Какое чудо просыпаться утром от того, что птаха садится тебе на плечо и, засунув свой клюв тебе в ухо, звонко-свистяще спрашивает «ЧАЮ ХОЧЕШЬ?» От этого вопроса ты подпрыгиваешь от неожиданности и переходишь в состояние бодрствования уже в полёте. В ухе звенит, а Ромка летает вокруг головы и радостно-злорадно посвистывает уже на своем, на попугаичьем языке. Сволочь.
А всё началось с ежегодной летней поездки моей дочки к бабушке в Краснодар. Своё двенадцатилетие Анютка справила на Кубани в июне месяце и в конце лета вернулась домой, в Питер, с неожиданным подарком. Когда я увидел клетку с волнистым попугайчиком, моей теще икнулось до судороги в животе, и жена отобрала у меня все средства связи во избежание просачивания моего мнения об умственных способностях всей их семьи из нашей тесной компании. Когда клетка была установлена на полке «стенки», Ромка заявил о своих правах на свободу громким свистом и метанием по жердочке. Чёрт же меня дёрнул открыть узника. Этот крылатый проходимец пулей вылетел на свободу и начал разведку нового места обитания. Да Бог с ним, с местом обитания, ну полетал бы, освоился и успокоился, но в этой твари размером меньше кукиша, энергии было на несколько испуганных слонов. Проверив всю квартиру, он принялся за ее обитателей.
Коронный номер – неожиданно спланировать на голову, уцепиться за волосы, свеситься на лоб, заглянуть в глаза и приветливо чирикнуть. От такого «здрасьте» хотелось треснуть себя ладонью по лбу, что бы эта крылатая блоха приняла форму плоской фотографии и навсегда заткнулась. Но пока эта мысль созревала, Ромка украшал уже следующий лоб. Самое смешное, что именно в это лето я приволок в дом очередного котёнка, который потихоньку превращался в наглейшую и хитрейшую бестию по имени Муся. Они друг друга нашли. Первое их знакомство чуть не стало последним для обоих. Ромка, в соответствии со своим гадским характером сел на голову спящей Муське, и события начали разворачиваться стремительно. Кошка, от неожиданности, подпрыгнула спросонья, вверх и в сторону, Ромка, не ожидавший такой реакции, оказался перед ней, и Муся не стала тратить время на раздумья. Движение лапой в полёте – и попугай уже в крепких тисках. Но полёт-то продолжается, а две лапы заняты. То ли кошачий инстинкт немного подвёл и она забыла про зубы, то ли она решила пока не обострять отношения с новым знакомцем, то ли возымел своё действие удар клювом в нос, но далеко не дружеские объятия разжались и будущие друзья произвели расстыковку. Ромка, наградив обидчицу ещё одним ударом в лоб, сел на карниз и на несколько минут затих в раздумьях над произошедшим. Муська приземлилась, как и положено кошкам, на четыре лапы, метнулась в диван, от греха подальше, а мы покатились от хохота. Это был наш первый смех, ставший, впоследствии, практически ежедневным.
Эта помесь орла с клопом начала расти и мужать. Его неуёмное любопытство, помноженное на беспредельную наглость, и усиленное умением летать, частенько приводило к весьма печальным, но потом смешным последствиям. Однажды он решил утолить жажду из трёхлитровой банки, стоящей на подоконнике для полива цветов. Свесившись внутрь, он не учёл плотность стекла, его лапы соскользнули и он очутился в воде, вниз головой. Я его вытащил за хвост, благо он длинный, и едва сдержался от желания отряхнуть, поняв, что рулевые перья могут стать моим трофеем от этого действа. Рома лишился на время способности летать и забрался мне на плечё обсыхать, обиженно чирикая. Причём чирикая в ухо. Видимо он думал, что так я его пойму лучше.
В другой раз, он решил закусить жарящейся картошкой. И ведь закусил же. Не знаю, как ему хватило жадности, мужества и силы воли, не начать орать от соприкосновения с раскалённым содержимым сковородки, но кусок картошки он не бросил, а дотащил до стола, и уж потом высказал своё мнение по поводу приготовления вкусной пищи таким варварским способом. Причём выражал долго и упорно, облетая всех, кто был в квартире, и вдалбливая свои мысли клювом в макушки.
Однажды он сел на кактус, и после этого начались боевые действия, направленные на уничтожение врага, посмевшего нагло и подло отвергнуть проявления дружбы. Сначала он пытался столкнуть горшок с цветком с подоконника, но по причине амебного размера и веса сие действо не удалось, и он избрал другую тактику. Разозлив Муську навязчивыми признаниями в любви, выражающимися в щипках за хвост и пикировании на голову, он неожиданно садился рядом с горшком и ждал прыжка разъяренной охотницы. Когда кошка была уже в полете, он благополучно менял место пребывания на карниз и Муська понимала, что её развели, но встреча с кактусом была уже неизбежна. После этого приходилось ловить бедную, мяукающую при каждом шаге, кошку и вытаскивать колючки из лап. Кактус пришлось отдать соседям.
Как я уже говорил, энергии в этом комке счастья было немеряно и его проделки могли длиться сутками, но спать-то надо. Я приноровился ловить этот голубой огрызок с помощью рыбацкого подсачника. Это вызывало целую бурю протеста и гневного ора, но водружённый в клетку и накрытый тряпкой, он затыкался, и наступала блаженная тишина. Через месяц Рома понял, что лучше не выпендриваться, и при виде сачка сразу прятался в клетку, до утра больше не делая попыток вылететь, даже при открытой дверце.
Как настоящий мужчина, родившийся в России, он был очень склонен к возлияниям. Стоило появиться на столе любому виду спиртного, будь то пиво или вино, и даже водка, он тут же оказывался рядом и дегустировал содержимое бокалов, рюмок и кружек с присущей ему энергией. А много ли надо полутора граммам наглости с крыльями? Понюхать пробку и посмотреть на бутылку. Затем он показывал все стадии, которые мы рисковали пройти, усердствуя в уничтожении зелёного змия. Сначала он становился орлом, лез драться ко всему, что равно ему по размеру, потом переходил на личности и дрался со всеми подряд. Затем он становился шутом. Его выплясывания на столе и попытки признаться в любви всем были гвоздём застольной программы. Засыпал он непременно в салате, после неудачной попытки закусить, после чего его помещали в клетку, где он утром просыпался весь нахохлившийся и несчастный. На предложения похмелиться он смотрел на меня с презрением и ненавистью. Но стоило мне открыть пиво, его мнение менялось на диаметрально противоположное, и два организма принимали живительную влагу.
А как этот мерзавец запоминал новые слова и звуки. Первое, что он запомнил, было «Ромочка чмок». Чмокал он всех, с «Ромочкой» и без. А представьте себе, садится такое любвеобильное чудо на плечо и чмокает прямо в ухо. Жить после этого уже не хочется. Есть только одно желание, прихлопнуть источник несчастий прямо на плече и блаженно сказать «УФ». Затем этот гравитационный файл памяти начал воспроизводить всё подряд. «Чаю хочешь?», «Ромочка хороший» (что в нём было хорошего, он не уточнял, видимо зачатки скромности всё-таки присутствовали, хотя вряд ли, просто ему никто не сообщил о его хороших качествах), «Уйди сволочь», «Привет», «Пить будешь?», «Штоб ты сдох» и некоторое количество ненормативной лексики. Он совершенно перестал использовать свой родной язык и орал весь день, летая по комнатам, полюбившиеся фразы и слова. Его словарный запас постоянно увеличивался, и гости уже подпрыгивали не от простого свиста в ухо, а от родных русских слов, исполненных также в орган слуха. Так и жили мы почти восемь счастливых лет.
Весной 2010, Рома неожиданно стал реже вылетать из клетки, меньше двигаться и почти перестал есть. Мои попытки напичкать его различными витаминами, травой и всякими вкусностями ни к чему не привели. Я поискал в интернете болезни попугаев и с ужасом прочитал приговор другу и члену семьи. Туберкулёз. Самая распространённая болезнь попугаев в возрасте от пяти до десяти лет. Лечению не поддаётся, итог ВСЕГДА один. И началось ожидание неизбежного. Мы не хотели сдаваться и таскали молодую траву, пробивающуюся из просыпающейся почвы, в надежде, что она пополнит убывающие силы любимца. Но всё было тщетно, Рома угасал. Двадцать шестого апреля я написал в комментарий к Ромкиной фотографии на моей странице в интернете «Рома умер вчера, 25.04.2010, как и положено гордой птице, в полёте»
В последний день он сел на край дверцы клетки, расправил крылья, взлетел и упал уже мёртвым. Только на следующий день я смог осмыслить факт ухода друга, когда ком в горле переместился в кладовую вечной памяти. Рома, ты показал, КАК надо уходить. Гордо, собрав силы на последний полёт. Спасибо тебе за восемь лет наглого счастья. Покойся в своём, птичьем раю. Ты можешь быть только там.