Интересно, что периодически ископаемые останки «подкладывают свинью» верующим дарвинистам даже по самому факту эволюции.

Мы только что разобрались, что палеонтологические останки, сами по себе, не регистрируют конкретные механизмы эволюции (причины эволюционных изменений). Но уж на саму то эволюцию живых существ ископаемые останки указывать должны? То есть, сами эволюционные изменения мы в геологической летописи должны видеть?

На самом деле, это очень сложный вопрос, с которым лучше, всё-таки, разбираться самим палеонтологам. Автор данных строк палеонтологом не является, поэтому особенно рассуждать на эту тему не будет. Тем не менее, хочется, чтобы палеонтологи разобрались хотя бы между собой – видна там у них постепенная эволюция биологических таксонов (в палеонтологической летописи), или не видна. А то один палеонтолог смело заявляет (с телевизионной трибуны), что у него в палеонтологическом институте:

– Буквально все шкафы набиты этими самыми переходными формами…

А другие палеонтологи озвучивают прямо противоположные вещи (Gould, 1977):

«…крайняя редкость переходных форм в летописи ископаемых останков продолжает быть профессиональным секретом палеонтологии. Эволюционные деревья, которые украшают наши учебники, имеют реальные данные только на концах и в узлах своих ветвей; всё остальное – лишь предположения, пусть и разумные, но не подтвержденные ископаемыми останками…»

Как тут разобраться (со стороны) в этой проблеме «переходных форм», если два профессиональных палеонтолога говорят совершенно взаимоисключающие вещи? Один говорит о крайней редкости переходных форм, а у другого, наоборот, «все шкафы набиты переходными формами». Тут может быть только два варианта:

Либо наша отечественная палеонтология в последние годы очень хорошо поработала, накопав целую кучу «переходных форм» и «набив ими все шкафы» в своих институтах. То есть, сделала то, чего вся мировая палеонтология не смогла сделать со времен Кювье и до 1977 года (когда Гулд опубликовал соответствующий текст).

Или же (второй вариант) кто-то из двух озвученных палеонтологов врёт (или ошибается).

И я даже догадываюсь, кто. Дело в том, что этот же человек (у которого «все шкафы набиты переходными формами») отличился еще в одном замечательном проекте. Вот что написал палеонтолог Александр Марков в известном онлайн-тексте «Доказательства эволюции». Причем написал он это в разделе с весьма говорящим названием:

«Эволюционная теория изо дня в день подтверждается научно-исследовательской практикой»

Дадим слово Александру Маркову (Марков и др., 2010):

…К числу самых известных примеров относится предсказанная Дарвином длительная история жизни на Земле в период, предшествовавший «кембрийскому взрыву» – и триумфальный успех палеонтологии докембрия в XX веке…

…предсказанное и подтвержденное основателями молекулярной генетики единство генетического кода всех живых организмов …

…многочисленные предсказанные и найденные ископаемые переходные формы (например, тиктаалика [12] искали совершенно целенаправленно в отложениях строго определенного возраста, там, где была «дырка» между уже известными переходными формами от рыб к четвероногим)…

Что и говорить, от таких «успехов» и «подтверждений» просто голова идет кругом. Люди, относящиеся к теории эволюции скептически, обойти вниманием столь «грандиозные успехи» просто не смогли. Вот что написал по этому поводу автор соответствующего критического эссе (Милюков, 2011). Привожу обширную цитату:

…Читатель наверняка заметил, что самые убойные примеры, иллюстрирующие ТЭ как « практическое средство», сами по себе, в декларируемом виде, на самом деле имеют лишь познавательную , удовлетворяющую любопытство, а не практическую ценность. Впрочем, с познавательной ценностью у этой «теории» тоже проблемы…

…фраза Маркова о «триумфальном успехе палеонтологии докембрия в XX веке» относится лишь к открытию эдиакарской фауны, официально чуть ранее по времени предшествовавшей кембрийской, но для нее не предковой . Поэтому с «триумфами» и «сбывшимися предсказаниями» Марков намеренно вводит читателей в заблуждение – предсказание Дарвина хоть и очевидное, банальное, логически выводимое из наличия кембрийской фауны как таковой, тем не менее – не сбылось , предковая для кембрия фауна в летописи отсутствует, и многокилометровые слои докембрийских пород в этом смысле по-прежнему девственно чисты…

Предсказанное и подтвержденное основателями молекулярной генетики единство генетического кода всех живых организмов» – пример «предсказания» по типу «вряд ли ошибусь, если предположу, что…». После расшифровки ДНК в 50–60-х годах прошлого века ученые для продолжения работ в первую очередь постулировали принцип единства генетического кода для всех организмов, но не в соответствии с руководящей и направляющей ролью «теории» эволюции, а исходя из принципа экономии предположений, так называемой парсимонии – первым делом предполагается простота, а сложность, что называется, нас сама в случае чего найдет (и действительно, позже всплыли полтора десятка вариантов генетического кода плюс многочисленные проблемы с его так называемой эволюционной историей). Как ни крути, а мысль о единстве генетического кода логическим образом вытекает из наблюдаемого единства важнейших свойств всего живого, и подобный прогноз в любом случае вряд ли может считаться рискованным. А уж является ли причиной такового единства эволюция или разумное проектирование – вопрос совсем из другой оперы…

…Что же касается тиктаалика, найденного якобы в заранее предсказанных отложениях геоколонки, то это – из разряда тех «триумфов», когда триумфаторы во время патетической речи вдруг падают с коня или с грохотом проваливаются под трибуну .

…Если забыть целый ряд натяжек, связанных с находкой и интерпретациями фрагментов тиктаалика, то фраза Маркова звучит, казалось бы, впечатляюще. Однако вскоре после написания и появления в сети «Доказательств эволюции» в Польше были обнаружены многочисленные следы тетраподов , датируемых возрастом 395 млн. лет (самое начало среднего девона), что на десятки миллионов лет предшествует всем тем «перспективным» существам, которые, по мнению победившего эволюционизма, еще только готовились стать четвероногими. Столь раннее свидетельство существования уже «готовых» амфибий уничтожает всю прежнюю цепочку «эволюции от рыб к тетраподам», включая, разумеется, и искомого тиктаалика, и лишает их всех статуса «переходных» форм. Не дополняет, не корректирует, а именно уничтожает. Вот такая она надежная штука, предсказательная сила теории эволюции. Вы ломаете копья по поводу одного тиктаалика, а гулким медным тазом вдруг накрывается весь эволюционный океанариум. Надо ли говорить, что в связи с польской находкой медным тазом накрывается также и довольно значительная часть «Доказательств эволюции», посвященная всем этим якобы переходным формам, тонкостям превращения плавника в конечность и макроэволюционным обоснованиям этих процессов (написанная вполне пафосно и теперь смотрящаяся комично).

Итак, из трех озвученных «наиболее известных успехов эволюционной теории в научно-исследовательской практике » :

1. Ни один не имеет практической ценности.

2. Один пример (открытие общности генетического кода у всех живых организмов) столь же прекрасно вписывается в рамки любых других концепций, в том числе, совершенно не эволюционных. Например, этот же факт весьма ожидаем и в рамках концепции разумного дизайна, причем в совершенно любых его вариантах.

3. Наконец, два конкретных (озвученных) палеонтологических примера – вообще ошибочны. Причем о том, что эдиакарская фауна, весьма вероятно, не является предковой для кембрийской фауны (во всяком случае, этот вопрос очень дискуссионный), было известно Александру Маркову заранее.

Тем не менее, он почему-то всё равно засунул этот аргумент в свой (очень короткий) список «наиболее известных успехов эволюционной теории». А ведь этот пример относится к области основной компетенции самого автора текста (Александр Марков – палеонтолог). В связи с этим, во-первых, страшно даже подумать, чего он там понаписал в других областях (в которых не является специалистом, например, по генетическим или эмбриологическим «доказательствам эволюции»). А во-вторых, теперь понятно, какими, на самом деле, «переходными формами» набиты шкафы этого палеонтолога.

Но и это еще не конец. Дело в том, что уже в другом разделе «Доказательств эволюции» Александр Марков приводит красочный рисунок на тему «переходных форм» между рыбами и амфибиями (Рис. 4):

Рисунок 4. Тщательно подобранная цепочка воображаемых «переходных форм» из (Марков и др., 2010).

И комментирует этот рисунок таким образом:

…Упрощенная схема перехода от лопастеперых рыб к первым тетраподам. Этот рисунок использовался на «обезьяньем процессе» в Пенсильвании в 2005 г. для иллюстрации ложности заявлений креационистов об отсутствии переходных форм между рыбами и амфибиями (процесс, как известно, выиграли эволюционисты, несмотря на то, что судья Джонс, выносивший вердикт, был консерватором, сторонником Буша и очень религиозным человеком). На этой картинке еще нет тиктаалика, который был найден позже.

То есть, если верить Александру Маркову (к сожалению, мы уже убедились, что доверять ему приходится с большой осторожностью), получается, что данная эволюционная схема «выхода рыб на сушу» послужила еще и основанием для судебного вердикта, вынесенного в пользу теории эволюции. По сути, дарвинисты победили в суде с помощью красивых картинок разных живых созданий, выстроенных в идеологически правильную цепочку.

Получается, что добиваться справедливости в американских судах – весьма чревато. Особенно опасно судиться с художниками, аниматорами и мультипликаторами. Ведь они как нарисуют судьям какую-нибудь яркую убедительную картинку, так эти судьи просто не смогут устоять. И засудят тебя лет на двадцать.

А потом обнаружится, что засудили, на самом деле, невиновного.

Ведь теперь получается, что все эти красивые картинки – на самом деле, это неправда. Существа, изображенные на этих картинках в качестве «переходных форм», в действительности, таковыми не являлись. Новое открытие (Niedzwiedzki et al., 2010) показало, что пока все эти несчастные «тиктаалики» еле-еле ползали по прибрежному илу, предполагаемо переходя к жизни на суше… за 10–20 миллионов лет до этого, по суше уже вовсю шастали некие крупные четвероногие создания (около 3 метров длиной):

Рисунок 5. Слева следы загадочного крупного тетрапода, прошагавшего здесь 395 млн. лет назад. Справа реконструкция походки этого животного в сравнении с «переходной рыбой» (например, с тиктааликом). Взято из работы (Niedzwiedzki et al., 2010).

Причем не зафиксировано даже следов волочения хвоста. То ли эти животные уже уверенно держали свой хвост на весу. Следовательно, были весьма энергичными наземными жителями, комфортно чувствовавшими себя на суше (особенно учитывая их реконструированную свободную походку).

То ли хвоста у них вообще не было. Но это рушит соответствующие эволюционные построения, поскольку считается, что бесхвостые амфибии появились существенно позже хвостатых.

А то ли (мое предположение) хвостик у них всё-таки был, но такой маленький, розовый и закрученный. Очень похожий на поросячий. Именно такой, какой и должен быть у существа, подложившего такую огромную свинью под уже полностью нарисованную эволюционную цепочку «выхода рыб на сушу».

Понятно, что эту эволюционную цепочку теперь придется перерисовывать совершенно заново. Более того, теперь, возможно, сюда уже придётся встраивать и загадочные следы, найденные еще в силурийском периоде (Gouramanis et al., 2003). Раньше исследователи не очень хотели учитывать факт обнаружения силурийских следов. Потому что эти следы не укладывались в уже нарисованные красивые эволюционные схемы. А как известно, если факты не укладываются в красивые теории, то тем хуже для фактов. Но теперь, после того как выяснилось, что уже 395 миллионов лет назад некие трехметровые «свиньи» спокойно разгуливали себе по суше, размахивая на весу хвостами, то почему бы не вспомнить и о силурийских следах? Ведь тут до них совсем уже недалеко получается – каких-нибудь 20–30 млн. лет. Тем более что согласно самой же теории эволюции, «трехметровые свиньи», следы которых возрастом 395 млн. лет отпечатались на польских камнях, должны же были тоже от кого-то происходить? Идеологически правильно «постепенно выходить на сушу» и т. п. В общем, дарвинистам теперь придётся заново браться за карандаши и фломастеры, и рисовать воображаемый выход рыб на сушу, но теперь уже, видимо, в силуре.

Но ведь считается, что в силурийском периоде только начиналась эволюция рыб. И вот они уже «выбегают» на сушу? «Всё смешалось в доме Облонских» (С).

А ведь еще недавно всё было так прекрасно! Казалось, ничто не предвещало «эволюционной трагедии». Картинки «выхода рыб на сушу» были нарисованы столь талантливо, что на основании этих картинок даже выносились судебные вердикты.

До польской находки, «выход рыб на сушу» изображался так (Рис. 6):

Рисунок 6. Воображаемый (еще недавно) выход рыб на сушу. Взято из англоязычной википедии: ..//

Обратим внимание, как здесь всё продумано. Начинается нарисованная цепочка с вымершей лопастеперой рыбы Eusthenopteron, которая жила на Земле 385 млн. лет назад (см. шкалу в нижней части рисунка). Это была пелагическая рыба. То есть, рыба, обитающая в толще морских или прибрежных вод. Никакого отношения к дну (и тем более к суше) эта рыба не имела, и выходить на сушу пока даже не помышляла. Но вот устройство её плавников… Ах, это устройство не давало покоя верующим дарвинистам. Потому что «как бы намекало», что эта рыба могла бы отрастить себе ноги при желании. Дело в том, что внутри мясистой части плавника лопастеперой рыбы имеется набор из нескольких косточек. Поэтому ископаемая рыба Eusthenopteron и была избрана на роль «всеобщего предка всех наземных позвоночных». Несмотря на то, что обитала в открытых водах.

А вот следующее воображаемое «звено эволюционной цепи», вымершая рыба Panderichthys, на рисунке уже как бы подкрадывается ближе к суше. Видимо, предчувствует, что в ближайшем будущем эволюционно породит нечто из ряда вон выходящее.

И предчувствия её не обманули. Panderichthys (воображаемо) порождает уже «настоящую» переходную форму – тиктаалика. Открытие ископаемых останков Tiktaalik окончательно заткнуло дырку (по мнению Александра Маркова) между «рыбами, выходящими на сушу» и первыми наземными позвоночными – ископаемыми ихтиостегой и акантостегой (эти животные изображены на рисунке под отметкой 365 млн. лет).

Обратите внимание, как широко улыбается тиктаалик на картинке. Это он, наверное, изображает «торжество эволюционной теории на практике».

Однако теперь вся эта продуманная схема начинает выглядеть очень забавно. Потому что эту схему теперь придется рисовать вот так (Рис. 7):

Рисунок 7. Новый вариант «выхода рыб на сушу», с учетом открытия в Польше.

Мне кажется, какие либо комментарии здесь излишни.

Хотя нет. Одно обстоятельство всё-таки следует отметить особо.

Раз уже 395 млн. лет назад на суше жили свободно бегающие по ней животные, то отсюда следует, что найденные ранее «переходные формы» – не были переходными формами не только исторически. Они не были ими даже экологически. А были весьма приспособленными созданиями, видимо, вполне комфортно чувствовавшими себя в своих экологических нишах.

Теоретически, самые первые наземные животные вполне могли быть неуклюжими уродцами, еле-еле передвигающимися по суше. Просто потому, что «в то время ничего лучшего еще не было». Однако теперь получается, что найденные ранее разнообразные ископаемые пандерихтисы, тиктаалики и акантостеги – не были «самыми первыми» по факту. А раз так, значит, они были достаточно приспособлены, чтобы выдерживать конкуренцию даже с такими наземными животными, которые вполне свободно передвигались на своих четырех ногах, не волоча по земле ни собственное брюхо, ни даже хвост. Тем не менее, разнообразные «тиктаалики» успешно выдерживали конкуренцию с такими животными на протяжении миллионов лет. Так можно ли тогда назвать эти существа примитивными? Или переходными?

На самом деле, таких «переходных» существ в природе – довольно много и сейчас. Это, например, лабиринтовые рыбки (способные дышать атмосферным воздухом и выползать на сушу), рисовые угри (способные дышать атмосферным воздухом и выползать на сушу), двоякодышащие рыбы (способные дышать атмосферным воздухом и выползать на сушу). Наконец, это знаменитые илистые прыгуны – очаровательные рыбки, которые настолько свободно чувствуют себя на суше, что даже не ползают по ней, а вообще скачут вприпрыжку. Таким образом, по сути, мы имеем «переходные формы», аналогичные перечисленным выше ископаемым, прямо сейчас, в настоящее время. И мы, конечно, понимаем, что их нельзя называть «переходными». Нельзя просто потому, что эти животные живут прямо вместе с нами, но не признаются нам, собираются ли они в будущем куда-нибудь «переходить», или не собираются.

Впрочем, про одного такого «товарища» всё-таки можно сказать вполне определенно. Дело в том, что один из современных видов двоякодышащих рыб, австралийский рогозуб… почти не отличается от ископаемого рогозуба, окаменелые останки которого были найдены в слоях возрастом более 100 млн. лет (Allen et al., 2002). Таким образом, за 100.000.000 лет этот рогозуб не то что не удосужился куда-нибудь «перейти», но и вообще практически никак не изменился. Что автоматически делает рогозуба одним из самых древних ископаемых родов позвоночных животных.

Итак, мы видим, что таких «переходных рыб» в природе достаточно много и сейчас. И мы понимаем, что на самом деле, они никуда не переходят. Во всяком случае, мы не имеем права делать подобные утверждения. Эти рыбы просто живут в соответствующих экологических нишах, причем настолько хорошо к ним приспособлены, что некоторые из них биологически процветают (например, некоторые виды рисовых угрей или лабиринтовые рыбки). А другие вообще умудрились просуществовать в своих экологических нишах без всяких изменений 100 млн. лет!

Так какое же тогда право мы имеем заявлять, что полностью аналогичные, но только ископаемые «переходные формы» – куда-то там (точно) переходили? Откуда мы это знаем? Если австралийский рогозуб так никуда и не «перешел» (и вообще никак не изменился) даже за 100 млн. лет, то почему это должен был сделать тиктаалик за 10 млн. лет?

Неужели мы заявляем так просто потому, что нам так хочется? Или потому, что этого требует от нас «единственно верное учение»?

Давайте честно признаемся – мы заявляли, что «тиктаалик куда-то там перешел», не потому, что точно знали об этом. А по двум причинам – во-первых, его строение наводило нас на определенные эволюционные ассоциации. А во-вторых, его останки подходили по времени под наши теоретические схемы. Вот мы и заявляли, что «найдена настоящая переходная форма между рыбами и амфибиями». Но на самом деле, это был не факт, а именно то самое «разумное предположение», о котором предупреждал нас Гулд (см. выше). И вот теперь мы видим, что предупреждал он нас не зря.

Итак, насколько на самом деле были «переходными» те ископаемые живые создания, которых мы обсуждали выше? Ведь они же должны были как-то выживать миллионы лет в условиях конкуренции с наземными животными? Может быть, это были просто такие оригинальные живые существа (к сожалению, вымершие), которые совмещали в себе как признаки рыб, так и признаки наземных позвоночных. Причем совмещали настолько удачно, что это позволяло им спокойно выживать в дикой природе при наличии там как рыб, так и настоящих наземных животных. Таким же образом, как сейчас выживают, например, рисовые угри. Или илистые прыгуны. Ни наличие других рыб, ни наличие наземных животных – не мешает биологически процветать ни рисовым угрям, ни илистым прыгунам.

Такие оригинальные живые создания, в которых удивительным образом сочетаются признаки разных биологических таксонов, иногда называют мозаичными формами. Например, одной из наиболее ярких мозаичных форм считается знаменитый утконос.

В общем, в этом месте нам придется хорошенько задуматься. Ведь помимо того сокрушительного «триумфа», который получился у Александра Маркова с его любимым тиктааликом, в своих «Доказательствах эволюции» он озвучил еще ряд других примеров «обнаруженных переходных форм». Становится интересно, насколько надежны еще и эти «переходные формы» тоже? Стоит ли так уж доверять горячим уверениям Маркова по поводу установленного статуса их переходности? Сколько еще продержатся на эволюционном пьедестале эти «переходные формы»? До следующего открытия, совершенного теперь уже где-нибудь в Чехии? Или в Китае?

Если говорить прямо, все эти «эволюционные предки» и «переходные формы» – не более чем теоретические спекуляции. Грубо говоря, просто гадания, выполненные по принципу:

– А от кого мог бы произойти вот этот биологический таксон, если бы теория эволюции была правдой?

И как всякие гадания, в некоторых случаях они звучат вполне убедительно… пока не обнаружится какая-нибудь новая палеонтологическая находка, «переворачивающая наши прежние представления».

В качестве примера, насколько легко могут изменяться теоретические эволюционные схемы (то есть, схемы гаданий, кто от кого произошел), приведу один свежий пример. Не успели еще дарвинисты окончательно убедить широкую общественность в том, что птицы – это потомки динозавров-тероподов (самая модная гипотеза до недавнего времени), как «выяснилось», что птицы – это не потомки динозавров-тероподов, а вполне себе независимая ветвь (Czerkas & Feduccia, 2014). То есть, еще вчера в научно-популярной литературе «несомненными эволюционными предками» птиц были динозавры-тероподы, но сегодня всё уже резко поменялось. Что и говорить, тасуют свои гадальные карты как хотят.

Впрочем, в научных статьях, посвященных проблеме эволюционного происхождения птиц, всегда рассматривались сразу несколько возможных версий происхождения птиц от разных (возможных) эволюционных предков. Вплоть до таких версий, где разные линии птиц происходят от разных предков (Курочкин, 2006). Причем каждая такая версия имеет (среди специалистов по этому вопросу) как своих сторонников, так и противников. Таким образом, ситуация с вопросом эволюционного происхождения птиц в научной среде выглядит точно так, как поётся в известной народной песенке:

– Каравай, каравай, кого хочешь, выбирай (в качестве возможного эволюционного предка).

Что еще раз подтверждает то, о чем я уже сказал выше – в подавляющем большинстве случаев, рассуждения на тему эволюционного происхождения того или иного биологического таксона – выглядят неотличимыми от гаданий на кофейной гуще. И особенно это характерно для гаданий о происхождении групп высокого таксономического ранга.

На самом деле, какие бы переходные формы мы ни находили, всегда остаётся изрядная доля сомнения по поводу реальности их переходного статуса. Дело в том, что понятие «переходная форма» – это очень трудно доказуемое понятие само по себе. Критик, которому, допустим, просто не нравится идея переходных форм, всегда сможет «убить» практически любую (предлагаемую) переходную форму с помощью достаточно простого и очевидного аргумента. Ведь почти никогда нельзя сказать совершенно точно – это действительно была переходная форма, или же это часть былого биологического разнообразия, которая уже вымерла, и которая просто была похожа на определенные биологические таксоны.

Например, у нас имеется семейство куньих (Рис. 8):

Рисунок 8. Характерные представители семейства куньих – виды рода куница (Martes).

И еще в природе существует семейство псовые. А в этом семействе, в свою очередь, имеется один из самых оригинальных представителей этого семейства – кустарниковая собака (Рис. 9):

Рисунок 9. Один из самых оригинальных представителей семейства псовых – кустарниковая собака (Speothos venaticus).

И наконец, у нас имеется семейство медвежьих (Рис. 10):

Рисунок 10. Один из представителей семейства медвежьих – бурый медведь (Ursus arctos).

Очевидно, что кустарниковая собака, по внешнему сходству, находится в некоем «морфологическом гиперпространстве» между куньими и медвежьими.

Теперь давайте представим, что куницы и кустарниковые собаки – уже вымерли от тех или иных причин. Остались только медвежьи.

И вот Вы, допустим, дискутируете с неким оппонентом, считающим, что всё наблюдаемое биологическое разнообразие – это результат прямого дизайна, в котором, например, те же псовые, куньи и медвежьи – были созданы раздельно.

А Вы доказываете, что медвежьи – это эволюционный продукт из куньих, через стадию кустарниковой собаки. В качестве доказательства Вы предъявляете Вашему оппоненту «окаменевший отпечаток» куницы, как «исходного эволюционного предка». А потом предъявляете еще «окаменевший отпечаток» кустарниковой собаки, как «переходную форму». И наконец, указываете на современного медведя, как на конечный продукт этой эволюции (Рис. 11):

./

Рисунок 11. Произвольно составленная «эволюционная» цепочка. С «эволюционным предком» в качестве куницы, «переходным звеном» в виде кустарниковой собаки, и конечным «эволюционным продуктом» – медведем.

Но Ваш оппонент говорит Вам, что всё это – полная ерунда и ничего не доказывает. Потому что на самом деле, и ископаемые куницы, и ископаемые кустарниковые собаки, и современные медведи – когда-то жили на Земле вместе и одновременно, просто значительная часть этого былого разнообразия уже исчезла с лица Земли, и остались только некоторые «осколки» (в виде медвежьих).

Что Вы сможете на это возразить? Особенно учитывая тот факт, что в реальности то мы точно знаем – и куницы, и кустарниковые собаки, и медведи – действительно живут на Земле совместно и одновременно. Но при этом совсем не исключено, что кто-нибудь из них в будущем вымрет (например, та же кустарниковая собака в природе весьма редка, и некоторое время, кажется, действительно считалась вымершей).

Вы сможете возразить только в том случае, если у Вас имеются очень подробные переходные ряды ископаемых форм, причем крайне желательно из одного и того же геологического разреза. Вот тогда, прямо по этому разрезу, можно было бы проследить, как постепенно изменялась морфология того или иного живого существа со временем.

Но к сожалению, таких подробных (!) рядов палеонтологией накоплено крайне мало (а возможно, нет вообще). А есть «переходные ряды» примерно такой же степени «полноты», которую я только что уже озвучил выше: «куница-собака-медведь». Такие «доказательства эволюции», действительно, выглядят очень слабыми. Поэтому аргумент про отсутствие переходных форм всё время «на слуху».

Впрочем, иногда палеонтология располагает и рядами такой подробности, что можно рассуждать об эволюции родов и видов, или даже подвидов. Например, выше я уже приводил пример работы коллектива авторов по ископаемым двустворчатым моллюскам (Невесская и др., 1987). Помимо этого, еще имеется, например, очень большой материал по разным видам ископаемых аммонитов. Аммониты удобны тем, что могут сменять друг друга в геологических слоях достаточно быстро, что можно интерпретировать, как быструю эволюцию.

Однако даже в этом случае далеко не все палеонтологи пускаются в спекуляции про то, какой там вид аммонитов произошел от какого (или не произошел). Видимо они избегают подобных спекуляций, чтобы не попадать потом в такие неловкие ситуации, как с уже озвученным выше тиктааликом. Действительно, когда мы видим, что в геологической колонке один вид аммонита заменяется другим, то это еще не значит, что «здесь непременно была эволюция». Возможно, в прошлом изменились условия, и просто один вид распространился из другой географической области и заменил другой (местный) вид. Или ранее массовый вид стал редким (и поэтому исчез из палеонтологической летописи), а другой, ранее редкий вид – стал массовым, и поэтому как бы «возник» в палеонтологической летописи. Если такие виды были морфологически близки, то верующий дарвинист непременно приписал бы эту смену именно эволюции (одного вида в другой). Кроме того, могла быть и эволюция, но не совсем такая, какой хотелось бы верующему дарвинисту. Например, допустим, один и тот же массовый, изменчивый вид (или род) в течение долгого времени мог «отпочковывать» от себя более мелкие «виды» и подвиды, которые потом со временем вымирали. И так продолжалось некоторое время без каких-либо более масштабных эволюционных последствий. Понятно, что это не совсем та эволюция, которую хотелось бы дарвинисту, а скорее временные вариации вокруг какой-то устойчивой формы.

Поэтому палеонтологи в своих научных работах обычно осторожничают (в отличие от научно-популярных заметок), и не подрисовывают никаких гипотетических стрелочек «эволюции» одного вида в другой. Классический рисунок в какой-нибудь палеонтологической статье выглядит примерно таким образом (Рис. 12):

Рисунок 12. Смена (развитие?) аммонитов в раннем келловее. Взято из работы (Парышев, 1975).

Как видим, исследователь вообще не подрисовывает (от себя) никаких «эволюционных переходов» от одних линий аммонитов к другим линиям. А просто констатирует факты – когда такие-то группы аммонитов появлялись, существовали, и исчезали из палеонтологической летописи. Без всяких (или почти без всяких) рассуждений об эволюции. И уж тем более, без рассуждений о том, что «аммониты изменялись под руководящей ролью случайных мутаций и естественного отбора в свете единственно верного учения».

Это я говорю (еще раз) для того, чтобы Вы не забыли, с чего мы, собственно, начали говорить о палеонтологии – верующему дарвинисту станет особенно плохо, если его оппонент не будет отрицать эволюцию начисто, а будет делать вид, что склоняется, например, к концепции непрерывного творения. То есть, будет предполагать, что новые виды творились не одновременно, а периодически «впрыскивались» в биосферу («пучками» или поодиночке). Причем допускать и такую возможность, что новые виды создавались путем модификации предыдущих. В этом случае, верующий дарвинист с помощью палеонтологии вообще ничего доказать Вам не сможет. Потому что концепция непрерывного творения, на самом деле, объясняет массив палеонтологических фактов (которыми так козыряет дарвинизм) гораздо лучше, чем сам дарвинизм (см. ниже).