Снова перестук колес и ритмичное покачивание спального вагона. Слегка позвякивают чайные ложечки в пустых стаканах. После двухминутной стоянки в Симферополе курьерский без остановок мчался к конечному пункту. Промелькнули и остались позади станции Бахчисарай, Бельбек, Мекензиевы горы. Совсем скоро поезд вырвется из тоннеля, и пассажиры радостно прильнут к окнам, любуясь видом Северной бухты.

Впрочем, у полковника Артемьева придорожные пейзажи не вызывали ни малейшего интереса. Купив во время остановки все местные газеты, Николай Николаевич углубился в чтение. Петр, снедаемый нетерпением, которое обычно охватывает людей в самом конце путешествия, раскрыл было «Севастопольский листок», но тут же бросил, едва просмотрев заметки на одной странице. Чтобы хоть чем-то занять себя, он еще раз открыл портфель и проверил, на месте ли бумаги, предназначенные комиссии. «Мой рапорт о проделанной в Москве работе, фотокопии Калитниковского дневника, письмо от Железнякова – все в целости. Осталось лишь передать их в распоряжение генерала Крылова», – мысленно подвел поручик итог ревизии. В другом отделении Шувалов нащупал конверт, но не стал доставать. Письмо от Аглаи, полученное на вокзале перед самым отходом поезда, не стоило того, чтобы его перечитывать.

«Милый Петр! – писала она. – Надеюсь, ты поймешь меня и проявишь благородство. Дело в том, что в ту ужасную ночь мои глаза освободились от какой-то пелены. Я вдруг поняла, что наши с тобой отношения были ошибкой. Но главное, я встретила человека, которого с первого взгляда полюбила больше жизни. К счастью, он ответил мне взаимностью. На днях мы с Юрием уезжаем в Париж. Прощай и не ищи со мной встреч. Постарайся забыть все, что было между нами. Аглая.

P.S. Ты не будешь возражать, если я в последний раз побываю в твоей квартире, чтобы забрать вещи?»

«Вот и попробуй после этого не поверить в Судьбу, – подумал Петр, прочитав записку. – Само провидение развязало узел, над которым я безуспешно бился столько времени. Правда, это уже вторая женщина, оставившая меня ради другого. Да, я испытал облегчение, но сам факт случившегося – укол по моему мужскому самолюбию. Надеюсь, у нее хватит ума не посвящать Малютина в историю нашего романа. Иначе я буду чувствовать себя неловко при встречах с Юрием. Хотя, скорее всего, мы с ним не скоро увидимся». И Шувалов бросил взгляд в сторону начальника контрразведки, чьей волей поручик был вынужден сорваться с места и вновь мчаться в Севастополь.

Как водится, приказ от Артемьева поступил внезапно. В то утро Петр поднялся около восьми, несмотря на то что заснуть ему довелось лишь в преддверии рассвета. Спустя час офицер звонил в дверь скромного фотоателье на Варварке. Заспанный хозяин, без стеснения зевая во весь рот, провел посетителя в лабораторию и вручил Шувалову толстую пачку фотографий. Тщательная проверка каждого отпечатка показала, что господин Кац сработал без брака. На радостях молодой человек значительно переплатил против заранее оговоренной суммы, но потребовал выдать ему все негативы.

С увесистой коробкой, куда после пересчета были сложены стеклянные пластины и отпечатанные фотографии, контрразведчик побродил вдоль лавок, приткнувшихся у подножия стены Китай-города. Убедившись, что никто за ним не следует, Петр отправился к Вельяминову.

Хозяин дома принялся накрывать на стол, а Петр связался по телефону с Гучковым и договорился о встрече, предупредив, что явится вместе с Вельяминовым. Уже на выходе их застал телефонный звонок. Выслушав сообщение, старик сказал:

– Пчелкин телефонировал. Просил, чтобы ты поскорее к нему заглянул. Сказал, заходила Евгения, оставила тебе письмо, велела передать, что дело срочное – мол, все должен бросить и поскорее прочесть его. Вроде бы речь идет о севастопольском деле.

– Тогда поступим так, – принял решение поручик, – вы отправляйтесь к Гучкову один. Вручите ему экземпляр фотокопий. Если заинтересуется, расскажите о ходе розыска, о наших соображениях по поводу Блюмкина и Самсонова. Заодно решите вопрос о вашем вознаграждении. А я, как выясню, что за важное послание доставила госпожа Ладомирская, сразу к вам присоединюсь.

Однако развитие событий пошло по иному руслу. Когда Шувалов увидел, что письмо подписано Железняковым, его охватило предвкушение удачи, а первые же прочитанные строки заставили забыть обо всем. Он даже не обратил внимания на слова швейцара: «Барышня велела вам кланяться. Забрала свои чемоданы – я помог их снести – и уехала». Рассеянно пробормотав в ответ: «Да, конечно. Спасибо, Николай», Петр поспешил в штаб Московского военного округа, соблюдая тем не менее все мыслимые меры предосторожности. Документ, который оказался у него в руках, ставил окончательный крест на ухищрениях сотрудников КОБа, поэтому драгоценную бумагу, а заодно и свою жизнь, следовало беречь как зеницу ока.

Благополучно добравшись до штаба, поручик направился к начальнику контрразведывательного отдела. Личная просьба военного министра оказывать молодому офицеру всяческое содействие в выполнении некой тайной миссии была воспринята подполковником Вруцким должным образом. Он немедленно распорядился связать его по телефону с Петроградом и уступил свое кресло, когда в трубке раздался голос полковника Артемьева. Тот в самом начале прервал рассказ Шувалова, приказав немедленно прислать ему подробный отчет по телеграфу.

Через час зашифрованная депеша по распоряжению Вруцкого была отправлена вне всякой очереди. Пока ждали ответа, подполковник по старой привычке вытягивал из Петра подробности его встреч с Блюмкиным. В середине дня из Главного штаба поступило предписание: поручику составить подробный рапорт о ходе и результатах розыска по делу Калитникова, а утром следующего дня прибыть на Курско-Нижегородский вокзал, чтобы сесть на проходящий курьерский поезд и сопровождать полковника Артемьева до Севастополя.

Глубокой ночью, да и то только с помощью Вельяминова («Я тебя предупреждал, что начальству потребуются неимоверное количество бумаг!»), ему удалось покончить с описанием своих московских похождений. На конспиративную квартиру близ Петровского парка решил не возвращаться, ограничившись тем, что послал Малютину записку с извещением о внезапном отъезде. Весь день Борис Романов и агенты Ивана Леонтьевича пытались разузнать о шагах милиции или комитетчиков, предпринятых для поимки беглецов, но ничего выяснить не смогли. И хотя сложилось впечатление, что Блюмкин вовсе не ищет своих обидчиков, было решено подержать Аглаю в безопасном месте еще какое-то время. В поезде Петр по приказу Артемьева весь день отсыпался, но ночью ему пришлось снова бодрствовать – слишком важные, бумаги они везли, чтобы можно было пренебречь мерами безопасности.

– Дамы и господа, поезд прибывает на станцию Севастополь! – объявил проводник, проходя по вагону.

– Точно по расписанию, – заметил полковник, взглянув на часы.

Он надел фуражку, взял портфель и направился к выходу. Шувалов последовал его примеру. Встретивший их капитан-лейтенант Жохов вел себя сдержанно, будучи, по всей вероятности, скован присутствием высокого начальства. Только во время обмена рукопожатиями его лицо на мгновение осветила улыбка, и поручик почувствовал, что моряк искренне рад новой встрече. Знакомый «фиат» контрразведки доставил гостей и хозяина к штабу флота.

– Вы уверены, Алексей Васильевич, что мы сможем поговорить здесь без помех? – спросил Артемьев, когда они расположились в кабинете начальника флотской контрразведки.

– Так точно, господин полковник, – ответил Жохов. – Видимо, мое последнее донесение вас уже не застало. Сотрудник, разглашавший доверенные ему секреты, окончательно установлен.

– Он арестован?

– К сожалению, мы опоздали, – с огорчением сообщил капитан-лейтенант. – Вчера вечером делопроизводитель Слива и Поволяев, о котором я вам докладывал, были найдены мертвыми в кабинете ресторана яхт-клуба. Отравлены. Официант сообщил, что они были веселы, в ожидании кого-то третьего заказали роскошный ужин. Ему показалось, клиенты ожидали получения больших денег. Полагаю, этот третий незаметно побывал в кабинете и оплатил услуги своих помощников, но иначе, чем им было обещано. Похоже, кто-то весьма ловко заметает следы.

– Почему за ними не установили наблюдение? – поинтересовался Николай Николаевич, без малейшего намека на начальственный гнев.

Так же спокойно Жохов пояснил:

– Когда мне удалось убедиться, что агенты-наружники вне подозрений, то сразу же их задействовал. Но потом пришел приказ отправить Сомова с его людьми в Николаев. После их отъезда я фактически остался один, если не считать неопытного офицера, присланного взамен двух моих сотрудников, пропавших без вести во время гибели линкора.

– Да, Николаев сейчас важнее, – задумчиво сказал полковник. – Значит, пока не судьба ухватить нам этого господина за жабры. Свидетелей нет, а самые обоснованные подозрения к делу не подошьешь…

Его прервало появление молодого офицера, который объявил:

– Господа! Позвольте проводить вас в кабинет командующего флотом. Члены Особой комиссии во главе с генералом Крыловым уже прибыли и готовы принять участие в назначенном совещании.

Когда все уселись вокруг большого круглого стола, командующий, не теряя времени на вступительную речь, предоставил слово Артемьеву. Николай Николаевич встал, обвел взглядом слушателей, заговорил ровным голосом:

– Позвольте сообщить, что по обоюдному согласию морского и военного министров мне поручено ознакомить вас с итогами расследования гибели линкора «Демократия». Благодаря умелой работе, проведенной офицерами контрразведки, при содействии ряда гражданских лиц, удалось полностью установить причину гибели флагманского корабля Черноморского флота. Первоначально нами рассматривалось три версии: вражеская диверсия, акция политических экстремистов, монархический заговор офицеров.

Командующий и начальник штаба обменялись недоуменными взглядами, а генерал Крылов поинтересовался:

– Почему вы с ходу отвергли предположение о самовозгорании пороха или трагической случайности при обращении с зарядами?

– Эти варианты мы предпочли оставить на долю вашей комиссии. Нашей задачей являлось обнаружение злого умысла, а упущения в организации корабельной службы – ваша епархия. Могу с уверенностью предположить, что комиссии пришлось констатировать: вероятность взрыва из-за названных вами причин ничтожно мала. Не так ли?.. Поэтому здесь мы даже не будем это обсуждать.

Глава комиссии кивнул в знак согласия. Сидевший слева от него капитан первого ранга Запаренный состроил неодобрительную гримасу, но промолчал.

– Что касается монархического заговора, то замечу сразу – в малой степени он существует. Однако абсолютно точно доказано, что вовлеченные в него офицеры «Демократию» не взрывали. После убийства лейтенанта Мирбаха среди его вещей был найден дневник. Готовясь изменить политическое устройство России, автор подробно описывал каждый шаг соратников по заговору. Полагаю, он это делал в первую очередь для того, чтобы сохранить их имена для истории. Кстати, под тяжестью столь неопровержимой улики все они сознались. У лейтенанта Юрия Лейхтенбергского изъят список будущего правительства. Как выяснилось, фигурировавшие в нем адмиралы и высшие офицеры флота даже не подозревали, что включены новоявленными декабристами в число спасителей отечества. Поскольку мечты о восстановлении монархии остались на уровне разговоров и бесконечных приготовлений к громкой акции, предлагаю командованию флота обойтись, как говорится, домашними средствами.

Он посмотрел на застывшие лица адмиралов и перешел к следующей части доклада:

– Покончив с мелочами, перехожу к главному. Господа! На основании имеющихся у меня документов я заявляю, что взрыв линкора «Демократия» организовала группа лиц из числа так называемых москвичей или коммерсантов новой волны. Цель совершенного ими деяния – добиться отставки морского министра. После падения адмирала Бахирева они планировали усадить в освободившееся кресло своего человека, а затем с его помощью поставить под контроль распределение заказов по новой морской программе. Следующим шагом должно было стать смещение Александра Ивановича Гучкова, благодаря настойчивости Которого Бахирев получил министерский портфель и захват в свои руки руководства перевооружением армии.

– Ублюдки! – стукнув кулаком по столу, крикнул командующий. – Погубить линкор ради будущих прибылей. Да их повесить мало!

– Увы! Как раз это и невозможно, – бесстрастно объявил Артемьев, наблюдая за капитаном первого ранга, который трясущимися руками безуспешно пытался расстегнуть крючки на вороте кителя. – Ко всему прочему на меня возложена миссия довести до вашего сведения, что громких разоблачений не будет. После консультаций с президентом решено использовать компрометирующие материалы в созидательных целях. Все участники заговора нуворишей получат предложение послужить своими капиталами делу дальнейшего развития российской промышленности. И есть все основания полагать, что они его примут.

– Тем более что свора самых ловких адвокатов все равно не позволит отправить их на каторгу, – с усмешкой заметил Крылов. – Либо откупятся. Говорят, нынче в России цена неподсудности составляет не более полумиллиона рублей. Правда, что в таком случае прикажете комиссии указать в своем заключении?

– К обсуждению этого вопроса мы вернемся после того, как поручик Шувалов огласит для присутствующих один любопытный документ.

Петр поднялся со своего места, развернул письмо Железнякова, но прежде чем начать чтение, пояснил:

– Автор этого послания – вожак группы анархистов подполья. Ни его, ни упомянутых им людей уже нет в живых. Однако сопоставление с фактами, известными из других источников, дает нам полное право считать, что здесь описана истинная картина событий, произошедших на линкоре. Вот текст:

«Ты, Петр, не ломай себе голову, почему я это написал – все равно не поймешь. Можешь считать, что из благодарности за предупреждение. Действительно, за чертовым буржуем присматривали комитетские псы, и мы угодили в западню. Мне удалось вырваться, но вот от пули я не уберегся. Пока жизнь не до конца вытекла из моего тела, спешу тебе сообщить – ты был прав насчет братишки с «Демократии». Он уцелел во время взрыва и перед смертью рассказал все, как было.

Железняк».

Чтобы было тебе понятно – на линкоребыла ячейка анархистов. Мы давно хотели устроить какой-нибудь заметный тарарам, чтобы Россия содрогнулась от киля до клотика. А тут слух прошел, что сам Корниловрешил пожаловать с визитом. К тому же прямо в масть объявился турок по имени Али Челендар, который предложил помочь в подготовке акции. Я слышал от верных людей, что он связан с Коминтерном и мог за деньги снабдить любым оружием. Но на этот раз платы не потребовал, хотя передал моим людям десяток особых зажигалок. Это такие небольшие медные цилиндрики с рифленым кольцом на корпусе. Челендар объяснил, что если повернуть кольцо, а потом заложить эти штуки в крюйт-камеру, примерно через три часа произойдет возгорание.

Щедрость турка показалась мне подозрительной, и я велел за ним проследить. Так мы обнаружили, что деньги дает Калитников. Мне эта гнида сразу не понравилась, но тогда причин дляi беспокойства не было – зажигалки уже находились на линкоре. По серьезным причинам я вернулся в Москву, не дождавшись приезда президента, поэтому руководил всем Земцов. Как раз в то утро он стоял дневальным у двери погреба первой башни. Перед подъемом флага ему удалось открыть дверь и запустить внутрь братишек, которые должны были заложить зажигалки среди пороховых полузарядов. План состоял в том, что пожар начнется, когда Корнилов уже будет на борту, и в случившейся суматохе появится возможность убить его.

Только все случилось иначе. Неожиданно появились два офицера из контрразведки. Они заметили, что печать на дверях погреба нарушена. Земцов бросился на них и сбил одного ударом в висок, а со вторым схватился врукопашную. В эту минуту раздался взрыв. Очнулся матрос на палубе, но как он там оказался – припомнить не смог. Либо кто-то его вытащил, либо он сам сумел в беспамятстве подняться по трапам.

Дальше ты знаешь: он сбежал из лазарета, чтобы сообщить мне, что турок с Калитниковым нас обманули – зажигалки сработали, едва их подложили к пороху. По всему получилось, что этот буржуй сыграл моими товарищами, словно шашками – сбил их с доски, а сам пролез в дамки. Земцов умер у меня на руках, до последней минуты прося отомстить гаду. Я попытался, да вот не вышло. Так что прощай – скоро отправлюсь следом за ним и другими товарищами, павшими в борьбе с капиталом. Наверно, даже в раю не встретимся, потому что таких, как я, туда не пускают.

Шувалов закончил читать, подождал немного, но, так и не дождавшись вопросов, опустился в кресло. Его слушатели сидели молча, обдумывая услышанное и по привычке отыскивая в сообщенных сведениях логические изъяны. Наконец Крылов заговорил:

– Я правильно понял, Николай Николаевич, – всю ответственность за взрыв возлагаем на анархистов и Коминтерн? – спросил генерал Крылов, поглаживая окладистую бороду. – В результате косвенным виновником является Комитет общественной безопасности, который не смог вовремя ликвидировать опасную террористическую группу.

– Так точно, ваше высокопревосходительство, – подтвердил Артемьев волю правительства. – В Петрограде считают, что при сегодняшней расстановке политических сил именно такая трактовка случившегося в наибольшей степени отвечала бы интересам государства. Кое-кому придется подать в отставку, общественность успокоится; линкор, как я слышал, со временем поднимут со дна бухты и отремонтируют. Наверняка, президент примет участие в церемонии ввода корабля в строй. Данное событие послужит символом незыблемости демократического строя, установившегося в России. Все, кто приложит к этому руку, могут смело рассчитывать на искреннюю благодарность со стороны верховной власти.

– Думаю, я выражу общее мнение всех членов комиссии, – вмешался Зацаренный, опередив ответ генерала. – Все мы твердо убеждены, что предоставленные контрразведкой сведения окончательно подтверждают выводы, которые нами уже были сделаны. Первопричиной гибели линкора «Демократия» явился пожар в хранилище пороха, устроенный группой злоумышленников. Служба на корабле была организована должным образом, в соответствии со всеми уставами и распоряжениями морского министерства. Однако никто не мог предвидеть, что диверсантами окажутся матросы, имевшие непосредственный доступ в артиллерийский погреб. Особо следует отметить погибших офицеров контрразведки флота, до последней минуты пытавшихся предотвратить трагедию.

– Господин капитан первого ранга, благодарю в вашем лице всех членов комиссии за понимание, с которым был встречен мой доклад, – сказал Николай Николаевич. Затем он обратился к командующему и начальнику штаба: – Господин вице-адмирал, господин контр-адмирал! Позвольте выразить вам свою признательность за то, что при вашей занятости вы нашли возможность выслушать меня и моих подчиненных. Если впоследствии возникнут вопросы по этому делу, я с удовольствием на них отвечу. До конца дня меня можно будет найти в отделе контрразведки флота.

Командующий понял, что полковник предлагает ему объявить о завершении совещания. Адмирал недаром обладал репутацией хорошего флотоводца, что подразумевало умение мгновенно принимать правильные решения. «А ведь полковник прав, – пронеслось у него в голове. – Контрразведка свое слово сказала, и ей добавить нечего. Если потребуются дополнительные сведения, я всегда могу вызвать на доклад Жохова. Мне и начальнику штаба надо заниматься текущими делами. Комиссии – быстрее писать заключение, чтобы успеть выехать в Петроград вечерним поездом». Он поднялся из кресла, подождал, пока встанут остальные, объявил с небольшой ноткой торжественности:

– Господа! Я благодарю всех за участие в нашем совещании. Не смею вас более задерживать.

Откланявшись, контрразведчики вернулись в кабинет Жохова. Полковник потребовал документы по николаевской группе и принялся внимательно их изучать. Чтобы не мешать ему, Шувалов спросил вполголоса:

– Скажите, Алексей Васильевич, как обстоят дела с обвинением меня в убийстве Мирбаха?

– Оно давно снято, – так же тихо ответил капитан-лейтенант. – Господин Рогачев правильно воспринял мой совет и все силы бросил на установление истины. Помните, вы говорили, что расстались с лейтенантом возле Казначейства. Следователь нашел милиционера, который дежурил там ночью и видел вас через окно. Он не только подтвердил ваши показания, но и опознал следившего за вами частного сыщика Батурина. Тот не захотел ссориться с законом, поэтому чистосердечно поведал, что довел вас до дома на Екатерининской, откуда вы не выходили до утра.

– Назвал того, кто его нанял?

– Придумал историю о купце из Самары, который подозревал жену в любовной связи с вами, поручик. Поскольку ничего не подтвердилось, отказался назвать фамилию клиента.

– А вы не знаете, как госпожа Щетинина узнала, что я в Москве? – задал Петр давно мучивший его вопрос.

Жохов замялся с ответом, и неожиданно на помощь ему пришел полковник Артемьев. Оторвавшись от бумаг, он сухо сообщил:

– Это я приказал Алексею Васильевичу подбросить вашей даме записку с указанием, где вас искать. Необходимо было любой ценой отправить Блюмкина подальше от комиссии, но так, чтобы он ничего не заподозрил. Как видите, затея удалась. Конечно, мы даже не могли предположить, что комитетчик пойдет на такие крайние меры. Однако все завершилось благополучно, чему я искренне рад. Полагаю, Петр Андреевич, у вас нет причин таить на меня обиду. Если я ошибаюсь, готов выслушать ваши возражения.

– Не скрою, меня не радует, что без моего ведома близкие мне люди становятся непосредственными участниками наших игр и тем подвергаются смертельной опасности, – спокойно сказал поручик. – Я настоятельно прошу не поступать со мной подобным образом, иначе я не смогу служить под вашим началом, господин полковник.

– Я принимаю ваше условие, – кивнул Артемьев, – и еще раз прошу прощения за те неприятные минуты, которые вам пришлось пережить. Теперь, когда все отношения выяснены, позвольте перейти к делу.

Уловив изменения в голосе начальника контрразведки, Шувалов насторожился. Он понял, что сейчас последует разъяснение еще одной загадки – зачем Артемьев приказал поручику сопровождать себя в этой поездке. Зачитать письмо Железнякова мог кто угодно, а в качестве сопровождающего привычнее выглядел бы адъютант. Последний раз заглянув в лежавшую перед ним папку, Артемьев объявил:

– Господин поручик, вам надлежит, не теряя времени, ознакомиться с этими документами, после чего срочно выехать в Николаев…