Глава 1

С ТЕХ ПОР как Глобалия подвергла его город бомбардировке, Тертуллиан был уже не тот. Не то чтобы эта карательная операция повлекла за собой серьезные разрушения. Взрывной волной снесло несколько лачуг, но никто из приближенных Тертуллиана не пострадал, и дворец его стоял нетронутый. Было совершенно очевидно, что глобалийская армия вовсе не стремилась попасть именно в него, но от этого удар не стал менее болезненным. Все произошедшее означало лишь одно: Тертуллиана открыто унизили на глазах у всех. До сих пор весь престиж мафиози основывался на том, что он гарантировал безопасность всякому, кто войдет в число его подданных. И вот теперь Тертуллиана прилюдно уличили в слабости, в неспособности защитить себя. Причем сделали это не враги, а те, кого он с гордостью называл своими друзьями.

Тертуллиан так изменился внешне, что его с трудом можно было узнать: он исхудал, осунулся, и черты его, и без того резкие, заострились еще сильнее. Мафиози часами лежал, безучастный ко всему, утратив интерес даже к разглядыванию собственной обуви.

В его уме без конца крутился один и тот же простой вопрос, который сводился к одному слову: почему? Почему Глобалия обвинила его в пособничестве Байкалу? Да, конечно, Тертуллиан позволил ему уйти и согласился переслать сообщение. Но в тот же день он должным образом известил Социальную безопасность и спросил, как ему действовать дальше. Мафиози предложил установить за Новым Врагом слежку, а если понадобится, то и убить его. Тертуллиан передал властям текст сообщения, отправленного от имени Байкала, так что и адресат, и все посредники, имевшие отношение к банковскому счету, с которого поступила оплата, могли быть тотчас же арестованы. А в ответ на это проявление доброй воли последовала такая жестокая, бессмысленная, глупая реакция. Все телеканалы выставили его сообщником Нового Врага, на город полетели бомбы. И никаких объяснений со стороны властей.

Наконец, после стольких дней тягостного ожидания, Тертуллиану позвонил Патрик. Этот звонок если и не сильно обнадежил мафиози, то, по крайней мере, вдохнул в него новые силы и дал толчок к действию. В его глазах снова загорелся лихорадочный огонек, благодаря которому его приспешники узнали в нем прежнего Тертуллиана. Из осторожности он не стал расспрашивать Патрика, за что Глобалия так на него ополчилась, а ограничился тем, что стал ждать инструкций, готовясь сделать ровно то, что он него потребуют. Нельзя было упускать шанс снова вернуть себе расположение.

К сожалению, Патрик не объяснил толком, чего именно он ждет от Тертуллиана. Он лишь уведомил своего собеседника, что двое приближенных к Новому Врагу людей, и в том числе подружка Байкала собственной персоной, скоро пересекут границу в Парамарибо. Чуть позже Степан, коллега-мафиози из безопасной зоны, подтвердил, что вступил в контакт с перебежчиками. Больше Тертуллиану так ничего и не удалось разузнать. Он долго перемалывал в уме эти жалкие крупицы информации, надеясь выжать из них все, что можно. Как следует пораздумав, Тертуллиан пришел к выводу, что ему собираются выдать этих двух человек, чтобы он использовал их как козырные карты в игре против Байкала. Ни для кого в Глобалии не было секретом, какой неприязнью и даже ненавистью проникся мафиози к этому возмутителю спокойствия, который стал причиной всех его несчастий. Едва переступив через границу, те двое были обречены стать орудием мести в его руках. Патрик не мог этого не знать. Тертуллиану не потребовалось много времени, чтобы в подробностях разработать сценарий отмщения.

Для начала он с удовольствием угостил бы парочку, попавшую к нему в лапы, хорошей порцией пыток. Но, увы, в этом отношении Патрик высказался вполне определенно, запретив наносить гостям какой-либо вред. Мало того, он потребовал, чтобы Тертуллиан собственноручно поручился за их безопасность.

Так что пришлось мафиози встречать пленников, словно дорогих гостей. Единственным утешением ему служила мысль о том, каким пыткам он подвергнет самого Байкала, когда тот окажется в его власти. По прибытии Тертуллиан засыпал Кейт и Анрика любезностями и знаками внимания, а потом по нескольку раз на день справлялся об их самочувствии, заставляя себя вести с ними любезные беседы. Усилия его были тем более достойны похвалы, что гости оказались просто невыносимыми существами.

Пробравшись в антизоны, Анрик и Кейт были вне себя от возбуждения и нетерпения. То, что их так хорошо встретили по прибытии, придало им храбрости. Они вообразили, что, раз граница осталась позади, все остальное устроится в два счета. Они все время наседали на Тертуллиана, уговаривая его как можно скорее переправить их к Байкалу, и никак не могли понять, почему он медлит.

Кейт была так счастлива, что дело движется к развязке, что смотрела на мафиози как на человека, которого само провидение послало ей в помощь. Он казался ей чуть ли не симпатичным. Что же до Анрика, то ему Тертуллиан не понравился с первого взгляда. Каталонец не доверял мафиози, будучи убежден, что тот ведет с ними нечестную игру.

Так прошло три дня. Анрику и Кейт не позволяли покидать пределы двора, возвышавшегося над городом. Это было то самое место, откуда Байкал отправил свое сообщение. Казалось, все там застыло в неподвижности, и только стражники не переставая ходили взад и вперед. Двоим беглецам никто не давал никаких объяснений. Мафиози, приносившие им еду, всегда держали рот на замке.

Не в силах больше терпеть, на четвертый день Анрик потребовал, чтобы его отвели в башню к Тертуллиану. Он надел свой фетровый плащ и широкополую шляпу. Мафиозный главарь принял его, восседая на своем троне, украшенном убогими коврами.

— Ну, что вам еще нужно? — спросил Тертуллиан, сомневаясь, что еще долго сможет сдерживать свой гнев.

— Я хочу знать, свободны ли мы, — твердо произнес Анрик.

— Разумеется.

— В таком случае почему ваши охранники не позволяют нам выйти в город?

— Я вам уже объяснял: вы глобалийцы, и мы обязаны заботиться о вашей безопасности.

— Если дело в этом, дайте нам кого-нибудь в сопровождение. Так мы, по крайней мере, сможем немного развеяться. Мы же сходим здесь с ума!

Пожалуй, это было единственное, в чем их мнения совпадали.

— Нет, — повторил Тертуллиан, — ваша безопасность превыше всего. Развлекайтесь здесь. Если хотите, я могу установить у вас экран.

— К черту экраны!

— Тогда что вам нужно? — раздраженно спросил Тертуллиан.

— Я хочу, чтобы мне немедленно вернули мой чемодан и мою шпагу! — вскричал Анрик, охваченный внезапным порывом.

Патрик распорядился, чтобы при переходе через границу у беглецов отобрали их вещи.

— Все хранится в надежном месте, — прорычал Тертуллиан. — Мы все вам вернем, когда придет время.

Анрик в полном отчаянии возвратился в здание, выходившее окнами на двор, где их с Кейт держали взаперти. В свое время в одной из этих комнат Байкал дожидался, когда его примет Тертуллиан. Может быть, стены сохранили память о том мгновении? Как бы то ни было, Кейт нашла в своем заточении новую пищу для любовных размышлений, которым и предавалась целые дни напролет. Она чувствовала, что Байкал где-то совсем рядом, так близко, как никогда. Раньше девушка воображала себе антизоны в самых мрачных тонах, а теперь была счастлива уже тем, что живет там, где побывал ее возлюбленный. Все оказалось куда менее ужасным, чем она ожидала. И хотя места эти выглядели убого и печально и не отличались особым комфортом, жизнь здесь была не столь уж невыносима. К тому же для Кейт в этих краях все говорило о Байкале.

Но Анрик бесился, словно дикий зверь, попавший в западню. Сколько бы мафиози ни отрицал очевидное, Анрику было ясно как день: они с Кейт пленники.

Тертуллиан тоже начал нервничать. Он чувствовал, что эти двое непрошенных гостей не дадут ему жить спокойно.

Он отправил двух своих агентов в ближайшую деревню, чтобы те передали Байкалу его ультиматум, но от них до сих пор не было никаких вестей. Может быть, бунтарям не удалось связаться с Байкалом? Или этот тип опять замышляет какую-то каверзу? У мафиози кровь закипала в жилах. Если бы он мог хоть немного сорвать зло на своих пленниках, это помогло бы ему худо-бедно скоротать время.

Слегка утешило Тертуллиана лишь появление вертолета, который обещал прислать Патрик. В какой-то момент мафиози даже начал смутно надеяться, что тот лично явится к нему с визитом. Но надежда эта была беспочвенна: Тертуллиан прекрасно знал, что высшие чины Социальной безопасности никогда не рискуют сами появляться в антизонах... Вертолет приземлился во дворе рано утром и выгрузил тощий запас провизии, алкоголя и одежды. Ни в одном из этих товаров не было особой необходимости, так что мафиози принялся гадать, какова была настоящая цель этой короткой высадки. Судя по сообщению, переданному через пилота, Патрик больше всего беспокоился о каком-то идиотском чемодане, набитом бумагами. Это был тот самый чемодан, о котором так волновался этот шут Анрик. Как бы то ни было, этот короткий визит подтверждал, что связь с Глобалией не прервана, и Тертуллиан немного повеселел.

* * *

НА ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ ПУТИ Елена с победоносным видом указала в сторону горизонта, где высилась гора с крутыми склонами и плоской вершиной. Вокруг рос высокий лес, так что складчатые отроги напоминали мохнатую шубу, сброшенную на землю.

Подъехав ближе, маленький отряд скрылся в лесу, и вершина холма исчезла из виду. Глобалийские спутни-ки-шпионы не должны были зарегистрировать ничего необычного: местность, служившая объектом наблюдения, выглядела столь же безлюдной, как и раньше. На самом же деле лес буквально кишел людьми, повсюду слышался топот, треск сломанных веток, стук топоров.

Как только отряд углубился в лесную чащу, Елена спешилась и отправила двух всадников вперед, чтобы те предупредили о приезде Байкала. В ожидании их возвращения остальные наскоро разбили лагерь. Сидя на своих дорожных мешках, они кое-как поужинали холодной похлебкой и сразу же улеглись спать.

Через час на лес спустились сумерки. На западе мелькнули последние солнечные лучи, на прощание позолотив мох и бросив красноватый медный отблеск на древесные кроны, а потом исчезли. Возле шалашей запылали костры, снизу доверху освещая стволы деревьев, так что те стали напоминать колонны гигантского собора. Байкала разбудил резкий сигнал трубы.

— Пора ехать, — мягко проговорила Елена.

Оставив свои пожитки на месте, они снова вскочили в седло. Лошади пугались огней и нервно мотали головами. Всадники двинулись друг за другом, ориентируясь по кострам, горевшим вдоль дороги. Если не считать часовых, которые остались охранять лагерь, лес совершенно опустел.

Наконец вся процессия приблизилась к месту, где лесная дорога упиралась в отвесный склон. В скале был пробит широкий туннель, достаточно высокий, чтобы можно было проехать верхом. Елену и ее отряд встретили у входа двое дозорных и предупредили, чтобы те не спешивались, пока не доедут до конца. В глубину пещеры вели старые рельсы. Всадники пустили лошадей шагом. Ехали они очень осторожно, чтобы животные не споткнулись о шпалы. Внутри было прохладно и сыро. Лишь иногда лица обжигало горячее дыхание факелов, то тут, то там развешенных по каменных стенам. Конец длинного туннеля все еще оставался невидимым, но из темноты все громче доносился какой-то шум, смутный гомон, от которого становилось не по себе. Казалось, сама пещера порождает эти звуки, но, несомненно, это были людские голоса.

Байкал машинально поднял воротник, как будто сам себя беря за горло, чтобы не утратить хладнокровия и не запаниковать. Доехав до конца коридора, они спешились. Навстречу вышел высокий бунтарь. Недалеко от того места, где они остановились, виднелся вход в ярко освещенное помещение. Судя по всему, это был огромный зал. Оттуда долетало множество голосов, эхо разносило по пещере громкие возгласы и смех.

Широкоплечий бунтарь, встретивший их при входе, был одет в полушубок с лисьим воротником, который как нельзя лучше подходил к его острому носу и тонким жестким усам. Сперва он поинтересовался, не хотят ли гости есть или пить, а потом проговорил, указывая на бурлящий зал:

— Если вы готовы, я попрошу тишины, и вы войдете.

Байкал понял, что оттягивать объяснения больше не удастся. Он знал, что на этот раз должен будет сбросить с себя маску, и чувствовал легкое головокружение, словно ныряльщик перед прыжком. Он взглянул на раскрасневшуюся Елену. В своем белом корсаже с короткими рукавами и высоким воротником она больше всего напоминала кельтского воина.

— Идемте, — шепнула Елена, широко раздувая ноздри.

Зал, в который они вошли, оказался намного больше, чем можно было предположить заранее. Свод был таким высоким, что потолок терялся где-то в темноте. Наверняка в зале собралось несколько тысяч человек. Огромное пространство, напоминающее партер, было до отказа заполнено стоящими зрителями, которым приходилось тесно прижиматься друг к другу. Две висячие галереи, окаймлявшие зал, тоже были переполнены.

Шум прекратился, вокруг стало неправдоподобно тихо. Елена и Байкал поднялись на подмостки вслед за распорядителем, который, подойдя к самому краю, заговорил дрожащим от волнения голосом. Напрягать связки ему не приходилось: несмотря на размеры зала, акустика там была великолепная.

Распорядитель торжественно открыл собрание, ради которого все участники проделали столь длинный путь. Он напомнил им, на какие принципы опирается многочисленная община бунтарей, заговорил о ее основополагающих мифах, об исходе из Глобалии, о гимне «Завтра на Капитолийском холме».

Несмотря на все красноречие оратора, чувствовалось, что толпа настроена скептически. Бунтари давно привыкли к риторике, так что пламенными речами их было не удивить. Наиболее покладистые готовы были включиться в игру, распевать гимны и бурно аплодировать, но многие шикали и свистели, нисколько не стесняясь. Отовсюду летели насмешливые выкрики: «К делу! Хватит болтать! Выкладывай, что там у тебя!»

Байкал с интересом всматривался в толпу. Она состояла из мужчин и женщин, чьи костюмы, как обычно в антизонах, представляли собой странную смесь подручных материалов. Кожа, мех, железные кольчуги казались одновременно крепкими и невероятно хрупкими. На самом деле все эти одеяния защищали не больше, чем черепаший панцирь или звериные когти, и если в одиночном бою они еще могли что-то значить, то при столкновении с новейшим глобалийским оружием надеяться на них не приходилось. Скандинавы и африканцы, семиты и латиноамериканцы, русские и индусы, монголоиды и кельты стояли в зале плечом к плечу как живое свидетельство произошедшего в антизонах великого переселения народов. Когда первый оратор закончил свое страстное выступление, Елена сделала шаг вперед. Она стояла, упираясь руками в бока и слегка наклонив голову, выискивая глазами дикого быка, с которым ей предстояло сразиться на этой арене.

Восхищенный ее силой и неколебимым спокойствием, Байкал еще раз крепко пожалел, что придется разочаровать ее.

Но не успела она заговорить, как у одного из входов в огромный зал послышались крики и началась потасовка. Байкал, привыкнув к резким контрастам тьмы и яркого света факелов, в это время разглядывал зал. С невидимого свода свисали сложные балочные конструкции и грузоподъемные механизмы. Судя по всему; раньше в этой пещере располагались военные объекты. Не исключено, что это была одна из подземных авиабаз, построенных в те далекие времена, когда в антизонах еще существовали государства.

Между тем, казалось, порядок был восстановлен. Все взгляды снова обратились к подмосткам, и Елена еще раз попыталась было начать свою речь, когда с того же входа опять донеслись крики.

— Я должен видеть Елену! — прокричал кто-то, приложив руку ко рту.

Судя по глухим звукам, долетавшим с того же конца зала, потасовка возобновилась.

— Она перед тобой, — бросила Елена в темноту, откуда ее окликнули. — Что тебе нужно?

Тут в дальнем углу от входа отделился чей-то силуэт и двинулся в их сторону, проталкиваясь сквозь толпу. Непрошеный гость подошел к подмосткам. Одежда у него на плече была разорвана. Елена узнала в нем мальчика из приграничной деревни. Он слыл в своих краях лучшим наездником, а потому его часто использовали как гонца.

— Так что стряслось? — вскричала Елена.

Она спустилась к гонцу, и тот что-то сказал ей на ухо. Вынужденный перерыв затянулся, и толпа начала недовольно ворчать. Не обращая внимания на шум, Елена обернулась к Байкалу.

— Вы помните Тертуллиана, мафиози, которого бомбили глобалийцы, потому что он якобы помогал вам?

Байкал вздрогнул.

— Он велел передать вам, что держит в заложниках двух ваших помощников. Он говорит, что это приближенные к вам люди.

— Моих помощников? Он знает, как их зовут?

Елена повернулась к вестнику.

— Одного зовут Анрик, — отозвался мальчик.

— Я таких не знаю, — сказал Байкал с облегчением, радуясь, что это оказалось простое недоразумение.

— А второе имя?

— Второе... Второе... Господи, я так торопился сюда... Я тысячу раз твердил по дороге эти имена, чтобы не забыть...

Елена теперь думала только о том, как бы поскорее успокоить толпу и возобновить собрание. Что же касается Байкала, то он больше не сомневался, что тревога ложная. Они оба опять поднялись на подмостки. Елена зычным голосом восстановила некое подобие тишины и порядка и начала свой рассказ. Она поведала о случайной встрече Говарда и Байкала. «Впервые, — провозгласила она, — произошло воссоединение измученных ожиданием бунтарей, которые все это время сопротивлялись, как могли, и внутреннего врага Глобалии, выросшего в ее лоне». Елена говорила прямо и просто, без прикрас, обращаясь не столько к умам, сколько к сердцам своих слушателей. Байкал же бесцельно скользил взглядом по толпе. Когда же он случайно опустил глаза, то увидел стоявшего у подмостков мальчика-гонца, который делал ему отчаянные знаки. Байкал наклонился, а мальчик, ухватившись за край досок, вытянул шею и прокричал Байкалу на ухо:

— Второе имя!

— Ну же!

— Кейт.

С задних рядов еще доносились последние хлопки и восторженные крики. Но постепенно все стихло.

Байкал не обратил на это ни малейшего внимания. Он схватил гонца за воротник и с неожиданной легкостью втянул наверх.

— Повтори, что ты сказал! — прокричал он.

— Тертуллиан держит в заложниках Анрика и Кейт, — запинаясь, пробормотал мальчик. — Он грозится казнить их через три дня, если вы ему не сдадитесь.

Елена закончила свою речь и передала слово Байкалу. Тот долго стоял с отсутствующим взглядом, не в силах пошевелиться. В голове его лихорадочно крутились разные мысли. Но молчание Байкала лишь раззадорило слушателей, застывших в безмолвном ожидании. Все узнали в нем человека, чью фотографию без конца показывали по телевизору, и уже одно это произвело сильное впечатление на собравшихся. Хотя бунтари не привыкли ни с чем соглашаться без споров, им ничего не оставалось, как признать в немного неловком и даже застенчивом юноше, который стоял перед ними, Нового Врага Глобалии. Это почетное звание не могло не внушать уважения.

А Байкал тем временем позабыл обо всем на свете: о толпе, которая ждала, когда он заговорит, о том, что нужно предложить какую-то программу, утвердить свою власть. Он думал лишь о том, что Кейт сейчас в лапах Тертуллиана. Это придало особую силу его словам. Юноша заговорил загадочно и отрывисто, но с такой убежденностью, что не мог не увлечь за собой. Подойдя к краю подмостков и устремив взгляд в пространство, он проговорил глухим, словно во сне, голосом:

— Нам бросили вызов... Это чудовище... Мафиозный главарь...

По залу прокатился ропот.

— Гнусный Тертуллиан держит в своих лапах двух заложников. Он хочет, чтобы я сдался ему, своей жизнью выкупив их жизни.

Толпа кипела от возмущения.

— Он воображает, что имеет дело с одним человеком, — отчеканил Байкал. Он говорил все громче и увереннее, — но мы ответим ему все вместе!

Из темноты поднялся гул тысячи голосов. Бунтари в беспорядке устремились к выходу, готовые тотчас же схватиться за оружие и немедленно напасть на Тертуллиана. Елене пришлось употребить всю свою энергию, чтобы удержать толпу и убедить своих соплеменников действовать обдуманно, дождавшись команды.

А Байкал, который еще не успел до конца прийти в себя, так и не понял, что только что с блеском вышел из очень непростого положения.

 

Глава 2

ПОСЛЕ ГЛОБАЛИЙСКОЙ БОМБАРДИРОВКИ Тертуллиан оказался в полной изоляции. В антизонах у него не осталось не только друзей, но и информаторов. По мере того как шло время, а от Байкала все не было никаких известий, мафиози тревожился все сильнее и даже начал сомневаться, правильно ли он поступил, выдвинув свой ультиматум. Правда, он прекрасно помнил, что Патрик не высказал никаких возражений, услышав, что мафиози собирается использовать своих пленников как приманку, чтобы с их помощью заманить Байкала в ловушку. Это означало, что план во всех отношениях хорош. Мысль эта несколько успокаивала Тертуллиана, по крайней мере сначала. Но со временем он успел обглодать ее, словно кость, так что от нее в конце концов совсем ничего не осталось.

Мафиози был настолько измучен тревожным ожиданием, что испытал едва ли не облегчение, узнав о прибытии Большой Когорты. Однако на самом деле новость была устрашающая. Что могло быть хуже, чем десять тысяч вооруженных бунтарей, готовых обрушиться на плохо укрепленный город, чья армия сводилась к нескольким десяткам человек? Но теперь Тертуллиан хотя бы знал, чего ему ожидать. Невыносимой неизвестности пришел конец. Хорошенько поразмыслив, мафиози в конце концов решил, что здесь и кроется причина странного поведения Патрика. Социальная безопасность выставила Тертуллиана козлом отпущения, а потом передала ему двух перебежчиков и позволила выдвинуть ультиматум Байкалу. Наверняка все это было сделано ради того, чтобы спровоцировать бунтарей на решающую битву. Эта шайка отщепенцев, обычно рассеянных по всем антизонам и потому неуловимых, на сей раз сосредоточилась в одном месте. Возможно, Большая Когорта и являла собой серьезную угрозу, но не допустили ли бунтари роковой просчет, созвав ее? Если сначала Тертуллиан решил, что использует своих пленников как приманку, то на самом деле оказывалось, что приманкой служил он сам. Поставив его в столь опасное положение, Глобалия получила возможность разом покончить со всеми бунтарями. Тертуллиан злорадно потирал руки. Он отправил Патрику длинное сообщение, подробно обрисовав сложившуюся ситуацию. В финале мафиози торжественно взывал о помощи, нисколько не сомневаясь, что ему не будет отказано.

На город опустилась ночь, и Большая Когорта разбила лагерь в нескольких метрах от городских стен. Из своей крепости мафиози могли разглядеть в бинокль их походные костры. Тертуллиан отдал приказ крепко запереть ворота, чтобы избежать дезертирства и не дать просочиться вражеским агентам. Узкие улочки заполнились людьми. Толпа, напуганная предстоящей осадой, вместе с тем не скрывала своей враждебности по отношению к Тертуллиану. Многие горожане увидели в нападении Большой Когорты возможность сбросить с себя гнет мафии. Тертуллиан рассредоточил по городу свое немногочисленное войско, чтобы противостоять вторжению и следить за поведением черни.

Перед этим мафиози обошел свой дворец, оставшийся почти без охраны и потому беззащитный, ведь большая часть стражников несла теперь дозор у городских стен. Анрик и Кейт, от которых уже никто не скрывал, что они пленники, были заперты под охраной двух молоденьких мафиози, принятых на службу всего пару недель назад. Взглянув через тайное окошко на спящих заложников, Тертуллиан решил тоже отправиться спать, поскольку назавтра его наверняка ожидал трудный день.

В четыре утра его разбудил сигнал мобильного телефона. Тертуллиан лег спать одетым, не сомневаясь, что его могут поднять в любую минуту. Сперва он решил, что Большая Когорта начала штурм. А прочтя текст срочного сообщения, он в первую минуту вообще ничего не понял. Когда же он перечитал сообщение еще раз, то побледнел. «В данный момент мы не в состоянии прийти к вам на помощь. Искренне сожалею. Удачи». Подписи не было, но номер отправителя был тот же, что и всегда. Не оставалось ни малейшего сомнения: это письмо пришло от Патрика.

С раннего детства Тертуллиан не мог заставить себя уснуть в темноте. Его родителей убили мародеры, напавшие на деревню. В ту страшную ночь Тертуллиан чудом остался жив. Его взяли к себе мафиози, и он сделался одним из них. В голове Тертуллиана теснились воспоминания. Ему казалось, что он вернулся в далекое детство и угроза, которой он так долго страшился, наконец настигла его.

Мысль его лихорадочно работала. Он раздумывал над предательством Патрика. Что-то здесь было не так. Тертуллиан не понимал, как можно было бросить на произвол судьбы одного из самых верных своих ставленников. Если Социальная безопасность не собиралась воспользоваться выступлением Большой Когорты, происходящее теряло всякий смысл. Но Тертуллиан был из тех, кто полностью доверяет Глобалии. Он не допускал и мысли, что Глобалия могла поступить необдуманно или нелогично.

И тут его наконец осенило.

Он припомнил вопросы, которые задавал ему Пат-рик, когда объявил о прибытии заложников. «Кто-нибудь еще вас об этом расспрашивал? Кто еще в Социальной безопасности в курсе ваших дел? Поддерживаете ли вы контакты с другими глобалийскими службами?» В ту же минуту Тертуллиану вспомнился присланный Патриком вертолет с провизией. Что-то в нем с самого начала показалось мафиози подозрительным, но тогда он не понял, что именно. Теперь же ему стало ясно, в чем было дело: последний вертолет отличался от тех, что стояли на вооружении у глобалийской армии или у Социальной безопасности. Тогда Тертуллиан решил, что речь шла о маскировке. Теперь же ему ничего не оставалось, как предположить совсем другое: это был частный летательный аппарат.

Напрашивался только один вывод: Патрик служил каким-то иным интересам.

Догадаться об этом можно было уже давно, но Тертуллиан гнал от себя эту мысль. Отныне она предстала перед ним во всей своей очевидности: Патрик предал не его, он предал Социальную безопасность. С какой целью? Тертуллиан не знал, но его это и не касалось. Для него имел значение лишь простой факт, который, однако, стал для мафиози ошеломляющей новостью: среди высших чинов Глобалии не было полного согласия. Тертуллиан допустил огромную ошибку, ведя все свои дела с Глобалией через одного лишь Патрика. Тут он понял, что если ему удастся сообщить о своем положении кому-то еще, то у него еще будет шанс выкрутиться.

Мафиози спешно принялся рыться в памяти своего телефона. Много лет назад он использовал прямой номер для связи с Социальной безопасностью. Патрик тогда был в отпуске, и до него невозможно было дозвониться. В подобных случаях предусматривался специальный номер для срочной связи. Увы, Тертуллиан не отличался особой любовью к порядку. Он перерыл все свои вещи, перевернул вверх дном весь кабинет и только к одиннадцати вечера наконец обнаружил в старом аппарате искомый номер. Напротив сохранилась короткая полустертая надпись: «Сизоэс».

* * *

НЕЗАДОЛГО ДО РАССВЕТА вожди Большой Когорты, к которым отныне был причислен и Байкал, сошлись на военный совет, чтобы разработать план действий. В их распоряжении были очень точные карты, результат многолетних наблюдений и кропотливого сбора информации. Но бунтари не знали четкой иерархии: в каждой деревне был свой вождь, который ни у кого не состоял в подчинении. В своем постоянном стремлении к равноправию бунтари были органически неспособны без споров согласиться с чужим мнением. Всякий раз, как только совет уже готов был утвердить какую-либо программу, кто-нибудь высказывал новые возражения, и все приходилось начинать сначала. Устав от бесплодных препирательств, Байкал в конце концов предложил очень простой план, с которым, ворча, согласились все собравшиеся. Юноша начертил круг, обозначив район, контролируемый мафией, и разбил силы Когорты на четыре подразделения, которые должны были вести штурм с четырех сторон.

Один из этих отрядов возглавила Елена. Ее задача состояла в том, чтобы, обогнув укрепленный квартал, занять позицию напротив небольшой потайной дверцы в стене, которую успели заметить бунтарские разведчики. А когда с юга донесутся первые выстрелы, означающие, что отряд Говарда пошел на штурм, Елена приблизится к городской стене и попытается взломать дверь. Если предположения окажутся верны и большая часть мафиозных сил будет брошена на отражение основной атаки, Елена со своим отрядом без труда сможет завладеть потайным входом. Оттуда она двинется к донжону и попытается освободить пленников, пока с ними не приключилось несчастье.

Елена взяла с собой тридцать человек. Большинство из них были жителями той же деревни, несколько воинов происходило из соседних поселений. Было очень важно, чтобы все в отряде хорошо знали друг друга и могли действовать слаженно и гибко. Елена облачилась в кожаный камзол, толстые русые косы реяли на ветру, словно тяжелые боевые знамена, так что ее просто невозможно было потерять из виду.

На исходе ночи сделалось прохладно, от унавоженной земли поднимался пахучий пар. Вдоль городских стен горели костры, и порывы ветра доносили оттуда запах пепла и жареного мяса. Отряд двинулся по бывшему бульвару, который отныне превратился в поле, засеянное полбой. В эту пору колосья уже поднялись довольно высоко. Бунтари крались друг за другом, пригнувшись. Стебли, ломаясь, трещали у них под ногами. Елена сжимала в руке обвязанную веревкой рукоять меча. Кузнец из ее родной деревни, обожествлявший это оружие, научил ее держать меч наготове, как для ближнего боя. Сейчас она рубила им густые колосья, бесшумно врезаясь в темное чрево ночи.

Отряд без труда занял позицию. На бывшей площади, которая теперь тоже превратилась в пахоту, сохранились развалины стен и каменных арок, которые могли послужить удобным укрытием. Стражников нигде не было видно. Оставалось только дождаться первых выстрелов. Наконец из-за города выглянуло солнце, ласково поглаживая лучами крыши домов и верхушки крепостных стен. С рассветом стало еще прохладнее, так что застывшие в ожидании бунтари дрожали от холода.

Внезапно они увидели из своего укрытия, как дверца, которую они собирались выбить, медленно приоткрылась сама. Все вздрогнули, решив, что им это почудилось. Условный сигнал еще не прозвучал. Значит, им следовало сидеть неподвижно, ничем не выдавая себя. Но что могла значить эта открытая дверь? Кто открыл ее: мафиози или жители города, пытающиеся спастись бегством?

Елена вытащила из кармана старый театральный бинокль и навела его на дверцу. Пока что за ней не было видно ничего, кроме темноты. Спрятавшиеся сзади люди наверняка так же напряженно всматривались в полумрак, пытаясь понять, нет ли поблизости какой-нибудь опасности. Никто из бунтарей не пошевелился, и вот на фоне открытой двери мелькнули четкие силуэты. Из города вышли двое и на секунду застыли у крепостных стен. Они были почти одного роста, может быть, один чуть пониже другого. Разницу в росте скрадывал странного вида головной убор. Настроив свой бинокль, Елена смогла лучше рассмотреть его, и едва не всклик-нула от удивления. На мужчине красовалась огромная шляпа с пером и средневековый плащ. Его спутник был в берете и пальто, застегнутом на все пуговицы.

Казалось, двое незнакомцев чего-то ждут. Может быть, за ними следом шел более многочисленный отряд? Елена забеспокоилась. Если окажется, что через эту дверь начнется массовый исход, то сможет ли она с такой горсткой людей предотвратить прорыв? К счастью, ничего такого не последовало. Двое беглецов просто пытались оглядеться в темноте, чтобы понять, куда им идти. Наконец человек в шляпе принял какое-то решение, сделал знак своему спутнику, и они направились прямиком к полуразрушенным аркам, где притаилась Елена со своим отрядом.

Не следовало ли ей отдать приказ стрелять? В ее отряде были люди, вооруженные винтовками. Попасть в беглецов, пока они шли по открытой местности, было бы проще простого. Два довода говорили против такого решения. Во-первых, выстрелы послужили бы условным сигналом для начала штурма, тогда как по плану они должны были раздаться с другой стороны. Во-вторых, движимая вполне понятным любопытством, Елена хотела захватить живыми этих двоих хитрецов, чтобы поподробнее разузнать об их намерениях.

Она шепотом скомандовала всем быть наготове, но не стрелять. Когда беглецы оказались на расстоянии меньше двух шагов от нее, Елена выскочила из-за арки.

— Ни с места! — прокричала она глухим голосом. — Кто вы такие?

Перебежчики остановились как вкопанные. Оправившись от неожиданности, тот, на ком была шляпа с пером, сделал шаг вперед и закрыл собой своего спутника, как бы желая оберечь. Готовый защищаться, он прямо посмотрел на Елену.

Казалось, оба они при виде друг друга испытали одинаковое удивление. Острая бородка и воинственный вид Анрика произвели на Елену необъяснимое впечатление. Этот человек, только что выбравшийся из мафиозного лагеря, не походил ни на кого из обитателей антизон, при всем их разнообразии. По правде говоря, этот кавалер выглядел так, словно сошел прямиком со страниц Истории. А Елена просто обожала историю. Его отвага, воинственный облик и готовность отстаивать свою честь со шпагой в руке придавали этому человеку неизъяснимое очарование в ее глазах. Теперь все в нем, даже опереточная шляпа, казалось Елене достойным восхищения.

Что же касается Анрика, то он никогда в жизни еще не видел ничего подобного. Перед ним стояла прелестно разрумянившаяся девушка с небесно-голубыми глазами и толстыми косами и одновременно воительница с обнаженным мечом в руках.

— Меня зовут Анрик Пужолс, — надменно бросил он. Чувствовалось, что это могло означать все, что угодно, в зависимости от того, к кому обращена реплика. Это мог быть и воинственный клич, и пароль, позволяющий узнать друга.

Елена еще раз внимательно посмотрела на него, а потом обратилась к его спутнице:

— А вы, наверное, Кейт?

При этих словах девушка сорвала с головы берет, и ее черные волосы рассыпались по плечам. Елена сжала Кейт в объятиях. Но не успела бунтарка расспросить беглецов о том, как им удалось скрыться, как с юга донеслись первые выстрелы. Из города открыли ответный огонь.

— Оставайтесь здесь, под арками, — приказала Елена, — и ждите нас.

— Куда вы? — вскричал Анрик.

— Мы войдем через ту же дверь, из которой вышли вы, и захватим город с тыла.

— Я с вами, — сказал Анрик.

У Елены не хватило духу запретить ему. Усевшись под аркой, Кейт смотрела, как они бегут бок о бок при свете луны.

 

Глава 3

ГЛЕНН БЫЛ НАСТОЛЬКО ПОГРУЖЕН в дела, что едва не допустил серьезную ошибку. 17 июля уже близилось к концу, но, поскольку шеф БИУ с раннего утра не покидал своего кабинета, пышные торжества по случаю общеглобалийского праздника прошли мимо него. Хотя в Глобалии ежедневно отмечались какие-то памятные даты, этот праздник был особый, главный, своего рода праздник праздников. Учредили его в честь открытия первой действенной вакцины против болезни Альцгеймера.

Было решено, что это событие как нельзя лучше подходит для того, чтобы символизировать начало новой эры. Появление вакцины позволило окончательно опровергнуть абсурдный миф о прекрасной юности и открыло почти безграничные возможности перед людьми с большим будущим.

Всем гражданам без исключения вменялось в обязанность отмечать 17 июля. Тем самым глобалийцы получали прекрасную возможность отдать должное таким безусловным ценностям, как зрелость и опыт. Кроме всего прочего, это был и удачный способ профилактики. Забывшие отпраздновать эту памятную дату немедленно вызывались на тщательное обследование и в обязательном порядке проходили ревакцинацию.

Часы показывали без десяти двенадцать. Таким обратом, у Гленна оставалось всего десять минут для того, чтобы отправить по специальному номеру стандартное сообщение: «Браво, Хуонг, Митчелл и Штрох!» Это были фамилии трех ученых, разработавших вакцину.

Несмотря на то что он занимал высокий пост в Социальной безопасности, возглавлял БИУ и его только что срочно вызвал к себе генерал Сизоэс, Гленн так же подлежал контролю, как и простые граждане.

Он быстро напечатал и отправил нужное сообщение, а потом пустился в долгий путь по подземным коридорам, торопясь поскорее явиться в кабинет шефа.

Вид у генерала был помятый, как у человека, который не спит уже несколько ночей подряд. Своего подчиненного он встретил глухим ворчанием.

— Садитесь, — пробурчал Сизоэс.

Гленн прекрасно понимал, что генерал потребовал его незамедлительно явиться вовсе не затем, чтобы поболтать о состоянии пушек для разгона облаков (это выражение пришло на смену старинному «поболтать о погоде»). Наверняка Сизоэс собирался сообщить ему нечто очень важное. Однако шеф БИУ прекрасно знал, что генерал никогда не торопится высказать напрямую то, что хочет донести до своих подчиненных.

— Ну, что там насчет девушки?

— Как я вам уже говорил, господин генерал, она пересекла границу в Парамарибо...

— Устаревшая информация. Есть у вас что-нибудь посвежее?

— С тех пор как она оказалась у Тертуллиана, мы не получали о ней никаких сведений. Все контакты идут через Патрика...

При упоминании о Патрике Сизоэс с недовольным видом покачал головой. А потом, проведя рукой по глазам, спросил:

— Что-нибудь еще?

— Да, насчет «Уолдена». Хотя нас просили не вмешиваться (Гленн тактично использовал неопределенную форму, чтобы не называть имени Патрика), я все-таки усилил наблюдение.

— Вы поступили правильно, Гленн. Так что там?

— Я только что получил отчет. Прежде чем уехать в Лос-Анджелес, Пужолс, этот бывший журналист...

— Да, знаю, знаю, — нетерпеливо прервал Сизоэс.

— Так вот, в течение нескольких дней перед его отъездом в ассоциации побывало на удивление много читателей. В том числе самые необычные персонажи...

— А что прослушки?

— Ничего не дали. Как вам известно, эти люди общаются друг другом с помощью своих мерзких бумажек. Говорят они мало.

Генерал еле сдержался, чтобы не выругаться. У него всегда портилось настроение, когда он слышал об этой шайке книжных червей.

— Однако, — продолжил Гленн, всем своим видом показывая, что его так просто не проведешь, — мы смогли идентифицировать всех посетителей. Все эти дни в «Уолдене» околачивался далеко не кто попало. Все это очень интересные в профессиональном отношении люди.

— В каком смысле интересные?

— Имеющие доступ к секретным сведениям. Они могут многое знать о Глобалии, о ее слабых сторонах. Кроме того, у этих людей извращенный склад ума. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Вы полагаете, они могли передать этому Пужолсу какие-то секретные документы?

— Пока мне известно только, что он увез с собой чемодан, набитый бумагами.

— А вы что, не могли перехватить этот чемодан, сделать копии, черт побери!

Сизоэс и так уже готов был взорваться, но ответ Гленна окончательно вывел его из себя.

—Я думал, эту операцию возглавляет Патрик...

В кабинете генерала, расположенном в тщательно охраняемом подземном помещении, не было окон. Одну из стен целиком занимал огромный экран с виртуальным аквариумом. Сизоэс поднялся, не в силах скрыть раздражение, подошел к экрану и встал напротив пятнистого групера, который пристально смотрел на него, медленно шевеля челюстями.

— И как долго мы с вами будем позволять ему руководить операцией? — обернулся Сизоэс, багровый от гнева. — Я вас спрашиваю! — угрожающе прокричал он.

Гленн промямлил что-то в ответ, но генерал его не слушал. Он думал о чем-то своем. Видно было, что его мысли беспрестанно крутятся вокруг одного и того же вопроса.

— Вся операция «Новый Враг» с самого начала выглядела необычно и подозрительно. А теперь еще эта девушка... Мы позволили ей таскаться в «Уолден», якшаться с каким-то маргиналом... Патрик сам, как мы подозреваем, помог ей пробраться в антизоны. И куда он ее отправляет? К тому самому Тертуллиану, которого мы бомбили по его же просьбе, потому что тот переслал какое-то несчастное сообщение! А вы все это время хлопали ушами. Говорили, что у Патрика должны быть свои причины...

— Я предполагал...

— Вот именно! Вы только и делали, что предполагали! Это у вас отлично получается! Когда вы узнали, что девушка у Тертуллиана, то наверняка предположили , что дело для нее кончится плохо, да?

— Действительно...

— Вы предполагали , что здесь имеет место хитрый план: мафиози ухлопает девчонку, и Новый Враг разъярится, начнет буйствовать, захочет отомстить и пустится во все тяжкие. Как вы сами изволили выразиться, это будет «пусковой механизм» для Нового Врага, последний удар, который наконец приведет его в действие. Правильно я понимаю?

Не желая ни возражать, ни соглашаться, Гленн с неожиданным интересом принялся рассматривать свои ногти. Он ожидал продолжения.

— И вы заранее радовались, что все это скоро кончится. Вы предполагали , что скоро мы наконец получим подходящего лидера для этих идиотов бунтарей, чтобы они, по-прежнему не представляя серьезной опасности, сделались хоть на что-то похожи. Короче говоря, идеальный исход.

Сизоэс снова прошел мимо аквариума. Вне себя от злости, он готов был двинуть виртуального групера кулаком в челюсть, но тот загодя благоразумно ретировался.

— Позвольте вам сообщить, — язвительно объявил генерал, — что ваши предположения не оправдались. На самом деле картина вырисовывается совсем другая. Во-первых, из того, что вы только что сказали, следует, что ваша подопечная не просто беспрепятственно пробралась в антизоны, а еще и прихватила с собой кое-какие документы, судя по всему повышенной секретности.

Гленн хотел было вмешаться, но начальник одним взглядом пригвоздил его к месту.

— Конечно, все это было бы совсем не так уж страшно, если бы ваша драгоценная птичка окончила свои дни где-нибудь в подземельях у Тертуллиана. Как вы думаете?

Генерал коварно дал своему подчиненному время согласиться, но едва тот успел высказаться, как Сизоэс, со всей силы ударив по дверному косяку, проорал:

— Ничего подобного! Представьте себе! Патрик, который, как вы очень точно отметили, руководит нами, добивается вовсе не этого! Дело принимает совсем другой оборот.

Вернувшись к своему столу, Сизоэс схватил мобильный, с жутковатой улыбкой нажал на кнопку, и аквариум в одну секунду исчез. Вместо него на голубом фоне экрана высветилось сообщение. Начиналось оно с целой вереницы шифров, кодов и технических данных, но генерал сразу же разъяснил, о чем речь.

— Это Тертуллиан шлет сигнал о помощи. Наш друг Патрик его, попросту говоря, бросил на произвол судьбы. Причем от имени всех нас, ни с кем не посоветовавшись. Теперь-то вы поняли?

Гленн изо всех сил старался разобрать сообщение, переданное с явными ошибками, как и вся корреспонденция, приходившая из антизон. Чтобы помешать ему, Сизоэс встал прямо перед ним, загородив экран широким торсом.

— Слушайте меня внимательно, Гленн, — медленно произнес он. — Предполагать тут больше нечего. Операция «Новый Враг» с самого начала была задумана вовсе не для блага нашей страны. Эта гнусная провокация преследует одну цель: уничтожить Глобалию.

— Вот мерзавец, — отозвался Гленн, покачивая головой.

— Вы о ком?

— Как о ком? О Патрике.

Сизоэс нетерпеливо пожал плечами.

— Оставьте Патрика в покое.

А потом добавил, глядя куда-то в пространство:

— Речь здесь не о нем.

Двое мужчин переглянулись, не говоря ни слова. Своим молчанием Сизоэс вынуждал шефа БИУ сделать еще одно, поистине нечеловеческое усилие. В сознании Гленна, как и в сознании всякого глобалийца, жил строжайший, непреодолимый запрет. Но в этой критической ситуации ему в конце концов пришлось перебороть внутреннее сопротивление и представить себе нечто невозможное.

— Альтман? — прошептал он.

Это имя прозвучало так тихо, что различить его можно было лишь по движению губ.

Альтмана и тот узкий круг, к которому он принадлежал, отделяла от простых смертных невидимая граница, которую никто не дерзал переступить. Подозревать его в измене означало посягнуть на святая святых. Теперь Гленну стало ясно, почему Сизоэс старался как можно дольше не вмешиваться в это дело, несмотря на все сомнения, подозрения, а теперь, возможно, и доказательства. Температура в кабинете не изменилась, но шеф БИУ ощутил неприятный холодок вокруг шеи.

— Не знаю, о чем вы сейчас думаете, — произнес генерал, — отмечу лишь, что впервые в жизни ваши мысли движутся в интересном направлении.

Тут он резко сменил тему и перешел к практическим вопросам.

— Надо ответить Тертуллиану, — сказал Сизоэс, поворачиваясь к экрану, где все еще висело сообщение мафиози.

— Который час? — громко спросил Гленн, радуясь возможности вернуться к своей привычной роли.

— Половина первого.

— Во сколько должен начаться штурм?

— Сообщение отправлено в одиннадцать тридцать. Там сказано: «Они перейдут в наступление на исходе ночи».

— В таком случае, — заторопился Гленн, — у нас есть время привести армию в боевую готовность. Трех вертолетов будет достаточно, чтобы сбросить пару бомб и деморализовать весь этот сброд. Меньше чем через четверть часа...

Он схватил свой мобильный, собираясь немедленно поднять на ноги генеральный штаб. Сизоэс жестом остановил его.

— Не думаю, что это самое лучшее решение, — сказал он.

Гленн знал, что, когда генерал вот так смотрит прямо перед собой, он погружен в размышления, а если к тому же на губах у него играет едва заметная усмешка, это значит, что ему в голову пришла хорошая мысль.

* * *

БИТВА БЫЛА КОРОТКОЙ. Исход ее решился внутри самого мафиозного квартала еще задолго до того, как бунтари начали штурм. Уставшие стоять на страже без отдыха и сна, люди Тертуллиана оказались зажаты между многочисленной вражеской армией и исполненным ненависти народом, а потому возлагали все свои надежды только на вмешательство извне. Действительно, около трех часов утра с неба донеслось гудение моторов, но долгожданные вертолеты так и не приблизились к городу. Что было еще хуже, от самого Тертуллиана не поступало никаких приказов. Судя по всему, мафиозный главарь заперся в своем дворце, и никто не решался его потревожить. Первыми, надеясь укрыться в городе, покинули свой пост два юных простачка, которым поручили охранять Анрика и Кейт. Так что пленникам не стоило особого труда взломать замок и сбежать по примеру своих охранников.

На рассвете несчастные мафиози, которые еще несли дозор на крепостных стенах, дрожали от холода и страха. Они заранее чувствовали себя побежденными и мечтали поскорее сдаться на милость победителей. Словно почувствовав это, жители города набросились на них чуть ли не с голыми руками и бесшумно повязали.

Таким образом, бунтари, успев дать всего несколько предупредительных выстрелов, к своему несказанному удивлению увидели, как ворота города распахнулись изнутри. Сперва они подумали, что это ловушка. Но когда над стенами взвился белый флаг, все прекратили огонь. Воцарилась тревожная тишина. Тут навстречу войску, размахивая руками, вышла женщина. За ней последовали две другие. Тогда нападавшие опустили оружие, встали и вышли из своих укрытий. Весь народ хлынул к ним навстречу, бурно жестикулируя и поздравляя друг друга с победой.

А в это время на другом конце города те, кто вслед за Еленой и Анриком вошли через потайную дверь, продвигались по пустынным улицам в сторону центра. Издалека до них долетали возгласы толпы, но, не зная о том, что произошло, они шли очень осторожно, прижимаясь к стенам и опасаясь угодить в какую-нибудь ловушку. Но никто и не думал оказывать сопротивление. Бунтари поняли это, когда поднялись на крепостную стену. На полу лежали четверо связанных охранников с кляпами во рту. Они извивались, мыча что-то нечленораздельное. Чуть поодаль отряд обнаружил еще несколько мафиози. Все они были в таком же состоянии. Добежав до главной дороги, ведущей к городским воротам, бунтари увидели, что вся охрана тоже выведена из строя. Елена приказала развязать кого-то одного и привести к ней на допрос.

— Где Тертуллиан? — спросила она.

— Если бы я знал...

— Не лги! — прикрикнула на него Елена.

Несчастный пленник с жалостным видом потирал затекшие запястья.

— Мы его не видели с самого вечера. Под угро двое наших не выдержали и зашли к нему в комнату.

— И что?

— Короче говоря, он исчез, — грустно сообщил мафиози.

Услышав это признание, Анрик издал отчаянный вопль и бросился бежать по направлению к главному кварталу, увлекая всех за собой.

— Мой чемодан! — повторял он, вращая выкаченными глазами.

Перепрыгивая через ступеньки, Анрик взобрался по лестнице, ворвался в обезлюдевший двор и поднялся на самый верх донжона. Никто не знал, что он ищет, но каталонец был настолько взволнован, что все бросились за ним следом. В спальне Тертуллиана сундуки были перевернуты вверх дном, вытряхнутые из них вещи в полном беспорядке валялись на полу. Посреди комнаты остались брошены два открытых чемодана, уже наполовину заполненные. Из распахнутых настежь шкафов вывалились десятки пар обуви. Но самого мафиози и след простыл.

Новость о его побеге мгновенно распространилась по всему городу. Бьши обысканы самые дальние закоулки и все подъезды к городу. Тертуллиан действительно исчез. Единственное, что удалось обнаружить бунтарям, — это подземный ход, расположенный неподалеку от донжона. Двое воинов, вооружившись факелами, спустились туда, желая выяснить, куда он ведет. Они вернулись час спустя и сообщили, что туннель обрывается далеко на западе, среди полей.

Тем временем Анрик продолжал разыскивать свой чемодан. А поскольку поиски ни к чему не приводили, он известил о своей пропаже добрую половину города. В конце концов к нему явился мальчик лет двенадцати, который одним из первых побывал во дворце после того, как мафиози потерпели поражение. Ребенка привел отец, заставив отдать законному владельцу тот самый чемодан. Анрик бросился к своему сокровищу, приоткрыл и со слезами радости на глазах убедился, что огромная кипа бумаг на месте. Юный воришка стоял рядом с жалостным видом, низко опустив голову. Анрик подошел к нему и похлопал по плечу.

— Когда-нибудь, — торжественно провозгласил он, — ты сможешь сказать, что антизоны были спасены благодаря тебе.

Засим он схватил свой бесценный чемодан и направился к лагерю бунтарей.

А в это время на другом конце города Байкал в поисках Кейт с трудом пробирался сквозь шумную толпу горожан, праздновавших свое освобождение. Никто из тех, кого он расспрашивал по пути, не встречал ее, и, судя по всему, это мало кого волновало. На улочках царило безудержное веселье. Несколько подвыпивших субъектов расхохоталось Байкалу в лицо с криком: «Если тебе нужна девушка, их у нас тут пруд пруди! И одна другой сговорчивее!»

Обходя город по крепостной стене, Байкал вдруг заметил внизу, недалеко от построек, выходивших на двор Тертуллиана, какое-то странное скопление народа. Он перегнулся через ограду, чтобы посмотреть, что там происходит. Несколько бунтарей суетилось вокруг распростертого на земле тела. Байкал мгновенно похолодел от ужаса. Неужели мафиози, перед тем как скрыться, успел-таки выбросить заложников в окно? Юноша ничего не мог расслышать, кроме криков веселящейся по всему городу толпы. Внезапно в одном из стоявших внизу бунтарей он узнал Говарда и окликнул его, приложив ладони ко рту на манер рупора. Когда Еленин брат поднял голову и заметил юношу, то сделал ему знак спуститься. Расталкивая всех на своем пути, Байкал добежал до главных ворот и быстро оказался у подножия стены. Тяжело дыша, он чуть ли не бегом бросился к тому месту, где лежало тело.

При виде Байкала Говард вышел из толпы и направился к нему навстречу, взял за руку и отвел в сторону.

— Подождите немного, — пробормотал он, — сначала я должен вам объяснить... Мы уже успели разобраться, как все произошло.

В этой части стены был выступ, нечто вроде небольшой башенки или пристроенного редута со множеством бойниц. Байкал не заметил его раньше.

— Помните, — начал Говард, — когда мы отдали приказ к наступлению? Мы поручили Елене наблюдать за потайным выходом из города, а потом проникнуть через него, чтобы освободить заложников...

— Да.

— Ваш друг, этот виллан, который вас повсюду сопровождает...

— Фрезер.

— Да, именно. Помните, Фрезер тогда взял слово?

— Он сказал, что не согласен, потому что у отряда, атакующего с тыла, не будет никаких шансов вовремя поспеть к пленникам.

— И никто его не послушал.

Байкал побледнел. Он уже догадался, что случилось.

— Потом начался штурм, и Фрезер куда-то исчез, так ведь? — сказал Говард.

Действительно, с самого начала сражения Фрезера нигде не было видно, но Байкал тогда думал только о том, как бы поскорее найти Кейт, и не обратил никакого внимания на его отсутствие.

— Фрезер, похоже, хорошо знал Тертуллиана и неплохо ориентировался в его крепости, — предположил Говард, обводя взглядом стену. — Наверняка он знал о существовании этой башни.

Кивком головы бунтарь указал на две бойницы на самом верху.

— Видите те два окна? Там расположены камеры, в которых держали ваших друзей. Стена с этой стороны сильно пострадала от ветра и непогоды, стала неровной, камни в кладке расшатались. Цепляясь за них, можно легко взобраться наверх.

Теперь Байкал понял. Он переводил взгляд с окон на подножие стены, подмечая выступы, по которым вскарабкался Фрезер.

Значит, его друг попытался в одиночку освободить заложников. Байкал теперь горько упрекал себя за то, что не заметил, как тот уходит, и не удержал его.

— Судя по всему, они заметили его, когда он уже почти добрался до левого окна, — печально проговорил Говард. — Ставни остались открытыми, одна плитка отбита. Похоже, — продолжил он, — ваш друг забрался туда незадолго до начала сражения. Окажись он здесь всего несколькими минутами позже, он бы уже никого не застал.

Потом Говард добавил:

— В него стреляли всего один раз, но пуля попала прямо в голову.

Байкал молча смотрел сквозь суетившуюся внизу толпу, пытаясь представить себе, как тело Фрезера срывается и летит на землю. Он уже готов был подойти поближе, чтобы склониться над останками, когда кто-то громко окликнул его. Это была Елена, взволнованная и растрепанная, как никогда. Рядом с ней стоял сияющий Анрик.

— Я вас повсюду разыскиваю! Вы уже видели Кейт?

Нет, он ее еще не видел. И как было признаться, что в тот миг он даже забыл, что искал ее? Сердце Байкала сжалось от боли, измученное резкими скачками от одного сильного чувства к другому, похожими на колебания гигантского маятника.

— Где она? — вскричал юноша.

— Здесь вы ее не найдете. Она ждет вас на другом конце города. Идемте, я вас отведу.

Байкал взглянул в ту сторону, где лежало бездыханное тело Фрезера. Увы, спасти друга он не успел, что же до последних почестей, то их можно было воздать и позже.

— Пожалуйста, пока не хороните его, — сказал юноша Говарду. — Пусть тело положат в гроб и подержат в укромном месте до моего возвращения.

Подойдя к Елене и Анрику, Байкал с удивлением заметил, что они держатся за руки. Разница в росте и весе, равно как и плохо сочетающиеся друг с другом костюмы, невольно вызывали улыбку. Пестрая толпа хохотом приветствовала зарождение этой новой любви, неправдоподобной, как всякое чудо. Взаимная страсть явственно читалась в глазах обоих и напомнила Байкалу о его собственных чувствах, которые на мгновение заслонила смерть Фрезера: он наконец-то шел навстречу своей возлюбленной.

* * *

ПОКА ШЕЛ ШТУРМ, Кейт не выходила из своего укрытия под арками. При желании она сама могла бы сама поучаствовать в битве. Бунтарь, которому поручили охранять ее, сгорал от нетерпения, мечтая броситься в бой. Девушка уговорила его уйти и оставить ее одну.

Очень скоро ей предстояло вновь увидеть Байкала. Это событие, о котором она так долго мечтала, теперь вдруг казалось пугающим. Каким он стал? Не забыл ли ее? Не изменился ли, примкнув к этим странным людям, которые, как Кейт только что узнала, именовали себя бунтарями? Вдруг в этом новом мире, где Байкал, судя по всему, вполне успел освоиться, он встретил другую женщину, более подходящую ему в его новом положении?

Над загаженными полями, простиравшимися вокруг крепостных стен, взошла заря. Среди руин, в окружении высоких колосьев Кейт чувствовала себя совершенно потерянной и несчастной. Ею завладел безумный страх. Она вскочила, охваченная внезапным, безотчетным желанием бежать.

А в это время Байкал уже приближался к тому месту, которое Елена указала ему издалека, не желая сопровождать его дальше. Юноша тоже был весь во власти сомнений. Он и Кейт пришли сюда разными, можно сказать, противоположными путями. Кейт ввязалась в эту историю, потому что любила Байкала и хотела быть рядом, не понимая по-настоящему, что именно кажется ему таким невыносимым в привычном для нее мире. Но постепенно борьба, которую она вела уже без него, в «Уолдене», у Марты, в Парамарибо, изменила ее, и у Кейт появились свои причины покинуть Глобалию. Девушка убедилась не только в том, что такой побег возможен, но и в том, что не может спокойно мириться с тем, что творится вокруг.

Что же до Байкала, то он просто повиновался инстинкту, толкавшему его на побег из Глобалии, движимый своего рода атавизмом свободы, сохранившимся где-то в самой глубине его существа. Потом Кейт постепенно стала занимать все больше и больше места в его душе. Страх никогда больше ее не увидеть и безумное желание найти ее пришли на смену всем другим, куда более абстрактным соображениям, лежавшим в основе его поступков. И вот теперь он опасался, что настоящая Кейт будет сильно отличаться от того образа, который он создал из своих воспоминаний.

Итак, они оба были растеряны и боялись, что встретят не того, о ком мечтали, а совсем другого человека.

Они увидели друг друга издалека, уловив знакомые черты в едва различимых плоских силуэтах. Потом они медленно приблизились друг к другу, не произнося ни слова.

К счастью, когда мы вновь обретаем любимое существо, перед нами возникает нечто большее, чем просто ожившее воспоминание. К нам возвращается живой человек с присущим только ему ароматом, со своей особой мимикой и голосом. Он в один миг являет нам всего себя: и то, что мы о нем помнили, и то, о чем успели забыть. Так случилось и на этот раз: при виде Байкала Кейт охватило то же самое желание целовать и кусать его в губы, которое она испытала, едва переступив порог зала для трекинга. Но заметила она и новое: странный наряд любимого и отпечатавшиеся на его лице едва заметные следы всего того, что он пережил за это время и о чем она так хотела узнать. А Байкал, увидев Кейт, подумал, что если раньше он знал ее еще бутоном, то теперь перед ним предстал распустившийся цветок. Это была ее кожа, усеянная черными жемчужинами, ее огромные глаза, ее улыбка. Но все эти черты, не изменившись сами по себе, составляли некое новое целое. На смену застенчивости, осторожности и бездумности пришли отвага, сила и ясность мысли, которые Байкал, как ему казалось, всегда предчувствовал в ней.

Когда они оказались уже совсем близко, первыми потянулись навстречу друг другу их руки, словно верша некий ритуал, подготавливая военный парад или штурм.

Потом соприкоснулись их лица, и влюбленные слились в поцелуе, вновь припав к заповедному источнику, чтобы ощутить щемящую близость, которая когда-то стала причиной всего.

Их поцелуй длился долго. Казалось, только так они могли удержать на расстоянии все, что творилось вокруг. Но чувство, что они одни в целом мире, длилось всего несколько хрупких мгновений. Вокруг шатались шумные компании подвыпивших горожан. Заприметив вдалеке юношу и девушку, некоторые уже начали отпускать в их сторону скабрезные шуточки. Уединение влюбленных, укрывшихся под полуразрушенными сводами, бестактно нарушал и зловонный дым костра, пропахший жженой резиной и растопленным жиром.

Байкал резко выпрямился и огляделся вокруг взглядом человека, который только что очнулся от глубокого сна.

Юноша содрогнулся от отвращения. Они с Кейт стояли посреди развалин. Металлические каркасы, лужи мазута на земле, жалкие защитные сооружения, построенные из разношерстных подручных материалов, загаженные поля — от всего этого веяло распадом и смертью. Трагизм человеческой жизни предстал перед Байкалом во всей своей неприкрытой жестокости: нельзя было жить в Глобалии, не погубив свою душу, но взамен можно было обрести хотя бы комфорт, красивые вещи, уютную и удобную жизнь. Всякого же, кто решался восстать против этого гнусного договора, изгоняли в эти бесприютные земли, где расплатой за человеческое достоинство служили уродство, телесные немощи, грязь и страдания.

И в этот ад он увлек за собой свою любимую.

Повернувшись спиной к городу, Байкал взял Кейт за руку и укрылся с ней в маленьком дворике, окруженном полуразрушенными стенами и диким кустарником. Место это выглядело так же безрадостно, как и вся округа, но, по крайней мере, там их не должны были увидеть шатавшиеся повсюду пьяные горожане. На земле в беспорядке валялись ржавые картеры и другие детали автомобильных моторов. Байкал уселся на широкую каменную плиту, лежавшую у подножия одной из стен, так что получилось нечто вроде скамейки, и притянул к себе Кейт. Юноша был совершенно подавлен.

Он никогда раньше не предполагал, что его может охватить подобное смятение. Оттого что он наконец обрел Кейт, его переполняло какое-то горькое счастье, но Байкал чувствовал себя словно усталый путник, припавший губами к отравленному источнику. Вопреки всем его страхам, причиной разочарования стала вовсе не Кейт. Просто он был настолько счастлив снова видеть ее, что, по контрасту, их нынешнее положение показалось ему особенно безнадежным.

Все вокруг было полно неясностей, тайн и угроз.

Почему Социальная безопасность вдруг отпустила Кейт, хотя сначала ей не позволили к нему присоединиться? Байкал не мог допустить и мысли, что его возлюбленная могла предать его. Он безгранично, всем сердцем доверял ей. Но тогда почему же ей дали уйти? Ведь не было ни малейшего сомнения, что сама по себе она никогда бы не смогла ускользнуть от бдительного ока глобалийских спецслужб. Над всем этим витала тень Рона Альтмана. Какие тайные цели преследовал этот человек? Байкал этого не знал, но не сомневался, что за столь щедрым подарком должна скрываться хитрая ловушка.

Почему глобалийцы бросили Тертуллиана на произвол судьбы? Что означала слишком легкая победа, которую они подарили бунтарям? В любом случае, те никак не могли оставить за собой столь заметный и важный в стратегическом отношении пункт, как город Тертуллиана. Им ничего не оставалось, как спешно покинуть это место и снова рассеяться по бесприютным пустынным землям антизон. И такое вот будущее, полное скитаний, опасностей и лишений, Кейт вынуждена будет разделить с ним...

Девушка прервала его горькие размышления новым поцелуем. А потом, прижавшись к нему, спросила:

— Любимый, почему ты вдруг так помрачнел?

Он пожал плечами, и на лице его появилось знакомое ей упрямое, почти свирепое выражение, которое она так любила.

— Я думаю о том, что с нами станется, — раздраженно отозвался он.

— Что с нами станется? — переспросила она, широко открыв большие глаза. — Ты хочешь сказать, потом?

— Потом, завтра, всегда.

Она взглянула ему прямо в лицо и погладила по щеке.

— Ты совсем не изменился, — мягко сказала девушка. — Я уже один раз потеряла тебя, когда ты отправился искать какой-то другой мир. А теперь, стоило мне наконец найти тебя, ты опять стремишься куда-то еще.

Байкал, казалось, немного обиделся. С тех пор как он возглавил войско бунтарей, юноша выглядел взрослее, чем раньше, но оттого его детские жесты еще сильнее бросались в глаза.

— Неужели ты до сих пор не научился радоваться тому, что происходит здесь и сейчас? — добавила Кейт с улыбкой, умело пользуясь своим преимуществом.

— Здесь? — спросил он, пожав плечами, и обвел взглядом окружавшую их унылую картину.

— Да, здесь, — уверенно ответила она, не сводя с него глаз.

Тут голос девушки дрогнул, невольно выдавая охватившее ее желание, которое от этого стало еще сильнее. Кейт сняла свою тунику и бросила на землю. Не успел Байкал пошевелиться, как девушка уже с нежной настойчивостью протягивала к нему руки. Ее тонкие пальцы начали развязывать узлы на его камзоле. Но то были настоящие бунтарские доспехи, крепко сшитые и сложно скроенные. Смеясь, юноша и девушка в четыре руки принялись сражаться с застежкой, но тщетно. В конце концов Байкал просто стянул камзол через голову.

Тогда Кейт легла на разогретую утренним солнцем каменную скамью и привлекла к себе Байкала.

— Да, — повторила она. — Здесь и сейчас.

 

Глава 4

В ГУСТЫХ ЛЕСАХ на севере Моравии, на одном из отрогов Судетских гор высился огромный стеклянный купол, непонятно зачем возведенный в такой глуши. Внешне это выглядело как обычная безопасная зона, с той только разницей, что на ней располагалось всего одно здание: Вузовский замок с примыкающим к нему парком. Впрочем, это никого не удивляло, поскольку, если не считать сторожей замка и другой прислуги, местность вокруг была необитаема. Что же до посетителей, то их туда, как правило, не пускали.

Меланхолия и ожидание царили в этих краях. Однако все здесь было готово ожить в любую минуту: застеленные льняными простынями постели поджидали гостей, кухня, облицованная голубой фаянсовой плиткой, ломилась от припасов, в высоких каминах лежали сухие поленья — самое настоящее дерево, а не какой-нибудь экологически чистый заменитель, — готовые весело запылать, стоит лишь чиркнуть спичкой.

Только один человек был властен своим присутствием вдохнуть жизнь в этот замок. И человек этот звался Рон Альтман. Будучи единственным законным владельцем, он все же редко наведывался в Вузовский замок. А едва он появлялся на пороге, за какой-то час средневековая махина оживала, стряхивала с себя дремоту и оцепенение, заполняясь теплом и светом. В тот вечер Альтман особенно торопил слуг, принимая во внимание большое число и высокий ранг тех, кто должен был пожаловать к нему в гости. Сам же хозяин восседал в высоком кресле с кривыми ножками и ждал. Прислушиваясь к мягкой поступи суетящейся по всему дому прислуги, он улыбался. Альтман нисколько не сомневался, что замок будет вовремя готов к приему высоких гостей.

Когда, много раньше условленного часа, в просторный двор, вымощенный черными каменными плитами, въехала первая машина, ожившее старинное здание сияло бесчисленными огнями, словно никогда и не погружалось в сон.

Загорелый как обычно, Патрик вышел из спортивного автомобиля, предоставив прислуге поставить машину в гараж. На сей раз он сменил свою калифорнийскую рубашку на более приличествующий столь торжественному случаю костюм, светлый, но строгого, элегантного покроя. В руке Патрик нес большой кожаный чемодан. Гость по широким каменным ступеням поднялся к входу в замок и прошел через караульное помещение. Когда кто-то из слуг вызвался поднести его чемодан, Патрик категорически отказался. Трое прислужников, суетившихся вокруг огромной люстры со свечами, которую они спустили с потолка на веревке, жестом указали гостю на галерею со сводом, украшенным лепниной. И вот наконец, поднявшись по монументальной лестнице с потертыми ступенями и пройдя через переднюю, увешанную старинными гобеленами, Патрик оказался в библиотеке, где его ждал дядя.

— Входи! — приказал Рон Альтман.

По своим размерам библиотека больше всего напоминала гигантский вестибюль невероятной длины. Метрах в десяти от пола помещение опоясывала галерея с коваными перилами. Стены были покрыты деревянными панелями с барочной резьбой, так что Альтмана едва удавалось разглядеть посреди этого буйства позолоченных завитков.

Патрик двинулся навстречу дяде. Как он ни старался ступать бесшумно, его каблуки гулко стучали о начищенный паркет с узором из звезд.

Альтман сделал ему знак сесть в жесткое кресло, стоявшее напротив.

— Они появятся здесь с минуты на минуту, — прошептал старик, бросив взгляд на свои карманные часы. — Все готово?

— Нет, дядя, я уже говорил вам, когда вы звонили. Будь у нас в запасе еще пара дней...

Но Рон Альтман нетерпеливым жестом прервал его.

— Знаю, знаю... У нас нет выбора. Если бы я не созвал это собрание прямо сейчас, противник напал бы первым, и тогда...

Он развел руками, как будто уронил на пол воображаемое блюдо.

— Вам виднее, — отозвался Патрик.

А поскольку Альтман снова посмотрел на часы, добавил с улыбкой:

— Вы прямо места себе не находите. Я вас таким никогда раньше не видел.

— Что же тут удивительного? В конце концов, близится решающая схватка, момент истины, так сказать. Конечно, я волнуюсь, и от этого, кстати, чувствую себя намного моложе.

Двое стенных часов с разницей в полсекунды пробили семь.

— Вот и они! — вскричал Альтман.

Он одернул рукава и выпрямился на стуле.

— Поставь чемодан где-нибудь поблизости, — сказал старик, — чтобы никто не сунул туда нос.

В это время из караульного помещения донесся шум голосов. Потом голоса послышались уже на лестнице.

Наконец двустворчатая дверь распахнулась и перед Патриком и его дядей предстало весьма любопытное зрелище. Крошечный старичок, облаченный в костюм-тройку из серой фланели, возник на пороге, сидя на скрещенных руках своих охранников, которые образовали нечто вроде портшеза. Он размахивал тростью с серебряным набалдашником и громко вопил. Нисколько не постеснявшись, старикашка стукнул по голове одного из великанов, требуя, чтобы его спустили на пол.

— Знаешь, что, Рон! — проверещал он, семеня по направлению к Альтману, — никогда больше не соглашусь, чтобы тебе доверили организовывать наш сбор! Мало того что ты выбрал какой-то дурацкий замок, так здесь, оказывается, нет ни скоростных эскалаторов, ни даже одного разнесчастного лифта! Это уж ни в какие ворота!

— Хорошая лестница — лучший способ сохранить здоровье.

— Мое здоровье — это мое личное дело. Спасибо, конечно, за заботу, но я и сам неплохо справляюсь. Не забывай, что я на семьдесят лет старше тебя.

— Тогда тебе наверняка будет приятно познакомиться с моим племянником Патриком. Он как раз на семьдесят лет младше меня.

Гость скользнул по Патрику безучастным взглядом.

— Патрик, — сказал Рон Альтман, — познакомься с Гасом Фаулером. Все, что едят в Глобалии, — его рук дело. Ему принадлежит все: от агрохимической промышленности до мелких ресторанчиков. Трудно поверить, как такое крошечное существо может быть столь прожорливым.

Гас пожал плечами, поправил завязанный бантом галстук под круглым воротничком и плюхнулся в огромное кресло, еще более красное, чем он сам.

А на пороге уже стояли двое новых гостей, так что Фаулер был на время забыт. Первым из них оказался долговязый господин, одетый с истинно британской элегантностью. Волосы его были тщательно зачесаны назад, а туфли из настоящей кожи начищены столь безупречно* что в них можно было смотреться, как в зеркало. Но внутри этой ухоженной оболочки болталось нечто невероятно тощее, какой-то живой скелет с головой, напоминавшей обнаженный череп. Гость не раскрыл рта, наверняка опасаясь потерять вставную челюсть, которая явственно выдавалась под тонкими губами.

— Приветствую тебя, Алек, — обратился к нему Альтман.

Патрик сразу же узнал Алека Наймса, короля банковского и страхового бизнеса, который был частым гостем на телеэкранах. На любые вопросы он обычно отвечал двусмысленным хмыканьем, вызывавшим настоящую панику на всех мировых биржах.

За ним вошел старик с азиатскими чертами лица. Пальцы его были унизаны изумрудными кольцами. При виде нового гостя Рон Альтман едва заметно отпрянул, но тут же овладел собой и пожал руку, которую тот протянул ему с таинственной улыбкой. Потом вновь прибывший обменялся рукопожатием с Патриком, буркнув просто: «Муниро». Никаких разъяснений и не требовалось. Это имя красовалось на большинстве глобалий-ских автомобилей, и было известно, что Муниро принадлежат практически все марки машин. Легковые автомобили, автобусы, строительный и военный транспорт — словом, любые самодвижущиеся аппараты, вплоть до автоматических фабричных станков, производились фирмами, которые так или иначе контролировались его группой. Легенда гласила, что он начал свою карьеру простым рабочим. С тех незапамятных времен у него осталась привычка то и дело зачесывать назад свои черные волосы. Пользовался он старой расческой, которую резким жестом извлекал из заднего кармана брюк.

Тем временем, запыхавшись, в зал вошла первая женщина.

— Это он нарочно, чтобы поиздеваться над всеми нами! — прокричала она, вся в мыле после восхождения на лестницу.

— Дорогая Лори, — заторопился Альтман, — как я рад тебя видеть!

Он протянул ей обе руки, но дама высокомерно проигнорировала его.

— Ты просто негодник! — проверещала она, ковыляя к креслу.

Патрик на своем веку повидал немало людей с большим будущим, да и сам он, мягко говоря, был не слишком юн. Но таких женщин, как эта, он не встречал еще никогда. Седые с фиолетовым оттенком волосы, похожая на пергамент кожа, изрезанная множеством морщин, на которых от усилия растрескался щедрый слой пудры, руки, как у мумии, все в пигментных пятнах, — такого он действительно еще не видал.

— Лори, — вежливо обратился к ней Альтман,— познакомься, пожалуйста. Это Патрик, мой племянник.

Старуха окинула историка быстрым взглядом и недружелюбно проскрипела:

— Я его сразу заметила, как только вошла. Но раз это твой племянник, он, должно быть, такой же опасный человек, как и ты.

И отвернулась.

«Так это и есть правнучка великого Билла, знаменитая наследница группы „Минисофт”, — подумал про себя Патрик, — полновластная хозяйка империи, которая контролирует в Глобалии всю электронику, информатику, телекоммуникации и прессу!»

Лори принялась болтать с сидевшим напротив Гасом Фаулером, стараясь показать Альтману, что может быть очень мила, если того захочет.

— У меня тут случилась такая неприятность с моим клоном для замены органов! Три месяца назад мне срочно пересадили его сердце.

— По нынешним временам это не такая уж тяжелая операция, — ответил Гас. — Уж кто-кто, а я в этом разбираюсь: мне ее делали три раза.

— Дело не в этом. Я же теперь осталась без взрослого клона для замены органов!

— Всегда надо иметь в запасе не меньше четырех штук.

— У меня их как раз четыре, но они все еще в пробирке. Этот был последний взрослый. А вдруг мне понадобится новая печень, как тридцать четыре года назад, или, скажем, новая почка? Что я тогда буду делать? А тут еще этот со своими богемскими замками измывается над нами, — добавила она, кивнув в сторону Альтмана.

В это время Альтман встречал вновь прибывших. Приветливая дама, которую нисколько не портила ее полнота, тепло поздоровалась с хозяином и поцеловала его в щеку. Патрику она напомнила типичную бабушку. Как историку, ему было хорошо знаком этот давно исчезнувший типаж. Звали даму Пат Уилер. «Владелица компании SOCO-GECCO», — добавил Альтман. Эту аббревиатуру все еще продолжали часто упоминать в разговорах, но на самом деле концерн, который она обозначала, давно разделился на множество других компаний, полностью контролировавших обширнейшую строительную сферу.

Потом гости повалили валом, так что Альтман уже не успевал представить по одному, и Патрику ничего не оставалось, как прислушиваться к сыпавшимся со всех сторон именам и фамилиям. Некоторые из них были ему хорошо известны, другие мало о чем говорили. Но в одном можно было не сомневаться: все собравшиеся в замке тридцать с небольшим человек находились в весьма преклонном возрасте и обладали почти неограниченной властью в разных областях глобалийской экономики.

Однако Альтман, казалось, не был удовлетворен. Он то и дело поглядывал на дверь, словно ждал еще кого-то. Когда же наконец с сильным опозданием в зал вошел худой старик, в отличие от остальных одетый в простую серую блузу, бесформенную и немодную, Рон Альтман бросился к нему навстречу.

— Наконец-то ты приехал! Я так счастлив тебя видеть! — вскричал он, пожимая обе руки вновь прибывшего.

Тот застенчиво озирал собрание сквозь толстые стекла очков в роговой оправе.

— Дорогой друг, познакомься. Это Патрик, мой племянник.

Патрик в свою очередь пожал костлявую, прохладную руку.

— Как же тебя представить, дорогой Пол? Скажем просто, что ты единственный акционер...

Пресекая робкие возражения своего гостя, Альтман поправился:

— Хорошо, почти единственный, по сути, это же ничего не меняет. Так вот, почти единственный акционер группы KHATRA.

«Главный производитель оружия в Глобалии», — мысленно отметил про себя Патрик. То была настоящая промышленная империя, через подставных лиц скупившая все конкурирующие предприятия. При упоминании об этой компании имена владельцев никогда не назывались, и Патрик был несказанно удивлен, узнав, что за столь впечатляющим фасадом скрывается такой невзрачный, едва ли не жалкий субъект.

— Ну что, поручкался наконец со всеми? — крикнул Гас Фаулер, который прохаживался с бокалом в руке, — перейдем к делу?

— Итак, — объявил Рон Альтман с натужной веселостью, — теперь, когда мы все в сборе, давайте перейдем к столу.

Старики, уже успевшие рассесться где попало, с трудом поднялись со своих мест и заковыляли к широкому столу из светлого дуба, который по приказу Альтмана был поставлен в центре библиотеки. Освещала его хрустальная люстра со свечами, свисавшая с покрытого росписями потолка. Все расположились в расставленных вокруг стола креслах с квадратными спинками, обитых камчатым бархатом. Патрик занял место справа от дяди.

— Мало того что ты нас знакомишь со своей родней, — возмутился Гас Фаулер, — но с какой стати этот юнец садится с нами за один стол?!

— Спасибо, Гас, — вежливо отозвался Альтман. — Ты дал мне прекрасную возможность сразу перейти к делу.

Лори, желая показать свое дурное расположение духа, продолжала болтать с соседями. Она нацепила очки и стала смотреть в гигантское окно, обрамленное готической колоннадой. По ту сторону стеклянного купола над замком горы были покрыты снегом, который поблескивал при свете прожекторов.

— Как подумаю, какое сейчас солнце у меня на Багамах! Я убила целых полтора часа на дорогу, и все зачем? Чтобы смотреть на этот вот тоскливый пейзаж?

— Патрик будет нам сегодня очень полезен, — продолжил Альтман, — а потому я прошу вас позволить ему присутствовать на нашем собрании. Ему можно полностью доверять. Он работает в Социальной безопасности.

При этих словах Алек Хаймс затрясся в приступе необъяснимого смеха. К счастью, он так и не раскрыл рта, и зубы его остались на месте. Остальные что-то недовольно проворчали, но серьезных возражений не последовало.

— Благодарю вас, — сказал Рон Альтман. — А теперь, чтобы не тратить понапрасну ваше бесценное время, предлагаю обсудить повестку дня.

— Минуточку! Какой будет сегодняшняя повестка дня, решать не тебе. Для начала мы хотим задать тебе несколько вопросов.

Это был Муниро. Но поскольку он говорил почти не раскрывая рта и ни один мускул На его лице не дрогнул, многие из собравшихся вытянули шеи и стали вертеть головами, пытаясь понять, кто это взял слово.

Патрик украдкой взглянул на дядю. К своему удивлению он увидел, что от прежнего волнения не осталось и следа. Рон Альтман полностью владел собой и по своему обыкновению иронически улыбался в бороду.

— Продолжай, прошу тебя, — сказал он.

Муниро сидел, положив руки на стол. Кончиком пальца он вертел драгоценный камень на одном из своих перстней. По этому жесту можно было легко догадался, что настал его черед нервничать.

— На нашей предыдущей встрече, — начал Муниро, — ты представил нам свой проект операции «Новый Враг». Если ты помнишь, он вызвал немало споров. Многие решительно выступили против. Некоторые сочли, что не подобает кому-то из нас вовлекаться в дела подобного рода. Это никогда не приветствовалось, даже напротив.

Горящие свечи бросали желтый отблеск на веки собравшихся, придавая лицам сходство с масками.

— В конце концов, — продолжил Муниро, снова повернув одно из своих колец, — ты убедил нас, сославшись на положительные последствия для экономики.

— Экономический эффект налицо, — прервал его Альтман, в глазах которого неожиданно засверкал озорной огонек. — Получила новый импульс программа строительства защитных куполов с усиленными требованиями безопасности, очень выгодными для подрядчиков. Не так ли, Пат? Лори наверняка порадовалась множеству заказов на установку разветвленной системы прослушки в антизонах. А ты, Гас, наконец получил то, чего так давно добивался: под тем предлогом, что на полях невозможно обеспечить надлежащую безопасность: принято решение о полном упразднении естественного сельского хозяйства. Отныне вся еда будет производиться на хорошо охраняемых заводах...

— Я должен признать... — начал было Гас.

Муниро несколько раз моргнул, выражая недовольство тем, что его так бесцеремонно прервали. Потеряв терпение, он извлек свою расческу и угрожающим жестом заправил за ухо и без того расплющенную прядь. Воцарилось молчание.

— Это все мне известно! — отрезал Муниро, снова положив руки на стол. — Кое-какие экономические результаты действительно есть. Но мы не можем ограничиваться только этим вопросом.

Альтман слегка кивнул, предлагая ему продолжать.

— Этот проект преследует слишком далеко идущие цели, — отчеканил Муниро.

В тиши старинного замка молчаливые паузы производили особенно угрожающее впечатление. Все почувствовали, что сейчас пойдет речь о самом главном.

— Да, — не унимался Муниро, — возможно, в этом проекте есть свои плюсы. Но он несет в себе и большой риск. Величайший риск. Если точнее, он представляет огромную опасность для всех нас.

Альтман продолжал отмалчиваться. Патрик никак не мог взять в толк, зачем было созывать срочное собрание, чтобы терпеть все эти нападки, даже не пытаясь защититься.

— Слушайте меня внимательно, — произнес Муниро, сверля глазами своего противника, — Социальная безопасность предупреждает нас всех об угрозе.

При всей убийственной серьезности своего обвинителя, Альтман веселел на глазах. Казалось, происходящее все больше и больше забавляет его.

— А ты теперь якшаешься с Социальной безопасностью? — спросил он с улыбкой. — Раньше ты до этого не опускался.

— Совершенно верно. Только чрезвычайные обстоятельства заставили людей из Социальной безопасности обратиться ко мне.

— Сизоэс? — предположил Альтман.

— Не имеет значения.

Остальные гости мало что смыслили в этих бюрократических подробностях и не одобряли, чтобы при них упоминалось о мелочах, которые никого не интересуют.

— Для тех, кто еще не в курсе, я вкратце изложу суть дела.

По этим словам Муниро можно было догадаться, что он уже поставил в известность большинство присутствующих.

— Подруга «Нового Врага,» которую Альтман перебросил в антизоны, судя по всему, располагает сверхсекретными документами. Они могут представлять огромную опасность, если окажутся в руках враждебно настроенных людей.

Со всех концов стола послышались возмущенные возгласы, и на их фоне следующая фраза прозвучала особенно веско:

— Рон, я обвиняю тебя в том, что ты способствовал побегу этой женщины вместе с документами.

Все взгляды обратились к Альтману, чтобы проследить за его реакцией. Но никакой реакции не последовало, и Муниро решил добить противника:

— Ты и твой племянник опустились до того, что предали одного из наших союзников в антизонах, одного из наших верных и преданных сторонников, без которых мы не могли бы обеспечить безопасность Глобалии.

— Господи Боже! Верный и преданный сторонник! — воскликнул Рон Альтман. — Неужели ты о Тертуллиане?

Это не был вопрос человека, которого застали на месте преступления. Скорее речь шла о простом выражении любопытства, об изящной реплике эстета. Чем раскованнее держался Рон Альтман, тем больше распалялся Муниро. Он пытался подобрать какой-то особо веский довод, чтобы окончательно раздавить ускользающего противника. Внезапно, словно решившись нанести смертельный удар, он наклонился вперед и провозгласил:

— К счастью, этот человек, которого ты хотел погубить, сумел спастись. Представь себе, Социальная безопасность предоставила ему убежище. Теперь он официально обвиняет тебя в предательстве.

— Спасибо, Муниро! — воскликнул Рон Альтман, — благодарю тебя от всего сердца. Лучшего вступления к тому, что я собираюсь сказать, и придумать было нельзя.

 

Глава 5

— СВЕРХСЕКРЕТНЫЕ ДОКУМЕНТЫ, которые, как вы опасаетесь, могли оказаться в антизонах, на самом деле здесь.

Слова Альтмана прозвучали как удар колокола. Живые скелеты встрепенулись и выпрямились в своих мягких креслах. Без всякого сомнения, партия обещала быть интересной. Глаза у зрителей заблестели.

— Ты что, сохранил копии? — язвительно спросил Муниро, желая показать, что это заявление нисколько не противоречит его версии.

— Это оригиналы, никаких копий не существует. Патрик, будь так добр, покажи нам документы.

Предвидя просьбу дяди, Патрик уже успел вытащить из-под стола чемодан и теперь возился с замком. Он откинул крышку и, словно уличный торговец, который раскладывает товар перед покупателями, одну за другой стал извлекать тяжелые пачки пожелтевшей бумаги, скрепленные резинкой или втиснутые в папки-скоросшиватели.

— Все в вашем распоряжении, — сказал Альтман.

Гости с изумлением и гадливостью взирали на этот давно вышедший из употребления материал. Сам вид бумаги, тем более в столь ветхом состоянии, был им отвратителен. По их взглядам нетрудно было понять, что никто и не собирается прикасаться к этим документам. Альтман улыбнулся и, смилостивившись, добавил:

— Вам не придется тратить время на то, чтобы разбирать эти бумаги. Какие-то из них написаны на старом англобальном языке, в других — сплошь одни уравнения. Если вы не против, давайте попросим моего племянника, прекрасного специалиста-историка, вкратце ознакомить нас с их содержанием.

Гости обратили к Патрику морщинистые лица и недоброжелательно воззрились на него. Слишком молодой и полный сил, среди этого собрания он выглядел белой вороной.

— Будем надеяться, что он не такой болтун, как ты, — проворчал Гас Фаулер.

Не обращая внимания на смешки, последовавшие за этим замечанием, Патрик откашлялся и заговорил:

— Здесь собраны сведения о слабых сторонах Глобалии, обо всем, что делает ее уязвимой.

Судя по тому, как перекосились лица собравшихся, обсуждение подобных вопросов было им явно не по душе.

— На полную расшифровку этих документов потребуется еще пара дней, но предварительный анализ большей их части показывает, что здесь содержатся сведения трех типов.

Притаившиеся где-то среди золотистых завитков стенные часы коротким звоном отмерили полчаса, словно предваряя обещанное перечисление.

— Во-первых, — сказал Патрик, — здесь имеется список наиболее уязвимых секретных объектов. Их прицельное уничтожение повлекло бы за собой катастрофические последствия, надолго парализовав всю страну. Приведу простой пример. Как вам наверняка известно, подача электроэнергии в Глобалии осуществляется через диспетчерские центры, которые теперь сосредоточены в одном месте. Нанеся удар по этому комплексу, можно оставить без электричества как Лос-Анджелес, так и Пекин, как Париж, так и Москву. В этих документах подробно и точно описано множество объектов подобного рода. Причем некоторые из них, имеющие отношение к химии и ядерной энергии, представляют особую опасность.

Участники собрания, будучи в весьма почтенном возрасте, еще помнили времена, когда запечатленное на бумаге слово обладало неоспоримой ценностью и внушало уважение. Эти воспоминания, вкупе с тем, что сказал Патрик, усугубляли отвращение и ужас, который все собравшиеся испытывали при виде этих отравленных бумажонок.

— Второй тип сведений касается антизон. Не тех, где сейчас находится Новый Враг: те антизоны расположены на южных континентах, и там Глобалия представлена очень слабо. Однако даже внутри наиболее тщательно охраняемых регионов остается множество заброшенных территорий. Там скрывается разное отребье, чье существование в Глобалии предпочитают просто игнорировать. Эти шайки, орудующие в изолированных антизонах, пытаются объединиться. Теракты, которые некоторые ошибочно приписывают Социальной безопасности, — дело рук этих мелких преступных группировок. Они просачиваются на территорию Глобалии и вредят, как могут. В этих документах содержится подробная информация о такого рода враждебных объединениях, о том, где они скрываются и кто ими руководит.

Патрик кашлянул и отпил глоток воды из стоявшего перед ним хрустального бокала.

— Наконец, последняя группа документов. Это обширные списки людей, которые, находясь внутри страны, питают враждебные чувства к Глобалии. Конечно, среди них много молодежи, но есть и люди старшего поколения, представители самых разных слоев общества. Все они не приемлют принципов, на которых основана Глобалия, и отказываются признать, что она являет собой пример идеального общественного устройства.

— А я думал, — возразил Муниро, — что Социальная безопасность контролирует все и вся. Рон, это же был твой главный довод, когда ты убеждал нас поддержать твой план! Ты говорил, что у нас больше нет настоящего врага, а потому мы должны сфабриковать его искусственно.

— Это и так, и не так, — отозвался Рон Альтман. — В Глобалии происходит много такого, чего мы не знаем. Есть диссиденты, есть несогласные, есть и те, кто готов вести активную борьбу. Но не существует ни одной серьезной организации, которая бы их объединяла. Однако есть нечто более опасное, чем организованная преступность, а именно преступность неорганизованная.

— Если бы эти документы, — продолжил свою речь Патрик, — оказались в распоряжении Нового Врага, если бы их использовал кто-то, кто обладает необходимыми средствами и свободой действий, чтобы организовать настоящий оппозиционный фронт, они превратились бы в его руках в грозное оружие. Благодаря им удаленные антизоны сумели бы скооперироваться с антизонами, расположенными внутри Глобалии. Террористы нашли бы поддержку у пока еще безобидной клики диссидентов. И что самое главное, в их распоряжении оказались бы куда более серьезные мишени, чем несчастные супермаркеты, куда они время от времени под-кладывают бомбы.

Патрик закончил, но Альтман не торопился снова взять слово. Он дал собравшимся время до конца осознать неприятную правду, в полной мере ощутить ее горький привкус. Как и следовало ожидать, гости на разных концах длинного стола заерзали, зашмыгали носами, принялись нервно поправлять воротнички, выдавая охватившее их беспокойство.

Внезапно с одной из горевших наверху свечей, которая слегка накренилась, соскользнула тяжелая капля воска и расплылась по столу. Все взгляды обратились к красному пятну, и это послание свыше вывело собравшихся из оцепенения.

— Ничего не понимаю! — воскликнула Пат Уиллер. — Вы нам рассказываете о том, как опасны эти документы, но, судя по словам Муниро, вы сами хотели передать их Новому Врагу. Что это все значит?

— Друзья мои! — сказал Альтман, — мы подошли к самому главному.

Он легко и бесшумно встал со своего места и принялся расхаживать вокруг стола, поглаживая бороду.

— Должен признаться, что я действительно открыл вам не всю правду.

Проходя, он мягко, почти по-дружески поглаживал спинки кресел. Казалось, он просто размышляет вслух. Обескураженные слушатели хранили молчание.

— Конечно, Глобалии совершенно необходим внешний враг. Правда и то, что такого врага у нас нет. Все это так, но подобные задачи, как многие из вас справедливо заметили, должна решать Социальная безопасность. Зачем нам с вами вовлекаться в подобные дела? Почему, вопреки всем существующим правилам, я настоял на том, чтобы лично участвовать в операции? Все дело в том, что Байкал послужил лишь средством для того, чтобы обезвредить совсем другого врага. Безусловно, Новый Враг выполнил те непосредственные задачи, которые на него возлагались. Благодаря ему страх в обществе усилился, мы добились уже упомянутых мной положительных экономических результатов. Но главное все же не в этом.

Муниро теребил свои кольца, с трудом сдерживая нетерпение.

— Основное значение Байкала, —отчеканил Рон Альтман, — состояло в том, что он позволил нам выявить внутреннего врага. Он вывел нас, естественно, сам того не подозревая, на тех, кто здесь, в самой Глобалии, угрожает системе и плетет против нее заговор.

Проходя мимо Патрика, Альтман взял одну из лежавших на столе папок и сказал, потрясая ею в воздухе:

— Разгадка здесь, в этих документах, которые мы перехватили в тот момент, когда они вот-вот должны были перейти в руки Байкала. Он послужил своего рода приманкой, позволив нам ввести в заблуждение внутренних врагов, которые попытались использовать эти сведения против Глобалии.

При этих словах он положил папку обратно на стол и все с тем же задумчивым видом вернулся на свое место.

— У Социальной безопасности уже давно появились подозрения относительно ассоциации «Уолден». Было известно, что там кучкуются диссиденты, которые, пользуясь тем, что бумага и чтение как таковое почти вышли из употребления, обменивались между собой разного рода опасными сведениями. Однако некоторые утверждали, что «Уолден» якобы помогает нейтрализовать эти враждебные силы, занять их бесплодными умствованиями. Но я в это никогда не верил. Я всегда думал, что эти люди предадут нас при первой же возможности, что они представляют собой смертельную угрозу для Глобалии. Оставалось лишь найти этому подтверждение.

Теперь все слушали Альтмана затаив дыхание.

— Тогда мне пришло в голову устроить эту небольшую провокацию.

— Значит, за тем взрывом стояли вы? — вскричала Пат Уилер.

— Конечно, мы с вами не большие сторонники подобного рода резких шагов, но для достижения благой цели...

Альтман так невинно улыбнулся, что никто больше не решился упрекнуть его.

— Мы начали операцию под названием «Новый Враг», — продолжил он. — Но это была далеко не самая сложная задача. Важнее всего было найти кого-то, кто послужил бы связующим звеном между Байкалом и «Уолденом». Сперва я подумал о Патрике, но его сразу же раскусили бы. Нет, здесь нужен был человек, который обманул бы бдительность врага, не вызвав ни малейшего подозрения. Для этого лучше всего было снова выбрать кого-то, кто ничего не знал бы об операции. На поиски ушло несколько месяцев. И тут мой старый друг Стайперс, главный редактор газеты «Юниверсал Геральд», указал мне на одного молодого стажера, некоего Анрика Пужолса, который еще никак не успел проявить себя. Я долго изучал его досье и пришел к выводу, что это как раз тот человек, который нам нужен. Операцию можно было запускать.

Альтман знал, что его слушатели не в силах выдержать долгую речь. А потому об остальном поведал очень коротко.

— После небольших колебаний люди из «Уолдена» пришли к выводу, что с его помощью они смогут связаться с Новым Врагом, о котором они столько раз слышали по телевизору. Они выдали себя с головой, подготовив все эти документы, но мы сочли, что этого недостаточно. Мы хотели проследить за ними до конца, чтобы не осталось ни малейшего сомнения в том, что документы действительно предназначались Новому Врагу. Надо было окончательно убедиться в их враждебных намерениях. Вот почему Патрик отправил вертолет: тем самым мы перехватили эти документы в последний момент, как раз тогда, когда они должны были перейти к врагам. Поскольку Тертуллиан сейчас находится в руках Социальной безопасности, он сможет все подтвердить.

— Потрясающе! — воскликнул Гас. — Мастерски сработано!

Но Муниро, который за это время уже три раза вытаскивал свою расческу, никак не желал сдаваться.

— Тогда почему вы с самого начала не поставили нас в известность об этом проекте? Мы наверняка поддержали бы вас, а Социальная безопасность привела бы план в действие.

— Очень верное замечание, — отозвался Альтман. — Конечно, было бы гораздо лучше сразу открыть вам всю правду. К сожалению, я не мог этого сделать.

— Но почему?

— Причина проста. Злоумышленник, которого мы хотели уличить, находится...

Желая выдержать эффектную паузу, Альтман сделал глубокий вдох, прикрыл глаза, покрутил головой, словно для того, чтобы размять затекшие мышцы.

— ...среди нас.

Отовсюду послышались возмущенные возгласы.

Тогда, с неизменной легкой усмешкой на губах, Альтман всем корпусом повернулся вправо, туда, где на дальнем конце стола сидел, застывший и бледный, как полотно, тот запоздалый гость, которого он представил Патрику как наследника военно-промышленной группы KHATRA.

— Дорогой Пол, — бросил Альтман, — многим из нас давно известно, какую страсть ты питаешь к старинным книгам и бумагам. В этом нет ничего необычного. У большинства из нас есть свои увлечения, которые помогают скрасить досуг. За этим столом собралось немало коллекционеров.

В своем вечном сером балахоне и старых очках, Уайз, которому Альтман только что бросил свое обвинение, всегда вызывал у остальных собравшихся некоторую неприязнь. В его присутствии они чувствовали себя неловко, так что обычно старались не смотреть в его сторону. Теперь же, когда им волей-неволей пришлось обратить свои взгляды на этого человека, участники собрания не скрывали своего отвращения.

— Возможно, не все из вас знают, — продолжил Альтман, — что наш друг Пол Уайз довольно давно основал некую читательскую ассоциацию с филиалами по всей Глобалии. Не так ли, Пол?

Уайз слабо улыбнулся и утвердительно кивнул.

— Эта ассоциация называется «Уолден», — объявил Альтман.

Собравшиеся встретили это известие зловещим молчанием.

— Вот почему, несмотря на все свои подозрения, Социальная безопасность ничего не могла сделать. Один из нас все время прикрывал эту ассоциацию. А по существующим правилам мы, и только мы одни, имеем право улаживать все дела между собой.

Все продолжали смотреть на Пола Уайза. Неприязнь переросла в открытое осуждение и злобу.

— Это правда? — с каменным лицом спросил Муниро.

— Да, — ответил Пол Уайз.

Тишина становилась все более и более угрожающей, и неподвижный воздух над блестящей поверхностью стола пронизали мощные заряды ненависти. Только сердобольная Пат Уилер, которая всегда особенно хорошо относилась к Уайзу, попыталась было возразить:

— Пол! — воскликнула она, — этого не может быть!

А потом добавила, обращаясь к остальным собравшимся, которые осуждающе посматривали на нее:

— Вы же сами прекрасно знаете, он не мог сделать такое.

Искренний порыв Пат Уилер не только не разрядил обстановку, но лишь усугубил и без того неловкую ситуацию. Пол Уайз бросил на нее полный благодарности взгляд, а потом повернулся к остальным.

— Спасибо, Пат, — медленно произнес он.

Было видно, что он не привык выступать перед таким скоплением людей. Голос его звучал мягко и приглушенно, как в частной беседе с глазу на глаз.

Со всех сторон послышались возгласы: «Что он говорит?», «Громче!». Эти бесцеремонные окрики вывели его из оцепенения. Он снял очки, положил руки на дубовую столешницу и заговорил, с явным усилием повышая голос:

— Большинство из вас, — устало произнес он, — были друзьями моих родителей.

Эта ненужная, и даже нелепая фраза вызвала раздражение у всех собравшихся, напомнив им, что Уайз, несмотря на преклонные годы, которые подчеркивала возмутительная небрежность в одежде, был моложе их.

— Наверняка вы очень высоко ценили моего отца, уважали за его твердость, благодаря которой он сколотил себе огромное со стояние буквально из ничего и стал основателем целой империи.

Уайз устремил взгляд куда-то в пространство, так что нельзя было понять, страдает он близорукостью или дальнозоркостью. Как бы то ни было, обращался он явно не к тем, кто сидел перед ним, а к какому-то воображаемому слушателю.

— В то же время, —продолжил Уайз с той же однообразной интонацией, — отец был идеалистом, как и все вы. Создавая Глобалию, вы наверняка разделяли его мечты: основать демократическое общество, неподвластное истории, избавить людей от вечного возвращения к придуманным ими же утопиям и от тех преступлений, которые влекут за собой эти утопии, раз и навсегда покончить с жестокой географией, заставляющей каждый народ отстаивать свой клочок земли...

Окаменев от изумления, все собравшиеся одновременно думали об одном и том же: они совсем не знали Пола Уайза. Пара дежурных фраз при встрече, всегда подчеркнуто вежливых, взгляд из-за толстых стекол очков, безмолвное присутствие, — больше ничего от него и не ожидалось.

Тем временем Уайз снова надел очки и пристально смотрел на Альтмана.

— Да, — сказал он, обращаясь к своему обвинителю, — я основал «Уолден». Это было давно, но мне иногда кажется, будто это случилось вчера... Мне тогда было десять лет. Я был единственным ребенком в семье. Не знаю, зачем я вам все это рассказываю...

Он пожал плечами с таким видом, как будто для него уже ничто не имело значения.

— Мне всегда очень хотелось иметь какую-нибудь зверушку, чтобы не чувствовать себя таким одиноким, но родители так и не разрешили мне никого завести.

Выражая охватившую всех неловкость, Алек Хаймс издал некий звук, напоминающий покашливание. Но на Уайза сейчас явно не действовали подобные призывы к порядку.

— Однажды я нашел на улице книгу. Она валялась прямо на земле, и прохожие пинали ее ногами. Она была вся измята и растерзана, и я приютил ее, словно заблудившуюся кошку. Вот так я и начал собирать свою коллекцию, нечто вроде приюта для бездомных животных.

— Если ты надеешься разжалобить нас своими рассказами про зверушек... — вмешалась Лори.

Уайз даже не взглянул в ее сторону. Он лишь слегка прищурил глаза, словно читатель, которому мешает сосредоточиться шум какой-то машины.

— Мои родители дожили до глубокой старости, а когда они умерли, оставив мне в наследство огромное состояние, я стал тратить оказавшиеся в моем распоряжении средства на ассоциацию и, прежде всего, на то, чтобы уберечь ее от любых посягательств. Очень скоро я понял, что только в «Уолдене» обладаю реальной властью. В империи, которую завещал мне отец, мне предоставлено лишь одно право: право обогащаться. Все было заранее спланировано так, чтобы от моих решений абсолютно ничего не зависело, чтобы я ничего не мог изменить. Думаю, то же самое можно сказать и о каждом из вас.

По залу прокатился возмущенный ропот, но никто так и не решился открыто возразить. В конце концов, Уайз сказал правду, и всякий, кто стал бы это отрицать, поставил бы себя в смешное положение. Но Гас Фаулер все-таки решил, что нельзя оставить безнаказанным это слишком правдивое замечание, и прошипел:

— С какой стати тебе понадобилось что-то менять? Если и так все идет как надо...

Уайз надавил двумя пальцами на переносицу на уровне глаз, словно пытаясь отогнать внезапный приступ мигрени.

— Наверное, все дело в том, что мои родители прожили слишком долго, — продолжил он. — Когда они умерли, уже ничего было не исправить. Я привык смотреть на мир широко открытыми глазами, ходить пешком по настоящим улицам, есть в обычных кафе и, прежде всего, говорить с людьми. Когда я оказался среди вас, чтобы занять место отца, я долго не мог взять в толк, в каком мире вы живете. Мне казалось невероятным, что вы не осознаете, что Глобалия сотворила с человеком.

— Может быть, тебе больше по сердцу дикари из антизон? — холодно осведомился Муниро все с тем же каменным лицом. — Тебе понравится, если они прорвутся сюда и перережут нам глотки?

— Чем дольше я за вами наблюдал, — продолжал Уайз, — тем больше убеждался, что «Уолден» — единственное прибежище для тех, что не смирился с нынешним положением вещей, для тех, кто хочет вернуть человечеству его историю.

— Слова! Слова! — проверещал Гас. — Все ясно: ты стал нашим врагом!

— Нет, — слабо улыбнувшись, поправил его Пол Уайз. — Не врагом, а противником. Это не одно и то же. Рон мне как-то объяснил, в чем разница. Враг — это тот, кто тебя ненавидит и стремится погубить. Противник — тот, кто тебя любит и хочет изменить к лучшему. «Демократия лелеет своих врагов и уничтожает противников». Это ведь одно из твоих любимых высказываний, да, Рон?

С самого начала этой исповеди Альтман молча сидел в своем кресле, не привлекая к себе внимания, и поглаживал бороду. Лицо его оставалось совершенно бесстрастным. Он ограничился тем, что слегка наклонил голову в знак согласия.

— В тот день, когда ты сказал мне эту фразу, — продолжил Уайз, — у меня мелькнуло подозрение, не догадываешься ли ты о чем-то. Я на два месяца приостановил деятельность «Уолдена». Но ты не стал ничего предпринимать, и я подумал, что ошибся. С тех пор прошло уже больше десяти лет. На самом деле я был прав, так ведь?

Альтман медленно опустил веки, и этот таинственный жест мог означать все, что угодно. Гас Фаулер, который в смятении переводил взгляд с одного на другого, пытаясь уловить реакцию обоих, усмотрел в этом явное подтверждение слов Уайза и взорвался:

— Раз ты уже десять лет как все знаешь, почему ты не сказал нам раньше? Ты позволил этому проходимцу столько лет подрывать систему! Черт возьми, из-за тебя все могло полететь в тартарары!

Теперь уже возмущенные реплики сыпались со всех сторон, и, если бы Уайз предусмотрительно не отодвинулся, ближайшие соседи вполне могли бы наброситься на него с кулаками.

При виде поднявшегося переполоха, Альтман решил вмешаться:

— Дорогой Гас, мы живем в демократическом обществе, где каждый волен придерживаться любых взглядов. Мы не вправе упрекать Пола в том, что он думает так, а не иначе. Единственное ограничение состоит в том, что нельзя ставить под вопрос существование системы, которая предоставляет нам подобную свободу.

Тот, кого в начале собрания обвиняли в предательстве и едва не осудили, теперь предстал настоящим спасителем. Каждый из сидевших за столом был готов всецело поддержать его, что бы он ни сказал.

— Как бы то ни было, судить человека можно лишь за действия, а не за намерения.

— Что ж, — нетерпеливо вмешался Муниро, — теперь он перешел к действиям, так что мы вполне можем вынести ему приговор.

— Давайте не будем торопиться. Мы с вами — верховные гаранты демократии, — торжественно провозгласил Альтман. Нам нельзя ни на минуту забывать об этом. Мы взяли на себя эту роль, когда Глобалия еще только зарождалась. Как вы прекрасно помните, никто из нас не может быть ни осужден, ни исключен из совета, ни смещен со своего поста. Между нами не может быть никакого противостояния. Все должно делаться в строгом соответствии с общим мнением, и Пол, конечно, не станет этому противиться. Не так ли, Пол?

Уайз пожал плечами.

— Думаю, я не ошибусь, — подвел итог Альтман, — если скажу, что мы единодушно выражаем свое несогласие с действиями ассоциации «Уолден».

— Да! Да! — подтвердил хор голосов.

— В таком случае нам следует принять ряд решений практического характера. Я не сомневаюсь, что Пол отнесется к ним с должным уважением. Прежде всего, завтра же будут предприняты все необходимые меры для того, чтобы распустить упомянутую ассоциацию, выявить все ее возможные представительства и методично уничтожить их все до последнего.

Патрик с восхищением наблюдал за дядей. Альтман держался естественно, ничем не выдавая своей радости по поводу только что одержанной победы, и говорил бесстрастным тоном, словно врач, назначающий лечение.

— Все архивы будут проверены и заново каталогизированы. Я настаиваю: все до единого. Далее они будут переданы на хранение в исторический департамент, которым руководит мой племянник.

У Патрика не хватило духа взглянуть на Уайза. Он уже некоторое время назад заметил, что у того на глазах выступили слезы.

— Мы сообщим в Социальную безопасность, что отныне ничто не мешает ей нейтрализовать всех подозрительных лиц, посещавших «Уолден». Выявить многих из них помогут перехваченные нами документы. Однако я уверен, что таких людей окажется гораздо больше. Было бы большой ошибкой оставить столь опасных субъектов разгуливать на свободе. К счастью, у Социальной безопасности накоплен большой опыт в решении подобных задач. Чья-то карьера будет ускорена, какие-то люди пропадут без вести. Рейды по отделениям ассоциации пройдут на рассвете, чтобы не поднимать шума. Все будет улажено быстро и тихо. Никто ничего не узнает.

Уайз лежал, откинувшись на стуле, и на лице его читалось такое отчаяние, что даже самые озлобленные не могли ему не посочувствовать. Может быть, именно эта жалость заставила его встряхнуться и как-то отреагировать на происходящее.

— Твоя взяла, Рон, — сказал он, обращаясь к Альтману.

С громким скрипом отодвинув свое кресло, Уайз встал и сделал несколько шагов по направлению к двери.

— Пусть тебе за это воздастся, — бросил он, словно проклятие.

Пройдя еще пару шагов, Уайз медленно окинул взглядом собрание. Все как один опустили глаза.

— А на вас, — бросил он, — я не сержусь...

Уайз медленно пересек длинный зал. Перед тем как выйти вон, он на мгновение оперся о золотистые завитки на дверной раме и надтреснутым голосом добавил:

— Потому что все вы на самом деле давно уже мертвы.

Через десять минут, к несказанному облегчению гостей, был подан ужин.