Собрать сведения о редакторе-издателе «Коммерческого вестника» Полосухине во многом помог московский журналист Борис Романов. Его статьи, рассказавшие от лица участника о поисках золота кайзера, вызвали сенсацию и были перепечатаны многими газетами России. Сделавшись в одночасье известным, Борис сразу же получил несколько лестных предложений от редакций ведущих изданий. После недолгих раздумий он заключил контракт с «Биржевыми ведомостями», став их московским корреспондентом. Теперь, кроме ежедневных сообщений из Москвы, каждую пятницу в «биржевке» появлялся большой фельетон, посвященный обзору жизни второй столицы. Очерки нравов, подписанные Романов-Не тот, пользовались огромной популярностью со стороны читателей, и среди литературных критиков пошли разговоры о появлении «нового Власа Дорошевича».

На подъемные и гонорар, полученный от фирмы Ханжонкова за право экранизации нашумевшей истории, Борис купил вуатюретку новой конструкции, только что выпущенную братьями Пежо. Взяв несколько уроков вождения у Фефе, Романов вскоре принялся носиться по городу как угорелый, стремясь по старой репортерской привычке оказаться на месте события раньше, чем оно произошло. Вскоре его автомобильчик цвета яичного желтка знали все постовые. Протоколы «по факту слишком быстрой езды» летели вслед за ним, словно сухие листья, подхваченные воздушным потоком от пронесшегося на большой скорости «самохода». Избегать наказаний Борису помогали обширные знакомства в милицейских кругах, благодаря которым донесения о лихачестве журналиста Романова неизменно ложились под сукно.

На вопрос об издателе «Коммерческого вестника» Полосухине Борька ответил кратко:

– Викентий Сергеевич из когорты скорпионов.

– А нельзя ли пояснее? – попросил Петр. – Мы с Юрием совсем не разбираемся в зоологии газетного мира.

Романов, покачав головой в притворном осуждении («Откуда только берутся такие невежды!»), подошел к книжному шкафу, покопался на полках, выудил из стопки тонкую брошюру. Наскоро пролистав ее и найдя, нужное место, журналист начал громко, с выражением читать:

«На меня напало раздумье. «Скорпионы», подумал я, что «они» в самом деле такие?.. откуда «они»?.. и где кроется их происхождение?.. не во мраке же времен искать их развития (зародышей)?

Конечно, «они» имеют свою историю, «они» – продукт улицы нового формата, когда последняя покрывалась вывесками, когда торговля и промышленность шли по пути развития, когда банковские конторы росли как грибы и ослепленный всеми этими прелестями, мечущийся городской человек желал только денег и денег… и искал их, и жаждал, ибо соблазна кругом был непочатый угол… Одним словом, внешняя жизнь кипела ключом, города расширялись и возвышались, на месте деревянных и удобных дворянских домов с садиками вырастали каменные казармы буржуазии с невероятно большими окнами для магазинов… Все выше и выше поднимал голову класс капиталистов…»

Борис сделал паузу, чтобы проверить реакцию слушателей. Малютин явно томился и посматривал на часы, ожидая, когда разговор пойдет по существу. Петр сидел спокойно, прекрасно зная, что пока журналист не изложит ответ на вопрос так, как ему представляется правильным, торопить его бесполезно. Пробормотав под нос: «Так, это не надо», Романов перевернул несколько страничек и продолжил чтение:

«Но события и развитие капиталистически-промышленной жизни следовали поступательно и открывали дорогу, довольно широкую, для деятельности «скорпионов».

Прогресс и конкуренция потребовали рекламы. Это первая стадия, по которой к обоюдной выгоде сошлись капиталисты и «скорпионы». Газетки стали рекламировать, а затем «проводить» то или другое дело и получать за это мзду. Таким образом создавалась промышленная литература, вся программа которой выразилась в бессистемной пестроте, время от времени проникнутой определенными вожделениями. Вот эти-то вожделения и составляли суть газеты, ее душу и определяли физиономию.

Положим, на первых порах все это «было грубо, не было той тонкости» «скорпионской» деятельности, но со временем все уложилось в определенные рамки до такой степени, что-наивный и верящий читатель ни в каком случае не узнает, где в газете правда и где ложь».

– Вы хотите сказать, милостивый государь, что в России можно опубликовать любое вранье, а публика, ничего не заметив, примет его за чистую монету? – встрепенулся Юрий.

Романов вместо ответа лишь поднял вверх указательный палец, призывая выслушать очередную цитату:

«Умелое ведение печатного органа выразилось в такой форме: искать и интересовать (мы знаем как) читателя в массе и ладить, иметь связи, и быть необходимым капиталистам. Если такая программа выполнена хорошо, с толком и выдержкой, то такому «органу» можно предсказать успех. Но если «редактор» чутко и внимательно станет прислушиваться к биению общественного пульса, главным образом к развитию страстей этого организма, и станет разжигать эти инстинкты, то и розница, и подписка, и объявления дадут и «славу», и деньги. Да, очень много денег!..

Ну, не заманчивая ли перспектива!.. Какой-нибудь серенький, выходящий ежедневно, «листок», для составления которого требуется сноровка и полдюжины «скорпионов», – и в кармане сто (а то и более) тысяч годового дохода!.. Кто устоит, кто не попробует счастья на этом поприще? Это вернее, нежели дожидаться выигрыша в двести тысяч!..»

– Эх, не знал я раньше, что за обман так хорошо платят! – опять не удержался от реплики Малютин. – Может, пока не поздно, в щелкоперы податься? Борис, как вы думаете, есть у меня шансы?

Однако журналист, дождавшись внимания, предпочел продекламировать заключительный отрывок из книжки:

«Итак, приспособление к улице, к магазину, трактиру, овощной лавке и, наконец, к банку и «подвалу» – вот истинный характер ежедневной деятельности «листков».

Повременная московская печать поставила своей задачей быть слугой того, кто платит ей деньги. Занятие почтенное – угождать публике: смешить ее по воскресеньям, наводить ужасы по понедельникам, знакомить с разбойниками по вторникам, с мошенниками по средам и т. д., и т. д. Между прочим, среди этой литературы, вести свою линию, угождая одним и держа в страхе других».

Романов закончил читать, передал Петру брошюру, на обложке которой крупно значилось название «Скорпионы», сел за письменный стол. Глотнув остывшего чая, он распечатал коробку папирос («Новинка сезона – папиросы «Президентские»! Требуйте во всех магазинах!»), угостил ими Малютина. Когда к раскрытому окну поплыло первое облачко ароматного дыма, Борис сказал:

– Если у вас, господа, остались какие-то неясности относительно сущности Викеши Полосухина, можете задавать вопросы.

– Неужели издание газеты – действительно такое прибыльное дело? – вернулся Юрий к заинтересовавшей его теме.

– Обычно не слишком, если речь не идет об изданиях, имеющих четко выраженную линию, солидную репутацию и громадные тиражи, – пояснил журналист. – Но кроме них существует масса газеток, названная автором этой книжки собирательным именем «листки». Я сам долгое время работал в такой газете, поэтому прекрасно знаю всю эту кухню. Играя на низменных интересах публики, редактор заполняет страницы описаниями скандалов и уголовных преступлений, а в качестве довеска помещает образчики бульварной литературы. Благодаря этому тиражи очень скоро взлетают до небес, а следом в редакцию сплошным потоком начинают поступать рекламные объявления. Но со временем основной доход листку начинают приносить те самые репортеры-«скорпионы». За немалые деньги они могут упомянуть в статье великолепные достоинства фабричного товара или торгового заведения, а могут по заказу и смешать с грязью. Опасаясь убытков от критической публикации, хозяин заведения вынужден платить понемногу, чтобы задобрить «скорпиона».

– Это же самый настоящий шантаж! – возмутился Малютин.

– Кто бы спорил, – спокойно согласился Борис. – Но подумайте сами о возможных масштабах такого предприятия. Если с трактирщика Тьфуева можно содрать в лучшем случае рублей пятьдесят, то от какого-нибудь торгового дома «Сукин и сыновья» вполне по силам получить тысячи. Я уже не говорю о политике. Помните, наша Дума на манер французов первым делом приняла закон о диффамации. Иначе газеты не успевали бы печатать разоблачения грехов политических деятелей, поступающие из враждующих лагерей.

– В таком случае Полосухин получил очень большие деньги, раз столь плотно занялся травлей морского министра, – сделал вывод Петр. – И боюсь, ради них этот газетный ландскнехт ни за что не назовет имя заказчика.

– Господа, я знаю, что можно предпринять, – сказал Борис. – Только мне необходимо время на разработку плана и помощь контрразведки в получении кое-каких сведений из ее архивов. Когда все будет готово, полагаю, мы сможем поразить «скорпиона» его собственным оружием.

Пока Романов копался в прошлом Викентия Сергеевича, издатель «Коммерческого вестника» находился под неусыпным присмотром вельяминовской «гвардии». За неделю наблюдения филеры установили, что их подопечный несколько раз встречался с одним из «москвичей» – бывшим спекулянтом, а ныне владельцем Московского прогрессивного банка Лащилиным. О нем осторожно навели справки и выяснили – новоявленный банкир был фактическим владельцем газеты. Не доверяя Полосухину, он требовал объяснений за каждый потраченный рубль. Благодаря сторожу, воодушевленному небольшим вознаграждением, клочки черновиков денежных отчетов редактора оказались не в мусорном баке, а в распоряжении частных сыщиков.

Когда пришли затребованные из Петрограда материалы, Борис, опираясь на них, написал пространный фельетон, главным героем которого был некий газетный «скорпион» Викеша. Захватив с собой эту статью, Петр в сопровождении Малютина отправился на Долгоруковскую улицу. Здесь, напротив приюта Марии Магдалины, в доходном доме Гурьева Викентий Сергеевич снимал квартирку на четвертом этаже. Проживала в ней смазливая девица, певшая в хоре ресторана «Мавритания», а редактор, подчиняясь распорядку дня жрицы искусства, навещал ее в строго оговоренные послеобеденные часы. Спешно поднимаясь по лестнице, Шувалов рассчитывал оказаться в квартире раньше фигуранта. После нетерпеливого звонка дверь почти сразу отворилась.

– Пупсик, ты сегодня раньше, чем обычно… – томно произнесла стройная рыжеволосая женщина, но осеклась, увидев незнакомых молодых людей.

– Добрый день, мадемуазель Софи, – с улыбкой сказал Юрий, оттесняя хозяйку в глубь прихожей. – Не пугайтесь, мы пришли поговорить с Викентием Сергеевичем.

– Кто вы, господа? Я вас не знаю, – кокетливо улыбнулась в ответ женщина. Под оценивающим мужским взглядом она привычно выгнула спину, выставляя на обозрение роскошную грудь, почти выпадавшую из соблазнительно откровенного выреза красного шелкового платья. Заметив блеск, появившийся в глазах Малютина, хористка проворковала многозначительно:

– Сейчас вам лучше удалиться. Навестите Викентия в редакции. Иначе, боюсь, он рассердится и не станет разговаривать. А сюда можете зайти, скажем, в пятницу в это же время.

– Благодарю за лестное приглашение, – в тон ей ответил Юрий, бросив на напарника победный взгляд. – Если отпустят дела, непременно им воспользуюсь. Но все же мы с товарищем рискнем и попробуем дождаться господина Полосухина, поскольку наш вопрос не терпит отлагательства.

– Тогда прошу следовать за мной, – пригласила Софи, на ходу поправив перед зеркалом прическу.

Они прошли в уютную гостиную. После десяти минут ожидания поручик увидел, что к дому на извозчике подъехал тот, кто им нужен. Тогда он пересек комнату и сел на стул, стоявший в углу. Заметив маневр напарника, Юрий сказал:

– Мадемуазель, у меня к вам маленькая просьба. Когда позвонит наш друг и вы откроете дверь, не говорите о нас. Давайте вместе устроим ему сюрприз.

Так и не успев ничего сообразить, Софи поспешила на звонок в прихожей. Вслед за клацанием замка послышался рокочущий мужской голос, звуки поцелуев. Сияя довольной улыбкой, хористка вернулась в комнату, но ее радость немедленно улетучилась, едва она оглянулась на вошедшего следом Полосухина.

– Как это прикажешь понимать, Софи?.. Опять за старое, да еще сразу с двумя кавалерами?.. Вот до какого разврата ты докатилась! – с возмущением выкрикнул редактор, хватаясь за голову.

– Господин Полосухин, придите в себя! Мы пришли к вам, а не к вашей даме. Речь идет о статье, которая имеет для вас жизненное значение. Вы готовы немедленно ознакомиться с рукописью?

Редактор замер, словно наткнувшись на преграду, бессильно уронил руки и сразу сделался еще меньше ростом.

– Милостивый государь, что все это значит? На каком, собственно говоря, основании вы врываетесь в частный дом? Объяснитесь или я немедленно обращусь в милицию!

– Извольте, с превеликой охотой! – улыбнулся Петр. – Дело в том, что у меня в портфеле лежит почти готовая статья. Если быть кратким, содержание ее сводится к следующему. Во-первых, летом семнадцатого года в Петрограде был арестован известный публицист Колышко. Во время обыска у него нашли неопровержимые доказательства того, что он прибыл для заключения сепаратного мира с Германией. Чтобы подготовить почву для этого, эмиссар немецкого генштаба щедро снабжал деньгами всех, кто активно выступал против войны. Теперь уже не секрет, что в то время каждый участник митинга или демонстрации получал вознаграждение по твердой таксе. Еще в задачу Колышко входила покупка какой-нибудь популярной газеты. Приобретенный им печатный орган должен был развивать в обществе прогерманские настроения. Вы случайно не помните, кто помогал ему в этом малопочтенном деле?

Полосухин вздрогнул, опасливо покосился на нахмурившегося Малютина, втянув голову в плечи, сказал осторожно:

– Какое это теперь может иметь значение. Столько воды утекло. Да и кто знает, где теперь этот мерзавец Колышко.

– Ну, как раз здесь никакого секрета нет, – пояснил поручик, откровенно веселясь. – В сентябре его выпустили из тюрьмы под залог в тридцать тысяч рублей. Прокурор, знаете ли, не выдержал нападок демократической прессы. Подумать только – журналист в узилище, словно при царском режиме! Суда ваш друг дожидаться не стал. Тайно перебрался в Швецию, а ныне живет в Германии. Из-за осенних беспорядков о нем забыли, но протоколы допросов сохранились. Да и его самого, думаю, в случае необходимости, так сказать под давлением общественного мнения, всегда можно вытребовать у немцев.

– А надо ли ворошить прошлое? – приободрившись, спросил редактор. – Публике совсем не интересны дела давно минувших дней.

– Так ведь это было пунктом первым – нечто вроде зачина. Но в статье есть и во-вторых, – притворно вздохнул Петр, – полностью относящееся к событиям дня сегодняшнего. В частности, далее говорится, что после гибели линкора «Демократия» одна московская газета последовательно внушает публике мысль о виновности в трагедии морского министра. Заметьте, травля государственного мужа основана не на выводах специальной комиссии, коих пока нет в природе, а на чьем-то предвзятом мнении. Попутно следует напоминание читателю о безрезультатном расследовании причин взрыва «Императрицы Марии». В свое время в обществе прочно укоренилось мнение, что «Мария» погибла из-за немецкой диверсии, но придворные германофилы не допустили установления истины. И в наши дни, оказывается, есть люди, которые не могут забыть былого пособничества врагу и снова занимающиеся темными делишками. Как вы думаете, ваши подписчики сумеют сложить один плюс один, если на их суд представить факты, препарированные должным образом?

– Покажите статью, – потребовал Полосухин.

Он взял рукопись и с профессиональной быстротой просмотрел ее. Дойдя до имени автора, присвистнул, внимательно посмотрел на своих собеседников, о чем-то задумался. Потом, очевидно, решив, как ему действовать, сказал настороженно:

– Насколько я понимаю, вас уполномочил вести переговоры господин Романов. Итак, о какой сумме идет речь? Сразу должен предупредить, что слухи о моем финансовом благополучии сильно раздуты. Но в разумных пределах я готов выплатить гонорар моему молодому, но весьма одаренному коллеге. Так сколько? Десять тысяч? Двадцать пять?..

– Не знаю, поймете ли вы меня, но мы пришли не за деньгами, – принялся втолковывать Шувалов. – От вас лишь требуется в письменном виде подробно изложить историю вашего «скорпионства» по отношению к морскому министру. Естественно, с указанием имен заказчиков пасквилей. Когда напишете, мы съездим к нотариусу и заверим вашу подпись. После чего можете бежать на все четыре стороны – по возможности немедленно и подальше от Москвы.

– Вы требуете от меня невозможного, – всплеснул руками Викентий Сергеевич. – Это страшные люди. Они просто меня убьют, поскольку заплачены большие деньги.

Очень большие! Я просто не в состоянии их вернуть!

– Мне кажется, вы боитесь не того, чего следует, – продолжал убеждать поручик. – Через неделю-другую вашим нанимателям будет не до вас и не до той мелочи, которую они потеряют в связи с вашим бегством. Если же вы не прислушаетесь к голосу разума, то охочая до скандалов публика узнает, на какие суммы вы объегорили своих меценатов, подавая им липовые финансовые отчеты. Однако поздравления по этому поводу вам придется принимать, находясь в тюремной камере. Скажу по секрету, при расследовании гибели «Демократии» выявлена причастность к этому делу иностранных шпионов, поэтому контрразведка имеет полное право задержать вас до выяснения обстоятельств. В конце концов, вы выйдете на свободу. Но, как вы думаете, кто еще будет встречать вас у ворот Лефортовской военной тюрьмы, кроме супруги и госпожи Софи?

– Можете не продолжать! – прохрипел Викентий Сергеевич, расстегивая трясущимися руками ворот сорочки. – Я все напишу.

К вечеру в портфеле у Шувалова оказались три машинописные копии показаний Полосухина, честь по чести заверенные в нотариальной конторе Липкина на Мясницкой. Сам редактор, отмахиваясь от утешений Софи, мчался в вагоне первого класса экспресса Москва – Варшава.