«Индия, Индия, это Ромео Один, выходите на связь, прием.»

«Индия Один на связи.»

«Индия, в нашу сторону продвигается группа солдат, раздел, маршируют сомкнутым строем, вооружены холодным оружием. Прием, как поняли.»

«Понял хорошо, Ромео Один, ожидайте.»

Капрал Стивенс повернулся к сержанту Диксону.

Какого хера эти придурки делают?

Хер его знает, Стивенс, пробормотал Диксон, выплюнув жевательный табак в коробочку из-под консервов, которую он использовал для хранения использованного табака, подлежащего повторному употреблению. Но думаю, что нам не помешает продолжать наблюдение за указанными долбоебами, вооруженными холодным оружием.

Ни хера себе, где вы научились этой мудрости, сержант?

Пошел на хуй.

Сам пошел.

Радио снова заскрипело. «Ромео Один, выходите на связь.»

«Ромео на связи.»

«Каковы их намерения, Ромео?»

«Секунду.»

«Сержант, не похоже, что эти утырки идут сюда, чтобы просто поздороваться».

Диксон вздохнул. Какого хуя мы вообще здесь делаем.

«Индия, предполагаю враждебные намерения, прием.»

«Понял вас, Ромео Один, запрашиваю огневую поддержку. Прием.»

«Принял вас. Конец связи.»

Ебанем по этим пидарасам?

Еще как. Переключись на другой канал, задействуем минометчиков.

Сделано, сержант.

Над наступающей римской армией летели серые цапли.

Секстус Клаудиус устал. Поход шел совсем не так, как следовало. Центурионы орали, словно цепные псы, но это была их работа, и все было бы ничего, если бы не проклятый пейзаж вокруг. Степь, большая безводная степь на столько стадий, сколько достает глаз. Белесый известняк или селенит образуют блестящую под лучами солнца почву, покрытую песчаными дюнами, создающими огромные облака пыли, мешающие видеть.

Проклятые Крассы, отец и сын — воины в строю справа и слева от Секстуса Клаудиуса поговаривали об измене. Поговаривали также, что триумвир принял от парфян дары и заводил теперь армию все дальше в беспредельную даль. Воины изнемогали от жажды и трудностей пути и впадали в уныние от безотрадных картин; они не видели ни куста, ни ручья, ни горного склона, ни зеленеющих трав, а глазам их представлялось море песков пустынь, окружавших войско со всех сторон.

В таких местах, как всем было известно, как раз и водились чудовища. Огромные, бесшумно двигающиеся лемуры с глазами-плошками, а также яростные кентавры, рвущие людей голыми руками и стреляющие без промаха из своих длинных луков. Говорят, они чуяли чужой страх, но этим бабкиным сказкам, конечно, не стоило верить.

Они шли вперед, и поступь Секстуса была тяжела, а его пилум — блестящим и готовым к бою.

Радио зашипело, и младший капрал Хуарес отложил колоду.

«Икс-Рэй, Икс-Рэй, это Ромео Один, прием.»

«Это Икс-Рэй, прием.»

Чего опять надо этим пидарасам? ласково поинтересовался сержант Кам, едва не перевернув полупустую бутылку «Белой лошади». Сегодня это была всего лишь первая, что было явно ниже нормы.

«Запрос на огневую поддержку, раздел, ожидайте указаний, прием.»

«Ожидаем указаний, прием». Хуарес нахмурился и повернулся к сержанту.

И куда стрелять-то?

Скоро узнаем, салабон. Жди приказа.

«Первое отделение!» заорал Кам, «А ну-ка подняли свои жопы и потрясли хуями!»

«Так точно, сержант!» ответил многоголосый хор. Вздымая пыль и песок, бойцы понеслись к своим минометам.

«Икс-Рэй, это Ромео Один. Огонь на поражение, раздел, по сетке 4876–9574, с юга на север 200 метров, раздел, 600 на 400, пехота противника на открытой местности, раздел, бризантный заряд, беглый огонь, огонь по готовности, прием.»

«Принимаю вас, Ромео Один, конец связи.»

«Приготовиться, огонь!» крики раздавались постоянно, минометы глухо постукивали, с ускорением посылая тяжелые бризантные снаряды к цели.

Сержант Кам сделал глубокий вдох, смакуя запах отработанных компонентов топлива, доносящегося от минометов. Охуенно. Люблю свою работу.

Цапель больше не было.

Что это значит, сказал Секстус вслух. Легион был на привале, центурионы рычали приказы, солдаты пили подкисленную воду и готовились к новому марш-броску.

В небе родился свист.

Секстус посмотрел верх. Неужели цапли вернулись? Это было бы добрым знаком.

Капрал Стивенс и сержант Диксон наблюдали, как странно одетые неприятельские солдаты кричали и разбегались, не зная, как спастись от падающей с небес смерти.

Не люблю командировки, сказал сержант. Жарко и чертовы насекомые только и ждут, как бы вцепиться мне в задницу.

Чертовски верно подмечено, ответил капрал. Но беднякам выбирать не приходится. Такая работа.

«Икс-Рэй, это Ромео Один, сказал сержант, корректировка, 10 градусов к востоку, беглый огонь, как принимаете, прием?»

«Ромео Один, принимаю хорошо, прием.»

Отступающие легионеры попали под смертельный огонь идеально нацеленных минометных выстрелов.

Через некоторое время свист прекратился.

Секстус пришел в себя. В глазах все расплывалось. Он не мог пошевелиться, все тело горело огнем. Лицо тоже.

Он попытался встать, но ничего не вышло. Он с трудом приподнялся на локтях и посмотрел на себя — ему оторвало ноги. Из кровавой мешанины ошметков брони, сандалий и ткани торчала здоровенная белая кость. Вокруг кричали люди, дико ржали и бились лошади.

Боковое зрение стало медленно погружаться в темноту.

С неба снова донесся свист.

Земля тряслась, с неба падали заряды, поражавшие каждый свою цель. Песок и измельченный камень клубились в воздухе, медленно оседая. Дым маскировал запах пороха, страха и смерти. Совсем немного.

«Икс-Рэй, это Ромео Один, прекратить стрельбу, прием.»

«Вас понял, Ромео Один, сэр, прием.»

Последние шесть выстрелов покинули трубы минометов, разорвавшись на погружающемся в тишину поле из людей, щитов и лошадей.

Солнце садится, сказал Диксон капралу. Пора собираться. Скоро сюда подойдут основные силы аборигенов, которые, согласно нужному ответвлению истории, и будут считаться настоящими победителями в этом сражении.

А мы в очередной раз совершили подвиг, а, сержант. Или военное преступление, как посмотреть.

Засунь эти преступления себе в жопу и пошевеливайся. Через три четверти часа нас подберет телепорт на берегу той реки… как ее. Вспомнил. Евфрат.

* * *

Он проснулся среди ночи; скука, словно железное лезвие топора, плотно засела в черепе. На блестящем зеленом циферблате часов попискивали, сменяясь, цифры. Три после полуночи. Самое время для долгих разговоров.

Он умылся, накинул на бычий торс красный халат и спустился вниз. В баре было пусто, только немногословная Вю протирала стойку и бросалась в древних барахлящих роботов короткими ультразуковыми импульсами, от которых немного закладывало в ушах и заходились дурным перелаем окрестные собаки.

— Перестань на меня глазеть — бросила брюнетка, не прекращая своего занятия. Бад, не отвечая, продолжал ее разглядывать, отмечая узкие плечи, маленькую грудь, крепкие бедра и просторную белую рубашку — как бы даже и не мужскую — в которую куталась девушка. — Не спится?

— В последнее время мне снятся сны, — сказал он.

— Это случается, — согласилась Вю. — Типично для белковых углеводородных форм жизни. Считается, что роботы их не видят, хотя я слышала и обратные мнения.

— Сегодня было что-то из долгих лет беспорочной службы в Армии США. Вогнали в каменный век каких-то дикарей в бронзовых доспехах, не знаю, что за планета, никогда не интересовался этим дерьмом. Помню только что вокруг был песчаник и пыль, и синее небо, и еще река с подгнивающей бурой водой. И летали серые цапли, глядя сверху на свалку из человеческих тел. Безупречная победа, да, мэм.

— Поэтично. Тебе стоило бы рассказать об этом ковбою, он в последнее время собирает такие истории.

— Нет в этом ни хренового грамма поэзии, дорогуша, тебя обманули. Причем, скорее всего, еще при зачатии. А подкалывать ковбоя за писательские потуги, увы, вышло из моды после очередной пьянки, когда виновник торжества превратил свои штаны в местечковый туалет на одну персону. Эх, смотаться бы отсюда…

— Что мешает? — Вю достала из выдвижного ящика стойки банку с Кока-колой и присосалась к ней, словно пиявка. — Парни то и дело куда-то подрываются среди ночи, возвращаются довольными и загоревшими. Кстати, ты что, поссорился с Булатом? Уже несколько дней не заходит.

— А два дня назад мне снился сон насчет мертвецов, — сказал Бад. — Будто бы я иду по кладбищу и ищу чью-то могилу. Или даже несколько. Небо устлано темными облаками, наползающими одно на другое, словно чешуя у рыбы, или… ну да, дракона. Временами начинает накрапывать дождь, и тогда тропинки, вытертые ногами предыдущих посетителей, становятся скользкими, и мне приходится идти осторожно, размеренно, петляя между оградами и стряхивая с себя не пойми откуда взявшуюся паутину. Но кладбище не кончается, оно бесконечно, и не ограничено ни заборами, ни пространством, ни временем, словно Вселенная.

Вю тревожно оглядела пустое помещение, но здоровяк в поношенном красном халате был сейчас ее единственным собеседником.

— В этом, конечно, нет никакого смысла — я имею в виду эту чушь насчет бесконечного кладбища. Все, что у тебя есть в жизни, ограничено. Крышкой гроба, белой тканью савана, отсутствием света, его источника, а также неимением кислорода для дыхания и двумя метрами земли по вертикали между тобой и свободой.

Вю молча смотрела на него, крутя в руках ультразвуковой свисток.

— И я нахожу наконец правильный участок — три одинаковые могильных камня из серого мрамора. Присаживаюсь на один из них и продолжаю потягивать пиво, морщась то ли от неприятного вкуса хмельного напитка, назвать который ослиной мочой означало бы оскорбить это трудолюбивое животное, то ли от гулких ударов, раздававшихся где-то внизу, под землей. Мое поле зрения сужено редкими градусами этилового спирта и заперто несущимся мимо небом, одетым в корсет заоблачной ширины, а моя спина все еще опирается на могильный камень и чувствует исходящий от него приятный холод.

Он помолчал, подвигал челюстью.

— Над кладбищем, которым стало все видимое пространство вокруг, парит птица — я не понимаю в их разновидностях, но что-то вроде здоровенной чайки, а может, альбатроса. Она описывает надо мной медленные круги, и в какой-то момент до меня доходит — это стервятник. Но страха по-прежнему нет, ведь я знаю, что стервятники не рвут живое. Чтобы принять меня за добычу, ему следует убедиться, что я мертв.

В этом месте мне надо ухмыльнуться? это совсем простой тест, ведь мертвые не умеют смеяться, и я ухмыляюсь, но тут же понимаю, что тест соврал. Ибо правда в том, что я умер несколько лет назад.

Где-то на втором этаже — а возможно, на чердаке — кто-то шумно зашевелился, опрокинул что-то стеклянное, выругался, икнул и, судя по звуку упал, растекшись влажной лужей на полу. На улице протопали, на мог задержавшись у входа, чьи-то шаги. Закрытый бар неведомого пешехода, видимо, не заинтересовал.

— Напоминает Фолкнера, — осторожно сказала Вю.

— Да? — равнодушно откликнулся Бад. — Ну, значит, всё вообще идеально.

— Размазано маслом по хлебу, мутно и темно, но считается, что круто.

Десантник задумчиво уставился в так и не закрытый ящик барной стойки.

— Постепенно, однако, становится понятно, что в этой галиматье есть идея, а?

— Возможно. Нужно, правда, заметить, что Фолкнера и в первый-то раз трое из ста дочитают. А это все-таки не совсем он.

— А три дня назад мне снилось, что я прикончил вейпера и потом принялся смотреть, как чернявенькая сучка в тройном экземпляре исполняла Harlem Shake, — медленно сказал Бад, что-то вспоминая. — Но сейчас не об этом. Сейчас меня интересует насущный вопрос: куда делся набор серебряных ложек, который раньше лежал вот в этом ящике?

Вю, нахмурившись, уставилась в пустоту.

— Это было вчера… Сюда пришел парень, сказал, что ты срочно попросил принести. Я разрешила взять, конечно. Кому в здравом уме могут понадобиться серебряные ложки из нашего бара?

— Швабра! Ты конченная дура! Как выглядел парень? — Барменша замялась.

— Ну, такой… Я и не рассмотрела толком. Высокий, довольно вежливый, похоже, слегка нетрезвый — обвалял меня всю перегаром…

Бад с силой саданул кулаком по ближайшему столу, превратив его в кучу щепок. В воздух поднялся клуб пыли.

— Тварь! И кого мне теперь искать — «какого-то парня?» Вывесить в сеть награду за информацию насчет «какого-то парня»? Ух, так бы и прибил сейчас…

Он вынесся из дверей на темную улицу, подобно яркому метеору.

— Какая сволочь сперла мои ложки?!

Ночь осветилась ярким сполохом. Сверток, оставленный у дверей бара неизвестным доброхотом, взорвался. Бад почувствовал, что невидимая рука с легкостью подняла его и ударила о стену. Потом он потерял сознание.

* * *

Первыми перезапустились многочисленные имплантаты, вживленные в тело десантника на разных этапах его существования. Загрузилась и считала данные с камер операционная система, плавающая в чипе посреди озера спинномозговой жидкости, заработали гироскопы в лобных долях черепа. Механические глаза, расположенные по всему телу, раскрыли резиновые веки и принялись поглощать информацию. Так что когда Бад пришел в себя, к его услугам уже была довольно полная картина случившегося.

Самодельное взрывное устройство состояло из двух видов мин — фугасной, нажимного действия, и осколочной, выпрыгивающей на высоту до метра и оснащенной сейсмическим взрывателем. Схема была проста и смертельна — первый вышедший из бара или заходящий в него становился гарантированной жертвой, превращаясь в решето от попадания целого града стальных шариков и цилиндриков — до 500 штук в каждой мине.

Он лежал у растрескавшейся от удара кирпичной стене напротив бара, наблюдая осоловелыми глазами происходящее. За пять минут до его выхода мимо прошел человек и оставил что-то у порога. Бад выскочил, наступил на оставленное, раздался взрыв, его отбросило в сторону, но не убило. С момента взрыва прошло порядка десяти минут. Что здесь было неправильно? Практически все.

Начнем с малого. Он поднялся и, прихрамывая, направился обратно в бар. Там было по-прежнему пусто, только Вю, пригнувшись, все еще наблюдала блестящими глазами за происходящим.

— Я вызвала страховую компанию, — сообщила она приглушенной скороговоркой, — и еще киборгов из охранного агентства, но они не приедут, сказали, что ты не расплатился с ними за прошлый вызов, но с другой стороны, оно, может, и к лучшему…

Он перегнулся через стойку и схватил девушку за глотку.

— Ты не выбежала из бара после взрыва. Почему. — Интонации еще не восстановились, да и голосовой модуль оставлял желать лучшего.

— Кхххр… стххрррр…

— Учись говорить с пережатым горлом, девушка, — хватка стала жестче, — в данный момент я себя не очень контролирую.

— Страшно… было… страшно.

Он ослабил руку.

— Меня уже взрывали как-то… В косметической хирургии пришлось потратить целое состояние… Больше не хочется.

Миниатюрный полиграф в ладони говорил, что она, скорее всего, не лжет.

— Верю, дорогая. А что насчет укравшего мое серебро парня? Взрыв освежил твои извилины?

— Никаких особых примет, но с другой стороны, я и не приглядывалась… Единственное — он спросил насчет ближайших ломбардов. Я сказала, что если у него на уме заложить что-то ценное, то лучше обращаться в ближайшую церковь — там и расценки выше, и гарантия лучше.

— И тебя ничего не насторожило? Например забираемое серебро, сопровождаемое вопросами про ломбард? Господи, какая же ты все-таки тупая…

— Я не подумала…

— Конечно, не подумала, безмозглая ты корова. — Он отпустил ее — девушка рухнула на стойку, задыхаясь и ловя фиолетовыми губами неподатливый воздух — и принялся гримасничать, активируя информационные имплантаты в нижней челюсти и на нёбе. — Ага… церковь Святого Коллапса совсем недалеко отсюда. Но это пока подождет. Сперва я бы разобрался с умельцами, устроившими здесь фейерверк. Есть в них кое-что, привлекшее мое внимание.

Он критически оглядел измочаленный в длинные тряпочки халат и майку, но остался удовлетворен их видом.

— Заведение некоторое время будет целиком на тебе, у меня образовались важные дела. И приберись здесь пока. Да и столы поменяй — задрала уже эта рухлядь.

И вышел.

* * *

На видео, которая операционка Бада скопировала напрямую в мозг, было нечто странное. Человек, лицо которого никак не удавалось опознать, на секунду останавливался у дверей «Сломанного сна», присаживался на корточки, а в следующий миг уже каким-то дерганым движением поднимался и спешил прочь. У порога оставался небольшой сверток, который после появления Бада начинал двигаться, взлетал в воздух и взрывался. Первая точка подрыва.

С опозданием в три микросекунды у двери появлялась еще одна вспышка, перераставшая во вторую точку подрыва. Две мины, как и было ясно еще в самом начале. Но Бада беспокоило вовсе не это. Ему не давало покоя поведение человека на записи.

Он присаживался на корточки и через мгновенье поднимался, оставив сверток.

Присаживался и поднимался, каким-то рваным, словно незавершенным движением.

Это выглядело странно.

Может быть, человек на записи был андроидом? Три закона робототехники оставались нерушимыми уже много столетий, и искусственные люди не могли сознательно причинить человеку вред. Но, возможно, имелись способы обойти запреты? Изогнуть правила?

Поганая вырисовывалась ситуация, но, к счастью, была и в ней светлая сторона. Десантник знал по меньшей мере одно место, где делали и ремонтировали искусственных людей. И сейчас было самое время его навестить.

В развевающемся халате он снова вышел из здания, внутренне снова готовый к взрыву — но взрыва не было, и он приободрился. «Призрак» стоял у заднего входа, колеса были подперты пустыми банками из-под пива, чудовищная ересь, но сейчас пора ереси прошла, и верный скакун был готов к объезду.

Он забрался внутрь — рваные полы халата застряли в двери, и их пришлось просто оборвать — и запустил двигатель прикосновением с голографическому интерфейсу. «Призрак» довольно заурчал, узнав хозяина. Псевдоразум его был чуть ниже собачьего, но симпатия к владельцу была обязательным условием. Бад снял автомобиль с ручника и вывел его на прогулку.

«Разгон», — дал он мысленную команду. Когда салон был полон, и он увлеченно крутил руль — это были чистой воды понты, машины давно уже управлялись напрямую синапсами. По крайней мере, машины премиум-класса.

«Призрак» понятливо рявкнул и вырвался на свободу. Ночные улицы были пустынны, но в Городе-минус-один ночь царила всегда, а по универсальному времени сейчас было раннее утро. Чем дальше от города, тем более выраженными становились перемены времени суток, но в центре всегда царила угрюмая, несменяемая полночь.

Это было как если бы на городом постоянно висел чей-то огромный мрачный лик, заслоняющий солнце. Счастье, что интересующий десантника объект находился в далеком пригороде, во внешнем кольце, и «Призрак» мог как следует разогнаться. Темные изрезанные силуэты ночных домов и улиц постепенно таяли в зеркале заднего вида, витающая в воздухе тьма медленно уступала место предутренней дымке. Бад задрал ноги на пассажирское сиденье и довольно ухмыльнулся.

Они пришли с неба, еще не разогнанного до ясной солнечной чистоты: четверка механических птиц с управляемыми ракетами под шипастыми железными крыльями. Они меняли формацию движения, обгоняли друг друга и кувыркались, в воздухе, словно впервые покинувшие гнездо птенцы, разбрызгивая в прохладном воздухе горящие капли неотработанного топлива. Бад заметил их даже раньше, чем сработала автоматическая система обнаружения: наверное, ему просто не верилось, что все может пройти благополучно.

— Сука! — завопил он в каком-то яростном восторге. — Зачем, а? Ну зачем? С какой целью, зараза?

Ответа не дали ни роботизированные птицы, ни верный «Призрак», но он ему и не был нужен. Сейчас имел значения только вопрос габаритов — сумеет ли Бад пробраться с водительского сиденья к багажнику. Учитывая, что машина летела под пустынному, но все больше наливающемуся мрачными красками осеннего утра шоссе, по бокам расстилалась унылая, окруженная вдалеке бледно-коричневыми горами пустошь, из которой в любой момент могли выпрыгнуть многоногие пауки-каннибалы или радиоактивные доктора-убийцы с пилами вместо рук, вопрос не казался праздным.

— Одну только минуточку, — прохрипел десантник, протискиваясь между сиденьями. — Вы меня еще не знаете — но вы меня еще узнаете. Точнее, вы узнаете моего дорогого и давно почившего друга Ронни Баррета. Он вам привет передавал.

В багажнике находилась древняя, но отлично себя зарекомендовавшая винтовка М82, она же М107, она же «Легкие Пятьдесят», по странному недоразумению считающаяся в популярном сознании снайперской. Приоткрывая полог тайны — для уничтожения любой живой силы пятидесятый калибр был совершенно не нужен. На самом деле «Баррет» и задумывался, и создавался как противотанковое ружье. Можно было, конечно, использовать и АСВК, но Бад питал объяснимую слабость к американской продукции.

Он скукожился сзади и нашарил в обширном багажнике сперва пустую пачку из-под чипсов, начатую банку рубленых томатов — мерзость! — что-то теплое и, похоже, разлагающееся, и, вот, наконец! кофр с оружием. Обоймы должны быть внутри.

Беспилотники открыли огонь из пулеметов. Грохот стоял неимоверный, трассирующие пули чертили в застывшем пустынном воздухе огненные струи. «Призрак» вильнул в сторону и съехал на грунтовку, повинуясь мысленному приказу. Бурый хвост пыли укрыл его от любопытных электронных глаз, но тепловые сенсоры это, конечно, обмануть не могло.

— Скажите привет моему маленькому другу, — пробормотал Бад, лихорадочно собирая оружие. Обойма с пятнадцатисантиметровыми рыже-черными солдатами из частной военной компании BMG внутри послушно стала на место, и похожий на деревенскую дверную задвижку затвор мягко толкнул одного из них в ствол. — Открыть крышу!

Его мгновенно искупало в пыли и разогретом дыме, который с воем электромоторов полосовали огненными вспышками пулеметы противника. На голову упала горячая стреляная гильза от пулеметов сверху, и он зашипел, дергаясь и ругаясь. Других попаданий пока не было, счастье, что «Призрак» работал по алгоритмам движения, которые не умел расшифровать придурочный машинный разум вражеских компьютеров — следовало сказать спасибо Вю и ее обширным знакомствам. Не сейчас, позже.

Тактические очки остались дома, в баре, но здесь они бы пригодились разве что как защита от пыли, все нужные данные выводились Баду сразу на радужку. Он скомандовал автомобилю возвращаться обратно на дорогу — тряска по грунту сейчас могла только помешать. Приник глазом к окуляру, мысленной командой отсеял пыль и помехи — эти маленькие уродцы предусмотрительно отстреливали инфракрасные ловушки — и глубоко выдохнул.

Бам!

Винтовка тяжело рванулась у него из рук, саданув в плечо ногой приклада, но он был готов к этому и не разомкнул объятий. Беспилотники сломали строй и разбились на двойки, их пулеметы лязгнули, израсходовав боезапас, и тут же были сброшены на землю.

— Ракетами решили, а, пидарасы? Ракетами? — захохотал Бад, передергивая затвор и морщась, как от боли. — Попробуйте немного боевого пирсинга!

Бам!

Бронебойная пуля попала в правое крыло беспилотнику, прошила его насквозь и ушла в небо. Враг окрасил небо желтоватой радугой хлещущего из дыры горючего, снизил скорость, но отставать не спешил.

— А вот сейчас и посмотрим, роботы вы, или у вас живые люди за спинами сидят, — десантник выдернул полупустую обойму и заменил ее на новую, желтую, со странной надписью «ОН». Бад был сосредоточен, голые ноги в армейских ботинках уперлись в пассажирское сиденье, рваные полы халата развевались на ветру, как флаги.

Подбитый беспилотник попытался выпустить ракету, поджег ей себя, и комком жирного чадящего пламени рухнул в пустыню. Всходило солнце, его лучи пробивались через дымную пелену, словно неуверенные руки слепого.

— Все-таки робот, значит, — сказал Бад. — Есть один, осталось три.

«Призрак» несся по пустому шоссе, произвольно меняя полосы, разгоняясь и притормаживая. Сзади и впереди быстрыми тюльпанами расцветали взрывы. В ушах свистел ветер и злость.

Разрывные снаряды, выпущенные из старой винтовки со скоростью почти километр в секунду, успели сбить еще одного крылатого опричника, но на этом успехи закончились — самонаводящиеся ракеты все-таки сумели захватить цель и, ревя выхлопными факелами двигателей, пошли на сближение. Противопульная броня «ролс-ройса», конечно, не могла им противостоять, ракеты прошили стальную коробку багажника, как нож в масло, и взорвались в салоне. Это был конец.

Бад прыгнул. Взрыв придал ему дополнительное ускорение, и на несколько секунд он мог почувствовать себя парящей птицей в месте, где птиц никогда не бывало. Но все, что он чувствовал, было усталое раздражение.

Два взрыва за одно утро — все-таки слишком много.

Он упал и перекатился. Халат обгорел и для носки был определенно непригоден. Бад сделал из его остатков нечто вроде чалмы, которую нахлобучил на голову. Пистолет из кармана, конечно, бесследно пропал, зато обнаружился автомобильный брелок, который пришлось сунуть в ботинок. Беспилотников тоже было не видать — изрядная удача, он был заметен среди пустыни, словно прыщ на гладкой попке первокурсницы.

В стороне догорал «Призрак», но сейчас его это не беспокоило. Перед глазами развернулась голографическая карта. До нужного места было максимум полтора часа ходьбы. Он на глазок определил направление и заковылял по шоссе.

— Один, посреди чертовой пустыни, и в голове только желание убивать, — сказал он. — Счастье, что оружие закончилось, а то я бы им весь городок вырезал, не хуже Клэма, или кто у нас там специалист по адресному геноциду.

Город-минус-один пересекало под прямым углом два основных шоссе — одно называлось Интерстейт 60 и вело из мира живых в рай, другое носила имя Интерстейт 66 и направляло всех желающих в ад. Бад сейчас был в той части, которая удалялась от преисподней. Его это немного успокаивало.

— Ничего страшного, — сказал он. — Бывали ситуации значительно хуже. Черт, да хотя бы то, что я жив, является предметом зависти для как минимум трех квадриллионов мертвых душ! Что уж говорить о прочих достоинствах!

Из-под армейских ботинок струилась легкая и мелкая пыль, асфальт казался горячим и вроде бы чуть пружинил под ногами.

— С другой стороны, где-то в коробке из-под холодильника под мостом сейчас наверняка сидит грязный вонючий бомж и мечтает: «Эх, сейчас бы впендюрить Эмилии Кларк!» С этой стороны я вряд ли могу считаться предметом мечтаний именно для него. Хотя если так посмотреть, через информ-сеть я имею данные о всех наклонностях всех когда-либо живших или живущих душах на Земле и не только. И это не очень приятное знание, верьте мне.

Он помолчал, восстанавливая дыхание. Хорошо, что хотя бы стервятников в воздухе не было, эта часть реальности их не поддерживала. Но как тогда выходило летать у беспилотников? Еще одна загадка.

— Никакое знание не бывает абсолютным, — поучительно сказал он песчаным вихрям, гуляющим по обочине шоссе. — Взять хотя бы тех девчонок, обнимающихся в подвале, я до сих пор не знаю, кем была по меньшей мере одна из них. Азиатка! В моем собственном баре! Где она сейчас? Наверняка пьет кумыс и живет в степях, а также скачет на лошадках на работу и с.

На шоссе повсюду валялись задавленные машинами животные. Сначала кошка, полосатая как тигр — красивая, похоже, была кошка — потом попугайчик, кролик, белка, забавный, похожий на бочонок корги с выражением дикого ужаса на расплющенной морде… «Все псы попадают в рай», — вспомнилось ему. Да, конечно. Это осталось у него с войны — теперь он больше замечал мертвых, испытывая при этом не отвращение, а интерес — как они расстались с жизнью. Он шел мимо трупиков прямо посреди шоссе, работая одновременно разделительной полосой и отбойником, его майка уже была желтоватой от пыли, короткий ежик на голове и подбородке торчал во все стороны воинственными мокрыми иглами.

— Нет у тебя лошадей, вот и бесишься.

— Просвещенному разуму не нужны эти органические атавизмы, — разъяснил он со снисходительной ухмылкой. — У меня есть «Призрак», у Клэма — разные хитрые телепорты с обратным билетом, а у Лейтенанта, я слышал, имеется велосипед. Это экологично и современно, плюс профилактика простатита.

Он споткнулся на ровном месте.

— Погоди, с кем я сейчас разговариваю? Сам с собой?

— Верно, — согласился он, подумав. — Сам с собой.

Он хохотнул звуком, похожим на всхлип.

— Теперь я понимаю, почему по этому шоссе никто не проезжает на небеса. Все дело в свободе. Никто не бывает полностью свободен, кроме как до рождения и после смерти. Да и насчет этих условий я не до конца уверен.

Он покачал головой, сокрушаясь о множестве потерянных душ, не уразумевших эту простую истину.

— Зачем говорить прячься? — задумчиво спросил он, минуя барханы песка, словно курящиеся маленькими вулканчиками пыли на макушках. Все они блестели тем отвратительным желто-оранжевым светом, какой бывает у покрывал в дешевых меблированных комнатках Стэкстона, где дешевые шлюхи подставляют свои отполированные зады извращенцам в застегнутых на все пуговицы клетчатых рубашках. Что ж, не стоит тогда удивляться, что у этих парней в руках оказывается вовсе не страпон, а тесак.

Бад наморщил лоб и скорчил гримасу, призванную обозначать крайнюю степень дискомфорта.

— В-четвертых, это не настоящий тесак. Это пластилиновый тесак. — Становилось жарковато. Солнце выбивало чечетку на его покрытом потом затылке.

— Просто не разрушай мой внутренний мир, — сказал он просительно. — Не нужно. Я же не называю себя… ну, скажем, Бэтменом, хотя и мог бы. Я всего-навсего грустный клоун с опухшими от крови руками, мне этого вполне достаточно.

Через час, когда он уже едва передвигал ноги, а язык во рту походил на разваренную сардельку, он увидел здание.

* * *

Здание было приземистым, тускло-розовым, будто его когда-то снизу доверху обляпали фруктовым мороженым, но не щедро, а дозировано и экономно, больше для вида. Розовый цвет припал грязью, потом его омыли дожди и туманы, и в результате получилось что-то дряхлое и довольно-таки неаппетитное с виду. Но ему было без разницы, он и не собирался здесь завтракать.

Он миновал двор, заставленный древними скелетами автомобилей — длинные «бьюики», «форды-фэйрлайн» с задними фарами, похожими на опрокинутые колонны, «де сото» с откидным верхом. У кого-то здесь было очень много денег и столько же терпения. Когда-то давным-давно.

Подволакивая ноги, словно зомби с планеты Паразит-девять, где черви прорастают в теле человека таким образом, что сначала убивают мозг, а затем заменяют собой мышцы, он подошел ко входу в здание. Сбоку крутился жестяной флюгер, справа во дворе высилась водонапорная башня, рядом гордо стоял враскоряку седельный тягач с цистерной машинного масла. Он единственный выглядел здесь новым.

Это было хорошо. Значит, хозяин был дома.

Внутри здание состояло из одного просторного зала, который маскировался под авторемонтную мастерскую, пустого и покинутого. Вдоль стен тянулись ободранные трубы подачи пара и ацетилена, окна оказались затянуты проволочной сетью, через ремонтные ямы в полу были небрежно перекинуты толстые стальные плиты. Мигали и потрескивали лампы дневного света, отбрасывая опасные блики на почти новые четырехдверные «доджи» 1957 года, у которых не было откидного верха, ржавые «понтиаки», у которых еще не была разделена передняя решетка. Вдалеке все сливалось в одинаковые неживые ряды — «рамблеры», «паккарды», «импалы», несколько остроносых «студебекеров».

— Знатоки, — пробормотал Бад, тихо ступая по заляпанному маслом и мазутом полу, на котором валялись топливные шланги, свечи и совсем уж невразумительные, слегка подергивающиеся кабели. — Убивать надо таких знатоков. «Студебекеры» они себе привезли!

Лампы продолжали мигать, торцы пожарных цистерн, вмонтированных в потолок, выглядели в их свете, как гигантские груди неизвестных кормилиц, застрявших в самом неудобном и двусмысленном положении. Баду пришло в голову устроить пожар, чтобы проверить процесс кормления, но он отогнал эту мысль.

Без оружия было чертовски неуютно.

— Томас, парень! — позвал он. — Ты здесь?

Никто не отозвался, только где-то рядом словно бы заклокотала паровая централь отопления.

— Ты меня знаешь под именем Бад Лейн, — продолжил десантник. — Мне нужна твоя помощь.

Где-то, похоже, в соседнем помещении, что-то гулко упало, да так, что под ногами задрожала земля. Заскрипело, упало еще раз. Скрипнуло вовсе уж душераздирающе. На третьем падении Бад наконец сообразил, что это шаги.

С прошлой их встречи Томас сильно изменился. За спину он повесил себе миниатюрный легководный ядерный реактор, где в герметичной камере шипела и плевалась перегретым паром тепловыделяющая сборка с изотопами урана. В левой руке вместо ладони была привинчена газовая горелка, правая выглядела как гигантские кусачки, а в голове горел синим неоновым светом единственный фасеточный глаз. На металлическую тушу он зачем-то натянул синий полотняный комбинезон механика.

— Я помню Бада Лейна, — сказал он неожиданно мягким голосом. Стальные челюсти сходились и расходились несинхронно со словами, но робот, видимо, очень хотел походить на человека. — Но не припоминаю, чтобы когда-нибудь обещал ему свою помощь.

— Да брось, — десантник принужденно рассмеялся. — Это, если вдуматься, и не помощь вовсе, так, скорее беседа. Старые приятели всегда найдут, о чем поболтать, знаешь…

— Не знаю. У меня никогда не было приятелей. — Робот сделал еще шаг и остановился перед ним — большой, железный и печальный, со следами коррозии на могучих боках.

Бад развел руками.

— Ты прав, парень. Ну, извини тогда.

Он прыгнул — с места и высоко, улучшенные мышцы ног давали ему такую возможность. Приземлился на широкие, увенчанные поршнями плечи и с силой погрузил кулаки в сделанные из мягкой меди виски робота.

— Ответишь на пару вопросов — и все. Небольшая братская помощь, приятель, плевое дело.

Робот покачнулся. Громадные руки взметнулись с голове, грозно загудела, включаясь, горелка. Бад саданул ногами по поршням, руки дрогнули, опускаясь. Голос не изменился, в нем будто бы прорезалась сожалеющая нотка.

— Боюсь, не могу ее вам оказать. Я на ремонте и больше не работаю.

Бад ударил снова, под подбородок, напоминающий ковш экскаватора. Затем, согнувшись, полез в беспомощно раззявленный рот робота, ухватился за подрагивающий от электрических импульсов язык и сильно потянул. Тот был сделан из каких-то довольно прочных полимеров, поэтому только растягивался, но не рвался. Бал вытащил язык изо рта на метр, будто змею из воды.

— Оборву к херам, — пообещал он. — Если не начнешь говорить. Тебе он все равно без надобности.

Робот заскрипел и залязгал.

— Мы нанесли ядерный удар по Сиону на Киткате-восемь три дня назад, — послушно сказал он. — Первый взрыв воздушный, мощность шестьдесят килотонн, направление — главный шлюз, второй взрыв подземный, мощность пятнадцать килотонн, направление — Ипанема, третий взрыв…

— Сейчас большая Ипанема образуется на месте твоей халупы, — сказал Бад. Его терпение было на исходе. — Мне нужна консультация относительно возможного использования роботов в деле покушения на жизнь человеческого существа.

— Невозможно.

— Поговори мне тут. Погоди, что именно невозможно?

Робот сдался, его покатые плечи поникли. Бад спрыгнул на землю, все колени у него были в машинном масле.

— Прошу уточнения: под человеческим существом Бад Лейн подразумевает себя?

— Подразумевает.

Томас заколебался.

— Теоретически возможно. Строго говоря, Бад Лейн не является в полной мере человеком, количество имплантатов и модификаций в его теле делает возможным рассмотрение его как киборга, то есть практически андроида. При очень сильной положительной мотивации некоторые модели синтетов могли бы, полагаю…

— Хрен в зубы, а не мотивация. Взгляни сам. У тебя есть здесь накопитель и достаточно белый экран?

— Да. Флэш-диск на том столе.

Бад перебросил данные с камеры на флэшку. На дальней стене появилось изображение.

— Это не андроид, — уверенно сказал робот, быстро проглядев запись. — Оставить мину у человеческого жилища — однозначное нарушение Первого Закона, даже НС-100, самые гибкие в этом смысле модели, не способны на такое.

— М-да? А что ты скажешь насчет того. что по пути сюда мою машину догнала и обстреляла пара автоматических беспилотников?

— Летательные аппараты при здешней гравитации? Позвольте сказать, абсолютно невозможно.

— Позволь мне самому решать, что здесь возможно. Или ты думаешь, что я приперся сюда в таком виде пешком?

— Простите, но физические законы неизменны практически везде. Модификация, да и то в очень жестких пределах, возможна только по прямому разрешению… высших сил. Сами понимаете, это не тот случай.

— Тут ты прав, парень. Сам я очень даже понимаю.

На стене крутилась кольцом последняя сцена из записи. Та самая, где человек — теперь в этом не было сомнений — поднимался с корточек тем самым странным, рваным движением.

— Постойте, — сказал вдруг робот. — Повинуясь его мысленным командам, запись застыла. Потом включился покадровый просмотр.

— Вот дерьмо, — сказал Бад и сплюнул. Теперь он тоже видел. Человек присаживался на корточки, медленно, очень медленно, а затем… на долю секунды исчезал! И тут же появлялся, почти — почти! — в той же позе, что и раньше. Именно этот перебой в изображении и вызывал впечатление дерганости.

— Что это? — спросил Бад у воздуха. — Может, зеркальный камуфляж? Телепортация? На кой-черт она здесь нужна? Да и на кой-дьявол здесь нужен камуфляж?

— Нет информации, — сказал Томас. — Кстати, обращаю внимание на особенности установки мин.

— О чем ты?

— Судя по последовательности взрывов, обе мины были установлены и взведены последовательно. Взведены на месте. Что физически невозможно сделать за ту секунду, пока этот человек присаживался на корточки. Есть ли у вас еще вопросы относительно данного инцидента, Бад Лейн?

— Нет, — мрачно сказал десантник. — Ни хрена у меня больше нет.

* * *

«Сломанный сон» встретил его непривычным запахом и группкой незнакомых посетителей, невзирая на условный день, рассевшихся… что?

— Сюрприз, — проинформировала его Вю, синюшные губы улыбались, невиданное дело. — Я заменила столы, заказала и установила роботов-официантов, да еще к нам заявилась девушка с гитарой и хочет петь по вечерам, и я… а что случилось с твоим халатом?

— Он выразил желание попробовать себя в качестве модной шапки, и я не стал перечить, — Бад смотал с головы тряпку и кинул в угол. — Надеюсь, Клэм еще не добрался до этой девушки вместе с ее гитарой, мне что-то надоело в последнее время расчленять трупы и стаскивать их на помойку в полиэтиленовых пакетах. Может, твои роботы будут этим заниматься? Готов в качестве компенсации барыжить им разбавленное электричество в батарейках!

— Девушка — это я, и, полагаю, ваш знакомый еще до меня не добрался, — она сидела на высоком барном стуле, у нее был негромкий, чуть хрипловатый голос, и черное платье до колен, и длинные светлые волосы, и еще спокойные насмешливые глаза. У ног в кожаных полусапожках стоял футляр в форме гитары, на котором висела шляпа. — Меня зовут Лана.

— Красивое имя — еще не пропуск в мой бар, — сказал Бад. Он постучал ботинком об пол, проклятая тварь не желала сниматься. — Ага, вот. Эй, Вю! Держи брелок от «Призрака», какие-то уроды спалили его в пустыне за городом. Распечатай мне новый и поставь на заднем дворе. Так о чем я?

— Место в вашем баре нужно заслужить, как я понимаю, — спокойно сказала девушка. — Постельные выкрутасы меня не интересуют, но я готова спеть. Поскольку я сейчас вроде как на собеседовании — бесплатно, это редкая оказия.

Она пнула сапожком футляр, тот раскрылся, словно был на пружине, там была, конечно, гитара — не светлого дерева, а что-то блестящее насыщенным темным блеском, узкое и, наверное, дорогое. Девушка провела ногтем по одной струне, что-то поправила на изогнутом грифе, похожем на тигриную лапу, склонила голову набок, чтобы не мешали волосы, и начала:

Вокруг нисходит тьма, и полночь на часах, Пришла пора для нас поверить в чудеса; Вопят святые статуи, их обнимает шок — По трапу самолета спускается к нам Бог. Представь хоть раз: Если бы Бог был одним из нас — Какое имя из всех имен Носил бы он, Какой бы выбрал себе он облик… Представь себе: Вы повстречались — какой вопрос — Лицом к лицу и наедине, Других важней — Ему б ты задал из всех вопросов. Взял и стал одним из нас… Просто так — одним из нас… Твой сосед — один из нас, Что по улице идет… Идет по улице домой… На небеса — к себе домой… Где нет ни стен, ни потолков И облака из света звезд…

— Недурно, — сказал Бад, когда вереница образов, звуков и ощущений, пляшущих перед глазами все это время, закончилась. — То есть я не выражаю свое мнение, но предполагаю, что посетители могли бы оценить эти… гармонии примерно в таком духе. Что ж, можешь петь здесь два… даже три раза в неделю, от парня по имени Клэм — напомаженный такой, манерный — держись подальше, парень с клювом вместо лица может выдавать по настроению довольно сносные стихи. Денежные детали утрясешь с Вю, если понадобится помощь — зови ковбоя, он здесь вроде вышибалы.

Лана кивнула, ее лицо оставалось приятно доброжелательным, но в глазах нет-нет, да и мелькал насмешливый огонек.

— Да, вот еще что — насущный вопрос. Что ты знаешь о церкви Святого Коллапса здесь неподалеку?

— Боюсь, что ничего.

— Я так и думал, — вздохнул Бад. — А как бы мне сейчас, между прочим, пригодились хоть какие-нибудь религиозные знания!

* * *

Добираться до церкви пришлось не на любимом «Призраке» — Вю не успела допечатать интерьер, так что Бад выкатил из гаража древний «Касспир Марк 6», высоченный и длинный, но надежный как топор, бронетранспортер. Внутри остро воняло старой смертью — когда Бад покупал машину, внутренности только слегка сполоснули из брандспойта, а в остальном здесь все было примерно так же, как сто с лишним лет назад, в последние дни гибнущей Уратхи. Но это был самое защищенное от подрыва и атак с воздуха движущееся средство, которым располагал десантник.

Путь до церкви оказался недолгим, ночные улицы хотя и оживились чужими «мерседесами» и «БМВ», но их хозяева, завидев впереди мрачный силуэт «Касспира», предпочитали отвернуть на обочину и переждать, пока изрыгающая черные столбы дыма, покрашенная в темно-оливковый цвет смерть прогромыхает мимо.

Слово «церковь», среди прочего, было верным технически, но ошибочным по восприятию. Церковь вызывает в памяти стремительную высоту линий, строгую готическую изящность или гибкую роскошь ортодоксальной веры. Святой Коллапс действовал иначе, раскинувшись на двадцати тысячах квадратных метров городской окраины — угрюмый, темный, заросший зеленой травой, напоминая гигантскую палатку сделанную из выщербленного временем камня. На его средних этажах росли деревья, свешивая вниз тяжелые ветви. На крыше вили гнезда птицы — точнее, то, что считалось таковыми в Городе-минус-один. Нижние этажи удерживались на месте каменными подпорами, похожими на крепостные контрфорсы.

Зданию было немногим более двухсот лет, но оно выглядело вечным и, наверное, им и являлось.

Бад припарковал броневик у часовни в виде усеченной четырехгранной пирамиды, заглушил двигатель, и раздвигая высокую, по пояс, траву, направился ко входу. Внутри было прохладно, темно и влажно, и хотя ветер сюда не залетал, удерживаемый силовыми полями, это создавало впечатление пустоты и незавершенности. Бад услышал впереди низкий повторяющийся ритм, и прорезающийся сквозь него высокий голос, и ускорил шаги.

По небольшой каменной арене в центре, сопровождаемый лучами огненно-белых прожекторов, ходил кругами священник в черной мантии — рослый мужчина в расцвете сил, мускулистый, белый и бритый наголо. По тому, как блестели в свете прожекторов его глаза, Бад безошибочно установил ультраморфинового наркомана, а по неестественно прямой походке угадал, что священник использует как минимум экзоскелет. Возможно, под его хламидой скрывались и другие улучшения.

— Кто мы, идущие во тьме к режущему глаза осознанию своей сущности, прячущие лица под капюшонами и накидками, в руках сжимающие стальные мечи и плазменные пулеметы, кто мы? — вопрошал священник, кружась по арене. — С момента создания религии как метода объяснения текущей реальности, жрецы всегда говорили, что люди — бессловесное стадо под ногами всемогущих богов, грязь на их сандалиях, рабы и слуги их, послушные инструменты и покорные игрушки в их играх! Глупые и недостойные копии высших сил!

Сверкали блики прожекторов, каменные колонны содрогались от гула динамиков — не музыка как таковая, скорее тяжелый барабанный ритм, вводящий в транс. Десантнику это не грозило, его совершенная слуховая система разлагала ритм на дискретные звуковые колебания, неспособные на гипноз. Но людей — темные, кружащиеся в сложном танце фигуры у подножия арены — это, безусловно, торкало.

— И жрецы были правы, конечно, — продолжал священник. — Блевать тянет от того, насколько беспомощными мы, люди, были тогда. Но мы чертовски хорошо поработали — и продолжаем работать по сей день. Пенициллин и дезинфектанты повысили срок жизни до небес, пересадки органов дали возможность жить по-настоящему достойным, чипы и имплантаты вывели наши возможности на новый уровень, ну, а телепортация и манипулирование силовыми полями — это уже совсем другой разговор, парни. Соображаете?

Выкладывала в воздухе изгибающийся четкий ритм музыка, трясли длинными цветными хвостами благовония и наркотики. Люди двигались в темном вязком пространстве, дергаясь и улыбаясь. Они улыбались, потому что знали, — внезапно понял Бад.

— И когда мы вышли в дальний космос — уже подготовленными, и вы понимаете, о чем я — тогда мы убедились окончательно. Старые легенды говорили правду, и боги действительно есть. И мы встретили их, и духов, и призраков, и титанов, да и рай с преисподней. Все это было правдой с самого начала. Понимаете, что это означает?

Людская масса прогудела в унисон что-то неразборчивое, но согласное. Во рту у Бада появился странный мучнистый привкус.

— Понимаете?

— Да!

— Мы стали равными богам, ребята! — громовым голосом сообщил священник. — Мы знаем все, что знают они, и умеем все, что умели те самые бородатые старики из древних времен. Мы и есть боги! Вы понимаете?

— Да!

— Вы можете летать, убивать или оживлять одним прикосновением, видеть то, что происходит в другой точке галактики, перемещаться в пространстве и обладать знаниями тысячелетий нашей цивилизации, разве это не круто?

— Да!

— Так зачем нам старые идолы, когда мы наконец стали больше и лучше их?

— Незачем!

— Чертовски верно, незачем! А знаете, чего боги из старых легенд не делали никогда? Они не собирались в храмах и не слушали, до чего же они клевые парни. Они выходили наружу и делали свои чертовы дела — воевали, любили, умирали и воскресали. Что это говорит вам о них?

— Это круто!

— Круто? Да это охрененно! Так что идите наружу, ребята, и повеселитесь как следует, мои божественные друзья!

Толпа повалила наружу, их глаза светились, изо ртов вырывались обрывки дыма и порошков. Бад подождал, пока поток иссякнет, и подошел к священнику, в изнеможении присевшему на ступеньки.

— Неортодоксальные у тебя проповеди, парень.

— Согласен. — Он смотрел устало, но голос был тих и вежлив. — Что ж, это настолько близко, насколько я могу вдолбить в их головы простую мысль: «Вы все кучка ничтожных ублюдков, насладитесь остатками своих жалких жизней вместо того, чтобы тратить их на проповеди, мрази». Впрочем, пути господни неисповедимы, а к чему приведут мои слова, ведомо Ему одному.

Бад от неожиданности закашлялся.

— Так ты верующий?

— Всем сердцем, — кивнул священник. Вышитые золотом ризы качнулись. — А если и не был им, то непременно уверовал бы после того, что случилось вчера.

— Ага! — На лицо Бада выползла довольная ухмылка. Тяжелый был день, но теперь вроде бы начинал выправляться. — И что же, что же случилось сегодня? Продолжайте, падре!

— Вчера утром… — священник помолчал. — Вчера нашу пустынную обитель посетил Господь.

— Тьфу!

— Я не выражаюсь фигурально, парень — это на самом деле был Тетраграмматон.

— М-да? Как же ты определил?

— Уже почти триста лет существуют надежные методики идентификации сверхъестественных существ. МРТ, ПЭТ, кардиограмма, эктограмма — сейчас можно легко изучить длину мозговых волн человека на расстоянии, сопоставить ее с зафиксированными нечеловеческими способностями и вычислить место объекта на шкале существ. Тот, что пришел к нам вчера, имел высочайший, никогда ранее не наблюдавшийся уровень того и другого. Что, сами понимаете, делает его богом.

— Замечательно, — Баду наскучило обсуждение религиозных проблем. — И чем же закончилось это нежданное Третье пришествие?

Священник выглядел смущенным.

— По правде говоря… довольно странным конфузом. Господь пришел сюда… пожертвовать набор серебряных ложек.

— Что?

— За небольшую плату.

— Что?!

— Я же говорю, странная была ситуация. Он пришел, во всей своей славе, с сиянием вокруг головы, шагая по воздуху, вручил мне столовое серебро и поинтересовался, сколько кредитов я могу одолжить на поправку здоровья. На моей карте была только двадцатка, но Господу этого хватило, и он удалился, сказав, что отправляется в самые бездны Ада, чтобы потратить деньги как следует. Я думаю, это было своего рода испытание веры…

— Испытание кредитоспособности это было. Так, падре, в силу врожденной щедрости я даю тебе сейчас тридцать кредитов, а ты возвращаешь мне мои ложки, которые этот везучий сукин сын у меня украл.

— Нет! — священник распростер перед ним руки, повторяя поведение своего древнего пастыря. — Это святой артефакт! Наша церковь будет хранить его вечно!

— Это ложки из моего бара, парень. Частная собственность. Отдай, пока я еще предлагаю за них деньги.

— Нет!

— Знаешь… я же могу сейчас просто остановить твое сердце одним своим взглядом.

Священник вздрогнул и опустил веки.

— Полагаю, можете. Но не сделаете этого.

— Почему?

— Вы все-таки благородный человек.

Бад подумал, потом нехотя кивнул.

— Это верно. Да.

Он вышел из церкви быстрым шагом, перепрыгивая через ступеньки. За городом связь ловила плохо, но дозвониться в «Сломанный сын» вышло со второй попытки.

— Эй, Вю? Наших там нет, случаем? Ну и ладно. Скинь им тогда голосовое сообщение от меня, цитирую: «Как освободитесь, подъезжайте в бар, есть дело. Если все срастется, нас ждет адская прогулка в поисках вороватого Боженьки. Целую, Бад.» Приняла? Умничка. Дальше, впиши там в отчетности тридцать кредитов по статье «непредвиденные расходы». Страшное дело, как утекают деньжата, когда разные хитрожопые ублюдки разводят тебя на чувства. Есть? И да, вот еще что: вызови медицинскую службу в церковь Святого Коллапса, да пошустрее, тут у одного киборга сердце остановилось.

Он забрался в кабину, стартовал двигатель и медленно вырулил с темного, но все равно открытого простора церковного двора в мрачный и тесный лабиринт городской застройки. Бронетранспортер с трудом продирался сквозь узкие улочки, задевая мусорные баки, надрывно ревя, выбрасывая клубы черного дыма из широких жадных морд выхлопных патрубков, и даже давая временами задний ход, чтобы разойтись на особенно загруженном перекрестке.

В общем-то, именно на это и рассчитывали те, кто за ним следил.

— Вот блядища! — он ударил по тормозам. Спереди дорогу перегородили два крепких фургона, сзади его блокировал минивэн. Верить в случайности — плохая примета в Городе-минус-один. Это была засада. — Кому ж я на этот раз помешал?

Вопрос был риторическим — по роду своей деятельности Бад мешал многим, но здесь ошибки быть не могло, на всех трех фургонах зеленой фосфоресцирующей краской была выведена перечеркнутая двумя вертикальными линиями буква S. Синдикат. Чертов Синдикат снова на него вышел. Но до чего не вовремя!

— На хрен вы мне нужны сейчас, выблядки! — проревел Бад, зачем-то сигналя, словно это было простым недоразумением, и фургоны могли сейчас разъехаться в стороны, извиняющееся моргая габаритами. — Я отправляюсь в ад, чтобы найти Бога! И вы мне в этом поможете, хотите вы этого или нет!

* * *

Дальнейшее представляет собой выписки из рабочего журнала автоматического медицинско-боевого аппарата (АМБА) 96–33, прибывшего на место перестрелки в районе церкви Святого Коллапса, район Стэкстон, Города-минус-один. Выписки составлены по материалам опроса оставшихся в живых участников столкновения и свидетелей, а также съема информации с накопителей андроидов и киборгов. По оперативным данным, в ходе перестрелки трое сотрудников Синдиката (ссылка) были убиты или уничтожены, и шестеро ранены или выведены из строя во время вооруженного столкновения с неустановленным лицом.

Справка по ссылке: Синдикат представляет собой парамилитарные формирования, разделенные на «семьи», управляемые «донами», осуществляющую коммерческую деятельность на территории Города-минус-один и ряда других планет известной Вселенной. Деятельность Синдиката не регулируется местными законами (при наличии), поэтому не существует рекомендованной стратегии поведения при встрече с его представителями.

Описываемое вооруженное столкновение произошло, когда десять сотрудников Синдиката предприняли попытку взять штурмом бронетранспортер «Касспир Марк 6», остановившийся на перекрестке Шестнадцатой и Сорок седьмой улиц Стэкстона. Когда сотрудники Синдиката, находящиеся в трех машинах, вынудили неустановленного водителя остановиться, последний выскочил из машины, открыв огонь. У него было следующее оружие: автоматическая винтовка «АР-18» калибра 5.56 и автоматическое ружье, возможно, раритетный «Панкор Джекхаммер» двенадцатого калибра. В результате боя трое сотрудников Синдиката погибли или были уничтожены, шестеро получили повреждения разной степени тяжести. Оборонявшийся (в дальнейшем описываемый условным именем Догтэг, по надписи на номерной табличке броневика) сумел скрыться.

Бронетранспортер «Касспир Марк 6», в котором находился оборонявшийся, был «взят в коробочку» и заблокирован тремя машинами сотрудников Синдиката, он сдал назад и врезался в третью машину Синдиката — минивэн «Крайслер Пасифика». Догтэг (сидящий в высоком водительском кресле) выстрелил справа налево перед лицом водителя (мистер А) первого фургона «Джи-Эм-Си Савана» 13 раз из «АР-18» через закрытое боковое стекло водителя, затем во второй фургон «Рам Промастер» и в самого водителя (мистер Б), ранив его в руку, затем в человека рядом (мистер В), который выпрыгнул с сиденья и упал на землю, раненный в левое предплечье.

АМБА предполагает, будто Догтэг посчитал, что достаточно подавил угрозу слева от «Саване» и дважды выстрелил из ружья 12 калибра назад, в сторону «Пасифика», подавляя огонь оттуда, что не было необходимым, поскольку водитель «Пасифика» (мистер Г), на момент столкновения с «Касспиром», выронил револьвер, который держал в руке, а также потерял очки. Потом, полуслепой, он не смог найти револьвер, который завалился под педаль тормоза и в итоге не сделал ни одного выстрела. Таким образом, всю перестрелку он прятался на полу своего автомобиля пытаясь найти очки и револьвер.

В это время открываются сдвижные двери «Савана» и «Промастера», выпуская боевую группу Синдиката (мистер Д, мистер Е, мистер Ж, мистер З, мистер Й и мистер К), открывается огонь по кабине «Касспира», не давая высунуться Догтэгу. Игнорируя огонь со стороны группы, обороняющийся поворачивается и стреляет один раз из дробовика в мистера А и мистера Д — дробины попали в решетку их машины.

АМБА предполагает, что в это время Догтэг мог получить свое ранение, поскольку на водительском сиденье «Касспира» были обнаружены следы крови.

АМБА считает, что этот выстрел сделал мистер Д с расстояния приблизительно 25 футов.

АМБА делает предположение, что Догтэг, возможно, снова откидывается на своем сиденье, чтобы осмотреть рану. В это время мистер В (который уже сделал четыре выстрела с земли в салон «Касспира», когда был ранен в левое предплечье одной из пуль 5.56), видимо, замечает перемещение Догтэга и выпускает в него последние две пули из револьвера. Когда Догтэг откинулся на сиденье, одновременно выстрелив в мистера Б и Ж, пули проходят над мистером В, сохранив ему жизнь.

Обе они попадают в мистера Б, андроида-водителя «Промастера», это его второе ранение — правая сторона шеи и грудная клетка. Пуля разорвала маслопровод за позвоночником, отрикошетила от титанового ребра рядом с ним и застряла в грудной клетке. В результате этого ранения прекратилась подача рабочей жидкости к правой руке и, возможно, было также разорвано плечевое сплетение и повреждены нервные окончания правой руки.

АМБА отмечает, что это ранение, совершенно точно, было смертельным, так как были разорваны важные сосуды.

АМБА также делает предположение, что Догтэг, оценив плотность огня и количество противников, решает, что его шансы скрыться будут выше, если он покинет машину. Справа от «Касспира» находилась машина «плимут-фьюри» 1958 года цвета «красная осень» — она была припаркована на подъезде к публичному дому «Летняя неделя», рядом с которым и произошел инцидент. После того как Догтэг выбрался из кабины, он перекатывается по «плимуту-фьюри» и занимает положение за этой машиной, за передним пассажирским сиденьем. Он стреляет из ружья 12 калибра в мистера Д и мистера А, которые, в свою очередь, оба стреляют в него, находясь через дорогу.

АМБА особо отмечает хладнокровие Догтэга, не потерявшего присутствия духа и навыков тактического планирования во время перестрелки с десятком вооруженных боевиков.

Догтэг, оперев автоматическую винтовку АР-18 о крыло «плимута-фьюри», делает еще три быстрых выстрела, один из которых был сделан в направлении «Савана», мистера А и мистера Д — пуля попадает в рулевое колесо, и мистер А получает осколочные ранения, после чего пригибается на сиденье и не принимает участия в дальнейшей перестрелке. Два выстрела предназначались мистеру Д. Первая пуля прошла мимо, но вторая ранила его в шею, задев позвоночник. В течение нескольких часов после окончания перестрелки мистер Д был парализован. Впоследствии он вспоминает, что, ранив его, Догтэг улыбался.

Догтэг затем меняет магазин в АР-18, покидает позицию за «плимутом-фьюри», передвигаясь между этой машиной и «Джи-Эс-Эм», и стремительно приближается к мистерам Ж, З и Е, Й и К, которые находились за «Промастером», а также раненому мистеру В, все еще лежащему под автомобилем. АМБА утверждает, что в это время Догтэг оставляет на задней части автомобиля лужи крови, в том числе артериальной крови.

Когда мистер В пытается как можно глубже спрятаться под левым задним бампером «Савана», чтобы эффективнее укрыться от огня Догтэга, он слышит крик мистера З: «О Господи!». Догтэг смеется и говорит «Нет.»

Догтэг убивает мистера З одним выстрелом в грудь.

Догтэг затем обходит машину сзади, замечает мистера В и стреляет ему в пах. Мистер В переворачивается на правую сторону и сворачивается в позу эмбриона, ожидая, что сейчас будет сделан еще один, смертельный, выстрел. Но внимание Догтэга переключается на мистера К, киборга, единственного из Синдиката, у кого был в руках дробовик, и он дважды стреляет мистеру К в голову из ружья 12 калибра. Мистер К получает серьезные повреждения главного процессора и оптических сенсоров.

Далее показания относительно действий Догтэга расходятся. Гражданский очевидец, Мария Чиф, показала, что Догтэг прошел более 15 футов по направлению к людям за фургоном «Промастер», непрерывно стреляя из автоматической винтовки, поминая Господа, неустановленные столовые приборы, а также отмечая, что его голова полна спелых персиков, после чего вернулся под прикрытие «Савана».

Мистер Е не припоминает такого.

Мистер Д вспоминает что-то вроде пуль, отскакивающих от тротуарной плитки.

Мистер Й не помнит, чтобы Догтэг подходил настолько близко, но он помнит, как тот прицелился на него через бокового окно фургона, и как их взгляды пересеклись.

Мистеры Ж и Д, оба находившиеся через дорогу, показали, что не видели, чтобы Догтэг целился и стрелял в мистера Й через боковое окно.

АМБА отмечает невероятную меткость одиночной стрельбы, которую вел на ходу Догтэг, учитывая тот факт, что пять из шести пуль попали либо в мистера Е, либо в мистера Ж, либо в мистера Й.

АМБА подчеркивает, что характер попаданий указывает, что Догтэг изначально планировал обездвижить всех противников с тем, чтобы безопасно покинуть место перестрелки.

По этой причине АМБА настаивает на применении к Догтэгу термина «обороняющийся».

Первая пуля попадает в борт фургона за левым плечом мистера Е, стрелявшего в этот момент в противника из «Магнума».357. Вторая пуля попадает мистеру Ж в голову выше правой брови. Вес осколков, которые впоследствии достали из головы мистера Ж, составил порядка 20 гран. После того как осколки входят под кожу, они рикошетят от изгиба лба мистера Ж и проходят под кожей около двух дюймов, прежде чем застрять над правым виском. Осколки не проникают в череп, но мистер Ж роняет свое оружие — револьвер 38 калибра — и падает на землю.

Третий выстрел Догтэга ранит мистера Й в лицо, ниже левой скулы. Пуля разбивается на два осколка; самый большой входит в кость рядом с носом, меньший проникает в левую синусоидальную полость. АМБА утверждает, что это ранение было незначительным и случилось когда мистер Й целился в приближающегося Догтэга из самозарядного карабина «Ругер Мини-14». Размер и вес двух фрагментов указывают на то, что, пуля, возможно, ударилась о раму стекла водительской дверцы, прежде чем ранить мистера Й.

После этого Догтэг стреляет в четвертый раз. Пуля попадает в лицо мистеру Е за правым глазом, проходит вниз через лицевые кости, по правой стороне нижней челюсти, в шею и входит в позвоночник между позвонками С2 и С3, где она разрывает позвоночник у основания С2. Отмечается недостаточная надежность креплений позвонков у киборгов модели «Пичотто», к которым принадлежал мистер Е. После попадания тело мистера Е мгновенно обмякло, его голова откинулась назад, а лицо приподнялось вверх к тому моменту, когда в него попадает пятая пуля, выпущенная Догтэгом. Пуля входит в подбородок, ниже правого угла рта, проходит челюсть и в шею, где застревает рядом с правой стороной позвоночника у С3. Пуля не задевает позвоночник.

Шестая, последняя пуля поражает мистера Й, лежащего на земле и находящегося в состоянии медицинского шока. Пуля проходит грудную клетку мистера Й ниже левой ключицы через мышцы плеча и шеи и застревает в 5 позвонке. После этого стрельба закончилась, Догтэг покинул зону перекрестка и затерялся в переулках, бросив автоматическую винтовку АР-18, но сохранив при себе ружье 12 калибра, предположительно, из-за его ценности.

Заключительные положения.

АМБА заканчивает анализ вооруженного столкновения, подчеркивая выдающуюся меткость Догтэга, несмотря на тот факт, что все действующие лица перемещались в глубокой тени, пыли и дыме от выстрелов. Он отмечает, что несмотря на подавляющий численный перевес, сотрудники Синдиката не достигли поставленных целей и были рассеяны и/или уничтожены.

Он также обращает внимание на способность некоторых участников вооруженного столкновения продолжать битву после получения серьезных ранений, преодолевая физическую боль и не падая духом, после чего приводит примеры решимости противников.

Конец отчета. Код АМБА. Дата.