Д. Н. Бантыш-Каменский
Генерал-фельдмаршал граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский
Граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский, сын генерал-аншефа графа Александра Ивановича и правнук знаменитого боярина Матвеева, родился в 1725 г., достопамятном, ибо Россия лишилась тогда славнейшего полководца своего, Петра Великого. Сначала Румянцев, записанный в солдаты на шестом году жизни (1731), обучался в деревне под надзором отца своего, находившегося тогда в ссылке. Потом, с 1736 г., – в Малороссии, откуда отправлен был в Берлин (1739) дворянином посольства для приобретения навыка по дипломатической части, но уже в следующем году отозван в отечество. Поступил в Шляхетский сухопутный кадетский корпус (29 июля) и там учился только четыре месяца.
В. Л. Боровиковский. Портрет (посмертный) Александра Ивановича Румянцева.
Середина XVIII в.
Граф Александр Иванович Румянцев, потомок нижегородского боярина Василия Румянца, оказавшего в 1391 г. великому князю Василию Дмитриевичу при завоевании Нижнего Новгорода важные услуги, занимает почетное место среди любимцев Петра Великого. Он раскрыл местопребывание несчастного царевича Алексея в чужих краях и привез его из Неаполя в Москву (1718). Отправлен был чрезвычайным посланником в Константинополь (1724), пожалован в подполковники гвардии Преображенского полка и генерал-адъютанты (1730). Стал губернатором в Казани (1735), главным начальником Малороссии (1736), произведен в генерал-аншефы (1737). Участвовал во взятии Очакова, отразил в 1739 г. двадцатитысячный турецкий корпус, намеревавшийся переправиться через Днепр близ Кременчуга, получил достоинство украинского правителя в 1740 г. Снова ездил в Константинополь в звании чрезвычайного и полномочного посла, склонил Порту Оттоманскую к признанию России империей (1741). Награжден был орденом Св. апостола Андрея Первозванного. Подписал (1743) вместе с бароном Люберасом в Абове славный и выгодный мир для нашего государства, возведен в достоинство графа Российской империи (1744). Скончался в 1749 г., на 70-м году от роду.Д Н. Бантыш-Каменский об А. И. Румянцеве
А. П. Антропов. Портрет Марии Андреевны Румянцевой (Матвеевой).
1764 г.
Пылкий, огненный юноша не мог подчинить ум свой единообразным занятиям, сбросил узы, на него положенные, пользуясь пребыванием отца в чужих краях, и на свободе сам начертал себе полет, какой обыкновенные умы не в состоянии постигнуть. Стремительно возвышался он: в 1743 г., на девятнадцатом от рождения, был уже армейским капитаном и прислан отцом в С.-Петербург из Абова с мирным трактатом.
Императрица Елизавета Петровна столь была довольна прекращением военных действий со Швецией и значительными приобретениями, что пожаловала молодого Румянцева прямо в полковники.
Чем занимался в то время будущий герой России? Он удальством превосходил товарищей, пламенно любил прекрасный пол и был любим женщинами, не знал препятствий и часто, окруженный солдатами, на виду их торжествовал над непреклонными. А то обучал батальон в костюме нашего прародителя перед домом одного ревнивого мужа; заплатил другому двойной штраф за причиненное оскорбление и в тот же день воспользовался правом своим, сказав, что не может жаловаться, ибо получил уже до того удовлетворение! Проказы Румянцева, доведенные до сведения императрицы, заставили Елизавету Петровну, в уважение заслуг графа Александра Ивановича, отправить к нему виновного, с тем чтобы он, как отец, наказал его. К чести графа Петра Александровича до́лжно сказать, что и в полковничьем чине перед отцом своим он был покорен как ребенок. События эти, не подверженные сомнению, открывают нам, насколько безосновательно судить о людях по начальным их действиям!
Румянцев участвовал в славном походе генерал-фельдцейхмейстера князя Репнина во Франконию (1748), а когда Россия ополчилась против Пруссии (1757), обнажил меч, будучи генерал-майором. Отсюда начинается ряд знаменитых подвигов этого бессмертного полководца XVIII столетия. Румянцев занялся прежде всего устройством нашей конницы; потом вступил в Тильзит, сдавшийся ему в июле. Пожалован был в генерал-поручики (1758). Предводительствуя Отдельным корпусом, он имел стычки с неприятелем, из которых всегда выходил победителем. Начальствовал в сражении у Франкфурта (1759) серединой нашей армии и содействовал поражению Фридриха Великого, часто угадывая тайные его замыслы: опрокинул вместе с бароном Лаудоном и обратил в бегство неприятельскую конницу. Был награжден орденом Св. Александра Невского.
Главнокомандующий граф Салтыков, после этой блистательной победы, посылал Румянцева на разные переговоры с австрийским генерал-фельдмаршалом Дауном. В 1761 г., предводительствуя снова Отдельным двадцатичетырехтысячным корпусом, расположил он лагерь свой под Кольбергом и держал в блокаде этот город на виду у пруссаков, тогда как флот наш бросал бомбы с моря. Россияне несколько раз шли на приступ, редуты почти ежедневно переходили из рук в руки. Наконец, Румянцев окружил пруссаков со всех сторон, преградив им подвоз продовольствия. Отряды неприятельские, посылаемые для прикрытия обозов, были разбиты. Тщетно фельдмаршал Бутурлин приказывал Румянцеву отступить от Кольберга, по причине глубокой осени, и расположиться на зимних квартирах: уверенный в победе, любимец славы ослушался своего начальника, с которым был соединен узами родства. Принц Евгений Вюртембергский вынужден был оставить Кольберг на произвол судьбы.
Румянцев с частью вверенных ему войск овладел городом Трептау и затем заставил храброго коменданта Гейдена, два раза спасавшего вверенную ему крепость, сдать Кольберг 5 декабря: 2903 человека пленными, 146 орудий, 33 тысячи ядер и бомб, 500 тысяч пуль и 20 знамен были трофеями того дня. Император Петр III пожаловал графа Румянцева в генерал-аншефы и кавалеры орденов Св. Анны и Св. апостола Андрея Первозванного (1762). Тогда прекратилась война с Пруссией.
Знак ордена Св. Александра Невского
Орден Св. Александра Невского задумывался Петром I для поощрения отличившихся в боях военных, однако Екатерина I, утвердившая статут ордена уже после смерти Петра, награждала им и гражданских лиц. На данный момент орден Александра Невского является единственной наградой, существовавшей (с некоторыми изменениями) в наградных системах Российской империи. Советского Союза и Российской Федерации.
Повелитель России намеревался отторгнуть от Дании наследственное свое достояние, Голштинию; даже назначал Румянцева главнокомандующим армией и велел объявить в Конференции (27 июня) о скором отъезде своем в главную квартиру. Но на другой день императрица Екатерина II вступила на престол, и Румянцев, готовившийся к новым победам, вложил в ножны меч свой, не присягал государыне до тех пор, пока не удостоверился в кончине императора. Определен был (1764) генерал-губернатором в Малороссию, президентом тамошней Коллегии, учрежденной в Глухове, главным командиром малороссийских казачьих полков, запорожских казаков и Украинской дивизии.
Покоритель Кольберга оправдал выбор мудрой монархини: он изжил злоупотребления в присутственных местах, вселил в молодых малороссиян любовь к регулярной службе, коей они до того чуждались. Строгой справедливостью своей он истребил страх и недоверчивость, питаемые жителями того края к великороссийским войскам, облегчил подвластному ему народу разные повинности и обратил особое внимание на сбережение казенных имений посредством хозяйственного благоустройства: при нем введен был в Малороссии Воинский устав (1768) и предоставлено тамошним жителям по частигражданской руководствоваться Статутом Великого княжества Литовского.
Вскоре началась война между Россией и Портой Оттоманской. Екатерина, поручив Первую армию князю Голицыну, назначила предводителем Второй графа Румянцева (1768). Последнему велено было охранять границы империи, которые тогда повсеместно почти, от Польши до Каспийского моря, окружены были народами, подвластными Турции. Не упуская из виду сношений с Голицыным, Румянцев расположил войско свое таким образом, чтобы оно могло помогать действиям Первой армии. Как только он узнал о переходе Голицына на эту сторону Днестра (1769), то немедленно переправился за Днепр, чтобы отвлечь на себя внимание неприятеля, разделить многочисленные его силы, шедшие из-за Дуная под предводительством визиря. Недовольная медлительностью Голицына, императрица заменила его Румянцевым. Он принял Первую армию 16 сентября. Хотин и Яссы были тогда заняты россиянами. Румянцев поспешил очистить от турок Валахию. Зима и моровая язва не ослабили мужества наших соотечественников: они овладели крепостью Журжа (1770), разбивали везде мусульман, несмотря на их превосходство числом.
17 июня Румянцев обратил в бегство двадцать тысяч турок близ Рябой Могилы; 7 июля одержал полную победу над неприятелем за речкой Ларга. Армия мусульман под предводительством трех пашей и хана крымского состояла из восьмидесяти тысяч человек и размещалась на высотах, лагерь их был защищен четырьмя ретраншементами и сильной артиллерией. Но российский полководец, по собственному его выражению, не мог видеть неприятеля, не наступая на него: в двенадцатом часу ночи, на 7 июля, он двинулся за речку Ларга тремя колоннами вслед за Репниным и Боуром. Татарские пикеты, теснимые движением передовых полков наших, возвестили в стане своем о приближении российских войск. Последние еще до рассвета выстроились на высотах.
Встревоженный неприятель открыл сильную пушечную пальбу. Не дав опомниться врагу, Румянцев велел Боуру и Репнину атаковать лагерь их с правой стороны, а сам, построив армию в каре, поспешил к укреплению. Здесь дόлжно заметить, что герой, приняв начальство, отверг малодушные предосторожности славнейших полководцев: Монтекукколи (Монтекукулия), Евгения Савойского, графа Миниха. «Не рогатки, – сказал он своим легионам, – а огонь и меч защита ваша». Татары устремились с правого крыла, где находился их стан, лощиной на левое наше крыло, но были отбиты.
Между тем Мелиссино, заставляя молчать неприятельскую батарею меткими выстрелами своими, очищал путь к укреплениям. Едва передовые отряды Боура и Репнина начали пробиваться в лагерь неприятельский с правой стороны, Племянников пушечными выстрелами возвестил о приступе своем на левой. Тогда Румянцев поручил вести армию генералам Олицу и Брюсу, а сам поскакал к войскам, нападавшим на лагерь.
Храбрые гренадеры, воодушевленные присутствием героя, штыками и грудью крушили укрепления, брали пушки, быстро неслись к крутой горе, не расстраиваясь в рядах, и в мгновение ока взлетели на холмы. Бросив стан свой, неприятель, поражаемый и на левом крыле, обратился в бегство. Битва у Ларги началась в четыре часа утра, а окончилась в двенадцать дня. Она была только предвестием победы у Кагула. Весь турецкий лагерь, тридцать три медные пушки, множество пленных, знамен, значительное количество съестных припасов и военных снарядов увенчали торжество Румянцева. Императрица препроводила ему Военный орден Св. Георгия первого класса.
Сражение на реке Кагул было еще блистательней. Оно походит более на баснословное, нежели на действительно историческое, ибо семнадцать тысяч россиян разбили наголову полтораста тысяч турок, отразив сто тысяч татар, угрожавших с тыла. План великого визиря Галиль-Бея состоял в том, чтобы, поставив Румянцева среди двух огней, уничтожить его малую армию, потом подойти ко Львову, соединиться с конфедератами и перенести театр войны правым крылом в Россию, а левым – в Польшу. 20 июля турки встали лагерем на левой стороне устья Кагула, верстах в семи от нашего, а татары начали окружать тыл, отрезать подвоз продовольствия. Россияне находились в затруднительном положении, но не унывали, ибо с ними был Румянцев. Он разделил малую армию свою на пять четырехугольников, расположенных в некотором отдалении один от другого, и крестообразным их огнем не только удержал турецкую конницу, но и защитил свою собственную от нападения неверных, поставив оную в пустых промежутках каре, позади пушек. Таким образом, конница наша, будучи прикрываемой огнем артиллерии и пехоты, могла свободно действовать в преследовании неприятеля.
Победа П. А. Румянцева над турками при Кагуле в августе 1770 года.
Гравюра. 1770-е гг.
Построив войско в боевой порядок, Румянцев двинул оное на рассвете 21 июля к дороге, получившей название по имени римского императора Траяна: не ожидал, а сам предупредил в своих действиях врага многочисленного. Изумленные мужеством россиян и громом их орудий, иноверцы, однако, не оробели, полагая, что истребят врагов за счет превосходства в силах. Они встретили полки наши с ожесточением, стараясь зайти им в тыл. Но Румянцев сквозь дым и огонь наблюдал все шаги мусульман и быстрым поворотом своих войск угрожал отрезать турецкую конницу от лагеря. Она с криками и с чрезвычайной скоростью понеслась к оному, уже не пытаясь нападать на каре Племянникова. С пятого часа утра до восьмого россияне в непрерывном огне пролагали себе дорогу к стану турецкому, между тем как Гудович и Потемкин, занявшие ночью с вверенными им отрядами выгодные позиции на высотах, прикрывали от хана крымского обозы и препятствовали ему атаковать армию нашу с тыла. Все пушечные выстрелы со стороны неприятеля обращены были на каре, где находился Румянцев, и на каре Племянникова по левую сторону. Визирь за одну ночь сделал укрепление с тройными рвами, заполненными янычарами. Румянцев постоянно был под тучей ядер, которые часто попадали в лошадей сопровождавших его чиновников. Уже турецкие батареи начинали умолкать, уже каре Племянникова намеревалось овладеть укреплением, как вдруг десять тысяч янычар, выскочив из лощины, ударили с саблями, кинжалами и с криком по правой стороне каре, ворвались в середину, смяли полки Муромский, 4-й гренадерский и Бутырский, заставили их бежать к каре Олица.
Увидев смятение в рядах своих, неустрашимый Румянцев сказал принцу Брауншвейгскому, находившемуся при нем: «Теперь дело дошло до нас». Он полетел к бегущим, смешавшимся под саблями турецкими, и крикнул: «Стой, ребята!» Голос героя в один миг отозвался в ушах и сердцах воинов; россияне остановились, выстроились. Первый гренадерский полк под предводительством бригадира Озерова отразил янычар. Каре Племянникова сдвинуло ряды и, возгласив «Да здравствует Екатерина!», устремилось вперед. Через тройные рвы россияне влетели в укрепления. Визирь, устрашенный поражением янычар, составлявших первую его линию, обратился в бегство. Спасаясь от русских штыков, турки гибли толпами в волнах Дуная. Наши воины приветствовали мужественного предводителя своего с победой, восклицали: «Ты прямой солдат!» Весь турецкий лагерь, сто сорок орудий, шестьдесят знамен, множество военных снарядов и две тысячи пленных достались победителям. Около сорока тысяч янычар погибли во время битвы и преследования. Урон наш ранеными и убитыми не превышал тысячи человек.
Императрица возвела Румянцева (2 августа) в достоинство генерал-фельдмаршала. Вслед за Кагульской битвой Репнин овладел Измаилом и Килией, Глебов – Браиловым. Бухарест и крепость Салча увеличили завоевания россиян; заняв левый берег Дуная, Румянцев обеспечил зимние квартиры свои в Молдавии и Валахии.
В 1771 г. гром орудий наших раздался за Дунаем: оба берега этой величественной реки, от крепости Журжа до Черного моря, были очищены россиянами. Начавшиеся переговоры о мире между воюющими державами (1772) не увенчались желаемым успехом. Вейсман, Потемкин и Суворов сразились в разных местах с турками (1773) с новой славой для нашего оружия. Фельдмаршал осадил Силистру (Силистрию), неоднократно разбивал малыми силами многочисленного неприятеля, рассеял стан его, расположенный на высотах, окопанный рвом и защищаемый пушками, но не смог овладеть крепостью, имея под ружьем только тринадцать тысяч человек, утомленных от трудов и непрерывных битв.
Неизвестный художник. Портрет генерал-фельдмаршала П. А. Румянцева-Задунайского.
Конец XVIII в.
На этом портрете П. А. Румянцев изображен в фельдмаршальском мундире, украшенном золотым шитьем по воротнику, бортам и рукавам. Поверх мундира надеты ленты орденов Св. Андрея Первозванного и Св. Георгия 1-го класса, а на груди – шитые звезды этих наград.
В 1774 г. вступил на престол султан Абдул-Гамид, по кончине брата своего, Мустафы; государь малодушный, предававшийся неге, только именовавшийся повелителем турок, ибо вся власть была в руках сестры его и верховного визиря Махмет-Мусун-заде. Театр войны переместился в Болгарию. Расположив лагерь свой в горах, визирь, избегавший генерального сражения, вывел против пятидесяти тысяч россиян двухсоттысячное войско. Когда часть его армии выступила из укреплений, Румянцев с несколькими отрядами обошел турецкий стан, ворвался во фланг, овладел многими орудиями, всем обозом. В это время Каменский, по распоряжению главнокомандующего, отрезал визирю всякое сообщение с Адрианополем, запер его в собственном лагере. Страх обуял турок: они вышли из повиновения и рассеялись во множестве. Визирь заговорил о мире и согласился на все условия, предписанные ему победителем.
Кючук-Кайнарджийский договор от 10 июля давал крымским татарам независимость; России – Азов с его областью, Керчь и Еникале в Крыму, Кинбурн в устье Днепра и степь между этой рекой и Бугом, свободное плавание по Черному морю и через Дарданеллы до самого Константинополя, четыре миллиона пятьсот тысяч рублей за военные издержки.
Велики были заслуги Румянцева перед Отечеством, но и награды, полученные им от справедливой монархини, соответствовали оным. Екатерина, в день торжества 10 июля, по случаю заключения мира 1775 г., пожаловала графу Петру Александровичу: 1) именование Задунайского, для прославления его опасного перехода через Дунай; 2) грамоту с прописанием побед его; 3) за разумное полководство – алмазами украшенный фельдмаршальский жезл; 4) за храбрые предприятия – шпагу, алмазами обложенную; 5) за победы – лавровый венок; 6) за заключение мира – масличную ветвь; 7) в знак монаршего благоволения – крест и звезду ордена Св. апостола Андрея Первозванного, осыпанные алмазами; 8) в честь полководца и для поощрения примером его потомства – медаль с его изображением; 9) для увеселения его – деревню в пять тысяч душ в Белоруссии; 10) на построение дома – сто тысяч рублей из Кабинета; 11) для стола – серебряный сервиз; 12) на убранство дома – картины.
Мало того, Екатерина умела и наградам своим придавать оттенки для возвышения заслуг и самой благодарности. В списке удостоенных 10 июля монаршего благоволения первое место занимал по старшинству князь Александр Михайлович Голицын, второе – Румянцев, но государыня хотела отличить последнего перед первым и собственной рукой добавила к его титулу слово господин, между тем как Голицын именован был просто генерал-фельдмаршалом! Она желала, чтобы Задунайский, по примеру римских полководцев, имел въезд в столицу через триумфальные ворота на колеснице. Скромный герой, привыкший к лагерной жизни, отказался от почестей и еще более явил себя великим в глазах соотечественников! Малороссия снова поступила под начальство его, оттуда Румянцев вызван был в С.-Петербург (1776) для сопровождения наследника престола в Берлин по случаю намечавшегося бракосочетания его с племянницей короля Прусского, принцессой Виртембергской.
«Приветствую победителя оттоманов, – сказал Фридрих Великий Румянцеву, когда фельдмаршал склонил перед ним победоносное чело свое. – Я нахожу великое сходство между вами и генералом моим, Винтерфельдом». – «Государь! – отвечал Румянцев. – Для меня весьма лестно было бы хоть немного походить на генерала, столь славно служившего Фридриху». – «Нет, – возразил король, – вы не этим должны гордиться, а победами вашими, которые передадут имя Румянцева позднейшему потомству». Уважая достоинства российского полководца, король приказал военному штабу своему явиться к Румянцеву с почтением, с поздравлениями; наградил его орденом Черного орла; собрав весь гарнизон в Потсдаме, назвал примерным Кагульское сражение, которым сам предводительствовал.
Орден Черного орла
Орден Черного орла – высшая награда Пруссии – был учрежден королем Фридрихом I в 1701 г.
Согласно уставу ордена, его гроссмейстером был король, принцы становились его кавалерами при рождении. Прусским подданным орден вручался за высшие военные и гражданские заслуги; им также награждались иностранные монархи и высшие сановники.
В Берлинской академии наук славный Формей произнес речь, в коей, восхваляя добродетели наследника престола российского, коснулся и Румянцева: «Да будет великая и процветающая империя, предназначенная вашему высочеству, – сказал он, – всегда опираться на столбы столь же прочные, каковые и ныне поддерживают ее. Да первенствуют всегда в советах ваших министры, в армиях – полководцы, одинаково любимые Минервой и Марсом. Да будет герой этот (здесь я невольным образом предаюсь восторгу, ощущаемому мною при виде великого Румянцева) еще долгое время ангелом-хранителем России! Распространив ужас своего победоносного оружия за Дунаем, он ныне украшает берега Шпрее доблестями не менее славными, вызывающими удивление. Но чтобы достойно возвеличить мужа, который с храбростью Ахиллеса соединяет добродетели Энея, надобно вызвать тени Гомера и Вергилия: голос мой для сего недостаточен». Здесь до́лжно добавить, что в том собрании Румянцев сидел подле короля, тогда как два принца Брауншвейгские и три Виртембергские стояли.
Бенжамен Патерсен. Марсово поле и Румянцевский обелиск.
1806 г.
В 1798 г. Павел I издал указ о сооружении в Петербурге обелиска в честь побед недавно скончавшегося фельдмаршала П. А. Румянцева. Монумент по проекту Винченцо (Викентия Францевича) Бренна изначально был установлен на Марсовом поле, а затем, при Александре I, его перенесли на Васильевский остров и установили на бывшем плацу между Академией художеств и Меншиковским дворцом.
Возвратясь в отечество, граф Петр Александрович вступил по-прежнему в управление Малороссией. В то время Потемкин, бывший в Турецкую вой-ну под начальством его, был первым лицом в государстве, могуществом своим превосходя всех своих предшественников. Благоволение императрицы к кагульскому победителю не изменилось: она соорудила в его честь обелиск в Царском Селе, наградила Румянцева орденом Св. Владимира 1-й степени в день учреждения оного (1782), пожаловала его в подполковники Конной гвардии (1784), наименовала главнокомандующим Украинской армией, выставленной против турок в 1787 г. Но вместе с тем Задунайский был уже второстепенным предводителем: Потемкин стал главным.
Когда Екатерина предприняла путешествие в Тавриду, Румянцев встретил императрицу на границе малороссийской и присоединился к особам, сопровождавшим ее. «На лице этого знаменитого воина, – пишет очевидец, граф Сегюр, – изображались отличительные черты его характера, смесь скромности и вместе с тем гордого благородства, которое всегда украшает истинное достоинство; внутренняя печаль и досада, чувствуемые им от предпочтения, оказываемого Потемкину, омрачали величественное чело его. Он открыто изъявлял неудовольствие, в то время как другие царедворцы тайно старались вредить любимцу счастья, который, по званию президента Военной коллегии и первого министра, представлял к наградам только одних своих подчиненных, строил великолепные здания во вверенном ему наместничестве, новой красивой одеждой придавал блеск армии своей, тогда как воины Румянцева носили ветхие мундиры, офицеры не получали повышений, казенные работы приостановились в Украине».
Вражда эта в том же году, по-видимому, прекратилась. Потемкин, по открытии военных действий, написал Задунайскому письмо, называл себя учеником его, испрашивал советов или, лучше сказать, повелений своего наставника.
Когда Таврический осаждал Очаков (1788), Румянцев, оставаясь в Украине, быстро вводил войска в Молдавию, но, предвидя, что соперник его будет преграждать ему дорогу на ратном поле, сказался больным ногами, сдал армию Потемкину, который присоединил ее к своей.
Удалясь в 1789 г. близ Киева в мирное уединение, занимаясь сельским хозяйством, победитель турок ласково беседовал со своими поселянами, воспоминал в кругу отставных воинов о днях прошлой славы. Любя чтение, даже в шуме военных бурь он посвящал тогда оному большую часть дня. «Вот мои учителя», – говорил Румянцев, указывая на книги. Нередко, в простой одежде, сидя на пне, удил он рыбу. Однажды любопытные посетители, приехавшие взглянуть на героя кагульского, не могли отличить его от других. «Вот он, – сказал им ласково Румянцев. – Наше дело города пленять, да и рыбку ловить». В доме его, богато убранном, были и дубовые стулья. «Если великолепные комнаты, – говорил он своим приближенным, – внушат мне мысль, что я выше кого-либо из вас, то пусть эти простые стулья напоминают, что я такой же человек, как и вы».
Так провел Румянцев несколько лет. На исходе 1791 г. дошло до него известие о смерти Потемкина; великодушный герой не мог удержаться от слез.
Екатерина Михайловна Румянцева, урожденная Голицына
(1724–1779)
«Чему удивляетесь вы? – сказал он своим домашним. – Потемкин был моим соперником, но Россия лишилась в нем великого мужа, а Отечество потеряло усерднейшего сына». Через два года потом Екатерина торжествовала по поводу мира, заключенного с Турцией (1791), и не забыла Задунайского. Он получил тогда шпагу, украшенную алмазами, за занятие части Молдавии в начале войны, как бы в предзнаменование того, что рука его еще ополчится ради подвигов славы.
В 1794 г., 16 мая, вверено было Румянцеву главное начальство над войсками, расположенными от устья Днестра до пределов Минской губернии. Императрица собственноручно писала ему: «Я слышала о лучшем состоянии теперь здоровья вашего, обрадовалась и желаю, чтоб оно дало вам новые силы разделить со мною тягости мои, ибо вы сами знаете, сколь Отечество помнит вас, содержа незабвенно всегда заслуги ваши в сердце своем; знаете также и то, сколь много и все войско само любит вас и сколь оно порадуется, услышав только, что обожаемый Велизарий опять их приемлет как детей своих в свое попечение». Оставаясь в Украине, он двигал вперед разные корпуса своей армии, снабдил Суворова словесным наставлением, сосредоточил полки под его знаменами и благоразумными распоряжениями содействовал подавлению мятежа в Польше. Награжден был (1795) похвальной грамотой, деревнями, домом с приличным убранством, а перед оным – памятником с надписью: «Победам графа Румянцева-Задунайского».
Вскоре (6 ноября 1796 г.), императрица переселилась в вечность. Печальноеизвестие это, полученное Румянцевым в Тамани (Ташани), чрезвычайно огорчило его. Сначала император Павел I обошелся с ним весьма милостиво, спрашивал советов его по военной части, нарочные беспрестанно летали из С.-Петербурга к кагульскому герою. Полководец Екатеринин, надеясь на свою силу и опытность, смело сообщал мысли свои, но не все они согласовывались с видами монарха.
Паралитический удар прервал (8 декабря) славную жизнь Румянцева. Необыкновенному вождю этому определено было родиться и умереть в две значительные эпохи для России. Император Павел I, в память о великих его перед Отечеством заслугах, повелел объявить военный траур на три дня.
Николай Петрович Румянцев
(1754–1826)
Граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский был высокого роста; стан имел стройный, величественный; лицо привлекательное, чуждое притворства, всегда спокойное. Важная походка придавала ему некоторую гордость. Он отличался превосходной памятью и крепким сложением тела. Не забывал никогда, что читал и видел, не знал болезней и на семидесятом году жизни своей мог проехать верхом в день пятьдесят верст. Был набожен без суеверия, благоговел перед монархиней, умевшей возвеличить Россию, любил солдат, как детей своих, заботился о них в поле и на квартирах. Воодушевлял храбрых воинов своей уверенностью в победе, был любим ими, несмотря на строгость свою и частые маневры, но, взыскивая за малейшую неисправность, обыкновенно трунил над подчиненными, не делая их несчастными. Однажды Задунайский, обозревая на рассвете лагерь свой, приметил офицера, отдыхавшего в халате, начал с ним разговаривать, взял его под руку, вывел из палатки, прошел мимо войск и потом ступил вместе в шатер фельдмаршальский, окруженный генералами и своим штабом.
С умом прозорливым, основательным, Румянцев соединял твердость, предприимчивость, был неустрашим, не знал препятствий при исполнении военных предначертаний, не унывал среди опасностей, наделенный редким присутствием духа. «Задунайского, – пишет Карамзин, – можно смело назвать Тюренном России. Он был мудрым полководцем, знал своих неприятелей и систему войны образовал по их свойству; мало верил слепому случаю и подчинял его прихотям рассудка. Казался отважным, но был лишь проницателен; соединял решительность с тихим и ясным действием ума; не знал ни страха, ни запальчивости. Берег себя в сражениях единственно для победы. Обожал славу, но мог бы снести и поражение, чтобы в самом несчастье доказать свое искусство и величие. Обязанный гениальностью натуре своей, прибавил к ее дарам и силу науки. Чувствовал свою цену, но хвалил только других. Отдавал справедливость подчиненным, но огорчился бы в глубине сердца, если бы кто-нибудь из них мог сравняться с ним талантами: судьба избавила его от сего неудовольствия».
Если герой кагульский и имел какие-либо недостатки, то они должны померкнуть во множестве его отличных качеств и доблестных подвигов, которые не умрут в потомстве. Екатерина Великая, кроме двух памятников, сооруженных в честь Румянцева, украсила еще мраморным его бюстом Эрмитаж. «Он – великий человек, – говорила императрица, – человек государственный, имеет и воинские достоинства, храбр умом, а не сердцем». Император Иосиф II всегда приказывал ставить на стол лишний прибор для любезного своего фельдмаршала. Суворов являлся к нему в полном мундире и забывал при нем шутки свои. Его покровительству обязана Россия славными министрами Безбородко и Завадовским.
Он имел от супруги своей, графини Екатерины Михайловны, урожденной княжны Голицыной, троих сыновей: государственного канцлера Николая Петровича, действительного тайного советника Сергея Петровича и обершенка графа Михаила Петровича. С кончиной второго из них (в 1838 г.) пресеклась фамилия Румянцевых.
Прах Задунайского покоится в Киево-Печерской лавре, у левого клироса соборной церкви Успения Св. Богородицы. Великолепный памятник, сооруженный старшим сыном его, не мог по огромности быть поставлен на том месте, а помещен при входе в церковь с южной стороны, где погребены два архимандрита.
Государственный канцлер с высочайшего утверждения пожертвовал в 1805 г. капитал, из процентов которого шесть особ военнослужащих получали каждый год по тысяче рублей, имея жительство в построенном для них доме. Они обязаны были во время панихид, отправляемых в память фельдмаршала, и церковного соборного служения окружать его могилу. Их избирает ныне Дума Военного ордена Св. Георгия.
М. И. Богданович
Походы Румянцева, Потемкина и Суворова в Турции
Введение
Причины возвышения и упадка Оттоманской Порты. – Понятие о турецких войсках. – Главные черты их образа действий. – Образ действий европейских народов против турок. – Упадок воинского духа в турецком народе. – Первые признаки упадка могущества Порты. – Войны русских против турок. – Походы Миниха. – Белградский мир. – Объявление войны турками в 1768 году
В числе переворотов, имевших решительное влияние на судьбу народов, не последнее место занимают быстрое возвышение и впоследствии столь же быстрый упадок Турции. Изумительно было зрелище бедных, безвестных племен, вызванных словом лжепророка к победам и славе. Подобно бурному потоку, разлились мусульманские полчища в трех сторонах света; аравитяне покорили Испанию; турки утвердились на развалинах дряхлой Восточной империи; поклонники Магомета, охватив Европу, грозили уничтожением самобытности государств и успехам просвещения. В продолжение нескольких веков воевали с турками все европейские их соседи, но никто не мог положить предела завоеваниям мусульманских полчищ. Причинами тому были: многочисленность турецких вооруженных сил; религиозный фанатизм, воодушевлявший мусульман; воинские способности многих султанов; образ действий турок, сообразный с современными обстоятельствами; и, наконец, ошибки их неприятелей.
До преобразования, в новейшее время, турецкой военной системы, каждый из мусульман был воином. Самая религия обязывала их к беспрестанной войне с последователями других учений; к тому же, по роду жизни своей, турки были весьма способны к перенесению военных трудов и лишений. Пользуясь благоприятными обстоятельствами, султаны весьма часто выставляли армии в несколько сот тысяч человек. Турецкие ополчения воодушевлены были верованием в предопределение (фатализмом) и надеждою блаженства в будущей жизни в случае гибели на поле брани: эти убеждения внушали в них отчаянную храбрость. Их повелители умели пользоваться способностями к военному делу своих подданных, вели беспрестанную вой-ну с соседями и действовали весьма искусно в политическом отношении, избегая одновременной войны с несколькими государствами, а стараясь побеждать их порознь.
Модест Иванович Богданович
(1805–1882)
Модест Иванович Богданович родился в Украине, в Сумах. Получил воспитание в Дворянском полку. В 1831 г. участвовал в Польской кампании, был сильно контужен в сражении и некоторое время находился в плену у поляков. В 1833–1835 гг. прошел курс в Военной академии Генштаба, был оставлен при академии для приготовления в адъюнкт-профессоры военной истории и стратегии. С того времени почти до конца жизни занимал профессорскую кафедру. С 1863 г., получив звание генерал-лейтенанта, поступил в распоряжение военного министра, был официальным военным историографом. Автор нескольких книг по военной истории: «История Отечественной войны 1812 года», «Русская армия в век императрицы Екатерины», «Восточная война 1853–1856 годов» и др.
Таким образом, Оттоманская Порта, после победы, одержанной генералом Монтекукколи над турками при Сенготтхарде, заключив в сентябре 1664 года перемирие с Австрией на 20 лет, воспользовалась им для отнятия у венецианцев Кандии в 1669 году; а потом вела последовательно войны с Польшей и Россией.
Турецкие войска, до преобразования их, не имели ни правильного строя, ни тактического образования. Пехота их сражалась в виде беспорядочной толпы и потому была мало способна к натиску, требующему преимущественно единства и порядка, но могла наносить большой вред меткой стрельбой; кавалерия, действовавшая врассыпную, имела большое преимущество над европейскими всадниками в одиночном бою, благодаря отличному оружию и превосходным лошадям. Артиллерия не отличалась подвижностью, но действовала довольно метко. Еще во второй половине ХIV столетия были сформированы султаном Мурадом I из пленных христианских юношей отборные отряды пехоты (янычары) и конницы (спаги). Эти воины, воспитанные в правилах мусульманской религии и приученные с малолетства к суровой жизни и строгой подчиненности, в течение трех веков были ужасны неприятелям Порты.
Турецкие ополчения, действовавшие наступательно с необыкновенной стремительностью, были малоспособны к оборонительным действиям в открытом поле, требующим стойкости и хладнокровия. Поэтому турки обыкновенно располагались в укрепленных лагерях, откуда для нападения на неприятеля высылали значительные отряды, состоявшие преимущественно из кавалерии, либо выходили в совокупности. Эти полчища, пользуясь своей многочисленностью и быстротой, окружали неприятельскую армию и нападали на нее одновременно со всех сторон. Если удавалось им расстроить ее, то ловкая турецкая кавалерия, настойчиво преследуя опрокинутого противника, довершала его поражение.
Основываясь на выгодах подобного образа действий турок, Монтекукколи ставит их в пример, как в политическом, так и в военном отношении. Быть может, победитель при Сенготтхарде преувеличивал с намерением достоинство военной системы турок, желая возвысить таким образом собственную свою славу; тем не менее беспристрастное исследование качеств, отличавших турецкие войска, убеждает в том, что они составляли превосходное орудие в руках искусных вождей, умевших ими пользоваться. Но главную причину успехов, одержанных турками, до́лжно искать в ошибках их неприятелей.
Пользуясь ослаблением духа византийских греков и неустройством, господствовавшим во всех частях управления Восточной империи, мусульмане положили конец ее существованию и стали вести беспрестанные войны против всех своих европейских соседей, которые, вместо того, чтобы вооружиться дружно против общего врага, угрожавшего их политической самостоятельности, допускали поражать себя порознь.
Раймунд (Раймондо) Монтекукколи
(1608–1680)
В битве при Сенготтхарде (ныне город на западе Венгрии на берегу реки Раба) 1 августа 1664 г. против турецкой армии выступили объединенные силы Габсбургов, других земель Священной Римской империи, Франции и нескольких мелких государств Европы. Несмотря на то что христианская армия в численности уступала туркам в полтора (а по другим данным – в два) раза, ее командующий Раймунд Монтекукколи сумел использовать особенности местности и одержал победу.
После этого стратегическое преимущество в Австро-турецкой войне 1663–1664 гг. перешло к австрийцам, и ожидалось, что они перейдут в наступление и отбросят турок из Европы. Однако в силу ряда причин император Священной Римской империи Леопольд I предпочел через десять дней после битвы при Сенготтхарде заключить с турками Вашварский мир, который фактически закрепил завоевания Османской империи в Европе.
Образ ведения войны европейских народов был столь же ошибочен, сколь и их государственная политика. Полководцы Западной Европы, стремясь обезопасить себя со всех сторон от стремительных атак турецкой конницы, строили всю свою пехоту в одном огромном каре, в средине которого помещали кавалерию и обозы, усиливали углы и фасы этого каре артиллерией; а для большего затруднения неприятелю доступа к каре ограждали его рогатками, которые в значительном количестве возились вслед за войсками. Само собой разумеется, что при подобном боевом расположении все действия армии ограничивались пассивной обороной, а результаты победы – отражением турецких полчищ; если же перевес склонялся на сторону турок и они врывались в каре, то войска, его составлявшие, не успевали восстановить порядка в расстроенных рядах своих и подвергались гибели.
Пока султаны, во главе своих полчищ, указывали им путь к победе, пока состав и дух янычар оставались неизменными, турки, как грозный меч над головою Дамокла, тяготели над Европой. Но все изменилось, когда повелители мусульман, уклоняясь от трудов и забот, сопряженных с военными подвигами и с государственным управлением, заключились в стенах гаремов своих и вверили визирям начальство над армиями; несмотря на мужество и способности некоторых из числа этих высших сановников Порты, воинский дух стал погасать в народе и прежняя уверенность в непобедимости мусульман уступила место убеждению в том, что они – рано или поздно – принуждены будут, оружием соседственной державы, возвратиться в Азию.
Вместе с упадком духа развивалось более и более неустройство внутреннего управления. Паши мало-помалу из правителей областей сделались самостоятельными владетелями, нередко ополчавшимися против своего повелителя. Корпус янычар сознал свою силу и заставил султанов помышлять об ослаблении духа и значения этого войска, напоминавшего собой преторианскую стражу. Для достижения сей цели разрешено было принимать в число янычар не только христианских детей, получивших военное воспитание, но и всех вообще турецких подданных. Каждый турок мог записаться в янычары и приобрести права и преимущества, присвоенные этому сословию. Множество купцов и ремесленников поступило в янычары: торговля и промыслы сделались главным занятием сословия, занимавшегося дотоле исключительно военным делом. Прежний воинский дух исчез невозвратно; его заменили буйство и алчность к корысти. То, что в нашей истории представляют нам стрельцы, то самое находим в янычарах.
До обложения турками Вены в 1683 году никто не знал достоверно, до какой степени простирался упадок могущества Оттоманской Порты. Но когда вскоре после того турки не только принуждены были очистить Венгрию, но еще потеряли большую часть Сербии и Малую Валахию, когда Собеский, маркграф Баденский Людовик Вильгельм I и принц Евгений Савойский поражали мусульман при каждой встрече, тогда опасения Европы рассеялись. Но и в последующие времена турки, несмотря на собственное невежество, нередко пользовались ошибками противников своих и побеждали их.
Русским полководцам суждено было постигнуть недостатки обычного боевого построения европейских армий против турок и заменить его новым расположением войск, давшим постоянный перевес регулярным армиям над азиатскими полчищами.
Христофор Антонович (Буркхард Кристоф) фон Миних. Гравюра по рисунку Т. Г. Шевченко. Середина XIX в.
Война, веденная русскими против турок, в царствование императрицы Анны Иоанновны, ознаменовалась победами Миниха, «русского принца Евгения» – как называл его Фридрих Великий. В 1736 году он отмстил за вековые набеги крымских татар на южные области России опустошением Крыма; этот успех стоил русской армии до 30 тысяч человек, погибших от непривычки к тамошнему климату и от недостатка в продовольствии, но эти потери не оказали ни малейшего действия на дух войск. «Мы готовы идти за нашим соколом на край света», – говорили солдаты, возвращаясь из трудного крымского похода. Несравненно блистательнее был поход, совершенный Минихом в 1739 году. Переправившись с 65-тысячной армией, при которой было не менее 90 тысяч повозок, через Днестр, у Синьковиц, в 40 верстах выше Хотина, Миних, в половине августа, двинулся через преконские дефиле, незанятые турками по оплошности их начальников, и 16-го приблизился к неприятельской армии, в числе 90 тысяч, под начальством сераскира Вели-паши, расположенной у Ставучан, в шести верстах от Хотина, на весьма значительных высотах, за болотистою речкою Шулянцем. Между тем Вели-паша выслал многочисленные отряды, которые, направившись в тыл Миниховой армии, отрезали совершенно подвозы съестных припасов. Русские не могли даже доставать воду, подвергаясь беспрестанным нападениям турок, которые не давали покоя нашим войскам ни днем, ни ночью. Этому способствовало решительное превосходство турецких всадников над тогдашней нашей легкой конницей. Главнокомандующий, желая выйти из этого затруднительного положения, решился атаковать турок. С этою целью 17 августа русские войска в трех каре, построенных на одной линии с небольшими интервалами и прикрытых рогатками, двинулись против неприятеля. Чтобы вовлечь в заблуждение турок насчет пункта, избранного для нападения, Миних приказал Левендалю с левофланговым каре сделать фальшивую атаку на правое крыло неприятельского лагеря, а сам с прочими каре атаковал лагерь с противоположного фланга. Под прикрытием огня многочисленной артиллерии, русские войска устроили из досок и фашин 27 переправ через речку, и, перейдя на противоположный берег Шулянца, отбили яростные атаки янычар и спагов, пытавшихся остановить движение наших войск, и овладели лагерем. 48 орудий и множество припасов досталось победителям. Урон наших войск не превышал 70 человек, а потеря неприятелей, убитыми и ранеными, простиралась более 15 тысяч (а по другим сведениям, всего до 2 тысяч) человек. Следствиями этой победы были сдача Хотина и занятие русскими войсками Ясс.
План сражения при Ставучанах 17 (28) августа 1739 года.
1740 г.
В сражении при Ставучанах огромные каре, в которые построена была наша армия, обставленные орудиями и рогатками, немного превосходили подвижностью прежние каре, составленные из целых армий; к тому же расположение, принятое Минихом, не доставляло нашим каре взаимной обороны. И потому выгоды боевого порядка, им принятого, ограничивались: 1) тем, чторасстройство одного какого-либо из трех каре, не имея влияния на прочие, не могло быть так гибельно, как расстройство каре, построенного из всей армии, и 2) что разделение войск на три отдельные массы способствовало вообще быстроте движений, в особенности обходному движению правого крыла русской армии и взятию неприятельского лагеря.
После Белградского мира, заключенного в 1739 году между Австрией и Турцией, Россия также присоединилась к нему, в октябре того же года. В течение тридцати лет между Россией и Портой господствовало согласие, возмущаемое, время от времени, только набегами на южные наши области крымских татар, состоявших под покровительством турок. Но в 1768 году султан Мустафа III, завидуя влиянию, приобретенному Россией на дела Польши, и побуждаемый происками Франции вооружился против императрицы Екатерины II. Предлогом к войне послужило ему неумышленное сожжение Балты, местечка на Днестре, одним из русских отрядов, преследовавшим польских конфедератов до турецкой границы (1768 г.). Султан, узнавши о том, немедленно велел заключить русского посланника Обрескова в Семибашенный замок и потребовал от нашего правительства вывода войск из Польши, объявляя войну в случае отказа. Императрица Екатерина II, не признавая справедливым подобного требования, решилась вести войну.
В это время для обеспечения южных пределов России от набегов крымских татар войска наши занимали Украинскую линию, простиравшуюся через степи от Днепра до Дона; наша граница с Турцией прикрыта была справа Киевом, а слева крепостью Св. Димитрия на Дону; ниже Киева, по Днепру, простиралась Сечь запорожских казаков, подвластных нашему правительству.
Граница Турции, обращенная к России, прикрыта была реками Днестром и Дунаем, со многими на них крепостями, из которых важнейшими на Днестре были Хотин и Бендеры. Крепость Очаков и Кинбурнский форт прикрывали Днепровский лиман и обеспечивали связь между Днестром и Крымом; а крепостца Ор с Перекопской линией и крепость Арабат преграждали доступ в Крымский полуостров.
Движение русской армии к Нижнему Днестру представляло затруднения, по близости к пути действий сильной неприятельской крепости Очакова; а при движении в Крым надлежало проходить обширные степи, где продовольствование значительного числа войск было почти невозможно, и потому выгоднейшей операционной линией для русской армии была плодоносная Подолия.
Турецкая война 1769–1774 годов
Поход 1769 года
Силы, расположение их и планы действий обеих сторон. – Состояние 1-й русской армии. – Цель действий князя Голицына. – Переправа через Днестр и движение к Хотину. – Взятие турецкого укрепленного лагеря. – Возвращение армии в Подолию. – Вторичная переправа на правую сторону Днестра. – Блокада Хотина. – Возвращение армии на левый берег Днестра и расположение против Хотина. – Поражение турецкой армии. – Уничтожение турецкого отряда. – Занятие Хотина. – Отряжение Эльмпта в Молдавию. – Назначение Румянцева главнокомандующим 1-й армией. – Занятие русскими войсками Молдавии и Валахии. – Зимние квартиры. – Результаты действий Берга и Медема
Действия начались в феврале вторжением крымских татар в Новороссийскую область. План действий турок заключался в том, чтобы, усилив главную свою армию до 300 тысяч, двинуться к Днестру, овладеть Каменцем-Подольским и заставить русские войска очистить Польшу.
Татарский лучник.
Гравюра. Вторая половина XIX в.
С нашей стороны, вооруженные силы, назначенные для действий против турок, распределены были следующим образом: 1-я армия генерал-аншефа князя Александра Михайловича Голицына силой в 65 тысяч (в числе которых 9 тысяч казаков) назначена была для занятия оборонительной линии по Днестру и для прикрытия Подолии; 2-я армия генерал-аншефа графа Румянцева, состоявшая из 60 тысяч (в том числе 30 тысяч иррегулярных войск), должна была прикрывать южные наши границы от Днепра до Донца. Отряду генерал-майора Медема назначено было двинуться к Кубани; наконец, небольшой отряд генерала Тотлебена отправился в Тифлис, для поддержки закавказских владетелей, изъявивших намерение восстать против Порты.
Князь Голицын, армия которого должна была удерживать главные силы турок, сын славного фельдмаршала, сподвижника Петра Великого, отличался личной храбростью и хладнокровием; но не довольно постигал хозяйственную часть управления армии и, действуя слишком осторожно, не умел пользоваться одержанными успехами.
Войска, бывшие в составе армии, имели в рядах едва половину комплектного числа чинов; а некоторые из полков вовсе не прибыли ко времени открытия военных действий, и потому вначале 1-я армия состояла всегонавсего из 24 тысяч человек, не считая казаков. Солдаты, по свидетельству очевидцев, были дурно одеты и обуты, конская сбруя истерта, лафеты непрочны. Движения войск, по недостатку офицеров, знакомых с механизмом их, производились медленно и неловко; подобным образом и аванпостная служба находилась в жалком состоянии.
В то время, когда 1-я русская армия собиралась в Подолии, главные силы турок находились еще на правой стороне Дуная, а в Бессарабии, кроме хотинского, бендерского и аккерманского гарнизонов, было не более 20 тысяч турецких ополчений, под начальством Карамана-паши, расположенных близ Хотина. Пользуясь этими благоприятными обстоятельствами, князь Голицын предпринял овладеть Хотином. С этой целью, устроив магазины в Бердичеве, он сосредоточил свою армию у Антоновки, близ местечка Минковцы, переправился 14 апреля через Днестр в 60 верстах ниже Хотина, у Калюса, и 18-го вечером расположился в пяти верстах от Хотина, на ясской дороге.
19 апреля, в день Светлого Христова Воскресения, пополудни, русские войска двинулись к неприятельскому лагерю, расположенному под Хотином; турки, находившиеся в шанцах, оказав незначительное сопротивление, бежали частью в крепость, частью по дороге в Бендеры; войска наши преследовали неприятелей до палисада прикрытого пути, но не успели ворваться в крепость. Три знамени и семь орудий были трофеями победителей. В подробной реляции об этом деле князь Голицын с особенной похвалой отзывается о действии артиллерии, именуя в числе отличившихся полковника Мелиссино, начальника всей артиллерии под Хотином, и капитана Караулова, который «с первого выстрела неприятельскую батарею сбил и опрокинул».
Несмотря на этот успех, Голицын, не имея при себе осадной артиллерии и не обеспечив своей армии заблаговременно насчет доставки военных и съестных припасов, принужден был идти обратно за Днестр. 25 апреля переправился он у Калюса и оставался в Подолии целые два месяца, до конца июня, в ожидании подвоза припасов.
Невыгоды продолжительного пребывания войск в палатках, где солдаты валялись на голой земле, по недостатку в соломе, и дурное качество воды были причинами необыкновенного увеличения числа больных, наполнявших госпитали в местечке Меджибоже и окрестных селениях. Эти больные оставались без всякого призрения; докторов почти вовсе не было, и потому обязанности их лежали на невеждах-цирюльниках.
Между тем турецкая армия, под начальством верховного визиря Магомеда-паши, собравшись еще в начале мая у Исакчи, переправилась 22-го через Дунай и двинулась к Рябой Могиле (на правом берегу Прута, в 60 верстах от Ясс и в 100 верстах от Бендер).
Несмотря на побеги, ослабившие турецкую армию, силы ее все еще простирались до 100 тысяч. Для противодействия ей 1-я армия получила приказание переправиться снова на правую сторону Днестра. В тоже время большая часть 2-й армии, численностью 40 тысяч, расположилась у Елисаветграда, для наблюдения к стороне Бендер и Очакова; а генерал Берг, с остальною частью сей армии, численностью 22 тысяч, направлен был от Бахмута к Сивашу, для прикрытия от татар Таганрога и вновь заселенного Азова.
Расположение визиря с турецкою армией у Рябой Могилы заставило князя Голицына избрать пункт для переправы через Днестр выше Хотина. Переправившись 25 июня близ местечка Устье, он расположился у деревни Замоши и, двинувшись весьма окольным путем в обход Буховинского леса, пришел в окрестности Хотина 1 июля. По сведениям, собранным от пленных, тамошний гарнизон усилился в это время беспрестанно приходившими подкреплениями до 70 тысяч. 2 июля князь Голицын повел свои войска, построенные в продолговатое каре, против неприятельских окопов, устроенных впереди Хотина. Турецкие полчища вышли навстречу нашей армии, но были разбиты и частью прогнаны обратно в крепость, частью рассеяны в различные стороны. Из донесения князя Голицына об этом деле видно, что наши гренадеры просили, чтобы им дозволено было отбросить рогатки; «Они мешают нам подойти к неприятелю», – говорили наши воины. Таким образом, здравый ум русского солдата предупредил тактические «улучшения» военачальников.
Хотинская крепость.
Современная фотография
Не имея возможности вести правильную осаду Хотина, по недостатку осадной артиллерии, князь Голицын предпринял блокаду крепости, чтобы голодом принудить гарнизон ее к сдаче. С этою целью генерал Ренненкампф с частью армии оставлен был против Хотина, на левой стороне Днестра; главные силы расположены были на правой стороне реки, выше Хотина, а ниже крепости, с той стороны, с которой гарнизон преимущественно мог ожидать подкреплений, поставлен был небольшой отряд генерал-майора князя Прозоровского. Несмотря, однако, на ошибочность расположения нашей армии, визирь не отважился идти сам к Хотину, а приказал крымскому хану, стоявшему с татарским ополчением у Бендер, двинуться в помощь осажденной крепости. 22 июля хан, с 25 тысячами человек, явился в виду блокадного корпуса и атаковал его одновременно с вылазкой гарнизона; но русские войска, отразив неприятеля на всех пунктах, заставили хана отступить к Липчанам на Пруте, где татары остановились, получив от визиря в подкрепление отряд сераскира Молдаванчи-паши.
Александр Михайлович Голицын
(1718–1783)
Получив известие об усилении неприятеля у Липчан, князь Голицын стянул к главным силам все свои отряды и освободил от обложения крепость. Между тем полчища хана то приближались к крепости и производили частные нападения на русскую армию, то продолжали окапываться в укрепленном лагере своем у Липчан. Голицын, терпя большой недостаток в припасах, и особенно в фураже, и надеясь заманить неприятелей на левую сторону Днестра, где местность более способствовала наступательным действиям русских, решился снова отойти за Днестр. С этою целью 2 августа войска наши переведены были по понтонному мосту, устроенному в нескольких верстах выше Хотина, на левую сторону реки, и расположились сперва в десяти, а потом в четырех верстах от крепости. По окончании переправы, понтоны отправлены были в Полонное, за 150 верст от места расположения армии.
Между тем султан, недовольный нерешительностью действий визиря Магомеда-паши, назначил на его место сераскира Молдаванчи-пашу; вместе с тем новый визирь получил повеление переправиться на левую сторону Днестра. После нескольких неудачных попыток проникнуть в Подолию, турки устроили мост на Днестре у Хотина; сам Молдаванчи-паша с 80 тысячами человек перешел частью по мосту, частью вброд на левый берег. Голицын приблизился к крепости, но, желая заманить противника, не препятствовал переправе неприятельской армии и, в ожидании решительного сражения, приказал генерал-лейтенанту Брюсу с пятью пехотными полками занять весьма важный пост в Рачевском лесу, который обеспечивал от обхода левый фланг нашей армии. Войска эти усилены были вечером 28 августа 20-ю гренадерскими ротами и четырьмя кавалерийскими полками. 29-го, в 7 часов утра, турки атаковали нашу армию и возобновляли многократно свои нападения в течение целого дня, до семи часов вечера, но были каждый раз отбиваемы с уроном и, потеряв одними убитыми до 3 тысяч человек, переправились на правую сторону Днестра.
Джон Янг. Портрет султана Османской империи Мустафы III.
1815 г.
В ночь с 5 на 6 сентября турки снова переправили на левую сторону реки 9 тысяч (а по другим сведениям – 12 тысяч) человек. На следующее утро внезапная прибыль воды в реке от дождей уничтожила мост; переправа вброд сделалась невозможной; таким образом, турецкий отряд, находившийся на левом берегу Днестра, был отрезан от армии верховного визиря. Князь Голицын, пользуясь затруднительным положением турок, отрядил против них восемь гренадерских батальонов и двенадцать гренадерских рот, под командой полковников Вейсмана, Сухотина, барона Игельстрёма и Кашкина, которым приказано было напасть на неприятельский отряд в ночи с 6-го на 7-е, чтобы не подвергать наши войска огню крепости, под пушками коей расположены были турки. Для поддержания же их, в случае надобности, назначены были три пехотных полка, под командою полковника Кречетникова. Войска наши, приблизившись с нескольких сторон к турецким окопам, бросились в атаку, по данному сигналу, с громкими криками «ура!» и «да здравствует Екатерина!». Неприятели сопротивлялись отчаянно, но частью были переколоты штыками, частью же потоплены в реке; весь лагерь, со множеством знамен и с двумя орудиями, достался в добычу победителям. С нашей стороны убито и ранено 600 человек.
Турецкие полчища, находившиеся у Хотина, поражены были таким ужасом, что, очистив город и лагерь, бежали в беспорядке к Дунаю. 9 сентября Голицын, получив о том сведение от легких войск, переправившихся на правую сторону Днестра, немедленно послал, на собранных по течению реки плотах и лодках, генерал-поручика Эльмпта с двумя полками для занятия Хотина. В городе и окопах найдено 228 орудий.
Таким образом, неожиданный случай вместе с оплошностью турецких военачальников доставил нашему полководцу возможность достигнуть предположенной им цели.
Три дня спустя князь Голицын, отрядив генерала Эльмпта с тремя карабинерными полками, гренадерскими ротами всех пехотных полков и с частью легких войск к Яссам, двинулся с остальными силами армии, для расположения их по квартирам, к Каменец-Подольску, и на пути к этому городу, по повелению императрицы, сдал начальство над войсками генералу Румянцеву, на место которого главнокомандующим 2-й армией назначен был граф Панин. Эти распоряжения последовали в первой половине августа, в то время, когда действия князя Голицына не удовлетворяли ожиданий Екатерины. Но, отдавая справедливость прежним заслугам своего полководца, императрица удостоила его весьма милостивым рескриптом; за последние успешные действия свои он произведен был 20 октября в фельдмаршалы, а впоследствии, по случаю празднования в 1775 году мира с Турцией, пожалован шпагой, украшенной бриллиантами, с надписью: «За очищение Молдавии до самых Ясс».
По принятии начальства над 1-й армией, Румянцев, пользуясь успехами Эльмпта, занявшего Яссы 26 сентября, и отступлением турок за Дунай, усилил отряд, посланный в Молдавию, и, поручив его генералу Штофельну, предписал ему наблюдать за Бендерами и занять Валахию. Главная квартира этого отряда находилась всю зиму в Бухаресте. В феврале 1770 года Штофельн, получив сведения, что турки усиливались в Курже, овладел этой крепостью и разорил ее. Главные же силы 1-й армии расположены были на зимних квартирах в Подолии. Граф Панин, по принятии начальства над 2-й армией, послал к Бендерам и к Очакову отряды Зорича и графа Витгенштейна (отца фельдмаршала), которые, встревожив турок, удержали их от набегов на наши пределы. Затем 2-я армия расположилась на зимние квартиры в Украине, от Умани до Полтавы.
Генерал Берг ограничивался наблюдением Крымского полуострова, а потом расположил свой отряд на зимние квартиры от Изюма до Бахмута.
Действия генерала Медема, между Черным и Каспийским морями, были весьма удачны: разбив кубанских татар, он побудил тем жителей Кабарды и части Абхазии отдаться под покровительство России.
Поход 1770 года
Цель действий русских армий. – Румянцев. – Боур. – Русские войска. – Силы обеих сторон и распределение их. – Переправа 1-й армии через Днестр и движение вниз по Пруту. Движение хана вверх по Пруту; отступление его за Ларгу. – Сражение при Ларге. – Переправа 2-й армии через Днестр. – Переправа визиря на левый берег Нижнего Дуная. – Расположение сил обеих сторон. – Сражение при Кагуле. – Осада и взятие Бендер. – Занятие Браилова. – Расположение русских армий на зимних квартирах. – Результаты действий русского флота
Цель действий с нашей стороны в эту кампанию заключалась в том, чтобы довершить покорение страны, лежащей по левую сторону Дуная, взятием важной крепости Бендер. Осада Бендер поручена была 2-й армии, между тем как 1-я армия назначалась для прикрытия этой осады со стороны Дуная.
Румянцев, один из тех полководцев, которыми справедливо гордится Россия, был главнокомандующим войсками 1-й армии. До этого времени военная известность его ограничивалась подвигами, совершенными в Семилетнюю войну: при Иегернсдорфе [Гросс-Егерсдорфе] он вырвал из рук неприятеля победу; при Франкфурте, вместе с Лаудоном, содействовал Салтыкову в поражении великого короля-полководца; под Кольбергом, получив дозволение фельдмаршала Бутурлина снять блокаду, он принял на свою ответственность успех действий. Ни храбрость Гейдена, уже два раза отстоявшего крепость, ни усилия принца Виртембергского, ни труды и лишения русских войск в продолжение глубокой осени – ничто не могло поколебать твердости духа военачальника, уверенного в войсках своих. Кольберг покорился ему. Не менее важны были гражданские заслуги Румянцева: будучи назначенным в 1764 году генерал-губернатором Малороссии, он вполне оправдал выбор великой монархини, способствовал к слиянию сей обширной страны с прочими областями империи и водворил в ней порядок и владычество законов. Румянцев соединял в себе необыкновенную быстроту ума с основательностью рассудка, хладнокровие – с отвагой и решительностью. Все его действия и распоряжения отличались невозмутимым спокойствием духа. Ясен в суждениях и взглядах на предметы, точен и определителен в отдаваемых им приказаниях, он никогда не колебался в сомнении. Его деятельность не имела предела: начальствуя армией, он беспрестанно являлся на коне между солдатами, старался видеть все сам, и между тем занимался неусыпно кабинетными работами, писал собственноручно важнейшие предписания и надписывал точные, ясные резолюции на полученных бумагах, иногда посвящая целые ночи этим занятиям, после тяжких трудов на полях сражений и утомительных переходов.
Румянцев обращал особенное внимание на соблюдение строгой дисциплины в войсках, говоря, что «потворством можно испортить лучшую армию». Но строгость его всегда была неразлучна со справедливостью, и вот почему немногие из начальников были так любимы своими подчиненными офицерами и солдатами, как Румянцев. В домашней жизни и в обращении он отличался простотой, и в этом отношении Карамзин справедливо сравнивает его с Тюренном.
Успеху действий Румянцева в эту кампанию весьма много способствовал генерал-квартирмейстер 1-й армии, Боур. Этот генерал, образовавшийся под знаменами славного Фердинанда Брауншвейгского, был главным помощником, правою рукою нашего великого полководца. В то время, когда люди, специально приготовленные к военному делу, встречались весьма редко, Боур обладал вполне искусством соображать диспозиции маршей и сражений, строить мосты, вести осады; его военный глазомер заменял недостаток в хороших топографических картах; его верный взгляд обнимал все пространство полей сражения. Приступая к описанию походов Румянцева в Турции, считаю не излишним изложить вкратце современное состояние наших войск.
Анри де ла Тур Д’Овернь, герцог Тюренн
(1611–1675)
Анри де ла Тур Д’Овернь, герцог Тюренн начал военную службу в 1625 г. простым рядовым, а 18 лет спустя кардинал Мазарини вручил ему маршальский жезл. В годы Фронды Тюренн выступал на стороне мятежного герцога Конде, однако затем примирился с королевским двором и, одержав ряд блестящих побед над фрондерами, стал одним из ближайших советников молодого короля Людовика XIV. В 1660 г. Тюренн удостоен высшего военного чина во Франции – отныне он главный маршал. При этом современники отмечали невероятную скромность герцога, а также, что было совершенно нехарактерно для тех лет, его искреннюю заботу о нуждах простых солдат.
Во время Первой голландской войны Тюренн одержал ряд блестящих побед над австрийцами. 27 апреля 1675 г., во время рекогносцировки неприятельских позиций в районе Засбаха, он был убит ядром наповал.
Людовик XIV в знак особых заслуг Тюренна удостоил его высшей посмертной чести – по его приказу герцог был похоронен в базилике Сен-Дени, усыпальнице королей Франции.
Русские армии делились на дивизии и авангардные корпуса, но ни те, ни другие не имели определенного состава. Пехотные дивизии и корпуса разделялись на бригады и, сверх того, к ним придавалась полковая и полевая артиллерия, а иногда и кавалерия. Пехотные бригады состояли из двух полков либо из нескольких гренадерских батальонов.
А. Е. Коцебу. Взятие крепости Кольберг 6 декабря 1761 года.
1852 г.
Пехотные полки, как гренадерские, так и мушкетерские, состояли каждый из двух батальонов; гренадерские батальоны – из четырех гренадерских рот, а мушкетерские – из одной гренадерской и трех мушкетерских рот. Число рядовых в батальоне полагалось от 650 до 700, но в сражении при Кагуле батальоны были силою всего от 350 до 500 человек. Иногда придавались дивизиям егерские батальоны, которые, кроме обмундирования, почти ничем не отличались от прочих. Пехота строилась в четыре шеренги, из которых при стрельбе первые две становились на колена. При построении каре фасы его составлялись из развернутого фронта. Колонны же употреблялись исключительно для походных движений.
Мушкетеры вооружены были ружьями со штыками и шпагами, а гренадеры, кроме того, носили, в особых сумах, по две гранаты. Егеря имели ружья несколько короче, с длинными плоскими штыками. Иногда часть пехоты вооружалась пиками, и для этого полагалось иметь в полку по 216 пикинерских копий. Сверх того, при каждом полку возилось по 3500 рогаточных копий, из которых составлялись рогатки, посредством петель и смычных крючьев. Несмотря на то что Румянцев в кампанию 1770 года отменил употребление рогаток, русские войска продолжали возить их за собой и не прежде оставили их совершенно, как в следующую войну с турками.
Кавалерия разделена была на бригады, включавшие в себе по два полка. Кирасирские и карабинерные полки состояли из восьми рот, или четырех эскадронов, кроме одного запасного, а гусарские – из шестнадцати рот, или восьми эскадронов, кроме двух запасных. Число людей в эскадронах в сражении при Кагуле не превосходило 60–80. Кавалерия строилась в три шеренги, а спешившись перестраивалась в две шеренги.
Кирасиры вооружены были палашами, имели по паре пистолетов и носили железные кирасы; вооружение карабинера состояло из палаша, карабина со штыком и пары пистолетов, а гусара – из сабли, карабина и пистолетов.
Гренадер мушкетерского полка.
Литография. Середина XIX в.
Артиллерия разделялась на полевую и полковую. Первая составляла роты, по 10 или 12 орудий в каждой; вторая придавалась пехотным полкам (по четыре трехфунтовых орудия каждому).
Для действий против турок составлялись каре из пехоты с артиллерией; полковые орудия становились по флангам батальонов, а полевые соединялись в батареи, на углах и на средине длинных фасов каре; небольшая часть пехоты помещалась внутри каре, в виде резерва, либо составляла особое небольшое каре, вблизи той части войск, которой должна была служить резервом. Пальба производилась шеренгами и плутонгами (взводами). Переноска рогаток (до отмены их) производилась при передвижениях войск в бою шестью человеками в каждом плутонге. Кавалерия располагалась в интервалах между каре. Еще в Северную войну Петр Великий требовал от кавалерии, чтобы она действовала исключительно холодным оружием. Румянцев употреблял ее также для атак, но сила привычки либо ложное убеждение в превосходстве турецких всадников нередко заставляли нашу кавалерию действовать стрельбой.
При расположении в лагере главные силы пехоты и большая часть артиллерии располагались в две линии, на расстоянии одна от другой ста или двухсот шагов, а по концам линий, в перпендикулярном к ним направлении, ставились по одному либо по два (преимущественно гренадерских) батальона. Таким образом, составлялось большое каре, в середине которого помещались легкие обозы. Отдельные (авангардные) корпуса и кавалерия располагались по флангам либо впереди главных сил; а часть артиллерии и тяжелые обозы составляли парк и вагенбург позади лагеря армии. Обозы были уменьшены против прежнего, однако все еще были весьма значительны.
Английский кавалерийский карабин второй половины XVIII века
В походе армия разделялась на несколько колонн, двигавшихся на одной высоте. Если движение производилось в соседстве неприятельской армии, то пехота каждого каре двигалась в двух колоннах, артиллерия между ними, а кавалерия в особых колоннах. Подобное разделение войск на многие колонны способствовало скорому переходу в боевой порядок.
Силы 1-й армии вообще простирались до 50 тысяч, а второй – до 30 тысяч регулярных и 17 тысяч иррегулярных войск. Отряды Берга и Медема по-прежнему назначались против крымских и кубанских татар. Сверх того, положено было послать флот из Кронштадта и Ревеля в Архипелаг и, с содействием греков, восставших против турок, произвести сильную диверсию.
Со стороны турок 80 тысяч татарского ополчения собиралось у Кишинева; а главная турецкая армия должна была собраться, в числе 150 тысяч, на Нижнем Дунае, у Исакчи. Султан, недовольный действиями визиря, назначил на его место Халиль-пашу; а на место крымского хана Девлет-Гирея назначен был Каплан-Гирей: последний выбор имел вредные последствия для Порты, потому что татары не любили своего нового хана.
В конце апреля войска 1-й армии выступили с зимних квартир, взяв с собой двухмесячный запас продовольствия, сосредоточились 11 мая у Каменца-Подольского и на следующий день перешли к Хотину. 15-го 1-я армия переправилась через Днестр, по понтонному мосту у местечка Жванца и по мосту на козлах, устроенному в Хотине; часть этих войск (6 пехотных и 4 кавалерийские полка) оставлена была в крепости и для охранения мостов на Днестре.
Турецкий янычар.
Гравюра. Первая половина XVIII в.
Ненастная погода, совершенно испортившая дороги, заставила Румянцева простоять близ Хотина целых десять дней. Наконец, выступив 25 мая, 1-я армия следовала семью колоннами к Липчанам и далее вниз по левому берегу Прута. 2-я армия сосредоточилась у Елисаветграда, 12 мая. Граф Панин, отрядив Прозоровского с частью сил для наблюдения Очакова, двинулся к Бугу, переправился через сию реку 11 июня и прибыл к Днестру в конце этого месяца. Между тем верховный визирь, прибыв в Исакчу, покушался построить мост на Дунае, но, по причине большего разлития реки, вынужден был отказаться от своего намерения и ограничился переправой на лодках 10 тысяч человек, посланных к Кишиневу в помощь хану. Получив это подкрепление, татары предприняли попытку переправиться на правую сторону Прута, и поскольку болотистая местность ниже Фальчи представляла большие затруднения, то хан двинулся вверх по реке, предполагая устроить переправу выше Фальчи, но был удержан отрядом Штофельна, вслед затем поступившим, по случаю смерти сего генерала, под начальство князя Репнина и присоединившимся к армии 11 июня. В это время главные силы Румянцева состояли из двух передовых (авангардных) корпусов генерал-квартирмейстера Боура и генерал-поручика князя Репнина и трех дивизий, состоявших под командою генерал-аншефа Олица и генерал-поручиков графа Брюса и Племянникова. 15 июня авангардный корпус Боура опрокинул передовые войска ханской армии и заставил их отступить на главные силы татар, расположенные за ручьем Кальма, против Рябой Могилы. Румянцев имел намерение атаковать неприятеля поутру 17-го, но татары не отважились сразиться с нашими войсками, отступили поспешно, соединились с высланным к ним в помощь турецким отрядом сераскира молдавского Абда-паши и в числе 80 тысяч расположились в четырех укрепленных лагерях на высотах за речкою Ларгою. Румянцев, присоединив к главным своим силам отряд Потемкина, незадолго перед тем отряженный на правую сторону Прута, и оставив небольшую часть войск в Фальче, для прикрытия находившихся там мостов и складов съестных припасов, двинулся к Ларге и 4 июля расположил свои войска, не доходя этой реки, в пяти верстах от ханского лагеря. Как в сей день, так и на следующий, неприятели нападали на передовые войска русской армии, но каждый раз отражаемы были с уроном.
Николай Васильевич Репнин
(1734–1801)
Несмотря на огромное превосходство неприятеля в числе войск, Румянцев решился атаковать его, чтобы предупредить соединение татар с войсками верховного визиря, все еще находившимися на правой стороне Нижнего Дуная. Пунктом для главной атаки избран был правый фланг расположения татарской армии, действуя на который можно было оттеснить ее к Пруту; для достижения сей цели назначались оба авангардных корпуса, Боура и князя Репнина, стоявшие на флангах армии, и все остальные войска армии, за исключением дивизии Племянникова, долженствовавшей атаковать левофланговый татарский лагерь, чтобы отвлечь внимание неприятеля от пункта главной атаки. Желая поразить противника неожиданностью нападения, полководец наш назначил к тому ночь с 6 на 7 августа; приказано было отправить в вагенбург все повозки, но не снимать палаток. Румянцев, считая штык лучшей защитой своих войск, решился атаковать татар без пособия рогаток, и, чтобы еще более обмануть неприятелей, приказал с наступлением ночи развести и поддерживать большие огни. Дивизия Боура после пробития зори переведена была с правого крыла на левое и получила приказание устроить четыре моста на Ларге, выше неприятельского лагеря, перейти по ним на противоположный берег реки и, взойдя на высоты, прикрыть переправу главных сил, которые должны были выступить с места в первом часу пополуночи. Корпус Боура, переправившись прежде всех прочих войск, построился в каре и, взойдя на высоту, наткнулся на передовую цепь татар, которая обратилась в бегство и встревожила неприятельскую армию. Затем корпус князя Репнина, построенный в двух каре, стал в линии с войсками Боура, несколько правее их. Все эти три каре пошли в атаку на правое крыло неприятельской армии; за ними следовали в резерве главные силы Румянцева, составлявшие одно большое каре; регулярная кавалерия двигалась позади резерва, а все находившиеся при армии арнауты и казаки посланы левее Боура, в тыл неприятелю. Татары открыли сильную пальбу из орудий по наступавшим войскам; но действие этой артиллерии, второпях стрелявшей наудачу, было ничтожно и не могло остановить войска Боура и Репнина, которые, овладев двумя татарскими лагерями, атаковали третий. В это самое время неприятельская кавалерия, стоявшая за ретраншементом, устроенным позади окопов, сделала вылазку оттуда и кинулась в обход левого фаса большего каре (резерва), но была отражена картечью батареи, управляемой генерал-майором Мелиссино; вслед за тем левофланговой неприятельский лагерь был атакован двумя каре Племянникова. Сражение, начавшееся на рассвете, кончилось в полдень взятием четырех передовых окопов. Неприятель, не отваживаясь обороняться в ретраншементе, обратился в бегство; множество турок было настигнуто и истреблено либо потоплено в Пруте; но войска наши, утомленные боем, не могли долго преследовать неприятеля. В отбитом лагере найдено 30 пушек, три мортиры, несколько знамен, несколько тысяч палаток и множество добычи. Потеря татар в точности неизвестна; с нашей стороны убито и ранено (по донесению Румянцева) всего 91 человек. В числе наиболее отличившихся были: Племянников, Репнин, Боур, Вейсман, Потемкин, Гудович, Кутузов, Михельсон и Ферзен. Знаки ордена Св. Георгия 1-го класса были воздаянием подвига знаменитого полководца; он первый получил эту высшую военную награду.
Яков Александрович Брюс
(1732–1791)
В сражении при Ларге русская армия в числе около 30 тысяч расположена была в одном большом и пяти малых каре: это построение доставило нашей пехоте возможность двигаться с быстротой и обойти неприятельскую позицию частью сил. Русские войска атаковали татарскую армию, не укрываясь за рогатками, и убедились на опыте в их бесполезности. Без всякого сомнения, отмена рогаток была одной из главных причин постоянного перевеса, приобретенного нашими войсками над турецкими полчищами; но в то время никто не мог предвидеть всей важности этого нововведения, и даже в реляциях о сражениях при Ларге и Кагуле не было сказано о том ни слова.
Между тем 30 июня граф Панин с главными силами 2-й русской армии переправился через Днестр у Ягорлыка, двинулся к Бендерам и обложил эту крепость 15 июля (через восемь дней после сражения при Ларге).
Верховный визирь, получив известие о поражении хана при Ларге, в то самое время, когда турецкие войска переправлялись у Исакчи, не упал духом. Имея в виду отстоять Бендеры, он перевел на левую сторону Дуная всю свою армию, численностью 150 тысяч, двинулся по восточному берегу озера Кагула и открыл сообщение с татарскою армией, отступившей за речку Ялпух и усилившейся в несколько дней до 100 тысяч человек.
17 июля Румянцев, желая предупредить соединение хана с верховным визирем, перешел через речку Кагул и расположил небольшую свою армию у деревни Гречени. Для прикрытия магазинов и для обеспечения движения обоза с десятидневным запасом провианта, шедшего к войскам из Фальчи, отряжен был генерал Глебов с четырьмя гренадерскими батальонами и частью регулярной и иррегулярной кавалерии; а для прикрытия армии со стороны речки Ялпуха посланы туда отряды Гудовича и Потемкина. Главные силы армии, ослабленные отделением этих отрядов, состояли из 17 тысяч пехоты и нескольких тысяч регулярной и иррегулярной кавалерии.
20 июля армия верховного визиря приблизилась к русской армии и расположилась в шести верстах от нее, по южную сторону Траянова вала, также на левом берегу речки Кагула. Цель действий визиря заключалась в том, чтобы, пользуясь чрезвычайным превосходством своим в численности армии, окружить и уничтожить русские войска: для достижения этой цели он намерен был атаковать Румянцева с фронта, между тем как Каплан-Гирей должен был направиться в тыл нашей армии.
Но Румянцев, для избежания опасности быть окруженным огромными силами неприятельских армий, решился предупредить визиря и атаковать его, прежде чем татары могли прибыть на место сражения. 21 июля, во втором часу пополуночи, русская армия выступила из своего лагеря и двинулась в нескольких колоннах к Траянову валу. Пехотные колонны, приблизившись к неприятельской позиции, должны были перестроиться в пять каре, различной величины, из которых самое большое, под начальством генерал-аншефа Олица, построенное в виде прямоугольника, должно было находиться в центре общего расположения армии; каре генерал-поручика Племянникова – правее его; каре генерал-квартирмейстера Боура – на правом фланге армии; каре генерал-поручика Брюса – левее Олицева; а генерал-поручика князя Репнина – на левом фланге общего расположения. В каждом каре должен был находиться резерв. Кавалерию назначено было расположить между каре; артиллерию – по углам и фасам всех каре. Сам главнокомандующий предполагал находиться при дивизии Олица. На основании диспозиции генерал Боур получил приказание атаковать левое крыло турецкой армии, стоявшее близ Кагула; Племянников и Олиц – атаковать центр; генералу Брюсу поручена атака правого крыла; а князю Репнину приказано принять еще более влево и обойти неприятельский лагерь с правого фланга.
Войска наши на рассвете перестроились в пять каре, перешли Траянов вал и двинулись к турецкому лагерю. В этот самый момент многочисленная неприятельская кавалерия бросилась на каре Брюса и князя Репнина, которые, подобно острову, поглощенному наводнением, были со всех сторон окружены толпами спагов, кидавшихся с дикими воплями в атаку. Но пушечная и ружейная стрельба наших каре отбила у них охоту сражаться против русской пехоты и заставила обратиться против кавалерии, стоявшей между каре, которая, в свою очередь, с содействием пехоты, отражала турок стрельбой до тех пор, пока прибыли к ней в помощь высланные из каре графа Брюса и князя Репнина генерал-майор Херасков, с гренадерским батальоном и четырьмя орудиями, и подполковник Толстой, также с гренадерским батальоном и двумя орудиями; удачный огонь их обратил в бегство турецких всадников. Затем неприятельская кавалерия кинулась вдоль по лощине на большое каре, частью с фронта, частью же с тыла, дебушируя из рва, лежащего вдоль Траяновой дороги. Но когда главнокомандующий приказал резерву большого каре открыть пушечную и ружейную пальбу вдоль рва и когда в то же время главное каре, подавшись влево, стало обстреливать лощину, то неприятель принужден был отступить.
Между тем в восемь часов утра войска наши приблизились на хороший пушечный выстрел к неприятельским окопам. С обеих сторон гремела сильнейшая канонада; концентрическое действие наших батарей доставило нам большой перевес над неприятелем, которого артиллерия между тем обстреливала преимущественно каре Племянникова и Олица. Многие турецкие орудия были сбиты меткими выстрелами наших орудий; каре Племянникова и Олица, приблизившись к неприятельским окопам, уже готовились штурмовать их, но внезапно огромные полчища янычар, скрывавшихся в лощине, пролегавшей поперек окопов, выскочив оттуда, кинулись на каре Племянникова и ворвались в средину его; некоторые наши полки были опрокинуты и принуждены искать спасения в каре Олица. Турки, торжествуя победу, оглашали дикими воплями место побоища…
Франц Дудде. Портрет Фридриха Великого в пожилом возрасте (сделан с посмертной маски).
1886 г.
Фридрих Великий, признанный одним из величайших полководцев в истории, очень уважительно относился к талантам П. А. Румянцева.
В ходе Семилетней войны он однажды сказал своим генералам: «Бойтесь Румянцева. Остальные русские генералы неопасны». А в 1776 г., по случаю приезда Петра Александровича в Берлин, прусский король вывел ему навстречу для приветствия весь свой генералитет, а затем собрал потсдамский гарнизон и разыграл Кагульское сражение, сам управляя войсками.
«Теперь наша очередь», – сказал хладнокровно Румянцев находившемуся при нем герцогу Брауншвейгскому и поскакал к расстроенному каре. Присутствие героя, обожаемого войсками, дало делу совершенно иной оборот. Каре Племянникова сомкнуло расстроенные ряды свои; 1-й гренадерский (ныне лейб-гвардии гренадерский) полк, под предводительством бригадира Озерова, отразил янычар; солдаты наши ударили в штыки и с громкими восклицаниями «Да здравствует Екатерина!» опрокинули густые турецкие полчища. Напрасны были все последующие усилия турок остановить русскую армию; неприятельские войска, поражаемые картечью и настигнутые нашею конницей, под начальством генерал-поручика графа Салтыкова и генерал-майора князя Долгорукого, принуждены были укрыться в окопах. Главные наши силы атаковали неприятельский лагерь с фронта, между тем как Репнин, обойдя его в тыл, громил турок огнем своей артиллерии. Мусульманские полчища, пораженные ужасом, обратились в бегство, оставив победителям в добычу свой лагерь со всею артиллерией и множество запасов. Сам верховный визирь ускакал в Измаил. Сражение кончилось в три часа пополудни. Преследование разбитой армии поручено было авангардному корпусу Боура, усиленному одним пехотным полком и двумя гренадерскими батальонами; эти войска преследовали неприятеля до самого Дуная и захватили множество пленных и значительные обозы. 140 орудий и 60 знамен были трофеями сей славной победы. Потери турок в войсках, по самым умеренным показаниям, вообще простирались до 20 тысяч человек; русские потеряли убитыми и ранеными до 1000 человек. В награду этого подвига, императрица возвела Румянцева в достоинство фельдмаршала (2 августа 1770 года).
В сражении при Кагуле разделение нашей пехоты на пять каре (из которых в главном было до 6 тысяч, а в прочих – до 3 тысяч человек в каждом) доставило нашим войскам возможность подкреплять одни части армии другими, поддерживать в течение семи часов беспрерывный бой против многочисленных турецких полчищ, сбить неприятельскую артиллерию концентрическим действием наших батарей и обойти турецкий лагерь с фланга. Победа сия доставила Румянцеву неограниченное доверие русских войск и распространила славу его во всей Европе. «Он прямой солдат!» – говорили о Румянцеве наши воины, эти правдивые судьи боевой доблести; «Приветствую победителя оттоманов!» – сказал Фридрих Великий при свидании с кагульским героем.
Победы, одержанные Румянцевым, способствовали занятию территории между Днестром и Дунаем.
Граф Панин открыл траншеи под Бендерами, на обеих сторонах Днестра, в ночь с 19 на 20 июля. Осадными работами распоряжался инженер-генерал-майор Гербель; траншей-майором был майор Ферзен (впоследствии победитель Косцюшко). С 28 на 29-е заложена третья параллель. Успехи осады были весьма медленны, по причине частых вылазок гарнизона, равнявшегося числом осаждавшей армии.
В ночи с 4 на 5 августа начаты были нашими войсками минные работы, встретившие противодействие в контрминах осажденных; несколько раз минеры обеих сторон встречались между собой в подземных галереях, завязывали перестрелку и даже вступали в отчаянный рукопашный бой.
Наши галереи были повреждены несколько раз взрывами турок. Но наконец, в начале сентября, заложен был усиленный горн (заряженный 200 пудами пороха). Несмотря на чрезвычайное ослабление армии, от потерь в делах и болезней, граф Панин решился штурмовать крепость. 14 сентября в 10 часов вечера был взорван горн; этот взрыв образовал огромную воронку и разрушил часть гребня гласиса и прикрытого пути. Войска, назначенные для приступа, заняли прикрытый путь, быстро спустились в ров и, взобравшись по лестницам на вал, распространились по нем в обе стороны. Немедленно крепостные пушки, стоявшие на валу, обращены были против города; туда же со всех мортирных батарей бросаемы были зажигательные снаряды. Через некоторое время город загорелся во многих местах; но турки всю ночь продолжали обороняться; кавалерия, в числе 2 тысяч всадников, прорубилась сквозь наши войска; большая же часть гарнизона отступила в замок и на следующее утро сложила оружие, в числе 11 тысяч человек. Потери турок, убитыми и погибшими в пламени, в точности неизвестны; по самым умеренным показаниям они простирались более 5 тысяч человек. С нашей стороны при штурме убито и ранено 2561 человек. В крепости найдено 350 орудий и множество различных запасов.
Для занятия же крепостей на Нижнем Дунае был послан от 1-й армии авангардный корпус Репнина, который 26 июля занял без сопротивления Измаил, а 21 августа – Килию. 25 сентября бригадир Игельстрём, отряженный с частью корпуса Репнина, к Аккерману, овладел этою крепостью после десятидневной правильной осады. Бессарабские татары, устрашенные победами русских войск и падением турецких твердынь, заключили с графом Паниным условие, по которому покорились России и получили позволение переселиться на левую сторону Днестра. Победа при Кагуле имела непосредственным следствием рассеяние татарской армии. В начале августа главные силы 1-й армии перешли к озеру Ялпух и оставались там в лагере более двух месяцев; а 13 октября выступили оттуда к Фальче. Фельдмаршал намерен был довершить эту кампанию покорением турецких областей, лежащих по левую сторону Дуная, и с этою целью отправив, еще в конце сентября, отряд генерал-майора Глебова для овладения Браиловом, перешел 18 октября через Прут, у Фальчи, и расположил свою армию близ сего местечка, на правой стороне реки; через несколько дней отряд Глебова, после осады Браилова, продолжавшейся четыре недели, штурмовал эту крепость, в ночи с 23 на 24 октября, но был отражен с уроном, что заставило его снять осаду и отступить к Максимени, на реке Серете. Румянцев, получив известие об этой неудаче, усилил значительно отряд Глебова и снова направил его к Браилову. Настойчивость нашего полководца произвела такое влияние на турок, что они, очистив крепость, переправились на правую сторону Дуная. 10 ноября русские заняли Браилов, где найдено было 75 орудий и множество военных припасов.
10-го же ноября 1-я армия выступила из лагеря на Пруте против Фальчи и следовала вверх по правой стороне реки, к Яссам. А по прибытии туда, 18-го, расположилась на зимние квартиры: главная квартира в Яссах; часть войск в Молдавии; другая часть, под начальством Олица, в Валахии; отряд генерала Вейсмана в Бессарабии, на Нижнем Дунае; резервы в Подолии.
И. К. Айвазовский. Бой в Хиосском проливе 24 июня 1770 года.
1848 г.
Чесменский бой – первая морская победа, одержанная российским флотом со времен Петра Великого.
Главнокомандующим объединенными силами на Средиземном море был назначен сподвижник Екатерины II граф А. Г. Орлов, непосредственно же действиями флота руководил опытный флотоводец адмирал Г. А. Спиридов (1713–1790).
24 июня 1770 г. началось сражение у острова Хиос, в результате которого турецкий флот отступил в Чесменскую бухту под прикрытие береговой артиллерии. А в ночь с 25 на 26 июня русские моряки, с помощью брандеров, сумели поджечь в бухте несколько кораблей, после чего загорелись остальные. Было потоплено более 60 больших и малых турецких судов, погибли свыше 10 тысяч матросов и офицеров. Потери на российских судах составили 11 человек. По этому поводу адмирал Г. А. Спиридов докладывал в Петербург: «Слава Господу Богу и честь Всероссийскому флоту!…Неприятельский военный турецкий флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили… а сами стали быть во всем Архипелаге… господствующими».
Высочайшим рескриптом была учреждена памятная серебряная медаль, изображавшая атаку русскими кораблями турецкой эскадры и сожжение турецких судов. Лаконичная надпись сообщала о судьбе турецкого флота: «БЫЛ», а ниже помещено пояснение: «Чесма 1770 года июня 24 дня». В честь этой победы были возведены: Чесменский обелиск в Гатчине, Чесменский зал в Большом Петергофском дворце, ростральная Чесменская колонна в центре Большого пруда в Екатерининском парке Царского Села.
2-я русская армия, по взятии Бендер, выступила также на зимние квартиры и расположилась по левую сторону Днепра; главная квартира ее находилась в Полтаве.
В сем же году русский флот под начальством графа Алексея Григорьевича Орлова сделал высадку в Морею [на Пелопоннес], в надежде на содействие тамошних жителей; но буйство и безначалие, господствовавшее в морейских ополчениях, не позволило русским одержать решительных успехов. Граф Орлов, совершенно потеряв доверие к грекам, обратился со вверенным ему флотом к острову Хиосу и совершенно уничтожил турецкий флот у берегов Малой Азии, в Чесменском заливе.
Поход 1771 года
Цель действий русских армий. – Расположение 1-й армии. – Действия Потемкина, князя Репнина, Эссена, Милорадовича и Вейсмана: результаты их. – Движение 2-й армии вниз по Днепру. – Атака и взятие Перекопских линий. – Занятие Кафы. – Экспедиция Брауна. – Экспедиция князя Щербатова. – Довершение завоевания Крыма. – Зимние квартиры
В этом году главной целью действий русских войск было завоевание Крыма. Это предприятие поручено было генерал-аншефу князю Василию Михайловичу Долгорукому [Долгорукову] со 2-ю армией; а генерал-фельдмаршал граф Румянцев получил повеление охранять завоеванные области по левой стороне Дуная и беспокоить частными нападениями турок, чтобы отнять у них возможность подавать помощь Крыму.
Александр Рослин. Портрет князя Василия Михайловича Долгорукова-Крымского.1776 г.
Немец по происхождению, Петр Иванович Олиц (?—1771) в 1730-х гг. поступил на русскую службу. Он быстро дослужился до звания полковника и должности командира Рижского драгунского полка. Однако после того как Олиц и его отряд был захвачен в плен взбунтовавшимися крестьянами одного из имений, полковник был отдан под суд и едва не разжалован. Но уже в 1755 г. Олиц стал генерал– майором, а после того, как не единожды отличился в Семилетнюю войну – генерал-поручиком. При Петре III Олиц впал в немилость, что побудило его встать на сторону Екатерины и активно поддержать ее в ходе дворцового переворота. Вскоре после воцарения Екатерины II Олиц был возвращен на службу и получил звание генерал-аншефа.
В ходе Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. П. И. Олиц был назначен командиром корпуса. За успешное занятие Валахии он был награжден высшей наградой империи – орденом Св. Андрея Первозванного, а 12 апреля 1771 г. императрица удостоила его ордена Св. Георгия 2-й степени (Олиц стал шестым по счету кавалером этого ордена). Но за пять дней до подписания указа П. А. Олиц скончался в Валахии.
С этою целью 1-я русская армия, численностью 60 тысяч (не считая гарнизонов), разделена была на несколько отрядов, расставленных по Дунаю: на правом фланге, в Малой Валахии, стоял Потемкин; впереди Бухареста – Олиц (по смерти его, сперва князь Репнин, а потом генерал Эссен); у сел. Дульцешти, к северу от Галаца, – сам фельдмаршал; в Измаиле – Вейсман; резервы, под начальством генерала Кречетникова, стояли по левую сторону Днестра.
В продолжение зимы произведено было войсками Олица и Вейсмана несколько поисков; результатами их было занятие Журжи и истребление неприятельских магазинов в Тульче и Исакче. Новый верховный визирь Мухаммед-паша расположил свою армию по Дунаю, от Тульчи до Видина, и, оставаясь в Бабадаге, ограничивался частными наступательными действиями. Пользуясь движением отрядов Потемкина и князя Репнина к Турно, турки овладели Журжею, но были разбиты этими отрядами близ Бухареста. Генерал Эссен, по болезни Репнина принявший начальство над его войсками, разбил корпус сераскира Мусын-оглу, назначенный для овладения Бухарестом, и занял Журжу в конце октября 1771 года. Поиски Милорадовича (отца героя Отечественной войны) и Вейсмана также были весьма удачны: первый разбил 7-тысячный турецкий отряд при Мачине; а генерал-майор Вейсман одержал еще блистательнейшие успехи. Выступив с небольшим отрядом из крепости Измаила, он переправился через Дунай, выше Тульчи, и 20 октября овладел этою крепостцой и взорвал ее. Затем, обратившись к Бабадагу, где стоял верховный визирь с 20 тысячами войск, Вейсман атаковал турок, заставил визиря оставить лагерь и всю артиллерию в добычу победителям, 21-го, и, отправив захваченные орудия в Измаил, под прикрытием одного батальона, направился к Исакче, овладел тамошним фортом, взорвал его и 27 октября возвратился в Измаил. Вообще в эту экспедицию отбито было им 170 орудий. Потери турок простирались до 800 человек убитыми и 150 пленными; с нашей стороны убито и ранено 110 человек.
Карта полуострова Крым с пограничными землями.
1774 г.
Успехи малой войны, веденной войсками 1-й армии, заставили турок обратить внимание исключительно на оборону правого берега Дуная. Пользуясь тем, Румянцев расположил свою армию в ноябре на зимние квартиры в Молдавии, Валахии, Бессарабии и Польше. Главная квартира снова перенесена была в Яссы.
Обратимся к действиям 2-й армии.
В конце апреля князь Долгорукий сосредоточил главные силы своей армии у Царичанки, (на реке Орели, впадающей в Днепр ниже Кременчуга), между тем как корпус генерал-лейтенанта Берга собирался у Бахмута. 5 мая войска, собранные у Цариценки, двинулись по левой стороне Днепра, а генерал Берг, отрядив часть своего корпуса для вторжения в Крым через Генический пролив, следовал с остальными своими войсками к Нижнему Днепру и присоединился к армии 25 мая. 5 июня армия, достигнув пункта (в расстоянии 70 верст от Перекопа), на котором войска наши должны были отойти от берегов Днепра и продолжать дальнейшее движение через степи, остановилась для сооружения укрепления (Шагин-гирейского ретраншемента), и оставила там свой подвижной магазин. 9-го главные силы армии выступили к Перекопу и 12-го вечером расположились лагерем в четырех верстах от сего укрепленного пункта.
Перекопская линия была сооружена между Черным морем и Сивашем (Гнилым морем); она пересекала поперек перешеек, соединяющий полуостровКрым с материком, и простиралась на 7¾ версты. В пяти верстах от Черного моря и в двух от Сиваша находилась крепостца Ор. Князь Долгорукий решился штурмовать эту линию, несмотря на то что она была обороняема 70 тысячами татар. Главным пунктом атаки избрана была западная часть линии, примыкающая к Черному морю; туда назначено было направить большую часть пехоты, в обход крепостцы Ор; для отвлечения внимания неприятелей послано было несколько батальонов против восточной части линии; а генерал-майор князь Прозоровский, с конницей и с частью пехоты, получил приказание идти через Сиваш, в обход. Часть пехоты, построенная в трех каре, оставлена была позади, для охранения наступавших войск с тыла и для прикрытия вагенбурга. В ночи с 13 на 14 июня русские войска двинулись по указанным направлениям; батальоны, назначенные для ложной атаки, завязали с неприятелем живую перестрелку и заставили его стянуть силы к восточной части линии; вслед за тем войска, посланные для действительного штурма, спустились под неприятельскими выстрелами в ров, набросав в него фашин. Затем надлежало им взобраться на вал, в вышину от 30 до 40 футов; штурмовые лестницы оказались коротки, но русские воины, несмотря на то, взлезли на вал с помощью штыков. Неприятели, изумленные смелостью нападения, обратились в бегство.
В продолжение штурма Перекопских линий генерал Прозоровский, пользуясь отливом, который благодаря северному ветру был весьма значителен, повел войска свои по иловатому вязкому дну Сиваша. Солдаты наши, во мраке ночи, двинулись бодро по этому необыкновенному пути, и к рассвету 14-го построились в боевой порядок, фронтом к Орской крепости. Неприятель атаковал их густыми толпами пехоты и конницы, но был опрокинут и преследован на протяжении 30 верст. На следующий день, 15-го, гарнизон крепостцы Ор, численностью 800 человек, сдался на капитуляцию и по условию долженствовал быть препровожден на жительство в город Козлов (Евпатория).
После кратковременного отдыха армия направилась 17-го числа во внутрь полуострова, к Кафе (Феодосии), имея в авангарде кавалерию и часть пехоты, под командой генерала Прозоровского; в то же самое время генерал Браун с другим отрядом был послан к Козлову; на пути к сему городу он был окружен со всех сторон многочисленными татарскими полчищами и находился в весьма затруднительном положении, тем более что ему надлежало в одно и то же время отражать неприятельские атаки и содержать в повиновении гарнизон Орской крепостцы, следовавший к Козлову под его наблюдением. Генерал Браун, построив в каре свой отряд, численностью 2500 человек, поместил внутри его повозки и орских татар и в таком порядке сделал несколько переходов. Город Козлов найден был совершенно оставленным жителями, и потому Браун, заняв его без сопротивления 22 июня, двинулся на соединение с главными силами армии к Кафе и привел с собой татар Орского гарнизона. Между тем князь Долгорукий, достигнув этого города, где сосредоточены были многочисленные татарские полчища, 29 июня разбил их и занял Кафу, многолюднейший из всех городов Крымского полуострова; в продолжение марша от Перекопа к Кафе устроено было по пути следования армии несколько почтовых станций, обнесенных валом и рвом, и сооружено довольно значительное укрепление на реке Салгире, для помещения магазинов.
В продолжение времени описанных нами действий, генерал князь Щербатов, посланный для вторжения в Крым через Арабатскую косу [Стрелку], действовал с большим успехом. Отряд его, состоявший из одного пехотного полка, двух гренадерских рот, ста егерей, 8 эскадронов регулярной кавалерии и 1500 казаков, выступив 27 мая от устья речки Токмака к реке Молочные Воды, следовал вниз по течению последней и далее к Геническому проливу, куда прибыл 12 июня, в тот самый день, в который главные силы князя Долгорукого подошли к Перекопским линиям. Немедленно приступлено было к построению на сем проливе моста, длиною в 50 сажен, из лодок, доставленных с флота. 14-го войска князя Щербатова двинулись далее, по узкой Арабатской косе, и прошли по ней от Геничи до Арабата около 100 верст; в последний день этого марша отряд, совершив усиленный переход в 44 версты, приблизился к Арабатской крепости, под вечер 17-го; войска, несмотря на усталость, немедленно приготовились к приступу, пошли на штурм и овладели крепостью, в ночи с 17 на 18 июня. Оттуда князь Щербатов следовал далее к проливу, соединяющему Черное море с Азовским, овладел, в начале июля, без сопротивления, крепостями Керчью и Еникале и, переправившись, при содействии Азовской флотилии, на остров Тамань, занял одноименный город. Но вскоре повальные горячки, свирепствовавшие в отряде, заставили Щербатова возвратиться к Кафе.
Главные же силы 2-й армии по взятии Кафы оставались в лагере близ сего города до начала сентября. Князь Долгорукий употребил это время для распространения успехов нашего оружия, посылая беспрестанно отряды в различные стороны и покоряя важнейшие пункты полуострова. Татары, убедившись на опыте в слабости защитников своих – турок, заключили с князем Долгоруким договор, по которому Крым объявлен был независимым от Порты и состоящим под покровительством России.
Карло Боссоли. Форт Арабат.
1856 г.
Селим-Гирей, возведенный незадолго пред тем Портой в ханы, был низложен, и на его место назначен, при содействии русского правительства, Сахиб-Гирей.
Таково было начало водворения нашим правительством общественного порядка и владычества законов в благословенной стране, жители которой в течение веков грабили всех соседей своих. Под державою царей русских страна сия перестала быть убежищем хищников.
В начале сентября князь Долгорукий, оставив князя Щербатова с частью армии в Крыму, для занятия завоеванной страны, двинулся с главными своими силами в Украину и расположил их на зимние квартиры.
Императрица Всероссийская Анна Иоанновна
(1693–1740)
Опала, которой подвергся древний род Долгоруких (позднее – Долгоруковых) в годы царствования Анны Иоанновны, не обошла стороной и Михаила Владимировича Долгорукова – в 1739 г. он был отправлен на пожизненное заточение (отмененное в 1741 г. Елизаветой Петровной) в Соловецкий монастырь. А его тринадцатилетний сын Василий был записан простым солдатом в полк, отправлявшийся в составе отряда Миниха в Крым. При осаде Перекопа Василий Долгоруков первым взобрался на вражеские укрепления, за что и был произведен Минихом в поручики. Это было нарушением приказа Анны Иоанновны «никому из Долгоруковых чинов не давать», но в итоге императрица не стала отменять решения главнокомандующего.
В дальнейшем В. М. Долгоруков отличился в сражениях против прусской армии в Семилетней войне, в 1758 г. он был произведен в генерал-поручики, а в 1762-м, в день коронования Екатерины II, – в генерал-аншефы. В годы Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. главным успехом Долгорукова стало завоевание Крыма. Князь был осыпан всевозможнейшими милостями, однако звания фельдмаршала от императрицы так и не получил и, чувствуя себя обойденным, вышел в отставку. Екатерина вернула Долгорукова на службу в 1780 г., назначив генерал-губернатором Московской губернии. В. М. Долгоруков скончался 30 января 1782 г., как раз накануне вхождения Крыма в состав России на правах новой губернии – Таврической.
Наградами завоевателя Крыма были орден Св. Георгия 1-й степени и титул «Крымского».
В этом походе князь Долгорукий, по следам Миниха, совершил завоевание Крыма; но этот подвиг не стоил русским войскам таких огромных потерь, какие понесли они в Минихову экспедицию. Князь Долгорукий, по всей справедливости, заслуживает славу полководца, заботившегося о потребностях вверенной ему армии, действовавшего с осмотрительностью и наносившего неприятелю верно рассчитанные удары. Не прежде двинулся он вниз по Днепру, как обеспечив снабжение своих войск съестными припасами; не прежде углубился в степи, лежащие к северу от Перекопа, как соорудив на Нижнем Днепре укрепленный пункт, служивший основанием при дальнейших его действиях. Подобным образом, при движении от Перекопа к Кафе, он имел несколько укрепленных этапов и довольно сильно укрепленный пункт на реке Салгире. Вникая в распоряжения нашего полководца, видим, что каждый шаг его был соображен на основании глубокой опытности в военном деле.
1772 год
Причины, побудившие обе стороны к открытию переговоров. – Фокшанский конгресс. – Переговоры в Бухаресте
Предшествовавшие три похода показали на опыте несбыточность надежд турецкого Дивана, основанных на воспоминаниях прежнего могущества. Вместо исполнения горделивых замыслов – ограничить преобладание России на востоке Европы и положить предел влиянию на Польшу нашего Отечества – Порта принуждена была обратить исключительно все свои усилия на защиту себя от тяжких ударов русского оружия. Побеждаемые при каждой встрече, на суше и на море, турки утратили Бессарабию, Молдавию, Валахию и Крым; многие крепости на Дунае были завоеваны нашими войсками; в довершение затруднительного положения Турции, в Морее, в Грузии, в Египте господствовало волнение либо не признаваема была власть султана. Расстройство финансов и прежние потери в войсках затрудняли образование новых ополчений. Надежды на вмешательство соседей России – императора Иосифа II и Фридриха Великого – оказались тщетными; общее участие трех держав в разделе Польши и обещание, данное императрицей Екатериной – не домогаться уступки Молдавии и Валахии, согласили требования России с видами Австрии и Пруссии. Тем не менее оба сии государства желали окончания турецкой войны. Князь Кауниц знал, что продолжение борьбы нашей с турками могло послужить к возвышению России, а король-полководец, узнавши на опыте силу русского оружия, был убежден в неспособности турок одержать какие-либо успехи, и к тому же, на основании договора между Россией и Пруссией, Фридрих обязан был платить нашему правительству довольно значительные субсидии во все продолжение войны.
Светлейший князь Григорий Григорьевич Орлов
(1734–1783)
Императрица Екатерина, несмотря на победы русских войск, служившие ручательством новых будущих успехов, также с нетерпением желала мира. В то время, когда гром победоносного русского оружия распространял во все пределы света славу великой монархини, нежное сердце Матери Отечества скорбело о бедствиях ее подданных. Жестокая моровая язва, занесенная из Молдавии в южные области империи, разлилась оттуда и свирепствовала с такой силой, что в одной Москве погибло более 130 тысяч человек. В то же самое время юный предприимчивый король Шведский Густав III, увлеченный происками Франции, обнаруживал недоброжелательство к России.
Таковы были причины, побудившие обе воевавшие стороны к прекращению военных действий и к открытию переговоров о мире в Фокшанах, в августе 1772 года. Кроме уполномоченного императрицей Екатериной князя Григория Григорьевича Орлова и турецкого посла рейс-эфенди Османа-паши, на этом конгрессе находились, без всякого непосредственного участия в переговорах, австрийский и прусский поверенные в делах, барон Тугут и майор Цегелин. Со стороны России основными условиями мира положены были независимость крымских татар и свободное плавание наших кораблей по Черному и Эгейскому морям. Но Осман-эфенди не хотел и слышать о независимости Крыма, объявляя, что такая уступка со стороны Порты повела бы к основанию двух халифатов, противному правилам мусульманского учения. Князь Орлов, со своей стороны, настаивал на этом условии, говоря, что «покровительство, оказываемое Портою татарам, подавало повод к нападениям на русские области и всегда было причиною к несогласиям между Россией и Турцией». Успеху переговоров много препятствовали происки Тугута; наконец, с одной стороны, высокомерие и надутость Османаэфенди, а с другой – нетерпение князя Орлова возвратиться в Петербург, прекратили занятия Фокшанского конгресса.
Несмотря однако же на безуспешный ход переговоров, обе стороны убеждены были в необходимости мира. В особенности же верховный визирь, имевший много случаев убедиться на опыте в упадке духа турецких войск, старался войти прямо в сношения с Румянцевым, который, зная волю императрицы, охотно согласился на возобновление переговоров. С этою целью съехались в Бухаресте турецкий посланник, бывший рейс-эфенди Абдер-резак, и бывший резидент наш в Константинополе Обресков (незадолго перед тем выпущенный из Семибашенного замка). Сначала они оказывали готовность к обоюдным уступкам, но впоследствии признание независимости татар снова сделалось камнем преткновения, тем более что Россия домогалась уступки Керчи, Еникале и Кинбурна. Со своей стороны, Абдер-резак, не соглашаясь на то, предлагал взамен 25 миллионов пиастров (около 14,5 миллиона рублей серебром). Несмотря на незначительность этих трех фортов, они были важны для русских, потому что от обладания сими пунктами зависело плавание их кораблей по Черному морю; турки, опасаясь преобладания русского флота на Черном море, также высоко ценили важность этих пунктов, но никак не могли понять, почему русские предпочитали признание независимости Крыма 25 миллионам пиастров. Сребролюбивый визирь, удивляясь безрассудству кафиров (неверных), сказал: «Двадцать пятьмиллионов – легко сказать да нелегко уплатить. Может ли признание независимости татар поставить нас в худшее положение, при настоящем перевесе России над Портой? Впоследствии можно возвратить потерянное, но теперь нам всего нужнее мир». Тем не менее визирь не отважился принять решение вопроса на свою ответственность и донес султану о результатах веденных им переговоров. Диван, которому поручено было рассмотрение этого дела, решил, по влиянию Османа-эфенди, что независимость татар несовместна с духом исламизма. Решено было отринуть предложенные условия. Переговоры прекратились в марте 1773 года.
Поход 1773 года
План действий русских армий. – Расположение 1-й армии. – План действий турок и распределение их войск. – Важность Шумлы. – Затруднения предположенного похода за Дунай. – Малая война. – Взятие Гирсова и Туртукая. – Поиски Вейсмана. – Переправа Румянцева через Дунай у Гуробал и движение к Силистрии. – Отступление русской армии на левую сторону Дуная. – Дело при Кючук-Кайнарджи. – Смерть Вейсмана. – Вторичный поиск Суворова на Туртукай. – Оборона Гирсова Суворовым. – Экспедиции князя Долгорукого и Унгерна на правую сторону Дуная
Императрица Екатерина, желая превозмочь упрямство турок и побудить их к заключению мира на тех условиях, которые предложены были им на Фокшанском конгрессе, повелела, чтобы в сем году Румянцев с 1-ю армией, состоявшей в числе 35 тысяч регулярных войск и 10 тысяч казаков, перенес войну на правую сторону Дуная; между тем как князь Долгорукий, со 2-й армией, должен был охранять Крым и наблюдать Очаков. Сомнительное расположение шведского правительства и удержание в повиновении областей, незадолго перед тем возвращенных от Польши, не позволяли России усилить войска, действовавшие против турок. Румянцев, которому были вполне известны все затруднения, сопряженные с действиями на правой стороне Дуная, доносил императрице, что за отделением части сил вверенной ему армии, для усиления гарнизонов покоренных крепостей и для охранения подвоза припасов, оставалось для наступательных действий не более 27 тысяч человек. Из числа этих войск нужно было отделить часть для обложения значительных турецких крепостей на Дунае – Рущука и Силистрии, либо, по крайней мере, для наблюдения за ними, и потом углубиться вовнутрь страны, которой климат и местные свойства могли оказать самое неблагоприятное влияние на успех наших действий. Представляя на усмотрение императрицы все эти затруднения, фельдмаршал полагал, что для перенесения войны за Дунай необходимо было удвоить либо даже утроить число вверенных ему войск. Но Екатерина II настоятельно требовала, чтобы Румянцев исполнил начертанный ею план действий. Оставалось исполнить волю монархини.
Иоганн Баптист Лампи Старший. Портрет императрицы Екатерины II.
1793 г.
Готовясь к движению за Дунай, Румянцев расположил свою армию следующим образом: в окрестностях Журжи – генерал-поручик граф Салтыков, сын победителя при Кунерсдорфе, с 12 тысячами регулярных войск и с тремя тысячами казаков (10 полков пехоты, 2 батальона егерей, 7 полков регулярнойкавалерии и 7 казачьих полков); между устьями рек Яломицы и Серета – генерал-поручик Потемкин, с 4 тысячами регулярных войск и с 2 тысячами казаков (4 полка пехоты, 1 батальон егерей, 4 полка регулярной кавалерии и 4 казачьих полка); в Бессарабии, на Нижнем Дунае, – генерал-майор Вейсман с таким же отрядом; сам же фельдмаршал, с 15 тысячами регулярных и с 2 тысячами иррегулярных войск (10 пехотных полков, 6 полков регулярной кавалерии и 4 казачьих полка), оставался в Молдавии до конца апреля.
Турки, наученные опытом трех предшествовавших походов, убедившись в невозможности противостоять русским в открытом поле, решились ограничиться обороной многочисленных крепостей своих. Важнейшие из них, Рущук и Силистрия, заняты были сильными гарнизонами; удобнейшие пункты переправы через Дунай находились под наблюдением особых отрядов. Сам верховный визирь, осторожный, предусмотрительный Мушин-заде-Мегмет, занимал со значительными силами Шумлу – пункт, стратегическая важность которого в первый раз тогда оценена была турками. Там соединяются многие пути, ведущие от Дуная и Черного моря; оттуда можно легко поспевать в помощь на каждый из угрожаемых пунктов и, действуя на сообщения противника, прикрывать доступы, ведущие через Балканы. Наконец, Шумла, по местному своему положению, почти неприступна. Армия верховного визиря, расположенная в Шумле, служила резервом гарнизонам дунайских крепостей и отряду, поставленному у Карасу, для наблюдения за низовьями Дуная и берегом Черного моря.
Итак, русские войска должны были преодолеть множество затруднений: надлежало, прежде всего, переправиться через широкую реку, на которой немногие удобные для переправы пункты были укреплены и заняты сильными турецкими гарнизонами; эта переправа могла быть предпринята не ранее конца мая, потому что весною, от таяния снегов, Дунай разливается на большое пространство. С наступлением лета иссыхают все ручьи, исчезает всякая растительность и вся страна превращается в степь, где вода встречается весьма редко. В продолжение дня господствует палящий жар; ночью сменяют его прохлада и сырость, оказывающие вредное влияние на людей, истомленных зноем. Появляются болезни, и войска тают, еще не успев сразиться с неприятелем.
В продолжение весны предпринято было нашими войсками несколько удачных поисков на правую сторону Дуная. Цель их заключалась в том, чтобы, обеспокоивая турок, заставить их ограничиваться собственной обороной; к тому же для русских войск весьма важно было занятие на правой стороне Дуная таких пунктов, которые могли обеспечить переправу нашей армии.
Генерал Потемкин овладел Гирсовым и укрепил этот пункт; вслед за тем генерал-майор Суворов, находившийся у монастыря Негоешти на реке Аржисе с частью дивизии генерала графа Салтыкова, состоявшей из одного пехотного, одного карабинерного и одного казачьего полков, численностью 1500 человек, решился атаковать 4 тысячи турок, занимавших местечко Туртукай на правом берегу Дуная. Средством к переправе могли служить 20 судов, из которых в каждом помещалось от 20 до 30 человек. Из расспросов оказалось, что устье Аржиса находилось под пушками турецкой батареи, устроенной на противоположном берегу Дуная, что ширина Дуная в этом месте не менее тысячи шагов и что крутой берег реки, на котором расположен был неприятель, значительно господствовал над левым берегом. Все эти затруднения не могли заставить Суворова отказаться от задуманного им предприятия. По прибытии 9 мая отряда и судов к сборному пункту, назначенному в закрытой местности, в трех верстах от устья Аржиса, Суворов в сумерки двинулся с войсками и послал свою флотилию вниз по Аржису; достигнув устья реки, он оставил для прикрытия батареи, поставленной на сем пункте, половину своего отряда, посадил на суда, соблюдая глубочайшую тишину, 700 человек и отплыл от берега. Двести кавалеристов, при нем находившихся, держали поводья своих лошадей, плывших за ними. Турецкая артиллерия открыла огонь по нашим войскам, но они, без больших потерь, достигли булгарского берега и совершили высадку. Суворов немедленно построил три каре, каждое из одной роты, и атаковал с нескольких сторон турецкие шанцы; карабинеры и казаки следовали сзади, а часть пехоты (одна рота) оставлена была в резерве. Неприятели, устрашенные стремительным нападением русских войск, наступавших с громким криком «ура!» и с живою стрельбою, сочли наш отряд гораздо сильнейшим, нежели он был в действительности, и обратились в бегство, оставив свой лагерь и флотилию, стоявшую у Туртукая, в добычу победителям. Число убитых турок простиралось до 1500.
Эдуард Детайль. Сипахи.
1866 г.
Войска наши захватили множество различных припасов и четыре орудия, затопили в Дунае остальную турецкую артиллерию, сожгли Туртукай и возвратились к вечеру того же дня в Негоешти, потеряв всего-навсего убитыми 60 и ранеными 150 человек. Достойно замечания, что наши рекруты, едва умевшие владеть оружием, дрались в этом деле, как старые солдаты. Кому из русских неизвестно лаконическое донесение Суворова Румянцеву:
Чтобы объяснить каламбур второго стиха, до́лжно знать, что, вместе с Туртукаем, взято было селение Ятам.
Фельдмаршал представил императрице оригинальный рапорт Суворова, но предал его военному суду за то, что он предпринял этот поиск, получив приказание не переходить за Дунай. Екатерина написала на докладе Военной коллегии об этом деле: «Победителя судить не до́лжно» – и вслед за тем наградила Суворова за второй удачный поиск к Туртукаю орденом Св. Георгия 2-го класса.
Светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический
(1739–1791)
Между тем Вейсман, рассеяв еще в апреле частью своего отряда одно из турецких полчищ, стоявшее у Карасу, снова предпринял экспедицию на правую сторону Дуная. Переправившись через реку у Измаила 17 мая, он направился к Карасу, разбил там 27-го 8-тысячный турецкий корпус и взял с боя 16 орудий. Фельдмаршал, пользуясь успехами своих отрядных начальников, решился наконец переправить главные силы армии на правую сторону Дуная у Гуробал, в 30 верстах ниже Силистрии. Но так как на этом пункте стоял Джаферали-паша с 6 тысячами турок, то генерал Вейсман получил предписание двинуться туда от Карасу и атаковать неприятеля с фланга, между тем как Потемкин должен был, собрав значительное число судов, содействовать успеху этого предприятия фальшивой атакой с фронта. Турки, не отваживаясь удерживать русские войска, отступили 7 июня к главным силам корпуса Османа-паши, численностью 10 тысяч отборных войск, расположенных в укрепленном лагере, в пяти верстах ниже Силистрии, левым флангом к Дунаю. В продолжение времени этих действий, Румянцев в конце мая двинулся от Браилова вверх по Дунаю, между тем как суда, прибывшие от Измаила, поднимались на одной высоте с войсками; перешел 5 июня через Яломицу и, переправив главные свои силы на судах через Дунай у Гуробал, соединился с Вейсманом (отряд которого поступил под начальство генерал-поручика Ступишина) и 12 июня направил часть армии к Силистрии. Впереди следовала дивизия Ступишина, имея в авангарде отряд арнаутов и три батальона, под командой Вейсмана; за нею дивизия Потемкина. Сам же фельдмаршал, с главными силами армии, оставался двое суток у Гуробал.
На стороне Осман-паши, кроме превосходства в силах, были также и выгоды местности. Для атаки позиции, занятой турками впереди Силистрии, русские войска должны были пройти через теснину, которая в некоторых местах имеет не более двух или трех сажен в ширину; самые незначительные силы могли, заняв ее, остановить наступавшую колонну. Но Осман-паша допустил русских беспрепятственно пройти дефиле; уже дивизии Ступишина и Потемкина успели перейти, по двум понтонным мостам, через речку Галицу, и войска Вейсмана (1-й гренадерский полк, егерский батальон, 6 полковых и 4 полевых орудия) показались в виду неприятельского передового лагеря, когда турецкая конница, выехав оттуда, бросилась на сей небольшой авангард и окружила его. Но Вейсман успел построить каре, отразил все неприятельские атаки и дал время подоспеть, в помощь авангарду, нашей кавалерии, которая заставила неприятеля податься назад. Пользуясь тем, Вейсман, поддержанный войсками Ступишина, настойчиво преследовал турок и заставил их очистить занятый ими ретраншемент и укрыться под стенами Силистрии. Русские в этом деле захватили 18 орудий, из числа которых девять отбито Харьковским гусарским полком. Смятение неприятельских войск простиралось до такой степени, что если бы фельдмаршал не остановился у Гуробал и, не дав туркам времени опомниться, явился с главными силами русской армии под стенами Силистрии, то, может быть, овладел бы без сопротивления этой важной крепостью.
Но, по всей вероятности, Румянцеву не было известно расстройство турецких полчищ, и потому русская армия подошла к Силистрии не прежде 14-го, через двое суток после поражения турок, которые между тем успели оправиться и приготовиться к упорной обороне.
По прибытии нашей армии в окрестности Силистрии, войска правого крыла, под командой Ступишина, расположились близ дороги из Гуробал; войска левого крыла, под начальством Потемкина, – на пути из Кайнарджи в Силистрию; прочие войска стали в промежутке между ними. Силы нашей армии вообще простирались до 20 тысяч человек; а силы Османа-паши – до 30 тысяч.
Крепость Силистрия лежит у подошвы крутых высот, изрезанных глубокими оврагами и покрытых садами и виноградниками. Ближайшие к городу возвышения были укреплены и заняты значительным турецким корпусом, и потому для действия против крепости необходимо было овладеть господствующими над нею высотами.
С этою целью, на основании рекогносцировки, произведенной генералом Потемкиным, сделаны были следующие распоряжения: Потемкин должен был атаковать неприятеля с фронта; Вейсман (переведенный с правогокрыла на левое) – обойти турок с правого фланга и ударить им в тыл; Ступишин – оставаться в резерве, а генерал Игельстрём, с 2 тысячами человек, спуститься к Дунаю и, угрожая городу со стороны реки, удерживать гарнизон. Кавалерия назначена была для сохранения связи между различными частями армии. Прочие войска оставлены были позади для охранения лагеря и вагенбурга.
Мартин Фердинанд Квадаль. Портрет Михаила Петровича Румянцева. 1790-е гг.
Атака поведена была поутру 18 июня. Дивизия Потемкина, построенная в четыре колонны (из которых три передние находились под командой полковников Лунина и Языкова и премьер-майора Фаминцына, а резерв – под начальством подполковника Розенберга), двинулась на приступ к укрепленному лагерю. Войска наши быстро подавались вперед, взлезая на крутые высоты, спускаясь в глубокие рытвины, «преодолевали самые невозможности» (по словам графа Румянцева) и уже достигали подошвы окопов; в эту решительную минуту храбрый Лунин поражен был пулей; колонна его остановилась, подалась назад. Неприятельская кавалерия бросилась на эти войска и привела их в расстройство; они отступили, обратились в бегство и увлекли за собой прочие колонны Потемкина.
Турки могли бы одержать решительный перевес над русскими войсками, если бы не подоспел в помощь опрокинутым колоннам Ступишин с полками 1-м гренадерским и Куринским и с гренадерским батальоном подполковника графа Румянцева (сына фельдмаршала). Между тем полковник Кличка, направленный Вейсманом, ворвался с Кабардинским полком в окопы со стороны крепости, а полковник Леонтьев с Рижским карабинерным полком ударил в тыл турецким полчищам, преследовавшим наши колонны. Пользуясь тем, майор Циглер, с одним из батальонов дивизии Потемкина, вытеснил из окопов остальных турок. Однако Игельстрём был опрокинут сильной вылазкой из крепости и потерял три орудия. В продолжение боя, 8 тысяч спагов, прибывших из Базарджика, бросились на обозы дивизии Потемкина, но были удержаны гренадерами, посланными из резерва, и рассеяны конницей. Войска обеих сторон сражались с переменным успехом; но турки принуждены были уступить занятые ими укрепления и укрыться в Силистрии. Русские потеряли до 300 человек; урон турок в людях был по крайней мере вдвое больше; сверх того, у них отбито 14 орудий. Тем не менее Румянцев решился отказаться от предположенной им цели действий – овладения Силистрией, и предпринять обратное движение за Дунай.
Не многочисленность турецких полчищ и не мужество неприятелей заставили отступить победителя при Кагуле – но неуверенность в успехе действия, предпринятого с недостаточными средствами, против собственного убеждения. В то самое время, когда он сражался под Силистрией, получено было известие о движении из Шумлы Намана-паши с сильным корпусом, в помощь крепости и для отрезания отступления русским. Румянцев, оставив за собой широкую реку, не имел на ней ни опорного пункта, ни надежной переправы, обеспеченной значительными силами, и потому, опасаясь потерять сообщения, приказал войскам отступать. Вейсману предписано было очистить в ночи взятые им укрепления и присоединиться к армии, которая заняла 20 июня лагерь в десяти верстах от крепости.
Турецкая сабля «кылыч».
1740-е гг.
Но уже в это время Наман-паша с 20 тысячами человек прибыл в окрестности селения Кючук-Кайнарджи, предполагая двинуться оттуда в тыл русским войскам. Румянцев, имея в виду не позволить туркам оттеснить его армию к Дунаю, решился отбросить неприятеля от своего пути отступления. С этою целью, на рассвете 21 июня, Вейсман с пятитысячным отрядом послан был для нападения на турецкий лагерь, расположенный между селениями Буюк-Кайнарджи и Кючук-Кайнарджи. Войска Вейсмана, выступив скрытно из своего лагеря, двинулись к речке Галице, переправились через нее, повернув вправо, следовали, с большим трудом, по теснине вверх по речке и по Галицкому озеру и остановились в пяти верстах от неприятельского лагеря. На следующий день, 22-го, войска выступили к Кайнарджи, построились в два каре, из которых меньшее, находившееся на правом фланге, состояло из передовых войск отряда, а большее – из остальных сил, и двинулись против турок, расположенных в укрепленной позиции, на двух высотах. Под сильным огнем неприятельской артиллерии, стройно и безостановочно двигались наши каре; уже успели они взойти на высоту до половины покатости, когда турецкая конница атаковала и окружила правое каре со всех сторон. Но войскам нашим удалось отразить неприятеля. Между тем большое каре, в котором находился сам Вейсман, подошло к ретраншементу, занятому всей турецкой пехотой. В этот самый момент янычары, с саблями в руках, ворвались через передний фас в каре; Вейсман бросился им навстречу с резервом, стоявшим внутри каре, опрокинул горстью войск многочисленные неприятельские полчища и восстановил порядок в рядах расстроенного фаса. Но в это время один из янычар, ворвавшихся в каре, исколотый штыками наших гренадер, умирая, выстрелил из пистолета в Вейсмана. Герой, пораженный пулей, которая, пробив его руку, поразила в сердце, успел сказать только: «Не говорите солдатам». Офицеры, при нем находившиеся, прикрыли плащом его тело, опасаясь невыгодного впечатления на дух войск. Но Вейсман и за пределами гроба был грозен неприятелям. Солдаты узнали о потере любимого начальника и, вместо того чтобы прийти в уныние, одушевились жаждою мщения. С оружием в руках они бросились вперед, истребляя турок и не щадя даже пленных, обратили неприятеля в бегство и овладели его лагерем, обозами и 25 орудиями.
Осин Андреевич Игельстрём
(1737–1817)
Таков был конец героя, на которого вся Россия возлагала большие надежды. Сам Суворов, говоря о событиях Румянцевской войны, сказал: «Вейсмана не стало; я остался один». Уважение к заслугам Вейсмана было достойным воздаянием его подвигов; но нельзя не пожалеть, что оно заставило современников Румянцева быть несправедливыми в отношении к этому великому полководцу, которого слава всегда была и будет славой России. В то время, когда он потрясал могущество Турции, в то самое время нашлись люди, упрекавшие его в зависти к Вейсману и даже в его смерти: утверждали, что фельдмаршал послал храброго воина на верную гибель.
Памятная монета в честь победы русских войск при Кагуле с профилем Екатерины II на аверсе
Одному лишь Сердцеведцу известны тайны человеческих помыслов; не станем вдаваться в напрасные исследования на счет отношений Румянцева к Вейсману, но не оставим без внимания упрека в умышленной его гибели. Весьма естественно, что Румянцев, как многие из людей, стоявших на высоте почестей и славы, иногда подвергался неблагонамеренным толкам. Но эти обвинения падают сами собой. Тот, кто при Кагуле разбил в восемь раз сильнейшую армию, тот, без всякого сомнения, мог с твердою надеждою успеха послать одного из надежнейших своих генералов против четверных сил. Румянцев, давая Вейсману опасное поручение, открывал ему вернейший путь к отличиям и славе, которые на войне всегда сопряжены с опасностями.
À vaincre sans pе́ril, on triomphe sans gloire [167]Победа без риска – бесславна ( фр .). Фраза из пьесы Пьера Корнеля «Сид». ( Примеч. ред .)
.
Победа при Кайнарджи способствовала главным силам русской армии отступить через Гуробалы за Дунай, без всякого препятствия со стороны турок (в конце июня). Румянцев, желая показать им, что он не избегал с нимивстречи, приказал генералу Райзеру, принявшему начальство над войсками Вейсмана, отступить, по правой стороне Дуная, к Измаилу.
В то время еще, когда фельдмаршал наступал к Силистрии, генерал Салтыков получил приказание переправиться также на правую сторону Дуная и содействовать главным силам. Но он, неизвестно почему, оставался в бездействии, ограничиваясь отряжением Суворова против турок, снова занявших Туртукай.
Этот пункт, важный по положению своему между Рущуком и Силистрией, был укреплен и занят пятью тысячами войск. Суворов, которого отряд усилен был до 2400 человек, немедленно сделал нужные приготовления к переправе через Дунай. Предположено было сплавить лодки в Дунай вниз по Аржису и построить близ устья сей речки батарею для шести орудий, долженствовавшую обстреливать противолежащий берег Дуная. Прикрытие орудий составлено было из 600 человек; а прочие силы отряда, в числе 1800 человек, назначены для нападения на Туртукай. Большая часть этих войск состояла из рекрут либо из кавалеристов, вооруженных ружьями со штыками.
В сумерки 16 июня отряд выступил из Негоешти и в полночь достиг сборного пункта на Дунае. Как собранных судов было недостаточно для одновременной переправы всех войск, то назначено было переправить их, разделив на три отделения: первое, под командою полковника Батурина, состояло из шести рот Астраханского полка; второе, секунд-майора графа Меллина, – из четырех рот Астраханского полка и рекрутского батальона; третье, полковника Мещерского, – из спешенных карабинеров. Часть кавалерии, состоявшая из 100 карабинеров, 250 казаков и 200 арнаутов, получила приказание переправиться вплавь. Сам Суворов, изнемогавший от продолжительной болезни, не иначе мог ходить, как с пособием двух солдат, которые водили его под руки. Сначала он оставался на левом берегу, для ускорения переправы, но вскоре, убедившись в необходимости присутствия своего под Туртукаем, переправился со вторым отделением на правую сторону реки.
Полковник Батурин высадил свою команду на правый берег и овладел ближайшим укреплением, но не воспользовался этим успехом, а оставался в бездействии. Между тем прибыл сам Суворов со вторым отделением, овладел другим шанцем и, в ожидании прибытия спешенных карабинеров, имевших при себе пушку, ограничивался перестрелкой с янычарами и отражением спагов, бросавшихся на укрепления, взятые нашими войсками.
Русская офицерская сабля.
Середина XVIII в.
Уже начинало светать. Карабинеры вместе с казаками пошли в атаку на турок, между тем как спешенные карабинеры вышли на берег и открыли огонь из своей пушки в тыл неприятелю. Но спаги не подавались назад. Начальник их, прекрасный собой, славный силой и мужеством Сари-Мегметпаша, стал в челе своих всадников и помчался во весь карьер на ближайший к нему шанец. Но в то самое время, когда он старался увлечь за собой спагов, пуля сразила его; казаки и спаги смешались в толпу вокруг его тела; наконец одному из донцов удалось пронзить пикой начальника турок. Суворов, заметив смятение неприятельских войск, бывшее следствием гибели их вождя, вывел своих гренадер из укреплений; вся пехота его дружно ударила в штыки, опрокинула турок и обратила их в бегство. Неприятельский лагерь, 15 орудий и 24 лодки достались в добычу победителям. Турки потеряли более 1000 человек; с нашей стороны урон неизвестен. В тот же день, 17 июня, вечером, Суворов со всем своим отрядом переправился обратно на левую сторону Дуная.
В продолжение двух месяцев, июля и августа, войска взаимно противных сторон, разобщенные одни от других Дунаем, оставались в бездействии. Главная квартира нашей армии находилась в деревне Жигалее, против Гуробал, а потом в Браилове. На правой стороне Дуная русские занимали только один пост Гирсов, сообщение с которым производилось посредством судов. Оборона этого пункта поручена была Суворову с 2500 человек.
Неизвестный художник. Портрет Александра Васильевича Суворова с фельдмаршальским жезлом.
Первая половина XIX в.
Суворов, по прибытии в Гирсов, в половине августа, немедленно обозрел окрестную местность, исправил находившиеся там укрепления и построил новые, усилив их палисадами и волчьими ямами. Несмотря на обычную деятельность Суворова, еще не все приготовления к обороне были окончены в то время, когда получено было известие о наступлении из Карасу сильного неприятельского отряда. 3 сентября вечером уже видны были из нашего лагеря огни, разведенные турецкими передовыми постами. Суворов, зная, что турки неохотно предпринимали ночные нападения, полагал весьма основательно, что неприятель не имел намерения атаковать его прежде рассвета. План действий Суворова был очень прост: он решился, допустив турок без выстрела к укреплениям, встретить их внезапно картечным и ружейным огнем и потом ударить в штыки на ошеломленного неприятеля. С этою целью укрепления были заняты 500 человек 1-го Московского полка; остальная пехота и гусары расположились в лощине позади укреплений, а казаки высланы были вперед для завязки боя.
4-го числа в 8 часов утра неприятель численностью 7 тысяч (4 тысячи янычар и 3 тысячи конницы) приблизился к укреплениям. Руководимые французскими офицерами, турки двигались в трех линиях – янычары в центре, спаги на флангах. «Смотрите, – сказал Суворов окружавшим его, – эти нехристи хотят драться в рядах и шеренгах. Плохо им будет».
Между тем турки продолжали подаваться вперед; ни огонь наших войск, ни волчьи ямы и рогатки не могли остановить их. Не отставая от Байрактара, шедшего со знаменем впереди войск, они подошли к палисадам и стали рубить их. Но в этот самый момент русская пехота и гусары, стоявшие в засаде, бросились на турок и ударили по ним с обоих флангов. Неприятели, расстроенные огнем войск, занимавших укрепления, и не привыкшие сражаться в порядке, были обращены в бегство. Казаки и гусары преследовали их на расстоянии 30 верст и изрубили несколько сот турок, потеря которых вообще простиралась более 1000 человек; 7 орудий и множество военных и съестных припасов досталось в добычу победителям, урон которых не превосходил 400 человек. Вскоре после того Суворов произведен был в генерал-поручики.
Императрица была весьма обрадована известием о переходе 1-й армии за Дунай; но вслед за тем получены были донесения о неудачном покушении на Силистрию, о смерти храброго Вейсмана и о возвращении Румянцева на левую сторону Дуная. Несмотря на все неудачи, Екатерина не изменила принятого ею намерения, отправила подкрепления в Турцию и подтвердила фельдмаршалу неизменную волю свою, чтобы вверенная ему армия возобновила решительные действия.
Румянцев готовился исполнить повеление императрицы и только выжидал глубокой осени, времени, когда турки обыкновенно расходятся по домам. Фельдмаршал намерен был переправить войска через Дунай, неожиданно на нескольких пунктах, и, действуя со всевозможною настойчивостью, одержать в продолжение кратковременного осеннего похода, по возможности, наибольшие успехи. С этою целью генерал-поручику князю Долгорукому (Юрию Владимировичу), с 5 тысячами войск, предписано было переправиться в начале октября у Гирсова и соединиться у Бабадага с находившимися там уже два месяца войсками бывшей дивизии Вейсмана, в числе 3 тысяч, поступившей под команду генерал-поручика барона Унгерна. Затем сии войска должны были атаковать турецкий отряд, стоявший у Карасу и, разбив его, направиться к Шумле и Варне, для овладения этими важными пунктами. Ослабление турецких войск на берегу Черного моря и разногласие начальствовавших ими пашей подавали надежду на успех этого предприятия. Для отвлечения же внимания турок и для скрытия цели наших действий предполагалось, чтобы генерал Глебов, с несколькими полками, переправился у Гуробал, а Потемкин и Салтыков сделали демонстрации нападений на Силистрию и Рущук.
Стефано Торелли. Аллегория на победу Екатерины II над турками.
1772 г.
16 октября войска Унгерна и Долгорукого соединились у Карамурата и на следующий день, 17-го, двинулись против турок, расположенных в лагере у Карасу. Неприятель, не выждав нападения русских войск, обратился в бегство; казаки, гусары и карабинеры преследовали его, побили до 80 человек и захватили 960 пленных и 8 орудий, в числе которых 4 русских. 23 октября войска наши прибыли в Базарджик и овладели 23 орудиями, брошенными неприятелем. Здесь возникло несогласие между начальниками русских отрядов, положившее предел успехам их. Целых четыре дня оставались они в бездействии; наконец, 28-го двинулись в различные стороны: Унгерн к Варне, а князь Долгорукий к Шумле. Действуя в совокупности, они могли бы иметь надежду на покорение одного какого-либо из сих пунктов; напротив того, действие разобщенными силами ослабляло оба отряда.
29 октября войска Унгерна прибыли в окрестности Варны. Эта крепость, важная по своей гавани и могущая служить одним из опорных пунктов для действий против Константинополя, лежит между двумя рядами высот, на равнине, омываемой с востока Черным морем, а с запада озером Дивно. Она окружена высокою каменной стеной с башнями; впереди рва сооружено было множество шанцев. Гарнизон усилен был экипажами военных кораблей, стоявших в гавани. В таких обстоятельствах для успешных действий против Варны нужно было иметь гораздо более значительные силы, нежели отряд, которым командовал Унгерн. Надеясь на храбрость своих солдат, Унгерн решился штурмовать крепость. Предпринимая это опасное действие с недостаточными силами, он должен был, по крайней мере, приготовить все вещественные средства к предстоявшему приступу; но это было упущено из виду. 30 октября, в четыре часа утра, русские войска двинулись к городу; пехота наступала в трех каре, из которых главное, под командой самого Унгерна, находилось в центре, а меньшие, генералов Райзера и принца Бернбургского, по флангам. Кавалерия, под начальством генерал-майора Чорбы, двигалась в интервалах между каре. Подойдя на 350 сажен к крепости, Унгерн открыл канонаду, которая, как можно было предвидеть, не оказала никакого успешного действия. Тогда велено было идти на штурм; войска подошли к самому контрэскарпу, но не могли спуститься в ров, за неимением лестниц и фашин, и оставались несколько часов на самом близком расстоянии от крепости, под смертоносным огнем неприятеля. Наконец Унгерн, убедившись в бесполезности усилий своих, приказал войскам отступать. Шесть орудий, увязших в грязи, достались неприятелю в добычу. Целая треть отряда сделалась жертвой этого необдуманного покушения. Затем генерал Унгерн, не обращая внимания на отряд князя Долгорукого, оставил его против главной массы турецких сил и повел свои войска по береговой дороге на Бальчик, Каварну и Мангалию, к Измаилу, куда и прибыл 23 ноября.
Между тем как Унгерн направился к Варне, князь Долгорукий остался в Базарджике, довольствуясь отряжением по дороге, ведущей к Шумле, легких войск под начальством подполковника Розена, который, встретив у Козлуджи сильный неприятельский отряд, обратил его в бегство. Мушин-заде, встревоженный приближением наших войск и не имевший верных сведений о силе их, собрал военный совет, который решил выждать русских в лагере под Шумлою. Вместе с тем рейс-эфенди Абдер-Резак вызвался идти против наступавшего отряда и оттеснить его за Дунай; с этою целью Абдер-Резак, собрав остатки корпусов, разбитых при Кайнарджи и Карасу, расположился в окопах при Иени-Базаре и выслал к Козлуджи сильную партию, которая атаковала передовой отряд Розена и заставила его отступить. Подполковник Розен, вместо того чтобы определительно разведать о силах неприятельского отряда, отступил поспешно к Базарджику и донес князю Долгорукому о наступлении визиря со всей турецкой армией, стоявшей у Шумлы. Долгорукий, со своей стороны, получив известие о неудаче Унгерна и опасаясь быть подавленным превосходными неприятельскими силами, отступил через Карасу к Гирсову и 8 ноября переправился там на левую сторону Дуная.
В продолжение времени этих действии, генерал Глебов переправился у Гуробал, Салтыков обложил Рущук, а Потемкин начал бомбардировать Силистрию. Румянцев, изнемогавший от болезни, но сильный духом, получив первые сведения о неудачах князя Долгорукого и Унгерна, приказал Глебову усилить их и возобновить вместе с ними наступательные действия; но начальники задунайских отрядов донесли фельдмаршалу, что они не могли решиться на такое предприятие, по чрезвычайному истощению людей и лошадей и по совершенному недостатку в фураже.
Получив сии донесения, фельдмаршал перенес свою главную квартиру из Браилова в Яссы и расположил войска на зимние квартиры: 1-я дивизия генерал-аншефа графа Салтыкова находилась в Верхней Валахии; вторая дивизия генерал-поручика Глебова – между реками Серетом и Прутом; третья дивизия генерал-поручика Унгерна – в Бессарабии; резервный корпус генерал-поручика Потемкина – между реками Мостищем и Серетом. Отряд генерал-майора Энгельгардта занимал Малую Валахию.
Поход 1774 года
Новый султан Абдул-Хамид. – Положение обеих воевавших сторон. – Силы и расположение войск. – Планы действий. – Переправа русских войск на правую сторону Дуная. – Дело при Козлуджи. – Обложение Рущука и движение Румянцева к Силистрии. – Движение Каменского к Шумле и расположение его на сообщениях визиря с Константинополем. – Бедственное положение турецкой армии. – Переговоры. – Мирный договор, заключенный в Кючук-Кайнарджи. – Новые недоразумения между Россией и Турцией. – Ратификация мирного трактата султаном. – Зимние квартиры. – Выгоды, доставленные Кючук-Кайнарджийским миром России. – Торжество по случаю заключения мира. – Награды, пожалованные Румянцеву. – Влияние войны 1768–1774 годов на успехи военного искусства
Уже шестой год продолжалась война; обе воевавшие стороны имели большую нужду в мире, но ни одна из них не склонялась к уступчивости. Россия чувствовала свое превосходство в силах, а Порта находилась под влиянием Версальского кабинета, побуждавшего турок к продолжению войны.
В начале 1774 года последовала перемена в турецком правительстве. Непреклонный, постоянный в своих видах Мустафа III скончался и на место его воссел брат его, Абдул-Хамид. Новый султан, проведший всю свою жизнь, от младенчества до старости, в стенах Сераля, не имел ни малейшего понятия ни о людях, ни о том, что делалось на свете; до этого времени он не видал никого, кроме женщин, невольников и евнухов. Воспитанный и проведший весь свой век в постоянном опасении за жизнь свою, слабый духом и незнакомый с государственными делами, Абдул-Хамид вверил управление ими визирю Мушин-Заде-Мегмету, а сам обратился к продолжению праздной жизни в гареме. Против этого женоподобного властителя действовала великая государыня с мужественным духом: возможно ли было сомневаться в успехе? Предшествовавшие неудачи турок ослабили еще более нравственные силы народа и войск и истощили государственные средства Оттоманской Порты. Верховный визирь с большим трудом успел собрать в начале весны под Шумлой до 50 тысяч войск, с которыми намеревался перенести войну на левую сторону Дуная; но деятельность его противника, Румянцева, не позволила исполнить это намерение.
Со стороны России сделаны были большие усилия для укомплектования армии. Только лишь новые победы могли доставить нашему Отечеству мир, в котором Россия тогда имела крайнюю нужду. В то самое время, когда борьба с Турцией и моровая язва истощали средства империи, вспыхнул Пугачевский мятеж, в сентябре 1773 года, и в продолжение целого года волновал юго-восточные области государства. В то же время юный шведский король обнаруживал намерение воспользоваться затруднительным положением нашего Отечества. Но императрица Екатерина, не обращая внимания на грозные тучи, скоплявшиеся над Россией, постоянно стремилась к достижению предположенной ею цели и, сознавая необходимость мира с Турцией, готова была заключить его только на таких условиях, которые были согласны с выгодами империи. Последние действия русских войск хотя и ознаменовались некоторыми успехами, однако же, в сравнении с победами при Ларге и Кагуле, казались неудачами. Румянцев, огорченный событиями, помрачавшими его славу, впал в тяжкую болезнь и просил увольнения от должности главнокомандующего. Но императрица послала ему значительные подкрепления и уполномочила продолжать войну по его усмотрению.
В продолжение зимы 1773 года русская армия, действовавшая на Дунае, была укомплектована войсками, прибывшими из Польши, и рекрутами, образование которых составляло предмет особенной заботливости главнокомандующего. В то же время устранены были препятствия по части снабжения запасами магазинов передней линии, устроенных в Браилове, Ораше (против Гирсова) и Слободзее. Армия, назначенная для действий в предстоявшем походе, состояла из четырех дивизий и двух корпусов: 1-я дивизия генерал-поручика Глебова должна была собраться в Браилове; 2-я дивизия генерал-поручика князя Репнина – у Слободзеи; 3-я дивизия генерал-поручика Каменского – у Измаила; 4-я дивизия (резервная) генерал-майора Суворова – близ устья Яломицы. Резервному корпусу генерал-аншефа графа Салтыкова указан сборный пункт на реке Аржисе; отряд генерал-майора Энгельгардта занимал Крайову. Резервный корпус генерал-майора Ширкова находился в Подолии.
Наступательные действия против турецкой армии, расположенной у Шумлы, могли быть ведены двояким образом: занимая постепенно страну и важнейшие пункты, остававшиеся во власти турок, либо наступая решительно и угрожая неприятельской столице. Первый из сих способов действий был сопряжен с потерей времени и отлагал решительную развязку дела; надлежало овладеть по крайней мере двумя из важнейших турецких крепостей, ближайшими к пути действий нашей армии, – Рущуком и Силистрией, устроить основание действий на Дунае и потом уже устремиться через Балканы к Царьграду. При действиях решительных нельзя было оставить без внимания Силистрию, которая по положению своему могла оказать весьма важное влияние на успех предприятия нашей армии против турецкого корпуса, занимавшего Шумлу. И потому, предпринимая вторжение в неприятельскую страну, следовало отделить часть армии для обложения Силистрии, либо, по крайней мере, для наблюдения за гарнизонами ближайших турецких крепостей на Дунае.
Фельдмаршал, имея в виду исполнить волю императрицы, открыть непосредственно действия против визиря к Шумле и вместе с тем овладеть Рущуком и Силистрией, покорение которых могло упрочить успех наших действий за Дунаем, решился распределить вверенную ему армию следующим образом: дивизия Салтыкова, в числе 10 тысяч, назначена была для обложения Рущука; сам фельдмаршал, с 12 тысячами человек дивизии Глебова, принял на себя осаду Силистрии, а дивизии Каменского и Суворова, в числе 14 тысяч, долженствовавшие двинуться через Базарджик к Шумле, назначены были для удержания в бездействии визиря, в продолжение осады Рущука и Силистрии.
Этот план действий, составлявший некоторым образом середину между постепенным занятием страны и быстрым вторжением во внутренность Турции, сопряжен был с разделением сил. Фельдмаршал, предпринимая вдруг две осады и направляя в то же время часть своих войск против неприятельских сил, сосредоточенных у Шумлы, подвергался опасности потерпеть неудачу на всех трех пунктах. Румянцев действительно предпринимал много, но последующие события убедительно доказали, что он не предпринимал ничего излишнего. Ему были вполне известны и невежество турок в военном деле, и робкий, нерешительный характер вождя их: на этих двух данных основаны были соображения фельдмаршала. Но до́лжно сознаться, что успех превзошел его чаяние.
Султан Османской империи Абдул-Хамид I
(1725–1789)
Действия открылись в первой половине апреля. Каменский, переправившись через Дунай у Измаила, двинулся на Бабадаг к Карасу и выслал передовые войска по дорогам к Базарджику и Кайнарджи; Суворов (незадолго перед тем пожалованный в генерал-поручики) также переправился через Дунай, близ устья Яломицы, и направился к Черноводам, а Глебов следовал от Браилова вниз по Дунаю и расположил часть своей дивизии у Ликорешти, против Силистрии. Все эти движения, по причине разлития рек, совершены были весьма медленно. В конце мая главные силы Салтыкова приблизились к Туртукаю, где назначено было им переправиться через Дунай. Часть его корпуса двинулась на Негоешти, в помощь Глебову, который, со своей стороны, отрядил один карабинерный и два пехотных полка на усиление дивизии Суворова.
Офицер Оренбургского драгунского полка.
Литография. Середина XIX в.
В начале июня Каменский занял с боем Базарджик, надеясь соединиться там с Суворовым, которому приказано было прийти к сему пункту 2 июня; но медленное движение войск, отряженных Глебовым, задержало Суворова. Каменский продолжал подаваться вперед и, дойдя 8 июня до разоренного селения Ушенли, соединился с Суворовым. На следующий день начальники русских дивизий, послав отряды к Варне и Силистрии, для наблюдения сих пунктов и для открытия связи с войсками Глебова, двинулись к Козлуджи.
Между тем турки оставались в лагере под Шумлой до начала июня. Но когда дошли до них слухи о действиях наших дивизий на правой стороне Дуная, то верховный визирь предложил Янычар-аге идти с отборными войсками навстречу русским; сначала ага не решался принять на себя это опасное поручение, но когда рейс-эфенди Абдер-Резак вызвался командовать посылаемым отрядом, то и Янычар-ага дал слово сопровождать его. Выступив немедленно из Шумлы, Абдер-Резак и Янычар-ага усилились на пути к Иенибазару несколькими отрядами и расположились, с 40 тысячами войск (в числе которых были 15 тысяч кавалерии), в укрепленном лагере у Козлуджи 8 июля, в тот самый день, в который наши войска двинулись из окрестностей Базарджика. Ни русские, ни турки не знали о предстоявшей им встрече. Густой Делиорманский лес, через который можно было пройти только по узкой тропинке, разделял войска противных сторон. 9 июня неожиданно встретились русские с турками. Дивизия Суворова, выступив с привала, около полудня, прошла мимо дивизии Каменского и направилась к лесу. Казаки, шедшие в авангарде, войдя в лес, были опрокинуты неприятельской конницей, поддержанной албанскими стрелками; три батальона, посланные в помощь казакам, имели ту же участь. Русские войска были совершенно вытеснены из леса; но когда подошли Суздальский и Севский полки, под командой генерал-майора Озерова, и открыли пушечную и ружейную пальбу, то неприятель принужден был отступить. Суворов, прибывший в продолжение боя, поскакал вперед с конницею и, заметив отступление турок, принял меры для преследования их. Пехота направилась через лес; кавалерия двигалась частью впереди пехоты, частью же по сторонам леса, в обход. Движение через лес было весьма затруднительно, тем более что он был загроможден множеством тел убитых турок, застреленных волов и брошенных неприятелем повозок. Погода была весьма знойная; многие из наших солдат, истомленные от жара и усталости, падали мертвыми.
Войска русские, сражаясь беспрестанно, тесня турок на каждом шагу, прошли лесом около 7 верст; в это время пошел дождь, ожививший своею свежестью наших солдат, между тем как турки, в измоченной длинной одежде, едва могли двигаться. Как только русские вышли из леса на открытую местность, то увидели перед собой всю неприятельскую армию и были встречены огнем нескольких батарей. Суворов построил свою пехоту в несколько батальонных и двубатальонных каре, расположил кавалерию позади флангов боевого порядка и, подойдя к турецкому лагерю, открыл по нему огонь из десяти орудий, успевших прийти вместе с пехотой. Турецкая конница вышла из лагеря и бросилась навстречу нашей; вслед за тем янычары неистово напали на русскую пехоту; некоторые из них врывались в наши каре, но были немедленно истребляемы резервами. Несколько раз повторялись эти несвязные атаки; наконец, турки укрылись в окопах своих.
Между тем в неприятельском стане господствовало чрезвычайное смятение. Напрасны были усилия, напрасно было красноречие мужественного рейс-эфенди: ему не удалось удержать в порядке войск, уходивших из лагеря толпами. «Хорошо тебе рассуждать, – кричали ему янычары, – ты на коне и всегда можешь убраться, а мы пеши!» – «Сохрани меня Бог, чтобы я вас оставил; я готов сражаться пешком вместе с вами!» – отвечал Абдер-Резак, но голос его был заглушен чувствами страха и общей к нему ненависти. Янычары явно восстали против него, и даже один из бунтовщиков сделал по нему выстрел. Волнение умов возрастало по мере наступления русских войск; различие между начальниками и подчиненными исчезло; всякой думал только о собственном своем спасении. Одни из янычар рубили постромки у передков и уезжали на артиллерийских лошадях; другие, чтобы добыть коней, убивали своих же всадников. Между тем появились русские на высотах перед лагерем и открыли канонаду по неприятелям, толпившимся в беспорядке. Мусульмане, пораженные страхом, не помышляя о сопротивлении нашим войскам, разбежались в различные стороны: одни из них ушли через Праводы в Балканы, другие искали спасения в Шумле. Уже день склонялся к вечеру, но неутомимый Суворов, несмотря на усталость войск, отправился с конницей и с частью пехоты в погоню за неприятелями и преследовал их до самой ночи. Победители, заняв без сопротивления турецкий лагерь, нашли в нем огромную добычу; 20 орудий были трофеями этого дела. Потеря турок простиралась до 1000 человек. Результаты сражения в нравственном отношении были еще важнее: поражение, понесенное турками, подавило вконец их дух и не позволило визирю надеяться на какие-либо успехи в войне с Россией.
Развалины крепости в Шумле.
Современная фотография
Сражение при Козлуджи 9 (20) июня 1774 года.
Гравюра. Конец XVIII в.
К сожалению, дело при Козлуджи подало повод к несогласиям между начальниками наших войск. Каменский был недоволен тем, что Суворов атаковал и разбил турок, не выждав прибытия его дивизии. Недоразумение между начальниками дивизий было причиной отъезда Суворова 14 июня, «по болезни», в Бухарест. Начальство над его войсками вверено было генерал-майору Милорадовичу.
В то время, когда Суворов поражал турок при Козлуджи, гул русской артиллерии оглашал берега Дуная.
Граф Салтыков, оставив отряд генерала Энгельгардта в Малой Валахии, для беспокойства турок по направлению к Турно, выступил в начале июня из лагеря при Комани, переправился 6-го через Дунай против Туртукая, рассеял несколько неприятельских отрядов и обложил Рущук, в половине июня.
Князь Репнин, со своей стороны, приступил к обложению Силистрии. В начале июня 2-я дивизия, под начальством генерал-майора Ллойда (известного впоследствии своими военными сочинениями), перешла от Слободзеи к Ликорешти (против Силистрии) и сменила находившиеся там полки 1-й дивизии, которая, сосредоточившись против Гуробал, переправилась там на правую сторону Дуная 10 июня; эта дивизия имела с собой 20-дневный запас продовольствия. Граф Румянцев, приняв начальство над ней, направился к Силистрии и расположился, 21-го, близ Галицкого озера, в шести верстах от крепости; но не приступил к немедленному обложению Силистрии, имея в виду выманить неприятеля в поле и, поразив его, воспользоваться нравственным влиянием победы для покорения крепости. Полководец наш, отрезав визиря от дунайских крепостей, старался вместе с тем об открытии сообщения с дивизиями, посланными к Шумле, и для достижения сей цели отрядил полковника Розена с Сумским гусарским и с одним казачьим полками на Афлотар, к Шумле.
Все эти распоряжения были основаны на неотлагательном наступлении дивизий, отряженных к Шумле; но генерал Каменский вместо того чтобы воспользоваться, после дела при Козлуджи, бедственным состоянием турецкой армии, простоял на месте целых четыре дня, и через то дал возможность туркам не только собраться в Шумле, но и отрядить Янычар-агу с 2 тысячами человек в тыл русским войскам, действовавшим против Рущука. Наконец, выступив 15 июля от Козлуджи, Каменский рассеял у Иенибазара отряд, занимавший это местечко, и расположился у селения Аги-бабы, в десяти верстах от Шумлы, 18 июня.
Крепость Шумла лежит на высотах отрасли Балканского хребта, огибающих ее в виде полукружия с трех сторон – северной, западной и южной. Для пресечения сообщения Шумлы с дунайскими крепостями достаточно обложить ее со стороны равнины, простирающейся от нее к востоку; гораздо труднее прервать сообщения Шумлы со столицей, потому что южная гряда высот пересечена множеством тропинок, выходящих на константинопольскую дорогу.
Положение турок в Шумле было тем более затруднительно, что у них вовсе не было отважных, предприимчивых начальников. Робкий Мушин-Заде, пораженный беспрестанными неудачами вверенных ему полчищ, изнемогал от болезни, которая быстро вела его к могиле; а рейс-эфенди Абдер-Резак был ненавидим янычарами, считавшими его виновником продолжения тягостной для них войны. Внезапно вспыхнул бунт в степах Шумлы: толпа янычар с обнаженными саблями устремилась к дому, занимаемому АбдерРезаком, который едва успел скрыться в намете [палатке], где хранился священный для мусульман санджак-шериф; но янычары не оказали бы никакого уважения к этой святыне, если бы визирь с албанцами не рассеял мятежников. Рейс-эфенди, не находя себе безопасного убежища в Шумле, тайно ушел из города и отправился в Константинополь.
Несмотря на расстройство турецких войск, Каменский не решился атаковать неприятельскую армию, превосходящую в численности и занимавшую весьма крепкую позицию. Оставалось прибегнуть к маневрам, отрезать сообщения визиря с Константинополем и тем побудить неприятелей к миру. С этою целью Каменский приблизился к Шумле, сделал фланговое движение влево и в конце июня занял пути, ведущие в Иенибазар и Праводы, а бригадира Заборовского, с 2500 человек, отрядил в Балканы, к селению Чаликаваку, для занятия пути от Шумлы к Константинополю. Турки могли, пользуясь растянутым расположением русского корпуса, разбить его по частям либо, по крайней мере, подавить превосходными силами слабый отряд Заборовского, стоявший в 40 верстах от главных сил Каменского. Но визирь оставался неподвижно в Шумле, а войска его, начинавшие терпеть недостаток в продовольствии, стали уходить по горным тропинкам, сперва поодиночке, а потом целыми толпами. Изнуренный болезнью и упавший духом, визирь обратился к Румянцеву с просьбою о перемирии. Но фельдмаршал, не соглашаясь на то, требовал мира, угрожая в противном случае продолжением военных действий. Мушин-Заде-Мегмет, принужденный покориться силе обстоятельств, прислал 5 июля своих уполномоченных для заключения мира в Кючук-Кайнарджи, куда также прибыли Румянцев и Репнин с охранительным отрядом; начальство же над войсками, остававшимися под Силистрией, вверено было генерал-поручику Глебову. Фельдмаршал не хотел вести переговоров под Силистрией, опасаясь обнаружить малочисленность главного своего корпуса. Переговоры были непродолжительны. 10 июля, почти ровно через 63 года по заключении Прутского договора, турецкие уполномоченные Нишанджи-Ресми-Ахмет-эфенди и Ибрагим-Муниб-рейс-эфенди подписали в ставке фельдмаршала, на русском барабане, договор, составленный князем Репниным и заключавший в себе те самые условия, которые Прутский мирный договор, подписанный были объявлены в Бухаресте.
Прутский мирный договор, подписанный 12 (23) июля 1711 г. в Яссах, стал результатом неудачного похода армии под руководством Петра 1 в Османскую империю. Главным предметом переговоров было предоставление возможности 38-тысячной русской армии во главе с самим Петром I выйти из окружения, в котором ее блокировали 120-тысячная турецкая и 70-тысячная крымская армии. Территориальные уступки и подкуп высших должностных лиц Турции позволили России подписать достаточно мягкий сточки зрения условий договор и сохранить боеспособную армию, выведя ее из окружения практически с полным вооружением.
На основании мирного трактата, заключенного в Кючук-Кайнарджи, Порта обязалась: 1) признать независимость татар крымских, буджакских и кубанских; 2) уступить России Азов, Керчь, Еникале и Кинбурн, с частью степи между Днепром и Бугом, и допустить уступку татарами в пользу России Большой и Малой Кабарды; 3) открыть русским купеческим кораблям свободное плавание из Черного моря в Мраморное и прочие моря и предоставить русским подданным, в турецких областях, все выгоды, коими пользовались французы, англичане и вообще наиболее покровительствуемые народы; 4) признать священный титул императрицы Всероссийской и именовать российскую государыню во всех государственных актах, писанных на турецком языке, «падишахом»; 5) даровать всеобщую амнистию грекам, славянам, молдаванам и валахам и допустить в землях, ими обитаемых, свободное исповедание христианской веры; 6) допустить российских резидентов ходатайствовать по делам, относящимся к Молдавии и Валахии; 7) все прежние трактаты (в коих была речь о Польше) отменить. Кроме того, особой дополнительной статьей Порта обязалась уплатить России 4 500 000 рублей. Договор сей утвержден был верховным визирем 15 июля и отправлен для окончательного утверждения в Константинополь. Вместе с тем на всех пунктах были прекращены военные действия.
Но впоследствии возникли новые недоразумения между Россией и Портой. Значительные уступки, сделанные турками, заставили их помышлять о расторжении договора, к чему побуждали их также и происки французского посла, маркиза Шуазеля. Волнения, происшедшие в южной части Крыма, подавали Дивану повод уклоняться от признания независимости татар. Крымский хан Сахиб-Гирей, обязанный сохранением владычества покровительству России, допустил своих мятежных подданных выдать туркам находившегося при нем русского резидента, статского советника Веселицкого; между тем турецкий флот по-прежнему оставался у берегов полуострова. Императрица Екатерина, негодуя на двуличие врагов, побежденных ее воинством, поручила Румянцеву довершение успешно им начатого дела. С этою целью фельдмаршал отправил в октябре для переговоров в Царьград полковника Петерсона, тонкого дипломата, употребленного графом Румянцевым во всех сношениях с турками в 1772 году. При первом свидании его с турецкими чиновниками, рейс-эфенди стал говорить с ним о домогательствах крымских татар, которые, через своих депутатов, отказывались от независимости и изъявляли желание оставаться в подданстве Порты. Основываясь на том, рейс-эфенди предложил, чтобы султану предоставлено было право снабжать ханов инвеститурою и дипломом. Но Петерсон решительно отказал в том, возражая на все доводы турецкого дипломата, что внутренние дела Крыма, как независимой страны, не касаются ни России, ни Порты. Предложение оставить Тамань во владении Турции также не имело успеха. Новый визирь Изет-Мегмет-паша, облеченный в сей сан по смерти Мушин-Заде-Мегмета, относился о том к Румянцеву, но фельдмаршал оставался непреклонным и требовал точного исполнения условий заключенного договора. Постоянство русского вождя превозмогло упорство Дивана, и 13 января 1775 года Кючук-Кайнарджийский договор был ратифицирован султаном. Но еще прежде переговоров в Константинополе, русские войска были отведены на левую сторону Дуная, а впоследствии расположились на зимние квартиры в Подолии и на Волыни.
Выгоды, приобретенные Россией от мира, заключенного в Кючук-Кайнарджи, были весьма велики: наша торговля приобрела новый путь по Черному морю, до того времени совершенно закрытый для земледельческих и мануфактурных произведений России; южные области империи обеспечены были от набегов хищных соседей. Но важнейшие выгоды этого славного мира оказались впоследствии, когда Крым, не могший оставаться самостоятельным владением, сделался одной из областей Российской империи, и когда Грузия, освобожденная влиянием нашего Отечества от позорной дани, которую она платила Турции, вверила судьбу свою могущественному покровительству царей русских. Екатерина предвидела эти последствия и спешила изъявить свою признательность народу, войскам и вождям, исполнившим великие ее предначертания. Манифестом от 17 марта 1775 года, объявляя всем верноподданным о заключении мира с Турцией, императрица даровала многие льготы и облегчила налоги. Вслед за тем, 10 июля 1775 года, в годовщину подписания мирного договора, во всей империи было общее празднование. Екатерина сама великолепно праздновала это радостное событие в Москве и установила навсегда торжествовать день заключения Кайнарджийского трактата.
Велики были заслуги Румянцева. Но и награда ему была необыкновенна. Он получил: «за великие подвиги» похвальную грамоту и наименование «Задунайского»; «за разумное полководство» – алмазный фельдмаршальский жезл; «за храбрые предприятия» – шпагу, осыпанную бриллиантами; «за победы» – лавровый венец; «за мир» – масличную ветвь; «в ознаменование монаршего благоволения» – драгоценную бриллиантовую звезду ордена Св. апостола Андрея Первозванного; «в честь ему и в пример потомству» – медаль с его изображением; 5 тысяч крестьян, 100 тысяч рублей на постройку дома, серебряный сервиз ценой 68 тысяч рублей и собрание драгоценных картин. Императрица хотела, чтобы фельдмаршал торжественно въехал в Москву на триумфальной колеснице, но он отказался от сей почести.
Война с 1768 по 1774 год, названная современниками столь справедливо «Румянцевской», имела большое влияние на успехи военного искусства. Тактические нововведения нашего полководца дали решительный перевес регулярным войскам над нестройными турецкими полчищами. Прежний неповоротливый боевой порядок наших армий уступил место другому, несравненно более выгодному, как для обороны, так и для наступления. Прежние походные движения, производившиеся в огромном каре либо в одной колонне, неудобной для быстрого перехода в боевой порядок, были заменены движениями войск в небольших колоннах, которых состав способствовал быстрому и удобному построению нескольких каре. С этой целью пехота каждого каре для походного движения разделялась на две колонны, из коих каждая заключала в себе войска двух фасов; эти колонны двигались на одной высоте, имея в интервале между собой полковую и полевую артиллерию; кавалерия же следовала в отдельных колоннах. Румянцев, образовавшийся в школе Семилетней войны, требовал от своей кавалерии, чтобы она исключительно действовала холодным оружием, и в последнем походе турецкой войны (1774) приказал ей строиться для боя в две шеренги.
Румянцев обращал большое внимание на тактическое образование войск и на внушение в них духа подчиненности: свидетельством заботливости его об этих важных предметах могут служить инструкции и распоряжения, составленные им в продолжение войны.
Не довольствуясь преобразованием войск и способа войны, Румянцев улучшил также провиантскую часть и нашел средства снабжать запасами армию в стране, разоренной продолжительной войной.
Успеху его действий, без всякого сомнения, много способствовало невежество его неприятелей; но кто же из великих полководцев не пользовался ошибками своих противников? Несправедливо было бы упрекать турок в малодушии: они уступали русским не столько в храбрости, сколько в искусстве и дисциплине. Невежество мусульман простиралось до крайности. Вместо того чтобы вникать в характер действий своих неприятелей, они обращали преимущественно внимание на списки счастливых и несчастных дней, составляемые их астрологами. Сам Мустафа III, убежденный в том, что Фридрих Великий обязан был своими успехами непогрешительности прусских астрологов, просил короля прислать в Константинополь трех таких искусников. В ответ на эту странную просьбу Фридрих писал, что «у него, действительно, были три астролога: изучение государственного управления и военного искусства, благоустроенная армия и богатая казна». Не меньше важности в глазах турок имела магия; один из захваченных в плен пашей просил русских показать ему заколдованную пушку, которая стреляла сама собой, без содействия прислуги: так понимал он по-своему необыкновенную быстроту действия наших орудий. Поражаемые при каждой встрече губительным огнем русской артиллерии, турки приписывали неудачи свои вероломному, по их понятиям, способу действий наших войск. «Русские надеются на превосходство своей пальбы, против которой действительно не устоять никому, – говорили они. – Но пусть только они не стреляют в нас, а выступят на бой с нами, как храбрые воины, с мечами в руках; тогда увидят они, на самом деле, могут ли неверные противиться мусульманам». Невежество турок, в соединении с совершенным отсутствием порядка и дисциплины в войсках их, без всякого сомнения, облегчило наши успехи. Но главными причинами их были: дисциплина, тактическое образование и дух русских войск; искусство русского вождя и способности сподвижников его, Боура, Репнина, Суворова и Вейсмана, – эти отличные военные люди научились и научили других искусству побеждать турок. «Не рогатки, а штык ваша защита», – сказал Румянцев русским воинам и убедил их в истине своих слов на самом деле.
А. А. Керсновский
История русской армии
Семилетняя война
Быстрое усиление Пруссии вызвало общую зависть и тревогу среди европейских держав. Австрия, потеряв в 1734 году Силезию, жаждала реванша. Францию тревожило сближение Фридриха II с Англией. Русский канцлер Бестужев считал Пруссию злейшим и опаснейшим врагом России. Еще в 1755 году Бестужев хлопотал о заключении так называемого субсидного договора с Англией. Англии надлежало дать золото, а России – выставить 30–40 тысяч войска. «Прожекту» этому так и суждено было остаться «прожектом». Бестужев, правильно учитывая значение для России «прусской опасности», обнаруживает в то же время полное отсутствие зрелости суждения. Он полагает сокрушить Пруссию Фридриха II «корпусом в 30–40 тысяч», а за деньгами обращается не к кому иному, как к союзнице Пруссии – Англии. При таких обстоятельствах в январе 1756 года Пруссия заключила союз с Англией, ответом на что явилось образование тройственной коалиции из Австрии, Франции и России, к которым присоединились Швеция и Саксония. Австрия требовала возвращения Силезии, России была обещана Восточная Пруссия (с правом обмена ее у Польши на Курляндию), Швеция и Саксония соблазнены другими прусскими землями: первая – Померанией, вторая – Лузацией. Вскоре к этой коалиции примкнули почти все немецкие княжества (государства Имперского союза). Душой всей коалиции явилась Австрия, выставлявшая наибольшую армию и располагавшая лучшей дипломатией. Австрия очень ловко сумела заставить всех своих союзников, и главным образом Россию, обслуживать ее интересы.
Пока союзники делили шкуру неубитого медведя, Фридрих, окруженный врагами, решил не дожидаться их ударов, а начать самому. В августе 1756 года он первый открыл военные действия, пользуясь неготовностью союзников, вторгся в Саксонию, окружил саксонскую армию в лагере у Пирны и заставил ее положить оружие. Саксония сразу же выбыла из строя, а плененная ее армия почти целиком перешла на прусскую службу.
Русской армии поход был объявлен в октябре 1756 года, и в течение зимы она должна была сосредоточиться в Литве. Главнокомандующим назначен был фельдмаршал граф Апраксин, поставленный в самую тесную зависимость от Конференции – учреждения, заимствованного от австрийцев и представлявшего собою в русских условиях ухудшенное издание пресловутого «гофкригсрата». Членами Конференции были: канцлер Бестужев, князь Трубецкой, фельдмаршал Бутурлин, братья Шуваловы. Впрочем, одним этим наше «австрофильство» не ограничивалось, а шло гораздо далее – Конференция сразу попала всецело под австрийское влияние и, командуя армией за тысячу верст от Петербурга, руководилась, казалось, в первую очередь соблюдением интересов венского кабинета.
Антон Антонович Керсновскнй
(1907–1944)
Сын следователя Одесской судебной палаты и преподавательницы иностранных языков Антон Антонович Керсновский появился на свет в родовом имении Цепилово в Бессарабии. Будучи еще совсем юным гимназистом, Антон участвовал в Белом движении, в 1920 г. эмигрировал в Сербию. Затем он ненадолго вернулся в родное Цепилово, которое вошло в состав Румынии, а потом выехал в Австрию.
Во второй половине 1920-х гг. А. А. Керсновский окончательно обосновался в Париже, где зарабатывал на жизнь, давая уроки, разнося почту и т. д. 20 марта 1927 г. в белградском еженедельнике «Русский военный вестник» (с 1928 г. «Царский вестник») появилась первая статья Керсновского «Об американской артиллерии». Издатель журнала Н. П. Рклицкий (впоследствии архиепископ Вашингтонский и Флоридский Никон) предоставил Керсновскому возможности для дальнейшей работы, и до 1940 г. в «Царском вестнике» было опубликовано почти 500 его статей.
В 1940 г. Керсновский был призван во французскую армию и отправлен на фронт. Тяжелое ранение и условия жизни обострили застарелый туберкулез, от которого он скончался 24 июня 1944 г. в Париже, не дожив двух месяцев до освобождения города.
С 1933 по 1938 г. в Белграде выходил главный труд А. А. Керсновского – «История русской армии» в четырех томах. Эта работа, не лишенная недостатков (связаны они прежде всего с отсутствиему автора академического военного образования и некоторой необъективностью и резкостью оценок), тем не менее является одним из фундаментальных трудов по русской военной истории. В данном издании публикуются главы «Семилетняя война» и «Век Екатерины». В них сокращены описания событий, не имеющие прямого отношения к деятельности П. А. Румянцева.
* * *
В 1757 году определилось три главных театра, существовавших затем в продолжении всей Семилетней войны, – Франко-имперский (Западная Германия), главный, или Австрийский (Богемия и Силезия), и Русский (Восточная Пруссия).
Гофкригсрат (нем. Hofkriegsrat ) – придворный военный совет в Священной Римской империи, а затем Австрийской империи, заседавший в Вене с 1546 по 1848 г.
Функциями гофкригсрата были вопросы, связанные с организацией военного дела в мирное время и ведением войны. В 1565 г. был создан параллельный совет в Граце, отвечавший за оборону территории собственно Австрии и организацию пограничной службы, однако в середине XVIII в. это разделение было упразднено. Жесткая регламентация гофкригсратом действий русской армии в Западной Европе не раз приводила к плачевным последствиям, и А. А. Керсновский не случайно называет этот совет «пресловутым». А в романе Л. Н. Толстого «Война и мир» один из героев, выражая оценку русского общества, в сердцах именует его «хофскригс-вурст-шнапс-ратом» – «придворным военным колбасно-водочным советом».
Кампанию открыл Фридрих, двинувшись в конце апреля с разных сторон – концентрически – в Богемию. Он разбил под Прагой австрийскую армию принца Карла Лотарингского и запер ее в Праге. Однако на выручку ей двинулась Вторая австрийская армия Дауна, разбившая Фридриха при Колине (июнь). Фридрих отступил в Саксонию, и к концу лета его положение сделалось критическим. Пруссия была окружена 300 000 врагов. Король поручил оборону против Австрии герцогу Бевернскому, а сам поспешил на Запад. Подкупив главнокомандующего северной французской армией герцога Ришелье и заручившись его бездействием, он после некоторых колебаний (вызванных дурными известиями с Востока) обратился на Южную франко-имперскую армию.
С 21-тысячной армией Фридрих II наголову разгромил 64 000 франкоимперцев Субиза под Росбахом, а затем двинулся в Силезию, где Бевернский был тем временем разбит под Бреслау. 5 декабря Фридрих обрушился на австрийцев и буквально испепелил их армию в знаменитом сражении при Лейтене. Это – самая блестящая из всех кампаний Фридриха (по словам Наполеона, за один Лейтенон достоин именоваться «великим полководцем»).
Одно из самых известных сражений Семилетней войны произошло 5 декабря 1757 г. у немецкого селения Лейтен. Понимая, что численное превосходство на стороне австрийцев, Фридрих Великий применил свою знаменитую «косую атаку». Командование австрийской армии во главе с принцем Лотарингским не сумело предвидеть и адекватно ответить на маневры пруссаков. В итоге австрийцы потеряли 22 тысячи человек, спустя две недели под Бреслау 18 тысяч австрийских солдат сдались в плен. После этого практически вся Силезия, потерянная в ходе Войны за австрийское наследство 1740–1748 гг., вновь оказалась в руках Пруссии.
Русская армия, оперировавшая на второстепенном Восточно-прусском театре войны, оставалась в стороне от главных событий кампании 1757 года.
Карл Рёхлинг. Эпизод битвы при Лейтене: 3-й батальон 15-го гвардейского полка штурмует церковный портал.
1910-е гг.
Сосредоточение ее в Литве заняло всю зиму и весну. В войсках был большой некомплект, особенно чувствовавшийся в офицерах (в Бутырском полку, например, не хватало трех штаб-офицеров из пяти, 38 обер-офицеров – свыше половины, и 557 нижних чинов – свыше четверти. Административная и хозяйственная часть не была устроена).
В поход шли отнюдь не с легким сердцем. Пруссаков у нас побаивались. Со времен Петра I и особенно Анны, немец являлся для нас существом заповедным – иного, высшего порядка, учителем и начальником. Пруссак же был прямо всем немцам немец. «Фредерик, сказывают, самого француза бивал, а цесарцев и паче, – где уж нам многогрешным супротив него устоять!»… Так рассуждали, меся своими башмаками литовскую грязь, будущие победители под Пальцигом и Кунерсдорфом. Скверная русская привычка всегда умалять себя в сравнении с иностранцем… После первой стычки на границе, где три наших драгунских полка были опрокинуты прусскими гусарами, всей армией овладела «превеликая робость, трусость и боязнь», сказывавшиеся, впрочем, на верхах гораздо сильнее, чем на низах.
К маю месяцу сосредоточение нашей армии на Немане окончилось. В ней считалось 89 000 человек, из коих годных к бою – «действительно сражающих» – не более 50–55 тысяч (остальные – нестроевые всякого рода либо неорганизованные, вооруженные луками и стрелами калмыки).
Пруссию обороняла армия фельдмаршала Левальда (30 500 регулярных и до 10 000 вооруженных жителей). Фридрих, занятый борьбой с Австрией и Францией, относился к русским пренебрежительно («Русские же варвары не заслуживают того, чтобы о них здесь упоминать», – заметил он как-то в одном из своих писем).
Степан Федорович Апраксин
(1702–1758)
Русский главнокомандующий, как мы знаем, зависел всецело от петербургской Конференции. Он не имел права распоряжаться войсками без формальной каждый раз на то «апробации» кабинета, не имел права проявлять инициативу в случае изменения обстановки и должен был сноситься по всяким мелочам с Петербургом. В кампанию 1757 года Конференция предписала ему маневрировать так, чтобы для него «все равно было прямо на Пруссию или влево через всю Польшу в Силезию маршировать». Целью похода ставилось овладение Восточной Пруссией, но Апраксин до июня не был уверен, что часть его армии не будет послана в Силезию для усиления австрийцев.
25 июня авангард Фермора овладел Мемелем, что послужило сигналом к открытию кампании. Апраксин шел с главными силами на Вержболово и Гумбинен, выслав авангард генерала Сибильского – 6000 коней, – к Фридланду для действия в тыл пруссакам. Движение нашей армии отличалось медлительностью, что объясняется административными неурядицами, обилием артиллерии и опасением прусских войск, о коих ходили целые легенды. 10 июля главные силы перешли границу, 15-го прошли Гумбинен и 18-го заняли Инстербург. Конница Сибильского не оправдала возлагавшихся на нее надежд, как полтораста лет спустя – на этих же местах – не оправдает их отряд хана Нахичеванского… Левальд поджидал русских на сильной позиции за рекой Алле, у Велау. Соединившись с авангардом – Фермором и Сибильским, Апраксин 12 августа двинулся на Алленбург, в глубокий обход позиции пруссаков. Узнав об этом движении, Левальд поспешил навстречу русским и 19 августа атаковал их при Гросс-Егерсдорфе, но был отбит. У Левальда в этом сражении было 22 000, Апраксин имел до 57 000, из коих, однако, половина не приняла участия в деле. Участь боя решил Румянцев, схвативший пехоту авангарда и пошедший с ней через лес напролом в штыки. Пруссаки этой атаки не выдержали. Трофеями победы было 29 орудий и 600 пленных. Урон пруссаков – до 4000, наш – свыше 6000. Эта первая победа имела самое благотворное влияние на войска, показав им, что пруссак не хуже шведа и турка бежит от русского штыка. Заставила она призадуматься и пруссаков.
А. П. Антропов. Портрет Виллима Виллимовича Фермера.
1765 г.
После Егерсдорфского сражения пруссаки отошли к Веслау. Апраксин двинулся за ними и 25 августа стал обходить их правый фланг. Левальд не принял боя и отступил. Собранный Апраксиным военный совет постановил, ввиду затруднительности продовольствия армии, отступить к Тильзиту, где привести в порядок хозяйственную часть. 27 августа началось отступление, произведенное весьма скрытно (пруссаки узнали о том лишь4 сентября). На марше выяснилось, что вследствие полного неустройства невозможно перейти в наступление этой же осенью, и решено отступить в Курляндию. 13 сентября покинут Тильзит, причем русский военный совет постановил уклониться от боя с авангардом Левальда, несмотря на все наше превосходство в силе («трусости и боязни», конечно, уже и помину не было, но пресловутая «робость», видно, не успела окончательно покинуть наших старших начальников). 16 сентября вся армия отведена за Неман. Кампания 1757 года окончилась безрезультатно вследствие необычайного стеснения действий главнокомандующего кабинетными стратегами и расстройства хозяйственной части (в те времена не зависевшей от строевой, а имевшей, как мы то знаем, свою особенную иерархию).
Конференция требовала немедленного перехода в наступление (как то обещала союзникам наша дипломатия). Апраксин ответил отказом, был отрешен от должности и предан суду (умер от удара, не дождавшись суда). С ним поступили несправедливо, Апраксин сделал все, что мог бы сделать на его месте любой начальник средних дарований и способностей, поставленный действительно в невозможное положение и связанный по рукам и ногам Конференцией.
* * *
Вместо Апраксина главнокомандующим был назначен генерал Фермор – отличный администратор, заботливый начальник (Суворов вспоминал о нем как о «втором отце»), но вместе с тем суетливый и нерешительный, прототип Куропаткина. Фермор занялся устройством войск и налаживанием хозяйственной части. Фридрих II, пренебрежительно относясь к русским (с ними дела он лично еще не имел), не допускал и мысли, что русская армия будет в состоянии проделать зимний поход. Он направил всю армию Левальда в Померанию против шведов, оставив в Восточной Пруссии всего 6 гарнизонных рот. Фермор знал это, но, не получая приказаний, не двигался с места. Тем временем Конференция, чтобы опровергнуть ходившие в Европе, стараниями прусских «газетиров», предосудительные мнения о боевых качествах российских войск, приказала Фермору по первому снегу двинуться в Восточную Пруссию. Вот один образчик из тысячи (показания некоего «безпристрастнаго» иностранца, видевшего русскую армию): «Сколько-нибудь боеспособными – и то в очень невысокой степени – могут считаться лишь гренадерские полки, пехотные полки никакого сопротивления оказать не в состоянии… Самая посредственная немецкая городская милиция качеством бесспорно выше российских войск… Солдаты худо обучены, еще хуже снаряжены, офицеры никуда не годятся, особенно в кавалерии: у русских даже поговорка сложилась: плох, как драгунский офицер…»
В первый день января 1758 года колонны Салтыкова и Румянцева (30 000) перешли границу. 11 января занят Кенигсберг, а вслед затем и вся Восточная Пруссия, обращенная в русское генерал-губернаторство. Мы приобретали ценную базу для дальнейших операций и, собственно говоря, достигли поставленной нами цели войны. Прусское население, приведенное к присяге на русское подданство еще Апраксиным, не противилось нашим войскам (местные же власти настроены были благожелательно к России). Овладев Восточной Пруссией, Фермор хотел было двинуться на Данциг, но был остановлен Конференцией, предписавшей ему обождать прибытия «Обсервационного корпуса», демонстрировать совместно со шведами на Кюстрин, а затем идти с армией на Франкфурт. В ожидании летнего времени Фермор расположил большую часть армии у Торна и Познани, не особенно заботясь о соблюдении нейтралитета Речи Посполитой.
2 июля армия тронулась к «Франфору», как ей указано. Она насчитывала 55 000 бойцов. Расстройство Обсервационного корпуса («шуваловцев»), незнание местности, затруднения с продовольствием и постоянные вмешательства Конференции привели к напрасной трате времени, продолжительным остановкам и контрмаршам. Все маневры производились под прикрытием конницы Румянцева (4000 сабель), действия которой можно назвать образцовыми. Военный совет постановил не ввязываться в бой с корпусом Дона (20 000 пруссаков), предупредившим нас во Франкфурте, и идти на Кюстрин для связи со шведами. 3 августа наша армия подошла к Кюстрину и 4-го приступила к его бомбардированию.
На выручку угрожаемому Бранденбургу поспешил сам Фридрих II. Оставив против австрийцев 40 000, он с 15 000 двинулся на Одер, соединился с корпусом Дона и пошел вниз по Одеру на русских. Фермор снял осаду Кюстрина и 11 августа отступил к Цорндорфу, где занял крепкую позицию. За высылкой на переправы через Одер дивизии Румянцева (12 000), в строю русской армии было 42 000 человек при 240 орудиях. У пруссаков было 33 000 и 116 орудий.
Фридрих обошел русскую позицию с тыла и вынудил нашу армию дать ему сражение с перевернутым фронтом. Кровопролитное Цорндорфское побоище 14 августа не имело тактических последствий. Обе армии «разбились одна о другую». В моральном отношении Цорндорф является русской победой и жестоким ударом для Фридриха. Тут, что называется, «нашла коса на камень» – и прусский король увидел, что «этих людей можно скорее перебить, чем победить». Здесь же он испытал и первое свое разочарование: хваленая прусская пехота, изведав русского штыка, отказалась атаковать вторично. Честь этого кровавого дня принадлежит латникам Зейдлица и тем старым полкам железной русской пехоты, о которых разбился порыв их лавин… Русской армии пришлось перестраивать фронт уже под огнем.
Участники Семилетней войны 1756–1763 гг.
Правый и левый ее фланги разделялись оврагом. Обходной маневр Фридриха припирал нашу армию к реке Митчель и превратил главную выгоду цорндорфской нашей позиции (наличие естественной преграды перед фронтом) в чрезвычайную невыгоду (река очутилась в тылу). Со стороны Фермора, совершенно не управлявшего боем, не было сделано ни малейшей попытки согласовать действия двух разобщенных масс, и это позволило Фридриху обрушиться сперва на правый наш фланг, затем на левый. В обоих случаях прусская пехота была отражена и опрокинута, но, преследуя ее, русские расстроились (особенно «шуваловцы») и попали под удар прусских конных масс.
У нас кавалерии почти не было (всего2700, остальные при Румянцеве). К концу сражения фронт армий составил прямой угол с первоначальным фронтом, поле битвы и трофеи на нем были как бы поделены пополам. Наш урон – 19 500 убитыми и ранеными, 3000 пленными (все переранены), 11 знамен, 85 орудий, т. е. 54 % всей армии. В строю «Обсервационного корпуса» из 9143 осталось всего 1687. У пруссаков – 10 000 убитыми и ранеными, 1500 пленными, 10 знамен и 26 орудий – до 35 % всего состава. Стойкость русских Фридрих II поставил в пример собственным войскам, особенно пехоте («Мое жалкое левое крыло бросило меня, бежало, как старые б…»).
Притянув к себе Румянцева, Фермор мог бы возобновить сражение с большими шансами на успех, но он упустил эту возможность. Фридрих отступил в Силезию – Фермор же задался целью овладеть сильно укрепленным Кольбергом в Померании. Он действовал нерешительно и в конце октября отвел армию на зимние квартиры по нижней Висле. Кампания 1758 года – успешный зимний и безрезультатный летний походы – была для русского оружия в общем благоприятной.
На остальных фронтах Фридрих продолжал активную оборону, действуя по внутренним операционным линиям. При Гохкирхе он потерпел поражение (Даун напал на него ночью), но нерешительность Дауна, не посмевшего воспользоваться своей победой, несмотря на двойное превосходство в силах, выручила пруссаков.
К открытию кампании 1759 года качество прусской армии было уже не то, что в предыдущие годы. Много погибло боевых генералов и офицеров, старых и испытанных солдат. В ряды приходилось ставить пленных и перебежчиков наравне с необученными рекрутами. Не имея уже тех сил, Фридрих решил отказаться от обычной своей инициативы в открытии кампании и выждать сперва действий союзников, чтобы потом маневрировать на их сообщения. Будучи заинтересован в кратковременности кампании ввиду скудости своих средств, прусский король стремился замедлить начало операций союзников, и с этой целью предпринял конницей набеги по тылам их для уничтожения магазинов. В ту эпоху магазинного довольствия армий и «пятипереходной системы» уничтожение магазинов влекло за собой срыв плана кампании. Первый налет, произведенный на русский тыл в Познани небольшими силами в феврале, сошел пруссакам, в общем, благополучно, хотя и не причинил особенного вреда русской армии. Румянцев тщетно указывал Фермору при занятии квартир на всю невыгоду и опасность кордонного расположения. Это послужило даже причиной их размолвки. На 1759 год Румянцев не получил должности в действующей армии, а назначен инспектором тыла, откуда вытребован в армию уже Салтыковым. Другой набег в тыл австрийцев в апреле был гораздо успешнее, и австрийская главная квартира до того была им напугана, что отказалась от всяких активных действий в течение весны и начала лета.
Тем временем петербургская Конференция, окончательно подпав под влияние Австрии, выработала на 1759 год план операций, по которому русская армия становилась вспомогательной для австрийской. Ее предполагалось довести до 120 000, из коих 90 000 двинуть на соединение с цесарцами, а 30 000 оставить на нижней Висле. При этом главнокомандующему совершенно не указывалось, где именно соединиться с австрийцами и чем руководствоваться при совершении операций «вверх либо вниз по течению Одера».
Карл Рёхлинг. Битва при Цорндорфе 25 августа 1758 года.
1900-е гг.
Укомплектовать армию не удалось и до половины предположенного – ввиду настойчивых требований австрийцев пришлось выступить в поход до прибытия пополнений. В конце мая армия выступила от Бромберга на Познань и, двигаясь медленно, прибыла туда лишь в 20-х числах июня. Здесь был получен рескрипт Конференции, назначавший главнокомандующим графа Салтыкова (Фермор получал одну из трех дивизий). Салтыкову предписывалось соединиться с австрийцами в пункте, где эти последние того пожелают («буде Даун не согласится у Каролата, то у Кроссена»), засим ему приказывалось «не подчиняясь Дауну, слушать его советов» – отнюдь не жертвуя армией ради австрийских интересов – и, в довершении всего, не вступать в бой с превосходными силами. Типичная кабинетная проза!..
Фридрих II, уверенный в пассивности Дауна, перебросил с «австрийского» фронта на «русский» 30 000 – и решил разбить русских до соединения их с австрийцами. Пруссаки (сперва Мантейфель, после Дона, наконец, Ведель) действовали вяло и пропустили удобный случай разбить русскую армию по частям.
Не смущаясь присутствием этой сильной неприятельской массы на своем левом фланге, Салтыков двинулся 6 июля от Познани в южном направлении – на Каролат и Кроссен для соединения там с австрийцами. У него было до 40 000 строевых. Русская армия блистательно совершила чрезвычайно рискованный и отважный фланговый марш, причем Салтыков принял меры на случай, если армия будет отрезана от своей базы – Познани.
Пруссаки поспешили за Салтыковым, чтобы предупредить его у Кроссена. 12 июля в сражении под Пальцигом они были разбиты и отброшены за Одер – под стены Кроссенской крепости. В Пальцигскую баталию 40 000 русских при 186 орудиях сражалось с 28 000 пруссаков. Против линейного боевого порядка последних Салтыков применил эшелонирование в глубину и игру резервами, что и дало нам победу, к сожалению, не доведенную достаточно энергичным преследованием противника до полного уничтожения пруссаков. Наш урон – 894 убитых, 3897 раненых. Пруссаки показали свои потери в 9000: 7500 выбывших в бою и 1500 дезертировавших. На самом деле их урон был гораздо значительнее и его можно полагать не меньшим 12 000, одних убитых пруссаков погребено русскими 4228 тел. Взято 600 пленных, 7 знамен и штандартов, 14 орудий.
Петр Семенович Салтыков
(1698–1772)
В 1759 г. императрица Елизавета Петровна, недовольная ходом военной кампании 1757–1758 гг., решила заменить на посту главнокомандующего непопулярного в войсках В. В. Фермора. И когда ее выбор пал Петра Семеновича Салтыкова, большинство современников просто не верили в то, что этот «седенький старичок», «сущая курочка» сможет что-то противопоставить «непобедимой» прусской армии Фридриха Великого. Как вспоминал ученый и писатель, участник Семилетней войны Т. А. Болотов, «никто не только надеждою ласкаться, но и мыслить того не отваживался, чтоб мог он [Салтыков] учинить что-нибудь важное, столь мало обещивал нам его наружный вид и все его поступки». Однако именно с П. С. Салтыковым, «преданным России и русскому солдату», связаны самые крупные успехи русской армии в Семилетней войне, победы при Пальциге и Кунерсдорфе. Интересно, что ни до, ни после войны Салтыков ничем себя не проявлял. С 1763 по 1771 г. он был московским главнокомандующим, и когда в Москве началась эпидемия чумы и спровоцированные ею бунты, действовал крайне нерешительно и был за это отправлен в отставку.
Все это время Даун бездействовал. Свои планы австрийский главнокомандующий основывал на русской крови.
Опасаясь вступить в сражение с Фридрихом, несмотря на двойное превосходство свое в силах, Даун стремился подвести русских под первый огонь и притянуть их к себе – в глубь Силезии. Но Салтыков, успевший раскусить своего австрийского «коллегу», не поддался на эту «стратажему», а решил после Пальцигской победы двинуться на Франкфурт и угрожать Берлину.
Это движение Салтыкова одинаково встревожило и Фридриха, и Дауна. Прусский король опасался за свою столицу, австрийский главнокомандующий не желал победы, одержанной одними русскими без участия австрийцев (что могло бы иметь важные политические последствия). Поэтому, пока Фридрих сосредоточивал свою армию в берлинском районе, Даун, «заботливо охраняя» оставленный против него слабый прусский заслон, двинул к Франкфурту корпус Лаудона, приказав ему предупредить там русских и поживиться контрибуцией. Хитроумный этот расчет не оправдался: «Франфор» был уже 19 июля занят русскими.
Овладев Франкфуртом, Салтыков намеревался двинуть Румянцева с конницей на Берлин, но появление там Фридриха заставило его отказаться от этого плана. По соединении с Лаудоном он располагал 58 000 (40 000 русских и 18 000 австрийцев), с которыми занял крепкую позицию у Кунерсдорфа.
Против 50 000 пруссаков Фридриха в берлинском районе сосредоточилось таким образом три массы союзников: · с востока 58 00 °Cалтыкова, в 80 верстах от Берлина; · с юга 65 000 Дауна, в 150 верстах; и с запада 30 000 имперцев, в 100 верстах.
Фридрих решил выйти из этого несносного положения, атаковав всеми своими силами наиболее опасного врага, врага наиболее выдвинувшегося вперед, наиболее храброго и искусного, притом не имевшего обычаем уклоняться от боя, – короче говоря, русских.
1 августа он обрушился на Салтыкова и в происшедшем на кунерсдорфской позиции жестоком сражении – знаменитой «Франфорской баталии» – был наголову разбит, потеряв две трети своей армии и всю артиллерию. Фридрих намеревался было обойти русскую армию с тыла, как при Цорндорфе, но Салтыков не был Фермором: он немедленно повернул фронт кругом. Русская армия была сильно эшелонирована в глубину на узком сравнительно фронте. Фридрих сбил первые две линии (захватив было до 70 орудий), но атака его захлебнулась, причем погибла кавалерия Зейдлица, несвоевременно ринувшаяся на нерасстроенную русскую пехоту. Перейдя в сокрушительное контрнаступление во фронт и фланг, русские опрокинули армию Фридриха, а кавалерия Румянцева совершенно доконала пруссаков, бежавших кто куда мог. Из 48 000 королю не удалось собрать непосредственно после боя и десятой части! Окончательный свой урон пруссаки показывают в 20 000 в самом бою и свыше 2000 дезертиров при бегстве. На самом деле их потеря должна быть не менее 30 000. Нами погребено на месте 7627 прусских трупов, взято свыше 4500 пленных, 29 знамен и штандартов и все 172 бывших в прусской армии орудия. Русский урон – до 13 500 человек (третья часть войска): 2614 убитыми, 10 863 ранеными. В австрийском корпусе Лаудона убыло около 2500 (седьмая часть). Всего союзники лишились 16 000 человек. Отчаяние Фридриха II лучше всего сказывается в письме его к одному из друзей детства, написанном на следующий день: «От армии в 48 000 у меня в эту минуту не остается и 3000. Все бежит и у меня нет больше власти над войском… В Берлине хорошо сделают, если подумают о своей безопасности. Жестокое несчастье, я его не переживу. Последствия битвы будут еще хуже самой битвы: у меня нет больше никаких средств и, сказать правду, считаю все потерянным. Я не переживу потери моего отечества. Прощай навсегда». Преследование велось накоротке; у Салтыкова после сражения оставалось не свыше 22 000 – 23 000 человек (австрийцы Лаудона в счет не могли идти: их подчинение было условное), и он не мог пожать плодов своей блистательной победы.
Корнет кирасирского полка и офицер лейб-гвардии Конного полка русской армии.
Литография. Середина XIX в..
Даун, снедаемый завистью к Салтыкову, ничего не сделал со своей стороны для его облегчения, праздными же «советами» лишь досаждал русскому главнокомандующему. Фридрих II пришел в себя после Кунерсдорфа, бросил мысли о самоубийстве и вновь принял звание главнокомандующего (котороесложил с себя вечером «Франфорской баталии»); 18 августа под Берлином у Фридриха было уже 33 000, и он мог спокойно взирать на будущее. Бездействие Дауна спасло Пруссию.
Австрийский главнокомандующий склонил Салтыкова двинуться в Силезию для совместного наступления на Берлин, но одного рейда прусских гусар в тыл было достаточно для поспешной ретирады Дауна в исходное положение… Обещанного для русских довольствия он не заготовил.
Возмущенный Салтыков решил действовать самостоятельно и направился к крепости Глогау, но Фридрих, предугадав его намерение, двинулся параллельно Салтыкову с целью его предупредить. У обоих было по 24 000, и Салтыков решил на этот раз в бой не ввязываться: рисковать и этими войсками за 500 верст от своей базы он считал нецелесообразным. Фридрих, помня Кунерсдорф, не настаивал на сражении. 14 сентября противники разошлись, а 19-го Салтыков отошел на зимние квартиры к реке Варте. У победителя при Кунерсдорфе (получившего фельдмаршальский жезл) хватило гражданского мужества предпочесть интересы России интересам Австрии и отвергнуть требование Конференции, настаивавшей на зимовке в Силезии совместно с австрийцами и наряде 20–30 тысяч русской пехоты в корпус Лаудона. Уже прибыв на Варту, Салтыков по настоянию австрийцев показал вид, что возвращается в Пруссию. Этим он спас доблестного Дауна и его 80-тысячную армию от померещившегося цесарскому полководцу наступления пруссаков («целых 40 тысяч!»).
Кампания 1759 года могла решить участь Семилетней войны, а вместе с ней и участь Пруссии. По счастью для Фридриха, противниками он имел, кроме русских, еще и австрийцев.
И Фридрих II, и его победитель Салтыков, и ангел-хранитель Даун – все трое выявили себя в этой кампании в полной мере…
* * *
В кампанию 1760 года Салтыков полагал овладеть Данцигом, Кольбергом и Померанией, а оттуда действовать на Берлин. Но «доморощенные австрийцы» на своей Конференции решили иначе и снова посылали русскую армию «на побегушки» к австрийцам в Силезию – победителей при Кунерсдорфе все равняли по побежденным при Лейтене! Вместе с тем Салтыкову было указано и «сделать попытку» овладения Кольбергом – т. е. действовать по двум диаметрально противоположным операционным направлениям. Положение Салтыкова осложнялось еще тем, что австрийцы не осведомляли его ни о движениях Фридриха, ни о своих собственных.
Фридрих Великий в битве при Кунерсдорфе.
Литография с рисунка Рихарда Кнотеля. Вторая половина XIX в.
В конце июня Салтыков с 60 000 и запасом провианта на два месяца выступил из Познани и медленно двинулся к Бреслау, куда тем временем направились и австрийцы Лаудона. Однако пруссаки заставили Лаудона отступить от Бреслау, а прибывший в Силезию Фридрих II разбил его (4 августа) при Лигнице. Фридрих II с 30 000 прибыл из Саксонии форсированным маршем, пройдя 280 верст в 5 дней (армейский переход – 56 верст). Австрийцы требовали перевода корпуса Чернышева (русский авангард)на левый берег Одера – в пасть врагу, но Салтыков воспротивился этому и отошел к Гернштадту, где армия и простояла до 2 сентября. В конце августа Салтыков опасно заболел и сдал начальство Фермору, который сперва пытался осаждать Глогау, а затем, 10 сентября, отвел армию под Кроссен, решив действовать по обстоятельствам.
Следующий факт отлично характеризует Фермора. Лаудон просил его помощи при предположенной им осаде Глогау. Фермор, шагу не ступавший без разрешения Конференции, уведомил об этом Петербург. Пока за 1500 верст писались туда и обратно сношения и отношения, Лаудон передумал и решил осадить не Глогау, а Кемпен, о чем и поставил в известность Фермора. Тем временем пришел рескрипт Конференции, разрешавший движение на Глогау. Фермор, слишком уж хорошо дисциплинированный полководец, двинулся на Глогау, несмотря на то, что движение это, в связи с изменившейся обстановкой, теряло всякий смысл. Пройдя к крепости, Фермор увидел, что взять ее без осадной артиллерии невозможно. Корпус Чернышева с кавалерией Тотлебена и казаками Краснощекова (всего 23 000, наполовину конницы) отправлен в набег на Берлин.
Александр Рослин. Портрет графа З. Г. Чернышева.
1776 г.
23 сентября Тотлебен атаковал Берлин, но был отбит, а 28-го Берлин сдался. В набеге на Берлин, кроме 23 000 русских, участвовало 14 000 австрийцев Ласси. Столицу защищало 14 000 пруссаков, из коих 4000 взято в плен. Разрушены монетный двор, арсенал и взята контрибуция. Прусские «газетиры», писавшие, как мы видели, всякие пасквили и небылицы про Россию и русскую армию, надлежаще перепороты. Мероприятие это навряд ли их сделало особенными русофилами, но является одним из самых утешительных эпизодов нашей истории. Пробыв в неприятельской столице четыре дня, Чернышев и Тотлебен удалились оттуда при приближении Фридриха. Важных результатов налет не имел.
Когда выяснилась невозможность сколько-нибудь продуктивного сотрудничества с австрийцами, Конференция вернулась к первоначальному плану Салтыкова и предписала Фермору овладеть Кольбергом в Померании. Занятый организацией набега на Берлин, Фермор двинул под Кольберг дивизию Олица. Прибывший в армию новый главнокомандующий фельдмаршал Бутурлин (Салтыков все болел) снял, ввиду позднего времени года, осаду Кольберга и в октябре отвел всю армию на зимние квартиры по нижней Висле. Кампания 1760 года не принесла результатов…
В 1761 году, по примеру ряда прошлых кампаний, русская армия была двинута в Силезию к австрийцам.
От Торна она пошла обычной своей дорогой на Познань и к Бреслау, но в этом последнем пункте была упреждена Фридрихом. Пройдя мимо Бреслау, Бутурлин связался с Лаудоном. Вся кампания прошла в маршах и маневрах. В ночь на 29 августа Бутурлин решил атаковать Фридриха под Гохкирхом, но прусский король, не надеясь на свои силы, уклонился от боя. В сентябре Фридрих II двинулся было на сообщения австрийцев, но русские, быстро соединившись с этими последними, помешали тому и заставили Фридриха отступить в укрепленный лагерь при Бунцельвице. Затем Бутурлин, усилив Лаудона корпусом Чернышева (20 000), отошел в Померанию. 21 сентября Лаудон штурмом взял Швейдниц, причем особенно отличились русские (Бутырский полк), а вскоре после того обе стороны стали на зимние квартиры. При штурме Швейдница русские два батальона первыми взошли на валы, открыли затем ворота австрийцам и стали в полном порядке с ружьем у ноги на валах, в то время как у их ног австрийцы предавались разгулу и грабежу. Спартанцы и илоты! Союзники лишились 1400 человек. Пруссаков сдалось 2600 при 240 орудиях (1400 перебито).
Сражение, состоявшееся 10 (21) июля 1762 г. при Буркерсдорфе (ныне деревня Буркатув недалеко от Вроцлава на юго-западе Польши), было, на фоне большинства остальных битв Семилетней войны, не очень кровопролитным – и потому оно в большинстве источников упоминается вскользь. Между тем оно имело очень важное стратегическое и политическое значение: поражение австрийской армии фон Дауна фактически поставило крест на планах Австрии отвоевать Силезию, что, в свою очередь, означало близкий конец войны.
Действовавший отдельно от главной армии корпус Румянцева (18 000) 5 августа подошел к Кольбергу и осадил его. Крепость оказалась сильной и осада, веденная при помощи флота, длилась четыре месяца, сопровождаясь в то же время действиями против прусских партизан в тылу осадного корпуса. Лишь непреклонная энергия Румянцева позволила довести осаду до конца – три раза созванный военный совет высказывался за отступление. Наконец, 5 декабря Кольберг сдался (в нем взято 5000 пленных, 20 знамен, 173 орудия), и это было последним подвигом русской армии в Семилетнюю войну.
Донесение о сдаче Кольберга застало императрицу Елизавету на смертном одре… Вступивший на престол император Петр III-го рячий поклонник Фридриха – немедленно прекратил военные действия с Пруссией вернул ей все завоеванные области (Восточная Пруссия 4 года находилась в русском подданстве) и приказал корпусу Чернышева состоять при прусской армии. В кампанию 1762 года весною корпус Чернышева (преимущественно конница) совершал набеги на Богемию и исправно рубил вчерашних союзников-австрийцев, к которым русские во все времена – а тогда в особенности – питали презрение. Когда в начале июля Чернышев получил повеление вернуться в Россию (где в то время произошел переворот), Фридрих упросил его остаться еще «денька на три» – до сражения, которое он дал 10 июля при Буркерсдорфе. В этом сражении русские не участвовали, но одним своим присутствием (в качестве «фигурантов») сильно напугали австрийцев, ничего еще не знавших о петербургских событиях.
Так печально и неожиданно закончилась для нас прославившая русское оружие Семилетняя война.
Боевая работа русской армии в семилетнюю войну
Составляя едва лишь пятую часть общих сил коалиции, русская армия в качественном отношении занимала в ряду их первое место – и ее боевая работа превышает таковую же всех остальных союзных армий взятых вместе. Работа эта в конечном итоге оказалась безрезультатной. Виноват в этом не только Петр III – моральный вассал Фридриха, – но также (и главным образом) наш австрийский союзник.
Войну можно было бы кончить еще в 1759 году, после Кунерсдорфа, прояви австрийцы известный минимум лояльности, более того – понимай они правильно свои же интересы. Бездарный и нерешительный Даун пропустил тогда исключительно благоприятный момент. Эгоизм Австрии был настолько велик, что шел ей же во вред.
Жалкую роль некоего «унтер-гофкригсрата» играла петербургская Конференция, заботившаяся лишь о соблюдении австрийских интересов и упускавшая из виду свои собственные. Здесь, бесспорно, сказалось влияние нашей дипломатии, являвшейся во все времена защитницей интересов чужих государств в ущерб таковым же своего собственного. В те времена она подпала под влияние графа Кауница – знаменитого канцлера Марии-Терезии. В последующие эпохи Штейн, Меттерних, Бисмарк и Бьюкенен будут иметь в критические для России моменты преданных приказчиков в лице Нессельроде, Горчакова с Шуваловым, Сазонова…
Одна лишь кампания 1757 года и зимний поход 1758 года были нами ведены в наших собственных интересах. В 1758, 1759, 1760, 1761 годах соблюдались интересы Австрии, в 1762 – интересы Пруссии.
В 1762 году участь нашего векового врага была в наших руках. Одна Россия, без всякого участия союзников, могла добить погибавшую Пруссию. Наследство ордена Меченосцев – Кенигсберг и Мариенбург, было уже в наших руках. Но дочери Петра не суждено было завершить дела, начатого за пять столетий до того Александром Невским. Герцог Голштинский спас короля Прусского – спас ценою жизни императора Всероссийского…
Граф Вирих Филипп фон Даун, австрийский фельдмаршал, желал видеть своего сына, Леопольда Йозефа, священнослужителем. Однако тот, вопреки воле отца, поступил на военную службу. Благодаря сочетанию родственных связей и личных способностей, Леопольд Йозеф фон Даун сделал быструю карьеру, отличился в Войне за австрийское наследство (1740–1748). После войны он возглавил реорганизацию австрийской армии.
В июне 1757 г., в ходе Семилетней войны, фон Даун разбил прусские войска в битве при Колине (Богемия), чем разрушил миф о непобедимости армии Фридриха Великого. В конце того же года он стал главнокомандующим австрийской армией. Из двух характеристик – «бездарный и нерешительный», – данных фон Дауну А. А. Керсновским, первая, безусловно, не верна. Фон Даун заслужил репутацию прекрасного полководца, принимавшего четкие и до конца продуманные решения, одержал еще ряд крупных побед над прусской армией. Однако вторая близка к истине: обратной стороной характера австрийского военачальника была нерешительность, из-за чего он часто не использовал благоприятные условия для развития успеха.
Действия русских войск в Семилетнюю войну – выше всякой человеческой похвалы. Ужас и восхищение объяли фридриховских ветеранов в кровавый вечер Цорндорфа при виде перебитых, но не разбитых батальонов, окровавленных, но грозных каре, стоявших несмотря ни на что, принимавших в штыки и приклады налетавшие лавины зейдлицких центавров и добившихся того, что последнее слово в тот памятный день осталось за ними. <…>
Леопольд Йозеф фон Даун
(1705–1766)
Для Румянцева эта война была несравненной боевой школой. Впервые он проявил себя под Гросс-Егерсдорфом, когда, схватив пехоту авангарда, продрался с ней сквозь непроходимую чащу и принял в штыки хваленую прусскую пехоту, внушавшую тогда еще «робость, трусость и боязнь». Он показал нашему солдату, что пруссак не так уж страшен и русского штыка, во всяком случае, не любит. Эта атака Румянцева решила участь дня. В последующие кампании Румянцев зарекомендовал себя замечательным кавалерийским начальником, не уступая Зейдлицу в атаках и значительно превосходя Цитена в аванпостной службе. Самостоятельным начальником ему довелось быть впервые лишь в последнюю кампанию, под Кольбергом.
В общем, с русской стороны мы можем отметить следующие элементы:
1. Политика – слаба и несамостоятельна.
2. Стратегия «кабинетная» – несостоятельная и антинациональная, «полевая» – всякий раз, когда ей удается освободиться от пут «кабинетной», – хороша.
3. Тактика – хороша, а иногда – отлична.
4. Качество войск – при всех обстоятельствах превосходно.
Лучшим судьей действий русской армии был сам Фридрих II. Вначале он считал нас варварами, невеждами в военном деле. Уже Цорндорф заставил его изменить мнение («этих людей легче перебить, чем победить»). А много лет спустя, когда Румянцеву пришлось быть в Берлине, весь прусский Генеральный штаб по приказанию монарха явился к нему на квартиру со шляпами в руках – «с почтением и поздравлением» – и старый король лично командовал на потсдамском полигоне в честь русского фельдмаршала экзерцицией, представлявшей Кагульскую баталию…
Фридрих Вильгельм фон Зейдлиц
(1721–1773)
Век Екатерины
Царствование императрицы Екатерины II в военном отношении может быть разделено на две половины – «румянцевскую» и «потемкинскую». Первая обнимает собою 1760-е и 1770-е годы, вторая – 1780-е и 1790-е.
«Румянцевскому периоду» предшествовала в самом начале короткая переходная эпоха. По свержении Петра III президентом Военной коллегии был назначен Чернышев. Преданный Петру и казавшийся «новым людям» подозрительным, Румянцев получил приказание сдать армию Панину и два года после этого оставался не у дел.
Первые же распоряжения Екатерины отменяли постылые «голштинские» порядки. Полкам возвращены их славные имена, возвращена и старая елизаветинская форма. Голштинцы водворены к себе на родину, поход на Данию отменен, но и война с Пруссией не возобновлена.
Под руководством Чернышева был издан в 1763 году новый полевой устав. Устав этот почти полностью подтверждал положение предыдущего «шуваловского» Устава 1755 года. Те же линейные боевые порядки, то же одностороннее увлечение «производством огня», та же пруссачина во всех видах и проявлениях… Для составителей Устава 1763 года опыт только что минувшей Семилетней войны пропал даром. Они не видели, не хотели видеть блестящей штыковой работы наших цорндорфских и кунерсдорфских полков – они видели лишь огонь прусского развернутого строя! Их творчество является одним из слишком многочисленных примеров бессмысленного нашего благоговения перед иностранцами вообще и пруссаками в частности.
В следующем, 1764 году Румянцев, оцененный императрицей по достоинству, возвратился к деятельности. Творчество доморощенных потсдамцев было сдано немедленно в архив, и для русской армии наступила новая эра.
Румянцевский период
При всеобъемлющем уме, Румянцев отличался цельностью характера, с которой сочеталась редкая гуманность. Без шуваловского дилетантизма, без миниховского рутинерства и суетливости, он разрешал все разнообразные проблемы устройства российской вооруженной силы.
Глубокий мыслитель, смотревший всегда и раньше всего «в корень» дела, Румянцев понимал самобытность России и все различие между русской и западноевропейской военными системами – различие, вытекающее из этой самобытности. «Мы мало сходствуем с другими европейскими народами», – подчеркивал он в своих «Мыслях по устройству воинской части». Румянцев был первым военным деятелем после Петра Великого, посмотревшим на военное дело с точки зрения государственной, без одностороннего увлечения специалиста. Он указывает на необходимость соблюдать соразмерность военных расходов с другими потребностями. Благосостояние армии зависит от благосостояния народа, поэтому надо стараться, чтобы «несоразмерным и бесповоротным вниманием (податей и рекрутов) не оскудеть оный».
В эпоху господства во всей Европе бездушных прусских рационалистических теорий, формализма и автоматической – «фухтельной» дрессировки, Румянцев первый выдвигает в основу воспитания войск моральные начала – нравственный элемент, причем воспитание, моральную подготовку он отделяет от обучения, подготовки «физичной». Историки «левого» толка, в том числе и Ключевский, стремятся изобразить Румянцева «крепостником», намеренно искажая правду. Победитель при Кагуле, точно, не жаловал утопий Руссо, входивших тогда в моду у современных снобов, и сознавал всю их антигосударственность, что делает честь его уму. Румянцев признавал, правда, лишь в крайних случаях, воспитательное значение телесных наказаний, но не был таким энтузиастом порки, как Фридрих II в Пруссии, граф Сен-Жерменский во Франции и пресловутые энциклопедисты – эти патентованные «передовые умы» XVIII века. Гуманность Румянцева в защите не нуждается, она была отмечена современниками («благословен до поздних веков да будет друг сей человеков» – писал про него Державин) и сделалась своего рода семейной традицией. Старший его сын, канцлер, – противник бесполезной для страны бойни 1812–1814 годов, младшему Россия обязана указом о вольных хлебопашцах.
Неизвестный художник. Портрет генерал-фельдмаршала П. А. Румянцева-Задунайского.
Конец XVIII в.
Поучения и наставления свои Румянцев собрал в 1770 году в «Обряд служб», ставший с тех пор строевым и боевым уставом славной екатерининской армии.
Требуя от подчиненных точного знания устава, Румянцев прежде всего добивался с их стороны дела и работы. «В армии полки хороши будут от полковников, а не от уставов, как бы быть им до́лжно». В этом отношении особенно примечательны его «Инструкция полковничья полку пехотному» (1764) и таковая же полку конному (1766).
Лишь в великой румянцевской школе могли создаваться такие военные гуманисты, как Вейсман, Потемкин, Петр Панин, Репнин, сам Суворов… Гению Румянцева обязана русская армия появлением Суворова, творчество которого смогло благоприятно развиться лишь в обстановке, созданной Румянцевым. Не будь Румянцева, в силе оставалась бы пруссачина – и командир суздальцев не преминул бы получить от Военной коллегии «реприманд» за несоблюдение устава и требование наистрожайшее впредь руководиться лишь артикулами оного… Полк лишился бы «Суздальского учреждения», а армия – «Науки побеждать»…
В полевом управлении войск Румянцевым проводится разумная децентрализация, частная инициатива, отдача не буквальных приказаний, а директив, позволяющих осуществление этой инициативы. Он отнюдь «не входит в подробности, ниже́ предположения на возможные только случаи, против которых разумный предводитель войск сам знает предосторожности и не связывает рук»…
Полководческие дарования Румянцева сказались уже в Семилетнюю войну, где он первый ввел в русскую тактику активные начала, взамен господствовавших до тех пор активно оборонительных. В первую турецкую войну Екатерины, особенно в кампанию 1770 года, гений его выявился в полном размере. Полководец оказался на высоте организатора.
Румянцев явился основоположником русской военной доктрины. Он проявил творчество во всех областях военного дела. «Есть многие отделы, в которых не видно следов влияния, например, великого Суворова или Потемкина, – пишет один из авторитетнейших исследователей русского военного искусства генерал Д. Ф. Масловский, – но нет ни одного отдела, где не осталось бы следов Румянцева. В этом смысле он единственный наследник дела Петра I и самый видный после него деятель в истории военного искусства в России, не имеющий себе равного и до позднейшего времени».
* * *
В 1760-х годах проведено много реформ. Прежде всего, Чернышевым и Паниным возвращена в конце 1762 года из заграничного похода армия и произведена ее «демобилизация». Иррегулярные войска – казаки и калмыки – отосланы в свои области, а регулярные разведены по стране на «непременные квартиры». По последней «елизаветинской» росписи 1761 года вооруженные силы составили 606 000 человек, из коих, однако, свыше двух пятых – 261 000 – иррегулярных. По-видимому, добрая треть, а то и больше, всех этих сил существовала лишь на бумаге. В Семилетнюю войну, как мы видели, некомплект в войсках часто достигал половины штатного состава. В 1763 году Россия разделена в военном отношении на восемь «дивизий» – т. е. округов: Лифляндскую, Эстляндскую. Финляндскую, С.-Петербургскую, Смоленскую, Московскую, Севскую и Украинскую. Главная масса войск стояла, таким образом, в северо-западной части страны. В 1775 году, после первого раздела Польши, прибавлена Белорусская дивизия, а из Московской выделены Казанская и Воронежская. В 1779 году, при обозначившемся уже поступательном движении на Кубань и к Кавказу, учреждена на юго-востоке еще Пограничная дивизия. «Дивизии» эти представляли собой чисто территориальные организмы, наивысшей строевой единицей мирного времени оставался по-прежнему полк.
В 1763 же году у нас появилась легкая стрелковая пехота – егеря. Впервые они были заведены Паниным в своей Финляндской дивизии в количестве 300 человек – по пять на роту из отборных стрелков. Опыт этот увенчался успехом, и уже в 1765 году при 25 пехотных полках (примерно половина общего их числа) были заведены отдельные егерские команды в составе 1 офицера и 65 егерей. В 1769 году такие команды учреждены при всех полках. Назначение егерей было служить застрельщиками и драться в рассыпном строю, т. е. «производить огонь», но, конечно, не по прусскому образцу «в тридцать темпов», а по собственной русской сноровке, со «скоростью заряда и цельностью приклада». Егеря носили особую форму – темно-зеленый доломан со шнурами, темно-зеленые же брюки в обтяжку, маленькую шапочку и сапоги до колен.
Организация пехотных полков осталась, в общем, та же, что при Петре III – 2 батальона в 6 рот (1 гренадерский, 5 мушкетерских), команда пушкарей (4 орудия – по 2 на батальон) и с 1765–1769 гг. – егеря. При выступлении полка в поход (а в славное царствование Екатерины томупредставлялся часто случай) он оставлял на квартирах команду из двух рот, подготовлявших рекрут и игравших роль запасного полкового батальонадепо. Некоторые полки, особенно в конце царствования, имели три-четыре батальона.
Кавалерия получила характерный облик благодаря созданию нового типа тяжелой конницы – карабинеров. В 1763 году их образовано 19 полков переформированием 13 драгунских и всех 6 конно-гренадерских. По мысли Румянцева, карабинеры должны были заменить кирасир и драгун, сочетая в себе свойство первых – силу удара (тяжелый палаш, рослый конский состав) со свойством вторых – возможностью действовать в пешем строю (наличие карабина позволяло вести огневой бой). В сущности это были, если можно так выразиться, «покирасиренные драгуны».
В 1765 году упразднены слободские войска, а слободские полки (старейшие полки русской конницы) обращены в гусарские, в которых слободские казаки служили в порядке отбывания рекрутской повинности. Поселенные гусарские полки постепенно расформировывались, и поселенцы приписывались к казакам. В 1762 году поселенных полков считалось 12, а через десять лет осталось два. Непоселенных гусар было девять полков. Вскоре, однако, гусары были упразднены совершенно Потемкиным, образовав легкоконные полки.
В 1770 году упразднена ландмилиция на окраинах. Она вошла в состав казачьих войск.
К концу румянцевского периода конница состояла из двух основных типов: тяжелой – карабинеров и легкой – казаков. Из 20 елизаветинских драгунских полков осталось всего шесть, из 17 кирасирских Петра III – только пять…
Каптенармус и подпрапорщик мушкетерских рот пехотного полка русской армии. Литография. Середина XIX в.
Кавалерийские полки были в составе пяти эскадронов, кроме гусарских и легкоконных, имевших по десять. Полевая артиллерия из двух полков развернута в пять (по десять рот в каждом).
В бытность Румянцева генерал-губернатором Малороссии, в 1767 году, там произведена перепись населения (так называемая «румянцевская») – и на эту область распространена рекрутская повинность, лежавшая до той поры, как мы знаем, лишь на населении великороссийских губерний. Оборона южных границ подверглась полной переработке. Румянцев обратил главное внимание на устройство населения пограничных областей, его реформы (упразднение слободских войск, ландмилиции, поселений с их администрацией) имеют целью централизацию и облегчение управления края. Вместо прежней кордонной системы укрепленных линий, Румянцев ввел систему «опорных пунктов», защищаемых подвижными силами.
В 1764 году гарнизонные полки переформированы в гарнизонные батальоны числом 84 (40 пограничных, 25 внутренних, но пограничного. штата, 19 внутренних). Для службы на окраинах в 1770 году учреждено 25 полевых команд из всех родов оружия (упраздненных, однако, уже в 1775 году).
Главной целью так называемой «Румянцевской описи» – генеральной ревизии Левобережной Украины, которую по поручению правительства проводил в 1765–1769 гг. П. А. Румянцев, было получение данных о демографическом и экономическом состоянии края с целью введения новой системы государственного налогообложения. Было описано порядка 3500 населенных пунктов. Однако иэ-за начавшейся Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. перепись завершена не была. Тем не менее, даже в таком виде она представляет собой ценнейший источник по истории социально-экономической жизни Украины.
Румянцев проектировал разделить русскую армию на четыре рода сил: полевые войска, составляющие действующую армию, крепостные – для обороны укрепленных пунктов и усиления при надобности действующей армии, губернские – для несения чисто караульной службы внутри страны и, наконец, запасные – для обучения рекрут и подготовки их для полевой армии. Этим реформам не суждено было осуществиться. Начавшиеся войны отвлекли Румянцева в сторону полководческой деятельности, а по окончании их на северном небосклоне заблестела уже звезда Потемкина… <…>
Первая турецкая война Екатерины 1768–1774 годов
Причиной этой войны, как мы знаем, явилось натравливание французским кабинетом Порты на Россию, с целью оказать содействие Конфедерации. Поводом к ее объявлению послужило нападение гайдамаков на пограничное турецкое местечко Балту.
Султан, рассчитывая на помощь Франции, благосклонность Австрии и активную поддержку конфедератов, предполагал выставить до 600 000 человек. Главная армия (половина всего числа) должна была из Молдавии пройти в Польшу, соединиться с конфедератами и двинуться на Киев и Смоленск для восстановления Польши в границах XVII века. Другая армия должна была овладеть, при поддержке флота, Азовом и Таганрогом, а третья – расправиться с восставшими христианами (в Черногории и Герцеговине).
6 октября война была объявлена, и остаток 1768 года прошел в деятельных военных приготовлениях обеих сторон.
Россия выставляла три армии: 1-я князя Голицына (80 000) собиралась у Киева и должна была действовать наступательно; 2-я Румянцева, генерал-губернатора Малороссии (40 000), – у Бахмута и должна была защищать южные границы; 3-я Олица (15 000) – обсервационная – у Брод. 1-я армия: 30 пехотных полков и 8 гренадерских батальонов, 19 кавалерийских полков – 68 батальонов, 95 эскадронов, при 136 полевых орудиях и 9000 казаков. 2-я армия: 14 пехотных, 16 кавалерийских полков – 28 батальонов, 80 эскадронов, 50 полевых орудий, 10 000 казаков. 3-я армия: 11 пехотных, 10 кавалерийских полков – 22 батальона, 50 эскадронов, 30 полевых орудий, 1000 казаков. Полковая артиллерия (два орудия на батальон) не засчитана. Всего против ожидавшегося 600-тысячного полчища выставлялось 120 000, но на самом деле гораздо меньше: некомплект был чрезвычайно велик, особенно в 1-й и 3-й армиях, достигая в среднем половины штатного состава. Так, например, в бригаде Вейсмана Бутырский и Муромский полки насчитывали: первый 716 штыков, второй – 790, вместо штатных 2300. Полк, имевший 1200–1500, считался уже «сильным». Для пополнения войск положено набрать 50 000 рекрут.
* * *
Военные действия были открыты в январе 1769 года вторжением 100 000 татар и турок из Крыма на Украину, однако Румянцев быстро заставил отступить это полчище, а к весне сам выслал летучий отряд на Крым, усилив в то же время гарнизоны Азова и Таганрога. К лету он перевел главные силы своей армии к Елисаветграду, но дальше не смог двинуться: у него было всего 30 000, из коих треть вооруженных одними пиками казаков, тогда как на Днестре у Каушан стоял крымский хан со 110 000 татар и турок, а 30 000 татар угрожали с Перекопа. Все, что мог сделать Румянцев – это распространить ложные слухи о движении своей армии в Подолию, что совершенно спутало расчеты противника. Центр тяжести событий перенесся в 1-ю армию на Днестре. Князь Голицын открыл кампанию уже 15 апреля, не дожидаясь прибытия пополнений (в его армии считалось всего 45 000). Молдавия восстала против турок, господарь бежал, и архиепископ Ясский просил Голицына поспешить в Молдавию для принятия ее в русское подданство. Однако вместо того чтобы сразу идти на Яссы, Голицын задался целью овладеть сперва Хотином. Потеряв здесь даром время и не будучи в состоянии взять крепости, он отступил за Днестр за недостатком продовольствия и целый месяц простоял без действия в Подолии, упустив исключительно благоприятный момент и предоставив туркам расправляться с молдаванами… Тем временем великий визирь с 200 000 турок и татар переправился через Дунай у Исакчи и двинулся в Бессарабию. Он действовал так же вяло, как и его противник Голицын – и целый месяц до половины июня простоял на Пруте. Во исполнение первоначального турецкого плана, визирь предложил послу конфедератов Понятовскому двинуться со всей ордою в «Ляхистан», но Понятовский, желая избавить свою страну от нашествия таких союзников, предложил ему двинуться главными силами в Новороссию (т. е. против Румянцева), оставив заслон в хотинском направлении.
Ян Виктор Грейм. Хотинский замок.
1881 г.
План был принят. Отправив 60 000 янычар и татар под Хотин, визирь двинулся с остальными силами к Вендорам, чтобы оттуда идти на Елисаветград. Поход его не удался. Искусное распространение Румянцевым ложных слухов о своей армии заставило визиря переоценить силы гяуров. Он так и не решился перейти Днестр и отступил назад на Прут в урочище Рябая Могила (40 верст к югу от Ясс), отправив в Хотин сераскира Молдаванчи-пашу.
Голицын, узнав об усилении турок в Хотине, перешел к Каменцу и стал против Хотина. Этим движением он открывал дорогу главным силам турок на Киев (будь визирьнемного предприимчивее) и, удаляясь от армии Румянцева, подвергал эту последнюю риску отдельного поражения. Узнав о движении визиря в Новороссию, Голицын решил воспрепятствовать ему в этом, предприняв усиленный поиск к Хотину. 24 июня он переправился через Днестр, отбил у села Пашкивцы атаку 80 000 турко-татар и блокировал Хотин. Прибытие сераскира Молдаванчи и крымского хана Девлет-Гирея побудило Голицына снять блокаду крепости и ретироваться за Днестр. Командующий 1-й армией счел цель похода – отвлечение турецких сил от Новороссии – достигнутой. Голицын придерживался той школы полководцев XVIII века, которая считала, что на войне главное не бой («достояние посредственности», – говорил Мориц Саксонский), а маневрирование с целью заставить противника отступить без боя.
В Хотине оставалось 20 000 турок. Армия Молдаванчи – 130 000 турок и татар стала в Липканах, на верхнем Пруте (у Буковинского леса). Сам визирьсо 150 000 стоял у Рябой Могилы, на среднем Пруте. 25 000 турок занимало Бендеры. С русской стороны – 40 000 Голицына стояли в Подолии против Хотина, 30 000 Румянцева в Новороссии у Елисаветграда.
Бездействие визиря и его лихоимство (присвоил 25 миллионов пиастров, назначавшихся для довольствия войска) побудили султана сместить его и назначить на его место Молдаванчи-пашу. Новый визирь получил повеление двинуться за Днестр и овладеть Подолией.
Наступление это закончилось для турок плачевно. Молдаванчи 29 августа переправил за Днестр до 80 000, но силы эти были сброшены Голицыным в реку. Отправленный 5 сентября за Днестр для фуражировок 12-тысячный отряд был полностью уничтожен.
Неудачи эти, в связи с отсутствием продовольствия и фуража, совершенно деморализовали неприятельскую армию, на три четверти состоявшую из иррегулярного ополчения и татар. Почти вся она разбрелась. Молдаванчи успел собрать в Яссах всего 30 000 (и вынужден был бежать от них: его хотелиубить). У Рябой Могилы из них осталось всего 5000… Стотысячная турецкая армия развеялась как дым. Оставался лишь сильный гарнизон в Бендерах, слабые отряды в дунайских крепостях, да татарская орда в Каушанах.
* * *
Голицын не воспользовался столь благоприятно сложившейся обстановкой. Он занял без боя Хотин (где взято 163 пушки), но затем снова, в третий раз за кампанию, отступил за Днестр. Недовольная вялостью Голицына, императрица назначила на его место Румянцева, которому велено сдать 2-ю армию Петру Панину. Прибыв в 1-ю армию в конце октября, Румянцев расположил главные ее силы на квартиры в районе между Збручем и Бугом, 60 эскадронов и 108 орудий были расположены по ордер-дебаталии в прямоугольнике 70 верст в длину и 40 верст в ширину. Такое сосредоточенное положение позволяло немедленную боевую изготовку.
За Днестр и Прут, в Молдавию, был двинут стратегический авангард – 17 000 по большей части конницы под названием Молдавского корпуса и под командой генерала Штофельна. Штофельну было поручено управление Молдавией, только что присягнувшей на подданство русской императрице.
Армия приведена в порядок. Полки по два и три соединены в бригады, а бригады – в дивизии. Управление артиллерией было децентрализовано и артиллерийские роты распределены по дивизиям. Зимой устраивались маневры и экзерциции (особенное внимание обращено на быстроту движений и конные атаки).
Христофор Федорович фон Штофельн (1720–1770), сын генерал-поручика Федора фон Штофельна, прославившегося во время обороны Очакова от турок осенью 1737 г., в возрасте 12 лет был записан в Сухопутный кадетский корпус, по окончании которого в 1738 г. выпущен в армию подпоручиком. Он участвовал в походах против турок и шведов. В 1757 г. X. Ф. фон Штофельн был назначен генерал-квартирмейстером и послан в польскую Лифляндию и Литву для пополнения провиантских и фуражных магазинов для всей русской армии. Несмотря на «снабженческий характер» своей должности, Христофор Федорович отличился в нескольких сражениях, в частности при осаде Кюстрина в 1758 г.
В ходе Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. главной задачей Штофельна было уде ржание русских завоеваний в Валахии и Молдавии. Когда весной 1770 г. на вверенных ему территориях вспыхнула эпидемия оспы, он с целью предосторожности приказал вывести войска из городов в полевые лагеря, однако сам счел нужным остаться в Яссах, где вскоре заразился и скоропостижно скончался.
Штофельн действовал отважно и энергично. В ноябре он овладел всей Молдавией до Галаца и большей частью Валахии, взяв в плен обоих господарей – врагов России. Военные действия в княжествах не прекращались всю зиму. Пользуясь слабостью и разбросанностью Молдавского корпуса, турки и татары атаковали его в начале января 1770 года, но были наголову разбиты при Фокшанах. Затем Штофельн взял Браилов, снова разбил турок у Журжи и валахов у Бухареста.
Эти операции имели сильно деморализующее влияние на турок и особенно на татар. Однако султан проявил большую энергию. Не щадя затрат, он собрал новую армию, сменил крымского хана Девлета, рвение которого начало остывать, и назначил ханом Каплан-Гирея, которому приказал готовиться к походу от Каушан на Яссы для отобрания княжеств и сокрушения Молдавского корпуса до прихода главных русских сил.
План кампании на 1770 год был составлен самим Румянцевым, добившимся от императрицы невмешательства Петербурга в его распоряжения. Ошибки своего предшественника он резюмировал так: «Никто не берет города, не разделавшись прежде с силами, его защищающими». Главной своей целью он положил уничтожение живой силы неприятеля, для сего 1-й армии надлежало действовать наступательно (воспрепятствовать переходу турок через Дунай), 2-й армии поручалась наступательно-оборонительная задача (овладение Бендерами и защита Малороссии), 3-я обсервационная армия упразднена и вошла отдельной дивизией в состав 1-й. Большие надежды возлагались на флот Орлова, которому из Средиземного моря надлежало проникнуть в Дарданеллы и угрожать Константинополю.
Весть о приготовлениях хана к походу заставила Румянцева поторопиться с открытием кампании. Сознавая всю трудность удержания княжеств небольшими силами, он предписал Штофельну очистить Валахию и ограничиться лишь обороной восточной Молдавии, области между Прутом и Серетом.
Не ожидая укомплектования, Румянцев выступил в поход, и 12 мая его войска сосредоточились у Хотина. Под ружьем считалось (за исключением 5000 нестроевых и 2000 больных) – 32 000, составивших 10 пехотных и 4 кавалерийские бригады. Пехота сведена в три дивизии – Олица, Племянникова и Брюса.
Свирепствовавшая в Молдавии чума побудила было Румянцева остановиться в Северной Бессарабии, однако критическое положение Молдавского корпуса заставило его идти вперед. Значительная часть этого корпуса и сам Штофельн погибли от чумы. Принявший команду князь Репнин собрал остатки корпуса на Пруте у Рябой Могилы, где с 20 мая стойко отбивал атаки татарской орды Каплан-Гирея (72 000 человек). Высланный Румянцевым конный авангард генерала Баура вошел в связь с Репниным 10 июня. Главные силы, задержанные плохими дорогами, подошли лишь 16-го числа, и в ночь на 17-е Румянцев, невзирая на крепкую позицию и превосходящие силы турко-татар, атаковал их при Рябой Могиле и отбросил на восток – в Бессарабию. Сильно укрепленный татарский лагерь при Рябой Могиле был взят широким обходным движением. Наш урон всего 46 человек, неприятель оставил до 400 тел. Всякого рода препятствия – естественные и искусственные – затруднили преследование. Хан занял еще более сильную позицию на реке Ларга, где решил выждать прибытия главных сил визиря, переправлявшихся через Дунай, и конницы Абаза-паши (15 000), шедшей от Браилова.
У Румянцева за выделением частей для обеспечения тыла было не более 25 000. Предугадывая намерение неприятеля, русский полководец решил разбить его по частям, не дожидаясь соединения всей 250-тысячной массы.
7 июля на рассвете он атаковал 55 000 турко-татар на Ларге и обратил их в бегство. Крымский хан бежал к озеру Ялпух, где простоял до конца кампании, потеряв дух и не проявляя активности. Подготовительные к бою движения Румянцев выполняет всегда ночью и атакует на заре. В ночных действиях всегда сказывается преимущество хорошо организованного и обученного войска над худо обученным, и Румянцев стремится это преимущество использовать. Наш урон на Ларге – 90 человек, неприятелей побито 1000 (в плен взято лишь 23), захвачен лагерь хана, 8 знамен, 33 орудия.
Тем временем визирь Молдаванчи, задержанный разливом Дуная, смог переправиться (у Исакчи) лишь в половине июля. Его армия насчитывала 150 000 бойцов (50 000 отборной пехоты – главным образом янычар – и 100 000 конницы), при 350 орудиях. Зная о слабости сил Румянцева, визирь был убежден, что раздавит русских одной своей многочисленностью. Войска, уверенные в победе, поклялись истребить русских.
У Румянцева оставалось в ружье всего 17 000 (около половины войск, с которыми он выступил из-под Хотина два месяца назад), однако он был уверен в своих войсках и решил разбить визиря до того, как он соединится с татарами.
20 июля турки, двигаясь вдоль речки Кагул, расположились лагерем у села Гречени, намереваясь на следующий день атаковать русских. 80 000 татар стояло на Ялпухе в 20 верстах… Но Румянцев предупредил турок и на следующее утро 21 июля сам атаковал их и одержал над ними блистательную Кагульскую победу, навсегда прославившую его имя. Визирь бежал, оставив в наших руках 200 пушек и весь лагерь, татарский хан последовал его примеру. Русская армия пошла на турок тремя дивизионными кареями и опрокинула их толпы. Внезапная контратака 10 тысяч янычар, набросившихся на дивизию генерала Племянникова, едва не имела успеха. Личный пример Румянцева, бросившегося в сечу, и его «стой, ребята!» спасли положение. Истреблением янычар закончилось поражение турецкой армии. Турки потеряли до 20 000 убитыми и ранеными, свыше 2000 пленными, до 300 знамен и значков, 203 орудия. Наш урон – 960 человек. Преследование велось энергично: 23 июля авангард Баура настиг турок на переправе через Дунай и под Карталом добил расстроенные полчища, захватив остальную артиллерию (150 орудий). Перебравшись за Дунай, Молдаванчи смог собрать из всей своей армии лишь 10 000 человек…
Почти в один день с Кагульским побоищем турецкий флот был уничтожен Орловым при Чесме. Константинополь был сожжен пожаром, янычары бунтовали, требуя мира.
Казалось, наступила благоприятная пора для перенесения военных действий за Дунай с целью склонения Порты на мир. Карл XII поступил бы именно так, но Румянцев, сознавая слабость своих сил (всего «дивизия военного времени» по нынешним понятиям) и опасаясь чумы, свирепствовавшей с особенной силой за Дунаем, решил ограничиться в этом году прочным занятием княжеств и взятием придунайских крепостей. Измаил сдался еще в конце июля, после Кагульской баталии. В августе взята Килия, в сентябре Аккерман. Оставался Браилов, где турки отбили штурм 24 октября, наиболее кровопролитное дело за всю кампанию (мы потеряли здесь 2000 человек, тогда как под Кагулом 1000); однако в начале ноября и тот покинут турками… Так кончилась кампания 1770 года, одна из славнейших в нашей истории… Она решила участь войны, продлившейся еще три года, вследствие упорства султана, – турецкая армия так и не смогла оправиться от Кагульского разгрома.
Что касается действий 2-й армии, то она двинулась весной от Днепра к Днестру. Движение совершалось медленно вследствие разлива рек. Осторожный Панин обратил особое внимание на обеспечение сообщений со своей базой Елисаветградом, выстроил ряд укреплений и на каждом ночлеге, по примеру Петра I, воздвигал по редуту. Его армия не испытывала нужды ни в чем. 6 июля Панин перешел Днестр, 15-го осадил Бендеры, а 16 сентября, после двухмесячной осады, овладел ими после жестокого штурма. У Панина было 33 000, Бендеры защищало 18 000 турок, из коих убито 5000, сдалось 11 000 во главе с сераскиром, бежало 2000. Наш урон – 2500 убитых и раненых. В крепости взято 348 орудий. Оставив в Бендерах гарнизон, Панин отступил в Украину и стал на квартиры в районе Полтавы.
* * *
В кампании 1771 года главная роль отводилась 2-й армии, доведенной до 70 000. Ей надлежало овладеть Крымом. 1-й армии предписано, занимая княжества, производить диверсии на Дунае для отвлечения турок. Поход 2-й армии князя Долгорукова (заменившего Панина) в Крымувенчался полным успехом, и полуостров покорился без особенного труда. Искусная политика Румянцева – разъединение татар с турками – принесла теперь блестящие результаты. На Дунае действия наши носили характер стратегической обороны. Небольшой (35 000) армии Румянцева пришлось защищать громадный фронт (около 500 верст по Дунаю). Убежденный противник кордонного расположения, Румянцев расположил свою армию на квартиры четырьмя группами и с главными силами оставался в Молдавии. Войска располагались Румянцевым с таким расчетом, чтобы роты не отстояли далее чем за 10 верст от сборного пункта полка. Из всех дел кампании 1771 года наиболее значительно взятие Журжи 18 февраля дивизией Олица. Наш урон доходил до 1000 человек, турок истреблено (перебито и потоплено) 8000 из десятитысячного гарнизона. В крепости взято 82 орудия. Весной и летом инициатива была предоставлена туркам. Новый визирь Мусин-оглу реорганизовал армию с помощью французских инструкторов, удалил оттуда татар и оставил лишь регулярные войска. Турецкие силы были вновь доведены до 160 000, но использовать свое численное превосходство турки не сумели (погром 1770 года произвел на них потрясающее впечатление). Им удалось, правда, занять Западную Валахию и даже овладеть на время Журжей, но при движении их на Бухарест они были совершенно разбиты втрое слабейшим русским корпусом генерала Эссена. У Эссена было 12 000, у турок – 37 000; их побито 2000 и 1300 с 14 орудиями взято в плен. У Журжи случилась «неустойка», являющаяся очень характерной для понятия о воинской чести екатерининской армии. В Журже по ее занятии в феврале был оставлен майор Гензель с 600 солдатами. В конце мая к крепости подступило 14 000 турок. Гензель отразил их натиск, но, видя неравенство сил (один на 25), вступил в переговоры, сдав крепость (после совета) и выговорив для гарнизона право отступить с оружием в руках, отошел на соединение с дивизией князя Репнина. Он полагал, что заключил почетную капитуляцию, но Репнин, дивизия которого шла как раз в Журжу (и который приказывал Гензелю держаться во что бы то ни стало) посмотрелна дело иначе. Отряд Гензеля был «посрамлен» перед фронтом дивизии, а офицеры отданы под суд, приговоривший их всех к расстрелу. Императрица Екатерина заменила им казнь «продолжением постылой жизни – казни, чувствительнейшей самой смерти».
Сражение при Туртукае.
Гравюра. 1770-е гг.
Гензель и два капитана приговорены к пожизненной каторге, остальные офицеры – к службе рядовыми без выслуги. Заступничеством Румянцева и этот приговор заменен исключением провинившихся со службы… И это несмотря на то, что неприятеля было в 25 раз больше, а капитуляция заключена на самых «почетных» условиях. Великая армия великого века! Счастье екатерининским орлам, не видевшим позора Новогеоргиевска и Ковны… Румянцев поручил в октябре лучшему из своих командиров Вейсману произвести поиск на турецком берегу. Переправившись через Нижний Дунай, Вейсман блестящим рейдом прошел по Добрудже, овладев всеми турецкими крепостями: Тульчей, Исакчей, Бабадагом и Мачиным. Свой знаменитый поиск Вейсман начал 19 октября с Тульчи, где захватил 36 орудий и навел такую панику на турок, что гарнизоны Бабадага и Исакчи бежали и крепости взяты без боя. Войска визиря (до 25 000 – против 4000 Вейсмана) в беспорядке бежали к Базарджику, и турки никакой активности больше не проявляли, выразив готовность вступить в мирные переговоры.
Весь 1772 год прошел в мирных переговорах, веденных при посредничестве Австрии, но не давших никаких результатов, благодаря ее интригам.
В 1773 году армия Румянцева была доведена до 50 000, из Польши прибыл Суворов. Императрица Екатерина требовала решительных действий: перехода через Дунай и разбития армии визиря, стоявшей у Шумлы. Однако Румянцев считал для этого свои силы недостаточными и положил ограничиться производством демонстраций, из коих наиболее замечательны: набег Вейсмана на Карасу и два поиска Суворова на Туртукай.
Удача этих поисков и пассивность турок побудили Румянцева перейти с 20 000 Дунай в начале июня. 18 июня он штурмовал Силистрию (имевшую 30-тысячный гарнизон), но не довел операции до конца, получив известие о движении 30 000 Нуман-паши себе в тыл. Румянцев отошел за Дунай, а авангард его, под начальством Вейсмана, одержал над армией Нумана красивую победу при Кайнарджи, за которую, однако, храбрый Вейсман заплатил жизнью. У Вейсмана было 5000, у турок – 20 000. Наш урон всего 167 человек. Из командиров убит лишь один – сам Вейсман, сраженный пулей в сердце в первом ряду своего каре и успевший только сказать: «Не говорите людям»! Турок положено до 5000. Смерть Вейсмана глубоко опечалила всю армию. Суворов, друживший с ним, писал: «Вейсмана не стало, я остался один»…
На правом берегу Дуная, в Гирсовском тет-де-поне, оставлен Суворов с 3000. Ободренные отходом Румянцева, турки с 10 000 атаковали было Гирсово, но наголову были разбиты Суворовым. Отряд Суворова, единственный из всей армии, зимовал на правом берегу.
Императрица осталась недовольна недостаточно энергичными действиями Румянцева и требовала решительного перехода в наступление. Однако фельдмаршал не изменил своего осторожного образа действий и весь год ограничивался демонстрациями, отложив решительные действия на следующую кампанию. 1773 год закончился в общем безрезультатно.
* * *
Кампанией 1774 года Румянцев решил закончить затянувшуюся войну и проникнуть, невзирая на все трудности, до самых Балкан. Свою 50-тысячную армию он разделил на четыре «корпуса» (отряда) и главные силы. Главную роль надлежало играть корпусам Каменского и Суворова (по 10 000), которым велено идти на Шумлу и разбить 50-тысячную армию визиря, причем обоим дана полная свобода действий. Характерно, что Суворов, будучи самым младшим из генерал-поручиков, получил в командование отдельный корпус (несмотря на наличие в армии генерал-поручиков и аншефов). Это показывает доверие, которое питал Румянцев к герою Столовичей и Туртукая. Корпусу Репнина велено составить им резерв, корпусу Салтыкова (сын победителя Фридриха) – действовать против Силистрии, сам же Румянцев с главными силами (12 000) мог подкрепить в случае надобности любой из отрядов. В конце апреля Суворов и Каменский перешли Дунай и очистили Добруджу от турок. Соединившись 2 июня у Базарджика, они двинулись к Шумле, и 9 июня Суворов с авангардом наголову разбил 40 000 турок у Козлуджи, после чего оба русских отряда блокировали Шумлу. Эта операция, в сущности, и решила участь всей войны. При Козлудже авангард Суворова состоял всего из 8000 человек. Турок было до 40 000. Суворов, следуя своему обычаю, смело атаковал авангард неприятеля, учтя то обстоятельство, что бывший недавно ливень промочил патроны у турок, носивших их, за неимением кожаных подсумков, в карманах. Отбросив турок в лагерь, Суворов в продолжение трех часов подготавливал атаку огнем, а затем овладел лагерем стремительной атакой. Наш урон – 209 человек. Турок положено на месте 1200, пленных не взято, захвачено 107 значков и знамен и 29 орудий.
Перейдя Дунай в начале июня, Румянцев двинулся к Силистрии, а Салтыкова направил к Рущуку. Высланный Каменским конный отряд бригадира Заборовского двинулся за Балканы (куда до того еще ни разу не ступала нога русского солдата), сея всюду ужас и панику. В самой Шумле войска стали бунтовать и расходиться по домам. Видя невозможность дальнейшей борьбы и рискуя остаться без войск, визирь обратился к русскому главнокомандующему с просьбой о перемирии. Но Румянцев отказал ему в том, заявив, что может договариваться лишь о мире (чем проявил, бесспорно, большое политическое чутье). Визирю оставалось лишь покориться.
Мир был подписан 10 июля в деревушке Кючук-Кайнарджи. Порта уступала России Кабарду, Кинбурн, крымские крепости, признавала «независимость» крымского ханства (первый шаг к присоединению Крыма Россией) и русский протекторат над турецкими славянами.
Первая турецкая война Екатерины длилась почти шесть лет. Протекала она в очень трудных условиях, как внешнеполитических (одновременная борьба с польскими конфедератами, угроза войны со стороны Австрии), так и внутренних (бунт Пугачева). Военные действия велись в отдаленных, диких краях, стоили громадных жертв людьми и деньгами и сопровождались народным бедствием – чумой, от Бендер пошедшей на Москву и опустошившей Первопрестольную. Это самая большая из войн, веденных Екатериной.
Значение имеют лишь две кампании: 1770 и 1774 годов. Под Козлуджей Суворов добивает турок, сокрушенных при Кагуле Румянцевым. Эти две кампании резюмируют, в сущности, всю войну. Для истории русского военного искусства особенный интерес представляет кампания 1770 года – классический пример наступательной операции большого масштаба, сразу перенесшая войну с берегов Днестра на Дунай. На полях Молдавии сказалась школа Семилетней войны… <…>
Вторая турецкая война 1787–1791 годов
Подстрекаемая Англией и Пруссией, Порта летом 1787 года потребовала от России отказа от протектората над Грузией, возврата только что (в 1782 году) приобретенного Крыма и аннулирования Кючук-Кайнарджийского мира. Вслед за этими неслыханными требованиями 13 августа Турция объявила России войну.
Главной целью войны Турция ставила овладение Крымом, чему должен был способствовать флот с сильным десантом и гарнизон Очакова.
Стремясь использовать выгодное свое положение нападающей стороны, турки сразу же проявили большую активность на море и в середине сентября высадили свой десант на Кинбурнской косе, но десант этот был уничтожен Суворовым. При Кинбурне у Суворова было всего 1600 человек (роты и эскадроны различных полков). Турок высадилось 5500. Русские атаковали развернутым строем (петербургские драгуны и павлоградские легкоконные – выше колена лошади в морской воде). Для «сочинения» каре было слишком мало войск. Убито и потоплено до 5000 турок. Наш урон: 16 офицеров, 419 нижних чинов. Суворов ранен.
Зимой с 1787 на 1788 год было образовано две армии: главная – Екатеринославская Потемкина (82 000 человек и 180 орудий, не считая полковых) и вспомогательная, или Украинская, Румянцева (37 000 человек и 50 орудий). Потемкину надлежало наступать от Днепра через Буг и Днестр к Дунаю и овладеть сильными крепостями – Очаковом и Бендерами. Румянцев в Подолии должен был выйти на среднее течение Днестра, поддерживая связь с союзниками-австрийцами (Австрия объявилавойну Турции в конце января 1788 года).
Австрийская армия – 187 000 под личным начальством цесаря Иосифа II – находилась у сербских границ, выслав в северную Молдавию для связи с русскими 18-тысячный корпус принца Кобургского.
Кампания 1788 года велась союзниками неудачно. Потемкин лишь в июне переправился через Буг и в июле осадил Очаков. Действовал он в высшей степени вяло, пять месяцев его 80-тысячная армия простояла под стенами крепости, которую защищало всего 15 тысяч турок. Очаков обложен с суши армией, а со стороны лимана – флотилией галер, имевшей ряд удачных дел с турецким флотом. 27 июля гарнизон произвел вылазку, отбитую Суворовым. Затем осаждающие бездействовали. Дождливая осень сменилась ранней и холодной зимой. Войска мерзли в своих землянках и сами просились поскорее на штурм, чтобы покончить наконец с крепостью и стать на зимние квартиры. На штурм пошло 15 000 человек в 23-градусный мороз. Бой отличался ожесточением и до двух третей гарнизона перебито. Взято 4500 пленных, 180 знамен и 310 орудий. Наш урон – 2789 человек. Наконец, 6 декабря Очаков был взят штурмом. Об овладении Бендерами в ту же кампанию, разумеется, нечего было и думать. Потемкин отвел армию на квартиры, а сам уехал в Петербург.
Румянцев перешел в июле Днестр и выслал на помощь Кобургскому, тщетно пытавшемуся овладеть Хотином, дивизию Салтыкова. Турки, не желая сдать крепость цесарцам, которых презирали, сдали ее русским. Оставшись по отделении Салтыкова почти вовсе без войск, Румянцев ничего не смог предпринять. Он занял северную Молдавию и к зиме расположил свою армию в районе Яссы – Оргеев – Кишинев.
Что касается австрийской армии, то она понесла полное поражение, разбитая турками под Мехадией и Слатиной.
* * *
В кампанию 1789 года австрийцам надлежало вторгнуться в Сербию; Румянцеву с 35 000 – двинуться на Нижний Дунай, где находился визирь с главной турецкой армией; Потемкину с 80 000 – овладеть Бендерами. Таким образом, светлейший князь взял большую армию и легкую задачу. Небольшой же армии Румянцева давалась задача явно непосильная. В апреле 1789 года турки двинулись в Молдавию тремя отрядами – Кара-Мегмета (10 000), Якуба-аги (20 000) и Ибрагима (10 000). Принц Кобургский поспешно отступил. Тогда Румянцев двинул на выручку цесарцев дивизию Дерфельдена. Дерфельден разбил 7 апреля Кара-Мегмета у Бырлада, 16-го нанес поражение Якубу у Максимен, преследуя турок по пятам, дошел до Галаца, застал там Ибрагима, разбил и его (20 апреля) и вернулся в Бырлад.
Император Священной Римской империи Иосиф II и его армия.
Литография. 1787 г.
Это блистательное действие было последним распоряжением старика Румянцева. По проискам Потемкина, решившего ни с кем не делиться своими будущими лаврами, от него отобрали армию… Обе армии – Екатеринославская и Украинская – были соединены в одну Южную под командованием Потемкина. Последний, прибыв из Петербурга лишь в конце июня, открыл кампанию только в июле, медленно двинувшись к Бендерам.
Узнав об этом движении Потемкина, визирь решил до его прибытия разбить войска союзников в Молдавии. Он двинул против слабого корпуса Кобургского тройные силы (30 000) Османа-паши. Принц обратился за помощью к Суворову, командовавшему в Бырладе дивизией в 7000 штыков. Суворов поспешил к принцу, соединился с ним и 21 июля атаковал и разбил Османа под Фокшанами. У Суворова с австрийцами было 17 000. Наш урон – 400 человек. Турки потеряли 1600 человек и 12 орудий.
В августе Потемкин осадил Бендеры. Действия его и здесь отличались той же вялостью, что и в прошлую кампанию под Очаковом. Выдвинувшийся со своей дивизией в Южную Бессарабию, князь Репнин разбил 7 сентября значительный турецкий отряд на реке Салча. Заботясь о возможно большем усилении, Потемкин стянул к себе под Бендеры почти все русские силы, оставив в Молдавии лишь одну слабую дивизию. Дивизией этой, однако, командовал Суворов.
Визирь Юсуф решил воспользоваться удаленным положением Кобургского и Суворова, чтобы разбить их порознь, а затем двинуться на выручку Бендер. Собрав до 100 000, он двинулся к речке Рымник. Кобургский снова запросил помощи у Суворова. Не медля, Суворов соединился с австрийцами 10 сентября, пройдя в два с половиной дня по невылазной грязи 85 верст, а 11-го числа в славной Рымникской битве («второй Кагул») наголову разгромил полчища Юсуфа. У союзников было 25 000 при 73 орудиях, у турок – 100 000 при 85 орудиях. Кобургский указал было на неравенство сил, но Суворов возразил, что тогда он атакует с одними русскими, и принц подчинился. Желая заранее составить диспозицию на следующий день, Кобургский настойчиво просил Суворова явиться к нему на совещание. Посланному было отвечено в первый раз – «Суворов ужинает», во второй – «Суворов Богу молится» и в третий – «Суворов спит». Но Суворов не спал, а с дерева обозревал турецкий лагерь. Вернувшись с рекогносцировки, Суворов приказал армии выступать немедленно и скрытым ночным переходом из Фокшан, перейдя реку Рымну (приток Рымника), подвел ее к самому турецкому лагерю. Турки, уверенные в победе над австрийцами (о прибытии Суворова они не знали), были застигнуты врасплох. Союзная армия построилась углом, вершиною к неприятелю. Русские (ставшие полковыми каре) составили правую, австрийцы (в батальонных каре) левуюсторону угла. При движении между русскими и австрийцами образовался промежуток свыше двух верст, кое-как заполненный слабым австрийским отрядом генерала Карачая. Бой начался в 8 часов блестящей атакой через овраг правофлангового русского каре – фанагорийских гренадер, овладевших авангардным турецким лагерем. Подоспевший визирь собрал всю свою конницу (45 000 всадников – половина всего войска) и бросил 7000 всадников на левый фланг русских (воспользовавшись тем, что 2-я русская линия еще не перешла оврага), 18 000 в промежуток между союзниками – на Карачая с его 2000 – и до 20 000 в охват левого фланга австрийцев. Орда была отбита батальным огнем доблестных союзных каре.
Повторная атака (25 000 всадников) имела столь же мало успеха. Вся конница турок была рассеяна. В 3 часа дня союзная армия подошла к главному укрепленному лагерю турок, занятому 15 000 свежих янычар. Суворов, видя, что ретраншемент полевой, слабой профили, бросил в атаку на укрепления всю свою конницу – 6000 сабель. Первым пронесся через ретраншемент Стародубовский карабинерный (ныне драгунский) полк. Завязалась убийственная сеча, в которой приняла участие подоспевшая пехота. Янычары были истреблены, и в 4 часа победа была полной. Турецкая армия превратилась в толпы, бежавшие без оглядки и массами погибавшие в бурных водах разлившегося Рымника. До 15 000 убитых и раненых турок осталось на поле сражения, трофеями были четыре богатых лагеря, вся артиллерия визиря – 85 орудий и 100 знамен. Урон союзников составили всего 650 человек. Суворов награжден орденом Св. Георгия 1-й степени и титулом графа Рымникского.
Победа на Рымнике была настолько решительна, что ничто больше не препятствовало союзникам перейти Дунай и кончить войну походом за Балканы. Турецкой армии больше не существовало. Однако Потемкин, завидуя Суворову, не пожелал воспользоваться этой победой и не тронулся от Бендер. Он предписал графу Гудовичу взять Хаджибей (где теперь Одесса) и Аккерман, что и было исполнено. Наконец, 3 ноября сдались Бендеры, и этим кампания закончилась.
Сражение при Рымнике 11 сентября 1789 года.
Гравюра. Конец XVIII в.
Союзники-австрийцы бездействовали до сентября, когда перешли Дунай и заняли Белград. Кобургский после Рымника занял Валахию и расположился у Бухареста.
Тем временем Порта успела заключить союз с Пруссией, выставившей до 200 000 войск на русской и австрийской границах. Подзадориваемый Пруссией и Англией, султан Селим III решил продолжать войну до конца.
* * *
В феврале 1790 года умер цесарь Иосиф II. Его брат и преемник Леопольд II, опасаясь продолжением войны с Турцией навлечь на себя еще и войну с Пруссией, поспешил завязать мирные переговоры. Турки разбили австрийцев напоследок еще под Журжею (апрель 1790 года), после чего в Рейхенбахе открылся конгресс. Как и во времена Миниха, Австрия, начав войну совместно с Россией, заключила сепаратный мир. Угрозы Пруссии и происки Англии не подействовали на императрицу Всероссийскую. Приняв меры на случай войны с Пруссией, Екатерина потребовала от Потемкина решительных действий. Однако светлейший князь по обыкновению не торопился, и все лето и начало осени 1790 года прошли в полном бездействии. Турки, отделавшись от Австрии, взялись за свой первоначальный план. Действуя на Дунае оборонительно (здесь их главным оплотом являлась первоклассная крепость Измаил), они все свое внимание обратили на Крым и Кубань. Однако их флот был разбит нашим молодым Черноморским флотом, а 21 июня Кубанский корпус Гудовича штурмом овладел Анапой – сильнейшей турецкой крепостью на Черном море. У Гудовича было 12 000 человек. Анапу защищало до 25 000 (поровну турок и горцев). Штурм, предпринятый после короткой блокады, примечателен тем, что Гудович отделил в общий резерв и обеспечение лагеря свыше трети своих сил. Это обстоятельство спасло всю операцию, так как в разгар штурма наш тыл подвергся нападению 8000 черкес. Мы лишились в этом кровопролитном деле до 3000 человек (940 убитых, 1995 раненых). Турок и горцев легло свыше 11 000, 13 500 с комендантом и всеми 95 орудиями взято в плен. В сентябре на кубанском побережье высадилась армия Батал-паши. Усилившись горскими племенами, армия эта двинулась в долину Лабы, но 30 сентября на речке Тохтамыш была атакована отрядом генерала Германа и наголову разбита, а сам Батал-паша взят в плен. У Батал-паши было до 50 000, главным образом горцев, у Германа всего 3600. За малочисленностью русские пленных не брали. Захвачена вся артиллерия турок (30 орудий) и их лагерь. Наш урон всего 150 человек. На месте этого сражения основан город, почему-то названный именем побежденного – Баталпашинском. Все наступательные замыслы Турции потерпели, таким образом, полную неудачу.
В конце октября Южная армия Потемкина открыла наконец кампанию, двинувшись в Южную Бессарабию. Де Рибас овладел Исакчей, Тульчей и Сулинским гирлом. Меллер-Закомельский взял Килию, а Гудович-младший и брат Потемкина осадили Измаил. Действовали они, впрочем, до того неудачно, что на военном совете решено было снять осаду.
Тогда Потемкин, придававший взятию Измаила особенное значение, дабы склонить этим Порту на мир, поручил Суворову (стоявшему со своей дивизией в Браилове) принять начальство под Измаилом и самому на месте решить, снять ли осаду или продолжать ее. Захватив с собой своих фанагорийцев и апшеронцев, Суворов поспешил к Измаилу, встретил 10 декабря уже отступавшие войска, вернул их в траншеи и на рассвете 11 декабря беспримерным штурмом овладел турецкой твердыней. У Суворова было около 30 000, из коих четвертая часть – казаки, вооруженные одними только пиками. Измаил защищало 40 000 под начальством сераскира Мехмет-эмина. Суворов немедленно отправил коменданту предложение сдаться: «Сераскиру, старшинам и всему обществу. Я с войсками прибыл сюда. 24 часа на размышление – воля. Первый мой выстрел – уже неволя, штурм – смерть, что и оставляю вам на размышление». На это сераскир ответил, что «скорее небо упадет на землю и Дунай потечет вверх, чем он сдаст Измаил». Из 40 000 турок не спасся никто, сераскир и все старшие начальники были убиты. В плен взято всего 6000 человек, с 300 знамен и значков и 266 орудиями. Урон Суворова – 4600 человек.
Штурм Очакова 6 декабря 1788 года.
Гравюра. 1792 г.
* * *
Падение Измаила все же не оказало желаемого действия на Порту. Подстрекаемый все теми же супостатами – Пруссией и Англией – султан упорствовал, и Екатерина повелела Потемкину перенести военные действия за Дунай для решительного поражения Турции. Однако Потемкин, опасаясь потерять свое влияние при дворе, выехал в феврале 1791 года в Петербург, сдав армию Репнину. Князь Репнин решил действовать безотлагательно и уже в апреле выслал отряды Голицына и Кутузова в Добруджу, где они произвели удачный поиск. План русского главнокомандующего заключался в переправе главных сил под Галацем и в производстве демонстрации от Измаила. Демонстрация поручена Кутузову, действовавшему искусно и разбившему у Бабадача 20 000 турок. Сам Репнин, имея 60 000, двинулся к Галацу и узнал, что у Мачина (против Галаца) стоит до 30 000 турок, а 80 000 с визирем находятся еще на марше от Гирсова к Мачину. Репнин переправился через Дунай и 28 июня на рассвете атаковал турок, усилившихся до 80 000 (сам визирь к бою не поспел). Турецкая армия была разгромлена и бежала к Гирсову. У Репнина в Мачинском сражении участвовало 30 000 при 78 орудиях в составе трех корпусов (Голицына, Кутузова и Волконского). Трофеями были 35 орудий, 2 лагеря и обозы. Урон неприятеля – до 4000 человек, наши потери не превышали 600 человек. Поражение под Мачином побудило Порту вступить в мирные переговоры. Однако турки всячески затягивали их, все еще надеясь на успехи своего флота. Тогда императрица повелела адмиралу Ушакову выступить из Севастополя со всем Черноморским флотом и разбить Капудан-пашу. Это состоялось 31 июля у Калиакрии. Опасаясь за Константинополь, султан приказал визирю кончать скорее. Мир был подписан в Яссах 29 декабря, не застав уже в живых Потемкина. Порта подтверждала условия Кючук-Кайнарджийского договора, отказывалась от каких-либо претензий на Крым и уступала России Кубань и Новороссию с Очаковом (всю территорию от Буга до Днестра). Кроме того, было условлено, что господари Молдавии и Валахии будут назначаться на семь лет и не сменяться без согласия России.
Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов-Смоленский
(1745–1813)
* * *
В этой Второй Турецкой войне Екатерины особенно примечателен ее затяжной характер. Две великие державы целых четыре года ведут войну с третьей державой более слабого ранга. И одна из этих великих держав-союзниц выбывает из строя. Это – Австрия, жертва своей обычной рутины, за которую она уже жестоко поплатилась в Семилетнюю войну и еще жесточе поплатится в наступающих войнах с Республикой и Империей. «Греческому прожекту» Потемкина не суждено было осуществиться. Виноват в этом, главным образом, сам светлейший князь. В эту войну духовные его силы были явно на ущербе (чувствовал, что влияние его в Петербурге уменьшается с каждым днем), физические силы начинали сдавать. Эти обстоятельства и способствовали возникновению той вялости и апатии, которыми характеризуется полководчество Потемкина.
Душой Потемкин был не столько в армии, сколько в Петербурге – частые его поездки туда достаточно это показывают. В 1791 году он вообще бросил армию, и в его отсутствие Репнин одержал решительную победу при Мачине. Ценности времени для Потемкина не существовало, в то время как в ту эпоху кампанию открывали обычно в апреле, он приступил к действиям: в 1788 году лишь в середине июня, в 1789 году в середине июля, а в 1790 году только в октябре! Бесспорно, при более энергичных действиях вся война могла бы состоять из двух кампаний – овладения Очаковом и Бендерами в 1788 году и переноса военных действий за Дунай в 1789 году. Трагизм Потемкина заключался в том, что в силу своего положения в стране и при дворе он не допускал того, чтобы кто-либо, кроме него, мог командовать армией. Будучи облечен всей полнотой власти, которая когда-либо давалась главнокомандующему, которой не имели Салтыков и Румянцев и не будут иметь Суворов и Кутузов, Потемкин так и не использовал своих возможностей. Сам он, гениальный политик и организатор, совершенно был лишен каких-либо полководческих дарований и сознавал это, но в то же время (и здесь проявились в полной мере его отрицательные качества «временщика») завидовал своим более даровитым в этом отношении подчиненным. Нежелание его воспользоваться рымникской победой – особенно наглядное тому доказательство.
Все же, когда под Измаилом случилась неустойка, сказался государственный ум Потемкина, его инстинктивное стремление иметь «подходящих людей на подходящем месте». Он не поколебался вызвать туда своего очаковского недруга Суворова и дал ему самые обширные полномочия («отступить, если найдет нужным»). А когда Измаил был взят, то настоял, чтобы Суворова не наградили, – зависть опять взяла верх. И победитель Измаила смог получить фельдмаршальский жезл лишь четыре года спустя и под стенами другой крепости.
Героем этой войны является Суворов. Его деятельность в 1787–1789 годы имеет поразительное сходство с деятельностью Скобелева девяносто лет спустя. Кинбурн повторится под Ловчей, Рымник под Шейновом. Тернии нудной очаковской осады будут уготованы Скобелеву под Плевной – и не вина героя, что «Третья Плевна» не станет его Измаилом…
«Кинбурнская коса вскрыла первые чудеса». За ней последовали Фокшаны, Рымник, Измаил. Уже две прежние войны – Столовичи, Туртукай, Козлуджа – доставили Суворову известность, Фокшаны и Рымник прославили его, а Измаил сделал имя его легендарным…
Фельдмаршал граф Румянцев
[Воспоминания неизвестного из французского альманаха на 1798 г.]
[196]
Кончина Екатерины II только одним месяцем упредила кончину фельдмаршала и произвела на него глубокое впечатление. Монархиня признала его достоинство, открыла ему поприще для действия, осыпала его милостями и удостоила своего уважения и доверия. Ее кончина была обыкновенным предметом его последних бесед. Вот что говорил он, между прочим, генерал-лейтенанту Апраксину, приехавшему его навестить: «Не знаю, мог ли бы я вынести ужасное зрелище – видеть умирающую Екатерину, мою государыню и благодетельницу! Зрелище это было бы для меня тем ужаснее, что я никогда вблизи не видал мертвых. На поле битвы взор мой быстро скользил по трупам убитых, которыми оно было усеяно; я думал видеть на их лицах улыбку caмoдoвoльcтвия от того, что они умерли славной смертью. Когда тело императрицы Елизаветы было выставлено на парадном катафалке, и мой долг и правила этикета призвали меня туда вместе с другими, – глаза мои потемнели и наполнились слезами, сердце сжалось от горести, и я уже не помню, как в этом ужасном волнении я успел выбраться за двери».
За несколько недель до смерти Румянцев сказал тому же генералу: «Всего более боюсь я пережить себя. На случай, если со мною будет удар, я приказываю, чтобы меня оставили умереть спокойно и не подавали мне помощи. Продолжение дней моих только ухудшит мое положение, если я останусь немощным и разбитым, в тягость себе и другим. Прошу вас в таком случае приказать, чтобы меня не мучили бесполезно».
Румянцев, казалось, имел предчувствие того, что скоро с ним должно было случиться. К нему приехал курьер с письмом от императора. Он провел часть ночи и часть утра следующего дня, занимаясь составлением ответа, который ему не суждено было окончить.
В то время, когда он отдыхал у своего бюро, опершись головою на левую руку, апоплексический удар отнял у него всю правую сторону, он лишился языка, но сохранил зрение. Секретарь его, который только что его оставил, войдя, ничего не заметил и сел подле него на свое место; но спустя несколько времени, видя, что тот не двигается и не говорит, – угадал причину и крикнул о помощи.
Целых четырнадцать часов оставался фельдмаршал на своем месте, давая знать левою рукою и глазами, чтобы ему не оказывали никакого пособия и не переносили его на постель; казалось, он ожидал смерти там, где она нанесла ему свой первый удар. Наконец, когда силы его оставили, пришлось перенести его на постель. Взгляды и движения его показывали, что он еще не совсем лишился чувств и памяти. На другой день его причастили Святых Тайн. Он принял их с благоговением, слезы текли из его полупомеркших глаз, обращенных к небу. Вместо ответа он дружески пожал руку тому, кто первый предложил ему исполнить этот христианский долг.
Село Ташань, ныне находящееся на территории Киевской области Украины, впервые упомянуто в 1149 г. в Ипатьевской летописи. В 1770 г. указом Екатерины II Ташань была подарена П А. Румянцеву. После смерти Петра Александровича Ташань перешла по наследству к его сыну Сергею, а затем стала собственностью князя К. А. Горчакова (по некоторым данным, С. П. Румянцев проиграл ему село в карты).
Таким образом, тихо и спокойно, не выражая ни жалости, ни нетерпения, провел он три дня на одре смерти, или лучше сказать, на одре покоя, и скончался на четвертый день, в присутствии многих лиц, утром 3 декабря 1796 года, на 72-м году от рождения.
Так умер Румянцев, образец героев, краса и слава своего народа, уважаемый своими государями, предмет удивления современников, почитаемый даже своими врагами. Наскучив светом, который в глазах философа скоро становится презрительным, он вовремя удалился со сцены, прежде чем могли его к тому понудить необходимость или преклонность лет. Он избрал своим местопребыванием поместье Ташань, в окрестностях Киева; там он построил себе дворец, чтобы провести в нем остаток своих дней в спокойствии. Он отвел в нем для себя только две комнаты, откуда, как с высоты маяка, мирный зритель, он созерцал превратности и опасности бурного житейского моря. Свита и прислуга его состояли из небольшого числа лиц, даже и в то время, когда в 1794 году он снова взял жезл и обязанности фельдмаршала.
Усадьба П. А. Румянцева в Качановке.
Современная фотография
Привыкнув к уединенным занятиям и сознавая свое величие, он запер дверь свою для нескромной толпы, а слух свой для голоса льстецов; но он всегда принимал с предупредительною вежливостью ту дань уважения, которую внушал людям достойным. Несмотря на отдаленность расстояния, отовсюду приезжали желавшие его увидать; даже иностранцы отправлялись из Петербурга в Украину, чтобы узнать великого человека, соединявшего философские добродетели Сократа с доблестями Цезаря, и сознавались по возвращении, что виденное превосходило их ожидания. Скромность его была так велика, что он приписывал свои многочисленные победы более счастливому стечению обстоятельств, чем своим воинским дарованиям. Вид его был исполнен достоинства, обращение просто, речи дышали умом и благородством, улыбка его была приятна, взгляд спокоен и кроток. Все в нем показывало великого мужа, который уже около полвека пользовался справедливым уважением Европы.
Науки были всегда любимым его занятием; до конца дней своих он посвящал им большую часть своего времени, все, что оставалось ему от исполнения обязанностей. Говорят, что он многие годы трудился над сочинением, которое должно было возбудить всеобщее любопытство и иметь значение для потомства, над историей своего времени.
Делами своими он большею частью занимался сам, без помощи секретаря; сам распечатывал и читал все нужные письма и бумаги, ему присылаемые.
Обыкновенно он ничего не подписывал в присутствии своего секретаря, чтобы на досуге со спокойным духом перечесть написанное. Великий муж брал на себя этот труд, потому что не хотел быть слишком доверчивым, зная, как легко и опасно быть обманутым.
Граф (теперь князь) Безбородко, великий государственный министр, на котором уже лежит столько лет бремя дел империи, был его питомцем.
В последнюю турецкую войну он получил лестное доказательство уважения и страха, который он внушал врагам Отечества: неприятель послал шпиона, единственно за тем, чтобы убедиться, жив ли еще Румянцев.
В последний год своей жизни он мало говорил о войне; изредка, впрочем, он рассуждал о событиях и об успехах последних французских кампаний. Он задолго вперед предвидел и предсказал поражение генерала Вурмсера Бонапартом. Переход эрцгерцога Карла через Дунай он называл искусным маневром, последствием которого было бегство французов к Рейну. Но более всего он удивлялся прекрасному отступлению генерала Моро, окруженного со всех сторон и лишенного средств к спасению.
Он всегда избегал говорить о князе Потемкине, но любил беседовать о своем друге Суворове, отдавая справедливость его воинскому гению, патриотизму и его блестящим успехам; он прибавлял, что всегда питал к нему личную привязанность.
Когда открыли кабинет Румянцева, то нашли в его бумагах запечатанный конверт, с надписью: «Относящееся лично до меня». Думали, что это его завещание, но, раскрыв, увидели два письма, содержание которых при его жизни никому не было известно. В первом из них, писанном рукою императрицы, она в самых лестных выражениях предлагала ему сан гетмана Малоросcийского; второе письмо заключало его скромный отказ и просьбу заменить это достоинство званием местного генерал-губернатора. Какое может быть больше доказательство пренебрежения этого великого человека к чинам и титулам! Истинной заслугой считал он то, чтобы не полагать своей чести в суетной славе.
Многие напрасно обвиняли его в любви к деньгам и в излишней расчетливости. Частые жалобы, которые он подавал на своих арендаторов, не плативших ему, могли служить поводом к такому мнению; но кто может сказать, что эти жалобы были неосновательны? После его смерти были найдены многочисленные доказательства его благотворительности и щедрости. Пансионы, которые он платил втайне неимущим семействам, доходили до 20 000 в год, и толпа бедных и несчастных, оросивших гроб его слезами, неопровержимо свидетельствует в его пользу и доказывает, что бедные лишились в нем благодетеля, покровителя и отца.
Памятная монета-медаль в честь побед фельдмаршала П. А. Румянцева-Задунайского в Русско-турецкой войне 1768–1774 годов.
1774 г.
На генерал-лейтенанта Апраксина возложено было отдать последние погребальные почести останкам героя. Он сопровождал тело его из Ташани в Киев, со всею воинскою пышностью, употребляемой в таких случаях, и со всеми отличиями, подобающими фельдмаршалу. В Киеве оно было выставлено в продолжение восьми дней, и потом, в сопровождении многочисленного отряда войск под командою князя Дашкова и генерала Вигеля, похоронено в церкви Киевской лавры.