Она жила в небольшой хижине километрах в четырех от деревни Танджунграса. Люди звали ее мамашей Есой, потому что ее старшего сына звали Еса. Ее покойного мужа тоже звали папашей Есой. Но его давно уже нет в живых. Он умер еще тогда, когда по деревне стали ходить слухи, что началась война. Мамаша Еса не понимала, что такое война, она только видела, как цены на рис все поднимались и поднимались и наконец дошли до двух рупий за гантанг.

Уже нет в живых и ее старшего сына. Он умер еще раньше отца, тогда, когда здесь начались волнения. Староста говорил, что на Яву пришло много коммунистов. Но мамаша Еса не знала, где этот остров Ява и кто такие коммунисты.

Была у нее дочь Румса. Румса умерла во время японской оккупации. Это время запомнилось мамаше Есе еще и потому, что появились новые деньги.

Румса уже была замужем. Правда, недолго. Через три месяца после свадьбы мужа ее неожиданно вызвал к себе кумичо и отправил в город.

— Поедешь в Себранг, там тебя зачислят в трудовой отряд, — сказал он.

Делать было нечего. «Наверное, пойдет в кули и его пошлют в Дели», — думала мамаша Еса, потому что еще раньше ее брат, когда собирался в Себранг, говорил, что едет наниматься в кули.

Долго, слишком долго пришлось Румсе ждать возвращения мужа!

Уже два раза собрали урожай, а он все не возвращался. А тут еще Румса тяжело заболела малярией. Она часто теряла сознание, в бреду выкрикивала слова: «ромуся… японцы… Дели…»

Несколько раз к больной звали знахаря, но, видно, болезнь была сильнее его заклинаний: Румсе становилось все хуже. Наконец мамаша Еса, хоть она и очень боялась докторов, все же решилась отвезти дочь в больницу в Джатисари. Больше всего она боялась, что ее дочь там будут резать. Однако все ее страхи оказались напрасными. Ножа она даже и не увидела. Господин доктор сказал, что Румсе нужны таблетки хинина. Но в городе их не было, и тогда мамаше Есе посоветовали каждый день приносить больной по три стакана отвара из листьев Джохара. Чтобы лекарство лучше помогало, мамаша Еса решила и сама выпивать по три стакана в день этого отвара. Но хотя ей казалось, что лекарство помогает, дочь прожила немного.

На десятый день Румса перестала метаться, и бредить. Она лежала, спокойно вытянувшись всем своим худым, уже похолодевшим телом. Она умерла, так и не дождавшись мужа. Хорошо еще, что у мамаши Есы была материя (может быть, и не очень красивая, но мамаше Есе она нравилась) для того, чтобы, обернув в нее тело дочери, похоронить ее по мусульманскому обычаю.

По правде говоря, был у мамаши Есы еще один кусок хорошей материи, но Румса сказала, чтобы мать поберегла его на свои похороны. Теперь мамаша Еса осталась одна-одинешенька. В душе была какая-то пустота, не хотелось ни о чем думать, оставалось только ждать своей смерти.

Через некоторое время из города стали приходить всякие новости. Одна из них никак не укладывалась в голове мамаши Есы: говорили, что «теперь японцы изгнаны, мы свободны».

Ден Дарма, руководитель организации Хисбулла, говорил, что теперь у нас есть свое государство, свой раджа-президент, что теперь мы свободны.

Мамаша Еса слушала все это и не понимала. В голове был какой-то сумбур. Что это за слово «президент» и как выглядит этот наш новый раджа? Впервые она увидела его портрет на новых деньгах, выпущенных вместо старых. Нет, он не был похож на раджей, каких обычно изображали: на нем не было короны. Он носил простую шапочку, как и все. «Так вот он какой, мусульманский раджа!» — думала мамаша Еса, с гордостью поглаживая его портрет на деньгах.

После этого три раза отпраздновали лебаран, все было тихо, и мамаша Еса стала уже успокаиваться.

Но вот снова пришла беда. Как-то она увидела самолет, потом услышала взрывы. Начался бой. Казалось, что такого боя раньше никогда не бывало. Страх снова сковал ее душу.

Вскоре люди стали говорить, что наше государство стало государством Педжаджаран. Этого мамаша Еса не могла понять, ведь на деньгах был по-прежнему портрет того раджи в простой шапочке.

У мамаши Есы голова шла кругом. Почему люди все время хотят чего-то нового? Ей ничего не хотелось, она очень устала, и у нее не было никакого желания ломать голову над новыми словами. И все же на этот раз она задумалась над тем, что означает государство Педжаджаран. Не так давно она слышала, как люди упоминали имя Силиванги.

«Может быть, это и есть раджа государства Педжаджаран? — думала она. — Очевидно, деньги снова изменятся, наверно, будет нарисован раджа с короной на голове, как показывают в ваянге. Но зачем возвращаться к тому, что уже прошло?»

Старая женщина устала думать. Однако разговоры соседей не давали покоя. У всех на языке были слова: «Похитили… ПРП… банда…» Она удивлялась, почему вдруг снова стало так неспокойно. Когда же все это утихнет?

Но больше всего мамаша Еса боялась выстрелов и взрывов, которые теперь слышались все чаще. Иногда, правда, ей удавалось побороть свой страх. «А чего мне-то бояться? Я никого не убивала. Ничего плохого не делала. Наоборот, я всегда старалась помочь человеку в беде». Так она успокаивала себя каждый раз, когда начиналась стрельба.

«Очевидно, в этом мире, — думала мамаша Еса, — все смешалось». Она не понимала, кто прав и кто виноват, что плохо, а что хорошо. Себя она не считала виновной, однако чашу несправедливости этого мира ей пришлось выпить до дна.

Вот как это получилось. Однажды рано утром в деревню прибыли три открытые зеленые автомашины. Мамаша Еса заметила, что в машинах голландские солдаты. Правда, там же она увидела двух или трех человек с темной кожей. Две машины остановились поодаль, а одна подошла к самой ее хижине. В каждой машине по восемь солдат. У всех у них были винтовки и еще какое-то незнакомое ей оружие.

Мамаша Еса в это время работала в саду. Она увидела, как соседи побежали по направлению к Чиламая. Вслед им раздавались выстрелы. Точно так трещали фейерверки на празднике у старосты, когда совершался обряд обрезания старшего сына. Вначале мамаша Еса неподвижно стояла среди банановых кустов, потом, как бы опомнившись, спряталась за дерево, чтобы укрыться от пуль. Она знала, что она не виновна ни перед людьми, ни перед богом. Мамаша Еса хорошо помнила слова священника, учителя Румсы, о том, что кто не виновен, тот не пострадает.

Прячась за кустами, мамаша Еса сквозь густую листву наблюдала, что делают солдаты. Но по временам на нее словно находило затмение, она ничего не видела и не понимала. Точно так же было тогда, когда умер муж.

Она видела, как солдаты ходили от машины к дому и от дома к машине.

«Неужели они уже и в дом вошли?» — подумала мамаша Еса. Вскоре она услышала, как начали бить в дверь, потом дверь с треском распахнулась. Из хижины донесся грохот переворачиваемой мебели.

Мамашу Есу охватило отчаяние. Она вспомнила о своих сбережениях, спрятанных в ножке скамейки, и о других дорогих ей вещах. Господи, не допусти, чтобы они нашли их. Хоть это не ахти какое богатство, но ей оно дорого. Кусок материи, припасенный на похороны, три позолоченные брошки — подарок мужа к свадьбе, двадцать пять рупий денег и свидетельство о браке папаши и мамаши Есы.

Она хотела бежать в хижину, чтобы спасти свои сокровища, но ноги словно пристыли к месту. Ничего не понимая, невидящим взглядом смотрела она на свою хижину. Вдруг до ее слуха донеслось потрескивание хвороста. Это подожгли ее хижину. «Горит! Горит!» — одними губами шептала она.

«О господи, за что? За какие грехи? — спрашивала она в отчаянии. — Невиновна я, господи, — повторяла она. — Я всегда помогала людям в беде. Я невиновна. Ведь вот только вчера вечером я опять помогла людям, потерявшим дорогу. Они тоже были с ружьями. Вначале я испугалась, а потом пожалела их. Они показались мне хорошими людьми. Пятеро ночевали в моем доме, а других я проводила к соседям. Накормила их чем бог послал. Среди них самым хорошим был их начальник, которого все звали бапак. А сегодня утром они, когда уходили, дали мне десять рупий, вот эти деньги, они и сейчас у меня в кармане. В чем же моя вина?

Так старалась мамаша Еса убедить бога и себя в своей невиновности. А огонь тем временем, как бы смеясь над ней, весело плясал по стенам хижины.

Языки пламени охватили столбы, побежали по ним вверх, с треском взобрались на крышу; еще минута — и объятая пламенем хижина рухнет. Полные ужаса глаза не отрываясь смотрели на огонь, пожирающий то, что было ее домом.

Мамаша Еса уже ничего не чувствовала. Если бы ее спросили сейчас, о чем она думает, жива ли она вообще, она не смогла бы ответить.

И вдруг раздался взрыв. Взрыв этот как бы разбудил мамашу Есу. Еще не сознавая, что она собирается делать, мамаша Еса поднялась, в страхе оглянулась по сторонам. Но только успела она выпрямиться, как что-то с силой толкнуло ее в грудь. Она покачнулась и замертво упала на землю. Но прежде чем умереть, она еще раз спросила, как бы удивляясь:

— За что, господи?

Женщина упала, а вместе с ней на землю обрушилась и ее хижина, в которой она прожила всю свою жизнь. Теперь некому было даже оплакивать ее тело.

Сейчас люди не признают бога. Но мамаша Еса до самой смерти просила у него защиты.