– Я считаю, подготовительная фаза операции прошла успешно и мы можем приступать к активным действиям, – сделал заключение Шувалов, окончив чтение донесений. – Неделя не пропала даром – у нас есть вполне достаточное представление по всем трем объектам. Затраченное время полностью окупилось, а ваши люди, Иван Леонтьевич, поработали на славу.

– Есть еще порох в пороховницах у моих ветеранов, – довольно ответил тот. – А не только песок, как могут подумать некоторые, глядя со стороны. Они думают, царские опричники давно вышли в тираж – ан нет! Молодым еще фору дадут.

Хвалебная тирада относилась к бывшим сослуживцам Вельяминова по охранному отделению, до февраля служившим в Летучем отряде. Оперативники из этого подразделения действительно считались асами слежки. В случае необходимости филеров Летучего отряда посылали во все концы Российской империи для разгрома самых опасных революционных и террористических групп. Когда свергли царя и вчерашние подпольщики, вроде Бориса Савинкова, превратились в крупных правительственных чиновников, бывшие служащие политической полиции оказались на положении изгоев. Многие из них влачили довольно жалкое существование, поэтому на предложение Ивана Леонтьевича за хорошую плату тряхнуть стариной практически все ответили согласием.

Отставной сыщик предпочел единолично общаться со своими людьми. Техники шведско-бельгийской телефонной компании без проволочек установили у него в кабинете аппарат новейшего образца. Вельяминову оставалось только записывать донесения и давать новые задания. Агенты наружного наблюдения составили распорядок дня господина Калитникова, выяснили приблизительный круг его знакомых, пригляделись к прислуге и высказали соображения по ее вербовке. Такую же работу они проделали по отношению к редактору (он же издатель) «Коммерческого вестника» Полосухину и адресату телеграммы из Севастополя Лебедеву, за исключением того, что у последнего из фигурантов прислуги не было.

Зато узнали, что в доме на Задней аллее Петровского парка, куда почтальон доставил зашифрованную депешу, обитали не просто любители чистого воздуха. Пятеро молодых людей, на лето снявших жилье у госпожи Асякритовой, явно стремились оградить себя от любопытства посторонних, для чего неукоснительно соблюдали правила конспирации. Если кто-то из них отправлялся в город по делам, то пока добирался до остановки трамвая (маршрут 29 – от Петровского парка до Каланчевки и обратно), обязательно несколько раз проверялся на наличие «хвоста».

Да и само расположение лома идеально подходило для скрытного проживания группы заговорщиков. Соседом слева был полуглухой старик, интересовавшийся лишь своим садом; с правой стороны к участку примыкал пустырь, буйно заросший лопухами и гигантским борщевиком. Позади дома имелась целая сеть тропинок, позволявших легко пробраться на параллельную улицу – Верхнюю Масловку, а прямо напротив раскинулся парк. В случае опасности можно было без труда затеряться в лабиринте дорожек, проложенных среди настоящей лесной чащобы.

Внимание Шувалова привлекла последняя сводка наблюдений за «дачниками», как для удобства окрестили жильцов дома близ Петровского парка. Вчера днем к ним в калитку постучал человек, который с трудом стоял на ногах и внешне походил на пьяного. Однако его не прогнали, а после короткого разговора впустили в дом. Через некоторое время один из заговорщиков (наблюдателями присвоена кличка Карась) вышел, а спустя два часа вернулся на извозчике в сопровождении ранее неизвестного молодого человека. Позже установили, что это был студент Медико-хирургической академии Постников, проходивший практику в Солдатёнковской больнице. На том же извозчике, поджидавшем седоков около часа, медик был доставлен обратно в лечебницу. С ним выехал другой жилец (кличка Грузин), который отпустил пролетку в начале Староконюшенного переулка и приступил к наблюдению за особняком Калитникова, изображая лотошника – торговца папиросами.

На следующее утро к нему присоединился Карась, раздобывший пролетку и преобразившийся в извозчика. С того момента они на пару следуют повсюду за коммерсантом. Создается впечатление, что «дачники» подыскивают благоприятный момент для нападения на Калитникова.

– Если это так, – сказал Петр, – нам необходимо срочно отправиться в Петровский парк для того, чтобы серьезно потолковать с ними. Если удастся договориться о совместных действиях, получим союзников. Если нет – вспугнем их и не дадим тронуть фигуранта. Пока мы не получим от Павлуши документы, следует оберегать его от всех неприятностей. К тому же, я полагаю, что незнакомец, которому оказали медицинскую помощь, может оказаться беглым матросом с «Демократии». У него должны быть очень веские причины, чтобы полумертвым сбежать из госпиталя и, заметьте, в таком состоянии проехать без малого полторы тысячи верст. А вдруг он решил раскрыть товарищам причину взрыва, известную ему одному? Нет, без разговора с ним не обойтись.

– Больно гладко все получается, – покачал головой Вельяминов. – Даже сомнение берет.

– Я согласен с Иваном Леонтьевичем, – подал голос Малютин. – Ты стремишься выдать желаемое за действительное. Наши подопечные могут оказаться обычными бандитами, которые готовят налет на богатого человека. А все остальное – просто совпадения.

– Ну, насчет налетов тебе видней, – беззлобно поддел Юрия поручик. – Только в любом случае времени на раздумья у нас не осталось, поскольку с ними надо разобраться как можно скорее. Двое сейчас следят за Калитниковым. следовательно, в доме остались четверо, один из которых болен. Предлагаю немедленно отправиться в Петровский парк и захватить их врасплох. Судя по донесениям, еще кто-то каждый день отлучается по делам, к примеру за провизией. Либо мы дождемся его и проникнем в дом вместе с ним, либо просто войдем под благовидным предлогом. Используя фактор внезапности, возьмем дачников на прицел. При необходимости повяжем для обстоятельного разговора.

– Говоря «мы», не имел ли ты в виду, что я вместе с тобой должен лезть в подозрительный дом? – небрежно спросил Малютин. – Или под рукой есть другой сумасшедший, готовый принять участие в этой авантюре?

– Честно говоря, я считал, что некоторым отставным офицерам будет полезно слегка попрактиковаться в оперативной работе, – в тон ему ответил Петр. – Не все же время отдавать фланированию по улицам и бесцеремонному разглядыванию барышень. Но если это нарушает твои планы, я готов поехать в Петровский парк один, а потом рассказать, как все прошло.

С первого дня знакомства между молодыми людьми установились дружеские отношения. Они легко перешли на «ты» и часто в разговорах допускали взаимное подтрунивание. Побывав у Голиафа, Малютин тотчас захотел брать уроки джиу-джитсу. Теперь молодые люди каждое утро сходились в гимнастическом зале, неразлучно проводили в хлопотах весь день, собирая информацию о вражеском стане, и расставались только на ночь. Вместе с потерей места «секретаря» Юрий лишился права проживать в доме Гучкова. Чтобы быть поближе к штабу, Малютин поселился возле Варварских ворот в гостинице «Деловой двор».

– Пошутили, и хватит, – сказал Иван Леонтьевич, напуская на себя сердитый вид. – Послушайте лучше, какую штуку я придумал. Пустяк, а сможет вас выручить в трудную минуту.

После необходимых приготовлений молодые люди забрались в черный «рено» и велели шоферу ехать в Петровский парк. В ответ они услышали затейливое ругательство, конец которого заглушил взревевший мотор. Автомобиль тронулся, а Петр в который раз порадовался тому обстоятельству, что снова окружен людьми, проверенными прошлыми испытаниями. Например, телефон в доме Калитникова прослушивали, сменяя друг друга, Илюшка Трапезников и Фома Каллистратович. За рулем машины, мчавшей офицеров, сидел «шофер-гонщик» (как он любил представляться), носивший странную фамилию Фе. Сочетание с именем Федор породило его прозвище – Фефе. Узнав из газет, в каком деле ему довелось участвовать, он страшно возгордился, поэтому новое предложение о сотрудничестве вызвало в нем самый горячий отклик. Шувалов тоже был рад полученному от Фефе согласию – на случай погони или побега в распоряжении группы было надежное транспортное средство.

Петр попросил остановить автомобиль, едва они миновали мост через каскад прудов, и к нужному дому пошли пешком. Дойдя до ворот, над которыми была прибита табличка с номером 12, поручик толкнул калитку, но она оказалась заперта. Пришлось довольно долго стучать, прежде чем в доме хлопнула дверь, а минуту спустя распахнулась и калитка. На пороге, загораживая проход во двор, встал высокий узкогрудый парень (кличка Жердь, согласно донесениям), хмуро оглядел незваных гостей, спросил подозрительно:

– Ну, чего надо?

– Видите ли, мы разыскиваем доктора Вейзеля. Он недавно сюда переехал. Вот только бумажка с адресом побывала в воде, – пояснил Шувалов, показывая листок, зажатый в руке. – Название улицы еще можно прочесть, а номер дома никак. Вы нам не поможете?

– Нет, не знаю такого, – отрезал парень, тряхнув длинными неухоженными волосами. – Спросите в другом месте.

– Тогда позвольте моему товарищу напиться воды, – попросил Петр. – У него сломана рука, а на жаре он совсем скис. Боюсь, не доведу до врача.

Подпольщик еще более неприязненно посмотрел на Малютина. Тот стоял, привалившись к воротам и старательно поддерживая левой правую руку, щедро обмотанную бинтом. Просьба поручика явно не понравилась любителю конспирации. Он растерянно посмотрел в сторону дома, словно надеясь получить указание, как поступить, но, сообразив, что решение зависит от него, нехотя отступил в сторону, буркнул, почти не разжимая губ:

– Ладно, заходите.

Лязгнув засовом калитки, парень поплелся следом за офицерами, которые бодро устремились в дом. Поднявшись на веранду, они через настежь распахнутые двери вошли в просторную комнату, служившую, судя по обилию кресел, гостиной. Петр не успел оглядеться, как почувствовал, что ему в позвоночник уперся какой-то твердый предмет. Судя по напряженной позе Малютина, он испытал то же самое. Незнакомый голос за спиной властно произнес:

– Стоять тихо! Руки вверх!

Сочтя, что время для самоубийства еще не настало, молодые люди безропотно подчинились, хотя Юрий позволил себе сделать это наполовину. Он взметнул левую руку, а правую оставил покоиться на перевязи из черной косынки. Пока Жердь неумело освобождал карманы пленников от содержимого, человек за спиной Петра продолжал разговор.

– Поручик Шувалов, если не ошибаюсь? – спросил он уверенно.

– Да, это я. Мы встречались? – удивился контрразведчик.

– Я вас видел однажды, – тут же пояснил незнакомец. – Мне вас показала одна наша общая знакомая. Вы ей тогда помогли выпутаться из сложной ситуации, в которую она попала по моей вине. Благодарите бога, что я считаю вас своим должником, иначе наша беседа была бы гораздо короче.

– Так, значит, я имею честь разговаривать с самим господином Железняковым, – догадался поручик.

– Здесь нет господ, кроме вас двоих – наших пленных, – зло перебил его анархист. Но тут же смягчился: – Хотя, действительно, не называть же вам меня товарищем. Ладно, обращайтесь ко мне просто по имени – Анатолий.

– Прекрасно, Анатолий, – сказал Шувалов. – Если обыск закончился, может быть, вы позволите нам присесть.

– Больше у них ничего нет, – объявил Жердь, видимо, отвечая на вопросительный взгляд вожака. Парень сложил свою добычу на маленький столик, стоявший возле кресла, а сам отошел к окну и принялся внимательно наблюдать за улицей.

– Добро, можете сесть на диван, – разрешил Железняков.

Он подождал, пока гости займут указанные места, сунул пистолет в карман, опустился в глубокое кресло, стоявшее справа от них. Другой анархист (кличка Бугай – действительна, здоровенный парень) остался стоять возле дверей; продолжая сжимать в побелевшей руке огромный маузер. Он зло буравил глазами пришельцев, словно перед ним находились самые смертельные враги. От него исходила такая ненависть, что Петр чувствовал себя совсем неуютно. Судя по тому, как ерзал Малютин, штабс-капитан испытывал сходные ощущения.

– Так, зачем вы сюда забрели? – спросил Анатолий, закончив перебирать вещи, извлеченные из карманов офицеров. – Неужели контрразведка работает совместно с кобелями?

– Простите, с кем? – не понял Шувалов.

– С кобелями. Так в народе зовут псов из комитета общественной безопасности, – пояснил Железняков. – Неужели не слышали?

– Нет, не доводилось – ни слышать, ни сотрудничать с представителями упомянутой организации. Опять же, если бы это убежище стало известно комитетчикам, в ваши ворота стучали бы не два мирных человека, а ручные бомбы, открывающие дорогу роте милиционеров. Поверьте, мы не имеем никакого отношения к комитету.

– Что же вы скромничаете, поручик, – усмехнулся вожак анархистов. – Я наводил о вас справки и наслышан о том, как вы задали жару этой сволочи. Примите мою искреннюю благодарность. А может, вы пришли предложить нам свои услуги? Ведь не станете вы и дальше утверждать, что, имея в карманах заряженные браунинги, зашли случайно в поисках выдуманного доктора?

При этих словах маузер в руках верзилы вздрогнул, и зрачок дула уставился прямо в лицо поручику.

– Здесь вы, Анатолий, тоже ошиблись, – спокойно сказал Петр. – Доктор Вейзель действительно живет на этой улице, только в самом ее конце. Но прежде, чем я расскажу о цели нашего визита, вы можете гарантировать, что ваш товарищ не откроет стрельбу без вашей команды? Я бы почувствовал себя спокойнее, если бы он хотя бы опустил пистолет. Вы же убедились, что мы без оружия, так зачем это ненужное давление на психику собеседников?

Железняков с минуту колебался, пристально всматриваясь в безмятежные лица пленников, потом все-таки отдал распоряжение Бугаю:

– Слушай, братишка, дуй наверх и посмотри вокруг как следует. Вдруг в кильватере у этих гавриков еще кто-нибудь приплыл. Если что заметишь, крикнешь полундру. Не беспокойся, мы с Васьком их устережем. Я свистну в случае чего.

Детина глубоко вздохнул, нехотя снял маузер с боевого взвода, так и не сказав ни слова, протопал вглубь дома. Судя по звуку тяжелых шагов, он полез на чердак. Жердь, достав из-за пояса большой пистолет, занял позицию у дверей. «Вот так штука, – подумал Шувалов, – юнец вооружен кольтом. Этот шпалер весит больше килограмма, при стрельбе дает сильную отдачу, поэтому требует очень сильной руки. Лопух, вроде нашего стража, из кольта не попадет в цель даже с близкого расстояния. Что же, наши шансы растут». Судя по чуть заметному толчку локтем перевязанной руки, Малютин это тоже заметил и пришел к такому же мнению.

– Ну, теперь, поручик, ты готов сказать, каким ветром тебя сюда занесло? – спросил Железняков, испытующе глядя на Петра. – Да еще в компании с переодетым офицером, который почему-то все время молчит?

– Мой спутник в нужное время скажет свое слово, потерпите немного, – ответил Шувалов, стараясь выглядеть совсем беззаботным. – Мне же хотелось от вас, во-первых, узнать некоторые подробности гибели линкора «Демократия», а во-вторых, посоветовать воздержаться на неделю-другую от нападения на господина Калитникова, поскольку данный субъект прежде всего нужен мне. Кроме того, вертясь вокруг него, ваши люди сильно рискуют попасть в поле зрения того самого учреждения, с которым у вас большие нелады.

Парень у дверей, не сдержавшись, вскрикнул, сделал шаг вперед, но под грозным взглядом вожака вернулся на место. Убедившись, что порядок восстановлен, Железняков сказал с угрозой:

– Такая осведомленность в наших делах может сильно повредить здоровью. Колись, офицер, до сердцевины, откуда все вызнал. Иначе амба вам обоим! Стоит мне свистнуть Молчуну, как он спустится и наделает из вас котлет. Белую кость наш братишка на дух не переносит, поэтому от вас одно мокрое место останется. Изуродует почище трамвая, так что сами попросите пристрелить…

– Насколько я понимаю, разговора по-хорошему у нас не выйдет, – констатировал Петр. – Хорошо, вы увидите бумаги, где изложены упомянутые мною сведения. Мне только надо снять пиджак – они зашиты под подкладку. Вы позволите?..

Шувалов, не дожидаясь ответа, встал с дивана, скинул пиджак, вывернул подкладкой наружу. Держа его в руках, он обратился к Жерди:

– Вот только чем бы шов подпороть? У тебя есть ножик? Я бы…

Не договорив, поручик с силой бросил пиджак парню в лицо. Тот инстинктивно поднял руки и вскрикнул от пронзительной боли – подскочивший Петр от души пнул его носком штиблета под колено. Тут же умелый удар по запястью заставил анархиста выронить пистолет, а сильный тычок «под ложечку» – сложиться пополам. Одновременно раздался приглушенный выстрел. Железняков замер, почувствовав, как рядом с левым ухом в обшивку кресла ударила пуля, и со злостью уставился на Юрия. У Малютина дымились бинты на «сломанной» руке, но он не отводил от анархиста спрятанного под ними револьвера. Следом Шувалов направил в лицо громадное дуло кольта, подхваченного с пола.

– Не шевелись, руки держи на коленях! Тогда ты и твои друзья уйдете отсюда живыми, – грозно прошептал поручик Анатолию. А напарнику приказал: – Юра, к дверям! Попрет Бугай, стреляй по ногам!

Но Малютин раньше команды, подхватив со столика свой пистолет, уже занял позицию. Попутно он пнул Ваську, продолжавшего пребывать в согнутом состоянии, и парнишка отлетел к дивану. Прислушиваясь к тишине в доме. Юрий принялся лихорадочно освобождать руку от тлеющих бинтов. Когда последние витки упали на пол и туда же последовали три номера «Всемирной иллюстрации», имитировавших гипс, Железняков увидел, что под повязкой был спрятан маленький никелированный револьвер. Штабс-капитан переложил его в левую руку, а в правую взял браунинг. Минуты текли, однако третий анархист вниз не спускался.

– Просигналь ему, чтобы сюда пришел, – негромко велел Петр Железнякову, выразительно махнув кольтом.

– Можешь меня пристрелить, гад, Но я братишку выманивать к вам не стану, – пыша злобой, ответил тот. – Давай, кончай со мной, а потом попробуй выйти из дома. Жаль, не увижу, как Молчун наделает тебе дырок.

– Погоди отпевать себя, – поморщился Шувалов. – Я же сказал, что мне нужны сведения, а не ваши жизни. Давай, Анатолий, договоримся: ты отвечаешь на мои вопросы, а я всех вас отпускаю. Даю честное слово! Если себя не жалко, то хотя бы о товарищах подумай. Вон, Васька твой – совсем сосунок. Ему бы жить и жить… Ну как, будет у нас диалог?

– Да пошли вы, псы корниловские… – презрительно сплюнул бывший матрос и разразился длинной матерной руладой, называемой на флоте «большим загибом».

Ругань звучала столь затейливо, что оба офицера поневоле замерли с застывшими на губах улыбками. Железняк уже дошел до членов бывшего царствующего дома, когда Петр заметил, что рука анархиста скользнула к карману с оружием. Поручику ничего не оставалось, как ударом по голове оглушить боевика. Свалив на пол обмякшее тело, он выдернул ремень из брюк Анатолия и связал ему руки сзади. Очухавшийся Васька Жердь подвергся такой же процедуре.

Напарнику Шувалов жестом приказал следить за коридором, а сам бросился осматривать соседние комнаты. Долго рыскать ему не пришлось – в небольшой спаленке, примыкавшей к гостиной, он обнаружил на кровати труп мужчины. Осмотр тела дал немного: вся нижняя часть туловища и ноги оказались замотаны свежими бинтами, на руках виднелись следы затянувшихся ожогов, на правом запястье синела татуировка в виде якоря. Вглядевшись в обострившиеся черты лица покойника, поручик понял, что они опоздали – матрос Земцов унес в могилу тайну взрыва своего корабля. В двух других комнатах никого не было.

Петр вернулся к пленникам и, опустившись на колени, склонился над Железняковым. Убедившись, что матрос пришел в себя, поручик спросил:

– Скажи, Анатолий, Земцов успел рас сказать, отчего случился взрыв? И почему он просил передать тебе, что вас обманули? Это Калитников виноват? В чем заключался обман? Отвечай!

– Ничего тебе не скажу, – процедил сквозь зубы боевик. – Кончай меня, и точка!

– Вот осел упрямый! – сказал поручик, поднимаясь на ноги. – Ладно, без тебя обойдемся. На прощание желаю вам, внуки Бакунина, удачно выбраться из ямы, в которую вы угодили!

– Постой, Петр! – остановил Железняк. Теперь в его голосе звучало смущение: – Мне говорили, Евгения с тобой живет. Как она?

– И здесь ты ошибся, – ответил Петр, сразу посерьезнев. – Мы с ней расстались полтора месяца назад. Надеюсь, она наконец-то обрела свое счастье.

Больше не говоря ни слова, он выпрямился и быстро подошел к Малютину. Склонившись к уху напарника, зашептал:

– Бери мой браунинг и двигай на веранду. Как услышишь, что Бугай обстреливает лестницу, ведущую на чердак, беги за калитку. Займи удобную позицию и будь готов прикрыть огнем мой отход. Не старайся подстрелить – просто не давай ему высунуться, когда я окажусь на открытом месте.

После небольшого размышления Юрий признал такой вариант действий самым приемлемым. Держа в каждой руке по пистолету, он прокрался на веранду и замер в ожидании подходящего момента. Едва в глубине дома послышался голос Шувалова, крикнувшего: «Эй, Молчун, мы с твоими друзьями покончили, теперь идем за тобой!», как в ответ грянули выстрелы. Под их грохот Малютин домчался до калитки, мгновенно справившись с засовом, распахнул ее, но не стал выскакивать на улицу, а просто привалился спиной к воротному столбу, изготовившись к стрельбе.

Когда из дома выбежал Шувалов, отставной штабс-капитан, целясь в чердачное окно, спокойно, опустошил обойму браунинга и шмыгнул вслед за товарищем. Пригнувшись, они прошли шагов тридцать под прикрытием забора, чтобы без лишнего риска выйти из зоны обстрела. Их никто не преследовал – по всей видимости, Бугай опасался ловушки. Кроме того, анархистам было не до погони – им следовало как можно быстрее покинуть проваленную явку. Проходя по мосту. Петр бросил в пруд пистолеты, отобранные у боевиков, – за ношение незарегистрированного оружия можно было поплатиться несколькими годами тюрьмы.

– Вот видишь, Юрочка, а ты не хотел сюда ехать, – сказал Петр, забравшись в автомобиль. – Где бы ты еще познакомился со столь милыми людьми? А заодно в удовольствие пострелял бы по стеклам?

– Если ты называешь такие пустяки оперативной работой, я согласен посетить в компании с тобой еще парочку подобных мест, – не остался в долгу Малютин. – Надо же присматривать за юными поручиками, чтобы их никто не обидел.

– Тогда давай еще навестим господина Полосухина. Судя по распорядку дня, он скоро отправится на квартиру к любовнице. Думаю, это самое удобное место для конфиденциального разговора.