2 августа 1941 г. Москва. Высокий дом с мощными колоннами, выстроенный еще при Александре III.
3 часа 41 минута. По огромной пятикомнатной квартире прозвенела трель звонка. Звук был дребезжащий, неприятный. Казалось, его царапающий голос доставал до самой глубины души, заставляя сердце сжиматься от испуга.
— Саш, — в спальне раздался сонный женский голос. — Ты слышишь, Саш, кто-то в дверь звонит?! Да вставай же! Опять из госпиталя наверное…
В ответ низенький плотный мужчина начал сползать с кровати, одновременно с силой растирая воспаленный от недосыпания глаза.
— Боже мой, только лег, — бурчал он, стараясь попасть рукой в рукав халата. — 3.45… Ну, кого еще там принесло?
Звонок, тренькнув в последний раз затих, от чего сделалось еще более жутко. Словно в подтверждение, в дверь кто-то мощно ударил. Это был не просто удар… Нет! Это был Удар! Внушительный, сразу же подкрепленный еще серией таких же, но чуть менее сильных. Так не стучат родственники или подвыпившие друзья, желающие вас проведать.
— Саша, что это такое? — сна уже не было ни в одном глазу. — Саша, не открывай! Спроси, кто там! — Следом послышался звук шлепков босых ног по паркету и через мгновение женщина уткнулась в спину вспотевшего от испуга мужа.
— Александр Александрович, откройте! — из-за двери прокричал чей-то до боли знакомый голос. — Александр Алесандрович, это я Витя! Вы дома?
После еле слышного шороха за дверью появился новый голос:
— Профессор Вишневский, к вам из наркомата внутренних дел! Открывайте!
Его руки сами потянулись к большому, сверкавшему блеском латуни замку. Раздался щелчок, и после скрипа двери в прихожую вошли трое мужчин. Первый из них, высокий и нескладный мужичок, в халате, когда-то, по всей видимости, имевшим белый цвет. Двое, стоявшие чуть позади, были в темно-зеленой форме с синими шароварами с малиновыми кантами. Именно на этих кантах почему-то и остановил свой взгляд Александр Александрович, профессор медицины, руководитель Особого Московского клинического госпиталя.
Вошедший первым, обернувшись назад, нервно кивнул. Тогда вперед выступил среднего роста лейтенант (по крайней мере три эмалевых квадрата у него в петлицах было) и, вскинув кисть к фуражке, представился:
— Лейтенант государственной безопасности Филипов. Вам, Александр Александрович, надлежит с нами проехать.
— Сейчас? — спросил в нерешительности профессор, отводя глаза от лейтенанта. — А куда? — Стоявшая за его спиной супруга, тихо пискнула с явным намерением зарыдать.
— Вы только не волнуйтесь, — поспешно заговорил Филипов. — Нам самим буквально недавно позвонили из управления. Приказали срочно доставить вас в госпиталь.
— А… в госпиталь, — протянул, с явным облегчением, Вишневский. — В госпиталь…. Тогда все понятно. Сейчас я! Одну минутку! Вот располагайтесь пока… Сейчас!
Он стремительно словно вихрь исчез в одной из многочисленных комнат, откуда сразу же начало раздаваться какое-то подозрительное шуршащие. Ровно через минуту, лейтенант несколько раз специально бросил взгляд на часы, профессор появился при полном параде. В темном без единой морщинки костюме, с жилетке из под которой выглядывала с ярко-белая рубашка, Вишевский выглядел совершенно иным человеком. Профессором с большой буквы «П».
— И так молодой человек, идемте, — решительно проговорил он, подхватывая с тумбочки светлый портфель. — Посмотрим, зачем так рано понадобился профессор Вишневский.
Столь разительная перемена настроения, да и поведения, объяснялась довольно просто. Профессор полагал, что ночной визит связан с лечением одного из высокопоставленных сотрудников наркомата, который наблюдался у него, в Особом Московском клиническом госпитале.
Однако, Вишневский ошибался! В этим самые часы черные как смоль кургузые автомобили колесили по всей столице, останавливаясь около самых разных домов. В одних случаях это были дворцоподобные кирпичные высотки, где проживали светила советской медицинской науки, в других — воронки тормозили рядом с неказистыми рабочими общежитиями. Лишь одно объединяло все это — грозное выражение «государственная безопасность», открывавшее самые закрытые двери и приводящее в замешательство самых сильных мира сего.
— Вот же госпиталь, — Вишневский дернулся, указывая на окно, за которым проносился роскошный парадный вход в госпиталь. — Почему же мимо едем?
— Не беспокойтесь, Александр Александрович, — обернулся к пассажиру лейтенант. — Мы подъедем к заднему входу… Такое было указание.
Едва автомобиль остановился возле небольшой площадки, на которой уже находилось 4 машины, профессор выскочил из машины и быстро пошел ко входу, где виднелось несколько фигур в белом. Они молча смотрели на приближавшегося Вишневского, которые с радостью узнал в парочке дежурную смену.
— Николай Николаевич, дорогой, — воскликнул он, двумя руками пожимая руку пожилому с роскошной бородкой врачу. — Что-то случилось с нашим пациентом? Все же было нормально, когда я уезжал… Ведь операция не выявила никаких опухолей.
— Товарищи врачи, все уже почти собрались. Ждем еще пару человек; они живут на самой окраине, но вскоре к нам присоединятся, — вклинился кто-то решительным голосом. — Давайте пройдем в кабинет, где через некоторое время вам все объяснят… Осторожнее, здесь ступенька.
— Но позвольте, мы же спускаемся? — в некотором раздражении воскликнул старичок, тряхнув окладистой бородой. — Конференц-зал на первом этаже, возле смотровой…
Однако, прямая спина, ровно вышагивавшего лейтенанта, выражало полное пренебрежение к мнению врача.
— Вот здесь мы и подождем остальных, — кивнул головой на с десяток людей, столпившихся в просторном коридоре. — Сейчас наши сотрудники принесут горячий чай и теплые халаты… Располагайтесь.
Вишневский бросил недоуменный взгляд на своего соседа, но тот тоже ничего не понимал. «Какие к черту теплые халаты и горячий чай в начале августа, — не мог понять врач, подходя к стоявшим людям. — А тут кто у нас! — профессор близоруко прищурился, пытаясь с расстояния узнать знакомых. — Этих двоих я кажется припоминаю. Из Военно-воздушно госпиталя… Хирурги оба! Точно! Гуссейн Гардашевич — это черный, а второго не помню… Этих не знаю. Постойте-ка, постойте-ка, а кто у нас там возле туалет курит?».
У профессора аж округлились глаза от удивления. Несколько секунд он оглядывался по сторонам, пытаясь понять этого человека видит только он один или нет. Наконец, до него дошло, что тот человек реален, как и все остальные. Вишневский, стиснув зубы, двинулся в его сторону.
— Если мне не изменяет память, Костромской, — сквозь зубы пробурчал он, останавливаясь напротив врача, который так его взволновал. — Что-то я не могу понять, кто вам разрешил находиться в этом месте? Вы мне скажите, что делает шарлатан и прожектер в месте, где спасают жизни людей? А? — Последний вопрос, состоящий из одной буквы, профессор буквально выкрикнул, привлекая к себе внимание.
Все стоявшие в зале — врачи, несколько медбратьев и с десяток людей в форме заинтересованно уставились в их сторону. Чувствуя поддержку, Вишневский усилил напор:
— Я не позволю, слышите, не позволю позорить советскую науку и вверенное мне Партией учреждение в такое страшное время! Выйдите вон! — его крючковатый палец на вытянутой руке резко ткнулся в сторону выхода на поверхность. — Вон!
Виновник всего этого переполоха молча курил. Он стоял возле открытого окна и неторопливо затягивался. Было видно как сигарета медленно превращалась в пепел, за падением которого он продолжал завороженно наблюдать.
— Вы, что меня не слышите? — глубоко уязвленный такой реакцией, вернее ее полным отсутствием, Вишневский набрал в грудь еще больше воздуха. — Кто вам разрешил здесь находиться? Потрудитесь объясниться!
Наконец, в кончиках пальцев застрял крошечный сигаретный огарок, который окурком то назвать сложно. Костромской поднял голову и удивленно, словно всех этих людей видел в первый раз, осмотрелся.
— Не надо кричать, уважаемый профессор… Вы мне делаете больно, — с характерным акцентом рассмеялся он. — Вы меня спрашиваете, кто мне позволил?! Таки я вам отвечу… Партия и Правительство! Так что я стою здесь рядом с вами на полном серьезе, понимаете милейший профессор?
Тот побледнел после этих слов.
— Товарищи, товарищи, послушайте меня, — наконец, раздался властный голос, мгновенно разведший их по разные стороны баррикад. — Сейчас вам объяснят для чего, вы были собраны.
Из одной из дверей вышел подтянутый человек со знаками капитана государственной безопасности. Малейшие шуршания и движения мгновенно стихли. Люди внимательно слушали. Стоявшие позади своих коллег осторожно привставали на цыпочки.
Вошедший пригладил свои волосы и сразу же надел фуражку.
— Меня зовут Смирнов Игорь Владимирович. Каждый из вас, кто был сюда доставлен, является признанным экспертов в разных областях медицинского знания. Здесь есть и хирурги, и неврологи, и физиологи и многие другие. Сейчас вам будет представлен некий образец человеческой ткани, после изучения которого вам необходимо подготовить развернутый отчет об основных свойствах данного образца. Срок не более суток… Отчет пойдет на самый верх. А теперь пройдемте.
Оббитые металлом створки дверей тихо отворились и вошедшие очутились в залитом светом помещении с низкими потолками. Вот тут-то Вишневский и вспомнил о горячем чае и теплых халатах. На врачей смотрели длинные ряды тел, укрытых серыми простынями. Морг был переполнен…
— Профессор, оденьте, — его ассистент заботливо накинул на его плечи толстый халат и повернул в сторону дальнего угла помещения, где виднелся боец винтовкой. — Нам кажется сюда…
Перед собравшимися, тесно обступившими длинный стол, предстал небольшой ящик размером с футляр для скрипки. Он был сколочен из потемневших досок, на которых еще кое-где проглядывал выжженный готический шрифт. Капитан осторожно приподнял заранее вскрытую крышку и все увидели, что внутренность ящика заполнена какой-то янтарно массой.
«Боже мой, — выдохнул Вишневский, принюхиваясь. — Это же мед! Липовый!». Судя по шмыгающим носам, остальные также догадались, что это за странная на вид субстанция.
— Боец, перчатки, — через несколько секунд Смирнов что-то начал вытаскивать из ящика. — Вот…
На растянутую простынь упали первые капли меда, затем тихо шмякнулась… почти целая человеческая рука! Несмотря на темный цвет и склизкую поверхность, немного скрадывающую поверхность, это была определенно настоящая рука.
— Осмотреть, вскрыть, выявить особенности и доложить, — капитан внимательно посмотрел сначала на всех, а потом на каждого в отдельности (или, по крайне мере, многим именно так и показалось). — За работу.