— Поразительно! — воскликнул профессор Эйденснэп. Он неуверенно вертел в руках журнал Гаррисона Коула, словно не мог поверить в его реальность. — Это как золотой песок! Нет, куда драгоценнее!

Утром, когда взошло солнце, и все вокруг осветилось ярким теплым светом, прибыла полиция, и Бен с большим облегчением передал неудачливого взломщика в руки закона. После этого друзья поспешили в музей к профессору Эйденснэпу.

Было уже одиннадцать часов утра. Джек, Бен и Эмили, как давеча, теснились на диванчике у профессора Эйденснэпа, а сам хозяин кабинета изучал журнал Гаррисона Коула. На лице его был написан нескрываемый восторг.

— Означают ли ваши слова, профессор, что вы поверили нам? — спросила Эмили.

Эйденснэп посмотрел на нее поверх очков.

— Дорогая моя, скажем так: я поверил в то, что вы появились у меня в кабинете с бесценным лингвистическим инструментом, которого вчера у вас не было. И у меня нет оснований сомневаться в вашем рассказе о том, как вы его добыли. Но в глубине души у меня все еще теплится надежда, что все это какой-то изощренный обман.

— Профессор, этот дневник может помочь? — нетерпеливо спросил Бен. — Вы теперь можете перевести текст с описанием ритуала?

— Терпение, мастер Коул, терпение. Сейчас посмотрим.

Профессор достал пергамент испанского миссионера, где описывался ритуал изгнания. Расстелив его на столе, он открыл дневник и положил их рядом. Его пальцы скользили по иероглифам обряда, потом по тщательно составленной таблице перевода, выполненной Гаррисоном Коулом. При этом губы профессора беззвучно шевелились.

— Гм, — сказал профессор Эйденснэп. — Гм… Гм…

— Профессор, не томите нас, пожалуйста! — взмолилась Эмили.

Эйденснэп поднял глаза от стола и вздохнул.

— Если коротко, то ответ таков: да, я думаю, что смогу это перевести. Но на это потребуется время. Ваш отец не предполагал, что этими записями будет пользоваться кто-то, помимо него. Несомненно, он намеревался по возвращении в Англию расшифровать свои записи, сделав их понятными другим. Но в настоящий момент для меня эти записи лишены логического порядка, обозначения очень своеобразны, а почерк, надо отметить, не из лучших. Предупреждаю: работа будет идти медленно.

— Может быть, я могла бы помочь, сэр? — предложила Эмили. — Я знаю почерк отца, и я сама проводила такое исследование. Давайте я вам покажу.

Она подошла к столу профессора и нагнулась над пергаментом.

— Вот, смотрите, иероглифы здесь двух видов. Некоторые кажутся символами, выражающими целые слова, а остальные — это слоги, составляющие слова. И не всегда очевидно, с каким символом мы имеем дело.

Глаза Эйденснэпа за очками стали шире.

— Бог ты мой! Столь образованная юная девушка! Я тоже вижу, что это посложнее алфавита. — Он указал на короткую цепочку иероглифов. — По-моему, этот символ сам по себе может иметь несколько значений, а символ, следующий за ним, дает ключ к пониманию правильного значения.

— Совершенно верно, профессор! — с энтузиазмом поддержала его Эмили. — Более того…

Мальчики, брошенные и забытые на диване, уставились на этот неожиданно возникший интеллектуальный союз.

— …Слоги записаны в порядке некоторой гармонической цепочки, когда гласная последнего слога созвучна гласной слога, ему предшествующего… — объясняла Эмили.

— Но слова, имеющие различные гласные в последних двух слогах, могут фактически оканчиваться на последнюю согласную, — заметил профессор.

— Верно, а значит, должно быть указание на то, как последняя гласная должна произноситься, — согласилась Эмили. — Вот как здесь.

Бен легонько ткнул Бена в бок и шепнул:

— Ладно, Джек, пойдем. Я повожу тебя по музею.

Часа через два они вернулись в кабинет и сразу же услышали восклицание профессора:

— Закат! Вот что это значит!

Мальчики переглянулись и тихонько прошли к своему дивану. Бен водил Джека посмотреть на элгинский мрамор, на фризы, которые когда-то украшали фронтон Пантеона в Афинах. Джек с радостью узнал, что в древности были и такие цивилизации, которые не приносили людей в жертву кровожадным богам. Но оба друга не переставали думать над тем, как победить сэра Дональда.

— Смотрите, — сказал профессор, указывая на иероглиф. — Мы знаем, что это — восход, следовательно, вот это должно означать закат.

— Тогда смысл написанного будет таким: «Сорви розу на закате и разомни листья…»

— Именно, дорогая моя! А, это вы, — Эйденснэп поднял взгляд на ребят. — Хорошие новости, молодые люди. Кажется, есть результат.

— Розы на закате? — спросил Бен.

— О да, — подтвердил Эйденснэп. — Видите ли, ритуал изгнания состоит из двух составляющих: заклинания и зелья.

— Нам потребуется и то и другое, — объяснила Эмили. — На этом пергаменте есть только слова заклинания. Нам еще нужно приготовить зелье.

— А что это за зелье? — спросил Бен.

— Небось, из роз? — вставил Джек.

— Из роз, но не из всяких, — задумчиво произнес Бен. — Вы, наверное, говорили о кровавой розе? Именно поэтому она нарисована на пергаменте, да?

— Совершенно верно, — согласился Эйденснэп. — Rosa sanguina, или rosa de la sangre, как назвал ее наш друг иезуит. Он говорит, что это «куст, укол которого есть самый страшный яд для его слуг, что ходят в ночи, а ее суть, растворенная в зелье, есть изгнание Того, Кто Ходит в Темноте».

— Ее колючки ядовиты для вампиров, — добавила Эмили, — и если сварить из них зелье, оно может изгнать Камазотца!

— Но только в сочетании с правильным заклинанием, — уточнил профессор.

Бен медленно опустился на диванчик.

— Зелье должно быть приготовлено совершенно особым образом, — продолжала Эмили. — Листья розы следует сорвать на закате, а добавить в зелье — на рассвете. Тогда Камазотца можно будет загнать в угол в некоем месте, которое называется «место силы». Его следует обрызгать этим зельем, одновременно произнося такие слова:

У ба ти актот хасав-чан

Камазотц у гун катун.

Камазотц кин винал тун,

Чувен кех ту ба ха атун.

Джек вытянул шею, чтобы посмотреть на запись, по которой Эмили водила пальцем.

— Это вот здесь говорится про розу? — спросил он, показывая на иероглиф, похожий на цветок.

— Да.

— А это что такое?

Каждый раз, когда появлялся иероглиф розы, ему предшествовало некоторое скопление линий, напомнившее костер.

— Мы полагаем, что это какое-то пояснение, дающее дополнительную информацию о розе, — ответила Эмили. — Но в чем оно заключается, мы не знаем.

Джек с надеждой взглянул на Бена — нет ли у него каких-нибудь светлых идей, но Бен был мрачен и хмур.

— Ты чего нахмурился? — спросил его Джек.

— Кровавая роза растет в Мексике, — тихо ответил Бен. — А мы находимся в Англии.

— А!.. — На миг Джеку показалось, что все надежды рухнули, но он быстро овладел собой. — Поедем на Ковент-Гарденский рынок. Там полно всяких цветов, и…

— Сомневаюсь, — перебил его Бен.

Профессор Эйденснэп заговорил, и в его мягком вежливом голосе вдруг послышались стальные нотки.

— Не теряйте веры в тех, кто старше и умнее вас, мастер Коул, — сказал он. — Я показывал этот пергамент коллеге из ботанического отдела, и он, к счастью, знает, где можно найти кровавые розы!

Профессор выдвинул ящик и стал в нем копаться, а Бен стоял, затаив дыхание.

— Где-то здесь я его видел… всего пару лет назад… Бог ты мой, когда я научусь хранить материалы как следует? А, вот! — Он выпрямился и бросил на стол брошюру. — Это, я думаю, куда ближе Юкатана.

Бен взял брошюру — лицо его озарилось.

— «Объявляется об открытии для широкой публики Дворца пальм в Королевском ботаническом саду в Кью», — прочел он. — «Современное чудо инженерной мысли: теплый влажный климат круглый год для выращивания тропических деревьев и кустарников».

— Мой коллега говорит, что его знакомый ботаник получил особое разрешение на содержание кровавых роз в этом доме, — пояснил Эйденснэп. — Этот малый собирает розы, но не все они приживаются в нашем климате.

Он закрыл брошюру, сунул ее в карман и объявил:

— К вечеру, до заката, мы должны быть в Кью.

День тянулся невыносимо медленно. Древний пергамент гласил, что листья следует сорвать на закате, значит, надо дождаться заката. Был последний день мая. Справочник профессора сообщал, что солнце в этот день зайдет в 21 час 06 минут.

Бен написал записку миссис Миллз, где сообщил, что все в порядке, и что они вернутся домой сразу же, как покончат с делами.

Наконец профессор Эйденснэп решил, что пора ехать. Но перед тем, как пропустить гостей в дверь, он повернулся к Бену и посмотрел на него пристально и серьезно.

— Мастер Коул, — сказал он почти сурово. — Вы отдаете себе отчет в своих поступках? Вы перехитрили Камазотца! Сначала вы сбежали от него в Мексике! Потом здесь, в Англии, вы проникли в его дом и ускользнули от его вампиров! А затем захлопнули у него перед носом дверь!

Бену очень приятно было услышать эти лестные слова профессора, но то, что Эйденснэп сказал позже, заставило его радость увянуть.

— Судя по легенде, Камазотц ни за что на свете не простит ни одного из этих оскорблений. Боюсь, что вы сейчас — самый главный враг этого демона. Имейте это в виду. И будьте начеку!