Москва встретила Шувалова удушливой жарой и пылью. По распоряжению городской управы по улицам постоянно разъезжали специальные бочки, оборудованные широкой лейкой для полива мостовых. Но труд возниц этих нехитрых агрегатов был сродни бесплодным усилиям Сизифа. Под жгучими лучами солнца камни высыхали почти мгновенно, поэтому каждый порыв ветра поднимал в воздух настоящую пылевую завесу. Для спасения от этой напасти москвичи традиционно применяли один способ – на летнее время разбредались по подмосковным дачам, отчего город казался вымершим.
Извозчик, нанятый возле Брянского вокзала, без помех довез Петра по непривычно безлюдным улицам. Расплачиваясь возле дома, Шувалов не удержался и чихнул от набившейся в нос пыли. В предвкушении ванны и чистой смены белья он быстро поднялся по ступеням крыльца и энергично нажал кнопку звонка вызова швейцара. Тот не заставил себя ждать – буквально через минуту входная дверь распахнулась, и поручик оказался в прохладе подъезда.
– Здравствуйте. Петр Андреевич! С благополучным возвращением! – Николай Пчелкин, бывший телефонист, из-за ранения плеча вынужденный стать швейцаром, был искренне рад видеть поручика. Когда-то судьба свела их на фронте, а затем и сблизила во время поисков золота кайзера.
– Добрый день, Николай! – также радостно ответил Шувалов. – Возвращение не совсем благополучное, поскольку вещи пришлось оставить, а с ними и ключи от квартиры. Так что выручай – выдай связку, с которой твоя жена ходит ко мне прибираться. Кстати, как она?
– Слава богу, здорова. Сейчас на рынок пошла. Когда вернется, будем обедать. Если голодны с дороги, милости просим.
– Спасибо тебе за приглашение, но сегодня не могу, – отказался Шувалов. – Меня ждут срочные дела.
– Тогда я мигом, – сказал Пчелкин, поспешно направляясь в швейцарскую.
Действительно ждать не пришлось. Николай быстро вернулся и протянул поручику связку ключей, а с ней запечатанный конверт, на котором каллиграфическим почерком было выведено: «По возвращении господина Шувалова вручить немедленно лично в руки». Предваряя вопрос Петра, швейцар пояснил:
– Вчера утром оставил какой-то человек. Раньше никогда его не видел. Одет прилично, но не слишком богато. Приехал на извозчике. Отдал конверт и сразу укатил. Если понадобится, опознаю сразу.
– Спасибо, Николай, – поблагодарил поручик и, перешагивая через две ступени, стал подниматься по лестнице.
Войдя в квартиру, он прошел в кабинет, сел за письменный стол, костяным ножом для разрезания бумаг вскрыл конверт. В нем оказалось короткое послание, написанное тем же четким почерком. Автор записки, видимо, не желая растекаться мыслью по древу; ограничился минимумом слов: «Срочно свяжитесь по телефону с номером 122-51». Заинтригованный, Петр вернулся в прихожую и, сняв трубку, назвал барышне номер неведомого абонента. На другом конце линии уверенный мужской голос произнес:
– Особняк господина Гучкова. У телефона его секретарь.
– С вами говорит поручик Шувалов, – сказал Петр, справившись с невольным замешательством. – Меня просили телефонировать по этому номеру.
– Да, Петр Андреевич, это я писал вам записку по поручению Николая Ивановича, – ответил секретарь с той же ровной интонацией. – Ему необходимо немедленно встретиться с вами для обсуждения какого-то весьма важного вопроса. Посему будьте через час в ресторане «Прага». Скажете распорядителю, чтобы вас проводили в особый кабинет, и он все сделает.
– Милостивый государь, погодите! Вы определили слишком малый срок, – попытался возразить Шувалов. – Я только что приехал в Москву и даже не успел умыться с дороги…
– Господин офицер! – перебил его невидимый собеседник. – Я всего лишь строго следую данной мне инструкции. Мне поручено в случае возражений с вашей стороны передать вам, что решение о встрече принято в кабинете, где висит изображение Юдифи. Признаться, я не знаю смысла данной аллегории, но именно так…
Голос в трубке продолжал журчать, однако Петр уже не слушал, а думал над словами секретаря. «Картина с изображением Юдифи находится в кабинете полковника Артемьева, значит, инициатива исходит от него, – рассуждал поручик. – Видимо, пока я добирался до Москвы, случилось что-то экстраординарное. Но почему Гучков – родной брат военного министра? И отчего так срочно? Впрочем, ответы на эти вопросы можно получить только от него. В таком случае остается одно – поспешить на рандеву». Придя к такому выводу, Шувалов решительно сказал в трубку:
– Господин секретарь, вы слышите? Я буду через час в назначенном месте.
Спустя сорок минут Шувалов вошел в вестибюль ресторана в абсолютной уверенности, что весь путь по лабиринтам арбатских переулков проделан им в полном одиночестве. Как и было обещано, едва услышав об особом кабинете, главный распорядитель предложил посетителю следовать за ним. Он провел поручика в дальний угол, где в огромной кадке стояла раскидистая пальма. Прямо за ней обнаружилась неприметная дверь. Отворив ее, распорядитель сказал:
– Соблаговолите подняться по этой лестнице на третий этаж. Там вас ожидают.
Поблагодарив, Петр зашагал по ступеням. Тотчас дверь за ним закрылась, и отчетливо щелкнул замок. На площадке третьего этажа ему встретился мужчина, примерно его ровесник, одетый в модный клетчатый костюм. На его левом виске среди темных коротко стриженных волос отчетливо был виден синеватый шрам. «След касательного ранения пулей, – определил Шувалов. – Кажется, на фронте этого господина надежно хранили высшие силы. По выправке видно, что бывший офицер. А правый карман его пиджака отвис из-за лежащего в нем оружия. Еще один секретарь Гучкова, исполняющий весьма специфические обязанности?»
В свою очередь «секретарь» также внимательно рассматривал Петра. Наконец он прервал затянувшуюся паузу.
– Поручик Шувалов? – произнес он, скорее утверждая, чем спрашивая.
– Да, это я. С кем имею честь?
– Это не важно, – уклонился от ответа мужчина, распахивая очередную дверь. – Пожалуйста, пройдите в самый дальний кабинет. Полагаю, там вы получите все необходимые сведения.
Петр шагнул через порог, и во второй раз услышал, как за его спиной скребет в замке ключ. Больше не раздалось ни звука. В этой части огромного здания царили полумрак и тишина. Шаги поручика скрадывал толстый ворс ковровой дорожки. Она и привела Шувалова к третьей по счету двери, за которой оказалось просторное помещение, щедро декорированное тяжелыми бархатными шторами, зеркалами и бронзой. Тот же красный бархат был использован для обивки широкого дивана («Да на нем можно спокойно улечься двоим!») и четырех Массивных стульев. За столом, уставленным разными закусками, сидел пожилой человек. В нем Петр сразу узнал Николая Ивановича Гучкова, фотографии которого изредка появлялись на страницах иллюстрированных журналов, в бытность его московским городским головой.
Так уж сложилось в жизни, что Николай Гучков постоянно пребывал в тени своего младшего брата Александра, хотя в большую жизнь они вступили вместе, одновременно окончив Московский университет. Пока Николай вел дела семейной фирмы, вместе с Боткиным торговал чаем и сахаром, участвовал в заседаниях правлений различных банков и московской городской думы, Александр переживал головокружительные приключения. Вместе с другим братом – Федором, ставшим офицером, – он тайно объездил Османскую империю, собирая сведения о турецкой армии, совершил переход через Тибет, воевал против англичан на стороне буров. По возвращении из Южной Африки его, прихрамывавшего после ранения, чествовали в московских гостиных как героя.
Занявшись политикой, Александр Иванович участвовал в создании, а затем возглавил партию сторонников конституционной монархии – «Союз 17 октября». Став народным избранником, Гучков руководил советом по обороне Государственной Думы, одно время был ее председателем. Во время войны боролся с распутинской, кликой, вынашивал планы внутридинастического переворота и, в конце концов, вместе с Шульгиным принял отречение императора. В первом составе Временного правительства ему достались портфели военного и морского министров. После прихода к власти генерала Корнилова Александр Гучков бессменно руководил военным министерством.
Николай Иванович не был столь заметным общественным деятелем. В течение восьми лет он стоял во главе московского городского управления. При нем на смену конке пришел электрический трамвай; за счет размещенных за границей займов претворялись в жизнь и другие масштабные проекты. Обвиненный в том, что денежные средства Москвы размещались в банках, подконтрольных его политическим сторонникам, Николай Гучков отказался баллотироваться на третий срок. Но и без того ему хватало дел во множестве различных комитетов и обществ, где он трудился не покладая рук. Весной 1919 года, когда городского голову впервые выбирали не гласные думы, а все жители Москвы, октябристы выставили его претендентом на этот пост, но неудачно. Пока представители различных партий яростно боролись между собой за голоса избирателей, неожиданно для всех большинство москвичей доверили свою судьбу отставному генералу Джунковскому, которого никто из политиков в расчет не принимал. Гучкову снова пришлось вернуться к своим обычным занятиям, хотя поговаривали, что он непременно попытает счастья на выборах в Государственную Думу.
– Проходите, поручик, и присаживайтесь к столу, – предложил Николай Иванович. – Угощайтесь без всякого стеснения, вы же наверняка голодны с дороги. На интерьер не обращайте внимания. Вечерней порой эти кабинеты служат местом для свиданий несколько иного толка, поэтому обставлены соответствующим образом. Владельцем ресторана полностью продумана система, позволяющая парочкам попадать сюда, избегая лишних глаз. Как видите, гнездо порока может послужить благому делу.
– Какому делу? И при чем здесь я? – напрямик спросил Петр, опустившись на стул.
– Господин Шувалов, – сказал Гучков, пристально глядя на офицера, – я встречаюсь с вами по просьбе моего брата. В Петрограде очень сильно озабочены ситуацией, сложившейся после гибели дредноута «Демократия». Некие силы повели самую настоящую войну за смещение морского министра. Но как стало известно, это только прелюдия. Есть все основания полагать, что на очереди глава военного министерства. Вы понимаете, чем это грозит России?
– По правде говоря, не очень, – ответил Петр, подумав про себя с тоской: «Ну почему каждый политик считает, что его отставка – как минимум пролог катастрофы вселенского масштаба? Романовы более трехсот лет правили Россией, а ушли в небытие, и страна того словно не заметила. Уж как с Керенским носились – спаситель отечества! А кто он сейчас – пустое место, даже в Думу с трудом прошел». Однако последующие слова Николая Ивановича заставили Шувалова иначе взглянуть на положение дел.
– Сейчас середина августа. В сентябре заседания Думы начнутся с обсуждения программы дальнейшего вооружения русской армии, – начал пояснения Гучков. – Разработанная под руководством моего брата, она должна послужить основой коренного преобразования военных сил республики. Но у нее есть и могущественные противники. Они предлагают по-прежнему ориентироваться на огромные людские ресурсы России и отказаться от выпуска в мирное время дорогостоящей военной техники вроде танков и аэропланов. Мол, в ближайшее время войны не предвидится, а в случае чего просто выставим многомиллионную армию. В обмен на это союзники охотно снабдят нас всем необходимым. Получается, опять будем оплачивать русским пушечным мясом собственную техническую отсталость.
От возмущения Гучков всплеснул руками. Строго посмотрев на Петра, словно тот выказал поддержку антипатриотической доктрине, продолжил ораторствовать:
– Представители противоположного лагеря предлагают закупать в небольших количествах все современное вооружение за границей. По их утверждениям, развитие собственного производства якобы выгодно только небольшой группе владельцев металлических заводов. На самом деле под прикрытием демагогии о сохранности государственной казны сторонники так называемой дешевой армии намереваются подпитывать деньгами чужую промышленность. Вдобавок они вольно или невольно ставят нашу страну в полную зависимость от благоволения иностранных правительств. Если Александр лишится своего поста, предложенная им программа наверняка провалится. Чем это обернется для армии, можете себе представить.
– Но что же в данных обстоятельствах требуется от меня? – с искренним недоумением спросил поручик.
Гучков улыбнулся, забавляясь реакцией слушателя. Потом стер улыбку и ответил вполне серьезно:
– Как нам стало известно, в ходе следствия всплыла фигура некоего господина Калитникова. Он занимает не последнее положение среди так называемых «москвичей», или, говоря по-другому, капиталистов новой формации. Именно они всеми силами противодействуют усилиям военного министра по перевооружению нашей армии. Если удастся доказать их связь со взрывом в Севастополе, мы вновь окажемся на коне.
– Но позвольте, – довольно невежливо перебил Петр, – мои полномочия как офицера контрразведки весьма ограничены. Они простираются не далее выяснения характера встреч упомянутого вами лица с человеком, чья связь с турецкой разведкой доказана. Все прочие обитатели Москвы, независимо от их политических пристрастий, являются для меня табу. Если существует заговор, угрожающий основам демократического строя, то здесь скорее епархия Комитета общественной безопасности. При всем желании попытка помочь военному министру приведет меня к нарушению служебных инструкций, на что я пойти никак не могу. Даже если на карту поставлена судьба русской армии.
– Браво, поручик! – неожиданно воскликнул Гучков. – Что вы дадите именно такой ответ, предсказал ваш начальник – почитатель библейских сюжетов в живописи. Он же, сославшись на события совсем недавнего прошлого, связанные с поисками германского золота, предложил выход из тупика. Поскольку официально вы все еще находитесь в отпуске, то Александр Иванович просит вас, подчеркиваю – просит – в частном порядке заняться расследованием всех, повторяю всех, обстоятельств гибели «Демократии». Что вы скажете на это?
– Конечно, мне лестно выполнить личную просьбу министра, – задумчиво произнес Шувалов, – тем более что за ней, полагаю, действительно стоит забота о государственных интересах. Но, ссылаясь на операцию, участником которой мне довелось быть, учитываете ли вы, что я действовал не один? Причем некоторые из моих действительно незаменимых помощников работали вовсе не бескорыстно.
Вместо ответа Гучков поставил на колени портфель из прекрасно выделанной кожи, раскрыл его, вынул оттуда увесистый сверток, перевязанный бечевкой. Передав пакет поручику, Николай Иванович радостно объявил:
– Полковник Артемьев сообщил мне об этом нюансе, поэтому вот вам некоторая сумма на первое время. Нанимайте, кого хотите, покупайте нужные сведения – все на ваше усмотрение. Понадобится еще, обращайтесь немедленно, И никаких расписок, никаких отчетов! Главное – добейтесь результата.
– А если он не устроит министра? – поинтересовался Шувалов, вертя в руках сверток с деньгами. – Если в природе не существует связи между диверсантами и его политическими противниками? Если это сделали монархисты или те же турки? Как быть тогда?
Лицо капиталиста снова озарила улыбка. Довольный, что согласие поручика практически у него в кармане, он пояснил:
– Ваш начальник был настолько любезен, что предупредил о бессмысленности попыток требовать от вас фальсифицированные результаты. Поэтому изо всех сил ищите истину и представьте ее на общественный суд, какой бы она ни была горькой. Мы просто уверены, что трагедия в Севастополе имеет политическую подоплеку. Необходимо только найти железные доказательства. Сделайте это, и вы не пожалеете!
– В таком случае, – ответно улыбнувшись, сказал Шувалов. – сообщите мне, когда и от кого я смогу получить первичные сведения о пресловутых «москвичах»?