преисподняя, Уратха, интервал с две тысячи шестьдесят первого по две тысяча сто шестнадцатый годы.

— Она самая! — обрадовался Бад. — Давай в сто шестнадцатый, под конец всего этого дела!

— Сожалею, данное путешествие является хронопортацией, то есть перемещением одновременно во времени и пространстве. Такие путешествия требуют отдельного разрешения со стороны «Корпорации «Хелайн», держателя патента на подобные перемещения. Располагаете ли вы указанным разрешением?

— Нет, но у меня имеется не хуже, — хладнокровно сказал Лейтенант и взвел курок.

Револьвер со странным именем «Хуан» бахнул в закрытом помещении, как 152-миллиметровая гаубица, выстрелом девушке напрочь снесло голову, мозговой тканью забрызгало стол, а также парящие в воздухе голографические экраны. Тело завалилось на пол, разливая красное по блестящему полу.

— Даже не андроид, — с легким удивлением сказал Клэм. — Просто притворялась тупой сукой.

— Наша уборщица сегодня в отгуле, не обращайте внимания! — дико захохотал Бад, размазывая ногой в ботинке окровавленные останки. — Могли бы и предупредить, что у вас обеденный перерыв, я бы попозже зашел!

— Ты существенно усложнил нашу задачу, ковбой, — упрекнул Лейтенанта Чумной Доктор. — Самое большее через две минуты здесь будет служба безопасности с гаусс-пушками, а параллельно сообщение о попытке взлома «Телепорта» уйдет и мистеру Свету, и бог знает, до чего он додумается, чтобы помешать нам. Мне бы не хотелось превращать столь спокойное место в новый Армагеддон.

— Нет ничего проще времени, парень, — подмигнул Лейтенант. — Ты знаешь, как это работает.

Они ввели себе в тыльные стороны ладоней «обратные билеты» на телепортацию, пинком вскрыли всегда поддерживающуюся в «горячем» состоянии процедурную комнату и заблокировали ее изнутри. Кабели и трубы переплетались в нездоровых комбинациях, огромный кристалл хронопорта посередине мерцал насыщенным красным блеском, с четырех сторон его поливали холодным азотным паром черные раструбы охладителей.

— Бросок будет быстрым и жестким, — Чумной Доктор удаленно манипулировал переключателями на пульте. — Возможны разрывы синхронности по обоим шкалам.

— А можно для малограмотных помедленнее?

— Раскидать нас может, ковбой. В разные места и в разное время. Не слишком далеко, как мне кажется… но может.

Заблокированная изнутри дверь в комнату начала дымить и плавится. Ацетилен плюс термит — это всегда работало.

— Станьте ближе, — скомандовал Чумной Доктор, завершая манипуляции. Они сгрудились в плотный кулак. Пахло потом, песком и оружейной смазкой. — Отправка через пять… четыре…

— Войдите во врата ада, в котором вы будете вечно, — внезапно сказал Клэм. — И как же плох итог гордецов!

— Коран? — Чумной Доктор сообразил быстрее других.

— Что ж еще, — утвердительно хмыкнул брюнет непонятно в чей адрес, потому что хронопортация произошла, и они больше не были вместе. Родни Клэм, известный в узких кругах, как Омни Гидрар, висел в серой неподатливой пустоте, похожей на плотный туман. Он подрагивал и извивался. А может, извивалось что-то другое, живущее в этом тумане.

Клэм скривил губы в нехорошей улыбке. Химикаты начинали действовать, все вокруг приобретало четкость и контрастность. Проснувшееся инфракрасное зрение говорило, правда, что на двадцать метров вокруг нет ничего теплокровного.

«Поистине, те, которые возгордились в поклонении Мне, войдут в ад униженными», — прогудел вдруг рядом глубокий голос. Клэм до предела обострил свою телепатию и рефлексы. Чутье подсказывало ему, что когда вокруг начинают со значением говорить о религии, кровавое месиво не за горами.

— Где ты, парень? — позвал он. Туман все также клубился вокруг непрозрачными пыльными волнами, в которых, однако, то и дело вспыхивали тусклые оранжевые огоньки. — Слышишь меня?

— Принимаю ясно и четко, — хихикнул из дымной пустоты Лейтенант. Судя по звуку, он был метрах в шести, самое большее.

— Принимать надо меньше, — сварливо отозвался Бад откуда-то из-за спины. — Кстати, где вы все, парни?

— Полагаю, физически мы сейчас распылены по защитному поясу Ада, — сказал Чумной Доктор. — Их система безопасности очень хороша, Уратха навечно неприкосновенна для биохакеров и проходимцев вроде нас.

— Уратха есть рай на земле, — сказал гулкий голос. — За ее пределами лишь боль и ужас, сатана и пламя обжигает грешные души. Нет жалости и нет прощения тем, кто не принял Спасителя в своей отвратительной гордыне, спесивой безграмотности или в результате программной ошибки. Подобно диким зверям вы бродите по безмолвному лесу похоти, пожирая друг друга окровавленными клыками из полимеризованного углерода.

— Все нормально, — сказал Бад. — Мы проходим файервол, вылавливая разумные единицы в море электронных ботов, работает капча. Главное не задавать ей никаких вопросов, это будет расцениваться, как вирусное поведение.

— Я ни хрена не вижу, — посетовал Лейтенант. — Момент примечательный, хотелось бы запечатлеть в памяти. Впрочем, согласен и на модное селфи на пологом левом берегу Стикса.

— Потерянная невинность вашего потустороннего бытия бродит мертвой пиньятой между мирами, засыхая каплями первородной спермы на луноликом лице космической Гюльчатай, — сказали из пустоты. Лейтенант прищурился и закрутил на пальце драгунский кольт «витнивиль-хартфорд», редкую штуку, доставшуюся ему как-то по случаю. — Ваши дряблые белковые тела не двигаются, они превращены внутренним Папой Карло в мертвых танцующих человечков. И пустота небытия входит в вас целиком, заполняя нефритовые внутренности мутной влагой второго пришествия.

— Эта дрянь начинает действовать мне на нервы, — заметил Бад. Вокруг по-прежнему ничего не было видно, только смутные переливающиеся контуры чего-то огромного и, бесспорно, нечеловеческого медленно двигались в густой дымке. — Было бы славно услышать что-то осмысленное, просто для разнообразия.

Он еще не закончил говорить, когда мгла вокруг начала — рассеиваться? Нет, упорядочиваться, и через минуту оказалось, что он больше не парит в пустоте, а стоит на хрупком соляном утесе, растущем из темноты, а перед ним, на расстоянии вытянутой руки, медленно вращается большой стеклянный шар.

Довольно быстро десантник понял, что чудовищно ошибся с оценкой масштабов показанной ему драмы. Примерно тогда же стало ясно, что стеклянный шар — на самом деле планета.

— Это Вальгалла, — сказал бесплотный голос. — Расплавленный мир. Когда-то он был технологически развитым раем, уровень прогресса 9000, максимальный. Ее жители строили прекрасные города из корабельных сосен и акриловой смолы, освоили левитацию и укротили атомный огонь, они выточили из цельных гранитных скал храмы Тетраграмматону, подобных которым не создавал никто и никогда. О его процветании писали поэмы и учебники, снимали телешоу и порносериалы. Но случилась война, которая сожгла мир целиком. Теперь его поверхность — спекшееся стекло и кипящие океаны, и изредка выходящие оттуда ядовитые радиоактивные смерчи. Что это говорит тебе о Господе?

— Что добрый боженька не очень-то заботится о своих потомках с синдромом Дауна. Честно говоря, с каждым столетием становится все яснее, что ему, в общем, на нас насрать, пока мы представляем собой неоформленную клубящуюся массу из мяса и ненависти. Знаешь, это почти как вода для пельменей — бывает горячей, бывает холодной, но всегда подсоленной. Так вот, ненависть — это специя нашего биологического вида.

Стеклянный шар вдруг померк. Темнота звучала колокольным перезвоном, в котором ощущался лед сталкивающихся случайно в сутолоке неуклюжих остроконечных звезд.

— Правильный ответ. Место назначения — город Нью-Йорк. Подтверждено.

— Зацените, парни! — обрадовался десантник. — Некоторые всадники оказываются на точке раньше, чем другие успевают сделать затяжку горького синтетического каннабиса! Ваш ход, мои вороватые вейперы!

— Я бы поспорил насчет основного посыла, друг Бадофут, — с сомнением сказал Лейтенант. — Но в целом метод заслуживает внимания. Эй, неизвестные мозговые черви! Я хотел бы присоединиться к товарищу на разоренных полях славного града Нью-Йорка. То есть они будут разоренными, если смотреть на них из объективного будущего — мы же говорим сейчас о десантнике, в конце-то концов!

Темнота рассеялась, туман исчез, окружающее залило ослепительным светом, словно от десятка ртутных прожекторов, и Лейтенант зажмурился, прикрывая лицо рукой с револьвером, а когда открыл глаза, все было уже совсем иначе — он находился посреди парка, между массивных, зеленых от моха и времени камней, а над ним подпирала небо угрюмая коричневая башня, в которую вел темный узкий дверной проем. Вокруг шумели вековые деревья, уходящие широкими кронами в мутные сумерки, царящие вверху и накрепко сплетающиеся там ветвями, пахло стоячей водой и лесными травами.

Было совершенно очевидно, что для того, чтобы определить направление, ему придется подняться на самый верх башни.

— Череда маленьких зверей в пыльных смокингах черными каплями просачивается в реальность из библейских книг, заполняя пыльные тракты бормочущей бессильной массой, — сказал голос ему на ухо. — Улыбающиеся коты нашептывают наркоманам из нержавеющей стали многозначительную чушь, вовремя наладив поставки розового героина в викторианскую Англию. Барон Унгерн проезжает на ржавом «плимуте фьюри» по улицам пустынного Петергофа, с тревогой глядя, как трупные пятна на крепких старческих руках превращаются в модные татуировки.

— У тебя вовсе не так складно выходит, а? — вздохнул Лейтенант, начиная подъем наверх по скользким потемневшим ступеням. — Ничего, такова жизнь.

— А что есть жизнь, мой скалярный отблеск? — голос рокотал, словно обвал в горах, от его раскатов шевелились камни и мелко вибрировал прочный раствор в стыках. Лейтенант поднял голову, дьявол, странно, что он не заметил этого раньше — башня не имела крыши, являясь, по сути дела, колодцем. И сейчас он был на самом его дне.

— Жизнь? — он на мгновение задумался. — Череда квестов типа «запертая комната». В теории — задачи на логику и внимательность, вот только очень быстро понимаешь, что ты закрыт в железном ящике габаритами метр на метр на два, на единственной дверь висит снаружи амбарный замок, ключа нет, а снаружи для мотивации каждые шесть секунд заливают по два ведра дерьма. Осмелюсь заметить, в такой ситуации эффективность логического мышлении оказывается сильно преувеличенной.

Он одолел уже примерно треть ступенек. По стенам ползали отблески колдовских огней и рогатые многоножки. Голос у него за спиной забавлялся.

— А как же народные мудрости, освященные вонючим дыханием столетий?

— И миллионами загубленных жизней, замечу. «Хорошие вещи приходят к тому, кто умеет ждать». Да, конечно. Но только знаешь что? Только конченные дебилы считают, что все необходимое само упадет в рот, нужно лишь подождать и расслабиться. И еще пошире открыть пасть, конечно. Что характерно, иногда в раззявленные рты лентяев и в самом деле что-то падает. Но как правило, это не совсем то, на что они рассчитывали.

— Ой ли?

В башне светлело. По всей вероятности, он преодолел уровень древесных крон, но выглянуть наружу, разумеется, было сейчас невозможно, окна, забранные витражами, таращились на него слепыми многоцветными буркалами. Внизу, в покинутом им мраке, сейчас что-то неразборчиво шевелилось, там витали чужие голоса и слышалось низкое, неприятное бормотание. Лейтенант утер пот со лба.

— Именно так.

— Ответ корректен. Место назначения: Нью-Йорк-сто шестнадцать.

Лейтенант исчез в ослепительной синеватой вспышке магниевого свечения.

— Догадливый парень, — сказал Клэм. — Пристроиться бы ему в кильватер для уменьшения сопротивления…

Последние слова налетели с пенным шипением, словно брызги дешевого шампанского, переполненного углекислотой, а через секунду стало ясно, что это и не слова вовсе, а белый соленый прибой, потому что он стоял на краю моря, а может, океана, господи, какой же он огромный, и ведь не скажешь, что бескрайний, потому что вот он, край, он как раз стоял на нем, метров сорок высоты, и внизу ничего, только черная в наступающих сумерках вода в клочьях пены, и завывающий ветер, и обветренные крошащиеся скалы с чахлыми остатками растительности, которые, казалось, издавали временами какой-то мычащий, стонущий звук, и искаженное, вогнутое небо с белыми точками звезд, сложенных в незнакомые созвездия…

— Океан? — он презрительно сморщился. — Миллиарды кубов неочищенной подсоленной воды. Чашка Петри для белковых форм жизни. Намек на первооснову, из которой все мы вышли в свое время? Временная петля? Или здесь присутствует более глубокий смысл?

— Первое. Из этих соленых глубин, богатых растворенным кислородом, появились твои далекие предки. Непрерывно совершенствуясь и убивая, они освоили межзвездные перелеты, сращение с кибернетическим мозгом и мускулами и прямые контакты с потусторонним миром. Сейчас вы ничуть не напоминаете те липкие кусочки протоплазмы, которые зародились когда-то в черной холодной бездне. Вы умны, циничны и проницательны. Как были умны и циничны пятьсот и тысячу и даже полторы тысячи лет назад.

— Все течет, — сказал Клэм. С его лица не сходила гримаса, вокруг выла и бесновалась темнота, мокрые брызги текли по щекам, как слезы. Где-то далеко внизу, в беззвездных глубинах океана, перекликались тонкими смеющимися голосами киты. — Все меняется.

— Это верно. Но и неверно тоже. Вы заменили карнавальный свет Богородицы подземным сиянием позитронного разума, наполнив сосуды греха осклизлой межпозвоночной жидкостью. Адское пламя бед, разлитое по остекленевшим венам наркоманов, стало прибежищем последних ангелов. Оцифрованный сатана бегает мелким бесом в зависшей от количества игроков компьютерной стрелялке. Ад настолько близок, что невинные дети самовозгораются на улицах пропахшего табаком Лондона, а телевизионные гермафродиты поменяли окраску щупалец Pal-Secam на более модную спутниковую. Животные в зоопарке рычат и воют, чувствуя терпкий запах приближающегося Зверя и сладковатую туалетную воду блудницы. И я спрашиваю: что есть ваша так называемая цивилизация?

— Если тебе кажется, что это сложный вопрос, тебя обманули, — Клэм усмехнулся в темную молчаливую пустоту, но усмешку унес ветер. Скалы завывали и плакали. — Нет никакой цивилизации, по крайней мере, в том виде, в котором ее любят представлять. Мультфильма, словно на уроке истории в заштатной школе — несущаяся вперед толпа, оставляющая после себя города, лаборатории и ракетные бункеры. Но цивилизация — не муравейник, где каждый занят своим делом, не геометрически правильная пирамида, не прекрасное здание. Это груда личных, но переплетенных ошибок и разочарований, словно бурелом на заброшенной лесной просеке. Огромная куча переваренного и выброшенного на помойку дерьма.

— Но как же прогресс, который вы так любите?

— Соревнование по скоростному потреблению. Это как жрать просроченное и уже слегка подгнивающее мясо: желудок отказывается, подозревая, что никакой пользы ему с этого не будет, но придурочные мозги вперемешку с жадностью суют все новые и новые куски в конвульсивно сжимающееся горло. Потому что скидки по акционным дням и премиальные бонусы из числа неликвида.

Раздался щелчок, странным образом заглушивший бушующее море внизу. Расцвели и тут же завяли черные цветы под ногами. Включилась, погасла и снова загорелась луна, образовав на воде лунную дорожку из прочного пенобетона. Клэм ступил на нее, ту покачнулась, заскрипела неприятным стеклянным звуком, но выдержала. Он пошел по ней, все дальше и выше. Голос в его голове продолжал звучать.

— Логично. Пускай сказочные кровь и мясо приносятся в жертву на пластмассовых алтарях и возносятся к покинутому Спасителем стеклянному небу, а кровоточащая плоть заменена куклами на полупроводниках и лампах, обреченные города, где нашли свой последний приют Белоснежка с великолепной семеркой козлят, уже не спасти. Приходит конец сказки. И цинково-алюминиевый Валтасар под управлением системы «андроид» тяжелым гробом опускается в холодные воды рейнского Стикса.

Дорожка истончилась до линии, мерцающего бледного лучика, и — исчезла. Настала тишина, словно ничего этого не было: ни скал, ни волн, ни самого голоса.

— О Стиксе правильнее было бы спросить у меня, — тихо и рассудительно сказал Доктор. Он брезгливо пошевелил носком сандалии валявшуюся на влажном асфальте крысу. Крыса была дохлой и раздутой, и даже в нынешнем своем состоянии выглядела больной. — Я мог бы поделиться с любопытствующей аудиторией парочкой интересных фактов.

Город, где он оказался — в один миг, в один крошечный шажок — подавлял своими размерами, колоссальностью разрушения и пустотой. И еще он совершенно точно не был нужным ему Нью-Йорком. На вопросе разрушения, однако, следовало остановиться подробнее. Любое человеческое поселение — и нечеловеческое тоже — всегда имеет определенную степень инфраструктурного износа: ржавые трубы, облупившаяся краска, растрескавшийся асфальт… Это нормально и привычно, и по большому счету, даже не замечается, а отклонение в сторону опрятности наоборот воспринимается как аномалия.

Верно и обратное — когда маятник качается в обратную сторону, например, когда город несколько месяцев подряд перемалывает тяжелая артиллерия, психика старается прикрыть неизбежное от внимание глупого импульсивного мозга, маскирует разрушения и изо всех сил пытается сделать их менее заметными. Пробитая снарядами крыша? Усталость конструкции. Обрушенные перекрытия? Мелочи жизни. Перебитый газопровод? Страховой случай. Все решаемо. Жизнь продолжается.

В этом городе все было иначе. Каждое второе здание выглядело так, будто сквозь него проехал, размахивая чугунным шаром, гигантская стенобитная машина, а каждое первое словно желало, что стенобитная машина до него не добралась. Изъеденные дырами стены напоминали терку для сыра, груды щебня высились скособоченными пирамидами, кое-где еще били фонтаны питьевой воды и растекались вонючие лужи канализации. В воздухе висел дым и парили частицы легкого серого пепла и гашеной извести.

Доктор втянул носом воздух — на маске собирались темные капли конденсата, но громового запаха озона, непременно спутника орбитальных бомбардировок, было не слышно. Счетчик Гейгера тоже молчал. Значит, поживем еще.

— Расскажи мне, человек, — пророкотал голос сверху. — Расскажи то, о чем умолчал им. О годах одиночества, об отчаянных попытках забыть, о боли и ненависти. О забвении. И твоей тихой, позорной, постыдной капитуляции.

Он поднял голову, стащил промокшую маску. Камни в глазных проемах со свистом резали густой печальный воздух. Он заметил кое-что. Видимые в предзакатной синеве звезды над головой горели ровным холодным светом, но над горизонтом они не только мигали, но также, если смотреть на них пристально, перемещались, время от времени прыгая влево-вправо и вверх-вниз. Возможно, тому можно было придумать научное объяснение, предположить, например, что всему виной разная температура воздушных масс на линии взора, создающая оптическую иллюзию, но он знал, что это не так. Атмосферные явления не имели к происходящему ни малейшего отношения.

Бледное лицо Доктора осталось бесстрастным, но мозг прилежно запечатлел падение непрочного, низкого неба под натиском небесных фантомов. Они опускались тихо, практически беззвучно — десантные корабли, после того, как последний очаг сопротивления на непокорной планете был подавлен. Оккупационные силы. Враждебная раса, призванная занять освободившееся жизненное пространство.

— Мне не вполне понятна высказанная просьба, — вежливо сказал он. — Но если уважаемый собеседник сочтет возможным разъяснить ее суть, я искренне обещаю, что постараюсь ответить на вопрос так хорошо, как только смогу.

— Ты сдался, — сказал голос, будто раздумывая. — Отказался от нее. После стольких лет, и все-таки отказался. Убедил себя в ее смерти. Смирился с ней, оставив себе самое простое, самое безопасное, словно светлячок, чей зеленоватый отблеск истаивает на рассвете — ожидание.

Над ним — одинокой фигурой посреди пустынной улицы, запорошенной начинающимся снегопадом — мерцающие в небесах разноцветные складки света выстрелили, но сразу же прянули назад, точно руки агрессивных, но нерешительных призраков. Расплывающиеся пальцы протянулись к Доктору, растопырились, будто готовясь схватить, и отдернулись.

— Прошу прощения, — сказал Доктор. Шрамы на бледной до белизны кожи чуть покраснели, но в остальном его ледяному спокойствию, кажется, ничего не угрожало. — Но мне сложно согласиться со сказанным. То, что было между нами тогда, на Кайше — несколько коротких часов, неважно — осталось самым светлым и чистым событием во всей моей бесцельной и неправильной жизни. Она создала меня, заставила меня, не знаю — стать лучше, чем я считал себя. Лучше, чем я на самом деле есть. Наверное, это и есть любовь, такая, которой ее задумывал Бог в свои наиболее адекватные минуты. Возможно, я потерял ее из-за того, что ждал и планировал слишком долго — да, возможно. Но если есть хоть крохотный шанс, что это не так, я обязательно его использую.

Пока Доктор говорил это, торосистые воздушные поля вокруг обреченного города стали голубыми, потом багрово-фиолетовыми, а затем ярко-зелеными, как холмы его детства на далекой провинциальной планетке Новый Ганелон. На краткий миг у него возникло ложное впечатление, словно сами развалины, находящиеся почти в миле впереди, источают цветное сияние изнутри, полыхая своим собственным холодным пламенем, будто бы сокрытым в оплавленных мертвых недрах.

— Значит, ты считаешь, что эту любовь тебе дал бог… — если бы Доктор не знал, что голос — всего лишь аппаратный брандмауэр, он бы решил, что его владелец на несколько секунд глубоко задумался. — Скажи, а тебя не смущает тот факт, что одной рукой этот твой Бог дает тебе любовь, а другой тут же забирает ее? Тебя не пугает, что ему, похоже, нравится, причинять тебе боль? Не вызывает недоумения, что контроль за твоей жизнью осуществляет конченный маньяк-садист?

— Разумеется, нет, — сказал Доктор. — Похоже, вы наблюдаете за происходящим прилежно и внимательно, но совершенно не понимая контекста. Бог — вовсе не радуется нашим страданиям. И не дает их нам в качестве кары небесной или божественного испытания. Нет, все намного проще. Он создал нас по своему образу и подобию. Что это означает?

— И что же, по-твоему?

— Для меня, сказал Доктор, — совершенно очевидно, что Всевышний — опасный безумец. Как и все мы.

Разгорающееся холодное сияние перед ним застыло. Корабли, черные стремительные тени, будто повисли в превратившемся вдруг в органическое стекло воздухе. Последние нерешительные снежинки замерли в пространстве с тонким хрустальным звоном.

— Процесс завершен, — сказал голос. — Введенные коды корректны, создано исключение, файлы не будут уничтожены. Добро пожаловать в Ад.

Не было больше никакого разрушенного города. Во всяком случае, пока не было. Он оказался посреди обширного парка привычно геометрической формы, за деревьями высились небоскребы, в синем небе парили летучие змеи. Рядом стоял Бад, Клэм и Лейтенант, привычные и надежные, как раньше.

Имелись, правда, и некоторые отличия. Руки Лейтенанта были все в грязи, Клэм казался насквозь мокрым, а лицо Бада выглядело загорелым и натянутым, словно он провел долгое время у какой-то адской топки. Но их странствия закончились, файервол остался позади; они были на месте.

— Вот это и есть Ад? — задал риторический вопрос Лейтенант. Метрах в тридцати от них сплошная зеленая лужайка площадью в несколько тысяч квадратных футов заканчивалась, уступая место цветному стеклу зданий и голубоватому, словно светящемуся изнутри асфальту. — Я, может быть, излишне традиционен, но это совершенно определенно не то, что я ожидал увидеть.

На Преисподнюю было приятно смотреть. Фонтаны чистейшей воды извергались из микроскопических трещинок в стенах домов, устраивая освежающий душ визжащим девчонкам в коротких платьицах; блестящие радуги, пахнущие травами и смутно — дорогими антиперспирантами, рассыпали вокруг прозрачные осколки калейдоскопов. В мягкой земле то и дело открывались зияющие пропасти, из которых вылезали мохнатые толстые щупальца и уволакивали вниз истерично хохочущих зевак, из-под колес проезжающих автомобилей вырывались снопами искры и блестящие пластиковые пузыри, начиненные чем-то красным и влажно поблескивающим. В воздухе парили дроны, воздушные змеи и слизистые летающие демоны, похожие на неимоверно костлявых птеродактилей.

Небо у них над головами походило на толстое, плотное одеяло, расшитое аляповатыми цыганскими блестками, оно то приближалось, то отдалялось и постоянно меняло цвет, словно было ничем иным, как порталом, пологом в дверном проеме, ведущем куда-то.

В фонтанах на площадях плескались, скаля стальные зубы, механические скаты, а под ногами сочно похрустывали кости дохлых собак и бродяг, которые деловито растаскивали на костную муку и удобрения трудолюбивые мышки-роботы. Вокруг звучала легкая звенящая музыка и беззаботный смех, пахло свежескошенной травой, землей и фосфатными удобрениями.

— Наследники славы Мельхиседека, напоенные огнем Божьего гнева, леденцовыми феями вспарывают червивое брюхо детям удела Азазеля, — произнес напоследок голос, быстро бледнея и истончаясь. — Окровавленные всадники последних дней отделяют гной от лимфы, живых от мертвых, призрачное от прозрачного. Стальное мясо еретиков расплавится в руках Божьих, словно нагретый пластилин, и их липкие души потеряют форму людей, растекаясь в бесформенную массу. Танцующие католические трупы войдут в бронзовые двери медикаментозного шока. И не будет спасения. В наши розничные торговые сети оно больше не поступает.

— Интересно… — протянул Лейтенант, с трудом отрываясь от созерцания огромной голограммы на залитом в блестящее органическое стекло силуэте Эмпайр-Стейт-Билдинг. Голограмма изображала рогатое обнаженное чудовище с гипертрофированным фаллосом и гранатометами в мускулистых руках. — Как же они дошли до жизни такой?

Поверху изображения бежала цветастая надпись «Мы вооружаем демонов во имя светлого будущего!». Судя по всему, надпись не шутила.

— Здесь все на самом деле довольно просто, — пояснил Клэм. — Кое-кто мог бы отвлечься на час-полтора от извращенных забав со своей рыжей и посвятить это время чтению исторических справок.

— Информ-сеть не выдает информацию насчет причин гибели Уратхи, — пробурчал Лейтенант.

— Мог бы подумать и сам, сопоставить… а, нет, прости, ковбой, я все забываю. Тогда заплатил бы уже за пересадку мозга, это недорого, а денег у тебя все равно завались… В общем, где как, а в тогдашних Соединенных Штатах идея конвергенции… ну, мирного сосуществования человеческой цивилизации и потусторонних сил — причем отчетливо потусторонних и даже очевидно адских — была почти сразу принята на ура. И ты спросишь: почему?

— Нет, не спрошу, — покачал головой Лейтенант.

— Да потому, что человеческая мораль второй половины двадцать первого века была невероятно гибкой и с легкостью восприняла подобные идеи. Тогдашние люди уверенно считали, что они уже находятся в Аду, или на его пороге. С детства им рассказывали, что твари Преисподней только и ждут нужного момента, чтобы проникнуть в их уютный мирок. Так что когда это все-таки произошло, никто особенно не удивился.

— Но ведь должно было возникнуть какое-то… сопротивление?

— Ковбой, ты же не в Испании пятнадцатого века. И даже не на Среднем Западе века девятнадцатого. Савонаролы нынче не в моде, а проповеди насчет святости и невозжелания не пользуются былой популярностью. Нет, верх взяла другая линия: «Зачем воевать, когда можно жить мирно, с уважением к обычаям друг друга, плюс взаимовыгодно торгуя?»

— C демонами?

— Почему бы и нет? Бесконечная энергия, которую предложили Владыки Ада, была слишком привлекательна для мира, с головой погрузившегося в энергетический кризис. А тварям из преисподней, как ты можешь заметить, пришлось по вкусу наше оружие. Взаимовыгодная сделка. Никто не хотел попадать в Ад. Это было попросту неизбежно.

— Ерунда. Это не могло продолжаться долго. Демоны и потерянные души неизбежно должны были обмануть и предать.

— Так и произошло — со временем. Теперь ты понимаешь, почему мы добавляем к имени «Уратха» обязательный атрибут «Погибшая»?

Раздался крик. Кого-то из ближайших прохожих затянуло в фигурный фонтан из розового мрамора, где плескался один из левиафанов. Вода вскипела от десятков жадных щупалец, которые кромсали и рвали на части распятое тело. Вокруг места происшествия, впрочем, ни на секунду не прекращалась жизнь — фото-дроны прилежно снимали происходящее с разных точек, среди небольшой, но быстро сформировавшейся толпы проскальзывали остроумные замечания. Воздушные демоны закладывали над фонтаном виражи, то и дело срываясь в пике, чтобы урвать глоток-другой ферментированной, богатой красным железом воды. В воздухе парила пронзительная музыка: «Если Бог откусил тебе руки, выплюнь свои глазные яблоки, кричи и веселись!»

— Все это очень познавательно и интересно, — сказал Бад. На бритом лбу десантника были видны капли пота, за спиной высился рюкзак размером чуть ли не выше его самого. — Но есть у кого-нибудь идея, куда нам теперь двигать? Где схоронился Бог, мне сейчас без разницы. В первую очередь меня интересует мистер Свет, задумавший меня убить хитрый пронырливый ублюдок. Кто-нибудь знает?

Клэм промолчал, мигая по сторонам чуть раскосыми глазами. Лейтенант пожал плечами и ухмыльнулся.

— Разумеется, да, — сказал Доктор. — Пока вы здесь маялись дурью и сходили с ума от осознания собственной никчемности, я наладил связь и подключился к одной из точек беспроводной информ-сети, Интернета, как его здесь зовут. Самомнение у этого роутера, конечно, на уровне — да и вообще решение наделять механизмы сознанием выглядит для меня довольно спорным — но свою функцию она… то есть он выполнил, позволил скачать мне актуальные карты. Нам вот в ту сторону.

Он неспешно направился к выходу из Центрального парка — черный плащ с капюшоном, пугающая клювастая маска с красными камнями вместо глаз, все как обычно.

— В последнее время меня не покидает ощущение, что мы все — просто приложения к этому парню, — довольно громко сказал Бад, перебрасывая гранату из ладони в ладонь. — И довольно бесполезные приложения, при всем этом.

Взвыла сирена.

«ВНИМАНИЕ! — в пространстве между двумя голографическими небоскребами, с вершин которых свешивалась окровавленная бахрома рекламы, развернулся полупрозрачный экран. — ЭКСТРЕННАЯ ТРЕВОГА! ЭПИДЕМИЯ! НАГРАДА ЗА УНИЧТОЖЕНИЕ ОПАСНЫХ ВИРУСОВ! МИЛЛИАРД КРЕДИТОВ ЗА ИНФОРМАЦИЮ, ДЕСЯТЬ ТРИЛЛИОНОВ ЗА УЧАСТИЕ В ОХОТЕ! НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО!»

На экране появились четыре фигурки — конечно, это были они, заботливо подкрашенные оранжевым и черным, чтобы казаться страшнее.

НАЙТИ! УНИЧТОЖИТЬ! ВСЕ НА БОРТ!

— Все начинается несколько быстрее, чем мне бы хотелось, — хладнокровно сказал Чумной Доктор, проделывая непонятные манипуляции с собственными руками. Он на мгновение прижал перчатки к лицу, словно совершал намаз по мусульманскому обряду. — Но если мы прямо сейчас перейдем на бег, то небольшой, крохотный шанс, эта развратная похотливая девка, у нас все же появится.

— Силовой пузырь? — Бад сообразил первым, его «Панкор Джекхаммер» словно сам прыгнул в руки. — Сколько сможешь держать?

— Минут семь-восемь. В четыре раза больший, чем обычно, объем, да еще в движении… Нет, поправка — вряд ли больше семи.

СЕРЬЕЗНЫЕ СТАВКИ! ВЫРЕЗАТЬ ПРОКЛЯТЫХ ЧУЖАКОВ!

В сине-желтую мозаику асфальта у них под ногами ударилась резная фарфоровая ракета, выпущенная из растущей толпы. Она дымилась пока безвредным розоватым дымком, Лейтенант почувствовал легкое головокружение. Эфирное масло или барбитураты?

— Зонтик, Фикус, раскрывай зонтик! — взревел Бад. Клэм закинул в рот пригоршню таблеток, Лейтенант ощутил в каждой ладони по фигурной револьверной рукояти. Над ними с легким электрическим шипением включился колпак силового поля.

Они побежали. Раздавались удивленные крики и смех, под ногами хрустели чьи-то высохшие останки, в воздух взлетали желтоватые ломкие кости. В воздухе Нью-Йорка нарастало животное, неприятное бурление, словно у страдающего несварением желудка.

— Что теперь? — крикнул на бегу Клэм, вокруг его кулаков разрасталось ослепительное белое сияние, пока ненужное и даже лишнее. Силовое поле Доктора отбрасывало с их пути прохожих, словно игрушечные кегли.

— На месте Хелайна я бы вызвал сюда его демонический спецназ или киборгов без тормозов насчет убийства человеческих существ, — хекнул десантник. — Поэтому на нашем месте… а я и так на нашем месте… в общем, я бы сейчас очень серьезно поднажал. Доктор, где пункт назначения?

— Наивный вопрос, — сказал Доктор. Он летел сквозь улицу огромными прыжками, плащ развевался на ветру, сандалии пружинили от раскрашенной мостовой, но голос оставался тихим и ровным. — Найдите самое высокое здание в этой клоаке цинизма. Затем — это сложнее — найдите в этом здании самый верхний этаж. Вот и ответ на ваш вопрос.

Была пятисекундная пауза, когда три головы вращались на бегу, сканируя горизонт.

— Что? — Лейтенант сумел сформулировать первым.

— Нестандартная архитектура, да, — согласился Чумной Доктор, останавливаясь и переводя дух. — Дополнительной подсказкой может служить голографическое название «Объединенные энергосистемы Преисподней», а также выходящие из здания силовые линии на десятки киловольт, но мне хотелось…

— Заткнись.

Оно было обыкновенным, это здание. Высоким — да, но мало ли небоскребов в Нью-Йорке, да и гигантомания двадцатого века, пыжащаяся кубометрами стекла, бетона и стали, уже давно пришла в упадок, и удивить здесь конструкцией в пятьсот с чем-то метров высотой было уже невозможно. С другой стороны, не так уж часто можешь видеть пронзающий облака шпиль, мерцающий на цветном местном солнце, но не касающийся при этом земли. Окутанный проводами, трубопроводами и силовыми линиями силуэт просто висел в воздухе, мерно покачиваясь. А из торца, обращенного к земле, бил белый столб пламени.

С чисто прагматической точки зрения это было одновременно понятно и необъяснимо. Излишки энергии, получающиеся в результате переработки мертвых душ, стравливались максимально простым и неэкономичным образом. Но кроме всего прочего, это несло еще и важный воспитательный заряд. «Корпорация «Хелайн» забирала у Вселенной ее души и извлекала из них энергию с прибылью для себя. Но одновременно и делилась этой энергией с окружающей цивилизацией. Понемногу, крохами, но делилась же. Возможно, это было моделью любого успешного социального строя. Возможно, это было намеком.

Над скрывшемся в фиолетовых облаках шпилем висели объемные, белые, неоновые слова, такие ясные, что их хотелось взять в руки и потрогать.

ВСЕЛЕННАЯ РАБОТАЕТ НА ВАС.

Хелайн не скрывал своих намерений, не занимался черным пиаром, не мошенничал и не давал недобросовестную рекламу. Он и в самом деле не предлагал ничего, кроме правды. Вселенная действительно работала на них, всех тех, кто мог видеть надпись. Точнее, на энергии, выделяемой измученными душами при распаде.

— Гррррм, — сказал Бад, меряя взглядом башню. — И теперь, значит, пешим порядком на самый верх? Ага. За семь минут.

— Уже меньше, — сказал Доктор. О прозрачный колпак силового пузыря расплющилась, превратившись в распустившийся металлический цветок, пуля. В Нью-Йорке вопрос насчет скрытого ношения был решен давно и в положительную сторону.

— Вперед, — скомандовал Бад, отдышавшись. Воздух пах горячей травой, он забирался в легкие, словно непрошеный гость в квартиру, разваливался на диване и тычком кулака в пульт включал телевизор. Воздух был вальяжным и развязным, и в чужих легких чувствовал себя, похоже, замечательно.

— Они не похожи на чертей… — вполголоса заметил Лейтенант, на бегу умудряясь разглядывать красивые загорелые тела, широко распахнутые удивленные глаза, улыбающиеся рты. — Впрочем, я вживую-то чертей и не видел никогда. Но для жителей Ада они как-то слишком… человечны, что ли?

— А чего ты ожидал? — желчно поинтересовался Клэм, отдуваясь и отфыркиваясь. — Рога на головах и копыта на ногах? Трезубцы и котлы с серой?

— Это выдумки?

— На самом-то деле, не совсем. Рога и копыта — дурацкие имплантаты, которые некоторые придурки вживляли себе по новой моде. Но в целом… Преисподняя ведь приходит не снаружи, парень. Настоящий Ад всегда внутри.

— Да я, в общем, в курсе… но по этим парням как-то не особенно похоже, что они сейчас расхаживают по владениям Сатаны. Где ужас в глазах? Где осознание собственной обреченности? Ничего такого я не вижу.

— Даже не старайся. Это же Преисподняя, а не камера пыток, стресс должен быть постоянным, тягучим и приторным, как разведенное арахисовое масло в чертовом «Гей-Марте». Здесь конец рабочего дня, а значит, они уже закинулись релаксантами, чтобы как можно быстрее свалить от липкого вонючего дерьма на работе, куда они прискакали утром, закинувшись спидами под чашку кофе без кофеина. Бесконечность, ковбой. Замкнутый круг. Хелайн знает толк в пытках.

Чудовищная башня медленно приближалась, словно плыла по синему морю более низких, практически карликовых небоскребов, и уже можно было различить отдельные надстройки, рубки и антенны на ее гигантском теле, и удачно было, что все дороги, изгибаясь и поворачивая, но все же вели в том направлении, и толпа редела, истончаясь и колеблясь в нерешительности. Они уже слышали издаваемый башней шум — наверное, от того невероятного столба чистой энергии — будто прибой бушевал где-то вдалеке, упрямо пробивая себе дорогу в самое сердце Земли.

— И кто же они такие? Все эти люди? Те, кто добровольно, будучи в здравом уме и трезвой памяти впустил в себя и дал приют Аду?

— Терминология давно отработана, парень. Грешники. Падшие души.

— А как тогда назвать тех, кто отверг щедрые предложения мистера Света… Хелайна, не задумавшись и не прельстившись ими?

— Хм…

— Святые.

Итак, они оказались на площади — пустой и ослепительно белой, с выложенными черной плиткой тонкими арками, так, что даже при коротком взгляде на эту бесконечную чешуйчатую поверхность возникало легкое головокружение. Здание «Корпорации «Хелайн»» возвышалось далеко впереди, строгое и неприступное, до него теперь было не больше десяти минут ходу.

Их, разумеется, ждали; глупо думать, что мистер Свет рассчитывал только на дурную инициативу одурманенных горожан. Три линии обороны — легкобронированные, высокомобильные демоны в первой, тяжелая моторизированная кавалерия на механических чудовищах во второй, и артиллерийское усиление в конце, у самого огненного подножия.

— Наверняка еще и авиация имеется, — пробормотал сквозь зубы Бад. — Воздушная поддержка. Для полного шоколада, блядь.

— Мы все карлики, замершие перед ревущей стеной огня, — неожиданно сказал Чумной Доктор, разматывая руками что-то невидимое. — Но выхода нет.

Лейтенант смотрел на происходящее с застывшим лицом, словно на горькое лекарство, которое все равно придется принять. Клэм вежливо и неприятно улыбался, вокруг его кулаков потрескивали белые и колючие электрические узоры.

— Как я понимаю, плана боя у нас нет? — скрипучим голосом осведомился он. — Рубить всех, Господь потом сам разберет?

— Смешно, — оценил Лейтенант. — Но плана и впрямь нет. Будем рубить контру и пробиваться вперед. Внутри башни должно стать полег…

Демоны атаковали, не дожидаясь окончания их дискуссий. Огромные тени закрыли солнце, лязгающие железом силуэты с ревом выдвинулись вперед, визжащие и мигающие разноцветными светодиодами скелеты, гикая, окружили их.

— Снимаю круговую защиту, — сказал Чумной Доктор. — Дальше смогу прикрывать только фрагментарно.

Первый залп вражеской артиллерии был сбит в воздухе. Небо расцвело красными цветами разрывов, неприятно и остро запахло химией. Лейтенант покрутил на пальце револьвер и ухмыльнулся.

— И никаких зениток.

Дальше начался хаос. Жалящие молнии из радиоактивной магии Доктора опрокидывали целые ряды наступающей тяжелой пехоты, Клэм крутился на месте наподобие балетного плясуна, но от его ударов противники разлетались в стороны, как кегли. Лейтенант беспрерывно палил из револьверов с двух рук, сосредоточенно хмурясь; ситаллические снаряды пробивали любую броню, но были дороги, приходилось время от времени переключаться на традиционные вольфрамовые. Впрочем, и они показывали себя очень неплохо.

Ружье Бада выбрасывало сверкающие султаны огня и дыма, коробчатый магазин жалобно пощелкивал, быстро пустея, а сам десантник возвышался на площади, превратившейся в поле боя, словно угрюмая темная башня, не уступающая размерами той, куда они так отчаянно рвались.

— Пока что все идет очень слабо, — ревет он, на секунду переводя дыхание. — По всей вероятности, Хелайн не принимает нас всерьез.

Лейтенант поправляет косо сидящую шляпу, едва увернувшись от нескольких полосовавших пространство рядом трассирующих снарядов.

— Да ты окончательно охренел, десантник… Если только… если только вы выберемся из этой задницы, на следующий же день я сдерну от ваших пробитых голов на океанское побережье. Хватит с меня этого дерьма. Так что, экономя время, маши мне платочком прямо сейчас.

Бад щелкает новым магазином, достав его из бездонного рюкзака за спиной.

— Прости, я намотал платок на свой средний палец.

— Это… очень типично. Ты никогда не знал, как обращаться с вещами. Впрочем, с людьми тоже.

— Я думал, что запомню тебя нормальным. Но по всей вероятности, все люди имеют право на ошибку. Даже если ошибкой был ты.

Щелчок предохранителя. Выстрел. Мимо пролетают чьи-то грязно-розовые с фиолетовым мозги.

Взрыв. Смертоносный взгляд Чумного Доктора добрался до артиллерийской закладки. Площадь начинает затягивать черный вонючий дым. Фигура в черном плаще и маске идет вперед быстрым скользящим шагом, она будто парит над грудами разорванной плоти демонов и вживленных в нее механизмов из тусклой меди и золота.

— Хелайн занимался киборгизацией потусторонних существ, — с легким осуждением говорит он. — Плюсы этого решения очевидны: увеличенная скорострельность и огневая мощь, да, но также и радикально сниженная мобильность. Низкая абразивная стойкость и полное отсутствие психических стопоров. На мой взгляд, весьма неудачная идея.

— Подашь ему заявку на предмет рационализаторского предложения, — сипит Клэм. Идеальное лицо бесконтактника испачкано чем-то вязким и черным, губы подергиваются в гримасе. — Он необидчивый парень и наверняка оценит.

Клювастая маска Доктора курится легким белесым паром. Он качает головой и не обращает на это внимания.

— Наши разговоры никогда не имели заметного результата, поскольку я всегда был для дьявола недостаточно убедителен, — говорит он своим мягким голосом и продолжает путь. Группа следует за ним.

Телекинез в исполнении Клэма ужасен и разрушителен. Он сталкивает атакующих демонов в воздухе, разметая клубы ими дыма и закрывая мутное солнце, сминает и превращает в металлолом чужую артиллерию, разносит в клочья тяжелую броню, в которую закованы чудовищные существа.

— Необычные твари, — с ненавистью и глотком крови выплевывает он, разорвав очередную небольшую капитулу нападающих демонов. — Низкий силуэт, высокая скорость, предпочитают атаковать издали. Кто это, Бад?

— Чжуржени, — скалится в тот в ответ. — Раньше думали, что это дикие степные племена, но на самом деле просто младшие упыри в подчинении сильных колдунов. Довольно сильный, но, в общем-то, немногочисленный противник.

— Серьезно? Как можно не верить в то, что наблюдаешь своими глазами? Фантастика.

— Поверь, Родни, даже у моей фантазии есть период полураспада. Жизнь с закрытыми глазами, игнорирующими реальное положение вещей, проста, комфортна и даже в чем-то, возможно, завидна. Но есть у нее и один небольшой, но существенный недостаток. Она всегда довольно херово заканчивается.

Группа летающих киборгов заходит со стороны занавешенного дымом солнца и неожиданно обрушивается сверху. Они рвут группу когтями, пилят зубастыми металлическими клювами, во все стороны летят куски мяса и несет тяжелым соленым запахом. Неожиданная вылазка отбита благодаря реакции Клэма, его телекинетические кулаки отбрасывают тварей на почтительно расстояние в воздух, а решающий вклад вносят револьверы Лейтенанта, без видимых усилий выбивающие из них целые клоки шерсти и плоти. Они искрят и падают в стороне, загораясь странным зеленоватым пламенем — вероятно, в телах присутствовали значительные примеси соли меди.

Из носа Клэма бьет настоящий фонтан крови, брюнет шатается, но не отступает. Тем не менее, он в состоянии грогги, и атакующая мощь группы неизбежно снижается. Но они все равно приближаются к окутанной тучами электрических разрядов башне «Корпорации «Хелайн». Они к ней приближаются.

В решающий момент правительство Нью-Йорка вводит на площадь тяжелую технику. Танки и самоходные артиллерийские установки ползут по закопченной брусчатке, порыкивая, как дикие и сытые звери. Это работа для Лейтенанта. Ситалл — это кристаллизованное стекло, только очень легкое и прочное. Первые пули намертво разбивают и глушат триплексы — теперь бронетехника слепа, а Лейтенант не промахивается. До бензобаков с их позиции не достать, но это и не нужно. Выстрел — убит командир. Еще один — экипаж недосчитывается стрелка. Механик-водитель получает свое, когда лихорадочно пытается развернуть тяжелую машину. Та же участь постигает экипаж второго танка.

И третьего.

Лейтенант уходит на долгую перезарядку, но остальная техника не принимает правил игры и отступает. Они остаются одни среди дымящегося кромешного ада, из которого прямо перед ними вырастает белоснежный остов башни, держащийся на столбе пламени. В этом проблема.

— Кажется, отсутствие планов может снова сыграть с нами дурную шутку, — говорит Бад. Он все еще не прячет оружие, а его руки покрыты маленькими точками от въевшегося пороха. — Как мы поднимемся наверх? Я ожидал чего-то более традиционного, скажем, ворот или даже двери, но сейчас…

— С другой стороны, это, может, даже хорошо, — говорит Лейтенант. У него уже свободны руки, «уолкер» отправился в кобуру подмышку, а «витнивиль-хартфорд» на пояс. В шляпе, кажется, прибавилось дыр, плащ прожжен и разрезан, а у сапога оторвался каблук, отчего ковбой слегка прихрамывает. — Если бы у нас были планы, их пришлось бы менять, а нет ничего хуже смены планов. То ли дело сейчас! Планы можно просто придумать, и это всегда значительно легче.

— Я думаю… — начинает Чумной Доктор, но его прерывает доносящееся от башни шипение. Растворы, похожие на оружейные амбразуры, открываются, и здание окутывается пышной газообразной юбкой грязно-желтого цвета. Она неприятно пахнет чесноком, колеблется и медленно оседает в тяжелом, пронизанном металлом и порохом воздухе.

Мистер Свет использовал химическое оружие.

— Дерьмо! — выплевывает Клэм, ежась вовсе не от холода. — В мое время никто уже не бодяжил эту дрянь, так что защита от химии считалась анахронизмом и ретроградством. Мне не справиться с газом, Бад!

— У меня есть противогаз, — ровным, задумчивым голосом произносит десантник. — Только это не поможет, он имеет и кожно-нарывное действие тоже. Ублюдок знает, как по-настоящему начать действовать на нервы.

— Если вы скажете мне примерную дистанцию до башни, — говорит Чумной Доктор, — я, возможно, смогу предложить приемлемое решение. И быстро. Чертова маска зверски искажает перспективу.

— Метров сто двадцать, — говорит Лейтенант. Он уже повязал на лицо вездесущий красный платок — нелепая мера защиты, но ничего лучше у него нет. — Плюс-минус десять, как мне кажется.

Желтое облако уже опустилось почти до их уровня, словно гигантский занавес, и продолжает расползаться. Запах чеснока и горчицы становится нестерпимым.

— Это приемлемо, — говорит Чумной Доктор. — Станьте ближе.

— Что?

— Станьте. Ближе. — Во всегда спокойном голосе поскрипывает и шипит, испаряясь, жидкий гелий, негорючий газ, образующийся в смертельном огне ядерного распада.

Он телепортирует всех как раз в тот момент, когда облако иприта накрывает их полностью. Он телепортирует их внутрь башни. Прямо на первый этаж.

Первый этаж выглядит роскошно — это богатая корпорация. Они оказываются в чем-то среднем между оранжереей и парком. Повсюду тропические растения, вьюнки, пальмы и лианы соседствуют с дубами и карликовыми секвойями. Парк пересекают почти незаметные дорожки, в ландшафт умело вписаны неприметные, но уютные скамейки и искусственные роднички, вокруг клубится тяжелый запах нагретого влажного дерева и органического разложения.

На скамейках отдыхают сотрудники «Корпорации «Хелайн» — сплошь люди. Долгий рабочий день, постоянная необходимость выкачивать и препарировать чужие души — это тяжелый стресс, трудно выдержать такое без качественного отдыха. Они смотрят на нежданно появившуюся группу с удивлением, но без страха, их сознание затуманено галлюциногенами и анаболиками, которые они принимают непрерывно.

— Здорово, парни, — вежливо говорит Лейтенант. — Как жизнь?

— Фикус, это было охеренно, — произносит Бад свистящим шепотом. — Не знаю, заметил ли ты… но ты только что в очередной раз спас наши тупые задницы. Ума не приложу, зачем ты это сделал — но спасибо.

— Не имел намерения проверять, как пахнут пули, — пожимает плечами Чумной Доктор. — Однако, время не ждет. Проследуем дальше?

— Конечно, — скалится Клэм. Заляпанное кровью лицо выглядит карнавальной (и довольно малобюджетной) маской. — И вот что я здесь подумал… Следовало бы привлечь внимание мистера Света, в противном случае, нам придется очень долго бежать на верхний этаж, а у нас не сказать, чтобы было для этого много времени.

— Что предлагаешь? — в голосе Лейтенанта словно бы тлеет какой-то нехороший огонек. Словно наверх пытается вылезти что-то давно забытое, но все еще очень сильное.

Клэм скупым жестом активирует свои перчатки. Они светятся желтым — половинный заряд — но все еще вполне работоспособны.

— Я говорю: передавить все живое на этом этаже. Обеспечить пидарасу приток свеженького, сверх плана, потока душ.

— Мило, — комментирует Бад. — Фикус, как у тебя с силовыми полями?

— Паршиво. Но три-четыре сеанса шоковой терапии для всех желающих еще смогу выдать.

— Чудно. Ковбой?

Лейтенант взводит курки обоих револьверов.

Дальше они двигаются плотным клином: Десантник во главе, Лейтенант справа, Клэм слева, Доктор идет замыкающим, на нем функции прикрытия и контроля. Двигаться совсем легко, здесь нет оборонительных сооружений, и никто не додумался прорыть в жарком тропическом климате полноценные окопы и оборудовать блиндажи в три наката. Атмосфера расслабленности и абсолютного покоя запустила свои чуткие щупальца глубоко в души находящихся здесь.

Душами, строго говоря, они являются уже, впрочем, чисто формально.

— Воздух свободы сыграл с аборигенами злую шутку, — говорит задумчиво Бад. Его руки ходят ходуном, палец дрожит на спусковом крючке. — Жаль, нет огнемета…

— Огнемет не нужен, — говорит Чумной Доктор. Глаза на маске загораются красным. — Достаточно того, что есть я.

Джунгли вспыхивают. Над зелеными листьями парят голубые молнии. Паникующих и разбегающихся сотрудников жалят невесть откуда появившиеся огненные шары, превращающие живую плоть в раскаленный пепел. Пожар начинается в дальней части парка, так что вопли и крики резко нарастают, по мере того, как спасающиеся люди бегут, оскальзываясь и катясь по влажной земле, в сторону Бада и остальных. Это очень удобно.

«Панкор Джекхаммер» оживает, сотрясаясь и меча серии патронов 12 калибра. Сила попаданий такова, что целые ряды бегущих она словно выдергивает из вертикального положения и переводит сперва в летящее, а затем в лежащее. Лежащие больше не поднимаются. А в те секунды, когда десантник перезаряжает громоздкий, но всего лишь десятизарядный магазин, он щедрым взмахом разбрасывает вокруг гранаты, снаряженные белым фосфором. Это горящая, жгущая, сдирающая плоть, словно старые обои, смерть.

Клэм нашел призвание своей жизни в работе дирижером — по крайней мере, так это выглядит со стороны. Его перчатки с равной легкостью пробивают горящий жаркий воздух и мягкие белковые тела. Взмахами рук — невесомыми, воздушными — он регулирует, кому в проклятой выжженной оранжерее следует остаться жить, а кому умереть. Путевку в жизнь пока что не получил никто.

Лейтенант ухмыляется. Наивное простодушие сползло с его души, словно кожа со змеи, и сейчас в гримасе, застывшей на лице, нет ни капли доброты. Револьверы палят без передышки, их стволы раскалились — каждая третья пуля, прошивающая иногда по несколько человек, трассирующая — и на фоне всеобщей смерти и боли это выглядит поэтически красиво.

Уши закладывает от криков и воплей горящих заживо. В воздухе почти физически ощущается боль и отчаяние. Сопротивления нет. Это избиение безоружных.

Кровью, огнем и колесами группа проходит первый — условно первый, потому что он возвышается над городом, как гора — этаж, готовая к любым гнусным неожиданностям и практически уверенная в том, что лифт будет заблокирован, а лестница наверх — завалена. Но она ошибается.

На втором этаже их ждет сюрприз. В отличие от оплавленного и черного от огня, дыма и сгоревшей плоти парка ниже, здесь все почти стерильно белое — стены, потолок, даже окна, похоже, выходят на берег Северного ледовитого океана с навсегда вмерзшими в прибрежный лед кораблями и призрачными белыми медведями. Здесь совершенно чисто и почти сверхъестественно пусто. И тихо — их шаги звучат как святотатство.

Но сюрприз, как выясняется, отнюдь не в этом.

— Здравствуйте, — приветливо говорит им выходящая из бокового — разумеется, тоже белого — коридора девушка. — Как добрались?

Никто не отвечает. И вовсе не потому, что девушка некрасива — наоборот, в ней есть что-то притягательное. Но это животная, первобытная притягательность, что-то в ее плоском, улыбчивом лице, вздернутом носе, редких, мышиного цвета волосах с ровной челкой и едва заметными зеленоватыми прядями, быстрых, темных глазах. Она невысокого роста, одета в бурую и довольно затрапезную майку с надписью FUCK WHAT CHA HEAR и короткие зеленые шортики. Но самое главное — она смотрит на них, словно на старых знакомых. Но никто в группе не может сказать, что видел ее раньше.

Почти никто.

— Мику… — глухо выдыхает сквозь маску Чумной Доктор. — Что… Как…

Лейтенант сдвигает шляпу на затылок. Горячечный оранжевый огонь в его глазах уже померк, и то, что там было — если было — по всей видимости, устало и отправилось на боковую.

— Так это, значит, и есть Мику?.. — он недоверчиво щурится. — Должен сказать, я представлял ее себе совершенно иначе. Несколько… э… более…

— Это потому, — говорит Чумной Доктор, — что я описывал ее тебе совершенно иначе.

— Зачем же ты обманывал меня, позволь поинтересоваться?

— Лейтенант, помолчи. Все уже давно все поняли. Раньше она выглядела не так, а, Фикус?

— Верно. Раньше… Мику! Что с тобой случилось?

Девушка хитро качает головой. В ее маленьких глазках нет узнавания. Там вообще ничего нет.

— Кто вы, замаскированный незнакомец? Боюсь, мы не представлены друг другу, а значит…

Доктор снимает маску. Мику всматривается в его изборожденное шрамами лицо.

— Фикус… Что…

— Очевидно, вы оба изменились, — нетерпеливо говорит Клэм. — Обычно это случается с течением так называемого времени. Оставляю вас пораженно осознавать эту чрезвычайно сложную истину и предлагаю двигаться дальше.

— Нет, — говорит Доктор. Маска в его руке выглядит сброшенным за ненадобностью щитом. Здесь и сейчас, перед той, что когда-то была его мечтой, он наг и беззашитен. — Что произошло? Что ты… что ты с собой сделала? Или это он? Я знаю, этот ублюдок наверняка…

Девушка пожимает плечами.

— Да вообще-то ничего подобного. Все, что сделал Хелайн, это предложил мне работу, а я, конечно, согласилась. А лицо? Внешность? Ну, просто мне нравится разнообразие. И если все возможно, то почему бы и нет?

— Он… заставил тебя?

— Да нет же, — она улыбается, широко и бездумно. — Зачем? Мистер Свет дал мне то, что я всегда хотела. Будущее. Цели. Перспективу. Он забрал меня с Кайши и устроил здесь, в самом сердце своей империи. Чего еще можно ждать?

— Но ведь ты… не этого желала. Ведь так? Так? Я же говорил… Мы же говорили с тобой тогда, на Кайше… Ты хотела другого. Настоящего. Странного. Я все помню. Что случилось с девушкой, которая превыше всего ценила поиск истины?

Мику отмахивается. Легко, словно от надоедливой мухи.

— Подростковые глупости, — говорит она своим звонким, смеющимся голоском. — Они пропадают, как только ты начинаешь взрослеть. Ты уже начал взрослеть, Фикус?

Доктор не отвечает. Его изрезанные шрамами губы шевелятся, но оттуда не доносится ни звука.

— А по-моему, ты просто изначально ошибся, Грач, — громко говорит десантник. — Это никакая не любовь, и это никакая не твоя любимая. Обычная восемнадцатилетняя шлюха, которую следовало бы трахнуть еще тогда. Ну, или ублажать подольше. Впрочем, даже сейчас еще не совсем поздно: только погляди на ее рот — два хуя туда отлично влезут. Ты как насчет этого, готов ввалить своей несостоявшейся Жозефине?

На сцене появляется новое действующее лицо.

— Мистер Свет готов вас принять прямо сейчас, — с облегчением говорит Мику. Она улыбается — может быть, в этой улыбке есть хотя бы след сожаления? — думает Доктор — и исчезает за одной из снежно-белых дверей.

За годы — годы ли? — отсутствия Мистера Света в известной Вселенной он мало изменился. Тот же хорошо сшитый костюм, блестящие туфли, тонкое, умное лицо с аккуратной бородкой, дорогие очки, слегка растрепанная, по моде, прическа, дымящаяся звезда в петлице. Вполне мог бы работать разработчиком в какой-нибудь игровой компании чуть выше среднего. Он не выглядит озабоченным. Он не выглядит удрученным. Он также не выглядит испуганным. Нет, ни в малейшей степени.

— А вот и вы, доблестные рыцари смерти и разрушения… — произносит Хелайн почти весело. — Привет, Ддавэр. Ты уже отключил свою нейросеть? Все эти путешествия во времени ужасно запутывают последовательность.

— Мы пришли к тебе, мистер Свет, — говорит Бад тяжелым низким голосом.

— Я уже сообразил, спасибо, — улыбается дьявол. — Не желаете пройтись? Здесь недалеко. Заодно покажу вам производство.

Группа переглядывается.

— Идем, Фикус, — говорит Клэм, не приближаясь к Чумному Доктору, по черному плащу того все еще прыгают, сталкиваясь и рассыпаясь на искорки, голубоватые молнии. — Забудь о ней. Это не та, которую ты искал сквозь Вселенную многие годы. Совершенно определенно не та.

— Мику умерла, — глухо говорит Доктор. Его голос печален. — В тот самый момент, когда согласилась на предложение Хелайна. Умерло то, что делало ее особенной, незабываемой… собой. Душа. А то, что ее тело осталось в живых и даже перешло на высокооплачиваемую работу — просто досадная случайность. Разумеется, я с вами, парни.

Они — пятеро — идут по коридору. Тяжелый обвес десантника, черный плащ и маска Чумного Доктора, ковбойская шляпа, шейный платок и револьверы Лейтенанта выглядят нелепо в этих белых стенах. Впрочем, Клэм в своем неизменном стильном костюме, пожалуй, сошел бы за одного из местных менеджеров.

— Мы начинали с малого, — говорит мистер Свет. Он совершенно спокоен, в очках отражаются светодиодные лампы. — Труднее всего, конечно, было определиться с наиболее эффективным источником энергии. Чьи души при переработке окажутся оптимальны, а что только забьет коллекторы липким черным шламом? Никаких учебников, как вы понимаете, никаких методичек. Базовые теоретические материалы вроде Библии описывали все… ну, малость однообразно и не очень-то подходили для наших целей. Что оставалось?

— Что? — говорит Клэм. Мистер Свет улыбается.

— Практика. Критерий истины.

Они покидают коридор и сворачивают направо. Размеры реакторного зала поражают воображение — он бесконечен и необъятен, хотя логика подсказывает, что здесь не больше двух-трех тысяч квадратных метров. Зал тоже ослепительно-белый, подсвеченный у потолка разноцветными огнями, по полу тянутся фосфоресцирующие полоски-директивы красного, желтого и синего цветов.

— декламирует Хелайн, расправляя руки на манер коммивояжера, представляющего собственный товар. Затем он отщипывает что-то из воздуха и бросает в рот. — Конфетки с миелиновой оболочкой, снятой прямо с нейронов трехлетних детей. Вкуснотища! Хотел сперва поделиться, но вы, парни, оказались куда более хамоватыми и напористыми, чем мне бы хотелось. Взгляните же, надменные, на труды мои, и ужаснитесь!

Все пространство зала заполнено реакторами душ. Это невысокие сооружения, примерно в два человеческих роста, сделанные из блестящего металла, напоминающие первые атомные бомбы — яйцеобразные объекты на широком возвышении, окруженные яйцами поменьше и опутанные силовыми кабелями и шлангами охлаждения. Перед каждым реактором установлен небольшой пюпитр — пульт диагностики и управления с интерактивным экраном с трансляцией в реальном времени и мигающими датчиками.

На экране, окруженная волнами пара и пламени, бьется в муках человеческая фигура.

— Мы начинали с животных, — охотно поясняет мистер Свет. — Насекомые, как быстро выяснилось, не имеют души, поэтому их убийства — кармически нейтральный поступок. Это было, конечно, сильным ударом, мы серьезно рассчитывали проредить рои мух и комаров, даже закупили довольно значительное их количество, но все пошло прахом — да еще этот удар по имиджу… Вельзевул — дурацкое имя, но отчего-то приклеилось. Козни конкурентов.

— Чудовищные страдания, — роняет Чумной Доктор, глядя на экран. Хелайн не замечает этой ремарки.

— Мы быстро переключились на динозавров. Чертовы рептилии давали неплохой прирост энергии, но были невероятно дороги в транспортировке и эксплуатации, приходилось разрабатывать гигантские реакторы, потребители жаловались на тарифы… Ну, а потом, в качестве эксперимента, испробовали людей, и дело неожиданно пошло на лад. Экономично, экологично, энергоэффективно. Есть чем гордиться.

— Ты же знаешь, что всему этому очень скоро придет конец, мистер Свет, — говорит Бад. — Конец Света, если можно так сказать.

— Правда? — поражается Хелайн. — Ну да, я помню, вы собрались меня уничтожить. Вот только одного я не могу понять: зачем? Мы построили здесь очень успешный бизнес, друзья мои — в том числе и с вашей помощью, ведь все вы так или иначе работали на меня. Глупо надеяться — пусть даже вам и удастся задуманное — что с моим исчезновением здесь все внезапно превратится в рай. В действительности, на мое место просто придут другие — и кто вам сказал, что они будут хоть сколько-то правильнее, чем я? Где вы вообще видели приличный мир без дьявола?

— Все это дерьмо насчет баланса сил и равновесия тьмы и света, — морщится Лейтенант. — Сказки для малолетних енотов, пардон за грубость.

— Нет никакого баланса, — улыбается мистер Свет. — Всевышний давно устранился от дел и ни на что не влияет. Но послушайте: в местном обезьяннике, в сосудах из фарфора и бронзы, под слоями пресной воды и машинного масла до сих пор томятся Древние Боги, от Осириса до Ньярлатотепа. Вы всерьез хотите, чтобы ваш родной мир захватила после меня эта старая, вечно жующая развалина Азатот? Вам нравится мерзкий бой барабанов из человеческой кожи и всхлипывания проклятых флейт? Танцы безглазых и безумных богов? Вы вообще представляете, за кого вписываетесь?

Гудят, вибрируя от пылающего внутри пламени, реакторы, с охлаждающих шлангов капают мутные слезы конденсата.

— Пускай я зло, — убежденно говорит Хелайн. — Но я предсказуемое и рациональное зло. Мои методы циничны, но прозрачны, мотивации очевидны. Я бизнесмен и практик, и такие парни, как я, всегда побеждают. Бросьте эту чушь насчет борьбы света и тьмы, и проживете гораздо дольше, хотя и не обязательно счастливее. На самом деле вы всегда выбираете между злом и еще большим злом. И, должен сказать, на любой случай у меня всегда имеется свой план.

— Мне никогда не нравился ни сам Яхве, ни его сынок, малолетний подонок, который умеет делать из воды воду, — медленно говорит Бад. — Да, еще он должен мне тридцать монет за стибренные ложки, и за это я тоже обязательно с него спрошу. Но этот сын девственницы, по крайней мере, не использовал меня втемную и не пытался убить.

— Я сам не восторге от тех акций и, кстати, до сих пор не могу понять, почему они не удались…

Десантник не дает ему договорить, он делает шаг вперед, и в руках у него прорастает огнем «Панкор Джекхаммер». Пули со звоном рикошетят от железных раскаленных боков, оставляя на них черные отметины. Но мистера Света уже нет на месте, он исчез.

На миг наступает такая тишина, что, кажется, становятся слышны крики из ближайшего реактора, хотя это невозможно — он наглухо запечатан и герметичен.

— Найдите урода! — азартно кричит Бад, но глаза его холодны и прищурены. У десантника имеется план.

Они рассыпаются в стороны, будто у невидимого кулака вырастает неполный комплект пальцев, среди рядов капсул слышен топот их сапог. Но зал по-прежнему пуст — ни охраны, ни призванных демонов. Хелайн не желает помощи извне. А может быть, просто не хочет повредить дорогостоящее оборудование.

— Вы не понимаете главного, парни, — он появляется на возвышении, сетчатом металлическом мостике, протянутом через все помещение на высоте нескольких метров. — Вы все еще не понимаете времени.

Лейтенант разряжает в него револьвер, и — невероятно! — мажет. Мостик выбрасывает сноп искр от попадания и заметно проседает.

— Если представить жизнь в виде тонкой портновской нити, уныло тянущейся из прошлого в будущее… — мистер Свет обнаруживается расхаживающим за их спинами, Чумной Доктор пытается достать его молнией, но и у него случается досадная осечка. Аккумуляторы пусты, энергия выбрана вся без остатка. — То обрезав ее, мы прекращаем эту самую жизнь. Все просто. Но если, скажем, взять нить путешественника во времени, который отправлялся в прошлое хотя бы один раз…

Телекинетический удар Клэма оставляет на одном из реакторов глубокую вмятину, но других последствий не приносит. Хелайн теперь выглядит полупрозрачной фигурой, словно высеченной из цельного куска хрусталя. Фигура перемещается по воздуху долгими изящными скачками.

— Это становится больше похоже на портновской стежок. Вперед — назад — вперед. И теперь, чтобы оборвать такую жизнь, ее нужно обрезать уже два раза. Соображаете?

Бад бросает гранату; в его огромном рюкзаке их, похоже, бесконечный запас. Взрыв снова не приносит заметных разрушений — на полу остается черная воронка в полфута глубиной, со свистом и шипением срабатывает противопожарная сигнализация, все заволакивает мелкими катышками изолирующей смеси, будто все они окунулись в метель.

— Я живу очень давно, — доносится из ниоткуда спокойный, знакомый голос. — Я очень много путешествовал. Нить моей жизни выткала на этой Вселенной — всей, целиком — затейливый узор. Наверное, даже можно сказать, что я — и есть Вселенная. Неприятно это говорить, но вы, парни, никак не сможете меня уничтожить, кроме как заручившись полной поддержкой своего нерешительного Тетраграмматона.

Он появляется в белой мгле — неверная темная фигура. Он улыбается. Он полностью уверен в себе.

— Но на этот счет у нас с ним имеется давний уговор.

За его спиной вырастает фигура повыше и куда коренастее. Вероятно, все дело в рюкзаке.

— Кто говорит об уничтожении? — искренне удивляется Бад. Одной рукой он проводит простейший захват локтем под горло. Очень примитивный, но настолько же действенный. В другой руке у него что-то громоздкое, неустойчивое, светящееся мертвенным зеленоватым блеском. Чумной Доктор сразу узнает это устройство.

Самодельная нейросеть.

Резким движением Бад надевает конструкцию на голову Хелайну. Металлические ячейки тугим хватом облепляют череп, потрескивают и разгораются ярче. Пахнет паленым волосом.

— Ты никогда не причинишь вреда никому из нас, — четко выговаривает он. — Ты не причинишь вреда людскому роду еще… ну, хотя бы пять тысяч лет. Ты станешь призрачной мифологической фигурой, монстром под диваном, букой в шкафу. Ты не проявишь свою сущность. И ты… больше никогда… не будешь мучить людей.

Голова мистера Света мотается из стороны в сторону так резко, будто его дергают за ниточки. Сияние нейросети становится почти нестерпимым.

— А чтобы уберечься от твоих замечательных союзников, — заканчивает Бад, — я намерен хронопортироваться с тобой в произвольное место с открытым билетом. Один раз, по неизвестному маршруту, без возможности вернуться. Во внутренности остывающей звезды или россыпь ярких метеоров, в океанскую толщу или холодный вакуум. Сейчас или за миллиарды лет до нашей эры. Этого не узнает никто, кроме Господа Бога. Но он, думаю, не выдаст нас в этом ответственном вопросе.

Он задумчиво смотрит на свой огромный кулак, где на запястье светится голубоватый огонек хроно-перехода.

— Если как следует подумать, то это ни разу не плагиат, Клэм, — говорит десантник. — И уж тем более не пародия. Я восхищаюсь изяществом твоего решения, поэтому использую малоизвестное слово «пастиш».

Мистер Свет хрипит.

Бад с размаху загоняет кулак ему в глотку. Слышен треск, но чего именно — зубов, костей или электрических разрядов? — остается неизвестным.

Откуда-то, кажется даже, что из-под земли, доносится многоголосый вой. Две фигуры окутывает белое пламя, но всем четверым — нет, троим, не считая десантника — непонятным образом приходит одно и то же видение. В нем растут и разрушаются грозные империи, эскадры белых парусников отправляются за гремящие штормами океаны, в чистых небесах висели десятки сверкающих лун, а под ними вереницы рабов послушно тащили по пустыне каменные параллелепипеды. Это длится какое-то мгновение, а потом исчезает в яркой вспышке и больше не повторяется.

Все затихает, остается только мерный гул реакторов. Эти жестяные коробки, похоже, вообще ничем нельзя пронять.

— Охренеть, — произносит Клэм, как только обретает способность говорить и перестает лязгать зубами. — Заебись концовочка.

— Да, — говорит Чумной Доктор. — Впечатляюще, следует это признать, но слишком уж оборвано. Не совсем этого я ожидал, должен признаться.

— Это что, все? — удивляется Лейтенант, протирая глаза. — Невозможно поверить.

За их спинами хлопает дверь, и троица мгновенно оборачивается, вскидывая оружие. Да только оружие не может здесь помочь, оно бесполезно, ненужно, и Лейтенант первым опускает свои револьверы, отступая перед светящейся, идущей по воздуху фигурой. От нее веет такой мощью, такой настоящей, первозданной чистотой, что они понимают, все сразу — в удостоверении личности здесь нет ни малейшей нужды.

— Боже мой… — уточняет на всякий случай Клэм.

Светящийся силуэт останавливается, глядит по сторонам, опускается на землю и выключает яркое ксеноновое сияние. Стягивает с костистых кулаков черные кожаные перчатки без пальцев, облизывает пересохшие губы, шумно сглатывает и говорит совершенно обыкновенным голосом:

— Послушайте, парни… Налейте мне уже кто-нибудь выпить и объясните, если не сложно, какого дьявола здесь творится!

— Ильяс?!

* * *

Они сидели на облаке и разговаривали. Вокруг было только насыщенно-синее осеннее небо, мягкое солнце прихотливо разливало свои теплые лучи, а на земле царила робкая ранняя осень, и сквозь капельки водяного пара нет-нет да и проглядывал сплошной желтый ковер опавших листьев. Облако было взято в плотное оцепление боевых ангелов в силовой броне, сжимавших в механизированных руках скорострельные артиллерийские установки. Они сидели по-турецки, пили что-то горячее и обжигающе-крепкое из древних расписных пиал и разговаривали.

— Ты… Бог? — зачем-то еще раз спросил Лейтенант. — Тот самый?

— Поверь мне, парень, я и сам был в шоке. Просыпаюсь как-то рано утром, в голове ни единой мысли, кроме боли, в животе словно рептилоиды нагадили, в глазах резвятся маленькие кровавые лошадки… И вдруг я понимаю, что я — бог. Тут у любого ум за разум зайдет. — Ильяс засмеялся и отхлебнул из пиалы.

— Ты создал наш мир? И всю Вселенную?

— Не спешите винить меня, ребята, я же говорю — колоссальный был отходняк. А еще понос. Накануне я, должно быть, нажрался какой-то просроченной дряни… Скажем так, все, что бы я ни съел, выходило из меня приблизительно со сверхзвуковой скоростью. Возможно, кстати, именно тогда…

Он задумался.

— И все, что пишут о тебе в священных книгах, тоже правда? — Чумного Доктора интересовали менее глобальные вещи. — Новый завет, Евангелие от Луки и прочих фанбоев… Тебя на самом деле прибили к кресту, словно преступника? Распяли на солнце и прикончили ударом копья?

— Какому кресту? А, нет. То был совсем другой парень.

— Совсем другой? — переспросил Клэм. — Эй, как насчет того, чтобы рассказать все? Как так получилось, что ты оказался Богом, зачем ты связался с нами и украл ложки, что случилось с мистером Светом…

— И что теперь произойдет со всем этим, — закончил Чумной Доктор, описав закованной в перчатку рукой полукруг, означающий, вероятно, Вселенную.

Ильяс скорчил гримасу.

— Черт, не думаю, что вам понравится то, что вы сейчас услышите, но… Можно сказать, я услышал ваши молитвы. Я вас написал.

— Что?

— Что?!

— Присоединяйся, — Ильяс обернулся к безмолвному и недоверчивому Клэму.

— Что?

— Так-то лучше. Я писатель. Каждый писатель всегда немного бог. Со мной это вылилось в терминальную стадию. Я написал вас всех. Людей, инопланетные расы, демонов, Хелайна, Рай, Ад… Это был просто пьяный литературный эксперимент. Вдохнуть жизнь, настоящую жизнь, с настоящими душами в этот придуманный мир, всю эту Вселенную… Целиком.

— Ерунда.

— Чушь.

— Херня.

— Немного однообразно, но сойдет. Не совсем мой словарный запас. Видите ли… все пошло не так с самого начала.

Он сделал паузу, поковырявшись в зубах. Облако парило в вышине, прямо под самым схватившимся золотистой прижаристой корочкой солнцем, разреженный воздух пролетал сквозь легкие с реактивной скоростью, над пиалами курились шапочки пара, словно тучи над Везувием перед самым роковым днем Помпеи.

— В какой-то момент весь этот мир… и все его персонажи отказались мне повиноваться. Зажили своей собственной жизнью, принялись совершать свои поступки, и проклинать меня за собственные ошибки… И я ничего не мог больше исправить. Я перестал быть их всемогущим богом. И стал просто Создателем. Отцом, чьи сыновья выросли и ушли в пьяный загул. А разве это не судьба любого отца?

— В какой момент это случилось? — Чумной Доктор был деловит и сосредоточен.

— А ты не сообразил? — Язык у Ильяса уже немного заплетался. — Аккурат в тот самый, когда парень на кресте спросил: «Отец мой, для чего ты меня оставил?» Он напугал меня до усрачки — бухал после этого дня три, наверное.

Он помолчал, разглядывая дымящееся содержимое пиалы.

— Но суть в том, что после этого я уже не имел над вами власти. Так что если вы вдруг захотите спустить на меня всех собак за голод, бедность, войны, разрушения и прочее, мой вам совет — взгляните для начала в зеркало. А что до всех бед и неприятностей, что сыпались на ваши глупые головы почти всю историю человечества… Можно сказать, что я не сбрасывал те бомбы. Я только их снаряжал.

— Что было дальше? — тихо спросил Лейтенант.

— Дальше не было ничего интересного. Вы увлеченно убивали друг друга и не менее увлеченно трахались, баланс был в пользу второго, иначе мы бы сейчас здесь не разговаривали. Я иногда перекидывался парой слов с Сатаной, то есть мистером Светом, как его называли ваши… Он забавный парень, в чем-то похожий на меня, только более собранный, предполагалось, что со временем он станет Властелином мира, но с этим немного не срослось. А порой я и сам спускался вниз, жил там по нескольку десятков лет… Как раз так я и познакомился с Бадом. В армии.

— И как служилось?

— Если нормально себя поставишь — в любой армии служится одинаково. Мы сдружились, я начал за ним приглядывать, особенно когда он перебрался в Город-минус-один и собрал вокруг себя шайку разнообразных отбросов — это я сейчас про вас, парни.

— Ничего обидного, — Лейтенант закинул руки за голову. — Клэм и Фикус те еще канальи.

— Вы принялись работать на мистера Света, но меня это не волновало — свободный выбор, вы помните. Но только потом решили соскочить, и вот отсюда начались неприятности. Хелайн решил, что Баду, как лидеру вашей маленькой группы, охреневшему пророку, кормящему стаю голодных уток, пора откинуть коньки. Мне пришлось вмешаться.

— Что-то незаметно, — ухмыльнулся Клэм. — За последние несколько дней его с десяток раз едва не укокошили.

— Конечно, — согласился Ильяс. — Но его не изрешетили ни установленные у дверей мины, не добили в пустыне беспилотники, и не подстрелили киборги из Синдиката. Не говоря уже об этих чудесных гитарных струнах и внезапно потерявшем свой кибернетический нюх файерволе. Вам чертовски сильно везло в последнее время, не находите? Разумеется, не бесплатно. Но набор серебряных ложек — не такая уж высокая цена, как мне кажется.

— Вот так история, — сказал Лейтенант. — И что же будет теперь? С Бадом, с нами, со всем этим местом?

— Не знаю, заметили ли вы, ребята, но вы пережили Армагеддон, — сказал Ильяс. Он часто моргал, потирал щеки и казался сонным. — Бад, конечно, не имел об этом ни малейшего понятия, но это же Бад… Рандомно выставив хронопортацию, он отправился вместе с Хелайном на семь с небольшим тысяч лет назад. На Землю. Передняя Азия. Неподалеку от Эдемского сада. Улавливаете связь?

— Погоди-погоди… — Чумной Доктор выглядел ошеломленным даже несмотря на маску.

— Мистер Свет выполнит гипнотический приказ нейросети. Пять тысяч лет — и ни секундой больше! — он будет сидеть тихонько, словно мышь. Копить знания и могущество. Но в начале нашей эры, примерно в тот момент, когда я потеряю свою власть над людьми, он снова войдет в силу. И все начнется заново.

Он поглядел на троицу с непонятной грустью.

— Главная беда Армагеддона — он чертовски однообразен. История всегда заканчивается одинаково, словно кем-то когда-то было высказано дурацкое самосбывающееся пророчество.

— Возможно, его и в самом деле провозгласили?

— Все пророки в земной истории были либо путешественниками во времени, либо наглыми шарлатанами, — отрезал Ильяс. — Будущее неизменно, но не определено. Гребаный парадокс.

— «Шарлатан» в переводе как раз и означает «говорун», — сказал Чумной Доктор. — Может быть, это знак? Впрочем, неважно. Что будет с Бадом?

— Я пошлю к Баду специальную команду, парня должны будут положить в анабиоз, чтобы он не свихнулся от течения времени. Не зря же в десятках земных легенд упоминается герой, спящий в тайном месте до тех пор, пока родной земле не будет угрожать смертельная опасность. Чистейшая правда. Давайте надеяться, что все эти тысячелетия Бад будет видеть только счастливые сны.

— They don?t do dreams in cryosleep, — прошептал Лейтенант. Ильяс непонимающе качнул головой.

— Но Земля?

— Она не останется без присмотра. Многочисленные демоны, потерявшие связь с Хелайном, устроят здесь выжженную землю, которая войдет в историю, как Гибель Уратхи. Все произойдет в точности так, как написано в учебниках. Человечество переселится на другие планеты, начнется космическая экспансия… Вы сделали именно то, что должны были. Ровно то, что делали всегда.

— Как и запланировал для нас мистер Свет, — сказал Чумной Доктор.

Они притихли. Не так уж весело осознавать, что набившая оскомину фраза «у бога есть план для всех нас» содержит всего одну, зато принципиальную ошибку.

Ильяс кивнул.

— У него и правда были планы на все случаи жизни. А теперь… осталось только определиться, что делать с вами, ребята.

— В каком смысле? — ощетинился Клэм.

— Расслабься, никто не собирается тебя убивать. Но «всадников Апокалипсиса» больше нет. Вам стоило бы подумать о новой карьере. Если есть пожелания ко мне, лучше высказать их сейчас, пока я еще не отрубился. Это дерьмо, что мы тут выхлестали в четыре глотки, довольно крепкое.

— Я бы отправился в Китай, — пожал плечами Чумной Доктор. — Эпоха Сражающихся Царств. Всегда интересовался этим периодом. Да и надоело воевать с демонами — имею желание пожить некоторое время среди людей.

— Тебя могут ждать там некоторые неприятные открытия, но не вопрос, — кивнул Ильяс, и парень в маске исчез.

— Хочу домой, — решительно сказал Клэм. — Двадцать пятый век, созвездие Лебедь, Кеплер-бета.

— Невыполнимая задача. Путешествия в будущее невозможны.

— Я знаю. Но я найду способ. Для этого отправь меня в крупнейшую библиотеку известной Вселенной.

— Это будет Трантор. Выполнено.

Брюнет растаял в воздухе. Они остались на облаке вдвоем.

— Прежде, чем я скажу свое желание, — ухмыльнулся Лейтенант, — хотел бы задать еще один вопрос. Мы так и не услышали, чем планируешь заняться именно ты.

— В «Сломанном сне», насколько я знаю, имеется вакансия бармена, — пожал плечами Ильяс. — А у меня всегда отлично получались манипуляции со спиртными напитками. Рвану туда — это все же не самое плохое место на свете, да и за Городом-минус-один кто-то должен приглядывать без вас. Ну, колись уже, что там у тебя за фантазия? Я не готов сидеть здесь, в Раю, целую вечность.

Лейтенант сказал.

— Разумно и вовремя, — согласился бог. — Еще пара часов, и здесь в буквальном смысле разверзнется Ад. Ладно, дело сделано, так что я отправляюсь в бар — сначала закрыть глаза минут на шестьсот, а потом приступить к своим прямым обязанностям: предоставлять проспиртованное утешение малодушным и выслушивать гневные жалобы слабых. Собственно говоря, и тебе, как я понимаю, туда же. Подбросить?