Первые годы службы П. А. Румянцева 1740-1751
Указ из кабинета министров в кадетский корпус
5 августа 1740 г.
Ее императорское величество указала генерала Румянцева сына, Петра Румянцева, определить в Кадетский корпус и на оного и поступки его иметь особливое крепкое смотрение.
Андрей Остерман Князь Алексей Черкаский
Помета: № 522. Получен августа 7-го дня 1740 года.
Протокол военной коллегии
29 декабря 1740 г.
Государственная Военная коллегия по сообщению его сиятельства первого министра генерал-фельдмаршала и кавалера графа фон Миниха сего декабря 29-го дня приказали: Воронежского пехотного полку подпоручику Петру Румянцеву на оный чин дать патент октября с двадцать седьмого числа сего 1740 года, так как он в тот чин по именному указу из кадетов пожалован. И для ведома о том к его сиятельству сообщить и в походной комиссариат послать указ.
У подлинного подписано так
Семен Караулов
Иван Козлов
Петр Измайлов
Де Геннин
Обер-секретарь Петр Ижорин
Секретарь Хитрей Муранов
Протокол военной коллегии
22 июня 1741 г.
По предложению бывшего генералиссимуса сего июня 17-го дня государственная Военная коллегия приказали:
Произведенному Воронежского пехотного полку поручику Петру Румянцеву на оный чин дать патент сего же июня с шестого на десять числа. И о том команде о производстве ему жалованья и о вычете за повышение на госпиталь в обер-цалмейстерскую контору и к генералу-кригскомиссару послать указы.
Подлинный подписали так
Иван Маслов
Петр Измайлов
Степан Игнатьев
Обер-секретарь
Петр Ижорин
Секретарь Иван Русин
П. А. Румянцев – П. П. Ласси
26 декабря 1748 г.
Вашего высокорейхсграфского сиятельства высокий ордер от 21-го дня к исполнению ее императорского величества высочайшего указа о бытии полку Воронежскому в Эстляндию к походу в ежечасной готовности получить честь имел, по которому надлежащее исполнение чинить имею. Состоящие же в бригаде моей батальоны Муромский, Ладожский и Апшеронский таковые же ордеры вашего высокорейхсграфского сиятельства имеют, которых так как и прочие два, Нарвский и Ростовский, по-прежнему ли в команде моей состоят или к вашему высокорейхсграфскому сиятельству за отправлением генерала-лейтенанта де Брилля прямо рапортовать; на что все имею ожидать повеления.
Граф П. Румянцев, полковник
Резолюция: Иметь батальоны в команде его по-прежнему.
П. А. Румянцев – П. П. Ласси
6 февраля 1749 г., Дерпт [38]Ныне город Тарту в Эстонии. ( Примеч. ред .)
Вашего высокорейхсграфского сиятельства повелительной ордер и с приложенного при оном из Ревельской губернской канцелярии маршрута, каким трактом по выступлении из Эстляндии полков, из нынешних квартир, Воронежскому полку и новоучрежденным четырем батальонам, состоящим в бригаде моей, получить удостоился. По которому вашего высокорейхсграфского сиятельства ордеру в те состоящие батальоны с объявлением впредь до получения от вашего сиятельства ордера о выступлении из нынешних квартир, не выступать, а быть во всякой готовности, от меня предложено.
Граф П. Румянцев, полковник
П. А. Румянцев – П. П. Ласси
29 августа 1750 г., Нарва
От командующего генералитета получил я сего августа 27-го дня ордер, при котором сообщена с опробованной от ее императорского величества и собственною ее величества рукой подписанной о расположении полков на винтер-квартиры [зимние квартиры] рапортициикопия, по которой между прочего назначено полку Воронежскому состоять под высоким ордером вашего высокорейхсграфского сиятельства и от вашего высокорейхсграфского сиятельства требовать повеления, где указанному полку расположиться. Петр Петрович Ласси
И следуя оному, о состоянии предписанного полку числом людей и лошадей рапорт при сем подношу. А куда оному следовать и где расположиться, буду ожидать от вашего высокорейхсграфского сиятельства высокого повеления.
Граф П. Румянцев, полковник
Петр Петрович Ласси
(1678–1751)
Потомок древнего нормандского рода, обосновавшегося в Ирландии, Пирс Эдмонд де Лэйси в конце XVII в. перебрался во Францию, в ходе Савойской кампании получил свой первый офицерский чин. Затем служил в австрийской армии, а в 1700 г., сменив имя на Петра Петровича Ласси, перешел на русскую службу. За почти полвека принимал участие во всех войнах, которые вела русская армия, и стал одним из самых успешных полководцев XVIII столетия. В 1736 г. Петр Петрович был удостоен звания генерал-фельдмаршала. Сыном П. П. Ласси был Франц Мориц фон Ласси – австрийский генерал-фельдмаршал, отличившийся в ходе Семилетней войны.
Протокол военной коллегии
24 апреля 1751 г.
По указу ее императорского величества государственная Военная коллегия, по челобитью Воронежского пехотного полка графа Петра Румянцева сего апреля 3-го дня, которым объявляет, что в минувшем 1750 году просил он увольнения в дом для излечения тяжких болезней, в чем по указу из Военной коллегии доктором дивизии осматривая и надлежащей по справедливости от того аттестат представлен. Но тогда по указу полк, в котором он состоит, имел движение, с которым по ревности его и всеподданнейшей должности во всех слабостях он находился. А в том же 1750 году по указу октября с 1-го мая по 1-е с прочими уволен в дом, но ни каковой пользы, употребляя докторов и лекарей, не получил, за неспособным временем зимним. А ныне термин отпуска его исходит, а по болезненному его состоянию к пользованию [лечению] наиспособнейшее время, где бы, свободным будучи, мог приобрести, может быть, пользу и впредь счастливым был.
И просит, чтобы за вышеписанными обстоятельствами ему в доме пробыть будущего 1752 года января по первое число.
Приказали: Оному полковнику графу Румянцеву для излечения показанных болезней дать время будущего 1752 году января по первое число. А на тот срок (или и прежде того, когда полкам движения воспоследуют) явиться ему при полку неотложно. В чем, взяв у него военной конторе реверс [обязательство], дать паспорт, и тот взятый реверс, также и прежде данный из Военной коллегии паспорт, прислать в Военную коллегию. И о том в оную контору и для ведома к команде в главные комиссариат и Провиантскую канцелярию послать указы.
Степан Апраксин
Иван Козлов
Князь Федор Мещерской
Обер-секретарь Сергей Попов
Секретарь Стефан Тарасов
Помета: О даче полковнику графу Румянцеву времени для излечения болезней будущего 1752 году января по первое число.
Актуариус [39]Составитель и (или) регистратор документов, делопроизводитель. ( Примеч. ред .)
Николай Астафьев.
Взял Никита Сидко
Семилетняя война. 1756–1763 гг
П. И. Шувалов – военной коллегии
12 августа 1756 г., С.-Петербург
Господин генерал-лейтенант и кавалер Лопухин ко мне рапортует, что состоящие в ведении его Воронежский и Невский пехотные полки сего июля 18-го дня им смотрены, причем экзерциции, пальбу, эволюции и прочие действия производили весьма исправно с совершенным знанием.
Оные ж полки в самолучшем опрятстве находятся, а не иначе как через прилежное старание господина генерал-майора графа Румянцева, яко бригадного командира к тому наилучшему состоянию приведены, что он, состоя при своей бригаде, с крайнем попечением и трудолюбием во всем до команды его полков касающемся наблюдает. Почему и порученный ему к сочинению первый гренадерский полк, хотя от толь разных полков командированные роты собраны, однако через пристойные установления и наиспособнейшие меры действительно уже приходит в единственное состояние, что оный господин генерал-лейтенант неоднократною при том полку бытностью, сам усмотрев, мне свидетельствует. А как скоро из привезенного и отданного в тот полк сукна колпаки сшиты будут, то де он оный гренадерской полк во всем еще смотреть и впредь рапортовать имеет.
О чем и я государственной Военной коллегии сим рапортую.
Граф П. Шувалов
Ордер П. А. Румянцева командиру кирасирского полка подполковнику Сталь фон Гольштейну о подготовке к походу в польскую Лифляндию
В конце 1756 г. войска, готовившиеся к походу в Пруссию, сосредоточивались в Лифляндии и Курляндии. 2 января 1757 г. на военном совете было принято решение – часть войск вывести в Польшу и там разместить на зимние квартиры. Командование этим «отсутственным», т. е. еще не сформированным, корпусом возлагалось на П. А. Румянцева.
7 января 1757 г.
От его высокопревосходительства высокоповелительного господина генерал-фельдмаршала и разных орденов кавалера Степана Федоровича Апраксина через команду определено мне быть при располагаемом в польской Лифляндии отсутственном корпусе, а в полки, о бытии к походу во всякой готовности подтвердить, чтобы артиллерийские и полковые припасы и обозы были исправлены, также и мундиры, в которые сукна отпущены, и все вещи, на которые деньгами принято, исправить; а рогатки изготовить, так как от его высокопревосходительства определено; из партикулярных же и артельных обозов числом и лошадьми уменьшить и полковых лошадей присмотром и довольствием в доброе состояние привести и, одним словом, все к походу принадлежащее в исправности содержать под ответом и штрафом, если что во время движения усмотрено будет. Полковых командиров и в послушание того, ваше высокоблагородие, благоволите по оному учинить непременное исполнение.
Элементы формы гренадерского офицера русской армии середины XVIII века
Ордер П. А. Румянцева командиру грузинского гусарского полка полковнику князю Амилахварову о порядке и правилах расположения войск на квартирах
1 февраля 1757 г.
Во исполнение данного мне от его высокопревосходительства высокоповелительного господина генерал-фельдмаршала и разных орденов кавалера Степана Федоровича Апраксина ордера, вашему сиятельству предлагаю:
1. В отведенных ныне под полк Грузинский квартирах приказать все места осмотреть, нет ли где каковых рек и других переправ, которые при выступлении полка в поход при оттепели или весною препятствие причинить могут. И где таковые непроходимые места будут, то заблаговременно поместить в квартиры отведенные, где таковых непроходных мест нет, а буде без утеснения обывателям того сделать невозможно, мосты или плоты сделать приказать, дабы при выступлении не последовало ни малейшей остановки.
2. По состоянию ныне полку в квартирах нижним чинам накрепко подтвердить приказать, чтобы обывателям обид чинено не было и безденежно ничего, да и за деньги насильно брано не было и во всем бы доброй порядок и строгая воинская дисциплина содержана была. А особливо ротным командирам о содержании всех нижних чинов от побегов подтвердить, напротив чего и обывателям объявить, чтобы таковых беглецов отнюдь не держали и не скрывали, а если у кого таковые беглецы сысканы будут, с таковыми поступлено будет по воинским регулам [правилам].
3. При том же вашему сиятельству рекомендую от всяких подозрительных людей иметь предосторожность и где таковые к шпионству приличившиеся или в том действительно употребляющиеся присмотрены и пойманы будут, таковых, брав за караул, ко мне присылать.
Рапорт П. А. Румянцева С. Ф. Апраксину о выступлении порученных ему кавалерийских полков из кантонир-квартир [41]
25 апреля 1757 г.
На высокой ордер вашего высокопревосходительства от 14-го, которой я при самом прибытии из Люцина от осмотру полков 19-го числа принять удостоился и вследствие того от 22-го сего месяца пущенные, какое о выступлении полков из кантонир-квартир расположение и в прочем в послушание тех исполнения от меня сделаны, рапортовать следующее честь имею.
О немедленном с получения ордеров из квартир полков выступлении и следовании всем трем кирасирским и Грузинскому гусарскому к Динабургу 20-го числа наистрогие с нарочно посланными ордировано и в рассуждении, что от вашего высокопревосходительства одним или разными трактами полкам следовать по предусмотрению обстоятельств силою первого мне передано было ради нижеописанных обстоятельств:
1. Что в учрежденных магазинах по тракту от Динабурга к Вилькомиру для кирасирского полка на одну, а казацкой команде – на две тысячи лошадей фуража приуготовлено, о числе которого для лучшего предусмотрения табель к вашему превосходительству при сем подношу, которым все три кирасирские, за исключением из оных того числа людей, которые веденными из Воронежского гарнизонного драгунского полку из команды господина генерала графа Салтыкова переменены будут, и Грузинский гусарский полк удовольствовать весьма возможно и что от Динабурга тракт ближе.
2. Что из оставшихся за расположением от вашего высокопревосходительства полковых обозов от одного полку взяв другой удовольствовать принужден в рассуждении, что в некоторых повозок по статусу и по расположению вашего высокопревосходительства за прошествием сроков, а за неполучением по требованиям денег, построить было не на что.
3. Для лучшего предусмотрения и по обстоятельствам как о полках, так и об оставшихся здесь людях и лошадях пристального во всем на основании вашего высокопревосходительства высоких ордеров учреждения, чего всего по обширному оных расположению предусмотреть ныне при действительном выступлении за отдалением бы исполнить самым делом возможности не было, одним тем трактом, а Донской казацкой команде, которая всего того не требует, на Преславь следовать расположил, и по тем моим ордерам все полки действительно уже в движении состоят. Третий же тракт от Люксин-мызы оставлен, от меня нарочно на сие время празнен [свободен] для оставшейся и следующей за полками команды, дабы оная по недостатку фуража, оставшегося по одному тракту, не принуждена была делиться на три же части. И как скоро все полки к Динабургу прибудут, нимало медля следовать имею, а Казанский кирасирский полк уже обозы чрез Двину действительно переправлять начал.
О содержании фуража в готовности, починке мостов и исправлении дорог к состоящим по трактам к Вилькомиру офицерам наистроже предписано, и не сомневаюсь, чтобы по сие время в первом какой недостаток, а в последнем упущение были. Провианта же из квартир на проход на полмесяца взять приказано.
Оставляющемуся в польской Лифляндии офицеру для принятия людей, веденных из Воронежского гарнизонного полка и из команды господина генерала графа Салтыкова, и о следовании с оными на оставленных для тех лошадях, а об отправлении неспособных людей и лошадей в назначенные места без замедления наставления дать и о числе оных вашему высокопревосходительству донести должности моей не упущу.
До полковых же и партикулярных обозов что принадлежит, то во всех только то взято будет, что последним вашего высокопревосходительства расположением содержать повелено, а в гусарском полку и казацкой команде, чтобы ничего кроме самонужного не было, надзирать не оставлю. Излишнее же за тем от полков и две полковые церкви на оставшихся за тем расположением лошадях под конвоем от Молдавского гусарского полку в Ригу отправлены будут без задержки, что при действительном отправлении донесено будет.
О переправлении полков чрез реку и по действительном выступлении и в пути, где находиться буду, по прибытии в Вилькомир доносить и ордера вашего высокопревосходительства ожидать, а по тракту к Ковне до Шкоруля дорог об исправлении и потребного к удовольствию полков в заготовлении должности моей не упущу.
Русский драгун середины XVIII века.
Литография. Середина XIX в.
По исправлении в польской Лифляндии магазинов офицерам следовать за полками в Динабург, и в рассуждении, что от некоторых полков только одни рядовые, а от других офицеры состоят для лучшего к полкам их приведения, быть при команде моей, которые уповательно при тех и следуют; а в случае остатка в магазинах, которого хотя быть великого и не чаю, за неполучением без большого убытка в рассуждении ныне работных пор и видимой обывателями не весьма нам благосклонными надобности к перевозу подвод на основании вашего превосходительства первого ордера вверить по признанию из них наидоброжелательнейших, велено; а расчеты иногда, если каковы будут, регулировать капитану Телегину препоручу.
Молдавскому гусарскому полку в Курляндию по маршруту и ассигнации данным следовать от меня с прочими единовременно велено, а в подтверждение того и вчерашнего числа в немедлении наистроже предписано было, и в упреждение иногда по тракту в Курляндии, по отзыву от обывателей, на станциях недостатка в фураже определенным от земли комиссарам употреблять в то из ассигнованного в Крейцбургский магазин, которого в тот за выступлением Грузинского гусарского полка уже непотребно от меня велено, и чтобы в том от них медленности не произошло на страх и ответ их оставлено.
Оставшаяся же команда здесь во всем может быть удовольствована из Динабургского магазина, в который по последнему моему отзыву с Курляндской стороны столько много фуража привозится, сколько уже и непотребно.
Я не только отчаиваюсь, но обнадеживаю себя высокой апробацией [утверждением] вашего высокопревосходительства, что при наряжениидо следования полков одним трактом, которого кроме вписанных и другие многие резоны на сие время требуют, ущерба же, медленности или затруднении из того никакого не последует.
Оригинал же Молдавского гусарского полка маршрута списав, копию в послушание вашего высокопревосходительства высокого ордера при сем подношу.
Из реляции главнокомандующего армией генерал-аншефа В. В. Фермора императрице Елизавете о сражении при Гросс-Егерсдорфе
6 декабря 1757 г., Либава [46]Ныне город Лиепая в Латвии. ( Примеч. ред. )
…О генералитете, штаб– и обер-офицерах, которые при той баталии случай имели отличные свои всеподданнейшие услуги оказать, я, всемилостивейшая государыня, несмотря на персоны, но единственно самое дело по сущей правде по присяжной должности моей объявляю, дивизии моей генерал-лейтенанты: Матвей Ливен и Салтыков, генерал-майоры: Резанов, фон Боуман, принц Любомирский, граф Румянцев и бригадир де Гартвис, каждый по своей должности и с храбростью дело свое исправляли, господа штаб– и обер-офицеры по тому ж при своих местах с крайним усердием солдат увещевали и против неприятельской деспаратной [отчаянной] атаки ободряли, а наипаче первого гренадерского полку полковник Языков…
Рапорт П. А. Румянцева В. В. Фермору о вступлении в Тильзит [47]
2 января 1758 г., Тильзит [48]Ныне город Советск в Калининградской области. ( Примеч. ред. )
Причины медленности в моем марше вашему высокопревосходительству из прежде писанных моих суть известны, которые меня к произведению вверенного мне дела в назначенное время не допустили, в коем случае я истинно о людях и лошадях, не рассуждая, все возможное употребил, да и господин бригадир Гартвис с полком Черниговским не прежде 31-го прошедшего к Таврогам, а Невский – 1-го сего месяца прибыли, без которых соединения, имея различные о неприятельских намерениях и о числе его известия, к городу приступить военные резоны, да и вашего высокопревосходительства высокой ордер, запрещали.
Сражение при Гросс-Егерсдорфе.
Гравюра. Вторая половина XVIII в.
Сражение возле деревни Гросс-Егерсдорф в Восточной Пруссии, состоявшееся 19 (30) августа 1757 г., стало первым с участием русской армии в Семилетней войне. 55-тысячная армия под командованием С. Ф. Апраксина одержала уверенную победу над прусскими войсками, во главе которых стоял генерал-фельдмаршал Иоганн фон Левальд. Однако Апраксин начал отступление, причем мотивы такого решения до конца не ясны. Ф. А. Кони в «Истории Фридриха Великого» писал о Гросс-Егерсдорфском сражении: «…победа при Гросс-Егерсдорфе не принесла никаких плодов России и не причинила особенного вреда Пруссии. После битвы Апраксин с величайшей поспешностью ретировался за Прегель и не только оставил свои завоевания, но и саму Пруссию. Наши войска отступали за границу так быстро и в таком беспорядке, как будто русские были всюду разбиты и преследуемы. Пятнадцать тысяч раненых и больных были брошены на пути; до восьмидесяти орудий и значительное количество снарядов и обозов оставлены неприятелю. Никто не мог понять причины такого странного поступка Апраксина, тем более что Гросс-Егерсдорфская битва открыла перед ним дорогу к самой столице Пруссии, вполне обнаженной и беззащитной. Одни полагали, что русский фельдмаршал боялся зазимовать в стране, совершенно опустошенной его же войсками; другие утверждали, что он был подкуплен Фридрихом».
При Гросс-Егерсдорфе П. А. Румянцеву было поручено командование резервом: Сводным гренадерским, Троицким, Воронежским и Новгородским полками. Эти части были отделены от места сражения густым лесом. Узнав о критическом положении 2-й дивизии и не получив никаких приказаний от главнокомандующего, Петр Александрович повел резерв на помощь. Он двинулся непосредственно через лес; во время движения к резерву присоединялись солдаты из разбитых частей. В итоге под натиском отряда под командованием Румянцева прусские войска были отброшены, а затем, после начала общего наступления русских частей, обратились в беспорядочное бегство.
Для удержания же неприятеля, чаемого противу всех тех известий, в бессилии в ретираде из города, и чтобы лучше познать к обороне города его учреждении, авангард, состоящий в 400 гусар и 50 казаков, и для подкрепления одному эскадрону конных гренадер под командой подполковника Зорича еще 29-го от меня отправлен был, которому от себя подъезжей партии к самому городу и для поиску показавшимися по известиям стоящих на форпостах донских казаков черными гусарами, и по случаю подъезда к городу Тильзиту 1-го сего месяца, мещане того самопроизвольно из города к командующему тою партиею прапорщику Ребенфелгу выехав, объявили, что оной город от войск прусских совсем испражнен [освобожден]и отверстным [открытым] к принятию войск ее императорского величества представили, и в доказательство своего к тому желания усердного – нескольких духовных и гражданских особ к подполковнику Зоричу, находящемуся тогда в амте Шрейтлакене, явились, прося ее императорского величества высочайшей протекции и защиты, подвергая себя в подданство, а потому и ко мне в Таврог и городового секретаря Симониуса и Элстермана с тем же подтверждением прислали. В уважении чего, не упуская времени, тому подполковнику Зоричу пост свой в городе, на основании военных регул и со строгим запрещением о нечинении обывателям обид, от меня велено, а сего числа и я с бригадами господ бригадиров Демико и Стоянова в оный вступил. Бригады же господина бригадира Гартвиса, полки Невский и Черниговский сей ночи еще только к Таврогам, а завтра вступить имеют. При вступлении моем в помянутой город всякого чина и достоинства люди обнадежены ее императорского величества высочайшею милостью и защищением, и все, как духовные, так и гражданские служители при их должностях без перемены оставлены, и первым за высочайшее здравие ее императорского величества и всей императорской фамилии молиться, а последним – в делах по пристойности высокое имя и титул ее императорского величества упоминать велено. А в прочем все на основании июля 20-го минувшего года капитуляции содержать обещано. Военных же людей в том никаких не найдено, а жители единогласно уверяют, что бывшие под командой поручика Дефе 30 гусар, Рушева полку, 28-го минувшего месяца и года к Кенигсбергу выступили, а вновь вербованные из ландмилиции выбранные им, Дефеем, распущены от него по домам; обывателей же отъехавших не более двух или трех, считаю. Что до провианта принадлежит, то оным снабдить гарнизон жители обнадеживают, а фуража вовсе не объявляют, которое все по данной диспозиции описать и собрать не оставлю, а по недостатку фуража из близ лежащих амтов к завтрашнему дни потребное число поставить велено. В прочем же, касательно до диспозиции, исполнить и обо всем обстоятельно вашему высокопревосходительству донести должности моей не упущу, а сей мой рапорт по самом моем вступлении подношу, прося вашего повеления, что с акцизом почтовым и прочими доходы повелите, а почту следующую в Кенигсберг завтрашнего дни к отправлению удержать рассудил за потребно, до резолюции вашего высокопревосходительства. Газеты же, каковые здесь с последней кенигсбергской почтой получены, при сем включаю, а изустные ковенского купца Родена, прибывшего сего числа из Кенигсберга, что в том перед недавним временем в городе было не малое замешательство от произошедшего страха о марширующей российской армии уже близ Лабио и многие жители, из знатных, фельдмаршала Левальда, намерены были оттуда ретироваться, но последовавшей от главного там суда приказ, с обнадеживанием всякой безопасности, их от того удержал, не меньше же и манифест ее императорского величества, там уже оказавшийся, их в том обеспечил. Тот же Роден присовокупил еще и то, что якобы батальон, состоящий в Кенигсберге, имеет немедленно, по приближении войск российских, ретироваться в Пиллау, а и та крепость якобы без всякого сопротивления сдастся. От Гумбинской камеры явившейся здесь вашему высокопревосходительству с адресованным письмом писарь, при сем же с подателем сего прямо чрез амт Рус, где по исчислению времени войскам ее императорского величества быть считаю, к вашему высокопревосходительству отправлен.
Из реляции В. В. Фермора императрице Елизавете об отправлении П. А. Румянцева с кавалерией в Кониц [51]
В конце мая 1758 г., после занятия Восточной Пруссии, русская армия начала наступление в Померании. В начале июня главные силы сосредоточились в Тухольне; далее наступление предполагалось развивать в южном направлении (к реке Нетце). Начасти под командованием П. А. Румянцева было возложено прикрытие правого фланга и тыла армии, а вместе с тем проведение демонстративных операций к Одеру, для того чтобы отвлечь силы и внимание противника от действии главной русской армии.
5 июня 1758 г., Тухольн
Государыня всемилостивейшая!
Для утверждения неприятеля в том мнении, что в Померании военные операции произведены быть имеют, я генерала-поручика графа Румянцева со всей кавалерией к Коницу отправил, куда он сего дня и маршировать имеет. По приближении туда ордер ему дан, генерала-майора Демико с деташементом, состоящим из тысячи выборных доброконных гусар, под командой полковника Зорича и подполковника Текели; тысячи доброконных выборных же казаков с достаточною старшиною и шести доброконных эскадронов кирасир налегке, с одним только восьмидневным провиантом и с четырьмя пушками через Ландеке в Померанию отправить, которому наставление дано, вступив в Померанию, на Рацебор и далее померанскою землею в Бранденбургию, держась ближе к границе к Дризену, стоящему при устье реки Траги, где оная с Нетцою соединяется, следовать и тамо между Дризеном и Фринбергом, где способнее через Нетцу переправляться для соединения с кавалерией, которая между тем к Накену подвигаться имеет. Во время его через неприятельские земли следования, наиудобовозможнейшую предосторожность иметь главнейше рекомендовано, дабы от неприятеля каким-нибудь образом отрезан быть не мог. Дисциплину наблюдать подтверждено в том, чтобы деревни не жечь и не разорять, денежную контрибуцию по усмотрению с местечек, где опасности не будет и время дозволит, собирать, лошадей и скот; также людей, в солдаты годных, сколько где найдется, всех брать и к генерал-поручику графу Румянцеву отсылать…
Императрица Елизавета Петровна
(1709–1761)
Из рапорта П. А. Румянцева В. В. Фермору о результатах разведки в Померании
10 июня 1758 г., Кониц
По содержанию вашего высокорейхсграфского сиятельства повеления, господин генерал-майор Демико 8-го числа сего настоящего месяца в Померанию отправлен, и с ним господа бригадиры Краснощеков и Стоянов, из коих последний, по усильной его просьбе и в рассуждении, что бригады его при полках людей малое число, да и то большая часть худоконные и пешие остались, командирован. А паче, что и господин генерал-майор Демико того и сам требовал!
Посланные от меня партии к Битау, не доезжая границы померанской за две мили, возвратясь рапортовали, что неприятеля нигде видать и по спросе от обывателей известия получить не могли; а сего числа от меня отправлена к Битау партия, состоящая при одном чугуевском ротмистре Дарханове, казаков шестидесяти да донских ста шестидесяти, из которых последних сто при одном старшине. Отводной пост на дороге к Битау содержали, и велено, если опасности дальней не предусмотрит, то покуситься в Битау быть…
…Посланный перед сим из Тухольна полка полковника Дячкина есаул Семен Евсевьев… возвратившись, мне рапортовал, что о неприятеле согласно все живущие ему объявили, яко оного только до пятьдесят вновь навербованных белогусар близ Дризена расположены и ежедневно по реке Драге или Гохцент для закрытия перевозившего провианта и примечания разъезжают. А сам никого не видал. Я сего есаула за исполнение его вверенного дела с отменным усердием и довольной отвагой благоволения вашего высокорейхсграфского сиятельства рекомендую, дабы на то смотря и другие больше устремлялись…
Я ожидаю от господина генерал-майора Демико рапорта, что по его экспедиции окажется и по мере его к реке Нетце приближения, я нарочных отправить имею и, что окажется, донести к вашему высокорейхсграфскому сиятельству не замедлю…
Генерал-лейтенант граф Румянцев
Рапорт П. А. Румянцева В. В. Фермору о стычке с неприятелем при местечке Ризенбург
10 июня 1758 г., лагерь при Конице
В продолжение моего рапорта вашему высокорейхсграфскому сиятельству донести честь имею, что господин генерал-майор Демико с деташементом своим сего июня 8-го от меня отправлен и 9-го к местечку Ризенбургу приближался пополуночи в восьмом часу, где и усмотрена им в правую сторону неприятельская гусарская партия, против которой от него господин бригадир Краснощоков с полковником Дячкиным и пятьюстами казаками, а в подкрепление господин бригадир Стоянов с полковником Зоричем, подполковником Текели и майором Фолкерным посланы были, из которых первые оба приводца [приведших (отряд)] Краснощоков и Дячкин храбро оную партию атаковав, разбили и живых один корнет и тридцать один рядовых в плен взяты и ко мне присланы; а убитых с неприятельской стороны сочтено 20, а затем в бег обратившиеся от той партии капитан Цетмар, с некоторым малым числом рядовых, Чугуевского казацкого полка ротмистром Сухининым, бригадира Краснощокова адъютантом Поповым и есаулом Лощилиным под город Новый Штеттин прогнаны, из которого, усмотрев неприятельский сикурс [подкрепление], вышеописанный ротмистр, адъютант и есаул возвратиться принуждены. С нашей стороны при сем сражении легкораненых три казака только находится.
Господин генерал-майор особо храбрость бригадира Краснощокова и полковника Дячкина мне похваляет, а что и гусарская команда Донскому войску великую силу придавала свидетельствует. А я оное все достаточному исполнению ордера вашего высокорейхсграфского сиятельства генерал-майора Демико приписать должен.
Я сих корнета и рядовых к вашему высокорейхсграфскому сиятельству, то ж явившегося у меня из той же партии из самого сражения вахтмейстра, и города Рацебурга бургомистра, и живущего в том месте уволенного на время маркграфа Фридриха кирасира под конвоем отправил, а сей мой для выигрышу в времени с сим нарочным подношу.
Господин генерал-майор Демико признает, что генерал Платен, по известию уже ему сделанному, со всей силой на него движение сделает; в таком случае, я за нужное нахожу завтра отсюда выступить и маршировать по пути, где с ним, господином генералом-майором, таким образом марш наш регулировать будем, чтобы во всяком случае сикурсовать мне его было возможно.
Вышеописанные полоненный корнет и дезертировавший вахмистр согласно мне объявили, яко корпус, здесь на границе находящимся, состоит в числе полку Платенова драгунского (которого генерал и командует), гренадерского одного и Путкамерского одного батальонах, и гусар двести шестьдесят, из которых три эскадрона драгун и гренадерский батальон в Столпе, а Путкамеров в Шлаге расположены, два же эскадрона драгун постированы один недалеко от Столпа, а другой – в Битаве, равномерно и гусары деташированы по разным постам для примечания и защищенная против наездов легких войск, а генерально все приказ имеют, по приближении войск регулярных все путь свой к Кеслину брать для прикрытия магазинов.
Я, по отправлении господина генерал-майора, и к Битау партии отправил, и ожидаю оных возвращения.
Включенные с сим намерен был вчера отправить, а по прибытии дезертировавшего вахмистра ожидал благополучного окончания сражения, а которому он всю надежду с доказательствами подал, но прежде уведомления, как сейчас о том получить не мог; а причина тому, что господин генерал-майор рассуждал неприятельским постам, скрытым быть на всех проездах, ибо они действительно, как нам и видно, тем только и пользоваться случая ищут, а принужден был отправить как для пленных, так и взятого до двух тысяч рогатого скота и овец столько же, которому, однако, подлинного числа показать не могли.
Генерал-лейтенант граф Румянцев
Из рапорта П. А. Румянцева В. В. Фермору о выступлении из Коница и результатах разведки
16 июня 1758 г., местечко Пило
…Я от Коница выступив 11 июня, марш мой продолжал до местечка Цимпельбург, а от Цимпельбурга 12-го до Любзнец, где имел растаг 13-го. От Любзнеца 14-го до местечка Пило. Оный тракт для того наилучшим (хотя нечто и излишнего быть считают) ставил, что все мои лагеря почти в равном расстоянии от Рацебурга были, дабы через то покусившегося иногда неприятеля преследовать, господина генерал-майора Демико не только удерживать, но и вид мой к впадению в Померанию ему через то делать.
Партия, посланная 8-го числа к Битау, благополучно возвратилась. В том месте никаких военных людей не найдено, а только взят содержащийся под ратушей, под караулом мариенвердерского амта селянин, который бывшему в партии Мурзе Дархане о себе объявил, что он содержится в подозрении быть нашим шпионом; а мне, по приводе, открыл действительно употребленным себя к тому от вашего высокорейхсграфского сиятельства, которого при сем представляю. В городе Битау, несколько по объявлению сего, было приготовлено печеного хлеба, якобы для ожидаемых туда трехсот драгун или гусар. Я, предписанному Мурзе, как за невзятие оного хлеба, так и жителей с того места, хотя ему то точно от меня приказано было, выговор сделал, но оный, якобы по объявлению, сальвогвардии от тамошнего бургомистра сделать не отважился.
Партии от меня ежедневно в неприятельскую сторону для примечания его движения и обращения посылаются, и сей ночи одна к Новому Штеттину во сто лошадях гусар и казаков отправлена с приказанием, конечно, покушения на оный сделать и стараться военнослужащих иногда где в подъездах отрезать и взять.
Возвращающиеся же партии единогласно, как и здешние обыватели объявляют, что с границы померанской люди, одни в Польшу, а другие в глубину Померании, удаляются. О господине генерал-майоре Демико здешние жители и не самовидцы, но со слуху объявляют, что он марш свой продолжает с добрым успехом и якобы некоторые местечки, сохраняя себя от разорения, дают денежные заплаты. Но я от него, господина генерала, как выше донесено, никакого известия не имею. Причина, конечно, тому большая его осторожность. Малые партии от себя отделять, а через большие – опасность умалять число своего деташемента, здесь же поистине. Уведомления все генерально идут, что неприятель старается только где бы ни есть, в проездах, наши малочисленные партии отрезывать.
Сейчас посланный от меня… возвратился с известием, якобы полученным в разговоре с одним померанским шляхтичем, которого, однако, ни чина, ни имени не знает, якобы действительно генерал Платен устремление свое имеет впасть по отдалении армии нашей от границы в Пруссию через окрестность Гданьскую и там свой корпус усилить находящимися в Пруссии многочисленно от полков, якобы на время отпущенными и сверхкомплектными.
Один саксонский камергер, господин Унруэ, имеющей свои деревни в польской Пруссии и на границах Бранденбургской и Силезской, рекомендательные письма к вашему высокорейхсграфскому сиятельству от господина министра графа Бриля и князя Волконского желающий персонально оные вручить, с сим посланным отправился.
Я, в ожидании от вашего высокорейхсграфского сиятельства ордера и от господина генерал-майора Демико о переходе его чрез Нетцу рапорта, пост мой на реке Киде содержать буду…
Из рапорта П. А. Румянцева В. В. Фермору о стычке с неприятелем у реки Нетцы
22 июня 1758 г., местечко Вронки
Сейчас посланные обе партии по реке Нетце к Дризену возвратились, которые, получив уведомление в Филенах, что неприятель в Дризене довольно усилен, не разделяясь по сей стороне реки Нетцы, оставив при одном мосту через небольшую речку пост числом пятьдесят казаков, к самому городу Дризену в 10-м часу вечера приступили; откуда неприятель, отправив в 6-м часу поутру по Нетце сто пятьдесят человек пехоты для пресечения им обратного пути к одной мельнице, в таком же числе пехоты и восьмидесяти гусар, на две части разделившись, старались их окружить, где командующие оными партиями поручики Будберг и Шелтинг, усмотрев оную неприятельскую хитрость, иной обратный путь взяли, который равномерно уже некоторым числом неприятельских гусар был пресечен; но по приближении тех, оставив пост свой, выстрелив, в бег обратились; при котором случае Грузинского полка вахмистром Лазарем Кобиусом, бывшим в той партии, взят в полон один белый гусар. И потом к оставленному своему посту путь взяли и соединившись с тем, обратно к деревне Голендер маршировали. И пройдя лес, остановились для отдохновения лошадей…
…Лошадей при сем сражении в добычу получено со всем конским убором десять. Карабинов, лядунок и сабель по числу убитых, между которыми и одно босняцкое копье и одна труба находится. Сие копье доказывает, что неприятель при сем случае весьма через прибывших из Ланзберга босняков, черных и желтых гусар умножен был.
Положение весьма авантажное для неприятеля. Места к дальнему поиску оные партии не допустило, а паче, что превосходящая сила пехоты в подкрепление гусар и с двумя небольшими чугунными пушками поспешно за теми маршировала, которая в лесу по ту сторону реки Варты в небольших двух милях отсюда остановилась.
Я, конечно, не упустил бы сего случая над неприятелем через сильную партию поиск сделать, но, как выше написано, весьма за способствующим им в ретираде лесом на две мили обширным, то предприятие, яко вовсе трудное, оставил, отправив по обоим сторонам реки Варты для примечания оного обращения две сильные партии.
Взятый в плен гусар, как и из Гохцента соляной инспектор, об умножении войск на границе объявили, считая в Лансберге один полк, в Фридберге – один батальон, в Дризене – пятьсот фрей-батальона [добровольческого батальона]и двести ландмилиции. Гусаров черных и желтых в Лансберге – по эскадрону.
Бывший же у меня сего числа саксонских уланов полковник и королевский генерал-адъютант Браниковский в разговорах по ведомостям с неприятельской стороны заключает, что движение их от Бреславля и Кюстрина к Ландсбергу, куда, якобы, и генерал Платен с своим деташементом поспешает.
Взятое копье босняки, кои известно в Платеновом деташементе были, меня все его ведомости вероятным делают…
Рихард Кнотель. Прусский «черный» гусар середины XVIII века.
1900-е гг.
Рапорт П. А. Румянцева В. В. Фермору о взятии в плен неприятельской партии при деревне Гобценте
27 июня 1758 г.
Сейчас посланная от меня партия с капитаном Шелтингом и при нем офицерами Грузинского полка – поручиком князем Андронниковым, прапорщиком Киниевым, чугуевским ротмистром Степаном Рышковым, донского войска есаулом, который и перед сим вашему высокорейхсграфскому сиятельству от меня рекомендован, Луковкиным, по подводу одного дезертира, переправившись вплавь через две речки, [атаковала] пост, состоящий от фрей-регимента [добровольческого полка] при деревне Гобценте – в числерядовых двадцати четырех, барабанщика одного при поручике Абраме Вилке; по увещанию, а по большей части рядовые австрийцы, не слушая офицера, оружию ее императорского величества без сопротивления покорились. В плен взяв, возвратились те поручик и рядовые, так и явившие собою в ту партию три дезертира при именном списке к вашему высокорейхсграфскому сиятельству; отправлены и взятые баран деревянный, ружей – 14, сум – 12, из коих некоторая часть австрийских, собрав здесь под сохранение впредь до повеления, остались у меня.
Вышеописанные пленные и три дезертира, явившиеся у Шелтинга, согласно объявляют, что оный весь вольный [добровольческий] полк, лежащийв Дризене, только ожидает приближения войск ее императорского величества, не имея намерения к сопротивлению. Мое последнее мнение есть, чтобы не допускать генерала Платена с его корпусом и Морицова и Беверинского полков из Штеттина, из которых первый якобы уже в пяти милях от Дризена, а последний – через три марша от того места, по объявлению пленного поручика Вилке находятся. Послать деташемент конных гренадер, гусар и казаков с генералом Демико и с восьмью пушками; а более предаю оное в высокое расположение вашего высокорейхсграфского сиятельства, прося о даче в команду мою хотя бы два единорога с служителями для употребления иногда в таковых случаях.
Рапорт П. А. Румянцева В. В. Фермору об отступлении прусских войск из города Дризена [58]
4 июля 1758 г.
Господин бригадир Еропкин присланным ко мне сейчас рапортом доносит, яко неприятель второго числа, получив известие о его приближении в десятом часу, оставив крепость, ретировался. О чем он уведал по прибытии в деревню Гамен от полковника господина Краснощокова и капитана Шелтинга, посланных от него до сей деревни и далее вперед для примечания на неприятельские обращения; а те уведомлены были через явившихся к ним из Дризена бежавших одного капрала и девятнадцать рядовых вольного Гортова полка. Сии последние объявили ему, господину бригадиру, что оный Горт со всем своим гарнизоном, состоящим в числе вольного полка – четыреста пятьдесят, ландмилиции – триста пятьдесят, гусар – сорок, оставив крепость, ретировался к городу Фридбергу. Вышеупомянутый господин бригадир, ревнуя исполнить положенную на него экспедицию, немедленно все свои легкие войска в преследование неприятеля послал, а сам в Дризене пост взять намерен и в случае потребном или сам, или частью своего деташемента помощь дать посланным своим намерение имеет.
По окончании рапорта своеручно приказал, яко из города Дризена посланная от него малая партия привезла двух бургомистров, которые при отдаче городских ключей, город и всех граждан высочайшей ее императорского величества власти и оружию покорились, и о вольном полку числе согласно с дезертирами, а о ландмилицах – только двести сорок показали; а о прибытии сикурса, хотя давно тем обнадежены, не знают оного времени прибытия.
Я, в уважение сих обстоятельств, что ему господин бригадир приказал в том случае сделать, вашему высокорейхсграфскому сиятельству для усмотрения копию подношу.
Замок в Шверине.
Гравюра. Первая половина XIX в.
Из рапорта П. А. Румянцева В. В. Фермору о прибытии в Шверин и о состоянии войск
18 июля 1758 г., Шверин
В продолжение отправленного от меня к вашему высокорейхсграфскому сиятельству от 16-го числа рапорта честь имею донести. Я с полками кавалерии вчера к местечку Шверину прибыл и при оном на сей стороне реки Варты расположился. Обозу ж малая часть и поныне еще не прибыла по весьма, где горы песчаные, а в низких местах от продолжающихся дождей грязной дороге.
Полки гусарские по повелению вашего высокорейхсграфского сиятельства к главной армии отправлены, а Чугуевский казацкий, который со мною прибыл, отправлен будет. Но я вашему высокорейхсграфскому сиятельству беру смелость представить оному здесь приказать остаться, в рассуждении малого числа при мне легких войск, которые хотя по списку число и до статочное составляют, но за раскомандированием, а паче донских казаков из полков у меня находящихся, кои еще от полковника Серебрякова и прочих не явились, и необходимо надобных полевых караулов и прикрытия табунов налицо весьма мало остается; Венгерский же гусарский полк людей довольно б имел, но немалая из тех часть без конных и без оружейных есть, и в прошедшую с господином генерал-майором Демико в Померанию посылку, где и сам полковник того полку был, двести с небольшим человек могло сыскаться.
Рихард Кнотель. Стрелки пехотного полка прусской армии середины XVIII века.
Вторая половина XIX в.
Партии и патрули для примечания неприятельских обращений необходимо надобны, и ваше высокорейхсграфское сиятельство мне точно оные почасту посылать приказывать изволите.
Моя часть и вся числом людей не весьма велика и, следственно, мне опасность и осторожность тем больше и надобна, дабы иногда в превосходящей силе о приближении неприятельском заблаговременно весьма получить уведомление мог и вашему высокорейхсграфскому сиятельству донести и мои меры взять. А без довольно сильных партий оного получать невозможно, в рассуждении, что малая никакого сопротивления сделать и удержаться и, следственно, неприятельскую силу и узнать не в состоянии…
…Вчерашнего числа майор Формелен от меня к Ландсбергу (который, по известиям, неприятель оставил) со ста пятьюдесятью казаками длядостовернейшего получения о неприятеле известия послан; а сего числа пополуночи в четвертом часу от господина генерал-квартирмейстера фон Штофельна я получил письмо, которым уведомляет о занятии города Ландсберга, откуда он выступив оставил некоторое число гусар и казаков, и требует от меня туда трех эскадронов гренадер и четыре пушки. Я, имея оные в готовности, вашего высокорейхсграфского сиятельства об отправлении приказания ожидаю, в рассуждении, что неприятель оное место уже оставил и если нужно оно, то, уповая ваше высокорейхсграфское сиятельство с сильнейшим числом пост там взять прикажете, а такую малую команду деташировать небезопасно…
Генерал-лейтенант граф Румянцев
Из постановления военного совета о выступлении дивизии П. А. Румянцева из Шверина на Зонненбург
19 июля 1758 г., главная квартира при Мезериче
…Генералу-поручику графу Румянцеву с дивизией кавалерии из Шверина выступить 21-го числа сего к Зонненбургу, оставив все свои тягости в Шверине. При Зонненбурге пробыть до тех пор, пока корпус генерала Брауна одним или двумя маршами с стороны Кросени маршируя, к кавалерии приблизится и пока от реченного генерала ордер получен будет; а потом следовать к Ландсбергу, где и через Варту переходить до́лжно…
В. Фермор, Г. Броун, Петр Салтыков, князь Александр Голицын, граф Петр Румянцев, граф Чернышев
Рапорт П. А. Румянцева В. В. Фермору о переходе неприятельского корпуса через реку Одер
14 августа 1758 г., лагерь при деревне Гаукренях
Сей ночи во втором на десять часу от полковника Хомутова прислан рапорт к господину генерал-квартирмейстеру фон Штофельну с уведомлением о переходе немалого неприятельского корпуса через Одер при местечке Гюстебизе, которое он, господин полковник, получил от взятых им в плен одного мушкетера и фурштата Доновского полка. Я никогда оному веры б дать не хотел, если бы очевидно и изустно от сих пленных [не] получил того в подтверждение, что заподлинно вся армия, исключая несколько батальонов гренадеров, оставленных при Кюстрине, под предводительством самого короля на сделанном из водяных суден мосте на сию сторону под вышеописанным местечком переправилась и путь свой вверх по Одеру для нападения на армию нашу взяла.
Господин полковник Хомутов заподлинно об оном всем исследовал и достоверное известие получил, и мост оный осмотреть не был допущен, оставшимся при оном деташементом, и, будучи отрезанным, путь свой к Кенигсбергу взял и сего числа со мною соединился.
Я о сем важном деле с состоящим при мне генералитетом и генералквартирмейстером Штофельном довольное рассуждение имел, где, полагаясь на известное нам всем его высокорейхсграфского сиятельства рачение и попечение о безопасности армии ее императорского величества, под командой вашей состоящею, что, конечно, о сем переходе, когда оный подлинно последовал, достовернейшим и обстоятельнейшим известием предварены. И в уважении поста, который мы содержать определены, имея достоверные известия, что от Штеттина непрестанные деташементы также в близости находятся, согласно положили вашему высокорейхсграфскому сиятельству левой и вовсе кажущуюся безопасной стороной, с сим нарочным рапортовать; а между тем к походу состоять во всякой готовности, а к мосту, где оный переход был, немедленно послать сильную партию для сокрушения оного и поиску над стоящим там прикрытием, ожидая, впрочем, от вашего высокорейхсграфского сиятельства повеления.
Генерал-лейтенант Румянцев
Из журнала военных действий армии В. В. Фермора за 1758 год. О попытке частей Румянцева разрушить мосты и затруднить переправу прусских войск через Одер
16 августа
…Генерал-поручик граф Румянцев рапортовал, что получив 14-го числа на рассвете известие, что неприятель между Шведтом и Кюстрином через реку Одер перешел, к стоящей под Кюстрином армии марширует, тотчас бригадира Берга с двенадцатью эскадронами конницы, двумя эскадронами Венгерского полка гусар и 200 человек чугуевских казаков к мосту отправил для разорения оного, куда бригадир Берг в шестом часу пополудни прибыв, стоящих при тет-де-понте, у сделанных батарей неприятельских, двух пехотных батальонов, трех эскадронов конницы и двух эскадронов гусар атаковал, с места сбил и к ретираде принудил; через первой мост прогнал и 30 человек в плен взял. Но наступившая ночь и темнота его от дальнейших прогрессов удержала, а между тем генерал-поручик, получив от прибывших к нему офицеров неприятные известия, за нужно признал его оттуда к дивизии отозвать. И так бригадир Берг, в ту же ночь, оставив неприятеля, перешел первый мост к дивизии, которая уже в марше была, с пленными ввечеру прибыл.
Послан ордер к генералу-поручику графу Румянцеву, с его дивизией для соединения с армиею к Ландсбергу следовать…
Из журнала военных действий армии В. В. Фермора за 1758 г. о сражении при Пас-Круге
Переправившись через Одер и отрезав стоявшие у Шведта части Румянцева от главной русской армии, Фридрих Великий хотел атаковать Фермора, в тот момент осаждавшего Кюстрин. Получив информацию Румянцева, Фермор поспешил отойти от Кюстрина на более выгодные, как ему казалось, позиции (на самом деле неудачно выбранные) у деревни Цорндорф. Здесь русские были атакованы войсками Фридриха. Сражение не дало решительных результатов. Прусская армия отступила к Кюстрину; Фермор отошел к Гросс-Камину, где оставался его обоз. В дальнейшем он повел войска к Ландсбергу и далее к Штаргардту. Для прикрытия этого перемещения войска Румянцева остались у Пас-Круга, где и были атакованы частями армии генерала Донау.
22 сентября
…Прислан от генерала-поручика графа Румянцева офицер со словесным рапортом, что неприятель из Пирица к Пас-Кругу идет и что оный по ретирующимся оттуда казакам и гусарам пушечную пальбу производит.
Его сиятельство главнокомандующий армией генерал тотчас бригаде генерал-майора Мордвинова на сикурс туда следовать велел.
В шесть часов поутру генерал граф Румянцев, узнав о наступлении неприятеля, сделал предписанный уже сигнал и у Пас-Круга со всем корпусом собрался; неприятеля, состоящего из четырех батальонов пехоты, по большей части гренадер, при самом конце дамбы ретранширующегося и делающего батареи на вышине, лежащей против самого дамбы у неприятельского левого фланга, нашел. А как скоро только туман миновал и пехота в ее работе видима стала, приказано подполковнику Гербелю, как с траверса, так и с поставленных в правой стороне у перелеска пушек по неприятелю пальбу производить и бомбы из единорогов и гаубиц бросать. Неприятель своими орудиями равномерно соответствовал, не причиняя однако же никакого вреда; это продолжалось до девяти часов. А тогда граф Румянцев, усмотрев, что бомбы наши неприятелю большого вреда не причиняют и неприятель две колонны формирует, показывая вид к атаке – одной через дамбу, а другой – в правую сторону через болото, где оное несколько осохло и переходимо, производя с правого своего флангу непрестанную пушечную пальбу по нашим солдатам, кои в самое то время для пресечения ему пути до самого болота траверс продолжать стали, приказал ста человекам гренадерам с одним единорогом и гаубицей занять вышину близ дамбы лежащую, а расположенной от самого Пас-Круга до казацких кошей пехоте движение сделав, приступить в виду неприятельском к самому мосту и его верить заставить, что сим сильным стремлением вознамеренность, конечно, через дамбу для форсирования идти.
Схема действий конницы под командованием П. А. Румянцева в ходе сражения при Пас-Круге
При занимании таким образом гренадерами вышины и при взвезении на оную орудий, с неприятельской стороны беспрестанная пушечная пальба по сему посту производилась, и одному канониру руку трехфунтовым ядром перешибло, а прочих на том месте вредить не могло, ибо лежащая при сей вышине лощина людям завесою служила. И так производимое с сей вышины бросание бомб, поспешествуемое пушечною пальбою с помянутых мест, такое действие имело, что неприятеля понудило, оставив занятый, весьма авантажный, пост, бегом ретироваться; донские казаки под предводительством генерал-майора Ефремова, полковников Краснощокова и Сулина его преследовали и, сражаясь с неприятельскими гусарами, неоднократно с особливой храбростью целые их эскадроны прогоняли, в чем свидетельство подать могут его королевское высочество принц Карл и генерал барон Сент-Андре, которые при сем сражении присутствовать изволили. Сие сражение продолжалось в беспрестанном огне до 12 часов, а потом ретирующийся неприятель, пользуясь вышинами, от казаков весьма его тревожащих, пушечной пальбой защищался. С нашей стороны, кроме помянутого канонира и нескольких казачьих лошадей, убитых и раненых не было, а от неприятеля – один гусар пленен, несколько побито и ранено. На месте, где неприятельский фронт был, немало крови усмотрено, а на самой батарее две убитые лошади найдены, также несколько котлов и других тому подобных вещей на месте оставлено; сие доказательством служит, что неприятелю нашими орудиями немалой вред причинен, когда не успел такие солдатам надобные вещи с собою взять…
Из расписания расположения армии на квартиры при Висле и около Кенигсберга
В ходе кампании 1758 г. русские войска вынуждены были очистить завоеванные территории и расположиться на зиму в Восточной Пруссии. Этому были следующие причины: неудовлетворительное снабжение армии продовольствием; отказ Конференции по дипломатическим соображениям от взятия Данцига; плохая организация осады приморской крепости Кольберг, через порт которой могли бы быть налажены морские перевозки провианта.
7 ноября 1758 г., Шведт
…В городе Кульме в близ оного и к Грауденцу лежащих деревнях в Пруссии, около Мариенвердера и по реке Але, под командой господина генерал-лейтенанта графа Румянцева. Квартиру ему иметь в городе Кульме…
Ордер главнокомандующего генерал– аншефа П. С. Салтыкова П. А. Румянцеву об отозвании его из тылового корпуса в действующую армию
Поведение главнокомандующего русской армией В. В. Фермора во время Цорндорфского сражения 14 (25) августа 1758 г., его пассивность в последующее время, а также неудовлетворительное состояние многих частей побудили Конференцию инициировать секретное расследование, которое было поручено генералу Костюрину. 6 (17) февраля 1759 г. П. А. Румянцев был вызван в Петербург, где он, очевидно, был расспрошен и дал дополнительные сведения к материалам Костюрина. Фермор, недовольный самостоятельностью Румянцева, еще не зная о следствии, перевел Петра Александровича из действующей армии начальником тылового корпуса в Восточной Пруссии. Весной 1759 г. В. В. Фермор был снят с должности главнокомандующего, а на его место назначен генерал-аншеф П. С. Салтыков.
19 июня 1759 г., главная квартира при Познани
Перед отправлением моим к вверенной мне армии данным мне высочайшим за собственноручным ее императорского величества подписанием рескрипта, между иным мне всемилостивейше повелевается по прибытии к армии главным командиром при корпусе на реке Висле оставить господина генерала-поручика Фролова-Багреева, а ваше сиятельство к армии взять. Того ради вам наиприлежнейше рекомендуется, по получении сего, в непродолжительное время с вышеупомянутым генералом-поручиком смениться и, сдав ему команду и инструкцию, которою ваше сиятельство снабжены, и прочие письменные дела до исполнения и наставления у вас по тому корпусу имеющиеся, к армии отправиться и с крайне возможнейшею поспешностью путь свой продолжать, дабы до выступления оной в дальний поход сюда прибыть могли; а сверх того поручаю вашему сиятельству взять с собой господина бригадира Мелгунова и господина бригадира Стоянова, буде сей последний в поход идти охоту и желание имеет, о чем ваше сиятельство ему объявить изволите, ибо высочайшим рескриптом мне повелевается его в поход взять или для вербования гусарского полку при Висле оставить. В прочем при отправлении вашем из Мариенвердера изволите требовать пристойной для вашей безопасности конвой, которой бы мог вас от Торуня до армии проводить, а когда вы отправиться намерены, мне рапортовать.
Граф Петр Салтыков
Из краткого маршрута армии от Вислы до Одера о сражении при Кунерсдорфе
По утвержденному Конференцией плану, русская армия в кампании 1759 г. должна была действовать совместно с австрийцами в Силезии. Соединение двух армий намечалось в районе Кроссена. На пути к Кроссену Салтыков был атакован прусской армией под командованием генерала Веделя. Это сражение (при Пальциге) 12 (23) июлязавершилось победой русских войск. Используя стратегическое преимущество, Салтыков решил повести решительное наступление в центральные области Пруссии. Он занял Франкфурт-на-Одере и предложил австрийскому главнокомандующему фон Дауну наступать на Берлин. Но фон Даун ответил отказом. Пока союзники пытались договориться, Фридрих, собрав максимум сил, подошел к Франкфурту-на-Одере. Армия Салтыкова заняла позиции на высотах близ деревни Кунерсдорф (ныне город Куновице на западе Польши), где и была 1 (12) августа атакована войсками Фридриха.
К концу первого дня сражения под Кунерсдорфом прусские войска захватили в плен 5 тыс. русских солдат и 164 орудия. Однако буквально через несколько часов ситуация кардинальным образом изменилась и «непобедимая» прусская армия была обращена в бегство. В результате дорога на Берлин была открыта. В отчаянии Фридрих даже написал своим министрам: «У меня больше нет никаких резервов, и, по правде говоря, я верю в то, что все потеряно. Гибели своего отечества я не переживу. Прощайте навсегда».
Однако из-за нерешительности и противоречивых указаний, поступавших из Петербурга и Вены, союзники так и не нанесли решающего удара по столице Пруссии, и Фридрих был спасен.
Фридрих Великий в битве при Кунерсдорфе.
Гравюра. XIX в.
1 августа 1759 г.
…Ожидаем был неприятель от нас в прежнем нашем установлении, а утром в 9 часов поставил оный на высоких местах две батареи, под прикрытием которых кавалерия и пехота дефилировали под лесом к нашему левому крылу колоннами. В то время несколько выстрелов произведено из пушек с обеих сторон, только неприятелю за многими возвышенностями большого вреда причинить было не можно, зачем и стрелять перестали, а ожидали непоколебимо неприятельского приближения. В половине 12-го часу построился неприятель в ордер-де-баталии против нашего левого крыла и, учредя против оного 9 сильных батарей, зачал производить неумолкаемую пушечную пальбу, а пехота в 12 часов под прикрытием столь жестокого с батарей их огня, дыму и пыли спустилась из лесу весьма скоро в лежащий подле левого нашего крыла буерак колоннами и, поднявшись, атаковала с крайней жестокостью гренадерский полк формированного корпуса и оный с места сбила; в кое время командующий сим корпусом генерал-поручик и кавалер князь Голицын тотчас того же корпуса третьему и пятому мушкетерским полкам новую линию против неприятеля сделать велел, и потом четвертому и первому то же учинить приказано. Но подновляемыми неприятель свежими силами и оных с места сбил, что усмотрев, главнокомандующий генерал и кавалер немедленно генерал-поручику Панину приказал оных подкрепить; тот, взяв из второй линии 2-й дивизии при бригадире графе Брюсе 2-й гренадерский полк, а австрийским генерал-поручиком графом Кампители гренадерские германских полков роты подведены, на подкрепление коих с генерал-лейтенантом Паниным Белозерский и Нижегородский полки приступили, ибо более двух между ретраншементом, куда неприятельское главное стремление шло, установить было не можно; а за ними Санкт-Петербургский и Новогородский подведены, а австрийские гренадерские роты подкрепляемы были того же корпуса Лаудоновым и Баден-Баденским полками, которые поблизости находились и жесточайшей огонь претерпели и неприятеля во успехах несколько остановили.
В самое сие время неприятельская кавалерия в ретраншемент вошла, которая нашей, под предводительством генерал-поручика графа Румянцева, и австрийской, под командой генерал-фельдмаршала лейтенанта барона Лаудона, опровергнута и прогнана, после чего из первой дивизии 1-й гренадерский и Азовский полки с генерал-майором князем Волконским к подкреплению других приспели и по сильному на неприятеля устремлению оного несколько в помешательство привели…
…Неприятель продолжал свои атаки с равным стремлением семь часов и предпринимал семь атак, кои все происходили колоннами. Только сильным огнем нашим и мужественным сопротивлением далее места занять и никакого успеха получить не мог и напоследок потерей до 200 пушек с принадлежащими к оным припасами, многого числа пленных и раненых бегом спасался и был принужден бежать всю ночь к Кюстрину.
И так одержана по продолжении семи часов неумолкаемой баталии победоносным оружием ее императорского величества совершенная победа.
Из журнала военных действий главнокомандующего армией генерала– фельдмаршала П. С. Салтыкова за 1760 г. о марше дивизии П. А. Румянцева
В кампании 1760 г. по просьбе австрийского командования русская армия вела операции в Силезии. Фельдмаршал Салтыков, вынужденный согласовывать свои действия с австрийцами, вместо решительных действий должен был перейти к системе «маневренных» передвижений. Проведенная по австрийскому плану кампания не дала существенных результатов, однако в конце ее была осуществлена экспедиция и произошло вступление русских войск в Берлин. П. А. Румянцев в этой операции не участвовал.
8 июня
…Генерал-поручик и кавалер граф Румянцев рапортовал, что он в Тухольн прибыл и порученную ему дивизию в команду принял, где нашел при генерал-майоре Фулертоне и бригадире Черепове пять полков и две бригады артиллерии, с которыми 7-го сего следовать имеет по тракту к Шнейдемилю до местечка Земпельбурга. Прочие же дивизии его полки находятся: два при бригадире Елчанинове в Конице, а генерал-майор Трейден с одним полком впереди марширует…
15 июня
…Получен рапорт от генерала-поручика и кавалера графа Румянцева, что он с полками 3-й дивизии 13-го к местечку Шнейдемиль прибыл, где заготовленной провиант принял и в хлебы перепечь приказал. Для разведывания же о неприятеле послал при поручике команду желтых гусар к местечку Филен…
20 июня
…Генерал-поручик и кавалер граф Румянцев донес, что он с полками третьей дивизии к местечку Ризеволь прибыл и при оном остановился, на что ему ордер дан приступить к местечку Чарнкову, что на Нетце, и там остановиться…
2 июля
…Получен рапорт от генерала-поручика и кавалера графа Румянцева, что он с 3-й дивизией 1-го сего прибыл к деревне Лудол, где 2-го возьмет растаг…
6 июля
…Генерал-поручик и кавалер граф Румянцев с 3-й дивизией сегодня сюда прибыл и неподалеку от здешнего города лагерем расположился…
19 сентября
…Генерал-поручик граф Румянцев со 2-й дивизией по ту сторону Одера маршируя, к Цюллихау прибыв, лагерем стал…
20 сентября
…Генерал-поручик граф Румянцев со 2-й дивизией при Цюллихау имел растаг. Неприятель его в марше не беспокоил. Посланные по обеим сторонам реки Одера к Глогау партии беспрепятственно до неприятельских форпостов доходили и оного в прежнем месте под Глогау нашли…
21 сентября
…Генерал-поручик граф Румянцев со 2-й дивизией, хотя 20-го и намерен был при Цюллихау растаг иметь, однако, дабы от армий не отдалиться, к Кроссену маршировал…
Из реляции П. А. Румянцева императрице Елизавете о занятии города Кеслина [63]
В ходе кампании 1761 г. главная русская армия вела операции в Силезии совместно с австрийцами. Отряду под командованием П. А. Румянцева в это же время была поручена самостоятельная операция – овладеть приморской крепостью Кольберг, которая была исключительно важна как порт для снабжения войск в Померании. Оттуда можно было вести и решительные действия в направлении Бранденбурга. 7 (18) мая сменивший П. С. Салтыкова на посту главнокомандующего армией фельдмаршал А. Б. Бутурлин направил Румянцеву инструкцию о порядке проведения экспедиции против Кольберга. 13 (26) мая Петр Александрович, имея в своем распоряжении всего лишь четыре пехотных полка и казачью конницу, выступил в поход и через Кониц и Штейнфурт 28 мая (8 июня) прибыл в Руммельсбург. Здесь он ожидал подхода назначенных в его корпус войск, а 8 (19) июня выступил к Кеслину, который был определен как опорный пункт предстоящих операций против Кольберга.
Торговая площадь в Кеслине.
Открытка. 1900 г.
20 июня 1761 г., Кеслин
…Я, заключая, что неприятель, по разглашенной многочисленной его силе, оставив генерал-майора графа Тотлебена, думал, может быть, меня застать в ущелинах, идущих от горы Голенберг к Кеслину, и старался обойти меня; а как оный скоро оставил Белгард, то заключать причину имел, что, напротив, он поспешит Кеслин занять и упразднить совсем мои предприятия. Я, уведав действительное его отступление от Белгарда, поспешно разными колонны сии между горами узкие дороги, сколько их найти можно было, прошел, Кеслин занял и главную квартиру во оном взял, а корпус на сей стороне близ самого города лагерем расположился…
…Я, однако же, намерен был перенести мой лагерь на ту сторону Кеслина и стать неприятелю в лицо. А резерв мой поставить ему во фланг, хотя через то его тайность открыть и, буде токмо возможно было, один пост, и именно лежащий к морю, на их левом фланге, близ деревни Крацин, нечаянным нападением отрезав от прочих, схватить.
…Неприятельский корпус, против меня находящийся, состоит под главной командой генерал-поручика герцога Вюртембергского и по всем и всеми согласно утверждаемым ведомостям именно в полках пехоты: фон Каниц, фон Левальд, фон Донау, фон Гессен-Касель, фон Грабов, и четырех гренадерских батальонах драгунских – герцог Вюртемберг, фон Племенберг, гусарах – фон Вернер, фрей-батальонах – фон Вунш и де ла Курбье. Сие число полков, что подлинно здесь находится, утверждает дошедшей до рук моих из Саксонии ордер-де-баталии королевской армии и корпусов принца Генриха и генерала Гольца, с которого точный список вашему императорскому величеству всеподданнейше подношу. Весь сей корпус, исключая, как выше всеподданнейше доносил, фрей-батальоны и шесть эскадронов гусар, передо мною стоящих, расположился лагерем при Кольберге и ретраншементы в разных местах самыми большими профилями сделав, большими орудиями снабдил…
…Ваше императорское величество всевысочайше по обстоятельствам себе воображать изволите, что я, не зная о времени прибытия флота, далеко в землю не вступлю и что неприятель меня за спиною всей армии искать не станет. Но я с отступлением от Вислы, всегда впереди всей вашего императорского величества армии был и устремление мое всегда на Кеслин велико было в примечании авантажного положения сего места. В рассуждении моря и заложенных магазинов, я признаюсь перед вашим императорским величеством, что мое смущение велико было только в том, что я, в бессилии будучи, не находил себя в состоянии исполнить на тогдашнее время мне предписанное. А чтобы неприятель мне большого вреда не сделал, все предосторожности от меня и моей безопасности употреблены были. Дисциплина же в корпусе моем доныне так сохранена, что, со вступления в неприятельские земли, никакой почти продерзости почесть не могу, и жители, как в сем городе, так во всех других и деревнях даже, кои в самых последних моих форпостах, что я сам очевидно видел, спокойно в своих домах живут, однако весьма истощены и в убожестве находятся…
Из реляции П. А. Румянцева императрице Елизавете о прибытии большей части флота к Регенвальде
21 июля 1761 г., деревня Альтенбельц
Вследствие моей всеподданнейшей реляции от 12-го числа настоящего месяца вашему императорскому величеству всенижайше подношу, яко флот вашего императорского величества от продолжающихся жестоких бурь, все ему бывшие препятствия преодолевая, наконец ныне большей частью к Регенвальде прибыл и вице-адмирал господин Полянский через подполковника Миллера мне сейчас о том дал знать, с сожалением изъясняя, что он по сие время все возможности употреблять не был в состоянии прежде сего времени к Регенвальде приблизиться, лавируя и [находясь] еще в околичностях [окрестности] оного, противного ветра ради, обещая, однако же, как возможно скорее сухопутное войско на берег ссадить. И с требованною артиллерией, из которой часть, и особливо галиот, на котором вышеназванный подполковник Миллер находился, и с кораблем, которой его буксировал, бурей от флота вашего императорского величества отхвачен и к Пиллау принесен, где за повреждением в другой галиот артиллерия перегружена, хотя, противной погоды ради, из гавани выйти не были в состоянии. И сей подполковник, заключая в должности своей здесь надобность, сухим путем к Регенвальде прибыл и обнадеживает, что галиот совсем нагружен, а корабль
без повреждения и совершенно исправной перед отъездом его из Пиллау уже были и токмо удобного ветра ожидали, с которым скоро могут сей небольшой переезд сделать. Сей подполковник меня уверил, что сухопутное войско вашего императорского величества, находящееся на флоте, в примечании сих жестоких бурь и ненастных дней, весьма мало или и ничего больных имеет… Касательно же известного уже вашему императорскому величеству злодейства графа Тотлебена, то я по первом уведомлении от подполковника Аша, адресованное на его имя из Глогау, с явными доказательствами его злых намерений, письмо, перехватив на почтовом дворе в Кеслине, к фельдмаршалу господину графу Бутурлину тот же час отправил, а потом по повелению вышеописанного господина фельдмаршала, дом его, купленной в Столпе, и все имение арестовал. Между сими несколько хотя писем и найдено, но все ничего в себе не заключающие, а из имения несколько кусков штофов и брабантских кружев, кои посланными для описи подполковником графом… и майором Ашем запечатаны и в Кеслине под караулом хранятся… Сей образцовый злодей бесчисленно из своей команды здесь в земле и почти во всякую деревню и действительно в те, которые за неприятелем лежат, гусар и казаков на залоги роздал. Я всех сих, кои в руках моих суть, собрал и к армии, числом 259, отправил, а о других неоднократно к герцогу Вюртембергскому писал и выдачи оных требовал, наконец и угрожая, что я, признавая сие как вовсе противное военным и народным правам и сделанным конвенциям, от него испрашиваю в последнее; а иначе буду принужден доставить оных не самоприятным для удерживающих оных образом.
Но на все сии мои требования токмо одни, хотя и наиторжественнейшие, обещания получаю, однако же без всякого еще существительным видом исполнения.
Петер Людвиг Лютке. Вид на Трептов.
1809 г.
Сообщение П. А. Румянцева командиру бригады генерал-поручику В. М. Долгорукову о положении под Кольбергом [68]
12 сентября 1761 г.
Сообщение вашего сиятельства через нарочного Низовского полка офицера сего числа пополудни в третьем часу с особливым удовольствием честь имел получить. Иного на сие время вашему сиятельству сообщить не нахожу, как только, что я и поныне принца Вюртембергского при Кольберге в его ретраншементе в блокаде держу. Но сколь велико было мое смущение приближением корпуса генерала Платена, толь больше освободясь сего надеюсь, что ваше сиятельство ускорите соединиться со мной. Приложенный при сообщении вашего сиятельства маршрут весьма изрядный и дороги прямее сего бы снять не можно; только советую вашему сиятельству, ежели есть еще что излишнее при полках, оное Польшей в правой руке себя следовать приказать, а самим стараться как наискорее со мной соединиться, чем всякое неприятельское предприятие уничтожено быть может. А для облегчения рядовых от плащей брать обывательские подводы. Остаток разбитого корпуса, взятого в плен генерал-поручика Вернера, из Нейгартена ныне помаршировал в соединение с Платеном на Добер и Фрейдвальд. Я вашего сиятельства прошу господину генерал-майору Бергу и господину бригадиру Краснощокову рекомендовать, чтобы оный в соединение с корпусом Платена не допустить. А я и от себя им, господам генерал-майору и бригадиру, письменно сообщил, и со своей стороны одному казацкому полковнику Кирсанову приказал на сей неприятельской деташемент примечание делать. В прочем же я с особливым и отменным моим высокопочитанием честь имею быть.
P. S. Для полков команды вашего сиятельства посланными от меня ордерами велено сколько возможно в нижеописанных местах приготовить хлебов, а именно: в Дризене, в Вольдебурге, Нейведеле, Балкенбурге и Шифенбейле, в каждом по четырнадцать тысяч хлебов, весом хлеб 4 фунта. Сверх того, из Коницкого магазина в Темпельбург или Фалькенбург отправить 500 четвертей приказал.
Ордер П. А. Румянцева бригадиру Н. Д. Дурново о мерах предосторожности против неприятельских судов на море
9 октября 1761 г.
Как уже флот ее императорского величества весь без остатка к своим портам отбыл, а галиоты с провиантом стоят против деревни Гинкельгагена, но хотя нет сомнения, чтобы от Кольберга на больших судах, на те, какое от неприятеля нападение было, однако же для малых и предосторожности к прикрытию оных галиотов ваше высокородие изволите к морю малую батарею сделать, поставив две пушки, и в случае, если бы каковые суда от города показались, стараться оные разбить.
Из реляции П. А. Румянцева императрице Елизавете о взятии города Трептова и капитуляции отряда Кноблоха
15 октября 1761 г., лагерь при Трептове
Вследствие моей всеподданнейшей реляции, поднесенной 11-го числа вашему императорскому величеству, всеподданнейше донесть честь имею.
Я, понудив неприятеля, посты при деревне Шпиге и Предмине оставив, ретироваться к деревне Зелно, в сделанный на сей стороне реки Персанты ретраншемент, и, сделав пристойное распоряжение в занятии всех сих пасов [проходов], бригадира Бранта с четырьмя батальонами пехоты, восьмью эскадронами драгун и двумя полками казаков для удержания их оставил, приказав генералу-поручику князю Долгорукову на все неприятельские движения из ретраншемента бдеть и примечать и в случае его покушения на бригадира Бранта стоящими в тет-де-поне четырьмя батальонами немедленно подкрепить, а к закрытию моста готовые батальоны содержать и таковое число на сию сторону перевести, каковы силы неприятельские, по сей стороне оказавшиеся, требовать будут. Сими образы герцога Вюртембергского по-прежнему в его… а генерала-майора Кноблоха… к помощи лишать, тем паче… стороны генерал Платен генерал-аншефом графом Фермором примечаем был. 12-го числа, взяв с собою три батальона гренадер и два эскадрона драгун под командой бригадира Елчанинова и до пятисот казаков под командой бригадира Краснощокова и пять орудий, именно три пудовых единорога и две 12-фунтовые пушки, артиллерии с подполковником Миллером, поспешно к Трептову маршировал и того же числа в 4 часа пополудни я с драгунами и казаками к Трептову прибыли, осмотрев околичности сего места и разоренных через реку Регу мостов; с сей стороны вовсе атаковать нашел за невозможно, а токмо назначив место для артиллерии, в рыбачьей лодке на ту сторону реки Реги сам переехал и в форштате [предместье] на ружейном выстреле от ворот состояние города досматривал. Ворота городские были совсем забиты и завалены, так что их видеть было невозможно, толь меньше форсировать. Один способ оставался, чтобы, артиллерию перевезя на ту сторону, в стену каменную городскую бить брешь и по сделании оного штурмовать. Быстрота реки и великое наводнение… и на трех проливах… за неимением… лесу и надобных… сделать способу не предвиделось.
Я генерала-квартирмейстера лейтенанта князя Вяземского, как сущего мне во всех случаях благоискусного помощника, вверх по реке Реге для изыскания способа ко деланию моста отправил. Он, все свои силы и возможности употребив и разломав несколько в деревне домов, не нашел, однако, длины в брусьях, надобной для мосту. Принуждены были строить плот, сколько возможно надежный, а дабы в сих не весьма надежных успехах артиллерия по той стороне реки Реги ко мне доставлена была, к господину генерал-фельдмаршалу графу Бутурлину с нарочным представил. Между тем, с самого моего прибытия, требовав через находящегося при мне в должности генерал-провиантмейстера лейтенанта капитана Бока от генерала-майора Кноблоха сдачи города и всех военных пленными, и получив ответ о намерении его противиться до последнего человека, приказал немедленно город бомбардировать, однако же, в умеренности, в рассуждении не весьма многого числа бомб, со мною бывших. Сие продолжалось всю ночь и город во многих местах загорался. 13-го числа, паки я генерала-майора Кноблоха зондировать приказал, со объявлением, что сие учинено в последнее, и что он будет должен дать ответ, и что все к решительному окончанию приуготовлено – предоставляю ему себе воображать сопряженные с тем последствия. Но и на сие требование ответ был сделан равной первому. Достойно примечания мне показалось чрезвычайные требования и просьба о сбережении немалого и хорошо выстроенного дому герцога Вюртембергского, как будто партикулярно в войне сей неучастника. Я, с моей стороны, в похожих же на сие требование терминах ответствовал, обещая в партикулярном всю мою услугу, а в таковых точно обнадежить не могу, но сколько возможно миновать его стараться буду. Легко мне было заключить, что вся сия просьба употреблена была не в спасение дома, но чтобы военным и гражданам свое взять безопасное там пристанище.
Схема осады крепости Кольберг войсками под командованием П. А. Румянцева в 1761 году
Представитель древнейшего княжеского рода, ведущего свою родословную от Ростислава Мсти славима – внука Владимира Мономаха. Принимал участие в Семилетней войне 1756–1763 гг., выполнял ответственные разведывательные задания командования. После воцарения Екатерины II – один из ее самых доверенных сановников. С 1764 г. занимал должность генерал-прокурора Сената. Имел репутацию кристально честного и неподкупного чиновника; именно поэтому ему, среди прочего, было поручено наблюдение за расходованием казенных средств в масштабах всей империи.
Александр Алексеевич Вяземский
(1727–1793)
Приказал подполковнику Миллеру до 50 выстрелов сделать по городу, а между тем и по дому герцога Вюртембергского. Скоро открылось сие весьма нескрытое ухищрение присылкой королевского адъютанта и генерала-квартирмейстера лейтенанта, с испрошением капитуляции. Я ему ответствовал, что мои предложения им сделаны были, они легко потому и согласиться могут, а иначе Сей присланный открылся наконец, что их бедственное и отовсюду утесненное состояние понуждает и на сии уже склониться. И так я генерала-квартирмейстера лейтенанта князя Вяземского немедленно для договору к генералу-майору Кноблоху отправил, а 14-го числа, по заключении капитуляции, весь деташемент в присутствии моем с барабанным боем в Кольбергские ворота вышел, ружья, и знамена, и оружейные вещи положил и вашего императорского величества военнопленными учинен. Генерал-майор Кноблох за сущей болезнью при сем за дозволением моим не был. Во все же бомбардирование неприятель весьма мало со стороны своей стрелял, видно, что свою артиллерию при опасных ему местах в средине города при сущей атаке к употреблению сберегал.
Ордер П. А. Румянцева начальнику легкой кавалерии Г. Г. Бергу о наблюдении за неприятельским корпусом, пытающимся войти в связь с Кольбергом
31 октября 1761 г.
Сейчас велено от меня господину генерал-майору Яковлеву с имеющимися у него полками, присоединя к оным два легкие батальона и Рижский конный гренадерский полк для ближайшего вас подкрепления и взять пост в местечке Регенвольде, да и сверх того, в случае неприятельского усиления не упущу подкреплять вас из корпуса моего несколькими батальонами. Теперь же рекомендую, обратя все ваше примечание на главное движение корпуса неприятельского, потому брать ваши меры и без крайнего усиления позади над рекою Ином не оставлять, примечая накрепко и того, чтоб неприятель ложным движением не отвел вас от занятых ныне вами пасов и через то не нашел дороги к доставлению чего-либо в Кольберг. Что ж касается до принца Вюртембергского, то оный состоит отовсюду окружен, не имея нигде свободного прохода. Итак, ваше превосходительство с сей стороны никакой опасности иметь не можете. В случае же вашего отступления к реке Реге, рекомендую вашему превосходительству забрать и стоящие против Штельниц в Камине и других местах команды.
Офицер Грузинского гусарского полка середины XVIII века.
Литография. Середина XIX в.
Из реляции П. А. Румянцева императрице Елизавете об осаде и бомбардировке крепости Кольберг
6 ноября 1761 г., деревня Нейрод
Крепость при отступлении неприятельском, через посланного от меня капитана Бока, к сдаче была требована. Комендант фон дер Гейде, со всеми хотя учтивостями, твердость свою и заслуженные уже, якобы, честь и славу столь многими и формальными осадами доказать и в сем случае мне обещал. Я, однако же, приказал господину генерал-поручику Гольмеру, который, в крайнем хотя изнеможении, усердствовать вашему императорскому величеству ищет, от стороны морской или по усмотрению его, где только место позволит, на настоящее весьма сырое время, траншеи открыть и батареи в большом числе орудий заложить. Одна из сих уже устроена и со вчерашнего дня город бомбардируется.
Недостаток в пропитании, может быть, понудит коменданта к сдаче склониться; а в прочем осмеливаюсь вашему императорскому величеству доносить, что по настоящей погоде, а особливо в здешних местах, вовсе не ко времени осаждать. Я б охотно хотел последовать примеру барона Лаудона, но, кроме других обстоятельств, водяные весьма глубокие и широкие два рва требуют уже иных способов, а сих, не повредив крепостного строения, ни с каковой удачно достигнуть невозможно, исключая, однако же, сильные морозы…
Ордер П. А. Румянцева Г. Г. Бергу об организации наблюдения за противником в районе Кольберга
8 ноября 1761 г.
Рапорт вашего превосходительства об удачном поиске с удовольствием получил и рекомендую при том приказать посылать частые партии. Учиненной вашим превосходительством диспозицией, равно и храбрым поступком, весьма доволен и поздравляю, рекомендуя при том приказать посылать частые партии к Шифельбейну, примечая с сей стороны неприятельские движения, особо чтобы оный, делая таковые обороты, не послал партии к Цанов или в другие места, и в случае того изволите немедленно оную таковою же приказать преследовать. При том в известие ваше служить может имеющимся при мне драгунским полкам приказать пост взять при деревне Вартхов, что и казацкому полковнику Кирсанову с полком его против Трептова, Грузинского гусарского полку майору князю Ратееву с двумя эскадронами при деревне Брейц, имея от себя пост против Грейнфенберга.
По рапорту же вашего превосходительства неприятель из Грейнфенберга выступил. Итак, весьма полезно и нужно послать через оный сильную казацкую партию при надежном командире, которому изволите накрепко приказать, чтобы он, переехав при Грейнфенберге реку Регу, старался, между неприятелем и Штеттином находясь, точно разведать, не послано ли от корпусов генерала Платена и герцога Вюртембергского куда каких деташементов и подлинно ли герцог Вюртембергский соединился с Платеном и ныне в соединении находится. Также всякий привоз разорять, делая где только можно разные поиски, оного беспокоить, храня ретираду свою к местечку Трептов. Я же, до получения от вас известия, остаюсь при деревне Гросс-Гестин, а и тогда не оставлю достаточным числом продолжать осаду Кольберга, ниже быть между оною и неприятелем, заняв и местечко Белгард пехотой, содержа при том особой корпус в подкрепление ваше и постов Белгардского и Керлинского.
Ордер П. А. Румянцева командиру дивизии генерал-поручику П. И. Олицу о совместных действиях с войсками Г. Г. Берга против корпуса Платена [71]
12 ноября 1761 г.
По рапорту от господина генерал-майора и кавалера Берга, сейчас полученному, неприятельский корпус под командой генерала Платена стал при деревне Лейко, и думается, что оный сегодня помарширует к Керлину или к Кольбергу. Он же, господин генерал-майор и кавалер Берг, стал при деревне Крейтц. В предупреждение того за нужное нахожу вашему превосходительству с имеющимися ныне в команде вашей полками и гренадерскими батальонами, присоединив еще два легких батальона, выступив из лагеря, следовать к Керлину, и не доходя до оного, выбрав авантажное место, взять позицию. И ежели неприятель отважится идти к Керлину или близко вас к Кольбергу, оного не только не допускать, но по имению у вас, в рассуждении Платенского корпуса, достаточных сил, с помощью господина генерал-майора и кавалера Берга атаковать.
Ордер П. А. Румянцева командиру казачьих частей бригадиру Ф. И. Краснощокову о наблюдении за корпусом герцога Вюртембергского
12 ноября 1761 г.
Рапорт ваш, сей день писанный, получил, только из оного ничего, к сожалению, нужного усмотреть не мог, потому что вы пишете, что неприятель пройдя деревню Мезериц, клонится к Шифельбейну, а вам велено наблюдать движение герцога Вюртембергского. Дезертиры же объявляют, что означенный герцог соединился вчерашнего дня с корпусом генерала Платена при Ригенвальде. Итак, когда вам показанное примечание делать велено, то надлежало бы вам быть у неприятельского корпуса всегда в лице, почему бы вы и соединение оное сами досмотреть могли, да и вам бы, когда соединение действительно воспоследовало, до́лжно было сойтись с господином генерал-майором и кавалером Бергом, который находится против первого. Теперь же во всем основываетесь на дезертирском показании, не упоминая и того, где корпус герцога Вюртембергского остановился, о чем для принятия мер мне знать необходимо нужно; и в рассуждении сего изволите немедленно придвинуться и стать в лице корпуса герцога Вюртембергского – и оного всякие движения и обороты, не полагаясь ни на какие показания, сами досматривать и мне обо всем как часто возможно с крайним обстоятельством и верностью рапортовать, давая о том знать и господину генерал-поручику и кавалеру Олицу, которой с его дивизией находится между деревень ГроссПоблат и Кругебек.
Фридрих Евгений, герцог Вюртембергский
(1732–1797)
Ордер П. А. Румянцева П. И. Олицу о посылке двух батальонов для занятия местечка Белгард
12 ноября 1761 г.
Ежели вашему превосходительству донесено будет, что неприятель сегодня к Керлину или к вам движения не сделает, а останется в его прежнем лагере, и чтобы оный, понудив иногда казаков, не вознамерился через Белгард какого поиска предпринять, в таком случае изволите состоящие в команде вашей два легких батальона отправить через Керлин и велеть занять местечко Белгард, приказав оным употребить сделанные при Белгарде укрепления в свою оборону и иметь крайнюю предосторожность от нечаянного нападения. А в таковом случае, буде бы господин генерал-майор Берг не ускорил прежде неприятеля к оным прислать подкрепления, с моста доски разобрав, в подобие бруствера, сложить на своей стороне, и орудия, как для защиты сего, так и в других сделанных укреплениях расположить. А по крайности в городе, за имеющююся каменной стеной от неприятеля оборонясь, держаться до последнего человека и ни на какие требования неприятельские не сдаваться под военным судом и положенным по тому штрафом – и по исполнении мне рапортовать.
Конный гренадер середины XVIII века.
Литография. Середина XIX в.
Драгунским обер-офицер середины XVIII века.
Литография. Середина XIX в
Ордер П. А. Румянцева Г. Г. Бергу о содействии войскам П. И. Олица
12 ноября 1761 г.
Ежели неприятель сегодня к Керлину движение не сделает, а останется в его прежнем лагере, и чтобы оный, понудив иногда казаков, не вознамерился к Цанову чрез Белгард какого поиска предпринять, в таком случае велено господину генерал-поручику и кавалеру Олицу состоящие в команде его два легких батальона отправить через Керлин и занять местечко Белгард, употребив сделанные при Белгарде укрепления в свою оборону и иметь крайнюю предосторожность от нечаянного нападения; и буде неприятель действительно начнет клониться к Керлину или Белгарду, то о сем изволите стоящим в оных с батальонами командирам для предосторожности давать знать немедленно и оные по обстоятельствам подкреплять. Когда же бы неприятель к оной стороне отправил партию, то вашему превосходительству рекомендую, равняясь по оной, таковою же немедленно приказать преследовать и атаковать.
Сообщение П. А. Румянцева командиру бригады генерал-майору М. H. Волконскому о расположении под Кольбергом войск генералов П. И. Олица и Г. Г. Берга
14 ноября 1761 г.
Рапорт вашего сиятельства, писанный сего 10-го, получил, на которой в ответ служу. Вчерашнего дня неприятельскую позицию корпусов герцога Вюртембергского и генерала Платена, которые, соединившись, правым флангом примыкают к Шифельбейну, а левым к деревне Лейкоу, сам осматривал; оного в сей позиции атаковать и можно, только не иначе как обойдя или от Шифельбейна или от Ригенвальда. Его же точное намерение отвести меня из нынешней моей позиции, пресекающей ему путь к Кольбергу, и потом, вдруг обратившись, напасть на атакующих и провезти в оный провианта, в рассуждении чего и атаки оному мне ныне предпринять не можно. Позиция же моя ныне та: я стою с главным корпусом между неприятелем и Кольбергом при деревне Гросс-Гестин. Генерал-поручик и кавалер Олиц с его дивизией в полумиле от Керлина при деревне Кругебек, генерал-майор и кавалер Берг с драгунскими полками имеет пост в лице неприятеля при деревне Липенен, прикрывая легкими войсками Белгардскую и Кольбергскую стороны. И ежели о приближении вашего сиятельства к Померании уведаю, то не оставлю приказать означенному господину генерал-майору и кавалеру Бергу быть у неприятеля с левой стороны, чтоб оный как ко мне, так и к вам быть мог способен и через то была бы способная с вами коммуникация. Я обо всех переменах и движениях ваше сиятельство без знания не оставлю, равно и о том, какие ближайшие меры в рассуждении оных взяты быть могут. Вашему сиятельству известно, что в таковых обстоятельствах один час иногда делает великие разности. Итак, чем скорее и ближе будет движение вашего сиятельства, тем больше могут быть авантажи [выгоды], которым спомоществовать. Зная, что по известному вашего сиятельства усердию и ревности не упустите, я в прочем имею честь быть с отменным и истинным моим почитанием.
ИЗ РЕЛЯЦИИ П. А. РУМЯНЦЕВА ИМПЕРАТРИЦЕ ЕЛИЗАВЕТЕ ОБ ОТСТУПЛЕНИИ ПРУССКИХ ВОЙСК К НАУГАРТЕНУ И ПРЕСЛЕДОВАНИИ ИХ
24 ноября 1761 г., деревня Гросс-Гестин
Неприятель, пошедший от реки Реги к стороне Одера, остановившись, расположился в кантонир-квартиры в местечке Наугартен и в ближних деревнях. О прямом его намерении вашему императорскому величеству чего-либо обстоятельного всеподданнейше донести не могу. Может быть, что он, получив подкрепление из Силезии или Саксонии и узнав о расположении корпуса в кантонир-квартиры, сделает обратное движение к Кольбергу, стараясь отвести меня от осады оного и обеспокоить.
Однако же первое кажется быть тем невероятнее, что производимые в Саксонии фельдмаршалом графом Дауном, как мне известно, и поныне военные действия главное неприятельское примечание на себя притягивают. Неприятель, отступающей с крайней поспешностью из Регинвальда к Наугартену, преследован легкими войсками, и полковник Зорич с Венгерским гусарским и Хорватским эскадронами, также подполковник Суворов с Тверским драгунским полком нашли неприятеля, стоящего в деревне Килсау, в трех батальонах пехоты и шести эскадронах кавалерии. Оного атаковав, ретироваться понудили и по выходе из деревни врубились в неприятельскую пехоту и, порубив немало, одну пушку, капитана и подпоручика, также и 69 рядовых в плен получили…
…Я, при сем случае обоих, полковника Зорича и подполковника Суворова, оказанную храбрость и доброе распоряжение в приводстве по справедливости вашему императорскому величеству в высочайшее благоволение рекомендовать дерзновение приемлю…
Реляция П. А. Румянцева императрице Елизавете о взятии Кольберга
5 декабря 1761 г.
Я не могу ни одной минуты пропустить, чтобы вашему императорскому величеству о столь знаменитом приобретении славы вашего оружия всеподданнейше не донести. Кольберг убежден в своей маломогущей противу того обороне и отдается на дискрецию [на мою милость], а герцог Вюртембергский, атаковав меня 1-го числа сего месяца с уроном, составляющим большую часть своего войска, принужден ретироваться к Трептову и преследуем всеми моими легкими войсками, о чем в сем обстоятельно донести времени всераболепной должности не упущу.
Я осмеливаюсь для сего вручителя испросить вашего императорского величества всевысочайшего благоволения и для того точно ему препоручил сие поднести, что он в сих негоциациях [делах] отменное усердие к интересамвашего императорского величества употребил.
Отправлена с капитаном Боссом.
Конно-гренадерский офицер середины XVIII века на фоне Санкт-Петербурга
(вид от левого берега Фонтанки близ Аничкова моста). Литография. Середина XIX в.
Рескрипт Екатерины II П. А. Румянцеву с вызовом в Петербург
28 июня 1762 г., Санкт-Петербург
Нашему любезноверному генералу-аншефу графу Петру Румянцеву.
Сего числа Божьею споспешествующею милостью и желанием всех верноподданных сынов Отечества, мы вступили благополучно на всероссийский императорский самодержавный престол. При сем мы вас обнадеживая нашею императорскою милостию и удостоверены будучи о вашем к нам усердии единомысленно со всеми верными нам подданными, повелеваем вам чрез сие команду отдать нашему полному генералу Петру Панину, а вам самим для благопоспешествования намерений наших возвратиться немедленно в Россию, о чем к генералу Панину особливой указ дан.
Екатерина
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о передаче командования генерал-аншефу П. И. Панину и об отъезде в Петербург
8 июля 1762 г., Кольберг
Вашего императорского величества всевысочайший указ о вступлении на престол самодержавный всероссийский я с всераболепным благоговением через лейб-гвардии Измайловского полка поручика Гринева оригиналом, а поручика Нащокина дубликатом 6-го числа принять удостоился…
…А как ваше императорское величество мне всемилостивейше указать соизволили, отдав команду, мне вверенную над армией, генералу-аншефу Панину, возвратиться в Россию, я о числе в оной людей и лошадей, в каком она по отправлению сей моей всеподданнейшей реляции осталась, рапорт вашему императорскому величеству всенижайше поднося, имею счастье донести, что я по содержанию вышенаписанного вашего императорского величества всевысочайшего указа генералу-аншефу Панину в команду отдаю и сам по отдаче немедленно в путь мой отправлюсь…
Рескрипт Екатерины II П. А. Румянцеву с разрешением отпуска по болезни
5 августа 1762 г., Санкт-Петербург
Граф Петр Александрович! С неприятностью усмотрела я из письма вашего от 20 июля о приключившейся с вами болезни и об оной жалею сердечно.
Службы ваши, которым вы и через последовавшее под предводительством вашим взятие Кольберга, новый показали опыт, служат мне поводом к отданию надлежащей вам справедливости. Итак, снисходя охотно на прошение ваше, позволяю вам для лучшей способности, до излечения вашего жить в деревне вашей или по востребованию нужды ехать и к целительным водам и пребываю императорскою милостью вам благосклонная
Екатерина
Русско-турецкая война 1768–1774 гг
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II об увеличении количества магазинов в пограничной зоне [72]
17 октября 1768 г., Глухов
Государыня всемилостивейшая!
От дня в день полученные известия о движениях Оттоманской Порты, примечанию моему не оставляют сомнения, чтоб оные не к тому приготовлялись, дабы в Польше воспрепятствовать успехам оружия вашего императорского величества или сделать каковы покушения на здешние границы державы вашего величества.
Последнее уведомление, что мне сообщено от киевского генерал-губернатора Воейкова из письма к нему пребывающего в Константинополе вашего императорского величества тайного советника Обрезкова, прямо уже гласит, что собрание на границах многочисленных татарских и других войск, запасение магазинов и распоряжения при самом султанском дворе являют вид намереваемой против областей вашего императорского величества непременной войны.
Обстоятельства сии, понудив меня к восприятию мер предосторожности, в сих случаях потребной, в соответствии званию, которое ношу в пограничной стороне, вверенной своей безопасностью моему предохранению по воле вашего императорского величества, заставили потому несколько теперь в сих местах прибавить магазинов, над штатное провиантского департамента положение, в рассуждении, что ежели бы высочайшее соизволение вашего императорского величества воспоследовало противные намерения, о коих совершеннее, конечно, соизволите знать, опровергнуть силой оружия, то бы посредством сего тогда можно было везде одержать верх, не имевши нигде нужды в содержании войск.
Всемилостивейшая государыня! Я последнего сего учреждения не мог не доложить вашему императорскому величеству, которое осмелился собою учинить по одному моему ревностному усердию, пожертвованному навсегда службе и соблюдению высочайших интересов вашего императорского величества, с коим и при всеглубочайшем благоговении имею счастье повергнуть себя к освященным стопам вашего императорского величества.
Вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Румянцев
Письмо П. А. Румянцева вице– президенту военной коллегии генерал-аншефу З. Г. Чернышеву [73]
2 декабря 1768 г.
При самом отправлении сего курьера, я с прочими от Военной коллегии повелениями имел честь получить вашего сиятельства всепочтеннейшее писание от 10 декабря. Благодарю вашему сиятельству наипокорнейше за милость, являемую мне в обнадеживаниях дружеских своею помощью и что удостаиваете взыскивать моих иногда советов. Я по чистосердечию и искренности, с которыми привык изъясняться с вами, стану всегда говорить вашему сиятельству о видах, предлежащих нашим действиям, как мой слабый рассудок постигать оные может, исполняя единственно тем вашу волю.
Учреждения о провиантских приготовлениях, сделанные от меня, я имею удовольствие видеть согласными с постановлением и вашим. О положении моем сошлюсь на рапорт мой, с сим в коллегию отправляемый.
Воронежский полк сей день прибыл в Глухов, и я ему повелел прямо следовать в мою сторону. Теперь, ваше сиятельство, не считайте больше, чтобы я оный удерживал, побуждению, сказанному в моем предыдущем письме. Но он столько для резерва устроенного мне есть нужен, что иначе не употребивши его, я бы и обойтись не мог, паче по отдалению полков следующих. Князь Василий Михайлович вчерашний день отправился в Полтаву. Я ему препоручил осмотреть линию, предоставивши то и самому себе, если бы не жестокая боль, случившаяся мне в боку, и докторские предписания меня не вязали. Однако же будьте уверены, ваше сиятельство, что всего собой испытать не упущу, где только прямые движения откроются. Впрочем, я себя вверив вашей милостивой дружбе, имею честь с тем, что всегда есмь назваться высокопочитанием.
Из реляции П. А. Румянцева екатерине II о вторжении татар в Елисаветградскую провинцию и движении их к Бахмуту
4 февраля 1769 г., Глухов
…Около 27-го истекшего месяца неприятельские войска учинили впадение в Елисаветградскую провинцию. Первое известие в приближении моем к Киеву, а последующие – в бытность в сем городе о таковом происшествии ко мне доходили.
Я не оставил, сколько скорость действий неприятельских позволяла, из того места, как генералу-майору Исакову, так и прочим командирам, мне подчиненным, посылать повеления о произведении в действо мер, мною устроенных, заблаговременно на случай таковых покушений. В 30-й однако же день того месяца я уже имел рапорт помянутого генерала-майора Исакова, что неприятель из Елисаветградской провинции прошел в Польшу. И так я, сделавши общее положение, как преследовать его при всех поворотах, с генералом-аншефом князем Голицыным спешил возвратиться в Глухов, зная, что генерал-поручик Вернер сюда прибыл, чтобы его отправить с подлежащим наставлением, не теряя времени, нужного по сокращению зимнего пути, для произведения вверенной мне высочайше от вашего императорского величества экспедиции на Азов. Вчера, не доезжая до Глухова, получил я рапорт от генерала-аншефа князя Долгорукова, что против 27-го числа неприятельские татарские войска, по сказкам пленных в десяти тысячах собранные, нападали на селения в границах вашего императорского величества за линией около Бахмута и Тора; но, вопреки поискам, производимым от генерала-майора Романуса, тотчас прогнаны со своим уроном без потерь с нашей стороны и одного человека служивых, кроме жителей, захваченных в селениях, о коих по скорости точно в рапорте не сказано, уведено ли какое число из них, или все отбиты.
Жители Бахмута.
Иллюстрация из дневника немецкого доктора Иоганна Антона Гильденштедта. Вторая половина XVIII в.
Сии открывшиеся виды кажут намерение неприятельское, что он на левый и правый наш фланг сделав вдруг нападение, думая отвлечь в одно место все наши силы, и открыть себе путь или в той или в другой стороне к впадению в границы; однако же на левом крыле противостояли и вдруг сдержали его военные с нашей стороны приготовления так, что он не мог устоять против малой части войска, и прежде обратился в бегство, нежели все прочие учинили на его движение.
Хотя Елисаветградская провинция к защите своей имела распоряжения особливые, по рассмотрению управляющего оной генерала-аншефа и киевского генерал-губернатора Воейкова, но как по высочайшей воле вашего императорского величества целость границ возложена на мое попечение, вследствие чего для прикрытия оной я не малое число войск оставлял там в команду генералу-майору Исакову, давши ему достаточное повеление, как действовать против неприятеля при его покушениях, так не мог я теперь терпеливо сносить, ревнуя о славе оружия вашего императорского величества, чтобы не взыскать строго ответу как от генерала-майора Исакова, так и генерала-поручика фон Далки, что они, удалившись от моих точных повелений, пропустили неприятеля пройти свободно между Днепром и крепостью и нигде его не встретили силами, для того им вверенными. Я, получив сих генералов ответы, представлю всеподданнейше оные к высочайшему рассмотрению вашего императорского величества.
По последним известиям неприятель в Польше обратился к Гумане и помянутый генерал-майор Исаков преследует его от границы Елисаветградской провинции.
Вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Петр Румянцев
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II об использовании торгового речного флота для нужд армии
23 февраля 1769 г., Глухов
…Предвидя, что по рекам Десне и Днепру к удобнейшим перевозкам провианта, фуража, артиллерии и всяких вещей нужны будут суда, приказал я заранее в Малой России на сих реках описать все суда или байдаки и без моего ведома ни одного промышленникам не употреблять. Но как их повсюду токмо семьдесят один нашлось, то сие число, как весьма малое, а при том и сии судна по большей части промышленничие для общего торгу, так и через удержание оных и доходу торгующие лишатся, и общие выгоды, тем доставляемые, потерпеть должны будут. Я осмеливаюсь всеподданнейше представить вашему императорскому величеству, не угодно ли будет высочайше повелеть, чтобы таковых судов в Брянске, откуда оные и в Малороссию всегда доставляются, заблаговременно и на оные искусных кормщиков и надобное число работников заготовить.
Вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Петр Румянцев
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о мерах, принятых для предупреждения вторжения турок через территорию Польши
10 августа 1769 г., крепость Св. Елизаветы
…Когда неприятель видит уже избавленные свои земли от пребывания войск вашего императорского величества, свободные руки и собранные силы ничего еще не претерпевшие имеет, то ожидать следует, что он теперь устремит свои действия против собственных границ вашего императорского величества. Я посему весьма осмотрительно примечать должен вокруг себя, однако же нужным считаю подвинуться вперед, и предприму марш с армией к деревне Висе, предупреждая намерения неприятельские, которые, мне кажется, ближе будут через Польшу, дабы вступив в оную делить между нами ее и пользоваться приготовлениями там для войск вашего императорского величества чинимыми, ибо все другие действия против армий и границ вашего императорского величества труднее неприятелю будут, не имеющему близ оных своих магазинов и претерпевающему, по известиям, в провианте всякую нужду, поелику и в самом Хотине. Надобно уповать, что провиантские запасы, ежели не истощены, то, по крайней мере, не будет их достаточно. Генерал князь Голицын из словесных слухов в Молдавии сообщил мне от 4 августа, что якобы визирь со всеми силами на дороге уже к Хотину, а ко мне доходящие известия гласят, что он еще стоит по-прежнему у Рябой Могилы.
Мои партии по Бугу везде находятся, а отправленные к Дубоссарам и Бендерам еще не возвратились. Пойманного в Польше турка допрос сего подношу.
Понтоны 8-го числа сюда прибыли, но часть большая лошадей под оными бывших пала, и я принужден надобное число оных уделить от моего подвижного магазина.
Генерал-поручик Берг требует у меня резолюции о вторичном нападении на Крым с вверенным ему корпусом, к чему уже он и расположение учинил, а просит токмо для сего предприятия до семи тысяч Донского войска, и об оном от себя послал представление в Военную коллегию.
Я ему на сие учинил предложение с примечаниями, чтобы он, ежели на сию сторону Сиваша неприятельские земледельцы со скотом и паки перешли, почему только он полезным считает повторное нападение на Крым, то бы оное без замедления предпринял с калмыцким войском, которое к таким корыстным действиям наипаче сродно и способно. Ибо хотя он получил бы и требуемое число Донского войска, то и с оным должны бы его те же сдержать трудности в проходе внутрь Крыма, которые при первом разе не был он в состоянии преодолеть не по недостатку собственных сил, ниже́ по превосходству неприятельских, которые ему нигде не показались, но единственно из-за непроходимых топей при Сиваше. Следовательно, может он, что только касается до добычи скота по сю сторону Сиваша, распространить свои действия скоропостижным образом через калмыков, чем дожидаться для произведения того в помощь донских казаков, тратя время, которого мало уже остается для нынешней кампании.
Вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Петр Румянцев
Из указа военной коллегии П. А. Румянцеву о назначении его командующим 1-й армией
14 августа 1769 г., Санкт-Петербург
Как по высочайшему ее императорского величества соизволению поручается вам, господину генерал-аншефу и кавалеру, 1-я ее армия, о чем вам именным же ее величества указом знать дано и Военной коллегии сего августа 14-го дня таковым же объявлено; то хотя по прибытии к оной и получите вы, господин генерал, полное сведение как о числе войск, оную составляющих, так и о прочем, к ней принадлежащем; но дабы предварительно вас обо всем том уведомить, то Военная коллегия и прилагает при сем ведомости…
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о сражении в районе Джемерлей
23 августа 1769 г., деревня Виси
Государыня всемилостивейшая!
В посылке моих партий для поисков над неприятелем, я всегда наблюдаю ту осторожность, что, отправляя одну к Бендерам, в то же время посылаю и другую к стороне Очакова, дабы как одной, так и другой с открытой стороны не быть отрезанным. Таким образом, когда следовала к стороне Бендер партия из команды генерала-майора Зорича, о возвращении которой и полученной 5-го числа добыче имел я честь вашему императорскому величеству последнею моею всеподданнейшею донесть от 21-го сего августа, то тогда же повелел я и кошевому атаману в три тысячи из запорожского войска отправить к Очакову, стараясь сколько можно пройти далее и нанести вред неприятелю.
По сему он, кошевой, вчерашний день, рапортуя о возвращении сей партии к себе в 17-й день сего месяца, прислал мне пленных пятнадцать человек турок и два знамени, представляя, что сия посланная команда, приблизившись к самому Очакову, в пятнадцати верстах лежащую от сего города, деревню над морем, называемую Гаджи-Гассан, сожгла…
Рядовой Бахмутского гусарского полка второй половины XVIII века.
Литография. Середина XIX в.
…Между тем как одни из сей партии казаки в числе пятисот нападали на означенную деревню, то оставшиеся две тысячи пятьсот, с высланными на них из Очакова командами 13-го сего месяца, имели сражение между Джемерлеею и Янчакраком, и поразили на месте до двухсот человек войска турецкого, отбили восемь знамен, из которых кошевой шесть при своем коше оставил, и прочей добычи: лошадей, ружья и иных воинских приборов по числу убитых и побежденных получили. В сем сражении убито запорожцев: одного куренного атамана, семь казаков и ранено три…
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине Ii о состоянии 1-й армии
22 сентября 1769 г., лагерь при деревне Черчи
Государыня всемилостивейшая!
Вследствие предыдущей моей реляции о принятии высочайше вверенной мне главной команды над здешнею армией вашего императорского величества, всеподданнейше донести честь имею, что нашел я оную разделенной, а именно одну малую и из мушкетер только почти состоящую часть при многих генералах здесь в лагере при деревне Черчи милях в четырех от реки Днестра и от Хотина, а другую наибольшую, и в рассуждении употребленных к тому гренадер и прочих отборных людей и лошадей наилучшие силы составляющую, с генералом-поручиком бароном Эльмптом на той стороне Днестра и внутри Молдавии.
Сие раздробление армии должен я, всемилостивейшая государыня, не токмо за крайнее для себя несчастье считать, но и тем больше сожалеть, что сколько бы ни желал в приобретение каких новых над неприятелем авантажей и в распространение славы победоносного вашего оружия что-либо за Днестром без упущения настоящего к тому несколько еще способного времени предпринять; но при всей моей ревности и усердии к службе вашего императорского величества встречаю в том не токмо непреодолимые препятствия, но и самую невозможность в рассуждении, что, по переходе армии вашего императорского величества в минувшем августе месяце из-за Днестра на здешнюю сторону, и, не предвидя по тогдашним обстоятельствам надежды вновь туда вскоре возвращаться, отосланы понтонные мосты, как для исправления их повреждений, так и особливо для того, чтобы вместо прежних в ветхость пришедших пильных досок, каковых здесь сыскать невозможно, новые по способности из Киева достать, и что между тем хотя без сомнения все то уже и изготовлено, но не достает же еще к сим понтонам главных вещей, то есть якорей и канатов, которые большей частью повредились же и которых уже ниоткуда, как из самой Москвы, получить невозможно. А от того и происходит, что здешняя часть армии вашего императорского величества в теперешнем положении дел не имеет с другой стороной Днестра, с тамошним корпусом и с самою Хотинскою крепостью никакого иного сообщения, окромя переправы на паромах и других мелких и опасных судах, которых, однако же, столь мало, что не токмо помянутой в Молдавию посланной корпус едва через не малое время и не без крайнего затруднения перебраться мог, но что не перевезены еще и поныне обозы и провиантские магазины, принадлежащие к находящимся в Хотинском гарнизоне полкам; сверх же того, хотя бы разорванной неприятельской мост как-нибудь возобновить, или другой такой же на сваях построить способ и нашелся, но окромя промедления времени, по чрезмерной теперь быстроте течения сея реки, а паче по прибывающей вновь из гор воде в целости удержать никакой надежды полагать невозможно, так что я для некоторого в переправах подспорья велел уже приискивать вверх по Днестру сколько возможно более всяких судов, какие только найтись могут, дабы особливо сим средством и вышеупомянутый корпус при возвращении своем на здешнюю сторону, хотя несколько прежних затруднений освободиться мог…
Скульптура в музее Бендерской крепости, посвященная штурму крепости русскими войсками генерал-аншефа П. И. Панина.
Современная фотография
…И как из всего вышеизображенного ваше императорское величество сами усмотреть изволите сущую невозможность перехода с армией ныне опять на ту сторону за Днестр для какого-либо предприятия, не подвергая себя в переправе на столь малых судах очевидному крайнему затруднению и самой опасности, хотя и без того подобный туда переход всей армии, если смею сказать, не приносил бы уже никакой пользы, если только вышепоказанные еще до моего сюда прибытия бывшие известия о неприятельском бегстве основание свое имеют; то при сем состоянии дел и не нахожу я теперь, всемилостивейшая государыня, к крайнему моему прискорбию, ничего иного предпринять, как во ожидании от генерала-поручика барона Эльмпта обстоятельных обо всем рапортов, с армией вашего императорского величества или в здешнем положении остаться, или, смотря по удобности получения фуража, в здешнюю же околичность передвинуться, а между тем по наступающему уже глубокому осеннему времени и холодной погоде, держась силы данной моему предместнику высочайшей инструкции и дополнительных повелений, заботясь о назначении и для всей армии на здешней стороне квартир, не удаляясь от Днестра, дабы во всяком случае ближайшую способность иметь не токмо немедленную помощь Хотинской крепости подать, но по усмотрению неприятельских на той стороне движений и всеми силами его встретить…
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о занятии города Ясс и покорении Молдавии
1 октября 1769 г., лагерь при деревне Черчи
Государыня всемилостивейшая!
Каков получил я в минувшую ночь от генерала-поручика барона Эльмпта рапорт о занятии Ясс и о покорении через то всего княжества Молдавского, также о учиненных там над неприятелем поисках и о действительном уходе визиря с армией за Дунай, оный имею честь в подлиннике при сем всенижайше представить через присланного от него курьером гвардии поручика князя Репнина, которой волонтером при тамошнем корпусе находился, и потому, как очевидец, в состоянии найдется потребные объяснении подать, если бы иногда по скорости времени в помянутом рапорте чего недоставало.
Что же касается доставляемых генералом-поручиком бароном Эльмптом из его корпуса там войск, то по получении от него точнейших обо всех тамошних обстоятельствах известий не упущу в ближайшее о том рассмотрение войти, то есть как о числе сих оставляемых войск, так и об их пропитании и самой безопасности.
А хотя между тем по нынешней ненастной погоде остальные войска вышепоказанного корпуса не могут еще вскоре на здешнюю сторону Днестра возвратиться, однако же я принужденным себя нахожу здешнюю часть армии вашего императорского величества и до их прибытия на первой случай в кантонир-квартиры в самой здешней же околичности расположить, в рассуждении, что в поле и в лагере уже долее стоять никоим образом невозможно за вышеуказанной ненастной погодой, которая ежедневно при холодных ветрах, беспрерывном дожде, снеге, слякоти и сделавшейся от того чрезвычайной грязи продолжается, и о которой ваше императорское величество уверить могу, что едва ли подобная погода и в суровейшем климате случается…
Предварительные соображения П. А. Румянцева о кампании 1770 года, представленные Екатерине II
23 октября 1769 г., главная квартира в селе Тылне
Полагая, что Порта Оттоманская нынешние свои утраты понесла через силу оружия российского, мы не можем однако же принимать за определительные к предстоящим случаям сии одни счастливые успехи.
Но когда приготовляемся к произведению дальнейших действий, то мнится нужным, для предбудущих к тому распоряжений, исследовать прежде мимошедшие действия и уважить оных причины.
Мы видели в согласие предварившим нас известиям, что неприятель по побуждению Франции и надежде на мятежников польских в присоединении их многочисленных сил и готового пропитания ранее поднял войну против нас, нежели для произведения оной собрать мог все надобное; и для того с осторожностью великою поступая, испытывал точность сих обнадеживаний разными впадениями своими в край Польский, а увидев противные его мыслям обстоятельства, во все время прошедшей кампании, старался защищать только собственные границы от противовоюющих ему. Доказывается сие тем, что визирь, озабочен будучи движениями 2-й армии к Бендерам и к Очакову, держался Рябой Могилы, которой прямое положение ныне только мы изведали, а на защиту Хотину и против армии первой употреблял он почти одну свою конницу и без пушек, которая при всякой попытке ретировалась, не имевши, по-видимому, намерения защищать прямо ни Молдавию, ни Хотина – город, как и землю, опустошенные. Не было в той стороне нигде провиантских запасов, и не ближе двухсот верст от Хотина, как именно в Цецоре; потому и не мог он действовать всеми своими силами.
Сии крайности, дознаваемые неприятелем, во всю прошедшую кампанию поспешествовали его удалению к нашим пользам, паче самих наших против его действий.
Но на будущую кампанию неприятель, ежели не будет убежден искать мира, то, удалившись заблаговременно, и из настоящих своих опытов, возьмет основание к утверждению лучших осторожностей, и свои супротивные меры стараться будет превосходными учинить от наших, по мере и чувствительности своей утраты.
Следовательно, и от нашей стороны надобно приготовиться на будущую кампанию не по мере тех сил и действий неприятельских, с коими в нынешнюю кампанию имели дело; но сходствуя тому ополчению, которое он из всех сил своих на нас произвести может. Посему нужно войскам, изнуренным от трудов, дать выгодные и покойные зимние квартиры, поелику есть к тому возможность, и как число оных, так и все им потребное доставить, не упуская удобного к тому времени.
Что касается до пехоты нашей, то оная от пехоты неприятельской хотя прямо в минувшее лето и не видела противоборства, но полагать можно по ее превосходному состоянию перед неприятельской, как неустроенною, что количество той и качество оные совместными быть могут; в том однако же разумении, что неприятель на будущую кампанию умножит против известного числа нашей свою, потребно и в нашей учинить прибавок. А гарнизон Хотинский и другие должны быть составлены из командированных от полков не лучшей способности людей к полевой службе, а их места укомплектованы из остающихся в России рот.
Наша конница в нынешнюю кампанию, а особливо легкая, больше претерпела, нежели возможно в одну зиму поставить ее в состояние прежнее, а и в том своем состоянии, что она многолюдству противных не только всегда противостоять не могла, но часто оному и уступала; потому настоящее число и состояние оной для будущих операций будет тем меньше достаточно, чем больше увеличит неприятель свою кавалерию, которая и теперь уже превозмогала над нашей; и для того необходимо части сих войск с нашей стороны числом большим умножить.
В будущей кампании по поводу данных теперь повелений и по своему положению первым объектом нам предстоит крепость Бендеры. Для сего предприятия надлежит из Киева осадную артиллерию, а шанцевый инструмент, где оный есть (в коем в армии крайней недостаток), зимой перевезти в ту армию, которой то препоручено будет; и ежели 2-й армии предприятие сие назначится, то переждать с тем обыкновенное время впадений татар в наши границы; а буде 1-й экспедицию сию производить и прикрывать до́лжно, то число пехоты надобное сверх предполагаемого назначить, дабы и осада и армия предуспевали над неприятелем, которого не удержав, трудно себя овладением крепости ласкать, или время пройдет бесполезно. И, как известно, что река Днепр затруднить может войскам переправу, то для выигрыша времени и назначаемые к сей осаде войска в то же время на сию сторону перевести.
Для сего движения 1-й армии прилично удержать, а особливо, когда осада Бендер от оной прикрываема быть должна между Прутом и Серетом, имев на Пруте мосты, и препятствовать неприятелю переход на сию сторону реки Дуная, как от Браилова и Исакчи, так и через Валахию и от стороны Видина и Орсовы; а в Молдавии по очевидному осмотру многих тамошних мест и по рассуждению генерал-поручика барона Эльмпта нижеописанные укрепить, как служащие к подпоре нашего войска, к содержанию свободного сообщения и к прикрытию магазинов. Первое и главное Яссы, потом по Пруту реке местечки Табуров и Степановцы, по Днестру местечко Сорока, между реками Прутом и Серетом местечко Бутичаны и на самой реке Серет местечко Сучаву, позади на Пруте местечко Черновцы.
Заготовление магазинов соответствовать должно положенному плану для будущей кампании и назначенному для того числу войск. Я только тут упомяну те самые места, которые от помянутого генерала к тому удобными считаются. В Польше: 1-е – Станиславов, 2-е – Снятин, 3-е – Могилев, 4-е – Брацлав; 5-е, в Молдавии, – Черновцы, 6-е – Хотин, 7-е – Бутичаны, 8-е – монастырь Драгомиров, 9-е – Яссы, 10-е – замок Сорока.
Я в сем предположении вышесказанные места осмотреть через инженеров, присовокупить в них возможное укрепление и снабжать провиантом приму старание, но не надобно ныне воображать, чтобы количество и цены последнего равны были прошедшим. Подрядчики, коих притом мало, отзываются в двойной всему цене. Они представляют тому резоны, что прежде довольно было здесь запасов у всех поставщиков, которые с начала продешевили продажу. Но коль оные все сдержаны на армию, а притом весь сей край по обращению войск в одних местах севу не чинил, в других утратил весь хлеб на корне, то и не остается средств из ближних мест снабдить магазины; но до́лжно производить все запасы из отдаленных, а через то по усугублению трудностей усугубляются и цены. Из сего заключение следует, что чем далее наше обращение в подобном положении иметь будет, тем паче увеличатся недостатки к нашему пропитанию.
Калмыкские конники.
Литография. Начало XIX в.
Пункт сей заслуживает внимания, чтобы рассмотрев, все подробности представить потом, коль труднее в будущем нашем положении могут обходиться все транспорты наши. Когда польские прибережные места все истощены и опустошены и когда провинция Молдавская, куда вступить до́лжно армии, испражнена почти во всем том, что служит к пропитанию войск, и состоящие там требуют уже оного отсюда; и чтобы с приобретением молдавской провинции, поскольку мы отдаляться должны от берегов Днестра, постольку те выгоды, коими преимуществовали мы в нынешнюю кампанию перед неприятелем, не отходили на будущую в его сторону; ибо заложение вновь магазинов и подвоз провианта от Днестра столь трудны нам будут, сколь тягостными оные дознавал неприятель, когда он свое снабжение получать должен был, по отдаленности от Дуная и моря, но в будущем своем положении он через Дунай и море изобиловать будет во всем и не наподобие наших авантажей, как мы обращались над Днестром.
Предвидение скудости и недостатка в пропитании армии, чем далее оная начнет отходить от Днестра, подкрепляется тем опытом, что в минувшую кампанию, сколь ни близки были магазины и еще, по крайней мере, селения польские способствовали поставкам, но при всем том я не нашел никаких следов, которые бы означили предуготовления к удержанию завоеванной земли или же способствовали распространению дальнейших успехов. А и в самих полках не только достаточно, но ни равного числа провианта, но в одном больше, в другом на меньше дней. Сим доказывается, что действия или были без предположения, или же невозможность настояла сей порядок нужный во всяком движении сохранить, и что армия, в границах польских стоя, не могла при неподвижности почти запастись провиантом на известное время, а доставление оного всякий раз расходилось на тех, коим уже доходило терпеть в том нужду.
Поступая вперед запастись, мы должны надежной предосторожностью и позади себя, то есть обеспечить свой тыл от мятежников польских, которых волнения, ни совершенная многих погибель, ни дезавантажи [невзгоды] державы, им покровительствующей, утушить до днесь не могли, и что паче зараза сия от времени разливается и в самом истреблении важнее становится, когда союза сего открываются предположители, уже и из тех, до коих не доходило подозрение, и которые, видя себя самих и имения свои в руках наших, жертвуют всем тем мнимой им мечте, а не прямой надежде.
Для укрощения таковых противников и ради безопасности нашего тыла и обеспечения транспортов из Польши в Молдавию, до́лжно употребить, не тратя удобного времени, особый корпус, чтобы их зимой, где им и пристанища и пропитания трудно доставать, сокрушить вдруг и невзначай, а иначе до́лжно содержать в Сандомире, Львове, Люблине и Станиславове войска, которые бы охраняли не только от армии сообщение с границами, но и все транспорты, и сами границы.
Изъясняемые предосторожности не простираются до Литвы, которую я полагаю в нынешнем спокойствии, а ежели бы в оной восстали мятежи, то сих одних средств на удержание оных не будет достаточно.
Калмыцкое войско, подобное хищным татарам, нельзя удержать в порядке, и лучше не соединять его, соблазна ради, с армией, а оставить в удобное время примером прошедшим, придав к оному несколько Донского и, для виду, регулярного войска, чинить поиски на Крым, и в то же время от Азова нашей эскадре к той же стороне обратиться, чтобы и на тамошнем проливе морском отыскать бродов удобных к проходу войскам и споспешествовать оных действиям взаимным, ибо Азов, по уверениям, не имеет опасности от флота неприятельского, потому что береги тамошние сделались неприступными для военных судов.
Казаки малороссийские, хотя не похваляются в своей способности к военным действиям, однако же они прочую довольную службу при армии, которая требует людей, весьма исправно несут. Поравнять их с прочим порядочным войском – много надобно бы иждивения, а как они с прошлой зимы в походе находятся без жалованья и пришли в несостояние, то к поправлению их на зиму отпустить по домам, оставив часть, надобную при армии, которым и дать содержание, равное с донскими казаками. Переменить их иными нет возможности, потому что с прошлого года все другие содержат бессменно форпосты по польской границе, и все их число, называемое выборное, в раскомандированиях находится.
Граф Петр Румянцев
Ордер П. А. Румянцева генерал-поручику Х. Ф. фон Штофельну о назначении его командующим корпусом в Молдавии
30 октября 1769 г.
Количество войск, которым я назначил вступить в Молдавию, в прибавок там уже находящимся, и важность самая сего поста призывают к командованию над оными такого начальника, которого бы степень соответствовала сему месту, а искусство – положению дел, в оном предстоящих.
Ваше превосходительство, доказав своими делами во многих случаях, коль справедливо принадлежит вам слава искусного и ревностного к службе генерала, привлекаете, во-первых, на себя мой выбор, чтобы вновь покоренное высочайшей державе ее императорского величества княжество Молдавское с отделенным от армии знатным корпусом, на защиту оного, поручить в точную и главную команду вашему превосходительству, что я сим вам и определяю, означив присоединенным к сему списком о генералитете и полках, которые по настоящему вашему начальству вступят к вам в команду, равно и коими местами марш они возьмут и откуда на сколько запасут себя провиантом. Касаясь генеральных токмо правил, которые сопрягаются с должностью, которую носить станете, я изъясняю следующие примечания, которыми ваше превосходительство соображайте свои распоряжения.
1. Без сомнения, обняв настоящую свою команду, познаете, ваше превосходительство, многие трудности в утверждении надежной защиты для вверенной страны управлению вашему, так как и к пропитанию войск для того туда введенных. Все сии как бы ни велики были трудности, благоразумия однако же вашего будет дело преодолевать оные всемерно и заграждать сию страну против всяких неприятельских на оную покушений, а для того:
2. Местам, которые по означению господина генерал-поручика барона Эльмпта способствуют к подкреплению наших войск и прикрытию магазинов в Молдавии, к укреплению которых и командированы уже офицеры инженерные, властны будете, ваше превосходительство, по своему рассмотрению определить производство нужных работ в них ли или в других, которые выгоднейшими перед теми найдете, давая токмо мне знать, где что вы предпримете.
2. По мере запасов, которые в той земле через все способы, ваше превосходительство, к снабжению войск приготовлять можете, я еще от своей стороны тем вас обнадеживаю, что во чтобы то ни стало стараться буду подвозом из Польши в Молдавию вспомоществовать потребному пропитанию, что и восставлено будет, конечно, в свое время.
3. Приобщаются к сему все ордеры, каковы от меня даны были господам генералам князю Прозоровскому, Замятину и бригадиру Текели, по переменам их командования в Молдавии; они служить должны и вашему превосходительству к соблюдению моих в оных предписаний на многие случаи; тоже и рапорт господина генерала-поручика барона Эльмпта, поданный мне с примечаниями о той земле.
4. Ваше превосходительство найдете в первых, коль кратно я повелевал сделать поиски над неприятелем, по предстоявшим к тому случаям; однако же то успеха никакого не имело, я думаю, по болезни, приключившейся князю Прозоровскому. Итак, ваше теперь старание должно быть, поскольку новые войска в подкрепление в Молдавию вступают, по толику беспечнее вы можете передовые подвинуть вдаль, и именно, по предусмотрению собственному к тому удобности, сделать предприятие на Браилов и Галац, чтобы выгнать из оных остатки турецких войск, которые, по известиям, там еще удерживаются; равно почистить от неприятеля все места по сей стороне реки Дуная. К сей экспедиции употребить бригадира Ржевского или другого кого, предаю на рассмотрение ваше.
Александр Александрович Прозоровский
(1732–1809)
5. Недостаток в фураже в тех местах заменить я другого способа не нашел, как отпустить овса и ячменю из Хотина и Станиславова, где оные к тому заготовлены. Итак, зависеть будет от вашего превосходительства изыскать посредство к доставлению того из прописанных мест, куда будет потребно; ибо, по неимению в близости подвод, нет возможности отсель оный препровождать. Между тем я уповаю, что ваше превосходительство войти не оставите с примечанием в обстоятельство сие, что в Молдавии жители весьма изобилуют лошадьми и скотом; следовательно, к прокормлению оного должен быть и достаток в сене, из чего, я думаю, найдутся средства и к продовольствию конницы, которые к поправлению приказал я брать, вместо запрещенных податей денежных от обывателей. Лошади, кои как привычные к выгодам той земли, лучше других могут ко употреблению годиться, о чем в прилагаемых ордерах, данных генерал-майору Замятину, найдете пространнее.
На сей раз я, не имевши более чего предписать и не желая подробностями, которые сами по себе разумеются, ниже́ предположениями на возможные токмо случаи, против коих разумный предводитель войск сам знает сохранять предосторожности, связывать вам руки, но по той доверенности и надежде, которые смело кладу на искусство и способности, толь справедливо между генералами вас отличающие, предоставляю все относящиеся распоряжения ко утверждению войск, к ограждению целости провинции Молдавской, к поискам над неприятелем, и противостоянию при нападении и иногда его производить, как обстоятельства и собственное благоразумие ваше лучше в том вас руководствовать будут.
Сколь ни знакомо мне свойство вашего превосходительства, что вы столь похвально соединяете во власти начальника строгость и умеренность, однако же хотел я вам припомянуть, чтобы тем паче сохранили вы первую, во всей своей команде, дабы жители молдавские ничего не терпели от своевольства по не укрощению людей военных, но вяще бы из вашего снисходительства при всех случаях обнадеживаемы были, что мы только печемся о их защите, сколько надобно, чтобы их удержать навсегда присоединенными державе ее императорского величества.
Прежняя команда вашего превосходительства по сему препоручению не терпит никакой перемены, и вы остаетесь непременно командиром всего правого крыла. Господин генерал-поручик князь Репнин потому остается под ордером вашим; однако же вы ему предложите, чтобы он в потребных случаях прямо рапортовал мне. По сему, скорости ради, будет он беспосредственно получать от меня себе повеления, так же и командам генерал-майора князя Прозоровского, которые по той и сей стороне реки Днестра находятся вблизи к правому крылу, прикажите как к вам, так и прямо ко мне и к генералитету, смотря по обстоятельствам дела, чинить уведомления. Место для вашей квартиры избрать оставляю я вам на волю, что вы, конечно, не удалитесь оной от удобности ближайшей к тому, где ваше присутствие нужнее будет по положению дел вообще.
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о занятии города Галаца Х. Ф. фон Штофельном
15 ноября 1769 г., Летичев
Государыня всемилостивейшая!
По отправлении сего дня моей всеподданнейшей реляции, сей час получаю я от генерала-поручика Штофельна рапорт из Батушан от 11-го сего месяца, что вследствие данных от меня повелений для поисков над неприятелем отправленный с деташементом, из тысячи шестисот человек конницы и пехоты состоящим, к городу Галац егерского корпуса подполковник Фабрициан, 5-го сего месяца, по приближении к оному, встречен и атакован был неприятелем, от шести до семи тысяч состоявшим, отборного войска под командой сераскира Мегмет-Урфа-валаси, Абазы-паши, Саланит-валаси, Али-паши и Гаджи-Али-бея; и, увидев арнаутов наших уступающих превосходной силе и себя окруженными, решился отважно атаковать их батарею своей пехотой, которой овладев, неприятеля разбил, гнав его даже до самого Дуная и положа более тысячи двухсот человек турок на месте; прочих же большей частью в оной реке потопил и Галацем овладел. Между первыми считается по объявлению пленных Абаза-паша, да один из знатных Гаджи-Али-бей анатолийский владелец; а в полон взяты молдавский господарь, да сераскир с тридцатью турками здоровыми и ранеными. Знаков победы получено: пять пушек, санджак, или главное знамя сераскерово, и бунчук, взятый гусарским поручиком Требинским. С нашей же стороны убито рядовых двенадцать, ранено из штаб-офицеров майоры: Генкинг тремя ранами, Левашов получил контузию; из обер-офицеров – гусарские поручики: Требухович, Герсеванов, Донде; из пехотных – Белозерского полка подпоручик Томашевской, рядовых – сорок шесть человек, лошадей убито шестнадцать. Вышеупомянутый генерал-поручик по засвидетельствованию подполковника Фабрициана рекомендует как особо отличившихся при сем сражении майоров: Вуича, Генкинга и Левашова, да гусарского поручика Требинского, и прочих офицеров и рядовых, бывших с ним на упомянутом сражении, которых я как действительно достойных и к поощрению другим по данной мне от вашего императорского величества власти наградить не оставлю, а означенного подполковника в высочайшее вашего императорского величества благоволение препоручить осмеливаюсь.
По завладении Галацем и по данным от меня ордерам, всемилостивейшая государыня, желаю я видеть себя в счастливом состоянии уведомить и о Браилове, посте весьма нам нужном, а паче оные все завоевания удержать.
Вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Петр Румянцев
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о занятии города Бухареста отрядом подполковника Каразина [78]
28 ноября 1769 г., Летичев
…Вследствие успехов оружия вашего императорского величества, благословляемого Всевышним, еще я имею честь всеподданнейше донести из уведомления, ныне полученного от генерала-поручика фон Штофельна, что подполковник Каразин, который предводительствует арнаутами, выгнал из города Бухареста турецкое войско и оный занял, взяв в полон при сем случае валашского господаря князя Григория Гика с братом, сыном и со всеми его придворными, которые оттуда и привезены уже 21 ноября в Яссы.
На улицах Бухареста.
Гравюра. XIX в.
В новопокоренном сем городе Бухаресте намерен генерал-поручик фон Штофельн, укрепившись тремя батальонами егерей и двумя гренадер, предпринять предопределенные от меня действия на город Браилов, который каменную стену, земляной вал и ров, оставленный палисадником [огороженный частоколом], имеет защищаемые под командой одного сераскира с десятью тысячами отборного турецкого войска и более тридцати пушками. По мере движения, которое для сего предприятия начнет со своим корпусом означенный генерал-поручик фон Штофельн, я на сих днях имею несколько полков из правого крыла подвинуть в Молдавию и долженствую о распоряжениях моих на такой случай впредь донести вашему императорскому величеству.
Представил мне на пробу командующий в Молдавии генерал-поручик фон Штофельн разные минеральные руды, которые принесли ему живущие раскольники в горах к трансильванской границе, с тем от них объявлением, якобы в оных золото и серебро находится, и такую руду венгерские жители весьма дорого покупают. Но как здесь нет при мне знающих людей в металлургии, чтобы испытать качество сих руд, то я за обязанность почел оные представить к повелениям высочайшим вашего императорского величества, прося по сделании над оными опыта снабдить меня о том высочайшим предписанием; а я между тем, покуда удостоюсь получить высочайшую резолюцию вашего императорского величества, предосторожность сохраняя, хотя в неизвестности их свойств, предложил генералу-поручику фон Штофельну, чтобы он уговорил явившихся к нему раскольников такие руды собирать, где оные находятся, в чаянии за то довольной себе награды.
Вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Петр Румянцев
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о победе над турками, одержанной генерал-майором И. М. Подгоричани при Фокшанах
12 января 1770 г., Летичев
Государыня всемилостивейшая!
Ваше императорское величество из предыдущих всеподданнейших моих соизволили видеть, сколько я непрерывно настаивал, дабы командующий в Молдавии генерал-поручик фон ІІІтофельн через все способы достигал атаковать Браилов, а овладевши уже сею крепостцою простер бы тогда победоносный меч и на другие предметы не столько важные, которые с сокрушением Браилова и сами бы пали. Справедливость, однако же, убеждала меня сносить в таком предприятии промедление, происходившее от тех наибольше причин, что ему нельзя было так скоро собрать в место всех сил и не можно было обойтись, не раздробляя оных во многие места, ради обнадеживания и утверждения в верности жителей, призывающих с усердием в помощь себе оружие вашего императорского величества, как непреоборимую свою защиту, без которой не избежали бы они пагубы от стремившегося уже на оную неприятеля. Но теперь вашему императорскому величеству имею счастье всеподданнейше донести, что не только сей генерал-поручик 4-го числа из Ясс к Фокшанам отправился, но и в дороге будучи в сей самый день получил от генерала-майора и кавалера графа Подгоричани, командующего наддеташаментом при Фокшанах, об одержанной победе над неприятелем в двух сражениях рапорты, которые, поспешая сим донесением, подношу при сем выписанные в копии рапорта ко мне генерал-майора фон Штофельна. Я надеюсь, всемилостивейшая государыня, что последняя победа, тут изъясняемая, при которой толь чувствительную понес утрату неприятель, великое даст споспешествование по прибытии генералу-поручику Штофельну к овладению городом Браиловым, в чем я, благонадежен будучи на его искусство, льщу себя счастьем вскоре вашему императорскому величеству всеподданнейше донести о покорении победоносному оружию вашему как сего города, так и о разбитии совершенном в оном угнездившихся сил неприятельских…
Из журнала военных действий армии П. А. Румянцева за 1770 г. о сражении при Рябой Могиле
16 июня. Приняв намерение атаковать неприятеля, как генерал-квартирмейстер Боур находил к тому удобность, по осмотру ближайшему с правой токмо стороны, подвинулась армия вперед верст за девять с половиною в лагерь при деревне Гремиште, а с корпусом своим генерал-поручик князь Репнин отошел перед оной верст до пяти по левой стороне, не сняв из своего лагеря палаток. Место, где он стал, закрывало его от неприятеля; генерал же квартирмейстер Боур неподвижно пребывал в своем прежнем лагере. Над вечер взяты меры к атаке неприятеля в его лагере, который был на превысокой и утесистой горе, лежащей при реке Пруте пониже Рябой Могилы, окружен обширным ретраншементом с сорока четырьмя пушками, к тому же перед оным был еще и грязный ручей. Неприятель, в приближении нашей армии, сошел из своего лагеря на высшую гору, весь тот день примечал на наше положение издали.
17 июня. По предположению накануне, в два часа пополуночи, армия с тихостью собралась к походу. На рассвете пройдя дефилею и обняв высоты в правой стороне, пущено три ракеты, уведомляющие о том генералквартирмейстера Боура, которому надлежало по сему знаменованию со своим корпусом прямо идти к турецкому ретраншементу и атаковать в лицо неприятеля, а в сие же время генерал-поручику князю Репнину с своим корпусом зайти и ударить неприятелю в левое его крыло; с нашей стороны генерал-майору Потемкину, на правой стороне Прута бывшему, к той поре поспешать также с своим деташементом к атаке неприятеля в тыл, для чего он уже ночью имел приготовленные понтонные мосты. По усмотрении сигнала тотчас генерал-квартирмейстер Боур пошел со своим корпусом к первой вышине; генерал-поручик князь Репнин, впереди армии в правую сторону маршировавший, стал обходить неприятеля, целив в назначенный ему предмет; а армию построивши в порядок бою всем фронтом, его сиятельство сам главнокомандующий вел против неприятеля, прикрывая движение князя Репнина и во вспомоществование всем атакующим корпусам и, едучи перед первой линией, беспрестанно примечал на обращение неприятеля, который виды своих движений из лагеря указывал то прямо на армию, то на корпус князя Репнина.
План сражения у Рябой Могилы 17 (28) июня 1770 года
Как только генерал-квартирмейстер Боур вышел на первую ему предлежавшую вышину и приказал устроить впереди из пушек и единорогов батарею для прикрытия войск, туда всходивших, то неприятель и сие, и от всех сторон увидев на себя движения, весь бросился в лагерь и сорвал поспешно оный. Приметив купно с таковым действием и его наглый бег, его сиятельство главнокомандующий тотчас всю тяжелую кавалерию под предводительством генерал-поручика и кавалера князя Репнина послал от армии на бегущего неприятеля. Между сим немедленно с двумя гренадерскими ротами подполковника графа Воронцова генерал-квартирмейстер Боур взошел на гору к ретраншементу, так как и князь Репнин всходил же на противную вышину; но неприятель, поспешно удаляясь и прикрывая свою ретираду отборными людьми, которые временем принуждали к отступлению и наши легкие войска, в то время на них посланные, вскоре вышел из расстояния, чтобы пехоте нашей можно его было достигнуть; узнав то, генерал-поручик князь Репнин приказал генерал-майорам графу и кавалеру Подгоричани и Текели атаковать и преследовать неприятеля, кои с полками гусарскими – Сербским, Ахтырским и Харьковским, не замедлившись то исполнили, а первым храбрым ударом наши гусары и опрокинули неприятеля и пошли за ним вдогонку. Оставляя свой лагерь, приметил неприятель на себя движение из-за Прута генерал-майора Потемкина, который, увидев его бегство, спешил только с одними егерями да легким войском в погоню. Посему неприятельской конницы до двух тысяч человек бросились с превеличайшим жаром на сей деташемент; удачи однако же им не было, ибо подполковник и ордена Святого Георгия кавалер Фабрициан, установив при егерях батарею, производимою из пушек пальбой не только отбил неприятеля, но и подкрепил гусар корпуса князя Репнина, которые тем паче напустили на неприятеля.
Штаб-офицер и рядовой Харьковского и обер-офицер и рядовой Ахтырского гусарских полков второй половины XVIII в.
Литография. Середина XIX в.
Тяжелая наша кавалерия никак не могла достигнуть неприятеля, скакав во весь опор, ибо неприятельские лошади, привычные к бегу и к положению сих мест гористых, ускакивали перед нашими от времени далее; и так преследовав до двадцати верст, должны были остановиться – столько по усталости лошадей, как сие действие происходило в самый жаркий день, так и ради того, что неприятель, взобравшись на гору, построил батареи и из своей артиллерии, которую поспел увезти, начал по нашей кавалерии стрелять. В сем сражении убитых неприятелей счел господин генерал-майор граф Подгоричани до четырехсот человек, в том числе и хана татарского сын Дели Султан Керим, который, окружен будучи в глубокой долине с сотней отборных всадников, не захотел отдаться в полон жив, и потому гусары всю сию отчаянную партию в присутствии графа Подгоричани перестреляли. Наш урон убитыми: бомбардир один, гусар десять, донских казаков пять и один арнаут; ранеными: поручик Вукотич и прапорщик Гаврилов гусарские; кирасирский каптенармус один; гренадер одиннадцать; бомбардир и фузилер два; гусар семь, егерь один; донских казаков тринадцать, да безвестно пропавшими: корнеты Бочманов и Брянов; капрал гусарский один; карабинер один; гусар два; лошадей строевых убито восемь. В плен взяты Агмет-ага Селим-агасы, то есть чиновник из ближайших наперсников Абазы-паши, да ханский секретарь, один турок и один татарин. Сии пленные показали, что корпусом их командовал Абаза-паша и хан крымский, в котором почиталось турецкой пехоты одиннадцать тысяч и конницы одиннадцать же тысяч, да татар до пятидесяти тысяч. Они намеревались перейти Прут и разбить корпус князя Репнина, считая его в силах слабейших против своих, но, увидев армию, которой они столь скорого приближения не чаяли, и ужаснувшись от всех сторон их окружающих войск, которых считали они не менее полутораста тысяч, принуждены были с трепетом бежать. Овладев неприятельским лагерем, получили мы одну большую медную пушку, которая была повреждена, да в сражении достали войска генерал-майора Потемкина одно знамя.
Его сиятельство, осмотрев неприятельский лагерь и нашедши оный чрезвычайно выгодным, в котором превеличайшие преимущества природа подавала умеющим тем пользоваться, отошел тот день шестнадцать верст от вчерашнего своего лагеря и расположился с армиею в новом лагере, не доходя той высоты, с которой сбит неприятель.
На вечер возвратилась вся кавалерия от преследования неприятеля, который, по примечанию, остановился верст за тридцать, не разбивая лагеря…
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о сражении при Рябой Могиле
20 июня 1770 г., лагерь ниже Рябой Могилы
Государыня всемилостивейшая!
Вашему императорскому величеству сим всеподданнейше донести я честь имею, коим образом войска, моему предводительству вверенные, вновь храбрым наступлением на неприятеля, ушедшего 10-го числа сего месяца на высоты, ведущие к Бендерам, и паки его обратили в бегство из самого крепчайшего лагеря, которой, рекогносцировав 14-го числа сего месяца, нашел я весьма выгодным для неприятеля и отъемлющим удобность к приступу, если прямо всходить к оному, поелику неприятель утвердился на чрезмерно крутой горе, окружившися обширным ретраншементом с сорока четырьмя пушками, имея перед собой топкий грязный ручей.
На завтра препоручил я генералу-квартирмейстеру Боуру под прикрытием пехоты и конницы осмотреть еще поближе положение того места, где расположились турки и татары.
Он обозрел потому возможность токмо с правой стороны атаковать сей неприятельский лагерь, но, возвращаясь по уведомлении о том меня в тот же день из армии к своему корпусу, отстоявшему в шести верстах, нашел, что неприятель, сошедши с гор, вокруг нападает на оной корпус Боура и на стоявший вместе с ним корпус князя Репнина. Учиненный сильный отпор из артиллерии и отделенными пехотными деташементами хотя тотчас принудил неприятеля, в одной только коннице бывшего, к ретираде, однако же генерал-квартирмейстер Боур подвержен был опасности, покудова доскакал к своему корпусу и отстреливался сам от татар и одного арапа наездника, которые на него близко уже напускали.
При отбитии неприятеля урон его от удачных картечных выстрелов весьма был приметен, а наших убитых и раненых число не превосходило двадцати человек.
В следующий день, то есть 16 июня, перешел с армиею вперед девять верст и стал лагерем в виду неприятеля, постановив на завтра атаковать оного, для чего и велел перед армией маршировать со своим корпусом генералу-поручику князю Репнину и занять пред высотами одно место, которое закрывало его от глаз неприятельских, а генералу-квартирмейстеру Боуру стоять неподвижно тот день в своем лагере.
Неприятель, увидев движение армии и лагерь, спустился кучами со своего лагеря на низшую гору и во весь день примечания свои на нас обращал издали.
По учиненному расположению к атаке в наступившую ночь, пошел я с армией в правую сторону занять высоты и подал сигнал на рассвете тремя ракетами генералу-квартирмейстеру Боуру, что я уже обнял оные, почему он со своим корпусом, который сверх прежнего числа на настоящий случай подкрепил я еще двумя батальонами пехоты, долженствовал идти вперед и занять дефилеи, на которых неприятельские пикеты поставлены были, и всходить потом прямо к турецкому ретраншементу. А в сие время генералу-поручику князю Репнину своим корпусом атаковать неприятеля в левое его крыло, а генерал-майору и кавалеру Потемкину, накануне того приготовившему себя к переправе через Прут, перейдя сию реку, своим деташементом ударить неприятелю в тыл. По усмотрению сигнала тотчас пошел генерал-квартирмейстер Боур на вышину со своим корпусом, и лишь только приказал сделать батарею впереди из пушек и единорогов для прикрытия войск, туда всходивших, то неприятель и стал отступать и мешаться в своем лагере, делая виды движения то на армию, подвигающуюся вперед в помощь действиям атакующих корпусов, то на корпус князя Репнина, заходящий ему в тыл. Напоследок, ужаснувшись со всех сторон веденных на него движений, сорвал свой лагерь и обратился в бег, и хотя генерал-квартирмейстер Боур с великой поспешностью взошел на гору к ретраншементу с двумя гренадерскими ротами графа Воронцова, но ничего не в состоянии был предпринять с таким числом, хотя задние неприятельского корпуса еще переходили дефилею, однако же с прикрытием великим, принуждая часто к ретираде на них тогда посланные наши легкие войска; а всему корпусу его взойти на весьма утесистую гору требовалось времени при всей охоте и усердии, с коими напрягали войска к тому все свои силы.
Я, увидев наглую ретираду неприятеля, обратил на него тотчас от армии всю тяжелую кавалерию под предводительством генерала-поручика и кавалера графа Салтыкова; а между тем генерал-поручик князь Репнин, познавая, что ни положение места весьма гористого, ни легкость неприятеля ретирующегося не дозволяли ему охватить его своей пехотой, приказал генерал-майорам графу и кавалеру Подгоричани и Текели его атаковать и преследовать, кои с полками гусарскими: Сербским, Ахтырским и Харьковским не замедлившись то и учинили. При первой атаке помянутый генерал-поручик сам был свидетелем, сколь храбро опрокинули неприятеля наши гусары и за ним шли вдогонку, а в подкрепление туда же скакал со всей кавалерией генерал-поручик граф Салтыков. Неприятеля скорую ретираду увидев изза Прута, генерал-майор и кавалер Потемкин поспешил переправить своих егерей и легкие войска, с которыми он шел к оному на поиск. Его узрев в небольшом числе и близко себя, неприятель отделил своей конницы до двух тысяч и атаковал с великим устремлением сей деташемент, однако же подполковник и ордена Святого Георгия кавалер Фабрициан, установив при егерях батарею, производимой из пушек стрельбой не только обратил назад неприятеля, но и подкрепил тем гусар корпуса князя Репнина. Причем отбито у неприятеля войсками помянутого генерал-майора Потемкина одно знамя.
Вся наша кавалерия при сем случае весьма хорошо свое дело исполняла и преследовала верст до двадцати неприятеля, чрезмерно напрягаясь достигнуть его; но он по легкости своей от времени далее ускакивал. Гнаться за ним более усталость лошадей не позволила, как происходило сие в день чрезмерно жаркий. А притом неприятель, убравшись на гору, из устроенных там батарей стал по нашим стрелять, ибо заблаговременно он из лагеря свою артиллерию и обозы отправил, которые с пехотой и успели взойти на высоты под прикрытием многочисленной конницы. С пехотой генерал-поручик князь Репнин преследовал неприятеля верст шесть. А генерал-квартирмейстер Боур более десяти в наилучшем порядке.
Неприятельский урон, по засвидетельствованию генерала-майора и кавалера графа Подгоричани, сочтен до 400 человек в убитых, между коими равную участь имел ханский сын Дели Султан Керим, который, в глубоком яру с сотней выборных турок и татар охвачен будучи, не сдался в плен на предложение ему, деланное от графа Подгоричани, но принудил как себя, так и всю его отчаянную партию перестрелять. С нашей стороны об убитых и раненых подношу ведомость. В плен взяты Агмет-ага Селим-агаси, то есть чиновник из ближайших наперсников Абазы-паши, да ханский секретарь, один турок и один татарин.
Сей неприятельский корпус, по показанию пленных, состоял в 22 тысяч турок и до 50 тысяч татар, под командой Абазы-паши и хана крымского, о чем, так как и о прочих обстоятельствах, присоединяю допрос, взятый от первого из пленных.
Овладев неприятельским лагерем, получили мы одну медную пушку.
Не могу я промолчать перед вашим императорским величеством засвидетельствованной хвалы от частных командиров [командиров частей]– генералам-майорам графу Подгоричани, Потемкину и Текели, полковникам гусарским Чорбе, Сатыну, подполковникам Елчанинову, Пищевичу, Фабрициану, майорам Вуичу, Мисюреву и Зоричу, капитанам Гангеблову, Чалиновичу, Бантышу, Требинскому и Пулевичу, поручикам Шутовичу, Вукотичу, получившему рану, Косавчичу и Кольбеку, что они, имев случай перед другими ближайший, храбро поступали против неприятеля. В преследовании неприятеля при кавалерии всегда находился волонтер лейб-гвардии конного полку ротмистр князь Мещерский, а при гусарах Измайловского – поручик Потемкин.
Долг же мой и собственное испытание обязывает меня, всемилостивейшая государыня, донести справедливость, что, начав от дивизионных командиров, даже до солдат, все были преисполнены мужества и выказали знаки своей нетерпеливости разить неприятеля. Порядок, в коем с разных сторон шли войска атаковать неприятеля, близки будучи друг другу в подкрепление, нанес бы ужас и больше счет разумеющему, нежели наш неприятель, ибо пространность, нами объемлемая, увеличивала в глазах неприятеля число наших сил до ста пятидесяти тысяч. Генерал-квартирмейстер Боур подаваемыми советами и неусыпными трудами во всякой возлагаемой на него от меня должности столько отличает себя в усердии и ревности к службе вашего императорского величества, что самая истина внушает мне смелость всеподданнейше рекомендовать его в высочайшую милость вашего императорского величества, как искусного, храброго и предприимчивого генерала.
Янычар.
Литография. Начало XIX в.
Все чужестранные и наши волонтеры, находящиеся при армии вашего императорского величества, при описываемом действии отвечали своему званию весьма усердно.
Я умедлил до сего дня донесением моим всеподданнейшим о сем происшествии, покудова мог отобрать подлежащие рапорты и изготовить подносимые при сем планы к высочайшему усмотрению вашего императорского величества неприятельского лагеря и наших против оного движений. А при том я спешил устроить прежде меры по первым рапортам к достижению неприятеля, который первого дня остановился было за 30 верст перед армией на высотах, не разбив своего лагеря, но последующие рапорты от посланных партий до сего дня удостоверяют, что по обеим сторонам Прута не могут его открыть далее уже сорока верст, а следы только видят удаления его к Дунаю, рассыпавшегося врознь на части.
Секретарь ханский и другие пленные разноречат в своих показаниях с сим турком в рассуждении защиты крепости Бендер. Они уверяют, что там весьма мало турецких войск и одни только жители остаются – и якобы совсем не приготовляются к сильному отпору против наших войск; а при убеждении их к согласному показанию каждый говорит, что признается в том поистине, что, он будучи в своем месте, слышал. В том однако же согласны, что там есть зараза. Я об одном и другом показании уведомил генерала графа Панина, предводителя 2-й вашего императорского величества армии.
Вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Петр Румянцев
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о сражении при Ларге
7 июля 1770 г., из неприятельского лагеря в ставке крымского хана
В сей день, то есть 7 июля, достигнувши неприятеля за речкой Ларгой на высотах, примыкающих к левому берегу Прута, одержала армия вашего императорского величества величайшую над ним победу. Было тут турок и татар премногочисленно, а командовали ими сам хан крымский и паши: Абаза, Измаил и Абды. Последний присоединился к ним с правого берегу Прута со своим лучшим войском в пятнадцати тысячах, и так считалась вся их армия до восьмидесяти тысяч.
Неприятель с таковыми великими силами имел лагерь на превысокой и неприступной горе с обширным ретраншементом, и его канонада командовала всею окрестностью. Но чего не может преодолеть воинство, усердствующее к славе своей монархини! Мы, несмотря на все сии выгодные позиции, на рассвете с разных сторон поведши атаку, выбили штурмом неприятеля из всего его лагеря, поражая сопротивляющихся и беря одно за другим укрепления, коих было в оном четыре.
Хотя неприятель сильным огнем из своей артиллерии и мелкого ружья, продолжая более четырех часов, устремлялся давать отпор, но ни сила орудий, ни персональная его храбрость, которой в сем случае надлежит отдать справедливость, не постояли против превосходного мужества наших солдат, которые сколь скоро коснулись поверхности горы, то и сделались мы победителями, а неприятель с превеликим уроном в наглый обратился бег.
Не только место лагеря, что под нашею теперь пятой, но и всеми пушками, коих с первого взгляду считаем до тридцати, артиллерийскими запасами, палатками, разной провизией, посудой, скотом и каков только был багаж, мы в свою корысть завладели.
Я осмеливаюсь ваше императорское величество удостоверить, что еще таким ударом не был от наших войск рассыпан неприятель и никогда в таком порядке и предприятии не действовал наш фронт, как при сей счастливой атаке. Чужестранные волонтеры и все, что теперь вообще служат, дадут по мне в сем свидетельство.
Я поспешаю поднести всеподданнейшее сие уведомление с подполковником фон Каульбарсом, который, участником будучи в сем действии, в состоянии найдет себя предварительное сделать вашему императорскому величеству представление о подробностях оного и коего, как храброго, усердного и испытанного в том офицера, имею препоручить в высочайшую милость вашего императорского величества.
О числе пленных, трофеев, убитых и происхождении всего дела вслед за сим обстоятельнейшую буду иметь честь учинить реляцию.
Потеря наша в людях при сем важнейшем деле есть весьма мала.
При отправлении сего из ставки великолепной хана крымского, благодарные мольбы Богу, благодеявшему нам, приносит торжествующая вашего величества армия.
Я есьм с глубочайшим благоговением вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Петр Румянцев
Из журнала военных действий армии П. А. Румянцева за 1770 г. о сражении при Ларге
7 июля. В свою пору, назначенную в диспозиции, оба корпуса, как князя Репнина, так и Боура, перешли на высоты за Ларгу, а в 12-м часу ночи его сиятельство пошел туда же и с армией тремя колоннами. Особливое рачение и искусство и при сем случае к удовольствию главнокомандующего показал генерал-квартирмейстер Боур учреждением дорог и мостов на переправе столь порядочных, что самый мрак ночи не мог нимало помешать и остановить наше движение в которой-либо части. Но прежде зари могла подняться армия на высоты за Ларгой, куда передовые корпуса уже взошли, и построить свой фронт прежде совершенного еще рассвету.
Татарские пикеты, согнанные движением корпуса Боура, возвестили в неприятельском лагере шествие на них наших войск; потом сперва в их лагере показывались огонь и дым превеликий от зажигания пороха, что за сигнал они имеют тревоги; потом стал крик и обыкновенное метанье во все стороны от сна воспрянувших второпях людей. Первое, к чему они прибегли, было открытие сильной из своих батарей по нас канонады. Не дав неприятелю опомниться, тотчас приказал его сиятельству генералу-поручику и кавалеру князю Репнину и генералу-квартирмейстеру Боуру с их впереди стоявшими корпусами начинать атаку на неприятельский лагерь с правой его стороны, а сам между тем, построив армию в каре, поспешал также приступать к неприятельскому ретраншементу. Как уже наши корпусы, супротивным огнем досягая неприятеля, приблизились к его ретраншементу, то все татары, которых был лагерь с правого фланга, первые выбежали и повели свое движение на левый фланг идущей армии, пробираясь туда лощиной, тут случившейся. Таково стремление тотчас учинил бесплодным его сиятельство главнокомандующий, повелев генерал-поручику и кавалеру графу Брюсу от его 3-й дивизии командировать одну бригаду пехоты в лощину, который, употребив к тому генерал-майора Римского-Корсакова с полками пехотными Санкт-Петербургским и Апшеронским и батареей большой артиллерии под командою майора Внукова, первыми выстрелами отбил и обратил в бег от той стороны неприятеля. В сие время главнокомандующий в прикрытие веденной атаки обоими корпусами, несмотря на сильную неприятельскую стрельбу по себе из пушек, приказал артиллерии генерал-майору Мелиссино с его бригадою выдвинуться вперед и бомбардировать неприятельский ретраншемент; скоро он сие исполнил, скоро и привел в молчание неприятельскую с сей стороны стоявшую батарею весьма прицельными своими выстрелами, чем и споспешествовался вход нашим корпусам в неприятельский лагерь.
Лишь только наши корпусы начали пробиваться в лагерь неприятельский с правой стороны и уже пушечными выстрелами ознаменовал и свой приступ и на левый фланг генерал-поручик Племянников, то его сиятельство, препоручив вести далее построенную им армию в порядок бою генерал-аншефу и кавалеру Олицу, а левую сторону предохранять генералу-поручику графу Брюсу, сам поскакал к корпусам, атакующим неприятельский лагерь. Он присутствовал, как наши гренадеры со всех сторон отверзли своею храброю рукою вход в неприятельской лагерь и овладели его ретраншементом и пушками; и потом с довольством видел, как неприятель, ужаснувшийся, что сопротивления их, чинимые в защищение своего лагеря из артиллерии и ручного оружия, нимало не остановили наших войск, но паче отмщение и бодрость в них вливали, коль они не шли, да бежали, не теряя притом строя, на крутую гору и в мгновение ока коснулись холмов, – бросив весь свой лагерь, устремился в наглый бег.
Генерал-поручик и кавалер Племянников весьма заблаговременно подоспел со своим корпусом к левому флангу неприятельскому, где было его лагеря четвертое отделение и укреплением превосходило все три первые, примыкающие к оному с правой стороны. Шанцы, батареи и глубокие рвы проход к оному заграждали, как и самая утесистая гора, на которой сии укрепления были построены. Помянутый генерал-поручик разделил свой корпус на два каре, из которых первому сам был предводитель, имев тут зависимых от него командиров: генерал-майора Гротенгельма и бригадира Гудовича. Другой, поручив в команду генерал-майору и кавалеру Замятину, преодолел все трудности и под выстрелами своих батарей, снося таковые ж на себя из лагеря неприятельского, овладел его сим лагерем, отразивши многократные неприятельские нападки на фронт при восхождении на холм и уже будучи во внутрь ретраншемента, ибо турки в сем месте толь долго противились, что еще огонь не преставал в той части, как уже сряду, один по другом, другими корпусами заняты были три первые отделенные их лагеря. Ради яснейшего истолкования всех подробностей сей атаки прилагается тут план, изображающий неприятельское положение, и наши все действия, и как который корпус прошел в неприятельский лагерь. А затем осталось только сказать, что, начав сражение с 4-го часа поутру, свершилась полная наша победа в 12 часов пополудни, когда уже его сиятельство, познавши, что бегущего неприятеля по выбитии из лагеря не было способу пехоте настигнуть, которая подвигом преследования усугубила свое утомление, что понесла, вздираясь на гору во время атаки и маршем ночным, приказал остановиться и, подъезжая ко всякому частному командиру, благодарил ему за его усердие и храбрость, равно и всем подчиненным за их труды, споспешествовавшие сей победе. Часть кавалерии, что была при сих трех корпусах, немного дела имела, поелику она позади пехоты следовала, а покудова пехота собою очистила неприятельской лагерь, то уже убрался неприятель на расстояние, что его достигнуть оная не могла, и только задних неприятельских успела перерубить, а вся тяжелая конница, от армии отделившись, в левую сторону гналась за татарами, туда сначала склонившимися, и поспешить не в состоянии уже была к преследованию перед пехотой бегущего неприятеля. В рассуждении сего весьма прискорбным себя выказал его сиятельство главнокомандующий, когда его повеления, многократно посланные к командиру генерал-поручику и кавалеру графу Салтыкову, чтобы он в правую сторону обратился, не дошли к нему ко времени и остались бесплодны. Свершивши победу, его сиятельство возвратился в лагерь неприятельский, и прежде всего принесено всевышнему Богу благодарственное моление с пушечною пальбой за его покровительство правоверному воинству российскому; потом отправлен из самой ставки хана крымского с краткой реляцией ко двору ее императорского величества о сем счастливом происшествии курьером подполковник Карл фон Каульбарс.
Того же дня солдатам всех трех корпусов, генералов Племянникова, князя Репнина и Боура, его сиятельство главнокомандующий приказал выдать из чрезвычайной суммы на каждый по тысяче рублей в награждение, что сие воинство, проходя наполненные корыстью [имуществом] неприятельские лагеря, не прикоснулись ни к какой вещи, но, повинуясь воле своих предводителей, старались прежде гнать неприятеля. Учинил также его сиятельство засвидетельствование своего удовольства в отданном приказе в армию всем чинам, храбростью и усердием споспешествовавшим поражению неприятеля…
Из журнала военных действий армии П. А. Румянцева за 1770 г. о сражении при Кагуле
20 июля. 20-го числа перед вечером показались великочисленные движения из неприятельского лагеря к нашей стороне. Его сиятельство главнокомандующий, став на возвышенном месте, примечания свои делал на неприятеля, что он далее воспримет. Долго казалось, что турки идут к нам, но напоследок стало открываться, что они остановились похожим образом, как бы занимая себе лагерь. Тут его сиятельство главнокомандующий, смотрев в зрительную трубку и обернувшись к присутствовавшим генералам, сказал: «Если турки осмелятся и одну в сем месте разбить свою палатку, то я их в сию ж ночь пойду атаковать». Вскоре после сего изречения увидели мы, что турки стали разбивать свой лагерь, занявши место по левую сторону устья реки Кагула не далее семи верст от нашего положения.
Главнокомандующий предузнал в ту же минуту, что приближение сие учинил неприятель, желая нас атаковать спереди, тогда как хан крымский, не меньше же в силах, обложит весь армии нашей тыл с равным устремлением; а пленные подтвердили, что с тем визирь и хан приготовились уже к завтрашнему дню.
Всяк представить легко себе может, в каком критическом положении была по сим обстоятельствам армия: пропитание войску давали последние уже крохи, визирь с сто пятьюдесятью тысячами был в лице [перед нами], а хан со статысячами облегал уже тыл и все провиантские транспорты. Великого духа надобно было, чтобы изойти только из сих трудностей; но оный мы нашли в своем предводителе, который умел самую опасность обратить в величайшую славу.
Хотя для подкрепления провиантских обозов столь знатная часть пехоты и кавалерии, как выше изображено, была определена, чем и оскудевалась в числе армия; ибо за всеми раскомандированиями под ружьем людей могло быть и находилось не более семнадцати тысяч; но, дознавши его сиятельство не раз в сие лето мужество предводительствуемых им войск, решился расторгнуть приготовленные на нас сети упредительной со своей стороны атакой неприятельской великочисленной армии. Вследствие того ночью против 21 июля учредил он к атаке неприятеля весть свои войска следующим порядком: каждой дивизии составить свое каре, имея из передней и задней линии особливую колонну, а артиллерию в середине оных; корпусу генерал-квартирмейстера Боура делать авангард правого крыла, а корпусу генерала-поручика князя Репнина – авангард же левого крыла; полкам кавалерийским его высочества наследнику и Нижегородскому быть между каре князя Репнина и 3-й дивизии; прочим, под командой генерала-поручика и кавалера графа Салтыкова, – между 1-й и 3-й дивизиями; шести эскадронам карабинерным, под предводительством генерал-майора князя Долгорукова, и Ахтырскому гусарскому полку – между 1-й и 2-й дивизиями; Сербскому же гусарскому между 2-й дивизией и корпусом генерал-квартирмейстера Боура маршировать; корпусу генерала-квартирмейстера Боура идти по высотам, ведущим к неприятельскому левому флангу, и атаковать оный, а за оным идти до дороги Траяновой 2-й дивизии генерала-поручика и кавалера Племянникова, принять оттуда влево и атаковать параллельно с оным также неприятельский левый фланг; 1-й и 3-й дивизиям и корпусу князя Репнина маршировать по трем гребням, ведущим на неприятельский левый же фланг и центр, предположенный за предмет нашей атаки.
Унтер-офицер и обер-офицер Сербского гусарского полка -
Литография. Середина XIX в.
Рядовой артиллерист Московского легиона второй половины XVIII века.
Литография. Середина XIX в.
Сим образом в час пополуночи выступили все войска из своего лагеря, отправив все обозы в построенный позади оного вагенбург, и продолжали поход к неприятельскому лагерю, в котором по фальшивой тревоге минут несколько слышен был сильный оружейной огонь и канонада и несколько лошадей в сбруе к нам прибегали, с коего времени, как после мы сведали, турки уже не спали, но все приготовлялись к бою по внутреннему побуждению, ожидая нас к себе, хотя того еще не видели. Все пять частей построились в порядок бою и в оном на рассвете приблизились к Траяновой дороге. Коль только оную перешли, то неприятель, обозревши на себя наше наступление, оказал нам все свои силы на высотах, окружавших его лагерь, и встретил многочисленною конницей, которой мы конца не видели. Жестокой с нашей стороны канонадой, а наипаче скорострельным огнем из главной батареи, которой распоряжался генерал-майор Мелиссино, скоро приведен был в замешательство неприятель в его лагере, и те притом, которые в лице у нас были. Но в то же самое время воспользовался неприятель глубокою лощиною, которая между гребнем, где первая дивизия проходила, и другим, где вел свое каре генерал-поручик граф Брюс, была, и пробежал по оной даже в тыл нам, снося по себе наижесточайшие выстрелы пушечные и оружейные, коими его старались сдержать обе дивизии. Сквозь густоту дыма, от стрельбы происходившей во всех фазах сего каре, его сиятельство главнокомандующий генерал, приметя, что неприятель, как в той лощине, так и за Траяновою дорогою задерживаясь, довольно мог вредить наш фронт, немедленно приказал маршировать вперед и из каре отделить резервы пехоты и охотников с пушками и наступательно вести их на неприятеля, где он кучами держался, сказав между тем и всему каре принимать влево, чтобы конницу турецкую, забежавшую по той лощине, отрезать. Сей маневр столько устрашил неприятеля, что оный под конец, боясь быть отрезанным от своего лагеря, обратился во всю лошадиную прыть с криком к оному, провождаем будучи от нас наижесточайшею пушечной стрельбой, которая порывала в густых толпах великим числом всадников, отчего вострепетала и вся прочая турецкая конница, нападавшая со всех сторон на каре Племянникова, графа Брюса, князя Репнина и Боура, и пустилась назад, примером отраженной от каре генерала-аншефа Олица. Так, сломив первое стремление на себя неприятельское, быв в огне непрерывном с пятого часа утра по восьмой, очистили мы себе путь и удвоили свои шаги к неприятельскому лагерю, в котором еще видели, что пехота и конница смелость имеют нас к себе дожидаться. Не прежде, как в меру против нашего движения, открыл неприятель большие свои батареи, действия которых напряжены были наипаче на то каре, где главнокомандующий находился, и по правую сторону идущее генерала-поручика Племянникова. Мы усугубили в примечании того стрельбу и поспешали достигнуть к ретраншементу, который, сверх чаяния своего, увидели в одну ночь обширно сделанным стройным глубоким рвом и последний наполненный их янычарами. Его сиятельство под сильными ядрами неприятельской артиллерии, которые нередко попадали в лошадей, с ним ездивших, чрез все время разъезжал перед каре Олица, ободряя примером собственным к неустрашимости следовавших за ним. Как уже действием превосходным нашей артиллерии брали мы верх над неприятельской многочисленной, осыпавшей нас ядрами и картечью, без большого однако же вреда, и их батареи приводили в молчание. В то самое время тысяч до десяти или более янычар, выйдя из своего ретраншемента, неприметно опустились в лощину, примыкавшую к их левому флангу, близ которой шел с своим каре генерал-поручик Племянников, и только что уже его части доходило простереть руки на овладение ретраншементом, как те янычаре, внезапно выскочив из лощины с саблями в руках, обыкновенною своею толпою ударили на правый того каре [фас] и в самой угол оного, который составляли пехотные Астраханский и Первомосковский полки. Едва первый плутонг Астраханского полка мог выстрелить, то янычары, смяв его, одни ворвались внутрь каре, а другие вдоль пошли по правом фасе и силой своей превосходной замешали те полки и другие того каре, то есть Муромский, четвертый гренадерский и Бутырской, и пригнали к каре генерала-аншефа Олица, к которому перед фронтом сквозь их промчалась с великою яростью янычаров толпа и их знаменосцы.
В сем случае его сиятельство главнокомандующий показал опыты наиощутительнейшие своей храбрости и беспримерной твердости и удостоверил, что́ может сделать в самой опасности присутствие предводителя, любимого и почитаемого воинством. Увидев своих бегство, сказал он принцу Брауншвейгскому, с ним вместе ездившему: «Теперь настало наше дело», и с сим словом, презрев грозную опасность, бросился к бегущим, кои уже перемешались с лютыми янычарами, под саблей сих последних. Одними словами: «Ребята, стой» – мог он сдержать своих ретирующихся и возобновить к отражению неприятеля, велев притом ударить наижесточайше из своих батарей по янычарам, которые без того меньше минуты могли бы уже коснуться каре генерала Олица. Первой гренадерской полк, внимая его повелению и предводительству, весьма храбро ударил на все стремление неприятельское и оное сокрушил бодрым духом и отважною рукою, к чему споспешником ему был командир оного бригадир Озеров. Их штыки и пушки, тут случившиеся, в один момент все дело решили, и с удивительною скоростью и послушанием построенное опять каре генерала-поручика Племянникова, воскликнув единодушным гласом: «Виват Екатерина!», шло вперед. Тут послал его сиятельство на сию дерзкую пехоту свою тяжелую кавалерию, с которою с одной стороны генерал-поручик граф Салтыков, с другой – генерал-майор князь Долгоруков, пробившись, ее посекли и силою вообще огненного и белого [холодного] оружия великую часть янычар положили на месте, а остальных погнали и в ретраншемент потом вошли. Как оба первых каре, так к тому времени приспели туда же вступить с своими частями – с правого фланга генерал-поручик граф Брюс, а с левого – генерал-квартирмейстер Боур, производя, покудова держался неприятель, пушечную по нем пальбу. Визирь, увидев в сем случае лучших своих янычар, составляющих первую стену, падших, на всю мочь побежал из лагеря со всеми войсками; а при вступлении главнокомандующего, отделенный от корпуса генерал-квартирмейстера Боура, подполковник граф Воронцов с своим батальоном, с левой стороны взойдя в неприятельский ретраншемент, сопротивляющихся в нем янычар истребил, заняв в той части батареи и несколько отбив у турок знамен. Генерал-поручик князь Репнин со своим корпусом в продолжение сего захватывал, сколь возможно было, обращенного в бег неприятеля, заходя взад его лагеря и провождав пушечною пальбой, отчего неприятель, видя свой великий урон, бросил весь обоз и побежал толпами во все ноги к стороне Дуная, где было до трехсот судов больших, которые послужили к его переправе, но не безбедственной; а затем завладели войска турецким полным лагерем, получили в добычу всю артиллерию в числе ста сорока хороших орудий на лафетах и со всеми к тому артиллерийскими запасами и великим багажом.
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о сражении при Кагуле
31 июля 1770 г., лагерь при устье р. Кагул
Сим обстоятельнейшим донесением имею честь дополнить предыдущие мои и всеподданнейшие уведомления вашему императорскому величеству от 21, 24 и 27 июля, сколькими победами над неприятелем турком и верховным их визирем Халил-беем прославил Всевышний благословенное оружие вашего императорского величества на береге Дунайском и перед оным.
Разбивши при реке Ларге 7-го числа сего месяца хана крымского КапланГирея и трех турецких пашей – Абазу, Абди и Измаила, шел я с армией за сим бегущим неприятелем, стараясь его достигнуть новым поражением; но оного нигде мы не видели остановившегося, доколь не пришла армия на реку Сальчу, а передовые корпусы генерал-поручика и кавалера князя Репнина и генерал-квартирмейстера Боура – к реке Кагул. Тут я намерен был его атаковать 13-го числа и на тот конец, оставив все свои обозы в вагенбурге, пошел с одним только войском прямо на него, но, получив известие от генерала-квартирмейстера Боура, что неприятель отдалился назад более двадцати верст, взял было лагерь и послал за своим обозом; в самую однако же ту минуту подоспел от генерала-поручика и кавалера князя Репнина рапорт, что неприятель на него наступает, и, увидев при том пушечные выстрелы, я поднял лагерь и поспешил навстречу сему неприятелю, в больших силах идущему, которой, видно, для обозрения нашей позиции подходил и скоро ретировался.
Чрезвычайный дождь с вихрем и громом, ослабление людей и лошадей, кои во весь тот день ни пили, ни ели, принудили меня занять лагерь чем ближе, тем лучше; и находился он расстоянием от корпусов князя Репнина и Боура, верстах в десяти при Сальче. В пребывании в оном 14 июля явился нам на две части разделенный неприятель: татары с своим ханом при Сальпусском озере, а турки подле озера же, Кагул называемого. Татары в тот день и на завтра продвигались по реке Сальче вверх, так что я приметить мог их умысел к нападению на идущий позади армии подвижной магазин с месячным провиантом. Своей тогдашней позицией, возбраняя им на то покуситься, намерен был я в сем месте дождаться сего транспорта и, запасшись пропитанием, идти потом на неприятеля, до коего в обе стороны верст более двадцати исчисляли.
В полдень 16-го числа в турецком лагере при Кагуле произошла пушечная пальба, выстрелов до пятидесяти. Оную приняли мы, судя обычай турецкий, за салютацию новоприбывшему к ним войску; что и в самом деле было, как приметил тогда же генерал-квартирмейстер Боур при сей стрельбе весьма распространившийся неприятельский лагерь, почему и не оставалось сомнения, яко визирь со всеми своими силами от Исакчи, где быть его сказывали, соединился с войском, от нас прогнанным, а последование и открыло, коль заключения наши были в том справедливы.
Внимая усилию неприятельскому на правой стороне, против коего помянутые корпусы князя Репнина и Боура стояли, положил я на завтра перейти с армией восемь верст и вместе с оными взять лагерь против местечка Грезены, так как и весь транспорт провиантский провождать к реке Кагулу, послав в тот же день для обеспечения оного от реки Сальчи, куда клонилось стремление татар, деташемент под командой полковника князя Волконского, состоящий из двух карабинерных Сибирского и Тверского полков и двух же батальонов егерей подполковника и кавалера Фабрициана и майора Кинлоха.
Иоганн Баптист Лампи Старший. Портрет светлейшего князя Григория Алексеевича Потемкина-Таврического.
1791 г.
По вышеописанному предположению, как армия от реки Сальчи отступила вправо в соединение с своими корпусами, то татары тотчас поспешили обратиться через ту реку против наших провиантских обозов в чаянии воспользоваться истреблением оных; но предводитель помянутого деташемента, на заслону оных посланного, князь Волконский, весьма храбрый отпор сделал семи тысячам татар, на его нападавшим, которые, между им и транспортом став, стремились его атаковать. Он, невзирая на превосходные неприятельские силы, сквозь всю сию толпу мужественно с кавалерией и пехотой огнестрельным и белым оружием пробился и оградил своей защитой не только идущий провиант, но тогда же супротивным ударом рассыпал нападавших татар с уроном их многим, а свой только имея в раненых семи карабинерах да восьми егерях. Отражение сие однако же не обуздало татар, которые еще большими толпами от Сальпусского озера пустились в левую нашу сторону через реку Сальчу, напрягаясь всяческим образом отрезать наше пропитание. Упреждая в том склонение неприятеля, я того ж числа, то есть 17-го, командировал от армии генерал-майоров и кавалеров Глебова с пятью полками тяжелой кавалерии, графа Подгоричани с гусарскими Венгерским, Ахтырским и Острогожским полками, Потемкина с четырьмя батальонами гренадер, да бригадира Гудовича с пикетами в числе двух тысяч человек, чтобы под защитой сего корпуса пройтить всему провиантскому транспорту к армии, которого я полагал дождаться в сем лагере, не имев больше уже с собою пропитания в сухарях, как со всею нуждой по 21-е число июля. Все сии команды, по рачению вышеупомянутых предводителей оными, заблаговременно успели соединиться с собою и опровергнуть стремление татарских орд. А между тем 18-го и 19-го числа турки под прикрытием своих наглых наездников рекогносцировали наш лагерь, подъезжая сколько можно поближе, потеряв в оба сии дни пятнадцать отлично храбрых своих всадников, которых наши казаки в шармицелях сразили. Напоследок к вечеру 20-го числа увидели мы великочисленные движения из неприятельского лагеря к своей стороне и обозрели вскоре, что неприятель стал разбивать свой лагерь и расположился по левую сторону устья реки Кагула, не далее семи верст от нашего положения. Я проникнул, что приближение сие чинил неприятель, желая нас атаковать спереди, тогда как хан крымский, не меньший в силах, хочет обложить весь мой тыл с равным устремлением; а пленные подтвердили, что с тем визирь и хан приготовились уже к завтрашнему дню.
Хотя для прикрытия провиантских обозов столь знатная часть пехоты и кавалерии, как выше я изобразил, была отделена, чем и оскудевалась в числе армия, ибо за всеми раскомандированиями под ружьем людей могло быть и находилось не более семнадцати тысяч, но, узнав не раз в сие лето, что может мужество войск, коими счастье имею командовать, решился я расторгнуть приготовленные на нас сети упредительной со своей стороны атакой неприятельской великочисленной армии.
Вследствие того ночью против 21 июля учредил я к атаке неприятеля весть свои войска следующим порядком: каждой дивизии составить свое каре, имея из передней и задней линии особливую колонну, а артиллерию в середине оных. Корпусу генерал-квартирмейстера и кавалера Боура делать авангард правого крыла, а корпусу генерал-поручика и кавалера князя Репнина – авангард же левого крыла. Полкам кавалерийским его высочества наследника и Нижегородскому быть между каре князя Репнина и 3-й дивизии, прочим команды генерал-поручика и кавалера графа Салтыкова – между 1-й и 3-й дивизиями, шести эскадронам карабинерным под предводительством генерал-майора князя Долгорукова и Ахтырскому гусарскому полку – между 1-й и 2-й дивизиями, Сербскому же гусарскому между 2-й дивизией и корпусом генерал-квартирмейстера Боура маршировать. Корпусу генерал-квартирмейстера Боура идти по высотам, ведущим к неприятельскому левому флангу, и атаковать оный, а за оным идти до дороги Траяновой 2-й дивизии генерал-поручика и кавалера Племянникова, принять оттуда влево и атаковать параллельно с оным также неприятельский левый фланг. 1-й и 3-й дивизиям и корпусу князя Репнина маршировать по трем гребням, ведущим на неприятельский левый же фланг и центр, предположенные за предмет нашей атаки.
Сим образом в час пополуночи выступили все войска из своего лагеря, отправив свои обозы в построенный позади оного вагенбург, и продолжали поход к неприятельскому лагерю, в котором, по ложной тревоге, минут несколько слышен был сильный оружейный огонь и канонада и несколько лошадей в сбруе к нам прибегали. Все пять частей построились в порядок к бою и в оном на рассвете приблизились мы к Траяновой дороге. Коль только оную перешли, то неприятель, обозревши на себя наше наступление, оказал нам все свои силы на высотах, окружавших его лагерь, и встретил многочисленной конницей, которой мы конца не видели. Я началом своей канонады, а наипаче скорострельным огнем из главной батареи, которой распоряжался артиллерии генерал-майор Мелиссино, скоро привел в замешательство неприятеля в его лагере и тех при том, которые в лице у нас были, но в то же самое время воспользовался неприятель глубокою лощиной, которая между гребнем, где 1-я дивизия проходила, и другим, где вел свое каре генерал-поручик и кавалер граф Брюс, была, и пробежал по оной даже в тыл нам, снося по себе наижесточайшие выстрелы пушечные и оружейные, коими его старались сдержать обе дивизии. Сквозь густоту дыма, от стрельбы, происходившей во всех фасах сего каре, равно и неприятельской по нам, я, приметя, что неприятель, как в той лощине, так и за Трояновой дорогой задерживаясь, довольно мог вредить наш фронт, немедленно приказал маршировать вперед и из каре отделить резервы пехоты и охотников с пушками и наступно вести их на неприятеля, где он кучами держался, сказав между тем и всему каре принимать влево, чтобы конницу турецкую, забежавшую по той лощине, отрезать. Сей маневр настолько устрашил неприятеля, что оный, под конец боясь быть отрезан от своего лагеря, обратился во всю лошадиную прыть с криком к оному, провождаем будучи от нас наижесточайшей пушечной стрельбой, которая порывала в густых толпах великим числом всадников, отчего вострепетала и вся прочая турецкая конница, нападавшая со всех сторон на каре Племянникова, графа Брюса, князя Репнина и Боура, и пустилась назад примером отраженной от каре генерал-аншефа Олица.
План сражения при Кагуле 1 (12) августа 1770 года
Так, сломив первое стремление на себя неприятельское, быв в огне непрерывном с пятого часа утра по восьмой, очистили мы себе путь и удвоили свои шаги к неприятельскому лагерю, в котором еще видели, что пехота и конница смелость имеет нас к себе дожидаться. Не прежде, как в меру против нашего движения, открыл неприятель большие свои батареи, действия которых напряжены были наипаче на то каре, где я находился, и по правую сторону идущее генерал-поручика Племянникова. Мы усугубили в примечании того стрельбу и поспешали достигнуть к ретраншементу, который, сверх чаяния своего, увидели в одну ночь обширно сделанным стройными глубокими рвами и последние – наполненные их янычарами. Как уже действием превосходным нашей артиллерии брали мы верх над неприятельской многочисленной, осыпавшей нас ядрами и картечью, без большого однако же вреда, и их батареи приводили в молчание; в то самое время тысяч до десяти или более янычар, выйдя с своего ретраншемента, неприметно опустились в лощину, примыкавшую к их левому флангу, близ которой шел со своим каре генерал-поручик Племянников, и только что уже его части доходило простерти руки на овладение ретраншементом, как те янычаре, внезапно выскочив с лощины с саблями в руках, обыкновенной толпой ударили на правый того каре фас и в самый угол оного, который составляли пехотные Астраханский и Первомосковский полки. Едва первый плутонг Астраханского полка мог выстрелить, то янычары, смяв его, одни ворвались внутрь каре, а другие вдоль пошли по правому фасу и силой своей превосходной замешали те полки и другие того каре и пригнали к каре генерала-аншефа Олица, к которому перед фронтом сквозь их промчалась с великой яростью янычар толпа и их знаменосцы. В сем случае я счастье имел одним словом: «Стой!» – сдержать своих ретирующихся и взбодрить к отражению неприятеля, ударив притом наижесточайше из своих батарей по янычарам, которые без того меньше минуты могли бы уже коснуться моего каре, где 1-й гренадерский полк, внимая моему повелению, весьма храбро ударил на все стремление неприятельское и оное сокрушил бодрым духом и отважной рукой, к чему споспешником ему был командир оного бригадир Озеров. Их штыки и пушки, тут случившиеся, в один момент все дело решили, и с удивительной скоростью и послушанием построенное опять каре генерал-поручика Племянникова, воскликнув единодушным гласом: «Виват Екатерина!», шло вперед. Тут послал я на сию дерзкую пехоту свою тяжелую кавалерию, с которой с одной стороны генерал-поручик и кавалер граф Салтыков, с другой – генерал-майор князь Долгоруков пробившись, ее посекли и силой вообще огненного и белого оружия великую часть янычар положили на месте, а остальных погнали; и в ретраншемент потом вошли как оба первых каре, так к тому времени приспели туда же вступить со своими частями с правого фланга генерал-поручик граф Брюс, а с левого – генерал-квартирмейстер Боур, производя, покуда держался неприятель, пушечную по нем пальбу. Визирь, увидев в сем случае лучших своих янычар, составляющих первую стену, падших, на всю мочь побежал из лагеря со всеми войсками; а при вступлении моем отделенный от корпуса генерал-квартирмейстера Боура подполковник граф Воронцов со своим батальоном с левой стороны взошел в неприятельский ретраншемент и сопротивляющихся в нем янычар истребил, заняв в той части батареи и несколько отбив у турок знамен.
Генерал-поручик князь Репнин со своим корпусом в продолжение сего захватывал, сколь возможно было, обращенного в бег неприятеля, заходя в тыл его лагерю и провождав пушечной пальбой, отчего неприятель, видя свой великий урон, бросил весь обоз и побежал толпами во все ноги к стороне Дуная, где было до трехсот судов больших, которые послужили к его переправе, но не безбедственной; а затем завладели войска вашего величества турецким полным лагерем, получили в добычу всю артиллерию числом сто сорок хороших орудий на лафетах и со всеми к тому артиллерийскими запасами и великим багажом, о чем изъясню я ниже. Посреди сего изобильного лагеря, пройдя в порядке, преследовали неприятеля верст до четырех, а далее идти за ним усталость солдат не позволила, поелику вели мы беспрерывный и жестокий бой с начала пятого до половины десятого часа поутру, в который свершили уже нашу победу, а в кавалерии, за отделением ее к прикрытию запасного магазина, имели мы недостаток.
3-фунтовая 44-ствольная мортирная батарея Барановского, образца 1754 года
По отдохновении немногом, велел я генералу-квартирмейстеру Боуру со своим корпусом идти вслед за неприятелем, запасшись пропитанием, найденным в его лагере, который в тот день и подвинулся вперед, а я с армией, расположившись на сем месте, первое имел попечение о снабжении солдат пищей; а на другой день, по совершении литургии, воздав Богу, помощнику нашему, благодарное молебствие, торжествовала армия вашего императорского величества свою победу с пушечным и троекратным ружейным беглым огнем. А на вечер, сведав, что неприятеля некоторая часть, отделясь от Дуная, бежит за Елпусское озеро, обратил я туда бригадира и кавалера Игельстрёма с деташементом, который в ту ночь успел занять мост, отбил у неприятеля что мог застать из обозов, одну пушку и несколько человек взял в плен, уведомляя меня, что часть великая неприятельского войска, перешедши Елпуг, пошла к Измаилу. Я, получив сей рапорт, ночью того дня поспешил отправить генерала-поручика и кавалера князя Репнина с его корпусом к Измаилу, чтобы, разбив неприятеля, занять сей город, в котором он по прогнании неприятеля 26-го числа и утвердился, как я о том уже имел честь донести с последним моим курьером вашему императорскому величеству, и готовлю вслед за сим к отправлению обстоятельнейшую реляцию, со сколькими наибольшими успехами князь Репнин произвел сию экспедицию. А между тем 23-го числа генерал-квартирмейстер Боур пришел к Дунаю против Исакчи, где не было мосту, а посредством множества судов с некоторой частью войск переправился уже визирь на тот берег; еще однако же и на сем берегу была часть неприятеля, как и все обозы, потому реченный генерал, встревожив, во-первых, легкими своими войсками захваченного неприятеля, послал потом переводчика, требуя сдачи и обещая им за то пощады живота. Визирь, увидев сюда приход наших войск, подослал из того берега фрегат о нескольких пушках, с которых стрелять начали по нашему корпусу и множеству судов во спасение оставшимся; но супротивным действием своей артиллерии не допустил до исполнения сие предприятие помянутый генерал-квартирмейстер, и войска, найденные более тысячи, в виду визиря и всех своих собратий, с воплем взирающих с той стороны на их участь, положили свое оружие и предались в наши руки. Последний парк артиллерии, при береге найденный, в двадцати шести орудиях, тут же взят.
О небольшом числе убитых и раненых с нашей стороны в сие жестокое сражение подношу ведомость. О неприятельском же уроне могу сказать, что оный по крайней мере до двадцати тысяч до́лжно разуметь, хотя пленные и из-за Дуная пришедшие уверяют заподлинно, что турки чувствуют оный в сорока тысячах, наипаче своей пехоты, кроме погибших в лагере, ретраншементе и перед оным, где их по исчислению погребено тысяч до трех; по пути, где нас атаковала конница, и вдоль за лагерем верст по крайней мере на семь кучами еще лежат побитые тела в превосходнейшем перед сказанным числе, коим счету не делано. Остаток древних янычар и спагов, таковыми казавшихся по виду и летам своим, которые всю свою опрометчивость истощили над нашим фронтом, тут совершенно погиб, как и тех, кои твердо держались в ретраншементе, не ушла ни одна нога; но сего не довольно, по показанию самих пленных – великая часть их войск, избегнув наших рук, потопилась еще в Дунае, когда визирь, прибежав в торопливости к оным и в страхе, угнетая и рубя дружка дружку бегущие войска, одни садились на суда, другие хватались за канаты и доски, погружая самые судна неумеренною тягостью ко дну вместе с собой. Словом, гибель тут была туркам наивеличайшая, что доказывают всплывающие великим числом ныне на поверхность воды утопшие тела.
В трофеи на месте баталии, и при береге дунайском, и при Измаиле получено: знамен – пятьдесят шесть, бунчуков – два, дервишских знаков – два, литавр – четыре, щит – один, разных калибров артиллерии – двести три орудия, о коих, как и снарядах, впредь буду иметь честь поднести специальную ведомость. Плену по сей день имеем более двух тысяч военных людей, но оный на всякий день приводимыми не перестает умножаться. Между пленными, взятыми на Дунае, до двадцати чинов есть из посредственных начальников, но в Измаиле, где также плен велик, попались познатнее сих. Прочей добычи, как-то: палаток, лошадей, верблюдов, разного скоту, провизии, экипажу, фур с пропитанием, никоим образом нельзя сделать сметы; всего того набираются многие тысячи; итак, за верно сие только донесть могу, что визирь и турки ничего из вышеописанного не перевезли с собою через Дунай, а все, что имела их армия, на сем береге осталось, следовательно, по многочислию разбитой армии легко судить всякому, сколь великую в том потерю неприятель несет и сколь достаточна есть корысть наша…
Румелия (т. е. страна румов, ромеев) – название завоеванных Османской империей в XIV–XVI вв. территорий Восточно-Римской империи. В более узком смысле – название провинции, которая включала в себя почти весь Балканский полуостров, а затем, по мере отпадения Балканских стран от Турции, постепенно суживала свои пределы. На рубеже XIX–XX вв. Румелия стала частью Болгарии.
Осталось мне за сим справедливость отдать перед вашим императорским величеством, во-первых, командующим дивизиями и корпусами генераланшефу и кавалеру Олицу, генерал-поручикам Племянникову, графу Брюсу, графу Салтыкову, князю Репнину и генерал-квартирмейстеру Боуру, что они собою пример давали своим подчиненным мужества и усердия в происходившем деле, и всяк из них к победе неприятеля споспешествовал своим предводительством и порядком веденных войск; так как генерал-майору князю Долгорукову, который персонально при атаке неприятельской пехоты, как оная устремилась на каре генерала-поручика Племянникова, врубившись пред своими эскадронами в кучу неприятеля и окружен от него будучи, собственною рукою поражал супротивных; полковникам: Энгельгарду, Панину и князю Прозоровскому, которые с своими полками, между каре атаковав многократно неприятельскую конницу и насквозь пробиваясь через густую их толпу, опрокидывали оную со вредом.
Неизвестный художник. Портрет М. И. Кутузова в мундире полковника Луганского пикинерного полка.1770-е гг.
Генералы – инженерный Голенищев-Кутузов, артиллерии Унгерн, дежурный Ступишин, – находясь всегда при мне, по мере своих сил усердно вспомогали в самом огне мне своим примечанием в потребных случаях с отличной твёрдостью духа, а последний и удержанием повсюду порядка. По справедливости я также должен засвидетельствовать и о подвигах отделенных на сие время от армии генерал-майоров и кавалеров Глебова, графа Подгоричани, Потемкина и бригадира Гудовича, которые со вверенными им войсками сохранили целость пропитания нашего и нападки хана крымского со всей ордой в ничто обратили. Его светлость принц Брауншвейгский впереди всегда находился во время жестокого сражения и презирал всю опасность, оказывая добрую свою волю к пользе нашей, в чем его примеру подражали и прочие чужестранные, при армии вашего императорского величества пребывающие волонтеры; равно и все наши на сем сражении с похвальною охотою при всяком их употреблении поступали, из коих: подполковник князь Долгоруков, лейб-гвардии конного полка ротмистр князь Мещерский и Семеновского капитан-поручик Волков при мне находились и были посылаемы, как и обер-кригскомиссар князь Щербатов, которой по доброй своей воле в каждом случае отличал себя отвагой. Инженерный подполковник Фалкиншид и при сем случае, будучи при мне, доказывал отменное усердие повсюду поспешным исполнением моих повелений. Прочие же все чины армии вашего императорского величества не требуют моей хвалы. Дела их, когда они величайшие силы неприятеля сокрушили столь малым своим числом, наилучшим суть доводом, как они храбры, и сколь усердны к повелениям своей монархини, и сколько сим подвигом учиняют себя достойными высочайшего вашего императорского величества и материнского к ним покровительства. К их славе я присоединю ту только истину, что я прошел все пространство степей до берегов Дунайских перед неприятелем, не делая нигде полевых укреплений, а поставляя одно мужество и добрую волю их во всяком месте за непреоборимую стену.
Визирь, по известиям, остатки разбитых своих войск, коим удалось переправиться через Дунай, держит при Исакче, стараясь всяким образом не допустить в Царьград [Стамбул] предварительно прямой ведомостио своем состоянии.
Есть слух также, якобы сам хан крымский поскакал к султану, дабы приготовить его к известию о пагубе, которую претерпела его армия.
В сем состояли успехи победы армии вашего императорского величества над визирем и войсками его предводительства, а сверх сего описания к усмотрению всех подробностей имею честь при сем поднести обстоятельные планы, изображающие наши действия и неприятельское положение.
Вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Петр Румянцев
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о взятии города и крепости Измаила
После победы при Кагуле П. А. Румянцев отправил преследовать бежавших турок отряд под командованием генерала Боура. Противника настигли в тот момент, когда он спешно переправлялся через Дунай у Исакчи, атаковали его и довершили разгром. В этом сражении русские войска взяли в плен более тысячи солдат и остатки вражеской артиллерии в составе 30 орудий. Часть разбитой армии визиря отошла к Измаилу. Преследование в этом направлении было поручено генерал-поручику Репнину.
2 августа 1770 г., лагерь при устье р. Кагул
По уведомлениям от генерала-поручика и кавалера князя Репнина, я теперь имею честь донести всеподданнейше вашему императорскому величеству обо всех обстоятельствах экспедиции, им произведенной на город Измаил, дополняя вкратце о том учиненное мной представление от 27-го прошедшего июля через сержанта лейб-гвардии Семеновского полка князя Долгорукова.
Сей генерал-поручик, пришедши к Измаилу со своим корпусом 26 июля, как известие мы имели, что великая часть пехоты и конницы от Дуная против Исакчи, где визирь ускорил перебираться на другой берег, к сему городу отделилась, в соответствие данному от меня повелению предпринял атаковать городской вал и разделял к достижению того свою пехоту на четыре части. В первой с правой стороны были четыре батальона гренадер и четыре орудия полевой артиллерии под командой генерал-майора и кавалера Потемкина. Вторую составляли два батальона егерей под командой подполковника и кавалера Фабрициана. В третьей части находились полки: Кабардинский, Санкт-Петербургский, батальон Киевский и четыре орудия полевой артиллерии, коими предводительствовал бригадир и кавалер барон Игельстрём. А четвертую часть крайней с левой стороны делали два батальона гренадер и два орудия полевой артиллерии под командой бригадира Ржевского. Конница же вся была построена в средине между пехоты.
Рядовые егерского полка второй половины XVIII века.
Литография. Середина XIX в.
Коль скоро неприятель увидел в таком порядке марширующий корпус, то с великою поспешностью стал из своего лагеря, стоявшего под городом, тоже из города и из-за валу выбираться в правую свою сторону, отделяясь от города. А число оного составило конечно тысяч более двадцати, почему и князь Репнин, оставив следовать к городу, оборотил свой фронт к неприятелю и прямо на него пошел. Но оный, уклоняясь от дела, зачал ретироваться в две разные стороны. Некоторые кучи пошли вниз по Дунаю, а другие отделились в их правую сторону. Затем пошел первых преследовать генерал-майор Потемкин, к которому предводитель корпуса в прибавок отрядил Ахтырский гусарский полк; а для преследования вторых спешил бригадир Ржевский в подкрепление посланных туда казацкого полка полковника Иловайского, Венгерского гусарского и двух эскадронов карабинер, под командой майора Ладыжинского. Прочие же две пехотные части бригадира и кавалера барона Игельстрёма, подполковника и кавалера Фабрициана держал князь Репнин в середине так, чтобы они в случае нужды могли на обе стороны обратиться, отделив между тем Острогожский гусарский полк назад к городу для примечания и отражения всего, что бы оттоль ни показалось.
Вышеописанным образом был неприятель везде преследован, и, наконец, свою ретираду в совершенный бег обратил; но и в сем случае, как донские казаки Иловайского, так полки гусарские Ахтырский и Венгерский, то же и карабинеры, достигая оного, великое число турок срубили и взяли в плен. Свое преследование помянутый генерал-поручик простирал от города верст шесть, и, видя уже конец дня, послал для занятия оного генерал-майора Потемкина, дав ему два батальона егерей и один гренадер, маршируя вслед за ним со всею пехотою. Притом же, исполняя мое повеление, послал одного из пленных в город сказать, чтобы все сдались, коль желают пощады, и хотя из-за вала уже было начали на подходящие войска стрелять, но, получив посланного с вышеупомянутым объявлением, тотчас запершиеся сдались; после чего беспрепятственно вошли наши войска в самые уже сумерки в город, то ж вал и на нем стоящую артиллерию заняли. А неприятель преклонил свое бегство к стороне Килии, за коим далее не было возможности гнаться за усталью людей и изнурением лошадей, оттого более, что поход сей делал корпус в сильную дождливую погоду, форсируя столько, что для подпряжки под артиллерию лошадей доходило спешивать казаков.
Неприятеля в преследовании побито более тысячи, а в полон взято военных девятьсот семьдесят два человека…
Рескрипт Екатерины II П. А. Румянцеву о пожаловании его в генерал– фельдмаршалы за победу при Кагуле
2 августа 1770 г., Санкт-Петербург
Граф Петр Александрович, вчерашний вечер получила я через мною тот же час пожалованного генерала-майора и кавалера Святого Георгия третьего класса Озерова, хотя неожиданное, но весьма приятное известие о славной вам, всему воинству российскому победе при речке Кагуле над армией вероломного султана, под предводительством самого визиря. За первый долг я почла приносить всемогущему Богу за бесчисленные его к нам милости и щедроты коленопреклоненное благодарение, что сего утра со всем народом при пушечной пальбе в церкви Казанской исполнено было, и весь город зело обрадован. Потом, возвратясь во дворец, сев за столом и вспомнив подающего нам причины радости и веселия своим искусством, усердием и разумом, при пушечной пальбе пила я здоровье господина фельдмаршала графа Румянцева, с которым вам, новопожалованным и весьма вами заслуженным чином вас поздравляю, и должна вам засвидетельствовать, что у меня за столом не было человека, который бы не был тронут до слез от удовольствия, видя, что я справедливость показала их достойному согражданину. Несравненной армии моей успехи и победы, кто с стольким удовольствием видеть может, как я; но как велика радость моя, сие легче чувствовать можно, нежели описать. Одним словом, от малого до великого могут быть уверены о моей к ним милости, благоволении и благодарении, что прошу им сказать. Благодарю я вас и за то, что вы то самым делом исполняете, что про римлян говорят, и не спрашиваете – многочислен ли неприятель, но – где он. Я уверена, что вы не оставите мне тех назвать, кои себя отличили, дабы я могла им воздать справедливость. Графа Воронцова и господина Елчанинова по вашему представлению пожаловала полковниками. В прочем остаюсь как и всегда к вам доброжелательна
Екатерина
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о взятии крепости Килии
23 августа 1770 г., лагерь при озере Елпуг
По восьмидневной жестокой обороне против атакующего корпуса под предводительством генерала-поручика князя Репнина, крепость Килия покорилась победоносному оружию вашего императорского величества на капитуляцию, которую с позволения моего князь Репнин учинил с тамошним гарнизоном, в сих кондициях, чтобы всех вооруженных турок, коих было там для обороны тысяч до четырех, с их имением выпустить из крепости и перевезти через Дунай в местечко Тулчу; артиллерию же и все военные и съестные припасы оставят они нам.
Крепость Килия.
Гравюра. XVIII в.
Согласно некоторым археологическим данным, крепость Килия (ныне город в Одесской области Украины) была основана в устье Дуная еще в VII в. до н. э. как греческая колония. В середине XIV в. Килия вошла в состав Венгерского королевства, затем была частью Молдавского княжества, а с 1484 до 1812 г. входила во владения Османской империи. В 1812 г, согласно условиям Бухарестского мира, Килия стала частью Российской империи.
По заключении сей капитуляции в 21-й день сего августа, князь Репнин получил от крепости ключи и обнял своими войсками стены, ворота, артиллерию, военные припасы и место, где лежит провиант; и с лишком уже сто лодок турок отправил в Тулчу. Прочие же того города жители, армяне и жиды, коим дана совершенная воля или выезжать, или оставаться, все не выбираются, да и сами турки, купеческий промысл производившие, ищут позволения пребыть там с нашими войсками…
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о взятии Аккермана
27 сентября 1770 г., лагерь при озере Елпуг
Государыня всемилостивейшая!
Крепость Аккерман по сопротивлении десятидневном против корпуса, атаковавшего оную, который к тому отряжен был от армии, мне вверенной, под командой бригадира и кавалера барона Игельстрёма, сего 25 сентября победоносному оружию вашего императорского величества покорилась на таковых же кондициях, каковым прежде повинулся гарнизон Килийский…
Победы, одержанные войсками П. А. Румянцева при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле, и последующее наступление сломили сопротивление турецкой армии. 16 сентября части под командованием П. И. Панина взяли Бендеры, 10 ноября пал Браилов. В итоге в результате кампании 1770 г. русские завоевали огромную территорию между Дунаем, Прутом и Днестром и заняли важные в стратегическом отношении крепости и города. Был создан крепкий плацдарм для дальнейших наступательных операций, причем войско крымского хана удалось отрезать от турецкой армии. По этой причине в 1771–1774 гг. турки уже были не в состоянии вести наступательных операций, что в конце концов вынудило были заключить мир на выгодных для России условиях.
Мнение о действиях 1-й армии в кампанию 1771 года, представленное П. А. Румянцевым Екатерине II
На момент начала кампании 1771 г. П. А. Румянцев располагал армией численностью до 45 тыс. человек, что было гораздо меньше, чем у противостоявшей ему турецкой армии. Кроме того, Османская империя пока еще господствовала на Черном море, русские же здесь не обладали сколько-нибудь значительным флотом. Турки имели сильную флотилию и на Дунае.
Учитывая такое положение дел и осознавая, что противник может сосредоточить войска в любом пункте почти тысячеверстной линии фронта, П. А. Румянцев принял срочные меры к созданию речной флотилии, а сухопутные части разместил на левом берегу Дуная в трех сосредоточенных группах: 1) Олица, позднее Репнина и затем Эссена (правое крыло); 2) Центральной – под личным командованием; 3) Вейсмана (левое крыло). Перед войсками была поставлена следующая задача: уничтожение всех вражеских частей, переправившихся на левый берег Дуная, и энергичные действия отдельными партиями и целыми корпусами на правом берегу Дуная.
28 января 1771 г., Яссы
Трудно предузнавать и верные вывести заключения о будущих действиях такого неприятеля, коего доселе все бывшие являли одну предприимчивость без расположения примечательного. Судя однако же по образу военных правил о намерениях своего противника, и если теперь турки не понесут перемены в своих предприятиях по случаям, могущим произойти от внешних или внутренних дел, то по локальному положению в трояком виде воображению моему приходят их будущие действия, а именно: или они восхотят покуситься посредством Черного моря, высадив на наш берег свою пехоту и переправясь с конницей через Дунай, на левой стороне Прута отбирать крепости, у них завоеванные – Аккерман, Килию и Бендеры, чтобы тем и диверсию сделать предприятиям 2-й нашей армии; или силы свои обратят к стороне Валахии, где река Дунай ýже и переход через оную на обоих берегах удобнее, чтобы сей край, как довольно еще обитаемый и имеющий в себе выгоды перед другими здешними местами, впадением [вторжением] опустошить и затруднить наши действия, не меньше и пресекать сообщение с народами нам единоверными, о которых готовности и усердии к свержению с себя магометанского ига не могут турки не думать; или же, напротив того, положат на том едином свое намерение, чтобы только оборонительную вести войну, защищая супротивный берег Дуная.
Вопреки сим намерениям вообще, дабы показать существительные виды повсеместного на своем береге сопротивления, доколе в состоянии будем твердым образом перенести оружие за Дунай, предполагается:
1. Корпусу, правое крыло армии составляющему, быть в Валахии на Дунае и Олте или за Олтою по предусмотрению возможности.
2. Среднему, или кор-де-арме, [быть] при Максимианах, где через Серет надежный мост иметь можно по слитии вод с пристойным обережением; а другой, преодолевая все трудности, сделать через Прут при Водянах или ниже оных, чтобы на всякий случай обе сии стороны быть могли в обозрении, не меньше и корпусы за Серетом и Прутом завременно подкреплятся.
Относительно к сему пункту, для приготовлений всего потребного, уже посланы офицеры, коим приказано изготовить довольное число фашин, чтобы помощью сего груза утвердить путь на берегах речных, широких и болотистых.
3. Корпус, левое крыло армии составляющий, возьмет свою позицию в вершине Елпуга, объемля своим бдением весь берег дунайский между Прутом и Черным морем.
4. Все те места, где большими судами приставать можно, укреплением в оных отделенными от корпусов надежными постами из пехоты с артиллерией достаточной обережены; и в резерве часть кавалерии, так как для патрулей по берегам легкие войска иметь будут; ради же скорейшего оповещения о неприятельском сближении и в каком числе судов, построятся маяки.
5. Магазины, превосходя все трудности подвозом из Польши, учредятся для действующего корпуса в Валахии и на случай перехода армии через Серет, в Фокшанах; а на таков же и для действующего корпуса в Бессарабии в Фалче, для крепостей: главной в Бендерах, откуда Аккерман, Килия и Измаил снабжаться будут.
6. Охранение заводимых магазинов в том краю, так как и крепости Бендерской от стороны Очаковской, полагая, что 2-я армия там действия свои иметь будет, предоставляется оной.
7. Для удержания возмутителей польских, в содействие с корпусом генерала-поручика Веймарна, и на обеспечение магазинов, в Польше заводимых, расположатся деташементы по местам, где больше предусмотрится надобность; а до времени в удобных, где прошлого года они сколь в малом числе ни были, находили себя в состоянии и оберегать магазины и уничтожать замыслы возмутителей польских с авантажами.
Разделение армий на части, так, как выше изъясняю, располагаю я по настоящим токмо видам, зная, что визирь имеет свою квартиру в Бабадах и там же помещаются теперь и его войска. Число же полков для предположенных действий определить дело будет той поры, когда точно и в которую сторону откроются склонения неприятельские, ибо, смотря по супротивному усилию и на нашей стороне, одна часть другую подкреплять будет в том или другом краю.
К удержанию неприятеля от переправы на сей берег, взяты будут удобвероятные способы, оказывающие виды намерения нашего также перенести оружие на его берег, дабы сим обстоятельством не только преклонить его важнейшее внимание, но и разделить силы для стражи против многих мест.
Напоследок, как польза требует, дабы во всех частях военные действия сопрягались по общей связи между собой согласием и помогающим одни другим взаимством, то в сем только пункте коснусь я моим мнением ко 2-й армии. Ей до́лжно заблаговременно принять свое движение за реку Днепр, во избежание тех трудностей, которые причинили прошлого года промедление великое походу оной при разлитии сей реки. Также по видам своих операций надобно и сей армии положения действующего до той поры не оставлять, пока не достигнет оружие в полном совершенстве своих успехов, из случаев полезных, могущих открыться.
Граф Петр Румянцев
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о взятии крепости журжи
Зимой – весной 1771 г. войсками под командованием Олица и Вейсмана были нанесены удары по турецким крепостям Тульче и Исакче, где были уничтожены большие продовольственные запасы, и взята крепость Журжа (об этом и сообщает данный документ). Однако в начале лета турки переправили на левый берег Дуная значительное подкрепление и вновь овладели Журжей. Попытки османской армии взять Бухарест были решительно отбиты, но снова взять Журжу русским удалось только в конце октября 1771 г.
3 марта 1771 г., Яссы
Государыня всемилостивейшая!
Вслед за моим донесением, по словесному токмо известию, о действии, предпринятом от генерал-аншефа и кавалера Олица на крепость Журжу, имею теперь я счастье, всемилостивейшая государыня, представить вашему императорскому величеству в подлиннике его рапорты с обстоятельным описанием знаменитой победы, которую сей генерал с своим корпусом одержал над неприятельскими войсками, защищавшими ту крепость, поразив их и внутрь стен, и с тем в полном торжестве овладел оною…
Рескрипт Екатерины II П. А. Румянцеву о необходимости постройки речных судов
11 марта 1771 г.
Граф Петр Александрович, российская есть пословица: «На Бога надейся, да сам не оплошай». Сия пословица заставляет мне ныне писать к вам, в рассуждении наших обстоятельств. Весьма, конечно, желателен мир, но, не видя сему желанию начала, не то чтобы конец, нужно, несомненно, думать о будущем. В том разуме отправлены к вам морские офицеры для измерения рек и осмотра лесов, но то и другое бесконечно будет, если вы да я не примемся прямо за дело построения судов – и какие суда строить, в том большая нужда есть ли. В 1772 году поспешит смелым предприятием конец бед рода человеческого, и для того прошу вас приказать наискорее сделать какое ни на есть положение: чего строить, где, кем и из чего; одним словом, разбудите нерасторопность господ морских и дайте жизни и живности сему предприятию, дабы время не ушло понапрасну и через то мы бы не были принуждены нести еще несколько лет тягостное бремя военного пламени. В прочем остаюсь как всегда к вам доброжелательна
Екатерина
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о постройке речной флотилии и о планах наступательных операций за Дунаем
15 марта 1771 г., Яссы
Государыня всемилостивейшая!
Ни единого способа из глаз не выпуская, каковыми только споспешествоваться может польза тех видов, что от вашего императорского величества открыты мне о будущей 1772 года кампании, стараюсь я, прежде всего, сколько от меня зависит, всевозможные находить средства к построению в сих местах судов. Споспешество, что я к тому могу от себя приложить, есть не больше как одно рачение мое, а в прочем, что касается до созидания судов, их родов и употребления, я, не будучи в сей науке отнюдь ни практиком, ниже́ зная первые правила теории, не осмелюсь распоряжаться тем, хотя того от меня требуется; а слагаю то на лучшее знание морской службы присланного ко мне капитана Нагаткина. Морского департамента есть делом определить количество, образ и производство строения здесь флотилий и уравновесить качество оного против действий предполагаемых. А долг мой есть донести вашему императорскому величеству, что если оную приготовлять для искания поверхности [преимущества] на воде над силами неприятельскими, то надобно уважить известное здесь состояние оных. Река Дунай, по производившемуся через оную торг с Царьградом и другими местами, носила на себе ежегодно более тысячи судов купеческих. Мы видели сами на оной и те и военные суда, а все оные остаются безвредно в руках турок.
Замок и ключи от турецкой крепости Журжа, взятые в качестве трофея русскими войсками
Несколько, что нам достались, служат в доказательство, что и купеческие их суда имеют артиллерию и способность быть обращены к военному вооружению. Соразмерной сему пропорции создать нам тут ополчение в один год, дабы и войско в сорока тысячах посадить, и пропитание также на воде обеспечить, – дело будет превосходящее возможность, умалчивая обо всех припасах для строения судов, которых здесь отнюдь достать нельзя, и кои по весу и ценам своим в велико станут, когда необходимо из наших границ доставлять оные сюда до́лжно. Но если однако же и неудобность одолевать надобно, то заблаговременно нужно, чтобы сюда прислать потребное число всех чинов, знающих морскую службу и строительство флота не меньше, и определить снабжение всеми к тому потребами, ибо из здешних жителей совершенно знающие сему делу не находятся. Бедствия военные, а заразительная болезнь и того боле, здешний край подвергли во многих местах опустошению в людях.
Когда генерал-фельдцейхмейстер и кавалер граф Орлов предполагал в своих мнениях об отделении корпуса на будущую 1772 года кампанию за Дунай в сорока тысячах, чтобы, дойдя до Варны, оттуда ему водным путем идти на атаку Царьграда, тогда еще армия вашего императорского величества, мне вверенная, не приобрела всех пространных завоеваний, что теперь имеет на береге дунайском, да и за первое правило поставлял он, предопределяя сию экспедицию, дабы прежде армию, к таковым операциям готовящуюся, сколько можно усиливать как числом, так и способностью. Но прибавок ныне войск, назначенных в сию армию, состоит весь из шести пехотных полков, коего числа недостанет и для гарнизонов, коими до́лжно мне снабдить завоеванные крепости в такую пропорцию, чтобы они собою могли, по крайней мере, воспротивиться на первый случай неприятельским покушениям. Я не возьму смелости делать тут объяснения о войне наступательной и оборонительной. Ваше императорское величество пресовершенно знать соизволите свойства различные одной перед другой. Полководец, ведущий свои действия по правилам первой, в предмете имеет один главный пункт, и к оному течет со всем устремлением, поелику одолением оного опровергает все другие от того зависящие. Но в оборонительной войне нельзя взять предмет такого равновесия, ибо тут на все части потребны и силы и внимание по подвержению оных попыткам неприятельским. Сие есть мое настоящее положение, и когда я соразмеряю число моих сил с великим пространством объятой земли, которую защитить до́лжно во облагонадеживание повсеместно жителей, уповающих на щит оружия вашего императорского величества, когда полагаю потребную стражу и ополчение для завоеванных крепостей, кои ежели тем не обеспечить, то разве разорить, иначе же бы достались они в пользу неприятелю. Когда убыль по естественным причинам, ежегодно бываемая в армии в людях, хотя бы Бог сохранил от прикосновения заразы, приносит довольное оскудение, то и не осмелюсь мнить за возможное, чтобы после наступающей кампании быть в состоянии здешней армии отделить в сорока или тридцати тысячах корпус за Дунай на овладение Царьградом. Такое число отделивши, что может остаться на здешней стороне, в удержание сильнейшей защиты и сообщения с оным? Для такого действия я могу сказать: от шести полков прибывших армия не получит усилия [усиления], но надобно разве удвоить ее против нынешнего числа.
Заботит меня положение крепости Очаковской, если против оной для стражи не будет оставлен деташемент при обращении 2-й армии к Крыму. Гарнизон в сей крепости, конечно, усилят турки и для диверсии той армии, равно и мне, могут производить покушения по крайней мере в обеспокоение нам при наших упражнениях впереди.
Всеподданнейше прошу, всемилостивейшая государыня, сим моим слабым мнениям определить точность и преподать высочайшее руководство.
Вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Петр Румянцев
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о взятии города Исакчи
21 апреля 1771 г., Яссы
Государыня всемилостивейшая!
Нынешний священный день рождения вашего императорского величества в сугубом торжестве провождает армия, мне вверенная, празднуя по полученному накануне сего уведомлению от генерал-майора и кавалера фон Вейсмана об одержанной лично им предводительствуемым деташементом мужественной победе за рекой Дунаем и в самом уже городе Исакче над неприятельским корпусом, в шести тысячах бывшем. Кроме, что взят был сей город с опровержением столького числа войск и артиллерии в 51 орудие, еще к вящему знаменованию силы и храбрости оружия российского сколько помянутый генерал отбил тут у неприятеля на батареях пушек, знамен, судов, коим образом истребил тамошний магазин, флотилию и великие лесные приготовления для моста, о том и для подробного усмотрения всего производства столь храброго предприятия имею честь в оригинале поднести при сем его ко мне рапорт, через подполковника датчанина фон Блихера, который участвовал в сей экспедиции и заслужил отличное одобрение своим подвигам от реченного предводителя.
Сей новый и отважный поиск на Исакчу определил я свершить, дабы неприятеля понудить сильнее на разделение сил его, которые он наиболее устремляет, как все известия от времени достовернее подтверждают, в верх Дуная. Чтобы также противные виды дать ему чувствовать о моем состоянии, нежели ему оное по настоящему не лучшему положению знать доходит, а не менее того, дабы и в войска неприятельские, которые собою не познали наших в прошедшую кампанию успехов, и вновь ныне собираются, поселить в начале страх отважным делом…
Ордер П. А. Румянцева Н. В. Репнину об отношении к населению завоеванных областей
18 мая 1771 г., Яссы
Ведано всем, что при самом принятии мной команды над армией, перед выступлением в кампанию, и по возвращении на винтер-квартиры, чрез циркулярные мои ордеры сделаны от меня пристойные напоминания в согласие военного устава всем в войске находящимся о добром поведении, прилежности к должности и о охранении себя от всего того, что сего устава артикулы наистрожайше делать запрещают. И особливо рекомендовано, чтобы с покорившимися державе ее императорского величества новыми подданными Молдавского и Валашского княжеств обывателями, обходясь ласково, приобретали себе любовь и доверенность. Не обыкновенно и не надобно в войске благоучрежденном повторять повелений, а взыскивать исполнение; но как не послужили на желаемой конец все сии мероприятия, но, напротив, оказались, к сожалению, в небрежении оных не одни нижние чины но не достойные быть в чинах обер-офицерских, кои должны были примером для подчиненных своих служить, и в делах не между посредственными преступлениями считаемых, то есть: в похищении государевой казны, им в сбережение вверенной, употреблении не позволенным образом заготовленного в магазинах провианта в собственную себе корысть, разорении обывателей собиранием без потребы подвод, принуждении их через разные притеснения к побегам, а потом продаже оставшегося их скота посторонним людям в свою корысть, в насилии над женщинами, бое мужей оных и других граждан и поселян и под разными видами, через добронравие их и незнание языка, присвоении над ними и их умением власти, в неуважении даваемых сальвогвардий и в побегах.
Жители Молдавии.
Рисунок. Первая половина XIX в.
Должность, обязывающая меня, не предполагает мне, как и выше сказал, подтверждать, но ускромлять в самом начале таковы и сим подобные беспорядки, бесславие войску и вред службе наносящие; и потому я приказал обличенных явно лишить вечно всех чинов и имение их обратить к награждению казенного и народного убытка, а над другими содержать военный суд, совсем после сего не надеясь иметь прискорбность, чтобы не только в офицерах, но ниже́ в рядовых подобное видеть, но что все прочие похвально служащие в войске, воззрев с омерзением на столь недостойные поступки, потщатся, мне в том прямо подражать. И для сохранения собственной и всего войска славы подчиненных своих от всех случаев, приводящих и честь, и жизнь в опасность, удалять добрым присмотром, советами и увещаниями, а таковых, в коих они не подействуют, нижних чинов начальникам по мере каждого власти укрощать наказаниями, а об офицерах, коль скоро явятся в таковых беспорядках, нимало не щадя [постараются] представлять к моему рассмотрению.
Румянцев
Ордер П. А. Румянцева генерал – майору А. В. Римскому-Корсакову об управлении княжеством Молдавским
22 мая 1771 г.
Служба меня отзывает для предстоящих военных действий, а должность предполагает заботиться, чтобы все дела, к высоким интересам ее императорского величества касающиеся, скорое и сходное с настоящими обстоятельствами течение имели и внутренняя безопасность и добрый порядок в княжестве Молдавском наблюдаемы были; я, вам оставляя управление во оном, а команду над всеми войсками, в нем находящимися, по доброй надежде на ваше искусство и прозорливость, не считаю надобным говорить о многих подробностях, до внутренних распоряжений и должной воинской осторожности касающихся, а хочу только подать вам мое мнение в главнейших пунктах, а именно:
1. Гарнизон здешний расположить в лагере или в замке, где дровами снабжать обыватели, чаю, не откажутся, но ежели бы паче ожидания почли они то в тягость или же в замке и поместить бы неудобно было, в таком случае, не рассеивая по разным местам, расположить по квартирам близ замка и на всякой случай и время не излишнюю, но надобную и пристойную в благоучрежденной команде осторожность хранить. Особливо, что до караулов при магазинах, которые, как в прежнем ордере моем под № 150 от 19-го сего точно сказано, не иметь между строения, чтобы не только обречь сим от нечаянных иногда от огня случаев, но и никто к оным, кроме определенных чинов, и близко пущаемы не были.
2. Предупреждая всякие вредные следствия, прикажите комендантам наблюдать всегда наиточнейшую городскую полицию, и особливо в пункте заразительной болезни к должной осторожности присовокупить всегдашнюю внутри города чистоту; назначьте для приезжающих из Польши и других заграничных мест купцов, жидов и христиан особые в одном угле квартиры и особой рынок для их торга, осведомляясь прежде въезда их в город, откуда они приехали, за каким торгом или делом и надолго ли, а во время их пребывания наведываться коменданту об их состоянии, образе жизни, упражнениях и отбытии из города, определив для сего тайно присмотрщиков надежных несколько человек из здешних жителей с довольным денежным награждением. Одним словом, учредите все сие таким образом, чтобы обо всех приезжающих и отъезжающих из города и об их здесь поведении вы и комендант известны были, и установите также часы, в которые ночью все вольные дома и лавки заперты быть должны. Но при всех сих однако же полицейских учреждениях надлежит смотреть, чтоб оные не обратились кому-либо в тягость и притеснение, но сами бы обыватели познали, что все то собственной их ради пользы и безопасности устраивается.
3. По приложенной у сего копией моему предложению, данному Дивану согласно возложенной на вас должности, наблюдать и настоять, чтобы оное исполняемо было во всей его силе, и надзирать над здешними правителями и чиновниками и от каждого по его знанию взыскивать, чтобы всем озлобленным и в обидах жалобы приносящим правосудное удовольствие без волокит доставляемо было и все управляющие старались бы о сохранении в народе доброго порядка и спокойствия, а не удручали бы оного какими-либо насилиями; равномерно и в сборе доходов и управлении казны поступали бы без отягощения жителей и злоупотреблений по предписанным правилам, представляя о противном ко мне со всеми обстоятельствами.
4. И хотя от преданности и усердия всех великих чинов и обывателей княжества Молдавского надеюсь, что они, ощутивши к ним всевысочайшую ее императорского величества милость и видя мое о благосостоянии их попечение, всемерно будут способствовать в высоких интересах ее величества и поступать каждый по долгу своему; но ежели бы паче чаяния нашлись такие, коли в нужных и скорого отправления требующих делах явились медленны, упорны и явно недоброжелательны, или, следуя примерам варварским, угнетать стали бессильных и неповинных, или входить в какое-либо непозволенное сообщение с неприятелем, рассевать в народе зловредные разглашения, то за непослушание и худые поступки исправников и всех других нижних земских чинов отрешать, предавать суду и меня о том тотчас уведомлять, а явившихся в подозрении в запрещенной переписке, разглашениях и тому подобном, заблаговременно брать под караул, от общества удалять и, сделав им надлежащие вопросы, представлять ко мне, не различая особ.
5. Приложено наблюдать, чтобы сближающиеся к трансильванской и венгерской границам воинские наши команды никогда и ни под каким предлогом к оным не прикасались и с обывателями, соседственными Молдавии, сохранено бы было мирное дружеское и сколь можно снисходительное обхождение без малейших знаков как от воинских чинов, так и от землян здешних вражды и несогласия. И, наконец,
6. Как расположенные внутрь здешней земли войска содержать в строгой и должной воинской дисциплине, так и проходящие к армии команды воздерживать от всяких непристойных поступков с обывателями, охраняя последних по всей возможности от всяких обид, притеснений и наглостей со стороны воинских чинов; а сих, кои бы явились в таковых и подобных беспорядках, равно под командою вашей состоящих, как и проходящих к армии, по мере власти чина вашего наказывая или задерживая под караулом, рапортовать мне, а о изъятых из оной подробные [рапорты] с описаниями их вины представлять немедленно ко мне.
Граф Румянцев
Яссы.
Гравюра. Первая половина XIX в.
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о преступной сдаче майором Гензелем крепости Журжи
6 июня 1771 г.
…Между тем князь Репнин сколько ни спешил на помощь Журжи, сведав напоследок, что неприятель ее атакует, и пришел к оной в четвертый марш от Турны, сделав с лишком 120 верст, но уже нашел ее в руках неприятельских, ибо за несколько часов перед его приходом в 29-й день мая гарнизон наш сдался на капитуляцию, выговорив себе, чтобы при всей верхней и нижней амуниции, со всеми военными частями из города выступить и беспрепятственный иметь путь до Бухареста.
Не зная еще о сем несчастии и приходя к сей крепости, помянутый генерал-поручик встречен был неприятельской конницей, которую атаковал и принудил под город бежать; взяв же в то сражение одного пленного, от него сведал как вышеописанное, так и то, что неприятель имеет с лишком двенадцать тысяч пехоты в городе и ретраншементе. Сие самое еще ему подтвердил из нашего гарнизона офицер, которого неприятель к нему, князю, выслал для объявления ему договора, учиненного гарнизоном. Тогда генерал-поручик князь Репнин, не в силах такое знатное число войск в укреплениях атаковать, принужден отступить к реке Аргису, пославши повеление и генералу-майору Потемкину следовать с корпусом за сию же реку и заслонить своею позицией город Бухарест, против дороги, что от Журжи лежит к оному. 1-го числа сего месяца неприятель прислал к князю Репнину весь бывший гарнизон в Журже, в препровождении турецкого конвоя. Под раненых и под разные гарнизонные экипажи неприятель дал свои подводы, которые ему и возвращены.
Сие прискорбное приключение, и первое от начала моего командования, не может меня не трогать наичувствительнее, всемилостивейшая государыня, и потому наиболее, что произвели оное не силы и не предприимчивость неприятеля, но трудность и упадок духа бесприкладные [беспримерные] тамошнего нашего коменданта майора Гензеля и бывших с ним в крепости офицеров.
Крепость Журжевская, по осмотру генерала-квартирмейстера Боура и самого генерала-поручика князя Репнина, как особливо первый, возвратясь из Валахии, меня уверял, столько была в хорошем укреплении и снабжена довольно военными и съестными припасами, что отнюдь опасности не было потерять ее так, как по малодушию гарнизона случилось оную невероятным образом утратить.
Венцель Антон Доминик Кауниц-Ритберг
(1711–1794)
Венцель Антон Доминик Кауниц-Ритберг, наследник древнего графского рода, прославился как искусный дипломат в 1748 г., во время Ахенского конгресса. В 1750–1753 гг. был послом во Франции, а с 1753 по 1792 г. – государственным канцлером. В его ведении в этот период находилась внешняя политика Австрийской империи. Оказывал влияние Кауниц и на внутренние дела страны, содействуя проведению реформ в различных областях государственной жизни.
Во время Семилетней войны Кауниц поддерживал созданную при его участии коалицию Франции, России, Австрии, Саксонии, Швеции и Польши против Пруссии и Англии. Но после воцарения Петра III, выхода России из войны и заключения союза с Пруссией, Австрия была вынуждена согласиться на заключение мира. С этого момента и до Первого раздела Польши в 1772 г. внешняя политика Австрии под руководством Кауница носила антирусский характер. В первые годы Русско-турецкой войны 1768–1774 гг., особенно в 1771 г., когда между Австрией и Османской империей было заключено секретное соглашение, австро-русские отношения едва не были разорваны. Однако затем Кауниц участвовал в подготовке Первого раздела Польши и, чтобы предотвратить возобновление русско-прусского союза, содействовал сближению Австрии и России.
Генерал-поручик князь Репнин объясняет, что оборона от нашего гарнизона столь слабая происходила, какой уже хуже представить себе не можно. Крепостные строения все целы, да и разбить их нечем было неприятелю, ибо он с собою не имел удобных к тому орудий. Комендант убоялся неприятельской батареи о двух пушках со столь превосходным количеством у себя артиллерии, и за превысокими каменными стенами, имея еще действительно под ружьем, как его рапорты гласят, в той крепости, кроме убитых и раненых, пятьсот сорок шесть пехоты да казаков девяносто девять человек. Я подношу тут рапорт коменданта Гензеля и мнение, поданное от субалтерн-офицеров, и журнал подробный, что там происходило. Всяк усмотреть может из собственных их описаний, что страх недостойный сие бесславие произвел, что тут самый слабый поиск на крепость делан от неприятеля, и что оную защищали совершенные трусы, а не победители россияне. Я приказал помянутого коменданта и всех офицеров того гарнизона, яко заслуживших смертную казнь, заковав в железа, отправить в крепость Хотинскую и содержать их там на хлебе и воде; ибо, после обличения вины в собственных их показаниях, не о чем уже над ними боле военным судом следовать. Постыдная боязнь о собственном своем животе владела ими больше славы и присяги в том, чтобы не щадить крови своей для пользы службы и высочайших интересов вашего императорского величества.
Всемилостивейшая государыня! Теперь от власти вашего императорского величества зависит конечный жребий сих узников. Я осмеливаюсь представить мое мнение, чтобы их без пощады и в образец военной строгости наказать, дабы их позорная казнь так ужасала все войско, как ныне отвратительно для всех их недостойное деяние; ибо нет возможности тут ничего удержать, когда уже и крепость на три или четыре дни на ее собственную оборону оставить не можно. Я дерзаю сказать, что смерть, кровь и раны столь многих храбрых людей, двукратным оборением неприятеля приобретших нам сию крепость, сами вопиют о наказании сих извергов, которые плоды их мужественных подвигов вотще опровергнули.
К стыду преступников заключу я сие донесением вчера полученного мною рапорта от коменданта браиловского Борзова, что 3-го сего месяца неприятель на утренней заре, переплывши Дунай из города Гирсова числом боле двух тысяч человек, атаковал наш пост при устье Яломицы, под командой пехотного Бутырского полка секунд-майора Таубе; и хотя, окружив тут бывший редут, более шести часов турки со всею наглостью стремились штурмовать, но храбростью помянутого майора и его подчиненных не только отбиты, да еще и совершенно побеждены, ибо полегло их убитыми на месте более двухсот человек, шестнадцать в плен взято и два знамя, и великое число поглотила река бросающихся в робости на лодки…
Рескрипт Екатерины II П. А. Румянцеву с рекомендацией адмирала Поллиса
24 июля 1771 г.
Граф Петр Александрович, усердный адмирал Поллис, которого имя пишется Кновлес, услышав от меня, что у вас есть уже столько судов, что вы намереваетесь в Черное море поднять российского флага и послали требовать от вице-адмирала Синявина сигналы для узнании его в море, мне подал приложенную бумагу, которая содержит, по его мнению, лучшей способ, как сделать брандеры. Сей искусный и предприимчивый старик сам хотел скакать к Дунаю, но я его удержала, дабы имя его не сделало омбраж рановременно. Я обещала ему послать к вам сию его мысль, а вы ее употребите по вашему рассуждению. Адмирал сей ныне имеет всю интендантскую часть флота нашего и, чаю, что от него немалая будет службе польза, ибо, чаю, что он из первых в свете механиков и сам 53 года на море служил отлично. Взятие гавани последовало в последней войне по его проекту. Венский двор недоволен нашими мирными пропозициями, но, чаю, сбавит спеси, ибо прусский король пишет, что, драв крепко Кауницу за уши, все будет по-нашему, к чему, чаю, и он будет искренно вспомоществовать; и вероятно, что турки одни будут в дезавантажи, что мир столь неспешно идет, но они пеняй сами на себя. В прочем остаюсь как всегда к вам доброжелательна
Екатерина
Рескрипт Екатерины II П. А. Румянцеву по поводу неудачной атаки крепости Журжи генералом Х. Ю. Эссеном
24 августа 1771 г.
Граф Петр Александрович, в удачных предприятиях я вас поздравляла, ныне, в неудачном случае, когда генерал-поручик Эссен не успел взять Журжу, но сам с большой потерей остался, я вам также скажу свое мнение. Я о том хотя весьма сожалею, но что же делать, где вода была, опять быть может. Бог много милует нас, но иногда и наказует, дабы мы не возгордились; но как мы в счастье не были горды, то надеюсь, что и единую неудачу снесем с бодрым духом. Я надежна, что вы не оставите оное поправить, где случай будет; более всего мне прискорбно – великая потеря храбрых людей. Еще не одна баталия во всей войне столько людей не стоила; стараться буду оную потерю наградить и привести армии в наипочтительнейшее состояние, нежели еще была. В прочем пребываю к вам с всегдашней доверенностью и с непременным доброжелательством к вам добросклонна
Екатерина
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о взятии города и крепости Тульчи
22 октября 1771 г., лагерь при Фальдештах
Всемилостивейшая государыня!
В моем всеподданнейшем, отправленном через генерала-квартирмейстера Боура, донесении я осмелился [сообщить] вашему императорскому величеству, сколь естественные преграды, предстоявшие действиям войск, мне вверенных, в нынешнюю кампанию угнетали дух общий. При окончании оной предполагал я обратить действия всей армии на прогнание неприятеля, утверждающегося по супротивному берегу дунайскому, согласившись с тем на предприятия корпуса, в Валахии находящегося, который должен был тогда же наступать на все силы сераскира паши Мусун-углу, стоящего при Журже, и сим образом вообще отдалить нанесение беспокойств от неприятеля во время пребывания войск в зимних квартирах.
В сем намерении посылал я генерала-квартирмейстера Боура осмотреть способность переправы от Браилова к Мачину, но он ни тут, ни от своего посту к Гирсову не нашел к тому удобности, без подвержения всех наших польз опасной отваге; а между тем неприятель сильным своим стремлением от Журжи к городу Бухаресту упредил наше на его в той стороне предвзятое.
По поводу сего последнего обстоятельства, я тем скорее должен был исполнить мои намерения в перенесении оружия с левого краю на супротивный берег и велел потому от Измаила переправляться за Дунай с войском генералу-майору Вейсману, а от Браилова приступить к Мачину, где Абды-паша со знатным корпусом держался, генерал-майору Милорадовичу, как и имел я уже честь о приготовлении сих поисков представить вашему императорскому величеству.
Всевышний, ниспославший мне от своей благодати сии мысли на пользу службы, благословил исполнение оных таковыми знаменитыми успехами, что поутру 20-го числа октября генерал-майор и кавалер фон Вейсман за Дунаем рассыпал неприятельский корпус при Тульче, овладел сим городом и замком, взял турецкий лагерь со всей в большом числе артиллерией, и в ту же ночь пошел к Бабаде атаковать там стоящего верховного визиря. Того же дня на рассвете генерал-майор Милорадович своими, сперва легкими действиями, служившими к обращению на себя внимания, одержал верх над неприятелем при городе Мачине, а 21-го числа, переправившись с корпусом на супротивный берег, атаковал неприятеля в его Мачинском лагере и, выгнав оного, овладел городом, знатным числом пушек и всем тут бывшим военным снаряжением.
Во время, как таковы получаю я уведомления из-за Дуная, прибыл ко мне и третий курьер сего же дня – капитан Швайковский из Валахии от генералапоручика фон Эссена – со словесным объявлением, что он приблизившегося неприятеля к Бухаресту в великих силах атаковал, разбил и гонит бегущего губительным преследованием, получив в добычу лагерь, обоз и артиллерию неприятельские. Я спешу токмо сим из кратких рапортов всеподданнейшее учинить вашему императорскому величеству предварение о таковых веселящих нас приобретениях, а дождавшись обстоятельных донесений о каждом деле, не умедлю повергнуть оные к освященным стопам вашего императорского величества, к коим с глубочайшим благоговением и здесь припадает вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Петр Румянцев
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о взятии крепости Журжи и о предстоящем сражении с неприятелем под Бухарестом
8 ноября 1771 г., Яссы
…Я во все сие время, стараясь усыплять его [неприятеля] видами сосвоей стороны оборонительного положения, не преставал мыслить о возвращении крепости Журжевской в свои руки; и, видя уже время удобное приступить к тому, чтобы однако же не подать неприятелю, еще стоящему при оной неподвижно, подозрения, велел я в октябре месяце всякой части войск готовиться ко вступлению в зимние квартиры, предполагая, что сии известия примут турки к совершенному своему успокоению, а через то будет нам легче над ними не чаемые совершить предприятия на обеих сторонах Дуная, которые расположены были мною для сих именно польз, чтобы, сбив неприятельские твердые посты по берегу, почить войскам спокойно от тревог во всю зиму. И когда от перенесения нашей ноги за Дунай в нижней части, где и я с остатком армий, что при себе имею, уже наготове держал переправу при Браилове, встревожен был бы неприятель и в Валахии, то надлежало тогда оного атаковать генералу-поручику Эссену при крепости Журже и поступать всячески на завладение оной. Сему генералу я уже и велел быть готовым на поиск на лагерь паши Мусун-углу, коего часть, как выходцы уверяли, выходила вон из выстрелов крепостных…
С 9-го числа октября сераскир паша Мусун-углу многочисленного своего войска открыл движение от Журжи к городу Бухаресту, думая найти наши войска отходящими в квартиры; или, может быть, как выше сказано, размеряя свои шаги с действиями ему известных в Польше и Литве предприятий, дожидался лучших ведомостей, следовательно, и способности овладеть реченным городом, к чему напрягаемо было все их стремление.
…Я, положась на диспозицию генерала-поручика фон Эссена, приказал, чтобы неприятеля, идущего от Журжи, который от дня в день наглее наступал в числе пятидесяти тысяч пехоты и конницы, пропустив беспрепятственно через реки Аргис и Бабар, дать ему баталию, наждавшись его к Бухаресту, по той необходимости, что между упомянутых рек отнюдь нет места, выгодного к бою, а все положение наполнено лесом и трудными дефилеями, которые при разбитии неприятеля, если будут в его тылу, делали бы ему неизбежную гибель…
Секретный ордер П. А. Румянцева генералам об учреждении постов для поддержки сообщений между корпусами и дивизиями
10 ноября 1771 г.
При ордере моем о расположении войск на квартиры в приложенном расписании, ваше превосходительство найдете, которая дивизия и корпус на какую где надобность располагаются и что всякой оберегать и защищать предложено, и все то, что до генерального надлежит, а сей только к сведению вашему подлежащий содержит в себе все то, что до обвещательных и в подкрепление их и на переправах учреждаемых постов беспрерывного сообщения, заблаговременного уведомления меня и прикосновенных [смежных] к вам корпусов и на случай со оными.
Карло Боссоли. Керчь со стороны Еникале.
1856 г.
Содействия ваше превосходительство, регулируясь по одному, предпишите токмо к частным и на постах определенным командирам то только, что точно до его посту и до связи его с прикосновенными принадлежит, храня все прочее в вышнем секрете, а именно:
1. Посты по Днестру, Дунаю и Олте обвещательные и им в подкрепление и для содержания беспрерывного между одной и другой дивизиями и корпусами сообщения – учредить господам командующим корпусами, по положению места, заняв дистанции от последних 2-й армии через Днестр до устья реки Прута и от Рени к Фалчам, а от Бендер и к Яссам. От 3-й дивизии, в Галаце, через Серет и до устья реки Яломицы и от Галаца к Фалчам, от корпуса между Серета и Рымника располагаемого, от Яломицы по Дунаю и Олте от 2-й дивизии; а где все сии посты и каким числом заняты будут, мне рапортовать с приложением карт. А к прикосновенным дивизиям и корпусам дать знать о тех только, кои к ним примыкают. И при всяком посте поставить по три маяка, дабы через зажжение их можно было судить не только о движении неприятельском, но и о числе его, в каком он где идет; например, от 50 до 100 человек – через один маяк, от 100 до 500 – через два, а выше 1000 – через три. Сим предписанным способом и через письменные или изустные уведомления дошедшие ведомости обо всем, что о неприятеле и его движении, сообщать мне чрез нарочных курьеров, а через первый прикосновенный пост – другого корпуса командиру, и в случаях надобной помощи или поиска над неприятелем, находя оный быть полезным и времени нетерпящим, содействия требовать, объясняя как можно обо всем, что кто предпримет и чего от другого требует, именовав время днем, числом и часом и место селением, там находящимся или бывшим, или же урочищем, чтобы иногда, от неразумения и несогласия, ничто упущено не было, поскольку паче неприятель тем не воспользовался; в каком всякий командир прикосновенной части, соображаясь требованию и пользе, содействовать должен, без всякого отлагательства, взяв надобную осторожность в хранении своей дистанции, а мне за известие тот час рапортовать.
2. Слободзейский на Яломице, Обилесский и Негоешский, тож Слободзейский, выше Журжи, где неприятель на берег вышел, при осаде Журжи, как дознано, подобные посты привести в оборонительное состояние, по мнению господина инженера генерал-майора Раевского, так и другие, ежели по общему его с генералами, командующими 2-й дивизией и корпусом между Серета и Рымника располагаемого, на Дунае и Олте заблагорассудится, и первому быть в части сего корпуса, а прочим трем в части 2-й дивизии, от которых надобное число пехоты с артиллерией и в подкрепление оной и кавалерии господам командующим посменно там содержать, по их усмотрению и обстоятельствам; а с Орашского посту пехоту, при вступлении в квартиры, снять и укрепление скрыть.
3. Через Днестр, Прут и Серет, где мосты и при оных тет-де-пон или редуты сделаны, а особливо при Фалче и Максименах, для осторожности военной и безопасности проезжающих, содержать посменно: при первом – от бригады, там располагаемой, – по сто рядовых с надлежащим числом обер-офицеров и прочих чинов при двух пушках, бывших в батальоне графа Салтыкова, а при втором – от пионерного батальона или корпуса, между Серета и Яломицы расположенных, в числе, каковое по времени и надобности назначит командующий оным; и ежели бы где там изб и пристанища не было – сделать землянки. И те команды при всяком выступлении оставлять при оных, разве иначе приказано будет; а мост при Водянах разобрать и суда от оного иметь в присмотре исправнику того цинута на сей стороне реки. Что до других рек, речек и долин, чтобы во всякое время, конечно, свободное и безопасное сообщение было; господам дивизиями и корпусами командующим особо наблюдать всякому в его дистанции и препоручить нарочно о том пещись, коему заблагорассудят, и велеть, под тяжким ответом тех смотрителей, чтобы паче чаяния и каким бы то случаем ни было не пресеклося сообщение в разлитие большой воды или идущего по рекам льду, заблаговременно мосты разбирать, а в готовности надобное число перевозных судов с работными людьми и со всеми материалами и запасами иметь, требуя всего оного от земли, через исправников, которым лежащих в Молдавии цинутов сделать от молдавского, а в Валахии – от валашского дивана строжайшие подтверждения.
4. Ежели в сообщениях какая перемена по обстоятельствам сделана будет, немедленно о новом учреждении показав, точно причины и какие места займутся, дав знать прикосновенных дивизий и корпусов командирам и мне рапортовать, дабы в неизвестности что упущено не было.
Ордер П. А. Румянцева Х. Ю. Эссену о выборе позиции для расположения войск на время переговоров о перемирии
Весной 1772 г. представители России и Османской империи приступили к мирным переговорам. Итогом их стало перемирие, после чего, в июле того же года, в Фокшанах открылся мирный конгресс. Главными требованиями России были: 1) независимость Крымского ханства от Турции; 2) свободный пропуск русских судов через Дарданеллы и право плавания их по Черному морю и в Архипелаге (греческих островах в Эгейском море); 3) передача России крепостей Керчи, Еникале и Кинбурна. Переговоры в Фокшанах оказались безрезультатными и в начале сентября были прерваны. Перемирие тем не менее продолжалось, поздней осенью 1772 г. мирные переговоры вновь начались в Бухаресте. Но они опять не дали положительного результата, и в марте 1773 г. военные действия возобновились.
22 февраля 1772 г., Яссы
Обнадеживаясь признаками столь уже несомнительными, что теперешняя весна гораздо ранее здесь настанет, нежели в прошедшем году, и хотя еще известия, доходящие к нам, не приносят ничего такого, чтобы уже ознаменовало приготовления от стороны неприятельской к полевым действиям, но по известному положению дел сужу и за потребно, дабы к началу предстоящей кампании предварительно в вашей части положить меры, из уважения, что войска, вам вверенные, расположены в таком крае, где ближе и прежде всего быть могут неприятельские покушения; посему хочу я, чтоб ваше превосходительство по лучшему на месте избранию назначили для своего корпуса удобнейшее место, как ему взять свою позицию по выступлению из зимних квартир. На ваше бдение и защиту остаются и теперь те же места, которые полагались и в прошедшую кампанию, то есть край между Олты и Яломицы и сохранение дунайского берега от всякого неприятельского прикосновения на оный. До́лжно там же вам в связь взаимную себя поставить с войсками, между Яломицею и Серетом находящимися, предопределяя всю удобность вспомоществовать тут надежнейшим образом одной части от другой, а не меньше не опоздайте в свою пору деташемент, что находится за рекою Олтою в Банате Крайовском, сблизить оттуда и содержать оный в таком обеспеченном положении, чтоб в случае, где бы потребовала безопасность, мог оной соединиться с вашим корпусом без всякой себя отваги, а за рекою Олтою иметь ему, доколе можно будет, свои только обвещательные посты. И так, ваше превосходительство, соотнося сии виды, принадлежащие вашему месту, для коих еще я вам только свои мысли, а не положительные уже меры сказываю, имеете мне наперед представить свое мнение, где вы своему корпусу предполагаете стать при его соединении, какие от него отделенные посты считаете учредить за благо и скольким числом обнять оные. И о том свои мысли подайте мне с подробным описанием пользы и резонов, для коих расположение то или другое будет вами за благо признано. А между тем не оставляйте через своих шпионов, или какие посредства можете вы лучше к тому прибрать, наведаться о положении неприятельском на том боку Дуная.
Морские офицеры хотя в некоторых частях описали положение или, так сказать, глубину реки Дуная, но их план не все для нас нужное имеет, а потому и рекомендую я вашему превосходительству послать офицеров Генерального штаба или и других, знающих токмо потребную науку, чтобы они где можно собственным испытанием, а инде распросив людей сведущих, описали в вашей стороне как здешний, так и супротивный берег дунайский, назначая, где на оных есть места, удобные к пристаням, и для какой величины судов, и где что поднимает только чрезвычайной разлив вод, как было прошедшего года, и чего не заливает обыкновенное весеннее наводнение.
Я вам решительную уже дал резолюцию об укреплении Журжевского замка. Если все потребное к тому приготовится, то надобно тамошние работы производить под довольным обеспечением и для того к поспешествованию оных от вашего благорассуждения зависит, с корпусом ли туда подвинуться или часть только какую к тому предопределить. А столько ж нужно при этом случае показать удобовозможные виды в другой стороне; неприятель ваших против него приготовлений к движению наступательному, на которые бы он внимая и ждав на себя вашего движения, не имел времени, доколе работы свершатся, препятствовать течению оных своим предприятием.
Граф Румянцев
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о предложении верховного визиря продлить срок перемирия
13 марта 1772 г., Яссы
Государыня всемилостивейшая!
В 9-й день сего месяца прибыл ко мне в Яссы курьер из Царьграда с письмами от пребывающих при Порте Оттоманской министров их императорских королевских величеств Тугута и его королевского прусского величества Цегелина, а с ним вместе приехал и нарочно посланный от верховного визиря Мегмет Мусун-углу, его чегадарь, через которого прислал он мне прямо и от себя письмо. Сии все письма к высочайшему усмотрению я здесь всеподданнейше подношу списанные, а из содержания оных ваше императорское величество узнать соизволите предлагаемое от самого визиря и через упомянутых министров о согласии Порты к постановлению между воюющими армиями перемирия. Я, уполномочен будучи от вашего императорского величества высочайшим рескриптом от 3 января, сходственно в оном определенным правилам, ответствовал теперь к реченным министрам и самому верховному визирю и копии с таковых моих писем тут же представляю. Соглашаясь на продолжение срока перемирия до 1 июня, не нашел я ничего в том неудобного для наших выгод, так и сами ваше императорское величество благопризнали таково время споспешествующим к пользе дел наших, а видев пропозиции, от их стороны означенные, в записке, приложенной от интернунция Венского двора, кои он мне сообщает за убедительнейшие по пункту соглашения к удержанию военных действий, что оные не различествуют от тех кондиций, которые от вашего императорского величества мне предписаны в основание наставлений к трактованию и заключению перемирия. Изъяснил потому я в своей подобной их ноте, нужное к внушению при желаемых условиях, относительно к берегам крымским, к прекращению всякого сообщения на Черном море и к неприкосновенности к местам, из которых турки были выбиты на супротивном берегу Дуная, как все о том мне и от меня им предложенное, в полном обстоятельстве имею честь всеподданнейше представить в вышеупомянутых к сему приложениях…
Из письма П. А. Румянцева верховному визирю оттоманской порты Мусун-Заде Мегмет-Паше о перемирии
13 марта 1772 г., Яссы
Через отправленного курьера от вашего сиятельства из зимней вашей квартиры в Шумине имел я честь получить всепочтеннейшее и дружеское ваше писание, которым благоугодно было меня уведомить, что Блистательнейшая Порта снабдила вас таковым же полномочием, каковое я получил от ее императорского величества, моей всемилостивейшей государыни.
Послать и уполномочить комиссаров, которые бы съехались в место, что я назначу, между обеими армиями, для переговоров и соглашения о перемирии между двумя воюющими державами, дабы потом уполномоченные от обеих империй могли там собраться, где соглашенность будет, и войти в труд об успокоении чистосердечном и постановлении твердого и полезного мира между обоими народами, вовлеченными по несчастию в пагубную войну, которую обе державы искренно желают окончить, прекращая тем дальнейшее пролитие крови человеческой, в чем их величества император Римский и король Прусский восприемлют участие чрез свое содействие…
Йозеф Хипело. Портрет императора Священной Римской империи Иосифа II.
Вторая половина XVIII в.
Но как министры их величеств императора и короля Прусского, пребывающие при Блистательнейшей Порте, господа Тугут и Цегелин сообщили мне содержание договоров, которые Блистательная Порта полагает в основание заключаемому перемирию, то да будет за благо принято и вашим сиятельством, что и я с моей стороны прилагаю тут таковые же предположения, которые в содержании своем не различествуют от предъобъявленных со стороны Порты; и мы удобно можем в них согласиться, ежели бы только ваше сиятельство благоволили возмещение тут же ограничить плавание на Черном море таким образом, как изъясняется в 4-м артикуле моего предложения, в чем нахожу я столь ощутительнейшую необходимость, что злоупотребления, коим можно произойти без сей предосторожности, могли бы и подать причины к раздору и неспокойствам и отклонить сердца, вместо того, чтобы приближать их в согласие…
Я желаю всеусердно иметь удовольствие получить вскоре от вашего сиятельства ответ, чтобы не умедлить определением сего дела, которое долженствует положить основание к заключению мира.
Циркулярный ордер П. А. Румянцева об обязательном обучении рядовых согласно обряду
13 марта 1772 г.
При расположении армии на зимние квартиры, в ордере от 10 ноября прошлого 1771 года ко всем господам командирам дивизий и корпусов посланном, между прочим я обещал, чему точно рядовых по довольном отдохновении обучать, прислать записку. Теперь наступило время к тому удобное, и я, вашему превосходительству оную приложив, рекомендую в состоящих в команде вашей полках и батальонах приказать точно поступать по оной; а кавалерийским полкам – по сделанному мною в 1770 году «Обряду», – непременно.
Записка, в облегчение людей на настоящее время, чему, отложа все прочее, прилежно обучать и при экзерцициях и смотрах делать
1. Для отдания чести на караул, потом – на плечо.
2. Заряжать ружье, прикладывать, палить, и курок на первый взвод, закрывать полки и на плечо.
3. «На руку» и «на плечо».
4. В правую руку и все вышеописанное обыкновенными приемами.
5. «К ноге» для сокращения в два темпа, а именно: а) взяв правой рукой за ружье ровно с плечом; б) перенести ружье к правой ноге и поставить, держа правую руку по ружью вовсе опущенную.
6. Класть и поднимать ружье, как обыкновенно.
7. От ноги на плечо в два темпа: а) имев, как выше сказано, правую руку опущенную вовсю и, перехватив ружье, вынести против правого плеча, где левой рукой подхватить под приклад, курком от себя, близко к телу; б) положить на плечо.
8. Стрелять плутонгами на месте приступно и отступно, с обеих крыльев батальонов, как обыкновенно.
9. Маршировать и строить в марше дивизионы из взводов и из дивизионов взводы, осажать с половины и четверти взводов, заходить направо и налево, всенепременно по прежде описанному «Обряду».
Письмо П. А. Румянцева верховному визирю Мусун-Заде Мегмет-Паше о продлении перемирия до сентября 1772 г.
3 июля 1772 г.
Приемля с согласием учиненное постановление полномочными послами обеих держав – со стороны ее императорского величества великой и славной самодержицы всероссийской его сиятельством генерал-фельдцехмейстером генерал-адъютантом Кавалергардского корпуса, шефом лейб-гвардии Конного полку подполковником и кавалером орденов Святого Андрея, Святого Александра Невского и Святой Анны графом Григорием Григорьевичем Орловым и его превосходительством тайным советником, Государственной коллегии иностранных дел членом, орденов Святого Александра Невского и Святой Анны кавалером Алексеем Михайловичем Обрезковым, а со стороны его величества султана, государя славного и великого, их превосходительствам и почтеннейшим Осман-эфенди, и мудрейшим великой мечети Софийской шейхом Ессени-заде, что они, в сходстве 9-го артикула перемирия между империями Российскою и Оттоманскою заключенного, при первой конференции, держанной ими в Фокшанах 27-го числа сего июля месяца, усмотрев взаимную склонность с обеих сторон к восстановлению народной тишины и блаженства и для доставления себе нужного времени к исполнению на том основании высоких повелений всемилостивейших своих государей, признали за нужное, согласились и постановили. Да продолжится перемирие между обеими армиями до 10-го числа будущего сентября месяца по старому счислению сего ж 1772 года, и пребудет ненарушимым на том самом основании, как оное между комиссаром и статским советником Иваном Симолиным и диванским Зейд Абдул Керим-эфенди Мукабелиджисувари при городе Журже подписано в 19-й день мая, и как оное внесено и изображено в наших взаимных подтвердительных письмах, я имею честь со своей стороны словом и доброй верой обнадежить ваше сиятельство, что отложенный срок перемирия по вышеописанному условию полномочных на конгрессе до 10-го числа сентября месяца нынешнего года будет соблюден мною и войсками, мне вверенными, во всех частях ненарушимо, в чем и со стороны вашей я хочу быть обнадеженным без замедления, равным сему удостоверением, по содержанию акта, подписанного вышеописанными полномочными и сообщенного от них вашему сиятельству.
Из письма верховного визиря П. А. Румянцеву с жалобой на нарушение русским флотом перемирия на море
Июль 1772 г., лагерь под Шумлой
…Что же касается до перемирия в странах Архипелага, то как с вашей дружелюбной стороны за благо рассуждено было, чтобы между его сиятельством почтенным графом Орловым, первоначальным над Российскою морскою армией, и главнокомандующими Порты Оттоманской было учреждено к тому надлежащее, то и назначен был от Порты Оттоманской тесрифадж, или церемониймейстер, Мустафабей полномочным для переговоров с его сиятельством выше именованным графом Орловым о перемирии на море. А ныне, его превосходительство главнокомандующий морскими силами, почтенный визирь Гассан-паша между тем доносил стременам императорским, каким образом прежде приезда вышеописанного уполномоченного, отправившегося из Константинополя к назначенному месту, те, которые отъезжали и возвращались, соблюдая правила осторожности, проезжали здравы и невредимы. Но от того времени, как отправился уполномоченный, воображая дружбу и согласие, все наши корабли и барки вольно разъезжая, корабли флота Российского зачали поступать с ними больше неприятельски, нежели во время войны, и встречаясь в окружностях, как с купеческими, так и другими кораблями, нечаянно их ограбили и повредили, что нас привело в удивление. Когда вышеописанный отправленный уполномоченный прибыл в Архипелаг на место конференции, то удержали его, сказывая, что еще до сих пор главнокомандующий российский граф Орлов не возвратился из Ливорно, а когда приедет, тогда дело постановлено будет. Вопервых, вашему сиятельству всяческим образом известно было, что вышеописанного главнокомандующего при флоте не было, следовательно, долженствовало постановить дело ко удержанию оружия [перемирию] с его наместником, кто бы он ни был, ибо в подобных делах пренебрежение и нарочное времени упущение причиняет разные предосторожности. Когда полагается начало предисловию дружбы и мира между двумя империями, есть вещь неслыханная, чтобы в одном месте исполняем был долг дружбы, а в другом явно оказываемы были знаки вражды и неприятельства. Тем образом, каким поступать до́лжно на суше, тем же самым до́лжно поступать и на море, для того что, будучи границей Порты Оттоманской, и море, и земля почитается одним телом, и чтобы одна часть тела имела исполнять долг дружбы, а другая часть оказывала неприятельство, есть вещь непонятная между разумеющими физику…
Алексей Григорьевич Орлов
(1737–1807)
Русский военный и государственный деятель, генерал-аншеф (1769), граф (1762). В молодости, как и его старший брат Григорий – фаворит Екатерины II, Алексей прославился своими кутежами и победами в кулачных боях и был очень популярен в среде петербургских гвардейцев. Именно через брата он познакомился и сблизился с Екатериной Алексеевной, супругой наследника престола, а затем императора Петра III. Алексей был одним из организаторов переворота 27 июня (8 июля) 1762 г., в результате которого Петр был смещен с престола и на него взошла Екатерина II.
В 1768 г. Алексей Орлов составил план военной операции против Турции в Средиземном море, был назначен командующим русской эскадрой; за победу в Чесменском бою (1770) получил право именоваться Орловым-Чесменским. В 1775 г., в связи с опалой брата, Алексей Григорьевич подал в отставку. В 1787 г., после начала очередной русско-турецкой войны, Екатерина предложила А. Г. Орлову возглавить русский флот в Средиземном море, однако он от этого предложения отказался.
Якоб Филипп Гаккерт. Русская эскадра у берегов Катании (переход эскадры Балтийского флота в Греческий архипелаг во время Русско-турецкой войны 1768–1774 гг).
1778 г.
Но еще мы надеемся, что вы будете писать письма к занимающему место главнокомандующего морской армией великой империи Российской или к самому главнокомандующему, чтобы как должно обузданы были корабли, при них находящиеся, и дабы возвращено было после перемирия хозяевам имения, корабли и все взятые вещи. Равно же и прикажете, дабы согласуя с тамошними морскими сторонами кондиции перемирия, заключенного на сухом пути с уполномоченными Оттоманской Порты, дело в порядок приведено было.
Письмо П. А. Румянцева верховному визирю Мусун-Заде Мегмет-Паше с ответом на жалобу о нарушении русским флотом перемирия на море
16 июля 1772 г.
Учреждая всегда мое поведение на истинном чистосердечии и взаимствуя нелицемерным усердием той дружбе и согласию между нами, которые возвести до их совершенства, подобно мне, прилагали ваше сиятельство свои старания, был я наибольше в том уверен, что ваше сиятельство противного сей справедливости ничего не положите в мою сторону, но, получив теперь последнее всепочтеннейшее писание ваше, в котором изъясняете вы мне по донесению главнокомандующего вашими морскими силами почтенного Гассан-паши, о произошедшем действии в Архипелаге от Российского флота на некоторые корабли, принадлежащие Порте Оттоманской, и что там еще не заключено перемирие по отсутствию главного командира тех российских войск его сиятельства господина генерала и кавалера графа Алексея Григорьевича Орлова, вменяя сие происшествие за противное договорам перемирия, заключенным в Журже через наших комиссаров, имею причину сослаться на содержание четвертого артикула из тех девяти, на которые и ваше сиятельство ссылаетесь. Оным только выговорено послать уведомление в Архипелаг к его сиятельству господину генералу графу Орлову о начатом и заключенном здесь перемирии, а на тамошних водах учинить особливое соглашение с уполномоченным от Порты к удержанию неприятельских действий предоставлено беспосредственно упомянутому российскому командиру. Следовательно, сие дело сколько не подходит под условие, учиненное нашими комиссарами, как по точному исключению его из оного, так и потому, что реченный генерал, его сиятельство граф Орлов, по своему месту независим находится от моего начальства, то и происшедший в той стороне поступок, где меры должны быть положены через особливые договоры, отнюдь не может присвояем быть к нарушению между армиями сделанного условия, которое во всех частях своих с моей стороны настолько свято соблюдается, что я не жду, чтобы ваше сиятельство возымели причину когда-нибудь иначе сие признавать. Я считаю, что доводы сии уже сильны оправдать добрую веру и мое слово и успокоить резоны, кои употребили ваше сиятельство в своем письме под присовокуплением к нашей конвенции дела, которое изъято из оной точным артикулом и принадлежит особливому постановлению.
Памятная медаль, вручавшаяся участникам Чесменского сражения
Между тем я могу уверить ваше сиятельство, что я, подавая мои уведомления в Архипелаг, отнюдь не был известен, чтобы не присутствовал тогда при флоте его сиятельство граф Орлов, не меньше, что и случившееся неприятное приключение могло разве произойти в его отлучке, ибо не может быть безызвестно вашему сиятельству, как и народам, где сей вождь производил свои действия, сколько подал он знаков истинного своего великодушия и добродетелей, возвышающих в нем человеколюбие и любовь к добру общему, коими движим будучи, не отречется он сделать справедливости и в сем случае. Я также могу обнадежить ваше сиятельство, что желаемые вами договоры о перемирии и в Архипелаге помянутым господином генералом графом Орловым, а в небытность его командующим флотом – адмиралом Спиридовым без продолжения времени начаты будут. Ради того в удовлетворение вашего желания я посылаю моего нарочного к настоящему командиру нашего флота в Архипелаге, подавая оному изъяснения, к сему относящиеся, и прошу вашего сиятельства скорейшему оного туда проезду споспешествовать вашими повелениями.
Ратификация соглашения о перемирии, подписанная П. А. Румянцевым
21 сентября 1772 г., Яссы
Ее величества императрицы Всероссийской главнокомандующий 1-й армией генерал-фельдмаршал, малороссийский генерал-губернатор, коллегий президент, российских императорских орденов Святых Апостола Андрея, Александра Невского, военного Святого Победоносца Георгия 1-го класса и Святой Анны кавалер, я, граф Петр Румянцев, сим сознаю и объявляю всем, до кого сие надлежит.
Что по учиненному между мною и его сиятельством господином верховным Оттоманской Порты визирем Мусун-заде Мегмет-пашой соглашению на продолжение вновь перемирия от 10-го сего месяца на сорок дней на точном основании, без наималейшей отмены постановленных при городе Журже артикулов – уполномоченными комиссарами со стороны российской господином статским советником Симолиным; с стороны же Порты Оттоманской – Сеид Абдул Керим-эфенди Мукабележи-сувари, так как они от слова в слово гласят, я, желая удовлетворить моему обязательству относительно к вышеописанному постановлению продолжаемого перемирия, с моей стороны ратификую и утверждаю сим оное, обещая содержать, сохранять и исполнять искренно и ненарушимо до тех пор, пока с другой стороны не произойдет действие и движение, противное сему перемирию. Во верность чего я сие подписываю моею рукою с приложением герба моего печати. Учинена в молдавском городе Яссах сентября 21-го дня 1772 года.
Донесение генерал-майора А. В. Суворова Г. А. Потемкину о содействии экспедиции на Туртукай
7 мая 1773 г.
Имею я ордер от его сиятельства господина генерал-поручика и кавалера графа Ивана Петровича Салтыкова произвести операцию на Туртукай сего месяца против 9-го числа.
Сей час его сиятельство, паки мне подтверждает сообщить вашему превосходительству и просить, чтобы своими видами против силистрийского неприятеля изволили облегчить здешние действии против Туртукая накануне того.
А как я действительно оные начать намерен против утра 9-го числа, то ваше превосходительство о реченном покорно прошу и остаюсь с моим почтением вашего превосходительства покорный слуга
Александр Суворов
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II об условиях переправы через Дунай [90]
17 мая 1773 г., Фокшаны
…Я поучаясь непрестанно о пользе дел вашего императорского величества и стараясь всеми силами наводить ощутительной вред и замешательства неприятелю, ищу всех способов, каким бы образом мне точнее выполнить вашего императорского величества всевысочайшее повеление касательно перехода через Дунай, и для того ездил я сам в Браилов и осматривал при оном течение сей реки, где на надобный случай удобнее кажется всех переправа. Но не нахожу я возможности к наведению и там моста по великому стремлению реки сея и над чаяние случающимся от нее наводнениям, причин коих ради турки великим иждивением строенные мосты наводили редко, а удерживать никогда не могли, а потому хотел я в согласие предпринимаемым поискам с нижней части (которые я предписал на сих днях, под предводительством генерал-майора барона Вейсмана, вновь распространить через Бабады до Карасу на Абды-пашу, по новейшим известиям в околичностях последнего стоящего и к Бабадам податься вознамерившегося) отсюда прямо взять путь к устью Яломицы и против Гирсова, нашими занятого, остановясь, по обстоятельствам переправляться там на судах через Дунай и содействовать вышеописанному деташементу или другим частям войск вашего императорского величества, на сей стороне Дуная находящимся. Однако же и сей поход прямо к устью Яломицы за безводием, а переправы по широте реки оказались неудобными, и для того иду уже я ныне с главным корпусом армии прямо к Браилову, предоставляя, туда дошедши, распорядиться по усмотрению свои дальшие движения, то есть там ли через Дунай на судах переходить, или к устью Яломицы, или как тогда обстоятельства востребовали бы, обратиться…
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о переправе корпуса генерала Вейсмана через Дунай и сражении при реке Карасу
30 мая 1773 г., лагерь при р. Яломице
Государыня всемилостивейшая!
Вследствие всеподданнейшего моего донесения от 17-го сего месяца продолжал я движение с главным корпусом армии от Фокшан к Браилову, где намерялся переправить часть войска в усиление на той стороне находящемуся; но от переправы той хотя удобной нашлись лежащие проходы от Мачина до Гирсова столь тесны и между каменных гор, коих и расширить не можно, что не только артиллерию, да и простые повозки без большой остановки провезти нельзя по ним; и сколь сей ради трудности, так и по доходящим известиям из-за Дуная от генерала-майора Вейсмана, достигавшего уже высоты Гирсова, что не только неприятеля, но и жителей в той стороне нигде он не находил; а напротив, от генерала графа Салтыкова и генерала-поручика Потемкина имея уведомления, что неприятель от дня в день против них усиливается и открывает разные виды, угрожающие им поисками, пошел я на реку Яломицу и вступил 27-го числа в сей лагерь положением недалеко от устья оной, чтобы мне, как в той же всеподданнейшей доносил вашему императорскому величеству, быть ближе на всякий случай на обоих берегах. Тут на другой день моего прибытия получил я от генерала-майора барона Вейсмана, который, по моему предположению, о коем вместе с вышеописанным имел я честь предуведомить ваше императорское величество, переправясь со своим корпусом чрез Дунай при Тульче, следовал во время моего движения вдоль реки Дуная, по другой стороне оной до высоты Карасу, где долженствовал он простереть свой поиск на неприятельской корпус, в околичности того места расположенный и предводимый, по известиям доселе бывшим, Абды-пашой через Гирсов вкратце рапорт, который пополнить вскоре имел обстоятельным, что он во исполнение того 27 мая в восемь часов поутру атаковал неприятельский корпус при Карасу, состоявшей в 12 тысяч под командой Абдулла арнаут и черкес Гассан-паши, да татарского султана Багимет-Гирея, и одержал над оным совершенную победу, хотя пехота их упорно держалась в ретраншементе. Причем неприятеля 1100 человек пало убитыми, сто в полон взято, а в добычи получено 16 пушек, 9 знамен, весь неприятельский лагерь и обоз. Неприятель, там разбитый, бежал по дороге к Базарчику и преследован к вящему его вреду от наших войск. Наш урон в сем деле, сколько по скорости мог узнать генерал-майор Вейсман, состоит в убитых двух офицерах, в пятидесяти рядовых, ранено обер-офицеров – пять, нижних чинов – 160, казаков убито – 12, ранено – 19. Сию победу торжествует армия вашего императорского величества, принося Всевышнему благодарственные молитвы с пушечной пальбой, и о которой дерзаю мое всеподданнейшее повергнуть к стопам вашего императорского величества поздравление…
Ордер П. А. Румянцева Г. А. Потемкину о подготовке к переправе главной армии через Дунай и к соединению с корпусом генерал-майора Вейсмана
4 июня 1773 г., лагерь при р. Яломице
Сейчас я получил рапорт от господина генерал-майора барона Вейсмана, которым доносит мне на мое требование, что он от Карасу прямым трактом через Росова может пройти в три марша и полагает 5-го числа поутру выступить оттуда, а 7-го числа поутру же при Гуробале неприятельский пост атаковать и сие место занять, и ежели того же 4-го числа от корпуса вашего превосходительства несколько войск и пушек больших присоединено будет, то он рассуждает, что 8-го числа можно оным сделать и на корпус неприятельский при Силистрии опыт.
О сем движении и расположениях господина Вейсмана уведомляя ваше превосходительство, равно и о том, что и я с главным корпусом завтра поутру выступлю отсюда и подвигаться буду к той же высоте, рекомендую вследствие вчерашнего моего ордера приготовиться вам со своей стороны во всей должной исправности, чтобы, соображаясь действиям г-на Вейсмана, к тому же времени высадить для содействия свои войска на супротивный берег, на что делая свои распоряжения, имеете меня уведомить.
Румянцев
Диспозиция переправы через Дунай при урочище Гуробал, данная П. А. Румянцевым
8 июня 1773 г.
Наперед переправляться полевой артиллерии № 1, 1-й гренадерский, Куринский и половина № 2-го, потом вся гаубт-квартира [штаб].
Другая половина № 2-го, Санкт-Петербургский, 3-й гренадерской и артиллерии № 3-го, Сибирский и Рязанский карабинерные.
2-я линия:
№ 6-й артиллерии, Севский, 2-й Московский, половина № 5-го, вторая половина № 5-го, Старооскольский, Новгородский и № 4-й.
Кавалерия: Ригский и гусарский Острогожский.
Генералитеты при своих частях и бригадах.
Напоследок переправляются Донской казачий полк и пионерный батальон.
Обозы все повелено при такой переправе отправить в вагенбург, который устроить на назначиваемом удобном месте, а с собою иметь генералам и полковникам каждому по две, штаб-офицерам – по одной, обер-офицерам на роту – по одной повозке. Провианту на наличное число, полагая в том и четырехдневный, что на людях на 15 дней; рогаточные роспуски все, кузнечные в каждом полку по одной, лазаретные все, палаток половинное число, маркетентеров по одному куреню в полку, аптечных ящиков в бригаду по одному.
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о трудностях переправы войск через Дунай
14 июня 1773 г., из лагеря в Булгарии в 7 верстах от г. Силистрии
Всемилостивейшая государыня!
Долг звания моего вынуждал из меня представить в марте месяце вашему императорскому величеству с изъяснением всех встречающихся такому предприятию, каков переход с армией через Дунай, трудностей и самой опасности; но законом имея священным вашу волю и не удостоясь получить иной резолюции, почитал уже я за твердое предположение от вашего императорского величества, чтобы перейти мне конечно с армией за Дунай вследствие высочайших повелений в рескрипте от 28 февраля. И потому со стороны усердия был я беспрерывно побуждаем к выполнению оных и к всемерному преодолению всяких трудностей; превзошел я, всемилостивейшая государыня, подлинно силы слабого во мне искусства и, переправясь теперь за реку Дунай, веду уже я ваши войска на поражение в сем краю неприятеля и за счастье себе сочту, если могу найти самого визиря.
Свет, конечно, с удивлением воззрит и на сие великое предприятие вашего императорского величества, и лестно мне сопричаствовать в исполнении повелений столь великой монархини. Я надежду твердую возлагаю на Господа Всемогущего, что он, благословляя всегда вашу справедливую причину, пошлет свыше нам свою помощь и в сем подъемлемом подвиге армией вашей и благословит все намерения вашего императорского величества.
Повергнув себя к освященным стопам вашего императорского величества, имею счастье пребывать с глубочайшим благоговением вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Петр Румянцев
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о переправе через Дунай и занятии неприятельского лагеря у Гуробала
14 июня 1773 г., из лагеря в Булгарии в 7 верстах от Силистрии
Государыня всемилостивейшая!
От 30-го числа истекшего мая имел я честь всеподданнейшею моею донести вашему императорскому величеству, что я, тогда находясь с главным корпусом армии близ устья реки Яломицы, держал посредством занятого замка Гирсовского мою связь с корпусом, шедшим по той стороне Дуная под командой генерал-майора и кавалера барона Вейсмана, и предполагал по надобности там высадить войска в соединение с оным; но, осмотрев 1-го числа сего месяца Гирсов и переправляясь на легкой запорожской лодке с двадцатью шестью гребцами, едва в четыре часа мог перевезтись через реку и тамошние проливы, нашел оную во многом неудобной; а особливо что по течению сей реки и для соединения с генералом-майором Вейсманом вся бы моя часть была из всех действий, старался искать другой и удобнейшей по положению и намерениям переправы, которая и нашлась больше способной в дистанции генерал-поручика и кавалера Потемкина по его сведению и по обозрению напоследок генерал-майора Муромцева против места на супротивным берегу, называемого Гуробалы; но сей проход, отстоящий от Силистрии в тридцати верстах, стережен был неприятельским постом, тут же в Гуробале утвержденным с пушками, который усилен был на настоящее время до шести тысяч пехоты и конницы под командой трех двухбунчужных пашей – Али, Джафара и Абдуллы; несмотря, однако, на всю сию приготовленную от неприятеля защиту, коль польза службы настояла в низвержении сего поста, велел я генерал-майору Вейсману от Карасу идти к оному, и ежели можно в тыл, а генерал-поручику Потемкину – от Ликарешт изготовиться, чтобы, на своих судах от реки высадив войска в лицо неприятелю, одновременно, как Вейсман обойдет, атаковать. Положа сие намерение, перешел и я с главным корпусом армии 5-го сего месяца через реку Яломицу и следовал без растагов, ведя наравне со своим ходом по Дунаю от Гирсова и приведенные для переправы суда к той же Гуробальской высоте, где атаку на неприятеля долженствовали генерал-поручик Потемкин и генерал-майор Вейсман учинить 7 июня. Поутру в тот день, коль скоро неприятель обозрел приступ на себя, с сухопутной стороны корпус генерала-майора Вейсмана, а от воды – на судах генерал-поручика Потемкина, который весьма заблаговременно поспел туда в содействие, да открыто сим туркам было уже иное движение по левому берегу Дуная, то в великом смятении и страхе изо всего своего лагеря, разделявшегося на три части, побежали они от первых выстрелов вверх, схватив с собою пушки и закрывая оные и пехоты своей бег конницей. Командовавший авангардом в части барона Вейсмана полковник Чорба обращен был с гусарским Харьковским и тремя казачьими полками на преследование оных, и сии, коих достигли, перерубили, а особливо при дефилее от лагеря в десяти верстах, где неприятель не мог скоро пробраться. Неприятель потерял тут убитыми более 300 человек…
Рядовой Донской конвойной казачьей команды второй половины XVIII века.
Литография. Середина XIX в.
Согнав неприятеля таковым образом из укрепленного места и очистив себе тут через Дунай способнейшую переправу, поспешно я перевозил войска на судах, совокупив в место все те, что приведены снизу и сверху от корпуса генерал-поручика Потемкина, и сам с первою частью оных 11-го числа поутру переехал за Дунай. Осмотрел я того ж дня весьма тесный проход, ведущий к Силистрии, и деланные генерал-майором Муромцевым в горах и по берегу две дороги, а через речку Галицу, выходящую из озера, по которому сие название имеет, и впадающую в Дунай, наведенные мосты. Для выигрывания времени приказал я назавтра, то есть 12-го, передовым корпусам генерал-поручика и кавалера Ступишина, к которому и барона Вейсмана присоединен, и генерал-поручика же и кавалера Потемкина одному за другим проходить сии узкие места и, пройдя мосты, взять лагерь. Неприятель в пяти верстах вниз от Силистрии по нашей дороге стоял на высотах, стан его был окопан рвом и защищаем пушками, в нем поставленными. Известия через пленных я имел, что Осман-паша, державший пост выше Силистрии, сюда перенесся со своим корпусом, после того как Джафар и с ним бывшие паши сбиты были с поста Гуробальского.
Сей неприятель, как передовой корпус генерал-поручика Ступишина, перейдя речку Галицу, приблизился взять свой лагерь на противолежащих высотах, а после первой перепалки с легкими войсками вошел стремительно в прямое дело. Сам Осман-паша, пленные показывают, ударил тут со своей конницей в наши легкие войска и на пехоту, но, будучи отбит, ускорял тем самым новые наши успехи, ибо генерал-поручики Ступишин и Потемкин, опровергнув стремление его конницы, вслед за тем повели приступ и на его лагерь и воспользовались настолько сим случаем, что к полной победе неприятеля взяты его стан, артиллерия и все тут бывшие запасы…
Сим я спешу, всемилостивейшая государыня, повергнуть всеподданнейшее мое донесение, что упомянутые части войск ваших на правом берегу Дуная соединились по окончании через сию реку благополучно…
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о причинах обратной переправы армии через Дунай
30 июня 1773 г., лагерь при деревне Жигали
…Сделал я движение с главным корпусом 22 июня, стараясь через реку Галицу и через все большие горы и тесные дефилеи пройти на высоты, которые лежат в шести уже верстах от нашей через Дунай переправы. Корпус генерал-поручика Потемкина сим же путем шел вслед за мною. На сем походе поутру стала нам слышна пушечная пальба в правой стороне, которая знаменовала происходившее уже сражение с неприятелем корпуса барона Вейсмана. Долго я не имел от него ни о чем уведомления, кроме того, что один с начала сражения бежавший пикинер в полном страхе прискакал ко мне, извещая совершенное разбитие всего корпуса, которого словам не только я не поверил, но еще в ту же минуту и наказал его как вредного беглеца. Напоследок генерал-майор Муромцев первый прислал мне рапорт, что неприятель многочисленный там побежден; овладели наши полки его лагерем и артиллерией и уже оного преследуют. Вслед за тем получил я подтвердительные известия, но купно с тем и печальное, к общему прискорбию, что генерал-майор и кавалер барон Вейсман фон Вейсенштейн, пройдя сквозь неприступные места и окружен будучи превосходным числом неприятельских лучших войск, сколько не мог никто чаять тут их найти, примером в себе неустрашимого духа ободряя подчиненных, разбил все сии силы, но среди полной уже своей победы на месте боя пал сам убитым оружейной пулей, которая пронзила насквозь его руку, грудь и сердце. Сим запечатлел сей многократно победитель турок на том берегу Дуная славу своих военных подвигов и великое усердие к службе вашего императорского величества…
23-го числа генерал-поручик Потемкин привел полки корпуса Вейсмана от места сражения в соединение с главной частью и донес, что в той стороне, кроме по разбитии бегущих без остановки, не открыт больше нигде неприятель; не показывался он также и из Силистрии во время нашего обратного похода, кроме конных только партий, высланных для обозрения.
Отто Адольф Вейсман фон Вейсенштейн
(1726–1773)
Выходец из лифляндского дворянского рода Отто Адольф Вейсман фон Вейсенштейн начал службу в 1744 г. рядовым, к началу Семилетней войны 1756–1763 гг. он дослужился до звания капитана. Отличился в сражениях при Гросс-Егерсдорфе и Цорндорфе, в последнем был дважды ранен.
В 1768 г. Белозерский пехотный полк, которым тогда командовал Вейсман, преследуя отряд барских конфедератов, зашел на турецкую территорию и в пылу сражения сжег город Балту – этот эпизод и стал поводом к началу Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. В ходе войны, командуя бригадой в армии П. А. Румянцева, Вейсман особо отличился в сражениях при Ларге и Кагуле, его рейды в глубь турецкой территории наводили ужас на противника. Геройская смерть Вейсмана вызвала искреннюю печаль во всей армии.
Не имея уже нигде более против себя в поле неприятеля, после многократных его развитий, а видя от всегдашнего дела с ним и от походу всех людей утружденных до бессилия и что вся кавалерия пришла в несостояние, у которой лошади ни на час из-под седел не выходили, имея вседневно дело с неприятелем и по оному беспрерывное движение, как равномерно ездя далеко за тростником одним, из коего для нее весь корм состоял, но и тот уже от дня в день устаревая, не служил более на пищу, травы же на сих гористых местах отнюдь не было; и считая поиск на верховного визиря в Шумлу неудобным и бесполезным; неудобным потому, что нет проходу по образу, строю и экипажей наших войск по дороге, туда ведущей, а бесполезным ради того, что он, войска отделяя от себя, с которыми мы всеми имели дело, держится, по-видимому, на готовой ноге к бегу в горы, чего никоим движением упредить нельзя, а по донесению от последних выходцев уже он и оставил Шумлу и отправился далее внутрь Румелии. Созывал я 24-го числа генералов на второй военный совет, на коем, рассуждая о положении нашем и неприятельском, заключили переправиться через Дунай на свой берег, а для каких причин усмотреть изволите, всемилостивейшая государыня, в копии, здесь подносимой, о том приговора, вследствие на совете определенного. В тот же день, отправив корпус, вышедший из Бессарабии, по правому берегу Дуная через Карасу в Измаил под командой генерал-майора Райзера, и не имея опасности по всем известиям, чтобы было у неприятеля в той стороне столько сил, чтобы сделал на него важное покушение, но, напротив, предполагая, что и сей корпус в пути своем может еще на него производить поиски, а сие учинив, 25-го приступил главной корпус, а по нем генерал-поручик Потемкин, к обратной у Гуробал переправе, и кончили оную благополучно 27-го к полдню.
Меры всегда имея готовыми принять неприятеля в Силистрии, хотя бы на последнюю остающуюся часть покусился, но он не хотел не только сего учинить, но ниже́ назрить [обнаружить] наши следы, вышел из авантажного положения…
Из письма Екатерины II П. А. Румянцеву об отходе русских войск на левый берег Дуная
18 июля 1773 г., Петергоф
Граф Петр Александрович… Теперь приступаю я к другому предмету вашего письма, то есть к живому описанию положения вашей армии, в котором вы пишете, что под именем армии не более имеете, как корпус небольшой в 13 тысяч пехоты на все действия с визирскими силами. Признать я должна с вами, что армия ваша не в великом числе, но никогда из памяти моей исчезнуть не может надпись моего обелиска, по случаю победы при Кагуле на нем начеканенная, что вы, имев не более 17 тысяч человек в строю, однако славно победили многочисленную толпу, предводимую тогда визирем Галилбеем, с которым считалось до полутораста тысяч человек, что весьма во мне утвердило правило, до меня римлянами выдуманное и самыми опытами доказанное, что не число побеждает, но доброе руководство командующего, совокупленное с храбростью, порядком и послушанием войск. Сожалею весьма, что через сей ваш бывшей весьма многотрудный за Дунай и обратный поход утомлены сии храбрые люди и что лошади дошли до крайнего изнурения, как вы о сем в вашем письме ко мне упоминаете, но надеюсь, что вашим же, известным мне об них всегдашним попечением, и люди и лошади паки приходить будут в прежнее их состояние. Что же ваше оборонительное положение рушилось до самого основания и вам нелегко будет оное восстановить, сие себе представить могу не беструдным для вас, ибо через месяц ваша позиция три разные вида получила, а именно: первое ваше положение по сию сторону Дуная, потом наступательная переправа через Дунай и затем обратной поход ваш, совокупленный с восстановлением паки оборонительного положения. Все сии, так сказать, переломы, конечно, соединены быть должны с немалыми трудностями и заботами; но, знав ваше искусство и испытав усердную ревность вашу, не сомневаюсь, что вы, в каких бы ни нашлись затруднениях, с честью из оных выходить уметь будете. Супротивный дунайской берег у Силистрии вы мне описываете столь неспособным к продолжению на оном военных действий, что не токмо удвоить, но и утроить надлежало армию для получения твердой на оном ноги. Я описанию сему вашему совершенную подаю веру; но поскольку не желаю окончания войны нанесением наивящего вреда неприятелю в недрах его, не могши получить мира, сносного чести и пользе моей империи негоциациями, после стольких побед, со всем тем удвоить, а еще менее утроить армию я не в состоянии, и сие сверх того и за полезно не почитаю по вышеописанным мною постоянно принятым и следуемым правилам; все, что делать ныне могу, есть то, что я из польского корпуса приказала к вашей армии послать несколько еще полков для усиления оной, и надеюсь, что они еще ко времени к вам приспеют, ибо полагаю, по нынешним вашим мне уведомлениям, что большая часть от него времени исчезнет, и, следовательно, обыкновенное время кампании сей, прежде нежели вы в состоянии будете паки принудить вашими действиями неприятеля к ускорению мирных договоров. В сем и в прочем я вам руки не связываю; как теперь, так и прежде в совершенной вашей воле состоит наносить неприятелю все те удары, которые по мере сил ваших вам Бог на сердце покажет. Более доверенности, кажется, вы от меня уже желать не можете, но дабы вы во всем совершенно удовольствованы были и ответствуя на все строки письма вашего ко мне, приказала я выправиться [навести справки], на какие из ваших требований или писем вы от меня решением не снабжены, и если таковые отыщутся, то немедленно на оные вам сообщены будут мои о том положения, не менее как и награждение тем, кои оного по вашему представлению заслужили, дабы дух подчиненных ваших и в сем случае был ободряем, так как я привыкла оных не приводить в упадок, что многими вам не безызвестными опытами самым делом по вашему представлению уже многократно доказала. Что же ваши телесные силы через войну, водимую пять лет сряду, пришли в ослабление, как вы о том ко мне упоминаете, даже до того, что вы охотно желаете увидеть такового на вашем месте, которой бы, так как вы, полагал счастье свое в угождении воле моей и в благе Отечества, о сем осталось мне сердечно жалеть, и, конечно, сколько Бог подкрепит телесные и душевные силы ваши к предводительству орудий российских, империя не иначе как с доверенностью от вас ожидать должна дел, соответствующих уже приобретенной вами ей и себе славы; но со всем тем, если бы по человечеству свойственным припадкам вы, к общему сожалению и моему, не в силах себя нашли продолжать искусное ваше руководство, то и в сем случае я бы поступила с обыкновенным моим, ко всем в подобных обстоятельствах находящимся, уважением. С победами, полученными вами за Дунаем, от всего сердца вас поздравляю и желаю, чтобы вы завистникам всегда ответствовали победами. Смерть храброго генерал-майора Вейсмана мне чувствительна весьма была, и много о нем жалею. В прочем остаюсь к вам доброжелательна
Екатерина
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о причинах, замедливших переправу через Дунай
17 декабря 1773 г., Кариешты
…Замедление в доставлении всеподданнейших моих донесений о действиях войск, бывших за Дунаем, вслед за посланными через князя Долгорукова, происходило от прерванного на то время всякого здесь сообщения через ужасное наводнение, поразившее и дороги, и поля, и целые селения, так что и мои, и от генералов ко мне посланные курьеры, где день был езды, задерживались сими непреоборимыми препятствиями больше недели…
Что до Силистрии, то бомбардированием оной, кроме вреда, причиненного и городу, и войску тамошнему, привязан был неприятель к тому месту и не мог уже учинить диверсии нашим войскам, двинувшимся вовнутрь его земель. По успехам и последствиям от корпусов барона Унгерна и князя Долгорукова, наипаче если бы они выгнали визиря из Шумлы и стали в тылу сему городу, надежда была, конечно, тогда бы поступить формально на овладение оным. Но когда не сбылось первое, то и не оставалось мне уже доносить вашему императорскому величеству, чтобы генерал-поручик Потемкин мог одной своей частью добывать тот город, в котором неприятель засел в больших силах, и сколь способна тут ему оборона, нам то известно из испытания в начале кампании; а при том ему, Потемкину, к переправе не было уже и судов, ибо в своей части должен он был ссудить оными по требованию графа Салтыкова, у которого необычайною погодой вся флотилия во время его вступления на неприятельской берег была разбита и разнесена волнами.
Ваше императорское величество примечание высочайше полагаете, что действия за Дунаем больше бы плод принесли, ежели бы оные принимались месяцев за шесть назад.
В начале сей кампании я осмелился представлять, сколь сильно неприятель свои укрепления обороняет, и мы хотя в поле всю поверхность над ним одерживали, но при полном собрании тогда своих сил мог он против нас засады делать и брать весьма сильные, а для нас опасные меры на пресечение нашего сообщения со своим берегом. Постов же его твердых нельзя покидать за собой, а приступ на них стоил бы великой потери людей, на что я решиться не отважился…
Год или лето сие считаете вы, всемилостивейшая государыня, по пустому прошедшим. Посему не одно в том мое несчастие скорбные мне чувства дает, но и труды всех моих сподвижников к состраданию влекут, которые, перенося безмерные тягости и отваживая во многих случаях на всю опасность самую жизнь, были в надежде со мной удостоиться благоволения вашего императорского величества, ибо ежели исчислить все наши поверхности, в сию кампанию приобретенные над неприятелем, ежели уважить его потерю в людях пленных и убитых, в артиллерии, военных и питательных припасах, ежели поставить в дело те разорения, которые к вреду его причинены опустошением земель при наступлении зимы и переводом жителей на наш берег, и ежели к тому еще приложить, что все его наисильнейшие замахи [покушения], о которых во всю Европу гремели газеты, испровержены, то поистине должна бы иметь свою цену и нынешняя кампания. Сравнивать оную нельзя с прошедшими потому, что ни наше, ни неприятельское положение теперешнее не похоже на тогдашнее, ибо чем далее пойдем, то еще труднее будет вызвать неприятеля на дело в поле, который войдет в оборонительное положение и сблизит натурально к рукам все ему пособствующие пункты, а нам до́лжно будет от таковых своих удалиться на величайшее расстояние и употреблять самые жестокие и крайние средства…
С какою трудностью доселе обходится нам получаемое пропитание из Польши, я уже подробно представлял вашему императорскому величеству, но и теперь, хотя я все и крайние уже меры употребляю, не щадя жителей польских, чтобы наполнить свои магазины подунайские, не осмеливаюсь, однако же, ваше величество, наперед уверить, будет ли и сие средство столь достаточно, чтобы поспеть запастись к весне на таком отдалении большим количеством пропитания и выполнить в том совершенно вашу волю…
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о причинах задержки выступления армии из зимних квартир
Из-за нехватки войск и катастрофического положения со снабжением в ходе кампании 1773 г. П. А. Румянцев не сумел добиться решительной победы над многочисленной турецкой армией. Его войска провели ряд блестящих операций на правом берегу Дуная, но затем были вынуждены отойти на левый берег. При этом командующий большую часть своих усилий тратил на организацию удовлетворительного снабжения армии. Кампания следующего, 1774 г., началась в условиях тех же трудностей.
18 марта 1774 г., Яссы
Государыня всемилостивейшая!
Хотя я прилагаю неусыпно рачение, чтобы сколь можно ранее открыть на супротивном берегу военные действия, во исполнение высочайших предписаний от вашего императорского величества, но естественные препятствия, то есть продолжающаяся здесь и доселе большая стужа, а от оной и непроизрастание травы ни малейше на полях, не только того учинить еще не дозволяют, да и выступить войскам из квартир нет средства, не подвергая себя и скот опасному изнурению.
Сии непреоборимые противности удерживают армию вашего императорского величества от всякого начинания полевых действий; а упражнение между тем мое есть в приготовлении всего надобного к тому, дабы, когда пора удобная настанет, не замедлить движением войск, для которого в исправность и готовность приводятся полки, елико возможно по неприбытию еще в оные на укомплектование рекрут и строением [пошивкой] мундирных вещей, едва только теперь привозимых…
… Генерал-поручик Каменский рапортовал от 7-го числа из Баната Крайовского, что неприятель, переправившись ночью через Дунай на нашу сторону от крепости Острова, засел в горах и отрезал посланный наш разъезд из арнаут, а потом напал на пикет пред Глоговым, да и на самой Глогов, оттуда все арнауты разбежались, а неприятель тотчас поворотился в Банат и к Дунаю, к крепости Острову, где и переправился через реку. При сем набеге убит наш один казак, один гусар, а из арнаутов двадцати трех человек разбежавшихся сколько побито или пленено, еще не собрано точного известия.
Вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Петр Румянцев
Ответ П. А. Румянцева верховному визирю оттоманской порты Мусун-Заде Мегмет– Паше на предложение заключить мир
21 марта 1774 г.
Провидение Всевышнего Творца, располагающее делами человеческими, если возводит на степень знаменитейшую мужа, благонравием и разумом блистающего, то несомнительное знаменование есть в том его благости на пользу народную. Ваше сиятельство от первых дней, подавших нам случаи к взаимной дружбе, видите непрерывно и до сей еще поры, с каким я удостоверением пребываю о ваших душевных свойствах и сколько я к благоразумию и человеколюбивым вашим намерениям сохранял и храню признательность, почитая, что власть свою и доверенность к себе государскую обращаете вы на возвращение наипаче благоденствия народам, бедами войны угнетенным, в чем прямая и достохвальная есть должность нашего звания.
Михаил Федотович Каменский
(1738–1809)
Привыкши мыслить об особе вашей с таким сердца моего расположением, приемлю я так, как некоторое уже событие добрых моих мнений, письмо вашего сиятельства от 4-го дня луны мухаррема, привезенное мне чегодарем вашим Саидом, в котором вы изъясняете, что получили дружелюбное известие от министра, имеющего резиденцию в Константинополе, его величества короля Прусского, что посредством сего государя, обеим сторонам благожелающего, примирение сделаться может, и вследствие того ваше сиятельство, препроводя ко мне особливо письмо оного министра, желаете, чтоб я восприял дать первое начало к совершению сего блаженного дела, дабы тем пресечь разлитие крови народной.
В удовлетворение таковому от вашего сиятельства предложению, пишу я к вам сие сколь искренно, так и охотно, что я от ее императорского величества всемилостивейшей и всеавгустейшей самодержицы моей давно уже уполномочен на взаимное сношение и договоры с вашим сиятельством о мире, и предстоит сей путь и ныне к отверстию на сокращение всяких затруднений и времени самого в действиях неприятельских продолжаемого, возобновив уже негоциацию о том между обоими нами, как главными военными начальниками.
Но как, ваше сиятельство, совершенно известно о содержании сообщенного ультиматума и последних артикулов мирного трактата почтеннейшему Блистательной Порты Абдул Резак-эфенди, бывшему полномочным послом на конгрессе Бухарестском, от почтеннейшего же и полномочного посла ее императорского величества тайного советника и кавалера Обрезкова, на что последнее слово обещал полномочный с вашей стороны сообщить послу нашему, по прибытии в императорский лагерь; но сего, однако же, не учинено, то и остается мне потому ожидать теперь полного от вас уведомления, яко на вещь ясную и вам довольно сведомую, то есть на те последние предложения, которые на Бухарестском конгрессе вышеупомянутым послом ее императорского величества были сказаны к прекращению войны и для миру вечного, в каком расположении против оных Блистательнейшая Порта пребывает.
Ваше сиятельство собственным просвещением достаточно испытываете, сколь малые причины отдаляют тут совершение дел великих. Поистине, мы находимся в таком точно положении, что малейшие искры осталось только вам изъять из среди полного и искреннего обоих держав расположения к миру, претящие им вкусить уже оный, а напротив, возжигать могущие широту пагубного пламени, столь свойственно продолжением войны растущего.
Я не сомневаюсь, что ваше сиятельство в отвращение крови разлития и всех тех зол, которые по образу враждующих и по предстоянию нынешней поры для действий оружия неминуемы, воспримете наискорейшие и кратчайшие способы к одержанию обоюдно желаемого и полезного мира, плодом коего главным было бы возвращение обеим державам прежней их дружбы и взаимного между собою согласия. Я надеюсь, что попечения его величества короля Прусского, яко искреннего обеим сторонам доброжелателя, устремляются к сим единственно видам. Во мне же должное рачение будет вашему сиятельству свидетельствовать, сколь лестна для меня слава общего с вами служения в таком деле, которое к благоугодности наших государей и на пользу их скипетру подвластных народов относится. В ожидании на сие дружеского вашего ответа, я пребываю, как и всегда был, с непоколебимым почтением.
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II по вопросу об условиях заключения мира с Турцией
19 апреля 1774 г.
Государыня всемилостивейшая!
Сим я честь имею поднести верховного визиря ко мне повторное письмо, которое я получил через возвратившегося из Шумлы переводчика Мельникова, и с ним купно присланного его чегодаря Саида, равно таковые ж от рейс-эфенди ко мне и к тайному советнику и кавалеру Обрезкову.
Ваше императорское величество соизволите усмотреть, что Порта те же самые артикулы, в основание новой между мною и верховным визирем начатой негоциации, предлагает, которые два уже конгресса прервали несовместным существом своим для примирения.
Я в ожидании от вашего императорского величества высочайших повелений, коим образом я поступить должен, в рассуждении сих главных четырех пунктов, претивших и ныне претящих соглашению о мире, дабы не пресечь в самом начале нашей переписки с визирем, отвечал ему на сие, не оказывая холодности, но паче давая повод к дальнейшим объяснениям, и сии мои ответные письма, так как и тайного советника Обрезкова, представляю тут же в копиях к высочайшему усмотрению; а как ваше императорское величество высочайшим рескриптом от 14 февраля, что касается до существа мира, за руководство в том предположении мне, как последние вашего императорского величества тайному советнику Обрезкову данные повеления, так и персональные мне его изъяснения, то я, занят будучи ныне действиями вверенного мне оружия, если бы негоциация между мною и верховным визирем возобновленная дошла до соглашений ближайших, употреблю к производству оных его же, тайного советника Обрезкова.
Вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Петр Румянцев
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о победе над турками при Козлуджи
14 июня 1774 г., лагерь при озере Голтин
Государыня всемилостивейшая!
По отправлении всеподданнейшей моей от 10-го сего месяца, я тот же день выехал из Браилова и через ночь прибыл на берег Дуная к Гуробалам, где войска продолжали свою переправу, которая 13-го числа благополучно кончена в той части, с коей и сам я с 12 июня нахожусь на здешнем берегу; и отсюда имею счастье, всемилостивейшая государыня, повергнуть к священнейшим стопам вашего императорского величества всеподданнейшее уведомление о победах, вновь одержанных над неприятелем оружием, мне вверенным, на него уже действующим в Болгарии.
Я донес предыдущею, что верховный визирь против наших корпусов, вступающих в глубину земли сего берега под командою генерал-поручиков Каменского и Суворова, из Шумлы обратил свои силы, потому реченные генерал-поручики, ища встретить и атаковать оные, соединили оба корпуса и в 9-й день июня дошли до местечка Козлуджи, вступая перед оным и тут в жестокий бой с неприятелем, который сильно ополчался, имея, по показанию пленных, до пятнадцати тысяч конницы под предводительством Абдул Резака, рейс-эфенди Оттоманской Порты, бывшего послом на Бухарестском конгрессе, а пехоты до двадцати пяти тысяч под командой янычар-аги и при пяти двухбунчужных пашах, между коими были Абдул, Черкес и Дарь. Турки превосходным числом своего войска сначала было замешали часть нашей кавалерии по неудобности тамошнего места, яко лесного и в дефилеях, действовать оной, сохраняя свои строи, и по случаю взятой им поверхности над передовыми легкими войсками; но удар от пехоты и артиллерии нашей, учиненный наступательно, решил победу так, что неприятельский сильный сей корпус был разбит совершеннейшим образом, и бегу отдавшиеся турки гонимы были поражающими на несколько верст по дороге к Шумле и Провадам…
…Не имея еще уведомлений, как свои дальнейшие обороты учредят Каменский и Суворов от Козлуджи, послал я отсюда отряд войск, чтобы открыть с теми корпусами сообщение и дать виды движения больших наших сил по Шумлинской и Рущукской дорогам, а за сим уже по положению оных и неприятельскому и я мое движение с частью, при которой нахожусь, располагать буду.
Вашего императорского величества всеподданнейший раб
граф Петр Румянцев
Из ультимативного письма П. А. Румянцева верховному визирю Мусун-Заде Мегмет– Паше об условиях заключения мира
28 июня 1774 г.
Я видел из последнего вашего письма, что ваше сиятельство считаете меня в Журже, и для сего в ту сторону отправляете двух полномочных ваших, а остров, что между Журжею и Рущуком, местом конгресса полагаете. Не мое свойство ниже́ сходствует с почтением моим к вашей особе обмануть вас в чем-либо, и потому изъясняюсь чистосердечно. Я не в Журже, а Рущук обложен и стеснен нашими войсками, и ради того ваше сиятельство пришлите своих полномочных чрез господина генерала Каменского, который ко мне их препроводит.
О конгрессе, а еще менее о перемирии, я не могу и не хочу слышать. Ваше сиятельство знаете нашу последнюю волю: если хотите миру, то пришлите полномочных, чтоб заключить, а не трактовать главнейшие артикулы, о коих уже столь много толковано и было объяснено, и доколе сии главнейшие артикулы не утверждены будут, действия оружия никак не престанут. Между тем предаю и то уважению [рассмотрению] вашего сиятельства: что легко можно в одно время совершить, того в другое вовсе не удобно сделать, и напоследок самая умеренность, коль бы ни велика была, истощится; однако же, я и по сей час тот же, который желает пощадить пролитие крови неповинной, и ежели ваше сиятельство в таком, как и я, расположении, то сие полезное дело без замедления совершится. Пребуду в прочем с отличным почтением…
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о заключении мира с турцией
17 июля 1774 г.
Государыня всемилостивейшая!
После всеподданнейшего донесения моего от 30 июня, в коем соизволили видеть ваше императорское величество, сколько преуспевало оружие, мне вверенное, в своих действиях наступательных, и что уже способом сим смягчалось упорство Порты и сам верховный визирь принужден наконец искать примирения, как я отказал ему против предложения учредить конгресс и поставить перемирие словами точно сими: «Что о том и слышать не хочу», посланы были от него ко мне в славный стан армии вашего императорского величества уполномоченные: первым Ахмет-эфенди, вторым Ибрагим-рейс-эфенди.
Я, будучи предуведомлен от визиря об отправлении оных, перешел с двумя полками пехотными и пятью эскадронами кавалерии к деревне Кючук-Кайнардже, лежащей на дороге Шумлинской, давая тем наиточнейшее удостоверение, что я сам иду соединиться с корпусом генерала-поручика Каменского, под Шумлою действовавшим.
Вышереченные от стороны Оттоманской Порты уполномоченные прибыли 4 июля в деревню Кючук-Кайнарджу и, узнав о моем движении, нетерпеливо домогались меня увидеть, коих я на завтра, то есть 5 июля, допустил к себе в лагерь, который взял я с упомянутым отрядом войск при деревне выше именованной. И сколь визирь сам, так и они убеждали меня, что чем скорее приступить к делу, тем паче, я, отговариваясь, по мере обнажения их истинных намерений, моим предприятием, что оное, как сами они меня видят на дороге, не дозволяет мне дня тут мешкать, понудил их в первом разе и со дня в день не изменяя того же виду и моих слов, отдалить все возражения и согласиться с уполномоченным с моей стороны генералом-поручиком князем Репниным заключить без отлагательства вечный мир.
Основные направления действий русских и турецких войск в ходе войны 1768–1774 годов
Нужные переговоры, объяснения и сочинение мирного трактата продолжались пять дней. Я был тут во все время неотлучен и, смотря глазами на дела полномочных, вседневно преподавал им способ и путь, ближайший к окончанию, что и свершилось 10 июля подписанием через взаимных полномочных трактата вечного мира между империей Всероссийской и Портой Оттоманской.
В первых моих разговорах с полномочными, когда ими кондиции, от меня предложенные для мира, были приняты, я уведомил тогда же о том визиря, и в ответ получил от него письмо со благопризнанием оных, так равно и по заключении трактата в срочное время, то есть 15-го сего месяца, через полномочных с их стороны предъявлено было утверждение, от самого визиря присланное, что он по обязательству, в трактате изображенному, все артикулы оного трактата приемлет и утверждает по силе полной мочи, данной ему от своего государя так властно, как бы им самим в личном присутствии со мной постановлены были.
Я равногласный сему инструмент во укрепление мирного трактата обменял в тот же день с сими полномочными; принимая от них визирем подписанный трактат и отдавая на их руки взаимный, моей подписью и печатью утвержденный, возгласил я: «Да многолетствуют наши государи и да благоденствуют их подданные!» При сих словах моих началась пушечная стрельба во ознаменование торжественным образом совершившегося обеих империй примирения…
… Я не имел других людей сведущих, кроме одного князя Репнина, практикованного в делах сего рода, ибо тайный советник Обрезков по моему предуведомлению не мог с своею канцелярией поспешить за разливом рек на левом берегу Дуная и прибыл ко мне, как трактат уже был заключен и подписан полномочными.
Пункт мореплавания и при нынешнем трактовании весьма беспокоил полномочных турецких. Я, приметя их подозрение и недоверие, в образе страха и предосуждения, для существенной безопасности самой их империи, о чем они наибольше говорили и на прежних конгрессах, обратился к руководству инструкции, данной послом на конгресс Фокшанский, чтобы в генеральных терминах изобразить сие постановление; и так в артикуле о том не именовано ни число пушек, ниже ограничено вооружение купеческих кораблей; но, предоставив вообще привилегии цветущей коммерции англичан и французов, по всей их точности, нашему кораблеплаванию и торговле на всех водах без изъятия, доставлена тем нам свобода в сооружении таковых нам кораблей, каковы те нации употребляют в Белом и других морях, что самое служит нашему кораблеплаванию и на Черном море, как равно и умолчание в трактате о сооружении флота на сем море дает право неограниченное к построению нам оного…
Кючук-Кайнарджийский мирный договор между Россией и Турцией
10 июля 1774 г.
Поспешествующей милостью мы, Екатерина Вторая, императрица и самодержица всероссийская: Московская, Киевская, Владимирская, Новгородская, царица Казанская, царица Астраханская, царица Сибирская, государыня Псковская и великая княгиня Смоленская, княгиня Эстляндская, Лифляндская, Карельская, Тверская, Югорская, Пермская, Вятская, Болгарская и иных государыня и великая княгиня Новагорода Низовские земли, Черниговская, Рязанская, Ростовская, Ярославская, Белоозерская, Удорская, Обдорская, Кондийская и всея северные страны повелительница, и государыня Иверской земли, карталинских и грузинских царей, и Кабардинской земли, черкасских и горских князей и иные наследная государыня и обладательница, объявляем сим, кому о том ведать надлежит, что нынешнего тысяча семьсот семьдесят четвертого года, июля в десятый день, между нашим императорским величеством и его салтановым в-вом, преизрядных салтанов великим и почтеннейшим королем лепотнейшим, Меккским и Мединским и защитителем святого Иерусалима, королем и императором пространнейших провинций поселенных в странах европских и азийских и на Белом и на Черном море светлейшим и державнейшим и величайшим императором, салтаном, сыном салтанов, и королем и сыном королей, салтаном Абдул Гамидом-ханом, сыном салтана Ахмед-хана,
по данной с обеих сторон полной власти и мочи, а именно:
с нашей стороны сиятельному и благорожденному графу Петру Румянцеву, нашему генерал-фельдмаршалу, малороссийскому генералу-губернатору, Коллегии малороссийской президенту и орденов Св. апостола Андрея, Св. Георгия, Св. Александра Невского и Св. Анны кавалеру;
а с его салтанова величества стороны его великому визирю и первенствующему управителю Мусун-заде Мегмет-паше,
чрез взаимно назначенных от них обоих полномочных комиссаров учинен и заключен трактат вечного мира, в двадцати восьми пунктах состоящий, который в пятый на десять день того же месяца формально и принят за благо, признан и утвержден от сих обоих полной властью и мочью снабденных верховных начальников и который от слова до слова гласит как следует:
ПУНКТЫ ВЕЧНОГО ПРИМИРЕНИЯ И ПОКОЯ МЕЖДУ ИМПЕРИЯМИ ВСЕРОССИЙСКОЙ И ПОРТОЙ ОТТОМАНСКОЙ, ЗАКЛЮЧЕННЫЕ В ЛАГЕРЕ ПРИ ДЕРЕВНЕ КЮЧУК-КАЙНАРДЖЕ В ЧЕТЫРЕХ ЧАСАХ ОТ ГОРОДА СИЛИСТРИИ
Во имя Господа Всемогущего!
Ворота в Стамбуле, ведущие во двор великого визиря.
Гравюра. XVIII в.
От названия этих ворот, находящихся в Стамбуле (осм. Bâb-i Âli – «высокие ворота», фр. porte, шпал, porta – «дверь, врата»), произошел термин Порта (Высокая Порта, Оттоманская Порта, Блистательная Порта) – принятое в международных отношениях наименование правительства (канцелярии великого визиря и Дивана) Османской империи.
Обеих воюющих сторон – империи Всероссийской и Порты Оттоманской государи и самодержцы, имея взаимное желание и склонность к прекращению настоящей между обоюдными государствами их продолжающейся войны и к восстановлению мира, чрез уполномочиваемых с обеих сторон поверенных особ действительно определили и уполномочили к соглашению, постановлению, заключению и подписанию мирного трактата между обоюдными высокими империями
е. в. императрица Всероссийская – графа Петра Румянцева, генералфельд маршала, предводящего армией, малороссийского генерал-губернатора, Коллегии малороссийской президента и орденов Св. апостола Андрея, Св. Георгия, Св. Александра Невского и Св. Анны кавалера;
а его султаново в-во – верховного Блистательной Порты визиря, Мусунзаде Мегмет-пашу.
Посему оба главнокомандующих армиями, генерал-фельдмаршал граф Петр Румянцев и верховный визирь Мусун-заде Мегмет-паша, следуя предположениям их высоких дворов, употребили о том свои попечения, и от верховного визиря со стороны Блистательной Порты присланные 5 июля 1774 г. в стан генерал-фельдмаршала уполномоченные Нишанджи-Ресьми-Ахметэфенди и Ибрагим-Мюниб-реис-эфенди с избранным и уполномоченным от упомянутого генерал-фельдмаршала князем Николаем Репниным, генерал-поручиком, орденов Св. Георгия Большого креста, Александра Невского, польского Белого Орла и голштинского Св. Анны кавалером, в присутствии его самого, генерал-фельдмаршала графа Румянцева, согласили, постановили, заключили, предписали и печатями утвердили для вечного мира между империей Всероссийской и Портой Оттоманской нижеследующие артикулы:
АРТ. 1
Отныне и завсегда пресекаются и уничтожаются всякие неприятельские действия и вражда, между обеими странами происшедшие, и предаются вечному забвению всякие неприятельские действа и противности, оружием или другим подобием с одной или другой стороны предвосприятые, учиненные и произведенные, и никоим образом отмездия [возмездия] оным да не учинится, но вопреки вместо того да содержится вечный, постоянный и ненарушимый мир на сухом пути и на море. Равномерно ж да сохранится искреннее согласие, ненарушимая вечная дружба и наиприлежнейшее исполнение и сдержание сих артикулов и соединение постановленных между обеими сими высококонтрактующими странами – ее всепресветлейшим императорским в-вом и его султанским в-вом, и их наследниками и потомками, также и между империями, владениями, землями и подданными и обывателями обеих сторон; и так, что впредь с обеих сторон един против другого да не воздвигнет ни тайным, ни явным образом какового-либо неприятельского действия или противности; а вследствие возобновляемой толь искренней дружбы дозволяют обе стороны взаимную амнистию и общее прощение всем тем подданным без всякого отличия, каким бы то образом ни было, которые сделали какое-либо против одной или другой стороны преступление, освобождая на галерах или в темницах находящихся, позволяя возвратиться как изгнанным, так и ссылочным, и обещая после мира возвратить оным все чести [права] и имения, коими они прежде пользовались, не делая и не допуская прочих делать им какие-либо ненаказуемые ругательства, убытки или обиды, под каким бы претекстом то ни было, но чтобы каждый из них мог жить под охранением и покровительством законов и обычаев земли их равным образом с своими соотчичами.
АРТ. 2
Если по заключении сего трактата и по размене ратификаций некоторые из подданных обеих империй, учиня какое-либо тяжкое преступление, преслушание или измену, захотят укрыться или прибегнуть к одной из двух сторон, таковые ни под каким претекстом не должны быть приняты, ниже́ охранены, но беспосредственно должны быть возвращены или по крайней мере выгнаны из области той державы, в коей они укрылись, дабы от подобных зловредников не могла причиниться или родиться какая-либо остуда или излишние между двумя империями споры, исключая только тех, кои в Российской империи приняли христианский закон, а в Оттоманской империи приняли закон магометанский. Равным образом, если некоторые из подданных обеих империй, как христиане, так и магометане, учиня какое-либо преступление или иное что, по какой бы то причине ни было из одной империи прибегут в другую, таковые, когда будут требованы, беспосредственно должны быть возвращены.
АРТ. 3
Все татарские народы: крымские, буджатские, кубанские, едисанцы, жамбуйлуки и едичкулы, без изъятия, от обеих империй имеют быть признаны вольными и совершенно независимыми от всякой посторонней власти, но пребывающими под самодержавной властью собственного их хана чингисского поколения, всем татарским обществом избранного и возведенного, который да управляет ими по древним их законам и обычаям, не отдавая отчета ни в чем никакой посторонней державе; и для того ни российский двор, ни Оттоманская Порта не имеют вступаться как в избрание и возведение помянутого хана, так и в домашние, политические, гражданские и внутренние их дела ни под каким видом, но признавать и почитать оную татарскую нацию в политическом и гражданском состоянии по примеру других держав, под собственным правлением своим состоящих, ни от кого, кроме единого Бога, не зависящих; в духовных же обрядах, как единоверные с мусульманами, в рассуждении его султанского в-ва, яко верховного калифа магометанского закона, имеют сообразоваться правилам, законом их предписанным, без малейшего предосуждения однако ж утверждаемой для них политической и гражданской вольности.
Российская империя оставит сей татарской нации, кроме крепостей Керчи и Еникале с их уездами и пристанями, которые Российская империя за собой удерживает, все города, крепости, селения, земли и пристани в Крыму и на Кубани, оружием ее приобретенные, землю, лежащую между реками Бердою и Конскими водами и Днепром, также всю землю до польской границы, лежащую между реками Бугом и Днестром, исключая крепость Очаков с ее старым уездом, которая по-прежнему за Блистательной Портой останется, и обещается по постановлении мирного трактата и по размене оного все свои войска вывесть из их владений, а Блистательная Порта взаимно обязывается, равномерно отрешись от всякого права, какое бы оное быть ни могло, на крепости, города, жилища и на все прочее в Крыму, на Кубани и на острове Тамани лежащие, в них гарнизонов и военных людей своих никаких не иметь, уступая оные области таким образом, как российский двор уступает татарам в полное самодержавное и независимое их владение и правление.
Карло Боссоли. Крымские татары, кочующие в степи.
Середина XIX в.
Також наиторжественнейшим образом Блистательная Порта обязывается и обещает и впредь в помянутые города, крепости, земли и жилища гарнизонов своих и всяких, какого бы звания ни были, своих людей военных в оные не вводить и там не содержать, ниже́ во внутри области сей сейменов или других военных людей, какого бы звания ни были, иметь, а оставить всех татар в той же полной вольности и независимости, в каковых Российская империя их оставляет.
АРТ. 4
С естественным всякой державы правом сходствует делать в собственных землях своих таковые распоряжения, каковые за благопристойные оными найдутся; вследствие чего предоставляется взаимно обеим империям полная и беспредельная вольность строить вновь в областях и границах своих в таковых местах, каковые найдутся удобными, всякого рода крепости, города, жилища, здания и селения, равно как починять или поправлять старые крепости, города, жилища и проч.
АРТ. 5
По заключении сего блаженного мира и по возобновлении соседственной искренней дружбы российский императорский двор будет всегда при Блистательной Порте иметь второго ранга министра, то есть посланника, или полномочного министра; Блистательная же Порта употребит в рассуждении его характера все то внимание и уважение, которые наблюдаются к министрам отличнейших держав, и во всех публичных функциях помянутый министр должен следовать беспосредственно за цесарским [австрийским] министром, если он в равном с ним характере; когда же другого, то есть большего или меньшего, тогда беспосредственно должен он следовать за голландским послом, а в небытность оного за венецианским.
АРТ. 6
Если кто-нибудь из находящихся в действительной службе министра Российской империи, во время его при Блистательной Порте пребывания, учиня какую-либо покражу, важное преступление или непристойное наказания заслуживающее дело, для избежания помянутого наказания захочет сделаться турком, таковой хотя и не должен быть отвергнут, однако по учинении ему достойного наказания до́лжно в целости возвратить покраденные вещи, сходственно с объявлением министра; таковые же, которые захотят сделаться магометанами в пьянстве, не должны быть в магометанский закон приняты, разве по прошествии его пьянства и когда память его придет в естественное свое состояние, но и тогда последнее его признание должно сделано быть в присутствии присланного от министра переводчика и нескольких беспристрастных мусульман.
АРТ. 7
Блистательная Порта обещает твердую защиту христианскому закону и церквам оного, равным образом дозволяет министрам российского императорского двора делать по всем обстоятельствам в пользу как воздвигнутой в Константинополе упомянутой в 14-м артикуле церкви, так и служащим оной разные представления и обещает принимать оные в уважение, яко чинимые доверенной особой соседственной и искренно дружественной державы.
АРТ. 8
Как духовным, так и светским Российской империи подданным да позволится свободно посещать святой град Иерусалим и другие места, посещения достойные, и от подобных странствующих и путешественников да не будет требовать ни в Иерусалиме, ни в других местах, ниже́ на пути от кого бы то ни было никакой харач, подать, дань или другие какие налоги; но сверх того да будут они снабжаемы надлежащими пашпортами и указами, которые прочих дружеских держав подданным даются. Во время же пребывания их в Оттоманской империи да не будет учинено им ни малейшей обиды, ниже́ оскорблений, но да будут они со всей строгостью законов защищаемы.
АРТ. 9
Переводчики, служащие при российских министрах, в Константинополе находящиеся, какой бы нации они ни были, поелику суть люди в государственных делах упражняющиеся, следственно, и обеим империям служащие, должны быть уважаемы и трактуемы со всякой благосклонностью, в налагаемых же на них от начальников их делах не должны они терпеть.
АРТ. 10
Если между подписания сих мирных пунктов и получения о том от главнокомандующих взаимными армиями повелений произойдут где-либо каковые действия военные, оные никоторая сторона не примет себе за оскорбление, так как и самые в том успехи и приобретения уничтожаются и оными ни одна сторона пользоваться не должна.
АРТ. 11
Для выгодностей и пользы обеих империй, имеет быть вольное и беспрепятственное плавание купеческим кораблям, принадлежащим двум контрактующим державам, во всех морях, их земли омывающих; и Блистательная Порта позволяет таковым точно купеческим российским кораблям, каковы другие государства в торгах в ее гаванях и везде употребляют, свободный проход из Черного моря в Белое, а из Белого в Черное, так как и приставать ко всем гаваням и пристаням, на берегах морей и в проездах или каналах, оные моря соединяющих, находящимся.
Позволяет также Блистательная Порта в областях своих подданным Российской империи иметь коммерцию как на сухом пути, так и на водах кораблеплаванием и в реке Дунае, сходственно вышеизображенному в сем артикуле, с такими ж преимуществами и выгодами, каковыми во владениях ее пользуются прочие народы, в наибольшей дружбе с ней пребывающие и коим преимущественно в коммерции Блистательная Порта благоприятствует, как-то французы и англичане; и капитуляции сих двух наций и прочих, якобы слово до слова здесь внесены были, должны служить во всем и для всего правилом, равно как для коммерции, так и для купцов российских, кои, платя с ними равные пошлины, могут привозить и отвозить всякие товары и приставать ко всем пристаням и гаваням как на Черном, так и на других морях лежащим, включительно и константинопольские.
Позволяя вышеписаным образом взаимным подданным коммерцию и кораблеплавание на всех водах без изъятия, позволяют тут же обе империи купцам пребывать в областях своих столько времени, сколько интересы их востребуют, и обещают им ту же безопасность и свободу, каковыми прочие дружеских дворов подданные пользуются.
А дабы во всем наблюдаем был добрый порядок, равным образом Блистательная Порта позволяет иметь пребывание консулам и вице-консулам, которых Российская империя во всех тех местах, где они признаны будут надобными, назначить заблагорассудит, которые будут почитаемы и уважаемы в равенстве с прочими дружеских держав консулами, дозволяет им также иметь при себе переводчиков, называемых баратлы, то есть патентованных, снабдя оных императорскими патентами, и которые равным образом будут пользоваться теми же преимуществами, коими пользуются находящиеся в службе помянутых французской и английской и других наций.
Российская империя дозволяет также подданным Блистательной Порты в областях своих коммерцию как на море, так и на сухом пути – с теми же преимуществами и выгодами, каковыми пользуются народы, в наибольшей дружбе с ней находящиеся, с платежом обыкновенных пошлин. В несчастьях же, могущих случиться судам, имеют обе империи взаимно подавать им все те вспоможения, которые всем прочим дружественным народам в подобных случаях подаются, а нужные вещи будут им доставлены за обыкновенную цену.
АРТ. 12
Когда российский императорский двор похочет сделать коммерческие трактаты с африканскими, то есть Трипольским, Тунисским и Алжирским кантонами, Блистательная Порта обязывается употребить власть свою и кредит к приведению в совершенство помянутого двора намерения и быть в рассуждении вышереченных кантонов ручательницей в наблюдении ими всех тех кондиций, которые в оных трактатах постановлены быть имеют.
АРТ. 13
Блистательная Порта обещает употреблять священный титул императрицы Всероссийской во всех актах и публичных грамотах, так как и во всех прочих случаях на турецком языке, то есть:
ТЕМАМЕН РУССИЕЛЕРИН ПАДЫШАХ.
АРТ. 14
Российскому высочайшему двору, по праву других держав, позволяется, кроме домашней в доме министра церкви, воздвигнуть в части Галата, в улице Бей Оглу называемой, публичную греко-российского исповедания церковь, которая всегда под протекцией оной империи министров остаться имеет и никакому притеснению или оскорблению подвержена не будет.
АРТ. 15
Таковым образом, как определяются границы двух контрактующих империй, хотя и есть причина полагать, что взаимные подданные не будут иметь более случая к важным между собой распрям и раздорам, со всем тем, на всякий нечаянный случай, для избежания всего того, что бы могло произвесть некоторую остуду или причинить оскорбления, обе империи соглашаются в том, что всякие подобные случаи должны быть рассматриваемы пограничными губернаторами и комендантами или посредством нарочно назначенных для сего комиссаров, которые по пристойном рассмотрении, кому надлежит, имеют отдать настоящую справедливость без малейшей времени отсрочки, с точным договором, что подобные происшествия никогда не могут служить претекстом к самомалейшему раздражению дружбы и доброго согласия, настоящим трактатом восстановленных.
АРТ. 16
Российская империя возвращает Блистательной Порте всю Бессарабию с городами Аккерманом, Килией, Измаилом и прочими, с слободами, деревнями и всем тем, что оная провинция в себе содержит; равномерно возвращает ей и крепость Бендеры. Возвращает также Российская империя Блистательной Порте оба княжества Воложское и Молдавское со всеми крепостями, городами, слободами, деревнями и всем тем, что в оных находится; а Блистательная Порта приемлет оные на следующих кондициях, с торжественным обещанием свято наблюдать оные:
1. Наблюдать в рассуждении всех жителей сих княжеств, какого бы достоинства, степени, состояния, звания и рода они ни были, без малейшего исключения, полную амнистию и вечное забвение, постановленные в первом сего трактата артикуле, против всех тех, кои действительно преступили или подозреваемы в намерении вредствовать интересам Блистательной Порты, восстановляя оных в прежние их достоинства, чины и владения и возвратя им имения, коими они прежде настоящей войны пользовались.
2. Не препятствовать, каким бы то образом ни было, исповеданию христианского закона совершенно свободному так, как созиданию церквей новых и поправлению старых, как то прежде сего было.
3. Возвратить монастырям и прочим партикулярным людям земли и владения, прежде сего им принадлежащие, и которые потом против всей справедливости были у них отняты, около Браилова, Хотина, Бендер и прочих, и ныне раями называемых.
4. Признавать и почитать духовенство с должным оному чину отличием.
5. Фамилиям, пожелающим оставить свое отечество и в другие места переселиться, позволить свободный выезд со всем их имением; а чтоб оные фамилии могли иметь удобность к распоряжению дел, дается им год времени для сего свободного из отечества переселения, считая со дня размена настоящего трактата.
6. Не требовать или не взыскивать никакой денежной или другой суммы за старые счеты, какого бы существа они ни были.
7. Не требовать от них никакой контрибуции или платежа за все военное время, а за многие их страдания и разорения, в течение сей войны ими претерпенные, и еще впредь на два года, считая со дня размена сего трактата.
8. По истечении помянутого времени обещает наблюдать всякое человеколюбие и великодушие в положении на них подати, состоящей в деньгах, и получать оную посредством присылаемых депутатов всякие два года; при таковом их наложенной на них подати точном платеже никто из пашей, из губернаторов или какая бы то ни была особа не имеет притеснять их или требовать от них какого-либо платежа или других налогов, под каким бы именованием или претекстом то ни было, но дозволить им пользоваться теми ж самыми выгодами, коими пользовались они во время царствования достойной памяти султана Мегмета Четвертого, любезного родителя его султанова в-ва.
9. Позволяет князьям сих двух княжеств, каждому со своей стороны, иметь при Блистательной Порте поверенного в делах из христиан греческого закона, которые будут бдеть о делах, до помянутых княжеств касающихся, и будут Блистательной Портой благосклонно трактованы и в малости их почитаемы, однако ж людьми, народным правом пользующимися, то есть никакому насилию не подверженными.
10. Соглашается также, чтоб по обстоятельствам сих княжеств министры российского императорского двора, при Блистательной Порте находящиеся, могли говорить в пользу сих двух княжеств, и обещает внимать оным с сходственным к дружеским и почтительным державам уважением.
АРТ. 17
Российская империя возвращает Блистательной Порте все Архипелагские [Греческого архипелага] острова, под ее зависимостью находящиеся, а Блистательная Порта со своей стороны обещает:
1. Наблюдать свято в рассуждении жителей оных островов кондиции, в первом артикуле постановленные, касательно общей амнистии и совершенного забвения всякого рода преступлений, учиненных или подозреваемых быть оными учиненные в предосуждение интересам Блистательной Порты.
2. Что христианский закон не будет подвержен ни малейшему притеснению, так, как и церкви оного, ниже́ будет препятствовано к перестраиванию или поправлению оных; люди же, в них служащие, равным образом не имеют быть оскорбляемы, ниже́ притесняемы.
3. Что не будет от них требован платеж никакой подати, ежегодно ими платимой, со времени, как они находятся под зависимостью Российской империи, по причине великого их претерпения в продолжение настоящей войны, впредь на два года, считая со времени возвращения оных островов ей, Блистательной Порте.
Крепость Еникале.
Современная фотография
4. Фамилиям, пожелающим оставить свое отечество и в другие места переселиться, позволить свободный выезд со всем их имением; а чтоб оные фамилии могли иметь удобность к распоряжению дел их, дается им год времени для сего свободного из отечества переселения, считая со дня размена настоящего трактата.
5. В случае, когда российский флот при самом его отъезде, что имеет учинено быть в три месяца, считая со дня размена настоящего трактата, будет иметь в чем нужду, Блистательная Порта обещает снабдить его всем тем, чем ей возможно будет.
АРТ. 18
Замок Кинбурн, лежащий на устье реки Днепра, с довольным округом по левому берегу Днепра и с углом, который составляет степи, лежащие между рек Буга и Днепра, остается в полное, вечное и непрекословное владение Российской империи.
АРТ. 19
Крепости Еникале и Керчь, лежащие в полуострове Крымском, с их пристанями и со всем в них находящимся, тож и с уездами, начиная от Черного моря и следуя древней Керченской границе до урочища Бугак, и от Бугака по прямой линии кверху даже до Азовского моря, остаются в полное, вечное и непрекословное владение Российской империи.
АРТ. 20
Город Азов с уездом его и с рубежами, показанными в инструментах, учиненных в 1700 г., то есть в 1113-м [по мусульманскому календарю], междугубернатором Толстым и агугским губернатором Гассаном-пашой, вечно Российской империи принадлежать имеет.
АРТ. 21
Обе Кабарды, то есть Большая и Малая, по соседству с татарами большую связь имеют с ханами крымскими, для чего принадлежность их императорскому российскому двору должна предоставлена быть на волю хана крымского, с советом его и с старшинами татарскими.
АРТ. 22
Обе империи согласились вовсе уничтожить и предать вечному забвению все прежде бывшие между ими трактаты и конвенции, включительно Белградские, с последующими за ним конвенциями, и никогда никакой претензии на оных не основывать, исключая только в 1700 г. между губернатором Толстым и агугским губернатором Гассаном-пашою касательно границ Азовского уезда и учреждения кубанской границы учиненную конвенцию, которая останется непременной, так, как она была и прежде.
АРТ. 23
В части Грузии и Мингрелии находящиеся крепости Богдадчик, Кутатис и Шегербань, российским оружием завоеванные, будут Россией признаны принадлежащими тем, кому они издревле принадлежали, так что ежели подлинно оные города издревле или с давнего времени были под владением Блистательной Порты, то будут признаны ей принадлежащими; а по размене настоящего трактата в условленное время российские войска выдут из помянутых провинций Грузии и Мингрелии.
Блистательная же Порта с своей стороны обязывается, в сходственность с содержанием первого артикула, дозволить совершенную амнистию всем тем, которые в том краю в течение настоящей войны каким ни есть образом ее оскорбили. Торжественно и навсегда отказывается она требовать дани отроками и отроковицами и всякого рода других податей, обязывается не почитать между ими никого за своих подданных, кроме тех, кои издревле ей принадлежали; все замки и укрепленные места, бывшие у грузинцев и мингрельцев во владении, оставить паки под собственной их стражей и правлением, так как и не притеснять никоим образом веру, монастыри и церкви и не препятствовать поправлению старых, созиданию новых, и да не будут притесняемы какими-либо требованиями от губернатора чилдирского и от прочих начальников и офицеров к лишению их имений. Но как помянутые народы находятся подданными Блистательной Порты, то Российская империя не имеет совсем впредь в оные вмешиваться, ниже́ притеснять их.
АРТ. 24
По подписании и утверждении сих артикулов тотчас все находящиеся войска российские на правой стороне Дуная в Болгарии в обратный путь вступят, и чрез месяц от подписания перейдут на левый берег Дуная; когда же все чрез Дунай переправятся, тогда отдадут турецким войскам замок Гирсов, выступя и из оного места по переходе всех российских войск на левый берег Дуная, потом испражняться [освобождаться] станут в одно время Валахия и Бессарабия, на которое полагается два месяца времени; а по выступлении всех войск из оных провинций оставятся турецким войскам с одной стороны крепости Журжа и потом Браилов, а с другой – город Измаил, крепости Килия, а потом Аккерман, выведя оттоль российские императорские войска вслед за прежними; всего ж времени на испражнение вышеупомянутых провинций полагается три месяца.
Наконец, из Молдавии российские императорские войска выступят потом чрез два месяца и перейдут на левую сторону Днестра; и тако испражнение всех вышепомянутых земель учинится чрез пять месяцев с вышеписаного подписания вечного примирения и покоя между двух контрактирующих империй. А когда все российские войска перейдут на левую сторону Днестра, тогда оставятся войскам турецким крепости Хотин и Бендер, с той, однако ж, кондицией, что если тогда уже отданы будут Российской империи в полное, вечное и непрекословное владение замок Кинбурн с его положенным округом и с степью между Днепра и Буга, как гласит 18-й артикул пунктов вечного примирения и покоя между двумя империями.
Что ж касается до Архипелагских островов, то оные российским императорским флотом и войсками оставлены будут по-прежнему в неоспоримое владение Оттоманской Порте, как только скоро домашние распорядки и учреждения того российского императорского флота позволят, понеже здесь тому точного времени определить не можно. А Блистательная Порта Оттоманская для скорейшего того флота оттоль отплытия всем нужным для него, как уже дружественная держава, обязуется, чем ей возможно будет, снабдить оный.
Доколь российские императорские войска пребудут в отдаваемых Блистательной Порте провинциях, правление и порядок в оных имеют остаться так властно, как в настоящее время суть оные под обладанием их, и Порта на то время и до срока выхода всех войск вступаться в оные не имеет. Российские войска в сих землях до последнего дня своего выступления получать будут всякие потребные себе вещи и снабдения питательными и прочими припасами, равным образом как и ныне то им доставляется. Не прежде вой скам Блистательной Порты вступить в отдаваемые крепости и не прежде оной власть свою внесть и коснуться отдаваемых земель, как об оставлении каждой из оных российскими войсками командир оных уже уведомит определенную к тому начальствующую особу со стороны Порты Оттоманской.
Магазины свои питательные и военные в крепостях, городах и где оные ни есть, российские войска испорожнять могут, как хотят, а оставят только в крепостях, отдаваемых Блистательной Порте, одну турецкую артиллерию, сколько ныне оной находится в них. Жители всякого рода и звания всех земель, возвращаемых Блистательной Порте, вступившие в службу императорскую российскую и кои токмо пожелают, сверх данного их годового срока в артикулах мирных договоров 16 и 17, могут с своим семейством и с своим имением купно с российскими войсками отойти и переселиться, что им Блистательная Порта, по силе установления в вышеименованных артикулах, и тогда и во весь годовой срок обязывается никоим образом не возбранять.
АРТ. 25
Все военнопленники и невольники мужеского или женского рода, какого бы достоинства или степени ни нашлись в обеих империях, исключая тех, кои из магометан в империи Российской добровольно приняли закон христианский, а христиане, кои в Оттоманской империи добровольно ж закон магометанский, по размене ратификаций сего трактата беспосредственно и без всякого претекста взаимно должны быть освобождены, возвращены и препоручены без всякого выкупа или платежа, так как и все прочие в неволю попавшиеся христиане, то есть поляки, молдавцы, волохи, пелопонесцы, островские жители и грузинцы, все без малейшего изъятия, равномерно ж без выкупа или платежа должны быть освобождены. Равным же образом должны быть возвращены и препоручены все те российские подданные, которые по какому-либо случаю по заключении сего блаженного мира попались бы в неволю и нашлись в Оттоманской империи, что самое чинить обещает взаимно и Российская империя против Оттоманской Порты и ее подданных.
АРТ. 26
По получении отсель известия о подписании сих пунктов командующему российской армией в Крыму и губернатору очаковскому тотчас обослаться между собой и в два месяца от подписания сего выслать взаимных доверенных людей для отдачи и принятия замка Кинбурна с степью, как определено в предыдущем 18-м артикуле, что и исполнить тем доверенным конечно в два месяца времени от своего съезда, дабы в четыре месяца от подписания сего трактата конечно то точно исполнено и кончено было, а если можно, и скорее; о исполнении ж тотчас дать знать их сиятельствам господам генерал-фельдмаршалу и верховному визирю.
АРТ. 27
Но дабы тем наивящие между обеих империй настоящий мир и истинная дружба заключены и утверждены были, торжественно от обеих сторон будут отправлены чрезвычайные послы с подтверждающими заключенный мирный трактат императорскими ратификациями в то время, которое с общего обоих дворов согласия назначено будет. Оба посла равным образом встретятся на границах и будут приняты и почтены теми же обрядами и тем же образом, каковые употребляются при взаимных посольствах между наиболее почтительными европейскими с Оттоманской Портой державами.
В знак же дружества взаимно с оными послами имеют быть посланы подарки, с достоинством их императорских в-в сходственные.
АРТ. 28
По подписании сих артикулов вечного мира вышеименованными генерал-поручиком князем Репниным и Блистательной Порты Нишанджи-РесьмиАхмет-эфенди и Ибрагим-Мюниб-рейс-эфенди должны престать военное действия в главных армиях и во всех отдельных частях войск взаимных на сухом пути и на водах, с получения о сем от главнокомандующих взаимными армиями повелений. И для того от упомянутых генерал-фельдмаршала и верховного визиря имеют быть тотчас посланы курьеры в Архипелаг, на флот, стоящий в Черном море против Крыма, и в другие места, где военные действия настоят с той и другой стороны, чтобы по силе заключенного мира прекратились везде неприязнь и всякие действия оружия, а курьеров сих снабдить повелениями от генерал-фельдмаршала и от верховного визиря так, чтобы российский курьер, буде приедет скорее к начальнику своей стороны, мог чрез него турецкому доставить повеление верховного визиря, а когда курьер верховного визиря прежде поспеет, то турецкий начальник доставил бы повеление фельдмаршальское начальнику российскому.
А как договоры и постановления сего заключенного мира от государей взаимных империй возложены на главных командиров их армий, то есть фельдмаршала графа Петра Румянцева и верховного Блистательной Порты визиря Мусун-заде Мегмет-пашу, то им, фельдмаршалу и верховному визирю, все вышеписаные артикулы вечного мира, как они в сем пункте выражены, так властно, как бы оные сделаны были в личном их обоих присутствии, утвердить в силу полномочия каждому из них от своего государя данного, своими подписями и печатями и все в оных постановленное, обещанное твердо и непоколебимо содержать и точно исполнять и ничего в противность тому не чинить и не допущать, чтобы от кого-либо учинилось, и ими подписанные и печатями их утвержденные экземпляры сему равногласные, верховного визиря на турецком и итальянском языках, а от генерал-фельдмаршала на российском и на итальянском языках, равно и полномочия, от государей им данные, чрез сих же вышеименованных особ, кои от стороны Блистательной Порты к генерал-фельдмаршалу присланы, разменять взаимно от подписания сего в пять дней непременно, а ежели можно, и скорее, предопределяя им оные от генерал-фельдмаршала графа Румянцева тогда принять, сколь скоро от верховного визиря таковые ж предъявят полученными.
Июля десятого дня тысяча семьсот семьдесят четвертого года.
Князь Николай Репнин
Мемориальная доска в селе Кайнарджа (Болгария), где был подписан Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 года между Российской и Османской империями
Ратификация Румянцева
Сии вечного мира вышеписаные пункты в двадцати осьми артикулах между пресветлейшей империей Всероссийской и Блистательной Портой Оттоманской, подписанные руками и укрепленные печатями полномочных обеих высоких сторон при деревне Кючук-Кайнардже с российской генералом-поручиком князем Репниным, а с оттоманской Нишанжи-Ресьми-Ахмет-эфенди и Ибрагим-Мюниб-рейс-эфенди, я данной мне полной мочью е. и. в. всепресветлейшей державнейшей великой и всемилостивейшей моей государыни принимаю, признаю и во верность своеручной подписью и приложением герба моего печати утверждаю. В лагере при деревне Кючук-Кайнардже.
Июля пятого на десять дня тысяча семьсот семьдесят четвертого года.
Генерал-фельдмаршал граф Румянцев
Ратификация императрицы
И наше императорское в-во вышеписаный вечного мира трактат сим ратификуем и подтверждаем, обещая нашим императорским словом за себя и за наследников наших оный трактат в вечную с его султановым в-вом дружбу с своей стороны во всем, как оный гласит, ненарушимо содержать и исполнять, и для вящего уверения того мы сию нашу ратификацию нашей государственной печатью утвердить повелели.
Дана в С.-Петербурге августа первого на десять дня тысяча семьсот семьдесят четвертого, государствования нашего третьего на десять года.
Русско-турецкая война 1787–1791 гг
Письмо П. А. Румянцева главнокомандующему Екатеринославской армией генерал-фельдмаршалу Г. А. Потемкину о движении и расположении украинской армии
В 1787 г. Османская империя, при поддержке Великобритании, Франции и Пруссии, выдвинула ультиматум России, в котором требовала восстановления вассального положения Крымского ханства и Грузии, а также разрешения на досмотр кораблей, проходящих через Босфор и Дарданеллы. 13 августа, после отказа Петербурга удовлетворить эти требования, Турция объявила войну. На первом ее этапе туркам удалось добиться определенных успехов. Однако в целом турецкая армия была подготовлена неудовлетворительно, к тому же незадолго до начала боевых действий Россия и Австрия заключили военный союз, о котором в Константинополе узнали слишком поздно. В итоге русские войска быстро перехватили инициативу в свои руки.
Предназначенные для действий против Турции войска были разделены на две армии – Главную (Екатеринославскую), численностью 132 тысячи человек, и Резервную(Украинскую), численностью до 58 тысяч. Главной армией командовал Г. А. Потемкин, Резервной – П. А. Румянцев, оказавшийся в фактической зависимости от Потемкина.
Главными задачами Резервной армии были: прикрытие границ, поддержка связи между армией Потемкина и союзными австрийскими войсками и содействие их операциям на пространстве между Бугом и Днестром, а затем между Днестром и Прутом.
22 августа 1787 г., село Парафеевка
Светлейший князь!
Милостивый государь!
По первому письму вашей светлости от 12-го числа, я приказал всем под моей командой состоящим полкам идти к Киеву и передовому отряду под господином генералом-поручиком и кавалером Нащокиным расположиться в околичностях Киева, первой линии под господином генералом и кавалером бароном Эльмптом – в Остерском, а второй линии под господином генералом и кавалером Каменским – в Козелецком уездах; резервному корпусу под господином генералом-поручиком и кавалером князем Волконским – в околичностях Нежина. Но по второму, от 18-го числа, где ваша светлость требовать изволили сблизить их к границам, и я судил, что, может быть, часть их надобна будет на подкрепление в Екатеринославской губернии, приказал господину генералу барону Эльмпту в Остерском, Козелецком, Переяславском и Золотоношском, что на той стороне реки Супоя, а господину генералу Каменскому – в том же на сей стороне помянутой реки: Городиском, Хорольском и Голтвянском уездах взять кантонир-квартиры, и Киевскому наместническому правлению для сего поблизости приготовить переправные суда, против Переяславля, Домонтова и Городища, из коего положения они могут и скоро реку перейти, и обращены быть к их дальнейшему назначению. Я вашей светлости прошу всепокорнейше мне дать знать: где и какому количеству каких войск, вы, по вам известным обстоятельствам и полагаемым намерениям турецким, судите быть нужным и могут ли они коснуться Польши без предварительного отзыва, и есть ли там, или в Екатеринославском наместничестве и где магазины, чтобы я по тому им поход расположить, или в заготовлении потребного успеть еще мог, что тем более кажется нужным, что по крайнему здесь в хлебе недостатку, как и вам в моем от 16-го числа имел честь донести, к их дальнейшему снабжению не предвидится возможности. Я прилагаю здесь расписание войскам и с наивысшим уважением и истинным почтением имею честь быть вашей светлости всепокорнейший слуга
Граф Петр Румянцев
Ордер П. А. Румянцева командиру 3-й дивизии генерал-аншефу И. К. Эльмпту о порядке движения войск в Польшу на кантонир-квартиры
5 сентября 1787 г., село Парафеевка
Как обстоятельства требуют, чтобы часть войск ее императорского величества вступила в Польшу, и сей отряд, как ваше высокопревосходительство из прилагаемого здесь расписания бригад, их командиров, полков и их квартир обстоятельно увидеть изволите, под командой вашей состоять имеет, то я и препоручаю вашему высокопревосходительству и ваш поход распределить, и далее всем и на кантонир-квартиры поступать следующим образом, а именно:
1. Всем полкам, в ваш отряд командируемым, приказать по переходе их через Днепр соединиться в бригады, кому и как где способнее, и идти в их квартиры, и назначить им и день выступления и числа походов и растагов, так, чтобы они с возможною поспешностью и без крайнего однако же людей изнурения в одно время в свои квартиры выступили.
2. Провианта должны сии полки взять из наличного, что они имеют, или из заготовленного, по крайней мере на месяц, и тот, которого они по числу их упряжек поднять не могут, везти на обывательских подводах, платя в своих границах указные прогоны, а в Польше по двенадцати копеек на десять верст, как за польскую милю; но притом притвердить под строжайшим ответом полковым командирам, чтобы сверх потребного числа подвод никто брать не отважился.
Русский пехотный офицер второй половины XVIII века.
Литография. Середина XIX в.
3. В тяжких болезнях находящихся отдать к лечению в киевские лазареты и под присмотр тамошнего обер-коменданта господина генерал-поручика и кавалера Кохиуса, коему о том, а комиссариатской комиссии об их снабжении потребными вещями и деньгами, от меня особливое повеление дано.
4. Как нужно тотчас, в сем положении войск, заготовление сделано быть, по крайней мере на месяц провианта и фуража, то и надлежит вам поступить тут сходственно с моим предписанием от 17-го числа августа; а чтобы провиантская комиссия отправила одного из своих членов и с потребною суммою денег, от меня ей особливо приказано.
5. Для прикрытия сих для заготовления отправленных команд, имеете, ваше высокопревосходительство, тотчас отрядить Тверской карабинерный полк и приказать ему взять пост в Гранове, и при крайнем единении и наблюдении всех военных осторожностей иметь разъезды до Умани, Кублича, Брацлава и Браилова, что над Бугом, и всеми мерами и способами, как через них, так и посылаемых шпионов о неприятельских движениях и намерениях разведывать, потом, как вас, так в Архангельске пост держащего командира уведомлять, и в одной только крайней опасности со всеми командированными для заготовления подаваться к вам.
6. Пред прибытием на квартиры отряда, благоволите, ваше высокопревосходительство, назначить: 1-е передовые и обвещательные посты, 2-е сборные места по бригадам, 3-е на обеих ваших крылах, 4-е для всего отряда, в том рассуждении, чтобы ваше левое крыло, состоящее во 2-й бригаде пехоты и 4-й кавалерии, могло удобно в случае нужды правое крыло войск, под господином генералом-фельдмаршалом и кавалером князем Григорием Александровичем Потемкиным-Таврическим находящихся, подкреплять; а с 3-го и 4-го положения и диверсию с пользою сделать, и свои границы, параллельно с которыми и сей отряд должен лежать, надежно обеспечить; а Бердичев, в рассуждении его укрепления, до́лжно занять и без надежного к его обороне соразмерного гарнизона ни в каком случае не оставлять. Могут тамошние монахи или польские командиры всем делать вам некоторые затруднении; но вашему высокопревосходительству до́лжно тут употребить и ласки и хитрость, и их приказать оттуда выжить.
7. Недостает соразмерно сему отряду артиллерии и части легких войск; но ожидать вам до́лжно, что господин генерал-фельдмаршал и кавалер князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический, как той, так и другими снабдить и тем более не умедлит, что ваш отряд теперь входит в непосредственную связь с его операциями.
8. За сим моих мыслей сообщением остается мне препоручить вашему высокопревосходительству, чтобы о всем происходящем, коль скоро случай подастся, и без того еженедельно о состоянии вашего отряда меня и помянутого господина генерала-фельдмаршала и кавалера с нарочными курьерами уведомляли; а чтобы на сии и иные необходимо надобные издержки отпущено было вам пять тысяч рублей, ходящей монетой в Польше, и на записку их в приход и расход книга дана, – комиссариатской комиссии, в Киеве находящейся, от меня особо приказано; и весьма быть благонадежным [уверенным],что вы в прочем по известному мне вашему к службе ее императорского величества усердию и в военном ремесле только испытанному искусству ничего того не упустите, что только к пользе службы, к сбережению людей и к содержанию надлежащей дисциплины и вообще доброго порядка вам сделать будет можно и удобно; и чего всего подробно описывать и не можно, а для вашего высокопревосходительства и не нужно.
Граф Румянцев-Задунайский
Письмо П. А. Румянцева Г. А. Потемкину о расположении провиантских магазинов в Польше
5 сентября 1787 г., село Парафеевка
Светлейший князь!
Милостивый государь!
Пособствуя от всех сил пользе службы, следовательно, и требованиям вашей светлости, приказал я господину генералу-аншефу и кавалеру барону Эльмпту, сходственно вашему мнению, в письме от 3-го сего месяца сообщенному, вступить в Польшу. Я прилагаю здесь в копиях вашей светлости и мои ему данные ордеры, и расписание бригадам, полкам и их кантонирквартирам. И весьма о том жалею, что я ни малейших сведений относительно генеральных распоряжений, о которых ваша светлость иногда в ваших письмах напоминаете, не имею. И я смею вашей светлости повторить мою просьбу от 22-го числа прошедшего месяца относительно вам известных обстоятельств и полагаемых намерений турецких; также и есть ли в Польше или в Екатеринославском наместничестве и где именно магазины, чтобы я, по крайней мере, все предметно располагать мог, и что мне тем наипаче знать нужно, как в рассуждении сего отряда, вступающего в Польшу, так и господина генерала-аншефа и кавалера Каменского, которому я к вашему левому крылу прежде путь назначил, в том мнении, что могут обстоятельства требовать усиления ваших войск, в Тавриде находящихся; и что ваше правое крыло могло удобнее подкреплено быть войсками, расположенными по Днепру, но за неимением и поныне вашего на то благопризнания и как бы предвидеть требуемое движение, приказал вчера обратиться вправо к Кременчугу. Я приказал и всем иным полкам, в походе находящимся, приблизиться к Днепру, дабы они могли по востребованию, перейдя оную реку, на усиление или в Польше уже находящихся, или в вашей команде состоящих войск обращены быть.
Я прошу всепокорнейше вашу светлость меня и в том наставить: как и каким образом сии, в Польшу вступающие войска, их содержание и иные необходимо потребные снабжения иметь и под запасный провиант надобные фуры и волы теперь или впредь к известному и какому точно времени доставлены быть должны. Отряд господина генерала-аншефа и кавалера барона Эльмпта не имеет ни соразмерной части легких войск, ни артиллерии, о которой на мой запрос господин генерал-поручик и кавалер Бегичев меня уведомляет, что хотя в Киеве имеется 74 орудия во всем исправных и при них состоит надлежащее число артиллеристов, но нет ни фурлейтов, ни лошадей, ни назначенного к ней командира; и я уповаю, что ваша светлость тем и другим снабдить его не оставите, потому более, что он со своим отрядом входит теперь в непосредственную связь с вашими операциями.
Я не знаю тоже, могут ли пропущены быть и иметь хождение в Польше ассигнации и сумма от вашей светлости, в комиссию отправленная, в какой монете состоит, а потому прошу вашу светлость и в сей статье разрешить мне могущие произойти затруднения.
С наивысшим уважением и истинным почтением имею честь быть вашей светлости всепокорнейший слуга
граф Петр Румянцев
Ордер П. А. Румянцева И. К. Эльмпту о расположении войск
5 сентября 1787 г., село Парафеевка
Ваше высокопревосходительство тотчас усмотрите, что дистанция, занимаемая вашими войсками, несколько продолговата, но сие делается с тем, чтобы на первый случай, через оказалость [наличие] повсюду войск, навести на неприятеля от сей стороны некоторое внимание и тем удержать его от умножения войск к стороне Очакова, следовательно, и от покушения на границы Екатеринославской губернии, и что сей ваш отряд, по обстоятельствам, должен быть усилен из войск, кои приблизятся к Днепру.
Граф Румянцев-Задунайский
Представление П. А. Румянцева в государственную военную коллегию
24 октября 1787 г.
Время, в которое мы к предстоящим военным действиям вооружаться должны, течет очевидно; а как известно, что от начальных распоряжений их дальнейшие успехи во многом, а сии едва ли не во всем, от Государственной военной коллегии непосредственно зависят, то я испрашиваю по моему долгу ее указаний и наставлений в следующем, а именно:
1. Рогатки и подвозные мосты иметь ли по примеру прошедшей войны и ныне при полках, и откуда первых ожидать или требовать, из какой суммы последние, и к тем и к другим надобные повозки делать, упряжь купить и их впредь содержать?
2. Гренадерским полкам иметь ли артиллерию, и в каком числе орудий, и каких калибров быть ей? И без коей, по уважению многих причин, сим отборным войскам, кажется, быть наименее пристойно, а в новом штате ее не определено и ничего о том не сказано.
3. От комиссариата и провиантской канцелярии зависимые должности и к личному отправлению службы Генерального штаба чины находятся теперь только те, кои из них при 2-й дивизии были, и, следовательно, для армии не по ее количеству войск, кои состоят почти те же, но по их иному употреблению и весьма недостаточном числе; и имеют ли инженеры, медики, лекари, подлекари и аптекари с их помощниками, по ее рассуждению и по предполагаемым действиям, при сей армии быть потребны и определены, или она должна будет довольствоваться только теми, кои при 2-й дивизии находились?
Унтер-офицер и рядовой Донской конвойной казачьей команды второй половины XVIII века.
Литография. Середина XIX в.
4. На разведывание о неприятеле и на всегдашнее его встревоживание, а иногда и на действительные поиски, должны непрестанно партии высланы быть, а к тому и к держанию отводных и передовых постов и к прикрытию границ и магазинов и из тех делаемых подвозов военным и съестным припасам почтовых станов и сообщения между границами и обоими армиями потребны вообще в немалом количестве и разных качеств войска, и к первому в прошедшую войну употребляемы были гусары, пикинеры и донские казаки, которых только четыре полка к сей армии определено, а к последнему – две ротные команды, и казаки малороссийские, коих, как известно, теперь нет, ибо они вовсе от военной службы уволены и окладом обложены и форпосты на границах по ее указу шестыми эскадронами десяти здешних вновь формированных полков содержатся, то кем их сменить и всю таковую и весьма нужную службу при армии исправлять? Понеже донских казаков весьма мало, а карабинеры по их именованию, вооружению и свойству их лошадей принадлежат к тяжелой кавалерии и, следовательно, к легкой службе, то есть в высылку в партии и к держанию отводных и передовых караулов, или форпостов, и к сделанию на них разъездов отнюдь неспособны, а употребление их к прикрытию границ, магазинов, подвозов, почт и сообщений должно для казны и весьма чувствительно убыточно быть, – и не дозволится ли по уважению тех польз, для коих разные роды войск при армиях содержатся, в надлежащую соразмерность из одних в другие, то есть из карабинер в гусары, или в легкоконные, а из гренадер и егерей в фузилеры или мушкетеры обращать.
5. Не до́лжно ли за запрещением отставки и поныне в одну тягость службе при полках находящихся, от болезней, увечья и старости сделавшихся к ней неспособными отставить в гарнизоны или инвалидные роты, а равномерно и малолетних, и к научению музыке и разных ремесел в полки взятых школьников, не лучше ли на все военное время, доколе они к действительной службе будут способны, из комплекта исключить, и полки к службе годными людьми укомплектовать, а их при их окладах для учения сих, тоже в полках надобных ремесел оставить в Киеве в числе гарнизонных батальонов, но под присмотром тех полков офицеров, где они в случае крайней нужды по их силе и некоторую службу отправлять могут.
6. Не узнается ли полезным и нужным указать, чтобы всякий полк, при его выступлении из границ, через членов комиссариата, во всех хозяйственных частях был смотрен, и чтобы таковые смотры и всегда перед выступлением в кампанию и поход в квартиры деланы, и чрез то надобные внимание и осторожность в них всегда возбуждены, а все непозволенные и к большому вреду службы и невозвратному убытку казны сделавшиеся уже явными и гласными непорядки вовсе отвращены были.
Граф Румянцев-Задунайский
Ордер П. А. Румянцева корпусным командирам украинской армии о порядке похода и расквартировании войск
26 октября 1787 г.
Хотя я в твердой надежде пребываю, что ваше превосходительство все то, что здесь ниже описано, всегда наилучшим образом учреждаете и распоряжаете, но понеже мои должность и долг особливо и непосредственно сего на мне взыскивают, то я и должен вашему превосходительству здесь следующие статьи к надлежащему исполнению особливо препоручить.
1. Чтобы под вашей командой состоящие войска в людях и лошадях, ружье, мундире и амуниции, и артиллерия, и обозы с их упряжью всегда в совершенной исправности и готовности находились и на полмесяца сухарей в запасе при себе имели.
2. Чтобы в экипажах господ генералов, штаб– и обер-офицеров возможная умеренность наблюдалась и никто ничего лишнего и движения армии отягощающего отнюдь не имели; и в походах как они, так все вообще, им предписанный порядок наиточнейше наблюдали.
3. Чтобы при всяком движении им всегда путь и дни похода и дневания точно по числам указаны, и время к выступлению и прибытию на их посты, или с иными к соединению точно определено было.
4. Чтобы в квартирах, кои в Польше и особливо в неприятельских землях впредь заниматься будут, был такой порядок: полки и батальоны сколько можно близко и не далее 25 верст от их бригадных сборных мест, а всякий эскадрон и рота всегда вместе и не далее 10 верст от их штабов располагались; и господа генералы и офицеры нужно надобными только квартирами довольствовались, и для себя, их штабов и услуги большого числа отнюдь не брали.
5. Чтобы сборные места полкам, бригадам и корпусам всегда тоже точно указаны и укрепленные или те, где госпитали и магазины заложены, или к сложению тягостей вообще назначены будут, войсками и артиллерией осаждены, а слабые и открытые рогатками, а за неимением тех возами прикрыты и караулами наинадежнейше обеспечены были.
6. Чтобы на беспрерывное сообщение между корпусами, бригадами и полками и их передовыми постами дороги по могущим быть нужным оборотам всегда тоже точно указаны, и на тех лежащие мосты, гати и перевозы в лучшем состоянии содержаны, а по обстоятельствам укреплены и постами прикрыты были.
7. Чтобы неприятеля всегда в беспокойстве держать и о его движениях, намерениях и числе заблаговременно знать и судить и вопреки тем и на уничтожение его замыслов наинадежнейше действовать было можно, до́лжно беспрерывно партии высылать и в скрытых местах отводные и передовые посты держать, а на возвышенных маяки ставить приказать, чтобы через число [маяков] или урочище, где они запалены будут, тотчас и скорее иных уведомлений и количество, и намерение неприятеля известны были.
8. Чтобы при занятии квартир и постов, указании сборных мест и в определении числа людей и лошадей на высылаемые партии и караулы, и во времени их смен, всегда на местное положение, количество домов, укрепления, и на отдаленность тех и неприятеля, особливо уважаемо было.
9. Чтобы все командиры по их степеням, их команде вверенные войска, в нужных и дельных частях искусному употреблению ружья и надобным движениям, сколь только время дозволит, наиприлежнейше и наилучше обучали и до возможно высшей степени совершенства то доводили; и коль много таковое искусное употребление ружья и проворно и порядочно делаемые движения к поверхности над неприятелем и к успехам в бою пособствуют, при всяком случае их подчиненным всеми возможными и наивнятнейшим образом внушали, и их в том наилучше наставляли.
10. Чтобы за таковыми точными и надежнейшими распоряжениями, учреждениями, определениями и единообразным и от меня в прошедшую войну введенным, и вообще полезным признанным порядком службы отправлением, больные и слабые всею им надобною выгодою и помощью, а здоровые им потребным отдохновением и покоем пользовались, и от суровости непогод, и от напрасного бдения и трудов кои, как испытание нас учит, больше самотруднейших подвигов их изнуряют и их здоровью вредят, всеми удобными образы охранены, а от побегов и всякого рода своеволия, и особливо от озлобления обывателей той земли, где война ведена быть должна, и от обережения которой добро и польза службы, и успехи военных действий, и собственные выгоды войск весьма много зависят, под тяжчайшим ответом тех, кому за тем смотреть непосредственно подлежит, воздерживаны были.
Письмо П. А. Румянцева Г. А. Потемкину с просьбой сообщать о положении Екатеринославской армии
26 октября 1787 г., село Парафеевка
Светлейший князь!
Милостивый государь!
По обстоятельствам и положению, в каковых обе армии в рассуждении их взаимного и к надежной защите собственных владений и границ относящегося внимания и связи, находиться должны, все мои расположения и распоряжения на ваших основываться, и я прошу вашу светлость всепокорнейше почтить меня уведомлением о распоряжениях, какие вы по происшедшему делу при Кинбурне в расположении войск и постов понад Бугом и Лиманом теперь временно и, может быть, предварительно для будущих зимних квартир сделали, или делать намереваетесь, чтобы я, с моей стороны, всему тому, а особливо в случае нужном, в лучше возможном совершенстве следовать и отвечать и вашу светлость взаимно и заблаговременно уведомлять мог. В чаянии, что отряд под господином генерал-аншефом и кавалером Каменским мог уже прибыть на свой пост в околичности Умани, я приказал господину генерал-аншефу и кавалеру барону Эльмпту к Липовцам и Монастырищу пододвинуться, а господину генерал-аншефу и кавалеру графу Салтыкову с командуемыми им войсками, упреждая могущие произойти затруднения в переходе через Днепр, сию реку не мешкав переходить и в Польшу вступить, и его квартиру в Янове взять, а войска между Хмельника и Прилук расположить.
Я на сию перемену ему прежде назначенного положения поступил в том рассуждении, что он из сего Хотин равномерно беспокоит, а в случае нужды удобнее и скорее моим иным отрядам и Екатеринославской армии диверсией и деятельностью помогать и их подкреплять может.
С наивысшим уважением и истинным почтением имею честь быть вашей светлости всепокорнейший слуга
Граф Петр Румянцев
Рогатки, использовавшиеся русской армией в XVIII веке
Письмо П. А. Румянцева Г. А. Потемкину по вопросу об употреблении рогаток
Долгие годы оцепление рогатками не только лагерей, но и боевого строя считалось обязательным и действенным средством защиты от конницы. Однако перемещение большого количества рогаток сковывало армию, фактически обрекало ее на оборонительный способ действий. Поэтому П. А. Румянцев в ходе Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. фактически отменил во вверенных ему частях применение рогаток. В начале новой войны вопрос о применении рогаток возник снова.
7 декабря 1787 г., село Парафеевка
Светлейший князь!
Милостивый государь!
Рогатки сделались одним снарядом между необходимыми на войне против турок. Я их в прошедшую войну в деле не имел, но не смел иметь лагеря без них, боясь того нарекания, кое обыкновенно падает на командующего в отставлении чего-либо и неважного, но обычаями и предубеждениями сделавшегося способом известно надежным. Я представлял между иным и о том в Коллегию, полагая, что все военные приготовления от ее распоряжения зависят; но на сих днях имел от ее императорского величества всевысочайшее повеление о сем пункте, для единообразного в обеих армиях их имения, с вашей светлостью снестись, и ежели они потребными найдутся, делать их на счет экстраординарной суммы. Я сказал вашей светлости мою мысль выше, прошу всепокорно мне вашу сообщить и надежный способ к получению железных вещей указать, понеже по так их большому количеству разве на заводах они к сему времени сработаны быть могут.
С наивысшим уважением и почтением имею честь быть вашей светлости всепокорнейший слуга
Граф Петр Румянцев
Ордер П. А. Румянцева командиру корпуса генерал-аншефу М. Ф. Каменскому об исполнении распоряжений Г. А. Потемкина
26 декабря 1787 г.
Уведомляя ваше превосходительство о получении вашего рапорта от 23-го числа сего месяца под № 133 относительно повеления вам от его светлости господина генерала-фельдмаршала и кавалера князя Григория Александровича Потемкина-Таврического данного, чтобы вы приказали от войск команды вашей Богополь, если не можно пехотным полком, то одним батальоном занять, и представляемых от вас тут неудобств, и вступления корпусов генерала барона Эльмпта и вашего на правую сторону Буга. Я сокращаю мой ответ тем, что в ордерах моих вашему превосходительству от чисел 22 и 27 ноября и 5 декабря под № 432, 440 и 476 данных, сообщил я вам следующее. В первом: «Чтобы ваше превосходительство в охранении собственных границ, как главном предмете на сие время наших вниманий по ордерам и наставлениям его светлости, поступали». Во-втором: «Что положение, что ваш отряд должен взять в околичностях Умани, входить в распоряжения, кои к защите наших собственных границ относятся; и потому от главнокомандующего там выше объявленного господина генерала-фельдмаршала большей частью зависеть должны и что отряд вашего превосходительства, разве с благопризнания его, перейдя через Буг параллельно рек Кодиме или в дирекции [направлении] Егорлыка вперед идти должен». И, наконец, в последнем, чтобы ваше превосходительство в подобных обстоятельствах, где вы предвидите и надобность, и пользу в движениях вперед, о том и к его светлости представляли, дабы по означенным моим примечаниям не потерять вам из виду вышеуказанный предмет и не выйти вовсе из нужной связи или параллели с его войсками; и что часть земли по реке Кодиме у вас впереди лежит и вашему присмотру предоставлена, а генералу барону Эльмпту, коего отряд между вами и генералом графом Салтыковым лежит, наименее ею прикрывать удобно; следовательно, затем и не могу я иного ничего вашему превосходительству сказать, как только то, что повеления его светлости по сему распоряжению идущие, во всей их точности исполнять до́лжно.
Из письма П. А. Румянцева Г. А. Потемкину о расположении войск в связи с вступлением в войну Австрии
4 января 1788 г.
…Новость, что вы мне сообщили, выводит нас, а может быть и многих, из того сомнения, в каковом полагаемо было поведение союзника, и который кажется, теперь берется за дело по нашим видам, невзирая ни на какие следствия по своим собственным. Сие происшествие произведет уверительно большую перемену в предположениях турецких; разве бы они хотели, в одной стороне успевая, жертвовать другой по примеру той войны, что они вели между 1737 и 1739 годом, и что, кажется, одно и остается им делать; но, не зная будущего, трудно определять точно, а гадать и думать можно; но будет, как будет. Надлежит, однако же, взять сие в примечание; а судя по сему и приказал всем малым войскам вперед двинуться и графу Салтыкову, который станет между Браилова и Деражны, – предложить принять Кобургу всю готовность на пособие и содействие, каковы по известному ему нашему положению только требовать и нам сделать можно. Генерал Эльмпт станет над Бугом, между Немировом и Ладыжином, а генерал Каменский – между Богопольем и Хвощеватой.
Я вам сообщаю здесь в копии мой последнему данный ордер. Из содержания того вы увидите, сколь разнствуют наши поведения в рассуждении ваших мероположений, и я дивиться и жалеть должен, что такие странности и вам может быть, помешательства [препятствия] производят. О рогатках повторяю мою просьбу. Я боюсь, чтобы время не ушло и не обратилось оно мне в небрежение, коим меня и в баталию Кагульскую, при разогнании покойного Племянникова каре, порицали. Что до известий смешных, то их будетмного, потому что в той стороне остается еще много и старого счету, и старого страху. Будьте вы, милостивый князь и благодетель, здоровы и благополучныво всяком роде и разуме. Сего я вам наиусерднейше желаю, сие заключаю тем, что я по последнее дыхание ваш верный и всепокорнейший слуга
Граф Румянцев-Задунайский
P. S. Что до меня, то я большую часть в постели лежу, и все те припадки, коими я уже несколько зим сряду мучусь, с большими, однако же, наставками [надбавками], – ощущаю, и кажется мне, что я на том же пути, которым пошел недавно тоже бодрый воин Карл Иванович Каульбарс.
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о мерах, принятых им в связи со вступлением Австрии в войну
5 января 1788 г.
Государыня всемилостивейшая!
Тотчас по получении известия от генерала-фельдмаршала и кавалера князь Потемкина-Таврического об объявлении войны между императором и Портой, приказал я мне вверенным войскам двинуться вперед; и какие ордеры по сему случаю от меня генералам-аншефам и кавалерам графу Салтыкову и барону Эльмпту даны, к всевысочайшему вашего императорского величества усмотрению, всенижайше представляю здесь в копиях. Я жалеть весьма должен, что император и принц Кобург не предварили сего случая с лучшим отверстием [раскрытием] своих намерений, и что то бы могло теперь и весьма к большой пользе общественного дела обращено быть; но ваше императорское величество увидеть изволите: что при оказании принцу Кобургу всей готовности на пособия и содействия, из уважения многих причин и следствий, и особливо ежели бы турки по образу в 1739 году оконченной войны, оставив свои владения и крепости против императорских войск при малых прикрытиях и гарнизонах, обратили вопреки все их силы против армий вашего императорского величества, не посмел я выйти из прежнего предмета мирного положения и не мог далее вправо податься.
Вашего императорского величества верноподданнейший слуга
граф Румянцев-Задунайский
Ордер П. А. Румянцева командиру 2-й дивизии генерал-аншефу И. П. Салтыкову о содействии операциям австрийской армии
19 января 1788 г.
В сем моменте я получаю письмо от генерала принца Кобурга, где он, по последним ведомостям из Вены заключая, что ему может быть велено будет занять Хотин, желает ведать, может ли он надеяться на наше в том пособие хотя демонстрациями против Могилева и Сороки. И я спешу вашему сиятельству сию новость сообщить и, сославшись на мой ордер под № 21-м, отправленный вчера, препоручить, чтобы вы по его отзыву тотчас прежде веленное движение вперед сделали, а из сего положения и по его требованию два батальона гренадер и один егерей с четырьмя полковыми орудиями, и три эскадрона карабинер, и триста донских казаков под командой одного генерал-майора, которого выбор вашему сиятельству предоставляю, для сей демонстрации отрядили. Таково же движение и отряд гренадер, и орудий, карабинер, и казаков сделать должен и господин генерал-аншеф и кавалер барон Эльмпт тотчас по вашему о том уведомлению к Сороке, к которому ваше сиятельство имеете один батальон егерей прикомандировать. Сей отряд должен действовать с надлежащим осмотрением и свои поиски и движения по вашему соглашению с принцем Кобургом и по успехам австрийских войск и обстоятельствам, в каких он найдет турок, делать; а потому до́лжно вашему сиятельству сего командируемого генерала наиподробнейше в том наставить, дабы он пользовался всеми теми случаями, к чему только откроется ему удобность, даже и на овладение местами, на той стороне Днестра лежащими, особливо когда удастся австрийцам взять Хотин.
Медаль с изображенном принца Фридриха Иосин Саксен-Кобург-Заальфельда, выпущенная в память победы союзных войск при Фокшанах 21 июля (1 августа) 1789 года
Сего ради весьма нужно вашему сиятельству в ваших условиях с принцем Кобургом всякий пункт весьма внятным и точным образом определить, и особливо в относящемся ко взаимному сношению так распорядиться, чтобы ваш отделенный отряд и господина генерала барона Эльмпта как наискорее и всегда в прямую пору о всем происходящем уведомляемы были. Ваше сиятельство должны несколько казаков употребить на встревожение неприятеля выше и ниже Могилева, дабы тем разделить их силы и внимание, и быть готовым и всем вашим корпусом, ежели бы нужда требовала, сии отряды подкреплять, а по завладении ими на той стороне Днестра местами и к нему приблизиться и сообщение их с вами, образом и способом по времени удобными, обнадежить. А прежде отправления сего отряда или и тотчас за получением сего моего ордера воеводу русского, чтобы изведать его прямые намерения, спросить: будет ли он в случае, ежели бы мы поиск сделали от Могилева и на Сороку, нам способствовать – и в чем таково его пособие состоять будет. А жителей молдавских через добронамеренных и вами употребляемых особо о сем движении и вступлении войск ее императорского величества в сию землю предварить и к содействию приуготовить, не именовав ни Могилева, ни Сороки, но во все другие места, как например Рашков и иные ниже лежащие, дабы там и в Бельцах находящихся турок удержать в том их положении, а места, на кои сей поиск делаться должен, привести в ослабление. Каков же дан от меня господину генералу и кавалеру барону Эльмпту ордер.
Ордер П. А. Румянцева И. П. Салтыкову по поводу отношений с принцем Кобургом и необходимости согласованных действий с австрийскими войсками
5 февраля 1788 г.
По ордерам, что я дал вашему сиятельству от 3-го и 19-го месяца прошедшего, ваше сиятельство увидите тотчас причины, кои меня подвигли, во-первых, предложить принцу Кобургу готовность на возможное пособие и содействие, а потом и на деятельное их выполнение, и что в предприятии, кое он предлагал на занятие Хотина, я был должен ему предоставить указать распоряжения, а вашему сиятельству на них основывать ваши, и по успехам, что будут иметь австрийские войска, распространять поиски; но и сии выражения не значили еще очень далеко подчиненность, а соглашение командующих весьма нужное. Я отдаю, впрочем, всю справедливость силе причин, что вы приметили принцу Кобургу в вашем ответе на его письмо от 9-го, и особливо относительно Жванца и усыпления неприятеля, и кой вы приложили к вашему рапорту от 2-го числа сего месяца нашего стиля, и я чувствую всю неприятность, каковую вы открываете в их видах. Но, воображая себе всегда лучшее, наипаче я о том жалеть должен, что все сие не делается с точностью в определении людей и времени и что одних кажется мало, а другое уверительно дурно, что вдруг полагают и занимать или, лучше сказать, брать Хотин, и боятся нападения на их границы, которые их натурой и войсками, что в Трансильвании, довольно прикрыты; и по всем возможным расчетам я должен полагать, что они надеются Хотин взять или нечаянно, или через измену; но в первом случае на что тяжелая артиллерия на противном берегу, а в другом ежели бы не удалось, она только неминуемой потере была бы подвержена. Со всем тем, чтобы лучше объяснить все сии недоразумения, то я бы советовал вашему сиятельству никогда не уклоняться от содействий, но паче к тому всю готовность оказывать; и всегда о точном определении времени настоять и ему представить, что и артиллерия могла бы быть у вас, ежели бы в свою пору о том отозвались, и что батальоны, ежели он их употребление находит нужным и полезнейшим того, каково вы ему предлагали, готовы и что вы их тотчас отправите, куда он назначит.
Я препоручил господину генерал-поручику и кавалеру Бегичеву, чтобы он то число орудий приготовил, а ежели бы можно – и действительно отправил. Ваше сиятельство можете в вашем письме ему посоветовать, чтобы для ускорения времени попытался он попросить его по доброму соседству из Каменца. Я не могу входить в подробность мер, понеже по многим обстоятельствам я должен судить, что все это разойдется на том, что было на письме; но предоставляю вашему сиятельству все тут сходственно с прямыми видами и известностью обстоятельств учреждать, как то вашему сиятельству и в моем ордере от 19-го числа прошедшего месяца препоручено.
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о неискренности австрийского командования и связанных с этим затруднениях
6 февраля 1788 г.
Государыня всемилостивейшая!
Из моих всеподданнейших и от 5-го и 25-го чисел месяца прошедшего под № 1 и 5-м отправленных донесений, ваше императорское величество видеть изволили, какие движения ваши войска и были должны делать на способствование принцем Кобургом предполагаемых предприятий на Хотин; а из здесь всенижайше представляемых в копиях его письма и ответа графа Салтыкова явствует, что первый, не говоря более о повелении, коего он по сему случаю ждал от императора, полагает выполнить сие свое предложение при удобном времени и требует не демонстрации, но точного содействия, не входя в подробное исследование, может быть принцу и графу Салтыкову лучше ведомых обстоятельств; но по многим убеждениям, и особливо по образу и числу на сие предприятие назначенных, и вообще в команде принца Кобурга находящихся войск, я судить должен, что сие в виде только одном делается, чтобы непроизводством [из-за невыполнения] нас впредь нареканием отяготить, и я тотчас приказал графу Салтыкову отнюдь не уклоняться от содействия; но паче всю лучшую готовность к тому оказывать и требуемые им войска приготовить, а генералу-поручику Бегичеву и артиллерию туда отправить, как то здесь в копиях всенижайше представляемых моих ордеров обстоятельнее видимо есть.
Многие обстоятельства, которые противоречат плану принца Кобурга, и неизвестность прямых намерений, что имеют они и войска польские, должны уверительно много мешать производству наших собственных. Они держат нас поныне вне всякого действия; и что становится тем более неприятно, чем ближе к тому пора удобная надходит. Я бы уже давно поехал к армии, ежели бы мои болезненные припадки и особливо несносная стужа мне только выходить позволяли из избы, но если бы обстоятельства сделались ясные и мое присутствие там нужно было, то не превозмогут никакие причины над ревностью, с какою я вашему императорскому величеству служу и на вашу службу спешить буду.
Вашего императорского величества верноподданнейший
граф Петр Румянцев-Задунайский
Ордер П. А. Румянцева И. П. Салтыкову о действиях в случае взятия Хотина австрийскими войсками
2 марта 1788 г.
Я не сомневаюсь нимало, чтобы ваше сиятельство по моим примечаниям в ваших постановлениях с принцем Кобургом, и от вас сделанном отряде, куда он по совершении своего отправления обращен быть должен, и каким средством вы ваше с ним сообщение через реку Днестр иметь будете, точно не назначили; но чтобы с сей стороны от меня ничего упущено не было, то я за нужно судил вашему сиятельству о том напомнить и при том еще повторить, чтобы все ваши движения и содействия на известных вам обстоятельствах о неприятеле и по успехам, что иметь будет принц Кобург, основывали и так распорядили, чтобы, по завладении Хотина, без промедления вы [смогли]Днестр и Прут перейти, и по предварительному, как выше сказано, с принцем Кобургом соглашению между Серетом и Прутом стать, и из сего положения, ежели ничто препятствовать не будет и неприятель вовсе удалится, и в близости в больших силах не будет, ваши поиски далее и до Ясс, и особливо на овладение неприятельских магазинов, делать, и там найденный запас, ежели бы удержаться войскам не можно, к себе прибрать могли, и, словом все тут употребить, что при первом потрясении неприятельских сил в свою пользу и им во вред сделать только можно. В то же время господин генерал барон Эльмпт должен при Комарграде, а господин генерал Каменский – при Чечельнике стать, дабы из сего положения они Польшу, и собственные границы, и заложенные магазины, и сообщения армии с ними удобно прикрывать и через посты и разъезды на Днестре неприятеля в внимании и тревоге держать, а первый через отряды и вам содействовать могли; и для чего нужно вашему сиятельству с ними ваше сообщение через Днестр тоже утвердить, и что при Сороке кажется сделать наиудобнейше и по неимению еще при сей армии понтонов, и о коих я известия от господина генерал-поручика и кавалера Бегичева жду, их или и суда, к тому способные, от принца Кобурга иметь, и в чем, уверительно, он вам не откажет. И остается мне еще только здесь разве то повторить, или притвердить, чтобы ваше сиятельство все ваше старание на то обратили, чтобы иметь надежные известия о неприятеле, где и в каких он силах находится, и при лучшем согласии с генералом союзным все ваши движения и действия с ним наиточнейше определяли – и где, как известно, один час иногда опоздавши, многими годами поправить уже не можно. Я, впрочем, весьма уверен, что ничто от проницания вашего сиятельства не укроется и что вы вашими собственными средствами и предусмотрениями далее моих предуспеете.
Письмо П. А. Румянцева Г. А. Потемкину о диспозиции принца Кобурга
10 марта 1788 г.
В сем моменте полученное письмо г. Витта поспешаю к вам, батюшка, доставить; и как пишу при свече, то боюсь, что моего никак прочесть будет не можно. Вы в том увидите, что гнев турок простирается на всех семь королей в Европе; теперь надобно отгадывать, что они хотят с остальными делать; неужели они их в короли не ставят или их вовсе забыли? Я прилагаю здесь и диспозицию принца Кобурга, и письмо, что он писал к графу Ивану Петровичу [Салтыкову], от 10-го по новому стилю, следовательно, днем позжетого, что он ко мне писал и кое я вам сообщил с вашим последним курьером. Диспозиция, кажется, правильно сочинена, но несоразмерна в числе войск; и страшно, чтобы авангарды, кои много впереди, не получили толчка и на том бы все это и не приостановилось. Жаль, что он много опоздал и не произвел сего намерения тогда, когда турки и татары были большей частью в нижней части Днестра и когда Днестр был везде мостом; но теперь разлитие вод может пресечь легко все сообщение, и грязь одна сделать путь непроходным. Простите, батюшка, и будьте здоровы и довольны; сего я вам всегда желаю и с тем и с искренней преданностью от сердца и души всегда пребуду.
[Румянцев-Задунайский]
P. S. Скажите, батюшка, Аслан-Гирей, теперь что калга-султан, не тот ли самый зверь, что у нас над ногайцами командовал и в последнем бунте у вас под караулом сидел?
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II об учреждении главной квартиры в Немирове, расположении войск и нерешительности австрийцев
31 марта 1788 г.
Государыня всемилостивейшая!
…Большое расстояние между корпусом союзным и Екатеринославской армией, коей связь должна быть главным предметом всех моих вниманий, меня в известной мере заботит, в уважение которого не мог я без большой опасности далее и отряжать больших корпусов в часть внутреннюю Молдавии на подкрепление принца Кобурга, видя, с одной стороны, всю трудность на их присоединение, а с другой – что так сказанное занятие Хотина в свое и весьма удобное время не воспоследовало и взятие его в настоящее сделалось почти невозможным. И на тот конец, чтобы неприятельское внимание лучше делить и принца Кобурга чрез легкие войска и отводы, а Екатеринославскую армию вещественно подкреплять, и все, что еще для армии нужно и в пути находится, к оной доставить, и к открытию кампании надобные распоряжения сделать было можно, – судил я на сей раз быть полезным главную квартиру в Немирове, а корпуса генерала графа Салтыкова между Межировом и Красным, барона Эльмпта – между Печорами и Ладыжином, а Каменского – между Тростянцом и Бершадою расположить, а моим долгом – к всевысочайшему вашего императорского величества усмотрению всех причин и обстоятельств здесь в копиях всеподданнейше представить: мои ордера генералам и мою переписку с принцем Кобургом, так как и мной сделанный план к устроению армии.
Полковник Корсаков, которого я, в том рассуждении, что со времени разрыва мира с императором все сообщение с Молдавией пресеклось, нарочно к принцу Кобургу отправил, чтобы иметь непосредственные известия о там происходящем, уведомляет меня, что поиск на Хотин, которой назначен 30-го прошедшего месяца, был отменен и, по его мнению, от нелучшего согласия генералов, и что один патруль, из офицера и двенадцати уланов состоявший, попался в руки туркам и весь изрублен.
При крайнем бессилии, но при лучшей готовности и ревности к службе вашего императорского величества, я намереваюсь, едучи к армии, заехать к князю Потемкину, чтобы с ним лучше согласиться о мерах на предстоящую кампанию, и что тем более нужно, что план действий союзной армии мне вовсе неизвестен.
Вашего императорского величества верноподданнейший
граф Петр Румянцев-Задунайский
Письмо П. А. Румянцева Г. А. Потемкину о бездействии войск принца Кобурга
1 апреля 1788 г.
Благодарю вас, батюшка князь, за апельсины и желаю, чтобы их много было; следовательно, чтобы вы, а не турки, на Черном море господствовали. По известиям, должен их флот быть не мал, но в рассуждении экипажа и маневра его все знатоки ни во что не ставят; а этим одним и остается только нашим над ним преимуществовать. Что до союзника, то подлинно странно, что они хотят, чтобы их везде звали и ворота отпирали, и, кажется, сердятся за то, что ворота навозом закидывают и стреляя бьют их и ранят.
Я думаю, что император говорит, то и думает; а принц Кобург для того и говорил, чтобы не делать. Я вам, батюшка, обо всем том в моем письме от 29-го сказал; тут же и вас просил мне дать знать о месте, где вы полагаете быть вашем пребыванием около 10-го сего месяца, чтобы я мог там по службе удовлетворить моему долгу, как моему собственному желанию вас видеть и вам изустно подтвердить те чувства усердия и почтения, коими я вам искренно привязан есть и навсегда буду.
Вашей светлости всепокорнейший слуга
Граф Румянцев-Задунайский
Письмо П. А. Румянцева Г. А. Потемкину о предложении принца Кобурга соединиться для совместных действий
22 апреля 1788 г.
Барон Герберт приехал ко мне с предложением от принца Кобурга всех тех польз, каковы кажутся теперь через вступление мне вверенной армии в Молдавию и через соединение с их войсками для общего дела, – и тех худых следствий, что должны произойти от небрежения сего хорошего случая, видя, что тогда принцу не останется иного делать, как отступать не только от занятой ими теперь части, но и областей, что они, под именем Буковины, владеют в сей земле. Но как за последним повелением, что я имею от двора, все действия сей армии в облегчение ваших и прикрытия осады Очакова, и вообще между Буга и Днестра, определяются, мне того сделать никак невозможно, то он едет к вам, в той надежде, что не найдутся еще к тому средства из соображений ваших операций и известий, что вы имеете о неприятеле.
Рихард Кнотель. Австрийские кирасиры XVIII века.
1900-е гг.
Он мне сказал, между иным, что корпус принца Кобурга слаб, и не больше пятнадцати тысяч. Число кажется не так мало в сравнении тех, с какими мы нередко против больших турецких куч, и небезуспешно, ополчались. Я к вам, батюшка, посылаю сего нарочного, чтобы предварить его приезд. Наставьте вы меня в сем заботливом обстоятельстве – я вас всенижайше прошу; понеже, с одной стороны, нельзя оспорить, чтобы оно не было удобно и полезно, но, с другой, я должен полагать, что меры, взятые двором, уверительно на лучших соображениях всех обстоятельств военных вообще и, может быть, и на предвидении некоторых политических уважений основываются. Я с нетерпением жду ответа на мое от 15-го и того счастья, чтобы вам изустно подтвердить те чувства искренности и преданности, с коими я пока жив буду.
Вашей светлости всепокорнейший слуга
Граф Румянцев-Задунайский
Письмо П. А. Румянцева Г. А. Потемкину о положении под Белградом и намерениях турок затруднить осаду Очакова
9 мая 1788 г.
Я вас благодарю, батюшка князь, за кибитку, лошадку и прекрасный и богатый чепрак, и как дорогим знакам вашей милости и дружбы не могу поставить цены. Взятие Сабаша может и должно много способствовать к покорению Белграда, но, судя по времени и той отчаянности, с какой турки против их защищаются, или, лучше сказать, как кидаются, я очень боюсь, чтобы визирь, или та толпа, что против их назначена, не ускорила своим прибытием, и чтобы то не имело подобного события, что произошло под Дубицей, и чтобы они, и забрав все крепости, наконец не ослабели и не потерпели от идущей против их громады. Я полагаю все, что турки не сделают сначала и тотчас покушения на Крым, но будут уверительно тем стращать и между тем выглядывать, что вы будете делать, чтобы в свое время Очаков подкреплять или осаду его затруднять; и ежели наш флот не может взять над ними поверхности, то они вещественно нам мешать могут. Но не уйдет ничто из вашего вида и ничто не превозможет над тою лучшей готовностью и волею и жаром, с какими вы ваши дела обыкновенно ведете, и все пойдет по вашему хотению без малейшего сомнения и кончится с честью и славой.
Сего вам найискреннейше желает от всего сердца и души вам привязанный ваш всепокорнейший слуга
Граф Румянцев-Задунайский
P. S. Малые мои партии, что ходили за Днестр, пленили одного байрактара и одного спага, бежавших из Хотина; не нашел на берегу нигде и следов неприятеля, который, я полагаю, удалился для сближения или соединения с большими кучами.
Письмо П. А. Румянцева тайному советнику графу А. А. Безбородко [107] о взаимоотношениях с австрийцами
16 мая 1788 г.
Милостивый государь мой граф Александр Андреевич!
Из при сем следующей реляции вы увидите мои заботы в рассуждении неизвестности, и, сколько мне кажется, не лучшего соглашения дел с нашими союзниками. Чудно, что и они не лучше знают, как мы, где визирь или вообще турки поделись, исключая тех, кои свои хижины люто защищают. Принц Делинье мне сказывал, что цесарь его о том спрашивает. Я не понимаю, что делается тогда, когда бы, казалось, одним мигом все кончено быть; и мне кажется, что, одни воюя, мы больше делали и больше ведали. Мое положение тем еще больше неприятное, что я не имею непосредственного дела, а завишу от иных и многих, и остается мне только желать, чтобы все сие желаемый и лучший конец получило. Не покидайте меня вы в сем положении, не весьма приятном, и будьте уверены об искренности чувств, почтении и усердии.
Вашего сиятельства всепреданнейший и всепослушнейший слуга
Граф Румянцев-Задунайский
ИЗ РЕЛЯЦИИ П. А. РУМЯНЦЕВА ЕКАТЕРИНЕ II О ПОДГОТОВКЕ К ПЕРЕПРАВЕ ЧЕРЕЗ ДНЕСТР
2 июня 1788 г., деревня Липовцы
Государыня всемилостивейшая!
В ожидании прибытия на Буг господина генерала-фельдмаршала и кавалера князя Григория Александровича Потемкина-Таврического, я пробыл здесь, работая в нужных распоряжениях, коих перемена планов моих непосредственных действий требовала и которые, как известно, по неравенству предметов встречают обыкновенно многие затруднения и препятствия; но, как уверительно, тоже крайние заботы помянутого господина генерала-фельдмаршала задержали в Елисаветграде, а 20-го прошедшего месяца капитан-паша с большим флотом к Очакову прибыл и он, отъезжая к месту собрания своих войск, требует моего скорого переходу через Днестр, считая то весьма нужным для разделения неприятельских сил, то я, не уважая на всю неизвестность, так в надежном доставлении пропитания войск, которое по недаче обывателями надобных подвод к подвозу провианта из дальних магазинов, и по неимению за Днестром того рода хлеба, становится главной статьей моих забот – как и о том, что у генерала-аншефа и кавалера графа Салтыкова происходит, касательно их с принцем Кобургом соединения и предприятий, и которые, с одной стороны, мне должны тоже главным правилом в моих движениях служить, приказал я генералам барону Эльмпту и Каменскому, чтобы под командой их обоих состоящие войска, по недостатку судов в Яруге и по лучшей, как мне кажется, удобности к переправе при Кишнице, Днестр переходили, и сначала 3-я, а за той и 4-я дивизия, с наблюдением всего того, что в моем ордере на сей случай предписано. 3-я дивизия – ее первой стан при Шуре, что на реке Кобальте, а 4-я – при Опошанах или при Радуленах, на дорогах, что идут вниз по Днестру и к Оргею и к Гече, взяли, и чтобы на сей конец к скорейшей еще переправе все перевозные суда от Яруги и иных выше Кишницы лежащих мест спущены и на наведение моста в потребном числе понтоны туда отправлены были; а 1-й дивизии или тому корпусу, которой я сам веду, идти к Могилеву и там наводить тоже мост, через которой без замедления и она переходить будет. Я послал уже двух нарочных к генералу графу Салтыкову и жду от него с часу на час отповедей, которые мне иметь тем нужнее надобно, что при ошибке в суждении о недостатках жизненных припасов в Хотине то предприятие может продлиться, и тем еще раз все мои приемлемые меры касательно содействий с другой армией и на закрытие Польши расстроить, для чего я и просил господина генерал-фельдмаршала и кавалера князя ПотемкинаТаврического о сообщении мне о его постах и разъездах, как далеко они чрез Тилигул простираться будут, и об усилении меня двумя или тремя донскими или иными казачьими полками…
Из письма П. А. Румянцева Г. А. потемкину о расположении войск и с просьбой о подкреплении
13 июня 1788 г.
…Что до моих войск, то их большая часть уже на Днестре, и все ждали переходу графа Ивана Петровича [Салтыкова], который, по моему счету, теперь у Малиновец или же теперь только что приближается к оным. Жалуется он на горы, худые дороги и мосты, и я, уже не дожидаясь его перехода, приказал барону Эльмпту и Каменскому переходить при Сороке и потянуться на реку Кабальту и послать партии по дороге к Бендерам. О неприятеле ничего нового не слышно, а только все о хане сказывают, что он с несколькими тысячами татар и небольшим числом турок держится около Рябой Могилы и на обеих сторонах Прута, промышляя по-татарски, разоряя землю и убивая жителей. Мой арнаутский полковник, будучи в Яссах, предлагал господину Фабри его атаковать с тысячью арнаутами и вооруженными болгарами, прося его подкрепления, но он отказался, жалуясь, что, не имея более 5 тысяч, того поиска сделать не может, и что все то тогда будет делать, как мы придем. Ежели я не ошибаюсь, то не так страх, которой до крайности оказывается, как желание, чтобы распространиться во внутренней части Молдавии и Валахии, что наши союзники нас торопят на переход.
Соединение графа Ивана Петровича оправдает сию мою мысль тотчас; понеже, по сей цели, нет сомнения, чтобы принц ему не оставил всех забот около Хотина и не сыскал случая, по тем или иным видам, поспешать к Фабри и иным; в том случае я потеряю много, и все мои меры и еще раз до крайности расстроены будут, и я в большой трудности найдусь – и вам помогать, и пропитание отыскивать. В предварение сего я вас и просил о казаках, полагая, по слухам, что у вас их много и что вы несколько тысяч из однодворцев в то звание обратили, и которые, по их новости, не так к прямому делу, как к подобным употреблениям казались мне способны, тем более что здешние обыватели, не видя казаков, или побуждения, – или медлят, или вовсе отказываются на подание нам помощи в перевозке провианта, который, натурально, по переменным движениям и действиям, весьма часто перевезти нужда велит. Скажите мне, батюшка, что вы знаете о визире и союзных войсках и том, что в севере начинает оказываться и что во всех газетах прямо против нас определяется; и простите меня за сие любопытство, к которому мне ваша милость дает некоторое право; и будьте уверены, что ею я дорожу и что ничто не поколеблет ту привязанность, с коей я пока жив буду вашей светлости всепокорнейший слуга
Граф Румянцев-Задунайский
P. S. Барон Эльмпт сегодня переходит Днестр, а мой корпус уже в Могилеве и наводит мост, и я туда еду.
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о положении на театре войны и о мерах, принимаемых ДЛЯУСКОРЕНИЯ перехода через Днестр
15 июня 1788 г., польское местечко Красное
…Не имея подробного сведения об общественном плане с союзником вашего императорского величества и находя предприемлемые осады, как Очакова, так и Белграда, целыми армиями, при отверстии кампаний нечто необыкновенным, я могу легко ошибаться во всех моих гаданиях и буду непременно всегда держаться в моих непосредственных действиях, мне от другой армии вашего императорского величества и союзных войск подаваемых мер и правил. И я не смею уверительно утверждать, но мою мысль, без предложения мер, вашему императорскому величеству донести должен, что сим движением, по сей или левой стороне Прута и до Дуная вообще, союзников успокоить и бендерский гарнизон во внимании держать можно; но те силы, кои уже к действиям с одной стороны по Черному морю, а с другой против императора определены, без особливых перемен в действиях последнего, отвлечь никакого способа не предвидится; тем более что во всем сем краю ничего завистного нет, а крепости в нем уверительно от всякого удара ручного достаточно обеспечены.
Януарий Суходольский. Штурм Очакова 6 декабря 1788 года.
1853 г.
Из моих всеподданнейших и особливо от 2-го и 7-госего текущего месяца зачисленных донесений ваше императорское величество всевысочайше уже видеть изволили, что я, не уважая на всю неизвестность, так в надежном пропитании войск, как и в том, что у генерала-аншефа и кавалера графа Салтыкова происходит, касательно его соединения с принцем Кобургом, приказал генералам барону Эльмпту и Каменскому с их дивизиями переходить Днестр при Кишнице, а первой, или тому корпусу, которой я сам веду, – идти к Могилеву; которые к им назначенным местам уже и прибыли и первые оба, по их рапортам, с 13-го числа по понтонному мосту переходить начнут. А для последней оный тоже наведен уже быть должен и, следовательно, что я все делаю возможное к ускорению сим переходом и пособствованию успехам: так другой армии вашего императорского величества, как и корпусу союзному, и ежели я, к моему большому сожалению, в том не успеваю, то по тем одним затруднениям, что я в дальнейшем доставлении пропитания предвижу и что генерал-аншеф и кавалер граф Салтыков, который с его дивизией должен был первее всех иных перейти Днестр и решить меня много озабочивавшее и во всеподданнейшем донесении от 2-го то же подробно описанное обстоятельство, за разными препятствиями, и невзирая на все с моей стороны в облегчение подаваемые способы, того и поныне сделать не мог, и только 12-го в село Острочаны прибыл и имел там свидание с принцем Кобургом, как то все ваше императорское величество из при сем прилагаемых в копиях его двух рапортов и моего ордера всевысочайше усмотреть изволите.
Что до неприятеля, то по рапортам от посланных партий, его над Днестром за исключением Хотина и Бендер и их округов, нигде не видно, и генерал граф Салтыков по свиданье с принцем Кобургом о нем тоже ничего нового не упоминает; а по известиям, доходящим из Молдавии, единогласно утверждается, что хан татарский с его ордами и несколькими тысячами турок держится около Рябой Могилы, по обеим сторонам Прута, и промышляет по-татарски, разоряя селении и грабя и убивая там еще попадающихся христиан, и что визирь, отделив в Адрианополе знатную часть к Измаилу, сам пошел к Софии и к Белграду.
Вашего императорского величества верноподданнейший
граф Петр Румянцев-Задунайский
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о переходе войск через Днестр
24 июня 1788 г.
Государыня всемилостивейшая!
По отправлении моего последнего всеподданнейшего и от 15-го зачисленного донесения, все мне всевысочайше вверенные войска перешли Днестр: 2-я генерала графа Салтыкова дивизия – 15-го при Малиновцах, 3-я генерала барона Эльмпта – 13-го, а 4-я генерала Каменского – 14-го при Кишнице, а 1-я, или корпус армии и генеральная квартира, – 21-го при Могилеве. И как и по соединении генерала графа Салтыкова с принцем Кобургом ничего еще вещественно на Хотин, за исключением некоторых перепалок, предпринято не было, а оба других корпуса по желанию господина генерала-фельдмаршала и кавалера князя Григория Александровича Потемкина-Таврического их движение к Бендерам сделали и их первый стан на пути к оным взяли, то и должен корпус армии пробыть в своем теперешнем положении. А между тем генерал-майор Фабри и за уверением принца Кобурга, что в Яссах все стало спокойно, и рапортом генерала графа Салтыкова, что хан с своими войсками потянулся от Ясс к Бессарабии и что неприятеля в Молдавии нет, оставил Яссы и отступил к Ботушанам, о чем и что якобы турки и татары в оные вошли и на обеих сторонах Прута расположились, я только через от меня посланного туда арнаутского полковника Гуржия и воплем и плачем наполненные от бояр и вдов боярских письма уведомлен; но, по последним известиям в письме бояр, кои в Ботушаны удалились, то противоречится и что турки и татары и поныне еще в четырех часах находятся, и будто ожидают или Мануила, или Муроза водой, с которым уже вступить в Яссы намереваются. Сие нечаянное происшествие и молчание принца Кобурга и недействие под Хотином подтверждает, кажется, ошибки в счете и суждениях сего принца и мое всеподданнейшее в под № 20 от 24 мая отправленном донесении мнение; и ежели сие событие, с одной стороны, и неприятные того следствия меня много озабочивают, то, с другой, одержанная преславная совершенная и решительная победа господином генералом-фельдмаршалом и кавалером Григорием Александровичем Потемкиным-Таврическим над турецким флотом весьма обнадеживает, что все его действия через то облегчены, а мои прямо деятельными быть могут, и я жду с часу на час так о его успехах над Очаковом, которой, кажется, через ту победу всякой помощи лишен будучи, ему ворота отворить должен, как и дальнейших и до меня непосредственно касающихся мер и правил, а может быть, и усиления некоторою частью, по крайней мере, легких войск, в которых по крайнему недостатку я не нахожу себя почти в состоянии и открывать неприятеля, а тем менее обеспечивать мои заложения в Польше и подвоз провианта из оной, в чем при многих больших затруднениях воеводства Киевского комиссия, невзирая на все мои ей сделанные замечания, вовсе спомоществовать отказалась, как то из рапорта полковника Новицкого и приложенного от оной письма явствует.
Я приобщаю здесь к вашего императорского величества всевысочайшему усмотрению и все дошедшие до меня рапорты генералов, и письмо принца Кобурга, и мои к первым ордера, и к последнему ответ в копиях; и я не упустил посредством подполковника барона Герберта сему принцу мое удивление о отступлении генерала-майора Фабри от Ясс и за соединением с генералом графом Салтыковым и без всякого о том меня предварения внушить и ему теперь всю важность и надобность во взаимном сношении, соглашении и уведомлении пояснить, и особливо, что он делать полагает, когда бы неприятель все свои силы по той или другой стороне Прута обратил, уверив его, что я в том и другом не могу равнодушно и спокойно на то смотреть и буду все с моей стороны употреблять, что ему в облегчение и неприятелю во вред делаться только может. И как мои действия вообще зависят от иных мер и правил, то и остается мне только желать того, чтобы они отвечали той ревности и усердию, которыми я при малом числе войск и при моей глубокой старости и крайнем бессилии всегда горю охотою к службе вашего императорского величества верноподданнейший
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Осада Хотина в 1788 году.
Гравюра. Конец XVIII в.
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о положении под Хотиным
21 июля 1788 г., стан при деревне Плопи
Государыня всемилостивейшая!
Из моего всеподданнейшего и от 27 июня зачисленного донесения ваше императорское величество всевысочайше видеть изволили те причины, кои меня понудили моим движением несколько от Днестра и дороги бендерской отдалиться, вследствие чего генералы – барон Эльмпт 27-го при Оту-албе, Каменский – 29 июня при Шуре, а корпус армии – 1-го сего текущего месяца при Плопи – их станы взяли; а неприятель, желая удостовериться о сих движениях войск вашего императорского величества, искал разными образами их открыть и, сперва показавшись в Бельцах, забрал там поставленную к Яссам молдавскую почту, а наконец, в четырех тысячах на разъезд, посланный от генерала барона Эльмпта, Мешкова казацкого полка, напав, принудил его и весь сей полк, который, невзирая на его большую превосходность в числе, храбрый отпор делал, с потерею пятнадцати убитых и раненых казаков, отступать; но тотчас по усмотрении под генераломмайором Салиньяком идущего подкрепления из лагеря генерала барона Эльмпта, оставив тридцать мертвых на месте, начал уходить и полковником Мешковым был гнан за Бельцы, что все ваше императорское величество из приложений наиподробнейше усмотреть изволите, а между тем и то, что я приказал его помянутым генералу барону Эльмпту и генералу Каменскому атаковать, хотя их в потребном случае сам подкреплять; но как неприятель по разогнании жителей в сей части удобно мог скрыть свои следы и по всем с сей стороны Прута от наших команд, а с другой от некоторых выходцев из Ясс, плененного сардаря Карпа и посредством австрийских командиров доходящим единогласным известиям, в самых тех днях, как им открыты стали движения войск вашего императорского величества, поспешно Прут перешел, и за Яссами турки на высотах Четоцуя и Галаты, а хан с татарами на долине Формозской лагерями расположились, – то я и был должен пробыть в сем моем положении до лучшего открытия прямых его промыслов и чтобы, гнавшись за ним тщетно, не выйти из тех, коими мои действия ограничены. И судя по многим основательным причинам, что его прямая цель должна быть та, чтобы обложение Хотина снять принудить или его военными и съестными припасами вновь снабдить, я не оставил, как генералу графу Салтыкову, так и принцу Кобургу, всю важность и нужду в поспешном взятии Хотина внушить, а корпус генерала барона Эльмпта на сей конец и к Пруту в ободрение и подкрепление фельдмаршала-лейтенанта Сплени, который корпусом генерала Фабри командует, сблизить. Я должен вашему императорскому величеству всенижайше донести, что принц Кобург, кажется, поведением многих своих генералов быть весьма недовольным: он не только их во многом не одобряет, но поступок господина Сплени – в запрещении обывателям той стороны Прута, чтобы не давать на войска вашего императорского величества жизненных припасов, и крайне хулит.
Недостаток в легких войсках, которыми едва только нужные посты держать можно, не позволяет мне и на открытия неприятеля, а тем менее на скорые над ним поиски; а по большей части безводная степь между Прутом и Днестром затрудняет много и все мои движения, тем более что я, подходя близко к одной из сих рек, отходить натурально должен далеко от другой; а тем самым выходить или из сообщения с Екатеринославской армией, или с корпусом генерала графа Салтыкова, или мои запасные магазины, кои я по обоюдным видам всегда иметь принужден, обнажить…
Взятие Хотина, которое, по уверению принца Кобурга, уже давно и теперь, по рапортам генерала графа Салтыкова, со дня на день казалось последовать, а по полагаемому недостатку жизненных припасов давно уже весь гарнизон вымереть должен, приостановило сие мое всенижайшее донесение, но я не смею далее с тем опоздать, и особливо по сегодняшнему рапорту помянутого генерала, который тоже, так как и мой ордер на то в копиях, вашему императорскому величеству здесь всеподданнейше представляю. И как по сдаче Хотина обстоятельства во многом перемениться должны, а действия Украинской армии вашего императорского величества точно ограничены; и хотя по всем основательным воображениям полагать до́лжно, что корпусу принца Кобурга спешить надлежит на соединение с господином Фабри или занять промежуток, что делит Молдавию с Валахией, но по многим доказательствам кажется, что сей принц располагает себя держать в Молдавии и под видом общего управления ею владеть и сим способом всегда нас подле себя держать; то я и должен всеподданнейше просить вашего императорского величества дальнейших наставлений, понеже по всем видимым обстоятельствам и неприятель, потеряв Хотин, а может быть и Очаков, инаково промышлять должен и в нижней части Молдавии долго держаться, и с упорностью ее оспаривать уверительно будет, и которое мне тем более нужно, что я без крайности на сие поступить и, следовательно, в таково смешанное управление войти не смею, невзирая, что молдаване, по незнанию, мне в некоторой род не лучшего о них попечения то приписывают и что я весьма терпеливо сносить хочу, ежели бы только то общественному делу поспешествовало.
Вашего императорского величества верноподданнейший
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о сдаче Хотина австрийцам
10 сентября 1788 г.
Государыня всемилостивейшая!
Хотин сдается и, как кажется, хотел быть отдан непосредственно войскам вашего императорского величества, но трата времени, в котором они пробыть должны и кое теперь дороже всего, и странное, примера не имеющее содержание договора, или так названного пояснения условия, озабочивает меня до крайности, и ежели нет там ничего от меня утаенного, то я имею причину подозревать и тут каковой-либо умысел неприятельский, и который, ежели есть, должен быть гораздо чернее прежних, коими ему удалось не один раз обманывать…
Я должен вашему императорскому величеству и то всеподданнейше донести, что граф Салтыков оправдает себя и в сем договоре неотступными просьбами и убеждениями принца Кобурга и что я при всем моем малом искусстве в ремесле ни малейшего понятия иметь не могу о их образе ведения войны вообще ини мало не дивлюсь тем накладам и потерям, что они терпят по их худо соображаемым мерам и частым в них переменам…
Письмо П. А. Румянцева А. А. Безбородко о позиции Австрии
22 сентября 1788 г., лагерь при Цецоре
Милостивый государь мой граф Александр Андреевич!
Первая крепость, которая терпением взята, будет уверительно Хотин. Сей образ взятия и капитуляции есть беспримерный и тоже, кажется, неудобоподражательный; со всем тем есть дело по сие время одно из знатнейших сей кампании на земле. Вы имеете и свежее, и вернее известия о союзнике: его положение столько кажется печально, сколько поведение его генералов равнодушно; их не двигает ничто, их же, кажется, не ободряет и его присутствие. Сам господин Ласси не будет иметь причины хвалиться и утешаться своим планом, а многие от него постраждут. Теперь вы видите больше, нежели когда как мы ошибались или худо ценили нашего врага; он, кажется, похитил у нас искусство и промышляет теперь им в наш вред. Я Яссы вижу, но в них не еду, видя их тоже в ином и не весьма приятном положении, в рассуждении разности духов, что в них поселились, между которыми могут быть и весьма нечистые для нас. От князя я не знаю и не слышу ничего больше месяца, и ни один из моих четырех курьеров не возвращается. Может быть, там и все к лучшему, но не можно неизвестностью опровергать дурных слухов, кои как ни глухо, однако же слышатся. Будьте здоровы и благополучны и превозмогайте над волей казненной недоброхотствующих нам. Сердцем и душой сего я вам желаю и буду вашего сиятельства послушнейший слуга.
Граф Румянцев
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о взаимоотношениях с австрийцами и передвижениях войск
22 сентября 1788 г., лагерь при Цецоре
Государыня всемилостивейшая!
Крепость и город Хотин, кои, как теперь уже видно, могли бы и с лучшей славой для союзных войск и без потери, по меньшей мере, десятидневного времени взяты быть, оставлены неприятелем в срок, и он пошел по договору ему указанным путем, а сии двумя батальонами обоюдных войск заняты; но как, кроме сего занятия и ведомости о артиллерии и военных припасах, мне предоставлено впредь представить о тех статьях, в коих я генерала графа Салтыкова уже неоднократно предварял, и вся сия сдача по настоянию принца Кобурга последовала, то я и не могу вашему императорскому величеству по моему всеподданнейшему долгу ни о чем подробно донести, не зная ниже́ и того, кто комендантом в сей крепости определен.
Желательно было бы, всемилостивейшая государыня, чтобы сей и иные союзные генералы ту же поверхность имели над неприятелем, каковую они ищут брать во всех с ними общественно производимых действиях над нашими, и иногда с отнятием у них их права и участия в содействиях, как то ваше императорское величество из при сем в копии следующего письма императора ко мне, в рассуждении поиска на Яссы, и рапорта генерала графа Салтыкова № 290 всевысочайше усмотреть изволите.
Что меня удивляет больше всего и заставляет размышлять и оглядываться в моих предприятиях на неприятеля, который на сей стороне Прута против Рябой Могилы еще стоит, так это равнодушие, каковое оказывают сии генералы; и в тех стесненных обстоятельствах, в каковых, по достоверным известиям, должен находиться император сам в Банате, и, меняя ежедневно их нам делаемые предложения, ищут за нашей спиной и в тех цинутах, кои целы и обеспечены от неприятеля, гнездиться тогда в Молдавии, когда их собственные провинции завоевываются от турок, и, что меня наконец принудило с принцем Кобургом добрым, однако же весьма внятным образом изъясниться, понеже без сих цинутов и в сем роде замешанного управления войска вашего императорского величества никак в Молдавии и некоторое время пробыть, а тем менее зимних квартир взять не могут.
Я приказал и генералу графу Салтыкову, невзирая на все темные уведомления от стороны Хотина, сделать движение к Бельцам, чтобы сим мое сообщение с Днестром и мои подвозы прикрывать, и некоторое беспокойство неприятелю в Бендерах сделать, и тем самым обеспечить и мое обратное движение, ежели бы австрийские войска не похотели нам уступить занимаемых ими цинутов в Молдавии, и лучше возможно способствовать скорейшему взятию Очакова, откуда я более месяца никаких известий не имею, и кои мне тем более нужны, что от них зависят все мои дальнейшие предприятия, а с теми и нужные приготовления к зимним квартирам – и чего я на мои от чисел 2 августа, 3-го и 9-го сего текущего отправленные требования жду с часу на час от господина генерал-фельдмаршала и кавалера князя Потемкина-Таврического с большим нетерпением…
Манифест П. А. Румянцева о правах жителей Молдавии
Сентябрь 1788 г., Цецора
Ее императорского величества моей всеавгустейшей великой государыни и самодержицы всея России генерал-фельдмаршал и главный командир Украинской армии, сенатор Киевский, Черниговский и Новгородский-Северский государев наместник; полков – лейб-гвардии Конного подполковник, кирасирского Военного ордена полковник, Малороссийского гренадерского шеф, орденов российских императорских Святых апостола Андрея Первозванного, Александра Невского военного, Великомученика и Победоносца Георгия и равноапостольного князя Владимира первых степеней, королевского прусского Черного орла и голштинского Святой Анны кавалер.
Жители Валахии и Молдавии.
Иллюстрация из книги «Народы России». 1862 г.
Я, ниже сего подписавшийся, чиню ведомо и известно всем обывателям Молдавии и преосвященнейшим господам, митрополиту и епископам священно архимандритам, игуменам и всему честнейшему духовенству и благопочтенным членам Дивана, и всем великим и малым боярам, по их чину и достоинству особливо, что, со вступлением ее императорского величества победославных войск в сию землю, входят и они в то их прежнее счастливое состояние, в котором они под ее тишайшим скипетром, при спокойном отправлении их торгов и промыслов и владении их имений, несколько лет кряду пользовались и что вследствие всевысочайшей воли и мнения ее императорского величества тот же самый образ управления, как в духовных, так и в гражданских делах и ныне введен и наблюдаем быть должен, и правосудие и все иные к добру и пользе народной относящиеся учреждения и распоряжения по точному предписанию земских законов и узаконений отправляемы и деланы, и они в самовысшей степени их совершенства всеми наблюдаемы, и жители всякого рода и состояния при их правах содержаны и от всяких налогов и насилий всеми образами и средствами охранены, и все сборы в казну сего княжества надлежащие верно и в их определенные сроки собраны и в военную казну ее императорского величества взносимы, и провиант и фураж в магазины по нарядам доставляемы и всякого рода службы и работы с возможно лучшей ревностью, поспешностью и точностью исправляемы были. Диван молдавский, как начальствующее правительство над всеми иными, имеет все сие в надлежащей порядок и все дела в их беспрерывное течение привести и того надзирать, чтобы всякая должность одна другой в зависимом от них, изо всех сил способствовала и чтобы все земские чины на них возложенный долг верно и радетельно отправляли, и чтобы сия ее императорского величества всевысочайшая воля, милость и ее о благе сей земли непрестанное попечение всем и каждому обывателю через прочтение в церквах и прибитие на торговых и для такого употребления определенных местах известны сделаны были, тем более, что многомощным покровительством и заступничеством ее императорского величества одержанные для сей земли выгоды и ограничения лютых гонений и притеснений вечно ненавиствующему врагу христиан казались несносны и были главною статьей нарушения свято утвержденного вечного мира.
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о неприемлемости предложения принца Кобурга начать наступление на Бухарест и мероприятиях для прикрытия Ясс от нападения турок
1 октября 1788 г., лагерь при Цецоре
Государыня всемилостивейшая!
Между тем временем, что я счастье имел 27-го сего месяца вашего императорского величества всевысочайшее и от 15-го того же зачисленное повеление принять, и о стечении многих и неожидаемых происшествий, кои мне в нужных предварительных распоряжениях в Молдавии мешали и дивизию генерала Каменского к армии взять, и осторожнее быть принудили моими всеподданнейшими и от 4-го, 10-го, 15-го и 22-го отпущенными донесениями и всенижайше и наиподробнейше уведомить, имел я письма от принцев Делинья и Кобурга, с коих, так как и с моих к ним ответов здесь копии следуют, и из которых ваше императорское величество всевысочайше усмотреть изволите, что Хотин и с его раем без всякого о нас там и упоминания должен быть занят союзниками, и что затем армия вашего императорского величества должна идти к Бухаресту и вероподобно по плану, каковой принц Кобург своим обычайным образом представил императору, и хотя невозможность сама в рассуждении позднего годового времени и моего теперешнего положения с неприятелем, и того, где находится Бухарест и мои магазины, в невыполнении сего дальновидного и по времени вовсе бесполезного предложения меня достаточно оправдает. Но как, с одной стороны, союзные войска не престают и деньги, и провиант, и подводы, и даже до сена, или где что только найдут, без всякого уважения на мои им к удержанию порядка предложенные меры и надобность, что иметь могут в них войска вашего императорского величества, забирают, а с другой – польские комиссии в даче подвод на подвоз из дальних магазинов в ближние провианта и фуража упорствуют и тем все мои принимаемые меры, так в поисках над неприятелем, как и в нужных распоряжениях для зимних квартир в Молдавии, вовсе уничтожают, и что все из при сем следующих приложений весьма внятно явствует, и мой всеподданнейший долг на мне непосредственно тех вниманий взыскивает, как я по вашим собственным пользам в сем роде обстоятельств вообще, а при сем позднем годовом времени во всех моих предприятиях, кои с большою осторожностью и лучшими соображениями из тех обыкновенно происходящих следствий делаться должны, особливо иметь обязан, – то я спешу вашему императорскому величеству мое всенижайшее донесение о том сделать и о тех наставлениях, кои бы мне впредь, так при неограниченном властолюбии союзных генералов, как в упорстве поляков, во всех случаях правилом служить могли, мое всеподданнейшее представление обновить.
Я не могу при сем случае пройти в молчании и о хотинской капитуляции, поскольку она теперь меня тяготит, видя, что оба осаждающих корпуса остаются еще позади, а отпущенный гарнизон уже к Рябой Могиле пришел, и их одна большая куча и с обеими пашами от непорядку ведущего забрела вовсе с дороги в лагерь генерала Каменского, через которого я принял смелость сделать их главному Осман-паше подарок горностаевой шубой, знаком того удовольствия, что он имел из нечаянно сделанного с ним знакомства. Их препровождающей австрийский полковник Караджа, посылкой разных турок вперед и назад через мой лагерь и весь мой стан им открыли в том даже, чтобы я для скорейшего возвращения их конвоя и подвод к Ботушанам и мои передовые посты назад подвинуть настоял, но тщетно.
Что до неприятеля, то стоит он еще все против Рябой Могилы и по всем сказкам [показаниям] военнопленных и беглецов все в том намерении, чтобы идти на Яссы и их отобрать, для прикрытия которых и моих между Прутом и Жижей свезенных тягостей [тяжестей], и я должен и генерала барона Эльмпта с его дивизией и иные отряды на той стороне держать, и как по уважению многих причин полагать до́лжно, что он при моем наступлении от боя будет уклоняться и, имев большою частью конницу, нас на обеих сторонах реки Прута беспокоить, то я и намереваюсь приказать генералу графу Салтыкову, или, ежели он не ускорит, – иному генералу, идти через Орхей к Кишиневу, чтобы сим движением отвлечь его на закрытие Бендер и Бессарабии, и по разделении его сил и лучшем открытии прямых его видов, тогда удобнее соединенными силами к делу или вовсе от сих мест удалиться принудить, и тогда Прут перейти и подать ему зависть на Валахию, а тем самым и желанию императора некоторым образом удовлетворить, и Молдавию обеспечить. И чтобы все с хорошими успехами сделаться могло, ежели бы только подвозы с провиантом и фуражом не терпели остановок и всякий раз за армией следовать могли и генерал граф Салтыков был уже в движении; но, к моему большому сожалению, не все идет, всемилостивейшая государыня, по-прежнему и по моему желанию…
От Очакова я не имею тоже никаких известий – и с которыми я однако же весьма должен мои все меры в рассуждении предстоящих нужных распоряжений соображать, а слух, рассеявшийся о бунте в Константинополе и о перемене султана и ханов, не подтверждается и кажется быть затейным [умышленно пущенным].
Вашего императорского величества верноподданнейший
граф Петр Румянцев-Задунайский
Рескрипт Екатерины II П. А. Румянцеву по поводу предложения Австрии направить украинскую армию в Валахию
12 октября 1788 г., Санкт-Петербург
На реляции ваши от 15 сентября отлагали мы вам ответствовать в ожидании действительного занятия города и крепости Хотина оружию нашему и союзника нашего покоренного. Получив известия об исполнении того, успех сей, к особливому удовольствию нашему без всякой почти потери одержанный, относим, прежде всего, к вашим усердным и благоразумным распоряжениям, а затем поручаем вам, генералу графу Салтыкову и всем в атаке помянутого города подвизавшимся, объявить наше монаршее к ним благоволение.
В то самое время, когда император через посредство принца Кобургского предложил вам желание свое о вступлении вашем с армией в Валахию, посол его, граф Кобенцль, учинил и здесь министерству нашему такое же представление. Сколь ни желали бы мы, с одной стороны, удовлетворить требованиям союзника нашего и отвлечением немалой части сил неприятельских, на армию его наступивших и оружие в земли его принесших, облегчить его действия в общую нашу пользу; с другой же – совершенным занятием Молдавии и Валахии и поражением войск турецких заставить неприятеля нашего помышлять и стараться о мире; но над всеми сими выгодами превозмогают те уважения, что, прежде всего, войска неприятельские, против Рябой Могилы стоящие, еще не разбиты и, может быть, уклонятся от боя с армией, вами предводимой, держась по левому берегу Прута и в Бессарабии. Следовательно, при переходе вашем на правую сторону той реки и отдалении в Молдавию и Валахию легко могут обратиться или на помешательство осаде Очакова, или же, по крайней мере, делать разные набеги в Молдавию и отымать подвозы пропитания к армии Украинской, а иногда распространить поиски их и на пределы Польши или же и наши; второе – что время позднее скорее убеждает помышлять об успокоении войск на зимние квартиры, дабы на будущую кампанию стать не с изнуренными силами; и третье – что по дальности расстояния, прежде нежели вы Бухареста и других мест достигли бы, без сомнения, дело между армиями императорской и турецкой кончено быть долженствует.
Со всем тем, однако же, если поможет вам Бог поразить неприятеля, на левом берегу Прута держащегося, наипаче же по взятии Очакова, слагаем на попечение и распоряжение ваше перенести действия оружия нашего на правый берег означенной реки, главною ли частью или отрядами – по лучшему вашему усмотрению, и распространить оные хотя и в Валахии, коль далеко положение ваше, связь с другой армией, время и удобность дозволят. Мы приказали внушить наисильнейше графу Кобенцлю, поскольку нужно есть, чтобы генералы союзника нашего излишними их притязаниями не наносили затруднений, но усердно споспешествовали общей пользе, исполнением советов и требований ваших как полководца, которого знанию и искусству наилучшим служат доводом собственные его дела.
По взятии Очакова мы надеемся, что вы о дальнейших действиях с нашим генералом-фельдмаршалом князем Потемкиным-Таврическим условитесь и на мере положите.
Пребываем вам императорскою нашею милостью всегда благосклонны
Екатерина
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о предложении австрийцев по поводу расположения на зимние квартиры и слухах о перемирии между Австрией и Турцией
22 октября 1788 г., лагерь при Цецоре
Государыня всемилостивейшая!
По предложениям так часто и скоро переменяемым, что мне делают союзные генералы, я не могу уже сомневаться, чтобы они не имели запасных и со временем и обстоятельствами сходствующих наставлений, и что доказывается моей перепиской с принцем Кобургом совершенно и из которой ваше императорское величество всевысочайше увидеть изволите все те заботы, в которые меня сей принц непрестанно вводит и часто заставляет медлить и моими всеподданнейшими донесениями. Он стоит теперь в Романе со всеми своими войсками, за исключением тех, кои с генералом Зауэром пошли в Галицию, и принц Делинье, который из Ясс почти через день ко мне приезжает, хотел на несколько дней туда ехать для лучших пояснений наших недоразумений о Молдавии. Но по известию, что принц Кобург сам сюда ехал, с половины дороги, как слышу, в Яссы возвратился; и с ним вчера в моем лагере были и мне двоякое предложение сделали, касательно зимних квартир. Первое, и, как кажется, ими желаемое, состояло в том, чтобы вся часть за Серетом их войскам оставлена была, другое – чтобы при занятии войсками вашего императорского величества всей Молдавии их войскам идти зимовать в их границы в Буковину и Галицию; и как то и другое многого внимания требует, то я и не посмел собою их принять, а предоставил на доклад вашему императорскому величеству с просьбой, чтобы все то мне письменно сообщено было, что и обещано.
Рихард Кнотель. Австрийские драгуны второй половины XVIII века.
1900-е гг.
К сим и иным многим причинам, кои в моих всеподданнейших донесениях… описаны и мне так в поисках над неприятелем, как и в распоряжениях в Молдавии, мешали, я должен приложить еще и слух, который здесь сделался гласным, об удержании оружия между императором и великим визирем – и что первый находится уже в Тимишоаре, а другой, оставив в Мегадии сераскира, вывел все свои войска из Баната и по уверению вновь ко мне присланного от Осман-паши драгомана Османа идет на зимнюю квартиру в Шумлу. И хотя оба помянутые принцы сии известия порочат, и я по многим убеждениям не должен давать веры им, но не меньше однако же и полагать быть чему-либо на то похожему, понеже они отступление великого визиря приписывают многим, но все однако же неизвестным причинам. И первый, без того уверительно ни сам бы вдруг приостановиться, ни так скоро генерала Сплени, кой своим походом спешить был должен, в Трансильванию к себе поворотить не мог, и я по сему слуху, которой и означенным подосланным ко мне драгоманом Османом, так как всеми пленными турками и беглецами из турецкого лагеря единогласно быть справедливым утверждается, должен больше, нежели когда, внимать теперь на непосредственную пользу вашего императорского величества и того весьма остерегаться, чтобы неосмотрительным шагом не выйти из надлежащего положения и из всей связи и с другой армией вашего императорского величества, и с Польшей, из которой подвозы провианта становятся весьма тоже трудны, понеже от некоторого времени поляки не только на те, но и на почты подводы давать отказывают; а в рассуждении открывающихся волнений, по совету вашего императорского величества посла графа Штакельберга, мы и вовсе от сих требований отступать должны.
Генерал граф Салтыков идет все тихо и находится теперь при деревне Роспопени. Он жалуется на австрийские войска, что они забранием подвод его на месте долго задержали, к чему так, как и к иным неприятным происшествиям, однако же наша большая податливость единственно и едино повод дала.
Я не имею и от господина генерала-фельдмаршала князя Григория Александровича Потемкина-Таврического, за последне полученным, никакого известия; и я к нему все прописанное сообщил и его совета и наставления просил, и то сообщение к всевысочайшему вашего императорского величества усмотрению в копии здесь всенижайше представляю.
По случаю другой присылки ко мне вышеупомянутого драгомана Османа, посылал я к Осман-паше капитана Лена для осмотра турецкого лагеря, которого неприступное положение из прошедшей войны мне очень знакомо, и что сей офицер там мог видеть и слышать, явствует в здесь приобщаемой его записке. Я велел дать Осману при отправлении 50 червонцев, сведав, к моему большому удивлению, что капитан Лен принял в подарок 120 левов, оправдайсь тем, что он не посмел отказать паше и не знал, что́ в мешке положено было…
Вашего императорского величества верноподданнейший
граф Петр Румянцев-Задунайский
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II об отходе турецких войск и движении русских войск на Бендеры
13 ноября 1788 г., лагерь при Цецоре
Государыня всемилостивейшая!
Как неприятель в сих днях больше прежнего стал на той стороне Прута оказываться, то я, полагая, что Очаков мог быть уже взят, хотел попытаться его на сей стороне к делу заманить и быть ближе и готовее на выполнение от вашего императорского величества всевысочайше мне предписанных мероположений на случай взятия Очакова, несмотря на то что генерал граф Салтыков не мог сделать надобного движения к Лапушне и что союзные войска вступили в зимние квартиры. Я употребил на сей конец генерал-аншефа Каменского, коего известная ревность, дельность и искусство моего свидетельства не требуют, так на обозрение к тому удобных мест, как и неприятельского стана, который далее всех иных будучи, тотчас сделал о них и вовсе иные замечания. Но неприятель, будучи или нашими движениями, или ушедшими с той стороны от разбитой толпы испуган, так скоропостижно ушел, что наши легкие передовые войска его никак уже настичь не могли, а выпавший весьма глубокий снег и крайней от того недостаток в корме приостановил и вовсе их дальнейшее преследование.
По первому известию, что я об уходе неприятеля получил, приказал я тотчас генералу графу Салтыкову сделать попытку походом на Бендеры, где, по сказкам пленных, немного войск находится, и обыватели, будучи почти все из тех, что у нас в полону были, противиться не намереваются и на нанесение удара неприятелю, который бы против его или на пособие сему городу, а может быть, и Очакову самому шел; а генералу Каменскому идти к Лапушне, полагая тем предупредить движение неприятеля к Бендерам и, следовательно, к стороне Очакова. Но как первый [кроме] наставления наднаставление еще от меня требовал, а неприятель между тем, по после того полученным известиям, сделав поход до 60 верст вниз по Пруту вместе, разделился, и хан пошел в Коушаны, сераскир в Измаил, а иные паши, перейдя Прут, в Галац и Браилов, и при несносной и в здешних краях необычайной стуже и глубоконападшем снеге никакого образа и способа ни на поиск над неприятелем, ни на сбережение людей и лошадей не было, – то я из уважения всех сих причин и до удобнейшего времени, кое я всякий раз в пользу обращать не упущу, войскам кантонир-квартиры определить за лучшее избрал, как то ваше императорское величество из здесь следующих приложений всевысочайше усмотреть соизволите.
Коль часто и много мешает неизвестность в нужных предварительных распоряжениях, а разность мнений, заключений и видов расстраивает наилучше приемлемые мероположения, испытал я, всемилостивейшая государыня, вещественно в сей кампании. И что до союзных, то я должен наиусерднейше желать и нетерпеливо ожидать тех следствий, что будет иметь по высочайшей воле вашего императорского величества их послу сделанное внушение; понеже и поныне все мои требования и доказательства о моем попечении об общественном лучшем только одним видом приемлются и удовлетворяются.
Вашего императорского величества верноподданнейший
граф Петр Румянцев-Задунайский
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о поражении турок при Кючук-Козуле
19 ноября 1788 г., лагерь при Цецоре
Государыня всемилостивейшая!
Полковник Сиверс, который с передовыми легкими войсками на сей стороне Прута неприятеля преследовал, по известию от пленных татар сведав, что султан Сааб-Гирей в деревне Кючук-Козуле на закрытие оставлен, пошел на него и его разбил, где неприятель 72 убитых на месте оставил.
По сказкам плененного татарина Хаджи Али, должны Осман и Джур Оглу паши с некоторою частью войск идти в Бендеры, а хан, идучи в Каушаны, зайти в Гангуру. Я генералу Каменскому заметил, и я не несу ни малейшего в том сомнения, чтобы сей генерал не воспользовался и многими случаями при сем неприятельском уходе и рассеянии, ежели бы несносная стужа и глубоко вышедшие снега, от которых люди и скот крайне претерпевают, ему не сделали всего невозможным, и он еще и не вступил в ему назначенные квартиры, так как и корпус армии стоял тоже по сей день в прежнем положении в ожидании известий от Очакова, куда теперь все наши виды и внимания обращены, и откуда я от 1-го сего месяца никаких известий не имею.
Принц Карл Делинье приехал к своему отцу и ему привез повеление ехать в Вену, куда он, к моему большому сожалению, и отъезжает, понеже он так мне, как и земле, был большою помощью в часто встречающихся неприятностях от стороны их войск. Принц Карл полагает, что император может быть уже теперь в Вене и что удержание оружия могло быть тоже сделано, но между командирами войск раздельно, а не вообще; а по сему известию я наименее могу себя ласкать желаемым удовлетворением моих предложений, кои я принцу Кобургу о занятии Фокшан и в иных разных видах сделал, следовательно, и моих мероположений определительно брать, доколе я от вашего императорского величества всевысочайших наставлений на то иметь не буду.
Вашего императорского величества верноподданнейший
граф Петр Румянцев-Задунайский
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о предложенной военной коллегией реформе полков
29 ноября 1788 г., Яссы
…Я получил на сих днях тоже указ из Военной коллегии о новой реформе еще пехотных полков и смею вам, всемилостивейшая государыня, мое без предложения мер всенижайшее мнение представить, что такое великое число людей в ротах, и особливо рекрут, службу весьма тяготит, а их большое неравенство и число батальонов в полках всем распоряжениям и расчетам вещественно мешать будут – и что, напротив, равность в батальонах и ротах в полках, как ближайшее к порядку, наиудобнейшим всегда признавалось и что по сему правилу удобнее и полезнее бы было сочинить все пехотные полки в два батальона и всякий батальон в шести ротах, в том числе по одной гренадерской роте, и всякую роту во 164 рядовых, где бы число сих последних было то же, каково ныне определяется, и роты остались без сей весьма чувствительной перемены в их прежнем состоянии, и число рекрут не было бы так приметно, которые, как известно, в их сбережении и на учении требуют весьма большего труда и присмотру, нежели старые, и что во множестве и при том же числе обер– и унтер-офицеров делаться отнюдь не может…
Письмо П. А. Румянцева Г. А. Потемкину об удачном нападении на турок
30 декабря 1788 г., Яссы
С некоторого времени турки стали гнездиться против моего левого крыла и, что мне казалось по многим причинам, иметь разные виды. Желая их узнать и от себя отогнать, я приказал генералу Каменскому на них напасть. Он обжидать был должен лучшей погоды, но, наконец, выйдя из терпения своего ждучи, сделал то с довольною удачей. Жаль только, что сия дурная погода, от которой все естество страдать до́лжно, мешает нам не только продолжать или умножать наши успехи, но отнимает у нас все способы к сообщению и доставлению необходимо надобных и жизненных средств. Особливо в самый праздник Рождества казались все стихии быть в движении, и я не помню ничего подобного, и ежели бы я прежде Молдавии не знал, я бы ее счел за землю, на беды и несчастия сотворенную. Я желаю от всего моего сердца, чтобы мы предуспели все свои распоряжения выполнить и войска ввести в квартиры до сих вьюг, или чтобы их вовсе не было, а и были бы, то род вихря, который мы уже перенесли; и всех благополучий на свете.
Вам всегда искренно желающий и сердцем вас любящий и почитающий граф
Румянцев-Задунайский
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о положении дел на нижнем Дунае
28 февраля 1789 г., Яссы
…Неприятель продолжает все усиливать свои войска в нижней части Дуная и делать разные покушения по обоим сторонам Прута и от Бендер, и одна оттуда высланная партия напала 19-го сего месяца на наш в селе Мирени из 25 казаков состоящей обвещательный пост, при чем два казака убиты, а одиннадцать пленными взяты были; но донским полковником Серебряковым, которой по первому известию за ней погнался, была она на реке Быке опрокинута, и многие на месте положены, и предводитель сам с другими пятью пленными сделаны…
Каспар Карсен. Дунай.
1850-е гг.
Секретный рескрипт Екатерины II П. А. Румянцеву о вызове его ко двору
Ухудшение отношений между Румянцевым и Потемкиным все больше затрудняло их сотрудничество и, следовательно, вставала острая необходимость сосредоточить главное командование армиями в одних руках. Потемкин явно не обладал качествами полководца, и интересы войны требовали назначения главнокомандующим Румянцева. Екатерина, однако, решила иначе. Назначение получил ее фаворит Потемкин, Румянцев же под надуманными предлогами был отозван из армии.
8 марта 1789 г., Санкт-Петербург
Союз оборонительный между нами и императором Римским, в 1781 году восстановленный, сколь скоро известен стал берлинскому двору, возбудил в нем подозрение; и хотя со стороны нашей употреблены были все средства к отъятию оного уверениями, что обязательства наши суть в существе их невинные, что в них ручательство наше на целость германской конституции предохранено и что мы ни на что вредное королю Прусскому не поддадимся, покуда он дружбу и доброе согласие с нами сохранять станет, но, по взаимному соперничеству берлинского двора с венским, целые полвека продолжавшемуся, не могли сии уверения вовсе успокоить первый. Правда, что невзирая на то, когда настояли у нас споры с Портой, присоединением Тавриды к империи нашей кончившиеся, когда венский двор в силу помянутого союза готовил знатные вооружения и когда Франция для недопущения нас удержать за собою татарские земли употребила разные средства и самые угрозы венскому двору, подавая повод берлинскому принять с ней участие в недоброхотных ее против нас поступках, покойный король Прусский не токмо остался спокойным зрителем сего события, но и когда вслед за тем дело шло о промене Баварии в пользу императора на Нидерланды, искал он сие отвратить найвяще самыми дружественными с нами изъяснениями, соблюдая умеренность и надлежащее к нам уважение по кончину свою. По вступлении на престол племянника его, потсдамский кабинет, управляемый министром беспокойным и заносчивым, весьма переменил свое поведение. Вам известно, что, не имея от нас ни малейшей причины к вражде, употребил он через посланника его Дица в Константинополе сильные способы возбудить турок к объявлению нам войны самой неправедной. Собственное ваше проницание объемлет, без всякого сомнения, какие для себя виды имел он из такового возжения войны между нами и врагом всего христианства. Мы однако же продолжали сохранять дружество с королем Прусским и, конечно, далеки были и тут, чтобы искать и заводить новые во вред его беспокойства; но он не удовольствовался сими потаенными против нас подвигами, а приняв в досаду, что мы по существованию между нами и Портой войны, в которой император принял деятельное участие, не могли на настоящее время приступить к возобновлению союза, с дядей его бывшего, ниже́ принять тотчас от него предложенное в примирение нас с турками после свежего и тяжкого оскорбления, нам от сих варваров причиненного, начал и явно вопреки нашим интересам действовать, как то известны его поступки в Польше, в Дании и Швеции, нимало не сходные тем дружеским изъяснениям, кои не один раз от него повторены были в самое то время, когда уже дела вовсе оным противные располагаемы были.
Звезда и знак ордена Св. Андрея Первозванного с бриллиантами
Хотя мы в сугубой войне нашей и прилагаем всемерное попечение отвратить воспаление нового огня и хотя не упускаем истощевать [затрачивать] средстваумеренности, но оные не могут иначе быть, как соразмерно достоинству нашему, и потому мы обязаны заранее помышлять о способах к предохранению всего, что с честью, безопасностью и пользой империи, от Бога нам вверенной, сопряжено. Уважения сии заставляют нас планы военных действий наших против неприятелей наших открытых располагать таким образом, чтобы мы могли найтись в мерах и против помянутого государя, если бы он, не удовольствовавшись посредственными неприязненностями, принудил нас до непосредственной обороны.
Мы, во-первых, тут приемлем в уважение, что против такого неприятеля предводительство оружия нашего всего лучше и для государства надежнее вверить полководцу, которого первые отличные подвиги, знаменитыми успехами увенчанные, были против сего неприятеля, в ожидании, покуда дела решатся или мирно, о чем мы не престаем молить Всевышнего, или же дойдут до иной развязки. Вы просвещенным советом вашим и трудами общими с прочими от нас доверенными будете наилучше способствовать надлежащим приготовлениям и распоряжениям; почему и соизволяем, чтобы вы ко двору нашему прибыли, оставив войска, Украинскую армию составляющие, под главным начальством нашего генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического, тем более что, как выше сказано, соображая план войны нашей против Порты с нужными и в другую сторону осторожностями, да и уважая на те препятствия, коими легкомысленные поляки, обольщенные прусским двором, затрудняют самые необходимые надобности для армии нашей, мы долженствуем сократить действия наши на пунктах к границам нашим, под начальством означенного генерал-фельдмаршала состоящим, ближайших и подручных, дабы обеспечить пропитание и снабжение войск наших изнутри пределов российских.
При сем случае воспоминая ваши усердия к нам и Отечеству, подъятые в течение многих лет труды и знатные заслуги, славу неувядаемую вам приобретшие, не можем оставить без подания вам удостоверения, что мы всегда были и пребудем к оным признательны и что монаршая наша милость и отличное к вам благоволение навсегда с вами останутся.
На проезд ваш всемилостивейше жалуем вам из суммы на чрезвычайные расходы по армии, определенной в пятнадцать тысяч рублей. Столовые же деньги, кои вы как прежде, так и по командованию Украинскою армией получали, имеете и впредь получать.
Пребываем в прочем вам императорскою нашею милостью всегда благосклонны.
Екатерина
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II с просьбой об увольнении в отпуск для лечения
29 марта 1789 г., Яссы
Всемилостивейшая государыня!
Я узнаю всю великость милости вашего императорского величества в об разе, каким я от команды отозван, и моя пятидесятилетняя служба, от всех вредных заключений публики, коя часто по одним догадкам славу наидостойнейших мужей помрачает, охранена; и мое счастье было бы совершенно, ежели бы я в состоянии был в новом назначении вашему императорскому величеству служить. Но при всем горячем желании, будучи теперь удручен тяжкими болезнями, я себя вижу принужденным вашего императорского величества о всемилостивейшем увольнении от всех дел, до совершенного восстановления моего вовсе разрушенного здоровья, и отпуска к баням всенижайше просить. Вашего императорского величества свету известное и вам единственно и едино свойственное великодушие, в коем я всякий раз всю мою надежду полагаю, подает мне наилучшее упование, так в одержании мною всеподданнейше просимой милости, как и в продолжение вашего всевысочайшего покровительства, в коем одном все мое благополучие состоит. И с сими чувствами и с всеглубочайшим благоговением, что я имею счастье к вашим ногам пасть и быть вашего императорского величества верный и бесконечной благодарностью вам обязанный подданный.
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Письмо П. А. Румянцева Г. А. Потемкину о расположении войск украинской армии и движении противника
2 апреля 1789 г., Яссы
Светлейший князь!
Милостивый государь!
По силе ее императорского величества всевысочайшего и от августа прошедшего зачисленного повеления, должны войска Украинской армии в непосредственную команду вашей светлости оставлены быть, следовательно, и их дальнейшей службы назначения от вас ожидать. Но как они по прежним видам, как на Валахию, так и на обложение Бендер их станы брали и на уничтожение неприятельских покушений некоторые движения уже сделали, а и остальные к тому готовыми были, то я за нужное судил господину генерал-аншефу и кавалеру Каменскому, которому до дальнейшего определения вашей светлости и команда над всеми войсками поручена, – между Кишиневым и Лапушней, а господину генерал-поручику князю Волконскому – между Лапушней и Рябой Могилой, над Калмацуем, – их станы взять; и сему последнему в удобнейшем месте через Прут мосты положить, дабы, посредством тех, в потребном случае и с господином генерал-поручиком фон Дерфельденом, которой недалеко Фальчи стоит, беспрепятственное и надежное сообщение иметь.
Я сообщаю здесь вашей светлости с сего моего ордера копию, и имею честь уведомить, что провианта в Польше по новый урожай запасено и что для подвижного магазина в пособие купли тысяча каруц [телег] и четыре тысячи волов с Молдавии к 15-го сего месяца в Яссы и Сороку поставить, а в Германештах, на Пруте, сто лодок тоже заготовить велено. И что сия бывшая армия при всех возможных трудностях и недостатках касательно военной части вообще находится в довольно хорошем состоянии; и я должен, при сем случае, так генералам, как и всем войскам, отдать справедливую похвалу, что каждый в своем качестве их верность и ревность всякий раз с отличностью доказывали. Касательно неприятеля, то оный многими тысячами скопляется в нижней части Прута и Серета, от Галаца и Фокшан, и по последним известиям и единогласным сказкам пленных, – войска их начинают приходить над Дунай и в Измаил и визирь ожидается с санджак-шерифом в Исакчу.
С чувствами наивысшего уважения и почтения, что я имею честь быть, вашей светлости всепокорный и всепослушный слуга граф
Румянцев-Задунайский
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II об овладении галацем
22 апреля 1789 г., Яссы
Государыня всемилостивейшая!
Неприятель, которой нас в другую сторону все отвлекать или наши движения приостанавливать старался, подал тем случай к новой славе вашего императорского величества оружия. Генерал-поручик фон Дерфельден с весьма малым уроном с нашей стороны и Галацем, и всем лагерем неприятельским, и всей артиллерией овладел, и Ибрагим-пашу, который его защищал, по некотором сопротивлении, со всеми его войсками пленными сделал. Сие столь удачливое происшествие при открытии кампаний должно бы иметь наилучшие следствия, ежели бы его план был известен и войска союзные и от другой армии уже были в движении; но в сей неизвестности и теперешнем положении Украинской армии, и особливо по затруднениям, что оказывают и теперь союзные в занятии Фокшан без нашего содействия, удержание сего места, а тем более переход через Серет, требуют с нашей стороны большего внимания и кажутся быть сопряжены со многими трудностями.
Генерал Каменский употребил и при сем случае все свое усердие к пользе вашего императорского величества, а не менее и генерал-поручик фон Дерфельден, под которым, как слышу, лошадь убита и он сам контузию получил. И как все то к следствиям моих распоряжений надлежит и пребывание нового предводителя здесь еще неизвестно, то я поспешаю вашему императорскому величеству о сем мое всеподданнейшее донесение учинить и обоих сих генералов, так как и всех в сем деле отличившихся, вашего императорского величества всевысочайшему благоволению всенижайше препоручить.
Вашего императорского величества верноподданный
граф Петр Румянцев-Задунайский
Записка П. А. Румянцева, врученная припередаче им командования украинской армией генерал-аншефу Н. В. Репнину
7 мая 1789 г., Яссы
Хотя уведомить ваше сиятельство обо всех подробностях, относительно теперь вашему предводительству вверенной Украинской армии, я имею честь вам сообщить, что она с начала войны и при отверстии прошедшей кампании на прикрытие собственных границ и Польши и на способствие действий Екатеринославской армии и союзных войск, сперва между Буга и Днестра, а потом между сей последней реки и Прутом назначена была, и что по сему назначению и все ее движения в прошедшую кампанию направлены, и все ее внутренние и к ее продовольствию относящиеся распоряжения деланы; и, следовательно, наши магазины сперва между нашими границами и Бугом, а потом и над Днестром заложены были. Но как при ее расположении на зимние квартиры в Молдавии другие повеления последовали, и по силе которых она уже должна была свои действия продолжать и до Валахии, а то без надежного ее обеспечения от стороны Бендер и иных между Днестром и Прутом лежащих турецких крепостей и без запасу в пропитании чиниться не могло, то и были при отряжении одной дивизии в нижнюю часть Молдавии, что между Прутом и Серетом лежит, такие меры взяты, посредством которых первая, то есть Бендеры, почти через всю зиму как бы в обложении держана, а другие, чрез посланные подъезды, беспрестанно беспокоены, а в Яссах и Оргее новые магазины заложены были; но, видя совершенную недеятельность союзных войск за Серетом и замешательства, происшедшие в Польше, и часто повторяемые нападения турок на наши посты между Прутом и Серетом, и что нам до́лжно было враз и бережно обходиться с союзными и с поляками и мешать сих сообщению с турками от стороны Днестра и уничтожать покушения последних, коими они старались всеми образами и способами от того предмета нас отвлекать, – я видел и надобность, во-первых, ту дивизию, что находилась под господином генералом-поручиком фон Дерфельденом на сей стороне Прута, усилить, а затем, и как скоро только к тому малая удобность оказалась, приказать господину генералу Каменскому между Кишиневом и Лапушной, а господину генерал-поручику князю Волконскому – между Лапушной и Рябой Могилой над Калмацуем, их станы взять, и сему последнему в удобном месте через Прут мосты положить, дабы посредством тех в потребном случае и с господином генерал-поручиком фон Дерфельденом, который уже тогда движение на поиск над неприятелем делал, беспрепятственное и надежное сообщение иметь. И следствия доказали, насколько первое к расширению славы оружия послужило, и которое могло бы уверительно и еще больше успехов иметь, ежели бы план будущих действий был знаем, и войска союзные и от другой армии их действия тоже уже начали, и сия армия в ей назначенном положении уже находилась, и по моему совету от пленных тотчас нужные сведения отобраны были. Но господин генерал Каменский, которого команде, до нового указания, в сем положении войска вверены были, нечто из того переменил, а как я слышу, и вовсе новое расписание сделал и о всех тех бумагах, что были взяты с пашами, и о требуемых известиях мне вовсе ничего не сообщил, и следовательно, все, что я могу знать, так через Мануила, как и через допросы пленных и выходцев [беженцев] и другие известия о неприятеле состоят только в том, что их войска прибывают ежедневно на Дунай, в Измаил и Бендеры, и что визирь был ожидаем в Исакчу к 23-му числу месяца прошедшего с санджак-шерифом, и что под сим местом к наведению моста на Дунае все приготовлено, и что большая часть их войск в сию кампанию против нас обращена будет, и что магазины вообще в сей нижней части Дуная не велики.
Иоганн Баптист Лампи Старший. Портрет графа Станислава Потоцкого.1780-е гг.
Что до продовольствия и снабжения сей армии, то они терпели тоже многие затруднения, так от поляков в их непропуске и недаче подвод, как и от недостатка сих последних в малой части Молдавии, что мы занимаем, и еще больше от тех дурных погод, что здесь, к удивлению и над память всех живых людей, чрез всю почти прошедшую зиму непрестанно продолжались; но и в том, что можно было делано, и количество провианта в учреждение возвышения цен почти по будущей год в разных местах в Польше закуплено и оный или посредством нанятых, или от здешней земли наряженных подвод из дальних в ближние магазины подвозим, и в крайности и для выигрышу времени, по близости и удобности к перевозу около Днестра, господином генерал-майором Шамшевым, на которого вообще над сим департаментом присмотр возложен, подряжаем и покупаем был. И войска по их наличному числу провиантом на сей месяц и с некоторым, может быть, еще и излишеством удовольствованы, и все их нужные вещи почти уже получили, и в прочем такие распоряжения в сей части сделаны были, что при малом наблюдении предписанного порядка все всякий раз к своему месту в срок доходить было должно, и особливо ежели бы подвижный магазин в ему надлежащее состояние уже приведен быть мог, и лодки на Пруте достроены были, и те насилия престали, кои теперь за всеми строжайшими запрещениями повсеместно в заборе рабочего скота и иных обывателям озлоблениях начинают оказываться. Ваше сиятельство в проезд ваш через Киев уведомлены уверительно и о том, что все рекруты, кои на укомплектование сей армии назначены, там мундируются и вооружаются, и что было сделано для того, чтобы, с одной стороны, сберечь те большие издержки, во что бы стал от Киева до армии их провоз, а с другой – чтобы сим рекрутам, по крайней мере, дать вид уже готовых солдат, ежели бы они должны были проходить через Польшу. Я приобщаю здесь в копиях мои ордеры к господину генералу Каменскому, и прежнее расписание сей армии на дивизии, и экстракт моей переписки с принцем Кобургом, графом Потоцким, который командует польскими войсками, и с нашим послом в Варшаве, и с тех ордеров, что от меня даны провиантскому департаменту и молдавскому Дивану, дабы ваше сиятельство вообще видеть могли то течение и состояние дел, в каком я их оставляю.
Граф Румянцев-Задунайский
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о намерении выехать в Малороссию
Несмотря на отставку, П. А. Румянцев рассчитывал, что положение дел все же вынудит Екатерину вновь призвать его в армию; и поэтому, под предлогом болезни, он долго не выезжал из Молдавии. Пребывание там военачальника, авторитет которого в армии был очень высок, ставило Потемкина в двусмысленное положение. Неудивительно, что императрица повторными рескриптами требовала отъезда Петра Александровича, который долго не подчинялся и выехал в Украину лишь в конце 1790 г.
7 мая 1790 г., село Лазорени
Всемилостивейшая государыня!
Вашего императорского величества всемилостивейшее и от 19-го прошедшего месяца зачисленное писание имел я счастье получить и по моему чистейшему и всех временных и сторонних видов чуждому усердию я могу смело вас, всемилостивейшая государыня, уверить о ничтожности всех толкований, и что мое пребывание нигде не может быть никаким образом для дел ваших неполезным, и никакая клевета не найдет себя никогда в состоянии меня в противном обличить. Что до места, где я теперь живу, то я не один раз уже был намерен по многим и довольно неприятным причинам его оставить; но болезни, которые меня восемь месяцев сряду в постели держат, и часто обновляющиеся припадки, как и тот, рода горячки, что я на сих днях потерпел, всякой раз мне в том мешали. Теперь однако же при хорошей погоде, коя что только здесь начинает устанавливаться, я велю себя везти в мои имения в Малороссию, какого бы то труда и изнурения мне ни стоило, и я пробуду там, доколе обстоятельства мне лучше к тому удобствовать будут, чтобы пользоваться вашим всемилостивейшим позволением и ехать в чужие край на сыскание последней уже остающейся помощи от вод и бань. При всем том, по моей горячей ревности к военной службе вашего императорского величества, я бы охотно хотел без того обойтись и предпочел бы всякой раз всем моим иным желаниям быть употребленным в оную. И я утешаю себя все еще сладчайшею надеждою на сие продолжение.
С чувствами всеподданнейшей и бесконечной благодарности за всемилостивейшее обнадеживание вашего всевысочайшего покровительства, в котором я все мое благобытие единственно и едино полагаю, и с всеглубочайшим благоговением, что я к вашим ногам пасть и быть счастье имею,
вашего императорского величества верноподданный
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о невозможности выехать из Молдавии из-за болезни
15 июля 1790 г., село Лазорени
Всемилостивейшая государыня!
Вследствие моего всеподданнейшего и от 7 мая месяца зачисленного донесения, я хотел отъехать отсюда тотчас и все надобные распоряжения были уже на то сделаны. Но как я, к моему величайшему несчастью, одержим болезнями, кои кажутся быть вовсе неизлечимыми, и ни часом, так сказать, располагать не могу и тяжкие припадки вновь претерпеваю, с коими; кроме видимой опасности, ехать было мне никак не можно; и к моему большому удивлению, я приметить мог, что мой сын Николай, меня увидев, нашел мое положение весьма печальнейшим, каковым он его себе воображал; а из того заключать должен, что все уведомления о нем суть весьма инаковы, то и есть моим долгом о том вам, всемилостивейшая государыня, всенижайше донести с тем уверением, что ваша всевысочайшая воля есть для меня наисвященнейшей закон, и я бы не колебался пожертвовать наиохотнейше остатком моих сил, да и самою моей жизнью, ежели бы сия жертва могла быть потребна и полезна для вашей службы, и что я должен сам желать отъехать отсюда, сколь скоро только можно.
Во всеглубочайшем благоговении, что я имею счастье к вашим ногам пасть и быть по мой конец вашего императорского величества верноподданный
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Польская кампания 1794 г
Рескрипт Екатерины II П. А. Румянцеву о поручении ему главного начальства над войсками на границах Польши и Турции
25 апреля 1794 г.
Граф Петр Александрович!
Всегда я надеялась, что где идет дело о пользе службы моей и о добре общем, вы охотно себя употребите, в чем и имела уверение, как письмами вашими, так и через детей ваших. Время к тому теперь настоит, и я не сомневаюсь, что вы, приняв знаком истинной моей к вам доверенности и особливого благоволения, поручение главного начальства над знатною частью войск моих по границам с Польшей и Турцией, в трудных нынешних обстоятельствах употребите ваше рвение и ваши отличные дарования, которыми не один раз доставляли вы славу оружию российскому. Знаю, что телесные силы ваши не дозволят вам снести всех трудностей военных, но тут нужно главнейшее ваше наблюдение и ваше руководство ими. При помощи Божией дела исправлены и до желаемой степени доведены будут. От вас зависит избрать место для пребывания вашего по соображению разных удобностей в получении известий и в снабжении наставлениями. Будьте в прочем уверены, что труд, вами объемлемой на пользу Отечества, принят мною будет в полной его цене и с особливым признанием. Дай Бог, чтобы вы преуспели в подвигах ваших и тем, новую оказав услугу, новую себе приобрели славу. Пребываю непременно вам доброжелательна
Екатерина
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о победе над неприятелем при Холме
1 июня 1794 г., Ташань
Всемилостивейшая государыня!
Генерал-поручик фон Дерфельден имел дело с неприятелем при Хелме и его совершенно разбил. Я спешу вашему императорскому величеству, близости ради, как я и перед сим всеподданнейше доносил, его краткий рапорт к генералу Салтыкову в оригинале и с от него присланным курьером представить.
Вашего императорского величества верноподданный
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о вступлении австрийских войск в Краковское, Сандомирское, Люблинское и Хелмское воеводства
24 июня 1794 г., Ташань
…В самое то время, что я был занят, всемилостивейшая государыня, отысканием надежнейших средств к удержанию спокойствия в остатке Волыни, видя, что бригадира Львова малые отряды только жертвой там взбешенной и вместе скопляющейся хищной шайке быть могут, явился у меня австрийский поручик Генрих, коего генерал граф Салтыков за благо судил к нему от генерала Гарнонкурта писанными письмами ко мне прислать, и где его сей генерал уведомляет, что он, по велению императора, вступает в Краковское, Сандомирское, Люблинское и Хелмское воеводства… сокращение моего, мне казалось, по обстоятельствам и делу, самому быть тут наилучше приличествующим, хотя поручик Генрих меня наисильнейше уверял, что Краков от короля Прусского австрийцам уступлен и их войсками уже действительно занят и что все сие с взаимного согласия сего короля и императора чинится, который, по мнению его, может быть, по сей причине и поспешил уже в Вену возвратиться.
Я ожидаю всевысочайших повелений от вашего императорского величества относительно сего предмета, и я велю между тем занять остаток Волыни по границу Хелмского воеводства и больше к стороне Бреста.
Вашего императорского величества верноподданный
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Письмо П. А. Румянцева А. В. Суворову об укреплении главных береговых постов
7 июля 1794 г., Ташань
Сиятельнейший граф, высокопревосходительный господин генерал-аншеф и кавалер, милостивый государь мой!
Я очень уверен, что бдение вашего сиятельства объемлет вам вверенное в целом и всех вам подчиненных, и что усугубляется прилежность и труд в лучше возможном укреплении главных и береговых постов, и что вы найдете способы малые части войск тем родом расположить, что они не всякой раз на одном месте, но часто во многих и умножительно видимы будут, видя, что число людей на неподвижных постах через долготу времени известным, а через то и к нападению на них притягательнейшим становится. Я имею честь быть с почтением наиотличнейшим
вашего сиятельства всепокорнейший слуга
Румянцев-Задунайский
Из письма П. А. Румянцева А. В. Суворову о переходе в наступление
7 августа 1794 г., Ташань
Сиятельнейший граф, высокопревосходительный господин генерал-аншеф и кавалер, милостивый государь мой!
Новости из Константинополя и все другие из Турции уверяют нас, по крайней мере на настоящее время, о удержании покоя и мира с сей стороны; и напротив, по тем, что мы имеем из Польши и Литвы, становится в свое время ничто значущей неприятель час от часу дерзче и хитрее. Соображая все сии обстоятельства по мере, сколь много туркам верить до́лжно, и наше собственное внимание, по равнодушию, что соучастники в общей вине и особливо в малом рачении в восстановлении безопасного сношения и сообщения оказывают, от нас требует, – я нахожу быть очень надобным и полезным сделать сильной отворот сему дерзкому неприятелю, и так скоро, как возможно, от стороны Бреста и Подляского и Троицкого воеводств, дабы через то общие действия с прусскими войсками на Висле и наших одних в Литве лучше возможно облегчены и к их цели доведены быть могли; и что теперь тем удобнее бы учиниться могло, ежели бы на австрийцев уверительно считать можно было, что Хелмское и Люблинское воеводства их войсками действительно уже заняты были. К сему назначению суть уже действительно два корпуса командированы, состоящие каждой из одного генерал-майора, трех батальонов пехоты, пяти эскадронов кавалерии и двухсот пятидесяти казаков с четырьмя орудиями полевой артиллерии.
Вид города Хелм.
Гравюра. XVIII в.
Ваше сиятельство были всегда ужасом поляков и турок, и вы горите всякий раз равно нетерпением и ревностью, где только о службе речь есть. И по моей ревности к лучшему оной, я должен всевещно желать, чтобы ваше сиятельство предводительство сих обоих корпусов только на сие время на себя приняли, видя, что ваше имя одно в предварительное извещение о вашем походе подействует в духе неприятеля и тамошних обывателей больше, нежели многие тысячи. Я бы очень хотел, чтобы ваше сиятельство сии войска некоторой частью из тех, что под вашей командой в Брацлавской губернии лежат и к подобным действиям уже довольно приучены, предмету мерно усилили. Но отдаление оных и, главное, поспешность, с которой все сие учиниться должно, делает сие почти невозможным, и надобная прибавка должна из ближайших мест учиниться. Я ожидаю с большим нетерпением ответа вашего сиятельства и того уведомления, что вы касательно надобного усиления войск назначить изволите и какие наставления вы, под вашей командой находящимся генералам, дадите…
Вашего сиятельства всепокорнейший слуга
Румянцев-Задунайский
Из рескрипта Екатерины II П. А. Румянцеву об очищении от польских войск Литвы
7 августа 1794 г., Царское Село
Граф Петр Александрович! Повелением нашим от 16-го прошедшего июля предписали мы занять и от войск вам вверенных черту, там означенную. Ныне же, получив новые сведения о происходящем в Польше и предполагая, что после покорения Варшавы толпы бунтовщиков, там бывших, выйдя на сей берег Вислы, возмогут обратиться или в Литву, или через Буг к Волыни, по первому предположению, за благо признали мы учинить генералу князю Репнину новое подтверждение о немедленном и деятельном с его стороны приведении в исполнение предписанных повсеместных наступательных действий…
…Дабы очистить Литву и выгнать мятежников, повелеваем вам немедленно для закрытия и обеспечения левого его фланга, а равно и для преграждения, чтобы мятежники не могли впасть в Волынь и распространить бунт в близости пределов наших, отправить от войск, под начальством вашим состоящих, сильный корпус к Бугу, которому предлежит занять не токмо все пространство правого берега сея реки от границы Галиции до Брест-Литовского, но и постановить твердый и сильный пост при городе сем так, чтобы не токмо вся граница Изяславской губернии до Пинска прикрыта, но и вся земля до Буга действительно была в руках наших, так расположив тут войска наши, чтобы в случае покушения мятежников могли бы и сильный отпор им учинить и никак не допустить их прорваться на наш берег сея реки; в отвращение чего повелите назначаемому от вас начальнику сих войск иметь частые сношения и верную связь как с нашими войсками, в Польше и Литве действующими, так и с начальниками войск австрийских, в Люблинское и в Хелмское воеводства вступивших, каким по возможности и подавать руку помощи…
…Во вторых: генералу-поручику Ферзену предписано, когда дела при Варшаве возымеют конец, что, кажется, вскоре и последует, перейти немедленно на сей берег Вислы, и в случае если бы мятежники, вытесненные из помянутого города и бегущие из толпы главного бунтовщика, обратились к Волыни, стараться поражать их с тылу и рассеять; в то время, когда войска генерала-поручика Дерфельдена имеют выйти навстречу к ним, ударить и довершить истребление оных; а потому генерал-поручик Ферзен и должен будет соединиться с корпусом Дерфельдена…
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о вступлении австрийских войск в Волынь
9 августа 1794 г., Ташань
Всемилостивейшая государыня!
В моем всеподданнейшем от 31-го прошедшего доносил я вашему императорскому величеству всенижайше, что молчание австрийцев, по там наведенным причинам, мне очень удивительным и вовсе непонятным быть казалось. Теперь, когда я по моему от 6-го сего месяца всенижайшему донесению все надобное к сильному отвороту дерзкому неприятелю в Польше и Литве распоряжался, делают они мне оный с стороны Волыни. Они вступили уже действительно в оную и ищут вашего императорского величества войска вытеснять из оной по своему обыкновению, не очень щадя обстоятельства. И хотя по всем правам союзов я бы полагать имел, что сие с соразумением и согласием всех участвующих держав и уверительно по чему-либо решительному между ними и неприятелем чинится, но как то без всякого с их стороны предварительного уведомления и к стыду наших к ним посланных и там командующих вовсе нечаянно произошло, и по тем воспрещениям, что они относительно доходов и разных поставок для войск вашего императорского величества издают, некоторые даже того мнения суть, что сие к лучшему и к помощи поляков учинено, – то я берусь, всемилостивейшая государыня, за такие меры и правила, чтобы посредством оных, первому, ежели бы то действительно существовало, ни в чем не помешать, а в вовсе противном ничего того не упустить, что вашего императорского величества дальнейшие всевысочайшие повеления требовать могут…
Письмо П. А. Румянцева генерал – фельдцейхмейстеру П. А. Зубову о действиях австрийцев в Польше [125]
9 августа 1794 г., Ташань
Милостивый государь мой граф Платон Александрович! Австрийцы берут не только Хелмское воеводство, но и всю часть Волыни, что под сим именем остается. Судя о делах вообще, я должен верить, что сие или по решительном бое под Варшавой, или по принятым условиям от трех участвующих держав чинится, но я боюсь, чтобы не было последствием того молчания, что я подозревал быть притворностью. Ваше сиятельство видите все в близости, и вы найдете, может быть, мою заботу напрасной, но в отдаленности и в совершенном незнании кажутся все обстоятельства и все предметы много увеличиваемыми в оном – и тем более, что тут от угадки зависит, и малейшая перемена в вине общей даст всему вовсе иной оборот. Я вам буду всегда привязан сердцем и душой.
Вашего сиятельства всепокорнейший слуга
Граф Румянцев-Задунайский
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II с приложением сведений об австрийских войсках
12 августа 1794 г., Ташань
…Не имея других известей почти вообще, как большой частью подысканных и выдуманных, и особливо относительно размещения австрийских войск в от них занимаемых воеводствах и о их расположении к содействию в вине общей, были употребляемы все возможные способы – и наконец удалось одному на то высланному ротмистру войск вашего императорского величества пробраться до лагерей тех, что обще с прусскими под предводительством их короля осаждают Варшаву. И я его отправляю, всемилостивейшая государыня, с сим моим всеподданнейшим донесением, по причине, что он, как кажется, с вниманием все замечал и на все довольно исправно записки сделал; особливо на случай, ежели бы непосредственные донесения оттуда еще некоторые помешательства иметь могли… И как из их обещаний и из их поведения вообще очень внятно явствует, что они не отвечают нималейше расположениям дружеским или же и суть прямо противны переписке, что была ведена по случаю ими занимаемых и точно именованных воеводств и вследствие того, то я писал к послу вашего императорского величества в Вене, дабы он сообщил тамошнему министерству, что воеводства Волынское и Владимирское не суть в числе тех и были с начала возмущения всегда, как им из сей переписки самой известно, заняты войсками вашего императорского величества, и чтобы он дал чувствовать то во всей силе изречений, насколько сия нечаянность должна озабочивать ваших генералов, кои при всех случаях долгу мерное и по счастливо существующему союзу обоих высоких держав взаимно довлеемое строго и буквально наблюдают.
Вашего императорского величества верноподданный
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Из письма П. А. Румянцева А. В. Суворову о плане операций в Польше
20 августа 1794 г., Ташань
Сиятельнейший граф, высокопревосходительный господин генерал-аншеф и кавалер, милостивый государь мой!
Нечаянное вступление австрийских войск в воеводства Волынское и Владимирское, кои от начала польского возмущения войсками ее императорского величества заниманы были, и поспешное движение, что из оных корпус генерал-майора Буксгевдена должен был сделать по повелению господина генерала-аншефа и кавалера князя Николая Васильевича Репнина, расстроили во многом мой план; но, с другой стороны, я смею уповать, что я через во походе к Острогу находящейся корпус и, главное, через ваше назначение командиром оному, всевысочайшую волю ее императорского величества наисовершеннейше выполняю, как ваше сиятельство то, из при сем к вашему единственному знанию в копии приложенного всевысочайшего ее императорского величества повеления, коим я ущастливлен был, наивнятнейше увидеть изволите. Но как нет возможности предвидеть и предварять событий, где не незнакомое число войск, но целая земля воюет и где неприятель вдруг во многих местах и во многих тысячах видится и ожидается и там внезапно является, где бы он, судя воински, никак и быть не мог; и я могу полагаться совершенно в том на столь многоизвестную ревность и прозорливость вашего сиятельства, что подобные ухищрения и бег притворный неприятеля бдения вашего сиятельства не минуют, что все кучи оного и главнейше те, от которых многие и другие и частью и целое возмущение зависят так на походе, как в окольностях Бреста, всякий раз наголову побиты и рассеяны будут; и что ваше сиятельство при буквальном наблюдении главных артикулов при сем следующего всевысочайшего предписания ее императорского величества во всем так поступать и ваши главные движения в том роде распоряжаться будете, что они неприятелю, как на Варшаву или на Гродно целящие казаться, и собственные границы через то совершенно обеспечены будут, и что ваш поход от Острога будет через воеводства Волынское и Владимирское и большой частью вдоль Буга и сходственно моему тоже здесь в копии приложенному письму к австрийскому генералу графу де Гарнонкурту, и без подания повода к каким-либо малейшим жалобам с их стороны; и что ваше сиятельство предуведомите о том их ближайшего генерала и, как я думаю, господина Шульца, которой, как мне кажется, в Дубне находиться должен, через нарочного и письменно в выражениях наидружественных, а обывателям воеводств Брестского и Подляшского через ближайшие земские комиссии, ваше вступление в оные тоже письменно возвестите…
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о необходимости похода на Варшаву
23 августа 1794 г., Ташань
…Желательно бы было, всемилостивейшая государыня, чтобы союзники вашего императорского величества, кои все сбереженные части Польши захватили, ускоряли упокорением или взятием Варшавы, главного скопища возмущения, в замену того равнодушия, что так часто являлось в сей войне, и, главное, при случае под Радомом, и в малом рачении о беспечном сообщении вообще. Я основываю сие мое послание и мнение по причине, что следствия бесполезно потерянного времени или дурно оконченной кампании могут статься опасными и для них самих, но где естественные разности видов и польз частных, всякий раз препоной непреодолимой всем тем бывают, кои общественное лучшее в себе заключают, там трудно предвидеть и предварять.
Иоганн Баптист Ламни Старший. Портрет светлейшего князя Платежа Александровича Зубова.1793 г.
Я умедлил нечто с сим моим всенижайшим донесением, и только по причине, что я был в ожидании лучших объяснений на мои всеподданнейшие от 6-го, 9-го и 12-го сего месяца учиненные, и я прилагаю к сему все те известия, что между сим временем ко мне дошли, при особливом описании и между другими и некоторые вновь нечто беспокоящие новости из Турции и Молдавии, и равномерно копии моим письмам к графу Гарнонкурту, и послу вашего императорского величества в Вене, и к генералу графу Суворову-Рымникскому. И я смею себя ласкать, всемилостивейшая государыня, что я через сии последние и, главное, через скорое движение корпуса сего генерала и виды, с которыми я его к сей команде назначил, высочайшую волю и мнение вашего императорского величества, что ваше высочайшее повеление от 7-го тоже в себе заключают, частью выполнил…
Сообщение П. А. Румянцева А. В. Суворову о занятии поляками Бобруйска и возможном движении их в Изяславскую губернию [128]
26 августа 1794 г., Ташань
Милостивый государь мой!
Несколько часов после, что я имел рапорт от господина генерал-майора и кавалера Шереметева о впадении мятежников в местечко Бобруйск, я получил таковой же от господина генерала-аншефа и кавалера графа Ивана Петровича Салтыкова с приложением от господина генерала-аншефа и кавалера князя Николая Васильевича Репнина о том же; и последний полагает, что неприятель может пройти через Мозырский повет, им совершенно преданный, в Изяславскую губернию, а первый приказал командующим корпусами обращать внимание на промежуток той губернии к стороне Пинска и Любашева: место, что лежит вовсе не с той стороны, где неприятель впал и откуда его вовсе ожидать было не можно.
Я имел все причины сомневаться в истинности сих известий, так как теперь имею оным дивиться, что сие случиться могло тогда, когда ушедший неприятель от Слонима в окружностях Сельца и Березы между болотами и лесами от господина генерала-поручика фон Дерфельдена близко надзирается, и Хомск, где тоже часть оного находится, позади с их обоих мест, а местечко Бобруйск почти на границе Белорусской и, следовательно, позади Несвижа, Слуцка и Пинска лежит, кои тоже отряды господ бригадиров Дивова и Львова прикрывают. И я уверен совершенно, что ваше сиятельство, будучи уведомлены о сем происшествии, по соображении всех обстоятельств примете с вашей стороны такие меры, что сему дерзкому неприятелю уверительно обратной путь пресечен будет.
Я имею честь быть с почтением наиотличнейшим вашего сиятельства всепокорнейший слуга
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о появлении польских войск в Могилевской и Изяславской губерниях и о снятии осады Варшавы [129]
29 августа 1794 г.
Всемилостивейшая государыня!
На сих днях уведомлял генерал князь Репнин генерала графа Салтыкова, что неприятель из-под Вильно пробрался неприметно, аж вплоть под рубеж Могилевской и Изяславской губерний.
Вильгельма II. Но в итоге они не сумели добиться успеха, а когда в их тылу начались партизанские действия, сняли осаду и отошли к своим границам. (Примеч. ред.)
Михал Стахович. Польские повстанцы привозят в Краков захваченные русские пушки.
Первая четверть XIX в.
Сие известие меня крайне удивило, и я взялся за такие меры, кои в подобных, никак не ожидаемых приключениях берутся, и я приказал, чтобы два батальона стрелков, кои только что устраиваются, поспешно шли к Овручу, где большая куча малой шляхты земскому правлению кажется быть опасной и всегда подозреваемой. Но известие, что я получаю в сию минуту от генерала графа Суворова-Рымникского о снятии осады варшавской, превосходит уверительно, всемилостивейшая государыня, всякое воображение возможное, ежели бы оное действительно последовало. И я поспешаю вашему императорскому величеству о сем всеподданнейше донести, видя, что сия перемена нечаянная может вообще других мер и правил требовать…
Из письма П. А. Румянцева А. В. Суворову о появлении польских частей в Минской губернии
1 сентября 1794 г., Ташань
Сиятельнейший граф, высокопревосходительный господин генерал-аншеф и кавалер, милостивый государь мой!
Я получил рапорты вашего сиятельства… и я вижу и в сем походе наисильнейшие действия ваших несравненных воинских качеств. И я уверяюсь, что ваше сиятельство поло́жите порядок всему и будете делать вовсе розное употребление из известий, что к вам доходят, как то доселе в сей стороне чинилось. Я не могу сомневаться, чтобы ваше сиятельство не были уведомлены и о впадении, что неприятель дерзнул сделать в губернию Минскую и почти вплоть к белорусскому рубежу, и что ваше сиятельство уже уверительно взяли ваши меры, сходственно с новейшими известиями, что к вам доходить будут о сем неприятном и вовсе неожидаемом приключении; и я приказал двум батальонам пеших стрелков наиспоспешнейше идти к Овручу, где все было тоже в тревоге, чтобы удержать дух волнующийся в узде и обеспечить старые и новые границы…
Рескрипт Екатерины II П. А. Румянцеву о действиях в связи с отступлением прусских войск от Варшавы
1794 г. [130]Число и месяц не указаны. ( Примеч. ред .)
Граф Петр Александрович! Не ожидаемое известие, что прусский король вознамерился снять осаду Варшавы и отступить к границам своим, по причине возродившихся мятежей в собственных пределах его полуденной [южной] Пруссии, причиняя нам новые заботы в умножении способов наших, устремляемых к желаемому и столь нужному скорейшему окончанию замешательств польских побудило нас дать следующее здесь в списке [копии]предписание генералу князю Репнину, усилив его еще двумя пехотными полками, из Ревеля [Таллина] следующими в Ригу, и возложив на него скорейшее обнятие Литвы и, за оставлением тут нужных постов для соблюдения в спокойствии и в повиновении земли сей, обратить к Бугу возможное число сил. От вас зависеть будет присоединить к оным и войска, отряженные от вас, под начальством генерала графа Суворова-Рымникского, над коими приняв команду и обеспечив уверенность в спокойствии пределов наших, обратить его наступательно до берегов Вислы, изгоняя мятежников за сию реку, дабы по крайней мере очищением правого берега оной обезопасить себя от набегов сих мятежников и доставить войскам нашим уверенные и спокойные зимние квартиры, представляя вам так его наставить, чтобы он в случае могущих встретиться благоприятных обстоятельств и возможностей в вероятном успехе, не упустил пользоваться не ожидаемым поляками нападением его на самой город Варшаву. Важнейшую бы вы оказали заслугу Отечеству, если бы изобрели средства и доставили возможности поразить и разорить сие гнездо мятежников, покуда настоять будет еще удобное к тому годовое время, чем не токмо еще вновь превознесли бы вы славу свою и славу войск российских вящим посрамлением действий короля Прусского, но и отняли бы ту наглость от мятежников, коя неминуемо возрастать будет при отступлении перед ними прусского короля. Сие есть единое средство в настоящем дел положении, как наискорее кончить сию войну и отвратить многие вражды, при продолжении оной возродиться могущие. Ваше к нам усердие и любовь к Отечеству известны нам, и мы уверены, что ежели есть токмо возможности, вы ничего к пользам дел наших не упустите и ничего для достижения предлежащей цели не пощадите. В сем удостоверении с особливым благоволением пребываем вам всегда благосклонны
Екатерина
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о победе под Брестом
16 сентября 1794 г., Ташань
Всемилостивейшая государыня!
Сию короткую, но по своему содержанию весьма важную весть о вновь одержанной победе под Брестом имеет счастье сложить к вашим ногам племянник генерала графа Суворова-Рымникского, полковник князь Горчаков. Сей генерал в своем рапорте, что здесь в копии следует, говорит, что войска вашего императорского величества платили отчаянному неприятелю недаванием пощады, и я должен прибавить к тому, что они имя ваших верных и храбрых воинов и через то и вашего императорского величества всевысочайшую милость всемерно заслуживают и что искусство и ревность горячая предводителя к службе вашего императорского величества и подражания достойной пример в его подчиненных воздействовали главнейше в сей знаменитой победе на преодоление той жестокой упорности, кою дерзкой неприятель и при сем случае оказал…
Из письма П. А. Румянцева А. В. Суворову о победе у Бреста
25 сентября 1794 г., Ташань
Сиятельнейший граф, высокопревосходительный господин генерал-аншеф и кавалер, милостивый государь мой!
Я начинаю сие моим всеусерднейшим поздравлением с вновь вами к славе оружия ее императорского величества и ее вещественной пользе одержанной победой за Брестом. Она есть столь важна, по ее существу, сколь редка в своем роде, будучи, следовательно, четвертой, едва в стольком числе дней. Она надлежит уверительно к тем, кои сию истину совершенно подтверждают, что большое искусство и горячая ревность предводителя и подражания достойный пример в подчиненных преодолевают все в соображении возможные труды и упорности. Я умедлил нечто в том уповании, что я буду иметь скоро всевысочайшие повеления относительно ваших дальнейших действий и надобные объяснения о происшедшем в Литве; первые я действительно получил, а других жду я еще…
Будучи одушевлены ровными поводами, я взял смелость уверить ее императорское величество, что ничто в том упущено не будет, что есть только в способах и в возможности, и что я на сей конец жду с минуты до другой мне от господина генерала и кавалера князя Репнина надобных объяснений, от которого к сему потребные войска с теми, что ваше сиятельство предводите, соединиться должны; но как между другим, мимо сей помощи множайшее в сих предприятиях и от поведения союзных зависит и, главное, на сих двух вопросах основываться должно: останутся ли войска прусские поблизости Варшавы и цесарские в Люблине, или отдалятся те и другие в свои владения, видя, что в первом случае, ежели бы их действия в прочем и с большой сноровкой шли, неприятель все будет бояться внезапного нападения на Варшаву и не посмеет уверительно разделять свои силы; и что тогда мы можем легко дойти до Вислы и против Варшавы нечто решительное сообща с ними предпринять; но во втором, которое, кажется, уже отчасти оказывается, будет неприятель уверительно все свои силы против нас напрягать, будучи в сем пункте вовсе обеспечен, и мы не можем обойтись тогда, чтобы не занять Люблина – так для предписанных наступательных действий, как к прикрытию наших чрез то открытых обширных границ, и что в случае, ежели бы австрийские войска действительно оставили Люблин, от корпуса генерала-поручика Ферзена тотчас учиниться должно.
А. О. Орловский. Битва русских и поляков на мосту.
Первая четверть XIX в.
При всем сем, и как бы то ни было, я имею все причины быть очень уверенным, что от вашего сиятельства четырехкратное поражение претерпевшей неприятель будет, по крайней мере, на сей раз только о своей собственной беспечности заботиться, и что ничто не избежит ни от вашего внимания, ни от вашего проницания, что только к лучшему службы и к достижению всевысочайших видов ее императорского величества оказываться будет, и что вы из всего того всякой раз часть наиполезнейшую извлекать будете, и что между сим временем мои вам от 7-го и 15-го сего месяца под № 134 и 145-м сообщенные мнения и заключения о предпринимаемых мерах, так в ваших действиях, как в предварительном обеспечении границ чрез назначение корпуса при Остроге уже к вам дошли, и что господин генерал-аншеф и кавалер князь Николай Васильевич Репнин тоже все ваши требования удовлетворил.
Вашего сиятельства всепокорнейший слуга
граф Петр Румянцев-Задунайский
Из сообщения П. А. Румянцева А. В. Суворову об отступлении австрийских войск от Люблина
5 октября 1794 г., Ташань
…Сему всему дурному вообще, так как и всем затруднениям, что вы терпите в сообщении с господином генерал-поручиком Ферзеном и в ваших дальнейших действиях, и всем тем нелепым известиям, чем вновь границы Изяславской губернии встревожены были, есть единственной и единой виной нечаянное и от нас вообще утаенное отступление австрийских войск от Люблина и подступное [коварное] занятие посреди наших войск лежащих мест. Я нахожу, что ваше сиятельство очень хорошо сделали учреждением между Брестом и Люблином довольно сильного поста, через что вы оба сии пункта равномерно подкрепляете, и что через близость Радзина и Люблина Висла непрестанно чрез партии надзираема и тем способы неприятелю к его переходу или к доставлению жизненных средств чувствительно отягощены будут.
Я имею честь быть с почтением наиотличнейшим вашего сиятельства всепокорнейший слуга
Румянцев-Задунайский
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о победах А. В. Суворова, пленении Костюшко и бесплодности австрийских маневров
7 октября 1794 г., Ташань
Всемилостивейшая государыня!
Войска вашего императорского величества под предводительством генерала графа Суворова-Рымникского продолжают бить неприятеля, где он только показывается, как то 26-го прошедшего месяца и под деревней Селище случилось, и что все в при сем всеподданнейшем донесении, приложенном в копии рапорте помянутого генерала, наивнятнейше явствует. Я прилагаю к оному и другие копии – с писем австрийского генерала де Гарнонкурта к вышеупомянутому генералу и генералу графу Салтыкову и с письма вашего императорского величества посла графа Разумовского. Известия, коих содержание подтверждает больше, нежели когда мыслей образ и так часто оказанное поведение сих союзных, а наибольше счастливое происшествие через низложение и пленение Костюшки, то совершенно, что все их нечаянные отступления и неприятелю под рукой чиненная помощь не служили ни к чему вяще к превознесению вам единым, всемилостивейшая государыня, довлеемой славы. И хотя я о сей победе только по словам к генералу князю Репнину посланного подполковника Тучкова через генерал-майора графа Разумовского из Острога уведомляюсь, то я не упустил однако же мое мнение генералу графу Суворову-Рымникскому сообщить, и кое к сему моему всеподданнейшему донесению тоже в копии прилагается.
Вашего императорского величества верноподданный
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Анджей Тадеуш Бонавектура Костюшко (Косцюшко)
(1746–1817)
Письмо П. А. Румянцева П. А. Зубову об успехах А. В. Суворова
7 октября 1794 г., Ташань
Милостивый государь мой граф Платон Александрович!
Начало отвечает совершенно всеобщим мнениям о несравненном Суворове. Боже изволил, чтобы дальнейшие следствия, кои главнейше от содействия иных корпусов князя Николая Васильевича зависят, имели то же или лучшие успехи – и чтобы везде совершенное согласие господствовало; средство, кое к лучшему естественным образом, нежели все иное способствует. Я буду на всю мою жизнь вашему сиятельству усерден и предан.
Ваш покорнейший слуга
Граф Румянцев-Задунайский
P. S. [Князь] Николай Васильевич слышал от своего курьера, что ехал через Люблин, что австрийцы собираются в Галицию, чего от них в сей раз, а особливо, что король Прусский за Краковское и Сандомирское воеводство паки сильно спорит, ожидать надобно есть.
Письмо П. А. Румянцева А. В. Суворову о предательских действиях австрийцев
9 октября 1794 г., Ташань
Сиятельнейший граф, высокопревосходительный господин генерал-аншеф и кавалер, милостивый государь мой!
В моменте, что я получаю ваш рапорт № 428-й, я поспешаю вам отвечать и вам сообщить мои мнения на в нем содержащееся: австрийцы, кои оставили Люблин вовсе не в пору и пресекли через сие ваше сообщение с господином генералом-поручиком Ферзеном, гнездятся теперь там по той причине единственно и едино, что мы оный занять хотим, и что польские войска оный в сем виде опорожнили, дабы обратить все их силы против нас. Они нам оставляют только Владимир из части Волыни, что они занимают, который весь сгорел и лежит по обстоятельствам вовсе в мертвом углу, и молчат, как я вижу поныне, вовсе о низложении и пленении Костюшки, что ваше сиятельство из моего под № 183-м отправленного наивнятнейше видеть изволили. И я жду с нетерпением, что вы по сему вовсе неожиданному и наивсесчастливейшему происшествию предприняли. По сему буду делать дальнейшие распоряжения, относительно в границах и в Волыни находящихся войск, следовательно, и Орловского полка, который к корпусу генерал-майора графа Разумовского присоединен.
Я имею честь быть с почтением наиотличнейшим вашего сиятельства всепокорнейший слуга
Румянцев-Задунайский
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о движении войск А. В. Суворова к Варшаве
11 октября 1794 г., Ташань
Всемилостивейшая государыня!
Генерал граф Суворов-Рымникский идет большим шагом к Варшаве, и его партии делают поиски над неприятелем со многим успехом. Он вызывает как генералов вашего императорского величества, так и союзных, на сильнейшее содействие, и по многим причинам надобно бы сего ожидать, но я боюсь, что ежели пруссаки не предуспеют того сделать сами и одни, что и сей самопомысльный случай встретит много препятствий и те же предрассуждения и недоразумения, кои еще все время истинной виной малого внимания на целое, или на общественное, были. Что до австрийцев, то они никак не опоздали занять Люблин по-прежнему так скоро, как дело шло, чтобы по изгнании неприятеля занять сие место войсками вашего императорского величества, и что по многим уважениям по тогдашним обстоятельствам всевещно очень надобным было, и откуда неприятелю, при вовсе коротком времени, что он там быть мог, однако же удалось бригадира Владычина, что пленных конвоировал, и некоторые посты на границе Изяславской губернии встревожить. Я прилагаю при сем моем всеподданнейшем донесении при особом регистре разные письмена, и между другими те распоряжения, что генерал граф Суворов-Рымникский сделал относительно пленных и что я ему в сем виде приметил.
Вашего императорского величества верноподданый граф
Петр Румянцев-Задунайский
Звезда и крест ордена Св. Георгия 1-го класса
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о действиях русских войск на пути к Варшаве и об общей обстановке
18 октября 1794 г., Ташань
Всемилостивейшая государыня!
Войска вашего императорского величества, что генерал граф СуворовРымникский предводит, были 11-го сего месяца в Соколах почти на половине пути к Варшаве, и где от него прежде высланная партия взяла знамя воеводства Подляшского и там собравшиеся кучи войск вовсе разогнала, трех из оной убила и одного пленила. Сей генерал не упоминает ничего даже в своих рапортах о Мокрановском и других неприятельских генералах, что с их корпусами из Литвы ушли; почему я не без основания заключать должен, что они его упредили и стоят между ним и Варшавой или находятся уже в ее окопах. Он мне сообщил свою переписку с австрийскими и прусскими генералами и письмо его прусского величества со своим ответом на оное. Что до первых, то они в их в известном разуме почти непозволенном роде всегда те же, но не можно без многого удивления видеть, всемилостивейшая государыня, те поводы, по которым его прусское величество требует поспешного приближения к Висле генерала графа Суворова-Рымникского. И ежели пленение Костюшки и другие с тем сопряженные обстоятельства… не переменят мысли сего короля, то могут наши предприятия великие затруднения встретить в покорении сего несчастного города и еще много больше во взятии квартир в его близости, и чтобы в виде, для которого то учиниться имело и под чем я отнятие способов к доставлению жизненных средств разумею, не было бы настолько полезным, насколько тягостным для войск, видя, что все в окольности сего несчастного очага лежащие обитания вовсе опустошены быть должны…
Письмо П. А. Румянцева А. В. Суворову о возможности одержать победу над поляками без помощи союзников
18 октября 1794 г., Ташань
Милостивый государь мой!
Я имею ваши рапорты… с их приложениями, я не вижу в первых ничего далее о Мокрановском и других неприятельских генералах, что шли с их корпусами из Литвы, и я должен заключать, что вся сия куча станет вам на пути к Варшаве, ежели они не были разогнаны нашими в Литве действующими войсками. Я нахожу в последних ответы его прусского величества и австрийского генерала графа де Гарнонкурта малоудовлетворительными по моим заключениям в № 187: первый по поводам, по которым вы проситесь поспешить к Висле, и другой по объяснениям, что там касательно Владимира и реки Вепржа, и особливо сношения с Варшавой, наводятся, и кои вам теперь то очень внятно оказывают, чем сии войска и их генералы вообще занимаются. Я очень уверен, что ваше сиятельство, так как все иные против неприятеля действующие генералы, очень скоро вовсе новые наставления иметь будете, к которым естественным образом и пленение Костюшки и многие через то открытые обстоятельства повод дают, и что ваше сиятельство между тем сим случаем воспользуясь и без всякого содействия союзных, через соединенные собственные силы теперь трепещущего неприятеля одолеете и все к вящей славе ее императорского величества обратите, коей она единственно и едино довлеет, и что вы не по держанному воинскому совету и не по нужде, но по победе в ваши квартиры возвратитесь. Что до отвода пленных и взятой артиллерии, то я приказал господину генералу майору графу Разумовскому так поступать, как вы в том с господином генерал-аншефом и кавалером князем Николаем Васильевичем Репниным согласитесь, видя, что ваши назначения главнейше в рассуждении пути вовсе разные были. Я имею честь быть с почтением наиотличнейшим вашего сиятельства всепокорный слуга
Граф Петр Румянцев.
Письмо П. А. Румянцева И. П. Салтыкову о мероприятиях по очищению Волынского и Владимирского воеводств от австрийских войск
20 октября 1794 г.
Я получил вашего сиятельства рапорты… с их приложениями, и я вижу, что при Клеване побитый и рассыпанный неприятель через от австрийских войск занятые места подкрался и, в целом, так на пути, как на границе, многие замешательства вновь причинил. Сего ради я сужу нужным, чтобы ваше сиятельство, по проходе пленных от корпуса генерал-поручика Ферзена, ежели они через Луцк поведутся, господину генералу-майору графу Разумовскому в Олику идти и в околичностях оной и Луцка кантонир-квартиры взять приказали, а австрийскому генералу, что в близости командует, о сем приключении в дружеских выражениях изъяснили, насколько учиненное для польз обеих высоких союзных держав предосудительным есть, и чтобы по сему поводу себя вновь в неприятной непринужденности видите их команду просить, чтобы их войска из Волынского и Владимирского воеводств вышли, кои через императорские российские войска от неприятеля очищены и так давно занятыми были; я приказал чтобы пять рот стрелков к стороне Владимержица и Степана расположились и тоже под командой господина генерала-майора графа Разумовского состояли, и чтобы беспечное сообщение с вашим сиятельством и с в Бресте и в Минской губернии находящимися войсками главным предметом внимания и рачений сего генерала всякой раз было.
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о победах русских войск под Броком и у Кобылки
24 октября 1794 г., Ташань
Всемилостивейшая государыня!
Победоносные войска вашего императорского величества находятся уже соединенно и почти под Прагой и продолжают побеждать неприятеля, где они его найдут, как то и вновь 15-го сего месяца под Кобылкой, под непосредственным предводительством генерала графа Суворова-Рымникского, и 13-го числа под Броком, под командой генерала-майора графа Валериана Зубова, учинилось, и при котором случае много пленных сделано и одно знамя и несколько пушек взято…
Малое согласие, что наблюдают союзные, было уверительно и здесь виной, что Мокрановской, коего я в моем всеподданнейшем донесении № 40 и от 18-го сего месяца полагал быть уже в Варшаве, мог при сем случае спастись. И хотя я не имею веры достойных уведомлений о союзных войсках, где они действительно теперь находятся, и какое число неприятельских войск в обороне Праги назначено, и какие укрепления там сделаны были, и вообще о расположениях сих войск и обывателей Варшавы, но я не могу почти в том никак сомневаться, что войска прусские отступили от Закрочима и что он, Мокрановской, там Буг переходил и при Кобылке разбитый корпус только его ход закрывать выслан был. И я должен быть очень уверен, что генерал граф Суворов-Рымникский, имея теперь лучшие и подробнейшие показания от многих пленных генералов, и главнейшие от Костюшки, о состоянии Варшавы и о расположении там замкнутой кучи, кончит сей поход или упокорением, или спалением сего мятежнического гнезда, ежели они пощады не предварят [предварительно не попросят].
Вашего императорского величества верноподданный
граф Петр Румянцев-Задунайский
Резня в Праге.
Польская гравюра. Первая половина XIX в.
Из рескрипта Екатерины II П. А. Румянцеву по поводу побед при Крупчице и Бресте
26 октября 1794 г., Санкт-Петербург
Граф Петр Александрович! Мы уже предварили вас о том удовольствии, с каковым приняли мы первые известия от вас, присланные об успехах, одержанных генералом графом Суворовым-Рымникским, от вас отряженным, над мятежниками польскими разбитием их 6 сентября при Крупчице, а потом 8-го того ж месяца и совершенною победою при Бресте, которой следствия при добрых распоряжениях ваших и при усердных подвигах наших генералов и всего воинства скорое и благополучное тамошних дел окончание нам обещают. По получении от вас подробных донесений о помянутых победах, одобренных за отличные их действия, удостоили мы знаков особливого нашего монаршего благоволения.
Из письма П. А. Румянцева А. В. Суворову о сосредоточении польских войск у Праги и Варшавы
29 октября 1794 г., Ташань
…Я вижу в прочем теперь очень внятно, что ваше сиятельство все обстоятельства и происшествия, следовательно, и все то, что касается до вашего предприятия, с лучшей пользой службы соображаете, и что ваше сиятельство все то в себе самих и в соревности ваших подчиненных находите, чего вы от помощи союзных ожидали. И то уверительно не без удивления, что все старания и предложения вашего сиятельства в сем виде были вовсе тщетны и без всякого уважения на поводы, чтобы там наводили и на саму видимую пользу общественных действий; и что сие единственно и едино виной было, что Варшава могла без помехи жизненными средствами запасаться, и что все войска возмущенных способы нашли, как из Литвы, так и из Пруссии скрытым ходом к Варшаве пробраться – и теперь оную и Прагу саму, коя тоже хорошо укреплена, соединенными силами и по всему видимому наивсекрайнейше и отчаянно оборонять. Я долженствовал полагать и то по рапортам самим вашего сиятельства, что прусские войск их пост при Закрочиме оставили и что Мокрановской недалеко от того Буг переходил, но теперь оказывается сие вовсе напротив, и что генерал Фаврат тамо неподвижно стоит, и что Мокрановской Буг при Броках перешел…
…Я рассматривал со многой прилежностью мне присланный план, по которому Прага, хотя бы и слабо, но двойным укреплением обведена, из которых, по мнению искусства знающих мужей, при взятии одного останавливаться не должно и удерживаться вовсе не можно; и я оканчиваю сие с тем удостоверением, что все уже учинено, что только в способах и в возможности находится и что ваше сиятельство еще один раз, и то перед вашим приближением к Праге, испытали союзных по крайней мере так далеко подвигнуть, что каждой от своей стороны хотя бы доказательствами неприятеля пугал, коему никакой надежды ко спасению и действительно не остается, разве в своем ускорении той или другой державе.
Я имею честь быть с почтением наиотличнейшим вашего сиятельства всепокорнейший слуга
Граф Петр Румянцев-Задунайский
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II о взятии Праги
30 октября 1794 г., Ташань
Всемилостивейшая государыня!
Вчерась сказал я генералу графу Суворову-Рымникскому в моем письме, что он уверительно все то в себе самом и в соревности своих подчиненных найдет, что ему на помощи союзных отходит; и сегодня овеществилась сия мысль через от него присланного курьера совершенно. Прага победоносными войсками вашего императорского величества штурмом с малой потерей наших и без всякой чужой помощи взята.
Большое число пушек там добыто и многие тысячи от неприятеля пленными сделаны. И я спешу, всемилостивейшая государыня, сей рапорт, как по отношению к своему свойству редкий и по своему содержанию очень важный в подлиннике и с тем самим, через кого я его получил, к вашим ногам сложить, в твердом уповании, что Варшава теперь больше о своем спасении как о способах к своей обороне помышляет и великодушию вашего императорского величества предпочтительно перед другими державами подвергнется – и тем сия в каждом разуме вредная война к вам, всемилостивейшая государыня, единственно и едино довлеемой славе кончится.
Вашего императорского величества верноподданный
граф Петр Румянцев-Задунайский
Награды за взятие Праги: офицерский крест и солдатская медаль
Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о взятии Варшавы
9 ноября 1794 г., Ташань
Всемилостивейшая государыня!
Всемилостивейшие повеления вашего императорского величества суть буквально выполнены. Дерзкой и через свои злочиния возгордевший неприятель попран. Вашего императорского величества войска под их храбрым предводителем имели победоносной вход в Варшаву. Король и сие когда-то доброе столичное, а теперь в своих преступлениях томящееся место есть в вашей власти, и преступники молят вас, всемилостивейшая государыня, с согбенными коленами и сердцами о милости и помиловании. Целый свет увидит сие, в рассуждении многих с тем и с ним временем вообще сопряженных обстоятельств, с удивлением, и теперь, больше, нежели когда, что вы, всемилостивейшая государыня, и ваша слава, как ваше великодушие, их равных на земли не имели…
Вашего императорского величества верноподданный
граф Петр Румянцев-Задунайский
Реляция П. А. Румянцева Екатерине II с приложением рапорта А. В. Суворова об окончании войны с Польшей
17 ноября 1794 г., Ташань
Всемилостивейшая государыня!
Я спешу рапорт генерала графа Суворова-Рымникского, что при ему обыкновенном лаконизме наивсеважнейше наших горячих обетов и вещественных предметов сей войны в себе заключает, при сем моем всеподданнейшем донесении и через подполковника Чорбу и поручика Копьева лейб-гвардии Измайловского полка, что его ко мне привезли, к вашим ногам сложить и разве то только к тому приложить, что Польша, будучи под вашей властью, и свое дальнейшее назначение от вас, всемилостивейшая государыня, ожидает, и от вашего великодушия все уповает.
Вашего императорского величества верноподданный
граф Петр Румянцев-Задунайский
Рескрипт ЕкатеринЫ II П. А. Румянцеву по поводу взятия города Варшавы
25 ноября 1794 г., Санкт-Петербург
Граф Петр Александрович! Донесением вашим с генерал-майором Исленьевым, присланным о покорении войсками нашими под начальством генерала графа Суворова-Рымникского польского столичного города Варшавы, мы были весьма обрадованы. И как ваши добрые распоряжения во многом способствовали сему знаменитому и важному событию, то мы сим свидетельствуем наше признание к усердию и радению вашим, предполагая по получении подробных о всем известий оное изъявить на деле, а равным образом воздать заслугам и всех тех, кои тут ревностно и мужественно подвизались, соизволяя между тем, чтобы вы дали им знать о нашем особливом к ним благоволении. Генерала графа Суворова-Рымникского при самом получении известия пожаловали мы генералом-фельдмаршалом, а присланного генерал-майора Исленьева – генералом-поручиком. Пребываем в прочем вам благосклонны
Екатерина
