Помню, как-то во время работы в лагере «Лохикан» я вместе с другими ребятами сидел в офисе, ожидая возможности позвонить в Россию. От нечего делать мы слушали телефонный разговор нашего напарника со знакомой девушкой, жившей в Нью-Йорке. Та, видимо, спросила, много ли русских работает в лагере. На что парень ответил:

— Русских здесь, — он обернулся к нам, сказал: «Ребята, только вы не обижайтесь», и продолжил фразу для собеседницы. — Так вот, русских здесь — как говна.

Это меткое, хотя и немного резкое определение можно, пожалуй, отнести не только к нашему лагерю, но и ко всей Америке в целом. Русских здесь действительно много, самых разных: молодых и старых, приехавших недавно или родившихся здесь, живущих в кругу своих или среди американцев — в общем, они наравне с другими народами вносят свой посильный вклад в создание американской нации.

Говоря «русские», я подразумеваю, естественно, не только этнических русских, но и вообще тех, кто связан с Россией и её культурой. Для меня таковым является любой человек, говорящий на русском языке, поэтому белорусы, украинцы, евреи, армяне, с которыми я без проблем общался и находил общие темы для разговора, казались мне соотечественниками. Словом, выходцы из Российской империи, Советского Союза или современной России — все эти люди попадают под данную категорию. Хотя, представители некоторых народов — например, украинцы — часто предпочитают не путаться с русскими, живут обособленно и говорят на своем языке.

История русской иммиграции в США на удивление четко отражает историю России двадцатого века. Потрясения, на которые была столь богата наша история за последние сто лет, отразились и на США. Только прямо противоположным образом: когда Россия лишалась своих самых умных и активных граждан, то Америка их приобретала.

Вначале, на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков в США приезжали ремесленники, крестьяне, стесненные малоземельем в России, евреи, спасавшиеся от черносотенных погромов — словом, довольно разношерстная публика. Многие из них, кстати, потом вернулись домой, но оставили заметный след в американской экономике — например, крестьяне привезли в США семена культур, которые неплохо прижились на американской почве.

Следующая волна русской иммиграции, от которой обычно и начинают их отсчет, началась после революции. Аристократы, белогвардейцы, интеллигенция, духовенство и все те, кого притесняла советская власть, решили из-за этого сменить место своего проживания и разными путями — через Тихий или Атлантический океаны — отправились в США. Они думали, что приехали ненадолго, и некоторое время жили на чемоданах, ожидая, когда наконец-таки падет большевистский режим, и они смогут вернуться в Россию. Но большевики продержались у власти больше, чем все думали, и русским, скрепя сердце, пришлось остаться на чужбине. А Америка получила солидный куш в виде высокообразованных специалистов в самых разных областях. По данным исследователей, одних только дипломированных инженеров среди приехавших в США после революции было несколько тысяч. Кроме этого, разумеется, культуру страны обогатила и творческая интеллигенция: в частности, Рахманинов и Набоков.

После Второй Мировой в США попали перемещенные лица и люди, оказавшиеся в ходе боевых действий за пределами Советского Союза. Среди них были, скажем, власовцы, казаки и другие участники Великой Отечественной, считавшие, что Сталин хуже Гитлера, а потому воевавшие на другой стороне фронта. Об этом есть любопытная заметка в «Соло на IBM» Довлатова:

"Беседовал я как-то с представителем второй эмиграции. Речь шла о войне. Он сказал:

— Да, нелегко было под Сталинградом. Очень нелегко…

И добавил:

— Но и мы большевиков изрядно потрепали!

Я замолчал, потрясенный глубиной и разнообразием жизни"

Следующая, третья волна, к которой относился и автор приведенной цитаты: диссиденты, евреи, их жены и родственники. Государственный антисемитизм и гонения на инакомыслящих вынудили их покинуть страну — особенно когда СССР согласился выпускать евреев в Израиль. Но многие поехали не на историческую родину, а в другую землю обетованную, лежащую за Атлантическим океаном. Пожалуй, об этой волне иммиграции написано больше всего. Тем, кто хочет узнать о ней получше, стоит прочитать «Филиал» или «Иностранку» Довлатова. Были среди уехавших и Солженицын, живший в США почти двадцать лет после изгнания из Союза, и Барышников, сказавший новое слово в американской хореографии, и Ростропович, возглавлявший во время эмиграции Вашингтонский симфонический оркестр, и многие другие.

Ну а в девяностые годы после открытия российских границ в США приплыло много самого разного народу, не поддающегося классификации и определению. Но даже среди этого потока, идущего в Америку до сих пор, опять-таки попадаются те, кто очень пригодился в этой стране: программисты, составляющие значительную часть населения «Silicon-Valley», и ученые крупнейших американских университетов.

В первый же день работы в лагере я познакомился с девушкой, приехавшей в Америку по студенческой программе и вышедшей здесь замуж. Её муж, упитанный толстяк с не самым интеллектуальным выражением лица, тоже работал в нашем лагере. Сама же девушка, учившаяся когда-то в одном из институтов Курска, занималась уборкой помещений — не самая ответственная работа для человека с незаконченным высшим образованием. Такое в Америке иногда бывает — когда дипломированный специалист (особенно, если он гуманитарий) работает таксистом, строителем или даже мусорщиком.

В соседних лагерях тоже работали русские, некоторые из которых уже давно обосновались в США. Пару раз из библиотеки меня подвозил на подержанном «Вольво» один выходец из Белоруссии — парень лет двадцати пяти. Он уже несколько лет живет в Бостоне и каждое лето приезжает работать в лагерь.

Как я уже рассказывал, в первый день пути мне довелось познакомиться сразу с двумя русскими дальнобойщиками. И хотя потом соотечественников я встречал уже не так часто, все равно их в Америке на удивление много.

Вначале было очень приятно услышать родной язык далеко от дома. В Чикаго, помнится, я несколько раз встречал русских, и каждый раз не упускал случая немного поболтать с ними. Все, с кем я говорил, приехали в США уже давно, и при виде меня не выражали ни малейшего удивления. Да и я понял, что мои соотечественники в США — не такая уж редкость, и вскоре стал к этому абсолютно равнодушен: ну, русский — ну и что из этого.

Думаю, если встретить выходцев из России где-нибудь в Индии или Китае, радости с обеих сторон было бы много. Здесь же — просто ровное, хотя зачастую приветливое отношение: все равно, что встретить русских в Прибалтике. И если вначале я, слыша русскую речь, удивлялся и старался подойти и поговорить, то потом совершенно спокойно отнесся к тому, что в Лос-Анджелесе мимо меня по улице пронеслась машина, из салона которой доносилась песня «Хали-гали, пара-трупер, нам с тобою было супер!»

Те же, с кем я все-таки поговорил, были, как правило, довольны своей жизнью. Америка им нравилась во многих отношениях — и, прежде всего, хорошей зарплатой. За роскошью гнались немногие: например, Лёня в Чикаго жил, как я уже писал, в комнате в полуподвальном помещении, но не переживал по этому поводу. У него был телевизор, подержанный ноутбук, и зарплата, которая позволяла ему пойти в местный бар и провести время с друзьями. А те, кто живет в США чуть подольше, уже обзавелись и домами и машинами, и стали в каком-то смысле настоящими американцами, пусть даже и не получив до сих пор гражданства.

Но свою старую, настоящую Родину они тоже не забывают. Главное, что остается за рубежом — это русский язык и русская культура. Во многих крупных городах можно купить газету или послушать радиостанцию на русском языке. В Америке для своих бывших соотечественников регулярно устраивают концерты наши культурные деятели, так что каждый может найти себе что-то по вкусу: от Мариинского театра до группы «Ленинград». Российские гастролеры, кстати, в Америке могут неплохо заработать, ибо тамошняя публика готова заплатить за билет большие деньги.

Российское кино, конечно, не идет в кинотеатрах, но при желании можно достать и его. Когда мы ехали с Лёней в Чикаго, глубоко за полночь я заснул, а проснувшись, увидел, что он ведет машину и вполглаза смотрит на ноутбуке «Особенности национальной рыбалки». Вот уж не думал, что проезжая по штату Индиана в американском грузовике, нагруженном химикатами для чикагских заводов, я буду смотреть фильм о мытарствах русских рыбаков у финской границы.

Некоторые продолжают следить за событиями на родине, хотя из-за большого расстояния разобраться в нынешней политической обстановке в России непросто. Мнения по этому поводу есть разные, в том числе прямо противоположные. Например, в Чикаго на вокзале я встретил женщину, переехавшую когда-то из Питера в штат Мичиган. Она довольно долго расспрашивала меня о том, как там нынче в России и увидела даже некоторую целесообразность в деле ЮКОСа:

— Не знаю, я, конечно, не сильно разбираюсь во всех тонкостях этого дела, — сказала она. — Но радует уже одно то, что компания из частных рук может перейти под контроль государства.

Противоположный пример — москвич, а ныне житель Сан-Франциско, которого в свое время чуть ли не выгнали из Советского Союза. Как и всякий советский еврей, он пострадал от пресловутой «пятой графы» и стал чуть ли не диссидентом — во всяком случае, имел разногласия со многими партийными начальниками. Ему, естественно, нынешнее положение дел в России не нравилось.

— Я вижу, что этот Лилипутин пытается сделать со страной, — убежденно говорил он. — Гэбист чертов, он, чувствую, будет хуже Андропова. Хочет в России опять диктатуру установить.

В общем, на этот счет существуют самые разные точки зрения — как и в России.

До того, как прибыть в Нью-Йорк, я целый день провел в одной русской семье в городе Фэйр-Лоун, штат Нью-Джерси. Дело в том, что знакомая моего отца (учившаяся когда-то с ним в одном классе) Галина Васильевна вместе с мужем недавно переехала в США к своей дочери — та уже давно жила здесь с мужем и двумя детьми. В этой большой семье, состоящей сразу из трех поколений «русских американцев», меня встретили очень гостеприимно, за что им большое спасибо.

Живут они в одноэтажном доме на тихой и спокойной улице маленького города. В большой семье, живущей здесь, никто не сидит без дела. Даже представители самого старшего поколения, которые английский язык почти не знают, нашли какую-то работу и вполне комфортно чувствовали себя в Америке и среди американцев. Как-то я сказал, что в России много молодежи американцев терпеть не может. Муж Галины Васильевны удивился и сказал:

— Странно. По-моему, американцы — абсолютно нормальные люди. Уж если и есть здесь кто с придурью, так это бывшие русские.

Их внук, кстати, родившийся уже в Америке и единственный настоящий американец в этой семье, растет в доме, где все говорят по-русски, но одновременно знаком только с американскими реалиями. Когда бабушка читает ему русские сказки, приходится многие понятия интерпретировать по аналогии с американскими:

— Например, читаю я: «Пошла старуха на базар…», — рассказывала Галина Васильевна, — а он тут же спрашивает, что такое базар. Приходится говорить «пошла старуха в супермаркет» — ему же по-другому будет просто непонятно.

А их внучка, хотя и не родилась в США, но тоже почти является полноценной американкой. Она без проблем говорит по-русски, но, пожалуй, именно английский стал для неё родным языком. Самый яркий пример: споря о чем-то с отцом, она от волнения перешла на английский.

Русские иммигранты обычно стараются научить своих детей говорить на родном языке. Например, у нас в лагере отдыхал мальчик по имени Уриэль — сын иммигрантов из Союза. По-русски он говорил, но с очень интересным и забавным произношением — словно иностранец, изучавший его долгое время. К тому же в его речь примешивалось что-то от иврита — родители у него были советскими евреями из третьей волны иммиграции

Но все-таки обычно только два первых поколения приезжих помнят родной язык. Потом он постепенно забывается, особенно если человек не имеет контактов с исторической родиной. Но даже несмотря на это некоторые внуки и правнуки иммигрантов продолжают считать себя русскими. Один американский «пионер» сказал мне, что он «русский в третьем поколении» — при этом по-русски не знал ни слова. А вожатая — молодая студентка из Нью-Джерси — назвала себя украинкой. Она добавила, что в будущем обязательно поедет на историческую родину — как только выучит украинский язык.

Так происходит с итальянцами, немцами, ирландцами — эти народы теряют свои корни, ассимилируются в общество и становятся американцами. И у какого-нибудь далекого потомка итальянцев, бежавших некогда с Сицилии от мафиозных разборок, может остаться разве что итальянская фамилия да любовь к пицце.

Ну а для тех, кто не смог прижиться в американской среде, существуют этнические колонии почти в каждом крупном городе. В этих районах сохраняются национальные традиции, язык, кухня и даже архитектура (как в многочисленных Чайна-таунах Америки). Представители десятка народностей могут приехать в Америку и жить здесь десятилетиями, даже не зная английского. В окружении своих соотечественников он даже не понадобится: они смогут снять жилье и найти работу, где знание языка не нужно.

Разумеется, у русских тоже существуют такие обособленные колонии. Самое известное — это нью-йоркский район Брайтон-Бич (Brighton-Beach). Находится он далеко от Манхэттена, на южной окраине Бруклина. Расположен Брайтон-Бич, как следует из названия, рядом с пляжем у побережья Атлантического океана.

Чтобы добраться сюда из центра города, нужно около часа ехать в нью-йоркском метро. Только на Манхэттене оно запрятано глубоко под землю, в других же районах поезд может ехать на поверхности, по железнодорожным путям, проложенным на уровне второго-третьего этажей. Станция метро, с которой начинается путешествие в русский заповедник, так и называется — «Brighton Beach».

Сам район однообразен — простые кирпичные дома, тихие улицы. Только главная улица района Брайтон-Бич-Авеню (Brighton Beach Avenue) заполнена людьми и разукрашена со всех сторон вывесками и рекламными плакатами. Здесь как будто попадаешь в Россию: все надписи написаны на русском языке; товары (особенно, продукты) — как на родине. Женщина торгует пирожками по цене от 50 центов до 1 доллара. Чебурек, который я купил у неё из ностальгических чувств, тоже был как в России — не дожарен и словно наполнен тухлым кошачьим мясом.

Думаю, американец, попадающий сюда, чувствует себя крайне неуютно — словно на чужбине. Его окружают иностранцы, говорящие на непонятном ему русском языке. Люди, гуляющие по улицам, обмениваются последними новостями, при встрече знакомых радостно восклицают: «Кого я вижу!». Старые тетки, затоварившись фруктами и овощами у уличного торговца, катят тележки с купленным товаром. Два парня лет двадцати, шедшие недалеко от меня, обсуждают проблемы с автомобилем, возникшие у одного из них. Причем они обильно снабжают свою лексику нецензурными выражениями, столь любимыми у нас на родине. А на афише рядом с местной концертной кассой нет ни одного американского имени: только Леонид Агутин с Анжеликой Варум, «Машина Времени», «Театр у Никитских Ворот», «Фестиваль, посвященный 80-летию Булата Окуджавы» — словно и не уезжал из России.

Хотя, по правде сказать, Брайтон-Бич больше еврейский, нежели русский район. В этом месте в свое время обосновалась третья волна иммиграции, состоявшая в основном из евреев. Она же составила ядро и костяк этого района. Говорят, что Брайтон-Бич — это не Россия, а скорее Одесса, где еврейский дух витает в городском воздухе — пусть там и смешалось много других народностей. Достаточно посмотреть на здешние вывески, забавные и веселые, как одесская речь: «Книги, фильмы, аудиокассеты, CD, игрушки почти даром», «Свежее фермерское мясо», «Мессианское собрание Надежда Израиля», «Товарищ! Если ты еще не купил вкуснейшую черноморскую камбалу с шипами… Заходи… $ 4-99» и так далее.

В этом районе снимают жилье приезжие из России, не знающие английского языка. Собственно и живут здесь, в основном, «неанглоязычные» иммигранты, для которых Америка ограничена несколькими кварталами рядом с атлантическим побережьем. Здесь они как будто продолжают жить на родине: можно говорить на русском языке, есть русские продукты, читать русские газеты и слушать русскую музыку. Еще бы посадить у моря несколько березок — и от России это место отличаться будет только более теплым климатом.

Но если человек хочет утвердиться в США и стать настоящим американцем, из этого района нужно бежать как можно скорее. Только жизнь и работа среди американцев помогут выучить язык и освоиться в стране.

А освоившись в стране, можно будет жить и зарабатывать на уровне коренных американцев. Кроме заработка, кстати, русских в Америке мало что интересует. Даже страну посмотреть многие не удосуживаются. Видимо, страсть к путешествиям — не наша национальная черта. В бесчисленных хостелах мне доводилось говорить с жителями Канады, Германии, Ирландии, Швеции, Италии, Японии, Тайваня, которые приехали в США только чтобы попутешествовать. Но ни разу я не видел ни одного российского туриста.

Попадались мне только русские, относящиеся к одной из двух категорий. Первая и большая — это иммигранты. Вторая — это студенты, работавшие в стране летом по студенческим программам.

Русские живут здесь нормально, радуются высоким заработкам, особо даже не жалуются на «тупость американцев или тамошнее бескультурье», из-за которых многие наши соотечественники ни за что не хотят ступать на землю Америки. Как и любая национальная община в США, русские имеют долгую историю и неповторимые особенности. Здешние иммигранты — люди, которые знают и в большинстве своем помнят и интересуются Россией. Только вот нынешняя ситуация на родине многих вынудила уехать в поисках лучшей доли в США. По этому поводу они, кстати, не очень сожалеют. Многие даже удивлялись, что я не выражал желания последовать их примеру.

Но главное, чем интересны русские в Америке: все они работают много и упорно, опровергая привычный стереотип, что все беды России кроются исключительно в лени её населения. Даже тот, кто приехал и остался здесь совершенно случайно, действуя под влиянием импульса, готов трудиться на самых плохих условиях с далеко не самой высокой зарплатой. США как-то незаметно в каждом воспитывает работоспособность. И постепенно почти все приезжие пробиваются в жизни и становятся нормальными, честными, трудолюбивыми американцами. А если у России есть такие эмигранты — значит не все еще потеряно для нашей страны.